Пиппи Длинныйчулок на острове Куррекурредутов

Пиппи Длинныйчулок не желает стать взрослой

О, как мама и папа Томми и Анники обнимали своих детей, и как целовали, а потом накрыли стол и накормили их чудесным ужином, а потом еще подоткнули им одеяла, когда дети улеглись в свои кроватки. Потом родители долго-предолго сидели на краю кроваток и слушали рассказы детей о всех чудесах, которые им довелось пережить на острове Куррекурредут. Они все так радовались! И только одно омрачало их радость — мысль о Рождестве. Томми и Анника не хотели говорить маме, как они огорчены тем, что остались без рождественской елки и без рождественских подарков; но так оно и было. Дома им все казалось таким непривычным, как это бывает всегда, когда возвращаешься из долгого путешествия. И до чего было бы здорово, если бы они вернулись домой в сочельник!

У Томми и Анники также немножко болела душа, когда они думали о Пиппи. Теперь она, ясное дело, лежит там на Вилле Вверхтормашками ногами на подушке, и никого нет рядом с ней сейчас, и никто не подтыкает ей одеяло. И они решили пойти к ней завтра с самого утра.

Но назавтра мама не захотела их отпускать, ведь она так давно их не видела! И вообще, к ним на обед должна была прийти бабушка, поздравить внуков со счастливым возвращением домой. Томми и Анника беспокоились: что там Пиппи делает целый день одна? Когда вечером начало темнеть, они наконец не выдержали.

— Милая мама, мы должны пойти поздороваться с Пиппи, — сказал Томми.

— Ну, бегите! Но не оставайтесь там слишком поздно.

Когда они подошли к садовой калитке Виллы Вверхтормашками, то остановились как вкопанные и только смотрели во все глаза. Все выглядело почти как на рождественской открытке. Вилла так мягко утопала в снегу, а окна были весело освещены! На веранде горел факел, отбрасывая свет далеко-далеко на белый снежный покров перед домом. Дорожка, ведущая к веранде, была основательно расчищена, так что Томми и Аннике не пришлось барахтаться в сугробах.

Как раз когда они отряхивали с себя снег на веранде, открылась дверь и на пороге появилась Пиппи.

— Счастливого Рождества в моей лачуге! — сказала она.

Затем провела их на кухню. А там, они не поверили своим глазам, стояла рождественская елка! Свечи были зажжены, и горело семнадцать светильников в виде домовых, да так, что только треск стоял и вокруг распространялся уютный запах. Стол был накрыт, и на нем стояли рождественская каша, и окорок, и колбаса, и другие всевозможные рождественские яства. Да, даже пряники — в виде домовых! В очаге пылал огонь, а возле дровяного ларя стояла лошадь и бодро била копытом. Господин Нильссон прыгал взад и вперед по елке между светящимися домовыми.

— Хорошо бы его нарядить рождественским ангелом, — сказала Пиппи, — да вряд ли он станет сидеть тихо и спокойно.

Томми и Анника молча стояли посреди кухни, совершенно ошеломленные.

— Ах, Пиппи, — выговорила наконец Анника, — до чего ж замечательно! Как ты успела все это сделать?

— У меня все в руках спорится, — ответила Пиппи.

Томми и Анника внезапно почувствовали, что ужасно рады и счастливы.

— До чего здорово, что мы снова дома, на Вилле Вверхтормашками, — сказал Томми.

Они уселись вокруг стола и получили огромные порции окорока, и рисовой каши, и колбасы, и пряников. Ели и думали, что это еще вкуснее бананов и плодов хлебного дерева.

— Да, но, Пиппи, сейчас вовсе не Рождество, — сказал Томми.

— Нет, Рождество! Календарь Виллы Вверхтормашками немножко запаздывает. Надо будет отнести его к календарщику и починить.

— Вот здорово! — воскликнула Анника. — Значит, у нас все-таки Рождество! Хотя и без рождественских подарков.

— Ой, хорошо, что ты произнесла это слово, — сказала Пиппи. — Я спрятала ваши подарки. Вам самим придется их искать.

Лица Томми и Анники вспыхнули от восторга, и они кинулись искать свои подарки. В дровяном ларе Томми нашел большой пакет, на котором было написано: «ТОММИ». В пакете лежал красивый ящичек с красками. Анника нашла под столом пакет, на котором было написано ее имя, а внутри был красивый красный зонтик.

— Я смогу взять его с собой на остров Куррекурредут, когда мы в следующий раз поплывем туда, — обрадовалась Анника.

На самом верху под колпаком очага висело два пакета. В одном был игрушечный джип для Томми, а во втором — кукольный сервиз для Анники. На хвосте у лошади висел маленький-премаленький пакетик, и там лежали часы, предназначенные для детской Томми и Анники.

