Пилигрим

ГЛАВА 7

На следующий день, поднимался я тяжело. И пока тупо смотрел в потолок и на стены своей кибитки без колес, обратил внимание на одну из стенок ящика, в котором спал и жил. Там, прямо на картонке был текст записки, обращенный ко мне.

Чтение подобных трогательных записок настроения не добавляет. Треск в голове продолжается. Не хотел я обрастать вещами, но видно придется. Аккуратно вырезал текст. Завернул в полиэтилен и спрятал подальше.

Пока я занимался сохранением настенного эпистолярного наследия, Алиция сидела рядом и скулила. Пришлось ее вышвырнуть из помещения. Без нее тошно.

Вылив на себя воды и кое-как приведя в порядок нервы, пошел подметать чайхану.

Ближе к вечеру, Гурон прибыл на встречу. С собой он прихватил, моих вчерашних собутыльников. Посмотрел я на них. И не понравились мне их опухшие морды и негнущиеся ноги. Плохо, очень плохо они выглядели… Но настроены были решительно, по боевому.

Глядя на Гурона с расстегнутой кобурой, я с большим трудом припоминал кое-какие обрывки задуманной комбинации. Мной, как это часто бывает после хорошей пьянки, овладело чувство полного поху…зма. На смену которому, с отчаянной быстротой явились: безразличие и бесшабашность… Даже с учетом возможности, получения между бровей отрицательного результата, связанного со встречей с вооруженным человеком.

Судя по осторожным высказываниям и недоверчивым взглядам Гурона в мою сторону, Махмуд рассказал ему, сколько мы вчера с его головорезами выпили. И хотя я не индеец и даже не подопытный кролик, еще не привыкший к особенностям местного пойла, но, как видите, не умер. Видно для Гурона, знатока всех особенностей и тонкостей «бимбера» в этом факте было нечто притягательное.

— Зачем звал? — спросил он у меня…

Говорить по поводу изложенного в записке, я согласился только с его хозяином.

Гурон, не глядя на великолепие дня, слушал меня невнимательно. Сперва он хотел меня сразу застрелить. Пришлось успокаивать… Как мог…

Драться с ними троими мне было не с руки. Я после тяжелой пьянки. Внутри все трясется. Какой там рукопашный бой, я и в «морской бой» сейчас вряд ли смогу сразиться. Холодненького бы кваску сейчас… А не драться.

Пришлось объяснять словами, иногда срываясь на крик и напирая на то, что если бы записку получил Калас, он вряд ли приехал. А информация для меня больно ценная, я могу на ней хорошо заработать.

Гурон еще пару раз хватался за ливальверт, но смог я его убедить. Взял, собаку, искренностью.

В конце концов, я измотался сам и его заездил. Он вроде, как согласился организовать встречу, напуганный моими туманными намеками. Правда, почти потребовал у меня перед встречей постричься. После этих слов я уже не сомневался, что грохнуть меня приказал именно Калас. А я живой-здоровый, стою перед ним, хотя грамоты вручены и деньги за работу выплачены.

Встреча состоялась на следующий день, ближе к обеду… Перед ней, волосики вместе с насекомыми с головы-то я срезал. Долго ждал у будки с охранной в начале горного серпантина. Подъехала машина. Меня довольно тщательно обыскали. Чтобы чего важного не увидел, завязали глаза и посадили во внутрь.

Перед тем, как ввести в дом еще раз обыскали и проверили на металлодетекторе. Я начал откровенно скучать, но по этому поводу шуток себе не позволял. Завели в пустую комнату, где кроме одного деревянного стула и трех охранников, другой мебели не было…

Калас вошел стремительно. Посмотрел на меня, сел на услужливо подставленный стул. И с помощью дешевых эффектов, в виде пристального, пронзительного взгляда, стал детально меня разглядывать. Вряд ли он узнал меня. Видать поэтому, руки в мою сторону не тянул и с расспросами, как, мол, там теща поживает? Что в родной деревне? Стоит ли березка у дороги? Хорошо ли какал с утра? Со всем этим ко мне не приставал.

— Зачем пришел? — резко спросил он.

Ему проще было грубо задавать вопросы. У меня из оружия, даже зубочистки не было. А его прикрывал живой щит телохранителей.

Для вида повздыхав и помявшись, рассказал ему страшную байку. В ней, то понижая голос до шепота, то переходя на свист и хохот, рассказал о том, что некоторые его люди были специально заражены СПИДом… Таким нередким для «неверных» заболеванием, которым их наградил Аллах, за их грехи и что-то там еще…

Методы для повествования, мной были выбраны не очень гуманные, но для патологического палача вполне сносные. Тем более, что еще было не понятно, выйду ли я отсюда целым и живым или меня, как Афанасия, сперва порционно нарубят и только потом подадут к столу?

Поэтому, хоть в устной форме, но хотелось получить краткое удовлетворение от его испуга.

— Для чего? — почему-то также шепотом спросил он. — Для чего они это сделали?

