«Роза ветров» легла в галс[45] на правый борт и взяла курс на большой фьорд в западной части озера Меларен. Фабиан сидел верхом на румпеле, на черном от солнца и грязи лице блуждала самодовольная улыбка. Рядом с ним лежало охотничье ружье — распугивать поганок было его любимым занятием.
— Эй, салаги, — раскуривая большую сигару, говорил он с подчеркнутым высокомерием, — что, по-вашему, сказал бы торговец лососями, если б увидел меня сейчас? — Ребята нашли бумажку с адресом на корзине с бутылками и теперь знали, кому принадлежит «Роза ветров» со всей шикарной экипировкой.
Георг с озабоченным видом высунул голову из трюма:
— Зря ты, Фабиан, воображаешь, будто всех перехитрил. Вот мы шлюпку-то взяли, а она ведь на берегу была, никак не могла утонуть. Так что, того и гляди, попадемся.
Шлюпка лежала вверх килем, пятнистая, как яйцо чайки — перекрасить ее хорошенько не хватило краски, — и, покачиваясь с боку на бок, постукивала о палубу при сильном всплеске волны. Она следовала за ними повсюду, как угрызения совести следуют за преступлением. Но Фабиан не придал значения словам Георга.
— Подумаешь! — выпуская колечками дым, ответил Фабиан, — Волна налетела и смыла ее — вот и все дела.
Он велел Эрику принести матрацы и подушки, потом разлегся, как на постели, и стал управлять рулем большим пальцем правой ноги.
— Такого быть не может. Или ты считаешь, что шлюпка могла утонуть на берегу?
— А она лежала довольно далеко и с подветренной стороны, — упорствовал Георг.
— Заткнись, — огрызнулся Фабиан, — и дай покурить спокойно, трус несчастный. Кажется, скоро надо приниматься обед готовить?
Фабиан не хотел продолжать неприятный для себя разговор. Ему было хорошо, о плохом он и думать не желал.
Раздосадованный Георг снова спустился в рубку, сел на бархатные подушки и, подперев подбородок руками, погрузился в размышления. Здравый рассудок подсказывал ему, что все вышло скверно. Да, он знал, чувствовал, но бессилен был это доказать. И страдал оттого, что его не понимают.
Нет, не жажда власти мучила его. Фабиан с самого начала объявил себя капитаном, и никто не вздумал оспаривать у него это право. Несколько остроумных и хитрых выдумок создали впечатление, будто он все здорово умеет предвидеть и предусмотреть. Но теперь Георг видел все в истинном свете. Дерзкий и хитрый, Фабиан умел морочить голову людям. Но в море такие штучки не проходят. В море все по-другому. Оно не терпит ленивых и бездарных. А последнее время Фабиан даже на хитрые выдумки был не способен. Сладкая жизнь разбаловала его, притупила в нем чувство опасности. Он только и делал, что ел, пил и отдавал приказания. «Качай насос!» — они качали. «Накрывай на стол!» — они накрывали. «Мой посуду!» — они мыли. Он же ничего не делал, только покуривал. Да и сумел ли бы он поставить грот-мачту или поднять якорь, если бы потребовалось? Компасом он никогда не пользовался, в карту никогда не глядел. К счастью, погода стояла хорошая, не то они давно врезались бы в берег.
Страдания Георга начались вскоре после обеда у графа Леерхаузена. Правда, ничего ужасного тогда не случилось — им повстречался большой красивый катер. Пассажиры — мужчины в белых свитерах — поднимали бокалы и смеялись, а самый толстый и самый краснолицый из них погрозил мальчикам кулаком и закричал:
— Травите гику-топенант[46], краболовы! Вы что, плаваете в мамочкиной сорочке, сопляки?
Когда же Георг протравил гик, Фабиан обозвал его береговым крабом и приказал Эрику выбрать ее снова.
На другой день, когда они шли под ветром по узкому проливу, Георг крикнул Фабиану:
— Берегись, как бы парус не перебросило, за сосновым мысом ветер подует в другом направлении.
Но Фабиан будто и не слышал. Он вызывающе барабанил ногой по палубе и с таким усердием плевал на наветренную сторону, что брызги долетали до Георга.
Но парус Фабиан все же перекинул. При этом Эрика ударило гиком по голове, и он упал со стоном на палубу. Потом яхта села на мель в глину и долго не могла сдвинуться с места, пока ее не подтолкнул проходивший мимо буксир.
На следующий день они на полном ходу сели на каменную мель. От толчка из кофейника выплеснулся кофе и ошпарил бедного Эрика, так что теперь на Эрике просто живого места не осталось. Вдобавок Фабиан еще и отругал его за то, что они якобы по его вине остались без кофе.
