Пираты фюрера

I

Капитан первого ранга Теодор Кранке получил назначение на должность командира карманного линкора «Адмирал Шеер», когда за его плечами было уже двадцать семь лет службы в германском флоте. Кранке поступил на службу еще в Кайзеровский флот в 1912 году, плавал на эсминцах в годы Первой мировой войны, командовал легким крейсером в годы Веймарской республики, а позднее был начальником Военно–морского училища.

«Адмирал Шеер» был вторым из трех кораблей, построенных для немецкого флота в рамках ограничений Версальского договора, гласивших, что водоизмещение любого военного корабля, предназначенного для германского флота, не должно превышать 10 000 тонн.

В действительности же, полное водоизмещение «Адмирала Шеера» приближалось к 17 000 тонн, на что те, кто должен был надзирать за выполнением Германией условий Версальского договора, почему–то смотрели сквозь пальцы. Корабль имел длину 186 метров и был вооружен шестью 280–миллиметровыми орудиями с длиною стволов в 54 калибра, размещенных в двух трехорудийных башнях на носу и корме.

Вооружение «Адмирала Шеера» дополняли восемь 150–миллиметровых орудий, шесть 105–миллиметровых скорострельных зениток, восемь 37–миллиметровых и шесть 20–миллиметровых зенитных автоматов, а также восемь 533–миллиметровых торпедных аппаратов.

Трехвальная дизельная энергетическая установка давала «Адмиралу Шееру» возможность развить скорость до 28 узлов. Заложен «Адмирал Шеер» был 25 июня 1931 года на военно–морской верфи в Вильгельмсгафене, спущен на воду 1 апреля 1933 года и введен в строй 12 ноября 1933 года.

Всего в составе флота оказалось три корабля этого типа: «Дойчлянд», «Адмирал Шеер» и «Адмирал граф Шпее». Сразу же возник вопрос: к какому классу боевых кораблей отнести эту оригинальную троицу? Их называли и броненосцами, и тяжелыми крейсерами, и карманными линкорами. Последнее определение, несмотря на некоторую вульгарность, казалось бы, недопустимую в строгих канонах классификации боевых кораблей, сопровождало эту «карманную» троицу в течение всей службы, а затем перекочевало на страницы исторических исследований…

Приказ о назначении капитана первого ранга Кранке командиром «Шеера» пришел 1 октября 1939 года, вскоре после начала войны. Сдача дел начальника училища заняла гораздо больше времени, чем Кранке рассчитывал; лишь 1 ноября он прибыл на борт «Шеера» и поднял свой вымпел, официально вступив в командование карманным линкором.

Экипаж принял нового командира настороженно. Все, конечно, знали, что последние годы он начальствовал в училище, и имели основания подозревать, что он был скорее ученым и военно–морским теоретиком, чем командиром боевого корабля, которому предстояло сражаться со значительно превосходящими силами противника.

Первые месяцы своего командования капитану первого ранга Кранке было трудно доказать обратное,— «Шеер» в основном находился в базе, изредка отбиваясь зенитками от воздушных налетов англичан. При предыдущем командире — капитане первого ранга Генрихе Бурмбахе — зенитчики «Шеера» сбили один английский бомбардировщик и очень этим гордились. Известно, что удачу кораблю всегда приносит командир, а потому все моряки «Шеера» задавали себе вопрос: будет ли при новом командире их корабль столь же удачлив, что и при старом?

Между тем, «Адмирал Шеер» был поставлен в док, а Теодор Кранке получил приказ прибыть в Берлин, где ему была поручена оперативная разработка Норвежской операции. Экипаж «Шеера» не понимал, что может их командир так долго делать в Берлине. Впрочем, им было чем заняться, чтобы не слишком часто задавать друг другу подобные вопросы. Половину матросов на борту «Шеера» составляли молодые новобранцы, которые недавно сменили старослужащих, направленных инструкторами в различные учебные отряды. Поэтому, если экипаж принял капитана первого ранга Кранке настороженно, то и он чувствовал себя не очень уверенно со столь большим количеством неопытных новобранцев на корабле.

До июня 1940 года Кранке находился в Норвегии, управляя штабом военно–морского соединения, поддерживающего оккупацию этой страны немецкими войсками, а затем вернулся в Вильгельмсгафен и снова вступил в командование «Адмиралом Шеером». К этому времени на корабле закончились ремонтные и модификационные работы, он вышел из дока и направился в Балтийское море на обычные послеремонтные испытания. Затем начался цикл интенсивной боевой подготовки — пора было превратить новобранцев в сплоченный и надежный экипаж боевого корабля. Это была совсем не легкая задача, если учесть тот факт, что подавляющее большинство матросов впервые в своей жизни ступили на палубу корабля. Тренировки продолжались и днем, и ночью.

В октябре 1940 года «Адмирал Шеер» прибыл в Готенгафен, где приступил к погрузке боеприпасов и всех других видов расходных материалов снабжения. Особенно много принималось продовольствия — главным образом, овощей. Матросы даже стали подозревать, что их новый командир–вегетарианец.

Всем хотелось знать, куда собирается корабль. По палубам и кубрикам летали самые разные слухи, ни один из которых подтвердить, разумеется, было невозможно. Почти никто из находящихся на борту не верил, что их пошлют в океанский рейд на борьбу с английской торговлей; все еще помнили, что совсем недавно произошло с их однотипным собратом — «Адмиралом графом Шпее». Возможно, предполагали многие, их пошлют к Гренландии для осуществления какой–нибудь операции типа «кусай и беги», но не более того.

Пока по кораблю гуляли слухи, правду, как всегда, знал только командир. Боевой приказ на трех машинописных страницах, подписанный адмиралом Редером, уже лежал у Кранке на столе. Затем командир исчез — снова неизвестно куда. Одни говорили, что он уехал в Берлин в Штаб руководства войной на море, другие видели его в Вильгельмсгафене в штабе Военно–морской группы «Север». Попытки выведать что–нибудь новое у командирского вестового ни к чему не привели, поскольку тот сам ничего не знал. Правда, вестовому случайно удалось подслушать обрывок разговора между капитаном первого ранга Кранке и двумя его друзьями, пришедшими попрощаться с командиром «Шеера». Собирая посуду со стола в каюте командира, вестовой услышал фразу одного из офицеров, который сказал Кранке: «Шансов «пятьдесят на пятьдесят» у вас нет. Скорее, ваши шансы можно рассматривать как один к десяти. Англичанам за последнее время удалось значительно улучшить защиту своего судоходства в океане, а после потопления «Адмирала графа Шпее» время надводных рейдеров в океане, мне кажется, закончилось».

Вечером 22 октября 1940 года группа матросов была отпущена в увольнение на берег. 23 октября многие также готовились сойти на берег, но уже утром, в 08:30, был дан приказ приготовиться к выходу в море.

Старший офицер «Адмирала Шеера» капитан второго ранга Грубер доложил командиру, что весь личный состав находится на борту.

— Внимание! — прозвучало по корабельной трансляции. — Проводим испытания колоколов громкого боя.

Пронзительные, разрывающие нервы звуки боевой тревоги разнеслись по кораблю. На сигнальных фалах карманного линкора взвились разноцветные флаги. Два маленьких крепыша–буксира, напоминающие на фоне стройного корпуса линкора две ореховые скорлупки, без особого труда отвели «Адмирала Шеера» от стенки и, перекликаясь гудками, повели его к выходу из порта.

Отдав буксирные концы, «Адмирал Шеер» пошел дальше под своими машинами, огибая мол.

— Итак, господа,— обратился к своим офицерам на мостике капитан первого ранга Кранке,— мы в открытом море!

— Мы в открытом море! — разнеслось по всему кораблю, и каждый, кто был свободен от вахты, выскочил на верхнюю палубу, чтобы бросить прощальный взгляд на родные берега. Все уже знали, что теперь «Шеер» уходит в море на многие месяцы, а возможно, и навсегда.

Готенгафен быстро исчезал за кормой. Огибая мыс Хела, «Шеер» увидел прямо по курсу парусник, идущий навстречу под всеми парусами, как призрак из стародавних времен. Это был четырехмачтовик «Падуа» — учебное судно германского торгового флота. Для матросов «Шеера» это был последний привет с родины. В 13:30 берег растаял на горизонте. Только ветер еще доносил запахи осенней земли.

Погода оставалась превосходной, что заставляло капитана первого ранга Кранке нервничать. Он предпочел бы туман и дождь, не возражал бы и против крутого шторма. Офицер–синоптик неуверенно обещал, что если погода и начнет портиться, то не ранее чем завтра.

Лейтенант Старжинский, стоя на юте, сказал своим матросам, что он уже шестой раз проходит Датским проливом, но никогда погода не была столь прекрасной, как сегодня. Но если для бывалого моряка погода действительно казалась прекрасной, то юные новобранцы этого совсем не находили. Крупная зыбь шла им навстречу, корабль клевал носом и грузно раскачивался. Новобранцы дрожали и бледнели, испуганно оглядывались посторонам, как будто кто–то мог им помочь, с надеждой смотрели на офицеров. У некоторых ноги становились ватными, и они усаживались на палубу. Зная по опыту, что в данном случае резкость и даже грубость являются наилучшим лекарством, офицеры приказывали раскисшим матросам вставать, брать себя в руки, больше находиться в движении и поменьше думать о своих мучениях, сконцентрироваться на своих обязанностях. Лучшего лекарства нет.

Самое тяжелое время наступило для командира. Он полностью забыл о сне, постоянно находясь на мостике или в штурманской рубке.

При проходе Датским проливом в любой момент могла произойти встреча с противником. Сигнальщики с тревогой следили за небом и горизонтом. Хотя уход «Адмирала Шеера» из Готенгафена сопровождался самыми строгими мерами обеспечения секретности, но в городе жили поляки, которые ненавидели немцев и с удовольствием снабжали английскую разведку любой информацией. Кроме того, при прохождении Бельта не следовало забывать и о Норвежском сопротивлении, имевшем устойчивую радиосвязь с Лондоном.

— Самолет, 225 — с левого борта. Летит очень низко! — раздался крик сигнальщика.

Все бинокли повернулись в указанном направлении. Капитан первого ранга Кранке в этот момент, сидя на жестком кожаном диванчике в штурманской рубке, пытался вздремнуть. Услышав крик сигнальщика, командир выскочил на мостик и вскинул бинокль. Расстояние до самолета было уже замерено, и стволы всех зенитных орудий пришли в движение, медленно поднимаясь вверх. Но расстояние было еще слишком большим для открытия огня. Самолет можно было увидеть только в очень сильные бинокли.

— Это может быть один из наших разведывательных самолетов,— предположил Кранке, зная, что командование флотом попросило Люфтваффе обеспечить прикрытием с воздуха прорыв «Адмирала Шеера» в океан. Но на таком расстоянии разглядеть какие–либо детали было невозможно. Кроме того, не было никакой уверенности, что пилот самолета, даже если это и свой, окажется способным опознать «Адмирал Шеер», поскольку летчики Люфтваффе практически не знали силуэтов собственных, кораблей.

— Если он видит нас так же хорошо, как мы видим его,— заметил командир,— то я надеюсь, что он, по крайней мере,не наделает никаких глупостей.

В этот момент на мостике появился рассыльный из радиорубки, вручивший командиру корабля радиограмму. Кранке прочел ее и вздохнул. В радиограмме говорилось, что маячивший на горизонте самолет действительно был своим. Но, обнаружив «Адмирала Шеера», он принял его за вражеский корабль и передал по радио все подробности о его курсе и скорости. Конечно, радиограмма летчика была закодирована, но шифры, используемые Люфтваффе, были гораздо проще морских, поскольку на самолетах невозможно было разместить тяжелые и громоздкие шифровальные машины. А потому существовало опасение, что противник, перехвати он радиограмму, легко ее расшифрует со всеми вытекающими из этого последствиями.

— Самолет приближается! — доложил сигнальщик.

Это было действительно так. Самолет приблизился, хотя еще предпочитал держаться на безопасном расстоянии. Однако теперь уже его можно было легко опознать. Это был разведывательный самолет «Дорнье–18». Чтобы самолет сдуру не наделал еще каких–нибудь глупостей, Кранке приказал выпустить опознавательные ракеты. Разноцветные огни поднялись стремительно в небо и, медленно угасая, опустились на поверхность моря. В ответ с самолета также выпустили ракету, подтверждающую, что он свой.

Еще дважды «Дорнье–18» выпускал опознавательные ракеты, и «Шеер» дважды на них отвечал, прежде чем самолет осмелился подлететь поближе к стальному гиганту. С мостика «Шеера» можно было разглядеть даже лица летчиков, им махали руками.

— Что они все крутятся над нами? — недовольно пробурчал Кранке.— А если у них что–нибудь случится с мотором? Куда нам их потом девать?

II

Сверкающий шар солнца медленно опускался в море, но был съеден черно–серыми тучами, не успев достигнуть горизонта. С наступлением темноты сбылся прогноз синоптика — погода ухудшилась (или улучшилась, по мнению командира).

На следующий день до полудня Кранке придерживался северо–западного курса, а затем, снова положившись на прогноз синоптика, повернул корабль на запад — в направлении Гренландии, надеясь прорваться в океан под прикрытием ночи. На небе начали сгущаться тучи. Пронзительный северозападный ветер принес слепящие снежные заряды, сменяемые шквальными ливнями. К вечеру на море уже бушевал жестокий шторм. «Адмирал Шеер» тяжело вздымался на волнах, валясь с борта на борт. Страдавшие ранее от морской болезни молодые матросы теперь напоминали живых покойников.

— Это только начало, ребята, — подзадоривали их старослужащие. — Если наш синоптик прав, а он редко ошибается, то сегодня ночью задует настоящий полярный ураган. Вот тогда вы поймете что, значит морская служба.

— Но и это все пустяки, — засмеялся другой «старик». — А вот когда вы прогуляетесь «ревущими сороковыми», а потом хлебнете шторма у мыса Горн, тогда и станете настоящими моряками…

Огромные волны, напоминающие пришедшие в движение горы, обрушивались на корабль. «Адмирал Шеер» стонал и скрежетал под их ударами, но упорно пробивался вперед со скоростью двадцать узлов.

В таких условиях комендоры могли находиться только в башнях главного калибра и у зениток, расположенных на верхних ярусах надстроек. Никто не мог рискнуть появиться на верхней палубе, не подстраховавшись спасательным концом. В разгар шторма боцман Хеллгерт заметил, что боезапас одного из зенитных орудий не был должным образом укрыт от обрушивающихся на корабль волн. Обвязав одного из своих матросов спасательным концом, боцман послал его навести порядок. Но матрос в одиночку ничего сделать не мог. Тогда боцман, воспользовавшись наступившим на какое–то мгновение затишьем, бросился ему на помощь, но именно в этот момент очередная гигантская волна обрушилась на палубу.

Чуть позже комендоры расчета одного из зенитных орудий услышали громкие стоны и увидели что–то извивающееся у основания кормовой башни главного калибра. Обвязавшись концами, двое комендоров рискнули спуститься на палубу, где они обнаружили искалеченного матроса в бессознательном состоянии. Матроса доставили в лазарет, где доктора обнаружили, что у него сломаны оба бедра. Когда матрос пришел в себя, он сразу же спросил о боцмане, который выскочил на принявшую удар волны палубу, чтобы помочь ему.

Старший офицер, поспешно спустившийся в лазарет, немедленно запросил все боевые посты и отделения — не находится ли там боцман Хеллгерт. Ответ был отрицательный.

Спасенный матрос сообщил, что боцман, сбросив, несмотря на пронизывающий холод, бушлат, чтобы помочь ему, выскочил на палубу, где они вместе пытались закрепить ящик со снарядами. В этот момент на корабль обрушилась волна, матроса куда–то понесло, обо что–то ударило, он почувствовал страшную боль в ногах и больше не помнит ничего. Быстро проведенная проверка личного состава показала, что пропали боцман Хеллгерт и матрос по фамилии Римке. Когда об этом доложили на мостик, командир, несмотря на ужасающий шторм, немедленно приказал ложиться на обратный курс, и в течение получаса, выключив прожектора, с «Шеера» пытались обнаружить несчастных в бушующем море. Но все понимали безнадежность этих усилий. Ледяное море, ветер, дующий с силой урагана, гигантские волны не давали ни единого шанса на то, что кто–либо мог выжить в подобных условиях. Вскоре поиск был прекращен, и «Адмирал Шеер» вернулся на прежний курс.

Экипаж понес первые жертвы, и на корабле воцарилось уныние. Между тем шторм с каждой минутой все усиливался, и капитану первого ранга Кранке пришлось отказаться от своего первоначального намерения обогнуть Исландию с севера, поскольку на такой волне корабль на мог идти со скоростью двадцать узлов. Видимость становилась все хуже, и Кранке надеялся, что даже после рассвета корабль будет надежно укрыт снеговыми зарядами, ливнями и туманом.

К полуночи шторм достиг силы урагана, и северо–западный ветер сначала сменился на северный, а затем с прежней силой задул с северо–востока. В принципе, это очень устраивало Кранке, давая возможность проскочить незамеченным, хотя корабль так клало с борта на борт, что у многих создавалось впечатление, что следующая волна наверняка его перевернет. Все наставления по мореплаванию требовали, чтобы в таких условиях корабль был развернут носом к волне. В мирное время Кранке так бы и поступил, но сейчас он продолжал идти прежним, курсом, подставляя под страшные волны борт корабля. За это время «Шеер» сильно обледенел: палуба и надстройки покрылись корочкой льда. Последовал приказ ни под каким видом на появляться на верхней палубе.

Еще до рассвета «Адмирал Шеер» вошел в Датский пролив. Обычно в течение летних и осенних месяцев Датский пролив свободен ото льда на ширину почти в двести миль. Но когда с севера идет шторм, а еще пуще — ураган с северо–востока,— огромные волны не в состоянии пробиться через пролив в Гренландское море. И начинается что–то совершенно безумное. Волны, сдерживаемые на востоке Исландией, а на западе Гренландией, устремляются к центру пролива, сталкиваясь между собой и круша друг друга, вздымаясь в этой битве на высоту до сорока метров, стремясь поскорее вырваться в Атлантику. При этом гигантские волны движутся со всех сторон, устраивая в узком проливе страшный хоровод. Именно через подобный хоровод «Адмирал Шеер» пытался пробиться в Атлантику. Несмотря на солидные размеры и мощные двигатели, корабль порой словно щепку крутило среди огромных валов, бросая из стороны в сторону во всех направлениях. «Адмирал Шеер» вздымался на крутых волнах, казалось, до самого неба, затем падал куда–то в бездонную пропасть, ложился почти на борт, но упорно продолжал пробиваться на юг. Уже не только для молодых неопытных матросов, но и для многих бывалых моряков все это казалось бесконечным кошмаром.

Время от времени кренометр фиксировал крен в тридцать семь градусов, и даже многоопытные капитаны торгового флота, которые находились на борту «Шеера», начали выглядеть весьма озабоченными. «Шеер» не был торговым судном, и его креновой коэффициент был гораздо выше из–за тяжелых башен и надстроек над ватерлинией. Хорошо еще, что «Адмирал Шеер» был загружен по самый планширь!

В жилых помещениях царил хаос и разгром, как после жаркого боя. В кубриках были разбиты и перевернуты все рундуки, в каютах и кают–компаниях разбита мебель и все перевернуто вверх дном. Через вентиляционные трубы, заглушки которых были давно выбиты, хлестала вода. В баталерке сухой провизии мешки с мукой уже напоминали размокшие мешки с цементом. Почти во всех помещениях корабля стояла вода. Радовало только то, что в этом хаосе ветра и волн, снежных зарядов и низких свинцовых туч вряд ли мог появиться какой–нибудь корабль или самолет противника. Даже если какие–нибудь английские корабли патрулировали в проливе, то сейчас они наверняка укрылись в бухтах или, по меньшей мере, идут навстречу волне, меньше всего думая о возможной встрече с противником. Что касается авиации, то ни Королевские ВВС, ни Люфтваффе в такую погоду не летали, а если бы даже и летали, то при столь низкой и сплошной облачности все равно ничего бы не обнаружили.

Между тем в лазарет, в дополнение к матросу со сломанными бедрами, стали поступать люди с весьма тяжелыми травмами. Даже сам командир сильно повредил руку, пытаясь подхватить сбитого с ног рулевого. А старшего офицера капитана второго ранга Груббера вообще едва не смыло за борт. В последний момент два матроса успели спасти его. Все начали понимать смысл старой морской пословицы, гласящей, что люди делятся на три категории: живых, мертвых и находящихся в море.

В полночь корабельный синоптик Дефант поднялся на мостик в очень веселом расположении.

— Итак, господа,— спросил он,— вы удовлетворены?

— Все прекрасно,— пробурчал в ответ старший штурман, капитан второго ранга Гюбнер.— Но ты немного перестарался.

Речь шла о двух погибших моряках, смытых за борт разбушевавшейся океанской стихией.

До рассвета сила урагана продолжала увеличиваться, сила ветра достигала одиннадцати — двенадцати баллов. Удары гигантских волн продолжали сотрясать корабль, а свист ветра перешел в непрерывный пронзительный вой. Однако к концу ночи шторм стал утихать — постепенно, очень медленно, почти незаметно.

Когда на востоке забрезжил серый холодный рассвет, шторм стал значительно слабее, наконец–то появилась возможность убрать воду из подпалубных помещений и навести там порядок. Погода улучшалась, и барометр медленно пошел вверх. Еще свирепствовал шторм, но это уже был не ураган — сила ветра редко достигала 10 баллов. Обвязанные страховочными концами матросы вышли на верхнюю палубу, чтобы определить повреждения, нанесенные ночным ураганом. Повреждения и поломки обнаруживались на каждом шагу. Два катера были разбиты. Один сорвало с кран–балки и разбило в щепки. Теперь все, что от него осталось, годилось только на растопку. Второй катер был также сильно поврежден, но корабельный плотник, осмотрев его, пообещал, что попытается катер отремонтировать.

Видимость еще не превышала трехсот метров, и радиолокационная станция «Шеера» обшаривала горизонт во всех направлениях. Через несколько часов после того, как была пройдена наиболее узкая часть пролива, радар засек движущийся объект–несомненно корабль — на расстоянии шести–семи тысяч метров. Кранке приказал отвернуть на пару румбов западнее, чтобы увеличить расстояние. Это произошло в 15:00. Обнаруженным кораблем, судя по всему, был британский вспомогательный крейсер, который нес сторожевую службу в проливе.

Ближе к вечеру погода заметно улучшилась, а на следующее утро арктический ураган превратился просто в сильный бриз с порывами ветра, доходящими иногда до шести — семи баллов. По мере того, как ледяные горы Гренландии оставались позади, становилось заметно теплее.

Между тем корабль прошел Датский пролив и вышел в Северную Атлантику, где он мог уже не бояться быть обнаруженным английской воздушной разведкой. Только позднее, после вступления Америки в войну, когда битва за Атлантику была в полном разгаре, над этим районом постоянно начали летать американские и английские самолеты–разведчики, ни на минуту на спуская глаз с идущих трансатлантических конвоев.

В воскресенье, 3 ноября, Атлантика приветствовала «Адмирала Шеера» лучами уже позабытого солнца, окрасившего пенистые волны в бледно–золотой цвет. К полудню корабль находился на широте пятьдесят, и капитан первого ранга Кранке снова повернул «Адмирала Шеера» на север. Хотя сам «Шеер» на просторах Атлантики выглядел микроскопической иголочкой в гигантском стоге сена, он имел возможность прочесать этот стог очень широким фронтом. На корабле действовала большая группа специалистов по радиоперехвату и дешифровке, во главе которой стоял капитан второго ранга Буддэ. В группу входили также лейтенанты Паль и Войчеховский–Эмден. Последний был сыном морского офицера, погибшего на знаменитом рейдере времен Первой мировой войны — крейсере «Эмден», за что его семья получила разрешение прибавить слово «Эмден» к своей фамилии.

Немецкая военно–морская разведка давно уже определила примерное время и периодичность выходов в море конвоев НХ, то есть конвоев, формировавшихся в Галифаксе и потоком доставлявших на Британские острова военное снаряжение. Но, несмотря на огромную работу, проделанную разведчиками, так и не удалось определить курс следования конвоев, хотя и было выяснено, что эти курсы меняются на иррегулярных интервалах. Удалось выяснить, что противолодочное охранение начинает действовать примерно с двадцатого градуса западной долготы. Как еще изменяется защита конвоев по мере пересечения ими Атлантики, оставалось неизвестным. В соответствии с имеющимися данными, два конвоя — НХ–83 и НХ–84 — должны были пройти через район, где было приказано оперировать «Адмиралу Шееру». В задачу Кранке входило вести поиск и вступить в боевой контакт с каким–нибудь из этих конвоев на северном или на южном курсе.

Любой перехваченный сигнал, дающий хоть какой–нибудь намек на местонахождение конвоя, мог оказаться бесценным. Однако эфир молчал. Видимо, все военно–морские силы противника в этом районе, о которых, кстати, также ничего не было известно, а также все торговые суда имели строжайшую инструкцию полностью соблюдать радиомолчание. Зона, в которой «Шееру» предстояло провести поиск, лежала между пятьдесят вторым и пятьдесят четвертым градусами северной широты и тридцать вторым и тридцать пятым градусами западной долготы. Кранке был уверен, что именно в этом районе им удастся обнаружить один из конвоев.

Между тем, поскольку Кранке успешно провел корабль Датским проливом сквозь совершенно немыслимый шторм, доверие к нему среди экипажа значительно выросло, сведясь к общему мнению, что «со стариком мы не пропадем».

Пока «Адмирал Шеер» вел поиск конвоев, свободные от вахт вели жаркую полемику по важнейшему вопросу: отращивать бороды или нет, памятуя о том, что после возвращения домой их так или иначе придется сбрить. Полемика охватила и матросов, и офицеров. Командир отшучивался: «Когда мы вернемся домой, ваши бороды будут волочиться по палубе…»

Но вот сигнальщики обнаружили на горизонте верхушки чьих–то мачт, а сам командир вскарабкался на фор–марс, чтобы лучше их разглядеть. Расстояние было очень большим. Неожиданно вспыхнувшая радуга не давала возможности вообще что–либо разглядеть, кроме поверхности моря и облаков. Но через пару минут мачты появились снова. Корабль, которому они принадлежали, шел, по–видимому, западным курсом. Командир молчал, только кивнул головой, когда сигнальщик доложил о новом появлении мачт. Сближаясь с обнаруженным судном, на «Шеере» вскоре обнаружили, что это одинокий танкер, идущий порожняком на запад.

Наконец Кранке нарушил свое затянувшееся молчание и приказал, обращаясь к штурману:

— Возвращаемся на старый курс.

Офицеры и матросы, стоявшие вахту на мостике, с изумлением уставились на командира. Разве борьба с судоходством противника на является их главной задачей? Почему командир позволяет этому судну уйти? Тем более, что это танкер, самый ценный тип торговых судов!

Разумеется, никто не произнес ни слова, но капитан первого ранга Кранке отлично понимал, какие вопросы ему хотят задать его подчиненные.

— Я понимаю, о чем вы думаете, — сказал командир. —Одна ласточка не делает лета. Мы должны обнаружить конвой. Если мы утопим сейчас этот танкер, то только уменьшим свои шансы обнаружить другие суда противника.

И, повернувшись к старшему офицеру, приказал разъяснить это экипажу по корабельной трансляции.Так поступает опытный рыболов, выбрасывая обратно в воду маленькую рыбку, чтобы не вспугнуть большую.

III

В понедельник погода стала совсем хорошей. Свободные от вахт собирались на верхней палубе, грелись на солнце, читали и дремали.

Днем было обнаружено еще одно судно, идущее западным курсом, и снова Кранке решил не менять курса, давая ему уйти.

На «Адмирале Шеере» росло напряжение от ожидаемых событий. Все понимали, что очень скоро, возможно, в пределах нескольких часов, что–то должно произойти. По кораблю гулял упорный слух, который не решался опровергнуть даже сам капитан второго ранга Грубер, что завтра, во вторник, 5 ноября, «Адмирал Шеер» вступит в боевой контакт с противником. Другими словами, завтра будет обнаружен конвой.

У этого слуха была солидная основа: все вычисления, базирующиеся на данных разведки, говорили о том, что конвой НХ–84 будет находиться именно в том районе, куда во вторник войдет «Адмирал Шеер».

Синоптик Дефант был вызван на мостик, где командир шутя спросил его:

— Если это не военная тайна, Дефант, то скажите, какую погоду обещает ваше ведомство на завтрашнее утро?

— Завтра утром,— пообещал синоптик,— будет слабый ветер, спокойное море и хорошая видимость. Но к нам движется фронт низкого давления, разумеется, с сопутствующим штормом. Но до послезавтра он до нас не дойдет.

Вечер был совершенно чудесным. Заходящее солнце окрасило небо и море в золотые, пурпурные и голубые цвета. Когда солнце утонуло за горизонтом, на «Адмирале Шеере» наступила полная тишина, нарушаемая лишь размеренным рокотом дизелей. Люди были спокойны и психологически готовы к бою и встрече с любой опасностью.

Утром 5 ноября погода оказалась точно такой, как и пообещал накануне синоптик. На мостик был вызван лейтенант Питч — пилот бортового самолета. Питч был морским офицером, которому захотелось стать летчиком, и он стал им. Позднее он вернется к своей первой любви — морю — и погибнет 24 августа 1944 года, командуя подводной лодкой «U–344».

— Доброе утро, Питч,— приветствовал его Кранке. — Как вам погода? Можно рискнуть немного полетать.

— Если вы мне обеспечите «пруд для уток», командир, — ответил летчик,— то все будет в порядке.

«Прудом для уток» назывался искусственно создаваемый участок штилевой воды, для чего корабль, резко положив руль, выходил под ветер.

— Нет вопросов! — согласился командир.— Конечно, мы соорудим пруд. Но мы надеемся, что, вернувшись, вы при несете нам какие–нибудь свежие новости о конвое.

Когда лейтенант Питч спустился с мостика, его разведывательный самолет «Арадо», более известный под кличкой «корабельный попугай», стоял уже на катапульте. Питч и его наблюдатель Галлинат быстро забрались в свои кабины и закрыли фонари. Их наземный состав, если такое определение возможно на корабле, быстро проверил мотор и поплавки гидросамолета, а торпедисты, которые по совместительству обслуживали и катапульту,— баллоны со сжатым воздухом.

Мотор «Арадо» заработал, быстро выходя на взлетный режим. В тесной пилотской кабине лейтенант Питч поднял руку. Последовала короткая команда, раздался взрывной удар сжатого воздуха, и «Арадо» уверенно вышел в воздух.

Набирая высоту, разведчик сделал круг над кораблем. Все находившиеся на верхней палубе махали руками и видели, как лейтенант Питч махнул им в ответ. Затем самолет ушел на запад.

В 11:20 «Арадо» вернулся.

Пилоты не обнаружили ничего. Докладывать было не о чем.

Они тщательно прочесали тот сектор, который им указал капитан первого ранга Кранке, но никого не обнаружили. «Арадо» запустили в воздух снова — провести поиск в новом секторе, южнее. Самолет должен был вернуться в 13:00, но уже в 12:40 сигнальщики заметили его, летящим к кораблю. То, что гидросамолет возвращается раньше времени, было само по себе хорошим признаком. К тому же Питч на подлете покачал крыльями, а затем дал световой закодированный сигнал: «Восемьдесят восемь морских миль». Напряженные лица офицеров на мостике прояснились. По какому–то волшебству через весь корабль мгновенно пронеслась новость: «Впереди конвой!» Все ждали, что теперь скажет командир, ибо окончательное решение мог принять только он. И только он нес ответственность за принятое решение. Более того, командир отвечал за мощный боевой корабль и за тысячу триста человеческих жизней. Нужно было учесть все обстоятельства.

Однако сейчас моряки «Шеера» должны были решить более прозаическую задачу: как принять на борт вернувшийся «Арадо» на значительно усилившемся волнении. Корабль развернулся, создавая «пруд», пилот сделал круг, а затем стал снижаться на небольшую площадку спокойной воды. Поплавки, подняв каскад серебряных брызг, коснулись поверхности, «Арадо» подпрыгнул, как испуганный кролик при виде канавы, подпрыгнул еще раз, затем плавно заскользил по поверхности моря. Работая мотором на малых оборотах, лейтенант Питч подвел гидросамолет под защиту левого борта корабля и остановился прямо под палубным краном.

Летчик вылез из кабины на капот, поймал крановый трос и пытался зацепить гак за специальный рым на фюзеляже самолета. Но не тут–то было. «Арадо» подпрыгивал и качался, как пьяный. Десятки голов, свесившись через планширь, давали летчику всевозможные советы. Наконец гак удалось зацепить, и кран, с легкостью оторвав «Арадо» от поверхности воды, поднял его на борт и поставил точно на катапульту. «Корабельный попугай» вернулся на свой насест.

Лейтенант Питч, выпрыгнув из кабины, помчался на мостик, зажав в руке планшет с картой. На карте, наряду с разными цветными, линиями бросалась в глаза одна — жирная красная. Ее сразу же отметили зоркие глаза палубных матросов, когда летчик пробегал мимо них. Матросы перемигнулись — было совершенно ясно, что возбужденный Питч несет на мостик какую–то очень важную информацию. На мостике капитан первого ранга Кранке был спокоен и молчалив. Для него доставленная пилотом информация была только началом. Все было совсем не так просто, как казалось рвущимся в бой его молодым подчиненным.

—Благодарю вас, Питч,— сказал Кранке.— Вы поработали отлично.

Конвой, который обнаружил лейтенант Питч, находился в восьмидесяти восьми милях прямо по курсу «Шеера». Идя прежним курсом, «Адмиралу Шееру» нужно было более трех часов, чтобы оказаться в зоне видимости конвоя. А если еще учесть и время, потерянное при приеме на борт «Арадо», контакт с конвоем не мог произойти раньше 16:00, то есть незадолго до наступления темноты. Это означало, что большая часть судов конвоя имела шанс рассредоточиться и скрыться в темноте.

Однако с другой стороны, если бы Кранке решил отложить операцию на завтрашнее утро, то есть позволил бы конвою всю ночь без всяких помех следовать на восток, то конвой очень опасно приблизился бы к так называемым Западным подходам, где его наверняка встретят и поведут далее в британские порты боевые корабли английского флота. Вступать в контакт с ними совсем на входило в планы капитана первого ранга Кранке, тем более, что германская военно–морская разведка ничего не знала о составе и количестве кораблей охранения.

Опыт подсказывал, что вражеский конвой обычно следует со скоростью семь–девять узлов. Следовательно, к 06:00 следующего утра — самого раннего часа, когда можно совершить нападение без помех от плохой видимости — конвой будет примерно в ста милях к востоку от того места, где находится сейчас. Капитан первого ранга Кранке полагал, что зона, где боевые корабли английского флота встречают суда конвоя, находится приблизительно в трехстах милях от нынешнего места «Адмирала Шеера». Значит, на следующее утро английское соединение окажется всего в двухстах милях от «Шеера» — расстояние, которое быстроходный крейсер способен преодолеть примерно за шесть часов даже в штормовую погоду.

В дополнение ко всем этим оперативно–тактическим выкладкам командир учитывал и прогноз синоптика о приближении фронта низкого давления. Ветер уже начинал свежеть, а волнение на море заметно усилилось. Дефант считал, что надвигается шторм, который продлится несколько дней. И хотя на «Шеере» были установлены суперсовременные артиллерийские системы, а комендоры были прекрасно обучены, сильный шторм, без сомнения, сильно бы понизил точность стрельбы и скорость корабля. Тщательно взвесив все за и против, капитан первого ранга Кранке решил атаковать конвой как можно скорее, то есть сегодня.

Еще с того момента, как «Арадо» подняли на борт, «Шеер» полным ходом уже шел на сближение с конвоем. В кают–компании наступило время обеда. Возбужденная молодежь почти не могла есть, предвкушая бой. Бывалые ветераны, напротив, наедались от души, по опыту хорошо зная, что во время боя поесть уже не удастся. А сколько продлится атака, сказать не может никто. Даже командир. Все боевые части готовились к сражению. Опускались леера, снимались обвесы, фотографии жен и невест убирались с переборок.

В 14:27 сигнальщики доложили об обнаружении на горизонте грязного пятна угольного дыма. По кораблю зазвучали колокола громкого боя, объявляя боевую тревогу. Но почему только одно пятно дыма? Где еще восемь судов, о которых докладывал лейтенант Питч? Может быть, он ошибся? И его наблюдатель тоже? Это маловероятно. Оба являлись опытными и надежными офицерами. Иногда случается, что в глазах двоится, но не девяте–рится же! Капитан первого ранга Кранке также был озадачен, хотя и не сомневался в правдивости сообщения лейтенанта Питча. Во всяком случае ясно, что это еще не контакт с конвоем.

— Или это тот самый знаменитый кот, который гуляет сам по себе,— предположил Кранке,— или это британский вспомогательный крейсер, который идет впереди конвоя, чтобы предупредить транспорты о любой опасности.

Существовало еще много всяких «или», и на мостике «Шеера» воцарилось молчание. Между тем расстояние между карманным линкором и неизвестным океанским странником сократилось настолько, что загадочный пароход удалось достаточно хорошо рассмотреть. Это было обычное торговое судно без каких–либо заметных особенностей, тяжело бредущее через свинцовые воды Атлантики как одинокий бродяга.

— Не очень большое судно,— заметил один из офицеров на мостике.

— От силы пять тысяч тонн,— согласился другой.

Капитан первого ранга Кранке опустил руки с биноклем.

— Он не похож на вспомогательный крейсер,— сказал командир и, обратившись к представителю военно–морской разведки капитану второго ранга Буддэ, поинтересовался,— как вы полагаете, Буддэ?

— Насколько нам известно,— ответил разведчик, — англичане не перестраивают столь малые суда во вспомогательные крейсера.

— Насколько нам известно,— повторил Кранке.— К сожалению, нам известно далеко не все. Зная, что нам это известно, они возьмут и сделают крейсером маленькое судно.

Пароход мирно продолжал следовать своим курсом, но именно это и вызывало у капитана первого ранга Кранке наибольшие подозрения.

Командир «Шеера» знал, что Британское Адмиралтейство дало строжайшее указание капитанам всех торговых судов при обнаружении любого военного корабля — даже своего — немедленно изменять курс и сообщать об этом факте по радио. Этот же пароход, чьи сигнальщики наверняка уже заметили «Шеер», курса не изменил и по радио ни о чем не сообщал.

— Всем сигнальщикам внимательно следить за появлением торпедных следов,— приказал Кранке,— усилить круговое наблюдение за небом и горизонтом.

Если обнаруженный пароход не был в действительности вспомогательным крейсером, то его капитан наверняка принял «Адмирала Шеера» за английский или американский военный корабль, поскольку не мог представить себе появление в центре Атлантики крупного немецкого боевого корабля. Он все еще не менял курса и соблюдал радиомолчание, но поднял флаг торгового флота Великобритании.

— Превосходно,— одобрил это Кранке.— По крайней мере мы теперь знаем, к какой стране он принадлежит. Но опознал ли он нас? Способен ли он причинить нам какой–нибудь вред? Может быть, он ждет, чтобы мы подошли поближе, чтобы выпустить в нас торпеды?

Кранке приказал поднять сигнал по международному своду: «Остановиться». Два сигнальных флага взлетели над фор–марсом «Адмирала Шеера», откуда они должны быть совершенно ясно видны с парохода.

