Пираты, каперы, корсары

Фридрих Герштеккер Джонки

Минуло несколько лет с той поры, как англичане захватили остров Гонконг у побережья Китая. Расценивая небольшой этот остров как ключ к Небесной Империи, они хотели первым делом стать твердой ногой на ближних подступах к ней, чтобы затем предоставить своим миссионерам и купцам возможность создания второго опорного пункта уже где-нибудь непосредственно на китайском берегу.

Тамошние моря кишели в те времена китайскими и малайскими пиратами, столь же опасными для чужеземцев, как и для собственных земляков. Впрочем, и до наших дней эти разбойники полностью не искоренены, а в лучшем случае лишь более или менее поприжаты, и действуют не столь нагло. На джонках — неуклюжих с виду, но тем не менее очень быстрых парусных судах — шныряют они беспрестанно взад и вперед у китайских берегов, поднимаясь даже далеко вверх по рекам, и между бесчисленных островов Ост-Индского архипелага, наводя страх на безобидные торговые суда и уклоняясь лишь от встреч с военными кораблями. Стоит им, однако, ощутить, что превосходят в чем-то противника, как они тут же показывают зубы. Даже малайские женщины, особенно с Борнео и соседних островов, и те (при большом численном перевесе, разумеется) рискуют нападать на американские военные корабли, капитаны которых не знают покоя, отбиваясь от них.

Неудивительно поэтому, что голландцы и англичане, особенно озабоченные обеспечением безопасности в этих водах, делали и делают все возможное, чтобы положить конец подобным бесчинствам и вынудить пиратов оставить их кровное ремесло. Однако сама местность там чрезвычайно благоприятствует преступникам. Тысячи островов с неисчислимыми маленькими укромными бухточками, с подводными камнями и мелями, известными лишь тем, кто там родился, не позволяют в большинстве случаев организовывать правильное и действенное преследование. Это и есть одна из причин того, что даже в самое последнее время совсем рядом с сильной европейской колонией эти пираты чуть ли не в открытую занимаются своей деятельностью, грабят, невзирая на флаги, торговые суда, а потом укрываются с добычей в каком-нибудь надежном убежище.

Голландские военные корабли с известным успехом крейсировали вокруг Бали и Борнео и между Молукками, пуская на дно пиратов, а их паровые суда вызывали панику среди неподготовленных к такому зрелищу туземных женщин; англичанам же приходилось иметь дело с китайскими пиратскими джонками на реке Кантон близ Гонконга. Кое-какие из них они расстреливали или сжигали, иной раз — даже целые флотилии, однако на смену им в еще большем количестве, словно из морской пучины, появлялись все новые и новые. Правда, в невероятном их числе были отчасти повинны и сами англичане, ибо, покровительствуя запрещенной опиумной торговле, они подтолкнули тем самым великое множество джонок на занятие этим противозаконным промыслом. Они контрабандой ввозили запретный наркотик в Китай, на обратном же пути их грабили собственные сородичи, забирая все, что они сумели добыть.

Главным образом, пиратами, как уже упоминалось, были китайцы и малайцы; однако не чурались порой этого ремесла и иные наиболее состоятельные представители торгового люда Ост-Индского архипелага — арабы, ловко прикрывавшиеся при этом своим Кораном; в отдельных случаях попадались на этом даже европейцы. С этими последними английские военные корабли церемонились меньше всего, и европейский пират, захваченный в подобной обстановке с поличным, едва ли мог рассчитывать на что-либо иное, кроме как украсить своей персоной нок реи.

Это было в ноябре 1846 года. Муссон дул в полную силу, и множество пришедших в Гонконг мелких каботажных суденышек старались отыскать стоянку у южного берега острова, где можно было бы укрыться от пронзительного ветра. Здесь собралось изрядное число джонок. На яликах они поддерживали оживленную связь с берегом, выгружали и погружали товары, частью предназначенные для южных островных групп, частью же — для контрабандной торговли в Кантоне, куда владельцы или кормчие различных суденышек, минуя все кордоны, пробирались только им одним ведомыми путями. Среди прочих там стояла одна джонка, почти не отличавшаяся от соседних, разве что бамбуковая палуба на ней была чуть почище, занавеси, прикрывающие окна каюты — чуть поновее, а циновочный парус — покрепче и более добротной выделки, чем на обычных торговых джонках. Расписано судно было так же, как и другие — те же огромные, зловещие глаза по обоим бортам у самого носа. На корме же, с истинно китайской изощренностью, искусно было вписано название — “Оранг Макан”, что по-малайски означает не что иное, как людоед.

Флага на джонке не было; в предутренний час, еще до рассвета, она тихонько проскользнула между притулившимися у берега суденышками и скромно, не нарушая ничьего покоя, бросила якорь. За весь день она ни разу не посылала лодку на берег, до самых сумерек, когда, наконец, несколько полуевропейского, полуиндийского облика личностей спустили на воду висевший за кормой ялик и отправились в нем на остров. Там они оставались до глубокой ночи, после чего столь же тихо, едва ли не тайком, снова вернулись на борт своего судна.

Гонконг — вольный порт, и ни санитарную полицию, ни пронырливых сборщиков налогов прибывающие суда, как правило, ни в малой степени не тревожат. Однако эта джонка чем-то, видимо, привлекла все же внимание английских властей, ибо в следующий полдень к ней подошел бот, в котором наряду с правительственным чиновником и китайской командой находились также двое важных сынов Небесной Империи; чиновник потребовал сперва владельца судна, а затем и его бумаги.

Чиновник, казалось, ничуть не удивился, что капитаном и владельцем джонки оказался его земляк. Мистер Мур, как звали последнего, беспрекословно предъявил документы, высказав, однако, некоторое удивление, что их требуют именно у него, тогда как, насколько ему известно, в отношении прочих джонок подобного не происходило. Команда, занятая приборкой палубы, целиком состояла из китайцев и была полном комплекте. Состояние здоровья людей не вызывало никаких нареканий. Выглядели они аккуратно и опрятно (что далеко не всегда можно сказать о парнях подобного сорта) и на все вопросы обоих пришедших с чиновником китайцев отвечали быстро и точно.

Мистер Мур купил, по его словам, эту джонку за сравнительно умеренную цену у одного китайского купца, который занимался прежде опиумной контрабандой. Не будучи настолько богатым, чтобы приобрести сразу большое судно, мистер Мур решил для начала ограничиться этим и заняться скупкой сырья на берегах Китая и Ост-Индского архипелага, чтобы сбывать его затем европейским судам или же обменивать у них на европейские товары. В Гонконг он зашел лишь затем, чтобы заправиться свежей водой и, если удастся, выторговать два-три ящика опиума. Словом, все было в порядке. Чиновник отдал ему бумаги обратно, обменялся несколькими словами со своими китайцами и покинул джонку с тем же, с чем и пришел. Приглашение капитана выпить в его маленькой каюте по стаканчику черри представитель властей с благодарностью отклонил.

Когда господа спускались по трапу в свой бот, капитан Мур, облокотясь на фальшборт, помахал им вслед рукой. Оглянись они в этот миг, им, видимо, бросилась бы в глаза игравшая на его губах ехидная улыбочка. Однако все они были столь поглощены проблемой, как бы половчее занять в шатком боте свои прежние места, что ничего вокруг не замечали. Затем толкаемый равномерными ударами весел бот отошел от борта джонки и заскользил обратно к берегу.

Мистер Мур был мужчиной в расцвете сил, лет сорока — сорока пяти, с густыми, вьющимися каштановыми волосами, но без бороды и усов, с лицом гладким и тщательно выбритым. На сильной кряжистой фигуре — обычная матросская одежда: синяя куртка и белые брюки. На голове китайская пробковая шапочка, обтянутая поверх шелком, вокруг живота — традиционный красный китайский пояс, за который вместо оружия заткнута мирная, короткая, очень красивой работы курительная трубка.

Он постоял у фальшборта, пока английский бот не удалился за пределы слышимости. Затем тихо присвистнул сквозь зубы, развернулся на каблуках и, подойдя к открытой каютной двери, весело крикнул вниз:

— Выходи, Бен-Али, все в порядке, они остались в высшей степени довольны и убрались восвояси. — Он расхохотался. — До чего же дьявольски глубокомысленная рожа была у этого верного слуги Его Величества, когда он безуспешно пытался разобраться, кто же перед ним, а уж о безнадежно глупых физиономиях обоих сынов Небесной Империи и говорить не приходится!..

Не успел он завершить свою речь, как из узкого люка показалась голова в тюрбане, а следом — и весь Бен-Али в богатом арабском наряде. Ковры, натянутые над палубой для защиты от солнца, целиком заслоняли его от берега.

— Ну что, прав я был? — спросил араб с хитрой ухмылкой, взглянув на приятеля. — Разве это не те двое длиннокосых, у которых мы в прошлый муссон отобрали возле Аноя груз опиума? Я сразу узнал их, стоило лишь глянуть краешком глаза из окна каюты.