Это было уже слишком. Георг словно очнулся от сна. Еще раньше он нашел в рубке «Руководство яхтсмена», принадлежащее торговцу лососями, и теперь принялся усердно изучать навигацию. Вскоре он знал наизусть, как поднимать флаг, как ставить парус, при какой высоте волны можно выходить в море. Никто не мог побить его по части знания картушки компаса, вех и буев и тому подобного. Он знал сигналы и правила, знал, как избежать столкновения судов, и все условные знаки и сокращения на карте. Он тайком учился ориентироваться по карте, пеленговать[47], измерять лагом скорость судна и держать два острова в створе[48].
Когда наконец Георг постиг все эти премудрости и их нужно было применить на практике, характер помешал ему сделать это. Он видел все ошибки Фабиана, но сказать открыто ему об этом или выступить против не хватало смелости. И он спускался вниз в рубку и молча страдал, втайне надеясь, что его час наступит…
И сейчас, презирая самого себя, обвиняя себя в трусости, он принялся чистить примус, чтобы приготовить обед. Неожиданно яхта резко качнулась, и ящик с хлебом, к которому Георг прислонился спиной, упал на нижнюю палубу, а Георг перекувырнулся через примус. «Роза ветров» резко накренилась, и пучок солнечных лучей, проникавший в иллюминатор, исчез. Георг покосился на маленький латунный барометр, показывавший цифру 740, и быстро вскочил на ноги.
На наветренной стороне все окутала серая мгла, но волна была еще невысока. Георг знал, что «Роза ветров» была перегружена оснасткой. Он вопросительно посмотрел на Фабиана, но говорить ничего не стал. «Выкручивайся сам», — подумал он.
Фабиан сидел на краю борта с наветренной стороны и мусолил потухшую сигару, беспечно посвистывая.
«Роза ветров» уже окунала палубу в воду, и брызги начали обдавать Фабиану затылок. Фабиану это не понравилось. Он потравил большой шкот, но никак не мог подтянуть его назад, отчего парус сильно выгнулся и, когда Фабиан начал приводить судно к ветру, хлопал с силой выстрела. «Роза ветров» сбавила ход, и когда Фабиан снова стал уваливать ее, она легла до самых иллюминаторов салона.
— Помокнем, — пробормотал Фабиан.
— Ты ведь капитан, скажи, что нам делать! — прокричал Георг.
— А ты что, струсил? — ухмылялся Фабиан. — Красиво идет!
Георг побледнел от негодования. Потеряв скорость, «Роза ветров» уже болталась в килевой качке, и мятущаяся пена окружала ее со всех сторон.
— Проклятье! — закричал Фабиан, когда ветер сорвал шапку с его головы, а гребень волны окатил ему спину. — Ложусь в гал на попутный ветер, а то намокнем, как селедки.
— А ты знаешь, что будет, если ты это сделаешь? — Георг был вне себя от гнева, голос у него срывался, ему не хватало воздуха. Не в силах более выжидать, он молниеносно вскочил и бросился к мачте, балансируя на краю шканцевой палубы в самой гуще бешеной пены. Ему удалось срубить тяжелую топ-мачту и закрепить ее на палубе. Кливеру он дал опуститься в море, но укрепил его шкотом.
С фоком[49] и гротом «Роза ветров» кое-как управилась.
Промокший до нитки Георг прополз по корме и, дрожа от напряжения, нырнул в рубку.
— Ты знаешь, в каких водах мы идем, Фабиан? — прорычал он, ища глазами карту.
— Путь отличный, дурья башка! Сам, что ли, не видишь?
Георг смерил глазом расстояние до следующего островка, поросшего лиственными деревьями на наветренной стороне, и провел прямую линию между ним и скалистым мысом на дальнем берегу с подветренной стороны. Его глаза упорно останавливались на одной точке в водном пространстве, и он погрозил кулаком Фабиану:
— Вот как, отличный путь, говоришь! Да если мы сядем на мель в этом озере, нам крышка, это ты знаешь?
И Георг показал туда, где бесновались волны и, похожие на крутые горы, рушились в схватке, превращаясь в длинную полосу кипящей пены.
Фабиан молча вцепился в румпель. Лицо его сделалось серым, зубы стучали как в лихорадке.
Георг лег ничком на нижней палубе, повернул штурвал ногой к подветренной стороне и, напрягая силы, подтянул большой шкот обеими руками. Ему удалось, наконец, развернуться по ветру на расстоянии десяти корпусов судна, то, что сделать в бурную погоду нелегко.
Георг знал, что островок с рощей имел форму лунного серпа и мог дать им более или менее верное укрытие. Через несколько нелегких часов ему наконец удалось ввести туда залитую водой яхту.
