Пилот

История первая. Порто-франко

Резкий электрический свет бил в окна контейнера, слепил, не давая рассмотреть, куда это мы угодили. Однако никто на нас не нападал, никто не орал грубым голосом предлагая выйти наружу с поднятыми руками и вывернутыми карманами. Колёса платформы всё так же изредка постукивали на стыках рельсов. Тишина. И я решился пойти в разведку. Убрал "Тигра" в проход между сиденьями, привстал, посадив на своё место Морса, и вылез из самолёта в контейнер. Осторожно распахнул дверь наружу, выглянул. Ярко освещённая прожекторами, исполосованная рельсами немалая территория, гектар в двести, была огорожена сплошным бетонным забором высотой метра эдак четыре, увитым поверху "егозой". До стены было с пол версты и через каждые пять сотен метров над ним ещё на пару метров возвышались площадки с установленными на них в бронеколпаках толстоствольными пушками, направленными вовне. Издали не разобрать, но похоже на двадцатимиллиметровые шестистволки M61 Vulcan. Это кого же они тут ими подметают? Про аборигенов Зимин мне ничего не говорил. Неужели тут лихие люди борзые такие? Для них наставили? Или местные носороги на приступы ходят и стену регулярно штурмуют? Непонятно пока, но настораживает! Завязал я в мозгу узелок на память и голову к небу задрал.

А над нами сквозь режущий свет софитов, тусклыми звездами просвечивала ночь. Ощутимо пахло морем, железной дорогой, и ещё чем-то непонятным. Я высунулся из контейнера и посмотрел назад, где из воздушного дрожащего марева мерцавшего внутри широченного, на всю ширь загороженной площадки, собранного из железобетона здания, с промежутком метров с десять, возникали вагон за вагоном. Один за другим. Они медленно катились под слабый уклон, пока не выкатился последний. И в этот момент марево исчезло. Сюрреальное зрелище! И только здоровенная металлическая рама, окрашенная так же, как на той стороне, нелепо торчала в глубине ворот.

Здание выглядело внушительно. Вроде огромного гаража с десятками раздвижных ворот. Большинство ворот были закрыты. Вагонов на путях было немного. Не скапливаются они тут. Так получается. Уходят куда-то. Мысли эти пролетали мимолётно, не задерживаясь в голове. Я старался охватить взглядом как можно больше деталей и хоть как-то оценить то что вижу. Это же просто с ума сойти! Всё оказалось правдой! Потрясение, вызванное самим фактом перехода медленно, но верно переходило в жгучее любопытство. Колотун, бивший меня с самого начала движения, потихоньку унимался.

За спиной у меня завозились, потом на плечи оперлись подрагивавшие руки и Катя вытягивая голову выглянула у меня из-за плеча. Охнула тихонько. Я присел на корточки в дверном проёме, спрятал пистолет в кобуру под мышку, вытер потные ладошки о собственные штанцы и спросил:

– Ну вот, моя маленькая радиослушательница, вот те вам и здрасте, а теперь-то хоть веришь?

– Невероятно!

– Однако Катюха, факт на лицо! Ночь на дворе! А минуту назад солнышко светило. Ты воздух-то понюхай, чуешь чем пахнет? Другой тут воздух!

Между нами возник спрыгнувший из кокпита Морсик, и принялся энергично продираться наружу, толкаясь мордой и локтями. Был он сильно не в себе. Потряхивало его слегка, шерсть на холке дыбилась, и в нём всерьёз рычание переливалось и булькало. Тихое, но злобное.

– А ты куда это лезешь, молодой военный?

– Ты чего наделал? Ты куда меня завёз, сволочь?! Почему я этих запахов не понимаю? Кто тут пахнет?! Я как слепой тут! И запахи все непонятные, страшные!

– Ладно тебе, угомонись. Всё образуется. Я, успокаивая барбоса, принялся поглаживать его. Постепенно дрожать он перестал, но недоверия к новому миру не утратил. Прижался к моей ноге и нервно и жадно нюхал окружающую нас явь.

Платформа на малом ходу приткнулась к формирующемуся составу, упиравшемуся в маневровый тепловоз стоявший впереди и остановилась. Нас тряхнуло, сработала автосцепка. Потом ещё разок тряхнуло. И так раз за разом, пока последний вагон не присоединился к составу. После того как, вагоны образовали единое целое, тепловоз свистнул и потянул вопящий на разные сельскохозяйственные голоса состав влево, к длинному пандусу, покачивая на стрелках. Протянув вагоны вдоль пандуса, тепловозик тормознул состав, отцепился и переехал на другой четвёртый путь. Внезапно в воротах, над которыми светилась оранжевая неоновая тройка, на полумиг высверкнуло, заклубилось внутри перегретым воздухом знакомое уже марево и из ворот этих снова один за другим покатились крытые вагоны, цистерны, платформы набитые какими-то джипами, и даже два пассажирских, забитых людьми и ручной кладью, как бочки селёдками. Первый вагон добежал до тепловоза, стукнулся об него и там тоже стал собираться состав. Этот был поменьше. Всего полтора десятка вагонов.

От иррационального зрелища отвлёк нас усиленный мегафоном голос сделавший объявление на греческом, каком-то из славянских и английском языках:

– База по приёму переселенцев "Западная и Центральная Европа" приветствует вновь прибывших. Просим сохранять спокойствие, вы находитесь под охраной патрульных сил Ордена. Безопасность гарантируется.

Слово "орден" прозвучало с большой буквы. А это что ещё за зверь? А голос между тем сменился и продолжил раздавать ценные указания:

– Переселенцев прибывших через терминал "Тессалоники" просим немедленно упаковать имеющееся у вас огнестрельное оружие в пригодную для хранения тару и предъявить сотруднику патрульных сил Ордена для опломбирования. Затем пройти на иммиграционный контроль, имея при себе Ай-Ди. Пребывание на территории базы с неопломбированным огнестрельным оружием является нарушением закона. При отбытии с базы пломбы с оружия будут сняты на контрольно-пропускном пункте. Мы заботимся о вашей безопасности!

– Душевное вам спасибо за такую заботу! – Пробормотал я и принялся заталкивать стволы в длинную брезентовую торбу, специально припасённую на подобный случай. Понадобится – ножиком в секунду вспорю. Если она будет, секунда эта! Однако вроде спокойно всё, никаких угроз не наблюдается. Будем играть по их правилам. Пока.

Я спрыгнул на пандус с высоты десять сантиметров, и положил у сумку с оружием у своих ног. Из стальных дверей длинного, тянувшегося вдоль пандуса здания, вышли десяток молодых, крепеньких военных. Четверо остались на широком перроне-пандусе, растянувшись в редкую цепь, а шестеро направились к вагонам. Чернявый парнишка в светлого оттенка форме, с короткоствольным, явно американского вида автоматом, висевшим его на плече стволом вниз, подошёл прямо ко мне. Козырнул, кинув ладонь к малиновому берету с какой-то непонятной блямбой на нём, представился на греческом. Катерина легонько оттёрла меня чуть в сторону и взяла переговоры на себя. Показала носком кроссовки на сумку с оружием и заявила:

– Всё здесь. Больше у нас ничего нет.

Воин в контейнер не полез, кивнул согласно, и присев на корточки вынул из кожаного подсумка на ремне шильце, проколол насквозь застегнутый на молнию и ремешок с пряжкой клапан, прихватив и сумку, продёрнул в проделанное отверстие толстую леску, надел на леску пломбу и зажал возникшим в руке пломбиром.

– Вы уверены, что оружие нам не понадобится? Спросила его моя скво.

– На территории базы – абсолютно уверен. База охраняется исключительно надёжно. – И он кивнул на настенные скорострелки.

Я тоже на них кивнул и заметил

– Именно поэтому и возникает сомнение. Часто приходится отбиваться?

Парнишок улыбнулся и сказал:

– На моей памяти они не выстрелили ни разу! Соваться сюда – дураков давно нет!

– А где есть? – уцепился я за оговорку.

– На дорогах случаются нападения. Мы боремся с этим. Кроме нас, бандитов отстреливают все остальные. За убитых бандитов положена неплохая денежная премия. Извините господа, но я должен проверить ещё два вагона. А вам следует пройти туда.

Он показал рукой на другую дверку, рядом с той из которой вышел он сам, и побежал к следующему вагону. Я закинул сумку назад в контейнер, засунул туда же Морса, велел ему всё тут сторожить и никого не пускать, прикрыл дверку, и мы с Катериной взявшись за руки направились в указанном направлении. Перешли тридцатиметровой ширины пандус и прочли надписи горевшие над дверьми. Над первой, из которой появились военные – "Караульное помещение". Над нужной нам – "Иммиграционная служба Ордена". Её то я и отворил пропуская вперёд Катерину. Тяжёлая, собака! Бронированная! И нехило бронированная. Не соврал солдатик. Безопасностью тут точно не пренебрегают!

В светлом просторном помещении, похожем на гостиничный холл и совершенно не похожем на пограничный иммиграционный контроль за низкой стойкой стояла молодая рослая симпотная, темноволосая, смуглая, коротко стриженая девица. И с малыми холмиками вместо нормального бюста. В форменной рубашке и брюках песочного цвета, с заткнутым под погончик кокардой вперёд беретом. На поясе висела открытая кабура с автоматическим пистолетом. Девица приятно нам улыбнулась. И с незнакомым акцентом сказала по аглицки голосом исполненным самоуважения и официоза:

– Здравствуйте господа, мы рады вас видеть в Новой Земле. Могу я посмотреть на ваши идентификационные карты?

Отнял я у Кати её карточку, присовокупил к ней свою, и стрельнув глазом на бейджик с именем- Isolda Vigas, протянул девушке:

– Пор фавор, миз Изольда!

Она мимолётно сморщила носик и взяла у меня карточки. Затем скормила их по очереди какому-то внешнему компьютерному устройству. Я внимательно рассмотрел кокарду на её берете. Такого же вида цацка, как и на наших новых документах. Глазастая пирамидка из крашеного люминия. Уж точно, не из чугуния. И такого же рисунка шеврон на коротком рукаве рубашки.

Катерина отошла к кулеру, нацедила в белый пластиковый стаканчик водицы охлаждённой и выпила мелкими глотками. Выкинула стаканчик в урну и улыбнулась мне сказав по-русски

– Жарко! Заметил? Даже здесь нет кондиционера! Похоже, с грузом ты угадал!

– И сказал я, что это – хорошо!

Катя засмеялась, и вернулась к стойке. Не стесняясь девицы повернула к себе поцеловала крепко в губы:

– И да не будет у тебя других богов перед лицом Его! Дать бы тебе по шее за святотатство, но попку жалко!

И шаловливо потёрла означенное место. Хулиганка… комсомолка… красавица!

Девица за стойкой, старательно каменея лицом, с трудом вымучивая из себя данную мне папашей фамилию, объявила:

– Ваше прибытие зарегистрировано, госпожа Ружейникофа, господин Ружейникоф! Если у вас сохранились документы из вашей прошлой жизни, но вы хотите расстаться с ней навсегда, можете бросить их сюда, в бумагорезку. Здесь ваше прошлое не интересует никого, и оно исчезнет, превратившись в бумажную труху. Вы в Новой Земле и имеете все права на новую жизнь.

– Да нет, пусть пока побудут в память о доме!

– Как хотите. Это совершенно не имеет значения. Однако в мои обязанности входит инструктаж по основам проживания в Новой Земле. Я обязана помочь вам разобраться в финансовой системе и при необходимости снабдить вас первоначальным набором необходимого для жизни здесь. Более подробную информацию вы можете взять из этой памятки.

Изольда Вигас взяла со стенда небольшую глянцевую брошюрку в голубой обложке с надписью "Памятка переселенца".

– Рекомендую ознакомиться на досуге, – она протянула мне книжицу – Настоятельно рекомендую: это не безопасный мир! Могу также предложить вам подробные карты местности и путеводитель по основным населенным пунктам Новой Земли. Если у вас остались наличные деньги Старой Земли, лучше их потратить сейчас. Они не везде принимаются. Путеводитель стоит десять долларов. Набор карт стоит двадцать долларов… Всего тридцать долларов. Евро конвертируется к доллару по староземному курсу, а потом из долларов – по местному.

– У меня нет. Последние свои евро я поменял у фрау Мюллер на золотишко. Катя?

– У меня тоже… хотя… – она сунула ладошку в задний карман своих джинсов и выудила пятьдесят евро. – Вот, чуть не забыла! – гордо объявила Катя протягивая бумажку офицерше, и заговорила с ней по-испански:

– Заверните пожалуйста, сеньора Вигас… она помедлила секунду и по-русски шепнула в мою сторону, незаметно мне подмигнув – Толстозадова. Вот беда с этими девочками. Никогда случая не упустят другую клюнуть. Подумаешь – Толстозадова! Мне дома и покруче фамилии встречались, поэкзотичнее. И жили люди. Не помирали. Женились даже. Посмотрел я на фамильное достояние означенной Изольды – так себе объёмы. Ничего выдающегося. Вполне среднестатистические параметры.

Изольда ответила Катерине по-английски, упаковывая в пакет карты и путеводитель:

– Сеньорита, с вашего позволения! Сегодня курс евро к доллару 1.2176. Вам учтено 60 американских долларов 88 центов. Текущий курс экю к доллару – 3,31. С вашего разрешения, сдачу в размере 9 экю 33 цента я зачислю на ваш счёт в Банке Ордена, сеньора Ружейникофа.

Сеньорита Вигас-Толстозадова слегка повернула к нам дисплей на котором был высвечен счёт с Катиным именем, номером её идентификационной карты и крупным красным шрифтом цифры – "E 9,33".

– Именно экю является единственной имеющей хождение в Новой Земле денежной единицей и именно Банк Ордена является эмитентом экю. Экю обеспечены золотом, поэтому вы можете обменять банкноты на соответствующее его количество в слитках и монетах в любом отделении орденского Банка в любое время. Вы можете открыть дополнительный депозитный счет, на который вы можете внести имеющееся у вас золото по весу. Необходимое вам количество золота вы можете в любом отделении орденского Банка конвертировать в экю и зачислить их на основной счет. Золото конвертируется по курсу – одна десятая грамма за один экю минус процент за конвертацию. Закрывая депозитный счёт, вы получаете золото в виде золотых монет Ордена за вычетом такого же процента… Или по желанию – банкнотами.

Катя подняла руку и включилась в беседу:

– Имею вопрос по депозиту. Под какой процент банк принимает золото на депозит?

– От трёх до пяти процентов в зависимости от срока вклада.

– И какой процент снимается за конвертацию?

– Около десяти процентов. В среднем.

Меня слегка долбануло цифрой.

– Скока-скока?! Нехило! Десять процентов туда, десять процентов сюда! Итого двадцать процентов! Нехило…имел Бобби хобби – он деньги любил… любил и копил… Жадность – это плохо!

– Если вы вносите деньги в экю или золотые экю – процент не взимается – ответила она. – Прибыль банка расходуется на оплату переходов новых поселенцев. На подъемные пособия для несостоятельных и другие подобные программы. Если, скажем, у вас имеется килограмм золота, он превратится в девять тысяч экю, которые будут в полной безопасности в банке. Тысяча экю, взятая с вас банком, даст возможность привезти в этот мир еще одного человека и дать ему возможность устроиться в этом мире. Отделения Банка Ордена есть почти в любом населенном пункте Новой Земли. В любом из отделений вы можете свободно пользоваться своим счетом. Номер Ай-Ди также является номером счета. В случае утраты Ай-Ди вы можете ее восстановить в любом отделении Банка Ордена с использованием системы паролей и отзывов.

– Два вопроса. Что такое – Орден?

Офицерша завелась. Глаза её фанатично засияли, голос стал торжественным:

– Орден – организация ученых, открывших проход, и первых переселенцев, преследующая целью населить этот мир как можно большим количеством людей и старающаяся по мере своих возможностей облегчить процесс становления новой цивилизации. Подробная информация об Ордене имеется в памятке и путеводителе.

– Ай-Ди можно использовать как банковскую кредитную карту?

В двери постучали. Усатый коренастый папаша, легонько поднатужившись, отворил проход в офис, и гурьба из семи человек во главе с ним вкатилось в помещение. Стало шумно и даже немного тесно. Сеньорита вызвала на помощь ещё одну молодую тощенькую даму в форме, тоже при очках и пистолете, которая занялась крестьянской семьёй из Македонии. Четверо орликов посолиднее встали за спиной вожака и приготовились внимать. Наконец македонцев рассадили. Мамаша взяла под плотный контроль детишек, детишки притихли, чинно рассевшись на диванчики, а папаша принял на себя переговоры о дальнейшем прохождении службы. Говорили они на языке мне не внятном. Куча знакомых корней, не укладывавшихся в понятное целое. Отключил я этот шум. У нас с Катей и своих проблем хватает, чтобы ещё чужими интересоваться. И мы с сеньоритой Изольдой вернулись к нашим делам:

– Нет. Компьютерные коммуникации в нашем мире пока отсутствуют, однако вы в любой момент и в любом отделении банка можете получить наличные с вашего счета или положить их на счет. Оттиск на специальном бланке с вашей идентификационной карты, которую у нас обычно называют "Ай-Ди", в отдельных случаях может являться персональным чеком.

Сеньорита совсем воодушевилась, открывая нам глаза на новый мир и темпераментно жестикулируя, продолжила:

– Вы должны знать, что банк не открывает информацию о владельце счета никому и ни-ког-да! В Новой Земле не существует судебных постановлений или иных документов, могущих изменить это правило.

– Лады, суду всё ясно, рай для жуликов. Всё это замечательно интересно, однако скажите-ка мне сеньорита Вигас – где и каким образом я могу оформить право на коммерческие авиаперевозки? Я самолёт привёз. Какие документы от меня потребуются? Кому и главное – какие налоги я обязан платить?

Она слегка растерянно ответила:

– Если вы базируетесь на территории Ордена, то регистрируетесь как предприниматель в местном отделении орденского банка, платите пятнадцать процентов налога от прибыли… и всё…

– Какие документы от меня требуются на право производить полёты?

Она пожала плечами.

– Если вы умеете летать, то летаете. Если не умеете, то никакие документы вам не помогут, когда вы будете падать. Всё на вашей совести. В том числе и пассажиры!

– Как оформляется процедура вылета?

– Простите, я не очень хорошо знакома с этим видом коммерческой деятельности. Вам следует проконсультироваться на нашем аэродроме. Это здесь, прямо на территории Базы. Там проводят сборку ввезённых самолётов, потом их перегоняют или передают заказчикам. И там должны знать такие подробности. Утром сходите туда и вам всё расскажут.

А сейчас рекомендую вам пройти в отделение банка – она указала на дверь в глубине помещения – затем вы сможете посетить наш оружейный склад и приобрести там для себя оружие.

– Бандиты – это настолько серьёзная угроза?

– Кроме бандитов на этой планете масса опасных хищников. Ещё раз настоятельно рекомендую прочитать путеводитель.

Поскольку за нами уже образовалась очередь, то разговор я затягивать не стал. В банк мы сразу не пошли. Зачем мы банку без золотишка? Пошли мы с Катей в оружейку. Присриляццо к ценам и ассортименту. Дверь искать не пришлось, располагалась она по соседству с той, что в банк вела. Деньги и оружие – они всегда по соседству. Закон природы.

Там нас какая-то смутно знакомая офицерка встретила. И где, блин, я мог её видеть? Она предложила нашему вниманию стеллаж с образцами. Сплошной почти нарезняк. Гладкоствола и нет почти. А то что есть – сплошь полуавтомат. Западного производства. "Сайги" нет. А то непременно бы взял. Попробовал я в прошлый уикенд СПАСа почистить. Едва потом собрал. И не уверен, что правильно. Дрянь ружьишко. Я в оружии знаток не великий. Так себе. На пол шестого. Но сложное, блин, от надёжного отличить посильно мне.

Западное все тут в основном. Поэтому многие системы и не признал вовсе. G-3 только и узнал. Да МP-5 под 9Пар. С самолёта из него стрелять… дурдом. А в самолёте, не приведи Господь, и "Вальтера" хватит… до усрачки… оппонента. Ну, и FN-FAL ещё, и G-21 – кулемёт немеццкий. Пара разновидностей винтовок снайперских, мне неизвестных совершенно. Не увлёкся я изучением их по причине усталости накопившейся. Будет время, я тут обязательно ещё их покручу-пощщупаю. Ну и в уголке приметил я "русский стиль". Калаш, его трудно с чем-то ещё перепутать. Выбор у меня тут, в общем-то, невеликий. Подошёл я к тому уголку укромному, всмотрелся. РПК, АКМ, АКМС. АК74, АКС74. СКС. Фсё! Да и выбирать ничего не стал. Нужен ли мне РПК? Будь ПК, я бы ещё задумался, а так… Очевиден выбор для меня. Только клеймо проверил. Ижевск. АКМС 1970 года выпуска. 7.62. Новьё нестреляное. В стволе "консервы" ещё. Кристаллизуются постепенно. Взял его в руки и к офицерше обернулся:

– Почём?

– Пятьсот восемьдесят экю.

– А этот? – я ткнул в "весло".

– Пятьсот пятьдесят.

Вот нафиг мне "весло" в самолёте? Нет, АКМС – однозначно! Мне… И Кате! Но я балдею. Боевое оружие – как колбаса в магазине. Приходи, взвешивай. Пользуйся по потребности. Но население между тем приростает. Наверное. И не только из-за иммиграции, а и естественно размножается. Правильно я сюда лыжики навострил. Одного такого вот факта мне уже достаточно, чтобы уверенность в этом обрести. Приходи браток с ТТхой, я тя чаем напою. Ужо. С маслятами!

– Магазины в комплекте?

– Магазины приобретаются отдельно.

– Почём?

– Рыжие по десять, черные – по пятнадцать. На тридцать патронов. Других нет.

– Патроны?

– Сорок экю за сотню. Обычные. Стальная гильза.

Смотрит на меня как рыбка снулая. "Ей глубоко плевать какие там цветы."

– Катя! Хочешь я тебе эту игрушку куплю?

– Это тот самый знаменитый русский АК-47?

– Нет, это незнаменитый русский АКМС. Следующее поколение. У нас с ними десантура бегала. И прыгала. При Брежневе.

– Тео говорил, что оружие НАТО точнее!

– Когда стреляет, может и так. А когда запачкивается и НЕ стреляет, то калаш гораааздо точнее! Потому, что его хоть как пачкай – он все равно стреляет.

Катя с любопытством принялась крутить в руках мой дар любви, это ведь тоже своего рода шоппинг, а ко мне с трудом проявила внимание орденская дама:

– Пистолеты интересуют?

– Что предложите?

Она лениво показала на соседний стелажик. Наверное спать хочет. Ну-ну! "Ты не уснёшь. Пока-я-рядом!".

Пошёл глазеть. Вообще-то есть у нас с Катюхой по пестику. Но вдруг, что нибудь эдакое попадётся? Исторически ценное? Но нет. Стандарт устаревший. Глоки, Беретты, Маузеры, Вальтеры… Вальтеры? P-38. РРК. Р-99. Стоять. У Кати Р-99. И тут точь-в-точь такой же… Взять? А… возьму! Захомячу! И четыре магазина. Есть у меня уже виды, насчет него. Для скрытого хранения на борту. А то вдруг безбилетник какой, на халяву проехоццо захочет? В один конец? Ни народу, ни мне этого не надо. И я ему сюрприз этот в удобный момент и покажу. Пусть удивится. Если успеет.

– Почём?

– Пятьсот!

Какая лаконичность! Восхищён! Да она же точно на ходу засыпает!

– Как звать?

– Клара Мюллер.

– Инесса Мюллер из Салоников вам не родня, фройляйн? Тётушка?! Ну, надо же! Как миры-то тесны! Ну, тогда, привет от тёти! Сего дня с ней общался.

Разбудил я её всё же! Расспросы пошли. О здоровье, о благополучии любимой тёти. Знакомство состоялось. Сближение началось. Что мне в том знакомстве корысти? А по знакомству мне намекнули, что патроны местного, Демидовского производства процентов на двадцать-тридцать дешевле, в местной розничной торговле. Причем, самые дешёвые из привозных – именно тут, на базах продаются. Оптом и в розницу. По мере удаления от баз цены накручивать начинают ещё шибче. А я, было, собирался пару цинков тут закупить! Теперь фиг-вам! Тремя сотнями обойдусь. Хватит мне десятка магазинов на первое время. И сумка брезентовая мне бесплатно оказалась положена! За мелкий опт! По знакомству. Упаковал я в дарёную сумку автоматов – два, магазинов к ним – десять стальных, патронов к ним в пачках – три сотни, пистолет германского производства – один, с четырьмя магазинами к нему. Патронов 9х19Пар у меня своих в достатке пока. Произвела Клара расчёт стоимости кораллов. Бодренькая уже такая. Улыбчивая не по службе.

– Одна тысяча девятьсот тридцать экю!

– Округлим до двух. Что посоветуете?

– Рекомендую вот эти электронные часы. Swatch. Эти часы запрограммированы на местные сутки. Отличная вещь. Очень точный ход. Сутки в Новой Земле сильно отличаются по продолжительности от староземных, и составляют около 30 часов. Не самые престижные и не самые лучшие на Старой Земле, но в Новой Земле совершенно необходимые. Да тут и нет пока других.

– То есть секунды, минуты и часы оставили прежними?

– Секунды и минуты – да. Но вот последний час в сутках сделали на двенадцать минут длиннее. Так его и называем – длинный час. Кроме того, в году ровно четыреста сорок суток, или одиннадцать месяцев. Продолжительность всех месяцев ровно сорок дней и сегодня у нас – она бросила взгляд на свои, точно такие же, что предлагала нам, часики – 00:16, 15 число 6 месяца 22 года от первого прибытия.

– Будете брать?

– Разумеется, будем. – вздохнув, сказал я.

– Тогда рекомендую вот эту модель. Она подороже, но отличается от той, что я вам показывала, противоударностью и выдерживает погружение на глубину до 40 метров.

– Дамский вариант есть?

– Нет, к сожалению. Только две модели – обычные по двадцать пять экю и защищённые, по тридцать пять экю.

Выглядели часики в общем прилично, наручно носимый кирпич не напоминали, Катя капризно наморщила носик но смолчала. С теми, что она носит на запястье, эти ни в какое сравнение не идут по понтовитости оформления, однако выбор невелик и ходят точно.

– Благодарю вас, майне либер Клара! – улыбнулся я ей со всевозможной галантностью. Да, до нордической выдержанности своей тётушки Инессы либер Кларе далеко ещё. Даже зарделась смущённо. А я получил локтем в бок от моментально возревновавшей будущей супруги. Но, тем не менее нацепил ей взамен "Картье" приобретённые часики на запястье с поцелуем оного. Мдя. Браслет придётся Кате переделывать. Великоват. Себе тоже застегнул вместо "Сейко" своих. Мне в самый раз пришлись. Поставил сумку в уголок, что бы не мешалась под ногами, и Кларе сказал:

– Мы сейчас в банк заглянем, и сразу после банка вернёмся к вам, рассчитаться. Не возражаете?

Поскольку в дверь заглянула лохматая, с проседью, голова давешнего македонского фермера, Клара не возражала и им занялась. А мы к контейнеру нашему вернулись. Налил я водички измождённому нервами Морсу, сами попили и совет учинили. Какое-то количество денег нам менять тут всё равно придётся. За то же оружие хоть как, платить придётся, и ночевать в самолётных ложементах неохота. А в салоне места нет. Забито всё напрочь. Значит, в гостиницу устраиваться придётся, пока ясности не наступит, надо бы прознать как тут с этим делом.

Из наших 8446 граммов в золотых слитках получается 84460 экю. Отнимут у нас 844,6 грамма за услуги, это к бабке на ходи. Останется 7601,4 граммов или 76 тысяч 14 экю. Судя по стоимости купленного оружия, покупательная способность этого неведомого экю достаточно высокая. Одно экю на три-тридцать бакинских тянет. Нищета нам не грозит пока. На первое время хватит. И решили мы на двадцать шесть тысяч золота поменять на первый случай. Депозитов не открывать. А дальше видно будет. Добыл я хитрый титановый "дипломатик" из тёмного угла, отсчитал два шестьсот кг пластинок золотых. В сумку ссыпал небрежно, с понтом из дому без ста рублей – как без штанов. Опять наказал Морсу бдеть и непущщать и отправились мы с Катюшей-симпатюшей к банку. Дверца банковская вела вовсе не в банк. А на лестницу ведущую вниз. Между этажами панели из полировки нашиты, и голову в заклад, откидываются некоторые из них. А уж что потом оттуда высовывается – подумать страшно. Этажом ниже другая дверка в глубоком бетонном проёме с широкими стальными косячками. И тоже ощущение у меня – подвижные это косяки. Тот ещё бункерок ребята-маникраты себе забацали. Но мне их не грабить и потому наплевать сугубо. Распахнул бронедверцу очередную, с очередной пирамидой глазастой, и попали мы наконец в Орденский Банк. Очередная офицерша с офицером быстренько нам с Катей по десять тысяч на счета зачислили за два кг слитков. Из остальных не менее быстренько в свою сторону отгребли 260 граммов слитками. На остальные триста сорок граммов отмусолили нам три тысячи четыреста наличными. Уже этих самых экю. Банковские слитки вопросов не вызвали совершенно никаких. Их только быстро проверили на электронных весах и всё. А вот монеты мои крутили долго и въедливо. Тоже взвесили каждую по отдельности, потом исследовали каким-то синхрофазотроном, потом ждали, пока в окошечке дисплея синхрофазотрона этого появятся цифры. И лишь после того зачли их стоимость в золоте.

И тоже я наличными попросил за монетки эти. Невыгодное дело везти золото в монетах сюда. Мало того, что их продают не по номиналу, а с наценкой изрядной за нумизматические художества, так ещё и тут десять процентов долой. Но всё хорошо, что хорошо кончается, и выдали ещё 1400 этих самых, бумажными. Впрочем нет. Не бумажными. Бумагой в них и не пахло. Пластик вместо бумаги и размер ну точно под карту игральную. И куда же без масонских знаков. Без них никуда. Вся деньга… ну не бумажкой же называть – пирамидками этими уляпана. Всё голографическое до одури. Самое то пасьянсик разложить на досуге. Или "пульку" расписать. Соченку! Номиналы все разноцветные и ещё на ощупь чувствуются хорошо. Не иначе чтобы в темноте не надули. Хотя для слепых самое то. Удобно. Да и вообще удобные деньги оказались. Тонкие, гибкие, прочные. Компактные. Карманы не обвисают. Позатолкал я их по карманам и откланялся вежливо.

Пошли мы с Катей снова в оружейку. Рассчитался я за семь кг автоматов и смотреть стал, как "Гойко Митич" мается. Мы долгонько в банке пробыли, а он всё не выберет никак ствол по душе. То СКС покрутит, к плечу бросит. То за АКМ примется. То G-3 вертеть начнёт. И к FN-FALу не равнодушен.

– Чо маешься, мужик?

Как ни странно, мужик меня понял, ответив мне на вполне понятном русском языке:

– Русский? Ты из России?

– Угу. Русский.

– Дорого тут всё у них. Я бы АКМ взял, я в армии на действительной, с таким службу проходил, с нашим правда, югославским. Но по деньгам тяжело выходит. Патронов тоже к нему надо, а ещё до места доехать. 4 тысячи километров нам пути. Может, FN-FAL взять, он дешевле на полсотни и очередями тоже лупит? Или СКС, тот на целую сотню дешевле?

– А куда едешь, камрад?

– Сосед наш сюда допрежь уехал. Мы по телеграмме его с места снялись. Он у русских устроился. Кажется, Демидоск называется. Вот нам туда ехать. Двустволки-то мы из дома взяли, да страстей тут нам насказали про зверьё местное. Жрут всех подряд, коли зазеваешь. Вот один автомат на всех мы и решили купить. Не разберу только, что посподручнее взять.

– Раз к русским едешь – оружие русское и бери. Отказа не будет. А на АКМ не скупись. СКС штука тоже надёжная, однако не для охоты тебе ведь. А три десятка пулек очередью, да на короткой дистанции… в упор если, хоть ты какой лютый зверь будь, а пережить трудновато. Слону и то хватит.

– То верно.

Руку протянул мне, представился:

– Душко Милосавлевски меня зовут. Из Македонии переселяемся.

– А зачем? Там-то чего не пожилось?

– Мы с Вратницы все. То возле Тетова. Жития там от шиптаров не стало совсем. Воруют скот. Всё воруют. Пакостят, когда своровать нельзя. Совсем невозможно жить стало. Вот мы и сюда подались, в Новую Землю. От этой базы в Порто-Франко все едут, а там каждый уже, куда надо ему. В этом Порто-Франко нас судно русское должно ждать. Славко с русскими договор обещал. Утром телеграмму ему пошлю. А ты другар, тоже к русским едешь, если русский сам?

– Не знаю ещё куда. Огляжусь немного. Може и к русским. Смотря, что там за русские. Шиптары, говоришь? Это те пацаны, которые настоящие люди, говорящие на правильном языке? Знаю таких. Албанцы?

– Те самые. А остальные, кроме них – все люди не настоящие, да говорят на языках неправильных. Не первый в истории случай. Ещё одно Косово учинить у нас в Македонии норовят. Их бы, собак, резать за то надобно, пока в разум не придут, да сердцу тягостно. Вот мы и уехали. От греха. Без нас их пусть режут. А ты от чего сюда?

– Душа вольного неба просит. Говоришь, все отсюда в Порто-Франко едут? Интересно, почему это городок именем испанского диктатора-фашиста назвали?

Рассмешил я и Катю и Душко. Она и объяснила несмышлёному мне, что франко – это место расчёта за поставленный товар. Например, бывает франко-вагон. Или, как тут франко-порт.

– А аэродром там есть? Должен бы по идее быть. – продолжил я знающего человека расспрашивать:

– Того я не знаю, вот знаю, что в Порт-Франко этот, дорога железная проложена. Мы прямо в вагонах туда доедем. Уже там на судно перегрузимся, если придёт за нами. Но Славко в телеграмме обещал, что будет судно непременно. И много не возьмут с нас за перевоз. Нас там и землицей уже наделили. А по суше скотину гнать – и опасно и трудно. Не дойдёт. Поляжет вся, по дороге. Или год идти будет. А хищник следом. Потерпит скотина неделю-другую на пароходе. Присмотрим.

Заплатил он за АКМ, покряхтел, но заплатил. Три магазина взял, да патронов сотню. Рассчитался, и пошли мы с ним, да с Катей, на выход. К вагонам. Нас по пути перехватила наша Изольда и велела в медчасть зайти тотчас же. Но мы оружие отнесли сначала на место. Наш состав протянули подальше от вокзала, длинный пандус-то. А на наше место польский состав поставили. Народу там было много, гомону и неразберихи ещё больше. Ясновельможны пшепрошепанове рвались наперебой в двери на регистрацию, чисто невесты в загс. А вот, может зря я на этих вот, сердце держу? Не от хорошей же житухи они сюда ломанулись? Может, тут позитивный отбор работает? Может, этим тоже новых горизонтов недостаёт? Ага! От можа до можа! Будем посмотреть, однако. Для людей приличных и мы завсегда с открытой душой. Тут главное, чтобы камушек из-за пазухи раньше времени не вывалился… но и не запоздал… с явлением изумлённой публике… Чтобы самому по дыньке не заполучить от "приличного" такого. Это важный момент!

Вдоль нашего состава орденские солдатики караул выставили, в начале и конце, и пшеков от него гнали взашей. Нас с Катей и Душко опознали и пропустили без разговоров. Один из воинов покупки нам тут же и запломбировал. Кинул я сумку с калашами в контейнер, гостиничную сумку с одеждой и полотенцами вместо неё на плечо пристроил, Чую чутьём некурящего человека – пованивает от меня… козлом душным! Принюхался – не только от меня! Со страху-то пот сильно прошибает, а страхов мы сегодня с Катькой натерпелись… уж будьте-нате! Давненько я так не… Купаться хочу! Морса на поводок взял, да и медсанчасть отправились мы.

Там с нами быстро разобрались. Анализы крови взяли, прошприцевали пару раз и какой-то дрянью с ложечки напоили. Потом Катю за зановесочку увели. Меня, за другую занавесочку спрятали. Там перчик мой осмотрению подвергли и мазок взяли. Сестричка деловито пояснила, что Орден старается препятствовать проникновению заразы всякой староземельской, венерической в том числе. К утру анализы готовы будут, и если не найдут у нас какую-либо гадость вроде СПИДа, или там проказы, то вольны будем ехать куда захотим. А если найдут, то лечение назначат в Орденской лечебнице. Я поинтересовался, где такая, но внятного ответа не получил. Понял только, что здесь лечат излечимое. А запущеных и неизлечимых отправляют на какие-то острова. В специально отведённые для таких больных серпентарии. Зато, как сестричка мне подмигнула, в Новой Земле гонореей заразится невозможно.

Я ей тоже подмигнул, но сказал, что для женатого человека это не актуально. А Катя всё слышала. И из-за занавески меня одобрила, сказав, что я очень правильно рассуждаю и только поэтому и цел до сих пор. И Морса ветеринар осмотрел, за отдельную плату. Заразы ветеринар в нём не нашёл, но на десяток экю нас облегчил, ширнув правда пёсика от чумки какой-то местной. Спросили мы как к гостинице пройти, и закончив процедуры выбрались на улицу.

Нормально тут у них закучерявлено. Действительно улочка. Асфальтированная. Проезжая часть имеется, вдоль которой дерева кудрявые посажены. За деревьями тротуары асфальтированные накатаны. Строения. Сквозь листву фонарики приятно и нежно просвечивают. И делают улочку уютной такой. Хочется гулять по ней взявшись за руки, и забравшись в тень погуще, целоваться. Эх ты "где мои семнадцать лет"… Завел я Катю с видом хитрым и многозначительным в кустики погуще, от поклажи освободился, да как принялся её обнимать да целовать оголтело. Да слова ей говорить про любовь и страсть всепоглошающую. "Я не знаю што со мной, в голове туман сплошной, если ты словечко скажешь мне"… И руки стал распускать беззастенчиво. Она было от неожиданности сначала отбивалась, а потом прониклась, и прижавшись крепко ответила мне такой взаимностью, что даже Морс смутился, и скромно, без комментариев, ушел в сторонку. Где и занялся удобрением зелёных насаждений. Как мы только удержались и не сделали ЭТО, в кустиках тех, ума не приложу. Было б нам по семнадцать, уж точно не удержались бы. Но вот после тридцати… Нам бы стало стыдно… потом. А время-то за поцелуйками как исчезает незаметно!

Минут через пятнадцать только, едва совладали с собой и решили немножечко потерпеть. Дальше по улочке пошли, за руки держась крепко. Коттеджики жилые, пара магазинчиков. Ну и гостиница двухэтажная. В холл зашли полутёмный, свет только стойку освещает мягко, за стойкой дама представительной наружности неизвестной национальности. Но на английском тут все говорят и Катя быстро с ней консенсуса достигла. Сняли номер на двоих, с ванной. Второй этаж. Чистоенько, уютненько в номере. Видеодвойка в углу. Полка с кассетами. Кроватка трёхспальная. Типа сексодром. Вот её то нам и надо срочно. Вытряхнул я Катеньку-Катюшу из джинсиков и прочей мануфактуры. Пока этим занимался и сам оказался только в носках одних. Избавился от них и в ванную Катюху увлёк. Там выкупал её под душем, пренебрегая мочалками. Исключительно методами мыльно-мануальными. Но и меня взаимно намылить успели. Мыло мы смыли. До кроватки добрели. На это нас ещё хватило. Потом туман. Густой туман. Нирвана.

Проснувшись, мы обнаружили, что уже утро. И что мы всё ещё слишком близки друг другу. Вот и продолжили с того момента, на котором прервал нас Морфей. "Бодрость духа, грация и пластика… Если очень вам неймется…", да! Впрочем, это к делу не относится. Приняли вместе душ, и ощутили – ГОЛОД! Оделись, преодолевая голодные спазмы, ссыпались этажом ниже и спросили – а где тут нам покушать? Жест в направлении запахов был даже излишним. Блеск глаз и голодный оскал официантку напряг и пробудил в её юном теле надлежащую алертность. Без дурацкого – " а что будем заказывать?". Пред нами в секнду возникли глубокие тарелки с восхитительными кусками жареного мяса. Плавающими в густой подливке и обильно замаскированные травками, и ограждённые крутым барьером…..картошки? Не важно. Может и была это картошка… Давно это было! Попили кофе со сливками.

Морсу с собой завернули мяса местного свежего. Желудочно-удовлетворённый кадавр – добр и мягок по природе своей. "Печаль его – светла". Не дело собаке на сухарях сидеть. Добывая их охотой. Щедро откинув чаевых официантке, вышли мы с Катенькой наружу, и устремили свои взоры в сторону восходящего солнца. Из тех мест мне явственно слышался рёв авиационного движка. Неторопливо, но целенаправленно отправились мы на этот звук. Идти оказалась не так уж далеко. Обойдя вокзал справа прошли через незапертую калитку и попали к ангарам. Перед первым стоял "Шторьх" с одним крылышком. Второе подвешенное на кран-балке дожидалось своей очереди присоединиться к фюзеляжу. Два мужика с умным видом слушали тарахтение движка, гоняя его на разных режимах. Потом который поосанистее показал О'Кей и движок заглушили. Мы подошли к ним и познакомились. Осанистый оказался скотоводом из Латинского союза и решился на это приобретение для борьбы с местными гиенами. Одолели мужика хищники. Гоняться за ними по пампасам на кваде оказалась из-за рельефа местности и чуткости хищников затруднительно и небезопасно. Коров те гиены жрали беспощадно, и людьми при случае совсем не брезговали. Вот дон и решил разобраться с ними с воздуха.

Посмотрел я его "Аиста", старичок оказался 1958 года выпуска. Французской сборки. Однако, несмотря на почтенный возраст – в хорошем состоянии и даже с родным ещё двигателем. Летали на нём совсем немного, и по местным меркам обошёлся он дону Родригесу в сущие копейки. Всего 90 тысяч экю. Услышав цену "недорогого" по местным меркам авиапенсионера я только крякнул. Четверть лимона бакинских! Это откуда ж такие цены берутся? Ему в базарный день штук двадцать, более не светит, Красная цена. Ну и спросил.

Ответили мне со смиренным бешенством, что очень дорог транзит. Типа за морем телушка полушка, да рупь перевоз. Ой, не верится мне что-то. Но дону некуда деваться. Он заказал, ему доставили и назначили цену. Не хочешь – не бери! Возьмут другие. А дона гиены в разорение привести норовят. Хотя выглядел дон уверенно и утверждал, что окупит самолётик года за два. Приличный у Родригеса коровничек!

Второй господин оказался французом по происхождению, авиационным инженером по специальности, и служащим Ордена по месту работы. Имя ему было – Анри Феру. Возглавлял он бригаду сборщиков, приехавшую сюда из этого самого Порта-Франко. С вполне понятными намерениями. Его-то я и завалил вопросами по поводу авиационных порядков на Новой Земле. Оказались – проще простого. Повсеместно тут они только и сугубо уведомительные. Пришёл владелец воздушного судна поутру к месту хранения летательного аппарата, что тяжелее воздуха, зашёл к диспетчеру, потрепался с ним за жизнь, заплатил малую толику за труды, заправил машину и полетел. Куда надо. Долетел, значит, до нужного места, связался с местным диспетчером, получил погоду и наставление с какого конца полосы заход делать, или на круг сходил, если вдруг случился тут час пик и целых два самолёта одновременно посадку просят. И произвёл затем собственно посадку. Далее зашёл к тамошнему диспетчеру, потрепался с ним за жизнь, заплатил за стоянку, заправку и за техобслуживание, если самому лень гайки вертеть и контрить, ну и естественно, за диспетчерское потоотделение. Всё. Все формальности соблюдены.

Уроженец гордой Франции отдал распоряжения троим парням в комбезах, с пирамидками этими, примелькавшимися уже, нашитыми на нагрудный карман, и к разговору со мной вернулся. Узнав, что я со своим самолётом приехал, сказал, что собрать его можно не только здесь, но и на аэродроме в Порто-Франко. По моему усмотрению. Они же и соберут, как вернутся. Или, всё же – здесь. Вот закончат они со "Шторьхом" дона Родригеса и с удовольствием к моей Цессне хвост привинтят. Призадумался я. Если тут собрать "Караванчик", на нём потом лететь придётся. Остальной груз у меня всё равно по железке в этот Порто-Франко поедет. Нет, не буду я спешить с этим делом. Там, в Порто-Франко "Караван" и соберу.

Дальше меня интересовали цены на горючее, техобслуживание, и прочие расходные статьи бюджета. Цены оказались вполне терпимые. Аренда стоянки в аэропорту Порто-Франко, если на долгий срок, то четыреста экю в месяц. А если на сутки другие, для временной стоянки – то выходило по пятьдесят экю в сутки, вместо десяти. Услуги механика тоже стоили не чрезмерно. 6-7 экю в час. Топливо стоило по разному. Сотый авиабензин, АвГас-100 в среднем обходился по 1500 экю за тонну. Авиационный керосин был самым дешёвым из всех видов топлива. При переработке нефти от выхода керосина всё равно никуда не денешься, потребность в нём есть, а вот потребителей на него совсем мало. Вот авиакеросин и поставляли фактически по себестоимости, накинув самую малость за транспортировку и амортизацию оборудования. Всего в среднем 200 экю за тонну. Красота! Дешевле керосина продают только топливный мазут. Высоким качеством керосинчик, правда, не отличался. Обычный американский Jet или русский ТС-1. Jet-A1 тут не в ходу. Но соляра дизельная шла подороже, и обходилась уже в 700 экю за ту же тонну. Это я здорово угадал с турбинкой-то! Себестоимость полётов получится у меня самая минимальная. С такими цифрами можно уже и за бизнес-план приниматься потихоньку. И обсчитать почём у меня нынче билетик выйдет. За потоптание полосы повсеместно брали полсотни экю. Сразу и за взлёт и за посадку. Дисп тоже желал столько же. Отдай полста и не греши, что дорого. Диспетчера тоже кушать хотят и жён своих украшать. Вот и обсчитаем на досуге, почём одна миля у меня выльется в денежном эквиваленте.

Вылив на меня этот ушат знаний, мосье Феру вежливо предложил мне за подробностями обратиться в аэропорт Порто-Франко, поскольку ему уже нужно работать. Тогда я к дону опять присосался. Путеводитель это само-собой. Почитаем ещё официоз этот. Мало ли кто чего и где напишет? На заборах вон, тоже всякое пишут. А тут из первых рук, от местного жителя взгляд на новый мир в руки идёт. Сели мы в тень, Катя толмачила, дон Родригес оказался словоохотливым, а я вовсю любопытствовал. Меня конечно авиационная тема больше всего интересовала. Но и просто информация о том как тут всё устроилось тоже лишней не была. Морсик вёл себя удивительно смирно. После прививки ходил он смурной и вялый. Аппетита утром не проявлял, и сейчас вот устроился в тенёчке на ветерочке да и задремал.

Угостил нас дон местной какой-то "швепсой", в маленьких пластиковых бутылочках. Похвастался, что бутылки такие два года уже как в ходу. Вроде, как погордился дон Родригес поступательным движением цивилизации. Навострились изготавливать их местные нагличане, которые по привычке устроились на парочке-троечке весьма обширных островов. В кучке с шотланцами и ирландцами. "Правь Британия" в крови не утихла. К слову дон даже карту из сумки вынул, на испанском языке, для наглядности, и вкратце рассказал нам о политическом устройстве и взаимоотношениях на этой планете. Мир этот создавал Орден, американская по сути организация и строить его американцы пытались под себя. Выбрали они место стратегически самое выгодное, да и забубенили Америку новую там. Американские Соединённые Штаты. А.С.Ш. Сначала тех штатов было пять. Только лопнула у них тутошняя Америка. Техасцы себе моментально отдельный суверенный Техас откусили. Южане тоже послали янкесов подальше и у них теперь собственная Конфедерация. И все тут до визга самостийные. Других близкородственных европейцев окрест Америки селили. Европейцам устроили местный Евросоюз к востоку от АСШ. На севере восточного побережья, на узкой полосе между горами и океаном устроили китайцам маленький Китай. От Китая отгородились горным хребтом и боевитыми немцами. Немцев расселили к северу от орденских земель Порто-Франко. С другой, западной стороны пристроили русских. Прикрывшись от новой России техасскими красношеими рэднеками и конфедератскими плантаторами. Это я рассматривал подробнее и ничего ладом не понял. Какая нахрен ещё Русская Конфедерация? Кто с кем там сконфедерировался? Попросил Катю помочь с названиями разобраться. А невелика, что-то нынче стала Россия. Засунули её между Суверенной территорией Техас, на востоке, горами и Бразилией на северо-западе. С севера просто горный хребет, без национальности. На юго-западе Амазонский хребет, болота амазонской дельты с юга и Большой залив с близкими Дикими островами – на юго-востоке. Теперь мы будем жить на Амазонке соседствуя с привычными к этому бразильянцами. Ну и юмор у кого-то тут извращённый. Куды, гады, Волгу дели?!

Мало того, что невелика Россия, так ещё и поделили её. Наверное, на две федерации. Нет, они на протектораты поделились. От гор до болот, помечены города Демидовск, Береговой и База, заштриховано слегка и подписано: "протект. Русской Армии". Другая часть, подписанная – "Московский протект.", прилегла к берегам Большого залива, с городами Москва и Новая Одесса. Это что тут приключилось? Русская Армия отдельно? А мухи отдельно? Забавненько тут у них. А ведь я в Россию жить нацелился. Нет уж. Пока не разберусь досконально, кто там бал правит, и рулём рулит… не поеду я туда. Поживу пока там откуда уехать не жалко будет. Полетаем с Катей по миру. Места посмотрим. А уж как определимся, тогда и на ПМЖ переберёмся.

Ну, и чтобы карась не дремал и пребывал в тонусе, к русским границам подселили, тут я даже сматерился от охренения – всего навсего нохчей! Чешек! Чичей! Чучундриков! Чеченов!!! Ичкерийский Имамат, его мат! Блин, вот не было печали! За горным узким хребтом вдоль берега моря разместили и Бразилию, и Латинский Союз. А южнее от Бразилии, да на радость той Бразилии, пристроили "настоящих людей". Албанцы тоже государственность обрели. И активно принялись доставлять хлопоты всем вокруг соседям, кроме чеченов. Не от доброй воли, а хребет горный им здорово мешал. Хотя кто кому больше огорчений доставил бы, ещё бабушка надвое сказала. Надеюсь, ещё найдут они в горах проходы друг к другу.

Мусульман и прочих индо-негроидов зарядили на другой бережок Большого залива. Арабцы там себе быстренько устроили Великий Арабский Халифат. Ну, и прочие цветные страны там расположили. Африканцы теперь граничат с индийцами и арабами. Ну, если вдуматься, то сделано всё с определённым и циничным прагматизмом. Вот только перемудрили ребята из Ордена в мудрости своей. Нефть нашли только у тех же арабцев и на русских землях. А америкосы теперь вынуждены и у русских и у арабских отсасывать. Эту самую нефть. Вот такой вышел у Ордена нежданьчик. Дон Родригес подсмеиваясь над янки, коротко и толоково расписывал местные реалии. Не ощутил я в нем сыновьего почтения к Ордену.

Разобравшись немного с политической географией я поинтересовался как тут дела обстоят с аэродромной сетью. Оказалось, на удивление неплохо обстоят дела. Орденские это дело сразу поставили. Практически каждый посёлок полосу заимел. Где свою, а где орденскую. Земли тут немеряно, поэтому утрамбовать и обозначить грунтовую полосу длиной в пару километров не проблема. Климат сухой. Затраты на содержание минимальные. Вот ВПП с твёрдым покрытием построено пока мало. Всего чуть меньше, чем два десятка. Бетонных полос вообще всего в двух портах – Нью-Хэвен и Порто-Франко. И на Хевен вообще посадку не разрешают. Только, что в аварийных случаях если. Остальные полосы сплошь асфальтобетонные. И Родригес их на пальцах пересчитал: Зион, Форт-Линкольн, Вако, Аламо, Нью-Рино, Алабама-сити, Нью-Лондон, Нью-Дублин, Нойехафен, Порт-Дели, Москва, Демидовск, Сао-Бернабеу, Рио-де-Жанейро, Кадиз. Пожалуй и всё. Дон пожал плечами. Но любая и каждая полоса в обязательном порядке имеет УКВ-радиопривод. Поставляет их тоже Орден. А кроме ближних приводов раскошелился Орден на систему "Лоран" из семи станций. Каждая на полторы тысячи км радиусом уверенного приёма. Шесть по берегам залива и одна на острове Нью-Хэвен по средине залива вышеупомянутого. Практически перекрывают всю обжитую людьми территорию и обеспечивают точность определения места до 500 метров. Для целей практической навигации так и не хуже ЖПСа получается. Они и полёты и судоходство обеспечивают. А грунтовых аэродромчиков тут немало. У дона на гасиенде его, к примеру всего восемь семей проживает. Животноводческий кооператив у них. И грунтовая ВПП рядом. Двукилометровая, катком протрамбованная, пятидесятиметровой ширины. И на ту ВПП запросто садится С-130 при случае нужды. Ну и мне такой – выше крыши. С размахом дело поставлено у Ордена. Далеко за горизонты будущего смотрят наши капитаны!

Пока мы беседовали, техники крылышко к "Шторьху" успели прилепить. Самолётик осмотрели обстоятельно, и мосье Феру предложил дону Родригесу расписаться и оплатить приобретение. Для чего пройти с ним в отделение банка. Дошли мы с ним до вокзала, поблагодарили дона за интересные рассказы, распрощались тепло, пожелав приятных полётов. Дальность у "Шторьха" километров триста-триста пятьдесят всего. Долго же дону до дома добираться придётся. Это на пять тысяч километров выйдет у него примерно десятка два посадок. Я даже пожалел немного дона. Будет он, как "кунгуру" прыгать да скакать вдоль южной трассы. Там места более обжитые.

Распрощавшись, в "хотел" направились. Время к обеду шло. Мы с Катей и пообедали кстати. Вкусно. Наполнителями тут пищу явно не портят. Еда тут заметно качественнее староземельской. И сколько нам ещё "открытий чудных" предстоит. Морсик вот, пищу принимать отказался. Не нравится мне это. В номер вернувшись, Катя занялась приведением в надлежащий порядок своего организма. В основном тюнингом поверхности. А я нацелился почитать, наконец, путеводитель. Оказался он на английском и я с интересом стал разыскивать знакомые слова, пытаясь связать их во что-нибудь осмысленное. Зато картинок насмотрелся с живностью всякой. Впечатлился по самое немогу и понял, почему с самолёта гиен местных отстреливать с воздуха приятнее, чем непосредственно с земли. И зубом поцыкал, вызвав огорчённый взгляд Кати. Манеры мои её огорчили. Но я фотку эту ей показал, так она ещё и не так выразилась. И одновременно на ручки ко мне влезла с перепугу. Сухопутный непарнокопытный крокодил длинноногий и весом с тонну. Жуть ходячая. Поди ещё и пинается, как конь.

Через полчасика в дверь к нам постучали и младшенький пацанёнок другара Душко доложил, что его папа послал с сообщением об отправлении объединённого польско-македонско-греческого состава в 12:00 местного времени. До отъезда оставалось минут сорок, поэтому мы быстренько собрали раскиданные шмотки и побежали на вокзал. Морса тоже пришлось на руках нести. Совсем бедный собак расклеился. Если помрёт, я сюда вернусь и ветеринара того найду. И все зубы по одному вышибу. Уж будьте покойны, не угомонюсь, пока ни одного во рту не останется. А вот мы с Катей после прививок себя вполне живенько чувствовали.

Уселись в самолёт, Монморанса в проходе на надувное кресло устроили, температурку ему смерили. Высокая у мальчика температурка оказалась. Курткой его прикрыл. И стали мы ждать отправления. Жарко и душно в кабине стало. На воле солнце распалилось не на шутку. А аккумулятор жалко. Запустил я хвостовой двигатель и бортовой кондиционер от него запитал. Двери в салон закрыл, потянуло приятно холодком сверху через кабину.

Теперь Катерина за путеводитель взялась. У неё дело пошло не в пример лучше моего. Читала она, и прочитанное тут же мне переводила в доступном для меня виде. В основном про Порто-Франко. По местным меркам звезда цивилизации. Тридцать тысяч человек постоянного населения. Основное занятие – перевалка грузов прибывающих с пяти северо-восточных баз Ордена и обслуживание переселенцев. Аэропорт имеет две бетонированных полосы и радионавигационный комплекс с ILS. То-есть с системой автоматической посадки. Богатый аэропорт. Богатый Орден. Морской порт. Вокзал. Транспортный узел короче. А Катя дальше вслух читала:

"Через Порто-Франко проезжает каждый переселенец, поэтому здесь много приезжих из самых разных территорий Новой Земли. Многие из них прибывают в поисках специалистов среди новоприбывших, некоторые ищут соотечественников, чтобы увеличить население своих территорий. Много визитеров из мест, где еще не проложены железные дороги – на станции Порто-Франко производится перевалка большого количества грузов, которые далее перевозятся морем или на грузовиках.

Поэтому на территории города почти стихийно сформировались небольшие субтерриториальные образования, принадлежащие какой-либо из территорий Новой Земли. Здесь представлены, пожалуй, все заселенные территории Новой Земли, находящиеся выше реки Амазонки. Эти представительства в основном сосредоточены на Главной улице. Для новых переселенцев, еще не определившихся с выбором, куда отправиться дальше, в этих представительствах могут оказать неоценимую помощь. Там же, на Главной улице, находится Северо-Восточная штаб-квартира Ордена. В середине Главной улицы находится Овальная площадь, где были разбиты первые в городе скверы, много магазинов, ресторанов, баров и клубов.

Следует напомнить, что Орден на своих территориях придерживается политики невмешательства в поведение людей, доколе это не нарушает прав окружающих. Поэтому некоторые местные злачные заведения могут показаться излишне "свободных нравов". Заведения подобного рода сосредоточены севернее Второй улицы и западнее Океанской улицы. Если вам не нравится происходящее там – просто не посещайте по вечерам этот сектор города. Тем же, кто решил посетить это место, следует знать, что здесь не всегда бывает безопасно. Патрульные силы Ордена стараются следить за порядком по всему городу, но большое скопление пьяных и возбужденных людей нет-нет да и приводит к нежелательным эксцессам. В остальных частях города вы можете практически не волноваться за свою жизнь и собственность.

В городе проходит много известных во всей Новой Земле соревнований. В частности, 400-километровая гонка по саванне на багги. Эти соревнования собирают много болельщиков каждый год, поэтому если вы решили гонку посетить, лучше озаботиться поисками номера в отеле заранее. Гонки проходят с 1 по 5 число 8 месяца". Ну, гонки мне по барабану. А вот местные жулики малость напрягли. Не будем мы с Катюхой "злачные заведения" посещать. Мы с Катюхой культурно отдыхать будем. Вышли мы наружу воздуха хватнуть. Там ещё жарче оказалось. Зато наблюдали, как пристыковали две бронеплатформы в начале и конце нашего состава. Сначала платформа бронированная с высокими бортами и прорезанными в них бойницами. Из бойниц в каждую сторону торчали стволы крупнокалиберных пулеметов. За ней уже могучий тепловоз, тоже обшитый стальными листами, дальше два частично бронированных пассажирских вагона с пулемётными башенками кругового обстрела на крыше. В конец состава тоже платформу прицепили с двумя шестиствольными пулеметами "Minigun" в бронированных гнездах. Впечатлились мы по самое немогу. Никто без нужды такие меры для охраны принимать не будет. Так примерно немцы в войну по Белоруссии ездили. Видать тут и вправду не по-детски банды бандитствуют. Только бы они тут "рельсовую войну" не вели! Вообще много новых впечатлений мы получили за вчерашний вечер и утро сегодняшнее. Под пробку. А впереди-то сколько ещё!