— Разумеется, ты прав, Бен-Али — жемчужина твоей родной пустыни! — рассмеялся моряк. — Я и сам узнал этих оболтусов, едва увидел их озадаченные рожи. Но что же, черт возьми, могло навести этих узкоглазых на мой след, и как они сумели распознать это судно — вот загадка! Мы уж и краски не пожалели, и на расходы, кажется, не скупились — лишь бы сделать джонку неузнаваемой, и вот на тебе, — едва бросили якорь, как эти вельможи, словно из-под земли, тут как тут! Счастье, что я вовремя прислушался к голосу разума и, решив расстаться со своим, как ты любишь выражаться, украшением мужчины, сбрил усы и бороду. Наверное, мое лицо не настолько уж запомнилось им, чтобы вот так сразу меня узнать, но подозрения у них все-таки были, и этот мелкий негодяй прямо-таки не спускал с меня глаз. Жаль только, что они отказались пойти со мной в каюту, у меня там для них такой чаек был припасен, ввек бы не забыли.

— Это хорошо, — сказал Бен-Али, — на этот раз мы выкрутились. Но все же, я думаю, надо бы нам отсюда убираться, да поскорее: я почему-то уверен, что оба эти китайца не удовольствуются одним поверхностным осмотром.

— Что они могут сделать? — рассмеялся Мур. — Правительство в лице своего чиновника удовлетворено, а Китаю сейчас не до нас, ему бы в своих заботах разобраться. И потом, Бен, неужели ты думаешь, что я уйду отсюда, бросив на произвол судьбы добычу, стоящую рядом с нами на якоре? Вот она, и справа, и слева — рукой подать! Обе эти маленькие джонки битком набиты опиумом и к тому же готовы к выходу в море. Что еще надо? Пускай себе снимаются с якоря, тут мы на них и навалимся. Черт бы побрал этих длиннокосых! Так во грех и вводят. А ведь знай они, откуда ждать беды, остереглись бы вставать чуть ли не впритирку к нам.

— Будь уверен, — сказал араб, оскалив в улыбке крепкие зубы, — люди такого сорта, как правило, хорошо знают, что делают, и чувствуют себя здесь, под защитой пушек этого маленького форта, куда безопаснее, чем в самом центре своей Небесной Империи.

— Это верно, — согласился Мур, бросив вызывающий взгляд в сторону берега, — но, будь я проклят, Бен, знай я наверняка, что оба наших соседа хоть вполовину такие же ходоки, как и мы, ни этот паршивый форт, ни весь английский флот не помешали бы мне немедленно взять на абордаж оба судна и уйти с ними в море. Эти лежебоки с военного брига, что стоит там на якоре, как утка с подбитым крылом, может, и попытались бы за нами погнаться, и сигналы бы подавали, и стреляли, да только куда им! И все-таки, наверное, лучше бы нам выждать еще несколько дней. Ведь весь этот оголтелый джоночный сброд вокруг устроит, чего доброго, детский крик на лужайке и облепит нас, как воронья стая скогтившего добычу ястреба.

— Ну уж это было бы слишком, хоть план твой, признаться, все-таки безумен, — сказал араб.

Говорил он спокойно, хотя лихие огоньки в глазах выдавали, что невозможным он этот отчаянный план отнюдь не считает.

— Безумен? — воскликнул Мур. — А разве менее безумным было, когда ты ясной лунной ночью вытянул из сингапурской гавани датского “купца” и еще до рассвета переправил свою под завязку набитую товаром джонку в Малакку?

— Ну, — рассмеялся Бен-Али, — тогда я был на шесть лет моложе, чем сейчас, и ты был у меня старшим штурманом.

— А теперь, когда я стал твоим компаньоном, — воскликнул Мур, — неужели мы вместе не сможем провернуть ничуть не худшее дельце?

— Самое скверное — понапрасну подвергать себя опасности, — сказал араб, пожав плечами. — В архипелаге ходит множество судов с грузами для “Оранг Макана”; вовсе ни к чему выискивать самые колючие фрукты. Я понимаю, конечно — тебе хочется учинить шутку и вырвать этот жирный кусочек из самых зубов военного брига, столь уютно расположившегося у входа в гавань. Однако сейчас такой необходимости нет. Мой тебе совет: сегодня вечером с наступлением темноты мы выходим в море и идем круто к ветру, будто держим курс к китайскому берегу, а ночью уваливаемся и ждем на фарватере опиумные джонки; уйти от нас им уже вряд ли удастся.

— Надо подумать, — сказал Мур. — А пока людям там, внизу, не хватает воздуха. Пусть осторожно выбираются на палубу, за этим высоким фальшбортом ни один черт не разберет, что здесь за компания. Внизу слишком жарко, а нам надо поддерживать у них хорошее настроение.

Бен-Али снова скользнул в люк, и немного спустя на палубу не то чтобы поднялось, а скорее выползло десятка полтора коричневых парней — натуральных малайцев, с головными платками, вплетенными в их черные, длинные волосы, с крисами и пистолетами за поясами. Все они бросали вопросительные взгляды на своего белого предводителя.

— Терпение, ребятки, — рассмеялся тот. — Только терпение. Придется вам еще немного поиграть в прятки там, внизу, в жарком трюме. Я позабочусь, чтобы вам было полегче. Но надо быть очень осторожными. Еще хотя бы двое суток. Обещаете мне это?

Говорил Мур по-малайски, и довольно свободно. В ответ один из людей, со страшными светло-серыми рубцами по обеим сторонам коричневого лица и голыми грудью и руками сказал:

— Все в порядке, капитан, пока соседи рядом, продержимся. А уж туан Мур сумеет обвести всех вокруг пальца, не в первый раз!

Он слегка приподнял тент, чтобы можно было видеть весь рейд.

— Ого, — сказал он вдруг, — бриг-то там, похоже, готовится к выходу? Ну что же, тем лучше, теперь у нас и вовсе руки развязаны. Те два бота у берега можно не считать.

Мур схватил подзорную трубу и — с подсказки малайца — направил ее на военный корабль. Наблюдал он долго и внимательно.

— Действительно, — сказал он, наконец, — ты прав, на бриге ставят фор-марсель, и несколько человек работают с бакштагами. Якорная цепь натянута и стоит вертикально.

— Может, хотят выбрать другую якорную стоянку? — предположил другой малаец.

— Похоже на то, — сказал Мур. — Не хочется и думать, что они собираются навестить нас.

— Этого еще не хватало! — сказал Бен-Али, снова появившийся на палубе и сразу догадавшийся по возне на борту военного корабля, о чем шел разговор. — Только я думаю, им гораздо легче было бы послать к нам шлюпку.

— А наша шлюпка с водой где-то застряла, — пробурчал Мур себе под нос.

— Ну и пусть себе остается, — сказал араб, — воды у нас в трюме еще достаточно, и потом… ведь это было бы только компенсацией за нашу якорную стоянку.

— Разумеется, — сказал Мур. — Но на берегу об этом не знают, и я почти уверен, что шлюпке специально мешают выйти к нам. Они полагают, что смогут таким способом задержать нас здесь.

— Заблуждаются, — рассмеялся Бен-Али. — Однако, подойди они к нам поближе на этом нашпигованном пушками корабле, и положение станет очень рискованным. Впрочем, не так уж все и скверно. Мы ведь тоже можем под каким-нибудь предлогом поменять стоянку. Так что посмотрим.

Внимание экипажа джонки целиком переключилось на маневры довольно старого и неповоротливого с виду военного корабля, который и в самом деле уже поднял якорь и шел теперь с малым ветром прямо на джонку. На расстоянии примерно кабельтова он слегка отвернул, словно примериваясь, правильно ли выбрал место, и, вновь отойдя почти на ружейный выстрел, с грохотом отдал якорь, затем развернулся около него носом к берегу и остановился, наконец, грозя пушками правому борту джонки. Несколько минут спустя поднятые для маневра паруса снова убрали, и корабль зажил обычной своей спокойной жизнью, не проявляя никаких признаков агрессивности, будто его единственной целью было неизвестно почему сменить вдруг место стоянки.

Далеко не так спокоен был экипаж джонки.

— Проклятье! — чертыхнулся Мур, внимательно следивший за всем происходящим в подзорную трубу и лишь теперь снова сдвинувший ее тубусы. — Ему же там, у берега, в отлив будет слишком мелко! Впрочем, я же видел, как на этом самом месте преспокойно стояло трехмачтовое судно… А может эти негодяи что-то замыслили?

— Об этом мы, наверное, скоро узнаем, — рявкнул Бен-Али в нарушение обычной своей сдержанной манеры вести разговор. — Давайте-ка, ребята, снова в свое убежище, и замрите там, пока я не подам знака. Там спускают вельбот, и будь я проклят, если они не к нам в гости собираются.

— Ты прав, Бен, — воскликнул Мур, снова вытягивая тубусы своей трубы и направляя ее на приближающийся вельбот. — На корме трое офицеров, а может чиновников или еще каких начальников.

— Один из них, наверное, боцман — тот, что правит.