Затем с «Шеера» сигнальным фонарем передали приказ англичанам не пользоваться радиостанцией. Сигнал промигали дважды, но единственной реакцией на английском пароходе было то, что британские комендоры бросились на корму к установленному там орудию.

— Дайте ему по курсу предупредительный выстрел! — приказал Кранке, опуская бинокль.

Три раза палуба «Шеера» вздрагивала от орудийного выстрела, и три фонтана воды поднимались в опасной близости от английского парохода.

— Прикажете подготовить призовую команду? — обратился к Кранке старший штурман капитан второго ранга Гюбнер.

— Нет, Гюбнер,— ответил Кранке.— У нас нет времени. Каждая секунда на счету — нужно выходить на конвой. Мы их просто утопим.

И отдал приказ:

— Поднять сигнал: покинуть пароход, спустить шлюпки!

Пока поднимали сигнал, капитан первого ранга Кранке следил за секундной стрелкой своих часов. Подчинятся ли англичане? Стрелка медленно отсчитывала долгие секунды. Напряжение ожидания росло.

Башни и орудия правого борта были наведены на маленький пароход. Ничего неожиданного на случилось. Вскоре была спущена первая шлюпка, которая, подняв брызги, закачалась затем на волнах. За ней последовали вторая и третья шлюпки. Затем, не спеша, британские моряки начали грести в направлении «Шеера». Эта медлительность выводила Кранке из себя, он не мог принять англичан на борт, прежде чем утопит их судно.

Но теперь переполненные людьми шлюпки находились между «Адмиралом Шеером» и его целью. Кранке приказал пройти немного вперед, чтобы выйти на свободную линию огня, и «Адмирал Шеер» открыл огонь из 105–миллиметровых зениток. Орудия давали залп за залпом, почти все снаряды попадали в ватерлинию парохода, и, наконец, он стал медленно (очень медленно, по мнению командира «Шеера») крениться на левый борт.

— Может быть, ударить по палубе? — предложил старший артиллерист.— Чтобы дать возможность воздуху выйти из трюмов. Вода, которая идет через ватерлинию, видимо, создает воздушные подушки.

— Превосходно, Шуман,— согласился Кранке.— Действуйте!

Первые залпы привели к сильному взрыву на верхней палубе парохода, в воздух полетели обломки, вспыхнул пожар. Судно стало крениться быстрее, оседая в воду. Английский флаг все еще трепетал на корме.

Пока все это происходило, шлюпки с английскими моряками подошли к борту «Шеера». Все они были одеты в английские спасательные жилеты с жесткими воротниками, поддерживающими голову, чтобы не захлебнуться при потере сознания. Многие курили, видимо, думая, что это их последняя папироса. Первая шлюпка подошла к корме «Шеера» с правого борта, и германские моряки стали помогать своим британским «коллегам» перебираться на палубу карманного линкора.

Выяснилось, что английские моряки были приведены в такой шок появлением «Шеера», что оставили свое судно, не взяв с собой даже самых необходимых вещей. Все были в рабочих робах, а кочегары выскочили наверх перепачканные и чумазые, прямо от топок. Только один из моряков, выглядевший много старше остальных, был одет в морской китель с рядами орденских колодок. Видимо, печальный, но похожий опыт Первой мировой войны подсказывал ему, что надо быть готовым ко всяким неожиданностям.

Британский капитан находился в третьей шлюпке. Кожа его лица была задублена ветрами многих морей и океанов, густые брови нависали над серыми глазами. Но выражение лица было открытым и искренним. Только легкая улыбка играла на его губах. Видимо, ему льстило, что такой гигант, как «Адмирал Шеер», так пугливо вел себя, прежде чем приблизиться к его судну, что опытный глаз капитана не мог не отметить. А возможно, он был уверен, что не долго придется пользоваться германским гостеприимством, зная, сколько английских боевых кораблей находится неподалеку. Рядом с капитаном стоял старший механик, одетый в китель с четырьмя нашивками. Он с искренним техническим интересом рассматривал «Шеер», нисколько не напоминая при этом побежденного и захваченного в плен. А их пароход все еще отказывался затонуть, и Кранке приказал усилить огонь. В это время английский капитан взмахнул руками и крикнул:

— Не стреляйте по корме! Там боеприпасы!

Немецкие офицеры ничего не поняли. Пароход находился на достаточном расстоянии от «Адмирала Шеера», чтобы взрыв боеприпасов не нанес карманному линкору какого–либо ущерба. Но старший артиллерист Шуман, взглянув на корму, понял все: там все еще вился Британский флаг, а капитану хотелось, чтобы его пароход ушел на дно под своим родным флагом.

Из судовых документов, доставленных на борт «Шеера» английским капитаном, выяснилось, что пароход назывался «Мопан». Он имел грузоподъемность 5389 брутторегистровых тонн и был рефрижератором. «Мопан» направлялся из Вест–Индии в Англию. Построен пароход был в 1928 году и был еще достаточно новым, имел, как и все рефрижераторы, хорошую скорость. По этой причине капитан, по его словам, отказался следовать в составе тихоходного конвоя, решив самостоятельно добраться до Англии.

IV

Вскоре по «Шееру» снова молнией пронеслось известие: на горизонте опять обнаружен дым. Причем речь шла не об одном пятне дыма, как накануне. Сначала были обнаружены дымовые пятна от четырех судов, затем — шести, а чуть позже — еще несколько дымов. Это был, конечно, долгожданный конвой.Если на боевых постах снова царило небывалое возбуждение, то на мостике все были абсолютно спокойны. «Адмирал Шеер» шел, не меняя ни курса, ни скорости, чтобы преждевременно не выдать своих намерений.

Кранке снова забрался на фор–марс, чтобы лучше разглядеть открывавшуюся перед ним картину.

— Их больше полудюжины,— проговорил командир, не отрывая от глаз бинокля.— Десять, по меньшей мере, а то и больше.

А лейтенанту Петерсену, в прошлом капитану торгового флота, казалось, что он видит дымы, по меньшей мере, двадцати судов. В 16:30 «Шеер» увеличил скорость, рванувшись в атаку. На горизонте уже был виден лес мачт торговых судов самых различных типов.

— Они что, идут вообще без прикрытия? — спросил Кранке, скорее самого себя, чем сигнальщиков.— Я не вижу ни одного боевого корабля.

— Что–то действительно не видно,— согласился с командиром лейтенант Петерсен.— Но есть один подозрительный. Какая–то у него необычная надстройка для торгового судна.

Кранке тоже обратил внимание на это судно и внимательно рассматривал его в бинокль.

— Да, он выглядит очень похожим на вспомогательный крейсер,— сказал командир «Шеера». — Смотрите, он выходит из строя. Они нас заметили!

Кранке был совершенно прав — их обнаружили. Подозрительный корабль, более похожий на пассажирский пароход, чем на сухогруз, замигал прожектором, непрерывно передавая букву «А».

— Это не сигнальный фонарь торгового судна,— заметил штурман.— Это прожектор боевого корабля. Смотрите, какой он мощный!

— Нет сомнения, что это вспомогательный крейсер, — подтвердил Кранке. Он не спускал глаз с этого корабля, который, выйдя из строя, стал заходить в голову конвоя, чтобы занять лучшую позицию для защиты торговых судов, растянувшихся по всей линии южного горизонта.

— Он сейчас даст свой опознавательный,— сказал Кранке.— Повторите его сразу же, как будто мы его вызываем на связь.

Командир хотел, чтобы у противника как можно дольше оставались сомнения относительно национальной принадлежности «Шеера», чтобы тот до открытия огня мог подобраться поближе к конвою. В этот момент расстояние между «Шеером» и британским вспомогательным крейсером еще составляло примерно пятнадцать миль.

Прожектор британского вспомогательного крейсера, передававший букву «А», неожиданно в быстрой последовательности промигал: «М» — «А» — «Г». Сигнальщики «Шеера» тут же промигали в ответ «МАГ», но уловка не удалась. Обмануть командира британского вспомогательного крейсера не удалось. Он, видимо, хорошо знал, что никаких британских боевых кораблей в этом районе быть не могло, и целые гирлянды красных ракет взмыли в небо с его надстройки. Сомнений не было — это наверняка был заранее условленный сигнал конвою рассредоточиться. И сразу же вспомогательный крейсер и все суда конвоя стали ставить дымовую завесу.

Расстояние между двумя кораблями уменьшилось до десяти миль, и «Шеер», который шел прямо на конвой, теперь отвернул влево, чтобы иметь возможность ударить по противнику бортовым залпом. Башенные орудия развернулись на вспомогательный крейсер, а орудия вспомогательного калибра были наведены на танкер, который оказался ближе всех к «Шееру». Британский вспомогательный крейсер, который в этот момент находился в голове второй колонны конвоя, прекратил работать прожектором. К этому времени корабли уже сблизились достаточно, чтобы командир английского корабля мог уже точно понять, с кем его свела военная судьба. Характерный силуэт «Шеера» прекрасно проектировался на фоне вечернего неба, и были ясно видны его трехорудийные башни, нацеленные на британский корабль.

Первой реакцией английского командира была попытка поставить свой корабль между «Шеером» и большим двухтрубным пассажирским пароходом, видимо, наиболее ценным судном в конвое.

«Шеер» теперь находился менее чем в десяти милях от вспомогательного крейсера, и Кранке приказал одной из башен начать пристрелку, чтобы точно определить дистанцию.

Было 16:42. Когда орудия главного калибра «Шеера» открыли огонь, корабль рвануло так, как недавно во время страшного шторма в Датском проливе. Оглушающий грохот обрушился на палубу корабля. Те, кто не позаботился заткнуть уши, почувствовали себя так, будто у них лопнули барабанные перепонки, оглохнув на несколько дней. Сигнальщиков на фор–марсе сбило с ног. Тяжелые снаряды со свистом полетели с сторону британского вспомогательного крейсера, все еще выпускающего в небо красные ракеты. Эти ракеты нервировали Кранке. Может быть, этими ракетами вспомогательный крейсер не только приказывает судам конвоя рассредоточиться, но и зовет на помощь боевые корабли, которые держатся с другой стороны конвоя и еще невидимы с «Шеера»?

Томительно долго шли те двадцать три секунды, которые были необходимы снарядам «Шеера», чтобы долететь до цели. Они упали недолетом, подняв огромные фонтаны воды, временно скрывшие вспомогательный крейсер противника из вида.

Второй, откорректированный залп последовал из обеих башен карманного линкора, и одновременно с ним на носу, надстройке и корме вспомогательного крейсера сверкнули орудийные вспышки ответного залпа. И хотя по этим вспышкам стало ясно, как слабо вооружен противник, тот факт, что он вообще открыл ответный огонь, говорил о том, что его экипаж, верный морским традициям своей страны, готов сражаться до конца с любым противником, как бы силен тот ни был.

Английские снаряды упали с большим недолетом, не считая одного, который упал настолько близко от «Шеера», что брызги от поднятого им водяного столба обрушились на палубу. Сразу стало ясно, что у англичан всего одно орудие, способное стрелять на такое расстояние, что центральной наводки на вспомогательном крейсере нет, и все орудия ведут огонь самостоятельно, независимо друг от друга.

Эфир бушевал сообщениями, передаваемыми шифром и открытым текстом. Через несколько минут прием сообщений открытым текстом подтвердила американская радиостанция Макей, ретранслируя их по всему миру, который немедленно узнал, что в тысяче миль восточное Ньюфаундлендской банки германский карманный линкор напал на союзный конвой.

Второй залп «Шеера» также упал в море — на этот раз перелетом. Британский вспомогательный крейсер находился теперь примерно в восемнадцати тысячах метров от «Шеера». Он был слишком маленькой целью для стрельбы с такой дистанции. Невооруженным глазом он виделся маленьким карандашиком, плывущим по поверхности моря. Третий залп «Шеера» также упал мимо цели, вздымая огромные столбы воды. Четвертый — тоже.

Теперь огонь по «Шееру» вел не только вспомогательный крейсер, но и многие суда конвоя. Некоторые из них, как оказалось, были вооружены 100–миллиметровыми и даже 150–миллиметровыми орудиями, чьи снаряды представляли серьезную опасность даже для такого тяжелого корабля, как «Шеер». Еще хорошо, что их огнем никто не управлял, да и расстояние было солидным. Стрельба велась скорее для демонстрации своей храбрости, чем из желания нанести противнику какой–либо урон.

Наконец в пятом залпе тяжелый 280–миллиметровый снаряд с «Шеера» попал прямо в середину британского вспомогательного крейсера. Снаряд взорвался в надстройке, и вскоре корабль противника был охвачен пламенем. Однако пылающий вспомогательный крейсер продолжал движение, пытаясь сблизиться с «Шеером». Цель этого доблестного маневрирования была ясна: британский командир пытался отвлечь «Шеер» на себя, подальше от конвоя. Но это не удалось. «Шеер» не изменил курса.

Конечно, британский командир отлично понимал то безнадежное положение, в которое попал его корабль — вооруженный пассажирский пароход, но он продолжал вести огонь по «Шееру», видимо, надеясь, что, находясь под обстрелом, он не приблизится к конвою раньше, чем утопит вспомогательный крейсер. Кроме того, всегда существовал шанс удачного попадания, да и сам вспомогательный крейсер был слишком большим, чтобы его могли быстро пустить на дно даже 280–миллиметровые орудия «Шеера».

Башенные орудия «Шеера» вели теперь беглый огонь. Снаряды дождем падали вокруг английского корабля. «Шеер» был весь окутан желтым пороховым дымом, настолько плотным, что он порой закрывал цель, а людям на открытых постах было трудно дышать.

Британский вспомогательный крейсер теперь пылал от носа до кормы, но продолжал идти прежним курсом, волоча за собой шлейф густого черного дыма. Доблестный корабль продолжал бой, хотя его огонь слабел с каждой минутой. Вскоре огонь продолжало вести только его кормовое орудие. Как комендоры этого орудия среди пламени и взрывов тяжелых снарядов продолжали вести довольно точный огонь, никто из наблюдавших с «Адмирала Шеера» понять не мог. Никто из них еще не знал названия этого корабля — «Джервис Бей» или фамилии его командира — капитана первого ранга Фиджена, но всем было ясно, что на этом корабле живы бессмертные традиции адмирала Нельсона. Командир, видимо, имел такой авторитет у своего экипажа, что те готовы были следовать за ним даже в безнадежный бой и сражаться до конца.

Никто на «Шеере» также не знал, что первым же попаданием снаряда в английский вспомогательный крейсер его командир был серьезно ранен. Одну ногу ему оторвало, а вторая была искалечена. Врач забинтовал ему обрубок ноги и сделал укол морфием. Когда корабль уже потерял ход, а все орудия, кроме кормового, были разбиты, капитан первого ранга Фиджен приполз на корму и там управлял огнем последнего уцелевшего орудия.

Обломки, клубы дыма и языки пламени от взрывов тяжелых снарядов поднимались выше мачт вспомогательного крейсера «Джервис Бей», но среди царящих повсюду смерти и уничтожения кормовое орудие продолжало вести огонь.

Вторая цель — танкер — также получил несколько попаданий снарядами вспомогательного калибра, и на нем вспыхнул пожар. Но комендоры вскоре потеряли его из виду, поскольку горящий «Джервис Бей» оказался между кораблями.

Танкер воспользовался этим и, изменив курс, скрылся в дымзавесе. Тогда 150–миллиметровые орудия «Шеера» нашли себе новую цель — небольшой, примерно в три тысячи тонн, сухогруз, который, скрываясь в дымзавесе, вел яростный огонь по «Шееру» из кормового орудия. На «Шеере» решили, что этот пароходик тоже не совсем обычное торговое судно, а один из специальных кораблей прикрытия конвоя. Именно он ставил дымзавесу, в которой исчез танкер. Несколько снарядов упали вблизи этого парохода, но добиться прямого попадания не удалось.

Затем раздраженный Кранке приказал сконцентрировать огонь всех орудий на поврежденном вспомогательном крейсере «Джервис Бей», который, несмотря на свое положение, продолжал упорно и метко стрелять из единственного уцелевшего орудия. Несколько снарядов попали в корму английского корабля, и он стал заметно оседать в воде. Но он вел огонь, а боевой британский флаг развевался на мачте среди языков пламени. Но конец приближался: кормовое орудие замолчало. Машины остановились, и «Джервис Бей» быстро затонул, унося с собой павших героев.

Кранке приказал перенести огонь на ближайший к «Шееру» транспорт. Карманный линкор изменил курс и направился догонять рассыпавшиеся в океане суда конвоя. Справа по носу был еще виден в дыму и тумане большой двухтрубный пассажирский пароход, и, погнавшись за ним, «Шеер» оставил за кормой горящие обломки «Джервис Бея».

— Интересно, уцелел ли их командир? — спросил Кранке, глядя на догорающие останки «Джервис Бея», хотя понимал, что ни у кого из экипажа доблестного вспомогательного крейсера нет ни единого шанса не спасение. (Позднее капитан первого ранга Фиджен был посмертно награжден Крестом Виктории. Вспомогательный крейсер «Джервис Бей» — бывший пассажирский пароход грузоподъемностью 14 164 брутторегистровых тонн — погиб вместе с капитаном первого ранга Фидженом, коммодором конвоя адмиралом Мэнтби и с подавляющей частью своего экипажа. По капризу судьбы погибший под немецкими снарядами капитан первого ранга Фиджен был именно тем человеком, который за несколько лет до этого, командуя крейсером «Суффолк», спас жизнь четырнадцати германским морякам из команды теплохода «Хедвиг», севшего на рифы у Филиппинских островов по пути из Китая. Рискуя жизнью, Фиджен и его подчиненные подняли германских моряков на борт своего корабля.)

Ровно 22 минуты и 22 секунды героический «Джервис Бей» (названный по одной из бухт в Новом Южном Уэльсе) отвлекал на себя всю огневую мощь карманного линкора.

В ноябре в этих широтах темнота наступает рано. Уже смеркалось, и видимость резко ухудшилась. Теперь Кранке приказал сосредоточить весь огонь на большом пассажирском пароходе, чей радиопозывной позднее дал возможность определить его название — лайнер «Рангитики» водоизмещением 16 698 тонн. (Этот лайнер был однотипным судном со знаменитым вспомогательным крейсером «Равалпинди», потопленным позднее «Шарнхорстом», и лайнером «Рангитани», потопленным в Тихом океане германскими вспомогательными крейсерами «Комет» и «Орион».)

Кранке полагал, что «Рангитики» является войсковым транспортом. Меняя скорости и курсы, «Рангитики» пытался лисой уйти от «Шеера», но первым же залпом артиллеристы «Шеера» добились прямого попадания в корму лайнера. Но затем «Рангитики» исчез в дымовой завесе.

На удачу капитан второго ранга Шуман произвел еще один залп по облаку дыма, надеясь, что еще пара снарядов попадут в лайнер. Но убедиться в этом не было возможности.

Чуть позднее радисты «Шеера» перехватили радиограмму с призывом о помощи, переданную с «Рангитики». Американская радиостанция Макей подтвердила прием радиограммы и оповестила весь мир о том, что английский пассажирский пароход «Рангитики» атакован немецким кораблем типа «Граф Шпее» в точке 52°50` северной широты и 32°50 западной долготы.

После исчезновения «Рангитики», башенные орудия «Адмирала Шеера» перенесли огонь на другое судно, которое с трудом различалось в тумане, а орудия вспомогательного калибра обстреливали небольшой пароход, примерно в три тысячи тонн водоизмещения.

Стало уже совсем темно. Кроме того, изменившийся ветер гнал клочья дымовой завесы прямо на «Шеер», закрывая цели. Ни по одной цели не удалось добиться прямых попаданий. В 17:11 справа по носу удалось обнаружить судно водоизмещением примерно в десять тысяч тонн, и Кранке приказал сосредоточить на нем весь огонь. Снаряды всех калибров обрушились на несчастное судно, на котором сразу же вспыхнул пожар. В воздух во все стороны разлетались снопы искр. Светящиеся пунктиры трассирующих снарядов пологими траекториями шли к цели через сгущающуюся темноту. Судно начало крениться, сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее. Внезапно пароход резко повалился на борт, погружаясь кормой. Бушующий на судне пожар позволил сигнальщикам с «Шеера» ясно увидеть все подробности этой трагедии. Вскоре пароход затонул, и снова наступила непроницаемая темнота, как будто кто–то выключил весь свет. Между тем вспомогательная артиллерия «Шеера» перенесла огонь на танкер примерно в шесть тысяч тонн водоизмещения, по которому уже ранее велся огонь. На танкере бушевал пожар, но он, хотя и медленно, продолжал движение. На борту не было видно ни души. Команда, видимо, уже оставила танкер через противоположный от «Шеера» борт.

К обстрелу танкера присоединились и орудия главного калибра, и в течение одной — двух минут судно затонуло, погружаясь носом.

Продолжая поиск, «Шеер» полным ходом ринулся в густую темноту.

— Прямо по курсу какая–то тень! — доложили сигнальщики.

— Еще одна тень рядом с первой!

Первая тень материализовалась в судно грузоподъемностью около десяти тысяч брутторегистровых тонн. Вторая тень, судя по всему, была танкером примерно в четырнадцать тысяч тонн. Артиллерия вспомогательного калибра «Шеера» вначале открыла интенсивный огонь по меньшей из двух целей — грузовому пароходу, глубоко сидящему в воде то ли от перегрузки, то ли от уже полученного попадания. Танкер же, неожиданно вспенив воду за кормой, повернул и стал уходить на большой скорости, ставя дымовую завесу.

Башни «Шеера» дали ему вдогонку залп. Через несколько секунд огромная масса пламени взметнулась в ночное небо. Затем языки огня охватили все судно от носа до кормы. Пламя лизало его мачты, трубы и надстройки. Затем один за другим начали взрываться нефтяные танки.

С мостика танкера начали пускать ракеты, рассыпавшиеся по ночному небу. Неизвестно было, подавал ли танкер сигналы другим судам конвоя, или ракеты сработали автоматически от пожара?

С мостика «Шеера» видели, как танкер начал уходить в воду на ровном киле, и перенесли огонь по сухогрузу в десять тысяч тонн, на котором был виден небольшой пожар. Орудия главного и вспомогательного калибра «Шеера» открыли по нему огонь, и после двух залпов «Шеер» оставил цель. Пароход, пылая, завалился на борт.

И снова наступила темнота и полная тишина. Со скоростью двадцать один узел «Шеер» стал прочёсывать район в поисках новых целей. Опять была обнаружена тень, оказавшаяся сухогрузом примерно в семь тысяч брутторегистровых тонн, который, судя по всему, уже тонул.

Кранке некоторое время изучал пароход в бинокль, что–то обдумывая. На мостике царила тишина, как в операционной.

— Прожектора готовы? — спросил командир.

— Так точно!

— Осветить цель прожекторами и открыть огонь! — приказал Кранке.

— Есть открыть огонь! — отрапортовал капитан второго ранга Шуман. — Открыть прожектора!

Мощный луч света прорезал темноту и остановился на судне, обреченно стоявшем всего в двух милях от «Шеера». На нем были видны фигурки людей, бегущих по трапу с мостика и снующих у ходовой рубки.

Эти люди знали, что их судно обречено. На такой дистанции трудно было промахнуться, и вскоре после открытия огня во все стороны полетели обломки, мачты рухнули за борт, и пар повалил из разбитых труб и трубопроводов. Мостик был разрушен и частично снесен за борт, стальные листы обшивки разрывались, обнажая огромные пробоины.

В кормовой части судна начался пожар. Но вдруг с «Шеера» увидели вспышку и услышали характерный звук орудийного выстрела. Это единственное орудие расстреливаемого парохода открыло огонь по карманному линкору.

Тот, кто сомневался, мог через несколько секунд убедиться в этом, когда столб воды поднялся всего в каких–нибудь пятнадцати метрах от борта «Шеера», окатив соленым душем всех стоявших на мостике. Если бы угол возвышения этого орудия был бы чуть больше, снаряд угодил бы прямо в мостик «Шеера».

Но больше шансов у комендоров английского судна уже на было. Огромная стена пламени поднялась почти на сорок метров в небо, окрасив «Шеер» в кроваво–красный цвет.

Потрясенные моряки «Шеера», уже не очень радуясь своим успехам, наблюдали, как пламя пожирает пароход со всем экипажем. Наконец, пароход затонул, погружаясь кормой, а «Шеер» пошел дальше на поиски новых жертв.

По палубе линкора около башен главного калибра, звеня, перекатывались на качке латунные футляры пороховых зарядов 280–миллиметровых орудий. Каждый, кто желал войти или выйти из башен, должен был перескакивать через них, как цирковой акробат.

В каютах и кубриках царил полный разгром из–за стрельбы орудиями главного калибра — совсем как при недавнем шторме.

Вскоре радиолокатор «Шеера» обнаружил еще одно судно на юго–востоке, и карманный линкор, набирая ход, бросился за ним вдогонку. Целью снова оказался тяжелогруженный сухогруз, у которого какие–то ящики и контейнеры громоздились даже на верхней палубе. Загремели орудия, и пароход стал быстро погружаться. Однако погрузившись по верхнюю палубу, он перестал тонуть. Видимо, сложенный на верхней палубе лес держал его на плаву. Стало ясно, что артиллерией это судно потопить не удастся, и Кранке решил прикончить его торпедой.

Торпеда, мягко выскочив из аппарата, понеслась к цели, а «Шеер», не дожидаясь результатов стрельбы, пошел дальше. Многие уже считали, что торпеда прошла мимо, когда огромный столб воды поднялся над носовой частью полузатопленного судна, подбросив его из воды.

Сложенные на палубе ящики полетели за борт. Что в них находилось? Самолеты? Авиамоторы? Трудно было сказать, но ни у кого не возникало сомнения, что грузы были военными. Корма парохода поднималась все выше и выше, наконец, он весь исчез под водой, завершив еще одну трагедию на море.

Потопленным судном был сухогруз «Беверфорд» грузоподъемностью 10 042 брутторегистровых тонны. Его радиостанция постоянно посылала в эфир подробнейшие сообщения об атаке на конвой, об уничтожении «Джервис Бея», о горящем танкере, а затем о потоплении одного судна за другим. Через два часа наступила очередь и самого «Беверфорда», и когда «Шеер»открыл по нему огонь, радиостанция парохода передала в эфир радиограмму: Настал наш черед. Прощайте! Капитан и команда «Беверфорда».

К 19:30 «Шеер» израсходовал треть своего боезапаса. Нападение на конвой продолжалось уже три часа. Кранке решил прервать акцию, поскольку никто не знал, что может принести завтрашний день. Весь эфир был заполнен призывами о помощи, и можно было не сомневаться, что англичане вскоре предпримут самые энергичные контрмеры против «Шеера». Диспозиция английских боевых кораблей была неизвестна, а это означало, что они могли находиться совсем близко. В любом случае дальнейший расход боеприпасов мог пагубно отразиться на боеготовности «Шеера». В принципе, задача, поставленная перед «Шеером», была выполнена.

Помимо потопленных судов, ему удалось разорвать наиболее важную линию морских коммуникаций англичан, поскольку противник уже знал, что на этой линии действует мощный немецкий корабль, и вряд ли вскоре возобновит по этой линии движение через Атлантику. Породить чувство страха, тревоги и неуверенности даже важнее нанесения конкретных материальных потерь. Поэтому в оставшиеся часы темного времени суток Кранке решил уйти как можно дальше от этого места.

Прогноз офицера–синоптика снова стал сбываться. Ветер дул все сильнее, а состояние моря приближалось к штормовому. Барометр устойчиво падал уже в течение нескольких часов. Усиливающееся волнение снижало скорость «Шеера», а с каждым часом рассыпавшиеся суда конвоя уходили все дальше, делая очень сложным их обнаружение. Тем более, что «Шеер» постоянно показывал орудийными вспышками свое место в темноте, давая возможность уходящим транспортам выбрать направление отхода.

Капитан первого ранга Кранке, учтя все эти факторы, решил пока следовать на запад, оставаясь на курсе поиска, а затем повернуть на юг. Английское командование могло предположить несколько вариантов дальнейших действий «Адмирала Шеера»: возвращение в базу, появление в Бискайском заливе, продолжение операций в Северной Атлантике или уход в сторону от путей снабжения англичан. Но о его местонахождении в центральной Атлантике оно вряд ли додумается. Матросы «Шеера», которые находились на своих местах по боевой тревоге с двух часов дня, получили возможность размяться и перекусить.

Однако в 20:17 по кораблю зазвучали сигналы боевой тревоги. Сигнальщики на мостике обнаружили новую цель — современный теплоход водоизмещением около восьми тысяч тонн, который имел несчастье идти примерно тем же курсом, что и «Шеер».

Теплоход слишком поздно рванулся влево, пытаясь уйти или, по крайней мере, увеличить расстояние. Орудия «Шеера» загремели вновь, добившись сразу четырех прямых попаданий. Теплоход вспыхнул так, будто попал под вулканическую лаву. Было ясно, что ему не спастись, и «Шеер», не теряя времени, пошел дальше.

Кранке доложил по радио о результатах своих действий, примерно подсчитав, что ему удалось уничтожить восемьдесят шесть тысяч тонн союзного тоннажа. Разумеется, только после войны удалось более или менее точно восстановить картину нападения на конвой НХ–84, когда Английское Адмиралтейство раскрыло ранее секретные данные о своих потерях.

13 ноября на борту «Шеера» все были весьма удивлены, когда коммюнике Британского Адмиралтейства объявило о потере «Джервис Бея» и девяти из тридцати восьми судов конвоя. Получалось, что какие–то два судна, которые Кранке включил в свой список потопленных, также не дошли до британских портов, поскольку «Мопан», как известно, шел не в конвое.

Тем не менее, в «Хронологии Второй мировой войны», опубликованной в 1947 году Королевским институтом международных отношений, говорится, что конвой НХ–84 потерял только шесть судов. А капитан первого ранга Роскилл в первом томе своей «Войны на море» говорит всего о пяти судах.

Конечно, всегда возможно, что судно, которое на атакующем корабле считали потопленным, могло в действительности уцелеть и в итоге добраться до порта.

Например, танкер «Сан Деметрио» из–за пожара (а он горел, как факел) был оставлен экипажем, но на следующий день команда снова высадилась на него со спасательных шлюпок, запустила машины, погасила остатки пожара и в итоге, после долгой и трудной одиссеи, привела танкер в Англию.

Английское Адмиралтейство не пожалело усилий, чтобы организовать поиск «Шеера» и уничтожить его. Из Скапа–Флоу на поиск «Шеера» немедленно вышел самый большой линейный крейсер в мире «Худ», сопровождаемый линейным крейсером «Рипалс» и тремя тяжелыми крейсерами пятнадцатой эскадры. Вместе с шестью эсминцами они создали сторожевую завесу у Бреста и Лорьяна, а мощные линкоры «Нельсон» и «Родней» патрулировали Датский пролив и Исландско–фарерский барьер, чтобы перехватить «Шеер», если тот решит возвращаться в базу. Позднее Адмиралтейство приказало «Роднею» следовать в Галифакс для непосредственного прикрытия следующего конвоя. В район атаки конвоя были посланы несколько тяжелых крейсеров. Адмиралтейство было уверено, что «Шеер», достигнув подобного успеха, вернется в Германию, и принимало соответствующие меры. Но на «Шеере» и не помышляли о возвращении.

V

«Адмирал Шеер» шел полным ходом в совершенно противоположную сторону, чем полагали в Британском Адмиралтействе. В районе Азорских островов у карманного линкора было назначено тайное рандеву с судном обеспечения «Нордмарк», с которого Кранке надеялся получить боеприпасы, дизельное топливо, воду и провизию, а затем затеряться на просторах Атлантики, пережидая, когда у англичан иссякнет азарт охоты за ним. Рандеву было назначено в точке двадцать пять градусов северной широты и сорок пять градусов западной долготы.

По пути штормовой фронт, предсказанный Дефантом, своим краем задел и «Шеер», заставив Кранке уменьшить скорость корабля. Это было крайне нежелательно, но утешало то, что этот шторм помешает и поисковым операциям противника.

Через двое суток погода значительно улучшилась, небо очистилось от туч, стало заметно теплее. На корабле был объявлен аврал по ремонту многочисленных повреждений, нанесенных ударной волной от непрерывной стрельбы орудиями главного калибра. Все повреждения были незначительными и нисколько не понизили боеспособности корабля, но их было много. Некоторые имели место из–за неопытности личного состава. Например, во всех административных помещениях оставили незакрепленные чернильницы. При первых же залпах они выскочили из своих гнезд и все помещения оказались залитыми чернилами разных цветов. Сильно пострадал стоявший на катапульте гидросамолет «Арадо». Залпы кормовой башни выщипали много перьев из «корабельного попугая». Фюзеляж был проломлен в нескольких местах, рули и элероны сломаны. Однако лейтенант Питч, осмотрев машину, заявил, что ее можно отремонтировать и с помощью корабельного плотника и двух механиков приступил к работе.

9 ноября над «Шеером» в бескрайнем голубом небе ярко сияло солнце, превращая своими лучами океан в какое–то подобие сказочного золотого озера. Корабль просто скользил по штилевой поверхности моря. 10 ноября, в воскресенье, офицерам и матросам было приказано собраться на юте. Затем была дана команда приспустить флаг, и все обнажили головы в память своих двух товарищей, погибших во время урагана. Оркестр играл печальную мелодию «Их хатте айне камерад», командир сказал несколько слов, после чего флаг был поднят до места, и жизнь на корабле потекла, как обычно.

По компасу «Шеер» шел теперь на юг, склоняясь к юго–западу. Этот курс вел его в Тринидад, Венесуэлу или Гвиану. В полдень по корабельной трансляции выступил Кранке, зачитав экипажу поздравительную радиограмму, полученную от главнокомандующего германским флотом гроссмейстера Редера.

Ноябрь в Европе считается уже фактически зимним месяцем, но в этих широтах солнце палило так жарко, что многие матросы, не зная коварства тропического солнца, начали в свободное от вахт время загорать или ходить по пояс голыми. Несколько человек сразу обгорели и были отправлены в лазарет. Загорание было запрещено, а матросам было приказано не появляться на верхней палубе раздетыми. Форму их сейчас составляли футболки с короткими рукавами, шорты и брезентовые ботинки. Офицеры оделись в белые кителя и брюки.

За кораблем стаей шли дельфины, выпрыгивая из воды. Попадались и стаи тюленей. Все это хорошо отвлекало от рутины корабельной жизни. Рандеву с «Нордмарком» было назначено на 12 ноября, о чем никто из экипажа «Шеера», разумеется, не знал.

После обеда сигнальщики увидели мачты на горизонте, но вместо боевой тревоги на места была вызвана лишь вахта левого борта. Матросы с удивлением увидели, как «Шеер», пренебрегая всеми мерами предосторожности, приближается к какому–то неизвестному судну. И забеспокоились. Что делает командир? Он знает, что происходит? «Матросская информационная служба» немедленно сообщила: командир сидит на мостике в своем кресле и курит любимую бразильскую сигару.

— Значит,— немедленно сделали вывод матросы, — это судно наше, немецкое.

И были правы. Но это не был «Нордмарк». Только капитан первого ранга Кранке знал, что перед ним немецкий танкер «Еврофельд», чей капитан также ничего не знал о том, кого он ждет. Ему было приказано прибыть в такую–то точку океана. Незадолго до начала войны танкер находился в порту голландского острова Аруба, где принимал солярку. Начало войны застало его в море, и капитан танкера получил приказ следовать в Тенериф на Канарских островах, поскольку из–за аварии в машине у «Еврофельда» не было шансов добраться до германских портов. Но германское морское командование не забыло о нем, решив использовать танкер и его груз для обеспечения океанских рейдеров. В испанском порту жизнь офицеров и матросов танкера была не так уж плоха: испанские власти предоставили им полную свободу, но всем хотелось поскорее вернуться домой. Период томительного ожидания и ничегонеделанья кончился в конце лета, когда капитан, наконец, получил секретную инструкцию следовать в море по указанным координатам. Дальнейшие инструкции ему обещали передать, когда танкер уже будет в открытом море.

В указанных координатах «Еврофельд» встретился с германским вспомогательным крейсером «Виддер», который перекачал к себе добрую часть груза танкера. Но помочь танкеру с ремонтом машин «Виддер» был не в состоянии. Его собственные машины нуждались в ремонте, что вынудило вспомогательный крейсер прервать рейд и возвращаться в Германию. С большим трудом, ковыляя на скорости 4 узла, «Виддер» добрался до Бреста, взятого к этому времени германскими войсками.

Вернувшись на Канарские острова, капитан танкера фон Руктешелл снова доложил командованию о состоянии своих машин, после чего командир «Шеера» Кранке получил инструкцию попытаться силами своего экипажа отремонтировать машины танкера, который предполагали направить в южную Атлантику в качестве судна снабжения вспомогательного крейсера «Тор».

После обмена опознавательными сигналами капитан первого ранга Кранке информировал капитана «Еврофельда», что посылает к нему катер с механиками, чтобы проинспектировать состояние машин танкера и решить, что можно сделать для их ремонта. На этом же катере Кранке пригласил фон Руктешелла прибыть к нему на борт «Шеера».

Катер доставил на «Еврофельд» группу механиков «Шеера» во главе с инженер–капитаном второго ранга Эве, принял на борт капитана танкера и пошел обратно к «Шееру».

На борту «Еврофельда» капитан второго ранга Эве и его люди осмотрели машины танкера, находившиеся в самом плачевном состоянии. Еще до войны танкер должен был идти в док на капитальный ремонт машин и котлов, но его выпихнули в море, надеясь, что он успеет вернуться с Арубы прежде, чем начнется война. Котлы текли, трубки постоянно пробивало, вентиляция не работала. Двух человек уже обварило. Полный ход танкера составлял пять узлов, при этом все в машине скрежетало и звенело. Капитан второго ранга Эве все–таки решил отремонтировать машину танкера, надеясь, что недостающие материалы удастся найти на «Нордмарке».

«Нордмарк» прибыл лишь 14 ноября. В соответствии с инструкциями командования, он задержался, чтобы снабдить всем необходимым подводную лодку «U–66» под командованием лейтенанта Штокхаузена, оперирующую в Атлантике.

Когда «Нордмарк» — огромный танкер водоизмещением в 22 850 тонн — остановился всего в трехстах метрах от кормы «Шеера», экипаж карманного линкора радостно приветствовал его. На танкере у них было много друзей и знакомых по старой службе в Готенгафене. На юте «Шеера» играл корабельный оркестр. Дирижер и музыканты были слегка озадачены, недоуменно поглядывая на огромное судно, на мачте которого вился звездно–полосатый американский флаг, а на носу красовалось название ««Прерии» — Соединенные Штаты Америки». «Нордмарк» был замаскирован под американский танкер. Поскольку Соединенные Штаты еще оставались нейтральными, такая маленькая военная хитрость была вполне допустима.

С «Нордмарка» отвалил катер, и его командир капитан второго ранга Грау прибыл на борт «Шеера». При расставании в Готенгафене оба командира сказали на прощание: «До свидания в океане». Теперь, когда свидание состоялось, они молча пожали друг другу руки. Предстояло слишком много работы, чтобы тратить лишние слова.

Главной задачей Кранке на данный момент было заполнить свои боевые погреба и топливные цистерны. С носа «Нордмарка» на корму «Шеера» были переданы швартовые концы и пара топливных шлангов, через которые началась перекачка топлива. Между тем все имевшиеся в наличии на двух кораблях катера и шлюпки начали сновать между ними, перевозя на «Шеер» всевозможные предметы снабжения. В случае появления на горизонте чего–либо подозрительного, можно было быстро отдать швартовы и шланги и за короткий срок привести корабль в боевую готовность.