— Чтобы при случае смогли заразить вас, уважаемый, — я оглянулся и небрежно добавил. — Но до этого заразить вашу жену и детей. Узнал я об этом случайно. Лежал как всегда пьяный. Двое вышли на воздух побеседовать. Меня посчитали убитым, не стоящим внимания. Разговаривали тихо, однако я кое-что услышал…

— Все понятно. Пьяный до такой степени, чтобы валяться на земле, но все услышал и запомнил, — он поднялся со стула и направился к выходу. — А мне зачем рассказал?

Я даже обиделся, от такого странного вопроса.

— Рассказал, потому живу надеждой, — он даже остановился от удивления, а я добавил. — Надеждой получить денег за свое угодное Аллаху дело и потратить их на мерзкие наркотики и алкоголь…

— Для чего тебе деньги, ведь все равно…

— Вот для этого «все равно» и нужны.

Он опять вернулся.

— Тогда может, знаешь кого конкретно, эти неведомые «они», заразили? — он стал разглядывать свои ногти.

— Кого именно заразили ваши враги, я не знаю… — и опережая следующий вопрос добавил. — Кто за всем этим стоит, тем более не в курсе…

Очень ему не понравился услышанный текст. От разглядывания ногтей, он приступил к их нервному покусыванию.

— Если то, что ты так красочно рассказал не подтвердиться, придется серьезно спросить у тебя, кто тебя прислал и зачем?

Грозно предупредил меня Калас, доставая из рукава нож. Видно для того чтобы я не думал, что здесь люди привыкли шутки шутить. С импровизированной точилкой, подошел ко мне и провел лезвием ножа по мой шее. Нож был навострен от души. Когда струйка теплой крови игриво защекотала грудь, кивком головы в его сторону я просигнализировал, что все неприятности позади, я все понял и мне страшно. Получилось очень убедительно.

— Сам понимаешь, доверия к тебе нет, вообще никакого… И все же, заинтересовал ты меня. История такая, знаешь, занимательная… — он продолжал грызть ногти. — Но если хоть на сантиметр отошел от правды, тебе конец…

— До моего еще далеко, а вот тебе точно конец, — довольно бесцеремонно прервал я его, пытаясь остановить кровь и пояснил свое геройство. — Пошли к твоей роскошной машине, покажу расстояние до него, в смысле «до конца»…

Видно у них мало таких придурков как я, но команды порубить, порезать и отбить мое мясо для откорма скота не последовало. Крепко озадачил я его своими заковыристыми вставками.

Пока мы шли к стоящему неподалеку быстроходному аппарату, несколько стволов автомата, постоянно упирались мне в спину. Ладно, потерпим. Не били… И на том спасибо.

Подошли к машине стоящей у блокпоста. Там, в условиях особой секретности, я с помощью охраны Каласа, стал крутить гайки. Через пару часов, смог разобрать тормозную систему лимузина-лайнера и показал ему изношенные тормозные колодки. Соответственно прокомментировал:

— В условиях горной и скользкой дороги, смерть в результате аварии должна была неминуемо наступить еще позавчера, — понаблюдал за его нервной реакцией (он у бочек с бензином курил) и чуть усилил нажим. — Мне конечно не известно, но явно видно… Кто-то очень желает вашей смерти уважаемый Калас… Или, что еще хуже, смерти всех ваших близких…

Если бы я не смог убедить этого воина Аллаха, что тормоза не к черту, они, я думаю, дали бы мне возможность все закрутить, да и застрелили бы на месте, без лишних слов. Сделали бы это, без всякого сомнения.

Крутил я гайки под дулами автоматов и думал. Калас, как и все бандиты, карабкающиеся по трупам, заменяющим им лестницу успеха, все время жил в страхе, понимая, что рано или поздно возмездие его настигнет и придется отвечать за содеянное. Знал и все равно своего движения не приостанавливал, карабкаясь вверх с нарушением всех норм человеческой морали и правил техники безопасности. (С трагическим пафосом и нравоучительным тоном, я умышленно, для большей убедительности перегибаю палку.)

Решение, как в хорошей джазовой импровизации, пришло внезапно. Сыграть на его страхе, недоверии и подозрительности… Возможно получится стройное и удобоваримое произведение. Хотя… Надежды на это было мало. Но я попробовал.

— Думаю, что кто-то умышленно довел машины до такого состояния, — громко озвучил свой диагноз.

— Зачем, — коротко, с нажимом спросил Калас.

— Машина падает в пропасть, унося с собой секреты аварии и…

Я решил несколько сгладить грустные нотки из той глупости, которую сказал и внести в свои размышления позитивный элемент.

— … И сидящих в ней кратковременных авиаторов, можно будет не хоронить…

Возникла нехорошая пауза. Калас не поднимая головы, что-то тяжело обдумывал перед тем, как принять решение. Было видно, что мысли давались ему тяжело уж больно высоко прыгали от ярости его волосатые мясистые кулаки с толстыми, короткими пальцами.

Боковым зрением я наблюдал за ним. Одновременно грустно думая о том, что кой черт меня сюда понес? Деньги мертвым не нужны… Зарабатывать таким способом, себе дороже?