— Нет, это уж слишком… Черт побери, как будто мы и так у них не под самым бортом! Ведь они могут сделать с нами все, что угодно! Один залп с такого расстояния — и от нас только щепки полетят.

— Да, это был бы конец, — спокойно сказал Бен-Али, — но до этого, надеюсь, не дойдет. Мне что же, опять лезть вниз?

— Я думаю, да, — сказал Мур. — Так будет лучше. Не надо, чтобы тебя видели без особой необходимости. Спустись они даже в каюту и поинтересуйся кто ты такой, говори, что ты купец с одной из джонок, пришел сюда, чтобы продать мне опиум, и ожидаешь здесь свой ялик. Долго они у нас не пробудут, а захотят проверить трюм — пожалуйста — все равно ничего не найдут.

— А в самом худшем случае?

— Э, да что там, ко всем чертям! Течение сейчас, правда, нам навстречу, но, чтобы убраться, достаточно и ветра. Ну, а если очень уж прижмут, придется пойти на крайность. Живыми они нас не возьмут. Все ясно?

— Как всегда, — ответил Бен-Али. — Но надо быть настороже. А вот и наши гости!

— Эй, на джонке! — прозвучал в тот же миг с воды хриплый голос; Мур поспешил на кормовую надстройку, чтобы ответить оттуда, а Бен-Али немедленно скрылся в люке.

— Эй, на вельботе!

— Подайте конец, мы хотим к вам на борт!

— Сейчас, сэр. Эй вы там, на носу, бросьте конец на вельбот, да поживее! Вы что, не слышите?

— Да, да, сэр, — промяукал в ответ китаец, и тут же вниз полетела бухточка тонкого троса. Раскрутившись на лету, она попала прямо в руки сидящего впереди матроса, и тот ловко обвязал трос вокруг передней банки.

— Тяни к борту!

Трос выбрали и закрепили на нагеле, вельбот стал лагом к борту джонки, и трое офицеров, тех самых, которых Мур видел в подзорную трубу, поднялись на палубу и вежливо, хоть и довольно прохладно, поприветствовали владельца судна.

— Весьма польщен вашим визитом, джентльмены! Чем обязан? — спросил Мур, бросив беглый взгляд на темневший чуть поодаль бриг. — Могу ли чем-нибудь служить?

— Вы владелец или капитан этого судна? — задал встречный вопрос один из офицеров, судя по мундиру — первый лейтенант.

— Вы не ошиблись, — прозвучал краткий и чуть ироничный ответ.

— Ваше имя?

— Джеймс Мур. Меня сегодня уже проверяли, и я хотел бы знать…

— Мистер Мур, — прервал его офицер, — я действую по приказанию высшего начальства и хотел бы попросить вас не покидать этой якорной стоянки, пока не получите дальнейших указаний.

— Я жду воду, — мрачно ответил капитан джонки, — и как только она будет на борту, не вижу причин, которые могут помешать мне уйти, когда сочту нужным.

— Мне очень жаль, что приходится препираться с вами, — с холодной вежливостью возразил офицер, — но я имею категорический приказ, пустить вашу джонку на дно при первой же попытке к бегству.

— Бегство? — возмущенно воскликнул Мур. — Разве мои бумаги не в порядке? Разве не был уже у меня здесь чиновник, который обыскал мое судно, хотя я так и не понял, почему?

— Ваше судно, насколько мне известно, еще не обыскивали, — ответил офицер. — И сегодня для этого времени уже нет. Поэтому я оставляю у вас на борту этих двух джентльменов. Возможно, — добавил он более дружеским тоном, — что все это просто недоразумение. Во всяком случае, к завтрашнему утру все выяснится.

— А зачем же эти джентльмены у меня на борту?

— Таков приказ моего капитана. А теперь зажгите фонарь — приближаются сумерки — и повесьте его на правом борту, а когда течение переменится, то перевесьте на левый, чтобы он все время оставался нам виден. Лейтенант Боллард проследит за этим. При малейшем отступлении от этого указания, равно как и в случае, если огонь исчезнет, нашему вельботу приказано немедленно брать вас на абордаж. Какие неприятности вас при этом ожидают, вы сами отлично понимаете.

— Против силы не попрешь! — пожал плечами Мур. — Я безоружен и бороться с вашими пушками не могу. Надеюсь, однако, что утром мне разъяснят все же причину столь странного обращения со мной. И потом — заказанную нами воду сегодня, как видно, уже не привезут, и я в большом затруднении. На борту не осталось ни капли.

— Сегодня вечером я сброшу для вас в море бочонок, течение принесет его к вам, ловите. Мистер Боллард, вы знаете свои обязанности. Мистер Поутон, позаботьтесь, чтобы фонарь немедленно был на своем месте. Принесли его уже из вельбота?

— Он здесь, сэр.

— Ну, хорошо. До свиданья, джентльмены!

Офицер поклонился Муру, кивнул обоим своим подчиненным и спустился в вельбот, быстро доставивший его на стоящий совсем рядом корабль.

Четверть часа спустя приплыл обещанный бочонок с водой и был поднят на палубу. Оба англичанина ходили взад-вперед и, казалось, не знали толком, как вести себя со своими полуарестантами.

Тем решительнее был Мур. Он извинился, что оставит офицеров на минуту одних: он только убедится, что вода разделена между всеми людьми поровну и сразу вернется назад. Возвратился он и в самом деле очень скоро и тут же любезно пригласил обоих англичан осмотреть его каюту.

Пока квартирмейстер Поутон проверял, так ли, как было предписано, подвешен фонарь, третий лейтенант военного брига мистер Боллард спустился с хозяином джонки в его маленькую каюту. Ему и самому было очень любопытно взглянуть внутрь этого судна, о котором ходили такие странные и зловещие слухи. Не зря же, в конце концов, стоит напротив, грозя пушками, его собственный корабль.

В его воображении это маленькое суденышко рисовалось столь ужасным, что, прежде чем спуститься в каюту, он тайком строго-настрого приказал своему квартирмейстеру быть начеку и зорко следить за всем происходящим. Тем больше было его удивление, когда он увидел маленькую, приветливую каюту — воплощенный мир и покой. Палуба в ней была покрыта снежно-белой искусно сплетенной циновкой, легкие бамбуковые стенки завешены пестрыми, дорогими коврами, свисающая с подволока изящная европейская лампа заливала ярким и в то же время мягким светом уютное помещение.

У стола посередине каюты сидел Бен-Али в своей восточной одежде, покуривая короткую турецкую трубку, и усердно что-то писал. Вокруг него лежали книги и бумаги. Казалось, он столь погружен в свои расчеты, что не видит и не слышит вошедших. Голову он поднял лишь после того, как Мур назвал его имя.

Нигде ни следа оружия, за исключением двух висящих над дверью длинноствольных охотничьих ружей, без которых не обходилось, пожалуй, ни одно судно, плававшее в Ост-Индском архипелаге. Но и ими, похоже, давно не пользовались: испытующий, острый взгляд Болларда распознал на старых, еще с кремневыми замками, стволах легкую ржавчину. Лейтенант поприветствовал араба и сказал, озирая тесное помещение:

— Надо же, мистер Мур, глядя на вашу джонку снаружи, никак не подумаешь, что на ней такая прелестная каюта.

— Судно — наш дом, дорогой сэр, — возразил Мур, — и каждый украшает его по мере возможности.

— Однако, оружием вы, как я вижу, не очень-то богаты. При дорогих грузах от малайских пиратов в Архипелаге с этими старыми ружьями вряд ли отобьешься.

— Да уж, для этого они, прямо скажем, меньше всего приспособлены, — рассмеялся Мур, подойдя к маленькому стенному шкафчику и доставая оттуда бутылку и стаканы. — Это всего лишь инвентарь, доставшийся мне вместе с джонкой. Заряжены они, я полагаю, даже не прежним владельцем, а кем-то еще раньше. Мои собственные ружья и пистолеты висят над моей койкой, а там, под диваном, стоит ящик с саблями для моих людей, на случай, если и в самом деле на нас когда-нибудь нападут. Вы же знаете по собственному опыту, что огнестрельным оружием китайцы владеют весьма посредственно.

— Боже мой, — рассмеялся Боллард, — будто они с саблями-то лучше управляются!

— От стаканчика черри не откажетесь?

— Благодарю, но…

— Воздух здесь, у Гонконга, да еще при этом муссоне, не слишком-то полезен для здоровья… Поэтому настоятельно рекомендую воздать должное содержимому этой бутылки. Правда, после всего, что господа береговые чиновники о нас наплели, вы, чего доброго, можете посчитать нас еще и отравителями.

— Дорогой сэр…

— Береженого бог бережет, — рассмеялся Мур, затем наполнил до краев свой стакан и выпил его единым духом.

— Вот так, — сказал он, подвигая бутылку к лейтенанту. — Наливайте, пожалуйста, сами, сколько осилите и, если разрешите, я позову сюда и другого джентльмена, пусть и он примет стаканчик.

— Я не знаю… — неуверенно сказал офицер.