Погрузка снабжения и боеприпасов продолжалась всю ночь. Снаряд за снарядом спускались с «Нордмарка» на ожидавшие шлюпки и доставлялись на «Шеер», где их лебедками поднимали на борт.

Перегрузка продолжалась до 16 ноября и, несмотря на все трудности, обошлась без серьезных инцидентов. Правда, один 280–миллиметровый снаряд сорвался со строп и упал обратно в трюм. Побледневшие, застывшие от ужаса матросы молча следили, как он летел вниз и гулко грохнул о днище трюма. Катастрофы не произошло, поскольку снаряд был без взрывателя, но страху он нагнал на многих. Было еще хуже, когда то же самое произошло с бочкой пива. Она разлетелась на куски, разбрызгав по днищу трюма свое драгоценное содержимое.

На «Нордмарке» был военный экипаж. Но сейчас все матросы были одеты в американскую форму, на головах — белые американские морские шапочки. Но на танкере, конечно, не было столь строгой дисциплины, как на «Шеере», и командир предоставлял матросам некоторые поблажки. Главным было постоянное купание в брезентовом бассейне, сооруженном между грузовыми люками трюмов. Вторым развлечением моряков танкера была столь же постоянная охота на акул. Сорок восемь акульих хвостов как доказательство успеха были подтянуты к нок–рее. В свободное время матросы выпиливали из акульих зубов кокарды на бескозырки и различные значки.

Погрузочным работам никто не мешал. Только однажды ночью южнее их прошел залитый огнями пароход, видимо, американский. Прошел, разумеется, ничего не заметив.

VI

До 20 ноября «Шеер» оставался на сорок пятом градусе западной долготы. «Нордмарк» получил приказ следовать на очередное рандеву, а «Еврофельд» направился в Южную Атлантику. Затем, в надежде встретить какие–либо суда противника, «Шеер» пошел вдоль пятисотмильной зоны, установленной американцами в качестве зоны их национальной безопасности.

Становилось все жарче. Температура воды достигла шестидесяти трех градусов (по Фаренгейту), а в стальных помещениях корабля жара стояла как в печке. При спуске с верхней палубы во внутренние помещения корабля обдавал жар как при входе в турецкую баню. Высокая влажность переносилась еще хуже жары. Моряки задыхались, обливаясь потом.

Кранке убивал время, играя в шахматы с корабельным интендантом, укрывшись в тени кормовой башни главного калибра.

Следующие двое суток прошли без всяких инцидентов. Погода оставалась прекрасной, высоко в небе мирно проплывали ватные облака.

На третьи сутки сигнальщики заметили дымок на горизонте, и «Шеер», задрожав от резкого изменения режима работы машин, ринулся в его направлении. Однако тревога оказалась ложной. Сигнальщики по ошибке приняли за дым поднимающееся из–за горизонта темное облако.

Воскресенье, 24 ноября, также выдалось вполне мирным, каким, собственно, и должно быть воскресенье. Но как только матросы сели обедать, зазвучали сигналы боевой тревоги. Люди разбежались по боевым постам. «Шеер» приближался к довольно странному пароходу, который напоминал большой прямоугольник, а дымовая труба торчала прямо из палубы в корме. На палубе были сложены большие ящики и контейнеры, а с кормы, слегка прикрытое какими–то мешками, торчало длинноствольное орудие.

Пароход был, скорее всего, английским, поскольку, едва увидев «Шеера», без секунды промедления передал в эфир: «Р. Р. Р.» своеобразный сигнал SOS для британских судов, атакованных германским надводным рейдером).

Вслед за «Р. Р. Р. » пароход передал свое название «Порт Хобарт» (7500 брутторегистровых тонн) и координаты. На мостике «Шеера» по справочнику определили, что судно «Порт Хобарт» являлся рефрижератором. Судя по курсу, он направлялся в Европу.

Пароход продолжал передавать сигнал бедствия и свое место. Кранке решил, разделавшись с ним, изменить курс на восток, пересечь Атлантику и появиться у африканского побережья, где его никто не ждал. Поэтому он позволил английскому пароходу передавать призывы о помощи, выдавая место «Шеера», приказав ему остановиться флажным сигналом. Не отвечая, «Порт Хобарт» повернулся к «Шееру» кормой, пытаясь уйти.

«Если кто–то подставляет задницу, значит, хочет, чтобы его высекли»,— процитировал Гете один из офицеров на мостике «Шеера».

— Дайте предупредительный выстрел ему по курсу! — приказал Кранке.

Ударило орудие, и столб воды поднялся в сотне метров впереди парохода. Сигнальщики доложили, что струя за кормой исчезла, судно останавливается. Лицо Кранке прояснилось. Значит, капитану «Порт Хобарта» не был чужд здравый смысл. Он радировал несколько раз о помощи, указал свое название и место. Что он еще мог сделать? Только поступать, как ему приказывают. Он и так уже рисковал своей жизнью и жизнями своих подчиненных, используя радио. На этом закончился героизм. Все остальное было бы уже самоубийством.

Как отметила служба радиоперехвата на борту «Шеера», все радиопризывы парохода не были приняты англичанами. Ни одна станция не подтвердила прием. Но это сделал неожиданно какой–то американский военный корабль, который подтвердил прием сигналов бедствия с «Порт Хобарта» и ретранслировал его радиограммы англичанам на Бермудские острова.

— Так американцы понимают свой нейтралитет,— прокомментировал Кранке.— И всеми силами пытаются заставить нас его уважать.

Призовая команда, посланная с «Шеера», была встречена на борту «Порт Хобарта» старшим механиком.

— Капитан ждет вас в своей каюте,— вежливо и с достоинством объявил он, как будто принимал обычных воскресных гостей.

— Сходите к нему,— посоветовал лейтенант Блайе лейтенанту Энгельсу, который командовал призовой партией.— Будьте с ним холодны, как только возможно, а мы обыщем судно.

Лейтенант Энгельс пошел за стармехом в каюту капитана.

— Он даже не вышел на палубу,— раздраженно подумал Энгельс, мысленно передразнив английского механика: «Капитан ждет вас в своей каюте».

По пути они прошли мимо гигантского моряка со свирепым лицом и белобрысого подростка лет пятнадцати, стоявших рядом. Полуоткрыв рты, они с любопытством смотрели на немецкого офицера.

— Это наш боцман и капитанский бей,— объяснил механик.

Старший механик открыл дверь и жестом пригласил лейтенанта войти. В комфортабельно меблированной каюте немецкого лейтенанта принял капитан «Порт Хобарта» Холл. Судовые документы, которые предъявил капитан, находились в превосходном порядке. Правда, секретных инструкций Адмиралтейства среди них не было, а капитан Холл явно не был тем человеком, который был готов сдать их противнику своей страны. Поэтому лейтенант Энгельс ни словом не коснулся этих инструкций, надеясь, что их обнаружит призовая команда, если эти бумаги еще находятся на судне.

— Сколько человек на борту? — чеканя каждое слово, спросил капитана лейтенант Энгельс.

— Шестьдесят восемь,— ответил капитан.— Из них восемь пассажиров; семь женщин и один мужчина, англичане. Что будет с леди?

— Если они будут вести себя как леди, то и с ними будут обращаться, как с леди,— сухо заметил лейтенант.

— Я в этом не сомневаюсь,— согласился капитан.— Но если их перевезут на ваш корабль, они будут подвержены очень большой опасности. Ведь это военный корабль, и идет война. Вам же не каждый раз удастся безнаказанно уйти, как это произошло 5 ноября.

— Возможно,— кивнул головой Энгельс.— Но разве на вашем судне женщины не подвергаются такой же опасности от превратностей войны?

По выражению лица капитана было видно, что эта мысль ему в голову не приходила.

Между тем лейтенант внимательно просмотрел судовые документы, из которых он узнал, что «Порт Хобарт» вышел 3 ноября из Ливерпуля и до двадцать пятого градуса западной долготы шел в сопровождении эскорта. После этого судно в одиночку направилось в Курасао, забункеровалось там, а затем должно было, пройдя Панамским каналом, следовать в Новую Зеландию.

— Вы нас сразу опознали? — поинтересовался лейтенант Энгельс.

— Нет, к сожалению,— признался капитан.— Вначале я вас принял за американца. Но когда увидел надстройку и трехорудийные башни, то понял, кто вы на самом деле.

— И немедленно сообщили об этом по радио? — гнусно ухмыльнувшись, спросил лейтенант.

— Конечно. Еще до того, как вы дали мне сигнал остановиться,— ответил капитан.

—В радиограмме вы сообщили какие–либо подробности о нас? — продолжал допытываться лейтенант.

— К сожалению, нет,— вздохнул капитан.

— Не сожалейте,— заметил лейтенант.— А благодарите судьбу, что мы ограничились сигналом и предупредительным выстрелом.

Капитан промолчал и неторопливым движением расстегнул воротник кителя. По документам вооружение «Порт Хобарта» состояло из одного 102–миллиметрового орудия, двух пулеметов Гочкиса, четырех баллонов для постановки дымзавесы и двух глубинных бомб. Командиром орудия был главстаршина из резерва новозеландского флота.

Лейтенант Энгельс осмотрел судовое орудие. Орудие было прикрыто мешками с песком. Наготове в открытом ящике лежали снаряды, столь же допотопные, как и само орудие.

По приказу Энгельса команда и пассажиры начали сходить в спасательные шлюпки. Женщины, главным образом пожилые, возвращались на этом судне из Англии домой — в Новую Зеландию. Несмотря на то, что все их планы рухнули, женщины сохраняли полное спокойствие. Их ждало интернирование почти без всяких шансов на обмен. Но они ничем не выдали своих чувств и благодарно улыбались немецким морякам, помогавшим им сойти в шлюпки и перенести туда их чемоданы.

Одна молодая женщина, которая была среди них, даже казалась веселой. Позднее, когда личность захваченных пассажиров была установлена, экипаж «Шеера» с великим удивлением узнал, что на борту их корабля оказалась одна очень известная английская актриса. Она свободно говорила по–немецки и очаровала всех матросов своим «данке зер».

В ее каюте обнаружили небольшую рекламную брошюру спектакля «Фауст» и саму книгу, испещренную пометками на английском языке. На странице 95 юная леди подчеркнула красными чернилами выражение: «Смирив гордыню, ты не сможешь не склониться пред силой страшною, что встретится тебе». Это очень соответствовало тому, что произошло с ней самой.

Между тем вооруженные пистолетами матросы призовой команды продолжали осматривать пароход, проходя по коридорам, где незапертые двери кают то открывались, то закрывались, в зависимости от качки судна. В каютах повсюду виднелись следы поспешного ухода команды и пассажиров. На полу и на диванах были разбросаны различные вещи, на палубе валялись пустые ящики столов и шкафов, письма и открытки с английскими штампами и почтовыми марками, фотографии родных и близких, некоторые из них — в рамках. Снова беспощадный кулак войны обрушился на десятки семей, перевернув их жизнь, подобно лопате, разрывающей муравейник.

В это время лейтенант Блайе вместе в капитаном Холлом открыли винную баталерку, заполненную бутылками виски самых различных сортов. Капитан предлагал перенести все это на шлюпки, и лейтенант, в принципе, не возражал, когда раздались усиленные рупором крики: «Оставить судно! Всем немедленно перейти в шлюпки!»

Удивленный такой спешкой и не зная, что произошло, лейтенант Блайе бегом поднялся на верхнюю палубу.

— Быстро спускайтесь в шлюпку,— приказал лейтенант Энгельс,— отойдите от борта метров на двести и ждите дальнейших распоряжений.

Блайе узнал, что унтер–офицер, который должен был разместить в различных местах парохода подрывные заряды, сделал это по собственной инициативе, не ожидая приказа. А когда был получен приказ это сделать, унтер–офицер его неправильно понял и решил, что это приказ подорвать судно. И немедленно поджег бикфордовы шнуры. Сделав это, он с ужасом увидел, что лейтенант Энгельс и его люди совсем не собираются покидать судно, продолжая без спешки его осматривать.

— Почему вы не уходите, господин лейтенант? — испуганно поинтересовался унтер–офицер и доложил, что бикфордовы шнуры уже горят.

— Что? — не поверил своим ушам лейтенант Энгельс. — Кто тебе разрешил?.. Кто приказал?..

Но тут офицер понял, что уж коль шнуры горят, то не следует терять время на служебное расследование действий подрывника на судне, готовом взлететь в воздух, а надо побыстрее эвакуировать всех в шлюпки. Еще более непредсказуемой ситуацию делали примерно полдюжины акул, которые кружились вокруг парохода, предвкушая сытный обед. Их спинные плавники лейтенант Энгельс отлично видел с мостика, где остался с тремя добровольцами, считая, что мостик — самое безопасное место в подобной обстановке.

Первый взрыв раздался, когда лейтенант Энгельс угощал своих матросов сигаретами. Ударная волна захлопнула портсигар, предварительно выкинув из него все содержимое.

Затем последовательно прогремели еще четыре взрыва, выбросив в небо обломки и языки пламени. Никто из стоявших на мостике ранен не был, и лейтенант Энгельс просигналил на ближайшую шлюпку, чтобы та подошла к борту судна и приняла их. «Порт Хобарт» стал медленно крениться.

— Поспешите,— приказал Энгельс своим людям.— Два заряда не взорвались, он, наверное, забыл поджечь шнуры. Но все может случиться.

Передав на шлюпку судовые документы и журналы, Энгельс и его матросы сами прыгнули в нее, и шлюпка стала отходить от гибнущего парохода. Когда они отошли примерно на сто метров, взорвались еще два заряда, но «Порт Хобарт» упорно не желал тонуть. «Шеер» прямой наводкой стал добивать медленно тонущий пароход из 105–мм зениток. «Порт Хобарт» загорелся, и ветер понес над морем черные клочья дыма. На корме «Шеера», заткнув уши, стояли команда и пассажиры парохода, наблюдая за его агонией.

Женщины не проявляли никакой нервозности, когда снаряды, пролетев над их головами, рвали на куски «Порт Хобарт». Судно начало наконец тонуть. Сначала его нос медленно, как бы с неохотой, стал погружаться в воду.

Уже исчезнув с поверхности моря, носовая часть судна несколько раз приподнималась над зыбью, и с нее водопадами срывалась вода. Под напором волн брошенное судно стало раскачиваться, и палубный груз смыло за борт. Это были ящики, где находились части самолетов для ВВС Новой Зеландии. Носовая часть парохода каждый раз погружалась все глубже, а кормовая поднималась все выше. Вода, гуляющая по палубе, погасила пожары, и из недр судна наряду с черным дымом стал вырываться пар, на какое–то время полностью закрыв «Порт Хобарт». Оставались видны только верхушки его мачт, погружавшиеся в океанскую пучину. Наконец «Порт Хобарт», окутанный клубами дыма и пара, исчез с поверхности моря. На океанской зыби покачивались только какие–то доски, планки, пара самолетных крыльев и какая–то ветошь. Это все, что осталось от судна водоизмещением 7448 брутторегистровых тонн, имевшего на борту груз фосфатов, бумаги, краски, машинного масла, рельс, линолеума и соли.

Сигнал «Р. Р. Р.», который «Порт Хобарт» успел передать в эфир, переполошил английское командование, хотя из радиограммы было не совеем ясно, идет ли речь о вспомогательном крейсере или о карманном линкоре. Тем не менее, на «Шеере» поняли, что пора уходить из этих вод и идти к островам Зеленого Мыса, где сходились торговые пути, ведущие в Англию из Южной Африки и Южной Америки.

Необходимость усиления охраны своего судоходства поняли и в Лондоне. Наряду с кораблями, уже находящимися в Северной и Южной Атлантике, было сформировано новое «Соединение К», в которое вошли новейший авианосец «Формидейбл» и тяжелые крейсера «Бервик» и «Норфолк». Это соединение должно было оперировать у западного побережья Африки, базируясь на Фритауне.

На острове Святой Елены базировались авианосец «Гермес» и один из крейсеров типа «Д», а южноамериканская эскадра была усилена тяжелым крейсером «Кумберленд» и легким крейсером «Ньюкастл». В то же самое время всем судам, следующим из Южной Атлантики, была передана инструкция прокладывать курс западнее островов Зеленого Мыса, так как командование считало, что там их легче будет защитить от разбоя со стороны германских надводных рейдеров. Но именно в этот–то район Кранке и вел «Адмирала Шеера» в надежде на новую удачу.

VII

«Шеер» шел новым курсом — точно на восток. Несколько суток карманный линкор держался кромки Саргассова моря, которое некогда так разочаровало Колумба, принявшего его за сушу, но в конце концов убедившегося, что здесь вода, только вода и ничего, кроме воды.

Кранке вел корабль постоянным курсом — строго на Восток, намереваясь разворошить всю голубятню Британского Адмиралтейства неожиданным появлением на судоходных путях южнее Канарских островов, где сходились маршруты английских торговых судов, следовавших из южно–американских портов и вокруг мыса Доброй Надежды на их далеком пути в метрополию из Индии и Австралии.

К воскресенью «Шеер» вышел на позицию между западной частью Канарских островов и островов Зеленого Мыса. Вскоре сигнальщики доложили об обнаружении дыма на горизонте по пеленгу двести сорок восемь. Вахтенный офицер подошел к палубному бинокуляру.

— Ничего не вижу,— доложил он, внимательно осматривая горизонт.

Он протер линзы и взглянул снова.

— Нет,— повторил офицер.— Ничего не вижу. Ты, наверное, ошибся,— сказал он сигнальщику.

И он пригласил матроса еще раз взглянуть в бинокуляр. Тот посмотрел.

— Действительно, господин лейтенант. Я тоже сейчас ничего не вижу. Но когда я смотрел раньше,— уверенно доложил сигнальщик,— там точно что–то было.

— Хорошо,— согласился лейтенант.— Иди и доложи командиру об этом.

Матрос подошел к командиру и доложил, что видел дым на горизонте, который через мгновение исчез.

Выслушав доклад, капитан первого ранга Кранке, взглянув на карту, спросил мнение штурмана. Исчезнувший дым мог принадлежать теплоходу, но мог — и военному кораблю.

— Нет никаких признаков того, что где–нибудь поблизости находятся боевые корабли англичан,— сообщил представитель разведки капитан второго ранга Баддэ.— Но, с другой стороны, мы получили сведения, что крупный и хорошо охраняемый конвой в настоящее время следует на юг. В его прикрытии есть даже авианосец.

Баддэ посмотрел на карту и сказал, что, по всем признакам, этот конвой должен сейчас находиться где–то южнее Канарских островов.

— Поэтому нам нужно быть осторожными,— сделал вывод Кранке.— Мы сейчас проследуем в том направлении, на которое указал сигнальщик, подойдем достаточно близко, чтобы увидеть верхушки мачт, а там посмотрим.

И командир приказал увеличить скорость до двадцати четырех узлов.

Подняв по носу огромный бурун и задрожав всем корпусом, «Шеер» помчался в указанном направлении, и через двадцать минут сигнальщики доложили, что прямо по курсу появились верхушки мачт какого–то судна.

Командир сам поднялся на верхнюю площадку надстройки и долго рассматривал мачты в телескоп.

— Это не военный корабль,— наконец сказал он.— Это торговое судно.

Приказав лечь на курс, параллельный курсу неизвестного судна, Кранке спустился на мостик, и, входя в штурманскую рубку, сказал молодому сигнальщику:

— Молодец! Там действительно идет какое–то судно!

В штурманской рубке дискуссия продолжалась. Верхушки мачт, двумя иголками торчавшие над горизонтом, мало о чем говорили.

Принадлежит это судно противнику или какой–нибудь из нейтральных стран? Может быть, это вспомогательный крейсер или пассажирский лайнер?

— Я не знаю, где находится конвой,— сказал Кранке.— И не хочу, чтобы этот корабль объявил по радио о нашем присутствии здесь или, что еще хуже, навел бы на нас авиацию. Дождемся наступления темноты.

Всех особенно беспокоил вопрос: если это окажется пассажирский лайнер, то что делать с его пассажирами?

Итак, было решено держаться до наступления темноты на параллельном курсе с неизвестным судном, которое, не делая никаких подозрительных движений, также продолжало следовать прежним курсом. Следовало иметь в виду, что судно могло оказаться и немецким вспомогательным крейсером. Но немецких вспомогательных крейсеров было очень мало, а Атлантика была настолько большой, что случайная встреча с ними практически исключалась. Радисты прослушивали эфир, но никаких переговоров военных кораблей в этом районе зафиксировано не было.

Когда начало темнеть, Кранке приказал немного повернуть на сходящийся с неизвестным судном курс. Командир «Шеера» рассчитывал обогнать незнакомца и появиться с его носового курсового, чтобы тот, окажись он англичанином, не мог использовать своего орудия, которое, как правило, устанавливалось на корме. Неизвестное судно шло со скоростью примерно двенадцать узлов, и «Шееру» пришлось заметно увеличить скорость, чтобы обогнать его. Когда совсем стемнело, возникло опасение, что преследуемое судно изменит курс и исчезнет в ночи. Был включен радиолокатор, сообщавший о движении этого судна все, что необходимо было знать.

Кранке сидел в своем командирском кресле на мостике, попыхивая своей неизменной бразильской сигарой — спокойный и умиротворенный.

Столь благодушный вид командира побудил кинооператора, прикомандированного от Министерства пропаганды, осмелиться задать ему вопрос:

— Когда мы атакуем, господин капитан первого ранга?

— Подождем, когда они там поужинают и усядутся играть в покер, — дружелюбно ответил Кранке.

В этот момент тучи закрыли луну, и над морем повисла кромешная тьма.

— А как ваши сигнальщики могут следить за противником в такой темноте? — настырно продолжал задавать вопросы кинооператор.

— Мы составили для них специальную витаминную диету с большим количеством моркови,— не моргнув глазом, ответил штурман.— Благодаря ей, они видят в темноте, как кошки.

Радиолокационная станция считалась совершенно секретной, и никто на борту, кроме операторов, не знал о ее существовании. Многие видели антенну на надстройке, но никто не осмеливался поинтересоваться, что это такое.

В 20:50 «Шеер» несколько изменил свой курс, начав постепенное сближение с целью.

— Пеленг тринадцать,— доложили с РЛС.— Дистанция шесть тысяч метров…

— Дистанция пять тысяч пятьсот метров.

Сноп искр вылетел из трубы «Шеера». Этого невозможно было избежать при увеличении скорости, что каждый раз вызывало раздражение всех на мостике, опасавшихся, что корабль будет замечен раньше времени. Между тем с сигнального поста на фор–марсе доложили, что визуально наблюдают силуэт большого судна. Кранке приказал открыть прожектор.

Сноп света выхватил из темноты большое судно всего в каких–нибудь трех тысячах метров от «Шеера». В ответ судно зажгло опознавательные огни, напоминая в призрачном свете прожектора мистического «Летучего голландца».

— На корме судна имеется орудие! — доложили сигнальщики на мостик.

На мостике это видели и сами. Один вопрос решился. По крайней мере, это не «нейтрал». 105–миллиметровое орудие «Шеера» произвело предупредительный выстрел под нос перехваченного судна. Как только «Шеер» открыл прожектор, англичане начади отворачивать в сторону. С «Шеера» промигали сигнальным фонарем: «Остановиться! Не использовать радио!»

В этот момент все на палубе «Шеера» увидели людей, бегущих на корму британского судна. Видимо, это были комендоры. Затем все заметили, как ствол орудия стал подниматься и разворачиваться в сторону их корабля.

— Включить второй прожектор! — спокойно приказал Кранке.

Луч света уперся в корму британского судна, осветив комендоров, лихорадочно суетящихся у орудия. Видимо, они считали, что имеют дело с германским вспомогательным крейсером и готовы были сражаться. Английский капитан, судя по всему, не предполагал, что встретился с кораблем, способным уничтожить его одним залпом. Кранке решил оставить английского капитана в его заблуждении и приказал открыть огонь вспомогательным калибром, поскольку судно не подчинилось его приказам и не реагировало на предупредительный выстрел. При этом командир «Шеера» шел на риск: шальной английский снаряд мог угодить в «Шеер». Старший артиллерист дал команду, и орудия заговорили.

Практически одновременно язык желтого пламени вырвался из ствола английского орудия, и над «Шеером» просвистел снаряд.

— Боже милосердный! Они стреляют! — воскликнул находящийся на палубе синоптик Дефант и почел за благо спуститься вниз от греха подальше. Там он повстречал другого офицера, напротив, желающего выйти на верхнюю палубу.

— Гроза надвигается? — спросил офицер Дефанта, услышав гром орудий. — Дождь уже начался? — Видимо, он хотел освежиться.

Теперь огонь открыли и 105–миллиметровые зенитки. Вскоре начались прямые попадания в британское судно. Тем не менее кормовое орудие англичан продолжало посылать в сторону «Шеера» снаряд за снарядом. Однако без квалифицированного управления огнем все снаряды англичан летели мимо. Судно уже горело в нескольких местах, но англичане упорно продолжали надеяться, как и в случае с «Джервис Беем», на удачу Давида в бою с Голиафом. Но снова выиграл Голиаф.

Только после того, как 150–миллиметровые орудия «Шеера» выпустили тринадцать снарядов, а 105–миллиметровые — десять, британский капитан решил, что с него хватит, и выполнил приказ остановиться. Видимо, в то же самое время он дал приказ своим комендорам прекратить огонь,— было видно, как они отошли от орудия.

Кранке запросил радиорубку, сообщили ли англичане по радио о нападении. Если бы это было так, ему пришлось бы продолжать огонь до тех пор, пока не будет уничтожена радиостанция на этом судне. Корабельные радиостанции с самого начала их использования всегда считались одним из самых ненадежных и капризных устройств, когда–либо устанавливавшихся на боевых кораблях. Как правило, в самый критический момент либо сгорала лампа, либо — что еще хуже — шальной снаряд или даже мелкий осколок разрушал всю налаженную систему внутренней и внешней связи. Кранке было уже давно известно, что англичане перенесли радиостанции почти на всех своих судах с главной надстройки в менее опасное место, которого точно никто не знал.

К счастью, из радиорубки доложили, что судно радиостанцией не пользовалось, и Кранке приказал прекратить огонь. Он не был настолько кровожаден, чтобы получать удовольствие от убийства храбрых моряков, хотя по международному закону имел на это полное право — судно ответило огнем на его приказ остановиться.

Теперь удалось установить название судна. Это был сухогруз «Трайбсмен». Он стоял без движения, равномерно покачиваясь на океанской зыби и травя пар. Включенная сирена постепенно затихала по мере уменьшения давления пара. На корме судна зияли четыре пробоины от снарядов, напоминая кляксы на обложке книги. Кранке приказал выключить прожекторы, которые в ночное время могли быть заметными на большом расстоянии; не следовало забывать, что в этих водах могли находиться английские подводные лодки.

Старший офицер Грубер с матросами стоял на шканцах, готовясь принять на борт команду «Трайбсмена» и пассажиров, если таковые имелись на судне. За борт были спущены шторм–трапы, а санитары с носилками дежурили на палубе, чтобы немедленно отправить поступивших раненых в лазарет.

После того, как были закрыты прожекторы, глаза моряков некоторое время привыкали к темноте, а затем капитан второго ранга Грубер стал сигналить ручным фонарем, чтобы дать ориентир спасательным шлюпкам британского судна.

— Шлюпка на воде! — крикнул один из матросов, указав рукой левее судна.

— Нет,— присмотрелся старший офицер.— Это не шлюпка. Видимо, в воде отражается один из огней судна.

Но это было не так, поскольку огни совершенно явно двигались, подпрыгивая на волнах.

— Люди за бортом! — неожиданно закричал боцман.

Теперь все увидели, что источником света были британские спасательные жилеты, лампочки на которых зажигались автоматически от взаимодействия с водой. Затем моряки «Шеера» услышали, что люди в воде кричат не по–английски, а что–то наподобие слова «Алла!» Когда их в итоге вытащили на палубу «Шеера», то сначала приняли за негров и удивились их малому росту, но, присмотревшись, поняли, что это индусы.

Закутавшись в одеяла, индусы сели на палубу. Они так дрожали от холода, что не могли удержать в пальцах предложенные им сигареты. Перебивая друг друга, спасенные рассказали морякам «Шеера», что их шлюпка перевернулась, едва коснувшись воды, что много людей находится за бортом, а на «Трайбсмене» — команда еще одного судна Восточно–Азиатской Компании, потопленного немецкой подводной лодкой, которую «Трайбсмен» должен был доставить в Сингапур.

Между тем английские моряки стали собираться на палубе «Шеера». Некоторые добрались до него вплавь — с перевернувшейся шлюпки. Их не успевали записывать и сортировать. Англичан разместили вместе с командой «Хобарта», отведя им для приема пищи кают–компанию унтер–офицеров.

— Спасибо, что не даете нам соскучиться,— сказал капитан «Хобарта» лейтенанту Петерсену, отвечавшему за пленных.— Я этого не забуду, когда вас самих выловят из воды и возьмут в плен.

— Не думаю, что подобное когда–нибудь произойдет, — весело ответил лейтенант.

— А я уверен,— не сдавался капитан,— что еще наступит время, когда вы будете радоваться любому свидетелю, который бы подтвердил факт вашего человеческого обращения с военнопленными. Вы еще вспомните эти слова!

Лейтенант Петерсен не ответил ничего.

Выяснилось, что среди прибывших на «Шеер» нет капитана «Трайбсмена», старшего механика, начальника радиостанции и еще нескольких офицеров и матросов. Оказалось, что они ушли на моторном катере, спустив его с противоположного от «Шеера» борта. Когда это стало известно, они уже были, наверное, на расстоянии нескольких миль от линкора. Лейтенант Петерсен немедленно доложил об этом командиру.

—Досадно,— согласился Кранке.— Но делать нечего. Мы не можем прочесывать этот район, светя прожекторами, в надежде обнаружить их. Будем надеяться, что им не удастся добраться до берега, хотя у них есть на это хорошие шансы.

Сразу же после того, как «Шеер» прекратил огонь, на «Трайбсмен» была направлена призовая партия. По пути они видели много плывущих по воде людей и переполненные шлюпки, где находились главным образом индусы.

— Плывите к нашему кораблю,— кричал им возглавлявший призовую команду лейтенант Энгельс,— вас примут на борт!

Приблизившись к «Трайбсмену», лейтенант Энгельс обошел на катере дрейфующее и покачивающееся на зыби судно. «Трайбсмен» казался полностью покинутым. Никто не откликнулся на требование лейтенанта Энгельса подойти к борту. По свисшему с кормы шторм–трапу лейтенант забрался на палубу. Там не было ни души, но следовало соблюдать осторожность. Англичане могли приготовить массу сюрпризов — например, оставить на палубе и внутри судна хорошо замаскированные подрывные заряды.

Вслед за лейтенантом на палубу влез старший унтер–офицер Крюгер. Не успел он ступить на палубу, как услышал выстрел. Крюгер выхватил пистолет, но выяснилось, что это лейтенант выстрелил по какой–то напугавшей его тени на фоне лязгающей на качке железной двери. Затем на палубу поднялись остальные моряки призовой команды. Крюгеру и матросу–радисту было приказано найти место, где расположена судовая радиорубка, и досконально выяснить, сообщил ли «Трайбсмен» о нападении на него.

В мирное время радиорубку обычно располагали где–нибудь вблизи командного мостика. Но с началом войны англичане стали оставлять рядом с ходовой рубкой только приемник, а передатчик укрывали в более безопасном месте. Командный мостик и ходовая рубка «Трайбсмена» напоминала маленькую крепость, укрытую бревнами и мешками с песком для защиты от осколков. На корме, кроме длинноствольного орудия, был обнаружен еще и пулемет, установленный на надстройке, чтобы отбиваться от самолетов. У пулемета оказался солидный запас снаряженных лент.

В этот момент на судне зажегся свет. Инженер–лейтенант Клаазен и его механики, спустившись вниз, обнаружили распределительный щит и запустили одну из динамомашин.

Но даже при свете старший унтер–офицер Крюгер сначала никак не мог обнаружить радиорубку. Затем он увидел трап, ведущий с одной палубы на другую, также прикрытый лесом и мешками с песком. Под трапом находился узкий лаз. Унтер–офицер протиснулся в него и обнаружил то, что искал. В небольшом помещении находились и приемник, и передатчик. На палубе стоял пустой деревянный ящик, раскрашенный желтыми полосами. Видимо, в этом ящике хранились секретные документы. Возможно, британский радист успел уничтожить или взял их с собой, бежав вместе с капитаном и другими офицерами на катере.

Поспешный обыск, проведенный Крюгером, выявил мало интересного. Удалось найти только какие–то бланки со штампами Британского Адмиралтейства. Крюгер взял их на всякий случай. На стуле висела тропическая куртка. Видимо, радист, покидая в спешке судно, решил одеться потеплее. Крюгер обыскал карманы куртки, где обнаружил сложенный вдвое лист бумаги. Прочтя его, Крюгер стиснул зубы. Там было написано: «SOS! Находимся под обстрелом германского рейдера…» Это было последнее сообщение, переданное в эфир британским радистом.

«Трайбсмен» был современным судном, построенным в 1938 году и прекрасно оснащенным. Скрывшийся на катере капитан знал свое дело — на судне царила чистота, нигде не было видно облупленной краски или ржавчины, как на большинстве торговых судов.

Разместив подрывные заряды, призовая команда собралась на корме судна, доложив обстановку лейтенанту Энгельсу. Тот пересчитал своих людей и приказал им быстро спуститься в катер. Когда они были на полпути к «Шееру», за их спинами прогремел первый взрыв. Подрывные заряды были расположены в вентиляционных шахтах и машинном отделении. Они начали взрываться один за другим, пробивая в корпусе судна большие пробоины. «Трайбсмен» стал быстро оседать в воду, и через двадцать семь минут, когда призовая команда уже вернулась на борт «Шеера», волны сомкнулись над этим судном.

Из судовых документов «Трайбсмена» стало известно, что судно вышло из Ливерпуля в Калькутту 20 ноября с грузами общего назначения и двумя тысячами мешков почты. До 24 ноября судно шло в составе конвоя, а затем пошло самостоятельно, намереваясь обогнуть мыс Доброй Надежды. Второй штурман с «Трайбсмена» оказался на борту «Шеера», и лейтенант Петерсен спросил у него, чего они хотели добиться, открыв огонь по «Адмиралу Шееру»? Не сошли ли они все с ума?

— Мы были ослеплены прожекторами,— признался штурман,— и приняли вас вначале за всплывшую подводную лодку. Вскоре мы поняли, что это не подводная лодка, и подумали, что имеем дело со вспомогательным крейсером. Когда же мы поняли, с кем имеем дело, капитан немедленно приказал прекратить огонь и оставить судно.

— Ваш радист передал об этом сообщение в эфир? — поинтересовался Петерсен.

— Он обязан был это сделать, не ожидая каких–либо приказов,— пояснил пленный штурман.— И я абсолютно уверен, что он так и поступил.

VIII

Потопив «Трайбсмен», «Шеер» в течение двадцати четырех часов шел юго–западным курсом, затем повернул на северо–запад, а через двенадцать часов — на северо–восток. Потом Кранке проложил курс на восток, а позднее вернулся на северо–западный курс. Капитану первого ранга Кранке было нелегко принимать решения в сложной военно–морской шахматной партии, где одной пешке — его кораблю — противостояли мощные силы противника. В этой игре командир «Шеера» не имел права на ошибку, ибо первый же неверный ход мог стать фатальным, и игра оказалась бы законченной. Игра осложнялась еще и тем, что Кранке практически ничего не знал о диспозиции британских военно–морских соединений, грозящих ему уничтожением. «Хобарт» открыто сообщил о нем перед гибелью, а теперь становилось ясно, что и «Трайбсмен» успел передать в эфир по меньшей мере короткое предостережение.

Оставалось только надеяться, что это сообщение не было никем принято. Кроме того, не следовало забывать и о капитане «Трайбс–мена», бежавшем на катере. Его могли подобрать проходящие мимо суда, но даже если этого не произошло, он вполне может добраться до Канарских островов, которые находятся не так далеко. Капитан точно укажет место нападения на «Трайбсмен» и раскроет тех, кто это сделал.

Рассуждая о том, что противник может ожидать от него далее, капитан первого ранга Кранке пришел к выводу, что в Британском Адмиралтействе предполагают его дальнейшее движение на юг и юго–восток по образцу действий «Адмирала графа Шпее», находившегося примерно в схожей ситуации. В итоге Кранке решил следовать на север, чтобы у противника создалось впечатление, что он возвращается в Германию и намерен на обратном пути перехватить и отправить на дно еще пару транспортов из состава конвоев НХ.

Следующие несколько дней «Шеер» двигался на север через пустынный океан. Достигнув на этом курсе намеченной точки, Кранке повернул корабль на юг. На борту шла обычная корабельная служба, и свободные от вахт нашли себе новое развлечение: наблюдать за повадками пленных индусов. Выходя на палубу, те усаживались, скрестив по–восточному ноги, в тени кормовой башни и сидели там без движения, напоминая каменные изваяния Будды. Все они были низкорослыми, страшно худыми — кожа да кости,— забитыми и запуганными. Глядя на них, трудно было представить, что их страна создала могучую цивилизацию еще тогда, когда Британия и Германия находились в первобытном состоянии.

Индусы отказывались есть любую другую пищу, кроме риса, который готовили сами так, чтобы каждое зернышко отставало одно от другого. Кинооператор, забыв о прочих делах, постоянно ходил за индусами, тратя на них километры пленки.

Между тем корабельные авиаторы пытались оживить своего любимого «попугая». Сам лейтенант Питч надел комбинезон и трудился наравне с механиками. Они сделали все, что могли, и Питч направился к Кранке доложить, что «Ара–до» к полетам готов. Капитан первого ранга Кранке лично проинспектировал результаты их работы и с сомнением покачал головой:

— Вы знаете, Питч, как для нас важен этот самолет. Но, если честно, то я никогда не разрешу вам даже пытаться взлететь на том, что от него осталось.

— Я готов взять всю ответственность на себя, герр капитан первого ранга,— пообещал Питч.

— Интересно,— полюбопытствовал Кранке,— кто будет отвечать после того, как вы грохнетесь в море, а мне не удастся вас вытащить?

— Но самолет в полном порядке,— продолжал настаивать Питч.— Я как пилот отвечаю, что никакого ЧП не произойдет, не считая разных мелочей. В конце концов, мы просто обязаны испытать машину: пригодна она к службе или нет? Тем более, это можно сделать прямо сейчас. Лучше погоды не придумаешь!

Кранке, скрепя сердце, согласился. Он развернул корабль под ветер и остановил машины. Были спущены все шлюпки, которые выстроились цепочкой вдоль предполагаемого маршрута Питча с интервалами в сто метров, чтобы в случае необходимости быстро выловить из воды самого Питча и его наблюдателя.

Все свободные от службы вывалили на верхнюю палубу, чтобы поглазеть на это рискованное представление.