В 11:45 проорали по громкой об отправлении состава. За пять минут до отправления ещё раз напомнили и попросили опоздавших занять места в вагонах. Ровно в 12:00 тепловоз погудев тронул состав и набирая скорость протянул через стальные высокие распахнутые ворота. Вот собственно, и новый мир за окнами. Разогнались до тридцати километров в час, и неторопливо постукивая колёсами о стыки, потянулись вдоль берега. С моря бриз приятно прохладу нёс и ехать стало вполне комфортно. Во все глаза смотрели мы с Катей на "новые горизонты". Степь бескрайняя. Саванна, как в Африке по телику. Высокая подсохшая трава. Редкие отдельно стоящие невысокие раскидистые деревья. И тьма живности пасётся в округе. Тут-то мы больших гиен в натуре и увидели. Метра под два в них росту и длины метра три. Челюсти точно не меньше метра. Ходят, точнее бегают парами чаще всего, иноходцы хреновы. Мех короткий чёрно-серый с рыжими и серыми полосами вертикальными. Камуфляж типа. Полюбопытствовать я решил. Взял бинокль и из кабины вылез. В отворенной двери встал, плечом в косяк упершись, и разглядываю себе местную живность. Много её тут. Разной. И все чего-то промышляют. Стада немалые травоядных разных травку послаще промышляют. Тут тебе и быкообразные, и антилопообразные. И оленеобразные. И мелкой твари пасется гуртами. А хищники как им и положено тех травоядных на зуб пробуют, проверяя их на состояние здоровья. И не всегда успешно. Одной гиене крупно не свезло. Пока она за каким то телком гонялась, нарвалась на стадо здоровых и до неприличия рогатых быков. Или тёлок. Я не щупал, кто их там разберёт. Только прошлось это стадо всеми своими копытами по сбитому рогами наземь хищнику и к месту происшествия тут же слетелись неопрятного вида птички, вида и вовсе птеродактильного. Прибраться видимо решили за рогатыми, и за дело с энтузиазмом принялиь. Под ними и гиена невидна стала.

Поезд, огибая холм, показал мне хвост. В одном из польских вагонов на ступеньках площадки молодой пан сидел. Тоже на природу пялился. Потом из высокой травы мелькнула стремительно гибкая темная тень, выхватила моментально того мужика из вагона и в траву с ним мгновенно смылась. В польском вагоне поднялся вой. С оконечной платформы ударила хищнику вслед короткая очередь и смолкла тут же, подняв на том месте, где она исчезла из виду фонтанчики пыли. Но потом орденские вояки грамотно сработали, с платформы тут же взлетел маленький беспилотник и тихо пошёл кругами над саванной. Краном с той же платформы сняли парочку квадов и те исчезли в траве. А через пяток минут часто застучали автоматные очереди метрах в пятистах от железки. И вскоре квады вернулись, привезя с собой пострадавшее тело. Погрузились все обратно, и снова состав неторопливо застучал по рельсам.

Прикрыл я дверку. Нафиг мне такое "в мире животных". В аэроплан забрался и больше из него и не вылазил до самого Порто-Франко. И Кате всю эту жуткую эпопею описал в красках. Про то, как вот минуту назад местные серые волки прямо из вагона украли пассажира. И так ловко да шустро, что тот даже не чирикнул. Чтобы она тоже наружу любопытничать не лезла. И так в окошки всё хорошо видать. И не пожалел о содеянном, так как она тут же ко мне на ручки вскарабкалась и в объятиях моих укрылась от опасностей. Мозг головной утрамбовался вопросом – это почему она всегда спасения на ручках у меня ищет? А спинной самодовольно отметил – ох и красивая она… И оба вместе восхитились её совершенством!

В салоне полумрак приятный образовался, свет только из окон в кокпит попадает. И тоже душевный разговор продолжил. На русском. Поцелую в щёчку и спрашиваю, отчего это она от опасностей всех на коленках моих прячется? Смеётся. Понятно, что не от вопросов моих, поскольку не очень ещё понимает она по-русски. Расспрашиваю я её и серьёзность своих вопросов поцелуйками подтверждаю. Потихоньку уже и рубашку черную на груди расстегнул, под ключички проник, губищами своими ненасытными, а она меня останавливать и не собирается. Повернулась ко мне грудью и ушко мне прикусывает нежно. И озирается на окна при этом. Не подглядывают ли оттуда за нами. Нет, не подглядывают. Мне хоть из-за некоторой холмистости и не очень хорошо видно, однако я тоже опаску имею, и разум почти не теряю. Только саванна за окнами тянется. Разнообразно однообразная.

Отодвинул лишние материи деликатно, кое-где застёжки на спине расстегнув. Облюбовал вишенку левую, ухватил губами понежнее и в младенчество ударился, грудничку уподобился. Бес в ребро. Удобно это, когда в рубашечке-то, на босу ногу. Иные одежды менее приспособлены для скромных ласк. Завозилась на мне Катюша. Неудобно что-то ей на коленках моих стало сидеть. Мешать ей стало что-то. Вздрагивать она начала. Была бы любая другая дама на её месте, я бы смело сказал, что колбасит её. Про Катю же я того сказать не смею, вот она и вздрагивала. Пошарила хулиганочка моя не глядя под собой где-то, вжикнула там чем-то, что-то где-то там отыскала и мешающий ей предмет в сторонку убирать принялась. Трудолюбиво. А я тоже, в виде ответной любезности тоже молнией у неё вжикнул и складочки ей расправлять взялся. На штанишках. И преуспел в деяниях сих. А Катя всё пристраивала неудобный этот предмет, половчее чтобы был, сидеть удобно не мешал, чтобы, так и вскоре и случился у нас незапланированный фрагментарный просмотр репинского шедевра "Приплыли". Фрагмент – "сушите вёсла". Вот ведь, оказия какая! Кирия Катя глазом не моргнула, вынула из сумочки своей платочек чёрненький, с чёрненькими кружавчиками и окружила меня вниманием. Поцеловала в губы и на ушко слово прошептала. Она так мне в определённых случаях всегда шепчет: "мон амор". С примерным постоянством. Так мы всю дорогу до самого Порто-Франко и развлекались в приятном обществе друг друга. Разговаривали обо всём. О том как жить тут будем. Планов громодьё настроили. Но тайную мысль я при себе держал и с Катей не поделился. Всё зависит от того, как я груз холодильников и кондиционеров распродам. Возлелеял я одну мечту красивую, хочу Кате неожиданный подарок подарить.

И в этот напряжённый момент моей напряжённой работы мысли обнаружилось, что за нами пристально наблюдают самым бесстыжим образом.

– Ну, и чо уставился? Вуайерист лохматый. Оклемался никак с прививки-то? Но нюх утратил?

– Так нюх меня и разбудил как раз! Ох, и аромад же от тебя несёт, от морды бесстыжей.

– А где же врождённая деликатность?

– А где её дают? Это вкусно? Вкуснее сервелата?

– Деликатность, это когда маленькие собаки ведут себя скромно и не суют свой нос туда, куда кобель свой… ммм… пенис не совал!

– Ништяк! Нашёл маленького! Да у меня детишек-то по всей Греции и иных странах мира, ты хоть представить себе способен сколько? И тут будут! Открыл он мне таинственную тайну! Совали мы и то и это. Куда надо!

– А тут не надо! Здесь вам не тут! Сгинь паразит! Не похабь идиллию!

– Ладно! Нужны вы мне больно!

Монморанси протяжно и шумно зевнул. Напоил я его водичкой прохладной, свернулся он опять на кресле калачиком, пристроил поудобнее свою лохматую забубённую головушку на задние лапы и снова слинял в царство Морфея. А мы опять замечтались разнообразно. Поезд мало-помалу миновал с остановками орденские базы по приёму переселенцев. Там в пассажирские вагоны подсаживались люди в орденской форме, и просто гражданского вида, и потом ехали дальше. Так и до Порто-Франко незаметно и докатились. И остановились у привокзального пандуса.

Со страшным скрипом затормозив, состав встал. Выбрались мы из контейнера, заозирались с интересом. Мимо нас по пандусу, подвывая сиреной и моргая маяками, проехала раскрашенная на американский манер машина скорой помощи, и останавилась у концевой платформы. Оттуда на носилках вынесли тело давешнего поляка и сноровисто упрятали в скорую. Она тут же тронулась, скатила с пандуса и исчезла за зданием вокзала.

К нам подошёл Душко выбравшийся из своего крытого вагона с автоматом на плече. Кивнув на крайнюю платформу спросил:

– Видел, как поляка съели?

– Как ели не видел. А вот как его скрали, наблюдал воочию.

– Интересно, живой он? Или уже того?

– Не знаю, Душко. Да у кого спросишь? Не до любопытства праздгого мне сейчас. Надо как нибудь приткнуться поближе к аэродрому местному.

– А эродром тебе зачем?

– Так я самолёт с собой прихватил на всякий случай! Хочешь, покажу? И автомат спрячь пока не повязали.

– Хочу!

Пропустил я Душко в контейнер. Забрался он по трапу в кабину и восхитился:

– А я всё гадал, зачем ты с собой такой сарай везёшь! А ты, оказывется хитрец, другар! Выходит, ты пилот! А я всё думал – ты торговый человек. Четыре контейнера добра у тебя. Не пустые ведь?

– Понятно, что не пустые. Но это не главная запчасть. Просто по случаю дело подвернулось.

И перевёл разговор на него самого.

– А вы отсюда в морской порт направитесь?

– Так есть, от Славко утром телеграмму, получили. Он мужчина обстоятельный и нас встречать тут будет. Ему теперь командовать. Славко год уже тут прожил. Вот жду, пока придёт.

От соседних вагонов донеслись радостные вопли. Душко прислушался, и раплылся в улыбке смешно шевеля усами:

– Уже пришёл! Пойду, поздороваюсь с ним! И полез из самолёта наружу. На пандусе толпа македонцев с радостным галдением окружила не менее усатого, здоровенного и сильно загорелого белобрысого мужика прикинутого в камуфляжные штаны, такую же панаму и майку. Душко сначала радостно и долго обнимался с белобрысым громилой, быстро говоря ему что-то полупонятное, потом к нам вернулся:

– Всё у нас теперь замечательно просто. В порту сухогруз маленький стоит уже три дня. Вчера только разгружаться закончил. Уголь привёз. Грязные поплывём! От угольной пыли! Грязь техническая – незаразная!

– Ну будь здоров, брат-славянин! Удачи вам на новом месте. Может, встретимся ещё.

– Непременно встретимся! Мы с собой лозу везём хорошую. Прилетай – вино будем пить! Ты не упади с неба только! Потом у нас от вина упадёшь!

Пожали мы руки друг другу. Он Кате сказал что-то доброе на прощанье, и Катя его тоже в щеку чмокнула. Мужик смутился даже и убежал к своим, моментально про нас позабыв. Солнце и не думало ещё на закат идти. Сообразил я что тут день долгий и закрыв контейнер на замок, распорядился Кате со мной идти. И в помещение вокзальное пошёл, разбираться, куда теперь нам податься, кому кланяться.

Оказалось всё на диво просто. Отыскал в недрах здания службу перевозок, зашел, в двери постучав для деликатности, да объявил по-русски о намерениях. Потом попытался перетолмачить сказанное на английский, но не потребовалось. В службе перевозок нашёлся русскоговорящий болгарин. Он и объяснил мне, что ветка железнодорожная протянута на территорию аэродрома, который расположен на той стороне залива, что затолкать туда четыре наших платформы проблемы никакой не составит. Обойдётся мне эта услуга в сотню экю за вагон. И ни тебе "Согласно существующей инструкции…", ни "Надо обратиться к руководству с заявлением в письменной форме…", ни даже "Зайдите послезавтра, я выясню, что можно для Вас сделать…". Такой подход мне понравился. И номер телефона аэродромного начальника дали мне. И сам телефон. С наборным диском. Экий раритет тут ещё сохранился! Я тому начальнику дозвонился моментально и Катерина быстро обсказала ему ситуацию. Тот ситуацию разрулил влёгкую, дав разрешение на разгрузку и стоянку в пределах территории аэропорта. И цену сразу назначил за квадратный фут в месяц.

Заплатил я с карточки четыре сотни товарному кассиру и пошли мы наружу, к составу. Там уже суетился маневровый тепловозик под дирижирование какого-то орденского железнодорожного дирижёра. И состав на части раздёргивал. Орденский господин уже в курсях относительно нас пребывал. Не зря же у него рация в ладони всё время верещит. Когда очередь до нас дошла, уточнил он дополнительно какие вагоны наши, сверился с наладонником и команду в рацию отдал. Отцепили четыре наших платформы, отогнали за стрелку на другой путь, там и оставили. Сидели мы с Катей и вычисляли – скока это будет если сорок пять футов да помножить на два с половиной метра, да потом ещё на три штуки. Отдельно скуркулировал гаражик наш и отдельно же самолётик наш непосредственно. А вот его как считать? По площади отбрасываемой им в полдень тени? Или длину на размах крыльев перемножать?

Через полчаса другой маневровый тепловоз объявился. Не говоря худого слова, на сцепку нас прицепил, помощник машиниста из того тепловоза прибёг и тормозные шланги подключил. Дуданул задиристо. Залезли опять мы в вагон, да и поехали с Богом, вокруг города Порто-Франко и залива одноимённого, подталкиваемые сзади тепловозиком. Минут через тридцать залив обогнули и обнаружили мы забор высокий и сплошной. К углу подъехали. В углу том над забором будка караульная возвышается. Ну, как на базе переселенческой. Только стволы пожиже из неё торчат. Но длинные, не иначе – крупняк. В бетонной стене разошлись широкие металлические ворота, и мы величественно поскрипывая буксами, прокатились в них, проехав до тупика. В конце ветки и самого аэродрома, возле козлового крана с длинной выносной консолью, затормозили. И тут настал конец нашему пути. Тут нас и оставили, в тупике этом. Мы ехали, ехали, и наконец – приехали! "Здравствуй простор широкий, весну и молодость встречай свою!". Типа того.

Слезли мы с Катей на грунт иной планеты, за ручки взялись. Стоим, принюхиваемся. Озираемся. Жарко! Тепловоз отцепился, дудукнул прощаясь, и уехал в обратном направлении. А смотреть-то особо и нечего. Бетонный забор трёхметровой высоты совершал тут ещё один поворот, на 90 градусов. На углу возвышается другая караульная будка, с лесенкой. Тоже снабжённая длинноствольным крупнокалиберным пулемётом и часовым при том пулемёте. Часовой с интересом пялится на кирию. Поворачиваемся на 180 градусов. Ну, чтобы ему полностью все проекции продемонстрировать. Поле перед нами лётное. Огромное, с травкой жесткой, невысокой. Плоское. Вдали несколькой зданий и стоянка вдалеке плохо различимая с самолётами, и похоже, вертолётами. На отшибе шайбы, серебрянкой крашеные, сияют на солнышке. Аэрофилд, одним словом. Типичнейший.

Я обратно в самолёт вскарабкался и к Морсу внимание проявил. Морсик так расхворался, что решил никуда не ходить, болезный. Оставил я ему тазик с водой, в миску фамильную насыпал пэдди-гри-пала в достаточном количестве и оставил его в покое. К пище Морс опять удивительное равнодушие проявил. Лапой задней почесался за ухом и уснул сызнова. Ну, я к Кате и вернулся, на землю, закрыв всё на замки. Потом подумал, и передумал. Пооткрывал замки и Морса в сумку спрятал. Не хватило у меня совести дружбана своего в дикой степи одного бросить. Даже на одну ночь. А вдруг ему по маленькому захочется? А он такой чистоплотный! О! Похоже, к нам едет ревизор!

На квадроцикле подъехал и с шиком затормозив, остановился, румяный пухлячок в примелькавшейся песчанке, но в офицерских чинах. Представившись дежурным диспетчером, поздоровался вежливо. Мол, хаудуюду мэм? Хаудуюду сэр? Блэр! Энтони Блэр, сэр!

Файн, сэр Блэр! Счастливы познакомиться! Помог он мне снять с платформ скутеры наши. Не чинился. Потом по рации постовому приказ отдал – служить и защищать. Никого не подпущать. Проверил я топливо в бачках. Дофига ещё. Распределили с Катюшей поклажу. В смысле я сумку с полотенцами и прочими бытовыми необходимостями через одно плечо перекинул, сумку с Морсиком и педди-гри его в комплекте, на другое плечо повесил. А Катя пуговку на блузке чёрной расстегнула. Жарко ей сделалось! В траурных-то джинсах.

Прицепили мы на пояс пистолеты в кобурах, и тут же на месте были изобличены в нарушении Закона. Ибо таковое право на территории аэродромов Ордена, а равно и прочих Орденских территориях, имеют исключительно служащие патрульных сил ордена и лица, специально оговорённые приказом соответствующего начальника. В данном случае – аэропорта. Сняли мы наши пушечки и в сумку, с глаз долой убрали под полотенца. И молнию на ней застегнули наглухо.

И опять, не слава Богу. Прикольные ребята, эти законники, чес слово! Щас вот мы до ворот доедем, и только мы за ворота шасть, и на тебе пожалуйста, доставай хоть гранату и глотай её на месте. В знак протеста. А внутри периметра – нииззяа! Да на, кайзер! Подавись, сэр-мистер-твистер-Блэр! Не больно-то и хотелось! Вот ты, блин, кто? Офицер Ордена, да? Судя по знакам различия американского типа, первый лейтенант, да? Облечён, так сказать, доверием властей? Облечён? Точно?! Вот ты и вези до ворот наши пестольки! И на ремень ему прищёлкнул. Один слева, и для полной симметрии, справа. Остальной. Ты с кем связался? Лапоть лондонский?! Я – законопослушный гражданин! Когда меня не убивают.

Завели мы самокаты, уселись верхами и поехали с ветерком по травке с сэром Блэром во главе колонны, в сторону аэропортовских строений. Нашлась там маленькая пилотская гостиница на четыре номера, с удобствами. Хотели мы занять один, двухкроватный, но по зрелому размышлению передумали. Мы с Катей решили город осмотреть. Отняли у блюстителя оружие наше, оседлали скутера и в город навострились.

Дорога до города была нормальная асфальтобетонка, вдоль берега залива, ограждённая сетчатым забором с обеих сторон. Чтобы зверьё дикое на проезжую часть не лезло и в море не купалось. Разогнались мы по ней до 90 км и в десять минут до КПП городского с ветерком домчались. Тут-то нам пистолеты и опечатали. Прямо в кобурах. Оказывается ношение оружия и в Порто-Франко разрешено только орденским военнослужащим. Зато снабдили типографски отпечатанным планом города. И пропустили, проверив Ай-Ди.

Проехали мы мимо мотеля "Арарат". Пригляделись. Остановились. Развернулись. Не развернуться было невозможно. Ибо синяя гора на белом фоне, подчёркнутая красной надписью так и манила к себе, предлагая обрести отдых на склонах своих. Уютное местечко. Одноэтажный домик, из светло-голубого кирпича, перед ним стоянка. На ней мы и запарковались. Далее в две шеренги выстроились небольшие коттеджики с отдельной парковкой перед каждым. Всё обсажено не шибко зелёной изгородью. А поливать надо, чтобы зеленела. В офис мотеля "Арарат" вели две двери. Но над одной красовалась надпись – "Gun Store". Нет нам не сюда пока. Над другой, не менее красиво было написано – "Reception". Вот. В эту-то дверь нам и надо. Побеспокоив дверной колокольчик, проникли внутрь помещения и оказались в полутемном, с улицы, зале. Несколько диванов вдоль по стенкам и столик, окружённый креслами. Яркий свет из большого, от пола до потолка, окна лился на стойку. Я подошел, и хлопнул по стоявшему на ней бронзовому звонку. Из двери за стойкой вышел кучерявый кругляш, совершенно характерной внешности. Ну, после такого названия странноприимного дома я никого иного и не ожидал. Мужик жизнерадостно и приветливо выдал:

– Хэллоу, хау кен ай хэлп ю, ара?

– И тебе, земляк, вечного здоровья и удач в делах твоих многохлопотных. Угости водичкой, а то так кушать хочется, что аж переночевать негде! Виталий Ружейников я буду. С супругою. И собачкою.

Мужик засмеялся весело и дружелюбно.

– Вах! Зачем водичкой-модичкой? Для земляков я вина найду. Меня Саркисом зови. Пятнадцать в сутки не дорого тебе? Телевизор, минибар, телефон городской. Кровать, модель – королевская двуспальная! Надолго у меня жить хочешь?

– До понедельника поживу, Саркис! Дальше видно будет. Только собачка при мне. Как с этим быть?

– Пойдём дорогой. Всё нормально будет. В самый тихий дом поселю, как киназ жить будешь! Только собачка пусть не бегает везде.

Когда вышли наружу и Саркис разглядел наших коньков-горбунков то поразился необычайно:

– Ара, ты на этом приехал Новый Земля жить? Вах! Я тут много видел, на всём едут. Такой ещё не видел! Ты на Русскую база прибыл? Там мой брат, Арам её зовут, видел?

– Нет дорогой. Мы на "Европу" попали. Оттуда поездом сюда доехали.

– Тогда понятно! А то вас звер по дороге бы скушали. На скутер-мутер этот. Машина покупай. Не проживёшь тут без машина-виздиход.

– Не волнуйся Саркис. Продумано всё. Я маленько по небу летать буду. По земле – в магазин только, за хлебом.

– Вах, лётчик приехал! С самолётом приехал, или наниматься будешь?

– С самолётом, дорогой. Куда ж мне, без самолёта!

Привёл он нас к крайнему домику. На самом, что ни на есть отшибе. Ближайший заселённый балок, только через два дома от нашего.

Открыл он ключиком дверь и пригласил осмотреть помещение. Уютно. Светло. Светлая мебель. В двери даже лаз для собачек предусмотрен. Ванна имеется. Туалет. Видали и похуже. И много раз. Разгрузился я. Кресло застелил. Морсика туда пристроил, обеспечил кормом и водой. Велел ему дом караулить. Теперь нормально ему. И не убежит никуда. Сторожить будет.

Оставив Морса болеть на боевом посту вернулись мы в контору. Ужинать не хотелось пока, решили зайти в "Gun Store". Посмотреть что тут за Истории с Ганами такие. Саркис с нами зашёл и представил главначВОРа:

– Знакомься, Виталий – его Билл зовут.

Саркис показал на стоявшего за стойкой, крепко упитанного мужичка невысокого роста. Лицом представленный персонаж был красен и усат неимоверно. Как морж из мультиков. Майка-камуфляжка плотно и нежно обнимала его заботливо вскормленное брюшко. Голову украшала бейсболка с силуэтом револьвера и надписью "Great Equalizer".

– Билл – оружейный мастер из Невады. Отличный мастер и мой партнер. Магазин этот мы с ним на паях держим. Можно по-русски с ним. Я научил!

И Саркис удалился заниматься с подъехавшим новым постояльцем. Магазин был магазином. Всё разложено для наглядности, расставлено. Всему своё место определено.

– Привет, Билл! Проблема у меня мелкая. Вот.

Я снял с себя и Кати кобуры с пистолетами и подал ему. Хочу на этот 99-й, поставить целеуказатель лазерный, такой как на втором стоит. Сможешь?

Билл срезав пломбы вынул пистолеты и осмотрел.

– Если подождёте немного, я сейчас сделаю. У меня есть фирменные, вальтеровские.

И нырнув под стойку принялся там коробками шуршать и позвякивать. Пока он ковырялся с "Вальтером", мы с Катей ништяки рассматривали. Много тут чего было. Но оружие всё от западных производителей. И цены народ не баловали. Полюбовался я на винтовки снайперские. Полюбовался на патрончики дорогущие. А у стенда с оптикой затормозил всеми копытами. Ибо упёрся взглядом в очки ночного видения AN/PVS-7. В Салониках прикупить такие, ума у меня не хватило. А сейчас вот сообразил, что ВППшки тут от избытка освещённости не страдают, а в случае ночной посадки такие очёчки немалым подспорьем станут. Вот только цены, мягко говоря, сильно кусаются. По 6 тысяч экю, приборчики. И слюна капает, и жаба давит. Но про цены раньше надо было думать. На Земле ещё. В Салониках. И решился я на приобретение. Но позднее немного. А вот это что за прищепочки? Странные какие-то штучки. Но раз в оружейном магазине продаются, то отношение к…

– Билл! Эти вот цацки нужны чтобы магазины спаривать? В смысле соединять?

– Да, сэр. Именно для этого.

– Заверните полсотенки!

Этого Билл не понял, и озадаченно захлопал веками.

– Халф хандрид.

Продавец смерти облегчённо кивнул, прихватил проапгрейжденный "Вальтер" и исчез в недрах магазина. Через минуту из подвала забухало. Снова материализовавшись за прилавком, Билл сноровисто раскидал машинку и моментально её почистив, собрал обратно.

– Сто пятьдесят экю, сэр. Пристреляно.

Ну и ладненько. Поблагодарив и рассчитавшись, я совсем было собрался покинуть помещение, но внезапно зацепился взглядом за знакомый магазин в ряду гладкостволок. Сайга? Вепрь-12! И цена на ценнике не заоблачная. Всего 450 экю. Вынул из пирамиды Вепрягу и рассматривать принялся. И новый ведь совсем. Да пошёл он берегом, этот СПАС!

Билл, вы с рук оружие берёте? БУ? – Опять он глазками захлопал. – Секонд хэнд, то ись?

– Да, сэр. Покупаем. То, что вы держите в руках – сэконд хэнд.

– Да какой я тебе сэр? Я ни разу даже не мистер. Виталием зови. Хочу вам предложить СПАС-15, в обмен на вот этот Вепрь. С доплатой.

– Вам не нравится СПАС?

– Предпочитаю отечественный продукт.

– Могу я посмотреть ваш СПАС?

– Сегодня не получится, Билл. Он в багаже. Отложим на завтра? А вот это мне сейчас заверните. Я завтра и заберу. И доплачу на месте.

Став счастливым обладателем Вепря, я наконец покинул помещение и вышел наружу, где меня уже с сердитым нетерпением дожидалась Катя.

– Ох эти мальчишки! От бабахалок за уши не оттащить!

– Не сердись моя радость, а то мы в магазин женских головных уборов не успеем заехать.

– Ты слишком высокого мнения об этой деревне, Виталос! Откуда здесь подобные магазины?

– А вот мы сейчас сядемте да и проедемтеся. И посмотрим на деревню эту.

За полтора часа мы с Катей весь город объехали. Город как город. Не хуже Ялуторовска. Только распланирован не так заковыристо. По американской привычке, Порто-Франко выстроен был квадратно-гнездовым методом. С востока на запад улицы были поименованы, с севера на юг – пересчитаны. Глядя на план города заметным образом выделялись четыре зоны, размежованные Главной, о как, и первой улицами пересекавшимися через Овальную площадь, эдаким эллипсом вытянувшуюся вдоль Главной улицы. Вот эта площадь и стала центром местной вселенной. Главная делила город на северную и южную части. Восточная четверть этой самой северной половины включала в себя транспортный узел с морским портом, железнодорожной станцией и прилегающими к ним складами. Ближе к центру несколько кварталов занимали офисы. Западная часть этой северной половины и была пресловутым местным гнездом порока. Всякие гостинички, отельчики, мотельчики, клубы, пабы, бильярдные и прочие бары-тары. Однако кроме клубнично-танцевально-бухательно-жевательных заведений там расположились и стадион и кинотеатр и даже просто театр. По соседству, правда, с "Отделом патрульных сил Ордена по охране правопорядка". Культурная жизнь, видимо, била ключом. По всем некультурным головам. Ещё севернее, на другой стороне залива, разместили аэропорт. Южная часть городка, что восточная, что западная четвертинки представляли из себя жилую зону. Отрезанную от саванны впадавшей в залив невеликой, но глубокой и чистейшей речкой с прозрачной, холоднючей водой. Сунул я в неё ногу, и вынул сразу. Теперь неделю не запотеет.

Застроенные на американский же манер двухэтажными коттеждиками ящичного типа, а то и из разноцветного кирпича, эти кварталы радовали глаз изобилием зелени, сонным покоем, и атмосферой вальяжной несуетности. Тарахтенье моторчиков наших байков выглядело просто оскорблением этому дремотному царству. Мы и поспешили избавить этот заповедник неги от своего присутствия. Вырулили на Первую и направились в центр. И выкатили на Овальную площадь.

Дневное палево приутихло уже, жара по сравнению с серединой дня стала терпимее, не больше тридцати по Цельсию, рабочий день у местного и приезжего населения помалу близился к концу. Народ постепенно наполнял Овальную площадь неторопливо прогуливаясь сам и выгуливая своих домочадцев. Неожиданно много детишек в сопровождении маман и папа весело повизгивая, устраивали междусобойчики разной степени агрессивности во всех концах длинного сквера. Мы с Катей легко запарковались под развесистым платаном, это мне Катя луч просвещения в дремучий мой разум засветила, дескать этот кактус вовсе не фикус, и даже не ель даурская, а вполне обыкновенный платанус ориенталис. Я конечно в дендрологии изрядный кверкус робур, так сказать, но то что это не пинус сильвестрис я как бы и сам догадался. Тени этот представитель широколиственных лесов несмотря на очевидную свою молодость давал много, умудрялся зеленеть пышно на таком солнцепёке. Поливают видать. Вот под него-то ушлые мальцы лавочек и натащили. То, что с лавочками замутили тинейджеры, мы от них самих и узнали, когда оные могучей кучкой, принаряженные в майки и шортики леопардовых расцветок по местной молодёжной моде, заявились и присоседились к нам моментально разрушив всё очарование тарахтением и бормотанием из переносноного матюгальника. Подраться с ними, что ли? Не, жарко и лениво мне. Ну их в баню.

Встали мы с Катей с лавочки да по магазинам прошлись. Катя из интересного надыбала шопчик "Олл фор вумен", сразу меня в этот галантерейно-текстильно-косметический рай завлекла. Узнавать, что тут носят. Дождался я пока она с манагером по продажам в беседе плотно увязнет. Постоял, полюбовался за порханием её в разном всяком пред зеркалами, да и откосил пошляться по соседним лавкам. Зайду, гляну, не колыхнёт ли душу ассортимент. Потом дальше бреду. Так и забрёл ненароком в магазин бытовой техники герра Клауса Шнитке. Большой магазин у герра. Богатый. C кондиционируемым торговым залом, между прочим! Ну да, у воды сидеть да не напиться… Посмотрел я всякие пылесосы, машины стиральные посмотрел, наслаждаясь приятной прохладой. А когда до отдела деда мороза додрейфовал, то сделал ушки топориком и изучать стал цены представленного к продаже холодильно-морозильного товара. Цены в магазине были. И приятно удивили неприятно высоким уровнем на всё прохладу несущее. Эти морозильные железячки, процентов на полста дороже шли, относительно остального ассортимента. И общего скачка цен. Дешевле полутора тысяч экю ничего кондиционирующего и вовсе не было. Общий уровень орденских накруток на всё ввозное мне уже примерно понятен стал. Нет такого преступления… ну и так далее, вот только процентов прибыли тут не триста, а как бы и не тысяча.

Заметив мой интерес к кондиционерам, подрулил ко мне среднего возраста и болезненного вида продавец. Осведомился о наших желаниях. Не узрев во мне желаний чего-то купить, скукожился, как георгин после утреннего заморозка. А на моё желание продать, отреагировал совсем вяло, поскольку герр Клаус отдыхать на уике-енде соизволят. Охотою на крупного хищника развлекаются и до понедельника промысел сей не отринут. Быть по сему. На нет и суда нет. Зайдёмте послезавтра, товарищ! И дальше себе дрейфую.

В соседний магазинчик, который электроникой торговал. Да тот же самый выбор, те же типо-модели что и на Земле в Салониках. А чего ещё ожидать? Зато в отделе мягкого софта надыбал пару местных ништячков. Во первых, классно сделанную трёхмерную интерактивную карту для ноута. Приложение под Мапинфо. И игрульку – авиасимулятор MSFS-2004. На двух дисках. У меня в ноуте такой установлен. Вот только этот сим – местной версии уже. Локализированный. В том смысле, что карту мира в него втулили не староземную, а уже тутошнюю. Со всеми аэродромами и прочей инфраструктурой. И для планирования полётов такая вот игрулька, между прочим, крайне архиудобна. И расстояния и время полётное и курсы и примерный расход горючки, и чтобы брюхом горы не царапать, минимальная безопасная высота обсчитывается. Расставил на карте путевые точки, прикинул удобные полосы для промежуточных посадок, наметил запасные площадки. Всё быстро и достаточно точно. Цимус.

Спросил продавца подробности. Тот симмером не был и подробностей не знал, зато пацанчик, лет пятнадцти у полки с дисками ошивавшийся, таковым как раз и оказался, и мне доподлинно растолковал, что и роза ветров в игрульке учтена в близком соответствии с реальностью. И температуры на разных широтах и высотах по отзывам понимающих людей тоже с нею же совпадают. Полезной я штукой обзавёлся. Для терра когниты. Ну а с инкогнитой всем миром постепенно будем разбираться. На наш век её точно хватит!

Рассовал коробочки с дисками по карманам, симки купил себе и Кате и перебрался в соседний магазинчик со стройматериалами, где был обнаружен любимой и обличён в небрежении супружеским долгом. Покаявшись и испросив прощения жарким поцелуем, совсем мимолётным правда, приглядываться стал, что у них тут почём. Интересовал меня кирпич разноцветный. Понравился он мне. Вот я в ценах и хотел сориентироваться. Приемлемо. Местная продукция в разы дешевле привозной. Поглазели мы с Катей и на постоялый двор поехали.

Саркиса я нашёл в ресторане его. Мы с Катей за столик присели и морепродуктов заказали и пива по кружечке. Кружечки нас порадовали, оказались они литровыми. А пиво оказалось очень вкусным и холодным, и всё сразу сделалось у нас замечательно. Саркис кушал карси-хоровац, шаурму в смысле и тоже пивом баловался. Нас заметил, ручкой пухлой, загорелой приветик сделал, а докушавши пищу к нам подсел. Спросил, как нам понравился город, интересовался где мы осесть намереваемся. Поговорили мы о том где хорошо жить, пришли к выводу, что везде, где нас нет.

Жара мне надоела до визга поросячьего. Я на Хиосе исстрадался от неё, только привыкать начал. Вот и спросил я Саркиса отчего такой девайс как кондишок не используется практически нигде в городе Порто Франко. И у него в мотохотеле в частности. И узнал почему. И не очень удивился, когда мне сказали, что – во первых цены на них от полутора до четырёх тысяч экю, я это видел уже. И во-вторых, они дефицит, а ещё огромная очередь на установку и всё оттого, что специалистов по монтажу дико не хватает. И поэтому очередь расписана у таковых специалистов на сто лет вперёд, под эгидою херра Клауса, подлого монополиста и пороси собаческой. А Саркисову "Арарату" очередь через год только подойдёт. Поинтересовался я, за сколько он взял бы партию из тех, что я привёз. Саркис сразу стал внимательный и компетентный, благодушие утратил, и принялся живо интересоваться техническими характеристиками кондишков.

Удовлетворив любознательность, спросил, не продам ли я ему пару десятков Carrier 51 AKS 015 по сходной цене. Предложенная им сходная цена в полторы тысячи экю показалась мне относительно закупочной, вполне себе сходной, и мы по рукам ударили. Он тут же сбегал в закрома, снял кассу у Билла, снял кассу в ресторане и в ресепшене, добавил подкожных накоплений. И наличкою мне 30 000 воздал за благодеяние моё. Потом подогнал к конторе грузовичок, полноприводный Fuso Fighter FL с кран-манипулятором. Уселись мы с ним в кабину и в аэропорт рванули оставив Катюху пиво допивать в одиночестве. Ей на неделю той кружки должно хватить. Не обиделась она. Мы по-быстрому обернёмся.

Доложился я дежурному сэру Блэру о намерениях, доехали до контейнера, помахал постовому, чтобы не застрелил нас случаем и погрузили мы "волшебной рукой" два десятка упаковок, я ещё мешки с оружием забрал с собой, и в "Арарат" возвернулись. Весь рейс у нас час занял. Саркис свою тачку прямо к моей дачке подогнал и один ящик сразу у порога разгрузили. Сам смонтирую. И он в первую очередь спальню себе тоже возжелал остудить.

Катя пришла, пива принесла бутылочного. Вкусного. Тёмного, поскольку закат уже близится. Ох, тут день длинный! Попиваем пивко, на стенке наружной блок жемчужного цвета закрепляем, шланг протянули через оконо, шестисантиметровое невеликое отверстице в раме проколупав, и блоки тем шлангом соединив, помолясь включили. Зажужжал. Подул. Остудил. Вечный кайф.

В душ сначала по очереди, а потом сообща. И спатеньки бай-бай. Морсик снова кушать отказался. Грустный такой на кресле валяется. Не прыгает не скачет он, а горько-горько… поскуливает в общем. Ну, Айболит, погоди! И Катя умоталась, голубка моя, за такой длиннючий день. Тревожно Кате на новом месте спится. Часто просыпается. И я с ней за компанию. Она ко мне прижмётся, ногу на меня закинет и снова засыпает. А я лежу и думаю о разном. Вот интересно, а что-то сейчас поделывает единственный мой знакомец здесь, по старой планете – Андрей Алексеевич неизвестной мне фамилии. Где-то он сейчас? Может, в дороге он, у костра кашу кушает? А может, с женщиной какой-нито веселится и жизни радуется? Или спит без задних ног с устатку? А может, не дай Бог и ухлопали его уже? Укрыт он ночным мраком неизвестности. Встречу я его тут, где-нибудь? Может и да. А может, и нет. И на мысли этой тоже уснул.

Утро туманное. Утро седое. И встречает прохладой. С моря туману нанесло. Проснулись-потянулись. Умылись-оделись и кушать в ресторан побежали. Без Морсика. Он опять меня проигнорировал и призывы мои, и болеть остался на хозяйстве. Позавтракав легонечко, вышли на улицу, а тумана и нет уже. Резкое у нас тут солнышко. Обратно в нумера возвернулись и я наконец за расчёты сесть решил. Созрел значит. Завёл ноут, открыл Вордик с образцом бизнес-плана и на Катю гордо посмотрел, собою любуясь. Гордись мною Катя! Какой я бизнес-плановый мен!

А Катюха же меня удивила несказанно. Сумку свою распечатала, иголочки-ниточки разноцветные, канву достала, пяльцы…..и вышиванием занялась. Крестиком по ноликам. В жизни бы на неё так не подумал. И не чего нибудь, а гобелен. Невеликий размером, но по картине Пино Джузеппе Данжелико: "Into The Night". Сорок на тридцать. И сорок на двадцать уже того. Проштопала. Я от этого промфинплана сам радёхонек откосить, вот разъяснения Катюшины и слушаю уши развесив. Готовые работы она свои на кровати раскладывает. Демонстрирует она их мне. И поясняет. Среди меня ликбез проводит. Програмулька есть у неё оказывается, специальная. Pattern Maker называется. Вот она картинку понравившуюся в Интернете сцапает, и в програмульке той обработывает. И схему вышивальную получает. Сколько цветов закажет, столько и пожалуйста. Потом совершает над схемой творческо-дизайнерское колдовство для бащей выразительности. И вышьет себе эксклюзив. Ни у кого нет, у неё есть! Катя таких работ полтора десятка сработала уже. Оказывается на Земле кирия Катерина была весьма известной личностью, в узких интернет-кругах крутых вышивальщиц. Не ожидал!

Полюбовался я разложенным на кровати вернисажем. Повосхищался искренне. Катю похвалил. Погордился своим с ней знакомством. Назвал её своей королевою и нарвался на вопросец:

– Виталос, если я твоя королева, то в каком королевстве ты король?

– В любом! Король, он и в Африке – король! А если король голый… то он одновременно и кроль! В смысле, тот ещё кролик! Тебе доказательства нужны? Ну, тогда моя корольчиха – держись!

И запорхали её тряпочки… по комнатке… какой-то… я несдержанный… стал… Когда угомонились мы, опасаясь за целостность кровати, что-то подозрительно жалобно она пищать у нас стала, вернуться пришлось к делам нашим скорбным. Поцеловал я Катю в награду, а также и для личного удовольствия, и в дебри полез, считать почём себестоимость летного часа у нас тут выйдет:

Введение: "Авиакомпания "Карнаш", зная тенденции на местном рынке авиаперевозок считает, что такой самолет как Цессна-208 будет иметь хорошую перспективу успешной эксплуатации в самых отдаленных…" – аэроплан Цессна-208 имеется у меня, и оплачен. Никакого лизинга-мизинга. Слил я на всё и вся все 730 тыщ евро они же 888600 доллариев, они же 268400 экю. Это затраты инвестиционные. Их будем окупать. 268400 / 15000 часов за 10 лет = 17,9 экю в час. Такое вот введение.

"По минимуму офис авиакомпании должен иметь: – кабинет директора 20 м. кв…..ИТОГО общий метраж офиса = 105-150 м. кв….

СТРУКТУРА И ШТАТНОЕ РАСПИСАНИЕ АВИАКОМПАНИИ:

… Управление авиакомпании: ИАС авиакомпании…

…ИТОГО с учетом резерва 87 364 долл. США = 500 000 долл. США, в год."

Итого – 13 дармоедов. 2 автомобиля. Всех в дупу вместе с офисом. Такое моё резюме будет по этому поводу. Переходим к эксплуатационным расходам.

"5.4. КВР ВС типа В-100 + ОТО + АТБ + Базирование: Периодические формы через 100 часов – сокращенный осмотр; Периодические формы через 200 часов – фазовый осмотр; Полный инспекционный осмотр по графику через 12 фаз; Стоимость расходов на механика = 7 экю в час. Это я. Если не заленюсь. Общеназначенный ресурс двигателя 6000 часов. Межремонтный ресурс двигателя 3500 часов. КВР двигателя = 120 000 $: 3500 ч. = 34.2 долл. США. или 10,36экю в час. Это опять мне.

Между КВР проводиться два осмотра горячей части двигателя 12000 $ и 14000 $ – 26 000 $: 3500 ч. = 7.4 долл. США. или 2,24 экю в час. И это мне!

Ежемесячная профилактическая работа специалистами на ВС: Маляр/обивщик = 30 $; Механик = 12 $; Тех. АиРЭО = 12 $; Буксировцик = 25 $; Инженер приемщик = 25 $; Итого: = 12 $ х 3 час.= 36 $: 125 час / 3,31.= 0,09 экю. Тоже я!

Оперативно-техническое обслуживание ВС в сутки: Инженер смены = 2.5 $; Техник СД = 1.2 $; Техник АиРЭО = 1.2 $; Итого: 4.9 $: 6 час.= 1 долл. США.= 0,3 экю в час. Это я. Базирование ВС на аэродроме: 50 + 10 экю в сутки / 30 час = 2 экю за час. Итого по статье КВР + ОТО + АТБ + базирование: 7,0 + 10,36 + 2.24 + 0,1 + 0,3 + 2,0 = 22 экю за час.

5.5. ФОТ и налог на ФОТ: Что заробил сверх расходов, то и ФОТ. И минус 15 процентов с чистой прибыли не забыть отмусолить в налог.

5.6. Статья ГСМ (160 кг. В час) = 32 экю.

5.7. Статья страхования на летный час = 7.3 долл. США. Нет страховки. Не страхуют.

5.8. ОПР авиакомпании = 13.4 долл. США. Уже в дупе вместе со всей авиакомпанией."…Извозчик, подвези меня родной, я как ветерок сегодня вольный…".

5.9. СЕБЕСТОИМОСТЬ ЛЕТНОГО ЧАСА:

ИТОГО по статье возврат инвестиций = 17,9 экю.

ИТОГО по статье КВР + ОТО + АТБ + База = 22 экю.

ИТОГО по статье ГСМ = 32 экю.

ИТОГО СЕБЕСТОИМОСТЬ ЛЕТНОГО ЧАСА = 71,9 экю. Вот такая пурга. Идём далее.

6.2. РАСЧЕТ РЕЙСА:

S = 1500 км. Vкрейс. = 340 км./час. Т пол. = 4.6 часа.

6.2. ПОТРЕБНОЕ ГСМ:

4.6 часа х 160 кг. = 740 кг.

Д = 240 км., Т пол. = 0.5 часа.+ 0.5 часа на Н круга = 1.0 часа.

На запас необходимо ГСМ = 160 кг.

ИТОГО: ГСМ на рейс 740 кг. + 160 кг. = 900 кг.

6.3. ПРЕДЕЛЬНАЯ ЗАГРУЗКА НА РЕЙС:

1842 кг.+ 900 кг. = 2742 кг.

3645 кг. – 2742 кг.= 903 кг. (10 человеков по 80 кг каждый и скутер не забыть).

6.4. АЭРОПОРТОВЫЕ РАСХОДЫ:

– взлет-посадка-метеообеспечение-аэронавигация = 50 экю;

– стоянка и обеспечение охраны ВС = 50 экю;

ИТОГО а/п расходов (100: 4.6 часа) = 21,7 экю

6.5. СЕБЕСТОИМОСТЬ ЛЕТНОГО ЧАСА:

ИТОГО по статье возврат инвестиций = 17.9 экю.

ИТОГО по статье КВР + ОТО + АТБ + База = 22 экю.

ИТОГО по статье ГСМ = 32 экю.

ИТОГО по статье аэропортовых платежей = 21,7 экю.

ИТОГО СЕБЕСТОИМОСТЬ ЛЕТНОГО ЧАСА = 93,6 экю.

Рентабельность 33 % = 30,9 экю. Однако, мы ещё посмотрим сколько процентов рентабельности народ стерпит!

Тарифная стоимость летного часа: 93,6+30,9 = 124.5 экю. Округлим до 125 экю за час полёта.

6.6. СТОИМОСТЬ РЕЙСА:

S = 1500 км. V крейс.= 340 км./час. Т пол. = 4,6 часа. 125 экю х 4.6 часа 575 экю.

6.7. СТОИМОСТЬ АВИАБИЛЕТА:

575 экю: 8 пассажиров = 71,88 экю. Всех разорю. Один останусь!

Округлим стоимость билета до 150 экю. Выйдет дешевле чем место в конвое. Можно и поконкурентить. 1,1 экю за килограмм груза на полторы тысячи км. Или 0,73 экю за тонно-километр. Вот так вот, если кратенько. Уф! Фсё!

– Катя, мы вот-вот забуреем!

– А я четыреста крестиков прошила!

– Ты у меня молодец! И я у тебя молодец. Ну и молодцы же мы все! А который час идёт? Полдень? Пойдём к Саркису кушать? Или ещё аппетита поднагуляем?

– Неутомимый бесстыдник ты, Виталос. Маньяк-сластёна! Кушать пойдём! А "сладенького" вечером получишь.

– Морс! Кушать пойдём? Нет? Ладно, я тебе сюда мяса принесу.

Саркис уже тоже обтяпал в ресторане с кондиционерами. Когда мы зашли, они с Биллом уже последний шуруп закручивали. Саркис мне покивал деловито, мол, подойду сейчас и убежал руки мыть, а к столику нашему подошла дева младая и предложила нам жаркое из местной антилопы. Набрали мы салатиков разнообразных и от антилопы тоже не отказались. Когда её доедали, к нам за стол Билл приземлился, поздоровался. Расспрашивать стал, какой огнестрел у меня водится, кроме "Вальтеров". Не тайна это. Рассказал я ему чем владею. Он "Тигром" моим толстокалиберным весьма заинтересовался. Не попадался ему зверь такой в руки. Любопытно ему осмотреть.

Когда Саркис пришёл, Билли меня во всю про ТТХ пытал. Да такие подробности с меня спрашивал, про которые я и не слыхал, что у ружъя бывают. Спас меня Саркис, как есть спас от фаната этого. Откуда мне знать, какое усилие на боевой прижине? Я доктор Драгунов? Нет? Ты меня про движок Ил-76-ого спроси. Я скажу. Или про пушку скорострельную 30-мм автоматическую 2А42. Или про НР-23. Или ГШ-6-30А. Тоже понятие имею. А стрелковку слабо знаю. На таком уровне совсем не знаю. Разные Билли у нас автобусы. У тебя другой маршрут. Договорились, что я вечером ему презентацию "Тигры" устрою.

Саркис с меня денег за обед брать не хотел. Всё гонял кругами девочек своих хулиганистых и деликатесами потчевать пытался. Восточный человек, менталити такая. Но я вид сделал, что огорчился на смерть, что он меня за бомжа-бутылочника держит, и денег с меня взять не хочет. Он и отступился. А вырезка антилопья на ура скушалась. Я свежей такой полфунта попросил, для Морсика. И немедленно получил просимое.

Потом мысль у меня мелькнула.

– Саркис, ты ведь как есть – армянский человек. В вине непременно должен понимать. Тут вот дело какое. Мы с собой вина привезли несколько бочек.

– Хочешь продать?

– Нет. Сохранить. Жара тут. Пропадёт вино в контейнере, если в холодок не определить. У тебя как с подвалами? Своё вино ведь хранишь где-то?

– Хорошо у меня с подвалами! "Арарат" с глубокого прохладного подвала начинался. Большой подвал! Места много. А вина много?

– Кать, у нас вина много?

– Две бочки по пятьсот литров с "Ариусиосом" и четыре таких же с "Саменой" сорок три ящика в бутылках разного. И две бочки по сто литров. Одна полная с "Саменой" и одна не полная с "Ариусиосом".

– Мадам Катерина, не хотите мне продать пару бочек?

– Предпочитаю арендовать место для хранения. Но столитровую бочку "Самены" подарю!

– Вах! Какая женщина! Срочно вино надо вывозить, погибнет вино, себе не прощу. Тебе не прощу. Зачем вчера не сказал? Второй рейс бы сделали!

– На ум не пришло. Только сейчас сообразил спросить.

– Вах! Совсем ты глупый! Поехали вино спасать!

Забрала Катя Морсову пайку и собачку кормить пошла, а мы вино выручать поехали. Обернулись быстро. Нету тут на дорогах пробок. Когда последнюю бочку в подвал спустили и на место определили, то попробовать решили – а не прокисло ли вино? Изыскал я стелянный кувшинчик, потом "Ариусиоса" нацедил в него для Саркиса. А Саркис, не мешкая вкрутил кран в подаренную бочку "Самены" и тоже пробу налил. В ресторан вернулись и ценитель наш немедленно за дегустацию принялся. Оказался он знаток и сибарит эстетствующий. Долго принюхивался, по нёбу глоток катал. И то и другое распробовал. Дегустировал с видом серьёзным и сосредоточенным. Пассы делал. Потом в улыбке расплылся и объявил, что не хуже армянских вин будет. Только для друзей такое вино годится.

Поулыбались мы с Катей и покинули приятное общество. Сейчас в город опять съездим. Приехали опять на Овальную площадь, что с фонтаном посерёдке. Бегло осмотрелись и свернув на "Станционную", промчались в сторону порта. Хотелось глянуть, как там устроились наши македонские приятели. Ехать пришлось мимо того самого вокзала. Только с обратной стороны. Сначала какие-то офисы проехали, потом и вовсе склады пошли что слева, что справа. Пыльненько стало. В самом конце улица вылилась в просторную, изрядно запылённую площадь. Остановился я и Катя рядом притормозила. Вавилоний! Было тут людно и толкотно. Стоянка заставлена грузовиками разной грузоподъёмности. Туда сюда бегают употевшие, но крайне деловитые, судя по папкам с бумажками – экспедиторы. Степенно и лениво покуривают никуда не торопящиеся водилы. Горделиво поглядывая на запаренный охлос, прошествовал мимо нас весьма благообразный кабальеро. Не иначе – на танцы пошёл. Орденский патруль с суровыми, но благородными лицами надёжно патрулировал подотчётную территорию. Хоть и воскресенье у нас сегодня.

На той стороне площади плац отсекал высокй бетонный забор с двумя воротами украшенными надписями по-английски. Я поднапрягся и перевёл – "Железнодорожная станция" и "Грузовой терминал". На станцию проход всем был свободный. А вот ворота терминала были и поширше и шлагбаумом перегорожены. Шлагбаум охраняется железобетонным дотом. На солнышке, рядом с той бетонной будкой тощенький солдатик маецца в малиновой беретке, но при фузее. Внушает! Дот, я имею ввиду. Не служивый.

Посмотрели мы на это коловращение тел и механизмов и дальше покатили, свернув налево. И до упора. В порт приехали. Тут всё как там. У вокзала железнодорожного. Грузовики, суета, пыли только поменьше. В море смывает её дождями и ливнями. В пассажирские ворота прошли и к администратору обратились в окошечко. Где тут русское судно македонцами грузится? Опоздали мы. С рассветом ушло судно. Зато хоть на собственно "порто" полюбовались. Нет, это – не Рио де Жанейро! Труба пониже и дым пожиже. Впрочем, это я с Земным Рио сравнил, а местного пока не видел. И вообще со старыми мерками к этому миру примеряться не стоит, пожалуй. Свои тут у нас мерки. Поглядели мы на кораблики. Лайнеров океанских не приметили. Танкер в грузовом порту под орденским флагом метров на сто длиной всего. Остальные совсем мелкие. Метров по тридцать – сорок.

Полюбовались мы на сторожевик орденский, что на якоре у выхода из бухты припухал, да снова в центр поехали. Ничего там не изменилось, но Катя новое красное платье себе купила. Короче не бывает. Зачем? Я так думаю это она дразницца! Ну сейчас в нумера поедем. Я те впечатлю. Каменного нашла! О том, как вернулись и что в нумерах вытворяли никому ничего не скажу.

После сиесты взял я сидоры с ружбайками и Биллу понёс. Он долго СПАС в руках крутил, потом разобрал. Осмотрел всё, хмыкнул, снова собрал. Сказал, что я неправильно сборку произвёл и кроме как в помповом режиме СПАС работать не стал бы. Предложил он мне за него двести монет. Я только рукой махнул и "Вепря" забрал, доплатив разницу. Потом он мне предложил на калаши прицелы установить коллиматорные. Ну доработать автоматы. Я откываться не стал, ему виднее, и пока Билл с ними возился, поглядывая взором жадным на "Тигра", всё ночники рассматривал. Потом махнул рукой на цену и купил сразу два приборчика. Себе и Кате! Дожидаться пока он переделку закончит не стал, оставил ему всё это добро до утра, не сломает поди, и к Кате назад побежал. Ночниками хвастаться.

Катя вышивала и было ей не до железок моих. Я обиделся немного, но возникать не стал, а сел с обиженной рожей и установил в ноут симулятор. Свою русификацию внедрил и принялся знакомиться с авиационными реалиями нашего нового мира. Так мы до вечера и проигрались каждый в свои игры. А когда ночь настала, я снова ей про ночные очки напомнил. Увлёк её на улицу, надел на Катюню очёчки и велел наслаждаться ночными видами в зелёной цветовой гамме. Сам тоже не приминул. Понравилась мне вещь. Если ещё луна подсветку даст, можно без фар посадочных садится. Разрешение и правда высокое. Четкость изображения просто изумительная. Кате новая игрушка показалась забавной, на её охи-ахи даже Морсик наружу выбрался пошатываясь. И сразу кошака учуял. Куда только вялость его исчезла. Пронаблюдали мы как Морс её на дерево загнал, как сам на то дерево четыре раза вскарабкаться пытался безуспешно, да и спать пошли, позвав в дом собачку.

Проснувшись поутру, на рассвете, сделал я забег на три километра вдоль по улочкам, подбадриваемый ранними прохожими. Вполне уже оклемавшийся Монморанси составил мне компанию и, то путался у меня под ногами, то пытливо принюхивался к чужим запахам, то облаивал в травке какую-то местную мелкую живность. Но кусать её опасался пока. Я полюбопытствовал, кого это он там промышляет? Поглядел. Сфотографировал на память. Сильно зауважал Морса за дальновидность. Да, я бы эту тварь тоже кусать побрезговал. Противного вида, многоногий червяк, длинной в пядь, весь густо покрыт жесткими рыжими щетинками, как шерстью, и ещё извивается при этом. Мохнатый шнурок грозно разинул жуткие жвала и, подергивая скорпионьего вида хвостом, попытался атаковать Морса. Тот отпрыгнул и укоризненно тявкнул на меня:

– И чо ждёшь? Пока меня ужалят? Видел какая гадость? А уж воняет совсем стрёмно! Совершенно несъедобно воняет. Чо делать-то с ним будем?

– Чо делать, чо делать… Давить гада будем!

Опустил я подошву кроссовки на недоразумение это гадкое. Под подошвой хрюпнуло. Вытер подошву о траву и дальше побежал. Морс развеселился, довольный моим решительным поступком и бесстрашием, и, чихая на бегу следом помчался.

Да, подраспустил я себе организм. Изрядно. В училище утреннюю пробежку на пять километров никто всерьёз не воспринимал. Покуривали даже на бегу некоторые курящие, а вот сейчас три километра всего-то и пробежал, и дыхалка кончилась. С этим организмом мы будем упорно бороться.

Катя привычно проснулась на запах кофе и наградила меня за заботу по-царски нежным поцелуем, и сморщив носик, загнала в душ. Позавтракав, оставил я Катю на хозяйстве и распорядился ей после обеда в аэропорт приехать. Забежал к Биллу, рассчитался с ним за труды, запаковал стволы в мешки оружейные, набил магазины, сунул их в сумки, а сумки за спину повесил. Билл на них пломбы причакал. Вскочил на скутер и покатил на аэродром. На КПП мне пломбы срезали и как оказалось – зря.

В аэропорту охрана меня такого сверхвооружённого встретила неприветливо, облегчила от ноши и велели мне ждать прибытия начальника для разъяснения моей дальнейшей судьбы. Поскольку посторонним пребывание на территории аэродрома с оружием вменялется в нарушение закона. И штрафчиком для начала каралется немалым. Так меня и продержали под стражей целый час, пока капитан и начальник не занял своё рабочее место. Рабочий день у них только ещё начался. Открыли они мне глаза, что называется. Тут восьмичасовой день строго соблюдается везде, кроме торговых и общепитовских заведений, ну и на транспорте и производстве, если идут непрерывные технологические процессы. Рабочий день начинается с 08:00 и тянется аж до 12:00. Затем следует небольшой обеденный перерывчик до 18:00 и заканчивается рабочий день в 22:00. Кучеряво живут! Ибо жарко! И день непомерно длинный.

А я всего-то хотел спросить, где бы мне тут оружие пристрелять можно, чтобы ненароком не попасть в кого-нибудь. В пампасы ехать я поопасался. Начальничек вник в ситуацию, обматерил меня на американский манер и издал указ о том, что мне и миссис Катерине, как лицам имеющим временное проживание на территории аэродрома, дозволяется ношение оружия в целях самообороны. Пристрелять же оное мне велено с караульной вышки, возле которой получили мы вид на жительство.

Поблагодарив такого отзывчивого и душевного сэра, отправился я в диспетчерскую. И там одолел расспросами дежурного, но безработного диспетчера. И не без пользы. Договорился, что за соответствующую мзду мне помогут с полётными картами, как в бумажном, так и в электронном виде и ещё в нужном для моего "Гармина" формате. Прикупил по случаю книжку толстенную со схемами захода для всех аэродромов мира.

Оказалось их ни много, ни мало, а 1744 штуки. По числу страниц посчитал. Схемки по четыре штуки на разворот были цветные. Коды аэрофилдов по подобию кодов ИКАО разработаны. В четыре знака. ВПП в один цвет, рулёжки в другой. Перроны в третий. Зоны ожидания заштрихованы и всё прочее и с первого взгляда всё ясно. Очень качественно отпечатанный и крайне полезный труд. И любой лист можно вынуть легко, расстегнув замок на переплёте. По случаю каких изменений или когда вдруг новая полоса строится, отдельно Орден листочки допечатывает. Дополнить книжку тоже труда не составит. И 300 экю за такое творение вот нисколечко мне не жалко.