— Вам нечего бояться, — улыбнулся хозяин джонки, — отсюда, сквозь наши бамбуковые стенки, вы отлично сможете разглядеть все вывешенные там фонари, эти ваши условные сигналы. И потом, уверяю вас, завтрашний день меня вовсе не волнует: должно же, в конце концов, когда-то выясниться это чудовищное недоразумение, я уверен, что все подозрения, касающиеся меня и моего судна, отпадут как совершенно беспочвенные. Уйти в море я все равно не могу, пока на борту не будет воды, и я надеюсь, что мы сможем провести вечерок самым приятным образом.

Не тратя времени даром, он поднялся на несколько ступенек по трапу и крикнул квартирмейстеру, что его зовет офицер. Поначалу тот было заколебался, хотя перспектива принять стаканчик вина и была очень соблазнительна, и покинул палубу, лишь заслышав голос самого лейтенанта, подтвердившего приглашение. Потом они снова поднялись на палубу и гуляли по ней добрый час взад и вперед вместе с Муром, развлекавшим их всевозможными историями из своей неспокойной жизни и рассказами о полных приключений плаваниях в Архипелаге.

На бриге отбили склянки — девять часов. Прилив уже давно в полную силу гнал воду к берегу, а ветер совсем скис, и небо было плотно затянуто тучами. В подобных обстоятельствах покинуть якорную стоянку джонке было просто невозможно: ее сразу же пригнало бы к берегу. На борту царила полная тишина. Только вахтенный мерно шагал взад и вперед по палубе. Реи были спущены, руль закреплен, и маленькое суденышко напоминало чайку, спящую на тихой, почти зеркальной воде.

Меж тем подошло время ужина, и маленький, сверкающий чистотой столик в каюте был уже накрыт на четыре персоны. У лейтенанта Болларда были с собой бутерброды, и он попытался отклонить приглашение.

— Э, нет, джентльмены, не обижайте нас отказом, — воскликнул Мур, — не накормить гостей — такого на этом судне не водится!

— Непрошенных гостей, мистер Мур! — рассмеялся офицер.

— А, да что там, — простодушно признался моряк, — в первые минуты вы мне и впрямь были куда как неприятны, и будь моя власть, черта с два я принял бы вас на борт. Но уж коли так получилось, — а после более близкого знакомства обе стороны выяснили, надеюсь, что не так уж и те, и другие плохи — я полагаю, нет ни малейшей причины отказываться от вкусных яств, которые приготовил наш кок-китаец.

— В вашем любезном приглашении столько логики, — улыбаясь сказал офицер, — что отказываться было бы непростительным грехом. До наступления отлива еще добрый час, и скоротать его лучше, чем столь гостеприимно предложенным вами способом, просто невозможно. Мистер Поутон, я думаю, добрый ужин нам не повредит.

— Повредит? — добродушно усмехнулся квартирмейстер, совершенно покоренный грубоватой, истинно моряцкой манерой поведения Мура. — Какой может быть вред? Разве что еды маловато окажется!

— Пусть кок поторопится, — сказал по-малайски Мур своему вестовому. — У меня сегодня что-то чертовски разыгрался аппетит, — продолжал он, обращаясь к англичанам, — и я надеюсь, мои гости не отстанут от меня за столом. А после ужина, пожелай вы разделиться на вахты, к услугам одного из джентльменов диван в моей каюте или, если вам так больше нравится, я прикажу повесить на палубе гамак. Погода тихая и спокойная, а от росы натянем над ним тент.

— Превосходно! — воскликнул Боллард, чьи последние подозрения были этим предложением устранены. — Тогда я попросил бы вас о гамаке. Вы ведь отлично понимаете, что при нынешних обстоятельствах мы с мистером Поунтом должны быть вместе и находиться на палубе.

— Именно поэтому я и сделал вам такое предложение. Ну, а теперь — к столу. Я вижу, что Чунг-И, наш достойнейший кок-артист, потащил уже в каюту плоды своих гастрономических опытов, и чем быстрее мы за ним последуем, тем лучше. Извините меня только, я на минуту покину вас, чтобы позаботиться о вине.

Обведя взором палубу и убедившись, что все в порядке, оба англичанина спустились в каюту, где Бен Али убрал уже свои бумаги. Тем временем Мур стоял у трапа, ведущего в носовой трюм, рядом с наполовину высунувшимся из люка человеком.

— Сколько еще до отлива, Рудах? — спросил он вполголоса.

— Целый час, туан, — ответил малаец.

— А что ты скажешь о погоде?

— Все хорошо… Там, — он махнул рукой на норд-ост, — уже светлеет. Бриз придет еще до отлива.

— С фонарем все в порядке?

— Все готово, туан. Когда спускать?

— С первым хлопком пробки от шампанского, вы его услышите. Пусть Чунг-И остается у трапа.

— А если они выйдут и что-нибудь заметят?

— Тогда нам не остается ничего другого, как применить силу! — мрачно заметил Мур. — По сигналу шестеро из вас тихо пробираются на корму и становятся справа и слева у каютного трапа. Первого, кто захочет выйти наверх и кому я крикну: “Ну, еще стаканчик!”, хватайте и вяжите. Понятно?

— Все понятно, — широко улыбнулся парень, блестя глазами. — Да и заметь они там даже что-нибудь, не станут же они стрелять по судну, на котором их собственные офицеры, а уж вельбот-то нас не догонит, об этом мы позаботимся.

— Не услышали бы они только, как вы выбиваете скобу из якорной цепи. Допусти вы малейшую неосторожность, сразу весь бриг всполошится, да и оба эти парня — они ведь старые моряки и мгновенно поймут, что это означает.

— Да знаю, — усмехнулся малаец, — едва прилив ослабеет и судно перестанет натягивать цепь, мы это мигом сработаем. Жаль только этого якоря… Я на всякий случай привяжу к нему буек.

— Правильно, мы его еще поднимем, если, конечно, бриг не задержит его как заложника, — рассмеялся Мур. — Однако мне надо идти, чтобы гости чего-нибудь не заподозрили. Я могу на тебя положиться?

— Сайя, туан! — коротко ответил малаец.

Мур не произнес больше ни слова: он знал парня. Несколько минут спустя он с приготовленной заранее бутылкой входил уже в каюту, где его с нетерпением ожидали гости.

Тотчас же был подан ужин, и покуда внимание всех участников трапезы было поглощено едой, разговоры велись лишь урывками. Мур усердно налегал на содержимое бутылки, и даже Бен Али, мусульманин, полагая, видимо, что в море и грех — не грех, позволил себе некое отступление от строгих запретов Корана.

Пример был заразителен, и оба офицера тоже недолго заставили себя упрашивать, наслаждаясь, однако, крепким напитком с известной воздержанностью. Они понимали свою ответственность, и, не имея ни малейшего подозрения против развеселого капитана джонки, были достаточно разумны, чтобы не уронить своего достоинства и сохранить необходимую осторожность. Оба сидели тихо и молча, и время от времени, при малейшем шорохе на палубе, Боллард поднимался на несколько ступеней по маленькому трапу, откуда была видна вся джонка. Но их световой сигнал висел, как и прежде, реи были спущены, слышались только медленные, монотонные шаги вахтенного матроса.

Странная перемена произошла меж тем с серьезным и молчаливым ранее Бен Али. Вино развязало ему язык и, владея английским, хоть и с заметным акцентом, он почти не закрывал рта; рассказы из его весьма богатой всякими делами и случаями жизни, особенно интересные для моряков, так и сыпались один за другим. За два десятка лет, проведенных в Архипелаге на борту того или иного судна, он как свои пять пальцев изучил берега почти всех островов — от Китайских морей до Торресова пролива, не раз был ограблен пиратами, побывал в плену у австралийских аборигенов, служил толмачом на голландских военных кораблях и участвовал в сражениях с англичанами, служил на Яве, и лишь после того, как остров снова перешел к своим прежним обитателям, решил снова заняться торговлей и стать, наконец, господином самому себе.

Так прошел почти час. Еды на столе изрядно поубавилось. Насытившийся и размякший от вина Мур перевел разговор на паровое судно, затонувшее несколько лет назад у китайских берегов. Нагруженный богатыми ост-индскими товарами пароход наскочил на скалы, получил пробоину и той же ночью пошел ко дну. Спастись удалось лишь очень немногим. Боллард сказал, что на этом судне погиб и его отец.

— Ваш отец! — воскликнул развалившийся на диване с трубкой во рту Бен Али. — Значит, и он был среди тех несчастных, что приняли смерть в каюте, не имея возможности выбраться на волю?

— Бог знает! — вздохнул Боллард, поднимаясь со стула. — Это слишком печальная история, чтобы долго о ней вспоминать… Однако, я полагаю, скоро наступит отлив, самое время взглянуть на наш сигнал.

— Я отдал распоряжение на сей счет, — сказал Мур, также вставая из-за стола, — и хочу сам проследить, чтобы все было исполнено. Впрочем, как только прилив кончится, нам сюда сообщат. Кстати, о том судне. Вы не знаете, не подняли ли с него водолазы находившиеся на борту золотые слитки?