Лейтенант Питч просигналил из кабины самолета, и офицер, управляющий катапультой, не скрывая своего беспокойства, дал отмашку флагом. Ко всеобщему удивлению (как потом выяснилось, и самого Питча), «Арадо» великолепно вышел в воздух. Но затем он стал качаться из стороны в сторону как пьяный, заваливаться на нос и падать, теряя высоту. У самой поверхности Питчу удалось выровнять машину, и «Арадо» плюхнулся в воду, как мешок с углем, упавший за борт. По крайней мере, он остался на плаву и не получил серьезных повреждений, а последующая проверка показала, что у самолета не работали элероны и заело всю систему управления.

Обнаруженные дефекты были исправлены, и через пару дней лейтенант Питч попытался снова взлететь с «Шеера» с принятием тех же мер предосторожности. Памятуя прошлую попытку, все волновались и беспокоились еще сильнее. На этот раз все прошло хорошо, если не считать того, что кустарный ремонт уменьшил скорость самолета примерно на двадцать миль в час. Но он был снова пригоден к службе!

Время от времени «Шеер» менял курс, прочесывая тот район Атлантики, который Кранке выбрал для охоты. Но все было пусто. Ни дымка, ни мачт не появлялось на горизонте. Возможно, Британское Адмиралтейство, получив предупреждение, изменило маршруты конвоев. Хорошо, что удалось ввести в строй «Арадо». Питч несколько раз летал на разведку, но каждый раз возвращался, ничего не обнаружив.

Вернувшись из очередного, наиболее продолжительного полета, Питч доложил, что в восьмидесяти милях от «Шеера» он обнаружил большое судно, похожее на «Трайбсмен», идущее на юго–восток. Пилот обратил внимание, что надстройки судна были покрашены в белый цвет.

Проанализировав все данные, Кранке пришел к выводу, что это американец, и решил не связываться. Сталкиваться с нейтралами было очень опасно. Потопить их было нельзя, а они немедленно оповещали весь мир о появлении рейдера.

Вечером того же дня с «Шеера» наблюдали интересное явление природы, когда на горизонте сошлись два тропических грозовых фронта. Казалось, что наступил конец света, когда страшные молнии ударили по поверхности океана, а от ужасающего грома заложило уши, как от залпов главного калибра.

На следующий день «Шеер» изменил курс, снова направившись на рандеву с «Нордмарком» для пополнения запасов топлива и провизии.

Закончив погрузку, оба корабля разошлись, назначив следующее рандеву на 27 декабря в Южной Атлантике.

«Шеер» продолжал свое движение на юг и через несколько дней должен был пересечь экватор. В мирное время это событие всегда отмечалось театральной церемонией с появлением на борту бога Нептуна, морских чертей и крещением тех, кто впервые пересекает экватор. Те, кому впервые предстояло пройти через нулевую параллель, наслушавшись баек стариков, дрожали от страха и надеялись, что в связи с военным временем церемония будет отменена. Но Кранке решил не отступать от традиций и провести церемонию в несколько упрощенном виде, чтобы она не очень помешала несению службы.

Более тысячи молодых моряков, таким образом, должны были предстать перед гневными очами Нептуна и объяснить причину вторжения в его владения. 10 декабря «Шеер» пересек тропик Рака, а следовательно, вторгся во владения Нептуна. В 17:00 грозный бог выступил по корабельной трансляции, грозя экипажу страшными карами за нарушение границ его царства. Через пять дней, за сутки до перехода линии Нептуна (экватора), на борту «Шеера» появился адмирал Тритон в окружении чертей и людоедов, вселяя ужас в сердца неофитов. Тритон должен был подойти к борту на катере, но церемонию упростили, и он появился из люка, тем не менее, его приветствовали, как и положено, горнами и боцманскими дудками. После чего командир отдал Тритону рапорт. Капитан первого ранга Кранке, в парадной форме при орденах, встретил посланца Нептуна на шканцах и, взяв под козырек, доложил:

— Тяжелый крейсер «Адмирал Шеер» с экипажем в тысяча триста сорок человек, из которых тысяча сорок не прошли крещения, почтительно просит у Его Величества Морского Царя разрешения пройти через его владения.

— С большим удовольствием разрешаем вам это, дорогой Кранке, ответил адмирал Тритон.— В своем подводном царстве мы слышали много хорошего о вас и ваших моряках.

Адмирал Тритон сиял золотыми украшениями и наградами и имел длинную седую бороду, как у адмирала Тирпица. Под всем этим трудно было узнать унтер–офицера Дима, который играл эту роль.

Главная церемония состоялась на следующий день. На палубе корабельный оркестр играл популярные мелодии, заглушаемые криками жертв и гоготом зрителей. К великому ужасу всех собравшихся среди неофитов оказался старший офицер «Шеера» капитан второго ранга Грубер. Все опасались, что Грубер, используя свое высокое служебное положение, найдет способ отвертеться от обязательного крещения, а потому купали его в бассейне дольше других.

Нептуна изображал лейтенант Петерсен, а его жену — Морскую царицу — молодой розовощекий матрос, которого нарядили в женское платье, искусственно создав все нужные выпуклости. Астроном Нептуна вышел вперед и взглянул в свой огромный Секстант.

— Ноль градусов! — громогласно объявил он.

В этот момент «Шеер» пересек экватор, о чем всех стоявших на вахте и участников церемонии оповестила включенная сирена.

А к вечеру представление закончилось. Тысяча сорок человек получили крещение. До темноты люди приводили в порядок себя и корабль.

На следующий день на «Шеере» праздновали еще одно событие, хотя менее шумно. Счетчик оборотов показал, что гребные валы корабля завершили семьдесят пять миллионных циклов работы, что в пересчете на расстояние означало, что «Шеер» уже четыре раза обошел вокруг света.

По этому случаю в машинном отделении ожидали визита командира.

Когда на счетчике появилось число 74 999 999, командир электромеханической боевой части капитан второго ранга Эве остановил машины.

В этот момент в машинное отделение спустился Кранке, где его встретил не Эве, а вахтенный унтер–фицер. Унтер–офицер обратился к командиру с краткой речью, из которой Кранке мало что понял, но, подойдя к тахометру, увидел, как на нем выскочили цифры — 75 000 000.

Это произошло в 16:00, 17 декабря 1940 года.

IX

«Адмирал Шеер», продолжая движение на юг, выходил теперь на торговые пути между Бразилией и Европой и между Бразилией и Африкой.

В этом районе особый интерес представляли британские суда, снабжавшие военно–морские базы англичан в Гибралтаре и Фритауне.

17 декабря Кранке развернул корабль на северо–восток. На этом курсе «Шеер» вскоре снова пересек экватор, но это уже никого не беспокоило — на корабле не осталось ни единой души, не прошедшей «крещения» Нептуном. Мысли экипажа занимали теперь более серьезные вещи. Отремонтированный и прошедший испытания «Арадо» два раза в день — утром и во второй половине дня — вылетал на разведку. 18 декабря, при возвращении из очередного разведывательного полета, лейтенант Питч покачал крыльями своего гидроплана. Это означало, что летчики «Арадо» обнаружили какое–то судно. Поднявшись на мостик, Питч доложил, что обнаружил сухогруз примерно в восемь тысяч тонн с орудием на корме, блиндированным мешками с песком. Судно шло на северо–восток курсом, почти параллельным курсу «Шеера». В 11:36 на горизонте показались мачты британского судна. Чуть позднее появились труба и темно–желтые надстройки. И, наконец, стал виден корпус, глубоко сидящий в воде. Судно шло в полном грузу.

Сигнальщики этого судна также заметили «Шеер», и радиостанция сухогруза немедленно стала передавать сообщение о приближении к ним военного корабля. «Р. Р. Р.» — разнеслось в эфире, и, хотя радисты «Шеера» пытались заглушить передачу, этого сделать не удалось,— какая–то британская станция подтвердила получение сигнала бедствия.

— Дать предупредительный выстрел! — приказал Кранке.

Просвистев в воздухе, снаряд поднял фонтан воды перед носом парохода. Однако вместо того, чтобы остановиться, судно отвернуло в сторону и увеличило скорость, пытаясь уйти. Из радиорубки доложили, что британское судно продолжает посылать сигналы бедствия. Одну из радиограмм подтвердил Фритаун и запросил судно, сколько труб у атакующего корабля: одна или две.

— Второй предупредительный выстрел! — скомандовал Кранке.

150–миллиметровый снаряд взорвался у самого носа парохода, подняв столб воды, обрушившийся на палубу.

— Противник уменьшает ход, — доложили сигнальщики, и орудие «Шеера» замолчало.

Видимо, у капитана судна хватило здравого смысла прекратить сопротивление и избежать бессмысленного кровопролития.

«Шеер» медленно приближался. Пароход стравил пар и остановился. Кранке соблюдал полную осторожность. Вызывали недоумение слишком высокие палубные надстройки парохода, и нельзя было исключать какой–нибудь ловушки. Пароход мог оказаться тяжеловооруженным вспомогательным крейсером, замаскированным под обычное торговое судно.

Лейтенанты Энгельс и Блайе с призовой командой торопливо направились к английскому судну.

— Они что–то выкидывают за борт! — внезапно закричал лейтенант Блайе.— Наверное, секретные документы. Запросите «Шеер», что нам делать в первую очередь: попытаться найти выброшенное или подняться на палубу?

С «Шеера» просигналили: «Поднимайтесь на борт. Поисками займется другая шлюпка».

С парохода сбросили шторм–трап, но он почему–то оказался слишком коротким, чтобы до него можно было дотянуться со шлюпки. Лейтенант Энгельс крикнул об этом англичанам, но некоторое время никакого ответа не было. Лейтенанту пришлось громко крикнуть еще несколько раз, прежде чем чья–то голова свесилась через планширь. Поняв наконец в чем дело, англичанин с улыбкой опустил трап немного ниже. Но Энгельсу пришлось совершить мощный прыжок, когда волна подняла шлюпку вверх, чтобы уцепиться за шторм–трап. Вся команда последовала за ним, поднялась на палубу и немедленно приступила к осмотру парохода.

Английский экипаж, среди которого было много негров, одев спасательные жилеты, построился на верхней палубе. Всех тщательно обыскали и проверили по судовой роли. На лицах англичан не было ни тени беспокойства. Видимо, они не ожидали от плена никакой опасности для себя. Но отдельно стоявшая группа пассажиров явно демонстрировала тревогу и враждебность. Выяснилось, что это французы, которые направлялись в Лондон, чтобы вступить в ряды «Свободной Франции» генерала де Голля. Название судна было «Дюкьеза». Это был рефрижератор водоизмещением девять тысяч тонн с грузом мяса и фруктов, а также девятисот тонн яиц.

— Девятьсот тонн яиц! — удивился один из германских моряков.— Зачем столько яиц?

— Занимайтесь своим делом! — оборвал его лейтенант.— И не задавайте дурацких вопросов!

На камбузе судна был уже готов обед. Лейтенант Энгельс изучил меню. Оно было, как в первоклассном отеле. Несмотря на войну, не чувствовалось никаких недостатков в снабжении моряков довольствием. По крайней мере, на борту «Дюкьезы».

В каюте капитана, прибранной и опрятной, над письменным столом висел приличных размеров цветной плакат, озаглавленный

ВОЕННЫЕ ЦЕЛИ НАЦИСТОВ

Текст на плакате гласил, что изображенная на нем карта основана на секретных документах Вермахта 1937 года.

На карте были изображены страны, которые должны быть захвачены в первую очередь: Австрия, Польша и Чехословакия. Эти страны уже были захвачены. Затем, пророчествовала карта, будут захвачены Балканские страны, а за ними, в 1941 году: Бельгия, Голландия, Франция, Великобритания и Португалия. И, наконец, наступала очередь России. «Политика нацистов — непрерывная агрессия с целью захвата чужих территорий»,— суммировал плакат наглядную агитации.

Этот плакат несказанно удивил немецких моряков.

«Россия? Но у нас же заключен пакт о дружбе с Россией!.. Это — ерунда… Гитлер не такой дурак, чтобы повторять ошибки Кайзера и сражаться на два фронта… Это всего лишь неуемная пропаганда и ничего более».

В это время в каюту вошел капитан парохода, чтобы забрать свои личные вещи. Лейтенант Блайе указал ему на плакат и спросил, что за чушь на нем изображена.

—Конечно, вам сейчас в это трудно поверить,— улыбнулся англичанин.— Но, если вы проживете достаточно долго, то убедитесь, что все это правда. Сами увидите.

Между тем «Шеер» и захваченный пароход обменивались сигналами. На линкоре хотели знать: сможет ли призовая команда управлять «Дюкьезой» и отправиться на нем обратно в Европу.

На этот вопрос мог ответить только инженер–лейтенант Клаасен, бывший старший механик торгового флота, который осматривал машинное и котельное отделения захваченного парохода.

Судно было достаточно старым, 1918 года постройки, с угольными котлами и номинальной скоростью четырнадцать узлов, хотя было сомнительно, что оно когда–либо давало подобную скорость. Проверив состояние котлов и угольные бункеры, Клаасен покачал головой:

— Передайте на «Шеер», что это невозможно. Прежде всего, на обратный путь не хватит угля. А где мы возьмем уголь?

На «Нордмарке» есть все, что угодно, кроме угля. А у них расход — восемьдесят пять тонн в сутки. С их запасами они могут добраться только до Фритауна или Гибралтарского пролива.

Но Кранке уже окончательно решил сделать «Дюкьезу» призом. Лейтенант Энгельс был отозван на «Шеер», а командование пароходом принял капитан торгового флота Гойч, входивший в призовую команду карманного линкора.

Британский капитан «Дюкьезы», его старший помощник, начальник радиостанции и два комендора кормового орудия были отправлены на «Шеер», а остальная команда и пассажиры, объявленные пленными, остались на пароходе. С сокращенным до минимума экипажем и кочегарами–неграми — из старой команды «Дюкьеза», подняв над английским орудием германский флаг, получила приказ следовать в место рандеву германских кораблей, действовавших в Атлантике. Это место было известно рейдерам под названием «Андалузия».

Перед уходом парохода Кранке приказал перегрузить с него яйца на «Шеер», чтобы пополнить запасы продовольствия. Пока шла перегрузка яиц, радисты «Шеера» постоянно ловили шифрованные радиопереговоры английских боевых кораблей. Шифр англичан расколоть не удалось, но по количеству радиограмм становилось ясно, что британский флот тщательно прочесывает Атлантику в поисках «Шеера».

— Будьте начеку, Гойч,— напутствовал Кранке нового капитана «Дюкьезы» перед отплытием.— Не забывайте ни на минуту, капитан, что у вас на борту полным–полно англичан, а на что они способны, известно только Господу!

Х

Едва в 07:30 солнце оторвалось от линии горизонта, как с «Шеера» катапультировали гидросамолет «Арадо», отправив лейтенанта Питча в очередной разведывательный полет на поиск судов противника. «Дюкьеза» еще виднелась на горизонте, уходя на юг и передав на «Шеер» девятьсот тонн куриных яиц.

Любители математики на борту «Шеера» вычислили, что девятьсот тонн — это пятнадцать миллионов штук яиц. Значит, в ходе рейда команда «Шеера» в яйцах нужды испытывать не будет наверняка!

В 10:00 неожиданно пришла радиограмма от Питча. Это само по себе вызвало удивление: Питч имел строжайшую инструкцию пользоваться радио только в случае крайней необходимости. В радиограмме говорилось: «Обнаружил тридцать судов противника. Поддерживаю контакт». Прочтя радиограмму, Кранке с сомнением покачал головой — это какая–то ошибка.

Возвращение самолета–разведчика ожидалось к 11:00 — на большее у него просто не хватило бы горючего. Но к 11:00 самолет не вернулся. Всех на мостике «Шеера» охватило беспокойство. Кранке вызвал на мостик своего старшего офицера капитана второго ранга Грубера.

— Грубер,— приказал командир,— вскройте сейф в каюте Питча. Я хочу знать, не ошибся ли он, взяв с собой не тот шифр. Его последнее сообщение не идет у меня из головы — тридцать кораблей противника! Откуда они могли взяться в этой части мира? Даже если это английское соединение, которое нас разыскивает, оно не может состоять из тридцати кораблей. Это очевидный абсурд. Да и сама радиограмма составлена совсем не так, как положено.

— Может быть, Питч обнаружил конвой, эскортируемый боевыми кораблями? — предположил старший офицер.

— Ерунда,— не согласился командир.— В этой части света? Быть такого не может!

Проверка каюты Питча показала, что он взял с собой шифр, которым всегда работал, поскольку только этот шифр и отсутствовал.

Затем от Питча пришло новое сообщение: «Меня преследуют».

Этот текст вообще всех сбил с толку. Уж не находится ли где–нибудь поблизости английский авианосец? Иначе — кто мог его преследовать?

Но тогда почему Питч не доложил об этом в первой радиограмме? Что–то тут не то! Затем пришло еще одно сообщение: «Иду на вынужденную посадку, прошу пеленг».

И снова тишина.

Кранке вызвал на мостик офицера связи и разведчика Баддэ, приказав им внимательно изучить полученные от Питча радиограммы и постараться найти в них какие–нибудь противоречия, которые могли бы объяснить всю загадочность происходящего. Служба радиоперехвата не обнаружила никаких признаков наличия где–то поблизости большого количества кораблей или самолетов противника.

Радиограммы Питча говорили о том, что у него случились какие–то проблемы с мотором, который нуждается в ремонте. Все соглашались, что в этих радиограммах какая–то ошибка, но какая именно — сказать не мог никто. О чем и доложили на мостик. Кранке решил идти к тому месту, где предположительно должен был сесть на воду Питч, но сделать это после наступления темноты, чтобы не быть обнаруженным загадочным соединением противника из тридцати кораблей. Если оба пилота еще живы, то он их попытается спасти.

Пока «Шеер» шел к указанному месту, в радиорубке в 16:00 приняли слабый сигнал: «SOS ОТН. РИКК». Второй набор букв являлся позывным Питча, а третий — координатами квадрата, где он находится.

Пневматической почтой сообщение немедленно переслали на мостик, и «Шеер» изменил курс в нужном направлении.

— Какого черта? Что он там делает? — удивился Кранке, взглянув на карту.— Как его занесло в этот квадрат?

Через час радисты приняли еще один сигнал «SOS». На этот раз сигнал был сильнее, что дало возможность взять на него пеленг. Все свободные от вахт вышли на верхнюю палубу и пытались обнаружить в бегущих бесконечной чередою волнах маленький гидросамолет Питча «Арадо».

В 18:00 был принят третий сигнал «SOS». Пеленг показал, что цель находилась прямо по курсу. Было уже сумрачно, и, как обычно бывает в тропиках, сумерки внезапно сменились полной темнотой.

В темноте прямо по носу сигнальщики заметили выпущенную в небо ракету. На нее взяли пеленг и успели замерить расстояние, составляющее примерно двадцать одну милю. Все на «Шеере» с облегчением вздохнули.

Корабль полным ходом шел к этому месту.

Как только «Шеер» пришел в предположительное место выпуска ракеты, с него сигнальным фонарем промигали свой позывной, и немедленно, всего в двух тысячах метров, зажглись навигационные огни «Арадо».

Наладили кран, подошли малым ходом к самолету, и вскоре лейтенант Питч уже стоял на мостике перед командиром.

— Чертовски рад вас снова видеть, Питч,— приветствовал Кранке летчика.— Где ваша армада из тридцати кораблей?

Питч непонимающе взглянул на командира:

— Я не сообщал ни о каких кораблях, командир. Я просто заблудился на обратном пути и у меня кончилось горючее. Никаких кораблей я не видел.

— Я это подозревал,— с облегчением кивнул головой командир.— Идите подкрепитесь и согрейтесь. Потом разберемся.

Но спокойно поужинать Питчу не дали радисты, накинувшиеся на него, требуя объяснений. Питч смотрел на них большими глазами, ничего не понимая. Он радировал только «SOS» и больше ничего, пользуясь кодовой таблицей Воздушной разведки. Взглянув на таблицу, командир радио–технической боевой части понял все и побежал на мостик, чтобы доложить капитану первого ранга Кранке о причинах этой загадочной истории. Оказалось, что таблица, которой пользовался Питч, была устаревшей. Она была изъята из обращения 25 ноября, и береговая станция, к которой был формально приписан Питч, была обязана снабдить летчика новой таблицей. Поскольку Питч до этого никогда не пользовался радио, никто не заметил, что новой таблицы у него нет. Группа букв, которая по старой таблице читалась как сигнал «SOS» с самолета, терпящего бедствие, по новой таблице означала обнаружение противника. Кранке вылил все накопившееся за сегодняшний день раздражение на голову далекого начальника береговой радиослужбы, который не позаботился снабдить Питча полным комплектом шифров, видимо, надеясь, что «Шеер» вернется в базу до 25 ноября.

Все это дело могло кончиться гораздо хуже. Скажем, Питч доложил об обнаружении боевых кораблей противника, а на «Шеере» его радиограмму расшифровали как сигнал «SOS», переданный с «Арадо». «Шеер» направился бы искать Питча в указанном месте и внезапно напоролся на боевые корабли англичан. В этом случае не только самолет с двумя пилотами, но весь корабль с экипажем тысяча триста сорок человек могли бы погибнуть из–за листка бумаги, которым береговое начальство забыло снабдить лейтенанта Питча.

Все это произошло главным образом из–за того, что Питч, как летчик, всецело подчинялся командованию Люфтваффе, ибо в сегодняшней Германии «все, что летало» принадлежало Герингу. Военно–морской флот собственной авиаций не имел.

XI

В дополнение ко всем повседневным заботам, дизеля «Шеера», которые без перерыва работали уже в течение почти двух месяцев, нуждались в ремонте. Они продолжали работать, не вызывая пока тревоги, но старший инженер–механик знал, что в планы капитана первого ранга Кранке входит соединение со вспомогательным крейсером «Пингвин» капитана второго ранга Крюдера и совместное нападение на норвежские китобойные флотилии, действующие в Антарктиде. В антарктических водах почти все зависит от бесперебойной работы машин.

Но ремонт дизелей не в доке, а в открытом море при температуре +40 градусов — задача не из легких. При этом корабль ни на минуту не мог лишиться своей способности развить самый полный ход. Для механиков и мотористов наступили не самые лучшие времена. «Шеер» продолжал следовать на юг, входя в зону пассатов. С юга по яркому голубому небу ползли белые облака, пропадая за горизонтом. Море было пустынным, ни одного судна не встретилось на пути, ни один радиосигнал не прозвучал в молчащем эфире.

Как–то ложную тревогу устроили акустики, поймав подводные сигналы, которые могли исходить от кита, а могли — и от подводной лодки. Ко всеобщему облегчению, это оказалась стая молодых касаток, круживших вокруг корабля в надежде, что кто–нибудь вывалится за борт.

По приказу Кранке, все офицеры, которые могли читать по–английски, французски, испански и голландски, просматривали мешки с почтой, захваченные на «Дюкьезе». Кранке надеялся из частных писем узнать что–нибудь новое о местоположении английских боевых кораблей, но ничего выяснить не удалось.

За делами на корабле как–то не заметили, что приближается Рождество. Вся окружающая обстановка — тропическая жара, бескрайний океан — и вся военная обстановка, в которой невозможно было «любить ближнего, как самого себя» и «соединить сердца в мире», никак не напоминала о самом дорогом семейном празднике. Тем не менее, на корме «Шеера», перед орудиями главного калибра, установили искусственную елку и стали готовиться к празднику вселенской любви. По всему кораблю мастерили искусственные елки и украшения к ним. Причем некоторые елки были сделаны так, что их трудно было отличить от настоящих лесных. Они только не пахли.

В канун Рождества день выдался теплым и солнечным. «Шеер» находился в нескольких милях от тропика Козерога, ниже экватора. В полдень корабль перестал отбрасывать тень — солнце находилось в математическом перпендикуляре над ним…

Радости от праздника было мало. Все на борту думали об оставленных в далекой Германии родных и были печальны. Многие на корабле надеялись, что война кончится прежде, чем они вернутся из рейда, предвкушая спокойную, мирную жизнь. Но пока война продолжалась и, несмотря на предрождественские хлопоты, орудия «Шеера» находились в постоянной готовности к действию, а на корабле неслась боевая служба по законам военного времени.

Вечером свободные от вахты собрались на корме. Кран–ке спустился с мостика и стал среди своих подчиненных. Не пели горны, не свистели дудки боцманов, не подавались команды, не зачитывались приказы. Корабельный оркестр играл печальную мелодию «Священной Ночи», знакомую всем с детства.

Хотя о подарках из дома никто не мог и мечтать, команде подали праздничный обед, включавший бисквиты, аргентинское сгущенное молоко, шоколад и многое другое, добытое на «Дюкьезе», прозванной плавучим деликатесом. Был также яичный суп, жареная картошка с тушёнкой и даже по две бутылки пива на человека! Ностальгия по дому быстро прошла, и к матросам вернулось хорошее настроение. В кубриках пели песни и играли на аккордеонах. «Шеер» шел малым ходом на пределе управляемости.

На следующий день с самого утра был дан приказ сигнальщикам усилить наблюдение за морем. Вскоре после завтрака сигнальщики обнаружили на горизонте верхушки мачт. Через несколько минут в пределах видимости появилось судно по виду — обычный сухогруз, но с большим количеством людей в белой форме на палубе. С мостика судна «промигали» на «Шеер» какое–то сообщение. По корабельной трансляции экипажу «Шеера» объявили, что появившееся судно — это германский вспомогательный крейсер «Тор». Затем последовал приказ экипажу построиться на верхней палубе с правого борта, «Тор» подходил все ближе, выходя на параллельный с «Шеером» курс. Его экипаж был также построен на верхней палубе.

«Приветствуем Вас, вспомогательный крейсер «Тор». Добро пожаловать!» — просигналили с «Шеера»:

«Спасибо! — просигналил в ответ «Тор»».— Мы приветствуем вас, дорогой «Адмирал Шеер»!»

Матросы кричали «Ура!» и размахивали бескозырками.

Когда возбуждение несколько улеглось, многие обратили внимание, что «Тор» идет под югославским флагом и что такой же флаг накрашен на бортах судна. А на носу и корме значится название «Вир». Так замаскировался «Тор» после боя с английским вспомогательным крейсером «Карнарвон Кэстл». Сигнальные фонари на обоих кораблях продолжали передавать сообщения.

«От К (капитана первого ранга Келера, командира «Тора») к К (капитану первого ранга Кранке, командиру «Адмирала Шеера») — Сердечно приветствую Вас в «Андалузии»!»

«От К к К, — ответил Кранке.— Взаимно. Не желаете ли позавтракать со мной? Как много вы хотите яиц и как их приготовить?»

«Благодарю за приглашение,— просигналил командир «Тора».— Приготовьте мне, пожалуйста, яичницу из трех яиц».

«Из трех или из тридцати? — запросили с «Шеера».— Не стесняйтесь. У нас их несколько миллионов».

«Прекрасно! — ответил Келер.— Немедленно еду к вам!»

Стрекотали кинокамеры, щелкали любительские фотоаппараты, фиксируя встречу двух командиров в открытом море в глубоком тылу противника. Капитана первого ранга Келера приветствовали на борту «Шеера» переливом боцманских дудок.

Келер и Кранке были старыми друзьями. Обменявшись крепким рукопожатием и обнявшись, командиры провели около часа в каюте Кранке, украшенной рождественской елкой. Им было о чем поговорить.

30 июля «Тор» вступил в бой у берегов Бразилии с английским вспомогательным крейсером «Элькантара» — гораздо более крупным и быстроходным, чем он сам. Водоизмещение «Элькантары» составляло 22 209 тонн. Но орудия «Тора» с первого залпа накрыли цель, а англичане очень долго пристреливались, добившись всего двух прямых попаданий в «Тор». Один снаряд разорвался в трюме, не причинив существенных повреждений, а второй попал в жилые помещения, пробил несколько переборок, но не взорвался. В свою очередь. «Тор» несколько раз попал в «Элькантару», причем один снаряд взорвался в машинном отделении английского вспомогательного крейсера, вызвав потерю скорости и сильный крен.

Келер мог бы добить «Элькантару», но это потребовало бы много времени и большого расхода боеприпасов. Кроме того, эфир буквально взорвался от потока английских радиограмм, и у Келера сложилось впечатление, что поблизости находится много британских боевых кораблей, спешащих на помощь «Элькантаре». Поэтому он решил прервать бой и отойти. Можно было довольствоваться и тем, что «Элькантаре» предстоит многомесячный ремонт.

А совсем недавно «Тор» вступил в свой знаменитый бой с английским вспомогательным крейсером «Карнарвон Кэстл». Кранке слышал об этом бое и жаждал подробностей. Келер рассказал, что «Тор» вел поиск судов противника у северного побережья Бразилии. Над морем висела дымка, видимость была очень плохой. Вскоре радисты приняли сообщение бразильского судна, что оно остановлено британским вспомогательным крейсером. В сообщении говорилось, что англичанами были захвачены на борту бразильского судна двадцать два немца, вроде бы, из состава экипажа погибшего «Графа Шпее». Инструкция запрещала Келеру связываться с британскими вспомогательными крейсерами, и, как ни жаль ему было захваченных соотечественников, Келер решил убраться подальше из этой зоны.

Ночь с 4 на 5 декабря выдалась мглистой, а утром спустился густой туман, через пелену которого «Тор» шел вслепую. Ночь Келер провел в своей походной каюте за ходовой рубкой.

Днем туман стал медленно подниматься над различными участками моря. Необъяснимым инстинктом старого моряка Келер чувствовал, что его корабль подстерегает какая–то опасность,— в его голове постоянно звучали слова: «Я съем свою шляпу, если это не вспомогательный крейсер».

И действительно, вскоре сигнальщики обнаружили в разрыве тумана какое–то судно. Едва взглянув на него, Келер скомандовал:

— Тревога! Вспомогательный крейсер противника!

Одеваясь на ходу, матросы разбежались по боевым постам.

Корабль противника находился примерно в пяти тысячах метров, идя, как призрак, через клочья тумана. Он имел, по меньшей мере, двадцать тысяч тонн водоизмещения, то есть был в пять раз больше «Тора» (3900 тонн) и соответственно быстроходнее.

Келер приказал изменить курс. Противник на это никак не отреагировал. Создавалось впечатление, что его сигнальщики не замечали маленький пароход, выглядевший невинным торговым судном. «Тор» уходил все дальше и дальше влево. В этот момент туман снова сгустился, и британский вспомогательный крейсер оказался идущим прямо в кильватер «Тору». На этот раз с него запросили у «Тора» опознавательный. Без сомнения, англичане рассматривали маленькое судно как совершенно безвредное.

На запрос «Тор» не ответил, не ответил и на другие сигналы, продолжая идти своим курсом. Так прошло полчаса. За это время лопнуло терпение даже у джентльменов из Королевского флота, и «англичанин» поднял сигнал: «Немедленно остановиться!»

И, чтобы «Тору» стало яснее, что от него требуется, последовал предупредительный выстрел, и снаряд поднял столб воды примерно в четырехстах метрах за кормой немецкого вспомогательного крейсера.

— Право на борт! — скомандовал Келер и, развернувшись, дал по англичанину залп из всех орудий.

Но на английском вспомогательном крейсере все уже были начеку, и ответный залп англичан прозвучал, когда еще не смолкло эхо грома от германских орудий. Первый же залп противника упал в неприятной близости от борта «Тора», но это было лучшее, что сумели сделать англичане.

Искусно маневрируя, «Тор» добился нескольких прямых попаданийв большой корабль противника, вызвав пожар на его корме. Над вспомогательным крейсером англичан (на «Торе» уже знали, что это «Карнарвон Кэстл») поднялся огромный столб дыма, орудия замолчали, и корабль противника стал ставить дымовую завесу. Но «Тор» сманеврировал таким образом, что дымовая завеса оказалась за кормой английского корабля и стала бесполезной. Но сам факт постановки противником дымовой завесы говорил о том, что он хочет прервать бой и отойти. Поэтому «Тор» развил бешеную скорострельность, на какую только были способны его далеко не новые орудия. Комендоры «Тора» отметили восемь прямых попаданий, а артиллерийский офицер считал, что их не менее двадцати.

Противник возобновил огонь, но не добился ни одного попадания, хотя некоторые его снаряды взрывались вблизи «Тора», а осколки залетали на палубу. Судя по осколкам, у противника были шестидюймовые орудия. Бой продолжался около получаса, английский вспомогательный крейсер горел в нескольких местах, его боеспособность заметно упала. Затем, к счастью для англичан, снова нашел туман, и «Карнарвон Кэстл» исчез в нем. Больше «Тор» его не видел.

Экипаж «Тора» оставался на своих местах по боевой тревоге, поскольку радисты слышали, как «Карнарвон Кэстл» сообщал свое место и описание германского корабля. Тяжело поврежденный английский корабль вернулся в Монтевидео, а вместе с ним и двадцать два моряка с «Графа Шпее» вернулись в порт, откуда они уплыли на бразильском судне.

На борту «Тора» находились пленные английские моряки с потопленных ранее «Тором» британских судов. Когда начался бой, они решили, что им всем пришел конец, так как были уверены, что «Карнарвон Кэстл» первым же залпом потопит «Тор». Когда же бой кончился, они отказывались верить в его результат. Позднее «Тор» добыл газеты, где говорилось, что «Карнарвон Кэстл» получил двадцать два попадания, и что война должна продлиться очень долго, чтобы английский вспомогательный крейсер смог завершить предстоящий ему ремонт.

XII

Встретившись, «Адмирал Шеер» и «Тор» проследовали вместе к секретному месту рандеву германского океанского флота в Южной Атлантике с кодовым названием «Андалузия». Прибыв на место, они обнаружили там «Дюкьезу» и танкер «Еврофельд», чья машина, отремонтированная механиками «Шеера» и «Нордмарка», работала без всяких нареканий.

В точно назначенное время в «Андалузию» прибыл и «Нордмарк».

Встреча германских кораблей в Южной Атлантике — в глубоком тылу противника — была почти фантастической, если учесть, какие силы были задействованы англичанами для их поиска и уничтожения.

В течение дня различные корабли пришвартовывались друг к другу, организуя дружеские встречи офицеров и матросов. Бортовые самолеты постоянно вели воздушную разведку, чтобы избежать каких–либо неприятных сюрпризов.

Кранке продолжал совещаться с Келером. Оба командира пытались наладить оперативное взаимодействие. Для начала было решено захватить угольщик на линии мыс Доброй Надежды — Буэнос–Айрес, чтобы добыть запас угля для «Дюкьезы». Оба были согласны, что следует довести это ценное судно с не менее ценным грузом до какого–нибудь германского порта. Но в этом им не повезло. Ни одного угольщика так и не удалось обнаружить.

Последний день года выдался просто удивительным. На небе цвета кобальта не было ни облачка. Океан, известный своими ужасными штормами, лежал тихий и плоский, как пруд. Даже зыбь прекратилась. Старые, опытные капитаны торгового флота, много раз ходившие вокруг света, с нескрываемым изумлением смотрели на это чудо природы. Даже им не приходилось видеть такого штилевого океана.

К полудню под вертикальными лучами солнца собравшиеся корабли стали напоминать модели, выставленные на кусок синего полотна. Неосвещаемые солнцем громады кораблей резко контрастировали с сияющим голубым морем. На «Шеере» все полыхало жаром, по палубе уже невозможно было пройти босиком, а старший офицер Грубер поймал двух матросов, пытавшихся приготовить яичницу прямо на броне башни.

Вечером экипаж «Шеера» был построен на верхней палубе. Кранке обратился к своим подчиненным с краткой речью, в которой перечислил все их достижения за последние два месяца уходящего года, поблагодарил всех за службу и подчеркнул, что ожидает от них такого же поведения в будущем. Затем командир корабля зачитал экипажу поздравления с Новым Годом, полученные из Берлина от Главкома Немецкого флота. Затем оркестр заиграл знакомую всем мелодию Возрождения флота.

Темнело. Огненный шар висел теперь низко над горизонтом, и небо стало принимать пурпурно–золотые оттенки, а море стало выглядеть, как чаша расплавленного золота.

С заходом солнца последовала команда: «На молитву! Снять головные уборы!» Экипаж запел лютеранскую молитву. Молились за родных и близких, молились за свою страну, за возвращение на родину и, конечно, за победу. Пурпурное небо стояло над кораблем куполом волшебного собора. После смиренной паузы экипаж трижды прокричал «Ура!», приветствуя Новый год и отвечая на поздравление командира. Стояла мягкая, темная, безлунная ночь.

В полночь на корабле ударили склянки: восемь ударов в честь уходящего года, восемь ударов в честь наступившего нового, 1941 года. Утром, в качестве новогоднего сюрприза, на «Тор» был направлен корабельный оркестр с «Шеера» для развлечения экипажа вспомогательного крейсера.

На «Шеере» капитан первого ранга Кранке получил сообщение из Главного Морского штаба в Берлине о танкере «Сторштад», который был направлен 5 декабря из южной части Индийского океана в «Андалузию» вспомогательным крейсером «Пингвин».

«Ожидайте прибытие в «Андалузию» призового танкера «Сторштад» в первых числах января — ориентировочно 2–го или 3–го,— говорилось в радиограмме. — «Сторштад» передаст топливо на «Нордмарк», заберет у вас копии боевых журналов и письма экипажа. Последние данные говорят о том, что «Пингвин» перешел в Атлантику. «София Цезарь» (кодовое обозначение «Шеера») должна быть готова к совместным операциям с «Пингвином» против норвежского китобойного флота».

В момент получения этой радиограммы ни Кранке, ни штаб в Берлине не знали, что одинокий волк Эрнст–Феликс Крюдер, командовавший «Пингвином», имел собственный план захвата всего норвежского китобойного флота без единого выстрела, используя элемент внезапности. Этот план был разработан Крюдером и его офицерами на основании перехваченных радиопереговоров между норвежской китобойной базой «Оле Веггер» и китобоями, разбросанными по всей Антарктике. Более того, Крюдер решил осуществить эту операцию самостоятельно, без помощи «большого брата» — «Адмирала Шеера».

«Сторштад» запаздывал. 4 января танкер еще не появился, и Кранке стал беспокоиться: не захвачено ли судно англичанами?

«Шеер» поднялся на север по пятнадцатому градусу западной долготы, надеясь встретить танкер. На рассвете следующего дня сигнальщики заметили дымок над горизонтом. Это был «Сторштад».

Юный офицер поднялся на борт «Шеера» и доложил Кранке на мостике:

— Призовой танкер «Сторштад» прибыл в ваше распоряжение, господин капитан первого ранга. Доложил лейтенант Ханефельд.

— Рад это слышать, дорогой Ханефельд,— приветствовал юношу Кранке. — Как прошел поход? Были ли какие–нибудь ЧП?

— Ничего особенного не случалось,— ответил лейтенант. — Только на «ревущих сороковых» нам слегка досталось. Судно трещало по швам. Потому мы и опоздали. Собственно, и докладывать не о чем. Все пленные на борту и ведут себя спокойно.

— Хорошо,— сказал Кранке.— Я могу что–нибудь для вас сделать?

— Да, господин капитан первого ранга,— смутился молодой офицер.— Нам очень нужно продовольствие. Особенно хотелось бы настоящей картошки. Мы почти месяц сидели на сушеных овощах.

— Это легко сделать, Ханефельд,— улыбнулся Кранке.— Вы получите картошку и много чего еще. Как вы относитесь к яйцам и мясу? Скажем, если я вам дам пятьдесят тысяч яиц и несколько тонн мяса?

Лейтенант Ханефельд решил, что с ним шутят и недоверчиво улыбнулся, как улыбаются люди, когда их разыгрывают. Конечно, глупо просить картошку в Южной Атлантике у командира корабля, который уже два месяца не был в порту.