И много любопытного узнал я о местной метеорологии. И в полный тупик впёрся. Не укладывается сообщённое мне в изученные мною теории. То чего он рассказывал, сильно непохоже на привычную земную карусель циклонов. Широты, в которых мы теперь обитаем – сороковые и пятидесятые. И саванна тянется до шестидесятой параллели. На земле – это уже зона тайги. А тут степи бескрайние. Зимы как таковой вообще нет. А всё делится на длинный сухой сезон, хоть и с нередкими ночными дождиками и короткий, и ветренный сезон дождей. Лето в общем, и осень. Ни зимы, ни весны. Сухой сезон начинается со второго месяца и продолжается до десятого. Десятый, одиннадцатый и первый – разверзшиеся хляби небесные.

Свирепые ветры, грозы, ливни непрерывные. А точнее дикие ливни в продолжении трёх месяцев кряду. Низкая облачность пропитанная влагой. Все сообщения между населёнными пунктами прерываются. Диспетчер, шалун такой, подмигнул мне и заявил, что на этой планете дети заводятся от сырости. Медицинский факт. Не веришь? Смотри статистику.

В сухой период ветры редко меняют направление и дуют наподобие земных муссонов. Что интересно на разных высотах в разных направлениях. Не то, чтобы навстречу друг другу, но например на 5000 метров с северо-востока на 210 градусов. А вот на высоте 5500 метров уже с северо-запада на 140 градусов. Этакий слоёный пирог. Примерно так. Грозы в сухой период случаются редко. Но если случаются, то идут широким фронтом и захватывают сотни километров.

Магнитный полюс тут, кстати, гораздо ближе к географическому расположен. Интересно, тут полярные шапки есть? Или потаяли давно? Высоко в горах снежные шапки есть. Незначительные. А пустыни есть? Тоже неизвестно. Плохо изучена пока планета. Много непонятного. Но как бы то ни было, пилоты с удовольствием и охотно таким удивительным постоянством господина Зефира пользуются в корыстных целях. Поскольку на скорость движения воздушных масс господин Зефир не скупится. В среднем скорость ветра узлов 20-30. На высотах свыше 5000 метров и до ста узлов бывает нередко гонит. Иногда. А иногда нет.

Тоже все известные воздушные потоки заинтересованные люди в таблицы свели и книжицу изладили. А диспетчер мне её с удовольствием продал. А я её с удовольствием купил. Перекачал он мне на флешку карты для "гармина". На картах тех все привода отмечены, для каждого привода частота указана. И программку для редактирования карты этой тоже мне бесплатно сбросил. В ноуте теперь смогу вносить поправки, и белые пятна, коих полным полно, тако же смогу приводить в известность. За такую работу будет мне скидка полагаться при обновлении. А пока две штуки – как с куста. Ещё в обязанность мне, как пилоту вменяется присмотр за радиоприводами. Если какой замолчит, а я это замечу, обязан я тут же известить радионавигационную службу Ордена.

Специальная бригада работу такого маяка восстановит а мне будет не только почёт и уважуха, а целая премия, как за убиенного дорожного бандита. Воздел я удивлённые очи и разъяснение получил. Что дорожный бандитизм, это страшное зло, которое тут карается убиением без суда и следствия и воздавшему справедливую кару от ордена полагается одна тысяча экю и подштанники угандопанного бандита. Кроме подштанников можно забрать его харчи, оружие, боеприпасы, средства передвижения и любимую бандитом губную гармошку. За чужую собственность, отнятую у бандита, опять мне будет полагаться премия в размере четверти её стоимости – от счастливых обладателей возвернутого имущества. А чо! Справедливо. Всё на серьёзной коммерческой основе. Встречу такого бандита – непременно кокну. Если он меня не заметит и первый не попадёт. Надо будет повыше летать. Тогда недострелят они до меня.

Тут меня гражданин начальник и отыскал через часик после прибытия и соизволил заняться мною более плотно. На двух квадроциклах цугом, покатили мы к месту стоянки моих контейнеров, прихватив с собой крановщика и двух стропалей. Крановой, сразу воткнув рубило, полез к любимому механизму. Стропаля проворно нацепили монтажные пояса и взгромоздились с помощью крана на мой дворец-контейнер сквозь зубы обзывая двухскатную крышу нехорошими словами за изящество форм и архитектурные излишества. Зацепили её стропами, и в нарушение всех правил безопасности при проведении погрузо-разгрузочных работ там и сидели, пока крановщик мой контейнер пристраивал в указанное начальником место за пределы погрузочной площадки. На крышу другого контейнера эти нарушители проследовали с помощью того же крана, стопой не коснувшись презренной земли, и там принялись за старое.

Пока они безобразия нарушали, мы с начальником познакомились, завязали тесные дружеские контакты на финансовой почве. Стоим, торгуемся за каждый квадратный дюйм поверхности аэродромной и я всё никак не соображу – на кого он смахивает? Ведь зверски на кого-то знакомого похож, а вот на кого? Прервав бесед, рванул начальничек ручками размахивая указывать место складирования следующего контейнера, а я вдруг детство вспомнил и триедучие эти телемосты с "Аммегикой"! Йо. п! Точно! Этот Джим Стакер… или Джеймс Таккер?… Надо бы уточнить, а то и неловко даже как-то. Короче, под Фила Донахью этот перец косит! Только молодого, не пузатого, без седины и вальяжности. Но тоже, благообразный весь такой! Весьма.

Тут на горизонте нарисовался тепловозик маневровый. И Катерина приехала. Надоело ей в одиночестве сидеть. Она и приехала. Я капитану аэродромному её представил и заодно доподлинно разглядел на бейджике имя его. Джим Таккер – имя ему. Вернулся Фил, в смысле Джим, и снова со мной речи завёл. Вот как они только наукой и техникой занимаются на языке таком? Решительно не понимаю. Сердце у меня не выдержало такого напряжения, достал я из кармана леденцов, для Катеньки припасённых, со Старой Земли ещё. Угостил всех вежливо, и демонстративно себе за щёки две штуки запихнул. И по-английски стал с Джемом Таккером изъясняться. Речь моя сразу стала ему кристально прозрачна, произношение моё оказалось весьма близко к гарвардскому, и несмотря на ошибки в построении фраз, он меня прекрасно понимать начал. Машинист с помошником рядышком торчат зачем-то, в ожидании окончания ритуала разгрузки, между собой чирикают на неизвестном мне языке. Катю спросил и разъяснение получил, что на португальском они общаются. Салазары! Вот ведь смешались в кучу кони-люди, эх, сюда бы парочку орудий, вот тут бы был бы вой! Ничо! Привыкнем к вавилонскому столпотворению этому.

Когда все четыре контейнера обрели, наконец, под собою твёрдую почву, ребята-акробаты тоже брезгливо ступили на презренную землю. С помощью крана, разумеется, и к нам подошли. Оказались они никакие не стропаля, а вовсе местные авиамеханики.

А машинисты, не говоря худого слова, влезли в свой локомотив и уехали. Вместе с моими платформами. Это как понять? Меня ограбили? Кого надо отстреливать, братцы?! Мне поспешили объяснить, что это нормальная процедура. А разве мне железнодорожники не сказали, что на мой счет уже перечислено за платформы? Я в банк звякнул, точно – 6800 экю. Поскольку переправа на их стоимости не отразилась. Вот, уроды! А платформы мои на разделку едут. В последний путь, так сказать. В Нойехафен. В металлолом. Орден их немцам ещё в пятницу продал. Вот так-от тут дела делаются!

Спросили у меня механики, где я заныкал самолёт? Показал я им, какие где гайки отвинчивать. Они и набросились, гремя ключами. Сняли переднюю и заднюю стенки и ахнули. Поразил их не невидимый пока аэроплан, а то, как он ловко замаскирован за грудами ништяков. Обозвали крэйзи рашеном и стали они груды те наружу извлекать. Умаялись, и срочно вызвали подкрепление, с электрокарой-погрузчиком. Подкрепление прибыло в лице знакомого мне месье Феру. Вшестером у них шустрее дело пошло. Я было сунулся помочь, но мне сказали: "кид, отвали в сторонку и не мешайся"! "Кид, гет аут!" примерно так переводится? Или это мне нахамили нечаянно?

Когда очертания воздушного корабля наконец обозначились, освободили парни стойки шасси от захватов, зацепили к носовой родную цессновскую буксирную тягу, извлечённую из груды барахла и прочей тары, примастрячили её к кваду и попытались вынуть птичку из гнёздышка. А вот хренушки – сказали заюшки! Я зря салон загружал, что ли? К первому кваду прицепили второй и, поднатужившись, одолели таки инерцию покоя. Выкатилась моя белокрыло-бескрылая ласточка на волю. Прямо в пампасы. Крылушки-то раньше вынули.

Попытались из салона излишки изъять и тут заюшки снова сказали своё веское слово. Зубки острые и белые стремительно мелькнули и многозначительно щёлкнули у самого запястья самого ретивого. Вполне прозрачно всем намекнув, что без хозяев в самолёт соваться дело рисковое и чреватое. Больной Морс или не больной, а дело своё знает туго! Отважные герои тут же и закончились. Забрал я пёсика вместе с креслом из кабины, Катю в кресло определил и Морса ей на сохранение на коленки сгрузил. На поводке. Открыл ребятам доступ в пещеру Алладина. В груду уже вынутых вещей, из недр "Каравана" шустро посыпались пакеты, мешки, ящички-коробки-корзиночки. Вынута последняя коробка с маслом подхвачена жилистыми руками и поставлена на травку. "Свободен, наконец свободен!" – наверное подумал про себя мой "Караван". Не тут то было. Освобожденного раба повлекли непосредственно под кран подъёмный. Крылья цеплять. А чего тянуть кота за хвост? Я опять руководить сунулся было, но леденцы за щеками у меня уже рассосались, понимать меня все мгновенно перестали и снова велели "отвалить и не мешать".

Я к контейнеру вернулся, и стал из него дом делать. В первую очередь затащил обратно биотуалет. Дедушка учил, что у нас, у русских правильная стройка всегда с сортира начинается. А если это волшебное правило нарушить, то вся стройка пойдёт наперекосяк и неправильно. Интересно, если бы большевики строительство светлого будущего начали с сортиров? Может, у них в этом заковыка приключилась? Без сортиров у них как-то всё через задницу вышло. И пуком кончилось, а ведь семь десятков лет тужились, достигнув немалых успехов.

А вот демократы своё светлое будущее строить принялись с платных туалетов. И, несмотря на то, что выстроенная ими государственная конструкция и выглядит хлипко, и функциональностью не поражает, однако второе десятилетие упорно поскрипывает и, как ни странно, выдерживая продажность управленческого аппарата, один за другим экономические спады и кризисы, политические скандалы и иные всякие житейские шторма. Вот и задумаешся, от чего это вдруг такая поразительная устойчивость? Не от демократии же, на самом-то деле?

Под философские эти мысли привинтил я обратно стенку. Сначала заднюю. Она лёгонькая оказались. Подъемная вполне. Монтировку подсунул, под монтировку башмак самолетный, на рычаг ногой придавил, плечом поднажал и отверстием на болт вздел. Гаечку наживулил и с другой стороны тако же проделал. Потом верх придавил, на болты надвинув. Теперь мне сильно подпрыгивать надо. Гайки затягивая. Реквизировал временно у механикусов стремянку и закончил дело. Стал шмотки таскать обратно, что по силам были. Что потяжельше, те карой на рога цеплял и в норку прятал. Мотор запасной в первую голову. Катя Морса на кресле оставила дальше страдать и мне помогать стала. Мистер Таккер смотрел-смотрел на наше самоуправство, потом не выдержал и включился в процесс. Вот вроде и "Караван" я затаривал под завязку, и вокруг него чуть ли не утаптывая, багаж прессовал, а когда взад всё сложили, то половина контейнера теперь пустая. Есть теперь где головку приклонить. 24 квадрата свободно под жилплощадь. Хорома! С Надькой в офицерском общежитии мы на 12 квадратах семейно жили и гостей во множестве принимать умудрялись. Допринимались, блин. А… всё к лучшему деется. Чего теперь-то уж…

Раскатал матрасик надувной, вилку в розетку заправил. Клавишей пощёлкал, а нету напряги. Распаковал кондиционер, на место его воздвиг, шланги наружу вывел и обратную часть укрепил. Прикрутил концы куда положено, в другую розетку вилку сунул. Тоже выключателем пощёлкал. Нет напряги! Как не было, так и нет! Я на руководителя местного покосился. А тот на Катю косится. Ну ладно. Тогда я к стеночке у двери присобачил проточный нагреватель, малюсенький такой. На полтора киловатта. Под ним умывальничек привернул к стенке. С краником шаровым. Потом собрал кабнику душевую и песню при этом напевал про – "пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам и вода по асфальту рекой…". Катюха мне ключики нужные подавала, она бедная привыкла уже, что когда я руками чего делаю, то песняки распеваю. А вот мистер Джим пение моё слушал впервые. Морщился, но слушал. От того, что с напряжённым интересом наблюдал, как я гнёздышко вью.

Не по нраву мне пришлось местоположение душа, и я его с сортиром местами рокирнул. Сортир в угол, остальные на месте. От душа наружу слив вывел. Ямку невеликую, по пояс всего, лопаткой сапёрной выкопал шустро, и слив в ямку ту спрятал. А ямку настилом пластиковым прикрыл. И дерном сверху замаскировал. Вот у меня и "калинизация" готова. Потом стеллажик под потолком настелил заготовленный, туда ёмкость резиновую пристроил. Вывел шланг из емкости и кончик к входному патрубку нагревателя приткнул и хомутиком зажал. Потом моточек металлопластиковой трубки разыскал среди багажа и принялся водопроводную систему конструячить. Изогну трубку как надо, обрежу ножничками специальными по месту, на концы гайки надену, и прикручу помолясь. Потом раскатал по крышам контейнеров полог со светоотражающим покрытием и на манер палатки натянул над контейнерами на дюралевых стояках.

Теперь финальный аккорд. Энергетический вопрос. Выглядел я среди багажа нужную штуку, распаковал. Стоечку трёхметровую дюралевую на крыше собрал, в неё вал гибкий заправил и в оголовках с редукторами зажал в натяг. Потом к верхнему редуктору на ось крыльчатку насадил лёгкую пластиковую, два метра радиусом. Многолопастную, с изменяемым шагом. И противовесом-флюгером. Просунул конец стойки в стакан через отверстие в пологе и укрепил конструкцию на растяжках. К нижнему редуктору, что под пологом оказался, генератор присоединил двенадцативольтовый, постоянного тока. Вроде автомобильного, со встроенным регулятором напряжения. Двухкиловаттник. Провода тоже внутрь спрятал. Там их к аккумуляторам большим, на 140 амперчасов в батарею собранным, пришпандорил. И через здоровый преобразователь электронный к щитку с предохранителями подключил. Ветра только нет. Вечерний штиль. Но батареи-то у меня с Салоников заряжены. Щелкнул пакетником:

– Да будет свет! И стал свет!

И по шее получил. Накажу, ох Катюха, накажу сурово! Сегодня же ночью! За нарушение заповедей. А то совсем не убоится мужа своего. Безобразие какое.

Продолжая напевать под нос героический эпос о героических деяниях красных кавалеристов, перекачал синим электронасосиком из бочки воду в емкость резиновую. Я их десяток с собой прихватил, насосиков этих разноцветных. Красные для топлива. Синие – воду качать. Их ещё и от руки крутить можно, и электричеством. Можно топливо качать, можно воду. Главное – насосики не перепутать. Готово водоснабжение. Горячее и холодное. Включил кондиционер. Жужжит! Прохладой повеяло. Я побойчее напевать стал. Уже на "ой мороз-мороз" программу по заявкам "наших дорогих маленьких радиослушателей" переключил. Добыл моточек кабеля и стал к мистеру сэру Джиму Таккеру подступать, явно намекая тому, на испытываемое мною желание подключится к более регулярному источнику энергии. Аккумуляторов без подзарядки надолго не хватит, хоть и 700 амперчасов в запасе. Холодильнику, мол, постоянно энергию подавать требуется. Да и кондиционеру, по здешнему климату пахать вечно.

Тут терпение у Джима лопнуло. Доконал я его вокалом. Вспоминая каких-то местных факов отобрал он у меня кабель. Самолично впендюрил его в электрощиток, что характерно – правильно впендюрил, записал в наладонник, клизма ведёрная, показания счётчика. И протянув конец стометровой бухты наружу, не менее самолично вознамерился подключать его к трансформатору, от которого питался кран. Я значит должен кольца расправлять? Приставил я к этому делу тётю Катю и в погоню за аэробоссом пустился. Насилу догнал.

– Мистер Сэр! Мистер Таккер!

– Да, сэр?

– Вольт? Герц? Ампер? Фреквенси энд Вольтаж? – вроде никого не позабыл? Всех перебрал? Джимми хлопнул меня по плечу и уверил что всё о'кей. 230 вольт на 50 герц стандарт тут. Рубильник вниз перекинул и кабель подключил. Показал пальцем на трубу далёкую и похвалился городской тепловой электростанцией. И пожаловался тут же, что каждый день 200 тонн угля там сгорает. Уголь нашли только у русских. От них морем и возят. Топливо тоже морем, танкерами возят. Из халифата. Танкеры, правда, маленькие такие. Максимум в две килотонны водоизмещения. Возят морем мазут и бензин. Керосин и солярку тоже возят. От русских сюда дальше возить. У русских свои покупатели. АСШ и Техас с Конфедерацией. И Бразильцы с Латинским Союзом – тоже у русских горючее берут. А Европейский Союз и Орден от арабов нефтепродукты получают.

Потом помог мне переднюю стенку к контейнеру приставить и привернуть. Зашли мы в жилое помещение. Катя уют наводит. Занавесочки там, рушнички-скатёрки. Вроде мелочи всё, а в результате возникает уют. Стол кухонный разложила и табуреточки пляжные распаковала по числу голов. И поляну накрывает. В уголке кухонном ножиком шурует, салатики мастерит из тех продуктов, что мы собою брали. Мясо шкворчит на плитке. Аромат издаёт. Мистер под кондиционер присел и жмурится от удовольствия, только что не мурлычет. Катя ножик отложила, меня с собою позвала. Открыл я контейнер со скарбом домашним и последний пятиведёрный бочонок выкатил. Специально так его загрузили, чтобы всегда под рукой был. "Самена" из таверны Димитриоса.

Закатил бочонок в домик, нашла Катюша кран специальный, бочковый. Я его вместо пробки и вкрутил. Под бочонок одну из табуреток использовал. Налил сэру капитану граммулечку на пробу. Распробовал – понравилось! На часы я глянул – день рабочий к обеду близится. Вышел наружу, а "Караван" уже хвостовое оперение вновь обрёл.

Проехал мимо "хаммер" с солдатиками орденскими. У вышки угловой остановился, сменился на ней караул, и обратно "Хаммер" уехал. Значит, 12:00. Закончили работу пока, и Катя пригласила всех руки мыть и за стол садиться, дабы отметить наше прибытие и новоселье.

Народ проявил энтузиазм. И народ ждать себя не заставил. Трудовой народ расселся вокруг стола и вилки взял наизготовку. И получил своё. Кухня у Кати сугубо средиземноморская: оливки, много зелени в масле оливковом и много жареного мяса. А чего ещё мужикам надо? Вина желаете? Так рано! Начальство запрессует! Пепси пока попейте. А вот вечером… с нашим удовольствием. Пейте, гости дорогие! Кушают ребята, нахваливают Катину стряпню и на кондиционер с завистью поглядывают. Понятна мне их эмоция.

Почесал я репу, подумал, что мне с этими ребятами тут жить, а если перееду, то всё равно встречаться. Да и задарил по экземпляру механикусам в бытовку и начальнику в кабинет. Не убудет с меня. У себя в вагончике я такой смонтировал за пятнадцать минут, Таккер видел. Элементарно. Потому все сразу в очередь ко мне на приобретение выстроились, поскольку работа – работой, а живут в городе семейно. А семьям дюже жарко. Прикинул я резоны, да и зарядил им по штуке за кондишок. Никто и не пикнул, мироедом не обозвал. Только орлы эти меня чуть не уронили, когда качать налетели. Перекосы планирования, так сказать. Так у нас это раньше называлось.

Я на вышку к караульному залез, калаши пристрелял. Потом и всё остальное по очереди. Солдатика больше всего "Тигр-9" удивил. Всё ж таки, редкая вещь, а на западе и вовсе небывалая. Интересно, вот чем он".338 Лапуа" уступает? Понятно, там патрон боевой, могучий, а у меня охотничий. Баллистика похуже ощутимо. Но пуля-то у меня толще? Наверно, в мои пороху сыпят меньше. Надо будет с Биллом-оружейником потолковать из любознательности.

К вечеру ударным трудом закончили ребята сборку и пошёл я контроль совершать. Проверить всё и вся надо. Правильно ли тяги подсоединены, электропроводка? Правильно ли управляющие поверхности работают? А то, бывает, лево и право перепутают, как дядька Георгий на Хиосе восток с западом, и будет мне тогда кирдык. Законтрены ли гайки? На первый взгляд всё ладно. Гайки динамометрическим ключом протянуты. Все до одной ошплинтованы. Порядок. Выкатил я бочки с керосином, все шесть штук, что с собой брал на случай всякий, и в баки их перекачал. Двигун осмотрел. Маслице проверил. А куда оно бы делось? Турбинку запустил. На спину к "Каравану" влез и проверил на места соединений на отсутствие течи. Течей не обнаружил. Умеют ребята работать, когда захотят. В кабинку сел и рули вертеть начал вправо-влево, вверх-вниз. Элероны проверил, все триммера поворочал. Фары и локатор обследовал. Механизацию крыла тщательно проверил. Всё штатно. Нет замечаний. Проведу завтра лётные испытания, и за работу приниматься пора. Все земные дела практически устаканены. Пора работу искать.

Пригласил бригаду и начальников в стойбище, жить-то будем У Саркиса, но и здесь теперь есть где головку приклонить. Наполнили кружки "саменой", поздравили нас с прибытием ещё разок, пожелали посадок не меньше чем взлётов и учинили нам с Катей форменный допрос. Про то, как там Земля-старушка поживает. Самому настырному, которого Стивом звали, он всё домогался от меня, как сыграли последнюю игру "Чикаго буллз", я газету вчерашнюю всучил, чтобы отстал от меня. Последнее, что меня в жизни интересует, так это успехи бегунов, прыгунов и прочих мячепихателей. В общем, они нас больше спрашивали, чем наоборот, и разжиться информацией особо не удалось. Сильно засиживаться ребята не стали, и два часа спустя пора пришла подарки получать. Рассчитались со мной за кондишки наличкой, без разговоров. Открыл я контейнер и выдал обещанное. Их и увезли тут же. И мы следом за ними в город, на свиданку с герром Шнитке. Пора его за зябры прищучить.

Приехали на "Овальную" площадь, в магазин зашли и к продавцу давешнему прямо направились. Тот узнал меня сразу и, не задавая наводящих вопросов, побежал хозяина звать. Герр Клаус Шнитке тоже не поражал воображение толщиной торса и яркостью ланит. Худющий и бледный какой-то немчик. Хворый, наверное. Обсудили мы технические характеристики предлагаемого товара, и стал мне тут Клаус цену сбивать беспринцыпно. Говорил нам, что такую технику неохотно раскупают, что орден поставляет ему значительно дешевле. Врал в глаза и не краснел, меланхолик.

Тут меня мягко отодвинули в сторонку, и за дело взялась бизнес-кирия. Нежно глядя ему в глаза, она уточнила, по какой цене герр Клаус хотел бы приобрести нашу партию. Тот назвал. Катя его нахалом обозвала и, потыкав носом в розничные цены, выдала ему весь расклад, рассчитав норму прибыли. После чего, мило улыбаясь, погрозила, что вывесит объявления в порту и на станции. Клаус был сметён с прилавка. Клаус был побит, как суслик. Клаус уведомил нас, что Гитлер капут. И согласился на Катины условия. Я хлюпал носом только и головой качал, поражаясь торговой хватке супруги моей.

Я предлагал ему по тысяче пятьсот. Он больше пятисот платить не хотел. Но взял по тысяче четыреста тридцать. Оптом. Самовывозом с аэропорта. Без контейнеров. Они мне самому пригодятся. Куда немцу с греками в торговле соревноваться! С ними, с греками, разве что только армяне да евреи потягаться могут. С холодильниками так бойко не вышло, и забрал он их по тысяче экю. С этим товаром тут не так напряжённо. В банк ехать было поздновато уже. Договорились, что я завтра к 08:00 подъеду и мы сделку оформим. Простились с герром Клаусом и совет держать стали в маленьком кафе на овальной площади. Ужин, товарищи лётчики.

Контейнеры я придержал. Продавать не стал. Морской высокий и широкий сорокапятифутовый контейнер – это не только 90 кубометров внутреннего объёма. Если их спарить, то от любви двух таких длинных, но узких, роскошный гараж получится. Или склад. Забытых вещей. А полуавтомат сварочный мне от Теодора через супругу в наследство достался. Варить и резать я тоже умею. Но это на постоянном месте уже сделаю. Когда Катюхе дом построю, такой же, какой у неё жулики отняли. И рассказал ей о своей мечте.

Катя пила вкусный и полезный капучино. Поглядывала на меня нежно и признательно. Я тихо млел от её взгляда, а она взяла и отказалась. Потому что такая громада потребует массу времени для наведения в ней порядка. Мыть да пылесосить бесконечные просторы – это прислугу содержать надо. Нанимать её она не собирается, поскольку посторонних в доме терпеть не может. Ей и меня рядышком вполне необходимо и достаточно. И посему обойдётся кирия Катерина Ружейникова домиком гораздо более скромных размеров. А если я намерен сделать ей приятное, то выбором проекта она сама займётся. Хотя и обещает со мной советоваться. Я совсем сомлел от неги и ощущения тихого счастья. Вот банальный штамп – женщина моей мечты. А как здорово-то, мои маленькие любимые радиослушатели, когда у тебя такая есть на самом деле.

Попили мы этого замечательного капучино и на почту зашли. "New World Mail" называется. И обозначается дудочкой, свернутой в каралечку. Имел я одну мысль неоднократно, об этой самой почте. Коммерческая авиация вообще с почтовых перевозок начиналась. Вот и собрались мы с Катей поразузнать, а как это дело тут поставлено? Может, наймут? Самое то для разведполётов. Если платят прилично. Почта функционировала посредством эксплуатации молодого организма, выполненного в стиле эмо. Или как-то так. Это я так стебаюсь, оттого, что прикольно выглядел означенный организм.

Парнишке на вид лет семнадцать, в ухах серьги, в носу серьги и на бровях серьги. Заподозрил я, что это только видимая часть его коллекции, но уточнять побоялся. Вдруг он очень душевно ранимый? Раскрашен был малец в духе мосье Стендаля. В красное и черное. Обмундирован хотя бы по человечески. Но полагаю, только в рабочее время. В чём он на воле гуляет, представить не решусь. Как не решусь предположить о направлении его жизненных ориентиров.

За стойкой сидел он с видом сосредоточенным, заполнял какой-то сложный тугумент официального вида. Кусал свирепо при этом кончик шариковой ручки и видно по всему пытался высосать из неё истину. Потому что часто искал подсказки на потолке. У меня тут обращение выработалось ко всем такое вежливое:

– Мистер Сэр!

– К вашим услугам, сэр?

– А скажи-ка мне, любезный мистер-сэр, не нуждается ли "почта нового мира" в услугах транспортной авиации? В лице меня, надёжного.

Парнишок растерянно захлопал ресничками. У-ти, моя прелесть! Потом преодолев рифы моего акцента, о которые в щепки разбивался смысл произнесённых мною звуков, попросил повторить помедленнее. Надо мне ещё леденцов купить. Для себя. И побольше, побольше. И за щёки их. Наверняка поможет. Я напрягся было, но на выручку пришла богоданная кирия. Что бы я без неё делал? Ума не приложу. Растолковала она парнишке, чего мне знать хочется. Парень стал значительный. Парень стал ответственный. Парень поднялся и произнёс спич.

– Да, сэр. Мы нуждаемся в подобных услугах. Каким самолётом вы владеете? У нас определённые сложности с доставкой посылок. В настоящее время мы отправляем их с попутными конвоями, что неприемлемо для срочных отправлений. И если ваше воздушное судно достаточно велико для перевозки подобных грузов, мы охотно заключим с вами контракт. Но обязан предупредить, что перед вылетом вы должны внести денежный залог, эквивалентный объявленной стоимости отправлений.

Вот чешет! Несмотря на экзотически украшенную голову, мозги в ней он клеем не сквасил. Вполне толковый юноша. Обтолковали мы технические возможности моего пепелаца, признали их удовлетворительными и заслуживающими внимания почтового ведомства. Сообщил он мне почтовый тариф. За тоннокилометр почта оплачивала 1 экю. Вполне мне такая оплата импонировала, о чём я ему не преминул сообщить. Можно сказать, заключили договор о намерениях. Девид Кучковски, так мальчонку звали, как только я сообщу ему о готовности, обещал включить меня в график, и подобрать груз.

Простились мы с этим любителем авангарда и к Саркису ночевать отправились, с длительными посиделками у него в ресторанчике. Там на прохладу народу набежало со всего городка. И за один вечер Саркис рассчитывал недельную норму прибыли поднять. Много мне чего поведал толстячок армянский. И как на Новую Землю с братом угодили, и про русские протектораты, и кто там воду мутит и на чью мельницу ту воду мутную льёт. В русское представительство можно уже не ходить мне. Всё с Москвой местной ясненько сделалось. И про Орден Саркис всяко чего знал. Изрядное в тот вечер в раскладах местных просветление мне снизошло.

Как и было договорено, утром встретились мы с Клаусом Шнитке у магазина его и отправились всею ковалькардою, вовсю блестя кокардою, в банк орденский, оформлять сделку. Клаус впереди на испанском жереб…эээ…джипе пылил и дорогу показывал. А мы за ним на самокатах. Ну и что, что несолидно! Зато дёшево и удобно. Приехав в банк, оформили передачу прав на имущество, откинули мытарю кесарево и крепко приподнялись финансово. Заодно я оформился в качестве авиаперевозчика. И показал Сашкину ксиву. Даже и не взгянули на неё. Никому тут она не интересна. Зато оформили всё моментально. Клаус дождался, пока со мной разделаются, и опять возжелал забрать товар прямо в контейнерах. Но я упёрся. Пусть грузчиков пригоняет и грузовики. Договорились, что ждать его будем на аэродроме сегодня после сиесты.

А всего расторговались мы на 479050, да Саркис на 30000 взял, да восемь штук технарям по 1000 за штуку ушло, и плюс 210000 за холодильники с морозильниками. Итого – 727 050 экю как с куста. С учётом орденского налога в пятнадцать процентов 109050 экю долой. На руках у нас осталось 618000 экю. С учётом расходов в 112524 экю на закупку и транспортировку – то если в евро перевести, выходит, мы сорвали куш почти в миллион четыреста савсэм чистоганом. Оху… очень сильно удивиться! Теперь мы с Катей с голодухи точно не помрём! Но мы одноразовую операцию провернули. А Орден-то, паскуда, систематически этим занимается. Поточным методом! Нихрена себе струна! Во где денюжки роют и гребут. И не лопаткой совковой единожды, как мы с Катей, а блин, вдоль подряд бульдозером! Участники регаты, блин! Гребут к себе! "Делай деньги, делай деньги, а остальное всё дребебедень!". И эти люди не разрешают мне ковырять в носу?! Почесал я репку, почесал я попку.

И из головы всю эту бодягу насчёт Ордена выкинул. Не завидно мне. Я в регатах сроду не участвовал. Не моё это. Не интересно. Зато я даже в убыток себе могу полетать теперь. Место для ПМЖ поискать. Склонность к Демидовску и ППД у меня образовалась устойчивая, но ведь и глазками посмотреть надобно. В натуре ландшафты оценить, климат тамошний, моральный и географический. С женою посоветоваться. А как же! А то заявит, что я ей всю молодость загубил на корню, и куда мне потом? Нет. ПМЖ требует обстоятельного подхода. На почтовых-то перевозках я везде покручусь авиатуристом эдаким. А когда за туризм ещё и приплачивают… этот казус по мне! Пусть и не заплатит почта великий профит. Пусть даже по нулям выйдет у меня прибыль. Всё равно, пока это для меня идеальный вариант. Пассажиры подождут малехо. Хотя при случае не откажу в любезности, за твёрдый кэш!

Обсасывал я мысли эти, направляясь с Катюхой и ожившим Морсом в сумке на аэродром, поскольку по программе у нас на сегодня испытательные хлопоты. Это раз. С Клаусом дела устаканить надо – это будет два. И вообще. Пора за дело приниматься, а то я с ништяками пока, как барыга какой тусуюсь. А уже четвёртый день идёт вовсю. Эх, тоскуют руки по штурвалу…

Приехав на летное поле забежали в диспетчерскую, поручкались на скорую руку с резидентами, и к самолёту скорее. Так, с ходу погнали "молитву". Кате "молитвенник" в руки дал, сам пока рядышком сижу, репетую. Потом на внешний осмотр выскочу:

– Так, пойнт севентин. Трим контролс – сэт?

– Сэт!

– Пойнт эйттин. Фуел шатофф – он.

– Он! – идёт дело. А Катя до наружки добралась, надо вылезать:

– Лэфт сайд! Пойнт твенти наин – FUEL RESERVOIR DRAIN-DRAIN?

– DRAIN, май свит лэди!

– Пункт тридцатый. MAIN LANDING GEAR-CHECK PROPER TIRE INFLATION AND CONDITION OF GEAR?

– Проверил – у порядке колёсико левое, кондишион, моя лучезарная! Потом поменяемся, сам всё проверю!

…И так до пункта нумер 90… Теперь она наружу, я внутрь – и ещё кружочег вокруг пепелаца! Теперь её очередь меня ласковыми словами обзывать. И всё хорошо проверить. А то как-то забыли законтрить в Балашах колёсико на стоечке передней, оно на взлёте возьми и открутись. И отвались, сразу после отрыва. Так они без колеса и садились. Хорошо – обошлось, целы все остались, помяли так элку немного. А всяко могло выйти. Могли и земли накушаться. Ненадобно нам этого! И потому в соответствие с:

11.10. Испытательные полеты выполняются в целях испытаний

воздушных судов, силовых установок, систем и оборудования гражданских

воздушных судов, в том числе после капитального ремонта…

…Контрольные полеты (облеты) выполняются в целях проверки

исправности и определения годности к дальнейшей эксплуатации

гражданского воздушного судна после доработок, ремонта, кроме

капитального, или замены двигателей, агрегатов и систем, регламентных

работ или стоянки более срока, установленного эксплуатационной

документацией, а также для проверки работы радиосветотехнических

средств, схем снижения и захода на посадку на аэродроме.

– проведём испытания.

Давно задумал я Катю в правое кресло плотно усадить, но от разговоров на эту тему воздерживался пока. А сейчас вот думаю самое время сообщить ей решение моё твёрдое.

– Кать, хочешь со мной праваком летать?

– Это как?

– Ну, вторым пилотом. На самолёте нашем. Чего тебе дома-то сидеть без меня? А вместе и летать легче, и мир посмотрим, впечетлениями делясь. И вообще я тебя люблю и скучать без тебя не желаю!

Вот случалось ли видеть вам, мои дорогие маленькие радиослушатели, как маленькой девочке-сластёне большую красивую конфетку нежданно дарят? Вот мне Катя всю пантомиму совершенно счастливой девочки и исполнила, подпрыгивая и кружась на одной ножке, радостно хлопая в ладошки и восторженно при том вопия нечто любовное. Исполненое энергичной грации зрелище пробрало не только меня, впечатлительного, но и почтеннейшую публику в лице патрульно-караульного на вышке. Он даже поаплодировал. Велел я ему от службы не отвлекаться, а наблюдать сектор в зоне его ответственности. Поскольку мы с Катей, а если точнее она со мной, целоваться затеяли со всей серьёзностью. И тут нам лишние зрители стали решительно ни к чему. Спрятались мы за самолёт от взоров нескромных, завидущих и нацеловались вволю. А кто нам запретит? Хотим, и целуемся.

Потом посадил я её в левое кресло и велел двигатель запускать. Сначала процедуру наизусть она мне отчитала. Чтобы от зубов отскакивало. Потом по смыслу происходящих при запуске процессов пояснения сделала. Потом, на седьмой круг всплакнуть удумала. Главное я от неё понимания добивался, что именно происходит. Первое дело – раскрутить ротор. Включаешь тумблер "зажигание", потом тумблер стартёра, и раскручиваешь ротор турбины до скорости 10-12 процентов по прибору NG, указующему скорость вращения газогенератора. При этом, в чём самый цимус и состоит, подачу топлива на форсунки необходимо полностью перекрыть отсечным клапаном командно-топливного агрегата – это когда крайний левый рычаг находится в положении ПОЛНОСТЬЮ НА СЕБЯ. Иначе остаточного давления в форсунках хватит, чтобы забрызгать топливом колёса турбинки. Каковое и воспламенится в означенной полости при запуске. И бабахнет так, что разнесёт ея всю. До самых педалей и далее, вплоть до кормового унитаза.

Потому, сначала надо создать в полости турбины мощный поток воздуха, который процентов на восемьдесят используется для охлаждения газовоздушного тракта и лишь на двадцать – в качестве рабочего тела. И только разогнав как следует ротор, подаем топливо на форсунки, для чего переводим рычаг командно-топливного агрегата в среднее, оно же – основное рабочее положение.

Через полчаса моих занудливых придирок и последующего замирения Катюхиного бешенства – шаг винта вперёд до упора, сектор газа в среднее положение, рычаг командно-топливного агрегата в крайнее заднее положение, рычаг аварийной отсечки топлива вперёд до упора, включаем аккумуляторную батарею, орём "АТВИНТА!", включаем стартер, включаем зажигание, наблюдаем давление масла в двигателе и указатель оборотов турбины. Запел стартер. Завыла, раскручиваясь, турбина. Десять процентов, ещё надо немного. Двенадцать! Рычаг командно-топливного агрегата в среднее положение. Заревела голубушка! Стартер взад. РУД взад, на малый газ. Авионику включить. Вот и запустились мы с Божьей помощью, помолясь поэлементно.

Прогрелись, связались с диспетчером, нахально присвоив себе позывной "Карнаж", чем вызвали одобрительный смешок руководителя полётов. "Чудеса на виражах" тут тоже популярны. Получили разрешение на руление и по полю елозить принялись, крылышками потряхивая. Двойная польза. И качество сборки проверим, и Катя руление освоит. Тут-то попросторнее, чем на Олимбое будет. Двенадцать квадратных километров. Шурши родимая! Она и шуршала, пока вся не взмокла. Но мастерство не пропьёшь. Драйвер она природного таланта. Катя педалями быстро рулить приноровилась. А когда приноровилась, то лихачить сразу начала. Но я это дело пресёк на корню. Авиалайнеры по грунту передвигаться должны неторопливо и величаво. Не должны они на рулении скакать по неровностям почвы, аки тушканчики ошалелые какие. И я всё своё неодобрение Катерине строго высказал, под одобрительный лай Морса. После чего погнал её с командирского кресла на правую "чашку", за хулиганские выходки такие. Потом вырулил степенно на шестнадцатую ВПП и испросил разрешение выполнить контрольный полёт по кругу. Каковое и получил незамедлительно, ввиду отсутствия прибывающих и отбывающих бортов.

Опустил закрылки во взлётное положение, глянул на показания термометра наружной температуры. Сорок два уже снаружи набежало. Жарковато будет! Разогнал "Караван" до 75 узлов и попытался оторвать его от полосы. Не хочет мальчик в небо. Воздух на такой жаре жидкий совсем стал, не держит птичку. Хорошо ещё, на Олимбое привык я к подобным условиям. На 80 узлах только оторвал "Караван" от полосы, тут же газ убрал и обратно почти сразу к полосе прижал самолёт. Притормозил, развернулся в конце и, поскольку ветерок был совсем слабый, обратным курсом ещё один подлёт совершил. Потом сызнова развернувшись, взлетел и высоту набирать принялся для испытания на перегрузку.

Закрылки убрали. Жужжим себе, высоту неторопясь набираем по четыре метра в секунду. Потом бац! И тишина! Только ветерок посвистывает за бортом. Останов двигателя на взлётном режиме! Мать…мать…мать… отозвалось эхо. Вот тут я мыслью и заметался. Стремительно при этом запотевая. Высота… четыреста пятьдесят. Метров, слава Богу, не футов, слава Богу! Двигун попытаться снова запустить? Не прокатит. Высоты нема! Садиться надо незамедлительно. Прямо по курсу садиться будет сыро слишком. Залив под нами и перед нами он же. Землицы не наедимся, но водицы нахлебаемся, если не съедят нас раньше обитатели глубин. И глубоко тут. В акве инкогнитте этой. И "Караван" жалко до одури! Не годится мне такой вариант.

Надобно к тверди земной возвертаться. А как?! Мать…мать…мать… отозвалось эхо. На вираж ложиться… высоты у меня хрен да маленько… и скорость 90 узлов, оптимальная для набора высоты. И совсем минимальная для горизонтальных воздушных маневров. Особенно с неработающим двигателем. Да что же это визжит-то так пронзительно?! Что за звук такой посторонний. И страшный такой! Двигло не шевелится. Стрелки падают уже. Винт визжит? Кстати, о винте. Винт на флюгер. Нефиг ему тормозить, раз тянуть не может. Сектор шага взад, до упора. А заодно и рычаг аварийной отсечки топлива, вперёд до упора нах. Батарею нельзя, мне авионика нужна. Всё равно визжит. А это Катя визжит! Надо делом полезным занять любимую.

– Молчать! Отсчёт высоты по радиовысотомеру мне!

– А?

– Высоту вслух отсчитывай, говорю!

– Поняла!

А если я… как в Ил-2 от "мессеров" полупетлёй смывался на "Чайке", в пикирование переворотом через крыло и назад? В аккурат к торцу ВПП и выскочу? К тверди земной… Если высоты хватит. Чайке трёхсот метров хватало на такой маневр. А "худым" не хватало, и они землю у меня кушать принимались. А "Каравану" хватит? Должно хватить! Но мне сейчас не из-под огня уходить. Можно и не строго вертикально полупетлю выполнить. Не заругают меня поди-кось. Если живы останемся… Или хотя бы к аэродрому выскочу? Тоже, достойный результат будет. Разменяю высоту на скорость! Пять секунд прошло, скорость не растёт а падает, решение принято. Винт зафлюгирован, вращение замедляет и скоро остановится.

Всё. Поехали. Стоп! Ремни?! Я пристёгнут. Катя? Пристёгнута. Бормочет что-то неразборчиво. Морс! Зараза, стоит в проходе между нами, хвостом вертит весело. Ухватил его правой за шкирку, Катьке сунул.

– Крепко держи! Сейчас падать будем! Не забывай мне высоту давать. Только высоту! Мне самому некогда смотреть будет. Выкрутимся!

Пальцем в прибор нужный тычу, чтоб не разыскивать ей с перепугу. Ответила мне она взглядом испуганным, но полным надежды. Работаем. Какое небо голубое… Рога раком, влево до упора. Ну давай, корова ленивая, вращайся уже… крен девяносто. Педаль левую плавно до упора вперёд. Рога держим влево. О как охотно хвостик-то в небо задрался! На себя штурвал, хрустя костями. Как водная гладь-то быстро приближается… Во весь блистер уже только одна вода… Щаз кааак… Совсем близко. Вылазим из пике помаленьку. Курс? Триста пятьдесят. Мне триста сорок надо… Но… и так пойдёт. Прямо рога ставим, стремясь к горизонтальному полёту… ну вылазь миленький, почти в горизонтали мы уже, пикирование двадцать градусов. Вышли! Скорость сто шестьдесят узлов… высота, что там Катя бормочет? Ничего не бормочет. Опять визжит!

– Отставить вой! Высоту давай!

– Десять…

На себя рога, но полегонечку…

– … пятьдесят метров…

Хорош! Скорость сто двадцать. Над глиссадой уже… и сильно выше… планируем круто и опять скорость нарастает… дотяну до поля? Тянем… тянем… дотянули… высота…

– десять…

Скорость сто двадцать. Много! К земле ещё поближе, выравниваем…

– пять… четыре…

Скорость высокая, сто двадцать… А если змейку забубенить? И на полосу как раз выйду? Крен правый, над полосой уже, крен левый… на осевой почти… неважно… скорость сто десять… пневматики порву к херам… жалко…

Вот ведь какая тварь – человек! Полторы минуты назад я только о том думал, как в живых остаться и ни о чём другом не помышлял. Сейчас мне колёсики уже жалко стало! И ведь вправду жалко! Новые совсем. А скорость сто десять… А аэродром уже заканчивается, и забор уже… понаставили мне тут заборов бетонных…

– два…

А нафига? Вот нафига мне непременно на полосу? На травку рулим! Там, на травке, помягче будет. Виражик правый небольшой… в угол метим… до угла подальше будет… Сто узлов.

– один метр…

Умничка! Зацелую!

От себя рога. Совсем легонечко. Знаю, что неправильно, но скорость высоковата, а аэродром совсем маленький сделался. Закрылки высунуть? И вознестися на десяток-другой метров? Инерции подпрыгнуть как раз хватит! Там уже скорость утратить, до сваливания, и с того десятка об твердь земную – хрясь! И полный рот гумуса! Нахрен! Лучше уж с метра, хоть и на ста узлах… или на ста восьмидесяти пяти километрах в час! Вариометр… снижение полметра в секунду… Есть касание на все три сразу! Ааатлична Константин! Нааармальна Григорий! Загудели, бедные мои! Сели бля! По тормозам! Как на гололёде… импульсами… восемьдесят узлов. А теперь и угол тоже близко! А какой большой аэродром недавно был! Двенадцать квадратных километров! Четыре на три!

Так, тормозим и подруливаем педалькой. Толчками. Скрипим на бегу, раскачиваемся… Влево… ещё влево… в лобовую в забор идём… влево… ещё… ещё… ещё… вдоль забора уже едем… сорок улов… десять… скрипнули тормоза напоследок. Стоим! Дышим! Обратно родились.

Откинул я дверку пилотскую рукою ватной, бессильной совсем, трап с защёлки скинул, не помню как, и на землю выпал с лёгким чпоком. И прилёг с устатку. Помню в детстве под грозу попал, промок насквозь. Продрог. Домой прибежал, залез под одеялко в кроватку и колотун меня неудержимый обуял. Вот сейчас снова он ко мне вернулся. Ды-ды-ды-ды-ды! Да раз за разом. Я на спину перевернулся, солнышко мне прямо в глаза. Приятно! Натянул панамку на нос. Страх пришёл. Лежу. Трепещу. Колбасюсь. Теперь можно! Как там Катя у меня? Описялась поди, с перепугу! Я и сам бы описялся, но некогда мне было. Занят был я очень. Надо мне к ней идти. Только маленько полежу ещё, и пойду сразу. Одну только минуточку полежу. Мысль вторая. Всё. На перегрузку аппарат можно уже не испытывать. Сколько, интересно у меня на выходе из пике было? Шесть? Восемь же? До хрена было…

Ох, а вставать-то надо. Кое как на карачки, потом цепляясь за трап ручками. Вот и славно! Вот и пряменько стоим. Почти. В кабинку смотрим уже.

– Катенька, ты как там? Жива, моя радость?

Глазки у нас кругленькие стали, моргают испуганно и часто, и на меня выпучились маленько. Красивые.

– А?

– Всё, Катюшенька! Не бойся уже! Приземлились мы уже! Благополучно!

– Ой!

– Катенька-Катюша! Уже поздняк метаться! На тверди мы земной уже. В неподвижности пребываем! И в безопасности!

– Ой!

– Понимаешь меня?

– Ой, я кажется описялась!

И почему я не удивлён?

– Беги в хвост скорее, там у тебя халатик висит!

– Не могу! Я встать не могу!

– А ты ремни-то… отстегни! Уже можно. И Морсика отпусти. Тоже уже можно!

– Я сейчас!

– А к нам тут едут гости! Попроведовать!

– Ой!

Куда только её слабость подевалась, с испугом вместе. Женская стыдливость чудеса творит! Морсика в сторону, вскочила и в хвосте скрылась как комета метеоритная. А я на землю опять присел. Устал я что-то. Сел на попу поровнее, сижу, гостей дожидаюсь. Морс на землю спрыгнул, как ни в чём ни бывало, ластится ко мне, облизал меня бесцеремонно. Весь портрет мне вылизал, собака такой. Поймал таки момент. И я его погладил по головке. Хороший пёсик! Иди, погуляй в сторонке! Да отвяжись, наконец, с нежностями своими! Конь педальный! Да люблю я тебя, люблю. Чтоб ты провалился!

Вот и гости подъехали. Всем техсоставом. Сейчас спросят, что случилось.

– Что случилось? Вит, что произошло? Ты не ранен? И леди?

– Все в порядке. Никто не ранен. В помощи не нуждаемся. Мотор заглохнул.

– Почему?

– А я доктор? Я не знаю. Он мне не сказал! Стружки в масле нет. Взял стервец, и сдох не попрощавшись. Топливная система скорее всего отказала.

– Давай самолёт к ангарам отбуксироем. Там разберёмся, что произошло с мотором.

– Давай! Только встать помоги. Ноги чего-то вот плоховато держат!

– Это у тебя отходняк с перепугу.

– Да я догадался. Только они всё равно не держат.

– Скоро пройдёт!

Сунули меня обратно в самолёт, сами поналезли, доктор пульс у Кати считает. Катя в халатике уже в пассажирском кресле к борту привалилась. Подрагивает.

Доктор шприц выхватил и к ней подступает, уже ваткой предплечье протирает.

– Эй док, ты чего это удумал делать?

– Это противошоковое, успокаивающее…

– Нахрен! Ты спиритуса вини лучше граммов полста плесни. И мне тоже!

– Ты крэйзи!

– Сам такой! Наливай скорей, виртуоз ланцета! Не мешкай!

Он и налил. Я выдохнул, и выпил. В держателе воды бутылку нашарил, запил водичкой потом на дока неизвестно почему вызверился.

– Чего ждём? Ещё наливай! Пилюлькин хренов!

Он ещё налил. Я мензурку выхватил и Кате подступил:

– Выдохни! Сильно выдохни!.. Теперь выпей быстро!.. Теперь не вдыхая запей! Молодец! Орлица!

И окосели мы моментально. Пока нас тягач к ангарам дотащил, мы уже и лыка не вязали. Но стали мы исключительно добродушными и разговорчивыми, и люди вокруг нас такие приятные все сделались, ну как на новый год. Сижу я, сгрёб Катю на коленки себе, и такое на душе у меня счастье и такая радость во мне бурлит, что просто ужас какой-то. Жаль, прошло всё быстро.

С причинами, приведшими к столь неприятному событию, разбирались недолго. Достаточно было осмотреть фильтр тонкой очистки топлива, наглухо забитый мельчайшей полиэтиленовой пылью. А вот причины её появления в топливе поначалу меня озадачили. Так, разберёмся. Горючку я с собой привёз и заливал в бочки сам. Бочки чистые были. Отвечаю. Значит, гадость эта в баках как-то оказалась. А ведь точно… Когда Катя по полю рулила, расход горючки только с правого бака шёл. Прощёлкал я клювом на запуске и оставил кран в положении – правый бак. На взлёте крен я почуял из-за этого и переключился на левый, чтобы уровнять в баках остаток топлива. Вот тут-то всё и началось. Значит, в левом баке пыль эта гадкая пребывала. Какая-то дитиктива получается.

И каким же ветром её туда надуло? От Олимбоя до Салоников долетели мы будьте нате. Без каких либо проблем. И до того тоже летали каждый день. А случиться могло это, только когда крылья с самолёта сняли. В Салониках мы крылья сняли, упаковали, погрузили в контейнер под самолёт и сюда привезли. Стоп. Зорька – стоять! Одну ночь левая плоскость просто так у самолёта пролежала! Не упакованная! Охрана аэродромная не спала, конечно, но и не пялилась на мой "Караванчик", глаз не смыкая. Если кто полез бы в него, то меру соответствующую приняли бы они. А так… много ли времени надо мимо проходя в бак пакости этой сыпануть? Секунд пять-семь… Не более. Открыл пробку, да и высыпал. Закрыл пробку – дальше пошёл, как ни в чём не бывало…

И кто бы это таковой мог бысть?! Кто он, тот негодяй, коего нам поутру надлежит повесить на крепостной стене?! Это ведь в ту только ночь и могло случиться, событие это, когда мы с Катей олигарха Ставроса в гостях принимали… Позже – вряд ли. Упаковали мы на следующий день всё, во избежание замятин. И был негодяй этот, полагаю, тот самый перчик, юридически подкованный, собственноручно мною удавленный и ныне уже покойный. А может и не он. Тут в технике надо соображать. Хотя бы на уровне сантехника. Для юриста слишком уж тонкий ход. Однако сомнений, что диверсант с его подачи пакостил, у меня ни одного грамма нету. Эх, блин, поздновато я его поймал! Его надо было прямо в банке том на месте давить. При первой встрече. Да кто ж знал, что гад и после смерти мстить не перестанет?! Дело ясное, что дело тёмное. Прошлое теперь это дело. А мыслить надо-ть позитивно и жить в стремлении к светлому будущему. Короче, Склифосовский, кончай треньдеть и гуляй давай баки мыть! Филозоф!

Остаток дня у меня как раз и ушёл на промывание топливной системы. И провонял я керосином, как целый нефтеперегонный завод. Ощутив степень собственной провонялости, решил срочно привлечь на помощь Катю. Не то, чтобы сам не управлюсь, но она же меня прогонит ночью. Вонючего такого. Придётся на лавочке спать. А если сообща керосинием благоухать будем, то уже и не прогонит от себя. Наверное…

– Катя! Подержи вот тут шланг недолго, чтобы не выпал. Я в баке посмотрю, сколько там осталось.

– Ой! Он бызгается!

– Ой, да как же ты неловко-то так!.. Ой, ты же с головы до ног вся уделалась! Там всё же давление в шланге, вот он и выскочил! Теперь вместе пахнуть будем!.. А надо было крепче держать! Беда мне с тобой, Катя!

– Ты это нарочно так сделал! Ну, я тебе задам!

– И ничего не нарочно! Да ладно тебе, поздно уже, раз обрызгалась. Потом переоденемся. А то неровён час, снова забрызгаемся. Нет, ты шланг подержи, подержи ещё! Я сейчас уже! Уже штаны поддёрнул! Уже бегу к тебе, несравненная!

И всё-таки Катя изменилась за последнее время. Раздражительная какая-то стала. Нервничает по пустякам, переживает. То в ухо заехать норовит, то по шее треснуть. И обижается по двести раз на дню. Надо и не надо. Вот опять чуть в истерику не ударилась, хорошо, рассмешить успел. И чего это с ней? Такая дама была выдержанная, а теперь как подменили. Непонятно. Может, к доктору её свозить? Какому нибудь "нервнопатологу"?

После сиесты приехал кортеж грузовиков возглавляемый герром Клаусом, и я, наконец, избавился от холодильников, морозильников и прочих кондиционеров. И два контейнера освободились. За один рейс три грузовика всё не вывезли, принялись сновать туда-сюда, отвлекая меня от важной работы. Разозлился я крепко, но терпел молча. Поскольку товарно-денежные отношения нуждаются в скрупулёзном учёте. Когда подбили с Клаусом бабки и всё у нас сошлось, вздохнул я свободно и вина Кате нацедил. И себе тоже. И Клаусу. Полётов у нас сегодня по уважительной причине не предвидится. А для приведения нервной системы в равновесие и обмытия крупнейшей в моей жизни сделки стакашок лёгкого вина в самый раз будет. Клаусу ручкой вслед помахал и снова делом занялся. В темноте уже закончил я с промывкой и фильтровкой. Сызнова самолёт заправил. Теперь можно и на почту ехать договариваться.

Управился и в балок наш побежал лёгкой рысцою. Не поехали мы сегодня в город. На аэродроме решили остаться и заночевать. У Кати машина стиральная бельишком шлёпает-полощет. Катя после душа в интересном виде разгуливает, фартучет на стринги накинув и ужин готовит. Мясом в доме пахнет уютно. Надо бы время выхватить и всё излишнее из дома в контейнер перетащить. Сглотнул я слюнку голодную. На улице шмутки свои вонючие скинул и нагишом в душ залетел. Мылся-купался, пока запах не исчез. На три круга меня контролёрша моя в душ вертала. И всё равно керосином откуда-то несло неслабо. Косились мы друг, пока Морса не обнюхали. И тут нам всё ясно стало. И как же без него-то? Все в керосине, а он нет! Непорядок. Мыть его или налысо теперь? Вопрос! Выставили на улицу, накормив предварительно. Не зима, на пленэре переночует. Не маленький уже.

Утром не торопясь, позавтракали и на почту с Катей поехали. Сильно-контрастый почитатель господина Стендаля встретил нас поздравлениями во избавление от смерти неминучей. Во блин, деревня! Все уже всё знают! Отнекивался я – мол да ничего такого фатального и не было и всё это было не так и всё это легенды и народный фолклёр и про работу спросил. Джоб хочу! Мистер-сэр Девид Кучковски предложил список мне посмотреть. На выбор. Небогатый список, надо сказать. Четыре пункта всего по весу груза подходят. Два – на Индию. Один – в Латинский Союз. Далеко. Я далеко не хочу пока летать. Мандражно мне немного. Вот в Ново-Россию я бы слетал, несмотря на далеко. Но нету туда сегодня почтовых отправлений нужного веса. Не везти же три письма мне туда? Зато в ньюирландский Куинстон почтовое отправление есть. Всего двенадцать мест. На 530 кг тянет. И с двумя сопровождающими в довесок, для компании.

Разложил я ноут и стал смотреть, где этот самый Куинстон разместили. И тут у англосаксов островная империя образовалась. Архипелаг из трёх больших островов и тьмы мелких себе прихапили. Англы себе тоже островок отхватили. Большой остров. Самый-самый большой остров в архипелаге. Имперские традиции не увяли, я так это понимаю. Площадью островок поболее будет, нежели предыдущий-то! Тутошняя Новая Англия на сотню тысяч квадратных километров пообширнее выходит. Несмотря на обилие фиордов. А вот свой Новый Портсмут они себе на материке пристроили. Скотты тоже, наконец, осуществили свою многовековую мечту, отделились от Новой Англии проливом и на отдельном от англов острове устроились на жительство. Шотландцам остров достался размером поменее. Зато отдельный. От других. Не коммунальный, как в предыдущей жизни. Они тут теперь все лоулендеры. Теперь Англы хайлендерами заделались! Вся Новая Англия из горного материкового хребта образовалась. Ну и айришам островок выделили. Как и положено Ирландии. Тысяч на сто с лишком квадратных километров. Тоже – поболее старой Ирландии островок. И никаких там Ольстеров! И значит нам туда дорога небесная. Вот там и обнаружил я столичный городок названный Куинстонноум. Запустил симулятор, открыл планировщик, задал аэропорты вылета и прилёта и велел компу маршрут проложить сначала по жепээсу, которого тут нету. Насчитал мне планировщик 1895 километров или 1023 морских мили. По прямой. Вот и далее в милях морских все расстояния и буду считать, поскольку аэроплан у меня случился американский. 1023 мили, это слегка за пределом дальности "Караванчика" по ТТХ. Теперь попробуем посчитать по высотной трассе и радионавигационным маякам. Получается ещё дальше. И Извилистее. Сначала вдоль линии баз переселенческих, потом через море на Роки Бэй. Уберём лишние опорные пункты. Получается вполне прилично. Запасные у меня – Новый Портсмут и Роки Бэй. До Роки Бея этого могу просто по прямой пилить. Ибо в пятнадцатипроцентный аварийный запас по топливу вполне укладываюсь. Всего-то шестьсот девяносто семь миль до него. Там по ходу дела и расходу топлива посмотрим. Как и куда ветры дуют. Ежели чего не так, у скоттов дозаправлюсь и далее полечу. Рассмотрел внимательно схемы аэропортов основного и запасных. Прикинул удобство подходов к полосе. Так, с технической стороной вчерне разобрались. Теперь экономическую часть рассмотрим.