— Я думаю, да, — сказал Боллард. — И еще я думаю, не сошел ли с ума тот человек, что увидел весь этот ужас на борту утонувшего судна?

— Этот человек перед вами! — сказал посерьезневший сразу Бен Али глухим, неживым голосом. Рука, державшая трубку, безвольно опустилась, голова поникла, мрачный взгляд был неподвижно устремлен в дальний угол каюты.

— Вы? — воскликнул приготовившийся уже было подняться по трапу Боллард, растерянно поворачиваясь к арабу.

— Я, — подтвердил тот, медленно кивнув головой, — и до сих пор, стоит мне вспомнить о тех часах, сразу же сердце и душа цепенеют от ужаса.

— Вы должны рассказать нам об этом, — воскликнул Боллард, — я только на минутку поднимусь на палубу и сразу же снова спущусь.

— А я тем временем, — сказал Мур, поднимаясь вслед за обоими англичанами, — кое-что приготовлю, чтобы не так страшно было. Не зря же я купил в Батавии несколько корзин с шампанским. Вот, сегодня и проверим, настоящее ли оно.

Выбравшись на палубу, офицеры нашли, что все здесь осталось как и было до ужина. Прилив еще продолжался, хотя вода поднималась значительно медленнее. Только ветер слегка набрал силу и дул, как всегда в это время года, от норд-оста.

Мур открыл средний люк и спустился, чтобы достать шампанское, а Боллард с квартирмейстером прошли вперед, осмотрели все еще туго натянутые цепи, бросили взгляд на сигнальный фонарь, посмотрели на свой бриг, подсвеченный висевшим на его борту таким же фонарем, и медленно пошли назад к каюте. Люди на джонке, казалось, все спали, даже вахтенный китаец растянулся на палубе с подветренной стороны возле слегка приоткрытого среднего люка и молча смотрел в темное небо. Свет фонаря падал на его лицо.

— Удивительно тихая ночь сегодня, — сказал Мур, подходя к офицерам с бутылками шампанского в руках. — Но, думаю, к утру ветер усилится, по небу видно.

— Вполне возможно, — отозвался Боллард, глядя на норд-ост, — я даже полагаю, что это произойдет еще до рассвета. Но грунт здесь хороший, якорь держит крепко; если цепь не порвется — беспокоиться не о чем.

— Здесь вообще беспокоиться не о чем, — сказал Мур, — остров надежно прикрывает нас, ничего плохого не случится. Однако пойдемте же, джентльмены, шампанскому здешняя жара противопоказана. Чем скорее мы его выпьем, тем лучше. И потом, я и сам с нетерпением жду рассказа Бен Али. Он уже прилично накачался, но воспоминания о тех временах мигом его протрезвили.

Не оглядываясь больше на палубу, он спустился в каюту. Оба офицера последовали за ним. Араб все еще сидел в той же самой позе, в которой они его оставили. Трубка совсем погасла, а он, казалось не замечал ни ее, ни возвращения Мура и офицеров.

— Бой! Эй, бой, чистые стаканы! — крикнул Мур вверх, на палубу, и пригласил гостей снова занять свои места. — А теперь, Бен Али, облегчи душу. Эта история, похоже, глубоко встревожила тебя, так что поведай нам ее поскорее.

Чунг-И сам принес стаканы и тут же исчез из каюты. Встревоженный голосами араб резко вскинул голову, поднес мундштук к губам, попробовал сделать затяжку, потом медленно раскурил трубку от стоящей на столе свечи и сказал:

— Ты прав, друг. Тот день камнем давит мне душу, и я думаю, не без причины. Мне придется снова окинуть мысленным взором картины тех страшных часов. Время, которое лечит все раны, порядком смягчило прежнюю резкость этих картин, и мои слова не обладают уже прежней силой, иначе у вас от ужаса встали бы дыбом волосы.

— Черт побери, — сказал квартирмейстер, с любопытством вглядываясь в бледное лицо мусульманина, — вы говорите так, будто видели перед собой призраки!

— Призраки! — воскликнул Бен Али, дико сверкнув глазами. — Слушайте же, слушайте и судите сами… Так вот, было это так. Я только что вернулся с Явы на маленькой шхуне, которую один мой земляк, постарше меня, купил в Батавии. Я был ее совладельцем. Прибыль, которую мы выручили за рейс от Кантона, оказалась очень незначительной, потому что мы угодили в тайфун, получили изрядные повреждения и вынуждены были заплатить кучу денег, чтобы наше маленькое суденышко вновь стало пригодным к плаванию. Тогда-то я услышал о потонувшем пароходе с сокровищами на борту, и о том, что английский резидент в Кантоне посулил большую награду тому, кто снова вытащит на свет божий серебро и золото из кают.

Я смолоду был прекрасным пловцом и еще лучшим ныряльщиком. Я мог держаться под водой дольше любого из моих товарищей и часто забавы ради доставал с не очень большой глубины брошенные в море предметы. Награда соблазнила меня, и я решил испытать судьбу. Судно лежало на сравнительно мелком месте, поэтому я чувствовал себя довольно уверенно и не сомневался, что затея мне удастся.

Пока Бен Али говорил, Мур взял со стола горящую свечу и, прихватив из стоявшего на столе ящичка сигару, отошел в уголок, чтобы раскурить ее. Там стоял незамеченный или оставленный без внимания остальными компас. Одного взгляда на него моряку было вполне достаточно, чтобы сообразить, что прилив кончился и начался отлив. Судно стало разворачиваться. Он поставил свечу обратно на стол, взял одну из бутылок, ловко поддел ее пробку большим пальцем и, не прерывая рассказа, выстрелил ею прямо в дверь.

— Английский бот, снаряженный всем необходимым, доставил меня на место, где над поверхностью воды можно еще было видеть торчащий топ грот-мачты. Был один из чудесных тихих дней между обоими муссонами, и море было так прозрачно, что с бота можно было отчетливо разглядеть лежавшее на грунте судно. Англичане взяли с собой и водолазный колокол, в котором меня должны были опустить на палубу затонувшего парохода и в который я мог бы время от времени возвращаться, чтобы перевести дыхание. Как пройти с палубы в каюты, я должен был решить сам, на месте. В соответствии с точнейшими описаниями, я знал, где найти золото, однако решение трудной и опасной задачи, как пробраться в темные каюты, оставалось пока неясным, А вдруг мне не хватит воздуха, и я не смогу достаточно быстро вернуться в водолазный колокол — тогда мне конец. А тут еще мне сказали, что там, внутри, я, возможно, обнаружу мертвецов и чтобы я, случись этакое, не пугался. К прочному мешку, который я брал с собой, чтобы складывать находки, был прикреплен специальный линь, с помощью которого его можно было сразу же поднимать наверх.

Утяжеленный грузом и полный мужества, я отважно скользнул в пучину, ибо золото — самый лучший магнит и затягивает людей в земные пропасти, в просторы морей и пески пустынь. Однако я не представлял, что в погоне за золотом можно спуститься даже в могилу.

— В могилу? — повторил Боллард.

— Слушайте же, — сказал араб тихо, почти шепотом. — В колоколе я легко опустился на палубу рядом с трапом, ведущим в капитанскую каюту. Уже здесь дорогу мне преградило мертвое тело, зацепившееся за что-то одеждой и плавающее у самых верхних ступеней трапа. Я преодолел охвативший меня страх, схватил утопленника, без усилий отцепил его, и он как пробка пошел вверх. Не повернув головы ему вслед, я поспешил вниз по широкому, но не очень длинному трапу, чтобы как можно лучше использовать столь скупо отпущенное мне время. С большим трудом преодолевая давление воды по ту сторону, я открыл дверь и окаменел: из окружающего меня смутного полумрака, из каждого угла, изо всех закоулков, с палуб, с подволока, из-под стола и от иллюминатора, отовсюду на меня скалился ужас.

Он смолк и закрыл лицо правой ладонью, будто стараясь прогнать воспоминания, вновь заставившие кровь бешено пульсировать в жилах. Наконец, он поднял голову, единым духом опустошил стоявший перед ним стакан и продолжил:

— То, что я увидел, было страшно: каюта, полная трупов, которые шевелились, движимые водяным вихрем, образовавшимся при открывании двери. Прямо передо мной под столом лежала женщина с поднятой головой и устремленным ко мне как бы с мольбой о помощи лицом. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Иные, вцепившиеся в агонии в привинченные к палубе стулья, и после смерти не ослабили своей хватки и выглядели дико и жутко. Но самый ужасный мертвец, прижатый к подволоку, плавал прямо у меня над головой, едва не касаясь моего лица холодными пальцами. Женщина с прижатым к груди маленьким ребенком и двое мужчин, один в военном мундире, другой в индийской одежде, медленно, в такт колебаниям воды, покачивались посреди каюты с повисшими как плети руками и ногами, с поникшими головами, оборотясь ко мне своими раздувшимися лицами и глядя на меня сверху вниз выпученными глазами.

Больше я ничего не видел. У меня помутилось в голове, я помню только, как с придавшим мне силы отчаянием рванулся назад к двери, поднялся по трапу и яростно заработал руками и ногами, стремясь наверх, к свету, к воздуху.

