З а двадцать два года до описываемых событий
– Сожалею, господин генерал-губернатор, но она умерла. Ребенок – девочка.
– Дайте-ка мне ее сюда, хочу посмотреть.
Ему принесли крошечный окровавленный комочек, завернутый в одеяло. Эта больница на окраине города – тайная, ибо в ней лечили в том числе и преступников, – была в принципе не местом для Меньшикова. Однако пять минут назад генерал-губернатор оказался тут – и все же опоздал. Тот, кто пытался ему помешать, уже лежал высушенным мешком у входа в больницу, но время было упущено, и его племянница родилась без участия главы семьи. Это означало, что способности его погибшего брата будут ждать возможности воплощения еще какое-то время, и его дочь не станет одной из семьи. Генерал-губернатор даже думал ее умертвить, но в запахе ее крови чувствовалось что-то родственное, и, еще не зная зачем, он распорядился:
– Нанять кормилицу, вот деньги. Никому не сообщать о том, что она родилась так. Документами займутся нужные люди. И – мать как-то ее назвала?
– Да. Она умоляла назвать ребенка Милой…
Мила
Пульс 70 уд.\мин, уровень стресса 31, дыхание размеренное
Утро она никогда не любила: считалось, что это – новый день, новое начало, но для нее это было отвратительное время, когда хочется только спать. Нет желания есть, нет желания умываться, нет желания выбирать одежду – приводить себя в порядок так, как это делают другие, подчиняясь обязательным ежедневным ритуалам. Она не понимала, почему всегда и все должно быть по правилам. Она была странной – или казалась таковой родителям, знакомым, сотоварищам по играм. Ее нежелание следовать правилам в детстве воспринималось сначала как блажь, потом как некий детский протест, позже – как отклонение. Товарищи и сверстники сторонились ее все больше, хотя были и те, кто разделял ее вопросы и непонимание.
Это утро ничем не отличалось от других: пробуждение, работа, обед в кафе, возвращение домой. То же отвратительное настроение, те же, доведенные до автоматизма действия, те же мысли, та же скука. В чем смысл этой работы? Она уже пять лет занимается проектированием дизайна мебели, и где результат? За последние тридцать лет на полках магазинов не появилось ничего нового: все те же игрушки, мебель, паромобили, одежда. Ну хорошо, одежда чуть поменялась – но не более чем косметически, из-за смены материалов на более экологичные.
При том – ползут, ползут слухи. Про врачей, которые утверждают, что человеческая жизнь должна быть длиннее, чем пятьдесят лет – и после этого пропадают, а их труды объявляются антинаучными. Про пожарного, который первым вошел в пылающий огнем особняк аристократа вместо спецслужб – и в подвале обнаружил пару десятков человеческих трупов, которые кто-то держал в камерах. А уже на следующий день он умер от остановки сердца. Надышался через противогаз угарным газом, галлюцинировал и умер.
А все эти новомодные течения, которые вдруг как из-под земли начали расти – ЛГБТ, бодипозитив, креационизм и куча прочей ерунды. Еще пять лет назад всего этого не существовало, а сейчас их становится все больше и больше. А аристократы молчат. И Император молчит. Им просто все равно. Но зато кружки типа того, в котором состоит она, – незаконны. Хотя их участники виновны лишь в том, что думают своей головой, думают и задают вопросы.
Зачем аристократам, владеющим магией, помогать им, простым смертным? Почему за их помощь нужно платить выполнением правил досконально? Что происходит с теми, кто нарушил правила? Откуда берутся преступники, если все воспитываются одинаково? Кто стоит за бойней на Театральной площади в 1994? И сотни других вопросов. А выводы... ну, каждый делает их сам, но в целом все знают ответ, только пугает он до дрожи. Аристократия и император – не люди. Люди – это их скот, который умело выращивается на прокорм. Они обеспечивают базовые потребности и охраняют стадо. А заодно и прореживают его на предмет болтливых, самых умных, смелых и сильных, которые задумываются о противостоянии.