Кранке понял, о чем думает юноша.

— Я говорю совершенно серьезно,— подтвердил свои слова Кранке.— Посмотрите — вон стоит судно с желтыми надстройками. Это «Дюкьеза». Она набита продуктами. Там выполучите все, что пожелаете. За счет мистера Черчилля. Еще есть проблемы?

— Никак нет, господин капитан первого ранга!

Кранке только сейчас обратил внимание, насколько худ лейтенант. Темные круги под глазами, бескровные, впалые щеки, болтающийся на худом теле китель.

— Вы выглядите очень уставшим, Ханефельд,— заметил Кранке.— Просто измученным.

— Немного устал,— согласился лейтенант.— Почти месяц не сходил с мостика. Но все в порядке, господин капитан первого ранга.

— Я пошлю офицера и рабочую партию, чтобы заменить вас, пока будет передача топлива,— распорядился Кранке.— А вы оставайтесь у нас, поешьте как следует, отоспитесь. Вам еще понадобятся силы на долгом пути до дома.

— Большое спасибо, господин капитан первого ранга,— в полной растерянности пробормотал Ханефельд.

Он явно не ожидал такого участия от командира тяжелого крейсера, который представлялся ему холодным и равнодушным педантом, меньше всего думающим о своих подчиненных.

— Тогда — все,— подвел итог Кранке.— Можете идти, Ханефельд.

Командир «Шеера» тепло пожал руку лейтенанту и приказал рассыльному отвести Ханефельда в кают–компанию, где молодой офицер наконец–то мог поесть настоящей картошки.

Во второй половине дня, когда с «Шеера» спускали шлюпки, чтобы отправиться на «Дюкьезу» за продовольствием, внезапно зазвучали сигналы боевой тревоги, и люди разбежались по своим местам. На горизонте были обнаружены верхушки чьих–то мачт.

Германские корабли стали расходиться в разные стороны. «Нордмарк» вел на буксире «Дюкьезу», у которой кончился уголь. Катер с «Шеера», который уже некогда было поднимать на борт, волочился на буксире за «Дюкьезой», как собака на поводке.

«Шеер», мгновенно приведенный в боеготовное состояние, набирая ход, пошел навстречу появившимся мачтам. Настороженные глаза сигнальщиков впились в горизонт. В дрожащей дымке тропического дня силуэт неожиданно появившегося корабля напоминал небольшой авианосец. Корабли шли теперь сходящимися курсами.

— Этого не может быть,— отреагировал старший артиллерист капитан второго ранга Шуман, услышав предположение, что это авианосец.— Впереди авианосца всегда идет охранение.

— Возможно, охранению пришлось уйти для выполнения какого–нибудь важного задания, и он остался один,— возразили ему.

— Посмотрим,— пожал плечами Шуман, поднимая бинокль.— Будем надеяться, что это так.

Однако вскоре дискуссия закончилась, поскольку выяснилось, что это «Тор», ушедший накануне, возвращается в «Андалузию».

— Смотрите,— прокомментировал Кранке,— как горячий воздух искажает изображение. Я тоже принял его за авианосец.

— Тревоге отбой! — раздалась команда.

Прерванные работы возобновились. Лейтенант Энгельс с рабочей партией прибыл на танкер «Сторштад», чтобы заменить лейтенанта Ханефельда и его матросов. Они доставили на судно несколько тысяч яиц, свежие овощи и мешки с картошкой. Другие необходимые в плавании предметы снабжения были получены из бездонных трюмов «Нордмарка». В свою очередь, на «Нордмарк» было перекачано топливо, которое захваченный танкер вез в Борнео. Специалисты с «Шеера» и «Нордмарка» исследовали его и нашли отличным, готовым к использованию без какой–либо дальнейшей очистки.

День пролетел в беспрерывной тяжелой работе. Лейтенант Ханефельд, отдохнувший и посвежевший, снова появился на палубе своего танкера. На «Сторштад» была переведена еще одна группа пленных, и по просьбе Ханефельда Кранке усилил призовую команду захваченного танкера.

На танкере теперь находилось около шестисот пленных, половину которых составляли англичане. Это были бывалые и храбрые моряки, и надзор за ними представлял отнюдь не легкую задачу, поскольку не было никаких гарантий, что британские моряки смирились со своим нынешним положением. Содержались пленные, мягко говоря, не в очень хороших условиях. Офицеров разместили в носовых кубриках, а матросов — в носовом трюме. Электрическое освещение и там, и там вырубили, вентиляцию перекрыли, чтобы пленным не пришло в голову подавать какие–либо световые сигналы. В течение дня тропическое солнце так нагревало помещения, что температура там стояла, как в печи.

— Мне жаль содержать вас в подобных условиях, — объяснил Ханефельд английским морякам.— Однако частично подобные условия отражают мое уважение к вашей доблести и готовности на все. Видите ли, мне совсем не хочется закончить свою карьеру в каком–нибудь вашем порту в качестве военнопленного или отправиться на дно от торпеды нашей немецкой подводкой лодки, если она увидит ваш флаг. Поэтому мне кажется, что все принятые мною меры предосторожности являются просто необходимыми.

На обратном пути Ханефельд часто по ночам открывал крышки люков, чтобы проветрить трюм с пленными, а иногда даже разрешал им прогулки небольшими группами по верхней палубе.

Что касается капитанов потопленных «Пингвином» судов, то они жили в каютах, располагавшихся по левому борту надстройки, где за ними было легко наблюдать германским часовым. Среди них был и генерал Армии Спасения, захваченный на одном из судов.

— Это настоящие мужчины,— объяснял Ханефельд своим подчиненным.— Они сидят взаперти без табака и виски, не жалуясь. При других обстоятельствах я бы с удовольствием провел с ними вечерок–другой на Рипенбаке в Гамбурге, чтобы набраться опыта.

Кроме суровых мужчин, на судне находились семь женщин, за которыми также необходимо было приглядывать. Большинство были пожилыми, но одной — дочери английского генерала — было всего двадцать семь лет, и она была очень хорошенькой, особенно с точки зрения мужчин, находившихся уже несколько месяцев в плавании.

И наконец, на судне находился норвежский экипаж «Сторштада», живший в кормовой части судна. С норвежцев было взято слово, что они не причинят никакого вреда судну и немецкой призовой команде. Некоторые из них вызвались даже стоять обычные вахты, чему Ханефельд очень обрадовался, так как это высвобождало его людей для выполнения охранных функций. Под надзором Ханефельда норвежские штурманы и рулевые вели судно, а механики под надзором двух немецких унтер–офицеров несли вахту в машине. Кооперация между немцами и норвежцами была вежливой и надежной, так что Ханефельд дал им слово, что по прибытии в Германию он приложит все усилия, чтобы норвежская команда была освобождена и имела возможность вернуться на родину. Действительно, вернувшись в Германию, Ханефельд сдержал свое слово, хотя сделать это оказалось гораздо труднее, чем он ожидал.

Когда «Сторштад» был захвачен «Пингвином», на нем оборудовали минный погреб, который сейчас использовался для содержания неевропейских пленных. В погребе была представлена вся Азия: китайцы, малайцы, бирманцы, индонезийцы и индусы всех оттенков и сортов. Черная Африка была представлена неграми из английских и французских колоний.

Все они были доставлены в Германию, и их дальнейшая судьба неизвестна.

XIII

К 7 января 1941 года «Адмирал Шеер» находился в плавании уже семьдесят семь суток. Если при выходе из Готенгафена о целях и задачах рейда знал только командир корабля, то теперь о них знали все находящиеся на борту. Терпение — это главная добродетель командира рейдера и его экипажа. Сутками подряд можно не видеть ничего вокруг, кроме бегущих по небу облаков и бегущих по океану волн. Но при этом нельзя расслабляться ни на секунду.

Но, зная все, экипаж «Шеера» по–прежнему не знал ничего. Корабль резал океанские волны, но никто не догадывался, что Кранке решил выйти на судоходные пути в Гвинейском заливе. Эта оперативная зона, к сожалению, находилась в неприятной близости от английской военно–морской базы на острове Святой Елены, а потому, чтобы уменьшить риск, следовало войти туда под прикрытием темноты. Но, с другой стороны, действуя в темноте, вполне можно было перепутать торговое судно с военным кораблем противника со всеми вытекающими отсюда последствиями. Другими словами, шахматная партия продолжалась, требуя тщательного обдумывания каждого своего хода и вероятного хода противника. Служба радиоразведки доложила Кранке, что на острове Святой Елены стоит английский авианосец «Гермес», а возможно, и еще несколько тяжелых боевых кораблей. Кранке решил потерять немного времени и закамуфлировать «Адмирал Шеер» таким образом, чтобы его невозможно было узнать, а тем более, точно опознать, надеясь, что английские боевые корабли и торговые суда примут «Шеер» за своего. 14 января матросы раскрасили борта и надстройки «Шеера» по всем законам импрессионизма, коренным образом изменив его внешний вид.

Вечером машины «Шеера» вновь заработали, и корабль с северо–восточного курса повернул на восток, направляясь в Гвинейский залив. 17 января рейдер вышел на главный судоходный путь, ведущий из Кейптауна.

Снова наступило время лейтенанта Питча, улетавшего на своем «Арадо» дважды в день на разведку, но не обнаружившего ничего. Может быть, англичане изменили маршрут своих судов? Или, возможно, их суда прячутся в бухтах африканского побережья, предпочитая потерять время, но сохранить жизнь? А затем, 18 января — ровно через месяц, как «Шеер» захватил свой последний приз — «Дюкьезу», «Арадо» потерпел очередную аварию и снова вышел из строя.

— Но, если мы действительно счастливый корабль, — предположил штурман,— то нам должно повезти через несколько минут,— он посмотрел на часы. Было 10:15. Именно в это время месяц назад сигнальщики обнаружили «Дюкьезу». Никто не успел даже посмеяться над этой шуткой, как раздался крик сигнальщика, обнаружившего по пеленгу триста пятьдесят градусов столб дыма на горизонте. Офицеры почти с мистическим ужасом взглянули на штурмана–пророка. Корабль, увеличив скорость, пошел в направлении дыма. Вскоре удалось опознать приближающееся судно. Это был танкер. Но было неизвестно, английский он, или нейтральный.

К счастью, лейтенант Питч и его механики в очередной раз оживили «корабельного попугая», и «Арадо» вылетел на разведку, чтобы поближе рассмотреть танкер. Вернувшись, Питч доложил, что танкер британский, водоизмещением примерно в десять тысяч тонн, идет в полном грузу. «Шеер» еще держался вне видимости с танкера. Кранке решил дать экипажу спокойно поужинать, а затем, дождавшись темноты, атаковать танкер, как было в случае с «Трайбсменом».

В 19:00 Кранке приказал сыграть боевую тревогу. Как обычно, все боевые части быстро доложили о готовности. Призовая команда в спасательных жилетах, с пистолетами и гранатами на поясе ожидала приказа с мостика.

Ночь была темная, как говорится, хоть выколи глаз. Развернувшись правым бортом к танкеру, «Шеер» вышел на параллельный с ним курс. Подойдя к жертве на дистанцию в несколько сот метров, «Шеер» открыл прожекторы, ярко осветив глубоко сидящий в воде танкер. Приказ остановиться был немедленно продублирован предупредительным выстрелом под нос танкеру из 105–миллиметрового орудия.

С мостика «Шеера» видели, что на борту танкера творится что–то очень напоминающее панику. Люди бегали взад и вперед по продольному мостику, спускались и поднимались по трапам. Некоторые стояли, оцепенев и прикрыв рукой глаза от слепящего света прожекторов, пытаясь из–под руки рассмотреть напавший на них корабль совершенно непонятного вида.

Приказ об остановке танкер выполнил немедленно. Его радио молчало. Кранке приказал призовой команде отправляться на танкер. Спустив свой моторный катер, команда лейтенанта Энгельса направилась к своей очередной жертве. По пути они встретили шлюпку с танкера, наполненную людьми.

— Что это за судно? — спросил их лейтенант Энгельс, но никто ничего не ответил.

— Я вас спрашиваю, как называется ваше судно? — снова закричал лейтенант.— Вы что, все оглохли? Как называется ваше судно и сколько на нем людей?

Снова никто не ответил.

— Кто вы? Как называется судно? — в третий раз с нотками раздражения в голосе крикнул командир призовой партии.— Ответьте, наконец!

Какой–то человек поднялся в шлюпке и крикнул по–немецки: «Мы норвежцы…» — сказать больше он не успел — кто–то ударил его по ногам и кричавший упал в шлюпку.

Луч прожектора с «Шеера» теперь освещал шлюпку и притихших в ней людей.

— Предупреждаю — без фокусов,— крикнул Энгельс, пригрозив для большей убедительности пистолетом.— Гребите к крейсеру или!..

Какой–то человек, бывший, видимо, офицером, сделал Энгельсу знак рукой, что все понял, и шлюпка направилась к «Шееру». Лейтенант Энгельс подумал, что кричавший по–немецки человек, вероятно, был норвежским коллаборационистом и стал беспокоиться, как бы остальные его не выкинули за борт.

Но катер уже подошел к борту танкера, и лейтенант перестал об этом думать. Танкер был современным, чистеньким, свежепокрашенным, под названием «Сандефиорд». Совершенно очевидно — он был норвежским. Но Норвегия являлась оккупированной страной, и, насколько было известно Энгельсу, прогерманское правительство Квислинга не посылало никаких своих судов в океан. Любые норвежские суда, находившиеся в открытом море, теперь работали на англичан. Так что танкер «Сандефиорд» вполне законно было рассматривать как судно противника. Капитан танкера выглядел совсем не так, как, по представлению Энгельса, должен был выгледеть норвежский капитан, но он объявил, что является норвежцем, а никто в призовой команде не знал норвежского языка. Капитан же не понимал по–немецки (или делал вид, что не понимает), и иметь с ним дело оказалось совсем не просто.

На все вопросы относительно груза, откуда он идет и куда, капитан отвечал уклончиво или не отвечал вообще. Единственное, что можно было понять из сказанного капитаном сквозь зубы,— что он является нейтралом и не желает отвечать ни на какие вопросы немцев.

Обыск, сделанный в каюте капитана, позволил обнаружить судовые бумаги и несколько любопытных документов.

— Вы направлялись во Фритаун? — спросил Энгельс. —И ваш груз, как я понимаю, предназначался англичанам?

Капитан молчал.

— Молчание — знак согласия, насколько я понимаю, — продолжал Энгельс.— Теперь взгляните на это.

И лейтенант протянул капитану танкера копию радиограммы, полученной из Морского министерства Королевского Правительства Норвегии в изгнании, которому подчинялся капитан.

— Здесь говорится,— пояснил Энгельс,— что все норвежские суда, находящиеся в открытом море, отныне должны подчиняться норвежскому правительству в изгнании, которое пользуется полной поддержкой правительства Великобритании.

Норвежец продолжал хранить молчание.

— Будьте любезны, капитан, приготовьтесь немедленно покинуть судно,— подвел итог Энгельс.— Даю вам тридцать минут. Ни минуты больше.

Норвежец, наконец, заговорил по–английски и спросил:

— Вы потопите мой танкер? — и в свете прожектора Энгельс увидел, что слезы потекли по его щекам.

—Сожалею, капитан,— ответил Энгельс.— Вы понимаете, что не я начал эту войну. И я понимаю, что это сделали не вы. По крайней мере, этим путем вы попадете домой быстрее, чем через Англию. Утешьтесь хотя бы этим, — и, дружески хлопнув норвежского капитана по плечу, Энгельс направился далее осматривать судно.

Под охраной немецкого матроса капитан стал собирать свои пожитки. Затем он достал из шкафчика бутылку джина и пару стаканов, предложив матросу выпить. Тот отказался, сославшись на то, что находится на службе. «Служба службой, а шнапс шнапсом».

— А моя служба кончилась,— сказал капитан и выпил стакан.

После четвертого стакана капитан успокоился и вздохнул.

— Хоть домой попаду быстрее…

Когда он наливал пятый стакан,— в иллюминатор каюты просунулась голова лейтенанта Энгельса, который сказал:

— Знаете, капитан, мы, пожалуй, не будем топить ваш танкер.— Точно я пока сказать не могу, но думаю, что не будем. Инспекция показала, что танкер находится в первоклассном состоянии, залит ценными сортами горючего и вполне заслуживает того, чтобы его довести до какого–нибудь германского порта.

Кроме того, в носовой части танкера был обнаружен почти пустой трюм, в котором можно было разместить пленных, еще находившихся на «Шеере» и «Нордмарке». Кранке очень хотелось снять с себя ответственность за судьбу женщин, захваченных на «Порт Хобарте».

Призовая команда получила приказ привести танкер в «Андалузию». К 22:30, когда все вопросы были улажены, «Шеер» возобновил поиск судов противника.

XIV

В два часа ночи сигнал боевой тревоги сорвал офицеров и матросов «Шеера» с коек. Прямо по курсу были обнаружены навигационные огни какого–то судна. Под прикрытием темноты «Шеер» осторожно подошел примерно на тысячу метров к обнаруженному судну, пытаясь определить его национальную принадлежность. Ходить в военное время с включенными навигационными огнями мог только «нейтрал». Но не исключалась и возможность того, что какое–то британское судно, маскируясь под «нейтрала», решило включить навигационные огни.

— Подойдем поближе? — спросил штурман командира.

— Мне кажется, что это португалец,— ответил Кранке.— Не будем рисковать. Порой бывает выгоднее просто вежливо отойти в сторонку. Пусть идет.

Неизвестное судно продолжало идти своим курсом, полностью игнорируя присутствие «Шеера». Оно несло не только навигационные огни — был освещен мостик и палуба, а через открытые иллюминаторы вырывались целые потоки света. Пароход казался видением из какого–то другого мира.

На следующее утро сигнальщики доложили, что обнаружен корабль, идущий северным курсом. Никакой реакции это на мостике не вызвало, сигнал тревоги не был пробит. Люди удивленно переглядывались. Согласно имевшейся информации, английский авианосец «Гермес» все еще находился в полной готовности на острове Святой Елены. Южнее острова Святой Елены шел хорошо охраняемый конвой, который в Рождество безуспешно пытался атаковать немецкий тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер». Конвой эскортировали несколько боевых кораблей, включая авианосец «Фьюриес». Все они находились слишком близко, а это требовало большой осторожности. Поэтому Кранке решил идти параллельным курсом с обнаруженным судном, временно держась вне видимости.

В 15:00 последовал новый доклад сигнальщиков: «Верхушки мачт по пеленгу одиннадцать градусов левого борта».

Ситуация становилась интересной. Судно, появившееся слева по носу, шло встречным с «Шеером» курсом. Мачты судна уже были ясно видны, а вскоре над горизонтом поднялась и верхняя часть дымовой трубы. Преследовать оба обнаруженных судна было невозможно, поскольку они шли в противоположных направлениях. Как определить, какое из них более ценное? Или: какое из этих судов британское, а какое — на британском чартере? Возможно, оба судна — британские или везут грузы для англичан. Обдумывать все это вопросы досконально у Кранке просто не было времени. Он должен был мгновенно принять решение и действовать быстро.

— Попробуем схитрить, господа,— обратился Кранке к офицерам на мостике.— Сыграем роль английского патрульного крейсера.

На полной скорости «Шеер» пошел в восточном направлении. План Кранке заключался в том, чтобы в короткое мгновение, когда оба судна выйдут на траверз друг друга, пройти между ними и встать таким образом, чтобы эти суда практически не видели друг друга. И дать английским кодом сигнал остановиться.

Когда на «Шеере» подняли соответствующий сигнал, судно, подходящее с севера, немедленно отвернуло в сторону, подставив «Шееру» корму. В этом не было ничего необычного. Согласно инструкции Британского Адмиралтейства, любой капитан, обнаружив военный корабль, должен был отвернуть в сторону, поставив свое судно таким образом, чтобы оно представляло из себя наименьшую мишень, а затем обдумать свои дальнейшие действия. Если корабль оказывался английским, то подобный поворот в дальнейшем уже не имел никакого значения.

Британское судно подняло свой опознавательный, и «Шеер» сообщил на него семафором: «Должен передать вам секретные инструкции. Подойдите ко мне!»

В голову английского капитана никак не могла прийти мысль, что в этих водах германский рейдер может выдавать себя за британский крейсер, а потому капитан решил подчиниться, развернулся и пошел на сближение. С борта «Шеера» с интересом следили, как убежавшая овечка сама возвращается в пасть волка, накрывшегося овечьей шкурой. Многие на мостике держали пари, что английский капитан не подчинится, и проиграли. Чтобы отвлечь внимание британского капитана и не дать ему возможности тщательно рассмотреть «Шеер», Кранке засыпал его семафорными сигналами, требуя ответа. В то же самое время два орудия носовой башни были подняты вверх, а третье — опущено вниз до предела, чтобы создать у капитана впечатление, что башня двухорудийная, ибо всем было известно, что трехорудийные башни являлись отличительным признаком германских карманных линкоров.

«Не заметили ли вы каких–нибудь подозрительных кораблей или судов в этом районе, которые могли бы оказаться вражескими?» — запросили пароход с «Шеера» под улыбки всех, находившихся на мостике.

«Нет,— просигналили с приближающегося британского судна.— Ничего подозрительного не обнаружили».

«Нет ли у вас хинина? — просигналили с «Шеера».— У нас его осталось очень мало».

«Узнаю в лазарете».

«Буду вам очень обязан, если найдете возможность поделиться с нами».

Подобная же игра велась и с судном, приближающимся с противоположного борта. В результате оба английских парохода, подходя все ближе к «Шееру», сами шли в ловушку. Все говорило о том, что капитан первого судна совершенно ничего не подозревает. Но это было не так.

Во–первых, капитан был не англичанином, а голландцем, и он с первых же минут после обнаружения «Шеера» стал сомневаться в правильности своих поступков. Изменив курс в соответствии с инструкцией Адмиралтейства, он сразу же хотел сообщить по радио о появлении на его курсе военного корабля, но затем стал колебаться. Боевой корабль противника в Гвинейском заливе? Это было невероятно, и капитану не хотелось выглядеть дураком. Появившийся корабль мог быть только британским крейсером. Чтобы убедиться в этом окончательно, капитан вызвал на мостик трех английских морских офицеров, находившихся на борту его судна. Правда, один из них был офицером медицинской службы флота.

— Посмотрите на этот корабль, джентльмены,— предложил капитан.— Я что–то не совсем уверен, что это наш.

— Не беспокойтесь,— уверил капитана один из офицеров, взглянув на «Шеер».— Это наш крейсер типа «Кумберленд».

— Не уверен,— возразил ему другой офицер.— Что–то у него слишком высокая надстройка. На «Кумберлендах» она значительно ниже.

— Это обман зрения,— заметил третий.— Из–за раскаленного воздуха все линии выглядят искаженными и размытыми. Кроме того, вы видите, что он закамуфлирован, а потому очень трудно на этой дистанции определить, как он выглядит на самом деле.

— Я вас уверяю, капитан,— продолжал убеждать первый офицер,— что «гансы» вряд ли стали бы рисковать в этих водах крупным кораблем после случая с «Адмиралом Шпее». И вообще до этих вод может добраться только карманный линкор, со своими дизелями. Но у них совершенно другие надстройки, а главное — на носу и корме стоят трехорудийные башни. Нет, я думаю, что это крейсер типа «Кумберленд» или, может быть, типа «Лондон». Вы можете не…

Офицер хотел сказать: «Вы можете не сомневаться», но капитан резко перебил его:

— Нет, это немец! Смотрите — это карманный линкор!

«Шеер» находился теперь не более чем в трех тысячах метрах от судна, и все его орудия были направлены на несчастный пароход. Были ясно видны обе его трехорудийные башни.

— Сообщите об этом по радио! — закричал один из офицеров — лейтенант–подводник, который минуту назад доказывал капитану, что перед ним британский крейсер типа «Кумберленд».

— Не орите, я не глухой,— зло ответил капитан.— Уже поздно выходить в эфир. У меня жена и дети в Голландии, и мне хотелось бы их снова увидеть. Не говоря уже о том, что у меня много гражданских лиц на борту. Один их залп разорвет нас всех на куски… Кстати, они сигналят «остановиться».

— Они не станут сразу стрелять,— пытался перебить его лейтенант.— Дайте радио, капитан. Только «Р. Р. Р.» и свое место. Этого будет достаточно, чтобы к нам пришли на помощь из Фритауна или с острова Святой Елены.

— И вполне достаточно, чтобы он нас отправил на дно,— мрачно заметил голландец.— Они откроют огонь, как только мой радист коснется ключа. Нет, мы упустили свой шанс сообщить о нем по радио, благодаря вашим уверениям, что это «Кумберленд». Я совершил большую ошибку, поверив вам, и больше не желаю следовать вашим советам. Одной ошибки достаточно, — и с этими словами голландский капитан раздраженным движением перевел машинный телеграф на «стоп». Лицо его пылало от гнева. Затем, будучи не в силах сдержать свою ярость, капитан сорвал с себя фуражку с белым чехлом и бросил ее на настил мостика.

Один из английских офицеров поднял ее, отер с нее пыль и подал обратно капитану:

— Через несколько минут немцы поднимутся на борт… Капитан должен быть в фуражке.

Моторный катер с призовой командой уже отвалил от «Шеера» и направился к судну. Вскоре на палубу поднялись грозно выглядевшие, широкоплечие немецкие моряки, вооруженные пистолетами и ручными гранатами. Взглянув на них, голландский капитан поблагодарил судьбу, что не послушался британского офицера и ни о чем не сообщил по радио.

Все формальности завершились быстро. Через десять минут на «Шеер» было направлено сообщение:

«Приз — голландский пароход «Барневельд», 5200 брутторегистровых тонн. Груз — военное снаряжение и интендантские запасы для британской армии в Египте, включая самолеты, грузовики, бомбы и снаряды. Судно идет из Англии, намереваясь пройти вокруг мыса Доброй Надежды. Предполагались два захода — в Кейптаун и Аден. Порт разгрузки — Александрия».

Между тем командир призовой команды лейтенант Петерсен с некоторым сомнением разглядывал людей, которые были ему представлены как пассажиры парохода.

— Сдается мне,— сказал лейтенант,— что они не очень похожи на гражданских лиц. У капитана, по его словам, нет списка пассажиров. Надо попытаться этот список найти.

Впрочем, времени на выяснение подробностей пока не было. Надо было заняться вторым судном, которое неожиданно прекратило сближение и вернулось на свой западный курс, видимо, считая, что английский крейсер проводит обычную проверку судов в открытом море и ничего не зная о разыгравшейся драме. Чтобы усилить подобное впечатление, «Барневельд», управляемый теперь призовой командой, двинулся старым курсом. С него на «Шеер» поступил сигнал «судно под нашим контролем». Дав ход и увеличив скорость до двадцати шести узлов, «Шеер» бросился вдогонку за вторым пароходом. Времени поднять на борт моторный катер уже не было, и он подпрыгивал на буксире за кормой «Барневельда».

Радисты внимательно прослушивали эфир. Как поступит этот пароход? Сообщит он о «Шеере» или нет?

Но ничего не случилось. Пароход послушно остановился, а его капитан, надев лучшую форму, ждал на борт для проверки офицеров Королевского флота. Конечно, узнав правду, он был шокирован, но внешне оставался совершенно невозмутимым.

Судно оказалось английским, под названием «Стэнпарк», грузоподъемностью 5600 брутторегистровых тонн. Оно шло из Бомбея в Англию с грузом хлопка. Как приз пароход совершенно не интересовал Кранке, и он принял решение его взорвать. Пока команду «Стэнпарка» перевозили на «Шеер», лейтенант Петерсен на моторном катере, оставив «Барневельд», перебрался на «Стэнпарк» и стал готовить судно к взрыву. Катер он отослал на «Шеер», где присланный им унтер–офицер доложил Кранке, что обнаруженные на «Барневельде» пассажиры в действительности являются солдатами и матросами, включая нескольких подводников. Петерсен интересовался: не лучше ли их перевезти на «Шеер»?

— Немедленно! — приказал Кранке.— Три офицера, сорок пять солдат и матросов плюс сорок три человека голландской команды против пятнадцати немцев? Так, что ли, получается? Странно, что они там еще не всех наших перерезали!

В этот момент со «Стэнпарка» сообщили, что все готово для потопления судна.

— Топить! — приказал Кранке.

Призовая команда покинула пароход, и через семь минут, которые всегда казались вечностью для подрывников, прогремел первый взрыв. Затем с интервалами в несколько секунд последовали другие взрывы. «Стэнпарк» быстро осел в воду на несколько метров, а затем остановился. Видимо, пароход держался на плаву благодаря своему грузу хлопка. В середине судна начался пожар, быстро охвативший его с носа до кормы.

— Подобная иллюминация нам совсем не нужна,— сказал Кранке.— Ускорьте потопление!

Минер «Шеера» лейтенант Шульце получил приказ добить пароход торпедой. Торпеду выпустили с помощью дистанционного управления, выведенного на мостик, и она прошла мимо, примерно в четырехстах метрах от «Стэнпарка».

— Попробуйте еще одну, Шульце,— спокойно приказал Кранке.— Кстати, а где катер, который был у них за кормой минуты две назад?

— С левого борта, герр капитан первого ранга! — доложил сигнальщик.

— Правый аппарат, залп! — скомандовал в этот момент Шульце.

По несчастному стечению обстоятельств катер в это время появился с правого борта «Шеера» — как раз напротив торпедного аппарата, и именно в тот момент, когда на мостике была нажата кнопка выпуска торпеды.

Десятиметровая торпеда, выскочив из аппарата ударилась своей хвостовой частью о планширь катера и, видимо, повредила себе рули. С мостика было видно, как она стала описывать странные синусоиды, а затем развернулась и понеслась прямо на «Шеер». Все оцепенели от ужаса.

Машины «Шеера» не работали, и Кранке был не в состоянии совершить маневр отклонения. А зеленовато–пузырчатый след торпеды стремительно приближался к кораблю. На мостике наступила мертвая тишина. Все это было настолько невероятным, что никто еще не успел осознать случившееся: сейчас «Шеер» будет подорван одной из собственных торпед! Только у одного комендора хватило духу пошутить. Он сказал своим товарищам: «Завтра в Берлин полетит еще один победный рапорт: «Адмирал Шеер» у берегов Камеруна торпедировал тяжелый крейсер».

Но снова произошло чудо. В последний момент, находясь всего метрах в двадцати от борта «Шеера», торпеда неожиданно затонула. Общий вздох облегчения пронесся по кораблю.

— Вы были правы, Войцеховский,— заметил Кранке, обращаясь к начальнику службы связи.

— Я? — удивился офицер.— Я не произнес ни слова, командир.

— Вы были правы, неоднократно утверждая, что «Шеер» — счастливый корабль,— Кранке повернулся к белому, как смерть, минеру и приказал:

— Попробуйте еще раз, Шульце. Бог троицу любит.

— Есть! — ответил потрясенный минер.

На «Шеере» снова воцарилась гробовая тишина. Все со

страхом ждали, какой еще сюрприз преподнесут торпедисты. Но на этот раз ничего не случилось. Торпеда попала в горящее английское судно. Высоко в небо взметнулся столб воды, пламени и дыма. В воздух полетели обломки. Судно фактически разломилось пополам. Из трюмов вырвались гигантские языки пламени. Когда «Стэнпарк» затонул, на поверхности еще долго оставалось большое пятно горящего мазута.

В эфире пока все было спокойно, но продолжал гореть мазут, яркое пламя с наступлением темноты можно было увидеть с очень большого расстояния, и это могло стать сигналом тревоги для англичан. Нужно было немедленно уходить.

Однако Кранке приказал двигаться не на восток, а на запад, с максимальной скоростью, на которую был способен захваченный «Барневельд».

При первых же лучах рассвета с «Барневельда» начали перевозить на «Шеер» команду и пассажиров. Им было приказано взять с собой теплые вещи, белье, туалетные и бритвенные принадлежности, все, вплоть до туалетной бумаги. Таща с собой мешки и чемоданы, они перебрались на «Шеер».

Среди них было довольно много негров в хорошо подогнанных бушлатах, но неграми моряков с «Шеера» было уже не удивить. Центром внимания стал старый индус, который заявил, что является секретарем Махатмы Ганди. Его аскетическое лицо из–за желтизны кожи напоминало древний пергамент, а сам он был похож на простоявшую тысячи лет в заброшенном буддийском храме статую, которой глубоко безразличны человеческие радости и горести, как и все прочие земные страсти. Даже самые не верящие ни во что моряки «Шеера» отметили странную энергию, которую излучал этот старик, хотя ничего, разумеется, объяснить не могли.

Между тем «Барневельд» решено было также уничтожить, и пока перевозили людей, все приготовления к потоплению голландского судна были сделаны. Первый взрыв прозвучал глухо, не дав ни огня, ни дыма, напоминая удар гонга. Затем в быстрой последовательности раздались еще четыре взрыва, также внешне не давшие никакого эффекта.

Голландский корабль тонул очень медленно. Через небольшие пробоины вода не могла быстро залить трюмы и машинное отделение. Прошло не менее десяти тягостных минут, прежде чем стало заметно, что судно садится в воду. Но минуло добрых полчаса, прежде чем «Барневельд» действительно начал тонуть. Первой стала погружаться корма, и на «Шеере» слышали шипение и свист воздуха, вытесняемого водой. Пароход стал медленно крениться на левый борт, потом выпрямился и накренился на правый, снова выпрямился, как бы ища наиболее удобное положение, в котором он должен покоиться на дне океана.

Судно оседало все ниже, волны уже перекатывались через верхнюю палубу, носовая часть медленно поднималась. Последние остатки воздуха вышли из внутренних помещений судна со звуком, напоминающим последний вздох умирающего человека. И «Барневельд» исчез в пучине. Кое–что всплыло из его трюмов — главным образом, плоскости боевых самолетов с маркировкой Королевских ВВС. Кранке приказал увеличить скорость до двадцати четырех узлов, развернулся вокруг места гибели «Барневельда», как бы оказывая ему посмертные почести, и приказал ложиться на юго–западный курс. Следующие двадцать четыре часа все работы в «Шеере», кроме абсолютно необходимых, были прекращены, и экипажу предоставлен давно заслуженный отдых. Последние трое суток многие провели вообще без сна, выполняя очень тяжелую работу.

Исчезновение «Барневельда» и «Стэнмарка» оставались загадкой для английского командования в течение всей войны, пока в их руки на попали боевые журналы «Адмирала Шеера». Только тогда англичане узнали об истинной судьбе двух пропавших без следа пароходов.

XV

Глубокой ночью радисты «Шеера» приняли радиограмму из Берлина, где командование флотом сообщало Кран–ке, что вспомогательный крейсер «Пингвин» под командованием капитана первого ранга Крюдера без единого выстрела и потерь захватил три норвежских китобойных плавбазы, находившиеся в полном грузу, и одиннадцать китобоев.

Очень важно, указывалось в радиограмме, чтобы все плавбазы (из–за чрезвычайной ценности их груза) и китобои, которые легко переоборудовались в сторожевые корабли, были приведены в контролируемые немцами воды. Поскольку сам «Пингвин» способен выделить только одну призовую команду, «Шееру» и «Нордмарку» предписывалось выделить для этой цели свой личный состав.

Кранке было приказано дать ответ в течение двадцати четырех часов. Приказ командиру «Шеера» совсем не понравился. Выделение такого количества офицеров и матросов в призовые команды значительно уменьшало боеготовность его собственного корабля, о чем он и сообщил командованию в ответной радиограмме. Берлин быстро отреагировал, сообщив Кранке, что его возражения приняты во внимание и понятны, но, тем не менее, приказ должен быть выполнен, а личный состав «Шеера» будет пополнен, когда прибудет очередное судно снабжения. Китовый жир был чрезвычайно важным для Германии сырьем. У Кранке выбора не было.

Не считая офицеров призовой команды Петерсена и Блайе, оставался только лейтенант Крафт, которого можно было без особого ущерба выделить для выполнения указанной задачи. Остальные были либо младшими лейтенантами, либо корабельными гардемаринами, которые, по мнению Кранке, были совсем не готовы возложить на себя такую ношу ответственности. Кроме того, ни один из них не имел штурманского диплома. В военно–морском училище их, конечно, научили пользоваться секстантом и штурманскими альманахами, но тактики у них не было никакой.

На борту «Шеера» имелось достаточно секстантов, логарифмических таблиц и штурманских альманахов, захваченных на потопленных судах, однако британские, голландские и норвежские таблицы отличались от немецких и требовался известный опыт, чтобы суметь ими воспользоваться. Пришлось спешно организовать на «Шеере» необходимую переподготовку. Младшие лейтенанты и гардемарины день и ночь учились брать высоту солнца секстантами и пользоваться штурманскими таблицами, как говорится, до головокружения. Их обучение курировал сам Кранке. Не считая этого, служба на «Шеере» шла как обычно. Менялись вахты, шли плановые ремонтные работы, затем еда и сон, и все начиналось снова. Такова жизнь боевого корабля в дальнем походе.

На «Шеере» снова было полно пленных. Предыдущих сдали на «Нордмарк» и «Дюкьезу», но прибыло много новых. Им разрешалось при соблюдении известных правил выходить на верхнюю палубу подышать свежим воздухом. Англичане даже в плену сохранили свою гордость и высокомерие, презрительно поглядывая на немецких моряков. Они признавали только друг друга, относясь ко всем остальным с презрительным безразличием. Они были молчаливы, а если и разговаривали, то только междометиями. Голландцы были флегматичными, более полными, чем стройные англичане. Они предпочитали сидеть на палубе, а не ходить по ней взад–вперед, как это делали британцы. Даже в курении трубок проявлялся их национальный характер. У англичан трубка торчала изо рта агрессивно–вызывающе, а у голландцев — мирно свисала.

Норвежцы не шагали по палубе, как англичане, но и не сидели, как голландцы. Подобно статуям, они неподвижно стояли у лееров и глядели в море. Большинство из них были огромными широкоплечими парнями со светлыми волосами и голубыми глазами, напоминая тех северных гигантов, которые были описаны еще Тацитом и Цезарем.

Отдельно от всех, главным образом, от англичан, содержался старый индус — секретарь Ганди. Кранке выделил двух матросов, которые обслуживали старика, выводили его на палубу, где он сидел в шезлонге, глядя в пространство. Старик–индус ненавидел англичан и был уверен, что в результате этой войны его страна сбросит с себя английское колониальное иго и обретет независимость. Сам Кранке любил беседовать с ним, поскольку секретарь Ганди оказался хорошоинформированным, начитанным и интеллигентным человеком. Однако Кранке было трудно следить за логикой индуса высшей касты, одинаково презиравшего всех европейцев, живущих в заблуждениях своей гордыни.

«Шеер» снова прибыл в «Андалузию», где застал «Нордмарк» и «Дюкьезу». Не прибыл только тихоходный «Сандефиорд».

«Шеер» принял топливо и пополнил запасы с «Нордмарка». Кранке желал провести совещание, чтобы разработать план дальнейших действий.

«Тор» находился в Южной Атлантике, а с севера к ним на соединение шел вспомогательный крейсер «Корморан». Вспомогательный крейсер «Пингвин» также находился в Южной Атлантике с захваченным китобойным флотом Норвегии. Он должен был прибыть в «Андалузию», чтобы пополнить состав призовых команд и доставить свои призы в Германию. В Индийском океане оперировал один вспомогательный крейсер «Атлантис».