Почти без сил, принятый поначалу людьми в боте за второго утопленника, я был выловлен ими из воды. Потребовалось немало времени, чтобы я полностью пришел в себя и решился снова спуститься на судно, к перепугавшей меня компании.

Во второй раз я хоть знал, по крайней мере, что меня ожидает, и когда покойники пытались коснуться меня распухшими конечностями, я, дрожа от страха, увертывался от них и искал золото. Для этого мне пришлось взломать ящик, стоявший в главной каюте. Инструмент у меня с собой был, но находиться там так долго, как требовалось, я не мог, и вернулся, чтобы отдышаться, на этот раз в водолазный колокол. Семь раз я проникал таким способом в каюту и наполнил, наконец, мешок, который по моему сигналу был поднят на бот, и потонувшие сокровища снова осветило солнце.

В восьмой раз, отдохнув несколько часов на боте и вдоволь надышавшись свежим воздухом, я снова спустился туда, чтобы взломать капитанский секретер, в котором должна была находиться изрядная сумма денег в испанских долларах. Снова я вошел в это, ставшее уже привычным, мрачное помещение. Между диваном и дверью капитанской каюты был зажат стул, и я его выдернул. Сделал я это быстро и, не оглядываясь, двинулся дальше, как вдруг лежавшая до этого на диване женщина, чье платье было, видимо, прищемлено этим стулом, взметнула вверх руки. Я в ужасе повернулся к ней: она приподнялась и, в упор глядя мне в лицо остекленевшими глазами и простирая руки, будто хотела схватить нарушителя вечного покоя, внезапно ринулась ко мне.

Для человеческих нервов это было слишком. У меня кровь застыла в жилах. Бросив в ужасе груз, который держал в руке, я ринулся к двери. Однако став более легким, я тут же был вытеснен водой к подволоку, между прижатых к нему трупов. Я в отчаянии отпихивался от мертвых, раздувшихся тел, которые медленно разворачивались и, казалось, так и норовили ухватить меня. Я чувствовал, что мне недостает воздуха, мысленно уже видел себя погибшим, мертвым среди этих страшных утопленников, сотоварищем их ужасного клана. Однако это же отчаяние подтянуло мои нервы: с большим трудом я сумел все же погрузиться поглубже и добрался наконец до двери.

Я спасся, но никакие силы на свете, никакие виды на золотые сокровища не могли бы соблазнить снова спуститься на это ужасное судно. Англичане предлагали мне половину серебра, которое я там обнаружил, они обещали мне…

— Что это было? — прервал рассказ квартирмейстер, вскакивая со стула.

— Похоже, рея скрипнула, — сказал Боллард, тоже поднимаясь на ноги. — И качка стала сильнее…

— Добавили парусов, — спокойно сказал Мур, снова наполняя стаканы. — Надеюсь, джентльмены, никто из вас не страдает морской болезнью?

Ничего не ответив, Боллард в два прыжка был уже на последней ступеньке трапа и, не тронутый никем из стоявших там малайцев, увидел к своему ужасу, что джонка с раздутым от ветра большим циновочным парусом скользит в стремительном беге по слегка завивающимся в барашки волнам.

— Измена! — крикнул лейтенант, выхватывая из-за пояса пистолет и стреляя в воздух. — Измена! Где сигнальный фонарь?

— Он спокойно стоит на буйке, на месте прежней нашей якорной стоянки, — хладнокровно ответил поднявшийся вслед за ними Мур. — Боюсь, сэр, что они там, на бриге, ваш сигнал уже не услышат.

— Сэр, — воскликнул молодой офицер, — это подло, это…

— Стоп, молодой человек! — прервал его суровый, с грозными нотками голос капитана джонки. — Я знал бы, как ответить на это, не будь вы… моим пленником. На первый раз я прощаю вам этот скулеж по обманутым надеждам и обещаю, что пока вы и ваш квартирмейстер будете вести себя прилично и спокойно, на “Оранг Макане” вам бояться за себя нечего. Все дальнейшее зависит от вашего поведения.

— Вы забыли однако, сударь, — гневно ответил ни в малейшей степени не оробевший от грозных слов Боллард, — что по данному мною сигналу уже спешит на помощь наш вельбот. Стоит ему подойти на пистолетный выстрел — и вы пропали.

— Вы, наверное, были бы правы, — усмехнулся Мур, — случись это несколько позже, с наступлением рассвета, чтобы ваш бриг мог поддержать вельбот пушками. А сейчас такой опасности для нас нет. Видите два огня там, вдалеке? Один из них — на борту вашего грозного брига, а второй, несколько красноватого оттенка, немного правее первого, — ваш сигнальный фонарь, который мы сняли и осторожненько опустили на воду, закрепив на буйке. Ха! Он скрылся. Теперь опять горит… О, да это ваш вельбот ходит там между фонарем и нами, и мне сдастся, ваши друзья уже разгадали нашу маленькую, невинную хитрость. Смотрите, ваш фонарь уже на борту брига! Это действительно жестоко — тревожить по таким пустякам сладкий сон гонконгских властей!

Раскатистый гром пушечного выстрела вспорол ночную тишину, не дав ему договорить. Однако джонка была уже далеко, и большущий циновочный парус, не заслоняемый больше от ветра крутыми горами острова, резво гнал стройное суденышко по вспененному морю.

Боллард был достаточно опытным моряком и с одного взгляда понял, что побег джонки кончится удачей: погоня в темноте — предприятие крайне сомнительное. Снимись даже бриг с якоря и поставь паруса, чем они сейчас, без сомнения, и занимаются, все равно достаточно ему разойтись с джонкой по направлению всего на одно деление компасной картушки, и с рассветом оба судна окажутся разделенными многими милями.

Все огни на борту джонки тотчас же потушили или завесили так, чтобы они не были видны снаружи. Расстояние между нею и ее врагами с каждой минутой становилось все больше.

— И что же вы намерены с нами сделать? — спросил, наконец, Боллард, сжав зубы в бессильной ярости. — Мы ведь теперь в вашей власти!

— Как мои гости, разумеется, — рассмеялся Мур. — Прежде всего, мы спустимся вниз и выпьем еще шампанского, а Бен Али должен досказать нам конец своей истории.

— Издеваться над пленным врагом! Вы находите, что это по-джентльменски? — резко оборвал его Боллард.

— Вы правы, — сказал Мур, посерьезнев, — и я прошу у вас за это прощения. А теперь, — продолжил он ровным тоном, — я должен вам немного разъяснить, как обстоят дела. Подозрения, выдвинутые теми обоими китайскими господами против меня и моего славного судна, безусловно, не лишены оснований, и обыск джонки был бы мне менее всего желателен, потому что у меня в трюме куча до зубов вооруженных бравых парней, которых могли, чего доброго, обнаружить и известить гонконгские власти, что мой маленький “Оранг Макан” вовсе не столь безобиден, каким хочет казаться и соответствует скорее своему названию, чем внешности. Благодаря традиционно затяжному и ленивому стилю работы пересаженной сюда европейской полицейской системы я выиграл время и сумел избежать всех этих неприятностей. К сожалению, мне не оставалось при этом ничего другого, как взять вас с собой. Покоритесь спокойно неизбежности, и я даю вам слово, что здесь, на борту, ни один волос не упадет с вашей головы, что вы пробудете с нами, пока не предоставится случай пересадить вас на какое-нибудь мирное судно или высадить где-либо на берегу. Это единственное, что вам остается.

— Бриг будет вас преследовать, — резко бросил Боллард.

— Вполне возможно, — рассмеялся Мур, — только отыскать-то меня трудновато. Предоставьте уж это моим заботам. И ни в коем случае не пытайтесь помешать моим планам. В остальном же — каюта, как и прежде, к вашим услугам, или вы предпочитаете палубу?

— Если я вам здесь не помешаю, — прервал его Боллард, — то хотел бы просить вас оставить меня на палубе.

— Как прикажете, — последовал любезный ответ пирата. — Что мы здесь делаем, чем занимаемся — никаких секретов от вас нет. Напротив, меня только порадует, если вы станете свидетелем, чтобы доложить обо всем вашему командующему, которому я сердечно кланяюсь. Ну, а случись, что мы и в самом деле попадемся на глаза вашему бригу, чему я, впрочем, абсолютно не верю, я попрошу вас сойти вниз. Вы ведь понимаете, что в подобных обстоятельствах любые сигналы, которые можно подать отсюда, с борта, нам вовсе ни к чему.

Боллард холодно поклонился пирату, и с этой минуты был предоставлен самому себе — смотри, что хочешь, перенимай, что считаешь полезным.

Джонка еще несколько часов двигалась тем же курсом, пока далекие огни Гонконга совсем не скрылись за горизонтом. Вдруг реи пошли вниз, судно описало дугу и легло в дрейф, а ловкие руки мигом сняли с рей новые, броские, светлые циновочные паруса и приготовили взамен их старые, потемневшие от времени. На мачту подняли пестрый вымпел, какие обычно развеваются на китайских джонках, а само судно освободили от всего, что хоть как-то отличало бы его от заурядного купеческого парусника. Но и покончив со всем этим, джонка не выказывала не малейшего намерения бежать дальше. С голыми мачтами она медленно дрейфовала под ветер. Все огни были по-прежнему потушены.