1028 миль по прямой. Груз на 0,53 тонны да два пассажира с багажом… не полетят же они нагишом… итого считай 700-750 килограммов… принесут нам по экю за тонно-километр 771 экю грязненькими. Минус подоходный, минус за бездетность, минус расходы на себестоимость… вот же балбес! А кислород-то? Тоже учесть следует! Он, мабудь, дених стоит! Спросил я разрешения телефоном воспользоваться -

– Тони? Привет, в смысле хау-ду-ю-ду сэр Тони! Почем для нас заправка кислородом обойдётся? Понял, это значит для "Каравана" на 23 экю? Почему дешевле? Резидентам дешевле, а транзитным дороже? Понятно! Тогда получается ровно двадцать! Сенькью, Тони! Гуд бай!

Итак, себестоимость лётного часа у меня с учётом расходов на кислород – 95,6 экю. Лететь по плану мне пять часов пятьдесят пять минут. Берём все шесть часов. Итого расходов в один конец – 573.6 экю. В чистом остатке – 197, 4 экю. И это в один конец! Нам ведь надобно и возвернуться! Да, братья, на перевозке почты не станешь ты богатый… а токмо горбатый! Так ребята дело не пойдёт!

– Мистер-сэр Кучковски! Каким образом я должен компенсировать расходы на порожняк?

И предложил его вниманию бумажный огрызок, на котором производил свой экономический расчёт. Столбиком. Девид ознакомился с предявленным финансовым документом, оценил жирно обведённое и дважды подчёркнутое мною конечное отрицательное число и плавно перешёл лицом в низкочастотную часть спектра. Краснел он ярко и красочно, как девушка невинная. Приятно посмотреть! Особенно на ушки окольцованные! Подозреваю, ошибся я в его ориентирах. Уж больно он на Катерину характерно пялится. Сопляк ещё, а туда-же… гормон вырабатывает! Хоть и старается малый вид хранить невозмутимый.

Однако почта, по моим предположениям – предприятие коммерческое. И почтмейстер Дэвид наверняка содрал с заинтересованного посылкоотправителя изрядный профит за срочность доставки. Будем делить…ся! Поскольку мистер-сер Дэвид тоже пришёл к аналогичному выводу, то цена тонно-километра после непродолжительной, но азартной дискуссии, при активном участии кирии Катерины плавно возросла до двух экю. Ну вот! Это уже другое дело! Теперь нам с Катей и на маслице хватит! Как сливочное, так и моторное.

Назначил я вылет на 14:00, уточнил характер перевозимого груза, поскольку взрывоопасные и токсичные вещества немного недолюбливаю, заплатил сорок восемь тысяч экю страховки за груз и ретировались мы с Катей восвояси. К вылету готовиться. Катя занялась пищеобеспечением перелёта из расчёта трёхразового питания четырёх пищепотребителей, я машину проверил, подрегулировал по мелочи и заправил полностью. Потом ещё поколдовал над полётным планом. Повычислял до полной прозрачности, пока не ощутил удовольствие от проделанной работы.

Груз в комплекте с сопровождающими прибыл за три часа до вылета. Один сопровождающий был вида интеллектуально-профессорского, несмотря на камуфляжные элементы костюма. И звали его мистер Грэхэм О'Лорриг. Гриня, значит. Лицо у него худощавое, загорелое такое… одухотворённое глубокой мыслью, и как бы задумчивость на нём вдохновенная. Мыслитель. Родена на него нет. Пояснения я от него получил в процессе погрузки. Дескать, я приборы океанологические доставляю для него и тем научному прогрессу зело способствую. Ибо по договору с Орденом проводит его лаборатория важные исследования придонной фауны. А также путей её, фауны то бишь, миграции. В целях изобилия морепродуктов для населения Новой Земли.

Второй сопровождающий был просто сопровождающий. Здоровый такой молчаливый бычара, краснорожий и рыжеватый, с чемоданом и сумкой оружейной, опломбированной, в руках. Представился он коротко и ясно – Вэн. Без "сэр" и "мистер", пожалуйста. Просто Вэн. Загрузили мы с ним длинные пластиковые ящики, под суровым присмотром профессора. Принайтовали швартовыми надёжно. И разбежались. Они в ресторанчик аэропортовский пошли перекусить, а я к себе в балок поехал на обед.

Там Катя сумки в дорогу собирала. Меня накормила, Морса накормила, сама, фигуру блюдя, салатик поклевала и за занавеску переодеться скрылась ненадолго. Появившись предо мною, видом своим повергла меня в тихий ужас. Нет, смотрелось-то всё прелестно. Но на долгом каблуке в долгий перелёт только настоящая женщина решится. Ногами я топать не стал. Пообедавши, был благодушен. Но вразумить неразумную необходимость ощутил настоятельную.

И, попивая кофеёк с молоком, рассказал ей печальную историю, как в году не столь давнем юная журналистка явилась в славный аэроклуб Ялуторовский для написания статьи, прославляющей храбых сердцем авиаторов. И что характерно, тоже в тухлях на шпильке. Собрала матерьял для статьи и напросилась испытать прелести высшего пилотажа. Ну и пожалуйста, сказали ей. Садитесь вот в заднюю кабинку. Это называется – самолёт Як-52. Она и влезла на предложенное место. И покатали её. И бочки ей явили, и пикирования и всякие прочие элементы и так её всё впечатлило, что на посадке затолкала она каблучищи свои под педали и тем лишила пилота всяческой возможности пилотирования летательного аппарата. И перевернулся самолёт на глиссаде и оземь кабиною вниз упал. И все в нём умерли. Мораль…

Смотрел я, грустную эту балладу Кате рассказывая, на туфли её красивые, длиннокаблучные и ждал, когда она сообразит к чему я перед вылетом ей такую жуть гоню. И дождался! Прониклась она! Лицом слегка переменившись. И переобулась она! В удобные лёгкие сандалики, совсем почти без каблуков. Но тоже элегантные и красивые, из самой настоящей кожи. Сунул я Морса в сумку, замкнул на замок помещение и поехали мы в диспетчерскую.

Дозвониться до аэропорта назначения сэру Блэру не удалось, но по последней полученой сводке погода была там обычная, аналогичная местной. И тенденций к перемене не имела. Что в общем для местного климата и не удивительно. Мистер сэр Блэр пожелал нам удачной посадки, поздравил с первым рейсом проводил нас до самых дверей, поддерживая кирию Катерину под локоточек деликатно. Там и распрощались. Заглянули в ресторанчик и пригласили пассажиров занять места согласно купленным билетам. Загнал их на весы вместе с ручной кладью, ну, как и предполагал 203 килограмма мне пассажиры добавили. Центровку ещё раз прикинул и рассадил их на места в бизнес-классе, сразу за пилотскими. Пристегнул собственноручно, Катю теперь и контролировать недадо, сама всё осознала накрепко, занял своё место и движок запустил. Волнуюсь страсть как, но лицом неподвижность сохраняю, привычную уверенность и деловитую озабоченность. Капитан – улыбнитесь! Потом улыбнусь.

Пока движок прогревался я навигатор настроил, ввёл в него нужные путевые точки согласно плану полёта. Радио настроил на дальние маяки, один на Порто-Франко второй на Нью-Хевен. Отмасштабировал изображение. Нормально. Пятнышко вероятного местонахождения аккуратно аэродром накрыло. Работает, ясен пень! Дай Боже старине Карлсону здоровьища! В автопилот высоту ввёл, четыре тыщи двести, поскольку по справочнику на этом эшелоне подходящий ветерок вполне вероятен, запросил наконец руление, выполз к полосе, получил разрешение на взлёт и взлетел, как миленький на восьмидесяти узлах. Как примерный и правильный пилот, разогнал машину до сотни, спрятал закрылки. Виражик плавно заложил, пристраиваясь на расчётный курс.

И автопилот включил, с интересом наблюдая за навигатором. А там всё нормально. Полоска красная курса проложенного отвертикаливается постепенно, набор заданным темпом идёт скорость набора высоты установилась согласно ПОХу девяносто узлов. Летим, термиками нас побалтывает. Автопилот машину на заданный курс вывел, а и полетели мы прямёхонько на новую Шотландию в город Роки-Бей. На тысяче и термиками трепать перестало. Лепота! "Железный пилот" трудится, я Катей любуюсь и за приборами моторной группы присматриваю. Катя мною любуется и путём сличения ориентиров на карте и в натуре контролем курса занимается. Благо, с её стороны прекрасно всё видно. Морс за пассажирами присматривает вполглаза, чтобы не шалили. Все при деле.

Пассажиры сидят как в такси, в иллюминаторы наслаждаются видами. Морса игнорируют. Слева – океан бескрайний, справа саванна бескрайняя. Похоже нечасто они тут на самолётах летают. Похоже, они тут совсем первый раз в небо поднялись. Ишь, как любопытствуют просторы разглядывая! А под нами саванна скользит, замедляясь в беге постепенно. Рельсы блестят далеко внизу, по дороге к Порто-Франко машины пылят усиленно. Не сказать чтобы трафик напряжённый уж очень, но ездиют! Базы одна за другой проплывают под нами. А скотины-то дикой сколь густо пасётся в полях тех бескрайних! И всякой разной! Птички под нами стайками порхают. Или это птеродактили местные? Ладно, некогда мне пока виды рассматривать. Приглядывать за курсом и машиной надо, а на пастбища эти успею ещё наглядеться.

И всё до четырёх тысяч было просто замечательно. На четырёх, в полном соответствии с таблицей ветров нас слегка попутный ветерок подхватил. Вот только в таблицах тех ничего не сказано о сопутствующей этому потоку турбулентности оного. Болтанка знатная занялалась нами основательно. Тряхнуло "Караванчик" задушевно. И замотыляло. На крылышки без слёз смотреть мне невозможно. Это же какой силы знакопеременные нагрузки мне лонжероны скручивают и гнут? По прибору скорость прежняя, а вот по навигатору возроста до ста двадцати.

Докрутил я подъём на пять тысяч. Надо бы выдираться из болтанки этой. Однако на четырёх тысячах восьмиста метрах болтать стало гораздо меньше и решил я уже от добра не искать другого добра, и на этом эшелоне закрепиться. Эшелонирование в Новой земле принято по Правилам ИКАО по полкруговой схеме и как раз на этом эшелоне на запад положено лететь. В горизонталь лёг. Подобрал шаг винта по номограмме, по расходомеру выставил турбине обороты на 55 процентов мощности и в приборы уставился, результаты наблюдая. Немного погодя параметры полёта устаканились, стрелки в кучку собрались, автопилот снос по ветру обсчитал, скомпенсировал его, и попёрли мы с истинной скоростью относительно поверхности планеты в сто пятьдесят три узла, под углом в восемнадцать градусов к генеральному курсу прямо в Новую Шотландию. Имея приборную скорость в девяносто шесть узлов и расход горючего сто двенадцать килограммов в час. Дабы над столицей её, городком Роки-Бей, совершить поворот на Куинстон. Восемь с половиной часов ещё могу в таком режиме лететь! Далеко могу улететь! На две тысячи четыреста километров керосину хватит. Не только до Куинстона доберусь! Так и до Порта-Дели зарядить могу с посадкой промежуточной! Туда всего-то 2138 км от Куинстона! Красиво идём! Позанимался я немного векторной алгеброй, ветер вычислил. 73 градуса, сорок узлов. Без малого боковой, но попутный.

Отрегулировал я расход кислорода, на такой высоте он совсем невелик, часов на двенадцать растянуть можно. В обратку заправляться не буду. Должно и так хватить. Кислород во все порты везут из Нью-Хевена и Порто-Франко. И из Демидовска ещё. Дорогой он везде в других портах. Привозной потому что! Тони сказал, что можно развозить кислород, и экономить на этом деле, поскольку скидка полагается ощутимая. Но мне того кислорода на борт много не взять. А пара баллонов проблем моих никак не решает. Вес тары относительно объёма груза великоват будет. Поэтому мне кислород возить невыгодно и на чужих аэродромах платить по сорок шесть экю за заправку придётся. Кусаецца голубой! Голубые, они такие.

Через час Катя кофейком всех угостила и булочками. Ещё через час прерия под нами сменилась морем. Затем прошёл ещё час… и ещё… Над проливом прошли. Вот, казалось бы, что пилоту делать, когда вместо него автопилот рулит, навигатором управляемый? Спи – отдыхай! Только всё время приходится на стрёме пребывать. Курс отслеживать. За двигателем приглядывать. Связь поддерживать с землёй. И всё время какое-то дело есть. Некогда скучать.

Через четыре с половиною часа, в полном соответствии с планом полёта, прошли ровно над столицей Новой Шотландии – городком Роки-Бей, состоявшим из пары сотен домов. Навигатор автоматически подал команду на автопилот и изменил наш курс. Ветер совсем почти боковой стал, и поскольку лететь нам теперь слегка на восток, курсом 177 градусов, то следует эшелон поменять. Надо ещё сотню метров высоты добирать. А там снова потряхивает. Народ зазеленел по-весеннему, начал пакеты искать. Особенно кирия моя зелёненькая как-то сразу сделалась. Раньше её не укачивало почему-то. Пришлось на двадцать метров снизиться. Вроде всего ничего, но мотать стало ощутимо меньше. Вот по самой нижней границе эшелона и полетели.

Так за хлопотами этими и долетели до Куинстона. Спустя семь часов настроился я на ADF аэродрома и начал снижение до тысячи метров. Попытался связаться с "Башней". Связался. Погоду получил, давление и указание – садить машину на 01 полосу. Это удачно, солнышко в глаза светить не будет на посадке. На всякий случай кружок над аэродромом заложил, осмотрелся. Интересный остров ирландцы осваивают. Он как стол плоский над морем возвышается. На триста метров из воды торчит. Берег вертикально в море уходит. И одна только бухта на северном побережье образовалась. В бухте десяток корабликов невеликих каких-то на якоре болтаются. Пирс в море протянулся. На берегу сотни полторы строений расположилось. Все дома беленькие такие, каменные по виду. Три с половиной тысячи жителей в городе Куинстон проживают, согласно путеводителю. Рыбу ловят, консервы рыбные делают. Сахарный тростник выращивают. И из него самогонку гонят. Пытаются ирландский виски делать, а получается ром! Ячмень на острове растёт. И из него "Guinness" варят. Овцам в этих широтах может и жарковато бывает, но привольно. И чем не Ирландия?

Аэродром над городом, на плато расположился. Одна полоса, но зато гранитная. Полторы тысячи метров длиной. Скальное основание выровняли. Окинули мы взглядом пейзаж и на посадку нацелились. Велел я Кате по глиссаде снижение выполнить. Не получилось у неё. Скорость выше положенной, с расчёт на посадку перелётом вышел и пришлось на второй круг уходить. На втором заходе снова у Кати стрелки разбежались и третий заход я сам выполнял и садился. Ничего, научится ещё Катюха. Отрулили на стоянку, где наших пассажиров встречали люди и быстро наш "Караван" разгрузили. Заодно мне и "Ямаху" снять помогли. Подписал мистер О'Лорриг транспортные бумаги. Съездили мы с Катей на почту и расчёт произвели. Так вот наш первый коммерческий полёт и закончился благополучно.

Утром сидели мы с Катей в кафешке на берегу океана, любовались видами на океан, пили кофе и размышляли, что дальше делать будем. Почта для нас грузов не нашла. Порешили мы никуда не спешить, покататься по Ирландскому острову, посмотреть, как люди живут. Одно слово – туристы! После кофе принялся я Катю фокусами веселить. Подкину монетку, поймаю в две ладошки, кулаки выставлю, а она угадывает в каком. И никак угадать не может. И сроду ей не угадать, потому как в детстве книжка мне в руки попалась. "По ту сторону фокуса" называлась. И я делом этим тогда увлёкся. Особенно в части манипуляции. С монетами и картами и прочими предметами. Высот великих не достиг, не Игорь Кио, однако на любых экзаменах и в школе, и в училище наработанные навыки выручали меня неоднократно. И ни разу преподам поймать меня не удалось. Ловкость рук обманывает зоркость глаз!

Вот так сидим мы, я Катю надуриваю постоянно, потому как у меня две монеты в руках, а не одна. Она смеётся, но поймать меня на шулерстве не получается у неё никак. А ей хочется! Бармен все стаканы протёр, посетителей кроме нас нет более. Он тоже заинтересовался представлением. Рядом сначала подсел и наблюдает. Потом его азарт взял:

– Давай на деньги!

– "The quickness of the hand deceives the eye!" – Процитировал я.

– В России знают моего прадедушку? – Удивился он.

– О'Генри ваш прадедушка? – Удивился я.

– Почему нет? – Удивился он.

– Действительно! – Согласился я. – Почему бы и нет! Все мы от кого-то произошли! Кроме Адама. В России знают вашего прадедушку. И с удовольствием читают его рассказы. Его очень неплохо перевели на русский.

– Однако, вы не могли бы продолжить? – Настаивал он.

– Но если О'Генри ваш прадедушка, мистер, то вам должно быть понятно, что у вас нет шансов. Вы же не фермер? – Усомнился я.

– Но вы же не жулик? – Не усомнился он.

– Поэтому и не хочу вас обжуливать! – Сказал я и раскрыл ладони, на каждой из которых блестело по золотому. Потом, встряхнув кистями, снова показал ладони – пусто.

– The quickness of the hand deceives the eye! – Восхитился он.

– Точно!

Дверь приоткрылась, и в помещение боком проскользнул крепко скроенный голубоглазый блондин. Гоня перед собой могучую волну перегара, он приблизился к нашему столику, Катя, зажав рот ладошкой, стремительно метнулась в дамскую комнату, мужик проводил её смущённым взглядом. Потом, не присаживаясь, предложил:

– Мужчина, купи гранату!

После чего вынул из отвисшего кармана поименованный предмет и гулко стукнул им по столу.

Да, уж. В такой вот аранжировке я эту арию слышу впервые. В юности мне предлагали кирпич!

– Это у вас такой продвинутый метод убеждения, мужчина? Или это такая шутка?

Мужик стеснительно и проникновенно пожал плечами:

– Отдам за тридцать экю, мужчина. Получка завтра, но мне не дожить! Трубы горят! Купи гранату. Пожалуйста!

Из-под моего стула высунул нос Морс и внимательно заценил клиента. И проигнорировал наглухо "террориста". Даже обрычать подошедшего поленился. Ну, небритый мужик. Ну, с бодуна. Ну, с гранатой. Чо, нельзя теперь с гранатой походить, чоли? Мы, типа, в свободной стране живём! Может клиент ей орехи на досуге колет? А может это у него оберёг от сглаза? Вернулся к неторопливому разгрызанию бараньих рёбрышек, поданных ему на завтрак, и пофиг ему мороз.

– Пэдди, ты продаешь эту гранату уже года три, как минимум. С самого приезда! – Вступил в разговор бармен.

– Я не виноват, Кендрик, что каждый раз меня просят убрать её подальше, а тебя – налить мне пару друнков, чтобы я от них отстал! Но покупать наотрез отказываются. Неразменная граната. Надоела она мне смертельно, и все карманы оттянула. Однако просто выкинуть дедушкин прощальный подарок, будет совершенно непорядочно по отношению к старому пердуну. Может быть этот мужчина избавит наконец меня от этой штуки?

Я взял гранату в руки и рассматривать её принялся. Странная граната. Стальной цилиндр диаметром сантиметра три с половиной – четыре. Длина – сантиметров восемь. Вес – граммов четыреста. Запала нет. Чека под пломбой. Состояние хорошее, серая краска пообтёрлась на углах, из-под неё красная грунтовка выглядывает, но ржавчины не заметно нигде. Что за хрень? Никогда такой не видел.

Видя моё недоумение, алконавт-страдалец пояснил:

– Это "немка" М-34, германская граната образца 1934 года. Редкая вещь! Их совсем мало выпустили. Правильное название – "Handgranate 34". Интересна тем, что взрыватель у неё только ударного действия. Пока не стукнется – не взорвётся. Тройная защита! Дед её с войны привёз, из Арденн. Снял с какого-то шваба, когда оттуда драпал. А когда я сюда… вынужден был спешно отбыть… то он её мне и всучил для самообороны. Можно сказать – от сердца оторвал. Но, оказалось, тут на острове не в кого ею кидаться. Всех кусачих грохнули до нас… Продать тоже никому не удаётся, уж больно древняя штучка. Хотя иногда помогает бороться с похмельем.

– Думаешь, она ещё не протухла? Сработает?

Голубые глаза на веснушчатой роже вспыхнули яростно негодующе и Педди забожился, что эта фуканутая граната не подведёт, несмотря на почтенный возраст и на то, что вражеская. Ибо немецкое качество всему миру известно.

Не то, чтобы я так уж ему поверил, но чисто ради сочуствия страждущему и прикола для – купил. Вынул у Педди из кармана рубашки третий орденский червончик, пожурил его, что он при живых деньгах дедушкино наследство растранжиривает, отобрал у бухарика гранату и в сумку себе спрятал. Пока прятал, Педди уже основательно уселся у стойки на табурет и залпом отправил первую порцию лекарства в организм. Несколько секунд спустя, глаза его утратили страдальческое выражение, стакан перестал выбивать по стойке дробь, спина его распрямилась и мужик стал орлом. Обретя моральную опору и придя в равновесие с окружающим миром Педди налил из бутылки вторую порцию и тост сказал, махнув в мою сторону стаканом:

– Bas!

– Да хранит тебя православный святой Патрик! – не заржавел я с достойным ответом, помахав пустой кофейной кружкой.

Леприконцы дружно заржали. А тут и Катя вернулась. Подхватил я её под руку, и прощавшись с обитателями пуба, удалился.

Поехали мы с Катей на аэродром, завели "Караванчик" и совершили неторопливый облёт острова с целью его осмотра. Насладились видами сверху, вернулись к аэродрому и качели над ним устроили. Надо же Катюшу выучить наконец посадку совершать. А то какой из неё второй пилот? Одно название.

Приступив к тренировке принялись жужжать над полосой. Вверх до высоты круга, потом развороты с первого по четвёртый с выходом на глиссаду, потом площадочка на высоте выравнивания над ВПП и снова вверх да по кругу. И всё у неё не складываются элементы посадки. То разгонит машину на глиссаде, то уйдёт под неё, а то наоборот в дальний конец ВПП посадку совершить пытается. И что характерно, в створе полосы держит машину легко и свободно. Как по ниточке ведёт её по осевой.

Я сам-то пилот тот ещё, как инструктор и вообще никакой. Вот никак врубиться и не могу, в каком месте ошибка у Кати возникает? Взялся за штурвал по мягкому и всё же уловил. Она на глиссаде рогами шурует туда-сюда, пытаясь ими ошибки компенсировать! Оттого-то скорость уплыть туда-сюда и норовит. Обратил я её внимание на такую штуку, как триммер руля высоты, и порекомендовал попытаться пройти глиссаду с его помощью. И со второго раза у Кати всё получилось! Влёт у неё все стрелки в кучу собрались. Машина как с горки покатилась. Осталось ей высоту выравнивания на подкорке закрепить и последний метр ощутить сердцем. И, считай, посадка ею освоена, а это самый сложный элемент полёта!

Одно слово – талант… и чё её сегодня мутит с самого утра. Тарелкой с мясом чуть в меня не запустила. Пришлось мне её порцию самому скушать. Конфет-ирисок в пабе килограмм закупила и трескает их непрерывно? Чо это с ней? Свожу-ка я к доктору её. Может "переход" так на Катюху повлиял?

– Кать, не нравишься ты мне! Давай ещё заходик и на посадку. К доктору пойдём.

– Сам иди! Дурак! Не нравлюсь я ему видите ли! Зачем тогда девушку соблазнил? Кто кому полночи в любви вечной клялся? Гомер клялся? Пушкин ваш клялся? Ты, злодей, клялся! Ни к какому я доктору не поеду! Я себя прекрасно чувствую, а ты поезжай. Пусть тебе от мнительности укол в попу поставят…

И слезой жгучей меня в расстройство привела полное…

Зарулил я на стоянку, запарковался рядом с оранжевой амфибийной Сессной-172 на поплавках, возле будки диспетчерской, аппарат на тормоз стояночный поставил и движок заглушил. Катя на меня, как мышь на крупу, дуется, красоту свою от меня прячет. Отворачивается.

– Кать, ты меня к доктору проводишь? Может, у меня в самом деле нервы не в порядке? Боязно мне одному к доктору идти!

– Отстань, противный! Я тебе не жена! Ты меня не любишь!

– Очень даже люблю! А кто ты мне, если не жена?

– Брошенная тобою любовница! Ты сказал, что я тебе не нравлюсь – она повернулась ко мне и обвиняющее уткнула палец в мою грудь – Значит, ты меня не любишь и теперь я падшая женщина, а ты меня погубил!

– Я сказал, что мне не нравится состояние твоего организма! А сама ты мне нравишься!

– Как это я тебе могу нравиться, если мой организм тебе не нравится! Козёл!

– Мне твой организм нравится, но его состояние вызывает у меня тревогу. А за козла – ответишь! Ты замуж за меня когда уже пойдёшь? Я заждался уже!

– Когда траур закончится. Ой, ты мне предлагаешь руку и сердце?!

– Ну, и все остальные органы до кучи. Печень, почки, желудок в первую очередь! На прокормление! А траур твой на Старой Земле остался! И ты обещала быть мне послушной женой!

– Вот когда стану женой, тогда и стану послушной. А траур у меня перед Господом. Господь же един во всех мирах. Потому – жди и не трепыхайся! Вези меня к своему доктору!

Но с местным эскулапом свидеться нам не довелось. Из пикапа, стоявшего у диспетчерской, выбрался настоящий морской капитан, не меньше. В морской фуражке с якорем, в морском кителе при позументах, нашивках и прочих прибамбасах на форме одежды, морской волк, исполненный достоинств, солидный и благообразный, с благородными сединами. Умереть – не встать! Такому и "Титаник" доверить можно смело! За один внешний вид, чисто. Вот росту только в нём не более пяти футов. Это с фуражкой вместе. Зато голова большая. Судя по фуражке…

…И неторопливо направился к нам. Подойдя поближе, поздоровался, представился капитаном О'Брайеном. И спросил о наших планах на будущее.

– С какой целью интересуетесь, капитан?

– Джеймс. Моё имя Джеймс. Я хочу со своей командой попасть в Форт Линкольн, и как можно быстрее. Не позднее завтрашнего утра.

– Вам следовало найти нас пораньше, капитан! По прямой до Форта Линкольн нам не хватит дальности, насколько я помню карту. Значит, придётся делать промежуточную посадку. Можем и не успеть к утру.

– Надо успеть! Я достойно оплачу вашу работу.

– А отчего такая спешка, Джеймс? Ну, прилетим в полдень? Что-то изменится? Это, конечно, не моё дело, капитан… но есть ли, и насколько велик резерв времени?

– В 08:00, и не позднее, я должен уплатить верфи стоимость траулера, построенного для меня. В случае опоздания с оплатой судно будет продано другому человеку. Собрать необходимую сумму мне удалось только сегодня, капитан. Само провидение послало вас на этот остров. Я мог бы договориться с Мак-Бруни, – он кивнул на оранжевую Сессну – но она летает медленно и недалеко. И увезти способна только меня. Ваш самолёт в состоянии взять на борт всю мою команду, и мне не придётся ждать их две-три недели, пока они дойдут в Форт Линкольн попутным судном. Я готов заплатить вам по семьсот экю за каждое место в самолёте.

– Сколько человек вам нужно увезти, капитан?

– Со мною – девять. Три вахты по десять часов.

– Восемью девять – семьсот двадцать килограммов. Максимум – двести килограммов багажа. И мне нужно просчитать полёт, прежде чем я смогу что-либо вам ответить. Устраивает?

– Да, сэр.

Для начала планчик бы мне спланировать. Спланировал. Сначала на Виго, а оттуда уже в Ам-мегику. В этот самый Форт. Напрямую не дойти. Полторы тысячи миль… это много! А через Виго вполне получается. Семь сотен от Куинстона до Виго и тысячу одна миля до Линкольна. Кинул данные в планировщик. Получилось десять с половиной часов полётного времени. Да минимум час на дозаправку в Виго. Но мы не на Земле. Сейчас 19:35. До полуночи у меня как раз десять с половиной часов, даже больше! И восемь часов после полуночи. А ведь можем и успеть! Ночной полёт по приборам для такого салаги, как я… Это круто! Но! До Виго четыре часа. Вылетим в 20:00 и через четыре часа там будем. В 24 часа ещё светло. Сяду, как нибудь. И в 06 утра уже рассвет. До Линкольна как раз шесть с половиной часов по расчёту. Значит, если оттуда в полночь свинтить, то как раз в Линкольн к рассвету и поспеем. А за шесть часов в Виго я и отоспаться успею до зелёных огуречных пупырушек. И буду, как огурчик! Ха! 6 тыщ триста! И премию из кэпа вытрясу. До круглых семи. За героизьм!

– Эй, кэп! – крикнул я – Мистер О'Брайен! Я берусь за эту работу! Вылет в 20:00!

– Я вызываю сюда экипаж! Через полчаса все будут здесь.

– Пусть заодно хавчик на дорогу привезут. На всех.

Кэп взялся за телефон, а я, пожав плечами, сказал Кате:

– Ну, сходим к доктору в другом месте? В том же Форте Линкольн.

– Хорошо, любимый! Готовь машину к полёту, а я пока приму душ. Она оседлала мотопедик и рванула вниз по серпантину, в Куинстон.

С обслугой в куинстонском аэропорту была напряжёнка, и заправлять "Караван" пришлось самому. Хорошо хоть, диспетчер автозаправщик к самолёту подогнал. Пока я прыгал по спине самолётной со шлангом, подъехали будущие пассажиры с бооольшииими спортивными сумками в руках. И пришлось их всех взвешивать. В двести килограммов багажа моряки уложиться, разумеется, не смогли, да и сами, в отличие от капитана своего, ребятки оказались мясом кормленые. Как на подбор. В среднем девяносто пять килограммов на тушку потянули на весах. Всего со шмутками набралось 1066 килограммов груза. С трусами и костями. Покакать бы их отправить перед вылетом, что ли? Потому как получается перегруз. 110 килограммов лишних. При полной загрузке топливом. По плану мне 437 кило керосина до Виго потребно. Но это по плану. Никогда планы не выдерживают столкновения с грубой действительностью. Нежные оне!. И хренушки вам, чтобы я керосиний сливал. Не буду! И, натолкав Катькиных ирисок за щёки для улучшения дикции, объявил грозным голосом:

– Перегруз в центнер, сэры и мистера! Либо один из вас на борту лишний, либо ваши сумки остаются здесь! По крайней мере, три из них! Ваше решение, сэры!

Но за всех решил капитан.

– О,Хара, О'Нил, О'Фингей! Сумки вон из самолёта!

И никто не пикнул, что без заптрусов, харча и зубных щёток остался. Да и не нужны они особо, без харча-то… Ни трусы… ни щётки…..Ё-моё! А "Ямаха"?! В ней, заразе, тоже 90 кило!..Не дождётесь!

– Кэп! Ещё 280 фунтов лишних!

Недобро посмотрел на меня капитан, но ничего не сказал он мне. А скомандовал:

– Остальные шмотки – тоже за борт! Всё необходимое для перехода обратно купим в Форте Линкольн.

И опять никто поперёк ему слова не сказал. Уважают! Но всё равно десяток килограммов в перегрузе. А!.. Наплевать! На взлёте выжгу, как два пальца об асфальт! Сейчас вот Катя вернётся, и полетим…

Катя вернулась… и привезла с собой швейную машинку "Зингер"… старинную… с ножным приводом… Мля! Ом мани падме хум! На "Ямахе"… Попробуй, отыми! Умрёт – не отдаст! Лучше нужное что-нибудь выкинет. Воистину сказано – "своя ноша не тянет" и "охота пуще неволи". Капитан О'Брайен, положив мне руку на плечо, голосом, полным сочувствия, процитировал известного губернатора Калифорнии:

– "С ними невозможно, и без них нельзя"… Стихия!..

– Не могу не согласиться с вами, шкипер! В туалет сбегать, что ли? На борту с такой загрузкой сходить в хвост уже не получится. А так, глядишь, несколько фунтов и сэкономим?

– Джентльмены! Поскольку хождение на борту воздушного судна в связи с перегрузом во время перелёта отменяется, настоятельно рекомендую посетить двухнулёвый кабинет здесь, на земле. Нуждающихся могу обеспечить спецпрепаратом. Делай как я! Это приказ!

И он личным примером увлёк за собою пассажирские массы. Пока народ в порядке живой очереди мудро "делал как он" – пурген, кстати, никому не понадобился – заглянул я к диспетчеру и уточнил погоду на маршруте. Связь по маршруту была. Погода тоже была. Вполне себе лётная. Уже привычно лётная. И перегруз, к сожалению, тоже остался. Несмотря на принятые меры. Двадцать восемь килограммов лишку. Не так и много, вообще-то. На взлётном режиме, с расходом двести сорок кг в час, эти двадцать восемь кг керосину сожгу я за семь минут. Надо мне будет просто поаккуратнее на взлёте с набором высоты поработать.

Рассадив пассажиров по местам с учётом центровки, вырулил на полосу и взлетел. Набрал пятнадцать метров и, пока перегруз не выжег, так и шёл над океаном, набирая скорость. Потом в набор пошёл, но тоже полегоньку, не более двух метров в секунду. На четыре восемьсот забирался минут сорок. Там, как и ожидалось, воздушная река подхватила нас и с курсом 304 градуса помчался мой "Караван" на северо-запад. На экономичном режиме в пятьдесят пять процентов мощности скорость установилась в сто пятьдесят два узла. Четыре с половиной часа. Расход – сто десять кило за час. Нормально.

До Виго летели и вправду нормально. Мореман оказался неожиданно словоохотливым. За рукав меня подёргал, принудил снять наушники, и многословно мне рассказывать стал, какой замечательный траулер сваяли ему форт-линкольновские кораблестроители. Не то, что эти косорукие бракоделы делают в Виго. Мореходность! Автономность! Вместимость! Цена, наконец! Персик, а не траулер. Теперь с наёмным прошлым покончено. Теперь он всем покажет, как надо правильно рыбу ловить! Вот только надо ему первым документы подписать. Деньги он перечислил уже. Но этот гадский папа Эмерссон… непременно перехватит траулер у него из-под носа, если опоздать. Слушал я его и диву давался. Чего бы это мужика на понос словесный пробило? Потом сообразил. Да он, этот капитан О'Брайен, летать просто боится! Вот и глушит свой перепугайчик неуместной болтовнёй. Меня от дела отвлекая. Пришлось его поправить. И наушники надеть.

А дел у меня – навалом. Сначала над Новой Ирландией высоту набирал. Потом Долго-долго летели на Новой Англией. Над хребтами горними. Да, надо сказать, горки в тутошней Англии совсем не игрушечные. До четырёх с половиной тысяч в высоту попадаются. И вершинки не без шапок снежных. И питают те снежные шапки множество ручейков, с тех гор водопадами низвергающихся. Не остров, а сплошной фонтан какой-то! Я за радиовысотомером приглядываю, и высота от поверхности просто мгновенно меняется. Перепады на милю дистанции до четырёх тысяч метров! Сижу я, то ориентиры сличаю, то тренируюсь работать со штурманской линейкой, то вступаю время от времини в связь с землёй, про погоду им рассказывая. А сам на капитана поглядываю иногда.

О'Брайен на Катю перекинулся и ей с самого начала всю свою эпопею с траулером пересказывать стал. Катя ему живо сопереживать принялась, кэп совершенно разошёлся, стал экспансивно руками жестикулировать… В наушниках мне хоть и жить стало комфортнее, но размахивание в непосредственной близости подобия ветряной мельницы несколько нервировало. Вот, а мне говорят, что я не толерантный! А ведь не убил! Сдержался же! Три часа терпел, пока Джимми не унялся, умаявшись. И еле до аэродрома дотерпел.

Аэродром в Виго, с длинной грунтовой полосой, впечатление на меня произвёл странное. Неожиданно большое количество малых самолётов на стоянке. И никого… И тишина… Ветра у земли нет. Штиль. Диспетчер дал погоду, разрешение на посадку и, видимо, счёв свою миссию полностью законченной, замолчал наглухо. Сел я нормально. Вырулил на стояку, встал, где место приглянулось. Двигатель заглушил. И тишина… И никого… И никому до нас дела нет. Перемёрли тут они все, что ли?

Сверху видно, что город, как вымер, нету людей на улицах. Никакой движухи. Ни машины не ездят, ни лошади не скачут, ни люди не бродят. В порту и на верфях тоже непоколебимый застой. Сонное царство какое-то, а не город. Сиеста давно кончилась. Жара спала. Двадцать пять часов, вечерняя зорька, в других местах самый разгар народных гуляний. А тут нет. Тут тишина.

Вылезли мы из самолёта и орать принялись. Ау! Пиплы, где вы?! Не случилось ли с вами горя?! Молчанье было нам ответом. В диспетчерской только шум какой-то слышится. Странное что-то. Как будто футбол по телику гонят. Сунулся я туда, и точно, горячий испано-португал к экрану прилип. Пофиг ему всё, вплоть до ядерной войны. Какие самолёты? Какие посадки? Какие заправки? С ума вы посходили?

Нет, не футбольная лихорадка обезлюдела город и окрестности. Корриду показывают в прямом эфире! Он мне даже "здрасте" не сказал. Заревел зычным голосом, увидев, как тореодора бык рогами за задницу подцепил и с арены выкинул, аки боцман, мусор в неположенном месте узревший. Вошедшая следом за мной в помещение диспетчерской Катя даже напугалась слегка. Я так понял, что там, вокруг арены той, весь Виго в полном составе и обосновался. Во главе с Каудильо своим. Или кто тут у них. Альгвасил? Ни фига я в испанских градоначальниках не петрю.

Но мне они и в пень не упёрлись. То-есть, абсолютно. Мне надобно машину заправить, да обиходить её по чек-листу, да успеть самому поспать малехо перед вторым этапом. И всё это проделать как можно более шустро. Особенно последнее. Я с семи часов утра на ногах. Глазки слипаются и не смотрят уже. На Старой Земле вторые сутки пошли. Устал, как Бобик на лисичке. Не могу лгать.

В наличии же имеем диспетчера, увлечённого кровавым зрелищем противоборства человека с быком, и забившего на всю окружающую его реальность, а также полное отсутствие всяких разных механиков, и прочих всяко-разных аэродромных специалистов, что придают аэрофилдам смысл существования и неповторимый колорит, во всех иных местах отсутствующий. Попробовал я деликатно переключить внимание этого достойного человека на себя:

– Уважаемый! Мне бы керосинчиком заправится поскорее?

Нарвался на грубость и взгляд озверелый.

– Пор ке коньо? Но мэ ходас, идиота де лос кохонес! (Грубая брань на испанском языке: Какого х-я?! Отъе-сь от меня, идиот долбанный!).

Катя густо покраснела на его несдержанный спич, но от комментариев воздержалась. Ну, здрассте!.. Дожилися! Не то, чтобы я всё доподлинно понял, чего он такого мне сказал… но… "идиота" прозвучало вполне доходчиво. Ну, семь-восемь! Нехорошо! Надо лечить. Я его, конечно, могу понять, фаната этого перевозбуждённого. Но простить? Лицо ему надо побить, может быть? Выключу ему телевизор, он на меня моментально в драку сунется. Я так думаю. Тут-то я ему лицо и отрихтую. И буду прав. По всем понятиям. Но для начала попробую вербально его в чувство привести, мучачо-мачо этого. Напряг я свой испанский. "Каррамба" – это как-то слабовато будет… Стрелянто-пистолетто – уже многовато будет. Перебор. Но пусть себе тихо поприсутствует при разговоре. А ещё я по испански вот чего знаю:

– Бачьями ил куло, кулонэ! Чуччями иль каццо, лэккакацци. Трабайдор, мля, нашёлся! (Ещё более грубая брань на испанском языке: Поцелуй меня в задницу, толстожопый! Отсоси у меня, х-сос! Труженик, мля, нашолся!).

Катя густо покраснела на мой несдержанный спич, хихикнула в кулачёк, от комментариев с трудом, но воздержалась. Зато на воспитуемого моё заявление произвело самое непосредственное воздействие. Вернулся организм в реальность, как миленький!

– Аааа!! – взревел организм и, видимо наглядевшись на бычьи ухватки, а то и впитав их с молоком матери, устремился в атаку, надув кулаки до нереального объёма, пуская струи пара из ноздрей, всхрапывая и сверкая алыми очами. Мне отчего-то сразу анекдот про солдатскую смекалку вспомнился. Ну, тот, где рота вражеских автоматчиков окружила высоту, обороняемую рядовым Петровым: "Тут-то мне и пи… треньдец!" – смекнул рядовой Петров"

– Бе!! – догадался ответить я ему, и подумал, что со мной сейчас поступят, точно как с давешним тореадором. Затопчут копытами, подденут на роги и выкинут в компостную ямку. На последующее перепревание с целью получения плодородного перегноя. Одним лишь чудом и, видимо, личными хлопотами заступницы нашей Богоматери, удалось мне убраться с траектории движения этого бизонообразного человека. Только ногу я убрать не успел, об которую и довелось ему запнуться. Что позволило мне огреть означенного "торро" кулаком вдогон по затылку. После чего экземплярчик немного покалечил дверь, вышибив буйной головушкой и оную дверь, запертую на защёлку, и саму защёлку. Вместе с замком и дверною ручкою. От чего пришёл организм в полное изумление и сомлел, впав в совершенную бессознательность. Готовенький. Перезагрузка операционной системы.

Столь энергичное явление диспетчера народу незамеченным не осталось. Окружили мореходы свежеприготовленное тело, волнуются. Жестикулируют. Обсуждают перспективы выживания тела. Мне как-то зябко сделалось. А ну, как я его… того?

– Кать! А я его… не того!? – потом виновато пожал плечами – а куда было деваться? Быкует диспетчер!

Катя у меня всё ж хоть и бывший, но медицинский работник. Поди живого человека от жмурика свеженького отличить сумеет. Катя подошла, пульс на теле обнаружила и велела для начала водичкой его обработать, путём сбрызгивания, а сама в аэроплан за аптечкой устремилась.

Пришлось побрызгать водичкой и остудить немного разгорячённый гневом процессор. О! Тело глазками захлопало! Живёхонькое, значить! Теперь немного морали:

– Не кажется ли вам, благородный дон, что кабальеро в присутствие дам, должны быть более сдержаны в проявлении эмоций?

– О! Диос! Извините сеньор! Прошу прощения сеньора! Я так увлёкся, что совершенно ничего не соображал. Миллион извинений, сеньор!

Этот лепет мне уже вернувшаяся Катя перевела. Какой культурный дон оказался. А так сразу, и не подумаешь!

– Керосин, кабальеро! Мне нужно заправить самолёт керосином! – и совершенно по инерции добавил, почему-то по-немецки – Ду гейст мир ауф дэн зак! (Ты меня задолбал!).

По-немецки он тоже всё понял. Покраснел, как мулета, и дематериализовался. Через минуту заправщик уже стоял перед "Караваном", а дон "Педро" торчал на стремянке и держался за заправочный "пистолет".

Вот, а вы говорите – гуманизьм! Добрым словом и пистолетом… За полчаса все мои проблемы были решены и все положенные суммы уплачены. Надул я под крылом матрасик полутораспальный, накинул сетку антимоскитную, ибо жужжали сволочи, завёл на мобильнике будильничек на 29:40, накрылся той сеткой с головой и по-детски доверчиво отдался Морфею. Только сандалики и снял.

Разбудил нас Монморанси. Он, в отличие от меня, будильник услыхал и принялся нас с Катюхой обнажать, стягивая полог. Ловко увернувшись от моего пинка, ухватил нежно зубами большой палец и, слегка играя челюстями, принялся его пережевывать. Я замер:

– Ой, встаю! Уже встаю! Отпусти пальчик, негодник! Щекотно ж, зараза ты сильнопятнистая! Отпусти, кому сказал!

– Рррр!

– Порычи мне еще, Навуходоносор. Самая тебе пора пришла поступить на тримингацию. Вот доберусь до тебя, как гуся ощиплю!

– А не фиг тут валяться. Вставать пора! Лететь пора!

– Так я и встаю. Но ты ж меня подвижности лишаешь. Лучше бы сбегал да мне кофейку сварил. Надо же принять ваааннууу… выпить, наконец, кооофеее!

– Еще и ботинки тебе почистить заодно? Не фокстерьерское это дело – кофе варить. Я и так этих… твоих, которые рыбой насквозь пропахли, запарился отгонять. Особенно самый мелкий у них настырный! Лезет и лезет. "Пора лететь – пора лететь!". Можно, я его укушу?

– Сейчас, милый, я сварю кофе… – пробормотала сквозь сон Катерина и перевернулась на другой бок.

– Нельзя! Он наш пассажир.

– Ну, нельзя, так нельзя. Тогда я еще немножко посплю, – отозвалась Катя. – Милый, вели Морсу не рычать!

– Блииин! С кем поведешься, с тем и наберешься! Теперь и она туда же – Морсом обзывает! Слова не рыкни! Я мать…перемать… Монморанси! Не Морс! Сами вы все тут морсы прокисшие! Уйду я от вас. Вот! В самолет спрячусь. А вас пусть этот рыбо-тухло-ловщик вонючий, со товарищи своими вонючими, от хищников диких стережет. Умываю лапы!

И ускакал в темноту.

Ну, привет… А мой кофе? Зевнул я с риском для челюсти, глянул на мобилку – и правда, вставать пора. Плавненько с надувастика соскользнул, сунул ноги в плетенки, Катю осторожненько на ручки взял и на рабочее место мягонько водрузил. Пусть еще немножко поспит, страстотерпица моя. Сдул матрас, закинул его в хвост. В кого-то попал. Потом сбегал в техничку, морду лица сполоснул и побрился. На автомат кофейный посмотрел, сразу мне что-то кофе пить расхотелось. Пассажирам своим, которые тоже дремали, кто где приловчился, велел знаками места занимать. Но чтоб без шуму и пыли. Чтоб мне – на цыпочках!

Сам тоже забрался в салон и первым делом отселил сэра капитана на самозаднепоследнее кресло, аргументируя сие действо необходимостью улучшения центровки самолета. А на его место, точнее, на Монморансиков надувастик промеж пилотскими креслами, выбрал и усадил самого из всех молчаливого. О'Нила. Он за все время нашего знакомства единственный, кто совсем ни одного слова не сказал. Уважаю молчунов. Сам такой! Обнаружил в хвостовом отсеке спящего под матрасом Морса, да там и оставил. Вылез наружу, закрыл дверку. Ну все, все на месте. Пора и мне в свою чашку лезть.

Когда, раскручивая турбину, запел стартер, Катя пробормотала: " Уже летим?", поерзала, устраиваясь половчее, и снова мирно засопела. Все же есть в семейственности экипажа свои недостатки. Но и свои прелести тоже есть.

Связался и запросил у диспа руление с последующим взлетом с тридцатки. Он разрешил. Попрощался я с ним задушевно, попросил не скучать без меня и улетел навеки. Машину поднял на удивление легко. Впрочем, температура по Цельсию до двадцати трех упала. Воздух стал плотнее, держит лучше. Но я все равно все эволюции выполнял не торопясь, плавно и аккуратно. Высоту набирал на номинальной тяге по два метра в секунду. Термиков ночью совсем не было. Никакой болтанки. Лепота! Небо звездами усеяно, как мукой. На Старой Земле с обоих полушарий всего-то шесть тысяч звездочек невооруженным глазом видно, а тут умники только с нашего полушария двадцать семь тысяч штук насчитали. С другого никто пока посчитать не удосужился. Никто пока в южное полушарие не добирался.

Набрал я высоту, все те же четыре восемьсот, поскольку на юго-запад лететь. Полюбовался на достигнутую скорость. Сто девяносто три узла. И это на двух третях мощности. Меньше газульку сделать не получается. Хоть и хочется. Груженые шибко, и "Караванчик" кабрировать пытается. А это нехорошо! Не заметишь, как в штопор завалишься. Запросто! Приборная-то скорость – всего сто пять узлов. Уравновесил я машину тягой, да принялся местную авиационную астрономию изучать.

О'Нил штурманом оказался и здорово мне помог в постижении местных Козерогов, Драконов и прочих Кассиопей. Так мы с ним все пять часов и провели с огроменной для меня пользой. Стал я под конец кое-чего в местных созвездиях кумекать. И понравилось мне ночью летать! Радионавигационный комплекс прикажет долго жить, компас размагнитится, так я буду по звездам летать! Вот так вот!

В пять двадцать, а точнее в четыре двадцать местного я приземлился в аэропорту города Форт Линкольн. Нулевой меридиан, понимаете! Через город Зион проходит. Неподалеку тут. Аэропорт мне сверху показался замечательным. Полоса бетонная, добротно освещена. Даже осевая светится. Диспетчера мух не ловят. Подход у них – отдельно. Башня у них – отдельно. Руление – отдельно. ILS, она же система автоматической посадки – работает! У всех своя частота. Ну все, как у взрослых.

Только вот бетонка эта оказалась – дрянь, а не полоса! У нас на северах такие дороги часто встречаются. С плитами просевшими. Но у нас же климат! У нас они, бетонки эти, по болотам идут! И по ним "КрАЗы" да "Уралы", да прочие "Ураганы" на буровые грузы прут! А тут… "Аммегика, Аммегика – простимся у плетня…". Мда…

Проскакал я по этим колдобинам, подпрыгивая и матерясь. Уж лучше бы я на грунтовку садился. Вот же она, рядом тянется. Три километра! Шириной восемьдесят метров! И чо я на эту бетонку поперся? Ума не приложу! Катю вот разбудил. Пассажиров разбудил. Морсика разбудил скачками этими…

Поглядывая на схему рулёжных дорожек аэропорта, зарулил к назначенной диспетчером стоянке и заглушил мотор. Финиш. Приехали. Пожалуйте рассчитаться, мистер О'Брайен, капитан, сэр! На бетон по трапу спустился экипаж будущего вожделенного траулера и принялся разминать подзатёкшие за полёт мышцы. Капитан "О'Брайен, сэр" покинул борт последним, предварительно простившись с нами.

Это было что-то! Пока народ приседал, расправлял плечи, совершал гимнастические наклоны и прочие телодвижения, кэп Джим встал с кресла, надел фуражку, оправил форму одежды и, чуток (самую малость) согнув колени, чтобы тульей фуражки не упираться в подволок, торжественно выразил своё удовлетворение от проделанной мною работы и восхищение достигнутым мною же мастерством вождения воздушных судов. И торжественно честь отдал. Какой рыболов строевой! После чего торжественно вручил мне заготовленный конверт, сопроводив вручение фразой о поощрение меня лично и моего экипажа в лице второго пилота миз Катерины и… эээ… бортсекьюрити Монморанси… некоей премиальной суммой сверх оговоренного фрахта воздушного судна. Эко же завернул! После чего добавил, что всегда будет рад видеть меня с супругою и… эээ… сэром Монморанси на борту своего траулера, который он уже мысленно поименовал – "Влекущий". Видимо, подразумевая трал…

Пришлось соответствовать. И вернуть отданную мне ненадолго честь. Но для этого пришлось мне встать с пилотского кресла и сократить на сорок пять сантиметров свой рост. Упираясь панамкой в крышу, стоя на полусогнутых и сохраняя при этом торжественность морды лица. Катя спряталсь за спинкой кресла и в своей любимой манере наслаждалась зрелищем. Кулачок во рту, плечи трясутся, носик похрюкивает… Ей-то хорошо! А мне каково? Но выдержал. Напомнив себе, что истинный джентльмен, даже наступив на кошку в темноте, не назовет ее иначе…

Лишь после того, как капитан "О'Брайен, сэр" исчез из виду в помещении аэропорта, позволил я душившему меня смеху вольно излиться. Ржал, как конь поручика Ржевского. Катя вторила мне колокольчиком, Морс же радостно лаял. Хотя, говоря чистосердечно, капитан этот оставил у меня впечатление скорее приятное, чем наоборот. Уважаю людей упертых в правильное. Способных соблюдать протокол с серьезным выражением лица даже и в глупой ситуации. Для этого надобно иметь характер…

Семью девять – шесть триста… Интересно, какую сумму премии он счел для нас адекватной? Две сотни экю? Да… "Размер моей благодарности не будет иметь границ… В разумных, конечно, пределах…". Однако всё одно, хорошо подзаколымили. Хватит с нас! Убрали мы с Катей к бортам раскладные сидения, надули снова в салоне матрас, шторки задернули на иллюминаторах, люки задраили изнутри и наконец уснули по-человечески. Раздевшись. Счастье есть. Оно не может не есть!

Выспаться как следует нам снова не дали. Снова и опять! Стук в дверь и лай настырно проникшего между мной и Катей Морса прервали наш сладкий сон. Пришлось напяливать штаны, чертыхаясь и путаясь спросонья в штанинах. Потом разыскивать свежую майку, приготовленную перед сном и оказавшуюся почему-то под матрасом. Потом безуспешно разглаживая помятости на пузе, с неумытой рожею встречать нежданных нанимателей и тупо вникать в их непонятные желания. Потом я вспылил. Жестом прекратив поток речи солидного седовласого бобра, сопровождаемого молоденькой миз, извинился и, взяв под ручку Катерину, увел ее на водные процедуры в помещение аэродромных служб.

Спустя десять минут, приведя себя в относительный порядок, по крайней мере став побритым и умытым, ответил принципиальным согласием на предложение "сгонять в Зион на пару часиков и обратно". Наш "Гранд" становится популярным в Новой Земле! Это радует. Пока Катя прихорашивалась, просчитал я предстоящий полет и, решительно оборзев, нахально предложил оплату повременкой на все время фрахта. По сто двадцать пять экю в час.

Мистер Эмерссон согласился на предложенные условия крайне охотно и принялся мне руку пожимать и потарапливать с отправкою. Или я чего-то не догоняю в коммерции? Или стоимость подобных услуг в Новой Земле все-таки несколько выше? Как правило? Однако мое слово мною уже сказано. Другой раз пусть Катюха торгуется. У нее талант к этому делу. Значит, с топливом у меня порядок, лететь предстоит сто шестьдесят миль, дозаправка не требуется, сейчас Катя придет и полетим…

Тут мистер Эммерсон принялся ругательски ругать какого-то мистера О'Брайена, который совершенно непонятным образом в совершенно неподходящий момент возник в городе и сорвал ему, мистеру Эмерссону, честному предпринимателю, крайне выгодную сделку. И теперь ему, мистеру Эмерссону, крайне честному предпринимателю, приходится ни свет ни заря срочно отправляться в столицу и постараться задействовать административный ресурс для арестования уведенного у него из-под носа этим беспардонным коротышкою О'Брайеном траулера, построенного верфью для него, для мистера Эмерссона, честного предпринимателя. Как тесен мир! "Как страшно жить!"

Солнце сияло. Солнце уже палило вовсю. Вот скажите мне откровенно, мои маленькие и чистосердечные радиослушатели, как же возможно под столь ярким солнцем, при столь ясном свете вершить столь темные дела? Непонятно мне! С одной стороны, ни тот, ни другой из соискателей рыболовного траулера "Влекущий" не друзья мне и даже не родственники. Не крестить мне с ними детей. Однако же, с другой стороны, что-то же меня заставляет выбирать между посторонними мне людьми? Я решил руководствоваться впитанным с детства классовым самосознанием и чувством социальной справедливости. Кто такой О'Брайен? Капитан О'Брайен и восемь его парней – труженики моря! А кто такой Эмерссон? – Мироед он. И всенепременно – эксплуататор! Мое чуйство справедливости уперлось, что спорный траулер должон принадлежать тому, кто на нем самолично рыбу гоняет! А не тому, кто, эксплуатируя чужой труд, набивает себе защечные мешки пластиковыми купюрами различного достоинства.

Решил я – время оттянуть. Для начала объявил мистеру Эммерсону, что мне надо " Flight Plan" заявить. Убежал в диспетчерскую, там по телефону дозвонился на верфи. Добился от тамошних, чтобы мне срочно изыскали и немедленно подали к телефону капитана О'Брайена. Потребовалось минуть тридцать на то, чтобы раздраженный до крайности Джеймс нашелся и начал нервно в трубку ядом плеваться. Когда я терпеливо и в пятый уже раз спросил его, как скоро он намерен закончить с приемкой судна и выйти в море, он слегка остыл, перестал возбухать, что я его по пустякам от дел отрываю, и ответил, что намерен управиться дня за три. Тогда я настоятельно порекомендовал ему управиться со всеми делами сегодня. ДО ОБЕДА. И шустренько сваливать в нейтральные воды, если он не желает иметь неприятности, которые ПОСЛЕ ОБЕДА будут иметь уже его. В полный рост. Джим насторожился и потребовал от меня конкретных пояснений, чего это я имею в виду. Пришлось несколько грубовато пояснить, что кое-кто намерен ввести ему кое-куда все, что имеет, и что люди для этого дела уже очень скоро найдутся. Он минутку посопел в трубку, сказал мне "сеньку" и закончил на том разговор. Теперь это его проблемы. Ну а со своей стороны постараюсь покатать конкурента до обещанного "обеда".

Затем в телефонной книге отыскал несколько номеров разных докторов. Наугад позвонил тому, у которого фамилия понравилась и вызвала у меня улыбку. Доктор Рабинович с удовольствием согласился принять Катю немедленно. Подсказал, как удобнее добираться до его клиники, и обещал ждать нас с нетерпением. Вернулся я к самолёту, выкатили мы с Катей "Хонду" и поехали на прием к доктору. Затем что нам – назначено. И перенести визит на другое время – совершенно исключено. Катя молча слегка удивилась такому обороту жизни. Вслух ничего не сказала. Но. Пара часов уже есть!

Пока я Катю к доктору вез, объяснил ей ситуацию с траулером. Она меня "своим засранцем" обозвала за то, что я вписался в эту историю. Потому что она нас никак не касается. Да я и сам это понимаю прекрасно. Однако с моей "кочки здрения" сдерживать "души прекрасные порывы" в конкретно этом случае, полагаю – неуместно. Растолковал я ей свои резоны, подивилась она извивам классового чутья. И ещё раз обозвала, ласково потрепав меня по дурной головушке. А мне приятно!

Полтора часа Абрам Иосифович её обследовал. Я на лавочке в тенечке сидел и размышлял взволнованно обо всяком. Что такое с Катюхой происходит? Отчего бы у нее с характером такие превращения случились? Чего бы еще мне мистеру Эмерссону запендюрить, чтоб ему жить стало лучше и жить стало веселее… И все такое. И кое-чего удумал. Так, чтоб было логично. Потом Катюха, поддерживаемая под локоток стареньким седым доктором, впаривавшим на ушко ей что-то успокоительное, вышла из приемного покоя с изменившимся лицом и сказала мне, что у нас будет ребенок…

Тут сразу мне сделалось как-то не до этих траулерных разборок. Сердце у меня бухнуло и остановилось. Сели мы с ней на лавочку. Уткнулась она мне в майку и давай рыдать да плакать. Облила всего слезами и еще носик об майку мою многострадальную время от времени высмаркивала. От нежданной радости и всепоглащающего счастья. Проревелась зайка моя, подняла на меня глазищи свои сияющие, обцеловала всего и сказала, что не напрасно меня "жизненно необходимым" родители назвали. Так оно и есть на самом деле. Теперь она в этом железно уверилась.