Рутинные сборы не заняли слишком много времени, и Мила вышла на улицу. До работы ей было ехать примерно два квартала, но погода стояла вполне теплой для середины апреля, так что девушка пошла пешком. Старые кварталы Санкт-Петрограда были по-своему очаровательны. Дворцы нависали над мостовыми безмолвными стражами, следя за прохожими закрытыми стеклом глазами-окнами. Каждый раз, когда Мила проходила здесь пешком, ей казалось, что кто-то внутри просматривает ее мысли и выносит вердикт о ней; но солнечная погода притупляла паранойю – вечную спутницу жителей Империи или, по крайней мере, членов незаконных кружков. Черные стволы деревьев прикрывала зеленая дымка едва начавшей появляться листвы, раздавался бодрый цокот каблуков по камням мостовой – и тревога, не оставлявшая девушку последние месяцы, чуть притупилась.
Построенный великим Императором Петром город олицетворял стремление к великому. Но облупившаяся штукатурка дворцов, потемневшие от времени барельефы намекали, что все это в прошлом. Еще не так давно, каких-то триста лет назад, все ждали чего-то небывалого: экономическое благосостояние государства все крепло, расцветала наука и социальная жизнь. Еще при Императора Петре сократилась сначала до сорока, потом до тридцати часов рабочая неделя. Потом, в 1750 году, он передал престол своему сыну, Павлу. Сам же вместе с женой, Екатериной, остался при дворе советником своего сына. В 1800 году – после тщательной подготовки – отменено крепостное право. Народ ликует. Промышленность растет как на дрожжах, растут и крестьянские хозяйства. Аристократы нанимают бывших крепостных на обработку земли, платя им живые деньги. В общем – идиллия. В 1807 году какой-то корсиканец в Европе пытается поднять восстание, объявив себя Императором Франции, а сидящего на троне узурпатором. Через пару недель его нашли мертвым. Сердце остановилось.
Но вот беда: люди начали все чаще мереть, не доживая и до тридцати. Говорят, какое-то поветрие пришло. Не только у нас, в Европе так же.
Мир остановился в развитии. Сытый и довольный, он не деградировал – но и не изменялся. Незачем: в 1918 году принят при всеобщем ликовании закон о социальном минимуме – гарантированный словом Императора. Теперь, даже не работая, гражданин получает пищу, дом и набор услуг.
Раньше она сама не знала об этом – но за последние сто лет не случилось ни одного серьезного изобретения. Должны были появится способы быстрого путешествия – но они оказались не востребованы. Должна была появиться связь на расстоянии – и она появилась, везде и сразу. Как будто кто-то открыл краник и выпустил ее наружу.
Об этом рассказывал один из Катиных поклонников, парень, называющий себя “диванным революционером”. Сама Катя – одна из немногих ее подруг – не слишком интересовалась этой темой, но слушала: в полутемной гостиной, заставленной пустыми бутылками от портвейна и прокуренной, эти истории будоражили кровь. Парень говорил, что в действительности давно уже изобретены и машины с двигателем иного принципа, нежели паровой, и самолетающие аппараты вместо медлительных цеппелинов, и даже автоматическое оружие.
Вот только вот владетели мира не допускают их выпуска промышленного, это понимала и Мила. Ибо человек, вооруженный многозарядкой, сможет противостоять даже аристократу из высших кругов. Магия крови, доступная всем истинным дворянам, не делает их неуязвимыми, но пробить щит кого-то из старших дома без подобного оружия – это практически нереальная задача даже для пехотного полка с саблями.
Собственно, дедушка нынешнего Императора, Николай II, продемонстрировал родовую магию заговорщикам-революционерам, голыми руками перебив своих убийц, а потом вихрем пробежав по Зимнему дворцу и в финале утопив кровавым копьем целый крейсер, Аврору, захваченную к этому моменту повстанцами. Бунт заглох, не успев причинить серьезных последствий.
– Но никто, – тихим свистящим шепотом продолжал парень, параллельно начиная лапать Катю, – никто не расскажет вам, что после того боя все тела, найденные во дворце – были полностью обескровлены. А если бы у революционеров было бы автоматическое оружие – то они б…
На этом месте Мила поняла, что ей пора домой, ибо ласки Катиного кавалера явно становились все более активными, а ей смотреть на это было не то чтобы приятно. Поэтому та беседа не продолжилась, а сам кавалер через месяц застрелился – так что продолжения не последовало. Но сама история заронила в ней еще более глубокое сомнение, и она начала целенаправленно искать еще информацию...