По сообщениям, полученным из Берлина, Кранке знал, что вскоре в северной и Центральной Атлантике начнут операции линейные корабли «Шарнхорст» и «Гнейзенау», а также тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер». А потому командир «Шеера» решил, что будет лучше, если он переместится в Индийский океан, чтобы вызвать там такой же переполох на английских судоходных путях, как и в Атлантике. О своих намерениях Кранке сообщил командованию в Берлине и получил полное одобрение. Кранке должен был оперировать у южной части восточно–африканского побережья, а Рогге — командир «Атлантиса» — на севере.

Воспользовавшись стоянкой, водолазы осмотрели рули «Шеера», а вооруженные винтовками матросы отгоняли от них тут же появившихся акул. Между тем в «Андалузию» с точностью пассажирского лайнера прибыл «Сандефиорд». Кранке планировал переправить на пароход своих пленных, для чего необходимо было пополнить продовольственные запасы судна и оборудовать там дополнительные умывальники и гальюны. На всех призовых судах не существовало различий между пищей, которую получали германские моряки и которую выдавали пленным. Это было правилом.

На «Шеере» царила небольшая суматоха. Корабль готовились покинуть не только пленные, но и офицеры и матросы призовых команд для норвежских китобоев. Гуляющие по палубе пленные с удивлением глядели на скопище германских кораблей. Особенно всех удивлял огромный «Нордмарк», который стоял под звездно–полосатым американским флагом и имел на борту фальшивое название «Дикси».

Когда пленных перевезли на «Сандефиорд», на палубе «Шеера» построились призовые команды, поступающие в распоряжение капитана первого ранга Крюдера — командира «Пингвина». Командовал ими лейтенант Крафт. Кранке произвел призовым командам прощальный смотр, и они должны были перебраться на «Дюкьезу», чтобы там ожидать прибытия «Пингвина» и захваченного китобойного флота Норвегии.

«Сандефиорд» благополучно завершил свой путь в Европу и, не встретив по пути ни одного вражеского корабля, прибыл в оккупированную немцами Жирону. После ремонта пароход вступил в строй немецкого флота под названием «Монсун». Он был потоплен англичанами 11 августа 1944 года у Нанта.

Захваченная норвежская флотилия также прибыла благополучно в германские воды, не считая двух китобоев, которые напоролись на британский конвой вблизи Бискайского залива и были затоплены экипажами.

Две огромных китобойных плавбазы «Оле Веггер» и «Солглимт» были приведены в контролируемые Германией воды двумя бывшими капитанами торгового флота: лейтенантом резерва Петерсеном и Блайе. Третья норвежская плавбаза «Пелагос» была отправлена в Германию раньше с призовой командой самого «Пингвина».

Один из маленьких китобоев был оставлен при себе капитаном первого ранга Крюдером в качестве «второго глаза» вспомогательного крейсера «Пингвин». Китобой был переименован в «Адъютант» и счастливо избежал печальной судьбы самого «Пингвина», который был потоплен 8 мая 1941 года к югу от Сейшельских островов в жестоком бою с британским крейсером «Корнуэлл». После гибели «Пингвина» «Адъютант» ухитрился присоединиться к германскому вспомогательному крейсеру «Комет», чей командир использовал маленькое судно в качестве минного заградителя. «Адъютант» успешно выставил несколько минных заграждений у берегов Новой Зеландии, а 1 июля 1941 года был затоплен экипажем по приказу командира «Комета».

Захваченная норвежская плавбаза «Оле Веггер» была потоплена в порту Руана 26 августа английской авиацией, а вторая плавбаза «Солглимт» уничтожена в порту Шербура 29 июня 1944 года. Дальнейшая судьба третьей плавбазы «Пелагос» и китобоев неизвестна. Двадцать две тысячи тонн китового жира, захваченного на этих плавбазах, использовались для производства маргарина и помогли решить продовольственную проблему в Германии.

По причинам секретности, очень долго ничего не было известно об этой уникальной военно–морской операции, осуществленной командиром вспомогательного крейсера «Пингвин» капитаном первого ранга Эрнстом–Феликсом Крюдером.

XVI

На календаре было 28 января 1941 года, что сбивало моряков «Шеера» с толка. В Южном полушарии стоял разгар лета, и столбик термометра поднимался до отметки 50°С на верхней палубе. А в машинном отделении температура была еще больше. Но даже на верхней палубе люди падали с ног от нестерпимой жары, и немало было благодарственных молитв, когда корабль возобновил движение на юг, направляясь в новую оперативную зону — южную часть Индийского океана.

Оставляя «Андалузию» и проходя мимо «Нордмарка» и «Дюкьезы», «Шеер» отсалютовал флагами. Призовая команда «Дюкьезы» и экипаж «Нордмарка», выстроившись на палубах, провожали «Шеер» громкими криками, взмахами рук и фуражек. По корабельной трансляции «Шеера» было сделано объявление: «Моряки, бросьте прощальный взгляд на наш «Плавучий деликатес». Вы больше не увидите его и не полакомитесь его запасами. «Пингвин» перегрузит все и всех на китобои и потопит «Дюкьезу».

Другого выхода не было — угольные бункера «Дюкьезы» были совершенно пусты, а взять угля было негде. В топках уже сожгли все, что могло гореть: мебель кают, доски палубного настила, крышки трюмных люков, деревянные двери и даже пианино из офицерского салона. «Нордмарк» таскал «Дюкьезу» на буксире, но все понимали, что долго это продолжаться не может.

По мере продвижения «Шеера» на юг, становилось прохладнее. Временами уже чувствовалось ледяное дыхание Антарктики. Через четыре дня после ухода из «Андалузии» «Шеер» вышел на широту Кейптауна. Погода стала резко меняться. Первым вестником надвигающегося шторма стала пара альбатросов, появившихся над «Шеером», который, зарываясь носом в набегающую волну, пробивался на юг. Вскоре альбатросов стало восемь. Они кружились над кораблем, поражая размахом своих крыльев, достигавшим трех метров. Огромные птицы, подобно пикирующим бомбардировщикам, внезапно с громкими криками падали вниз и снова взмывали вверх от самой поверхности океана. Некоторые из них пикировали на палубу «Шеера», пролетая над самыми головами людей и, казалось бы, получая удовольствие от того, что матросы испуганно шарахаются от них в укрытия. Сильные и элегантные, они без труда летели с той же скоростью, с которой шел «Шеер». Одна из птиц даже опустилась на гидросамолет «Арадо», подозрительно рассматривая своего «конкурента» с мотором.

«Шеер» пробивался все дальше и дальше на юг. Температура продолжала падать, вскоре опустившись до десяти градусов. Для привыкших к тропической жаре моряков это был холод. По мере того, как падала температура, увеличивалось число кружившихся над кораблем альбатросов. Вскоре их уже было не менее пятидесяти, и, при известной доле воображения, складывалось впечатление, что они привязаны к «Шееру» какими–то невидимыми нитями.

Затем настал день, когда последний клочок голубого неба затянуло черными тучами, а температура воздуха упала до нуля. Навстречу кораблю задувал ледяной ветер, достигший к вечеру штормовой силы. Ночью «Шеер» пересек сороковой градус южной широты и вошел в традиционную зону южноатлантических штормов.

«Ревущие сороковые» встретили «Шеера», как положено: огромными волнами и воем урагана, напоминающим рев тяжелой артиллерии.

Гигантские волны, обрушивающиеся на корабль, казались живыми доисторическими чудовищами, которые, оглушительно рыча, пытались уничтожить стального пришельца, появившегося в их владениях. Но «Шеер» было не так–то легко уничтожить. Сопротивляясь шторму, он повернул на восток, чтобы обогнуть мыс Доброй Надежды вне дальности действия Южноафриканских ВВС.

Океан катил навстречу «Шееру» неправдоподобно огромные зеленовато–пенящиеся валы, которые можно увидеть только здесь — на слиянии двух океанов между мысом Доброй Надежды и Антарктидой. Английские бывалые капитаны называли эти валы «монархами морей», а тем, кто их никогда не видел, при самом богатом воображении трудно даже приблизительно представить себе, как выглядят эти страшные порождения безграничной энергии природы. Именно здесь человек лучше всего осознает свою беззащитность и слабость по сравнению с могучими силами, управляющими планетой. «Шеер» стонал и выл, напоминая орган, на котором играет дьявол. Валы перекатывались через корабль, разбиваясь за носовой надстройкой и свирепыми водопадами срываясь с кормы. Шторм стал утихать только через двое суток, когда танкер изменил курс на северо–восток, по направлению к мысу Агалхас. Снова стало заметно теплее, а вода Индийского океана радовала глаз нежно–голубыми оттенками.

Утром 6 февраля, когда Кранке зашел в кают–компанию выпить кофе, старший инженер–механик доложил ему, что в машинном отделении «Шеера» обнаружена маленькая голландская курица, контрабандой доставленная на корабль, видимо, с «Дюкьезы». Курица регулярно несет яйца. Кранке приказал поставить курицу на довольствие и отмечать кладку яиц в вахтенном журнале машинного отделения в графе «Особые происшествия». В журнале появились следующие записи:

«6 февраля, 15:00. Южнее Мадагаскара. Часы переведены вперед на полчаса. Курица снесла одно яйцо». Если верить записям в журнале, курица исправно выполняла свою нелегкую обязанность.

«Адмирал Шеер», находясь юго–восточнее Мадагаскара, шел средним ходом, все более склоняясь к востоку. Поднявшись выше тридцати градусов южной широты, корабль повернул прямо на восток, надеясь выйти на судоходные пути, ведущие из Австралии в Южную Америку и Европу вокруг мыса Доброй Надежды. В течение пяти суток все усилия сигнальщиков что–либо обнаружить в пустынном океане не дали никаких результатов. Не попадалось даже ни одного «нейтрала». Складывалось впечатление, что вся эта зона объявлена свободной от судоходства.

Между тем на 14 февраля у «Шеера» было назначено секретное рандеву со вспомогательным крейсером «Атлантис», чей командир капитан второго ранга Рогге специально просил об этом командование флотом в Берлине. Рандеву было назначено юго–восточнее банки Сайя–де–Мальха в точке с координатами: десять градусов южной широты и шестьдесят пять градусов восточной долготы.

Все должно было проходить при полном радиомолчании. Только если один из кораблей по оперативным или иным причинам не мог вообще прибыть на рандеву, он должен был сообщить об этом специально переданным по радио сигналом.

Кранке шел на рандеву с «Атлантисом», надеясь узнать у Рогге, который уже в течение нескольких месяцев успешно оперировал в Индийском океане, какую–нибудь новую информацию о маршрутах британского судоходства в этих водах. Кроме того, он также надеялся договориться о взаимодействии обоих кораблей.

Направляясь в место рандеву, «Шеер» сначала шел северо–восточным курсом, обходя Маврикий, а затем повернул на север.

На этом курсе корабль быстро вошел в зону южных пассатов. Снова начинала мучить жара, с голубого неба беспощадно палило солнце. Жара в сочетании с большой влажностью становилась нестерпимой. Экипаж «Шеера» опять оказался в обстановке «турецкой бани». Вспоминались слова старой морской песни: «Мы стоим у Мадагаскара с чумою на борту», хотя петь ни у кого не было сил.

Совершенно неожиданно и внезапно 12 февраля на «Шеер» пошла крутая волна, через которую корабль с большим трудом пробился. При этом ни барометр, ни визуальные наблюдения неба не давали ни малейшего намека на столь резкое изменение погоды.

По опыту Кранке знал, что такую крупную волну обычно нагоняет бушующий где–нибудь поблизости ураган — частое явление здесь в это время года. Поэтому, уменьшив скорость, Кранке повернул на северо–запад, чтобы обойти предполагаемый район урагана.

По мнению офицера–синоптика, подобное решение командира являлось напрасной потерей времени. Накануне синоптик прочел лекцию в кают–компании, которая транслировалась по всему кораблю. Темой лекции было: «Ветры Индийского океана».

Дефант остановился на знаменитых ураганах в районе Маврикия, особенно заострив внимание на тех признаках, по которым эти ураганы можно заблаговременно предвидеть. Синоптик был достаточно неосторожным, чтобы подчеркнуть, что в настоящий момент ни один из указанных признаков не присутствует. В том числе нет типичной желтоватой дымки, встающей над океаном накануне урагана.

Как обычно, на лекции в кают–компании присутствовал командир, говоря несколько вступительных и заключительных слов. На этот раз Кранке заявил, что при всем своем уважении к знаниям синоптика–профессионала, он с ним согласиться не может — идет ураган, и вечером все смогут убедиться, кто прав.

Прав оказался командир.

К вечеру ветер изменился. Небо затянуло тяжелыми серыми тучами, а затем с норд–веста пришел шторм, усиливающийся с каждой минутой. Сила ветра быстро достигла семи–восьми баллов. Теперь уже никто не сомневался, что командир поступил очень мудро, изменив курс, чтобы не попасть в центр двигавшегося на юг урагана.

14 февраля в 08:00 «Шеер» прибыл в точку рандеву с «Атлантисом». Самого «Атлантиса» еще не было. Поскольку последние тридцать шесть часов звезды были закрыты тучами, было невозможно точно определить свое место и выяснить, насколько «Шеер» ветром и течениями снесло с курса. Однако к вечеру из–за туч выглянуло солнце, и точное место корабля было быстро определено. Выяснилось, что корабль был несколько северо–западнее нужного места. Пришлось спуститься немного на юг, к настоящему месту встречи. Штурманы «Атлантиса» также немного ошиблись в расчетах, и их корабль вышел юго–восточнее заданного места.

В 16:00 сигнальщики «Шеера» и «Атлантиса» увидели друг друга сквозь висевшую над поверхностью дымку. На «Атлантисе» подняли сигнал: «Приветствуем германскую эскадру Индийского океана!»

Кроме «Атлантиса», в Индийском океане находился однотипный с ним пароход Ганзейской линии «Танненфельс», стоявший в настоящее время в Могадишу на территории Сомали. К Могадишу подходили английские войска, что вынуждало «Танненфельс» быть готовым оставить этот порт: на борту «Танненфельса» находились офицеры и матросы призовой команды, а также двести шестьдесят четыре пленных с югославского парохода «Дурмитор», захваченного «Атлантисом» в проливе Зунда.

Капитан первого ранга Рогге принял решение направить «Танненфельс» обратно в Европу — в контролируемые Германией воды.

«Атлантис» привел за собой два «приза»: британский сухогруз «Спейбенк» и танкер «Кетти Брэвиг» с грузом великолепного дизельного топлива. Несмотря на штормовое море, капитан первого ранга Рогге прибыл на «Шеер», заставив всех поволноваться. С мостика «Шеера» казалось, что утлую шлюпку командира «Атлантиса» обязательно захлестнет волнами и опрокинет. Рогге уже год действовал в Индийском океане и мог предоставить Кранке бесценную информацию, отвечая на заранее подготовленные командиром «Шеера» вопросы. Кранке внимательно слушал коллегу, делая краткие пометки в своей записной книжке.

Встреча с «Шеером» была очень радостной для экипажа вспомогательного крейсера, поскольку они рассчитывали немного отоспаться под прикрытием 280–миллиметровых орудий карманного линкора. «Шеер» предоставлял им возможность слегка расслабиться — первый раз в течение года.

«Германская эскадра Индийского океана», уходя от урагана, решила подняться на север, где море должно было быть поспокойнее. Это давало возможность морякам «Атлантиса» побывать на «Шеере», а самому «Шееру» без помех пополнить запасы топлива с танкера «Кетти Брэвиг».

Утром специалисты с «Шеера» проверили качество топлива на танкере. Оно оказалось не только превосходным, но и лучше всего подходящим для дизелей «Шеера». Капитан первого ранга Кранке расценил это как чудо. Он даже и мечтать не смел о том, что ему удастся пополнить запасы топлива, находясь вблизи Мадагаскара.

Рогге информировал Кранке о том, что все судоходные пути ныне идут не через океан, а прижимаются к берегам. Командир «Атлантиса» предложил Кранке выбрать оперативный район к северу от Мадагаскара — напротив Момбасы, где наверняка он обнаружит немало судов противника.

Сам Рогге предполагал переместиться в район южнее Сейшельских островов, куда, по его мнению, бросятся все суда, узнав о присутствии «Шеера» севернее Мадагаскара. После завершения операции оба командира договорились о новом рандеву, если «Шеер» сможет на него прибыть. Кран–ке ожидал приказа о возвращении домой и, получив его, не мог терять времени, поскольку ночи в районе Исландии с каждым днем становились все короче.

Закончив оперативные вопросы, оба командира занялись весьма приятным бартером. Рогге предложил снабдить «Шеер» цейлонским чаем и прекрасным кандийским медом, а Кранке, в свою очередь, предложил «Атлантису» большое количество яиц, добытых на «Дюкьезе». Кроме того, превосходная аргентинская ветчина пошла в обмен на высококачественный бирманский рис. Кранке презентовал кают–компании «Атлантисa» несколько ящиков Мозельского вина, а Рогге подарил кают–компании «Шеера» столько же ящиков захваченного Шотландского виски.

На «Атлантисе» с жадностью набросились на последние германские газеты, хотя это были газеты от 20 октября прошлого года. «Атлантис» находился в рейде почти год, не получая почты и почти не зная ничего о том, что творится в мире. Очень редко удавалось поймать по радио хоть какую–нибудь германскую радиостанцию, которая, как правило, быстро терялась.

Авиамеханики с «Атлантиса» помогли отремонтировать многострадального корабельного попугая с «Шеера». Казалось, что «Арадо» простудился в южном климате. Он постоянно кашлял, плевался и задыхался, как астматик.

Между тем ураган прошел, ветер совершенно стих и снова наступила изнуряющая экипаж жара. Температура воды на поверхности океана достигла тридцати трех градусов, а в помещении главных дизелей поднялась до шестидесяти шести.

XVII

17 февраля «Шеер» снова отправился на поиск добычи. В течение ночи был обнаружен нейтральный пароход, но «Шеер» обошел его стороной и вернулся на старый курс, который вел его в оперативную зону севернее Мадагаскара. Встреча с «нейтралом» была благоприятным знаком. Там, где водятся «нейтралы», должны быть и англичане.

На следующее утро лейтенант Питч вылетел на своем «Арадо» обследовать новый район. Каждый вылет теперь был связан с большим риском, поскольку у старого «корабельного попугая» уже почти ничего не осталось от первоначального оперения. В 09:50 Питч вернулся и доложил, что обнаружил идущее на север судно примерно в шестидесяти милях от Альдабарских островов, принадлежавших Британии. «Шеер» направился в указанное летчиком место, но во второй половине дня, когда по всем расчетам пароход должен был появиться в пределах видимости ничего обнаружено не было.

Питч вызвался вылететь снова и поискать пароход.

В тот момент, когда «Арадо» катапультировали в воздух, раздался крик сигнальщика:

— Две мачты по пеленгу двадцать!

— Это он! — воскликнул кто–то на мостике, но Кранке с сомнением покачал головой. Это кто–то другой. Кроме того, Питч не возвращался, хотя должен был увидеть этот пароход сразу же после взлета.

Возможно, им удастся сделать еще один «дубль», как это удалось в Гвинейском заливе.

В 14:00 была пробита боевая тревога, и матросы разбежались по боевым постам. Две мачты поднялись над горизонтом и превратились в танкер, идущий на юг, то есть в направлении, противоположном тому, которым шел пароход, обнаруженный Питчем на рассвете.

«Шеер» приближался к новой жертве, имея солнце за кормой, что наверняка мешало сигнальщикам танкера точно опознать приближающийся корабль. Кранке решил снова повторить тот же прием, что привел к успеху в Гвинейском заливе. Подойдя к танкеру на десять тысяч метров, задрав на башнях два орудия вверх, а одно опустив вниз, чтобы отдаленно напоминать английские крейсера, Кранке начал с танкером обмен сигналами.

Капитан танкера не был удивлен появлением военного корабля. Он знал, что в этом районе патрулируют британские крейсера, поскольку имелись сведения о действиях в Индийском океане нескольких германских рейдеров. Без всякого подозрения он стал отвечать на сигналы «Шеера». К этому времени «Шеер» подошел уже достаточно близко и шокировал капитана танкера новым сигналом: «Остановиться! Не пользоваться радио! В противном случае будете немедленно уничтожены!»

Теперь обе башни «Шеера» направили на танкер все шесть своих орудий, выглядевших очень впечатляюще и грозно. С мостика «Шеера» было отчетливо видно, как английские комендоры бегут к кормовому орудию танкера.

Кранке наблюдал за всем этим, надеясь, что у танкера хватит ума не вступать в бой с карманным линкором и что английский капитан откажется от самоубийственного героизма во имя здравого смысла.

Но орудие танкера медленно поползло вдоль борта в сторону «Шеера».

— Какие храбрецы! — изумился Кранке. Они ясно видят, что перед ними тяжелый крейсер, но готовы сражаться!

Кранке очень не хотелось открывать огонь. Он передал сигналом на танкер: — «Не глупите, капитан! Отзовите своих людей от орудия и отключите радио!»

Английские комендоры отошли от орудия, получив, без сомнения, соответствующий приказ с мостика. Радио танкера молчало.

— Замечательно,— облегченно вздохнул Кранке.— Очень не хотелось устраивать им кровавую баню.

Призовая команда, которая вскоре прибыла на английское судно, сообщила на «Шеер», что это танкер «Бритиш Адвокат» грузоподъемностью 6994 брутторегистровых тонн с грузом 4000 тонн неочищенной нефти и 4000 тонн бензина, направляющийся в Кейптаун. Судно вооружено 102–миллиметровым орудием на корме и зенитным пулеметом на надстройке. Командовавший призовой командой лейтенант Энгельс предложил захватить танкер, а не топить его. Правда, как выяснилось, англичане успели вывести из строя насосы, перекачивающие топливо из цистерн в машину, но для опытных механиков «Шеера» вряд ли стоило бы большого труда снова ввести их в действие.

В это время вернулся Питч, доложив, что снова обнаружил первый пароход, продолжавший идти на север несколько восточнее того места, где сейчас находился «Шеер».

Кранке приказал лейтенанту Энгельсу отвести захваченный танкер к месту рандеву с «Атлантисом» и там ожидать «Шеер», а сам решил заняться вторым пароходом. «Шеер» быстро нагнал второй пароход, прошел у него по правому борту, а затем стал резать ему курс. Начинало темнеть, и пароход зажег навигационные огни.

«Сообщите название судна и его национальную принадлежность»,— промигали сигнальным фонарем с «Шеера».

Пароход долго молчал. Видимо, его капитан долго приходил в себя от шока. Наконец, с него ответили на языке, который никто из сигнальщиков на знал. Вахтенный офицер, посмотрев сообщение, заявил, что оно передано на греческом языке.

С «Шеера» потребовали повторить сообщение по–английски.

«Пароход «Грегориос», страна Греция»,— последовал ответ с судна.

Пароход оказался нейтральным. Это было досадно. С него наверняка рассмотрели, с кем имеют дело. Но, с другой стороны, что делает в этих водах грек? Не везет ли он контрабанду? Кранке решил в этом убедиться. С «Шеера» готова была съехать призовая команда, чей командир был хорошо проинструктирован по всем вопросам, касающимся нейтралитета, но в этот момент с греческого парохода запросили сигналом «Шеер» опознать себя. Кранке совершенно не хотелось этого делать, но из опасения, что грек сообщит о нем по радио, приказал ответить уклончиво — мол, свои и все. Нужно было выиграть время, пока призовая команда не выведет из строя радиостанцию греческого судна.

Кранке показалось, что прошла целая вечность, пока лейтенант, командовавший призовой командой, вернулся на «Шеер», чтобы лично обо всем доложить командиру.

Из захваченных судовых документов вытекало, что пароход «Грегориос» (2546 брутторегистровых тонн) шел из Нью–Йорка в Афины с грузом материалов Красного Креста. Все бумаги в порядке.

— Минутку,— заметил Кранке.— На этом курсе он должен был пройти Суэцким каналом. Не везет ли он свой груз англичанам? Но, с другой стороны, судно нейтральное, есть подписанная декларация Красного Креста о характере груза. Боюсь, что ничего сделать не удастся…

Наступила пауза, потом Кранке спросил лейтенанта:

— Вы спросили у капитана, почему из Нью–Йорка в Афины он идет таким странным путем — вокруг мыса Доброй Надежды? Это в пять раз длиннее, чем идти напрямую через Средиземное море. Это все равно, что идти из Гамбурга в Плимут вокруг Исландии. Если они действительно везут материалы Красного Креста, то какой смысл капитану делать подобный крюк? Я уже не говорю о материальных убытках.

— Я, конечно, спросил его об этом,— доложил лейтенант.— Капитан сказал, что всего лишь выполняет инструкцию своей судоходной компании, которая опасалась, что при следовании Средиземным морем итальянцы или англичане могут захватить пароход.

— Интересно! — удивился Кранке.— А при следовании Суэцким каналом англичане не могут захватить этот пароход?

Подумав еще минуту, Кранке приказал:

— Старшего врача на мостик!

Когда подполковник медицинской службы Шведер прибыл на мостик, Кранке поинтересовался, как у него обстоят дела с медикаментами и лекарствами. Выяснилось, что и того, и другого осталось очень мало, поскольку много медикаментов, особенно бинтов и болеутоляющих средств передано на призовые суда. Кранке указал, что Морское Призовое право разрешает брать лекарства и медикаменты с нейтральных судов, и предложил медикам отправиться на греческий пароход и взять там часть необходимого с обязательным последующим уведомлением призового судна.

Лейтенант медицинской службы Конрад отправился на «Грегориос». Вскоре от него последовал сигнал, что он возвращается на «Шеер» с важной информацией. Конрад поднялся на мостик с несколькими матросами, которые несли вскрытый ящик.

— Взгляните, командир,— предложил доктор.— На ящике было написано «Вата». Сверху действительно оказалась обыкновенная вата, а под ней — комплектующие детали пулемета.

— Очень интересно,— обрадовался Кранке.— Как там у Гомера? «Остерегайтесь коварных греков?» Так мы и поступим. Нужно проверить весь груз!

На «Грегориос» была послана дополнительная рабочая партия. Груз был тщательно проверен. Во всех осмотренных ящиках были обнаружены части пулеметов. Кроме того, в трюмах находились броневые плиты, стальные листы, покрышки для самолетных шасси и другие военные материалы. Теперь уже было очень сомнительно, что судно направлялось в Афины. Скорее, в Аден или какой–нибудь египетский порт. Но в любом случае приговор «Грегориосу» был уже вынесен. Капитан понимал это и не протестовал. Без сомнения, он знал, какой груз везет его судно, прикрываясь авторитетом Красного Креста. Удивляло другое: как такая страна, как Соединенные Штаты, могла так грубо попрать авторитет столь известной международной организации? Это еще раз говорило об очень странном понимании Соединенными Штатами своего нейтралитета.

Прежде чем пустить грека ко дну, командир призовой партии предложил перевезти на «Шеер» все ящики с шоколадной пудрой. Кранке согласился, предупредив только, чтобы все работы закончились за час до рассвета. В 07:20 «Грегориос» был пущен на дно.

— Прощай, «Грегориос» — перефразировал греческую классику один из находящихся на мостике немецких офицеров.— Мы расскажем спартанцам, закон уважающим, что ты был лжецом.

XVIII

«Корабельный попугай» взлетел на поиск новых жертв.

Хотя в предыдущую ночь никто не сомкнул глаз, Кранке явно не желал терять время на отдых экипажа. В 09:15 «Арадо» вернулся, и Питч доложил об обнаружении парохода, идущего в относительной близости от «Шеера». Борта и надстройки этого парохода были окрашены в белый цвет, предупреждая о том, что он «нейтрал» или маскируется под «нейтрала». Пароход шел на юг, и Кранке подумал, что едва ли«нейтрал» стал бы идти таким курсом. Откуда он в таком случае идет и куда направляется?

Американские суда традиционно всегда выбирали кратчайшие маршруты и нисколько не считались с жесткими циркулярами Британского Адмиралтейства, устанавливающими пути английского и союзного судоходства. Суда же других нейтральных стран в этой части мирового океана попадались чрезвычайно редко. Кранке решил поближе рассмотреть белый пароход, под чьим бы флагом он ни шел.

Кранке приказал лечь на пересечение курса неизвестного парохода. Во второй половине дня все повторилось — как в кадрах старого фильма — сначала. Над горизонтом появились верхушки мачт, затем прозвучали сигналы боевой тревоги, и матросы, распрощавшись с мечтами об ужине, разбежались по своим местам. Начинало уже смеркаться, когда «Шеер», появившись за кормой парохода, начал старую игру. Сигналом было затребовано название судна и его порт приписки. Судно ответило шифрогруппой из четырех букв. В книге свода международных сигналов подобной комбинации букв не было, и, пока шифровальщики под руководством капитана второго ранга Будде ломали голову над новой загадкой, на мостике «Шеера» сделали вид, что поняли ответ, и подняли новый сигнал: «Имею для вас секретные приказы».

«Какого рода приказы?»— запросили с парохода.

«Вам нужно изменить курс. Посылаю к вам катер с инструкциями о вашем новом курсе» ,— просигналили с «Шеера».

Между тем сигнальщики «Шеера» внимательно рассматривали пароход, пытаясь определить, вооружен он или нет. Одним казалось, что они видят на его корме орудие, другие были не уверены в этом.

Но судно, ответившее странной шифрограммой, было само по себе очень подозрительным, что обязывало вести себя с крайней осторожностью.

С парохода тем временем просигналили: «Вы не имеете права останавливать нас в открытом море. Мы — американцы!»

Капитан второго ранга Будде появился на мостике «Шеера».

—Мы разобрались,— доложил он.— Адмиралтейство ввело код для опознавательных сигналов. Это канадское судно «Канадиэн Крейсер» из Галифакса.

«Немедленно сообщите фамилию капитана и название судна»,— потребовали с «Шеера».

«Капитан Смит. «Канадиэн Крейсер»»,— ответили с парохода.

— Вы правы, Будде! — воскликнул Кранке.— Это — «Канадиэн Крейсер».

— Пишите ему,— приказал Кранке сигнальщикам: «Немедленно остановиться. Я высылаю катер с секретными приказами для вас!»

Блеф продолжался.

«Канадиэн Крейсер» остановился, но не успели с «Шеера» спустить катер, как судно снова дало ход.

«Немедленно остановитесь! — приказал просигналить Кранке.— Не вынуждайте меня открыть огонь. Вы ведете себя очень подозрительно».

«Вы тоже,— ответили с парохода.— Вы ведете себя, как немцы!»

— Действительно,— согласился Кранке и снова приказал поднять сигнал пароходу:

«Немедленно остановиться!»

Но пароход и не думал подчиняться. Напротив, в ответ он немедленно увеличил ход.

«Шеер» также увеличил ход до полного и началось преследование наглого канадца.

Спущенный с «Шеера» моторный катер, имевший семь узлов парадного хода, оказался между «Шеером» и его жертвой.

Впереди маячил в легкой дымке силуэт канадского судна, а позади, прекрасно проектируясь на фоне заката, надвигался мощный силуэт карманного линкора. В этот момент «Шеер» открыл два мощных прожектора, ярко осветив преследуемое судно.

— Смотрите! — воскликнул кто–то на мостике «Шеера».— Это действительно «нейтрал»!

В лучах прожекторов были ясно видны звезды и полосы американского флага, накрашенные на бортах судна, а под мостиком двухметровыми буквами белела надпись — США.

«Канадиэн Крейсер» явно не имел ни малейшего желания останавливаться. Вода за его кормой бурлила от работающих винтов.

— Противник вышел в эфир с сигналом «Р. P. P.»,— доложили на мостик «Шеера» из радиорубки.— Он сообщает свое название и место и дает текст:

«Меня преследует тяжелый крейсер».

Кранке приказал передать сигнальным фонарем на катер:

«Ахтунг! Открываем огонь!»

Предупредив катер, Кранке приказал открыть огонь из 37–миллиметровых зенитных орудий. Никто уже на мостике не верил, что это судно действительно американское, но катер, находившийся в опасной близости от парохода, не давал возможности Кранке действовать более тяжелыми орудиями. Первый залп пролетел над пароходом, но во втором залпе снаряды попали в мостик и надстройку. В лучах прожекторов были видны клубы дыма и летящие в разные стороны обломки.

Из радиорубки доложили, что радисты парохода продолжают сообщать о нападении, и уже «Маврикий», «Аден» и «Момбаса» подтвердили получение сигнала «Р. Р. Р». Затем находящийся где–то поблизости авианосец также подтвердил получение сигнала « Р. Р. Р».

А «Канадиэн Крейсер» продолжал засыпаться снарядами. Ход судна упал, и, наконец, оно остановилось. Орудия на пароходе не было и потому он не отвечал на огонь.

Катер с «Шеера» подошел к борту лжеамериканца, и ему сбросили шторм–трап — прямо через накрашенный на борту американский флаг. Командир призовой команды с «Шеера», карабкаясь по трапу, испачкал свои белые брюки о свеженакрашенный флаг.

Матрос гигантского роста встретил на палубе германского офицера. Старпом парохода построил на баке всю команду, видимо, не питая никаких иллюзий относительно судьбы своего судна. Капитана не было. Его обнаружили позднее в каюте, сидящим в кресле.

При виде входящего немецкого офицера, он встал и заявил:

— Я протестую. Я — американец, и это судно американское.

— Я здесь именно для того, чтобы в этом убедиться,— ответил командир призовой команды.

— Как вы посмели открыть огонь по моему судну? — продолжал, хорошо играя, возмущаться капитан.— Это нарушение всех международных законов! Вы совершаете преступление.

— Покажите судовые документы,— прервал поток протестов командир призовой команды.— Это даст нам возможность убедиться в истинном положении вещей и узнать, сколько граждан США находится на борту.

— Мы все — американцы,— продолжал настаивать капитан.

В этот момент в каюту вошел начальник службы связи «Шеера». Кранке направил его на захваченный пароход из–за превосходного знания Войцеховским английского языка.

Между тем судовые документы никак не удавалось обнаружить. Старпом ссылался на капитана, капитан — на старпома. В итоге их нашли под матрасом капитанской койки. Документы ясно показали, что все члены команды парохода были британскими подданными. Ни одного гражданина США на борту не было вообще. Но капитан, как говорится, продолжал стоять насмерть. Он настаивал, что судно принадлежит Соединенным Штатам.

На все вопросы он находил совершенно фантастические ответы.

Когда его спросили, почему он, будучи американцем, нарушил известные ему правила нейтралитета и передал по радио сигнал тревоги, он, не моргнув глазом, ответил, что ничего подобного не было. Ему предъявили копии радиограмм сигнала «Р. Р. Р». Тогда капитан заявил, что, видимо, его психованный радист совсем потерял от страха голову и он, капитан, не может нести ответственность за подобный поступок.

На вопрос, есть ли на борту оружие, капитан ответил категорическим «нет»: никакого оружия, нет даже револьверов и охотничьих ружей. Между тем на мостике был обнаружен пулемет и триста патронов к нему.

— Пулемет принадлежит лично мне,— ответил капитан.— Это моя частная собственность, полученная в подарок от американских друзей. Она неприкосновенна. Я из него расстреливал акул. Прекрасный спорт! Хотите попробовать?

Неизвестно, чего добивался капитан, но своим поведением он скорее развеселил офицеров призовой команды, чем разозлил.

Впрочем, все было ясно. «Канадиэн Крейсер» был британским судном, пытавшимся замаскироваться под американца. Выслушав доклад командира призовой команды, Кранке приказал подготовить судно к потоплению. Команде судна было приказано перейти в шлюпки. Подчинились все, кроме капитана, и никакие уговоры не могли заставить его подчиниться. Пришлось применить силу.

Пять мощных подрывных зарядов легко отправили «Канадиэн Крейсер» (7178 брутторегистровых тонн) на дно. Согласно регистру Ллойда, судно фактически принадлежало Канадской Национальной Судоходной Компании и было приписано к Галифаксу.

Использование англичанами для маскировки флага Соединенных Штатов Америки ранее еще не наблюдалось немцами и понуждало тщательнее проверять все американские суда. Поскольку место «Шеера» было теперь, после радиограммы с потопленного судна, известно противнику, Кранке нарушил радиомолчание и сообщил в Берлин обстоятельства потопления канадского судна.

Через шесть часов германское радио оповестило мир о том, что британские суда используют для маскировки американский флаг.

В свою очередь Берлин информировал Кранке о том, что он должен прервать рейд и, по возможности быстрее, вернуться в Германию, желательно, в конце марта.

Далее Кранке ставился в известность, что фюрер «с большим удовольствием» наградил его Рыцарским Крестом.

Главный Морской Штаб сердечно благодарил экипаж «Шеера» за службу и сообщал, что на экипаж карманного линкора выделено десять Железных Крестов Первого класса и сто Железных Крестов Второго класса.

Потопив «Канадиэн Крейсер», «Шеер» полным ходом стал уходить на юг. Эфир буквально бурлил от радиообмена между Аденом, Цейлоном, Момбасой и Южной Африкой! Растревоженные английские соединения в регионе Индийского океана принимали меры для перехвата и уничтожения «Шеера». Необходимо было уходить отсюда, пока не поздно.

Кроме того, Берлин настойчиво требовал возвращения в родные воды к концу марта, а уже было 21 февраля. Следовало торопиться.

Нервничал и старший офицер Грубер, Вступив в заговор с начальником службы связи, они скрыли от Кранке факт награждения его Рыцарским Крестом. Они предполагали сообщить об этом командиру в более торжественной обстановке, с построением экипажа.

Но вызвать экипаж на построение в условиях облавы на «Шеер» Кранке не разрешал, и в итоге задержка с докладом радиограммы из Берлина вместо нескольких часов превращалась в несколько суток, что было уже серьезным происшествием. А пока заговорщики думали, как выйти из созданного ими положения, на корабле снова зазвучали сигналы боевой тревоги.

«Шеер» в буквальном смысле слова наткнулся на какое–то судно. Но совсем плохо было то, что из судна хорошо увидели «Шеер» на фоне ясного северо–западного горизонта. Все ждали, какое решение примет капитан первого ранга Кранке.

Многие знали, что «Шееру» необходимо как можно быстрее выбраться из того огромного кольца, которое сейчас сооружалось английским флотом, чтобы поймать его. Возможно ли было в таких условиях задержаться, чтобы нанести еще один болезненный удар по английскому судоходству?

Капитан этого судна наверняка был уже информирован о присутствии в этом районе немецкого рейдера, и с ним не получится трюк с выдачей «Шеера» за английский крейсер, который имеет «секретные приказы». Пока на «Шеере» обдумывали создавшуюся обстановку, из радиорубки взволнованно доложили, что неизвестное судно вышло в эфир с сигналом «Р. Р. Р». Это было уже совсем плохо. Теперь англичане знали второе месте «Шеера» и вполне могли понять, каким курсом идет корабль, пытаясь избежать расставленных ими сетей.

Пароход, водоизмещение которого не превышало на первый взгляд трех тысяч тонн, продолжал радировать сигнал бедствия, сообщая свое место и курс «Шеера». Это оставляло Кранке единственный выход: уничтожить это судно с большого расстояния, то есть с помощью трехо–рудийных башен пятого калибра. В других условиях это было похоже на попытку расколоть орех с помощью парового молота. Первый залп 280–миллиметровых орудий поднял огромные столбы воды очень близко от маленького парохода. Падения снарядов второго залпа на «Шеере» уже не видели.