Когда они отыскали все свои рождественские подарки, то в порыве благодарности крепко обняли Пиппи. Подойдя к кухонному окну, она посмотрела на снег, покрывавший весь сад.

— Завтра построим большой снежный дом, — сказала она. — И зажжем свечи, которые будут гореть в нем по вечерам.

— О да, давайте! — воскликнула Анника, все более и более довольная тем, что вернулась домой.

— Я думаю, нам надо соорудить лыжную горку: сверху, прямо с крыши — и вниз, в сугробы, — сказала Пиппи. — Я собираюсь научить лошадь кататься на лыжах. Только никак не могу придумать, сколько лыж ей надо — четыре или только две.

— Ох и весело будет нам завтра! — сказал Томми. — Какое счастье, что мы приехали домой прямо в разгар рождественских каникул.

— Нам всегда будет весело, — сказала Анника. — И здесь, на Вилле Вверхтормашками, и на острове Куррекурредут, всюду и везде.

Пиппи в знак согласия кивнула головой. Все втроем забрались они на кухонный стол. Внезапно лицо Томми омрачилось.

— Не хочу никогда становиться взрослым, — решительно сказал он.

— И я тоже, — заявила Анника.

— Да, ничего в этом хорошего нет, — согласилась Пиппи. — Взрослым никогда не бывает весело. У них вечно уйма скучной работы, дурацкие платья и куминальные налоги.

— Это называется «коммунальные налоги», — поправила ее Анника.

— Все равно, такая же муть, — возразила Пиппи. — И еще они напичканы предрассудками и всякой ерундой. Они думают, что стрясется ужасное несчастье, если сунуть в рот нож во время еды, и все такое прочее.

— Они не умеют даже играть, — сказала Анника. — Фу, ужасно, если придется стать взрослым!

— Кто сказал, что нужно стать взрослым? — спросила Пиппи. — Если я не ошибаюсь, у меня есть где-то несколько пилюлек.

— Каких пилюлек? — спросил Томми.

— Несколько мировых пилюлек для того, кто не желает стать взрослым, — объяснила Пиппи и соскочила со стола.

Она искала повсюду — в шкафу, в ящиках и ларях, и через некоторое время появилась, держа в руках нечто, точь-в-точь похожее на три желтых горошины.

— Горошины! — удивился Томми.

— Ты так думаешь?! — спросила Пиппи. — И вовсе это не горошины, а пилюльки. Я давным-давно получила их в Рио[3] от одного старого индейского вождя, когда случайно упомянула, что вовсе не хочу стать взрослой.

— И эти вот маленькие таблетки могут помочь? — усомнилась Анника.

— Ну да! — заверила ее Пиппи. — Но проглотить их надо в темноте и при этом сказать вот что:

— Ты, верно, имеешь в виду «взрослой», — сказал Томми.

— Сказала «взросляка», значит, то самое я и имею в виду — «взросляку». В этом-то и весь секрет. Большинство людей говорит: «взрослый», «взрослая», а опаснее этого ничего не бывает. Потому что тогда начинаешь расти шибче, чем прежде. Жил-был однажды мальчик, который ел вот такие пилюльки. И он сказал «взрослый» вместо «взросляка». Тут он как начал расти, — до смерти испугаешься. На несколько метров в день! До чего ж печально! Но, во всяком случае, пока он пасся и кормился прямо с яблоневых деревьев, примерно как жираф, это было довольно удобно. Но вскоре это перестало получаться, он был слишком длинный. Когда к нему домой приходили какие-нибудь тетеньки и здоровались с ним и им надо было сказать ему: «О, какой ты стал большой и умный!», то им приходилось кричать в мегафон, чтобы он услыхал их слова. У этого мальчика ничего нельзя было увидеть, кроме его длинных, тонких ног, исчезавших среди туч, словно флагштоки. А что было, когда он принялся лизать солнце! У него на языке появился волдырь. Тогда он так заорал, что внизу, на земле, увяли цветы. Но это было последним признаком его жизни. И никогда больше никто о нем не слышал. Хотя ноги, думается мне, по-прежнему бродят внизу там, в Рио, и мешают движению.

— Я боюсь есть какие-то пилюли, — испуганно сказала Анника. — А вдруг я ошибусь и скажу не то, что надо?

— Ты не ошибешься, — утешила ее Пиппи. — Если б я думала, что ты можешь ошибиться, я не давала бы тебе никаких пилюль. Потому что стало бы очень скучно, если бы пришлось играть только с твоими ногами. Томми, я и твои ноги! Да, веселенькая была бы компания!