Этим же заинтересовалась и вторая из ее подруг – Лика. Вообще, из всех немногочисленных знакомых Милы Лика была самая странная. Она одевалась в кожаную одежду, она обожала яркий мейкап и красила волосы в черный цвет. А еще – у нее были друзья везде, и она даже как то раз водила Милу и Катю в закрытый клуб. Там собирались не только обычные люди; говорили, детишки аристократов, маскируясь, тоже приходили в такие места. Миле там не понравилось: много шума, куча вызывающе одетых людей, а на деле – все та же пустота внутри, которую они стремятся заполнить этим «андерграундом».
За этими мыслями Мила дошла до своей работы. Ее ждал очередной рабочий день.
Несколькими месяцами ранее
– Уважаэмый, захады! Прысаживайся.
– Добрый день, уважаемый. Мы от Ильи Геннадьевича. По ДЕЛУ.
Напускные радушие и гостеприимство слетели с Гагика Анушавани. Он подобрался, и, сверкнув из-под бровей глазами, пригласил гостей в вип-кабинет. Вместе с южными чертами пропал и акцент:
– Значит, вы от Ильи Геннадьевича. Что для меня?
Не отвечая, визитеры выложили на стол сверток и предмет в промасленной бумаге. Несколько секунд Гагик разглядывал предложенное, потом поднял на собеседников хмурый взгляд. Один из них все же прокомментировал:
– Это вам. А это – должно быть у вашего человека в руках вот здесь, – на стол легла карта с пометками. – И этот человек НЕ ДОЛЖЕН покинуть город ни в каком раскладе, как и рассказать что-либо. Мы постараемся решить это сами, но на всякий случай вы подстрахуете. Все понятно или есть вопросы?
Гагик слегка расслабился. С его родом деятельности всегда стоило ожидать подставы самому. Но сейчас о его репутации собирались позаботиться, да и обратились с должным уважением. На место вернулись и южный акцент, и радушие:
– А нэт вопросов, уважаэмые. Вам вина специального прэдлажить или дела не ждут?
– Посидим еще. Несите.
Лика
Пульс 25 уд.\мин, уровень стресса 75, дыхание слабое
“Скууууукккккооотттеееееень”.
Именно так ей хотелось орать ежедневно.
Жизнь – отстой. Роскошь – отстой. Ложь – отстой.
И папан с маман – полный отстой.
На дворе расцветал новый день, а Лика только ложилась спать. Сегодня предстоял Очень Важный День – приедет очередной Очень Важный Человек, и надо соответствовать ролям. Папа велел сидеть дома… Как же ее это бесит. Полночи послушная дочь металась по комнате, среди осточертевших картин и игрушек, которые помнили еще восстание Корсиканца, расшвыривала подушки, без магии развалившиеся бы на части еще сто лет назад… Здесь ничего не менялось. Единственное, что могла поделать Лика – хотя бы нарушать заведенный издревле распорядок дня. Но не только.
Эффектная блондинка, она целенаправленно красила волосы в черный цвет. Она, которая получала вещи от лучших кутюрье – предпочитала стиль девочки-вамп: кожаные штаны, обтягивающая водолазка, куртка из той же кожи, тяжелые армейские ботинки. Она, которая должна была вращаться среди лучших представителей аристократии – проводила время в человеческих кабаках. А дружила и вовсе только с одним человеком. Мила была талантлива, насколько это возможно, но, главное, она была очень похожа на Лику – столь же пытлива и все время в поиске. Всего несколько подсказок – и Мила сама сумела раскрутить все до понимания, насколько плоха жизнь стада.
Лика с удовольствием играла в заговорщиков, благо никто не мог опознать в ней влиятельного аристократа в Санкт-Петрограде. После Императора, конечно. Да и предположение, что такая, как она, могла участвовать в заговоре против аристократии Империи, казалось нелепым. Хотя бы в этом она находила какое-то развлечение от этих скучных будней.
Триста лет назад аристократические дома подписали договор о прекращении войн кланов, взяли под контроль людскую популяцию и вырезали под корень всех охотников на нечисть. Полностью.
Последняя революция восемьдесят лет назад была подавлена за три часа. Все человеческие изобретатели отслеживаются со школы, все потенциальные лидеры оппозиции – тоже. Изобретателей – или убивают, или обращают в верных слуг. Лидеров – убивают. Не поддающиеся воздействию люди живут разве что в горах, и их там пара десятков тысяч на все горы.