До рассвета оставалось еще далеко, и на джонке, казалось, все безмятежно спали. Исключая двух вахтенных, несущих службу на кормовой надстройке, остальная команда спокойно отдыхала в своих койках. Стоило, однако, появиться на востоке первым робким напоминаниям о приближении грядущего дня, как пестрый экипаж немедленно развил хлопотливую, бурную деятельность.

Боллард всю ночь так и не сомкнул глаз, не теряя надежды, что бриг все же отыщет их и пойдет на сближение, и тогда он, обманутый пиратами лейтенант, рискуя жизнью, сумеет все же подать кораблю условный сигнал. Однако бриг так и не появился, а Боллард, к великому своему удивлению, увидел в утренней полутьме, что по палубе снуют взад-вперед бронзово-смуглые вооруженные парни. Они сноровисто вытащили из трюма длинную, хоть и не очень большого калибра, пушку и укрепили ее на хитро спрятанном до поры поворотном лафете. Мирное купеческое судно на глазах обращалось в отнюдь не редкую для этих морей пиратскую джонку. Покидать облюбованное место она, судя по всему, не собиралась и лишь потихоньку двигалась вперед, влекомая ветром. Увеличили только число вахтенных да послали еще двух матросов на мачты, откуда лучше было вести наблюдение.

Последние вершины островных гор давно скрылись за горизонтом. Однако внимание вахтенных занимало в основном именно это направление. Может, они видят бриг? Но нет, на него нигде не было даже намека. Скорее всего, он так и остался на своей старой якорной стоянке на рейде, или, не заметив их в темноте, проскочил мимо джонки, как и рассчитывал Мур с самого начала. Так или иначе, для Болларда и его квартирмейстера не оставалось иного выбора, кроме как покориться неизбежности и терпеливо ждать.

— Две джонки с норда! — крикнул вдруг с мачты около одиннадцати утра зоркий наблюдатель.

— Направление?

— Зюйд-ост, идут в полветра.

Тут же на палубе появился Мур с подзорной трубой, чтобы получше рассмотреть замеченные суда. Вслед за ним — впервые за все время пребывания англичан на джонке — вышел и Бен Али. Длинный восточный халат он сбросил и остался в коротких штанах и такой же куртке. Из-под широкой, пестрой ситцевой перевязи, спускавшейся с левого плеча под правую руку, виднелись стволы нескольких пистолетов и малайский крис. Держа сверх того в правой руке еще и ружье, он поднялся по трапу, и не обращая ни малейшего внимания на англичан, занял свое место на верхней палубе.

Обе джонки приблизились настолько, что их можно было уже разглядеть невооруженным глазом. А “Оранг Макан” все еще бездействовал, держась с единственным коротким паруском круто к ветру и не покидая своего места.

— Мистер Боллард, — обратился подошедший к офицеру Мур, — видите вы эти два судна?

— Разумеется, сэр.

— Это нагруженные опиумом китайские джонки, получившие свой ценный товар в Гонконге, чтобы перепродать затем с большим барышом этот дорогой яд своим землякам на Суматре и других островах. Ведь так?

— Я об этом ничего не знаю, — уклончиво ответил лейтенант. — Разумеется, суда приходят в Гонконг и с этой целью. Что же касается этих двух джонок, то, если не ошибаюсь, именно из-за них-то вы и попали под подозрение в Гонконге, а я оказался у вас на борту.

— Я тоже так думаю, — рассмеялся Мур. — Однако, как ни прискорбно, все эти предосторожности оказались тщетными.

— Вы хотите…

— Брать обе джонки на абордаж. Или хоть бы одну: на оба груза у нас, вероятно, трюмов не хватит. Таково уж проклятое неудобство моего маленького суденышка, не позволяющего мне расширить предприятие. Может, сегодня представится случай.

— Одумайтесь! — испуганно воскликнул Боллард. — Ведь вы же преступаете морские законы всех цивилизованных наций, и если вас схватят…

— То обязательно повесят, — хладнокровно докончил за него Мур. — Я знаю об этом. Только не стоит беспокоиться. Единственная моя забота — не утруждать ваш морской суд, и я постараюсь не встречаться с ним на узенькой дорожке. Однако, джонки уже близко… Мистер Боллард, благоразумие побуждает меня отослать вас вниз, с одной стороны, чтобы вы не могли стать свидетелем против меня, с другой же, чтобы помешать вам причинить мне при случае какой-нибудь вред. Однако первая причина меня не пугает, что же касается второй, то вы и ваш товарищ можете, если хотите, оставаться на палубе, при условии, что оба дадите честное слово не вмешиваться в схватку, случись, не дай бог, этакое. Обдумайте все хорошенько, — продолжил он, видя, что Боллард тянет с ответом, — у нас есть еще четверть часа. До истечении этого срока прошу вас сообщить мне свое решение.

Меж тем джонки быстро приближались, и на “Оранг Макане” передний парус начал медленно подниматься. Боллард понял, что Мур непременно хочет зайти с подветра, чтобы добыча побыстрее вышла на него. Он привелся покруче к ветру, будто держа курс на Гонконг.

Впрочем, и на обеих китайских джонках тоже заметили дрейфующее под маленьким парусом судно и, заподозрив, видимо, что-то неладное, сошлись поближе друг к другу и разом увалились на несколько румбов, чтобы избежать встречи с чужой джонкой.

А “Оранг Макан”, казалось, их даже и не замечал. Он упрямо держал прежний курс и ставил свой обычный парус. Однако на опиумных джонках недолго сомневались в его истинных намерениях, ибо едва он выиграл у них ветер, как тут же сделал поворот и, как коршун, погнался за ними. Поначалу китайцы заколебались, не зная, что делать, и продолжали держаться рядом. Но вскоре, видимо, согласовали план сражения, потому что вдруг разделились: одна еще сильнее увалилась под ветер, пытаясь под полными парусами оторваться от погони, другая же, напротив, привелась покруче к ветру и, казалось, решила ожидать противника.

— Видишь, какие хитрецы, Бен Али? — злобно оскалив зубы, спросил Мур и, оттолкнув рулевого, сам встал к рулю и пустился наперерез первой джонке.

— Может, и бриг тоже идет этим курсом, — спокойно возразил араб, — вот почему медленная джонка и рвется к нему под крылышко, та же, что побыстрее, должна увести нас от нее и задержать здесь.

— Возможно, — кивнул Мур, — только они ошибаются в своих расчетах. Главное, захватить ту, что быстрее, а уж со второй-то мы и после разделаемся.

Погоня была недолгой. Пиратская джонка оказалась куда быстроходнее тяжело нагруженного купеческого судна. Не более, чем через полчаса, “Оранг Макан” уже поровнялся со своей жертвой, и Мур прокричал ей приказ сдаваться.

Вторая джонка сделала было вид, будто собирается повернуть и поспешить на помощь товарищам, однако капитан ее, поглощенный одной заботой — спасти свой груз — видимо передумал, и удирал теперь без оглядки на всех парусах к зюйду. Расчет его строился, разумеется, на том, что разграбление первой джонки подзатянется, и догнать его будет уже невозможно. Однако Мур думал иначе. Он передал руль Бен Али и прошел на бак к своим людям, чтобы возглавить абордажную команду. Поравнявшись со стоявшим у фальшборта офицером, он остановился и сказал:

— Ну, сэр, начинается! Посмотрите, как мы явимся с визитом к этим длиннокосым. Отсюда, сверху, хотите смотреть, или предпочитаете пройти вниз?

— Я не вижу, чтобы эти трусливые тюфяки там, на джонке, собирались хоть как-то сопротивляться, — ответил лейтенант. — Они мечутся там, беспомощные и растерянные. При таких обстоятельствах мне наверняка не предоставится удобного случая выступить против вас.

— Но ведь вы же дали честное слово, что вместе со своим квартирмейстером будете вести себя спокойно, ни во что не вмешиваясь?

— И еще раз даю, за себя и за него.

— Ну, так-то лучше, а теперь — за работу!

— Надеюсь, вы не станете проливать кровь этих несчастных? — крикнул ему вдогонку Боллард.

— Не собираюсь, — ухмыльнулся Мур, — разве что они сами меня к этому вынудят.

Бен Али повторил тем временем китайскому капитану на его родном языке приказ о сдаче, и тот, понимая, должно быть, что спасения ждать неоткуда, велел спускать реи. “Оранг Макан” скользнул бортом по борту китайской джонки, с грохотом спустил свои реи, и в тот же миг на палубе “китайца” стало тесно от смуглых, увешанных оружием парней, перепрыгнувших туда с пиратского судна. Китайские моряки застыли от ужаса, однако абордажная партия не обратила на них ни малейшего внимания, а кинулась с топорами в руках к мачтам. Часть малайцев слегка приподняла реи, чтобы набрать в паруса немного ветра, другие же принялись рубить мачты, через несколько минут рухнувшие под мощными ударами топоров. Джонка, словно лишенная крыльев птица, безвольно закачалась на волнах.