Здесь они откачали воду, взяли двойной риф[50] и поплыли дальше. Георг знал, что ветер, налетающий внезапно, часто меняет направление, и если он подует к ним в бухту, яхта окажется в опасности. Теперь, не перегруженная парусами, «Роза ветров» птицей летела по волнам и стоять на руле было одно удовольствие.
Георг уже совсем забыл, как он злился на Фабиана. Счастливыми глазами смотрел он на туго надутый трепещущий парус и наслаждался, заставляя судно хитро лавировать на волнах под ветром. Он ласково гладил румпель[51] — ведь на хорошо дифферентованном[52] судне это стрелка, по движению которой в руке можно прочитать самые заманчивые тайны стихии. ♦
Простодушному Георгу и в голову не приходило, что Фабиан затаил на него обиду. Ничего не подозревая, он без умолку нахваливал свое судно, как старый морской волк:
— Фабиан, глянь-ка, здорово идет! Правда, ведь я здорово повернул? У этой «Розы ветров» свои капризы, но стоит к ней приноровиться, как она идет красиво. На развороте руль не надо поворачивать слишком круто, тогда она только теряет скорость, а не разворачивается. И потом нужно подтянуть грот до отказа, ясно тебе? Отличное судно, ничего не скажешь. Протяни мне, пожалуйста, карту.
Фабиан сидел с подветренной стороны на самом удобном месте.
Он плюнул на шкоты, заскрипел зубами, словно сухой блок, и толкнул Эрика, чтобы тот принес карту. Доверчивый Георг опять ничего не заметил.
Небо начало понемногу проясняться. Большое багряное вечернее солнце показалось и село за густым лесом вдали на северо-востоке. Теперь они шли с подветренной стороны длинного острова, на котором шумел лес.
Фабиан стал двигаться ближе к рулю.
— Послушай-ка, сейчас бы неплохо подзакусить, — буркнул Фабиан, с трудом подавляя злобу.
— Конечно, — согласился Георг и снова взглянул на карту.
— Может, ты спустишься вниз и сваришь что-нибудь?
— Давай лучше ты, — ответил Георг. — Сегодня вечером мне надо привести судно в гавань, погода ненадежная.
Фабиан подкрался к Георгу и уже положил руку на руль. Но тут словно большое черное пламя метнулось по воде — из подветренной стороны острова они снова вышли на морской простор, а ветер на закате солнца посвежел.
Фабиан спрятался в укрытие, а когда ветер поутих, снова прошел с кормы к Георгу.
— Ты что, не слыхал? Я проголодался! — закричал он, наступая на Георга.
Георг стиснул зубы и еще крепче вцепился в руль. Почувствовав недоброе, Эрик подобрался к Георгу с подветренной стороны и готов был по первому зову ринуться на помощь брату. Его лицо налилось краской, он нахохлился словно воробей и грозил Фабиану маленькими кулачками.
— Потише ты, ты… хулиган! — топал он ногами. — Хорошо тебе было, когда ректор тебе дал взбучку?
С минуту Фабиан молчал, взвешивая шансы. Потом ущипнул Эрика и отправился на свое место.
Георг не отрывал взгляда от берега. Он знал, что если сейчас посадит судно на мель, они пропали.
Но все произошло как нельзя лучше. «Роза ветров» легко, словно лебедь, проскользнула между мелями и вошла в круглую, гладкую как зеркало бухту с мягкой каймой тростника у поросших ельником берегов. Здесь они и бросили якорь.
Ночевать на борту было нельзя — здесь все пропиталось водой. Они погрузили в лодку все необходимое для того, чтобы устроиться на ночлег, развести костер под елями и высушить одежду. Георг уже сидел на веслах, готовый перевести первую партию вещей, когда Фабиан вдруг преградил путь Эрику, спустился сам в шлюпку и оттолкнул ее от борта «Розы ветров».
Георг медленно погреб к берегу. Сердце его забилось отчаянно громко — вот-вот разорвется. Сейчас начнется, сейчас что-то случится. Он не отрываясь смотрел на лицо Фабиана, на темные, высокие дуги бровей, красивый и злой девичий рот. Это лицо снилось ему иногда по ночам. Он не питал к нему ненависти. Оно манило его, словно загадка, и одновременно пугало. В глубине души он смутно подозревал, что эту загадку никому не разгадать… никому. Фабиану нельзя помочь делать добро. Можно лишь защищаться, заставить силой, принудить…
Вытаскивая шлюпку на берег, Георг остерегался повернуться к Фабиану спиной.
— Помоги мне вынести пожитки, — сказал он как можно спокойнее, когда встал на твердую землю.