Все. Ничто не угрожает вампирам, они – вершина пищевой цепи.
И это бесило. Страшно! Вечность повторять одно и то же. Папа будет занят политикой, мама домом и приемами, а она будет бесконечно скучать и через пять сотен лет. Нет вызовов, нет занятий, только скука.
Но ничего. Она им всем покажет. Она построит-таки общество заговорщиков, которое сможет как минимум потрясти власть! Но для этого нужно сделать все так, чтобы родаки не мешали ей развлекаться. А значит, придется терпеть этот прием. Еще и делать вид, что она пьет кровь людей. Фе… как несовременно. Есть же заменители. А еще это негигиенично.
Артур Гайковтч, боевик Последних людей
“Суки, они же меня загоняют. Ненавижу города. Ненавижу!
Гагик сказал – не будет проблем. Гагик сказал – пойдешь на склад, возьмешь там бомбу, доберёшься по крышам до указанного дома, покрутишь колесико и бросишь в окно. И быстро, но тихо уйдешь. Вот только на той крыше его уже ждало двое кровопийц. И еще с десяток сбежался позже. А тут не родные горы, тут не обрушить на них родовую магию скал – она не действует. Тут вообще только оберег и работает... на месте ли он, кстати? Да, вот, висит на груди, крест потаённый, григорианский. Приходится бежать и пытаться добраться до своего транспорта. Врете, гады – не возьмете. Дело-то я все равно сделал, грохнул кого-то. Правда, кого – не знаю, но наверное воеводу знатного. На более простое дело его, гнарпета, вряд ли послал бы глава секретной службы в столице врага. Прыжок через крышу, прыжок на лестницу – держать темп, не бежать по прямой: на прямой его сразу попробуют достать магией. Скользнуть на улицу – до цели буквально пара кварталов”.
Из темноты вылетает паромобиль. Внутри перепуганная кукла, внешне мужчина – но он уже напустил в штаны при виде него. Перед прыжком через паромобиль Артур яростно улыбается ему. Во рту чувствуется кровь: перед тем, как он убил одного из преследователей, тот успел дважды ударить его кулаком в лицо. Прыжок. И эта трусливая тварь в долю секунды раньше дергается вперед своей чертовой машиной. И уже вместо прыжка – крышка капота бьет его по носкам ботинок, и он падает, перекатываясь через весь автомобиль. И понимает, что не успеть, и сейчас будет удар в спину. Два удара “Молотом” его артефакт сдерживает, а от “Кровавого копья” он падает и катится – но успевает вскочить и побежать.
Через пятнадцать минут он влетает в ангар, где уже стоит под загрузкой дирижабль-транспортник. Пять минут на маскировку – и перед возможными преследователями появится не гнарпет Артур, а Гарик Арами, один из механиков. Но преследователей быть не должно, они успеют взлететь.
Возле небольшого железного гаража, где он должен переодеться, уже ждет его Гагик. Нетерпеливо машет рукой и сам открывает дверь. Артур наклоняет голову, чтобы не зацепиться за притолоку, а потом его прошивает запоздалая мысль: у Гагика нет ключей от ангара. Он еще успевает обернуться и в последний раз взглянуть на продавшегося связного…
Два выстрела – в голову и сердце – заглушает звук двигателя дирижабля.
Мила
Пульс 85 уд.\мин, уровень стресса 46, дыхание учащенное
Солнце к обеду скрылось за тучами, и воздух изрядно посвежел, но на крыльце сидели и пили сок из пакетиков двое ее коллег. Проходя мимо, Мила уловила отрывок их разговора: «... а потом жандармы начали пускать ему в спину заклятия, и он упал только после третьего. Но не умер – они его еще живым подняли, а в него минимум два Молота и копье влетело». Она приостановилась.
– Привет!
– Здравствуйте, Мила. Вы что-то хотели?
Ребят звали Николаем и Пантелеем, оба они работали над монументальным проектом мавзолея первого Императора. Надо сказать, что у Милы в доме архитекторов была репутация интроверта-одиночки – “не от мира сего”, – к которой лучше не обращаться без повода, и сейчас ее интерес явно заставил коллег насторожиться.
– Я случайно уловила конец вашей беседы. А что случилось?