Собрался я было совсем послать мистера Эмерссона кочки на дорогах считать, однако Катя запретила. Поскольку мистеру уже обещано. Пытался я возражать и в самолет ее более не пущать… во избежание. За что сызнова был награжден званием "засранца". Но уже не "своего". А просто так "засранца". Обидно. Разъяснили мне в изящных образах всю мою неправоту и выспорили себе право "летать, пока сроки позволяют…". Ну это мы еще посмотрим, какие сроки правильные. А какие – неправильные. И кто в "дому хозяин".

Назад ее вез медленно, автоматически объезжая все камушки, все ямки и выбоинки на пыльной дороге, тянувшейся сначала через город, потом мимо верфей, потом мимо порта к аэродрому. Такая у меня синусоида сложная вышла – отпад. Я спьяну так сроду не ездил. Так и не придя в себя окончательно, пребывая в радостном охрененном офигении, вернулись мы на аэродром и даже город осматривать не стали. Как-то не до того нам сделалось.

Мистер Эмерссон рыл копытом землю от нетерпения. Все старался мое внимание на себя обратить. Когда ему это, наконец, удалось, осмотрел я его с некоторым недоумением. Вспомнил с трудом – зачем это он тут взялся. С трудом же сосредоточился на том, чего мне надо дальше делать. Но не до конца, и каждые пятнадцать секунд зависал в задумчивости, ровно комп с двести восемьдесят шестым процессором под WinXP. Соображая, как такое могло произойти.

Ведь Катьке до этого ни разу забеременеть не удавалось. Ей же доктора на Старой Земле конкретно вердикт вынесли, что детей у нее никогда не будет. Исключено! Выходит, врали трубки клистирные. Или это так на Катьку нуль-переход повлиял? А чо, в одном месте организм у нее фактически разобрали. Потом переслали квантовым способом. Потом собрали обратно согласно генетической инструкции организма. И сделалась Катька у меня совсем здоровенькая.

Может такое случиться? Неизвестно мне. Только срок-то ей гражданин Рабинович исчислил в четыре недели. Четыре недели назад… даже с учетом местных тридцатичасовых суток… Мы с ней ещё на Хиосе целовались… Под оливами. Не сходится по срокам-то! Выходит, что Катька там еще залетела. На Хиосе. Мы же вообще об этой самой контрацепции не задумывались. Ибо – нефиг. Вопрос такой не стоял… в отличие от. Возможно ли, что это я такой суперзаразный и суперменистый мен, что мои сперматозавры Катьке все трубопроводы прочистили и у нее все системы нормально заработали? Сомнительно. Мне что-то. Скромнее надо быть. Или?.. Может?.. Старичок Тео был бракованный?! А на Катюху стрелки перевел?! Да запросто. Отморозил себе на рыбалке простату, и привет. Семье и деткам. Катька от него на сторону не гуляла, вот Теодорка ей и втюхивал с помощью продажных докторов, что это она сама вся и во всем виноватая. Вдоль и поперек. Бездетная и никудышная. Она и уши развесила. Внушив себе ложную истину. Похоже на правду? Похоже… Вот так оно, скорее всего, и было… Ибо – логично!

Меня подёргали за рукав, вернув миру.

– А? Чего? Ты кто?

– Я – мистер Годфри Фицджеральд Эмерссон! Мы заключили с вами договор, согласно которому мы должны уже подлетать к городу Зион. Американские Соединенные Штаты. Планета Новая Земля! Да что тут происходит? Черт вас всех побери! Какого черта! Что с вами, пилот?

– У меня жена беременная!

– И что? Это повод отказаться от полета? Вы заплатите мне неустойку! Жена у него видите ли – беременная! У меня жена всегда беременная! Что ж мне теперь все дела бросить? Черт знает что такое, пилот! Мы, чертову вашу мать, летим наконец? Или мне с вами начинать судиться!?

– А? Чего? Ты кто?

– Черт с вами, пилот! Вы у меня попляшете! Встретимся в суде! Я отсужу ваш чертов самолет!

– Вы – мистер Эмерссон! Да. Я помню. Прошу занять место в самолете. Мы уже летим. Ваша… дама… летит с вами?

– Да, черт вас разорви! Моя секретарша летит со мной!

– Тогда пусть тоже займет место в самолете. Ваш багаж, мистер Эммерсон?

– Какой, к черту, багаж? Я не собираюсь ночевать в Зионе! Я собираюсь повидаться… да какое вам к черту, черт вас проглоти, дело?…И как можно скорее вернуться обратно. В Форт Линкольн. Американские Соединенные Штаты. Планета Новая Земля! Вам все понятно, пилот? Я доступно вам объяснил цель полета?

– Да мистер Эмерссон. Садитесь скорее в самолет. Я запускаю двигатель.

– Ваш заработок пойдет только с этой минуты, пилот. Имейте это ввиду. Также имейте ввиду, что чем быстрее вы привезете меня назад, тем больше будут ваши премиальные. Поэтому я не советую вам экономить топливо или затягивать время, выгадывая лишний экю. Чертов вы пилот!

Запустился я тоже пребывая в задумчивости. Потом поймал себя на этом и сообразил чем все может кончиться. Так дело не пойдет. Так можно и упасть, в задумчивости пребывая. Отрешился я от новостей и на полете сосредоточился. Взлетел по грунтовке, правым разворотом на курс машину вывел, в набор высоты перешел. Ни гор ни иных возвышенностей впереди нет. Поэтому высоко в небо не полез. Набрал полторы тысячи, чтобы от термальных потоков избавится да так на этой высоте и попилил убрав обороты винта до 1600. Газульку на номинале оставил. Движок орет почти по взлетному, впечатление на мистера Эммерсона производит. А скорости-то и нету. На этой высоте еще и ветерок встречный случился. Отнюдь не случайно.

Совсем все хорошо! Просто отлично. Катя в себя пришла и, как обычно, вооружилась видоекамерой, снимая и Форт-Линкольнский порт, и верфи, и город, и проплывавшие под нами пейзажи. Она вообще с камерой не расстается. Все подряд снимает. Потом забивает мне на ноуте винт своими видеорепортажами. Надо будет диск почистить и все на дивидишки перегнать.

Изрядно американы на Мысу земли освоили. Прерий почти и не осталось. Фермы… Пашни… И диких стад необозримых уже нет. История с бизонами повторяется… Печально…

До Зиона в таком режиме и пилил неспешно. Следил только чтобы стрелки в красное не лезли. Куда мне спешить? В гробу я видал эмерссоновы премиальные. В белых тапочках. Через полтора часа над аэродромом, как и положено, исполнил коробочку. А как же? Аэродром незнакомый, полоса неизвестного качества, хоть она и длинная и асфальто-бетонная. Но своим глазом на нее глянуть перед посадкой совершенно не помешает. Еще минут пятнадцать набежало. Потом сел аккуратно. Потом не торопясь на стоянку зарулил.

Поставил "Гранда" на ручник, поздравил мистера Эмерссона с благополучным окончанием полета и своевременным прибытием в пункт назначения. В спину уже. Он, не дожидаясь пока винт остановится, к двери сквозанул. Пуделица его – следом. Таким образом создали они перед выходом недопустимое скопление народа. Пришлось провести среди них краткую разъяснительную беседу по этому поводу. Затем был я вынужден пресечь попытку самовольного оставления воздушного судна. Пришлось их снова огорчить разъяснением, что согласно правилам перевозки пассажиров, пилот не имеет права выпускать таковых до момента полной остановки винта. Во избежание. Так сказать.

Почему он меня так сильно не любит? Я о его же здоровье забочусь? Не о своем же? Какие всё же странные, эти честные предприниматели. Ответа на вполне обоснованный вопрос я не получил. Убежал он от меня со своей секретаршею.

Не изволил беседу поддержать. На прощанье только скомандовал, чтобы мы его ожидали на аэродроме и ни в коем разе никуда не отлучались. Может, его дурно в детстве воспитали? Ну да Бог с ним, с хаменком этим.

Пошли мы с Катей в кафетерий местный. Кстати сказать, снабженный кондиционером. Никакого кофе брать не стали, ибо заранее известно, что в кафетериях вместо кофе завсегда гадость. Обошлись местными соками. Было их всяко-разных навалом. Мы все и перепробовали, пока ожидали работодателя. Ожидание наше изрядно подзатянулось. Часа три в ожидании провели. Разговоры разговаривали и планы строили. В основном – где же все-таки обосноваться нам на постоянное место жительства?

В процессе ожидания почтил нас своим вниманием местный коп. В форме, практически не отличающейся от патрульной Ордена, за исключением надписи над карманом нагрудным – POLICE да блямбы на кепке с могучим козырьком. Вместо пирамидки на блямбе что-то похожее на звезду давидову красовалось. Оттюнингованую. "По мотивам", так сказать. Похоже, стибрили они марроканский орден Медуайя и вместо солнышка внедрили лысого американского орла. Со всеми причиндалами в лапках и ленточкой "E Pluribus Unum" ("Из множества Одно") в клювике. Получилась полицейская кокарда. Для местных нужд. Довел нам мент до сведения, что на территории Федерального округа Новый Израиль, а также штатов Нью-Йорк, Манхэттен и Колумбия ношение оружия в городской черте, к которой относится и территория аэропорта – незаконно. Извлек щипчики да кобуры нам с Катей и опломбировал. Не сходя с места. Фараон. Чувствуются Орденские порядки. Надо мотать отсюда. В Россию-матушку.

Я для себя давно и твердо решил, что нигде кроме России местной жить не останусь. И путешествие это затеял исключительно в целях туристических. К российскому варианту склонял и Катю. Упирая в православную составляющую, в первую очередь. Наверняка в России отыщется церковь православная. Катя склонялась успешно, но желала непременно предварительно осмотреться на месте. А что? Разве кто-то возражает? Вот вернем сейчас пассажира на место и в Россию полетим. Там, кстати, и повенчаемся. На этом месте кирия Катерина вспомнила было о трауре, но я намекнул ей, что незамужним дамам, а тем более вдовам в стадии траура беременеть как-то некультурно. Не комильфо. Как-то так. И чем скорее дама обретет статус замужней, тем полезнее будет для ее репутации. Экой я старомодный! Иезуит просто! Этот довод оказался для Кати почему-то неожиданным, но был воспринят ею весьма серьезно. После длительного и глубокого изучения вопрос был решен в мою пользу. Ибо: "Бог поймет и простит!" Ну, и славненько! Давно пора!

Заметив на горизонте облако пыли, предположили мы с Катей, что это честный предприниматель назад возвращается. Не ошиблись. Помяни черта – он и явится. Поспешили занять рабочие места. Мистер пованивал густо коньячком, пребывал в благодушии и вельможности, и был необычайно болтлив. Обласкал меня похлопыванием по плечику. Затем по щечке и прочим разным местам похлопал секретарочку свою. Наконец, похлопав горделиво по кейсу, хвастаться принялся. Я его не торопил. Слушал внимательно. Даже поддакивал. Мистер вещал о том, как он теперь в бараний рог скрутит О'Брайена. Все будет по его, мистера Эмерссона, велению. Ибо Верховный Судья Гринмайл (Greenmile) принял к рассмотрению иск и вынес постановление об аресте судна, вплоть до судебного решения. Каковое будет несомненно в пользу мистера Эмерссона. Честного предпринимателя. Ведь заказ на верфи размещен от его имени? Не так ли? Неважно, что по просьбе О'Брайена. Неважно, что этот О'Брайен внес авансом пятьдесят процентов стоимости судна. Кто он такой, этот О'Брайен? Никто! Капитанишка какой-то. Да еще и ирландец. Величина, стремительно стремящаяся к нулю. О'Брайену нужен траулер? Ради бога! Пусть О'Брайен купит траулер на аукционе. У мистера Эмерссона. Честного предпринимателя. Все честно, господа!

"Все ясно, мистер жулик. С вами", – подумал я об этом засранце и рассадил мистера и миз по местам. Пристегнул ремнями и удалился на командирское сидение. После взлета и набора высоты мистера растащило на кофе. Пришлось Кате кофе ему сварить и подать. А заодно и мне. Затем мистера одолело желание курить. Пришлось разрешить. После чего мистер затих. Я подумал, что мистер уснул, но ошибся в своем предположении. Мистер попивал кофе, покуривал сигару и получал секретарские услуги. Ласково поглаживая по белобрысым кудряшкам миз Монику, стоявшую перед ним на коленках, и регулируя ритм. Я даже восхитился на мгновение. Вот же наглая скотина! Он меня за таксиста принимает? Наверное?

А кто я, как не таксист? Извозчик? Воздушный извозчик и есть. Кто же будет извозчика стесняться? Уж не хозяин жизни, честный предприниматель мистер Эмерссон. У которого "все схвачено".

"…отвези меня, родной! Я, как ветерок, сегодня вольный. Пусть стучат копыта дробью по мостовой, да не хлещи коня – ему же больно!..

…И бросает с крыши косточки от вишен очень неприличный гражданин…" – замурлыкал я себе под нос, пилотируя аэроплан. Снизиться до термиков? Глядишь, в ямку воздушную угодим? То-то будет весело! А фули ж? Прибрал газ и плавненько да незаметно снижаться начал. Авось, получится диверсия у меня!

«Авось» не замедлил явить себя во всей красе. Первая же воздушная колдобина вызвала за спиной отчетливый звук звонкой затрещины и трагический рев раненого в задницу гризли, услышанные нами даже сквозь гул двигателя и надетые наушники. Но не охотничья пуля была причиною столь яростных эмоций. Обернувшись и оглядев салон, узрели мы сцену ужасную, заставившую содрогнуться наши сердца. Как в классическом вампирском триллере миз Моника, с видом невинно оскорбленной добродетели валялась на палубе, неприлично раскинув тощие длинные ноги, и вытирала кружевным платочком окровавленный рот, оставляя на нем кровавые пятна. Мистер Эмерссон двумя руками держался за причинное место, визжал нечленораздельно, по рукам же его струилась алая кровь… И капала на чистый пол «Каравана».

Вынести это зрелище оказалось свыше Катиных сил. Она побагровела от гнева, отстегнулась и, выйдя в салон, закатила скандал. Я тем временем, каменея лицом, плавно набирал высоту, выходя из болтанки. Катя бушевала. Оказывала пострадавшему первую помощь, тыкала в него шприцы один за другим и морально уничтожала мистера:

– Как вы посмели! На какой конюшне вас воспитали? Животное! Вы ведете себя как плебей! Вам здесь что, публичный дом? Вам здесь не дешевый мотель! Хотите предаваться своим грязным желаниям? Извольте выйти вон немедленно!

После обезболивающего и перевязки наш честный предприниматель, убедившись, что ампутация оказалась неудачной и надежды на будущее еще не угасли, попытался качать права:

– Вы не обеспечили безопасность полета! Я подам на вас в суд за «членовредительство»! Вы заплатите за это! Я отсужу у вас самолет!

– Как вам не стыдно! – отбивалась Катя. – Вы обязаны соблюдать правила! В них не сказано, что всякий урод во время полета может здесь заниматься разными пакостями! Извращенец!

– Тоже мне, благородная леди нашлась!

Катя высокомерно выгнула бровь и с непередаваемо гордым видом облила мистера презрением.

– Ну разумеется. Два десятка поколений благородных предков, как-никак. Мистер как-вас-там-зовут! – вышло у нее это столь достоверно, что даже я ни на секунду не усомнился в сказанном.

Мистер честный предприниматель попытался сохранить лицо:

– Шваль обнищавшая! Извозчица воздушная – а туда же, в благородные леди без мыла лезет!

– Да вы дурак, мистер! – сообщила ему Катя. – Преимущество титула в том и состоит, что дворянин может себе позволить развлекаться так, как ему угодно. Мы с мужем РАЗВЛЕКАЕМСЯ авиаперевозками! На хлеб насущный у нас вполне достаточно и без этого! Только не стройте себе иллюзий, что мы катали вас бесплатно!

– Ссука!

Зря он это сказал. Вот этого мне тут не надо. За это у меня и пострадать очень просто. Пришлось срочно вмешаться.

– А вот засунь-ка ты свой огрызок себе в грызло, – обнародовал я свою мысль на означенную тему. – Через тридцать минуть мы идем на посадку. Общее время аренды, – я потыкал в дисплей трансподера, на котором светился таймер, – семь часов двенадцать минут для круглого счета. Изволь расплатиться, пока я не принялся учить тебя левитировать. Без самолета, парашюта и прочих подручных средств. Ты мне надоел, как скунс с репейником под хвостом. Короче – либо девятьсот экю немедленно и мы заходим на посадку, после чего ты стремительно исчезаешь в неизвестном нам направлении. Либо дальше ты летишь самостоятельно. Своим ходом, так сказать. А мы заходим на посадку в облегченном варианте. Без тебя. Прямо с этого места. Да! Кстати! Не забудьте извиниться перед моей женой! – И демонстративно сорвал с кобуры пломбу.

Отвести душу на тихой мышке Монике ему тоже не прокатило:

– Вы уволены, миз! Без выходного пособия, миз! Чтобы духу вашего не было в моем офисе.

Внешний вид тихони Моники оказался весьма обманчив:

– Да пошел ты нахрен, козел! – заявила мистеру Эмерссону скромница. И добавила: – Я сама тебя по судам затаскаю! Секшуал хорасмент! У меня есть свидетели! До трусов тебя раздену, ублюдок!

После чего вернула ему пощечину. И вежливо обратилась к нам: – Вы ведь не откажетесь помочь бедной девушке и дать показания в полиции о том, что он принудил меня к сексу, используя свое положение работодателя?

Мистер осознал, что здесь ему не тут, что это ему не по судам судиться, и скис. Я поддал жару:

– Эй, животное! Ты че прижух, как мышонок за веником? Ты давай денежки доставай! Девять сотен кэшем с тебя. Не забыл еще?

Видя вокруг себя одних лишь вооруженных недоброжелателей, пострадавший сдулся окончательно и расплатился честь по чести. Не только нам договорное выплатил, но и оскорбленной Монике уплатил за моральный ущерб. А стрясла она с него немало. Толстенькая пачечка ей в руки ушла. В довершение всех своих сегодняшних бед при заходе на посадку углядел мистер Годфри Фицджеральд Эмерссон на горизонте удалявшийся полным ходом в неизвестном направлении траулер. И скорбный его стон – «факинбуллшит» – стал мне высшей наградою.

Прикинул я варианты и решил не задерживаться тут. В Америке этой. Мало ли какую пакость пассажир измыслит? Он горазд. На пакости-то! Топлива у меня еще почти треть бака. Хватит нам из Америки смотаться. А не хватит, так места тут обжитые, по местным меркам даже многолюдные. Сяду на ферме какой-нито, да и долью керосина. Не проблема.

Запросил посадку, сел, однако на стоянку не поехал. Скатился с ВПП напротив башни и предложил пассажирам покинуть воздушное судно. Миз Моника птичкой легкой спорхнула с трапа и, помахав нам ручкой на прощание, исчезла в жарком мареве. Мистеру Катя предложила на минуту задержаться и нахально стрясла с него еще три сотни. За уборку захламления. «Впрочем, если мистер имярек намерен немедленно и лично смыть свои кровавые следы, то никаких денег платить он не должен». Мистер скривился рожею и как миленький заплатил. Ворчал лишь, что расценки за уборку помещений у нас просто разорительные. Потом встал, кривясь и поскуливая, и к выходу потянулся, погрызенное достоинство придерживая. Задержался, перед трапом наклонившись, тут-то я ему пенделя и всандалил между булочек. Видать, ладно в копчик угодил. Вылетел он из «Гранда» ловко и шустро, как белка молодая, разразившись проклятиями и угрозами в наш адрес. Ну и я ему пару фраз на прощание сказал. Мол, никакого бизнеса. Мол, это чисто личное. Поелику жена моя отнюдь не самка собаки, а женщина порядочная и исполненная всяческих достоинств. В отличие от его знакомых дам. Люк захлопнул, и улетели мы с Катей восвояси.

Вот, если спросите вы меня, мои маленькие радиослушатели, куда подевался мой врожденный гуманизьм и сожалел ли я о содеянном? Отвечу. Да, это так. Сожалел. И весьма сожалел. Однако посудите сами, разве в сандаликах качественно пнешь? Вот. Вот и я с сожалением и скорбью вспоминал добротные яловые курсантские сапоги. Но чего нет, того нет. Повезло ему.

Снова забрался на четыре восемьсот и в направлении Нью-Рино курс взял. Шестьсот тридцать миль. Далековато, честно говоря. Зато никто не дышит в затылок. Никто не торопит своим присутствием. Дескать, давай, пилот, давай шибче лети! Дескать, опаздываю на ограбление! И так мне на душе сделалось легко и радостно, что я даже песню исполнил. Бессаме, бессаме мучо… Катя с Морсиком прислушались, заценили мотивчик и подпевать принялись. Особенно Морс напрягался с аккомпаниментом. Так старался, что повел первым голосом и всех остальных заглушил начисто. И серьезно огорчился, когда мы с Катей пение прекратили из-за его вмешательства. Вести соло ему не понравилось, он и заткнулся, наконец.

Закончился кислород, и пришлось нам снижаться до трех тысяч. Скорость упала, расход топлива увеличился. Но шансы долететь до Рино еще оставались. Если ветер не переменится. В наступившей тишине я Катю спросил:

– Ты это серьезно? Насчет пары десятков поколений?

– Ты, любимый, иногда такой трудный бываешь, такой тормоз… Ну посуди сам, мог ли в восемнадцатом столетии русский морской офицер жениться на простолюдинке? Учитывая сословные предрассудки того века? Чего тут может быть непонятного?

– А как же мы? Уж я-то точняк никаким боком не дворянских кровей. Самый простолюдинистый простолюдин и есть! Как тебе, сословные предрассудки не воспретят со мной венчаться?

Катя слегка осерчала.

– Вот ты точно тормоз. Не воспретят! И тому есть три причины:

Первая в том, что с тех давних пор сословные предрассудки стали гораздо мягче. Ну и такой пустяк, как твое офицерство. По законам Российской империи ты – дворянин. Между прочим!

Вторая же причина в том, что дареному, как у вас, у русских говорят, коню в зубы не смотрят. Понятно тебе, конь… педальный? А тем более коню ниспосланному мне лично – лично Всевышним.

И третья причина в том, что я тебя, дурачину, люблю до смерти!

– Яволь, майне либер фрау Катерина, звезда моя! Прости засранца!

– Кстати, поэтому дядя Димитриос и не одобрял поначалу мой выбор. Полагал, что мы не пара. Потом смирился. Когда узнал, что ты был офицером. К тому же понравился ты ему рассказами рыбацкими! Жучара! Вот он мне и разрешил идти за тебя.

– Как у вас сложно все! А не разрешил бы дядя? И все? Не поехала бы со мной?

– Поехала бы! Но с дядей бы я поссорилась. А это – нехорошо.

В этот момент запищал зуммер противно, и заморгали лампочки на панели, сигнализируя, что в баках остался только аварийный запас топлива. Прикинул я варианты возможные. Дотянуть до Рино, пожалуй, и получится. Но именно что дотянуть. Территорию АСШ мы уже покинули довольно давно и парили теперь над суверенно-автономной территорией Невада и Аризона. Поискал в навигаторе близлежащие посадочные полосы. Ближайшая, индекс NA4Q, нашлась милях в двадцати к северу от нашего курса. И на таком же удалении от южной трассы. Ферма какая-то. Стал вызывать. Долго вызывал, насилу связался. Тоненький писклявый голосок с любопытным акцентом наконец отозвался и вопросил, чего это мне от них понадобилось.

– NA4Q, как принимаешь? Эй, на земле. Здесь Карнаш. Прошу посадку на дозаправку. Иду курсом 355, удаление 17 миль. Керосин авиационный мне нужен. Около тонны. Заправите мою птичку?

– Чисто принимаю. Ладно, садись, если сумеешь! – пропищало в наушниках. – Найдется тебе керосин! Четыреста монет за тонну. Не передумал? Ветер у земли с двухсот шестидесяти, пять узлов. Видимость – миллион на миллион. ВПП – грунт, тысяча девятьсот метров. Садись на двадцать первую полосу. Вопросы есть, красавчик?

– Отчего так дорого? Везде вроде как по триста монет?

– Вот и лети себе в это «везде». Там и заправишься по триста. В Рино, например.

– Вопросов нет! Встречай, красотулечка!

– Карнаш, мусор в эфире!

Нет, до чего строгие тут на фермах диспетчера завелись!

– Да ладно тебе, красотулечка! До встречи на земле.

Снизившись до трех сотен метров и дав кружок над фермой, расположившейся на холме в полукилометре от широкой реки Мормонской и состоявшей из полутора десятков крыш, обнаружили мы неподалеку грунтовую взлетку, покрытую стриженой травой, с обозначенными беленьким торцами. И даже номера полос вполне просматривались. Вдоль полосы с обеих сторон стояли аккуратные стожки с сена. У дальнего торца полосы с номером 03 виднелась крытая соломой хибарка.

На посадке я такого элегантного «козла» утворил, абзац просто. Как только винт не ухайдокал, ума не приложу. А вот нефиг мечтать на глиссаде. Про… …медлил с выравниванием и на полосу пи… риземлился с вертикальной составляющей метра полтора в секунду. «Караван» жалобно скрипнул шасси и скокнул не хуже лягушки на болоте. Потом еще пару разочков. Мама моя девушка! Вот стыдоба. Не. Рано мне бронзоветь и колоситься. Радио вновь ожило и пропищало:

– Эй, попрыгун! У нас заправщика-то нету. И помпа у нас ручная. – И зловредно захихикало. – Рули к навесу. Видишь навес в конце полосы? Вот туда и рули. Там я сижу и все тебе покажу.

– Понял вас. Навес в конце полосы.

Поехал в конец полосы к «хижине дяди Тома». Рядом с хижиной торчали мачты радиостанции и радиомаяка, который и привел меня к этому месту. Возле навеса нас встречала голенастенькая загорелая девчонка лет двенадцати, с загорелым конопатым носом. Приодетая в цветастый сарафанчик и здоровенные башмаки на босу ногу. Опиралась девчонка на длинную американскую винтовку М-14 и делала это ловко и привычно. Судя по всему, девица и спала с ней.

Движок пока глушить не стал, выбрался на почву и, аккуратно обойдя винт, подошел к девице поближе. Шагов за пять она меня остановила, вскинув ствол на изготовку. Намек я понял, люди всякие встречаются, и приветливо помахал ручками юной леди. Демонстрируя пустые руки и мирные намерения. Дева, не отводя ствол, мотнула головой в сторону:

– Вон, рядом с навесом бочки с топливом закопаны. Керосин в левой. Подгоняй самолет поближе. Шланги короткие. Да не забудь заглушить двигатель. Красавчик.

– И тебе доброго дня, юная леди. Не хочешь опустить ружье?

– Не хочу! А то вдруг – набросишься? И никакая я не леди, а синьорита. Анита Льянос! – Представилась она, прикинувшись, что делает книксон, и по-прежнему держа меня на мушке.

– И не мечтай! Не наброшусь! Меня сразу жена заругает. Видишь, в кабине сидит, на тебя смотрит и уже меня к тебе ревнует, красотулечка? Да и вообще не больно нужно. Так что не о чем тебе волноваться.

– Почем мне знать? Может, ты все врешь! Ты на заправку сюда прилетел? Вот и заправляйся. А потом – проваливай. Летают тут всякие…

– Хотим и летаем! – парировал я злобный выпад. И в самолет обратно полез.

Пока я «Гранда» поудобнее ставил, на горизонте возникло пыльное облако, и вскоре показались три блескучих тачки, тащившие то облако за собой. Стал я настраивать свою приспособу, вручную качать дураков нема. При виде машин девчонка стала смелее и опять ко мне с претензией прицепилась:

– Ты зачем своей помпой качать собираешься? У тебя никакого счетчика на ней нет! Почем мне знать, сколько ты керосину заправишь? Хочешь нас с папашей обдурить?

– Прошу в кабину, синьорита Анита!

Машины были уже совсем близко, пигалица совершенно осмелела и в кабину забралась. Вместе с винтовкой. На мое командирское место.

– Катенька, покажи ей указатель уровня топлива! Сколько там? Девяносто килограммов во всех баках? А полная заправка тысячу девять килограммов. Если вам, синьорита Анита, приходилось изучать арифметику, вы легко можете вычислить, сколько я заправлю топлива. И, соответственно, определить его стоимость.

– Тоже мне, умник нашелся! – Строптиво огрызнулась мелкая задавака. – Один ты арифметику изучил. Сначала самолет садить научись правильно. А то скачешь, как кенгуру под обстрелом. Не хуже тебя в арифметике разбираемся!

Катя сказала что-то по-испански. Девица на том же языке Сервантеса протарахтела в ответ по-пулеметному длинно.

– Они тут крокодилов разводят! Они – кубинцы из Флориды! – крикнула мне Катя по-русски.

– Очень приятно! – поклонился я. – Вольный авиатор Виталий Ружейников, с супругою Катериной! – поклонился я синьорите еще раз.

– Русские?! – изумилась та.

– Кубинцы?! – изумился я.

Тут и машины подъехали. Не отвлекаясь от дела, я громко спел любимую песню юности. «Куба любовь моя! Остров зари багровой. Песня летит над планетой звеня – Куба любовь моя!» Высыпавшие из машин полтора десятка крепких молодых мужиков, вооруженных автоматическим оружием, оторопело уставились на распевавшего меня. И, гад буду, если они меня не поняли. В смысле – смысл слов моей песни. Ну, такое у меня сложилось ощущение. Понимание читалось в их карих глазах.

Опять мне жизня загадки загадывает. Опять в рекбусы-кроксворды играть заставляет. Ферма. Обычная. Обычней не бывает. Крокодилов разводят. Может, и разводят. А может, и не только крокодилов. Такое у меня впечатление, что в настоящий момент разводят именно меня. Три джипа. Три «Мерседеса G-300» паркетника. Судя по звуку – с бензиновыми движками. Черные. Полированные. Блестящие. Навороченные. Хром-никель-тонировка. По самое немогу. Дуги с кучей дополнительных фар. И почими излишествами. В сердце пампасов. Полтора десятка молодых мужиков при них. Примерно одного возраста. Примерно одинаково одеты в камуфлю местной расцветки. И примерно однотипно вооружены натовским стандартом. Банда? Не похоже… Развязности в движениях не чувствуется. Скорее – отряд…

Идем дальше и несуразности учитываем. Агрессивности пока бойцы не проявляют. Стоят свободно, не напряжены. Стрелять в нас, похоже, не собираются. Думай, голова. Блин, опять шапку тебе покупать придется. Понимают русский язык. Однозначно понимают. Вроде как. Но не все. Хотя вида не подают. Назвались кубинцами из Флориды. Хотя, стоп. Это синьорита так назвалась. Имея в виду и папашу своего. А эти… А хто их знает? Хотя рожи характерные. Испано-латино-американского типа. Может, и кубинцы. Гусаносы? Или детки папы Фиделя? Герильясы? Ага, из Флориды! А собственно… А собственно, какое мне, собственно, дело? Главное – нас прессовать будут? Или так отпустят?

– Катя, убери автомат! Нам никто не угрожает! – Крикнул я по-русски, заметив блеснувший в кокпите ствол. Напрягшиеся было парни расслабились. Чуть раньше, чем мой приказ был исполнен. Точно. Понимают они по-русски. Вряд ли во Флориде кубинские эмигранты изучают русский. А вот на Кубе… это обычное дело. Было. До недавних пор. И какие сделаем выводы?

Девчонка во всю тарахтела, рассказывая что-то подъехавшим, размахивая при том руками. Парни смеялись. И тоже что-то ей тарахтели наперебой. Вроде, не собираются нас примучивать. Это хорошо. Я между делом забрался на плоскость и воткнул шланг в горловину левого бака.

– Кать, включай насосик! Берем по двести пятьдесят.

– Почему не полные?

– А чего впустую лишний груз возить? До Рино за глаза хватит. Там и дозаправимся. И подешевле выйдет.

– Вы летите в Рино? – спросил меня подошедший мужик, годами слегка постарше остальных, лет примерно слегка за сорок и вида авторитетного. На английском, что характерно, спросил.

– Си, сеньор! Мы летим в Рино, – ответил я ему на том же языке, дабы не осложнять ситуацию. Не хотят со мной говорить по-русски, так и не обязаны. Их дело. Никак не мое.

– Энрике Льянос, – представился он, – папашу вот навестить приехал, однако дела требуют, чтобы срочно вернулся к работе. Подвезете троих до Рино?

– Отчего не подвезти, если билеты купите!

– Сколько за билеты платить и где их покупать? – Мужик усмехнулся и подмигнул.

– А вон у меня ко-пилот в кабине восседает и ваших мальчиков разглядывает с интересом. Вот ей и платить. Только собачку не раздразните. Кусучий он больно. Деликатное обращение уважает. Билеты у нас как бы виртуальные. Если заплачено, считаем, что они у пассажира имеются. А не заплачено – то билетов нет, и необилеченный пассажир покидает аэроплан, не дожидаясь ближайшей остановки. Три сотни за троих. Будьте любезны!

– Дешево! – удивился предводитель команчей.

– На том стоим! – загордился я. – Сейчас дозаправимся, рассчитаемся с этой конопатой занозой, – я кивнул на пацаночку, пританцовывавшую возле парней, – за керосин и полетим в Рино.

Синьор кивнул и засмеялся:

– Это моя племяшка! Действительно – заноза в неудобном месте! – Потом, обернувшись к своим людям, крикнул: «Паблито, Рафаэль!..»

И дальше мне разобрать испанскую речь не удалось. Энрике снова повернулся ко мне и пояснил:

– Сейчас на ферму заскочим, в городское переоденемся. Мы – мигом.

– Разумеется, сеньор! Как сеньору будет угодно! Не торопитесь, сеньор. У вас не менее чем полчаса. Больше, чем полчаса. Пока баки залью, пока топливо маленько отстоится, пока пробу сниму… – И на Катю переключился

– Бесподобная, сколько уже набежало?

– Еще полсотни кило! Потом на другой бак переходи!

– Яволь, моя волшебная!

Потихоньку народ рассосался. Кто-то спрятался под навесом. Кто-то уехал на ферму. А кое-кто, пользуясь тем, что я жарился под солнышком на крыле, спрятался от солнышка под крылом и принялся моей кирии куры строить. Кирия слушала, заливисто и весело смеялась непонятным мне комплиментам. То, что это были именно они, не вызывало у меня ни малейшего сомнения. Уж больно рожа у комплиментоговорителя была выразительная. Как у кота перед миской сметаны. Пришлось ему старинную летчитскую песню спеть: «…Мне сверху видно все, ты так и знай…».

И сызнова меня прекрасно поняли. Хотя и пытались сделать вид, что не. Но тон-то изменился! А Катя… Катя смеялась. Укорил я ее грустным голосом. За то, что пора выключать насос, а она не выключает. А напротив, слушает сомнительные комплименты всяких посторонних сеньоров. И на землю спустился. Только предались мы мыслям о том, что неплохо бы и скушать кого-нибудь мясистого, под достойный гарнир, как мечта незамедлительно сбылась. Мелкая из-под навеса выскочила наружу, затрепыхала ручонками и на перекусон нас зазывать принялась. Долго ей напрягаться не пришлось. Мы согласились сразу. Даже для приличия не ломались.

Прошли мы под навес, уселись с Катей на длинную лавку за длинный стол, собранный из оструганных неокрашенных досок. Ждем, когда кормить станут. Вроде пищу принять позвали, а на столе пусто и сиротно. Однако вскоре все образовалось. Подъехал длинный полноприводной пикап, из которого выскочили три смуглые креолки «цвета шоколада». Однако не стали помахивать руками. А быстро выгрузили зеленые армейские термоса, раскидали по едокам столовые приборы и с шуточками да прижимками, с подтанцовкой двинулись вокруг стола и приборы те наполнили чем-то вкусным, но незнакомым. Двигались они увлекательно так. Гибко и шустро. Я бы даже сказал – задорно.

В общем, я чуть лицом не покраснел, когда мою голову с двух сторон знойные креолки в своих бюстах спрятали, супчиком и рагу тарелки мне наполняяя. Но пережил и это. И с интересом уставился в тарелки. Чем это тут кормят? Немного подумал и вслух спросил. Креолки даже удивились. Разумеется, крокодилятиной! Чем же еще? Суп из крокодила. Жаркое из крокодила. Компот из… Нет, мои маленькие радиослушатели! Не угадали! Компот оказался из персиков!

Раньше крокодилятинку пробовать мне не доводилось. Не приживаются крокодилы в реках сибирских. Потому и не пробовал. А зря. На вкус вроде молодой нежирной свининки. Аппетит я нагулял неимоверный и трескал деликатесы трудолюбиво и темпераментно.

Но пока я о крокодилятине и ее производстве в промышленных количествах размышлял, народ кругом вел себя нестесненно, непринужденно делился со мной мыслями и впечатлениями. Довелось узнать мне о разведении крокодилов немало нового. Проблем с ними оказалось много. Во первых это не правда, что они не болеют. Они болеют. У них, к примеру, случаются раздражения лапок. Еще они кашляют. Кроме того у них случается зуд в попе. И брачный период по достижении возраста зрелости. От всех этих бед они дерутся и портят ценный мех… в смысле, свои ценные шкурки. Ради этих-то шкурок хозяева фермы дело и затеяли. У них тут и фабричка по выделке крокодильей кожи, и цех швейный. Проблема заключалась в мясе, возникающем при отъеме у крокодила шкурки. С одной стороны, мяско – деликатес, пользующийся повышенным спросом в ресторанчиках и барах Рино. С другой стороны, возить его по местной жаре за двести километров, не имея рефрижератора – дело беспонтовое. Тухнет оно на первой сотне километров.

В результате ферма теряет немалую часть прибыли от продажи мяса. Крокодило-кооператоры сами не справляются с потреблением. Именно так. Кооператив тут у них образовался. Крокодиловодческий. Приходится скармливать деликатесный продукт его поставщикам. А тем и рыбы из реки более чем достаточно. Такое безобразие сильно правление раздражает, но приобретение вездеходного холодильника все время по разным причинам откладывается. По реке же везти еще дольше. Но – дешевле. Однако доходы не позволяют пока приобрести подходящее, снабженное холодильниками судно. Да и не так много мяса ежесуточно дает ферма, чтобы флотом обзаводиться. Организация производства консервов тоже дело дорогостоящее. Вот такие дела, сеньор!

Пока я скушал добавку, чуть было совсем профессиональным крокодиловодом не сделался. По крайней мере – в теоретической части крокодиловодства. Откажет летное здоровье – смогу заняться разведение крокодилов. Воспылал я энтузиазмом и внес на обсуждение кооператива предложение: отчего бы не возить мясо по ночам? Когда прохладно. Неужели дороги до Рино настолько нехороши, что не позволяют это делать? Меня дружелюбно похлопали по плечу, сказали мне, что сразу видно «новато», сказали, что никто тут по дорогам ночами не ездит, и застращали дорожными «бандидо», «хиена грандес» и другими жуткими хищниками. В том числе и ночной специализации. Мрак!

Подъехал «Мерседес», из которого бодро выскочили сеньоры: Энрике, Рафаэль, Паблито. Я их сразу узнал. Но как же разительно изменился их внешний облик! Их стиль. Куда делись скромные невыразительные бойцы в камуфляже? Волосы стянуты в конский хвост. На шеях жирно-желто блистают златые братковские цепи. На запястьях сверкают не менее золотые «пульсерас». Немыслимо ярких расцветок рубашки навыпуск, под которыми грозно топорщатся пистолеты. На руках какие-то витиеватые тату… вероятно, способные немало сказать знающему человеку. Моментально пришли на ум недавно упомянутые «бандидо». И эти люди опасаются возить ночью крокодилятину? Да сами-то они кто?!

Следом за ними, соблюдая высокое достоинство, неторопливо покинул салон автомобиля седовласый крепыш, возрастом явно за шестидесятник. Все его бурно поприветствовали, называя «хефе». Начальник приехал. Звали начальника – Хосе. Не торопясь подошел к столу, подождал, пока народ освободит для него место прямо напротив меня. Не торопясь присел. И сказал, добродушно улыбаясь:

– Это ты будешь русский пилот?

– Почему буду? Уже стал, – слегка нахамил я ему от растерянности. Поскольку сказано мне было на чистом русском языке. Практически без акцента.

– Удивлен, что я говорю по-русски? Я Астраханский рыбвтуз заканчивал. По промрыболовству.

– Нет, сеньор. Не удивлен. Но растерян немного. Сдается мне, сеньор, что вы не один тут такой… русскоговорящий… Сдается мне, что тут и остальные меня неплохо понимают. Но скрывают это.

– Как тебя зовут, пилот?

– Виталий, сеньор Хозе. Виталий Николаевич Ружейников. Отставной лейтенант ВВС.

– Не один я учился в Союзе, Виталий. Многие кубинцы у вас образование получили. Те, что постарше. И в школах на Кубе язык преподавали. Поэтому многие по-русски понимают. Не стоит Ордену знать, что кубинские переселенцы из Флориды через одного знают ваш язык. Мало ли какие выводы сделать могут из этого?

– Понятно. Светиться не хотите?

– Вроде того! – дедуля улыбнулся еще дружелюбнее. А то решат в Ордене, что мы – агенты мирового коммунизма, и начнут нам проблемы создавать. А кому нужны проблемы? Их и так полно. Эту реку выше по течению заселили выходцы из США. Фермеры, из разорившихся. Мы «кроко» разводим, они пшеницу сеют, скот пасут. Мы католики, они мормоны. Они гринго, мы латиносы. Мы слишком разные. Не получается у нас нормальное соседство. Не прижились мы в этих местах. Хотя обосновались тут десять лет назад. Наверное переезжать придется.

– А крокодильчиков вы с собой привезли?

– Шутишь? Тут и своих в избытке.

– Не проще ли выйдет, охотой шкурки добывать, чем разводить?

– Поначалу так и делали. Но местные «кроко» нам быстро отбили охоту к охоте. Ты не пробовал поохотиться на десятиметрового крокодила? А такие встречаются. Нечасто, но встречаются. Обычно они меньше, метров по пять-шесть. Таких много. Поэтому мы наловили мелких и организовали ферму. Так безопаснее. От флоридских местные крокодилы не сильно отличаются. Строением зубов, в основном. И у мяса вкус немного другой. Не возьмешься мясо в Рино возить?

– Нет, сеньор! Мы с женой в Россию летим. Там дом построим. Там и жить будем.

– Это правильно, – он снова мне подмигнул и добавил: – «Хороший дом, хорошая жена – что еще нужно человеку, чтобы встретить старость?». И засмеялся.

– Да, сеньор. Если надо, могу сейчас взять груз до Рино. Тонну.

– Нормально, – кивнул он одобрительно. – Я и хотел тебя попросить об этом. По пол экю за килограмм – хватит тебе денег?

– Си, сеньор Хосе. Вполне.

– Тогда удачи тебе. В Новой Земле.

Отошел он в сторонку, о чем-то переговорил с сеньором Энрике и уехал восвояси.

Я решил, что пора за топливо рассчитаться. Сеньорита Анита отыскалась снаружи. Занята она была кормлением нашего проглота. Морс бесстыже жрал жареную крокодилятину из чужих рук, вел себя по отношению к посторонней девице недопустимо дружелюбно, вилял хвостом и благосклонно принимал ласки. Нажравшись, завалился на спину и подставил брюхо для почесываний.

– Так-то, молодой военный, караульную службу несем? Устав, значит, не для тебя писан? С чужих рук жрем и посторонними руками пузо чешем? Два наряда вне очереди. На кухню!

Морс хоть бы глазом моргнул для приличия. Выгнулся в пароксизме наслаждения, зевнул, с риском вывихнуть челюсть, да язык выкинул на всю длину. На бок его вывесил и задышал часто и блаженно.

– Встать, скотина, когда разговариваешь с п-подп-поручиком!

Ноль эмоций! Приоткрыл глаз, блаженством затуманенный, расфокусированный, скользнул по мне, как по предмету незначительному и интереса не представляющему. И снова закрылся. Наглый собак потянулся ещё разок сладострастно, еще разок зевнул. Затем все-таки встал. Задней лапой поскреб у себя за ухом. Клацнул пару раз зубами в шерсти, имитируя ловлю блох. Потом хитро на меня покосился:

– Ой, да не пузырься ты, тащ командир! Она же своя! В доску! Я ж в людях доподлинно понимаю. Можно сказать, собачку на этом деле съел… Это она с виду такая… неприветливая… а в душе… Верь мне! Золотой человек! Вот от тебя я ни разу таких добрых слов не слыхал. А оно, доброе слово, и собаке приятно.

– Ладно, беги уже к машине, гурман бессовестный. А то улетим сейчас, а ты потеряешься и съедят тут тебя самого вкусные крокодилы.

– Меня?! Да ну, на!

Морс лениво поднялся и неторопливо ускакал к «Гранду». Девица, до того сидевшая на корточках и развращавшая Морсика, тоже поднялась и недовольно состроила мне рожицу, показав кончик языка.

– Сеньорита Анита, хотите, я вам денег дам?

Девчонка дернулась, возмущенно разрумянилась, изобразила мисс «неприступность», и выдала:

– Как вы ТАКОЕ смеете предлагать мне, сеньор?!

Ой, блииин! О чем они только думают? Сопли эти? Это ж с глузду навек двинутся! Уржусь! Придется делать строгое лицо…

– Мне следует понять это так, что денег вы у меня не возьмете, сеньорита Анита?

– Си, сеньор! Я порядочная сеньорита! – и яростно сверкнула глазенками.

– Мы покамест не настолько уж близки с вами, душа моя, чтобы вы делали ЭТО для меня бесплатно. Думаю, ваш папаша Льянос будет недоволен тем, что вы заправили мой самолет и отказались от денег за горючее. Рекомендую вам все-таки взять эти двести восемь экю! Из расчета – четыре сотни за тонну. И не выставлять себя дурочкой в глазах молодого, симпатичного, обаятельного и свеже-женатого пилота!

Воображулька жутко покраснела, выхватила протянутые ей купюры и монеты и рассерженной кошкой метнулась за угол. Ой, беда с имя!

Покачал я головой и тоже к самолету направился. Пока пробу из баков брал и под капотом наличие двигателя проверил, подъехал грузовичок, из которого в салон камуфляжные ребятки под управление моей супруги бодро загрузили пластиковые ящики с крокодильим мясом. С центровкой у нас оказалось все вполне пристойно, навострилась уже Катя за этот перелёт распределять нагрузку, и пригласил я господ «бандидос» занять свои места. «Согласно купленным билетам». Намек дошел по адресу, и с учетом моих разъяснений о порядке билетного контроля, триста за проезд, пассажиры внесли незамедлительно. После чего чинно расселись, чинно пристегнулись.

Трое сомнительных хомбре за спиной. Все с пистолетами и автоматическим длинностволом… Вряд ли они обрадуются предложению сдать оружие в багаж… а вот отстегнуть магазины во избежание досадных случайностей – может и прокатить… Щелкнул я громкую связь и объявление сделал:

– Сеньоры! Командир корабля и экипаж от имени авиакомпании «Дон Карнаж» приветствуют Вас на борту нашего авиалайнера Цессна-208B, выполняющего рейс по маршруту ферма Хосе – Нью-Рино. Протяженность трассы 100 морских миль. Полет будет проходить на высоте 3100 метров со средней скоростью самолета 150 миль в час. Расчетное время в пути – 45 минут. Рейс выполняет экипаж в составе: командир корабля – пилот пятого класса товарищ Ружейников В.Н. Второй пилот – Ружейникова Катерина. Бортсекьюрити – Монморанси с Хиоса, сын Ареса и внук Пирата. Командир корабля и экипаж желают Вам приятного полета. А чтобы он стал действительно приятным, предлагаю отсоединить магазины от оружия и проверить наличие отсутствия присутствия патрона в стволе. Ибо – не фиг! Морсик – проследи. Благодарю за внимание!».

И неистовые идальго послушно сняли магазины, не забыв проверить стволы. Не сразу. Сначала попытались разобрать смысл словесной конструкции – «наличие отсутствия присутствия». Потом сообразил кто-то, остальным перевел. Поулыбались сеньоры немного. Забавно им стало.

Пока они веселились и разоружались, в наушниках моих щелкнуло. Писклявая сеньорита возжелала пообщаться:

– «Карнаш», как принимаете?

– Новембер альфа фо квебек! Чисто и громко принимаю. Разрешите запуск двигателя?

– «Карнаш», запуск двигателя разрешаю!

Крикнул я в форточку: «От винта!». Раскрутил турбинку и дальше развлекаюсь. Могла ведь и не разрешить?! Все у нас, как у больших:

– NA4Q! Разрешите руление на исполнительный?

– Руление разрешаю!

Включил реверс, отполз маленько назад от навеса. Зажал правый тормоз, газку вломил и развернулся на месте. Затем величаво покатил к началу полосы.

– NA4Q! На исполнительном. Разрешите взлет?

– «Карнаш», взлет разрешаю! Счастливого полета. Не урони дядю Энрике! И сам больше не падай. Аккуратно летай, мне песик ваш понравился. Его тоже не урони. И сеньору Катерину береги. Она хорошая. А дяде Энрике скажи, чтобы он мне куклу в следующий раз не забыл привезти. Он ее уже три месяца обещает привезти и всегда забывает. Если он говорящую куклу и в следующий раз забудет, я ему что-нибудь отстрелю. Так ему и передай!

Я и передал, как было сказано. Мне не в тягость. Сеньоры чуть с кресел не попадали, глядя на красного от смеха сеньора Энрике. Ремни их удержали. Морсик их к порядку безуспешно призывал, облаивая неодобрительно. Это им тако же очень смешно показалось. Катерина в хохотушечках тоже поучаствовала. Ее хлебом не корми, дай поучаствовать. Пока они жизни радовались, я делом занимался. Радиостанции на частоту приводов настроил и автопилот. На HSI указатель курса вывел на нужный градус. Закрылки во взлетное положение опустил. И взлетел. Вместе со своим передвижным цирком при полной загрузке клоунами. Все ржут, кое-кто лает. Мясом крокодильим густо пахнет. Один я серьезный и невозмутимо вдумчивый. Высоту покоряю. Болтанка только этот КВН и угомонила. Забоялись пассажиры мои языки поприкусывать.

На две семьсот забрался и приметил – на навигаторе скорость прирастать заметно стала. Приборная как была девяносто узлов, так и осталась. А вот истинная до ста тридцати двух узлов поднялась. На две восемьсот забрались мы, истинная скорость начала понемногу падать. Из попутного потока выходить я не стал, остался на этом эшелоне, автопилот включил и руки со штурвала снял. «Ты плыви, моя лодка, плыви… «.

Катя совсем на работу пилотскую забила и с пассажирами по-испански беседу ведет. Причем активно. Кубинцы ей наперебой рассказывают о чем-то. Она глаза большие делает. И вид изумленный. Ну вот. А мне тоже интересно. Катя ко мне повернулась и доложилась:

– А мы с тобой кубинских гангстеров везем! Оказывается.

Угу. Чего-то такое я и предполагал. Но какие-то они вялые, насчет гангстеризьма. Наверно, не на пилотов они охотятся. Катя попыталась продолжить перевод полученной в ходе беседы информации, но через несколько фраз была остановлена сеньором Льяносом:

– Простите, сеньора Катерина, но вы не совсем правильно передаете смысл сказанного мною. Поскольку, как мне кажется, я владею русским языком несколько лучше вас, не в обиду вам будет сказано, то расскажу сеньору сам. Вы сейчас не очень заняты, сеньор пилот?

– Виталий, дон Энрике. Сейчас машину ведет третий пилот. И минут двадцать, чтобы выслушать вас, у меня вполне найдется.

– Мы, кубинцы, не столько являемся гангстерами, сколько стремимся выглядеть ими. Возможно, вы уже знаете, что город Нью-Рино образовался стараниями разнообразных жуликов, воров, бандитов и прочего уголовно-криминального элемента со Старой Земли. За свою историю он претерпел несколько внутренних революций и в настоящее время представляет собой некий аналог земного Лас-Вегаса. Разумеется, как у вас говорят, и труба пониже, и дым пожиже. Но принцип тот же. Извлечение прибыли осуществляется путем эксплуатации темных сторон человеческой психики. Алкоголь и наркотики, проституция, рулетка и прочие азартные игры.

Мы, кубинцы, в эту грязь не лезем. Кубинская группировка в Нью-Рино контролирует более пристойные способы отъема денег у простаков: ипподром, два казино, спортивный клуб и несколько ночных танцевальных клубов. Большой боулинг. В спортклубе устраиваются матчи по боксу и вообще по чему угодно. Сеть букмекерских контор, принимающих ставки на все что угодно. По законам Новой Земли – вполне легальный бузинес. Но Рино имеет свою специфику. Именно в Рино со всей Новой Земли съезжаются вышеупомянутые простаки, чтобы расстаться с деньгами и получить от этого удовольствие. Естественно, за эти деньги ведется довольно кровавая конкурентная борьба между несколькими преступными группировками поделившими город на сферы влияния. Поэтому, чтобы вести бузинес в Рино, нам, кубинцам, приходится выглядеть гангстерами. И выглядеть очень убедительно. Кубинская ОПГ считается в Рино одной из сильнейших. Что не может не радовать.

И чего это его на откровения такие потянуло? Может, Катюха зацепила словом незлобным, проникновенным?

Он лукаво усмехнулся и продолжил:

– Вероятно, вы задаете себе вопрос: отчего я так откровенен с вами? Нет, я не собираюсь вовлекать вас в преступную деятельность кубинской ОПГ. Никаких особых секретов и тайн я вам не раскрыл, и факты, изложенные мной, известны повсеместно. Однако мне хотелось бы произвести на вас и вашу супругу приятное впечатление. После того как вы обоснуетесь в России, вам, вероятно, захочется немного заработать на жизнь. Ваш самолет очень удобен для перевозки небольших групп людей и небольших партий груза. Отчего бы вам время от времени не заключать с нами договор на перевозку некоторых товаров и людей?

– Наркоту и шлюх в притоны возить не буду!

– Рад, что у нас одинаковый взгляд на подобный бузинес! Однако об этом не может быть и речи. Я говорю о медикаментах, оружии и боеприпасах, производимых русскими оружейными заводами, продовольствии, одежде и прочих вещах подобного рода приобретенного совершенно законным образом. Надеюсь, у вас нет предубеждений против таких грузов?

– Против таких грузов – нет. А вот люди бывают разные. Подозреваю, вас интересует эвакуация раненых, заброска вооруженных групп в отдаленные места, недоступные для колесного и водного транспорта?

– Разумеется, интересует. Но мы не грабим на дорогах. Хотя бывает так, что мы грабим тех, кто грабит на дорогах! Иногда при этом наши люди получают различные травмы. Не вижу греха в том, чтобы спасать им жизнь.

– Красиво поете, дон Энрико. Мягко стелете, да не пришлось бы жестко спать! Знаете, как у нас говорят: коготок увяз – всей птичке писец… Похоже на билет в один конец!

– Еще раз, дон Виталий – мы, кубинцы, не уголовники. Мы не занимаемся противоправной деятельностью. Несмотря на то, что ведем дела в Рино. А вот это обстоятельство, кстати, не то чтобы является тайной, но не хотелось бы, чтобы оно стало известно нашим конкурентам. Настоящим ОПГ из города Нью-Рино и… Ордену. Дабы у них не появилась пища для размышлений на эту тему.

Как он меня вербует, а?! Как он меня в стойло отжимает! Любо-дорого глядеть!

«…Он стратег, он даже тактик, словом – спец,

Сила, воля плюс характер – молодец!

Четок, собран, напряжен

И не лезет на рожон…»

Пора его колоть. Ведь ежику ясно, он такой же эмигрант с Кубы, как я певец Федор Шаляпин. Ой, мама дорогая, куда я нахер лезу?! Ой чует задница – ой она получит! Но как с темы-то его спихнуть иначе?! Он же на меня как удав натягивается!

– А вы очень неплохо владеете русским для кубинского эмигранта, сеньор Энрике. Уроки папаши Льяноса?

– Не только. Еще и пять лет в общаге Тимирязевки. Я защитился на экономическом факультете в июне девяносто первого. Золотые годы! Московские девчонки чудо как хороши! Славные были денечки!

– Да, а через два месяца русские предали Фиделя… – встрял в беседу кто-то из молодых.

То ли Паблито, то ли Рафаэлито, я не разобрал. По-русски говорил он скверно, с чудовищным акцентом, но говорил. А по его годам… не должен бы. По идее.

Был я в девяносто четвертом на Кубе. У нас тогда мода завелась, типа каждый предприниматель должен систематически вносить «посильный вклад» в дело «подогрева» братвы, безвинно томящейся на киче. Ну и к нам с Семой их представители наведались. Намекнули, что лично Мамонт будет недоволен нашим отказом. Перепугались мы с Семой, было чего пугаться, включили «крышу» в режим устаканивания. Автобусы наши отогнали на время в деревеньку глухую, от дурных глаз и пакостных рук подальше, и сами от греха свалили из России. Сема с Галкой решили посетить Юго-Восточную Азию, а я, влекомый мечтой детства, навострил лыжи на Кубу. За три недели там проведенные все и случилось. От нашей «крыши» даже никаких телодвижений не потребовалось. Десятого апреля Мамонт, пообщавшись с Сашкой Солоником, сдал бивни в краеведческий музей, и тюменской братве стало сильно не до нас с Семой. И без нас им приключений хватило. На всех. Так и обошлось. Зато хоть на Кубе побывал.

Народ там замечательный проживает. Небогатый, но душевный. Но я к чему тему поднял? А к тому, что как раз в те годы русский язык на Кубе из моды вышел. По понятным причинам. В моду вошел английский. И нонешняя кубинская молодежь по-русски говорить не способна. А эти говорят. И чего бы это значило? Может, и ничего. Может, их мамы научили? Но сомнительно мне. Обижались кубинцы на нас, на россиян, сильно. За предателей почитали. Кстати, о предателях-россиянах:

– Ты не прав, Рафаэль. Причем тут русские? Фиделя предали те же люди, что предали и самих русских.

Тут они слегка заспорили, перейдя на испанский, а я понаблюдал за их спором и выводы кое-какие на ус намотал. И сам себе думу думаю. Воображаю себе, как сижу в Порто-Франковской авиагопкомпании и рассказую приключения свои. Дохожу до этого места, повествую в красках о кубинских гангстерах из Нью-Рино и доказываю народу, что никакие они не гангстеры, а просто прикидываются гангстерами. А так – они вовсе белые и пушистые зайчики. Однако вот настоящие гангстеры в Нью-Рино кубинцев за истинных гангстеров принимают и ничего такого бело-пушистого за ними не замечают. То-то смеху народу наделаю.

Убедительно прикинуться бандитом способен только бандит. Хотя… еще ребята из СС, пожалуй, могут. Спец Службы – они такие. Они при надобности кем хошь прикинутся. Итак, сведем свои наблюдения в систему. Кубинцы говорят по-русски. По крайней мере, многие из них. Кубинцы говорят, что они не гангстеры вовсе, а Санта Клаусы. Мне говорят. Не стесняясь и не опасаясь, что стану разбалтывать их страшные тайны. Врут, однозначно.

Далее, не чую я в них бандитской вольности. Что-то не заметил я в их взаимоотношениях никакой суровой пиратской демократичности, никакой лихой казацкой вольницы, а вот неявные следы армейской субординации для привычного глаза приметны. Вывод. Если они бандиты, то с армейским прошлым. Если из бывших прапорщиков сколотить бандформирование, так они, пожалуй, строем ходить станут. Потому как умные. Кубинские эмигранты с армейским прошлым, знающие русский язык… Что бы это значило, мои маленькие радиослушатели? Ну, милые, поднапрягите извилинку! Что у нас выходит? Кубинская военная разведка? Очень даже может быть… Нате вам конфетку, мои умненькие! Ответ засчитан.