И в этот момент Фабиан сильно ударил его по голове. Георг не удержался на ногах и, поскользнувшись на скользкой хвое, упал на одно колено. Фабиан тут же бросился на него, чтобы опрокинуть на спину, но Георгу удалось подняться.
— Ах ты гад… ах ты… — хрипло выдыхал Фабиан, все норовя подставить Георгу подножку.
«Если я сейчас ударю его, у меня будет преимущество», — думал Георг, но никак не мог решиться это сделать.
— Держись, Георг, держись, Георг! — со слезами в голосе кричал с яхты Эрик.
Георг обхватил Фабиана и крепко, будто тисками, сжал его, до судороги напрягая каждый мускул. Фабиан бился о Георга головой, укусил его в плечо, но Георг медленно и неумолимо прижимал его к земле, пока тот не упал со стонами на узловатый корень сосны.
«Довольно», — решил Георг и отпустил Фабиана. С перекошенным лицом Фабиан тут же вскочил на ноги, схватил увесистый камень и швырнул его изо всех сил в Георга. К счастью, камень пролетел мимо, едва задев ухо Георга. Представив, что могло бы произойти, если б Фабиан не промахнулся, Георг пришел в ярость. Не помня себя, он бросился на Фабиана и бил его до тех пор, пока не онемели суставы пальцев, а Фабиан, которого еще никто ни разу в жизни не проучал, сжался, парализованный его гневом.
— Мама! Эрик! Помогите, помогите! — стал звать он на помощь.
Георг затащил его в лодку и приказал привезти Эрика и все остальные вещи. Фабиан не сопротивлялся. Он смыл кровь с носа, ополоснул опухшие от слез глаза и молча отчалил от берега.
Он сделался необыкновенно покладистым.
Все вместе они разводили костер, сооружали палатку из лиселя. Только были молчаливее обычного. Никто не шутил в тот вечер, не жаловался на мошкару, не спорил полусерьезно, кому идти за водой, никто не хвастался своими приключениями и подвигами, совершенными за день.
Георг с Эриком держались рядом и, не глядя на Фабиана, подавали ему еду.
Фабиан ел без аппетита; стал сразу же устраиваться на ночлег.
А Георг не мог уснуть. Лежа на влажном одеяле и отмахиваясь от назойливых комаров, не сводил глаз с далекой льдисто-зеленой полоски неба, светившейся в отверстии лиселя. Он ненавидел самого себя, холодное небо, черные деревья и весь белый свет. И бывают же такие, как Фабиан! Такие, что вынуждают тебя бить их до тех пор, пока не занемеют суставы!
Бедняга Фабиан, жалкий трус!
Георг поднялся, укрыл его поплотнее одеялом и вышел из палатки. Рядом дышало море, оно непреодолимо звало к себе. Георг сел в лодку, поплыл к «Розе ветров» и принялся сплескивать фал топ-мачты, который ему пришлось срубить во время шторма. Свежий воздух подействовал благоприятно на его состояние, к нему вернулся душевный покой. Он стал думать, что счастлив может быть только на море. В море он выдержал первое решающее испытание на мужество и ему, морю, предался телом и душой. Теперь, считал Георг, он стал мужчиной. Усердствуя на палубе этой долгой холодной июньской ночью, он смутно, но как настоящий мужчина ощущал радость оттого, что вокруг него — дикое приволье, оттого, что жизнь так богата и многообразна. Хорошо, что не всюду так тесно и душно, как в доме у тети! Хорошо, что на свете есть опасности и ответственность! Будь начеку, Георг Шален. Достаточную ли ты выбрал цепь? Видишь вон то большое, красиво алеющее утреннее облако? Под этим облаком — ветер. Он может швырнуть яхту и разбить ее о скалы. Следи хорошенько, чтобы все снасти были в порядке, Георг Шален! Лопнет фал, так «сестрице» Эрику может угодить гиком по голове. Ты — один из тех, кому в жизни нужно трудиться. Ты стоишь на передовом посту, а впереди — тысячи возможностей и тысячи опасностей. Ты как всадник, охраняющий границу от диких племен, случись опасность — ты должен. быть впереди. Ни на один дюйм ты не должен отступить. Скажут тебе за то спасибо? Глупый вопрос, твое дело — трудиться.
Георг поднялся на ноги; стиснув зубы и сжав кулаки, он с угрозой взглянул на большое, грозное утреннее облако, катившееся к нему.
— Давай, давай, иди сюда! — пробормотал он и крепко ухватился за румпель, гордый, как викинг.
Но туча растаяла в свете нового летнего дня, и, согретый первыми теплыми солнечными лучами, Георг заснул, прислонясь к мачте «Розы ветров».