Мур пронзительно свистнул, отзывая своих людей назад, на борт “Оранг Макана”. Те мгновенно повиновались. Сноровистые руки разом перерубили тросы, удерживающие захваченное судно, реи снова взлетели на мачты, и не успели перепуганные китайцы сообразить, что к чему, как страшный враг, только что взявший их на абордаж, бросив свой трофей на произвол судьбы, уже мчался на раздутых парусах вдогонку второй джонке. Однако спасения это им отнюдь не сулило. Мур верно рассчитал, что покалеченное судно никуда не денется, и переключился на новую охоту.

Вторая джонка оказалась более ходкой, чем первая, да к тому же еще и успела значительно удалиться, пока пират занимался своей жертвой. Однако и она со своим тяжелым грузом имела слишком большую осадку и могла лишь оттянуть неизбежный финал, но никак не воспрепятствовать ему.

После двухчасовой погони преследователь висел уже у нее на хвосте и требовал спускать паруса.

Экипаж ли был у этой джонки побольше, вооружена ли она получше или капитан ее был храбрее, — так или иначе, но приказу Мура она следовать не собиралась. Более того, с ее борта по “Оранг Макану” выпалила пушка, и ядро отбило кусок фальшборта и ранило одного из пиратов.

— Молодчик показывает зубы! — рассмеялся Бен Али. — Однако стрелять по нему не надо: нам нужна эта джонка, не будем же мы сами ее калечить.

— Ты прав, Бен Али, — крикнул Мур, хватая свое ружье, — но проучить этого невежу все-таки следует. Держи к нему поближе, чтобы я мог снять рулевого.

Борт опиумной джонки вновь блеснул выстрелом, и ядро задело мачту пирата, отщепив от нее тонкие лучинки.

— Вот, дьявольщина, как они метко стреляют! Так и норовят под конец испортить нам всю обедню. Держи ближе, Бен Али, еще ближе! Как только отберем у них ветер, считай, они наши!

“Китаец” был, должно быть, отменным парусником, но, тяжело нагруженный, сидел в воде почти по самый фальшборт. Легкий и поворотливый “Оранг Макан”, словно стриж, летел за ним по самым гребням волн и был уже не далее чем в половине ружейного выстрела.

— Спускайте паруса! — грозно рявкнул Бен Али, — не то мы перебьем на вашей проклятой джонке все, что ходит и ползает!

В ответ с доведенной до отчаяния джонки прогремел третий выстрел, но наводчик целился по мачтам в надежде уйти все-таки от быстрого “пирата”, и его ядро оторвало только подветренный фордун, не причинив судну других повреждений.

В тот же миг Мур выстрелил по стоявшему у руля китайцу и угодил бедняге прямо в голову. Тот рухнул, как подкошенный, бросив руль. Джонка немедленно развернулась, и обессиленный парус заполоскался на ветру. Подскочивший к рулю капитан помешать этому уже не успел. Еще мгновение, и джонки сошлись бортами. Взметнулись абордажные крючья, и не успели на “Оранг Макане” спустить паруса, как абордажная партия уже перескочила на борт джонки. Но противников, с кем следовало бы сражаться, там не оказалось. До смерти перепуганные бедолаги-китайцы, словно кошки, вскарабкались по вантам в надежде переждать там хотя бы первый натиск грозного врага, а покинутый всеми капитан не мог, разумеется, оказать никакого сопротивления.

Дальнейшие события развивались следующим образом. То ли Мура стесняло присутствие англичан, то ли он и сам не до конца еще утратил понятие о человечности и решил предотвратить кровопролитие, во всяком случае, по властному его приказу малайцы немедленно прекратили дальнейшее преследование.

Приз быстро укомплектовали вооруженной малайской командой, китайских матросов заставили спуститься с вант и загнали в трюмы, не забыв запереть за ними люки. Затем на трофее привели в порядок паруса и пошли в кильватер “Оранг Макану” туда, где оставили приведенную в негодность первую джонку.

Тем временем на борту лишенного мачт судна люди изо всех сил старались поскорее расчистить палубу от обломков дерева и порванных тросов и соорудить аварийную мачту, которая помогла бы им выбраться за пределы досягаемости пиратов. Однако “Оранг Макан” вернулся быстрее, чем они надеялись, и команде самой пришлось перегружать свои наиболее ценные грузы, особенно опиум, в трюмы пиратского судна.

Близился вечер, а работа не прекращалась ни на минуту. Тюки и ящики из нижних помещений китайской джонки непрерывным потоком шли в трюмы пирата, пока Бен Али не крикнул, что больше ничего принять не может. Команду второй джонки решено было пересадить на судно без мачт, и Мур спросил обоих англичан, желают ли они и дальше оставаться у него на борту, или предпочитают перейти на китайскую джонку, чтобы сделать попытку добраться на покалеченном судне до Гонконга.

Оба офицера в один голос заявили, что выбирают второе. Куда милее преодолевать опасности, которыми грозит стихия, чем оставаться еще неизвестно сколько пленниками банды разбойников, за которыми на беззаконном их пути тянется длинный след грабежей и убийств.

Впрочем, пират и не пытался их удерживать: единственной его целью было теперь как можно скорее доставить богатую добычу в надежную гавань и побыстрее реализовать ее.

Пересадка китайской команды не заняла много времени, и еще до наступления сумерек “Оранг Макан” и его приз ушли на раздутых парусах к зюйду, оставив битком набитую людьми покалеченную джонку на произвол волн и судьбы. Мур сам вел свое судно, предоставив Бен Али командовать захваченной джонкой.

Первым делом, он занялся осмотром товаров, выкидывая за борт все, что не представлялось сколько-нибудь ценным, чтобы облегчить по мере возможности свое судно. На закате дня джонки резво бежали тем же курсом, каким следовали накануне — к Маниле.

— Вижу парус! — раздался вдруг крик впередсмотрящего. И в самом деле, круто к ветру, наперерез им шло большое судно, как они вскоре разглядели — бриг, направлявшийся, видимо, в Гонконг. В подзорную трубу Мур увидел, что бриг этот — английский военный корабль, а спустя примерно полчаса не оставалось уже никаких сомнений, что злая звезда свела их с опаснейшим противником.

Бежать было невозможно: чтобы облегчить судно, им пришлось бы выбросить за борт большую часть своего драгоценного груза. Впрочем, и на это времени уже не было. Бриг подходил все ближе, вот уже над водой раскатился выстрел, приказывающий им лечь в дрейф, иначе с ними поступят, как с врагами.

Обе джонки шли совсем рядом, едва не касаясь одна другой длинными реями, и у англичан не возникло ни малейшего подозрения, что одна из джонок — то самое лихое пиратское судно, за которым бриг безуспешно гонялся всю ночь. Умудренный многочисленными делами такого рода, Мур проявил достаточно смекалки, чтобы заранее несколько изменить свой рангоут и завесить кормовую часть палубы матами, так что теперь маленькое суденышко со старыми парусами и пестрыми вымпелами на мачтах ничем не отличалось от обычных, построенных по тому же образцу китайских купеческих джонок. Да и сидело оно сейчас куда глубже, чем тогда, в Гонконге, отчего и выглядело совсем иначе. Капитан брига хотел лишь справиться, не видел ли кто из экипажа джонку сбежавших пиратов, чтобы бриг пошел затем в том направлении, и ему вовсе не показалось странным, что приказу его лечь в дрейф повиновалась лишь одна из джонок, тогда как другая, не желая, видимо, слишком далеко отрываться от товарища, поставила несколько малых парусов и продолжала медленно идти своим курсом.

Бен Али спокойно дождался на захваченной джонке посланную к нему шлюпку и принял командовавшего ею второго лейтенанта с глубоким смирением и со всеми церемониями, которые жители Ост-Индского Архипелага считают должным оказывать европейцам.

Меж тем Мур с замирающим от страха сердцем, в растущем с каждой секундой напряжении, следил за успехом своей хитрости, от которой зависела не только безопасность их добычи, но и сами их жизни.

Говорят, что нет в мире более хитрого людского племени, чем арабы, ну а Бен Али и вовсе был, пожалуй, самым хитрым из своих земляков. Спустя четверть часа, которые офицер провел на борту джонки, шлюпка покинула “китайца” и помчалась назад к бригу. Лейтенант спешил обрадовать капитана принятыми им за чистую монету сведениями о пиратах. Низко поклонившись ему вослед, Бен Али поднял все паруса, и со всей возможной при столь тяжелом грузе скоростью пустился за своим компаньоном.

А военный бриг, едва подняв на борт шлюпку, тут же обрасопил реи и, следуя указаниям Бен Али, на всех парусах помчался на вест.

Дождавшись, когда высокие мачты брига скрылись за горизонтом, джонки изменили курс и весело побежали со своей добычей к зюйду.