Вопрос – оно мне надо? Что бандюганы, что спецназеры… хрен редьки не слаще… один хер в блудняк втянут. А у меня вот – жена беременная! И еще меня, между прочим, скромность украшает! Ибо оглашение подобных предположений может ненароком мне перышком выйти. В бочину. Значит, будем отползать тишком, помалкивая. С линии огня. Пошли-ка они все в зад, кровельщики разнообразные. Проходили мы эти университеты. Школьными коридорами. «Крыши» и «красные» видали, и «законные». И «пиковые». И иные прочие. И понтовые и беспонтовые. Все идут в баню. Воли хочу.

Улыбнулся молча пассажирам широкой советской улыбкой и к штурвалу повернулся. Я тут пилот, или погулять вышел? Какие ко мне претензии? Какая невежливость? Некогда мне лясы точить. На посадку вести пора машину. Приехали! Бандитская столица – Нью-Рино на горизонте.

Интересную я зависимость приметил. Если снижаться по пять метров в секунду, то снижение надо начинать при совпадении высоты в сотнях метров и расстояния до аэродрома прибытия в милях. Это, конечно, не очень точная зависимость, но пользоваться ей вполне можно.

Высота у меня двадцать семь сотен метров. Дистанция до Рино – тридцать миль. Еще три мили пролетим, и можно автопилот настраивать на высоту круга и скорость снижения задать. По пять метров в секунду. Связался я с бандитским диспетчером, получил погоду и указание садиться на двадцать четвертую полосу. Схемку выщелкнул из книжки, закрепил на рогах защелкой. Поглядел, нормально выходит. Нехило братки местные замахнулись. Могучий аэропорт в перспективе отгрохать можно будет. Три полосы асфальто-бетонных, треугольником. По три версты каждая. По полста метров шириной. Это сколько бортов можно принимать… со всех направлений? Это покруче Салоников будет. Они собрались жить вечно. Мафия бессмертна!..

И город под стать аэродрому. Раскидистый такой городок у них образовался. На глаз не скажешь, сколько здесь населения, но таких масштабов населенный пункт мне тут еще не встречался. Интересно, сколько же в нем народу проживает? А с приезжими? Людное, похоже, место. Вот только оседать здесь совсем меня не тянет… Однако пассажиры или груз в Россию вполне могут отыскаться. Охотно подвезу.

Вышел я сразу к четвертому развороту, утроил внимательность и приземлился согласно наставления о производстве полетов. Мягко и нежно. Коснулся ВПП, пробежался по взлетке, снижая скорость и завывая турбиной и винтом затормозился. Диспетчер мне намбер стоянки назвал, определился я по схеме, съехал на рулежку, освободив полосу, и покатил в назначенное мне место.

На стоянке кубинцев встречали представители кубинской мафии. Яркие представители. И грузовичок. Две темпераментные смуглые девицы в коротеньких и умопомрачительно ярких платицах, под стать рубашкам мужской части встречающих, приплясывали от нетерпения в ожидании своих дружков. С десяток молодых парней, одетых в стиле аналогичном с моими пассажирами стояли у навороченных «хаммеров», блестя золотыми бранзулетками.

Только я успел зарулить на стоянку, затормозиться и отключить подачу топлива, как кубинские братки, вооруженные короткими, явно американского вида автоматами, деловито и профессионально взяли самолет в коробочку. Под охрану, надо понимать. Не дожидаясь пока винт остановится, водила грузовичка дерзко подкатил к левому борту, и развернувшись, сдал кузовом к грузовому люку. Я откинул свою дверку и кулаком ему погрозил, показывая на вращающийся винт. Этот белозубый паразит, блеснув всеми тридцатью двумя, изобразил пожатием плеч свою полную непричастность к нарушению правил ТБ. Мол, я не я и лошадь не моя, а грузовик тут со времен покорения Крыма зависает. Выпустив пассажиров из салона через правый люк, открыл я и грузовой. Нахальный нарушитель моментом оказался в кузове и певуче произнес несколько испанских слов.

– Добрый день, друг! Не сердись! Ведь ничего не случилось, – перевела мне Катя.

– Когда случится, ты не успеешь извиниться! Тамбовский волк тебе амиго, с такими выходками! В следующий раз я тебе за такие штучки оторву ручонки, коими ты руль крутишь, и отшлепаю ими тебя по заднице! В сугубо воспитательных целях.

Этот меня не понял. Но поскольку рев двигателя перестал давить на уши, меня расслышали все присутствующие. И доброжелатели поспешили адекватно перевести ему сказанное. Парень покраснел, схватившись было за художественно разукрашенную белыми костяными накладками рукоять «Беретты». Однако был решительно остановлен строгим окриком начальства и покраснел еще шибче. Горячий паренек, однако.

– И зачем хвататься за ствол, мой свирепый мачо? Слезай с кузова! Я тебе и так в дыню насую, если у тебя душа просит. Катя – переведи!

Катя перевела, слегка ошарашенная стремительным развитием конфликта. Как оказалось, перевод прекрасно понял и Морс, выдвинувшись на передний план и обнажив клыки в доброжелательной улыбке. Мачо смутился и, с опаской поглядывая на нашу с Морсом кодлу, пошел на попятную. Сунул я Морса под мышку, пока он дел не наделал, на всякий случай, и слегка надавил на нарушителя:

– Чо, застремался, хомбре? Врукопашку-то? Вот! Так-то-от правильнее будет! А то взяли моду бошки мне под винт совать, а потом за пестики хвататься. Гангстеры-херанстеры! Понимашш! Пока в дыню не постучишь, ни херасеньки не догоняют. Давай-кось, чико, вали отсель, пока цел. Крути-верти свою баранку.

Однако станцевать танец победы на морально поверженных в прах костях мне не позволили. Паренек, по глазам было видно, собрался ответить мне какой-то непристойностью, не признавая себя побежденным, однако меня аккуратно взяв за бока задвинули в глубь аппарата, затем и вовсе деликатно приобняв, выперли наружу через другой люк. А в кузов грузовика потянулись ящики с крокодилятиной. Водила ящики те принимал и укладывал. На этом наш скандал и заглох. Пока шла разгрузка, пошел я к боссам кубинским. Шел и ворчал, потея от впрыснутого адреналина:

– От вжеж молодежь пошла, то башкой под пропеллер прут напропалую, то ствол хапають без спросу, хрена такое до старости доживёт?

Поправил ремень на джинсах, попутно включив диктофон телефона. Зачем? А не понадобится, так сотру. И Катюха приставать начнет – о чем я с ними беседовал, так дам прослушать и все дела. Вон она в кабинке как мышь сидит, калаш баюкает, на крупу надулась. Купил ей на свою голову…

Дон Энрике встретил меня неласково:

– Зачем вам понадобилось затевать драку?

– Мне? – натурально удивился я. – Я за пистолет не хватался. Но кто-то же должен исправить ошибки воспитания этого парня? Родители не доглядели, у вас вот тоже руки не дошли. Приходится мне. Кто, если не я?

– А если бы я не остановил Мануэля? – Вопрос задал собеседник дона Энрике, невысокий, крепкий, темноволосый мужик, лет сорока – сорока пяти.

Я вопросительно уставился на него, не отвечая на вопрос и Эрике его представил:

– Родриго Лопес. Наш главный.

– Рад знакомству, сеньор Лопес. Виталий меня зовут. Если бы вы не остановили вашего парня, мне пришлось бы прострелить ему голову.

– И все? – усмехнулся тот.

– Потом, вероятно, ваши люди прострелили бы голову мне. Затем моя жена прострелила бы головы им. Скольким успела бы. После этого вы прострелили бы голову ей. А следом аэродромная охрана перестреляла бы всех оставшихся и получила от меня в наследство сильно дырявый «Караван». В общем, все бы умерли.

Лопес усмехнулся, видимо вообразив изложенную трагедию, но заметил:

– Мануэль стреляет довольно быстро… Вы ОЧЕНЬ самоуверенный мужчина.

Теперь усмехаться настала моя очередь:

– Не испытываю ни малейшего желания соревноваться с ним.

Гангстерито переглянулись и заговорили на испанском. Поговорили они немного, попрощались вежливо, Энрике сунул мне карточку с телефонным номером и пожеланием: «Надумаешь поработать с нами – звони». И поехали все по своим делам, вручив мне на прощанье пятьсот экю.

Потом Катерина мне разнос устроила. Остановил я ее и включил запись. Катя перестала реветь белугой и перевела:

– Ты все еще хочешь привлечь этого парня к нашим делам?

– Нет. Слишком импульсивен и горяч. Из тех, что называется – шалопай. Хотя подобная машина нам крайне нужна.

– Возможно, ты прав. Зачем нам шалопай? Хватает своих. Однако может быть и наоборот: он чересчур расчетлив и просчитал ситуацию?

– Слишком быстро. Скорее, все же – шалопай.

– Не выпускай его из виду, Энрике. Понаблюдай за ним. Я дам задание подыскать и купить подходящий самолет. Но нам потребуется пилот.

– Чем плох Санчес?

– Санчес хорош, но он летает только на Пайпер Кабе.

– Займем пилота у русских. На время переучивания Санчеса.

– Это выход. Ладно, Энрике, заплати русскому и поехали. Дел полно. Не забудь дать русскому свои координаты.

Конец записи.

– Он прав. Ты шалопай! А если бы этот гангстер выстрелил первым? – И в мою грудную клетку замолотили крепкие кулачки, вминая ее к позвоночнику.

– Если бы у бабушки был бы перчик, то была бы она дедушкой!

– Дурак!

– Может и дурак, только вот у меня ладошка тоже рядом с «Вальтером» была. И патрон в стволе. И предохранитель снят. Пока этот хомбре вынул бы ствол, а я не уверен, что у него патрон тоже в стволе сидел… Пока снял бы пистолет с предохранителя… А мне только навести и спуск нажать. Прострелил бы ему плечо… И все дела. Это если бы он продолжил с пестиком играться. Что маловероятно. Когда тебе ствол в лоб смотрит, поздно передергиваться…

– А почему у тебя «Вальтер» с предохранителя был снят?

– Так ведь мы не младшую группу детского сада сегодня катали. Мало ли чего…

– И все равно ты – шалопай!

– Конечно, шалопай! Вот и они так решили. Зато теперь мы с тобой свободны, как ветер. И никто нас к «сотрудничеству» не неволит. Такие дела. Ну что, пойдем город посмотрим? Или ну его нафиг? Устал я чего-то. День какой-то заполошный получился. И длиннючий он тут… у нас… Пошли лучше спать, а?

Куда-то еще тащиться, гостиницу искать никакой у меня уже силы-воли нет. Катеринушка моя нанервничалась не меньше меня. И тоже истомилась за день. Махнули мы рукой на культурную программу и баиньки отправились в аэроплан. Хотя уснули не сразу, а пользуясь некоей условной уединенностью, обусловленной отсутствием человеческого поголовья в близлежащих окрестностях, еще более сблизились духовно. Духота в запертом салоне сделалась совершенно уже нестерпимою. Распахнули все дверки настежь для сквозняка. Морса на поводок прицепили, дабы не шлялся в незнакомом месте. А потом, конечно, уснули.

В этот день не суждено было выспаться нам. Часа через три, едва светило приблизилось к горизонту, разбудило нас тарахтение авиационного двигателя заруливавшего на соседнюю стоянку самолета. Обуяла меня иррациональная злость. Одним полушарием понимаю, что никому до нас с Катей и дела нет. Прилетел борт и заруливает на стоянку. Не в поле же чистом ему ночевать? А другое полушарие злится: «Зачем мешать утехе молчаливой, занятиям чувствительной четы?». Да как он смел?! Такой нахал! Повбывав бы… Разбудили, сволочи.

Однако перевернулся на другой бок и предпринял попытку снова заснуть. Погладил Катю по головке и иным местам, шепнул ей: «Спи, спи, родная…». И вновь веки смежил. Но не тут-то было. Не успел затихнуть двигатель авиационный, как зарычали автомобильные. Дверки захлопали. Визги перемешались с причитаниями. Грубые мужские голоса перекрыли высокие девичьи. Раздалась ругань на неизвестном мне языке. Снова захлопали дверки. Все! Сна как не бывало! Зато злости немеряно.

Приподнял я тяжелую голову и вперился в бортовой иллюминатор, готовый рвать и метать, материть и кусаться. А также совершать иные противоправные действия вплоть до нанесения телесных повреждений. Обнаружил припарковавшийся справа невеликий аэроплан и пару джипов в местной расфасовке, кои немедленно взревели шибко дырчатыми глушителями большого внутреннего диаметра и укатили прочь. «Гандоны!» – тоскливо прокомментировал я сей внезапный визит, уронил голову на матрас и понял – уснуть боле не получится. «Гады скользкоползучие!» Придется вставать…

Выбрался на свет заходящего солнца, прихватив с собой канистру с водой. Жара уже спадала. Не больше тридцати. Вылил на голову и тело малость водицы и понял – пора в душ! Бо – воняю. Водяные баки в багажнике пустые. Надо искать хотел-мотел какой-нибудь. Появившаяся следом неумытая кирия немедленно со мной согласилась. Нырнула обратно в салон, изыскала там сумку с нашими шмотками и вновь нарисовалась на пороге. Слил и ей обильно, промочив подруге спереди всю маечку и тем вызвав торчание сосочков. И возжелал любимую вновь. В то время, как мы с Катей предавались предварительным и готовились к основательным водным процедурам, снова приехала блескучая злопыхучая таратайка. И, высадив двух орлов, умотала обратно в направлении аэродромных строений.

Орлы открыли стоявший рядом изрядно обшарпанный шестиместный Пайпер Черокки Сикс. (PA-32 Cherokee Six. Неплохой самолетик. Подумывал я о таком когда делал свой выбор. Лайкоминг трехсотсильный, четыре пятьсот потолок. Крейсерская скорость в двести восемьдесят пять км в час и дальность в тысячу триста. Пять пассажиров, шестой – пилот. Но «Караван» – лучче! Гораздо лучче! Грузоподъемистей! Но – дороже.) …И, оттопырив задние оконечности, наполовину в нем скрылись. Пока я пыхтел, пытаясь выкатить из «Каравана» «Ямаху», орлы вынули объемистые сумки, закрыли снова кабину на ключ и собрались свалить восвояси. Парочка была занятная. Один, явно лидер дуэта, длинноносый тощий длинный брюнет с залысинами на лбу и с серьгой в ухе. Второй – субтильного вида пацанчик, похожий на девочку-подростка. И тоже с серьгой в ухе. При револьвертах на поясу.

– Слышь, мужики, помогите байк на землю снять, плиз, – попросил я их. Мужики осмотрели пренебрежительно меня. Осмотрели пренебрежительно мой скутер. Осмотрели пренебрежительно мою Катерину. Осмотрели внимательно мой «Гранд Караван». Переглянулись. Помотали синхронно головами. Длинноносый прогундел: «ноусер». Потом ласково приобнял доверчиво прижавшегося к нему шкета и, прихватив баулы, решительно увлек того в сторону свеженарождавшейся светло-синей луны. С тем и смылись опездолы, до побачення не сказав… Благодушия мне происшествие это не добавило. Выкатил я с заклинаниями по трапу несчастное, ни в чем не виноватое транспортное средство передвижения по тверди земной. Наказал Морсу охранять аэроплан и, обеспечив его водой и пищей на ночь, жестокосердно закрыл собачку в летаке ключиком на замочек. И поехали мы с Катей, проклиная злодейку-судьбу, в город Нью-Рино.

Солнце закатилось, на улицах зажглись нечастые фонари, и воссияли неоновые рекламы. Пылили мы не спеша по пыльным немощеным прошпектам, разглядывали неяркие виды. «Заходите к нам на огонек. Пела скрипка ласково и так нежно… «. Отель «Эксельсиор», озаряя неоновым сиянием собственного имени окрестности, возвышался на добрых два этажа практически в самом центре города. Из ярко освещенных окон ресторана действительно лились нежные звуки скрипки, потренькивал в лад рояль, а на втором этаже звонко и азартно стучали биллиардные шары и возбужденно гудели голоса. Из темных же и слабоосвещенных окон «отеля» неслись сладострастные стоны. В основном – мужеские. Нет уж! Нам бы чего менее шумного. Катя обратилась с вопросом к подпиравшим дверные косяки заведения вышибалам.

– Это вам, мэм, надо в «Синюю скалу», мэм. Там играют в покер и не терпят шума, мэм. Это в паре кварталов дальше по улице, мэм.

– Благодарю вас, джентьльмэн! – приветливо кивнула головой Катя. «Джентльмэн» приосанился, польщено ухмыльнувшись, нечасто, видимо, его так именовали, а соратники охранителя порядка довольно заржали, предвкушая грядущие подначки и подколки. А мы дальше поехали. И действительно, через два квартала отыскали пресловутую «Синюю скалу». И в ней действительно было тихо. Только карты об стол шлепали в ночной уже тишине.

Портье все наши проблемы решил в одну минуту. Звуконепроницаемый номер на сутки на втором этаже обошелся в полсотни экю, однако наличие кондиционера и ванны вполне примирило меня с непомерными ценами хотеля. Катя пожала плечами и сказала, что в Ницце подобный номер обошелся бы раз в пятнадцать дороже. Прав старикан Альбертик – все относительно… в ломбард… Ванна нам понравилась. Ванна была… широкая и глыбокая… мягко говоря. Купались мы с Катей совместно, купались долго и обстоятельно, терли друг другу спинки, потом сушили друг друга полотенцами. Потом переместились в раскидистое лежбище, и там, на свежих простынях, Катюха оросила мою лохматую грудь жаркой слезою, поскольку, как оказалось, ей сейчас сделалось страшно рожать. Я утешил любимую, как сумел, сказал ей, что это не срочно. Прямо сейчас никого рожать не будем. А там как-нибудь все и наладится. Катя благодарно засопела и уснула утешенная.

Спали мы сладко. Спали мы долго, отоспались за весь предыдущий недосып и проснулись поздно. Когда совесть забеспокоилась. Собачка-то наша поди измучилась уже вся… потому даже завтракать не стали. Умылись наскоро и на аэродром бодро помчались. Морс, как и ожидалось, выразил нам свое неудовольствие. Катя кофе приготовила, пока я его выгуливал. Потом снова Морса запер и, уступая настойчивому желанию вот-вот уже супруги, увез ее обратно в город. Ибо желала она прошвырнуться по местным сельпо. Я шопингом заниматься не желал совершенно. Желал я заниматься обихаживанием «Гранда». Однако шансов убедить милую в необходимости разделиться у меня было примерно столько же, сколько и в одиночку завоевать Китай. Кстати, о Китае…

Вот так благодаря Катиной настойчивости довелось мне забрести с ней в роскошный бутик с непомерными ценами и стать счастливым обладателем… Короче, мои маленькие радиослушатели, отрада сердца моего, увидел я эту роскошь и чуть с жердочки не упал. Широкие, эластичные, отличного качества… но не это главное. Главное – окрас. Оранжевым вдоль по черному. Такими только награждать можно. Георгиевских и ордена Славы кавалеров. Нельзя подтяжки цветов георгиевской ленты в свободную продажу пускать! Не этично! Сердце мое встрепенулось возмущенно, затем, немного остыв и уравновесившись психически, я все, что были, и закупил мелким оптом. Все двести восемнадцать штук. По двадцать пять экю за штуку. Ну не мог я допустить подобной профанации русской славы! Сам носить буду. Никому не дам.

Пережив веселое Катино удивление от такого безумного транжирства, ничего внятно объяснить ей не сумел. Сказал – хочу, и все. Но Катя заразилась, и сделались мы счастливыми обладателями по меньшей мере полусотни блузочек, кофточек, колготочек, чулочков и прочих интимных изделий галантерейно-гламурной промышленности. А также раскладной гладильной доски и профильного дюраля, прочной и легкой, на которую я имел свои виды. Пришлось и чеммолдан купить. Совершив этот шопинг-гауэровский подвиг, Катя угомонилась, и увез я ее обратно в хотел. Примерять. Оставил ее там под ответственность администрации, а сам на аэродром вернулся. Со всем закупленным товаром. Где наконец занялся «Караванчиком». Оплатил поборы аэродромные, склонил к сотрудничеству механика, пригласил на прогулку заправщика и к сиесте все сделал как положено. Все осмотрел, все проверил, все что надо подтянул. Заправил аппарат оксигеном. Сунул Морса в его родную сумку и вернулся в отель под романтическим названием «Синяя скала».

Катерина Матвеевна уже по нескольку раз примерила все, что возможно примерить и, не имея завистливой аудитории заклятых подруг, а такоже дабы скрасить скуку, занималась вышиванием. Облыжно обвинила нас с Морсиком прямо с порога в полном ею пренебрежении, но согласилась простить великодушно, если мы проводим даму в ресторан к обеду. Мы проводили даму в ресторан к обеду. Нам не обременительно проводить даму в ресторан к обеду, когда самим кушать хочется. На жалкую попытку степенного мэтр-д-отэля вякнуть чего-то о собаках, неграх, наморднике и приличном заведении, сурово заметила последнему о неудобстве для нее приема пищи в наморднике. Рассеянно поинтересовалась у меня о возможной цене всего этого «клоповника» и изволила пройти в отдельный кабинет, влекомая посредством поводка нетерпеливым Монморанси. Я шествовал следом.

Морсу накрыли в углу. В тазике. После обеда тазик этот нам подарили, включив его стоимость в счет. Пообедав вкусно и плотно, дама величественно удалилась, сопровождаемая сопровождающими ее лицами, благосклонным кивком и легкой улыбкой поблагодарив мэтра за компетентное исполнение служебных обязанностей, а также не преминув наградить отличившихся халдеев пристойными чаевыми. Завершив трапезу, вернулись в апартаменты и, следуя местному обычаю, отдали должное сиесте.

Грех жаловаться, вкусненько пожрали. Одна беда, Морс научился храпеть. Развалился на кресле брюхом к небу, растопырил лапы в разные стороны и руланды переливает. Из пустого в порожнее. Не выдержал я его хамства, сгреб голубчика и в душ засунул, предоставив тому самому выбираться или же продолжить плавание. После душа храпеть он перестал, однако принялся настойчиво пованивать псинкой. Нет предела терпению моему и благородству. Пришлось сызнова повторить водную процедуру с обильным применением шампуня. Хлопотное это дело – путешествие с собачкой. Пока я боролся с Морсом за комфорт в личной жизни, Катерина нимало не печалясь, дрыхла без задних ног и проснулась свежей и окрыленной. Впрочем, я тоже немного успел вздремнуть.

На выход кирия одела вечерние черные шорты, черную шелковую блузку, повязала бантиком на шейке черную шелковую ленту с маленькой жемчужиной. Накрылась шелковой широкополой шляпой с вуалью и взгромоздилась на высоченные каблуки. Персик. Персик в черном. Пикантно. Еще несколько минут на легкий макяж, и мы отправимся шляться по городу греха.

– Дорогая, я подожду тебя внизу, в холле…

Там и поймал меня портье, попросив поделится планами на завтра. Весьма светским тоном.

– С какой целью интересуетесь? – прищурив левый глаз, осведомился я подозрительным голосом.

– С целью благородной и исключительно гуманной. Случается в нашем городе так, что некоторые гости излишне впадают в азарт и оставляют казино на память о себе не только наличные деньги, но и транспортные средства, на которых прибыли сюда. Увы, случается и такое. Мне утром позвонил диспетчер с аэродрома и попросил поинтересоваться, когда и куда вы намерены отправиться из Нью-Рино после того, как завершите здесь свои дела.

– Но, возможно, я тоже могу оказаться в числе тех невезучих, оставшихся без средств передвижения?

– Возможно. Но маловероятно. Долгий опыт общения с разнообразными людьми подсказывает мне, что вы не выглядите настолько азартным игроком. Но, в случае подобного казуса – обращайтесь. Я попытаюсь помочь и вам с доставкой к месту вашего жительства. Казино платят.

– Очень гуманно. Очень. Полагаю, гуманизм окупается?

– Как правило. Они возвращаются.

– Смешные люди. Пытаются отыграться.

– Самое смешное, что некоторые делают это по нескольку раз. И все же?

– Вероятно, сегодня в ночь. Возможно, что и утром. Порт назачения – Москва. Зависит от того, насколько быстро наиграется в ваши игрушки моя ненаглядная.

– Москва… А знаете, мне думается что у вас будут пассажиры. Двое.

– Тогда пусть ождут, пока моя супруга не обчистит парочку казино. Она настроена очень прагматично.

– Часто играет, сэр?

Н лестнице звонко защелкали каблучки.

– Насколько мне известно, в первый раз. Я прав, дорогая?

– Ты всегда и во всем прав, мой повелитель вселенной!

– О как! Что это было? Как называется? Это – лесть? Или слегка запоздавшее признание очевидного факта?

– Это – признание в любви!

Смутиться, что ли? И покраснеть!..

– Ничего не говори! Просто проводи меня. Где, ты говоришь, они припрятали от нас свои денежки?

Казино не любит проигрывать. Система создана для выигрыша. Ты можешь спустить тут пару другую сотен тысяч экю, и тебе будут рады. Тебя даже домой подбросят, снабдив какими-нито штанцами на дорогу и скажут, что в следующий раз ты непременно отыграешься. Не верь. Все врут. Стоит тебе, сняв пару десятков тысяч, только немного своим везением пошатнуть финансовое благополучие «катрана», как тебя начинают активно «нелюбить». Особенно в местах пропахших криминалом. Не любят казино проигрывать. Можно сказать – не умеют.

Пока я спускал нажитое по маленькой в блэкджек, кирия оккупировала рулетку. И неуклонно ставя то на черное, то на красное, то на нечет довела свой выигрыш до двух тысяч. Потом, пропустив пару кругов, поставила все выигранное на единицу. Вы будете смеяться мои маленькие азартные радиослушатели, но она выиграла. Семьдесят две штуки экю вместе со ставкой. И прекратила игру.

Система заработала. Со всех сторон посыпались поздравления, потянулись бокалы, вокально-инструментальный ансамбель исполнил радостно туш. Катя пунцовела и с трудом отбивалась от предложений «ловить удачу, пока прет». Трое скромных молодых людей под шумок покинули игорный зал. Мне это не понравилось. Пробился я к триумфаторше и на ушко ей стал нашептывать. Почитатели возревновали. Стали меня скрытно в бока локтями потыкивать. Подцепил я кирию под руку и увел от недобрых людей. Вытащил ее из толпы, обменяли мы фишки на бабки, бабки тут же на Катин счет в Орденской конторке переправили, вернулись в нумера и стали стратегию отступления продумывать.

Смываться надо незаметно. Или наоборот. С помпой и фанфарами. Смываться отсюда надо быстро. В открытую нас напрягать не станут, такая реклама казино не к чему. Но и отпускать с выигрышем просто так… сомнительно мне что-то. Наверняк какие-то каверзы на случай такой придуманы местными деньголюбами. Ох уж эта моя кирия. На ровном месте огребем. Нафиг ей запонадобилось на эту единичку ставить? Новичкам везет. Нафиг такое везение. Поймают нас в темном переулке при ретираде и начнут денег клянчить. Предварительно попинав. Такой футбол нам не нужен. А прижмут определенно. Порядок порядком, а частную инициативу и эксцесс исполнителя еще никто не отменял.

– Чо делать, Зин? – спросил я Катерину, листая телефонный справочник. Эта святая простота опасений моих не разделяла вовсе. Не знакома она с жареными петухами обладающими скверной привычкой клевать в тыл организма. Впрочем, я не прав. Поклевывали ее. Да видно мало.

– Кто такая Зина? – голосом исполненным подозрительности приступила к расследованию по факту супружеской измены бдительная Катерина Матвеевна. Что у тебя с ней было? Она твоя возлюбленная?

– Зина – это стихийное бедствие из песни Владимира Семеновича Высоцкого. Я тебе потом дам послушать, когда ноги отсюда унесем подобру-поздорову. В комплекте с головами и попками, – разъяснял я Кате всю беспочвенность ее подозрений.

Ага вот пошли фамилии испанского типа, всякие Соланы, Мурьеты и прочие Крузы. И характерно, что номера телефонные у них как из одной обоймы. Только кончики разные. Об чем мне это говорит? Это мне говорит о том, что если среди них попадется фамилия Льянос с соответствующим инициалом, то скорее всего это будет столь понадобившийся мне внезапно сеньор Энрике. Йоп! Он же мне визитку давал! Есть таковой! Пока Катьха настырно мурыжит меня про Зину, звонок доходит:

– Буэнос ночес, сеньор Льянос. Это небезизвестный вам пилот Виталилий. Ружейников, если припомните. Припоминаете? Замечательно! Прошу прощения за поздний звонок, однако вынужден обратиться к вам вот по какой причине: моя супруга совершенно внезапно нагрела на приличную сумму казино в «Синей скале». Это не ваше? Нет? Ну, слава богу!

– «Синяя скала» принадлежит Томми Биг Бою. Человек он жадный и беспринципный. Это означает, что если ваша супруга выиграла больше десяти тысяч экю, то у вас большие неприятности. Скорее всего, вас возьмут по дороге в аэропорт. Затем принудят оформить продажу всего вашего имущества. Потом вас заставят снять со счетов все деньги и отдать их Томми Ту Би. После чего вас просто бросят в саванне. Даже не станут убивать. Вас очень быстро убьют местные хищники.

– Эккую жуть вы мне рассказываете! Все так серьезно?

– А вы, Виталий, решили, что попали в сказку?

– Похоже на то… Чем дальше, тем страшнее!

– Впрочем, если вы добровольно сделаете благотворительный взнос в размере половины выигрыша, то вас отпустят. Вам об этом обязательно намекнут.

– А вы не могли бы…

– Мог бы! Если вы…

– Чего вы хотите?

– В сущности, совсем немного. Было бы неплохо, если вы возьмете к себе вторым пилотом моего человека и обучите его летать на турбовинтовых самолетах. И давайте сделаем это сегодня. Я хорошо заплачу за обучение.

– У меня есть второй пилот!

– Насколько мне известно, ваш второй пилот самую капельку беременный! Я прав? Ему стоит посидеть на земле. Кстати, передайте донне Катерине мои наилучшие пожелания. Итак, что вы решили?

– Значит, не мытьем, так катаньем? Ответ положительный!

– Тогда собирайтесь. Через час мои люди приедут за вами, сопроводят в аэропорт и будут охранять до вылета. Годится вам такой вариант?

– Да уж, всяко лучше, чем вооруженный захват стоящего под окном «хаммера»…

– Это – акт бандитизма. Со всеми вытекающими. Значит, вы предполагали, что возможны осложнения?

– Потому и позвонил…

– До встречи, дон Виталий. А вы не такой «обезбашенный», каким иногда выглядите.

– И вам не болеть, – вздохнул я, кладя трубку. Ну какой из меня, к ебебелю, учитель? Сам-то еще из салаг в черпаки не вышел. А туда же – в педагоги примучали. Как я этого перца учить буду? Чему я, блин дырявый, его научить способен? Красиво падать? И, блин печеный, деваться-то некуда. В самом деле, не штурмовать же мне этот «хам» с последующим анабазисом к аэродрому. Огрызаясь огнем и прикладом. Да и приклад тот в самолете остался. При калаше. Судьбааа!.. А пропади все пропадом. Хотят сделать из меня Песталоццу? Буду им Песталоццем! Или, лучше, Макаренкой. Тот тоже с юными уголовниками на башнях флаги развешивал…

– Катя, шмотки в торбы! Готовность – номер один! Оружие к бою подготовить! В случае необходимости применять не задумываясь, но без приказа не стрелять!

– Боже мой! Виталос! Что ты такое говоришь! Зачем и в кого стрелять?

– Ты же слышала наш разговор? Если ты полагаешь, что дон Энрике шутит, то это не так. Этот город не Монте-Карло! Отнюдь! В этом мире нет безопасности. Ее и в том-то по существу не было, на самом деле. Но в Новой Земле все проще и откровеннее. Одно тебе скажу: жизнь – она сама по себе крайне опасная штука и вредно влияет на здоровье. Я пока ни одного мафусаила не встречал. А ты?

Господи, Боже мой! Как же я люблю эти большие черные круглые глаза! Всех за них убью. Один с ними останусь!

Сборы наши были недолги. Хорошо, что я днем все «чечки» в самолет отвез. Катины перышки в сумку. Морса на поводок и в угол. Сумка его наготове. Патрон в патроннике. Поглядим в окошко. В лобовом стекле тонированного «хаммера» вспыхивают сигаретные огоньки. Караулят сучары. Надо бы в холл спуститься, рассчитаться за номер.

Портье, поглядывая на меня с неким немым вопросом, бысто составил счет. Я оплатил. Сгребая деньги в кассу и искоса поглядывая на мою кобуру, деревянным голосом портье сделал наконец долгожданное предложение, от которого, по идее, разумный человек отказываться бы не стал:

– Не желает ли мистер Рююджейникофф сделать взнос в благотворительный фонд в пользу сирот, оставшихся без кормильца?

– Давай…те обсудим это чуть позже. Велик ли взнос?

– Сосем невелик! Не более пятидесяти процентов вашего выигрыша! – Напряженно глядя мне в переносицу, ответил портье.

– Всего лишь? – хмыкнул я. – Это мне следует обсудить с супругой. Не возражаете? – И тоже уставился ему в затылок, глядя сквозь переносицу.

– Ну какие же могут быть возражения! Разумеется, посоветуйтесь! Однако я настоятельно рекомендую вам это предложение принять. Несчастные сироты… – портье лицемерно вздохнул и по-прежнему деревянно улыбнулся, – они так нуждаются в помощи!

– Да уж, сироты – они такие! – кивнул я в ответ и вернулся в номер. – Черт бы их побрал! Вместе с опекунами: «Сиротка, возьми доллар! – предложил ковбой малютке. Я не сиротка! – гордо ответил кроха. – Вот мои мама и папа! Пиф-паф! – Сиротка, ты бы все же взял доллар! – настаивал подвыпивший ковбой…»

Кате анекдот не понравился. Можно подумать, он мне нравится. Благотворители, мля! Козлы позорные! Зато до Кати наконец дошло, насколько серьезно мы влипли. Плечи ее заподрагивали. Прижалась она ко мне пугливо. Обнял я роднулю правой рукою. В левой – «Вальтер». Дверь под прицелом держу. Мало ли чего супостатам в бошку торкнет. Сидим. Ждем.

– Виталос, ты на меня сердишься?

– Нет, моя хорошая. С чего ты взяла?

– Это из-за меня мы угодили беду! И ты – сердишься!

– Нет еще никакой беды. Нормально все будет.

– И ты становишься должником у кубинских бандитов. Мы станем должниками! А ведь ты не хотел иметь с ними бизнес!

– Не с ними, а под ними! Дык! За все ведь надоть платить! И выбор у нас невелик. Или контакт с кубинцами, или вооруженный конфликт с хозяином казино.

– Ты уверен, что казино решится на такой шаг? Это ведь будет очень плохая реклама! Так не делают. Даже в Лас-Вегасе при мафии такого не случалось!

– Уверен – не уверен… Трудно сказать… Зато у нас в России ходили слухи про такие дела. Точно не знаю, но уж лучше я на воду подую, чем на молоке обожгусь. Хужее не будет.

– Тогда у кубинцев должен возникнуть конфликт с этим, как его, с Томми Би Би.

– А это уже их головная боль. Наверное, найдут, что ему предъявить. Да хоть бы ту же дурную рекламу для городских казино. Это ведь кубинская делянка. Вспомни, что Энрике рассказывал. Игорный бизнес в Нью-Рино контролируют кубинцы. И получается так, что этот самый Томми со своими гнилыми мансами им конкурент. И крепко пакостит. Вот они его на место и поставят. А заодно и нас припашут. Реальный вариант?

– Ну, не знаю… Только выходит так, что мы теперь в долгу у бандитов.

– Да ну, на фиг! Ничего такого они от нас пока не требуют.

– Вот в том и дело, что пока! Но…

– …Но пока мы с тобой решаем, куда лететь и что везти, мы главнее будем. Все в пределах разумного. А если нам приказы отдавать начнут, мы сотрудничество сразу и свернем. И пошлем их… …обратно!

– Хм! Так они и пойдут!

– А куда они денутся? Договор есть договор. Они обеспечивают нашу безопасную эвакуацию, я обучаю их пилота. Взлет – маршрут – посадка. И ничего более. И еще плюс. Энрике сказал, что оплатит обучение. А, не дрейфуй против ветра, прорвемся. Где наша не пропадала! Устроимся в Нью-России, или еще где, если нам там не покатит, и заживем! Мальчонку родим, потом еще пару-другую…

– Размечтался! А вдруг девочка будет?

– А лишь бы не козочка! Родила Катюха в ночь не то сына, не то дочь! Пиризнавайса, нэвэрная! С каким козлом гуляла от меня!? И, кстати, помолилась ли ты на ночь, Катерина!?

– Дурак! Сам ты – козел!

– А вот за козла ответишь! Сурово ответишь!

Напряжение слегка спало. Под окном слабо заурчали моторы. Несколько. Выглянул я осторожно в окошечко – приехали! Избавители наши от беды неминучей! Да как ловко встали. Маневр всякий «Хаммеру» начисто перекрыли, к дверкам трое подошли. Базарят о чем-то. Все при длинностволах. По лестнице глухо затопали. Все ж неплохая звукоизоляция в номере. В дверь деликатно постучали.

– Кто?

– Энрике Льянос, дон Виталий! Могу я войти?

– Разумеется, можете! Еще раз здравствуйте!

– Буэнос ночес, донья Катерина, буэнос ночес, дон Виталий! Вы готовы?

– Разумеется. За номер я рассчитался. Вещи собраны. Вы были правы, мне действительно предложили отдать половину выигрыша в неведомый благотворительный фонд. Мы можем ехать?

– Конечно…

– Не возражаете, если кирия Катерина поедет с вами в машине? А я – на скутере. Следом.

– Конечно, с удовольствием прокачу вашу супругу. Вы оказываете мне честь! Идемте!

Загрузил я Морса в сумку, подхватил Катину «мечту оккупанта» и следом в коридор гостиничный вышел. Не один пришел дон Энрике. С эскортом. Двое там ожидали. Один – совсем молоденький парнишка. Здоровенький такой бычок. А во втором я неожиданно опознал моего аэродромного фулигана Мануеля. Молодой смотрел на нас с любопытством, фулиган приятно улыбался мне персонально. Однако расшаркиваться и обмениваться любезностями Энрике времени не оставил.

– Мануэль – аделанте. Грегорио – держишь тыл! – Скомандовал сеньор Льянос, и мы устремились наружу. Кивнул я на лету ласково улыбавшемуся портье, отверг его пожелание приезжать к ним еще и вышел вон.

На пыльной улице, освещенной яркими рекламными огнями и не менее яркими звездами, было довольно многолюдно. Народ бродил вдоль и поперек, перетекая из заведения в заведение. Никто на нас внимания не обращал. Расселись мы по экипажам и поехали восвояси. Впереди суперджип, следом суперджип с Энрике и Катериной. За ним я. На мотороллере. Замыкая кортеж, за мной следовал еще один джип, из окон которого во все стороны торчали автоматно-пулеметные стволы. Фары сверкали сквозь поднятую пыль. Ночной встречный ветер одуряюще пах степью и приятно остужал воспаленный воображением мозг. Но никто до самого аэропорта нас остановить не пытался. Никто из темноты огня на поражение не открыл. Так и доехали не поспешая. Без приключений.

Малолюдно было в порту. То есть вообще никого. Заехали мы на территорию и прямиком к стоянкам порулили. Прямо к «Караванчику». Отомкнул я пепелац, закинул шмотки в салон и попрощаться собрался. Тут мне студента и предъявили. Прямо с чимморданами его. В количестве двух штук и мешком заплечным типа рукзак, на сто литров.

– Грегорио Санчес, – представили мне молодого бычка. Твой ученик.

– Ну, здравствуй!.. …Гриша! Знавал я одного Грегорио Санчеса, точнее, слыхал. Матадор испанский, знаменитый. Он тебе не родственник? И даже не однофамилец? Ну ты шутник. Ладно. Погодь малехо.

– Сеньор Льянос. Я хочу сделать заявление!

– Заявляйте, сеньор Ружейников! Слушаю вас!

Взял я сеньора под локоток и настойчиво в сторонку увлек.

– Видите ли какое дело, дон Энрике, должен вам сказать, я достаточно неопытный пилот. Практически новичок. Поэтому браться за обучение других людей считаю для себя преждевременным. Слишком преждевременным. Поймите меня правильно. Это не попытка отказа от взятых мною обязательств. Так обстоят дела. Я еще и двухсот часов не налетал на этом типе. Вы должны знать об этом. Мне бы не хотелось рисковать вашим парнем.

– Но вы не боитесь рисковать своей женой!

– Боюсь – не то слово! Тут – другое дело. Попробовал бы я только оставить ее на земле!

– Я видел, как вы пилотируете. И я вам доверяю.

– Ну… как скажете. Я вас предупредил. Взлет – маршрут – посадка. И все. Не забудьте цветы на нашей могилке обновлять периодически.

– Вот вам на цветы для доньи Катерины! – и Энрике сунул мне в руки пакет. – Там – двадцать тысяч экю. Этого достаточно?

– Сразу и премиальные решили заплатить? Хватило бы и половины.

– Не так. Не отказывайтесь. На цветы супруге тоже включено.

– Двадцать тысяч – это около шестидесяти тысяч евро. Мне обучение обошлось тысяч в тридцать евро. Около того. Вместе с накладными расходами.

– Вы еще считаете на земные деньги? Я уже и забывать стал, что там почем. Берите-берите. Тут и на расходы этого лоботряса за три месяца. Вам же Грегорио и кормить придется! Я ему денег принципиально не дал. И вы ему на руки больше ста сорока экю в месяц не давайте. Пусть прочувствует студенческую жизнь. Так что Грегорио – на вашем полном пансионе. Любопытно, насколько он похудеет! Как вы думаете, трех месяцев хватит, чтобы он мог самостоятельно пилотировать самолет?

– Зависит от того, насколько он обучаем и подготовлен теоретически…

– Он учился летать на «Пайпере». Правда, недолго… Наш пилот, который его обучал, был… впрочем, это неважно. Я намерен купить турбовинтовой самолет, и мне нужен пилот. Надеюсь, вы научите парня летать.

– Надейтесь. Я постараюсь. Если не упадем. Гриша! Полезай в аэроплан. Устраивайся там поудобнее.

– Не шутите так. Скверная шутка.

«Да какие, нахер, шутки!» – подумал я, собираясь закруглять беседу. Но озвучивать эту мысль не стал. Хорош стрематься. Авось не упадем! А то Катька меня потом домой не пустит.

– Хорошо, дон Энрике. Однако пора прощаться. Всего вам наилучшего. Счастливо оставаться!

– А вам – счастливо долететь. Удачи!

И они уехали. Сел я на свое место, только собрался турбину раскрутить, как вдруг услышал в открытую форточку дикие крики и увидел в ясном лунном свете яростный скок двух силуэтов в нашем направлении от аэровокзала.

– Эй! Стой! Перемать! Куда, сцуко! А ну стоять! Стоять, ля-ля-ля, я кому сказал! Стой, шеф, нас позабыл! Нам в Мааскву! Стой, козлина нерусская! Догоню – распну, падла, на пропеллере, если без нас улетишь! – орали они на бегу.

Интересно, как это они меня догонят и распнут, если я улечу? Может, попробовать? Чисто из любопытства? Судя по московскому аканью – это они и есть, обещанные хотелом промотавшиеся игруны. Ну, ща посмотрим, кто кого распнет! А кто кого – трижды!

– Экипаж! Слушай мою команду! По-русски ни слова! Будем косить под туповатых пендосов!

– Что такое «косить»?

Ага, это новоявленный курсант интересуется. Вообще-то, по возрасту русский ему знать бы и не положено? Ладно, потом проясню…

– В данном контексте это означает – прикидываться. Экипажу все ясно? Катя, ты конспектируешь мою мысль?

Экипаж идею уловил, экипаж идеей проникся. Экипажу идея понравилась, и экипаж заухмылялся.

– Убрать ухмылки! Мы серьезны, как писающий в фонтане мальчик.

– Я – девочка!

– Тогда можешь приветливо улыбаться на американский манер, как писающая в фонтане девочка! Все готовы?

В люк забарабанили. Пришлось встать и впустить. Лично. Катю на такое дело посылать – много для них чести. Курсанта – еще люк не загерметизирует ладом. Все сам!.. Все сам!.. Перед люком нетерпеливо гарцевали на месте два модных, в годах уже, немолодых пряника.

– Хуу аарр ююю? – прогнусавил я, передразнивая выговор порто-франковского механа из Алабамы.

– Ю..ю… ви… ис… пасанджер фор ю! Фор Мааскоу!

Вобля! (Рыба такая). Да они по-английски вообще не говорят … и не мычат даже. Я немедленно проникся громадным уважением к личным лингвистическим способностям. Да я по сравнению с ними – вааще Шекспиаар!

– Хуу!? Вуут ююю сеейд!? Эм дно'т андуустенд ююю! Тэллу ми ооггеейн! – Интересно! Они-то моё мычание поди тоже не разгребают? И как будут выкручиваться?

– Маааскоу! Ви флай ту Маааскоу! Дубина амерская!

– Муускауу? Мани! – Я посчитал по головам потенциальных пессенджиров и показал на пальцах: – Сикс хандрид баксиз!

Это они влет поняли. Можно сказать, по-русски им сказал! За моею спиной экипаж молча давился от смеха.

По фюзеляжу прошла вибрация. По-моему, «Гранд» у нас даже крылышками затрепетал. Этак и до флаттера недалеко. Если они с такой интенсивностью ржать будут, так и плоскостям недолго отвалится. Показал за спиной экипажу кулак, чем вызвал еще одну волну вибрации.

Что касается английских числительных в сочетании с понятием «бакс», потенциальные клиенты всосали, похоже, даже раньше, чем с молоком матери. Отреагировали мгновенно. Ни уточнять, ни повторять не понадобилось.

– Фо хандрид! – синхронно прозвучали в ночи два голоса.

– Сикс хандрид. – Я лениво перевел взгляд на лунный диск, заливавший аэродромное поле серебристым светом.

– Ноу баксиз!..

– Ноу баксиз – ноу Муускауу.

Пожав плечами, делаю вид, что собираюсь задраить люк.

– Ви хэв экю! Ту хандрид экю!

Какой конвертатор тут отыскался! Умник, не иначе. А чего тогда бежал не в строю?

– Бакс – ить из экю. Мани – ить из э бакс! Сикс хандрид баксиз. Наау!

Тот, что повыше, вызверился на собрата по турпоходу по злачным местам:

– Вот зараза миссисипская! Кеша, кому было сказано – не трать дорожные деньги! Ты, муфлон, скулил: – «Трубы горят, трубы горят!» А я те говорил: «Пешком пойдем!» А ты? Машину пролюбил? Рулетчик гребаный. «Херня! Уболтаем!» – Давай, еблан, убалтывай!

– А ты че, не такой, типа? Типа – в перышках? Че, сам не играл? По одалискам не терся? «Вон ту, жопастенькую мне. Ишь как вертит!» Экзотоман нашелся!

Тот, что пониже, слегка заискивая обратился ко мне:

– Слышь, эта, мужик! Давай, скинь сотню! Файв хандрид! Ну нету нихера больше! Андестенд ю? То ись ми? Ну, ты понял, короче? Пятихатка только на кармане.

Понять-то я его понял. Как не понять. Но и вот так, запросто, уступить? Рылом треснут.

– О кей! Файф хандрид!

Поднатужился я. Словарный запас свой перетряхнул и приговор вынес:

– Флаайт оф зе зеед клаасс! Фууд ин вэйс – виилл нот гиив! Дринк виилл нот геэт. Смоокин из нот! Фаак из прооухибитиид! Маззл вил биит. Олл клиаар? Кэш маани!

Меньшенький к долгому за разъяснениями обратился:

– Аристарх, это он чего сказал? Я чет не понял!

– Не сцы, Иннокентий. Уболтали! Тока жрать не дадут. И курить нельзя. И еще он сказал, что трахаться нельзя.

– С кем, Аристарх?

– С тобой, муфлон кучерявый! А дальше я тож не все понял. Мычит, как бычок некормленый… Хрен поймешь! Бабки гони, короче, пока этот не передумал!

Ох и выхлоп от них прет! Мама дорогая! Забрал я дензнаки, пересчитал показательно, в карман спрятал. Потом впустил «пессенджеров». Проследил, чтоб пристегнулись, велел спать. Задраил люк и пошел мотор заводить.

Вот новости. Не заводится мотор! Стартер жужжит, турбину крутит, а компрессии в ней нету. Кто взял?! Стал я думать о причинах происходящего казуса. Сижу, думаю… Мыслю…

За спиной переговариваться принялись -

– Аристарх, а че не едем?

– Я те доктор? Щас поедем.

– Кстати, а денег нам доктор Менге..?

– Заткнись, придурок комсомольский! Ибо сказано – не упоминай всуе!

– Да ладно тебе! Тоже мне, зам по АХЧ, номенклатура нашлась! Да тут нерусь дикая! Чоб они поняли?

– Сказал, заткнись, значит – заткнись! Целее будешь!

– Он, что? Бог, что ли, доктор твой?

– Бог не бог, а всемогущества изжарить яичницу с колбаской на твоей дурной лысине у него хватит. За длинный язык. Паяльной лампой. Яйца и колбаска, как ты понимаешь, будут тоже твои!

Пурга какая-то! Чего ж ему надо? Че ж он, собака, не заводится-то? А заглушки в воздухозаборниках я снимал? Не снимал! Ну, я задумчивый сделался! Ну, Спиноза просто! Вылез я наружу, точно, вот они красненькие мои. На месте торчат. От, растяпа! А куда второй пилот у меня смотрел? А курсант почему не напомнил? Всех сгною! Не экипаж, а сборище Паркинсонов… Убрал я заглушки, под колеса глянул на всякий случай – колодки убраны. Все! Загостились мы тут. Пора нах Мааскау!

Разумеется, двигатель схватился с полпинка. Доложился я диспетчеру, получил разрешение, вырулил на двадцатку и взлетел легко и свободно. На курс лег. Ночь. Прохлада. Порожняк. По семь метров в секунду в небо лезем. Только двигун звенит на номинале. Забрался на любезные сердцу моему четыре восемьсот, выставил крейсерский режим и чую, не так что-то. Такое впечатление у меня. Что ветер не попутный, а натурально боковик.

Скорость по нафигатору всего на двадцать узлов выше приборной. Так это за счет высоты полета. Пришлось обратиться к таблице ветров. Та утверждала, что все в порядке. Должен тут попутный дуть. А не дует! Прибавил пару сотен метров, еще хуже стало. Сто узлов. Маловато будет. Попробовал поискать нужный поток ниже. На четырех тысячах отыскал. Сто сорок пять узлов. Болтанки нет. Полет нормальный. Все уснули. В кабине полумрак, только приборы светятся. И звезды снаружи. Небосвод звездами сияет. Луна фантастическая в левый глаз подсвечивает. До Москвы шестьсот шестьдесят миль. Пять часов лету. Лепота! От Луны дорожка по воде серебряная… И сердечко екнуло. Мы же над заливом, ешкин кот! Над Большим Заливом. Далеко от берега! И всю дорогу над ним пилить будем! Чот жутковато сделалось! Малехо.

Но преодолел я усилием воли внезапно нахлынувший ужос от осознания бездны морской, разверзшейся подо мною. Стану теперь морским пилотом на время. Тем более в хвосте у меня плотик спасательный имеется, немецкий, на двенадцать посадочных мест. На всякий случай нехороший. И дальше полетел. В Москву.

Изучаю звездные небеса, за курсом поглядываю. Двигатель контролирую и думы думаю. И вдруг чувствую – засыпаю незаметно! А это уже скверно. Помотал головой и пошел кофе варить. Благо далеко ходить не надо. Все спят. Даже Морс не шевелится. Забрался на колени к Грише и давит массу самым неделикатным образом. И когда они снюхаться успели?

Попил кофею, на место вернулся. Пока поизучал подходы к аэродрому московскому, пока шер-шавель, а за окнышками уже светлеть стало. И быстро так. И вот открылся мне вид величественный. Море подо мною бескрайнее, солнышко выглянуло и плоскости мне как крылья у фламинго в розовый цвет снизу окрасило. И закучерявились подо мною полегоньку облака, и плотнее все делаются. Пока не затянули, как ватой, весь мир, от горизонта до горизонта. Сбылась мечта идиота. Я пилотирую личный белый самолет, сам весь в белом над белыми облаками. Только сандалики мои подкачали. Надо будет белые купить, дабы гармонию не нарушать.

Любуясь видом неземным, не заметил, как пришла пора снижаться. И тут мне и торкнуло. Облачность-то не шуточная. Связи нет. Далеко до Москвы. УКВ не достает пока. Пошарил по диапазону – тишина. Потрескивает местами. Ни тебе разговоров, нарушающих правила радиообмена, ни-че-го. Но на небе не останешься, и снижаться надо. На трех тысячах нырнул я в эту вату и поплыл в молоке. И за двадцать пять миль только привод московский и услыхал. Жить стало лучше, жить стало веселее. Только не обрадовала меня Москва. Порт закрыт, пока туман не развеется. И тут от «понаехавших» оборону круговую держат. Туман вот москвичи гостеприимные придумали на мою голову, лишь бы никто к ним не втулился. И не развеется туман за полчаса, которые мне осталось лететь. Придется побарражировать над Москвой и окрестностями. Топлива в достатке у меня. Неважно, что понапрасну его грузом вожу. Топливо не перегруз. На тысяче метров вышел я из облачности и землю вдали не увидел. Туман плотный укрыл линию береговую. Спрятал от меня Москву и москвичей. Только луковка с крестом золотая из тумана торчит, сияя в пасмурном небе, да радиотелевышка с огнями красными, непогашенными. Вот и вся мне Москва.

Через час солнышко палевом своим огнедышащим и тучки испарило до прозрачности, и туман моментально исчез, и открылся город. Ну натурально – Ялуторовск, если сверху посмотреть. Куда декабристов законопатили. Двух-одноэтажненький такой. Домики по большей части кирпичные. Разноцветные. Чистенький такой. И Красная Площадь с Белым Домом посередке в аккурат. Напротив храма по мотивам Василия Блаженного.

Вышел в створ полосы и над самым торцом ощутил крайнюю необходимость в скорейшем приземлении. Вот подлость какая. В самый ответственный момент желудок решил, что налетался в волю и хочет не по-маленькому. Вот ни раньше, ни позже, а тютелька в тютельку. И пришлось на второй заход уходить. На высоту круга выскочил, Катю разбудил безжалостно. Высоту автопилоту задал и велел супруге по «чемодану» крутиться, пока не вернусь на рабочее место. И в хвост стремительно удалился. Вот вам, наверное, весело, мои любимые маленькие радиослушатели? И диспетчеру стало весело, когда, вернувшись, я объяснял ему причину ухода на круг. А мне вот как-то было не до смеху. «Ты счастливчик!» – сказал мне дисп, снова разрешая посадку. – «Тебе есть куда сходить!»

Сел я вполне прилично, на мой строгий и взыскательный вкус. На осевую, правда, метра на три не попал, но сел параллельно ей. И мягонько так. Пассажиры и остальной экипаж, правда, проснулись. По заруливании выпустил я помятых будущих сограждан на твердь земную и, простившись наскоро, мимоходом, стал готовиться к выходу на новую Родину. С целью детального ее изучения на предмет пригодности для ПМЖ. С этой целью вывел экипаж на водно-гигиенические процедуры в аэродромные службы. Благо диспетчер подсказал, в какое строение ломиться.

И встреча состоялась. Встретили нас ласково, но непреклонно, два омона. Почему это я решил, что это именно омоны? Так на них русским языком написано было: ОМОНы. И спереди, и особо крупными буквами – сзади. Встретили они нас, как родных, практически. И лица у них были ну очень близкородственные. Все показали, все рассказали, кобуры с оружием опечатали и потребовали уложить их в специально отведенную сумку, которую тут же опечатали. Проделавши все это, с видом крайне вежливым сказали на милицейском диалекте, чтобы мы немедленно зарегистрировались для временного проживания. Иначе случится нарушение паспортного режима, что повлечет за собой… и услышали мы тут же, не сходя с места, непродолжительную лекцию о вреде для здоровья личной незарегистрированности…

Мое робкое предложение о переносе регистрации на после умывания понимания в стражах порядка не встретило ни малейшего, на что мне в относительно вежливой форме и было указано несколько нервным тоном. Хорошо, что супруга моя женщина, не владеющая русским милицейским разговорным, а то мне стало бы неудобно за Родину и отдельных ее представителей в лице отдельных сотрудников ОМОНа. И переводить я ей не стал. И Грише кулак скрытно показал, чтоб переводить не вздумал. Впрочем, у Гриши челюсть тоже слегка отвешенной сделалась, ибо понял он скрытый смысл звуков, издаваемых омонами. И не ожидал он столь ласкового гостеприимства от сотрудников государственного учреждения.

Зная вздорный характер российского омона и подозревая в тутошнем характер не менее легкий и покладистый, повел я экипаж на регистрацию в указанном нам направлении. В неумытом виде. Как есть. Ля натюрель. Экипаж, помаргивая немытыми глазками вытянулся за мною сопровождаемый впередисмотрящим и замыкающим омонами. Так и довели до ресепшена с восседающей за стойкою юной омоновкой, где и передали с рук на руки. Нет, какой сервис! Восхищен! Нам и в помещении ни одного шанса заблудить не дали!

Первым делом, изъяв у нас «корочки», омоновка выдала взамен три экземпляра Das grosse Buch-ов, почему-то обозвав их «анкетами», и решительно предложила заполнить. На моё тихое ворчание себе под нос: «А оно нам надо?» – ответила голосом просительно-раздраженным:

– Ой, та шо вам, трудно, штоле?! Та заполните уже как-нибудь. Всиравно никто ни читае! А с мене требувають. Шоб було!

Экая сирота казанская. Или полтавская? Ладно… потерпимо… Сгреб я эти цидули и заполнять стал. Все три разом. Своею собственной рукой… добьемось мы освобожденья… В основном односложно – «да», «нет», «не был», «не участвовал», «не привлекался», «не состоял», «а вам какое дело?»… Порадовал своим отсутствием пункт о национальной принадлежности. И не менее того порадовал пункт о национальной принадлежности родителей. Большие выдумщики анкетку составляли. Большие мастера своего дела. Чувствуется партийно-кадровая школа… Но справился с заданием. Официальное лицо между тем задавало вопросы о цели и сроках посещения протектората, стучало по клавиатуре, заполняя какие-то неведомые формы, и вернуло, наконец, наши айдишки с прищеплеными скрепочкой регистрационными картонками. Изъяло у меня заполненные наугад анкетки, определило писульки в специальную папочку и официально заявило о завершении регистрационных формальностей, сказавши:

– Добро пожаловать. Вэлкоум! В столицу Новой России город Москва!

Прямо так было и сказало милым малоросским говорком. Потом проинструктировали нас, что тут можно, что нельзя. «Нельзя» оказалось многовато. Например, нельзя курить и распивать спиртные напитки в общественных местах. Это значит и на улицах. В салоне автомобиля во время движения. Нельзя… На что же это похоже?

Худо-бедно вырвались мы из омоновских лап и, помахивая оными регистр-карточками, отправились умываться. И строить планы осмотра. А для начала перекусить не помешает. У здания аэропорта скучали два таксиста. Увидев нашу компанию, начали активно конкурировать между собой, обещая немыслимые опции сервиса. Цену, однако, друг другу не сбивали. Выбрал я кэб менее покоцанный на вид, не обращая внимания на заманухи. Все едино врут. Оба вместе. Ну какие могут быть «как пушинка, с ветерком» на грунтовом проселке? Болтуны, однако.