— Фу, да не ошибешься ты, Анника! — сказал Томми.

Они погасили рождественские свечи. На кухне стало совершенно темно, только перед очагом, где за дверцами пылал огонь, лежал кружок света. Они молча уселись в кружок посреди комнаты. Пиппи дала Томми и Аннике по таблетке крумеляки. От любопытства у них по спине пробегал холодок. Подумать только: мгновение — и эти удивительные пилюльки будут лежать у них в животе, а потом они никогда, никогда не станут взрослыми. Это было замечательно!

— Давайте, — шепнула Пиппи.

Они проглотили по таблетке.

— Славная, милая крумеляка, не желаю стать взрослякой! — хором произнесли они все трое.

Дело было сделано. Пиппи зажгла висячую лампу.

— До чего здорово! — сказала она. — Теперь мы можем оставаться детьми. У нас никогда не будет мозолей и прочей ерунды. Хотя ведь пилюльки лежали в моем шкафу так долго, что нельзя быть железно уверенной в том, что они не утратили свою силу. Но будем надеяться на лучшее, верно?

Аннике вдруг пришла в голову одна мысль.

— Пиппи! — испуганно воскликнула она. — Ты ведь собиралась стать морской разбойницей, когда станешь взрослой.

— Тьфу, я все равно могу стать морской разбойницей, — сказала Пиппи, — такой маленькой-премаленькой вредной морской разбойницей, которая сеет смерть и разрушение, во всяком случае вокруг себя.

Она немножко подумала.

— Послушайте, — сказала она, — послушайте. Вдруг когда-нибудь, через много лет, явится какая-нибудь тетенька, будет проходить мимо и увидит, как мы играем здесь, в саду. И, может, она спросит тебя, Томми: «Сколько тебе лет, дружок?» А ты ответишь тогда: «53 года, если не ошибаюсь».

Томми радостно засмеялся.

— Тогда она, верно, подумает, что я просто коротыш, — сказал он.

— Да, ясное дело, — согласилась Пиппи. — Но тогда ты сможешь ответить, что, когда ты был меньше, ты был больше.

Тут как раз Томми и Анника вспомнили, что мама не велела им слишком долго оставаться у Пиппи.

— Нам, наверное, пора идти домой, — сказал Томми.

— Но мы снова придем завтра, — сказала Анника.

— Прекрасно! — сказала Пиппи. — Начнем строить снежный дом в восемь часов утра.

Она проводила их до калитки, и ее рыжие косички болтались во все стороны, когда она бежала обратно на Виллу Вверхтормашками.

— Подумать только, — сказал Томми чуть позднее, когда чистил зубы, — подумать только, если бы я не знал, что это пилюльки крумеляки, то мог бы поспорить, что это — обыкновенные горошины.

Анника стояла у окна детской в розовой пижамке и смотрела в сторону Виллы Вверхтормашками.

— Ура, я вижу Пиппи! — в восторге закричала она.

Томми также поспешил к окну. Да, конечно! Теперь, когда на деревьях больше не было листвы, можно было заглянуть даже на кухню к Пиппи. Пиппи сидела у стола, склонив голову на руки. С мечтательным выражением в глазах смотрела она на колеблющееся пламя стоявшей перед ней маленькой свечи.

— Она… она кажется такой одинокой, — сказала Анника, и голос ее чуть задрожал. — О, Томми, скорей бы уж было утро, чтоб нам сразу же к ней пойти.

Они молча стояли у окна, всматриваясь в зимний вечер. Над крышей Виллы Вверхтормашками светили звезды. Там, в доме, была Пиппи. Она будет там вечно. Странно было думать об этом. Пройдут годы, но Пиппи, и Томми, и Анника не станут взрослыми. Если только, понятно, пилюли крумеляки не потеряли свою силу! Настанут новые весны и лета, и новые осени и зимы, но их игры будут продолжаться. Утром они выстроят снежный дом и спустят трамплин с крыши Виллы Вверхтормашками. Когда настанет весна, они будут карабкаться на дуплистый дуб, где растет лимонад, они будут играть в искальщиков вещей и ездить верхом на лошади Пиппи, будут сидеть в дровяном ларе и рассказывать разные истории. А иногда они, быть может, будут также путешествовать на остров Куррекурредут, чтобы повидаться с Момо, Моаной и другими детьми. Но они вечно будут возвращаться на Виллу Вверхтормашками. Да, это была на редкость утешительная мысль — Пиппи вечно будет жить на Вилле Вверхтормашками.

— Вот сейчас она посмотрит в нашу сторону, и мы помашем ей рукой, — сказал Томми.

Но Пиппи смотрела прямо перед собой мечтательными глазами. А потом погасила свечу.