Осторожные граждане назовут все это — авантюризмом и правильно сделают. Конечно авантюризм. Если бы не он, родимый, то сидел бы я сейчас в ставшем родным городе Птурске, на своем законном ящике из под пивной тары и допивал, что там сталось после посетителей. В тепле, в спокойствие, без забот и волнений…

— Что-то здесь не так. Хочется снять все проблемы одним нажатием курка, — очнулся он. — Почему я должен верить тебе, а не своим людям?

Довольно набивший оскомину вопрос. Пришлось аргументировать.

— Время идет. Люди меняются. Купить можно любого…

Достаточно элементарные объяснения. До меня их постоянно использовали умные люди, вдоль и поперек изъездили. Но, что поделаешь, если ничего другого пока не придумали?

Работает? Давит на подкорку и сознание клиента? Еще как! Чего и добивался. Ага, ладушки.

Я продолжал использовать известные мне психологические приемы «открытого лица». Когда у vis-a-vis (друга-соперника) создается ощущение, что именно он полностью владеет и главенствует в ситуации…

— Если вас не убеждает то, что твориться с машиной, готовой в любой момент унести в пропасть вас и ваших родных, можете прихватить меня в свое царство и там подержать в темнице… Как я понимаю, результаты исследований крови ваших людей могут затянуться…

В этот момент моих размышлений вслух. Мама дорогая! Наверное голос был не столь убедителен или подвело плохое владение местным колоритным языком. Он приставил к моей голове пистолет и нажал на курок…

Если кто-то из умных и безумно смелых, нервно затягиваясь сигаретным дымком, будет рассказывать вам, что в такие моменты он смело посмотрел смерти в глаза, а прожитая жизнь, мгновенно пролетела перед его гордым взором — не верьте… На это попросту не хватит времени.

Раздался сухой щелчок…

После пистолетного щелчка — началось веселье. Конечно не сразу. Сперва они с любопытством смотрели, как я оценю их остроумие и находчивость. А потом, внимание их привлек необычный звук, когда они разобрались в его источнике. Калас первый начал очень заразительно веселиться. Тут же подключился и Гурон…

В помещении три на три, стоял попросту дикий… Нет, безудержный… Лучше — гомерический хохот.

— Гурон, а ведь он обосался. Обделался с ног до головы… — разогнувшись, простонал он и снова согнулся в новом припадке смеха.

Пока Калас говорил эти неприятные и очень обидные для любого мужчины слова. Из моих скрытых глубин и потаенных мест, продолжал извергаться бурный поток. Но это была уже не моча.

Слезы… Да, да, слезы истосковавшегося по родному дому разведчика, текли из его ослабевшего мочевого пузыря, создавая большую лужу…

— Скажи, Гурон, разве тот сверхагент, о котором перед смертью говорил Ахмед Муртазалиев, мог так опозориться перед всем миром? — презрительно спросил Калас.

— Нет, хозяин. Он предпочел бы умереть с пулей в голове, чем перенести такое безобразие, — еще более презрительно глядя на меня, ответил его верный пес.

Вот же, гады. Пользуются моим бесправным положением, пальцем тыкают и насмешки строят. Не успокаиваются, продолжают топтать мое человеческое достоинство.

— Стоит ли его бояться? — уже спокойнее спросил Калас.

— Нет. Если только опасаться, что он изгадит ваш красивый паркет и ковры.

Степень презрения Гурона, была просто беспредельна, он бы предпочел увидеть меня, героически погибнувшего, чем обоссаным. Он даже не смотрел на Каласа, так ему было стыдно за мое поведения. Бай же, подвел итог этой дуэли нервов.

— Я тоже так думаю… Это не он, — Калас покрутил головой. — А предложение подержать его у нас, пока проясниться то, о чем он говорил, было интересным. Тем более, пусть посмотрит наши машины. Похоже, в этом он разбирается. Берем его. Пакуй в багажник…

К моему удовлетворению, расчет оказался точным. И если прием «открытого лица», испытанный на многих, в этой ситуации сработал скверно. Обращение к безотказному маневру: «паршивая овца», великолепно себя проявило. Психологи вновь оказались на высоте.

Неожиданность. Чувство превосходства над другими. Осознание своего величия. Все это сыграло свою роль. Всегда приятно знать, что ты гораздо лучше чем отрицательный персонаж, встреченный на жизненном пути… Тем более с такими реакциями.

Моего мнения о том, хочу ли я ехать выше из домика промежуточного блокпоста, у меня даже не спросили. Все было решено в мгновение ока. Хотя, это было ясно уже в момент обдумывания данной комбинации. Они пытались сыграть со мной в карты, в простое очко, а я с ними сыграл в шахматы. Разыграл дебют с жертвой преимущества, но с перспективой стремительной контратаки на главные фигуры.

Безропотно, «стыдясь самого себя», забрался в багажник и мы поехали вперед и вверх, где меня ждала, долгожданная булка с маслом, сыром и ацетоном.