Однако, заехав в Москву, был поражен, как наличием собственно асфальтового покрытия, так и его качеством. Как-будто тут у них Собянин мэрией заправляет. И стало мне чуток странно. Высадились возле неплохого с виду уличного ресторанчика под разросшимися липами, неподалеку от центра. И покормили нас вкусно. И зрелище нам представили. В полусотне метров омоны, остановив открытый УАЗ, шмон устроили. Экипаж УАЗа выстроили у стеночки, наклонив градусов под сорок пять и оперев на верхние конечности. Нижние конечности им распнули значительно шире плеч. Потом ощупали с целью выявления запрещенных к ношению предметов. Не выявили. Один отправился досматривать транспортное средство, а второй остался приглядывать за задержанными, время от времени поддерживая среди них дисциплину и порядок при помощи «демократизатора». «Интересные шляпки носила буржуазия!» – как говаривал Шумил. И все менее что-то мне в этом городе жить хочется. Почему-то! Не обнаружив искомого, бедолаг таки отпустили на волю, не упустив возможности на прощание провести среди них профилактическую работу «демократизаторами». Подозрительно-плотоядно поглядывая на нас, стражи мира и спокойствия уселись в полноприводный мерс милицейского окраса и укатили переулками. Не до… копались, и то хорошо!

Потом явилась легконогая официантка, в беленьком фартучке чуть длиннее юбочки, и принесла заказанное окрошку, «Азу по-татарски» и напитки, мимоходом включив телевизор. Стали мы кушать и попутно информацию усваивать о положении дел в протекторате. Дела в протекторате шли прелесть как хорошо! И могли бы идти еще лучше, если бы Демидовская «военная хунта, нелегитимно захватившая власть на части территории Новой России» не проявляла бы «очевидных тенденций к сепаратизму» и, отказываясь подчинятся законному правительству, «не саботировала бы исполнение распоряжений законного правительства Новой России». Особенно в части, касающейся «финансовой дисциплины и исполнения государственного бюджета». Понятно. Послали дармоедов по сексмаршруту. Говорящий бюст смутно знакомой наружности привычно-уныло посокрушался о дурном примере, негативно воздействующем на городское правительство Новой Одессы, призвал к единению и, наконец, исчез с экрана, уступив место Ксюше Собчак. Очаровательная Ксения проникновенно рассказала нам о текущих событиях в «доме два», после чего участники брачных игрищ павиано-гиббонов принялись азартно лаяться друг с другом.

К этому моменту мы уже успели позавтракать и расплатиться. После чего поспешно удалились, оставив официантку напряженно внимать событиям, происходящим в означенном доме на далекой родине. Гуляли мы по тенистым московским улочкам и удивлялись. Удивлялись ухоженности этих улочек. Из всех городов, виденных нами в Новой Земле, Москва выглядела исключительно ухоженной. Асфальт, ровно стриженые газоны, масса маленьких магазинчиков, бутиков, кафешек и иных заведений, делающих жизнь легкой и приятной. Богато выглядела Москва. Опрятно и богато. Аккуратные двухэтажные коттеджики из памятного по Порто-Франко разноцветного кирпича. Садики и скверики везде. Очень уютный городок у новомосквичей получился. Непонятно, правда, на какие-такие шиши это изобилие и комфорт. Может, они тут кимберлитовую трубу отрыли неимоверного диаметра? Или жилу золотую исключительной толщины и процентного содержания драгметалла?

Набрели мы в процессе гуляния на книжную лавочку. И зашли. Интересовала нас с Екатериной Матвеевной экономическая, демографическая и прочая статистика. А тако же политико-экономическая программа тутошнего правительства. Домыслы и слухи штука, конечно, ориентирующая и направляющая народные массы в нашем лице, но вот загорелось нам получить информацию для размышлений и анализа из первых рук.

И нету. Ни сборников статистических, ни сколь-нибудь внятных программных проектов. Нет, нельзя сказать, чтобы местная власть совсем население игнорировала и не делилась с ним планами и надеждами. Были там типа брошюрки с речами и лозунгами. Какие-то цифры в тех рекламных спичах промелькивали. Мутные. Однако даже при беглом взгляде от брошюрок тех густо воняло демагогией и перетягиванием одеяла на самолюбимых. Элита полагала себя обманутою. Все им должны. Все им обязаны. И никто их не любит. Никто не пожалеет. А главное – никто деньгами не делится. Откаты не откатывает. Дань не несет.

Производства в протекторате никакого. Предприятия сугубо обслуживающего типа. Автосервисы, кутюрье, салоны массажные, фитнесс-клубы и тому подобный шлак. А вот производителей чегой-то материального как-то не наблюдается. За исключением сфер сельскохозяйственного производства. Фермеры в протекторате продукты производят. И это все их доходы.

Но зато расходов!.. Вот непонятно мне! С каких это доходов они город оттюнинговали? На какие это бабосы кормится и содержится вылизывающая элитократов элитная обслуга и прочие элитные холуи? Армию, правда, протекторат не содержат. Ихняя армия на московскую элиту плотно забила. Да и не нужна она Москве. Разве что для форсу. На севере от Москвы – горы. «На которых никто не живет». На востоке – миролюбивые конфедераты. На западе – миролюбивые бразильянцы. На юге – вааще родная кровь. Та самая армия. РА. Положившая на север свою компасную стрелу.

Только ОМОНы у них и завелись. Инструмент внутреннего употребления. Орган для внутренних, так сказать, дел. И, кстати, во что обходится содержание тутошнего алертного ОМОНа? Их по городу-то пачками бродит-ездит. Да не одна сотня! Мелькнула цифра в три восемьсот. Аппарат принуждения, понимаешь! Тыщи голов. А они пожрать любят. А прокормить их непросто! А еще и приодеть надобно. И вооружить. И колесами обеспечить. Да и денег им давать надобно. На развлечения. ОМОНы, они не только жениться норовят, но даже и детишек заводят. И все кушать хотят. И всем дай. Да не по разу. А где элитяне новоросские денежные знаки берут? Где ихняя тумбочка? Непонятно мне! По крайней мере, очевидного источника я не обнаружил. Нечем Москве на мировом рынке торговать. Даже пиво! Даже пиво тут у них привозное. Немеццкое! Не по мне такой порядок вещей. Ибо непонятно мне!

Бродили мы по городу, осматривались по-хозяйски. Мнения нарабатывали. На второй круг пошли. В центр города. В центре города на три этажа вознесся Белый Дом. Ну, очень белый. И даже на оригинал весьма схож. Если издали смотреть – не отличишь. ОМОНами обложенный. Как медвежья берлога охотничьим людом. Только стволы у них в обратную сторону торчат. Вовне. Мавзолея, правда, пока нет. По правую руку храм. По левую руку тоже исторического вида строение из красного кирпича. Напротив, понятное дело, ГУМ. На котором написано – ГИПЕРМАРКЕТ. А посредине как раз и Красная Площадь простерлась. В масштабе один к десяти.

Назрел обед. Устроились в другом ресторанчике. За десертом обменялись неспешно накопленными впечатлениями. Катерине город понравился. А чего? Чистенько, уютно. Не пыльно. Население, получая денежные знаки, улыбаеццо. И храм божий перед нами красуеццо. Как положено, православный храм. Это для Кати плюс немаловажный.

Гриша от города в полном восторге сделался. Какие тут девчонки клевые! Какие приветливые все сподряд, окромя ОМОНов. Какая тут жисть красивая текет. Удобное для жисти тут место по его мнению. Слушаю я восторги впечатлившегося по самое не могу экипажа, сам пока помалкиваю. На ус мотаю и аргументы в уме шлифую. Рано мне свою точку здрения им излагать. Хотел сомнение хоть какое услышать от них. Фиг! Только Морсик мое умолчание разделил, поднявши ножку на липовый ствол. И тоже, собака, помалкивает. Решил я тему сменить.

– А разъясните мне, Григорий, недоумение мое? Каким образом вы, Григорий, знаете русское слово «пендос» и не знаете переносного значения русского слова «косить»? И вааще, отчего вы, Григорий, нехарактерно хорошо, для вашего поколения кубинской молодежи, владеете русской речью? Причем, скорее, литературным ее вариантом? Объяснитесь, Григорий! Расскажите нам о себе?

Катя с интересом обратила на парнишку свой теплый сияющий взор, и малыш густо раскраснелся от такого пристального внимания к себе. Но храбро ответил:

– У меня мама русская. Она со мной только по-русски разговаривает. И папа часто со мной по-русски говорил. Для практики.

– И кто у нас мама?

– Надежда Михайловна. Она учитель русского языка и литературы. Была. Пока мы в Майами не уплыли. Когда папа с Фиделем поругался. Я тогда еще маленький был.

– А теперь ты стал большой. И красивый. Как твой папа? – это Катюха в допрос включилась. – А кто твой папа? И зачем он поссорился с Фиделем? И кто такой Фидель? Он, наверное, был папин начальник? И зачем твоему папе потребовалось увозить вас с мамой в Майами?

Гриша резко замкнулся и насупился. Тягостно помолчав, таки ответил:

– Мой папа умер. Уже здесь. На Новой Земле.

И снова замолк. Надо как-то разрядить напряжение нежданно возникшее. Переживает парень. И я пустился в разъяснения для Кати:

– Фидель, Катя, это тот, который Кастро. Фидeль Алехaндро Кaстро Рус. Президент Кубы. Человек сложной судьбы и обладатель не менее сложного характера. Я очень уважаю товарища Фиделя.

– Он же тиран! Он тьму народа перестрелял!

– Да ну, Катя глупости все это. Он политический лидер, которого не раз пытались укокошить правачеловеколюбивые американские президенты. Вот и защищался мужик по мере сил. И справился. Это нормально. Так, почему же, Григорий, поругался с руководителем государства твой папа? Чего с ним не поделил?

– Папа сказал Фиделю, что раз русские перестали помогать Кубе, то надо менять внутреннюю экономическую политику. А Фидель назвал папу ревизионистом. И мы уплыли во Флориду.

– Твой папа хорошо знал Фиделя, раз имел возможность говорить ему такие вещи. Он был в правительстве?

– Нет. Папа был летчиком в ВВС Кубы. Он и тут стал летчиком. И… погиб в Латинском союзе год назад. Он научил меня летать на Пайпере.

– И сколько лет папа учил тебя летать?

– Три года! Как только сюда переехали, так он и начал меня учить!

– А сколько ж тебе годиков, дитятко?

– На земле было одиннадцать. И тут четыре года уже прошло.

– Это тебе, выходит, шестнадцатый годик пошел?

– Нет, тут год длиннее. По старому счету мне уже шестнадцать!

– Совсем большой сделался!

Улыбнулся я и подумал: «Новый мир! Кто бы в СССРе мне позволил в шестнадцать учиться на пилота вполне серьезной машины? У практически неизвестного человека? Или это я такой обаятельный и влет внушаю окружающим непокобелимое доверие? Ну-ну».

– А отчего из Флориды уехали? Плохо там жилось?

– Нормально. – Гриша пожал размашистыми плечами – Папа там встретил дядю Родриго. Стал на него работать. А когда сеньор Лопес собрался уезжать сюда папа решил поехать с ним.

– Сеньор Лопес, это Родриго Лопес, кубинский босс в Нью-Рино?

– Да.

– А скажи мне, Григорий, каков у тебя налет? Это раз. Вылетал ли ты самостоятельно? Это будет два. И третье. Пайпер – ты имеешь ввиду Каб-3? Правильно?

– Да.

– На других типах летал? Или только на кабе?

– Только на кабе. Триста пятьдесят часов. Сам управлял сорок часов. Со взлетом и посадкой.

– Отлично! Далее, что ты знаешь об аэродинамике?

– Все! В пределах разумного!

– Ну, ты, Гриша, орел просто! От скромности смерть тебе не грозит. Это ничего, что мы на ты? Не в обиде?

– Да, нормально.

– Тогда, Гриня, я дам тебе толстую-толстую книгу. Она называется ПОХ. Это Руководство по летной эксплуатации самолета Цессна-208 Бе, Гранд-Караван. Потом я дам тебе другую толстую книгу на английском языке. Ты умеешь читать на английском языке авиационно-техническую литературу? И на испанском тоже умеешь? Я горжусь знакомством с тобой, Гриша! А еще я дам тебе много-много листочков на русском языке. И ты узнаешь, как устроен Гранд-Караван и что у него внутри. Потом я дам тебе свою любимую книгу для тупых, но храбрых пилотов. Книга называется «Метеорология для летчиков» и написали ее товарищи Гальцев и Чубуков. Потом ты внимательно прочитаешь и запомнишь еще одну книгу. Называется «Летчику о турбовинтовом самолете» товарищей Гуля, Михайлова и других соавторов. Из нее ты узнаешь, как следует летать на турбовинтовых самолетах. И почему именно так. Когда ты своими словами расскажешь мне содержимое всех этих книжек и при этом ни разу не ошибешься в формулах, то я дам тебе порулить. Согласен?

Гриша сглотнул, вздохнул печально и протяжно и согласился. А куда б ему деться? Посмотрим, что ты мне явишь! Ишь Жуковский нашелся на мою седоватую голову! А приятный парнишка! Симпатишный! Посмотрим, что из него выйдет…

Пришел Морс и гавкнул вопросительно.

– Какие вопросы, молодой военный?

– Бегать хочу! Пошли побегаем! Котами пахнет. Отпусти котов погонять!

– Обойдесся! Тут злые и нервные ОМОНы кругом шастают. А ты еще так молод. Не те места, не то время.

– Вот, ты всегда такой! Сам котов не гоняешь и мне не даешь! А с Гришей можно?

– Низзя! Грише уже тоже не до котов. Гриша теперь учиться будет. Денно и нощно! Пока все косточки не сгрызет.

– Ну… могу помочь… погрызть… мне не жалко!

– У него, у Гриши, косточки научные. Тебе не по клыкам.

– Да ну, нафиг, чо я косточков не грыз? Мне любые по клыкам!

– Все, молодой военный. Команды урчать не было! Была команда – «Рядом»! Выполнять!

Катерина в беседы не вмешивалась, потягивала какой-то местный сок и чему-то улыбалась, всматриваясь в себя. Я разрушил ее грезы:

– Катя. Давай поженимся? Прямо сейчас! Пошли, Катя, в храм? Свидетель у нас есть, еще кого на улице поймаем и поженимся?

– Что? – опешила Катя. – Вот прямо сразу? А свадьба?

– А чего тянуть? Обвенчаемся тут, пока храм на месте, а свадьбу тоже справим. Как устроимся, с людьми познакомимся, подружимся. Какая ж свадьба без гостей? И без баяна?

– Но я не одета!!!

Так. Это значит, что она согласна. Здесь и сейчас. Витамин, не вздумай брякнуть по поводу ее мнительности. Если женщина говорит, что она не одета – это не значит, что она раздета. Это мужская логика. Если женщина говорит, что она не одета – это значит, что она одета не так как должно и подобает по случаю. По ее мнению. Это тебе фиолетово-черно, в чем она будет перед попом стоять, с тобою под мышкою. А ей… ей далеко не фиолетово!

– Катя! Немедленно возьми, Катя, денег. И поди, Катя, немедленно оденься. Как подобает, Катя! Дабы мне было не стыдно венчаться с тобою, Катя, пред ликом Господа нашего. Ну и зрителям, чтобы было на тебя посмотреть приятно… и завидно, если таковые случатся. Я знаю, что у тебя есть деньги. Но ты, для такого случая, обязана потратить взятые из моих рук. И я не пойду помогать тебе с выбором наряда. Потому, что я тебе не какой-то-там Ретт Батлер-Дворецкий, задутый ветром петь в терновник. Беги, родная, беги. И сей же миг исчезни в недрах окрестных бутиков с глаз моих … на два часа! Раньше ты все равно не управишься. Я так, думаю. Встречаемся у врат храма. Беги, Катя, уходит время золотое.

Ничего не сказала золотая рыбка, а с видом ошарашенно-обреченно-озабоченным только хвостиком махнула. И в ближайший бутик нырнула. В самые его нёдра.

– Грегуар, а не прокатится ли нам до аэропорта? Ты, как, намерен присутствовать на торжественном акте запуска меня в эксплуатацию? И Морс намерен. Но его в храм не пустят. Он не крещеный. Потому он останется сторожить наш лайнер. А тебя в храм пустят. Несмотря на то, что ты тоже некрещеный. Можем, заодно и окрестить, кстати. Кого нету?! Ну, ты темный! Гриня, мы ж «…летаем под Богом, возле самого рая!» И очень просто нам «подняться чуть выше и сесть там…» Слышал эту песню? Папа ее любил? То-то! А ты говоришь… нету… Стоять! Эй, таксатор, а ну сюда давай. Тут целый рубель на дороге стоит. В смысле – экю. Тут тебе ручку позолотят. Серебряный мой! Гони в аэропорт. А то на свадьбу опоздаю! На чью!? Не понял. На свою! Понял, на?

Оказалось, нам подвернулся второй таксист. Тот которого мы в порту забраковали за излишнюю лохматость его паджерика. И помчались мы, взметая пыль проселка. Через грузовые ворота прямиком к Гранду проскочили. ОМОН на кепепе шланг-баум заблаговременно поднял и чуть было честь нам не отдал. Такая надо мной аура витала. А то б снесли к бебеням шлагбаум тот… Запросто…

Первым делом распахнул я все люки настежь для проветривания и подцепился к источнику аэродромного питания. Вскрыл чииммондаумм, извлек на свет божий костюмчик и заметался по салону, соображая на чем бы мне его погладить. Пел песню про то, что «Главное, чтобы костюмчик сидел. Непринужденно легко и изящно…» и нервничал. А иопп! Я же в Рино гладильную доску прикупил, правда для иных целей, но и по прямому назначению можно попользовать. Ну я просто монстр предусмотрительности и предвиденья. Утюг дорожный, авиационно-ориентированый. В наличии. Поверх туфель. В специальном чехольчике. На свет божий его. И в розеточку.

Пока он греется, тюхли бархоткой обметем. Воссияли туфельки. Сорочка белая. Носки черные, свежие. «Галстух». Терпеть ненавижу, но надо терпеть. Раз в жизни можно и потерпеть, такого случая ради. Как то бишь его извернуть-то покрасившее? Все. Готов. Хоть на свадьбу. Эх, не видит меня мама… Чисто – жених! Так, Морсу воды в плошку, кондишок бортовой включить, а то Морс к вечеру сделается тушеный.

– Морсик, друг мой, не желаете сходить по большому? Нет? А по-маленькому? Напрасно! Мы можем задержаться. Явите милость, пока я не уехал. Все-таки нет? Напрасно! Гриня, снимите эту майку с пятном на пузе. Оденьтеся, как приличный кубинский бандит! Тебе на свадьбе свидетелем светит быть, а ты? Ну вот, а говоришь одеть нечего. В такой гавайке с таким золотым изобилием псевдо-ювелирных украшений тебя самого женить запросто можно. Ни одна девица не устоит противу таких яростных колеров. Да пусть будут сандалии. Все не босиком. Шеф, гони обратно! А то я с перепугу передумаю!

Всю дорогу, мои маленькие, пока еще неженатые радиослушатели, я приглаживал на голове шерсть, вставшую внезапно дыбом. На подъезде к городу стало потряхивать. Не автомобиль. Меня. Автомобиль трясло отдельно от меня. Тремор расшалился не на шутку. Мысли сделались тягучими и гонялись друг за дружкой по кругу, обгоняя одна другую. Сбежать? И будь что будет? Или остаться? И будь что будет? Противоречия раздирали мне организм на полсотни маленьких перепуганных Витаминчиков, и хотелось мне, как девочке, всего и сразу. И жениться и наоборот. И чтобы все поскорее закончилось. Это главное. Короче, Склифосовский, как честный и порядочный человек… плавали – знаем… делай, что должно… и будь что будет. Ааааа! Все. «Участь моя решена – я женюсь…» Что-то вроде этого…

Мы успели. Небрежной походкою прошел я в вратам в храм и в небрежной позе, элегантно покачиваясь, утвердился на паперти в тенечке. Снял панаму. Положил ее на сгиб локтя. Мне подали. Немного, правда. Мелочь пластиковую. Четвертак. Вынул я четвертак тот из панамки, на зуб попробовал. Пластиковый. Бумм! Бумм! Бумм! «В Москве – полдень!» Это в голове? Или с колокольни? Непонятно!.. Идет! Идет она. Моя любимая! Сейчас она меня… Сейчас!.. И все… И пусть… И ладно… Красивая какая… Ноги-то длиннючие какие… Надо взять себя в руки… Ноги – в руки… Стоять! Бояться!

– Катя, тебе говорил кто-нибудь, что ты безумно красива? Я… я прошу тебя стать моей женой…

Что было дальше – не помню. Кто-то что-то говорил… меня куда-то вели… вокруг чего-то… три раза… я все время с чем-то соглашался… и говорил все время – «да».

Откуда-то невероятным образом возникли кольца… цветы… «Что за свадьба без цветов? Пьянка, да и все»… …Я опять сказал: «да»… что на все согласный… поцеловал Катю… и пришел в себя… …от мысли простой и очевидной… для здравого рассудка:

– А чо, завтра я стану по-другому женатый? Иначе, чем сегодня? Не так, как был женат вчера? Чего это такого поменяется в жизни моей от того, что попик тут бормочет перед нами и крестом нас осеняет в присутствии зевак, жадных до зрелищ и хлеба? У меня что, рога на лбу вырастут? А вот на этом месте, кстати, стоит поаккуратнее… с образными выражениями… Могут… и вырасти… Не дай бог…

«Спокойствие, прежде всего – спокойствие!» Но если отмести в сторону эмоционально-романтическую сторону случившегося и трезво посмотреть на факт уже состоявшегося бракосочетания «перед богом и людьми», так ты же сам того хотел и добивался! Настойчиво и целеустремленно. Тогда откуда паника? Из прошлой жизни? Так прошлая жизнь уже в далеком прошлом. Теперь у меня совершенно новая жизнь начинается на Новой Земле. Счастливая и полная радостных сюрпризов.

А вот и первый сюрприз. Вывел я Катерину из храма, на руки поднял и в ресторан понес. Наискосок через площадь. Она, вся в Розовым, на ручках у меня устроилась уютненько. Мурлычет мне на ухо на греческом. Слово «милый» я уже понимаю даже. Вдруг из-за угла, моргая мигалками и подвывая завывалками, вынесся мне наперерез кортеж, охраняемый спереди легкобронированным автомобилем «Тигр». Охраняемый сзади тентованным автомобилем «Урал», плотно набитым вооруженными ОМОНами. А между ними затесался какой-то сравнительно плюгавенький «Лендроверчик». И вот этот самый «Лендроверчик» и летит в колонне, посверкивая, как елка новогодняя и повизгивая, как поросенок в мешке на прогулке. И явно не собирается оный кортеж пропускать пешехода. А как бы собирается того пешехода как бы нечаянно задавить. С «Тигра» «носителю женщины» орали в матюгальник про «принять в сторону и пропустить колонну».

Свежеобретенная супруга моя, до того ворковавшая на ручках моих слова любви по-новогречески, внезапно сменила репертуар и диапазон. Мгновенно перекрыв сирены кортежа и призывы сопровождения на том же языке. Могучим акустическим ударом спецмашины были сметены самую малость в сторону, и продолжили движение по безопасной уже для нас траектории. Я замер с поднятой ногой, когда они промчались мимо, обдав нас жарким выхлопом и соляровым перегаром, и проскочили за ограду Белого Дома.

И что тут скажешь? В присутствии женщины? Не лучше ли будет в этом случае промолчать? Поскольку слова наружу просятся крайне неделикатные? Донеся драгоценную ношу до столика, усадив на стульчик и успокаивающе поглаживая по плечам дрожащее тельце, я все-таки спросил в пространство:

– Что это было? Как называется?

– Это слуги народа проехали к месту службы! – сказали мне из окружающего пространства.

– И они до сих пор живы?! – восхитился я долготерпением Русского Народа. – Или же это просто проявление присущего Русскому Народу раболепства перед Властью?

– Ты не умничай тут, жених-провокатор, – ответили мне из окружающего пространства, – это наш «неуловимый Джо»! Неуж непонятно?

– Так бы сразу и сказали. Теперь – понятно!

Катя потребовала разъяснений. Пришлось сначала рассказать, а затем растолковать ей анекдот про «неуловимого» ковбоя. Оказалось, она знала этот анекдот и раньше. Только на «ридной мове». А Грише этот анекдот рассказывал папа. На испанском. Давно уже. Вот ведь какой удивительной популярностью пользуются у народов мира американские ковбои. В отличие, скажем, от чабанов.

– Впрочем, – сказал я, поднимая бокал – мы собрались тут совсем по-другому поводу. Я поздравляю тебя и себя и желаю тебе и себе, Катя, долгих лет счастливой жизни со мной! Горько!

– Горько! – радостно заорали со всех сторон зеваки и просто посетители кафе и моментально приняли живейшее участие в качестве гостей. Работа у гостей на свадьбе простая и приятная. Ешь, пей, танцуй и кричи «горько». Всем весело и хорошо. Народу постепенно собралось полное кафе. Все нас поздравляли и желали счастья в личной жизни. Нам с Катей тоже приятно. Празднество набирало постепенно обороты. Даже музыканты откуда-то появились и вживую наяривали так, что мы с Катей все ноги отплясали.

Гришуня наш снюхался с какой-то голопузо-голоногой здешней девицею младой, насквозь пирсингованной в пупочек и ноздри. Чинно потанцевал ее некоторое время и, соблюдя приличия, пропали оне в аллеях тенистых, освещенных уже причудливо фонарями и лунным светом. Часа через два снова мелькнули на танцульках и вскоре же опять дематериализовались. Исчезли, как показало время, они в этот раз прочно. Некоторое беспокойство мое вскоре улеглось. Ничего с ним, с Гришаней нашим, тут не случится. Разве что не выспится немножко, да проголодается.

У невесты, супруги то-есть моей, быстренько завелись какие-то местные подружки. Шушукались с Катей на меня хитро поглядывая. Катерина Матвеевна в кулачек хихикать изволили и головкою согласно кивали. Ко мне же, прикинувшись друзьями, тоже подсели кексы какие-то с разговорами «за жизнь» и умело заговаривали мне зубы, пока Катюху у меня не стырили. Под утро уже. Пришлось выкупать и проставляться. И сваливать оттуда по-шустрому, пока традиционная свадебная драка не началась. Погуляли, повеселились на нашей внезапно случившейся свадьбе москвичи! Так вот за милую душу и справили свадебку. Самая настоящая свадьба получилась. Просто праздник жизни какой-то.

Понедельник день тяжелый. Обычно. Но! Не сегодня… Проснулся я с ощущением легкого счастья. Ощущение это непрерывно усиливалось пока не достигло отметки – «обалденное». Нашарив рядышком причину упомянутого ощущения, открыл глаза и нырнул в счастье свое окончательно. С головой.

Долго ли коротко ли купался я в означенном счастье, однако постепенно пришло осознание факта – счастье есть! Оно же, блин, не может не есть… И повел я его на кормление. В заведение ресторанного типа на первом этаже гостиницы, в которой мы скрылись от свадебных гостей. В столь ранний час никого тут кроме нас не было. Совсем никого. Покричали мы, позвали. Все втуне. Нет живого человека округ. Самовольничать было как-то неудобно. И решили мы с Катей на семейном совете покинуть эту, не обеспечившую новобрачных завтраком, негостеприимную Москву. Натощак.

Сидя в таксомоторе на заднем сидении с законной супругою в обнимку, лениво провожал взглядами простиравшиеся окрест сельхоз-пейзажи и предавался праздным размышлениям о несовершенствах мироустройства. Вот казалось бы натуральная демократия в Московском протекторате. Огнестрел в городе запрещен. Все как у людей. Везде реклама и сфера обслуживания. Все как в самом Зионе. Ментура сурово пресекает и недопущает никакого уличного хулиганства. Все смирные и не возбухают. Даже борзые кавказоиды в тутошней Москве отсутствуют совершенно. Благорастворение в воздусях. И чо же это мне как-то не так? Не лепо мне. Чо это я капризный какой-то? Неуж из-за запрета на оружие? Так я и при совецкой власти как-то обходился без. Хотя… не отказался бы и тогда. Однако не переживал. И вполне себя в безопасности чуйствовал.

А в этом городе мне без пистолета неуютно. Воняет тут мафиозной бандократией. Как в Тюмени родной, демократической. Чиновно-бандитской. Такие, вдруг, ассоциации. Атмосфэра морально-психологическая сходна как-то. Где-то. Тебя менты заколбасят, а ты не возникай. Тебя маленько и совсем не больно ограбят посредством инфляции-девальвации и временного спада темпов производства, а ты не возражай. Так надо. Кому надо? Тому, кому надо. А мне оно надо? Вопрос риторический. Конечно, оружие в личной собственности всех проблем не решает. Нужно ли мне и государство? Нужно. Вопрос – какое? Это не вопрос. Оно мне нужно такое, которое в мои личные дела не лезет. Жить и работать не мешает. На содержание своих органов всяких дел и прочих аппаратов принуждения и просвещения получает от меня разумный налог. Заботится о благоустройстве моей жизни и безопасности составляющих его остальных сограждан. В таком вот духе. И где такое взять? Уж не в Москве, что той, что этой точно. И не до хрена ли я возжелал? И не треснет ли у меня морда лица? Полетаем по округе. Поглядим.

В этом месте размышлений моих дорога пошла вдоль по берегу моря-окияна, у подножия горного хребта пробитая. Слева скальная стена до самых облаков, справа обрыв вертикальный до самых вод бушующих и в прибое пенно клокочущих. Брызги, правда, на дорогу не долетают. Выписывая эдакие загогулины в виде буквы М. И вот в самой серединочке пресловутой буквы ждал нас сюр. Существо в данной местности невозможное совершенно.

Стоял на обочине синенький автомобиль по имени «Лендровер», повышенной проходимости. А рядом… Рядом с автомобилем стоял и сам проходимец. В виде полноценно экипированного гаишника. Даже, я бы сказал, ГИБДДшника! С полосатой палкой, с «ксюхой» поперек брюха. В фуражке. В катафотах и светло-зеленой маечке поверх броника. Я чуть глаза протирать не принялся. И зазвучал в голове внутренний глас подобный грому: «Встретишь гаишника – застрели!». И откуда такие мысли взялись только? Да вся законопослушная Россия о том мечтает!

Я бэби-глок даже машинально из подмышки вынул. Но охолонул. Ну не могу вот так, сразу. Бац, и нахер. Все ж я человек местами воспитанный. Может у него дети есть? Гиббодонята? Не киллер же какой отмороженный? И стал, как обычно, манипуляции с пестиком производить, в ожидании дальнейших событий. Фокус-покус стал отрабатывать. «Вот, уважаемые зрителя вы его видите, а вот – хлоп, уже не видите, потом – хлоп, опять видите». Получалось пока не очень, честно скажу. Тяжеловат он, гад. 740 граммов с обоймой ежели. И ладонь у меня не шибко велика. С монетами, с золотым червончиком даже, куда ловчее получается. Однако природное упрямство не позволяло бросить это дело. Во и не прекращал с глоком чепурхаться. Даже когда случалось на ногу уронить.

События между тем имели развитие. Он же, мираж этот, он же не просто так материализовался. Он же палкою своей замахал, этот «злой повелитель мигалки». Водила мягко притормозил, но, ввиду «ксюхи» объезжать галлюцинацию не решился, а остановил свой драндулет в непосредственной близости и вышел на дорогу. Галлюцинация оказалась говорящей, и тыкая то палкою, то непосредственно толстым коротким пальцем в разные части нашего экипажа принялась втирать погонщику повозки что-то за шумом прибоя неразличимое. Но вид при этом имела агрессивно-пренебрежительный и конкретно наглый. Сидели мы в ожидании логичной развязки сцены и прикидывали, во сколько денежных единиц спектакль сей нам обойдется. То есть сколько накинет автовладелец платы в погашение дорожного грабежа.

Между тем заглушенный движок дал тутошней звезде «по имени Солнце» шанс. И солнышко моментально прогрело салон до температур организмами нашими непереносимых. Нет мотора – нет кондера. Пришлось лезть наружу. На ветерок. Мне (мальчикам) налево, Катерине (девочкам) направо. Когда же явил я из-за автомобильной дверцы тело свое на обозрение представителю местных властей, прекратил оный представитель загибать поочередно сардельки свои к ладони коими и калькулировал прегрешения бедняги-таксиста и повел себя куда как более странно. Неадекватно он себя повел. Переменился милицейский работник весь в лице своем. Изменивши вдруг и сразу его алый цвет на грязно-серый. Не выпустивши скипетр полосатый из ладони принялся безуспешно стараться ухватить «ксюху». Попятился он при этом ракообразно пригнувшись и весьма шустро за «Лендровер» свой, имея целью укрыться от глаз моих за капотом его, увенчанным запасным колесом. И глаз с меня не сводил при этом. Точнее с левой ладони моей. В коей… вот незадача… по-прежнему пребывал двадцать шестой глокчик! Коим я и поигрывал машинально, перекидывая его с тыльной стороны ладони на внутреннюю. И наоборот.

Укрывшись за капотом, продавец полосатых палок и мастер машинного доения не угомонился. В переговоры однако не вступил. Стрельбы однако не открыл. А как-то вскрикнул отчаянно и громко, заглушив даже прибой. Затем раздался стук камней, затем совершенно уже трагический вопль, ни капли не похожий на грозное: «Стой! Бросай оружие! Буду стрельять!» Только лишь совсем безнадежное «аааааа» стремительно удалялось от нас. Кинулись мы все к обрыву и увидеть успели, как под грязно-белой пеной прибоя навек исчезли слегка запыленные берцы. И пучина сия поглотила его навек… Цитата.

Столь внезапная и трагическая гибель придорожного жулика на боевом посту совершенно выбила из колеи нашего «Шумахера». Неприязненно на меня уставившись он заорал:

– Ты! Ты чего, коз…

Тут, зацепив взглядом все еще пребывавший в моей руке пистолетик, резко сбавил обороты и, не произнеся вслух положенных в мой адрес оскорблений, тоном совершенно убитым, закончил:

– Хана нам. Менты своего не простят. Уроют всех. А все ты виноват! Размахался тут волыной своей, ковбой недодолбанный! Теперь из Москвы дергать придется, пока не прознали про эту херню.

– Окстись папаша! Я-то тут при чем? Я ему доктор, что он от одного вида игрушки этой в панику впал? Я виноват, что у вас тут менты такие нежные душою? Он, между прочим, сам с обрыва спрыгнул!

– Ага! Ты им докажешь! Они те махом разъяснят кто тут причем, а кто ни причем. Будут они тя слушать! Будут те игрушки! Ты чо, как седни родился? Совсем дурак, что ли?

– Еще раз. Для тех, кто в танке. Мы-то тут с какого боку? Мы его пальцем не трогали. Ну выловят его. Никаких на нем телесных повреждений…

– Да хрен там выловят! Съели его уже! Или доедают…

– Тем более! Да хер с ним, с придурком! Тоже мне, невосполнимая утрата в рядах прогрессивного человечества. Короче – мы едем себе, едем. Вдруг видим – стоит у дороги «Ленд». А вокруг тишина! И нет никого … Мы и проследовали себе дальше. Не останавливаясь. Вот в порт приедем, ментярам местным скажем, дескать брошенная машина тут торчит. Нехай сами едут и расследуют. Хрен кого найдут и хрен чего докажут. Видели мы машину? Видели. Никакого криминала в том нет. А больше мы ничего и не видели! Усек, папаша?

– Усек-то усек, да как бы чего не вышло…

– Да, хорош, волну-то гнать. Поехали уже. Нанялся, вези.

Происшедшее на наших глазах чрезвычайное происшествие на Катю впечатление произвело самое гнетущее. Приобъятые мною плечи ее подрагивали под ладонью, и вид у Кати сделался совсем печальный. Попробовал я успокоить любимую, как сумел:

– Кать, плюнь ты на этого… Было б за кого переживать. Это в Греции твоей персонажи такие в диковину. А я на них дома вволю насмотрелся. Это же бандит дорожный! Натуральный! По доброму за него следовало бы с Ордена тыщу экю затребовать. Согласно орденским же правилам. Ничем его внутренний мир от дорожных пиратов не отличается. Такая же паскуда. Только при форме.

– Вот эт точно, – включился в разговор водила. – Самый бандюга и есть. И вся их гаишная порода такая. Хотя встречаются среди них и приличные люди. Но редко. Крайне редко! Этот меня на полсотни раскрутить хотел. Резина, дескать, лысая, фара треснутая… Да я за день столько не зарабатываю. Одно слово – козел! Кстати, меня Егором зовут… – представился он между делом – Вы, женщина, по нем не убивайтесь. Дрянь – человек.

– Виталий. Ты его знаешь?

– Да он недавно тут засветился. С полмесяца, или около того. Так то он вроде как в ОМОНе состоит. Но иной раз напялит портки гаишные и на дорогу вылазит. Придирается, если кто один едет. Бумагу грозит отписать, транспортное средство арестовать, как аварийное и автоматом при этом в бок тычет. Сказано – козел.

– Вот, Кать. Такая, понимаешь, эпитафия…

По приезду в аэропорт довели мы с Егором дежурному о виденном нами брошенном на дороге «Лендровере». Особого интереса наше сообщение у дежурного ОМОНа не вызвало. Подошедший напарник задумчиво этак припомнил, что такой пепелац похоже был у новенького, как же его… ага, Носокудрина…

– Съездим, что ли, посмотрим? – лениво предложил дежурный. – А то вдруг мало ли чего? В нашей зоне ответственности.

– Да жарко!

– Ничто! Не шоколадный, авось не растаешь! – завершил старший патруля препирательства. – Ты, мужик, с нами поедешь. Покажешь там, где вы кого видели.

– А эти? – С сомнением кивнул в нашу сторону напарник.

– А ты не признал? Это женишок вчерашний. Который ночью полгорода споил в сопли. Которому Коршун наш чуть новобрачную не переехал.

– Знамо дело. А нечего по проезжей части невест таскать. Сам виноват. Их тоже пристегнем?

– Да на кой они? Нет у них ничего.

У нас с Катей кроме наряда ее свадебного в пакете розовевшего, да туфелек торчавших каблучками из карманов моего свадебного костюма и не было ничего.

– Щас у диспетчера узнаю будет-нет прилет, и поедем. Осмотрим… А вы улетать уже собираетесь?

– Ну да. В Береговой хотим слетать.

– Счастливого полета, новобрачные. Всех благ!

Дежурный ушел к диспетчеру, а мы с Катей простившись с водителем Егором и расплатившись с ним пластиковой пятеркой экю направились на летное поле. На другом краю стоянки одиноко притулился местный, окрашенный в цвета полярной авиации, АН-2. Кроме рыжей аннушки и нашего лайнера других бортов в Москве не наблюдалось. Мухосранск какой-то. Отнюдь не Шереметьево-2.

«Караван» стоял в центре перрона и в недвижной тишине весьма ритмично помахивал крылышками. К нему доверчиво притулился синенький трехдверный RAV4, запаркованный под приобнявшим его правым крылом. «Жестокость российских законов, как известно, смягчается необязательностью их исполнения…». Сколь сурова была встреча. Какое нежное, умилительное прощание. Всем все можно… Надо тебе на летное поле, человек хороший? Заезжай!.. Раз пистолет тебе не положен…

Переглянулись мы с Катериной, улыбнулись друг другу понимающе. Катерина хихикнула в кулачок, блюдя свой стиль, и пошли мы обратно, изыскивать себе пропитание.

– Стой! Кто бежит?! Кусать буду! Вы это куда снова без меня?! Вы, поди, жрать собрались! А я? Где совесть ваша? Я тоже жрать хочу!

На трех ногах к нам совсем низенько, подобно крокодилам, летел Морс осклабившись в радостной улыбке и на лету телепатировал. Четвертая, аккуратно перемотанная бинтом, сиротливо прижалась к пузу. Прискакав, животина кокетливо завалилась на спину, подставив пузичко под обязательную ласку.

– Привет, мой лохматый друг! Ты это где лапу покалечил?

– Да так. Ерунда. Царапина. Гришка уже вылечил все. Пришлось показать тут парочке местных, где в Греции раки зимуют. Теперь тут я король.

Монморанси хищно улыбнулся и слегка рыкнул в сторону ангара, из-за которого пугливо выглядывали две солидных лохматых морды, мгновенно, при виде королевской улыбки, исчезнувших.

– То-то! А то моду взяли! Лапы мне кусать! Ну давайте уже, пойдемте уже жрать, пожалуйста! А?

– Ну, пошли, молодой военный! Яичницу с колбасой будешь?

– Ага!

Пес, весело размахивая хвостиком, помчался на трех вперед занимать очередь. Мы же с супругой моей Катериною проследовали взявшись под руку и с должной степенностью. На удивление Морса из кафетерия не погнали. Валялся он опять на спине, и гладили его по брюху. Гладили его самолично госпожа милиционерка-регистраторша, а у стойки умиленно улыбалась дама постарше, но явно милиционеркина мамаша. Уж больно поразительное сходство наблюдалось. Безо всякого вооружения глаз.

– Дывиться, мамо, який пустобрих гарный! Як дзвиночок. А якый ласкавый! Давайтэ, мамо, ковбасы йому дамо!

– И нам, пожалуйста – не преминул я встрясть в их интим. – С глазуньей пожалуйста! Из двух – даме и по четыре на чоловика. С ковбасою вкупе разумеется! И кофе. Но уже на двоих. Будь ласка, пани господиня!

Разулыбавшись как здешнее солнышко, хозяйка заведения бодро исчезла на кухоньке и застучала по яйцам. Через минуту нас настиг волшебный, чарующий аромат правильной яишни. Морс пустил слюну, я сглотнул деликатно. Катя носиком, как стрелкой компаса, нацелилась на источник божественного аромата.

– Та ви сидайтэ! В ногах правди немае, – радушно пригласила нас за столик милиционерка. – Зараз мати усе приготуе!

Устроились мы за столиком у широкого окошка с видом на летное поле. Крылья «Гранда» уже трепетали. Через пяток минут и аппетитно шкворчащий на тарелках, присыпанный зеленым лучком и петрушкой, корм подали. Мы с Катей быстро-быстро принялись за уборку урожая. Морс, вынужденный ожидать пока его порция остынет вид приобрел совершено скорбный и с невыразимою укоризною провожал пропадающие в наших ненасытных утробах кусочки. Успевая отследить каждый. Так и мотал головой справа – налево, слева – направо, как метроном. В случае одновременной дематериализации кусочков, голова становилась неподвижной, в отличие от глаз, каждый из которых отслеживал свою цель.

К моменту появления на столике кофе, колебания плоскостей «Каравана», достигнув пугающей уже амплитуды, вдруг резко прекратились. А спустя пару минут из откинувшегося вверх люка выглянула курчавая голова, воровато оглянулась окрест, и на почву плавно опустилась нижняя половина с трапом. По нему скользнули две малоодетые фигуры. Дама стыдливо смылась за РАВ, Гриня выдернул из чрева самолета канистру с водой и галантно полил присевшей на корточки даме. Потом дама умылась. Затем умылся Гриня. После чего они надели штаны. Заключительным аккордом стало порывистое и страстное объятие на прощанье, с оттопыриванием взад дамской ножки, длинным взасос поцелуем и давешняя блондинка голосисто нырнула в распахнутую дверку «Равика». Мобиль неслышно пыхнул дизельным выхлопом, резво рванул в разворот, дверки под действием сил инерции захлопнулись на ходу и суетное создание исчезло с наших глаз за ангаром. Наш шалун, улыбаясь совершенно по-дурацки, исполнил несколько разминочных упражнений. Затем, озабоченно заглянул под аэроплан и озадаченно свистнул. Поскольку Морс не объявился, воспитуемый, поглядев на часы, поскреб затылок и, надев майку, трусцой побежал к аэровокзалу.

В миг явления его на пороге кофе был допит, а морсова пайка остыла в достаточной степени, и мы уже поднялись. Влетев в помещение и увидев нас в компании Морса, Григорий облегченно вздохнул, потом, сообразив что мы наблюдали процесс прощания, густо покраснел и засмущался. Только что ножкой пол не сверлил. Однако поздоровался как надлежит воспитанному молодому человеку и осведомился относительно наших дальнейших планов.

– Ты хоть позавтракай для начала, о юный мой дон Гуан-Григорий. Что ж ты подружку-то не покормил на дорогу? Некрасиво, юноша. Не по-доньи поступать эдак-то!

– Я покормил! – возмущенно воскликнул молодой кабальеро. – Мы с вечера со столов салатов натырили. И плова.

– Это хорошо. Это правильно. Однако огорчают печальные огрехи в культуре вашей речи, Григорий. Вы, Григорий, это – «стырили», где стырили? Сомневаюсь, что дипломированный филолог, каковым является ваша уважаемая матушка, мог засорить вашу речь столь вульгарным жаргонизмом.

– А это, сенсей, целиком ваша личная заслуга! – ехидно подорвала мой педагогический авторитет супруга. – У вас, уважаемый сенсей, такого можно нахвататься… Как это вы говорите: «Ой, мама дорогая!..» Мне представляется, что ни Александр Сергеевич, ни Николай Васильевич, ни даже столь горячо любимый вами Николай Семенович Лесков не прониклись бы изяществом исполняемых вами буквосочетаний.

– А что это мы с вами вдруг на «вы» заговорили, любезная моя Катерина Матвеевна? – попытался я вывернуться и отскочить в сторону – Речь не обо мне. Горбатого, мадам, могила исправит. Однако ж это не основание отказываться от борьбы за светлые идеалы в умах нашей молодежи!

– Демагогия! – Решительно отмела мою жалкую попытку взъярившаяся вдруг супруга. – Врач! Исцелися сам! – и нерешительно закончила: «Твою мать…».

На чем и завершила диспут ввиду отсутствия предмета дискуссии. Гриня с Морсом уже тихо слиняли на улицу, прихватив с собой морсову порцию. К моменту, когда мы расплатившись за завтрак монетой достоинством в один экю, последовали за ними, яичница сваленная на травку пребывала уже в далеком прошлом. Морс лишь машинально долизывал место, где она когда-то была. Оставалось только вернуть посуду владелице, что я и сделал.

Уже подходя к самолету, вздел бровь и неприятным голосом вопросил юношу:

– Пили?!

– Никак нет, сенсей! Марианна отказалась, а мне мама еще не разрешает!

– Похвально. А девушек ужинать, в столь младых годах, стало быть, мама разрешает?

Воспитуемый опять густо покраснел, однако строптиво набычившись, попытался отстоять право на личную жизнь.

– Она не запрещает мне встречаться с хорошими девушками. Марианна очень хорошая девушка. Мы ничего плохого не делали!

– Ну, разумеется! Вы же не отнимали у старушек авоськи с продуктами! И часто ль в твоей столь краткой еще жизни встречаются столь приятные девы? Это я к тому, что не пора ли тебе угощать конфетками и гладить по головкам всех деток моложе… – я оглядел с головы до ног его мощное тело, – …четырех лет? Вдруг да твой? Или твоя? Сообразил, о чем я?

Строптивец возражать не стал. Однако по упрямому молчанию его было мне понятно, что воззрений своих на междуполовые отношения в среде людей ни на йоту не изменил. Ну и фиг с тобой.

Заправка, отстой фьюела, контрольная карта и мы снова в воздухе. Катя, как заправский правак, оторвала машину от полосы, вывела ее на курс и передала управление настроенному на земле еще автопилоту. Основной для меня задачей было подобрать подходящий эшелон с попутным ветерком. Ну очень удобная все ж попалась нам планета. Для пилотов. Устойчивые воздушные течения. Стабильная атмосфера, редкие грозы при практическом отсутствии пляски циклонов, как на Земле. Всегда можно попутный поток найти. Расслабляет это благолепие необычайно. Посему следует быть осторожным и внимательным вдвойне. Посему надлежит почаще на «Бендюху «поглядывать – не засветится ли на пути нашем случайный грозовой фронт? Метеослужба развита слабо. Борта редки. Данные фактически случайны. Прогнозы ненадежны. Балует нас атмосфера. Однако подляны случаются. И посадки вынужденные.

За нашими спинами Гриня героически боролся с дремотой, делая вид, что старательно изучает руководство по летной эксплуатации «Каравана». Дремота, очевидно, постепенно побеждала и к горизонтали таки победила страдальца. Катя углубилась в русскую классическую литературу и свалила на меня все свои и мои обязанности по пилотированию воздушного судна. Страшная это оказывается штука – семейственность в экипаже! Кто тут командир? Кто второй пилот? Подозреваю – не я тут командир. По факту.

– Второй! Паачииму не наблюдаем воздушное пространство? Паачииму отлыниваем от своих обязанностей? Дремать с книжкой – привилегия командира воздушного судна! Никак не второго пилота.

Матвеевна недоуменно взглянула на меня поверх книжки и обиделась -

– Уж и почитать нельзя? Любимой жене?! Троглодит тиранствующий! Тираннозавр и эксплуататор беременных женщин. Ты меня на руках носить клялся? А сам за стрелками не можешь последить? Следи давай вот! Не отвлекай, а то получишь…

– Беременные женщины на грунте должны сидеть и пеленки заготавливать, а не в воздусях летательные аппараты пилотировать… – пробурчал я, предусмотрительно отпустив кнопку СПУ. – Ладно, пока твоя взяла…

С высоты все смотрелось гармонично и почти грандиозно. Чистенько всё выглядело. Ярконько. Сочненько. Открыточно. И очень южно. Флоридообразненько так. Небо. Море. Берег. Пальмы. Море, ну, зверски синее. Даже, не побоюсь этого слова… голубое. Из глубин само по себе голубизной сияет. И весь экипаж в полном составе любовался курортными видами.

Ну и как тут устоять и не испортить народу зрелище? За небрежение служебными обязанностями волюнтаристским решением моим Катерина свет Матвеевна решительно низвержена из вторых пилотов и разжалована в вип-пассажиры привилегированны. И сослана она практически навеки из правой чашки в хвост. Ее место на правах курсанта наследовал дон Грегуар, получивший было иронический позывной «спящий ягуар». Не бог весть как смешно, но Грине погоняло вдруг понравилось. Но показалось несколько длинновастенько. Попытался он сократить кликуху до простого «Ягуар», однако с беспощадной насмешкою был Гриня мною обломан. На сокращение я согласился. Отчего не согласиться, если человек хочет зваться покороче? Дело это неплохое. И стал салажонок Гриша у нас просто «Спящий». А если еще короче – «Спун». Что, однако, настроения ему не испортило и не помешало быстренько перебраться на правый ложемент. Да и увековечится в оном, закрепившись там привязными ремнями.

Пока проистекали новые назначения, перемещения и переименования, под нами медленно тянулась прибрежная полоса. Непосредственно к морю примыкает собственно пляжик. Песчаная лента метров двести шириной, белая и слепящая, как снег в тундре. Бесконечно длинная. Однако же пустынно на пляжу том. Девушек на пляжу маловато будет… Вовсе ни одной девушки не загорает неглиже, нежась на белом горячем песке, или же в шезлонге, поскольку и шезлонгов нет, как таковых. И грибочков пляжных нет. А там где нет девушек, как правило, не бывает и юношей. Скучает пляж в ожидании отдыхающих… От пляжных песков и до самых холмов, мохнатой зеленой полосой – пальмы. Лесом стоят.

А вот и населенный пункт под нами распростерся сотней разноцветных крыш. На берегу глубокой бухты привольно раскинулся поселок городского типа. Береговой. С прилегающей к нему могучей промзоной. С радужной нефтяной пленкой вдоль берега бухты. Могучие нефтехранилища, сияющие серебряными шайбами танков. Устремившие ввысь ректификационные колонны, нефтеперегонные заводы. Факелы горящие. Как же без этого. Длинные, вытянувшиеся далеко в залив причалы для нефтеналивных судов… И все это хозяйство перевито и пронизано жуткой паутиной всяких нефтепродуктопроводов и прочих труб разного диаметра.

На рейде наливняк толпится в очереди к причалам. Поскольку энергичное человечество остро нуждается в топливе для двигателей внутреннего и внешнего сгорания. У причалов тасуется… Ага… не надо меня грузить. Я не сухогруз. Я танкер. Налейте мне… Размерных посудин нет. Не строят пока у нас крупные суда. Зато полно мелких. Танкерами эти корытца пока назвать нельзя. Так себе, танкерята. Не более того. Зато много их, под флагами чужими!

А вот и верфь, на которой на стапелях в разной степени готовности еще десятка полтора суденышек достраивается. И сухогрузы. И наливняк. И пара сорокаметровых корпусов явно не гражданских обводов. У пирса такой же, уже спущенный на воду достраивается, некрашеными пока, спаренными пушками блестит. С высоты не определишь точно, но калибр явно за сто мм. Похоже канонерка?! Это для кого ж такой калибр Русский Флот Русской армии приуготовил? С кем силой мериться собирается? Неужели пираты тут водятся? Однако морем тут везут немало товара. И всякое может быть… А по над всем этим благовеликолепием жаркое солнышко полыхает…

Ну и запах конечно. В наличии. Куда ж без него… Запах ощутился еще на высоте в полверсты. Сырая нефть пахнет тяжко и густо. Нет, я умом понимаю, что Роме А., Боре Б. и Мише Х. запах сырой нефти даже очень нравится. Не удивлюсь, если у них и в спальнях под койками стоит по эмалированному ведерку с сырой нефтью. И они, подсчитывая дивиденды, ее нюхают, как пацаны клей. Кумар ловят. И прутся… Но и отсутствию такового ведерка у Миши Х. уже не удивлюсь… В камере, по режиму, огнеопасные вещества держать не положено!

– Второй! Ноги на педали. Руки на штурвал. Держи мягонько! А то случится с тобой, как с монгольским космонавтом….

– А монголы…

– Летали! И кубинцы летали. У нас кто только не летал.

– А монгольский…

– Зажмешь управление – сразу и узнаешь, что и как там у бедняги с руками вышло! Все! Закончили базар! Работаем.

Ну, и сели, как в аптеке. Круг-глиссада-касание. Торможение-рулежка-стоянка. И поймал я себя на том, что ошибки на глиссаде исправляю уже совершенно машинально. На рефлексах. Как бы пилотируя автоматический мобиль, перед светофором притормозил. И никакого волнения в душе моей не случилось. Взмыл было над глиссадой. Прибрал слегонца газы, придавил самый чуток триммер, а сам глазами осевую на гравийной полосе держу, креном снос парирую. Выровнял и сел. А заруливши на стоянку, и взволновался уже. Как бы это мое «машинально» не превратилось бы в какое-нибудь «анально»… или еще как «полигонально», «аморально» или не дай божок «летально».

Поскольку на виде сверху городок сей невелик показался, имея одну центральную улицу сбегавшую с холма к кромке прибоя и перпендикулярный ей приморский бульвар отделивший сушу от моря, решили мы транспортом не заморачиваться. А совершить пешую прогулку. Благо дневной бриз, задувая с вод приятно ласкал организмы. И тем преизрядно компенсировал жару.

Аэродром в Береговом за холмами спрятался. В пяти километрах от города. И никто нас не досматривал, никто не шмонал. Зарегистрировали Ай-Ди и привет. Въезжайте! Пистолеты тут никто не опрессовывал, длинноствол же тащить с собой идиотов средь нас не нашлось. И пошагали себе, под солнцем палящим, одевши панамки и шляпки встреч ветру, по укатанной гравийке, сбегавшей в город по склону холма. Мы и две сотни шагов не прошагали. Как нас подсадил бравый мореман на уазике-буханке, направлявшийся в Штаб Флота. Ни больше, ни меньше.

В штаб флота решили мы не ехать. Решили мы ножками к морю прийти. Осмотрев по пути все архитектурные шедевры и прочие местные достопримечательности. Как сошли в начале улочки, так и брели под гору, под ручку с Катюшей конвоируемые доном Спуном и ведомым им на поводке и оттого пребывающим в печали Морсом подметавшим языком дорожное покрытие. Потея и матерясь про себя.

И что мне тут не нравится? А че тут вааще может нравится? Городок сей малый, насквозь нефтью провонял. Скорее всего, уже навсегда. Если кому тут и приходится жить, то исключительно для того, чтобы работать за деньги. Деток же в Береговом выращивать – и врагу не пожелаешь…

Так за каким же хе… В смысле – кой черт дернул и понес меня в этот населенный пункт? Я тут жить совсем никогда не собирался. Осмотреть местные достопримечательности приспичило мне. Одно слово – турист прохладной жизни. Вот и нюхай теперь свои достопримечательности, осматривай строения и пейзажи. На девушек глазей, пока жена не видит.

Строения эмоций не вызвали. Капитальные – как в Севастополе из камня ракушечника. Максимум в два этажа. И стилем с Севастопольскими слегка схожи. Там где сходятся бульвар Флота и улица Русской Армии. В центре города, стал быть. Четыре штуки для ровного счета. А окрест центра навесы из пальмы в стиле бунгало отгроханы. Вот в них, в бунгалах, население и проживает собственно. Каменные же строения исключительно для присутственных мест используются. Как то: вышепоименованный Штаб Флота, Управление Порта, Управление НПЗ, Управление верфи.

А девушки, между тем, в городе есть, однако все при деле. Кто в офисах письмоводительствует. Кто нефтепродукты по судам дистанционно распределяет, а несколько юных дам при родном дедушке морскую службу исполняют. В составе экипажа пакетбота общего назначения.

Углядев вывеску: кафе «Тридакна», забрели на терассу одного такого бунгало расположившегося прямо на бульваре Флота, и разместились там, имея целью восполнить утраченную по пути влагу безалкогольными напитками. Газировка со льдом – самое оно! И любоваться стали видом на пакетбот ошвартованный у пирса напротив.

Пакетбот выглядел весьма колоритно. Пакетбот был весь из себя весь военный такой. Палуба украшена парочкой крупняшек с толстыми длинными стволами неясно какого происхождения, поскольку находились в зачехленном состоянии. И еще более пакетбот был украшен парочкой красоток в тельняшках и джинсовых минишортиках. Белобрысых, длинноголоногих и крепкозадых, оную палубу сноровисто и азартно драящих. Третья блонда изящно повиливая туго обтянутым шортиками задком и симпатичным бюстом не менее выразительно подчеркнутым тельником, балансировала литровой кружкой светлого. Гриша шумно сглотнул слюну. На мой взгляд отнюдь не из-за желания срочно хлебнуть прохладного пивка.

Пиво явно предназначалось капитану. Каковой привольно развалился в шезлонге на мостике и представлял из себя седого морского волка с суровым лицом и добрыми глазами под лохматыми седыми бровями. Капитан добрым голосом сурово критиковал белобрысый экипаж, обзывая его образно и изобретательно. Сам кэп охотно отзывался на позывной «Деда». Хлебнув принесенного пивка, старикан резко подобрел, заявил, что видом судна удовлетворен и отпустил девчонок на берег. Весело и радостно экипаж ссыпался в трюмы, а мы на аэродром подались.

На пляжу девушек у них нет, а так есть… Так ладом и не успев осмотреть город, нанюхались мы, от запаха этих несметных богатств округлили глазки и нацелились поскорее отсюда съезжать. Посему, галопом пробежавшись взад-вперед по бульвару и даже не покушавши на дорогу, сняли проезжавшего мимо дядьку на фольксе «Каравелле». Дядька охотно домчал нас на аэродром за мзду невеликую. Взмыли мы обратно в небеса и погнали таки гусей в Одессу-маму, оставив Демидовск на сладкое. А так, сам по себе, городок Береговой дивно симпатичный. Но уж дюже вонюч.