Огромная яркая радуга поднялась прямо из моря между «Шеером» и его жертвой, совершенно закрыв видимость. Капитан второго ранга Шуман дал еще один залп с расчетом на курс и скорость парохода, но наблюдать результаты не мог.

А через мгновение на океан обрушился тропический ливень. Потоки воды рушились на палубу рейдера, сливаясь за борт, как из переполненного аквариума. Видимость упала до пятнадцати метров. Людям, оказавшимся в этот момент на открытых постах верхней палубы и надстроек в шортах и футболках, удалось освежиться под ливнем так, как никогда за весь поход. Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Небо поднялось, тучи исчезли, и маленький пароход оказался всего в трех тысячах метрах от «Шеера». На этот раз «Шеер» открыл огонь вспомогательным калибром, дав приказ остановиться. Пароход подчинился, и через несколько минут моторный катер с призовой командой с «Шеера» уже шел в сторону несчастного судна.

Пароход оказался голландским сухогрузом «Рантау Пантянг» в 2500 тонн, идущим в Сингапур с грузом угля. Большую часть его экипажа составляли малайцы. Когда «Шеер» добился первого попадания в пароход снарядами вспомогательного калибра, большинство малайцев попрыгали за борт. Теперь вокруг парохода крутились шлюпки с голландскими моряками, вылавливающими малайцев из воды. Подошедший германский катер вызвал у малайцев новый приступ ужаса. Они громко закричали, закрывая лица руками, находясь в полной уверенности, что пришел их последний час. Пришлось потратить немало усилий, чтобы заставить малайцев остаться в шлюпках и под надзором флегматичных голландских моряков направиться к «Шееру».

Призовая команда не обнаружила больших повреждений на пароходе. Было два попадания в мостик и разбита носовая грузовая стрела. Один голландец лежала убитым на палубе, а четверо малайцев получили серьезные ранения.

Кранке предусмотрел это и послал с призовой командой фельдшера с санитарами. Раненым была оказана первая помощь, сделаны обезболивающие уколы, и они были отправлены на «Шеер», где в операционной их уже ждал подполковник Шведер.

Осмотр судна не выявил чего–либо интересного. Долго не удавалось открыть судовой сейф. Хотели подорвать его с помощью ручной гранаты, но, к сожалению подрывников, ничего из этого не вышло — сейф стоял целехонький, а один из немецких моряков чуть было не погиб. Когда же, наконец, сейф вскрыли, то обнаружили там какие–то письма, платежные ведомости и немного денег.

Судовой холодильник также был заперт, но когда после некоторых усилий его удалось вскрыть, то там нашли много яблок, что в этой части света вполне можно было также считать деликатесом. Остальная часть холодильника, к великому разочарованию моряков, была забита куриными яйцами, на которые многие уже не могли смотреть без содрогания.

В 12:30 сработали подрывные заряды, заложенные в разных частях «Рантау Пантянга», и вскоре маленькое судно, доставившее «Шееру» столько хлопот и выдавшее англичанам его место, навсегда исчезло с поверхности океана.

XIX

Едва на «Шеере» успели разместить новых пленных, как снова зазвучали сигналы боевой тревоги. Но на этот раз сигналы звучали несколько иначе: короткий — короткий — длинный — короткий. Не до всех сразу дошло, что на корабле пробита ВОЗДУШНАЯ ТРЕВОГА! С тех пор, как «Шеер» ушел из северных широт, на корабле и думать забыли о воздушных тревогах. И вот она зазвучала вновь, предупреждая о возможности нападения с воздуха.

Далеко на горизонте — не менее двенадцати миль — на фоне серых туч медленно плыла крошечная черточка. Это был, без сомнения, самолет, но на такой дистанции определить его тип было невозможно. Судя по расстоянию от ближайшей земли, это был, видимо, бомбардировщик «Сандерленд».

Зашевелились стволы зенитных орудии «Шеера». Самолет мог быть и не «Сандерлендом», а разведчиком, поднявшимся с авианосца. Приходилось считаться и с возможностью атаки английской палубной авиации.

С самолета также заметили «Шеер», и летчики пошли на сближение. С дальнемерного поста доложили, что дистанция уменьшилась до десяти миль. Очевидно, летчики хотели вести слежение за «Шеером», оставаясь вне дальности огня его зениток.

Лейтенант Питч аж дрожал от возбуждения, прося у командира разрешение на взлет, чтобы атаковать самолет противника.

— Дайте нам шанс сбить его, господин капитан первого ранга,— упрашивал командира Питч.— Во–первых, мы сразу определим, наземного он базирования или палубного. А во–вторых, попытаемся его уничтожить…

— Мне нравится ваш боевой дух, Питч,— отвечал пилоту Кранке.— Но я не согласен с тем, что у вас имеются какие–то шансы. Ваш «Арадо» готов развалиться в любую минуту. А во–вторых, чем вы собираетесь его сбивать, дорогой Питч? Или вы забыли, что ваша 20–миллиметровая пушка давно демонтирована?

— Но у нас остался пулемет,— горячо возражал летчик.— Одно удачное, попадание и…

— Нельзя полагаться на удачное попадание,— покачал головой Кранке.— Если те ребята окажутся удачливее, то мы больше никогда с вами не увидимся. Им даже не надо в вас попадать. Ваш «Арадо» развалится от шума выстрелов их пушек и пулеметов. Кроме того, у нас нет времени, чтобы принять вас обратно на борт.

Как только самолет противника был обнаружен, Кранке немедленно приказал изменить курс с юго–восточного на восточный, а затем — на северо–восточный, надеясь ввести англичан в заблуждение относительно своих дальнейших намерений. Этим курсом «Шеер» продолжал идти еще около часа после того, как самолет исчез. Судя по длинной радиограмме, которую передал самолет, атака с воздуха стала очень вероятной. Ее могли провести самолеты берегового базирования с аэродрома на юге Сейшельских островов или палубные торпедоносцы с рыскающего где–то поблизости английского авианосца.

Расчеты зенитных орудий оставались на своих постах до наступления темноты, но ничего не произошло. «Шеер» снова лег на юго–восточный курс. Состояние боевой готовности поддерживалось в течение всей ночи, поскольку контакт с противником был весьма вероятен, а как всегда бывает в подобных случаях, радиолокатор вышел из строя.

Поскольку ночью все находились на боевых постах, в кают–компании в полном одиночестве сидел доктор Шведер и слушал передачи германского радио на коротких волнах. Передавали официальное сообщение об успехах «Шеера» и о награждении его командира Рыцарским Крестом. Услышав эту новость, доктор Шведер бегом бросился на мостик и первым поздравил командира с высокой наградой. Эта новость со скоростью света распространилась по кораблю, и на какое–то время люди перестали думать даже о шныряющих вокруг кораблях английского флота. Единственным человеком, у которого эта новость вызвала приступ раздражительности, был, разумеется, капитан второго ранга Грубер. Но он тоже поднялся на мостик, принес свои поздравления командиру и извинился перед ним, будучи в полной уверенности, что доктор Шведер узнал о награждении не по радио, а благодаря утечке информации из радиорубки.

— За что вы извиняетесь, Грубер? — удивился Кранке.— За то, что вы запоздали с вашими поздравлениями, а не были первым, как обычно?

Старший офицер покаялся в заговоре с офицером связи.

— Понятно— засмеялся Кранке.— А я думал, что это вы все ко мне пристаете с построением экипажа? Вот, оказывается, в чем дело!

Веселье на мостике прервало сообщение из радиорубки: в непосредственной близости, судя по почерку и быстроте передачи радиограмм, переговаривались два английских военных корабля.

После войны стало известно, что в момент потопления «Шеером» «Канадиэн Крейсер» в ста двадцати милях севернее находился английский крейсер «Глазго» водоизмещением 10 000 тонн. Последующие двадцать четыре часа английский крейсер несся на юг со скоростью 32,5 узла, что на шесть — семь узлов превышало скорость, с которой уходил «Шеер». Это позволило английскому крейсеру непосредственно приблизиться к рейдеру. В то же самое время главнокомандующий английскими морскими силами в Южной Атлантике выделил из состава охранения конвоя, пересекавшего экватор, тяжелый крейсер «Австралия» (скорость 31,5 узлов) и легкий крейсер «Хавкинс». Из эскорта конвоя, находившегося южнее, был выделен легкий крейсер «Эмеральд», имевший скорость 33 узла. Из Момбасы вышли: авианосец «Гермес» и крейсер «Кейптаун», имевшие скорость 29 узлов. И, наконец, тяжелые крейсера «Канберра» (31,2 узла) и «Шропшир» (32,3 узла) шли на север от мыса Доброй Надежды, чтобы замкнуть двойное кольцо окружения вокруг «Шеера». Самолет, который заметили с «Шеера», был не «Сандерлендом», а бортовым разведчиком с крейсера «Глазго», который в этот момент находился всего в тридцати — сорока милях, имея приказ обнаружить «Шеер», поддерживать с ним контакт и попытаться атаковать его под прикрытием темноты. Перехваченная радиограмма, по всей видимости, была передана именно с «Глазго», который находился всего в двадцати пяти милях от «Шеера», разойдясь с ним в течение ночи.

Остаток ночи прошел без особых событий, а когда рассвело и взошло солнце, море вокруг «Шеера» было пустынным. Единственным решением для «Шеера» оставалось уйти из этого района с максимальной скоростью. Кранке решил попытаться прорваться между Маврикием к Мадагаскаром, но не успел он даже подумать об этом, как фортуна еще раз улыбнулась «Шееру». В молчавшем эфире неожиданно прозвучали позывные какого–то судна, капитан которого давал свое место (двадцать два градуса южной широты и пятьдесят градусов восточной долготы) и сообщал, что видит два крейсера, идущих на север.

Британская военно–морская радиостанция на Маврикии немедленно заглушила радио с парохода и дала отбой тревоги. Но радисты «Шеера» успели, к счастью, эту радиограмму перехватить, и когда Кранке прочел ее, то громко вздохнул. Это был вздох облегчения. Проложенный им курс вел прямо на два британских крейсера, командиры которых, без сомнения, были бы очень рады его видеть.

«Шеер» изменил курс на восток, а позднее — на юго–восток, стараясь уйти подальше от кораблей противника, окружавших его. Только через двадцать четыре часа Кранке разрешил дать отбой тревоги, и измученные люди получили возможность немного отдохнуть.

Цель Кранке проникнуть в Индийский океан и устроить переполох на судоходных линиях этого океана, считавшегося «внутренним прудом англичан», была достигнута. Все имевшиеся на этом театре боевые корабли были по тревоге направлены в море на поиск «Шеера». Транспорты с важнейшими военными грузами задерживались в портах, формировались конвои с сильным охранением, авиация прочесывала океан. Все это продолжалось до тех пор, пока Британское Адмиралтейство не получило информацию о том, что «Шеер» покинул «британский пруд» и возвращается домой. Кранке надеялся, что, держась на восточном курсе, ему удастся установить контакт со своим призом «Британский Адвокат». Он дал короткий запрос в Берлин, прося Главный Штаб связаться с Рогге и Энгельсом, чтобы изменить место рандеву, перенеся его на северо–восток, где было безопаснее. Это предложение не очень обрадовало командира «Атлантиса» Рогге, которому совсем не хотелось появляться в западной части Индийского океана после того погрома, что там учинил «Шеер».

Поскольку никакого ответа из Берлина на предложение Кранке изменить курс не последовало, «Шеер» полным ходом, принимая все меры предосторожности, направился к старому месту рандеву, где никого не застал. Кранке решил отправить Питча осмотреть окрестности, но налетевший ливень и усилившийся ветер сделали полет «Арадо» невозможным. Впрочем, Кранке настолько верил в мастерство капитана Энгельса — бывшего капитана линии Северо–германского Ллойда, что не очень и беспокоился за «Бритиш Адвокат». (Действительно, Энгельс привел пароход в один из захваченных немцами французских портов.)

Во второй половине дня «Шеер», невзирая на риск внезапного появления противника, остановил машины и лег в дрейф. Несмотря на все усилия доктора Шведера, один из голландских матросов скончался.

На корме «Шеера» был построен почетный караул в парадной форме. Напротив караула выстроилась команда голландского парохода — белые и цветные вместе. Капитан второго ранга Грубер и голландский капитан стояли друг против друга. Умерший голландский моряк был зашит в койку и покрыт голландским флагом.

Начав церемонию похорон в открытом море, капитан второго ранга Грубер сказал:

— Этот человек погиб как доблестный моряк, выполняя свой долг. Он стал жертвой сил, которыми мы не управляем, а потому — разделим вину за его смерть.

Что сказал в ответ голландский капитан, не понял никто из немцев, поскольку капитан говорил по–малайски.

Затем Грубер прочел отходную молитву.

Темно–синие воды Индийского океана простирались во всех направлениях от горизонта до горизонта под голубым куполом безоблачного неба. Стоял полный штиль, и приспущенный германский военно–морской флаг повис вдоль флагштока. На палубе не было ни души, кроме непосредственных участников этой простой и короткой церемонии.

Последовала команда: «На караул!». Капитан второго ранга Грубер приложил руку к козырьку, и под свист боцманских дудок тело моряка предали морю.

«Шеер» снова дал ход. Проходя мимо острова Махе, сыграли боевую тревогу — Кранке полагал, что там может оказаться британский аэродром. Лейтенант Питч и его механики снова установили на «Арадо» 20–миллиметровую пушку — на всякий случай. Но ничего не произошло.

Через двое суток Кранке приказал взять курс двести тридцать градусов. Англичане прочесывали океан гораздо севернее, и этот курс выглядел безопасным.

26 февраля в 08:00 наконец раздалась долгожданная команда: «Экипажу построиться на шканцах!»

От лица Верховного командования старший офицер Грубер вручил капитану первого ранга Кранке Рыцарский Крест, точная копия которого была сделана в слесарной мастерской «Шеера».

Кранке обратился к экипажу с краткой речью:

— Я знаю, что сегодняшний день наполнил гордостью всех вас, частью которых я являюсь. В ответ на высокою награду мы будем готовы выполнить любую новую задачу, поставленную перед нами. Товарищи, я счастлив, что на нашем корабле могу положиться на каждого из вас.

Затем Кранке сообщил своим морякам новость, которую все уже давно ждали: главнокомандующий флотом приказал «Адмиралу Шееру» возвращаться в Германию.

XX

Хотя приказ главкома обрадовал на «Шеере» всех, моряки понимали, какой опасный путь им предстоял. Нужно было пройти всю Атлантику, которую вдоль и поперек бороздили мощные и многочисленные соединения Британского флота.

В ее северной части со своими линкорами и тяжелыми крейсерами оперировал главнокомандующий британским флотом Метрополии адмирал сэр Джон Тови, охотясь за «Шарнхорстом» и «Гнейзенау». Корабли противника поджидали «Шеера» и в Датском проливе, и в Ла–Манше, так что шансы благополучного возвращения на родину выглядели весьма проблематично.

Дополнительное беспокойство у Кранке вызывал тот факт, что на «Шеере» вышел из строя радиолокатор. В Арктике стояла полярная ночь, и без радара там было очень трудно пройти незаметно.

Несмотря на строжайшее запрещение разбирать радар, о чем указывалось в секретной инструкции, Кранке разрешил радиомеханикам это сделать, надеясь, что они найдут причину выхода из строя аппаратуры. Они нашли причину — вышел из строя кварцевый блок, генерирующий исходящие импульсы. Отремонтировать этот блок в корабельных условиях было невозможно, и Кранке решил запросить по радио новый блок. Но в шифровальной книге не было буквенного обозначения кварцевого блока, и все, что мог сделать Кранке, это добавить к буквам «Д» и «Т», обозначающим радиолокационную аппаратуру, слова «Кварц». В итоге получилась шифровка: «Дора–Тони–Кварц». В Берлине долго ломали голову над этой шифровкой, но, к счастью, поняли ее правильно и пообещали прислать новый кварцевый блок на подводной лодке, с которой «Шееру» предстояло встретиться в пути. Весь блок был не больше коробки от сигар, напоминая ее же по форме, и трудностей с его транспортировкой не было никаких.

Между тем «Шеер» снова огибал мыс Доброй Надежды, и в вахтенном журнале отмечались перепады погоды: жарко, тепло, холодно, очень холодно, нестерпимо жарко и т. д. Корабль держал курс в «Андалузию» — секретное место встречи для германских рейдеров, действующих в океане. Однако по пути туда Кранке снова вынужден был остановить корабль. За время действия в тропических водах подводная часть «Шеера» сильно обросла ракушками, водорослями и еще Бог весть чем. Вся эта компания уменьшила скорость корабля почти на узел, а при прорыве в Германию терять этот узел очень не хотелось, и Кранке решил почистить подводную часть, воспользовавшись тем, что из–за недостатка топлива «Шеер» относительно высоко сидел в воде. Корабль кренили то в одну, то в другую сторону, и рабочие партии на плотах и в резиновых лодках освобождали подводную часть «Шеера» от непрошенных гостей. В воздухе кружился Питч, наблюдая за горизонтом и оберегая «Шеер» от возможных сюрпризов.

Очистка подводной части корабля в таких условиях является очень трудным делом из–за постоянной качки корабля, шлюпок и плотов на океанской зыби. Затрудняло работу и палящее солнце, но в итоге все, что было доступно, очистили и заново покрасили. Закончив к вечеру все работы, «Шеер» дал ход, направляясь в «Андалузию» на встречу с «Нордмарком», назначенную на завтра, 10 марта 1941 года.

Встретившись с «Нордмарком», «Шеер» пополнил запасы топлива, боеприпасов и продовольствия (яйца и мясо с уже потопленной «Дюкьезы»), передал на «Нордмарк» пленных и был готов следовать дальше.

Из Берлина сообщили место рандеву «Шеера» со вспомогательным крейсером «Корморан» и подводной лодкой «U–124», которая должна была доставить блок кварцевого генератора. Рандеву было назначено северо–восточнее рифов Святого Павла.

Попрощавшись с «Нордмарком», «Шеер» ушел на север.

Следующим германским судном, с которым «Шеер» получил приказ встретиться, был блокадопрорыватель «Портленд». Поскольку на «Портленде» не было шифровальной машины, Кранке должен был передать ему инструкции Главного Морского штаба и информацию об оперативной обстановке в Атлантике. Кроме того, Кранке передал на «Портленд» капитана «Канадиэн Крейсер» и еще двух пленных, которых он не сдал на «Нордмарк», опасаясь, что они там организуют мятеж или что–нибудь в этом роде, что было не так трудно, учитывая большое количество пленных, скопившихся на «Нордмарке».

Передавая их на «Портленд», Кранке предупредил командира блокадопрорывателя, что канадский капитан принадлежит к числу людей, готовых на все, и за ним необходим особый надзор.

За время пути «Портленда» по южной и центральной Атлантике канадский капитан не давал никаких поводов для жалоб. Но когда блокадопрорыватель вошел в Бискайский залив, над которым совершали постоянные полеты самолеты британской авиации, идиллия закончилась.

Однажды утром командир «Портленда» увидел, как из вентиляционного гриба одного из трюмов валит дым, привлекая внимание к его судну. Сначала командир подумал, что в трюме произошло какое–то самовозгорание, но потом, вспомнив предупреждение Кранке, послал в трюм вооруженных матросов с ручным пулеметом. В вентиляционную трубу был подан сжатый воздух, который подавил дым, направив его в трюм. Вскоре пленные в трюме стали задыхаться и ругаться на чем свет стоит.

Выждав немного, германские моряки открыли люк трюма, и оттуда стали вылезать пленные, кашляя и вытирая слезы. Последним на палубу вышел канадский капитан. Он тоже кашлял, вытирая слезы, но был зол и агрессивен. Командир «Портленда» попросил капитана воздержаться впредь от подобных фокусов, намекнув, что ему, моряку, будет очень прискорбно расстреливать своих коллег по профессии. Канадский капитан ничего не ответил…

После «Портленда» «Шеер» встретился с судном снабжения «Альштеруфер», шедшим непосредственно из Германии. На судне нашлись нужные материалы, чтобы капитально отремонтировать «Арадо», который хватил достаточно лиха на борту «Шеера». Но особенно всех на «Шеере» обрадовал тот факт, что «Альштеруфер» захватил мешки с почтой для них, что произошло впервые с тех пор, как «Шеер» оставил германские воды. В письмах моряков главным образом поздравляли с прошлым Рождеством, и, хотя поздравления несколько запоздали, все были безумно им рады.

Не задерживаясь, «Шеер» пошел дальше. Теперь был дорог каждый час. Но ко всеобщему удивлению, корабль неожиданно изменил курс. У Кранке были веские причины вернуться обратно примерно на двести миль. Было необходимо встретиться с подводной лодкой «U–124» и получить кварцевый блок к радиолокатору. Кроме того, там же должна была состояться встреча со вспомогательным крейсером «Корморан», направлявшимся в Индийский океан. Кранке должен был поделиться с командиром вспомогательного крейсера собственным опытом, а также передать ему боевые журналы вспомогательных крейсеров «Тор» и «Атлантис», из которых командир «Корморана» мог почерпнуть много для себя полезного.

На рассвете следующего дня над горизонтом появились верхушки чьих–то мачт. Почти наверняка это был «Корморан», но на всякий случай на линкоре пробили боевую тревогу.

Это был действительно «Корморан», а у его борта стояла «U–124». Командир лодки лейтенант Шульц воспользовался случаем, чтобы принять с «Корморана» торпеды и не возвращаться на базу.

Заметив на горизонте дымок «Шеера», лодка на всякий случай погрузилась, но, опознав «Шеер», всплыла. Ее командир вылез на рубку и просигналил: «Поздравляю, «Шеер»! Я привез вашу «сигарную коробку!»»

«Большое спасибо,— просигналил в ответ Кранке,— посылаю к вам катер. Там тоже будет для вас сюрприз».

На присланном катере подводникам передали свежевы–печенные булочки, ящик консервированной ветчины и, конечно, неизменные яйца с «Дюкьезы» Чуть позднее командир «Корморана» капитан второго ранга Детмере и лейтенант Шульц прибыли на борт «Шеера». Пока они обсуждали различные вопросы, Кранке, к великому его облегчению, доложили, что кварцевый блок установлен на место, и радиолокатор снова приведен в рабочее состояние.

Теперь «Шееру» предстояла последняя, но наиболее опасная задача — пробраться обратно в Германию через узкую западню Датского пролива.

XXI

Продолжая следовать на север, «Шеер» пересек экватор, прошел зону северо–западных пассатов с их декоративными кучевыми облаками, миновал Саргассово море и вошел в зону умеренного климата. Воздух стал заметно прохладнее. Полагаясь на ставшее уже аксиомой выражение, что «Шеер» — счастливый корабль, матросы нисколько не сомневались в благополучном возвращении домой и все свободное время готовились к этому событию: гладили выходную форму, драили щетками ботинки и чистили бархотками пуговицы на бушлатах первого срока.

Северная Атлантика, обычно штормовая в это время года, встретила «Шеера» всего лишь крупной зыбью.

«Шеер» входил в главную оперативную зону противника, и эфир был наполнен радиопереговорами английских боевых кораблей, ведущих в этом районе поиск «Шарнхорста» и «Гнейзенау», которые недавно провели очень успешный рейд против британского судоходства на огромном пространстве вплоть до островов Зеленого Мыса.

На борту корабля росло напряжение.

Берлин информировал Кранке, что «Шарнхорст» и «Гнейзенау» вернутся на свою базу в Бресте где–то между двадцать первым и двадцать третьим марта, и что тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер» оставил Брест, пытаясь прорваться Датским проливом и вернуться в Германию.

На первый взгляд все эти события затрудняли «Шееру» задачу скрытно прорваться домой. Но в Берлине считали, что все внимание английской воздушной разведки сосредоточено сейчас на захваченных немцами французских портах, куда ждут возвращения «Шарнхорста» и «Гнейзенау», потому у «Шеера» есть хороший шанс проскочить незамеченным.

Еще одной проблемой, которая стояла перед Кранке, была опасность, что «Шеер» и «Адмирал Хиппер» появятся в Датском проливе одновременно, а отряд обнаружить гораздо легче, чем одиночный корабль.

Главный Штаб решил эту проблему, сообщив Кранке, что «Хиппер» начнет прорыв 28 марта, а «Шеер» — вслед за ним.

22 марта «Шеер» достиг уже сорок пятого градуса северной широты. Северная Атлантика опомнилась и приветствовала появление карманного линкора свирепым штормом. Черные тучи закрыли небо, а сила северо–восточного ветра быстро достигла семи баллов. Стало гораздо холоднее, видимость упала. Офицеры и матросы переоделись в зимнее обмундирование.

В сумеречном свете раннего вечера на расстоянии не более десяти тысяч метров был неожиданно обнаружен танкер, идущий в одиночку западным курсом. Цель была очень соблазнительной, но не в такое время. Если бы атакованный танкер дал сигнал «Р. Р. Р.», то английские корабли, как потревоженные осы, ринулись бы в этот район, и вероятность благополучного возвращения домой стала бы весьма сомнительной. Поэтому Кранке позволил танкеру уйти.

На следующий день шторм превратился в ураган. Сила северо–восточного ветра достигла одиннадцати баллов. Орган Нептуна снова зазвучал на полную мощь, вздымая гигантские волны, которые с ревом сказочных чудовищ обрушивались на корабль.

Люди на вахте, одетые в полное штормовое обмундирование, пытались что–либо рассмотреть сквозь бушующий смерч. Глаза сигнальщиков слезились от ветра и горели от соленых брызг. Каждые полминуты нос «Шеера» погружался в волны, и всем казалось, что он уже никогда не поднимется на поверхность, а так и уйдет на дно. Но нос корабля поднимался из хаоса волн, стряхивая с себя воду, которая бурными водопадами срываясь за борт, неслась по палубе. Барометр продолжал падать.

Как всегда в штормовую погоду, Кранке не покидал мостика.

В таких условиях очень трудно держать корабль на курсе и еще труднее точно определить его место.

Ураган продолжался двое суток и к 25 марта стал утихать. К середине дня «Шеер» находился у южной оконечности Гренландии, и Кранке направил корабль в Датский пролив. С тяжелого крейсера «Адмирал Хиппер» уже поступил рапорт о том, что ему удалось благополучно пройти через пролив. Командир «Хиппера» капитан первого ранга Майзель информировал Кранке, что, когда «Хиппер» маневрировал среди ледовых полей, к югу он обнаружил английские крейсера. Значит, несмотря на погоду, противник продолжал нести сторожевую службу в проливе, и следовало быть крайне осторожным.

«Шеер» шел на север, находясь в полной боевой готовности. Комендоры стояли у орудий, все двери и люки были задраены по–боевому.

26 марта корабль подошел к южному входу в Датский пролив. Ветер стих, и море стало гораздо спокойнее. И видимость, к сожалению, заметно улучшилась. К полудню видимость стала почти идеальной, как обычно случается в ясные морозные дни. Кружащиеся вокруг корабля чайки говорили о близости земли. По имевшейся информации, англичане развернули несколько авиабаз в Исландии, и их самолеты постоянно патрулировали воздушное пространство между Рейкьявиком и Гренландией. В таких условиях и при такой видимости пройти незамеченным было практически невозможно, но Кранке продолжал вести «Шеер» северо–западным курсом, держась самой кромки пакового льда, где, как он надеялся, из–за разницы температуры воздуха и воды, обязательно образуется туман или, по меньшей мере, густая дымка.

К вечеру ожидания Кранке стали реальностью — корабль окутала дымка. Влажность достигала ста процентов, дышать стало труднее, но все радовались, что увеличились шансы проскочить незамеченными.

Ночью дымка рассеялась, и Кранке приказал остановить корабль, ожидая, что к утру природа создаст более благоприятные условия для прорыва.

В 05:00 на море опустился туман, пошел снег. «Шеер» начал движение. Синоптик Дефант снова стал самой важной персоной на борту. Поднявшись на мостик, он доложил, что ничего хорошего от погоды в течение нескольких суток ждать не приходится. То есть она будет хорошей и ясной.

— И никакой надежды? — спросил Кранке.

— Боюсь — никакой,— ответил Дефант.

«Шеер» шел теперь курсом семьдесят градусов со скоростью двадцать узлов. Падал мелкий снег, ветра не было. Над кромкой льда висела дымка, а в центре пролива стояла ясная морозная погода.

В 07:52 с радиолокационного поста доложили: «Крупный объект по курсу триста тридцать семь градусов, расстояние двадцать две тысячи метров».

Без сомнения, это был крейсер противника, который держался еще ближе к границе пакового льда, чем «Шеер». Он шел курсом шестьдесят градусов со скоростью пятнадцать узлов.

— Вероятно, это один из их тяжелых крейсеров, несущих сторожевую службу,— заметил Кранке.— И, естественно, он ищет нас там, где видимость хуже — вблизи границы пакового льда.

— Судя по его курсу,— сказал штурман,— он направляется в самую узкую часть пролива.

— Это точно,— согласился Кранке.— И, если я не ошибаюсь, он не один. Он взаимодействует с еще одним крейсером, идущим вдоль противоположной границы пакового льда. И теперь они начинают сходиться в узкости. Остаемся на прежнем курсе и увеличим скорость до двадцати трех узлов!

— Это те крейсера, о которых сообщал «Хиппер»? — спросил штурман.

— Нет,— ответил Кранке.— Те еще впереди.

В 10:40 с радиолокационного поста сообщили, что импульс объекта стал тускнеть, а вскоре вообще исчез.

К полудню погода стала еще лучше. К 13:00 видимость была идеальной, и Кранке приказал изменить курс на девяносто градусов, чтобы уйти еще дальше от места патрулирования крейсеров противника.

Башенные орудия «Шеера» находились в полной боевой готовности, поскольку контакт с противником мог произойти в любую минуту. Тем более, что появившееся солнце окончательно рассеяло остатки дымки. Небо было голубым, видимость — превосходной. «Шеер» находился уже слишком далеко на северо–востоке, чтобы уходить к ледовой границе. Оставалось надеяться на лучшее и принять вызов в случае появления английских крейсеров. В конце концов, «Шеер» был сильнее любого из них.

В 16:20 сигнальщики обнаружили на горизонте верхушки мачт и массивную дымовую трубу по пеленгу шестьдесят градусов.

— Вот он, третий крейсер, господа! — воскликнул Кранке, приказав изменить курс на юго–восток.

Некоторое время «Шеер» держался на курсе сто сорок, а затем снова повернул на девяносто. Горизонт был чист, и Кранке понял, что сигнальщики английского крейсера его не заметили.

К концу дня смертельно уставшие сигнальщики «Шеера» с надеждой смотрели на диск солнца, проваливающегося за горизонт. Было странно наблюдать этот холодный огненный шар, который в этих широтах не давал ничего, кроме света, и так беспощадно поджаривал их в тропиках.

С востока надвигалась темнота, постепенно скрывая в себе корабль. На западе небо еще пламенело, быстро окрашиваясь в фиолетовые тона.

В 18:00 снова была пробита боевая тревога — корабль подходил к северному выходу из пролива. В 18:30 была дана команда «Самый полный вперед!», и в тот же самый момент на мостик поступил удручающий рапорт: радиолокатор вышел из строя.

Кранке сжал зубы: погода и несовершенство техники, казалось, вместе ополчились против «Шеера», завидуя его удачливости. Впрочем, операторы обещали отремонтировать радар к утру, считая, что он вышел из строя в результате резкой перемены температур. Поскольку новейшая техника оказалась столь ненадежной, оставалось надеяться на традиционно превосходную германскую оптику и прекрасную выучку сигнальщиков.

В 19:30 по пеленгу десять был снова обнаружен крейсер противника, идущий восточным курсом. Кранке приказал положить руль вправо на борт и сбросить скорость, чтобы уменьшить размер носового буруна, а также шум от винтов, который могли услышать акустики на вражеском крейсере.

«Шеер» шел теперь курсом двести десять градусов, расстояние до английского крейсера не превышало восьми тысяч метров. Крейсер противника также повернул на юг, но было непонятно, сделал ли он это случайно или преследовал «Шеера»? Теперь уже было ясно, что это тяжелый крейсер, и все орудия «Шеера» были заряжены бронебойными снарядами.

Короткая вспышка света на борту вражеского корабля (кто–то зажег спичку или зажигалку) позволила точно определить расстояние до него. Кранке размышлял: открыть огонь или нет? В ночных боях огромное преимущество получает тот, кто сделает первый залп. Но ничто не свидетельствовало о том, что сигнальщики вражеского крейсера обнаружили «Шеер». Британский корабль шел со скоростью пятнадцать узлов, а его башни, насколько можно было разглядеть, были повернуты по диаметральной плоскости. Офицеры на мостике молча ждали, какое решение примет командир.

Но на решение Кранке влияло слишком много факторов. Относительно недалеко находилась Скапа–Флоу, главная база британского флота, где стояли английские линкоры, значительно превосходящие «Шеер» по огневой мощи и бронированию, а скорость их достигала тридцати узлов. Кроме того, на аэродромах Исландии с подвешенными бронебойными бомбами в полной готовности стояли английские бомбардировщики, ожидая только сигнала к вылету. Они немедленно появятся в воздухе, если «Шеер» объявит о своем присутствии, открыв огонь.

В случае боя «Шеер» почти наверняка уничтожил бы английский крейсер, но не настолько быстро, чтобы тот не успел оповестить адмирала Тови и многих других о появлении «Шеера». Учитывая близость Скапа–Флоу, «Шеер» в этом случае будет наверняка перехвачен где–нибудь северо–восточнее Исландии. И тогда вообще можно будет забыть о благополучном возвращении домой из столь успешно проведенного рейда. А гибель «Адмирала Шеера» столь серьезно отразится на престиже Германии, что ее не перевесит даже гибель нескольких английских кораблей, поскольку тяжелые корабли германского флота можно пересчитать по пальцам.

— Скажите, Шуман,— обратился Кранке к старшему артиллеристу,— они видят нас?

— Думаю, что нет,— ответил артиллерист.— Впрочем…

— Хорошо,— прервал его Кранке.— Я отлично понимаю, что означает ваше «впрочем». Вы хотите его потопить и уверены, что сможете это сделать. Я тоже уверен, что вы это сделаете, но сейчас лучше всего, если мы мирно разойдемся.

Кранке приказал взять немного влево, совсем немного, оставляя все орудия нацеленными на противника. Расстояние между кораблями стало увеличиваться и, несмотря на то, что «Шеер» шел со скоростью всего семь узлов, на расходящихся курсах противник быстро исчез из вида. Через короткое время Кранке вывел «Шеер» на старый курс и увеличил скорость до двадцати четырех узлов.

Однако сюрпризы этой ночи еще не закончились. В 22:45 на горизонте появились какие–то мигающие огни. Они плыли и парили в небе, запущенные откуда–то из–за горизонта или с морского дна. Огни разгорались все ярче, меняя цвет от ярко–белого до изумрудного, закручиваясь в небе огромными спиралями мистического хоровода. Необычное по размеру и величественности северное сияние зажглось в небе над «Шеером», экипаж которого взирал на это редкое явление Ее Величества Природы со смесью страха и любопытства. Кранке, как и все прочие, оценил мистическую красоту северного сияния, осветившего море на много миль вокруг, хотя эта «небесная пиротехника» была совсем некстати. Море сверкало и блестело, как в тропическое полнолуние. С правого борта «Шеера» ясно была видна северная оконечность Исландии, с левого — сказочными алмазными горами из царства гномов сверкали и искрились ледяные утесы Гренландии.

— Прорыв с праздничной иллюминацией, господа, —объявил Кранке.— И прямо на выходе из пролива!

Немного поднимал настроение тот факт, что противника нигде не было видно.

Северное сияние продолжало свое волшебное представление примерно в течение часа. Затем оно стало блекнуть и вскоре совсем исчезло, уступив снова место кромешной тьме ночи.

Самое худшее уже было позади, и «Шеер» лег на курс шестьдесят четыре. Тем не менее, расслабляться не следовало. До норвежских вод еще было далеко, а в любой момент можно было нарваться на сильное соединение англичан.

В 04:45 сигнальщики доложили, что по пеленгу шестьдесят градусов они обнаружили большой корабль. Судя по надстройке, это один из английских линкоров типа «Нельсон». Только этого сейчас и не хватало! «Нельсон», имевший девять 406–миллиметровых орудий, мог уничтожить «Шеер» одним залпом.

Кранке приказал увеличить ход до полного и лег на курс сто тридцать, поскольку более крутой поворот вел бы прямо на исландский берег.

Затем командир «Шеера» поднялся к сигнальщикам, чтобы точнее опознать, кого они обнаружили: «Нельсон», «Родней» или «Худ», самый большой и быстроходный линейный крейсер в мире.

— Расстояние? — спросил Кранке.

— 19 700 метров, командир,— доложил сигнальный старшина.

— 19 700? — с удивлением переспросил Кранке, глядя в бинокль.— На таком расстоянии вы должны были видеть не только его надстройку, но и корпус. Проверьте расстояние!

— 19 700 метров, господин капитан первого ранга. Ошибка исключена!

Кранке снова взглянул в бинокль, засмеялся и сказал:

— Это не они. Отбой тревоги!

По ошибке за английский линкор приняли айсберг, верхняя часть которого действительно напоминала надстройку линейных кораблей типа «Нельсон», в чем могли все убедиться, когда рассвело.

«Адмирал Шеер» продолжал идти полным ходом, стараясь отойти как можно дальше от огромного «вражеского авианосца», именуемого Исландией. Сигнальщики с беспокойством следили за небом, расчеты не отходили от зенитных орудий и пулеметов.

К полудню «небесная канцелярия» снова позаботилась о «Шеере», послав в район его нахождения шторм, низкую облачность и снеговые заряды. Второй хорошей новостью было сообщение радистов о введении в строй радиолокатора.

Достигнув шестидесятого градуса северной широты, «Шеер» повернул на юго–восток. Кранке послал в Берлин короткую радиограмму: «Подойду к Бергену в 05:00 30 марта. Пожалуйста, включите маяк у северного входа. Ганс». В ту ночь никто на борту «Шеера» не спал, и с ошибкой в несколько минут от указанного в радиограмме времени «Шеер» прибыл в Берген. Прежде чем у северного входа зажгли маяк, «Шеер» чуть дважды не напоролся на подводные рифы. Но все обошлось, и, приняв на борт лоцмана, корабль через узкий канал вошел в порт, где точно в семь часов утра 30 марта стал на якорь, завершив пятимесячный рейд по тылам противника.

30 марта было днем рождения Теодора Кранке, который таким образом преподнес себе подарок. «Шеер» находился в безопасности, но еще не дома. Ему предстоял последний отрезок пути.

В середине дня Кранке обсудил с командирами флотилии эсминцев детали перехода «Шеера» из Бергена в Киль. Ближе к вечеру на борт прибыл командующий морскими силами западного побережья Норвегии вице–адмирал фон Шредер.

В 19:30 «Шеер» снялся с якоря, вышел из Корсфиорда и со скоростью двадцать пять узлов пошел по направлению к Килю. Море, видимо, желая еще раз проверить «Шеер» на прочность, встретило корабль сильнейшим штормом, сопровождаемым шквальным ветром. К рассвету «Шеер» и эскортирующая его флотилия эсминцев находились у Кристан–зунда.

— Вы можете дать более двадцати пяти узлов? — сигналом запросил командир флотилии эсминцев, желая скорее проскочить пролив Скагеррак из–за опасности подводных лодок.

— Конечно,— просигналил в ответ Кранке.— Я боялся, что вы отстанете.

— Не преувеличивайте своих возможностей,— просемафорили с эсминца.