Какая прелесть, летать на личных самолетах! Особенно в жару. На земле за 45 с плюсом переваливает по Цельсию, и у них там подметки на ботах плавятся и к пяткам прилипают, а тут, на двух с половиной тысячах над уровнем тутошнего моря, приятные и комфортные плюс 22. Все по тому же товарищу Цельсию. И ни пыли ни гаму. Однако насчет гаму погорячился я. Гаму достаточно. Вот если бы движок не орал, как слон в течку, то было бы совсем чудесненько. Или это слонихи орут? Не в курсе. В принципе, монопениссуарно, мне.

Однако, слониху эту мы сейчас угомоним. Высоту, считай, набрали. Лезть выше смысла особого не вижу. До Нью-Одессы всего 160 нави миль. Ветер в бок, правда, поддувает. Но попутный поток искать надо не ниже шести тысяч. Так пока туда залезешь, уже и на посадку пора. Да и холод там собачий и кислороду нема. Лучше мы на 2500 полетим, в приятной прохладце. Вот форточку затворим, дабы с «чашки» не сдувало, винту шаг добавим, приведя вращение его к тыще семистам обормотам, и потелепаем на половинке мощности, сберегая ресурс и экономя топливо.

Передав автопилоту хлопоты по сбережению курса принялся я портить жизнь курсанту Гоше. Стал неуместные вопросы ему задавать по теории самолета, по аэродинамике и прочим прикладным дисциплинам. Курсант Гоша отбрыкивался на удивление бойко. Проявляя вполне приличные знания по затронутым темам и понимание физических процессов. Чем меня откровенно порадовал. Он что, во сне учиться умудряется? Спун этот? Он же, сколько я его знаю, или по девкам бегает, или спит. Но РЛЭ «Гранда» как-то выучить умудрился.

В награду совсем собрался я было дать ему «порулить» и снизиться до высоты круга, ибо до Одессы осталось миль тридцать. Но в наушниках пошелестело, пощелкало и на аварийной частоте, по-русски, сипловатый голос объявил мэй-дэй.

– На связи RA7I! Мэй-дэй! Всем, кто слышит. Прошу оказать помощь. Срочно требуется вывезти четверых раненых в госпиталь города Демидовска. Требуется срочная операция. Угроза жизни! Мэй-дэй! Мэй-дэй!

Вот только майского дня и не хватало. Явно человек – не спец по связи. Но важное все сказал. Кто он, и чего хочет. И где же у нас этот самый RA7I? По коду, вроде как бы должен быть аэродром на территории протектората русской армии. Пришлось смотреть в ноуте карту. Оказалось, что ферма это. Милях в 30-35 от побережья. И как раз у меня на траверзе. Увеличил масштаб в навигаторе и обнаружил искомый аэродромчег. Пока соображал и прикидывал, что к чему, голос продолжал надрываться:

– RADM! Демидовск! Вас вызывает RA7I! Мей-дэй! Ферма «Пригожая»! Прошу срочно выслать санитарный борт! С доктором! У меня трех человек свиньи порвали…

Тут я и вклинился одновременно закладывая вираж и ложась на новый курс:

– Здесь «Карнаш». Удаление тридцать миль к востоку. Подлетное время… – Настраиваясь на НДБ-привод аэродромчика, я прикинул, как быстро успеем добраться.

– …минут десять, – и к супруге обернулся.

– Кать! Людям медицинская помощь требуется. Сможешь помочь? Ты же медсестрица у меня?

– Не знаю, Вит… Разве, что первую помощь оказать смогу…

– Все лучше, чем ничего.

– А что случилось?

– Да, ты же не слышала! Покусали там троих. Звери дикие.

В наушниках новый голос прозвучал:

– RADM для «Карнаша». Как меня слышите? Кто вы? Ваш тип? Вы сможете оказать необходимую медицинскую помощь и обеспечить транспортировку раненых? Как поняли? Прием.

– Карнаш для RADM. Слышу отчетливо. Тип – Цессна 208. «Караван». Транспортировку обеспечу. На борту квалифицированная медсестра. Могу оказать первую помощь. Буду на месте через десять минут. Как поняли? Прием.

– Понял вас. За врачом выехали. Готовим борт к вылету. Необходимость вылета сообщите по состоянию раненых. Как поняли? Прием.

– Понял вас. Необходимость вылета доложу. Если состояние позволит – привезу сам. Захожу на посадку. Конец связи.

Для посадки было конечно рановато. Но снижаться пришлось достаточно интенсивно. Болтать по радио и одновременно энергично сыпаться вниз для такого опытного пилота как я было сложновато. Приходилось отслеживать скорость как по горизонту так и по вертикали. И солнышко почти к горизонту подкатилось. И… я снова вышел в эфир:

– Эта… Как там тебя… Ромео-Альфа-Севен-Индия! Пригожий! Дай погоду! Погоду давай! Куда у тебя там ветер дует? Давление давай. Температуру давай. Точку росы давай. Как меня слышишь?

– Слышу вас хорошо. Так нету ветра никакого тут. Тихо у нас.

– А давление у поверхности какое? Ты на барометр можешь глянуть?

– Не. Не могу! Не знаю какое давление! Как поняли, прием?

– Да понял я тебя. Нету у тебя давления. И ветра у тебя нету. Ничего у тебя нету. Ладно, без тебя сяду. Конец связи!

Ну, нету вот у мужика баромера! И термометра. И даже анемометра у мужика нету! Зато у него раненые есть. Что ж, теперь и не садиться что ли? И с этим надо что-то делать.

Для меня все это не критично. У меня радиовысотомер есть. И хисиай (HSI) хитромудрый. Который, не знаю как, но скорость ветра и его направление вычисляет и стрелочкой показывает. Как-то. Кроме всего остального-прочего. Которого настолько много, что я иногда думаю: а не выкинуть ли мне все остальные пилотажные приборы? И лишь переразвитая природная жаба, прочно обосновавшаяся в теле урожденного хомяка, не дозволяет совершить такое безумное расточительство личного имущества нажитого непосильным, изнурительным трудом предыдущего мужа моей нонешней жены.

И термометр забортный тоже есть у меня. Вот забортного измерителя точки росы нету. Однако же по такой-то погоде, когда у земли не меньше чем плюс тридцать по Цельсию внезапного, но сильного обледенения своего летательного аппарата не сильно-то я и опасаюсь. И потому снижаюсь смело в направлении фермы. Забирая к северу, чтобы выйти сразу к четвертому развороту и сходу сесть для скорейшего оказания потерпевшим медиц… Стоп! А не дурак ли я? Ага. На незнакомую полосу. Чтобы как в том неприличном авиационном анекдоте про любвеобильных собак…

Пилот (злясь): «Вышка, мля, у меня здесь две е**чие собаки прямо посреди полосы.»

Диспетчер (не слишком хорошо владеющий английским): «Сэр, подтвердите ваше сообщение: две собаки е**тся посреди полосы?»

Нет. Так дело не пойдет. Спешка нужна при совершенно иных обстоятельствах. А посему, за отсутствием блох и чужих жен, сначала снижение, осмотр ВПП, затем коробочка, потом глиссадочка и только после оной собственно и сама посадочка. В соответствии с требованиями наставлений и прочих ПОХов. И только так.

Прилетели. Все вижу. Расположилась ферма в треугольнике слияния двух речек, отделившись от саванны взлетно-посадочной полосой. Полоса по местным меркам обычная. Двухкилометровая грунтовка шириной под сотню метров. Разметки не имеет, однако полосатые колдуны у торцов полосы установлены. Висят вертикально. И в самом деле нету ветров у мужчины. А у меня на высоте в три сотни метров HSI показывает три узла с юга. Полоса вроде ровная и чистая, выкошена. По сторонам полосы копешки сена равномерно заготовлены. Никаких собачьих свадеб, овечьих отар и прочих свинских стад на полосе не наблюдаю. Говоря короче, все путем. Принимаю решение: иду на посадку! Начали.

Выхожу на дальний торец полосы. Отсчет по секундомеру, набор триста метров. Первый разворот. Вираж на девяносто градусов, удерживая высоту. Отсчет. Второй разворот. Аналогично. Едем в обратную сторону. Торец полосы на левом траверзе. Отсчет. Вроде все как надо. Подхожу к третьему развороту. Закрылки на полную. Контроль скорости и высоты круга. Пришел на третий, разворот исполнил. Отсчет по секундомеру. Вот и четвертый разворотец. Исполнил. Отлично, Константин! Вышел строго-прямо на осевую. Чуток крена влево чтобы с глиссады не сдувало и с горки на саночках!.. Нормально, Григорий…

Ну вот. Мы летели, мягко сели… высылайте запчистя… Не, все не так уж плохо… сел-то я вполне мягко. Вот только угодил в самую середочку полосы. По длине вышеупомянутой. И как так вышло?.. Ничего не понимаю! Все делал правильно. Все делал, как всегда! Вот только почему глиссада у меня закончилась не сразу за ближним торцом полосы, как положено, а в середине этой самой?.. Где я накосячил? Скорость по векторам выдерживал, выравнивание выполнил своевременно, все элементы посадки по отдельности выполнены вроде бы как должно, а сел я черте где! Самое забавное, что экипаж этот мой позорный казус воспринял как должное… Мдя… Мол так оно и надо, поскольку растерянность свою внешне я не проявил и торможение невозмутимо закончил плавненьким переходом в руление, прямо к дому селянина. К крылечку непосредственно. Только собаки приснопамятные затявкали и разлетелись из под винта перепуганными брызгами. Чем вызвали у Морса живейший интерес и нетерпеливую расположенность к близкому знакомству. Но сам-то знаю, что накосячил! Только не пойму где именно…

Ладно. Овощ с ним. Потом проанализирую. «Глуши мотор, он говорит, пусть ентот МАЗ огнем горит»… Катенька уже в хвосте раскидывает имущество, пытаясь раскопать аптечку. Это только так называется – аптечка. Скромно так. Этот двухпудовый саквояж содержит в себе, не побоюсь этого слова, полевой госпиталь, включая жуткого вида пилки, клещи, долота и прочие акушерские щипчики. Я только разок во внутрь глянул, и зарекся навек. «Ах, какой я впечатлительный»… оказывается. И не надо мне тут! Сам знаю что у АБСов украл! Но уже не отдам.

Вынула Матвеевна из баула спиртовую флягу, всучила баул Гришане, распахнула люк и, сияя окорочками, помчалась спасать и лечить. И виделся мне в этот миг нимб над нею, мигающий золотым неземным светом, навроде моргалки кареты скорой помощи… И слышался мне рев соответствующей сирены… Какая женщина! Ах, братья… какая женщина! Цунами!

Пока она там шаманствует, надоть бы озаботиться приготовлением транспортного средства и приуготовить его для транспортирования пострадавших. Для чего потребуется распихать по углам все, что под ногами тут валяется. Ох и развел же я тут на борту кабак! Книжки, чемоданы, сумки с хавчиком… носки почему-то… трусы… надо признать… мои трусы. Ох, стыдобушка! Носки… тоже мои… Так. Все в баулы и в хвост. Нет. В багажники под самолет. Нефиг центровку портить.

Вот! Чистота и порядок на палубе. Глаз радуется, душа ликует. А то развели тут, понимаешь… И накачаю-ка я матрац надувной, двуспальный. Морс! Куда это ты свинтить надумал? Сидеть, мля! Место! Ищи-свищи тебя потом. Дружба – жвачка! И вообще они не твоей породы. Ну? И не стыдно тебе? Кто там у тебя кого не ищет? Ой, как все у нас запущено! Ты же просто недопрыгнешь, миленький! Молчать! Мнение у него, понимаешь… Мнение тут у меня только есть! Где дисциплина на борту, я тебя спрашиваю? В глаза, в глаза смотреть, я сказал!

Так, о чем то бишь я? Да. Матрац. Ну, это мы мгновенно. Пока расстелем по палубе в не надутом состоянии, а как погрузим болезных, так с имя прямо и подкачаем. И ничего этому компрессору не сделается. Потерпит разик. Не лопнет, небось! И не протискивать же страдальцев в пассажирский. Открою грузовой. В него слона пропихнуть можно… дались мне эти слоны… ну… вроде… бы… К вылету готов. Как там у Катеньки дела идут?

Спрыгнул аз многогрешный на землю и в дом нацелился. Отслеживать процесс и споспешествовать оказанию. Ой, мамуля дорогая, ой зазря я это сделал! Как бы Кате не пришлось штопать еще одного… пострадавшего. И не надо, не надо на меня рычать! И не надо так меня нюхать. И не надо… ой, мама дорогая… ну не надо меня так облизывать… нашли, вишь, сахарную косточку! Отставить драть мои белые штаны! Морс! Полундра! На помощь! Блин, ну а ты куда смотрел!? Кто это тут сам виноват? Я? Меня уже почти едят! Скалишься!? Ну, все! Все, я сказал! Ша! Уже никто никуда не идет. Уже все сидят на попе ровно! Хос-по-дя, а слюней-то, слюней… Пыхтят, да лижут… Дорвались… Нашлись, понимаешь, минетчицы… И нечего тут скалить зубы! Может мне и не нравится вовсе. Что это вы тут себе позволяете!? В конце-то концов… Не трогай конец, морда твоя аморально-бесстыжая, говорю тебе трижды!

Морс нагло исполнял мое приказание не покидать самолет, и спасать меня не собирался. А предовольно скалился, глядя из глубин салона, как три лохматых сволочи ростом с непарнокопытную гиену пускают слюни мне за шиворот. Я, уже довольно изрядно промокший, сидел под фюзеляжем, обняв руками коленки, как целочка-пушинка. А слюни на меня текли и капали… и капали… И мыслилось мне…

Вот когда с высоты пилотского сиденья смотришь бывало на собаку, не выглядит она сколь ни будь серьезной частицей мироздания. Так, блоха мелкая, на грани сред. Не больше. Но как же кардинально меняется мировоззрение, когда твоя голова находится на уровне ихних брюх… Как все же сильно зависит восприятие мира от кочки зрения!.. Сколь мелкими кажутся любые неприятности, когда с шершавых языков, трудолюбиво вылизывающих твой фейс, тягучая слюна льется тебе за пазуху. И ты решительно ничего не способен противопоставит искреннему дружелюбию этих так называемых друзей человека. Ибо стоит только попытаться оторвать седалище от планеты, как показное это дружелюбие моментально сменяется утробно-суровым таким рычанием и приходит понимание всей тщетности устремлений антропоида быть царем природы…

Сидел я долго. Вечность уже сидел я в раздумьях мрачных о непостижимости вселенной слабым человеческим разумом. Но рано или поздно всему приходит конец. На пороге явился Хозяин, влекущий в паре с Гриней, носилки с первым из. Я моментально был брошен на произвол судьбы, чем и воспользовался, стремительно покинув нагретое место, сделавшееся для меня юдолью скорби. Птичкой шизокрылой в ероплан вспорхнул.

Хозяин угрюмо обматерил моих угнетательниц, раболепно кинувшихся ему в ноги, и легким пинком освободив себе путь к самолету, подошел к люку. Выглядел мужик скверно. Бледный, всклокоченный какой-то. Шерстью зарос по самые ноздри. Вся башка всклокоченная с бородой вкупе сединой густо пронизаны. На вид нескладный какой-то. Телом жилистый, узловатый. Как буратин на гвоздиках сколоченный. Ладони черные, в жилах, перетружденные. И без рукопожатий видно, что силы в тех грабках количество немереное. Гайки, поди, без ключей отвинчивает клешнями своими. Вот трясутся только они у него как с недельного бодуна…

Добыл он в кармане трубку, кисет достал, трубку в него сунул, табаком на ощупь снарядил, и прикуривать принялся. Спички ломает подряд, матерится вполголоса, а прикурить не получается у него. Невмочь ему.

– Дай сюда.

Отнял я трубу, спички отнял. Раскурил ему и вернул. Заодно сам никотинчику хапнул. Так у меня в голове заштормило, дымком синим мозги затуманив, чуть из люка не сверзился.

– Как чо вышло-то?

– Дак, так и вышло. Засранцы мои на охоту подались. Да вишь ты как нарвались-от. Старший со штуцером, как всегда… он у меня добытчик. Промысловик. Четвертый год как сам промышляет. И мелкие, Далька с Петрухой на подстраховке у него с калашами… Прикрывают… доприкрывались, матьиху…

– Обычно у нас как устроено. Один из штуцера издаля шмальнет пару-тройку антилопок или там рогача коли под выстрел встанет. А другие от всякого случая с калашами наготове берегутся. Ну а как добудут мясо, так лебедушкой в УАЗ бортовой затрелюют, и бегом домой на разделку марш-марш. Демидовск жрать любит. Моя-то на колбасу да на копченость всякую перекрутит скотинку, вот нам и денежка. В этот раз по иному вышло. Стрелили сдуру свина, давно те сюда не забредали, а те озлились, да навалились в тридесять голов. Каки уж тут автоматы. Смели, как пудру сдули. Одно хоть успели мне в рацию крикнуть. А полверсты тут, рядом, я в бурбухайку, да туда. ПКСом кого покрошил, кого погнал. Успел ребятушек выхватить, да домой немешкая. Зойка моя их давай пеленать, а я мейдейкать… а тут и ты, аки ангел с небес… Дай тебе Боже…

– Да ладно тебе. Ты б уж, конечно, мимо проехал… Лишь бы не поздно…

– Да, уж… и, главно дело, уж стопиццот раз промышляли и со мной и без меня и завсегда все чинно бывало. Хоть со свиняками, хоть с рогачами, да хоть бы и с гиеной. Та правда все больше парами, в стаи не сбивается. Свинорылы, те как раз стаей ходют. Чтоб им ни дна, ни покрышки, блядям окаянным. А тут как с цепи соскочили, всем гамузом накинулись. Раньше как, шагов за пятьсот стрельнешь из штучки и порядок. И тишь да благодать. Встрепенутся оставшиеся, отбегуть полверсты, и траву щипать или там корешки какие роют. А тут как с цепи… Как с цепи!

Мужик снова полез за кисетом и нырнул в него трубкой. В этот раз прикурил сам и мне предложил. Я отказался. Чтоб отвлечь его от раздумий горьких, которые у него по кругу бесполезно бродили, решил я в сторону мысли повернуть.

– Слышь, брателло, а что ты все штуцер да штуцер? Это ж нарезняк, их уж полста лет не выделывают. Или ты двудулку так для солидности нарек?

– Не. Штуцер он штуцер и есть. Нарезной двенадцатый калибр. Нитроэкспресс называется. Как батя мне заповедал, я патроны ему Соколом-бездымкой заряжаю по весу строго-настрого, ну и пули, само собой, лью. Как положено. Ну и валю, невзирая на масцу живого весу. Чисто слонобой и есть. Рогача на жопу садит, тока в путь.

– От бати тебе, выходит, карамультук этот достался? – поддержал я беседу.

Хуторянин усмехнулся в бороду, помолчал. Зобнул трубочку. Снова ухмыльнулся. Помолчал.

– Это, брат, историческая реликвия выходит. Ну, ты, в школе поди учился, раз летчик, по истории, поди-тко слышал, как в пятом году бунтовали при Николашке? Дак вот, прадед мой в молодых годах тогда пребывал, и принял в том бунте активное и как теперь говорят, непосредственное участие. Когда усадьбу помещика тамошнего жгли, углядел он штуцер этот да и спер под шумок. К охоте склонность имел как все в роду у нас. Да так ловко, что и прижилась штучка у нас навеки. От прадеда к деду, от деда к отцу, от отца стал быть ко мне… от меня старшему должна…

Он вдруг тяжело сглотнул, плечи затряслись.

– Да ты рассказывай. Все уладится. Катя моя не просто погулять вышла. Специалистка она. Операционная медсестра. Людей резать-зашивать не впервой ей. Научена. Обойдется все коли, бог даст. Ты рогом-то в горе не упирайся, оно и промахнет мимо. Не накликай. Дальше рассказывай.

– А че тут рассказывать? Уж все и рассказал. Дед, как пороха бездымные пошли заряд потихоньку стал подбирать, помалу досыпая. Как бой стал добрый, так и снаряжаем до сель. Я из-за штуцера этого, смешно сказать, и сюда угодил. Как неисправимый браконьер. Эти мордатые себе и заповедники и заказники и ружжа миллионные, а как простой человек стрелит себе кабанчика семью кормить, так он сразу и браконьер. Судить яго ябать! Прадед стрелял, и до него стреляли, и дед и отец и я стрелял, стреляю и стрелять буду. И детки и внучики атож! Накося – выкуси! В общем, окрысились на меня егеря с ментами, штучку отнять нетерпелось им, да хрен там! Да только стренулся мне случаем человек, храни его Христос, да и сосватал на переезд. Десятый год уж тут кукуем да никак ищщо не нарадуемся. Хрен им теперь всем в грызло, да с корнишонами, а не штучка моя. Обрыбитесь. А то в суд, да кохискакция, а вот хуй имя в помаде. По-моему вышло!

Эк его разобрало, раскраснелся потомственный браконьер, ожил, сердешный. Ну и слава аллаху. А то видом вышел, краше в гроб кладут. Того гляди, к нему старик Кондратий постучится. Собрался я и дальше психотерапевтический сеанс продолжить, но выглянула Катенька моя и позвала мужика выгрузить потерпевших.

Минут через пяток на носилках самоделках подали первого.

Принял я у них тело с подобием египетской мумии и бережно в салон втянул. Мальчик? Девочка? По носу не определишь… остальное под бинтами. Нет, все ж девочка… Или таки мальчик? Бедолажка… Гриня поднялся на борт, молча помог разместить страждущее тело и, прихватив самодельные носилки, убежал за следующим. Зацепил я капельницу за одежный крючок, поправил малышке голову и принял следующего. Разместив того у другого борта, повторил процедуру. Третьего уложили посерединке.

Пока я запускал турбину Катя, что-то говорила часто кивавшему головой понурому папаше-фермеру. Потом решительно махнула рукой и пошла правой пилотской двери. Усевшись в головах на корточки включила компрессор, туго накачала матрас, принялась считать пульсы. Гриша забрался на правую чашку, доложился, что люки задраены и что экипаж к полету готов. Тянуть я не стал, вырулил на полосу и с божьей помощью, помолясь за здравие, принялся делать свое пилотское дело. Солнышко практически нырнуло за горизонт, термические потоки ощутимо ослабли и на тысяче уже практически не чувствовались.

Доложил в Демидовск ситуацию, выставил винтомоторной группе требуемые параметры и попилил, стараясь не растрясти раненых, в столицу армейского протектората. Изъяв из бардачка сборник местного Джеппесена, нашел лист с аэродромом RADM и вынул его из зажима. Пристегнул клипсом к штурвалу, рассмотрел внимательно и вдумчиво, разъяснил для себя порядок маневров, выставил частоту на первой навигационной рации 114.65 мГц, на которой работал Демидовский VOR, и вращением пимпочки курсоуказателя HIS добился, чтобы стрелка RMI повернулась точно вверх. Все, теперь курс наш лежит строго на маяк.

Внизу неторопливо перемещались темные уже холмы, речки, лесные колки, иногда попадались огоньки редких человеческих поселений… а ведь места эти считаются тут плотно заселенными… и тут торкнуло меня – электрическая сила! Ведь это не Кубань какая подо мною! Не Запсибравнина! Не Бодайбо и Камчатка. И не пампасы южноамериканские какие даже! Другая планета подо мною! Вот это я отмочил номер. Вот это авантюрку я отмочил. Окуеть! Ну, нихрена себе, выкинул я коленце! Покоритель иных миров, мля! Космонавт-перемещенец! Витамин, ты сошел с ума. Ты уму не постижимо, что утворил. Ты из унылого дележа скромненьких ништячков соскочил в Новый Мир! Огроменный! Неисследованный! Неизученный! Из семи миллиардов толкающихся локтями долбобесов, грызущихся насмерть на 733 раза залитых кровищей клочках деградирующей суши из-за кизяков мамонта, ты свалил в … Клондайк… Эльдорадо… долина Сакраменто… Витамин, хочешь Солнечную долину? На! Или Лунную? На! Может лучше долину Гейзеров? Забирай! Нет, мне три в одном пожалуйста, заверните. Найди и пользуйся! Витамин, хочешь… да че хочешь! Большой красивый остров в теплом океане? На! Только руки и голова! Твори, выдумывай, пробуй! Паши и пой! Помилуй мя грешнаго… Голова кружится от того что я учудить изволил. Сучий потрох! Вот это да!

Однако пора вниз. «С покоренных вершин. Что же делать, и боги спускались на землю»…

Повернулся к любимой:

– Как они, Катенька?

– Плохо. Кровопотеря, критичные повреждения… срочно на стол их надо.

– Как вышло-то?

– На охоту пошли. Как обычно. Как каждый день до этого. Нарвались на стаю свиногрызов. Два АК-47 и штуцер охотничий… хорошо успели с отцом связаться. Тот подскочил, из пулемета стаю покрошил и с нами связался. Как раз мы прилетели. Еще бы полчаса, и всё…

– Довезем?

– Должны довезти.

– Немного совсем осталось потерпеть. Снижаюсь уже…

Так. Удаление восемнадцать миль. Высота пятьсот. Пора на дальний настраиваться.

– Подход Демидовск, это «Карнаш». Прошу посадку. Везу раненых из Пригожей.

– Подход Демидовск. Слышу тебя отчетливо, «Карнаш». Заходи левым кругом 400 на 32 полосу. Как будешь садиться? Тебе курсоглиссадную включать надо?

– Нет. Визуально буду садиться. Оптическую включите. Видимость супер.

– Да. Видимость отличная. Возьми погоду.

Рассказал он мне, что ветра нет, что температура плюс тридцать и прочие подробности и вышке передал. Перестроил я навигационные приемники на NDB аэродрома, отключил автопилот и вывел «Гранда» к дальнему. Дождался, когда стрелки на RMI слюбятся, виражиком их отвертикалил. Все, я в створе полосы курсом 322 градуса. Доложился, что полосу вижу отчетливо и получил разрешение на посадку. Закрылки тридцать. Прошел дальний, где и оседлал глиссаду. Да уж. Не поскупились русскоармейцы на аэродромчег! Мечта пилота. Такого как я! Три системы посадки включая ИЛС. В любую пургу с закрытыми глазами, пьяный и связанный сядешь! PAPI-4 пополам. Красный-белый. На глиссаде, скорость семьдесят… вертикальная два… Две бетонных полосы по полста метров шириной и две пятьсот длиной. Лучше чем в Порто-Франко. Ближний. Выравниваем. Скользит влево, мля! Парирую. Торец. Зебра. Касание. Сел. Реверс. Торможение. Отлично сел. Закрылки взад. Не забыл. Молодец я, чего уж там. И как это я в Пригожей так опростоволосился? Не пойму. Дичь какая-то вышла. Надо разобраться, а то на короткой полосе может случиться нежданчик с выкатом. Нафиг-нафиг! Потом. Все потом.

– Карнаш – Башне. Молоток! Переключайся на руление. Частота 126.400.

– Благодарствуем! Давно настроился.

Ткул в кнопку переключения частот и с диспетчером руления связался.

– Давай налево, по первой РД. Стоянка 17П. Тебя там костоправы на трех каретах уже ждут!

– Понял вас. Налево, так налево! Нам налево не привыкать! Хотя, я тут недавно женился… как-то неудобно, а?

– Не гадь в эфире! Накажу! Рули, куда сказано.

– Есть, мем! Исполняю, мем. Принял, мем! Стоянка 14П, мем.

– Ох накажу! 17П, я сказала! Не 14П! Повторяю для тупоглухих или для глухотупых – 17П! Как понял, Карнаш?

– Все понял, все осознал! 17П стоянка! Уже совсем молчу! … Мем! Уже паркуюсь! Все, я приехал, мем!

– Точно, накажу!

– Не надо! Мне жену кормить надо!

– Вот за это и накажу! Конец связи!

– Конец нашей связи, солнышко!

– Это какое вдруг у тебя солнышко еще завелось?! Отвечай, кобелино! – Это уже Катя на связь вышла, треснув меня по загривку маленьким, но удивительно твердым кулачком.

– Катя, невиноватый я, это общепринятая форма обращения к диспетчерам руления, – врал с самым серьезным и убедительным видом, для чего пришлось срочно и искренне поверить в несомую чушь – Они такие нежные, такие обидчивые, если солнышком не назовешь, непременно запихнут в дальний угол, откуда и не вырулишь потом. Или в грязюку загонят. Они такие злопамятные, я их боюсь до дрожи в пятках.

Ну, вроде отбрехался! Поверила она, нет ли не ведаю. Вряд ли. Но хоть загривок грызть перестала. Тормоз стояночный не забываем. Кран керосиновый закрываем. Потом выключаем авионику и все остальное. Приехали. Григорий уже снаружи шуршит, опять не дождался полной остановки винта… Учишь их, учишь, как об стенку горох. Вот так влезет под винт по горячке, и что я потом скажу его маме? И будет далеко не первый. И даже не десятый. Опять придется его воспитывать. А я с армии ненавижу среди личного состава воспитательную работу проводить. Всегда поражался тупорылости отдельных представителей человечков, составляющих основную массу военнослужащих срочной службы, совершенно не задумываться о ближайших последствиях своих действий. Не говоря уже о дальних.

Вот поперся ты в самоход к примеру. Все понимаю. Спермотоксикоз. Никто солдату эту арфу не припас. Душа музыки просит. Но нафига же попадаться? И три дня у задушевной подруги чай пить, чтоб тебя с собаками искали и потом в дисбат на дополнительную строевую подготовку определили. Вот и этот… пряник. То, что винт вращается, ему по барабану. Ему интересно посмотреть, кто там нас встречать приехал и нет ли среди встречающих девушки его мечты. И он прется открывать грузовой люк перед носом самолета, хотя, если обойти с хвоста, то получается гораздо ближе и безопаснее! Высунулся я из машины и единственное, что сказал печатного обормоту в спину: «какого хрена!». Чем удивил его безмерно. Лаконизмом и культурой речи. Но о чем это я, так и не понял.

Винт встал. Махнув рукой ближайшему водиле, чтобы подъезжал, полез подавать груз триста. Буханки санитарные довольно высокие и грузить было довольно удобно. Из люка прямо в машину. Там доктора сразу их в работу принимали, иголками тыкали, провода к ним подключали и пытались понять, что им Катя толкует по поводу проведенных ею процедур. Но дело не затянулось. Как последнего погрузили, так они и уехали, помаргивая и повизгивая.

И остались мы на горячем еще, после дневной жары, летном поле, с интересом разглядывая аэродромные памятники архитектуры. А ничего так, для сельской местности выглядит просто по столичному. Особенно слово «Демидовск», раскрашенное неоном в российский триколор. Народ аэродромный туда-сюда шастает с видом целеустремленным и деловым. Кругом фонари горят, стоянки освещая, рулежки светятся. Все как на новый год разноцветное такое. Взяли мы ручную кладь да и пошли в аэропорт на контроль и официальные процедуры. Ну, здравствуй, Родина!

Прямо перед нами усталой походкой лениво брел высокий тощий офицер в летном комбезе. Догнал я его, хлопнул легонько по плечу и деликатно осведомился:

– Простите уважаемый, не подскажете – найдется ли в аэропорту гостиница, ночь скоротать трем усталым пут…

Офицер лениво повернулся вокруг вертикальной оси, поднял глаза, вглядываясь… и я его узнал.

– Андреев, Андрей Иванович! – скорее утвердительно, чем спрашивая, произнес я изумленно.

– Не буду отрицать… – начал он и тоже меня признал. – Лейтенант Ружейников, Виталий Николаевич! Витамин, это ты, что ли? Или не ты? Да, точно ты! Это ж сколько лет! Ты какими судьбами тут? У нас в РА служить будешь? Давай ко мне, в тяжелое звено. Я тебя инженером звена сразу возьму. Ты хоть и опездол по жизни, но руки у тебя из золота. По самую задницу, откуда они у тебя и растут. Капитана получишь сразу, не меньше, я представление напишу. Или тебя уже сосватал кто? Ты с кем прилетел?

И стали мы обниматься и хлопать друг друга по спинам и задницам. Причем все больше меня, поскольку уважал я этого человека, как не знаю кого больше, и по заднице его хлопать стеснялся. Хоть он меня и окрестил так неделикатно после достопамятного того офицерского собрания. Вследствие которого меня из рядов и выперли. За отсутствие патриотизма и нежелание правильно воспринимать политическую ситуацию в стране.

– Пошли в кабак! Такую встречу не обмыть грех великий. Посидим за водкой, расскажешь все…

– Да погоди, Иваныч, Ты вот с супругой моей познакомься… – и представил: – Екатерина Матвеевна Ружейникова-Фокаиду, будущая мать моих детей. А это у меня воспитуемый, курсант Гриша Санчес, кубинских кровей, практически член семьи, ну и наконец, позволь представить тебе Монморанси с Хиоса, сына Ареса и внука Пирата. Домашний любимец и большой пройдоха, драчун и собачий бабник. Прошу любить и жаловать!

– Чрезвычайно приятно познакомится! – Андреев щегольски щелкнул каблуками и, на миг склонив голову, весьма элегантно поцеловал Кате ручку.

– Взаимно! Но нам совершенно необходимо немедленно устроиться в какой-либо отель поблизости, после чего мы с удовольствием примем ваше любезное предложение и непременно выпьем с вами водки – в честь столь неожиданной и приятной встречи!

Поразила меня Катюха в самую селезенку. Акцент у нее, конечно, еще жуткий, но как излагает! Не зря она Пушкина читает, каких политесов, каких учтивых оборотов набралась. Вот дал человеку бог лингвистических талантов. Это тебе не «май нейм из Васья, ай лив ин Тумен-сити»!

– Есть тут гостиница, не люкс пятизвездный, но чисто и опрятно. Скоротать ночь-другую вполне можно. – Подхватил Андрей Иванович Катин чемондаум и, указав рукой направление, повел нас устраиваться.

Прохождение таможни получилось простым и быстрым. Никто нас не ощупывал, не просвечивал, пистолетов не отбирал и пломбами не украшал. Девушки в форме предупредили мельком, что скрытое ношение короткоствола не поощряется, АйДи просканировали, спросили цель прибытия, вот и все формальности. Добро пожаловать в протекторат. Гостиница оказалась в отдельном двухэтажном здании совсем рядом с аэровокзалом. Пустых номеров хватало. Мы два из них сняли, занесли вещи и, оставив в Гришином номере обоих приемышей, направились в ресторанчик на свежем воздухе при этой самой гостинице со скромным названием – «Лётная».

Вечерний ветерок освежал, цветы благоухали, аэродромные запахи придавали колорит. Освещение ненавязчивое, тихая музыка не раздражает и все вокруг сделалось моментально таким уютным и приятным, что называется самое то для усталого тела.

– А хорошо сидим!

Заявил Андрей Иванович после первой «за встречу». Катя тоже пригубила с нами, заказав гомеопатическую дозу местной «вишневки».

– Ну, рассказывай, каким ветром в наши палестины тебя занесло.

– Не, обожди, тащ капитан! Давай ты сначала. Чинами ты главнее будешь, вон уже целый капитан, а был-то, помню, всего майоришкой. Это ж, за какой грех тебе одну, но большую, на целых четыре, но маленькие разменяли?

– Не одну, а две. Уволился я, как водится подполом. Как тебя погнали, так вскорости добрались реформаторы до полка нашего и расформировали на радость вашингтонского обкома. Кто помоложе – либо в отставку по собственному, либо по другим полкам распределили, ну а таких мамонтов, как я – однозначно… за ворота… пришлось искать работу. Ты ж помнишь те времена… когда каждый день – новая цена вдвое выше вчерашней. Вот меня в менты и занесла нелегкая. И стал я несовершеннолетним преступным элементом заниматься. Ох и мОлодеж мне встречалась… такие экземпляры… в таком нежном возрасте – пробы негде ставить. Абсолютные моральные уроды. А потом нашел меня один знакомый отставной генерал. И сделал мне предложение, которое по многому раздумью я принял. Ну, раз ты тоже здесь, значит, понимаешь – какое.

Я вспомнил свои метания полные недоверчивых сомнений и удивился:

– И ты что сразу вот так и поверил. Ты же всегда был обстоятельный, трезвомыслящий мужчина. Как айсберг в океане. Ни разу не романтичный.

– Так оно и сейчас «все мои печали под черною водой» – только вот если ты видел пресловутое НЛО прямо перед блистером, в некое «невероятное» верится не то, чтобы легко, но и достаточно представимо… Особенно когда об этом рассказывает тебе не левый агитатор за народное счастье, а твой первый комэск, у которого ты праваком не один год отлетал. Вот, ты меня уважаешь?

Я аж поперхнулся гречневой кашей, которую трескал с воодушевлением, закусывая вырезку из местной лосихи.

– Ну, я еще столько не выпил, чтобы не соглашаться! Ты это чего? Андрей Иваныч? Меня не уважаешь?!

– Вот если бы там, на Старой Земле я к тебе с этаким предложением подошел, ты бы поверил?

– Ну поверил – не поверил… а задумался бы точно.

– Вот я и задумался. А предложили мне не абы что, а вполне прекрасные условия и не абы кем, а вернуться в небо командиром экипажа на АН-12. И размер денежного довольствия в переводе на убитые еноты озвучили. Это при той нищете, в которую моя семья реально рухнула. Вот свел я концы с концами… прикинул – сам знаешь, что к чему, и переехал. А тут быстро поднялся по служебной лестнице.

– Ага. Из подполковников аж до целого капитана! – не удержался я от подколки. И, как оказалось, напрасно.

– Именно! – хлопнул по столу капитан Андреев. – Тут дело в масштабах. По старо-земным понятиям взять, ты имеешь честь выпивать водку с командующим военно-транспортной авиацией далеко не самой отсталой страны! А сказать напрямую, так и наиболее промышленно развитой державы этой планеты. Вот тебе и капитан. Нет тут Арбатского военного округа, и управлениями генштаба командуют подполковники. А генерал вообще только один на всю русскую армию. И тот майор. Если не считать ряженых из московского министерства обороны. Но на тех мы вообще клали вприсядку. Так вот, позволь представиться – командир эскадрильи военно-транспортной авиации военно-воздушных сил Русской Армии капитан Андреев. Андрей Иванович. И никакой другой военно-транспортной авиации в РА больше нет. Представляюсь по случаю вербовки тебя под свое крыло, – и шутливо козырнул прикрыв темечко другой ладошкой.

– Так. За это надо выпить! – И я, как младший по званию, плеснул по рюмкам водочку. Однако Катя, сославшись на усталость и недомогание, вежливо, но решительно распрощалась с Андреевым и ушла спать.

– А какая еще есть авиация у русской армии, Андрей Иванович? Если не секрет!

– Ну какой может быть секрет, если мы все вооружение и материальную часть через орденские ворота ввозим? Не смеши мои тапочки, Витамин. Все заклепки сосчитаны! Четыре борта «Бегемотов» – Ан-12, дюжина вторых «Аннушек». Это у меня. Вертушки – отдельная песня. У них своя эскадрилья. Два звена восьмерок и звено крокодилов. И третья штурмовая эскадрилья – «Туканчики» бразильского производства. Тоже дюжина штук. Пока. «Аннушек» вообще-то больше, еще около двух десятков, но они занимаются гражданскими перевозками, и я ими не командую. Это наша гражданская авиация. Санитарка и почтовка в основном, а также работа на геологов, картографов, срочная доставка грузов и прочие подобные рейсы.

– И все под государством?

– Зачем под государством? По большей части как раз частники шуршат. Есть пяток казенных, разъездных для начальства, а остальные птицы вольные.

– И как, с голоду не мрут?

– С голоду точно нет. Но дворцов пока тоже не строят. Крутятся помаленьку, на жизнь вроде не жалуются. Да я от их проблем далек буду, особо не вникал никогда. Своих, как обычно, хватает. Ну, решай – пойдешь ко мне служить, или тебя целевым образом, под конкретную должность зазывали?

– Так. По этому поводу необходимо срочно налить! Ну, за тех, кто в небе, чтоб у всех количество взлетов совпадало с количеством штатных посадок!

Разлил и выпили. А хорошо пошла! И водовка справная… И вправду, хорошо сидим… и чего-то он мне сейчас скажет…

– Понимаешь, какая штука, Иваныч. Я как погоны снял, так сразу кушать захотел. Причем три раза в день. Как привык уже. А в офицерскую столовую больше не пускают. И пришлось мне пораскинуть мозгами. Я и пораскинул. Без малого не по асфальту, но это к теме не относится. Короче говоря, как и положено комсомольцу взял пример с комсомольских руководителей и подался прямиком в буржуи. Миллионщиком не стал, но денюжек чуток необходимый поднакопил. И купил!

– Как был опездолом, так им и остался… Чего ты купил? Что ты мне уши трешь? Ты дело говори!

– Да я и говорю. Короче, Иваныч, купил я самолет себе. С ним сюда и подался. Вот такие пироги с котятами. И являюсь теперь счастливым обладателем чудесной Цессна 208, которая в мужеском роде «Гранд Караван» называется.

– И кто ж тебя – эксплуататора на ней возит?

– Да кому я сдался, возить меня… сам потихоньку… эта… летаю…

– Ты много налетаешь… ты чего, серьезно, что ли?

– А то! А как же еще. Так вот, я теперь тоже абы кто, не конь в пальто, а командир воздушного судна и сам себе начальник. КВС типа. Жена у меня вторым пилотом летала до сего дня. Только списал я ее на берег по беременности и за пререкания с командиром, и если не считать курсанта прохладной жизни, совсем один остался. Вах, савсэм адын! И в связи с вышеизложенным, не пойду я в инженеры эскадрильи. Даже к тебе! Невзирая на все мое к тебе, Иваныч, уважение. Прости поганца!

– Ты, эта… погодь малехо… так это ты, что ли, на беленьком таком аэропланчике надысь садился? Кстати, неплохо сел. Ну, Витаминище, ну ты мощно задвинул! Вот за это мы с тобой сейчас вмажем по-серьезному. Дай я сам разолью, а то, как воробью наливаешь. Учись, опездол! Хотя нет. Раз в КВСы выбился, то опездола отставить, ибо несолидно КВСу! Будешь теперь… Пижон!

– Да от чего же Пижон-то?.. – я аж застонал. – Когда ж я у тебя в люди выбьюсь?

– А когда человеком станешь. А то выдумал, на Цесснах летать! Все люди, как люди, на Ан-2, а он, ты понимаешь, на «Гранд Караванах» рассекает. И во сколько он тебе встал? Мильена два, не меньше, поди? Буржуин недостреляный!

– Да ну нафиг, два лимона, я ж не новье брал, а в секонд хенде. И то, еле в смету уложился.

– А по большому счету, молодец! Всегда ты к штурвалу тянулся. Вечно порулить выпрашивал. Добился-таки своего. Уважаю! Удачи тебе в небе! Наливай! Такое дело не обмыть невозможно, противоречит физическим законам материального мира! Давай, лейтеха, за тебя!

– Спасибо! Слушай, Андрей Иваныч, а что тут у нас в Новороссии за дела? Я в Порто-Франко всякого наслушался. Чего только не болтают про протекторат Русской Армии. Вы и социализм строите, и полицейское государство у вас, и агрессивные вы, как Мао Цзе Дун. Воинствующие милитаристы, и пушки у вас вместо масла. А на самом деле как тут? Взгляд изнутри, пожалуйста. А то я в сомнениях весь, где осесть, куда податься… Возьмут и раскулачат. Мне сразу улетать, пока пепелац не отняли, или можно немного погодить? Ты правду мне скажи, какой бы горькой она не была. Как однополчанин и старший товарищ. А то в Москве мне… ну очень не понравилось.

– Понятно, откуда ветер дует. Московские хорьки эти байки сочиняют, чтобы народ к ним ехал. А не к нам. Обиделись они на Русскую Армию, за то, что от дележа нашего пирога послали их вдаль по кочкам. Вместе с генералами ихними. А с обиженными сам знаешь, что делают. Не журись сынку, никто тебя у нас не обидит. Ничего не отнимут, наоборот – помогут, если что.

– Я тут на Одессу-маму посматриваю не без интереса, что скажешь?

– Хохлы и евреи. Как в тамошней Одессе. Все очень деловые, все оборотистые и практичные. Производством не занимаются практически. Вообразили себя морскими воротами Новой России, не без оснований впрочем. Морем преизрядный поток грузов идет. Вокруг перевалки тех грузов да на сухопутных перевозках бизнес у них и крутится. Впрочем, москвичей де-факто одесситы тоже по секс-пеш-маршруту послали. Де-юре в составе московского протектората, но денежки врозь. «Сепаратисты», мля, – иронически хмыкнул капитан. – Вольный город Гамбург из себя изображают. Своя дума, свой «мерин», свои законы. С нами тоже вась-вась. Отношения ну крайне дружеские поддерживают. Но денег на армию нам не дают, и к Протекторату РА не присоединяются. Мол, мы самые хитрые, и винта для нас у вас нет соответствующего. Мол, с чичами вы там сами разбирайтесь, а наше дело сторона. Потому до недавнего времени у нас и налоги такие нехилые были. На армию и развитие производства. Все для фронта, все для победы. Надо!

– И нафига вам такая армия? Говорят – самая большая на планете.

– Может и не самая большая, пара процентов от населения примерно, но уж самая боеспособная – точно. Нас, русаков, орденцы не случайно на границе с имаматами, халифатами и прочими южно-бережцами усадили. Мы у них как санитарный кордон должны работать и принимать на себя вооруженное давление с юга. И как признание наших заслуг перед пресвященными Европами в соседи нам сунули имамат чичевский. Они-де тоже люди белой расы. Налаживайте с ними мирное сосуществование, как завещал товарищ Брежнев. По первым годам и кто к нам с той стороны только не лез. Всех мастей и расцветок. Нохчи к нам всех пропускали. В дельте Амазонки банды прочно устроились, даже архипелаг Дикий под себя подмяли. Пришлось не просто туго, а по самое не балуйся. Я тут пятый год уже кукую, успел еще застать те времена. И пришлось нам активно в армию вкладываться. Нам не привыкать пояса затягивать. Людей стреляных навербовали, и я в их число угодил. В основном народ от дяди Васи брали, с боевым опытом. Вооружили вдумчиво, на социалку не поскупились, и вышла у наших вождей не армия – конфетка. Была бы такая при Союзе, ни одна сука бы не покусилась…

– Значит, опять война… мать родна… – задумчиво протянул я.

– С чего ты взял? – искренне удивился Андреев.

– Ну, сам же сказал, лезут к вам, как за водкой при Горбачёве.

– Лезли! Не зря мы армию с ноля поднимали и подняли. Все! Отошла скоту масленица! Сначала по Амазонке бронепехотой и катерами им кислород перекрыли, а как пару лет назад подняли в воздух «Тукано», так и совсем им поплохело. Тут два основных фактора работают. Во-первых, Амазонка-река не просто так названа. Не хуже старой. Ширина от трех до пяти километров. Берега где низкие – манграми заросли, а где высокие – хрен на тот берег заедешь. Подходящих мест для высадки техники не так уж и много набирается. Потом – техника. В местах этих пешком не побегаешь, сразу съедят. Потому-то через Амазонку надо вездеходик-другой переправлять. На зодиак не погрузишь. Надо баржу самоходную какую-никаю иметь. А все это добро на радаре у «Туканчиков» светится как китайский фонарик в ночи. С очевидными последствиями. Редкий чечен теперь доплывет до нашего берега да и влезет на него. Какой бы он злой не был.

– Но все ж лезут?

– А куда им деться? С Ичкерийским Имаматом, как с государственным образованием, Протекторат не воюет. Как и ни с кем другим, кстати. Нет на Новой Земле военного противостояния. Не развились пока экономически, чтобы глотки друг другу организованно рвать. Все идет в порядке частной инициативы. Вот, кто чеченам доктор, если они обычаи себе придумали по которым если парень у соседей барана не украл, то и не мужик он, а сопля зеленая? Они и тут по долинкам рассосались, каждый тейп сам по себе, на центральную свою власть каждый царек в своей долине класть хотел вприсядку, однако молодняку воинами стать хочется, у них это так называется, вот и лезут к нам мелкими группами… самоутверждатся. Ну, а кто вернулся – сразу национальный герой становится. Как дети. Они не только к нам лезут, они почитай всех соседей на юге уже так замудохтали, что те нашу легкую пехоту нанимать активно принялись. От чичей чтобы их оборонили. Серьезные деньги в Протекторат пошли от этого дела. И с проводки конвоев тоже копейка малая идет. Не сидят бравы ребятушки по казармам у нас, само-обеспечением активно занимаются. А ВТА их соответствующими грузами их обеспечивает. Вот налог у нас и полегчал до тринадцати процентов, как там, на старой Родине. Короче, «жить стало лучше, жить стало веселее», гора-аздо веселее. Наливай!

– А бутылочка-то, того, заканчивается!

– Нет, Пижон, мне завтра на службу. Разливай жалкие остатки, да и честь пора знать. Жена заждалась уже поди, я три часа, как залэндился, домой отзвонился и пропал. Будет мне головомойка. Всех девок наизусть припомнит. И прозвища, и фамилии. Давай завтра пересечемся. Позвони мне после 12-00. Пообщаемся, пока сиеста не закончится. А сиеста у нас тут до-олгая!

– Да уже в курсе! До завтречка, Иваныч. Беги, пока жена тебя тут сама не нашла, а то и мне тапком достанется!

– Смотри-ка, по-омнишь!

– А ты разве не в ППД живешь?

– Нет, мне тут рядом. ВТА давно уже в Демидовске базируется. Так удобнее. Ну, бывай. До завтра. Я побежал.

И убежал. Куда только его усталость делась. Я посидел немного и тоже наверх пошел. Баиньки.

«А поутру они проснулись, под ними мятая трава…» Трава не трава, а постель – всмятку. Посоветовались мы, и Катя решила – горячку не пороть, осмотреться, разузнать получше, принять во внимание следующие факторы… кто бы спорил. Нам дом покупать. Или строить. Дело это ответственное. И пошли мы изучать столицу Протектората РА на предмет дальнейшего постоянного в ней проживания. Гриня с Морсом наше любопытство не разделили, остались досыпать. Что-то они скорешились резко. «А может, это любовь?» Или это крепкая мужская дружба? Это ничего, что они спят в одной постели?

Позавтракав чашкой кофе, отличный кофе, кстати, выгрузили скутер и, заперев самолет, отправились в туристический круиз. До городка на скутере доехали быстро, запарковались в месте, обозначенном соответствующим дорожным знаком, и побрели. Совались во все магазинчики по пути, скверики и иные общедоступные места. И чем дольше бродили, тем яснее становилось нам, что чего-чего, а социализма тут не наблюдается. Уж я-то на него насмотрелся. Опознаю в любом виде и под любым лаком. Штанами тут государство не торгует. Ни коопмагов, ни ОРСов. Госторг отсутствует даже в оружейном секторе торговли. Зато частными магазинами, лавками, магазинчиками, шопчиками и прочими бутиками город был переполнен. Торговали всем и вся. Из-за ворот – дорого. Из местного производства – вполне доступные цены. Выбор скудным назвать трудно. Зато легко назвать богатым.

А может это у них временный НЭП? Однако портретами вождей и фюреров улицы не изобилуют. Никто призывов знойных не выкрикивает, транспарантами не машет. Листовки призывающие ниспровергнуть и развешать на фонарях в руки насильно не суют. Все покойно и мирно на улицах славного города Демидовска. Жизнь течет неторопливо, даже скорее несколько лениво. Столичные толпы стадами не носятся по прошпекту. Может это жгучее солнце делает людей столь политически пассивными, что они ни в какую не борются с фашиствующей военной диктатурой зарвавшейся военщины?

И насчет полицейского государства некто явно погорячился. Особенно в сравнении с Порто-Франко, не говоря уже о Москве. И если с Порто-Франко понятно, транзитный пассажиропоток со всеми сопутствующими траблами и присутствие патрулей на улицах оправдано, то Москва вызывает крайнее недоумение. Но здесь вам не тут, а тут вам не Москва. За полдня почти – хотя какие полдня, это я по привычке, до настоящего полдня еще четыре часа – не встретили мы ни одного мента. Нет, люди в форме встречались. В военной форме. С пилотками и беретками, сунутыми под левый погон. Группами и в розницу. Но строем никто не маршировал под удалую строевую песню и оружием на улицах не бряцал.

А улицы, надо сказать, московским по благоустройству не уступали. Все также плотно озеленено широколиственными древовидными, а также сопутствующими им кустарниковыми, как-то: сирень белая, сирень сиреневая, сирень махровая и так далее по справочнику дендролога до полного беспредела. Облагорожено стрижеными газонами, что твои гольф-поля. Улицы закатаны ровным асфальтом, по крайней мере – в центральной части города.

Архитектура стандартная для Новой Земли. Разноцветные кирпичные малоэтажки котеджного типа. Довольно разнообразные. Что еще отметил мой взыскательный взгляд, это то, что на земельные участки под строительство отцы города явно не скупились. И по десять соток под усадьбу. И под двадцать. И по полгектара встречались. И не пустырями с заросшими коноплей, а ухоженными фруктовыми садиками все оформлено. Много виноградной лозы. Масса цветочков всяких. Я больше половины и не встречал никогда в жизни. Но я ботан-флоролюб некомпетентный, мне лишь бы для глаз приятно и дерьмом не пахло, а супруга моя пребывала от ботаники этой в приятном волнении и аж дрожала, вожделея обзавестись особняком и развести все это сено на радость людям в промышленных количествах. Осталась она городом настолько довольна, что начала терять осторожность и потребовала немедленно начинать индивидуальное строительство. Срочно получать земельный участок размером не менее гектара с видом на речную гладь, заливать фундамент, чтобы к пятнице, непременно к пятнице…

Пришлось остужать горячее сердце и воспаленный разум жгучим огнем любви, а так же и удушающими поцелуями на тенистой укромной аллейке. На радость стайке голопузых пацанчиков и девчоночек, босиком игравших в песочнице неподалеку. И случайно обнаруживших нас за столь предосудительным с их точки зрения занятием.

Они закрутили вокруг нас хоровод с каруселью, тыкали невежливо в нас пальчиками и вопили на разные голоса про «тили-тили-тесто, жених и невеста», что нам совершенно не мешало продолжить «занятия возлюбленной четы». Катенька-Катюша на секунду лишь оторвавшись от моих губ, веско обескуражила голопузых негодников, кратко проинформировав тех о том, что мы уже женаты. И оне покинули нас, полные раскаянья…

Увлеклись мы делом приятным и лишь случайно обнаружили, что время течет. И, без малого, подтекло уже к назначенному рандеву с Иванычем. С усилием преодолев взаимное влечение, пригладили подрастрепавшиеся слегка перышки, быстренько добежали ближайшего «Связного», где и разжились местной сим-картой, созвонились с Андреевым и бегом-бегом до ямашки нашей. Оседлали малышку и покатили обратно в порт. И как раз успели к месту встречи. За тот же столик.

Андрея сперва и не узнали. Бравый капитан от авиации сменил имидж и облекся, если смотреть на него снизу вверх, в рыжие сандалии на босу ногу, просторные полотняные шорты ниже колен с массой разнообразных карманов, нашлепанных где ни попадя, какую-то обширную майку-распиздяйку, слегка оттопыренную кобурой, с надписью, которой утверждала, что «делать любовь» значительнее приятнее, чем войну. И соответствующей теме картинкой на грани пристойности. Венчала этот натюрморт конусная соломенная, явно по вьетнамским мотивам исполненная, шляпа – размера необычайного. Широкополая, шире плеч, потертая, поношенная, заслуженная такая шляпа. И вот этот зонтик на длинной костлявой ручке сложился за нашим столиком, снял головной убор и только потом был опознан.

– Здравы будьте, бояре!

– Привет, Иваныч! Ну ты хипарь, оказывается. Никогда бы не подумал. А говорил – на службе.

– Так, сиеста! – одним словом разъяснил свой нестроевой прикид хипующий капитан. – Манюня, жигулевского нам по кружечке! Водка отменяется. Мне еще сегодня службу тащить, а завтра спозаранку на вылет.

– И далеко? – спросил я без всякой задней мысли.

– А с какой целью интересуетесь? – моментально ощетинился старый служака, резко перейдя на «вы».

– Да я к слову, летишь и лети. Мне вообще-то поровну. Ты мне лучше вот чего расскажи, – стремительно съехал я со стремной темы, – ты по должности майор должен быть. Никак в толк не возьму, как тут система аттестации работает.

– Как положено, так и работает, – сурово отрезал Иваныч. Потом глотнул из кружечки, и помягчел голосом. – Да на что оно тебе, ты же не в армию приехал.

– Ну любопытно мне. Вот жил-был целый подполковник, потом бац – капитан. Разве не обидно?

Андреев усмехнулся, кивнул головой каким-то своим мыслям, добавил глоток и принялся разъяснять «политику партии».

– Я пять лет назад сюда приехал на должность КВС. И получил старлея. Вот так-то! Протаскивал через «ворота» первого «бегемота» и собирал его на базе Россия, поскольку одним куском прошел только фюзеляж. И прошел-то впритирочку. Полетал на нем, повоевал даже над Амазонкой. Потом сразу три машины принял из-за ленточки. И только через год, когда сформировал и в строй ввел звено – получил капитана. Потом за счет «Аннушек» добрали эскадрилью. После следующего «дождичка» аккурат к четвергу получу «мэра», как и положено, через пять лет выслуги, и это для комэска – потолок. А чтобы выслужить подпола, придется мне наращивать из эскадры – полк, стало быть, как минимум две эскадрильи иметь надо. Сам понимаешь, все завязано на деньги. И деньги эти – бюджетные. Значит, должны мы решать соответствующий объем задач. Боевых задач, заметь. Никто мне за ради личного карьерного роста денег не даст. Но вторая эскадрилья будет. Собирается командование закупить «баржи» в непонятном пока количестве…

– Ан-26, – пояснил я недоумевающей Кате. – Труба пониже, дым пожиже…

– Нормальный аппарат, – пресек мою критику нач. ВТА. – Лучше бы конечно тридцать вторые брать, они по климату самое то, но… дороговаты.

– Вот я в толк не возьму, как это фсе финансируется? Кто богатенький на СтарЗеме покупает недешевую технику, тратит ощутимый финресурс при этом, проталкивает сквозь игольное ушко сюда и не имеет при этом одномоментного барыша? Нет, понятно, что РА платит реальные деньги Ордену, и Орден доставляет заказанное. С этой стороны все понятно. Вопросов нет. А вот на той… не верится мне, чтобы западный коммерс тратил бабло в надежде на отдаленный успех тутошних физиков… что когда-нибудь откроются врата взад и потекут молочные реки, обеспеченные драгметаллами и прочими ништяками…

– Точно. И по эту сторону складируют принимаемые от переселенцев фантики, имя им евры-доллары, в ожидании тех благославенных времен когда… тут и есть самая страшная финансовая тайна Ордена. Да все стопудово уверены, что есть хитрая дверка для обратного билета. Да не про нашу честь. Как есть, врут засранцы. Только за руку пока не поймали…

– Шило в мешке не утаишь, кто нибудь да поймает. Да по морде. По наглой рыжей морде. Слышь, командир, а какой собственно «изм» строит русскоармейский протекторат. Ну и название, кстати, язык вывихнуть…

– Да пошли все эти «измы». Никаких не строит. Если какой и можно сбоку приплести, так разве что – прагматизм. Задрали всех с верхов и до низов наши социальные эксперименты. Просто Демидову надоели идиоты и хапуги на руководстве. Вот он сколотил команду и построил страну, где все в шоколаде. По своим понятиям справедливости.

– Угу. И в этой стране весь тяжмаш принадлежит чиновникам из правительства.

– Из бюджетных средств этот тяжмаш строили, казне и принадлежит. Строй свой завод и будет он твой. Только на свои строй. Никто слова не скажет. Построил – владей, обогащайся. А на казенное пасть не разевай. Ваучеризации страны по-чубайсовски не дождешься.