— Тогда полный вперед! — приказал Кранке и улыбнулся.— Держите фуражки, чтобы не сдуло!

Несмотря на то, что «Шеер» прошел сорок шесть тысяч морских миль, он был еще способен развить скорость 27,6 узла. Кранке перевел телеграф на «Самый полный вперед» и, казалось, что целая стая дьяволов завыла в дымовой трубе карманного линкора. Дрожа и вибрируя каждой заклепкой, «Шеер» рванулся вперед, выжимая каждую унцию мощи из своих дизелей. Эсминцы, чьи очень чувствительные паровые турбины высокого давления в течение нескольких предыдущих дней уже работали на полную мощность, сдавали, один за другим исчезая за кормой «Шеера». При проходе Категата, после четырех часов следования самым полным ходом, «Шеер» сбавил скорость, дав эсминцам себя нагнать и возобновить эскортирование. В густом тумане «Шеер» вошел в Бельт и первого апреля прибыл в Киль. Двадцать один флаг взвился на сигнальных фалах корабля, сообщая тоннаж потопленных и захваченных судов: 113 200 тонн!

Первое апреля было особенным, торжественным днем для всего экипажа «Адмирала Шеера». Ровно восемь лет назад — 1 апреля 1933 года — корабль был спущен на воду, «крещенный» дочерью прославленного адмирала Шеера Марианной Бессерер.

В 10:00 на «Шеере» сыграли торжественное построение. Офицеры и матросы построились в парадной форме на верхней палубе. На корабль прибыл главнокомандующий германским флотом гроссадмирал Эрих Редер. Главкома сопровождали адмирал Гузе и вицеадмирал Шмунд.

Главком обошел строй, поблагодарил моряков за службу, а затем объявил о награждении всего экипажа «Железными Крестами» — уникальный случай в практике германского флота.

— Корабль оказался достоин того славного имени, которое он несет на борту, — объявил Редер.

Главком пообедал в офицерской кают–компании «Шеера». Ему подали огромное блюдо, на котором бифштексы утопали в гирлянде яичных желтков. Это была память о «Дюкьезе», давно покоящейся на дне Атлантического океана.

Главком был ошеломлен.

— Это все мне? — спросил он у Кранке.

— Прощальный пир, экселенц,— объяснил командир «Шеера» .— Сегодня последний раз офицеры и матросы «Шеера» принимают пищу, не думая о положенных продовольственных нормах! Все эти яства достались нам с рефрижератора «Дюкьезы». Можно сказать, что это вынужденный подарок от мистера Черчилля.

Гроссадмирал улыбнулся:

— Да, Кранке, конечно! Я вспомнил. С удовольствием откушаю — ведь это ваш знаменитый «плавучий деликатес»!

Я читал об этом в рапортах.

ЭПИЛОГ

15 апреля 1941 года «Адмирал Шеер» встал на ремонт в Киле. Находясь в рейде, многие моряки его экипажа надеялись, что война кончится еще до их возвращения на базу. Теперь им пришлось убедиться в обратном: война не только не кончилась, но с каждым днем разгоралась все сильнее. «Шеер» еще стоял в ремонте, когда сбылись пророчества капитана «Дюкьезы» — германские войска вторглись в Россию. Тогда же, в июне 1941 года, капитан первого ранга Кранке сдал командование кораблем. Новым командиром стал капитан первого ранга Меендсен–Болькен.

1 июля 1941 года «Адмирал Шеер» вышел с ремонта и направился в Балтийское море для проведения послеремонтных испытаний и учений.

4 сентября корабль был перебазирован в Осло, но уже 8 сентября получил приказ вернуться на Балтику, где вместе с линкором «Тирпиц», двумя легкими крейсерами и тремя эсминцами нес сторожевую службу в восточной части Балтийского моря на случай прорыва советского флота из Кронштадта в Швецию. 24 сентября пилот бортового самолета «Шеера» случайно сбросил две глубинных бомбы, идя на вынужденную посадку. Бомбы взорвались в непосредственной близости от «Шеера», вызвав сильное сотрясение корабля. Самолет разбился, а «Шеер» 25 сентября был отпущен в Киль на ремонт, куда прибыл 26 сентября.

Из Киля «Адмирал Шеер» перешел в Гамбург, где с 29 сентября по 24 октября 1941 года простоял в ремонте на верфи «Блои и Фосс». Завершив ремонт, корабль вернулся в Балтийское море на тактические учения. 3 февраля 1942 года карманный линкор прибыл в Брунсбюттель, где начал подготовку к перебазированию в норвежские воды.

20 февраля 1942 года «Адмирал Шеер» вместе с тяжелым крейсером «Принц Ойген» в сопровождении пяти эсминцев вышел из Брунсбюттеля, направляясь в Гримштадфиорд, куда отряд прибыл 22 февраля, отбив по пути несколько атак британской авиации. 23 февраля корабли снова вышли в море, направляясь в Ло–Фиорд. Во время перехода британская подводная лодка «Трайдент» торпедировала и тяжело повредила «Принц Ойген». «Счастливый корабль» «Адмирал Шеер» благополучно добрался до Ло–Фиорда, где простоял с февраля по май, не принимая участия в боевых действиях из–за нехватки топлива.

В ночь с 9 на 10 мая 1942 года «Адмирал Шеер» с транспортом снабжения «Дитмаршен» в сопровождении четырех эсминцев перебазировался в Богенбухт. 25 мая туда пришел еще один карманный линкор «Лютцов» (бывший «Дойчлянд») в сопровождении пяти эсминцев и плавбазы «Нордмарк» — старого соплавателя «Шеера» по рейду в Атлантике.

4 июня 1942 года командование отрядом, названным «Боевая Группа–11», принял вице–адмирал Кумметц, поднявший флаг на «Лютцове».

2 июля 1942 года «Шеер» и «Лютцов» перебазировались в Каа–Фиорд, где 3 июля вице–адмирал Кумметц перенес свой флаг на «Шеер».

июля в Каа–Фиорд прибыла «Боевая Группа–1» в составе линейного корабля «Тирпиц», тяжелого крейсера «Адмирал Хиппер» и четырех эсминцев. Командование обеими боевыми группами принял находившийся на «Тирпице» адмирал Шнивинд.

июля 1942 года «Тирпиц», «Адмирал Шеер» и «Адмирал Хиппер» вышли в море для атаки обнаруженного конвоя. Однако по приказу из Берлина, где опасались британской засады, операция была прервана. «Адмирал Шеер» и сопровождавшие его эсминцы получили приказ вернуться в Богенбухт.

В конце июля 1942 года, памятуя о вошедшей в поговорку удачливости «Шеера», перед ним была поставлена уникальная задача — пройти Северным морским путем, уничтожая советские и союзные суда, идущие в Мурманск с Дальнего Востока. Главный Штаб японского флота информировал своих немецких союзников, что из портов США и Канады Северным морским путем идет поток грузов в СССР, особенно продовольствия. 16 июля 1942 года поступили сведения, что двадцать крупных транспортов вышли из Владивостока на Камчатку, а 26 июля покинули Петропавловск, взяв курс на Берингов пролив. 1 августа конвой был запеленгован в Беринговом проливе. В начале августа немецкая воздушная разведка засекла крупный караван, идущий из Архангельска в восточном направлении. «Шееру» было приказано перехватить оба этих встречных конвоя и попытаться уничтожить максимальное количество судов, бомбардировать базу Северного морского пути на острове Диксон и дезорганизовать всю систему союзных морских перевозок в Арктике по тому же методу, каким линкор действовал в Атлантике.

Эта операция, получившая кодовое название «Бундерланд», в самой своей основе носила характер авантюры. Выходить в глубокий тыл советского Северного Флота, не зная условий плавания в ледовой обстановке в оперативном районе, было чрезвычайно опасно, не говоря уже о всех неожиданностях чисто военного характера, корабль мог попасть в ледовую ловушку, из которой невозможно было бы выбраться, что грозило ему неминуемой гибелью. Рассчитывать на какую–либо помощь в Северном Ледовитом океане, в тысяче миль от базы, также не приходилось.

Северный морской путь, считавшийся внутренней коммуникацией СССР, был годами окутан тайной для любых иностранных мореплавателей. Все данные об условиях погоды и ледовой обстановке на этом трехтысячемильном пути вдоль заполярного побережья СССР считались совершенно секретными. Они бы такими и остались, если бы товарищ Сталин в эпоху своей «нерушимой дружбы» с Гитлером не был настолько любезен и глуп, что разрешил в августе 1940 года провести Северным морским путем немецкий вспомогательный крейсер «Комет», направлявшийся в Тихий и Индийский океаны крушить английскую морскую торговлю. Командиром «Комета» был назначен капитан первого ранга Роберт Эйссен — один из самых опытных гидрографов немецкого флота, прекрасный моряк, получивший специальное задание провести гидрографическую разведку Северного морского пути, что он и сделал при помощи трех сменявших друг друга советских ледоколов с весьма характерными названиями «Ленин», «Сталин» и «Каганович», которые в течение двух недель вели германский рейдер от острова Колгуев до Берингова пролива.

Материалы, собранные Эйссеном, были переданы на «Шеер», а потому капитан первого ранга Меендсен–Болькен, надеясь на то, что погода, управляемая Божьим Промыслом, в конкретные месяцы любого года соответствует вековым штампам, решил начать операцию точно день в день с той датой, когда легендарный «Комет» двинулся по Северному морскому пути вслед за ледоколом «Ленин» — ровно два года назад. То есть, 18 августа.

Разница заключалась только в том, что «Комет» шел через пролив Маточкин Шар, а «Шееру» необходимо было обогнуть с севера Новую Землю. Кроме того, в отличие от «Комета», линкор должен был начать операцию не от острова Колгуев, а выйдя из Нарвика. Поэтому Меендсену–Болькену пришлось начинать на двое суток раньше.

16 августа в пять часов утра «Адмирал Шеер» вышел из Нарвика. На борту рейдера находилась, как обычно, группа радиоразведки во главе с капитаном второго ранга Дистервергом.

Примерно сутки «Шеер» сопровождали три эсминца: «Эккольт», «Бейцин» и «Штайнбриг». Потом они повернули назад, а рейдер вышел на место секретного рандеву с двумя подводными лодками — «U–601» (капитан–лейтенант Грау) и «U–251» (капитан–лейтенант Тимм). Над Баренцевым морем держался густой туман, ледовая обстановка была благоприятной.

В тумане чуть не напоролись на транспорт, видимо, советский, идущий встречным курсом. Предупрежденный подводной лодкой, «Шеер» сумел уклониться от встречи и 19 августа, обогнув мыс Желания (северная оконечность Новой Земли), вошел в Карское море. Подводные лодки направились к югу вести наблюдение за проливом Маточкин Шар, чтобы информировать «Шеер» об идущих на восток караванах.

Войдя в Карское море, Меендсен–Болькен вспомнил поговорку, что «только глупец может уповать на Промысел Божий». Перед ним лежал дневник командира «Комета» двухгодичной давности, где капитан первого ранга Эйссен писал: «Это было восхитительное путешествие через пролив Вилькицкого под голубым небом, бледной луной и полуночным солнцем. Все было там, за исключением льда».

В отличие от Эйссена, прошедшего здесь два года назад, капитан первого ранга Меендсен–Болькен ничего, кроме льда, не видел. Ледяные поля окружали «Шеер» со всех сторон.

Более суток «Шеер» петлял около острова Уединения, пытаясь пробиться через ледяные поля. Это было особенно обидно потому, что ушедшая на юг «U–251» доложила о большом конвое — примерно из двадцати судов — идущем на восток, видимо, из Архангельска.

С «Шеера» катапультировали в воздух на ледовую разведку бортовой самолет «Арадо». Необходимо было как можно быстрее пробиться к архипелагу Норденшельда, мимо которого шла большая дорога арктических конвоев. Судя по радиоперехвату, идущий с Дальнего Востока конвой уже успел проскочить через пролив Вилькицкого. Но на подходе к проливу был другой конвой, идущий из Архангельска.

«Арадо» нашел проход в ледяных полях, и «Шееру» в итоге удалось дойти до архипелага, но тут ему снова преградили путь сплошные ледяные поля, за которыми где–то близко шли транспорты конвоя.

25 августа в 05:30 гидросамолет «Арадо» снова был послан на ледовую разведку. Рейдер малым ходом маневрировал в районе острова Русский. О его появлении в Карском море еще не знала ни разведка союзников, ни разведка советского Северного флота, в чей глубокий тыл прорвался столь крупный надводный корабль, каким являлся «Шеер». Случай сам по себе беспрецедентный в военно–морской истории.

Вернувшийся «Арадо» доложил, что нашел выход из очередной ледовой «мышеловки». Однако при посадке на воду в тумане гидросамолет получил настолько тяжелые повреждения, что больше его использовать было невозможно.

Проложив курс на выход, «Шеер» продолжал осторожно спускаться на юго–восток, надеясь перехватить конвой в проливе Вилькицкого, хотя ледовую обстановку в проливе Меендсен–Болькен не знал, а полагаться на воспоминания Эйссена больше не отваживался.

В полдень сигнальщики доложили командиру линкора об обнаружении на горизонте верхушек двух мачт. Мачты медленно поднялись над ледяной поверхностью, трансформировавшись в небольшое судно водоизмещением примерно в 3 000 тонн. Это был советский ледокольный пароход «Александр Сибиряков».

Построенный в 1909 году в Англии для Канады, он первоначально имел название «Беллавенчур». В 1916 году пароход был куплен Россией и переименован в «Александр Сибиряков» в честь крупного предпринимателя и финансиста, вкладывавшего большие деньги в освоение русской Сибири и крайних районов Севера. Собственно, на его деньги пароход и был куплен. Хотя сам Александр Сибиряков бежал за границу от ужасов большевизма, пароход так и не был переименован, поскольку многие почему–то считали Сибирякова одним из соратников Семена Дежнева — первооткрывателя Сибири в XVII веке.

В 1932 году «Александр Сибиряков» прославился на всю страну, сумев за одну навигацию пройти весь Северный морской путь, и был награжден орденом Красного Знамени. С началом войны «Сибиряков» был мобилизован и включен в состав Беломорской военной флотилии Северного флота, но в мае 1942 года сдан в Главное Управление Севморпути под гражданским флагом. Тем не менее, пароход был вооружен не хуже вспомогательного крейсера. На его корме были установлены два 76–миллиметровых орудия, а на носу — два 45–миллиметровых орудия. На надстройке грозно смотрели в небо четыре зенитных пулемета. Командовал пароходом старший лейтенант Качарава, а команда состояла из военных и гражданских моряков.

На «Сибирякове» увидели приближающийся «Шеер» почти в тот же момент, когда сигнальщики «Шеера» увидели их. Но опознавать корабли противника в советском флоте не умели даже выпускники Военно–морской академии. Поэтому неудивительно, что с мостика «Сибирякова» с удивлением смотрели на огромный военный корабль, появившийся неизвестно откуда в самом сердце Арктики. Такого еще не было за всю фиксированную историю полярного мореплавания.

На «Шеере» подняли американский флаг и сигнал: «Сообщите ледовую обстановку в проливе Вилькицкого».

С «Сибирякова» запросили название военного корабля.

«Тускалуза»,— ответил «Шеер» («Тускалуза» — один из американских тяжелых крейсеров). Тайное появление в центре Арктики американского тяжелого крейсера было совершенно невероятно, и правильно заподозрив, что перед ними противник, на «Сибирякове» резко изменили курс, пытаясь укрыться в проливе за островом Белуха.

«Немедленно остановиться и прекратить работу судовой радиостанции,— приказал «Шеер»,— сообщите ледовую обстановку в проливе Вилькицкого!»

«Военный корабль идет прямо на нас»,— радировал «Сибиряков» в штаб Севморпути на острове Диксон.

На Диксоне также никто ничего не понял. Ни о каком американском крейсере в Управлении Севморпути ничего, разумеется, не слышали.

Между тем тяжелый крейсер «Тускалуза» с тремя американскими и одним английским эсминцами в это время находился в Ваенге.

«Шеер» повернулся к «Сибирякову» носом, не желая до поры до времени быть опознанным. Его мощная радиостанция стала забивать волну «Сибирякова», а прожектор еще раз промигал приказ: «Остановиться!» А так как «Сибиряков» не подчинился, в 12:02 «Шеер» дал предупредительный выстрел ему под нос.

Неизвестно, что в этот момент происходило на мостике «Сибирякова», но на Диксоне приняли от него последнюю радиограмму следующего содержания:

«Вижу вспомогательный крейсер противника!»

Более связаться с «Сибиряковым» не удалось, какое–то время он считался пропавшим без вести.

Но и появление немецкого вспомогательного крейсера в непосредственной близости от пролива Вилькицкого было чрезвычайным происшествием огромного масштаба.

«Всем, всем, всем! — объявила тревогу радиостанция острова Диксон.— В Карском море появился фашистский вспомогательный крейсер!»

В это время караван из четырнадцати крупных транспортов уже шел по проливу Вилькицкого курсом, который вел прямо на «Шеер».

Между «Шеером» и караваном находился только ледокольный пароход «Сибиряков».

Возможно, что на «Сибирякове» действительно приняли «Адмирал Шеер» за вспомогательный крейсер. Расстояние между кораблями было не меньше двенадцати тысяч метров. Возможно также, что когда «Шеер» произвел предупредительный выстрел, на «Сибирякове» поняли, что перед ними противник, когда вспомнили многочисленные предупреждения командования Северным флотом, что в Карском море следует опасаться подводных лодок и вспомогательных крейсеров противника. При этом никакая фантазия не могла представить, что в эти воды пожалует линкор, пусть даже карманный.

А поскольку «Сибиряков» сам был фактически вспомогательным крейсером, то доблестный старший лейтенант Качарава, не колеблясь, приказал открыть ответный огонь из всех орудий, а его радиостанция, как боевой горн, трубила тревогу по всем бухтам, портам, станциям и базам Заполярья.

Позднее выяснилось, что ни одна из этих радиограмм «Сибирякова» принята не была, но ретрансляция его последней радиограммы с Диксона была принята караваном, идущим через пролив Вилькицкого. Транспортам было приказано уходить в лед. На это требовалось около часа, и никто не знал, отпустит судьба им этот час или нет…

Вторым залпом «Шеер» добился попадания в «Сибирякова». Взорвались цистерны с бензином, сложенные на палубе ледокола, судно охватил огонь, но оно продолжало стрелять из всех орудий, вызывая восхищение на карманном линкоре.

Снаряды орудий «Сибирякова» падали с большим недолетом, но Меендсен–Болькен приказал всем покинуть верхнюю палубу корабля.

«Сибиряков» продолжал вести огонь, искусно используя туманные буи вместо дымовой завесы.

Моряки «Сибирякова» повторили подвиг английского вспомогательного крейсера «Джервис Бей», который, вступив с «Шеером» в бой, дал возможность охраняемому им конвою рассредоточиться в океане. Но, если «Джервис Бей» продержался против «Шеера» двадцать две минуты, то «Александр Сибиряков» сражался с карманным линкором более часа, прежде чем ушел на дно на ровном киле.

Этого часа оказалось достаточно для судов каравана, чтобы уйти в лед, где их «Шеер» уже никак не мог достать.

Подняв на борт уцелевших членов команды «Сибирякова» (погибли семьдесят девять русских моряков), включая командира Качараву, «Шеер» попытался пробиться в пролив Вилькицкого и перехватить караван транспортов.

В это время погода переменилась, спустился густой туман, изменился ветер, а льды, сквозь которые двигался «Адмирал Шеер», стали угрожающе уплотняться, сдавливая борта корабля.

Бортового самолета больше на «Шеере» не было — его даже не стали поднимать после аварийной посадки на воду, а добили огнем одного из зенитных орудий. Корабль лишился своих «глаз».

Между тем из–за тумана почти двое суток штурманам «Шеера» не удавалось сделать точные астрономические определения — льды, ветер и течения сносили корабль с курса.

Напав на «Сибирякова», Меендсен–Болькен надеялся завладеть секретными картами ледовой обстановки.

Этого сделать не удалось, но в его распоряжении теперь было восемнадцать пленных, допрос которых несколько прояснил обстановку.

Поняв, что до каравана судов, идущих из Архангельска, ему уже не добраться, капитан первого ранга Меендсен–Болькен решил напасть на остров Диксон, подвергнуть его бомбардировке, уничтожить находившиеся в порту суда, береговые сооружения и штабы. При благоприятной обстановке он рассчитывал высадить на остров десант, который бы завершил разгром этой важной советской арктической базы.

Выяснив с помощью пленных оптимальные пути подхода к острову через льды, «Шеер» ночью 27 августа подошел к Диксону.

На подходе к острову с одной из льдин, прямо перед носом «Шеера», крупный белый медведь прыгнул в полынью и поплыл к другой льдине. Меендсен–Болькен — большой любитель животных — остановил корабль, дав медведю благополучно добраться до льдины.

Подойдя к острову примерно на десять тысяч метров, «Шеер» открыл огонь из орудий главного калибра по поселку и порту.

Ответный огонь вела находившаяся на острове шестидюймовая береговая батарея и орудия с вооруженных пароходов «Дежнев» и «Революционер», находившихся в порту. Однако их огонь очень плохо управлялся, и попаданий в «Шеер» достигнуто не было. По тому как вел бомбардировку «Шеер», становилось ясно, что на рейдере более или менее точно (видимо, от военнопленных) знали расположение основных важных объектов на острове и в порту.

Корабль семь раз возобновлял бомбардировку, временами отходя в море и ставя дымовую завесу от огня береговых батарей, выпустив по острову всего семьдесят семь снарядов главного калибра. Ему удалось потопить стоявший в порту танкер и взорвать баржу с боеприпасами. «Дежнев» и «Революционер» получили тяжелые повреждения.

Если береговые батареи и вооруженные пароходы вступили в доблестный бой с карманным линкором, то в штабах на Диксоне царила откровенная паника.

Жгли секретные шифры и документы. Все были уверены в неизбежности высадки десанта и под взрывы тяжелых снарядов бежали в тундру — вглубь острова.

Горели склады с углем, цистерны с мазутом и соляркой. Обходя остров, двигаясь на северо–восток, «Шеер» продолжал бомбардировку. Ему удалось уничтожить передающую антенну и сильно повредить здание радиостанции «Новый Диксон», разрушить здание штаба Морских операций и Управления Севморпути.

Однако на этот раз карманный линкор был точно опознан, и радиостанция Диксона успела передать об этом сообщение, дошедшее до Штаба Северного флота в «Полярном». Полученная информация привела штаб флота в оцепенение. У Северного флота не было никаких боевых средств, способных перехватить «Шеер» и уничтожить его. Основные силы союзников находились в этот момент в районе Исландии.

Однако на высадку десанта на Диксоне Меендсен–Болькен не решился. Наличие на острове шестидюймовой береговой батареи говорило о том, что на Диксоне имеется достаточно сильный гарнизон, уже показавший намерение сражаться.

Кроме того, неожиданное изменение силы и направления ветра привело командира «Шеера» к мысли, что надвигающиеся льды могут отрезать его отход от острова.

Меендсен–Болькен собирался бомбардировать еще и Амдерму, но вечером 27 августа получил приказ командующего германским флотом в Норвегии адмирала Шмундта возвращаться в базу.

Обратный путь «Адмирала Шеера» прошел также без всяких помех и 28 августа в 19:37 три эсминца пятой флотилии встретили карманный линкор у острова Медвежий и вступили в его охранение.

30 августа около полудня «Адмирал Шеер» вернулся в базу, войдя в Тьелзунд. Рейд «Шеера» к острову Диксон произвел ошеломляющее впечатление и имел огромное значение.

Главной задачей любого рейдера против судоходства противника является не потопление в ходе операции большого количества судов — это вторичный показатель, — а внесение дезорганизации в систему морских перевозок врага, заставляя его отвлекать крупные силы для охраны транспортных конвоев, менять маршруты их следования, объявлять запретными различные районы плаваний и многое другое.

Именно это удалось сделать «Шееру» в Атлантике, то же удалось сделать и в советском Заполярье. Советское командование впервые осознало, насколько уязвимы арктические морские пути для проникновения в самое сердце Арктики крупных боевых кораблей противника, и долго стройный силуэт «Шеера» еще мерещился в этих широтах, хотя у немцев уже не было никакой возможности повторить подобные операции…

В сентябре–октябре 1942 года «Шеер» оставался в Норвегии, меняя места стоянок, а 6 ноября 1942 года покинул норвежские воды и в сопровождении пяти эсминцев 8–й флотилии направился в Вильгельмсгафен, где в декабре 1942 года встал на капитальный ремонт.

После завершения ремонта «Адмирал Шеер» был переведен в Балтийское море, где в течение 1943 года и начала 1944–го, базируясь попеременно на Готенгафен и Свинемюн–де, входил в состав отряда учебных кораблей.

По мере наступления Советской Армии по Балтийскому побережью оставшиеся в строю крупные немецкие корабли перебрасывались на Балтику, поддерживая своим огнем приморский фланг армии, помогая осуществлять эвакуацию приморских гарнизонов и беженцев.

В октябре 1944 года «Адмирал Шеер» был включен в оперативную боевую группу Балтийского моря, которой командовал бывший командир «Атлантиса» Рогге, ставший к этому времени уже вице–адмиралом с флагом на тяжелом крейсере «Принц Ойген».

18 ноября 1944 года «Адмирал Шеер» подошел к острову Сворбе (Моонзундский архипелаг), чтобы огнем своих тяжелых орудий приостановить наступление Красной Армии и содействовать эвакуации гарнизонов островов.

Как только «Адмирал Шеер» появился у острова, его сразу с трех направлений атаковали более тридцати советских торпедоносцев и бомбардировщиков. По словам одного очевидца, ««Адмирал Шеер» начал бой, как огромный дикий кабан, отбивающийся от своры охотничьих собак. Начался невероятный, потрясающий танец. Торпеды, хорошо различимые по следу, каждый раз проходили мимо корабля, описывавшего циркуляции на большой скорости, а вокруг рвались бомбы…»

До 24 ноября «Шеер» прикрывал огнем эвакуацию Сворбе, отбиваясь от налетов советской авиации. Расстреляв практически весь боезапас, «Шеер» был сменен «Лютцовым» и отошел для погрузки снарядов.

В декабре 1944 года «Адмирал Шеер» и «Лютцов» огнем орудий главного калибра прикрывали эвакуацию гарнизона Мемеля.

Залпы тяжелых орудий карманных линкоров, разумеется, уже не могли повлиять на исход войны, но, сильно замедляя наступление советских войск, обеспечивали эвакуацию беженцев, раненых и безнадежно окруженных войск с обороняемых плацдармов. Благодаря им, морем было перевезено свыше двух миллионов человек, что является примером наиболее успешной эвакуации морем в современной истории…

В январе 1945 года «Шеер» действовал у Пиллау, где скопилось огромное количество войск и беженцев, надеявшихся эвакуироваться морем на спасительный запад. Маленький приморский город не мог вместить всех собравшихся в нем людей. Ужасные сцены разыгрывались на городских улицах и причалах. Советские войска окружили Пиллау с трех сторон, перерезав сухопутную связь с Кенигсбергом. «Адмирал Шеер» и «Лютцов» обрушивали на советские позиции тонны 280–миллиметровых снарядов.

9 и 10 февраля 1945 года «Адмирал Шеер» своим огнем заставил отступить с занимаемых позиций части тридцать девятой советской армии. В результате была восстановлена сухопутная связь с Кенигсбергом, куда устремились вырвавшиеся из окружения войска и сотни тысяч беженцев.

С мостика «Шеера» через дальномеры были видны бесконечные толпы людей, домашнего скота и вереницы повозок, бредущие по льду бухты, отделяющей Пиллау от Кенигсберга. Русская артиллерия вела по ним спорадический огонь, не желая обнаруживать свои позиции. На «Шеере» начались проблемы с пополнением боеприпасов и горючего, но когда их удавалось пополнить, орудия «Шеера» снова обрушивали огонь на советские батареи и скопления танков, отбрасывая их от города.

В течение февраля 1945 года «Адмирал Шеер» разрушал советские «мешки» под Эльбингом, Толькемитом и Фрауебургом, давая возможность окруженным гарнизонам отходить все дальше на запад.

Орудия «Шеера», чтобы достать до русских позиций, должны были стрелять на расстояние около двадцати двух миль, что составляло предел дальности их огня. В результате стволы орудий оказались настолько изношенными, что нуждались в срочной замене. Корабль был направлен в Киль для смены артиллерии.

По пути «Адмирал Шеер» прибыл в Готтенгафен, откуда ушел 8 марта в сопровождении двух эсминцев, взяв на борт восемьсот беженцев и двести раненых. На пути в Киль с «Шеера» между Кольбергом и Дивеновым увидели большое скопление беженцев, пытавшихся пройти по прибрежному льду под огнем советской артиллерии. Несмотря на большое количество пассажиров на борту, «Шеер» открыл огонь и тремя залпами заставил замолчать артиллерию противника.

Прибыв в Киль, корабль встал к стенке завода «Германия» для смены орудий. Работы шли медленно, поскольку город и военно–морскую базу днем и ночью бомбила англоамериканская авиация. Но «Шеер», оправдывая свое прозвище «счастливого корабля», оставался целым и невредимым в течение целого месяца.

Так продолжалось до 9 апреля 1945 года. В этот роковой день, в 21:33 над Килем появилась первая волна английских бомбардировщиков. Имея разведданные о нахождении на заводе «Шеера», англичане в течение двадцати минут поливали бомбами завод и его акваторию. Казалось, что удача бесконечно будет сопутствовать «Шееру» — он не получил ни одного прямого попадания.

В 22:00 над городом начала действовать вторая волна английских бомбардировщиков. Через 8 минут очередное звено бомбардировщиков появилось над акваторией завода. Серия из пяти тяжелых бомб упала в воду у самого правого борта «Шеера», взорвавшись в воде и проломив гидравлическими ударами обшивку вдоль почти всей подводной части правого борта корабля. «Адмирал Шеер» стал тяжело крениться на правый борт и через час после начала атаки перевернулся, уткнувшись надстройкой в песчаное дно заводского бассейна. Над водой осталась только часть левого борта и гребные винты. Погибли тридцать два человека. Большей части экипажа удалось перебраться на стенку. В течение ночи рабочие, вырезав в днище погибшего корабля отверстия, спасли еще четырнадцать человек, включая командира — капитана первого ранга Тинемана.

После войны возникла легенда, что при реконструкции завода перевернувшийся «Шеер» был засыпан щебнем и забетонирован в новом причале, став единственным в мире боевым кораблем, захороненным на суше. Это не совсем так. Разборка корабля началась еще в июле 1945 года. С «Шеера» были сняты башни главного калибра, вся вспомогательная и зенитная артиллерия, гребные винты, броневые плиты и детали, выполненные из цветных металлов.

К 1950 году оставался только каркас корабельного корпуса, который действительно был засыпан щебнем и забетонирован.

Сегодня над корпусом «Адмирала Шеера» находится автомобильная стоянка рабочих и служащих нынешнего Военно–морского арсенала в Киле.

Какова же оказалась судьба одного из наиболее известных командиров «Адмирала Шеера» — капитана первого ранга Теодора Кранке?

1 апреля 1941 года — в день возвращения корабля из длительного Атлантического рейда в Германию он был произведен в контр–адмиралы.

В июне 1941 года Кранке занял пост начальника Квартирмейстерского управления Главного морского штаба и офицера связи при ставке Гитлера.

1 апреля 1942 года Кранке стал вице–адмиралом, а 1 марта 1943 года был произведен в адмиралы и назначен командующим военно–морской группы «Запад».

В апреле 1945 года Кранке был назначен командующим германским флотом в Норвегии, где сдался в плен англичанам. Адмирал Кранке находился в плену два года, в течение которых английские следователи проверяли его деятельность, стараясь усмотреть в этой деятельности признаки военных преступлений. В 1947 году Кранке был отпущен из плена. Умер 18 июня 1973 года в возрасте восьмидесяти лет в пригороде Гамбурга Венторф.

Полярный командир «Шеера» капитан первого ранга Вильгельм Меендсен–Болькен командовал кораблем до ноября 1942 года.

1 февраля 1943 года Меендсен–Болькен был произведен в контр–адмиралы и назначен командующим немецкими военно–морскими силами в Тунисе, а затем — в Италии.

За рейд «Адмирала Шеера» к острову Диксон награжден Рыцарским Крестом.

В июле 1944 года Меендсен–Болькен был произведен в вице–адмиралы и до мая 1945 года являлся последним командующим надводными силами Кригсмарине. В плену у Меендсена–Болькена были неприятности из–за полученных свидетельских показаний, что его матросы стреляли по шлюпкам «Сибирякова». Но доказать ничего не удалось.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Водоизмещение: 15 900 т (полное).

Главные размерения: 186 х 20,7 х 7,25м.

Скорость максимальная: 28 узлов (трехвальная дизельная энергетическая установка, 54 000 л. с.).

Вооружение: Шесть 280–мм (11")/54 орудий, расположенных в двух трехорудийных башнях на оконечностях.

Восемь 150–мм/55 орудий в одноствольных артустанов–ках на верхней палубе.

Шесть 105–мм/65 зенитных орудий в двуствольных арт–установках.

Восемь 37–мм двуствольных зенитных установок.

Шесть 20–мм зенитных автоматов.

Восемь 533–мм надводных торпедных аппаратов.

Катапульта, два самолета «Арадо».

Бронирование:

Борта — 80 мм.

Палубы — 45 мм.

Башни — 150 мм.

Боевая рубка — 150 мм.

Дальность плавания: 9100 морских миль при скорости 20 узлов.

Экипаж: 615 — 1150 человек.

Тип : «Дойчлянд».

Адмирал Шеер (1863 — 1928), в честь которого назван корабль — командующий Флотом открытого моря Германии с 1916 года по 1918–й.

Броненосец (карманный линкор) «Адмирал Шеер» был заложен 25 июня 1931 года на верфи ВМС в Вильгельмсгафене.

Корабль был спущен на воду 1 апреля 1933 года. Крестная — дочь адмирала Шеера Марианна Бессерер.

12 ноября 1934 года «Адмирал Шеер», укомплектованный экипажем с броненосца «Гессен», был введен в строй.

18 апреля 1935 года, завершив все испытания, корабль был включен в состав линейных сил Германского флота.

С 30 августа по 1 сентября 1935 года «Адмирал Шеер» совершил визит в Данциг.

19 октября 1935 года «Адмирал Шеер» вышел в Атлантическое плавание. Корабль посетил Фуншал на острове Мадейра и 9 ноября 1935 года вернулся в Киль.

6 июня 1936 года на «Адмирале Шеере» поднял флаг командующий флотом адмирал Ферстер.

С 6 по 19 июня вместе с карманным линкором «Дойчлянд» «Адмирал Шеер» совершил поход через пролив Ла–Манш в Ирландское море, после чего, обогнув мыс Скаген, вернулся в Киль.

С 23 по 29 июня 1936 года «Шеер» под флагом адмирала Ферстера посетил Стокгольм, где на его борту побывал король Швеции Густав V. После возвращения в Киль адмирал Ферстер перенес флаг на карманный линкор «Адмирал граф Шпее».

24 июля 1936 года линкоры «Адмирал Шеер» и «Дойчлянд» (флаг контр–адмирала Карлса) вышли в испанские воды для защиты немецких граждан и собственности в связи с начавшейся 17 июля в Испании гражданской войной.

31 августа 1936 года «Адмирал Шеер» вернулся в Киль, провел учения в Северном море, а 2 октября покинул Вильгельмсгафен, снова направившись в испанские воды.

3 декабря 1936 года корабль вернулся в Киль на ремонт, по завершении которого, 15 марта 1937 года, снова ушел в Испанию, где пробыл до 7 апреля 1937 года.

9 мая 1937 года «Адмирал Шеер» вышел в свой четвертый поход к испанскому побережью.

29 мая 1937 года самолет «красных» испанцев атаковал флагманский корабль отряда «Дойчлянд» у Ибизы, добившись прямого попадания авиабомбы в броненосец. Получив сообщение об этом, «Адмирал Шеер» немедленно направился к Ибизе, а поврежденный «Дойчлянд» отошел в Гибралтар.

Командир линкора «Адмирал Шеер» капитан первого ранга Цилиакс в качестве возмездия нанес мощный артиллерийский удар по порту Альмерия. Действия карманного линкора поддерживали четыре миноносца второй флотилии.

10 июня 1936 года на «Адмирале Шеере» поднял флаг командующий отрядом контр–адмирал Фишель.

23 июня «Адмирал Шеер» был сменен у испанского побережья крейсером «Нюрнберг» и вернулся 1 июля 1937 года в Вильгельмсгафен.

После короткого пребывания на родине «Адмирал Шеер» 30 июля 1937 года вышел в свой пятый поход в испанские воды под флагом адмирала Карлса. Корабль пробыл у берегов Испании до 8 октября 1937 года, после чего был сменен «Дойчляндом» и вернулся 11 октября в Вильгельмсгафен, где встал на ремонт.

Проведя в январе 1938 года учения в Балтийском море, «Адмирал Шеер» 12 февраля 1938 года в шестой раз направился в Испанию, где 16 февраля на нем поднял флаг контрадмирал Фишель.

14 марта «Адмирал Шеер» был сменен крейсером «Эмден» и вернулся в Киль, где контр–адмирал Фишель сошел с корабля, передав командование отрядом командиру «Шеера».

19 марта корабль в седьмой раз ушел в Испанию, где пробыл до 26 июня.

29 июня 1938 года «Адмирал Шеер» вернулся в Вильгель–мсгафен, завершив свою деятельность у берегов Испании.

В июле 1938 года «Адмирал Шеер» проводил торпедные стрельбы в Балтийском море, а 22 августа принял участие в большом параде по случаю спуска на воду в Киле тяжелого крейсера «Принц Ойген» в присутствии Гитлера и адмирала Хорти.

В феврале 1939 года «Адмирал Шеер» находился в Гамбурге, салютуя спуску со стапеля линкора «Бисмарк», а в марте как флагманский корабль вице–адмирала Маршалля принимал участие в оккупации Мемельской области.

18 апреля 1939 года «Адмирал Шеер» ушел в Атлантическое плавание, посетив Лиссабон, вернулся 3 мая 1939 года в Вильгельмсгафен.

Уже 4 сентября 1939 года на рейде Шиллиг «Адмирал Шеер» подвергся первому налету английской авиации, получив незначительные повреждения от близких разрывов бомб. Зенитчики линкора сбили три вражеских бомбардировщика типа «Бристоль–Бланхейм».

В феврале 1940 года корабль прошел модернизацию в Вильгельмсгафене. Была перестроена носовая надстройка и изменена конфигурация форштевня — «Атлантический нос». «Адмирал Шеер» был переклассифицирован в тяжелые крейсера.

Капитан первого ранга Маршалль — ноябрь 1934— сентябрь 1936 гг.

Капитан первого ранга Цилиакс — сентябрь 1936— октябрь 1938 гг.

Капитан первого ранга Вурмбах — октябрь 1938— октябрь 1939 г г.

Капитан первого ранга Кранке — октябрь 1939—июнь 1941 г г.

Капитан первого ранга Меендсен–Болькен июнь 1941— ноябрь 1942 гг.

Капитан второго ранга Грубер (и. о.) ноябрь 1942—январь 1943 г г.

Капитан первого ранга Роте–Роф — февраль 1943—апрель 1944 г г.

Капитан первого ранга Тинеман — апрель 1944—10 апреля 1945 г г.