– А. Это я вчера вечером вляпался в жандармскую операцию случайно, – ответил Пантелей. Он вообще выглядел бледновато – видимо, сказался стресс.
– Они догнали террориста-бомбиста, из горцев – и тот убегал прямо в мою сторону. Прыгнул на капот моеего паромобиля – глаза бешеные, волосы во все стороны, во рту кровь. Ну, я испугался и случайно вдавил газ, он вниз слетел – а меня жандармы схватили. Но через пару часов отпустили, я как раз подремал, успокоился. А вот пока они меня вязали – я увидел, как они заклятиями крови валили того бомбиста.
– Да уж, сочувствую! – Мила улыбнулась им и почти сразу посерьезнела, заметив на шее Пантелея пластырь. – Это вы поранились так при задержании?
Тот смутился и приподнял повыше воротник.
– Да не, это я сам, когда вылезал дома из машины – споткнулся и в кусты упал, расцарапал шею в двух местах об шиповник.
– Будьте осторожнее, – посоветовала девушка, теряя интерес.
Пантелей, с ее точки зрения, был уже не жилец, таких случаев за последние три года наблюдений было много. Человек видит что-то, чего не должен, попадает в отделение, возвращается домой с царапинами – а через две-три недели умирает абсолютно естественным путем. Первый такой случай показала ей Лика, а дальше она и сама раз шесть-семь замечала, даже своей группе рассказывала – как совершенно секретную информацию. И теперь подобное случилось рядом с ней.
В обеденный перерыв она решила посидеть в соседнем кафе. Есть не хотелось, но стоило отвлечься от работы, так что кофе и булочка с маком пришлись бы кстати, как и небольшая прогулка. Впрочем, поднялся холодный ветер, и Мила пожалела, что оставила плащ в гардеробе. Мурашки пробежали по коже, озноб скользнул вдоль позвоночника, и внезапно девушке показалось, что вместе с ознобом прошелся чей-то изучающий взгляд. Но вокруг никого не было, и. тряхнув головой, Мила отправилась отогреваться кофе.
За соседним столиком сидело четверо молодых людей, яростно обсуждавших что-то про Последних людей – союз анархистов-бомбистов с Кавказа. В пределах Российской Империи они единственные сохранили свою независимость. Горный союз магов сумел остановить продвижение имперских полков, а маги крови оказались бессильны против родовых твердынь, защищенных магией Скал. Поэтому установилось шаткое перемирие, нередко нарушаемое их горячими парнями. Правительство горных кланов делало вид, что оно не при делах, а бомбисты регулярно совершали теракты против наиболее известных представителей аристократии.
Не особенно прислушиваясь – ничего нового молодые люди не рассказали, – Мила допила кофе и уже собиралась выходить, когда парни всей гурьбой ушли курить, оставив на столе газету, развернутую на первой полосе. Взгляд невольно скользнул по литографии в центре страницы, а потом зацепился за крупный заголовок. Обычно Мила обычно просто игнорировала такие вещи, но в этот раз, мазнув глазами по статье, она вздрогнула.
«Громкий взрыв на складе медикаментов. Обвиняемый погиб в ходе захвата».
«Жандармское управление получило неоспоримые доказательства того, что боевика наняли городские анархисты, возглавляемые кем-то из молодых аристократов. Ведется следствие. Все виновные будут арестованы и преданы суду».
Городские анархисты… это она и ее знакомые! Неужели кто-то из ребят решил зачем-то действовать в союзе с террористами? Но они же не раз это обсуждали, нельзя свергнуть власть вампиров военным путем. Только переговоры и донесение до Императора, что стадо больше не стадо. Но в группе были и молодые ребята, они могли же и не удержаться. Надо как то связаться с Ликой, ей надо бежать. Ведь без нее все это обречено на провал. А еще и какую-то аристократку сюда приплели. Брезжила надежда, что все это – просто результаты разборок аристократов между собой и заговор они просто придумали, чтобы подставить кого-то из своих под казнь. Надо найти Лику. Домой. Нужен домашний телефон!
Шестью месяцами ранее
Михаил Меньшиков, генерал-губернатор
Когда доктор Кройнцберг вошел в двери поместья, Михаил Андреевич Меньшиков уже ждал его.
– О, уважаемый герр доктор! Я искренне признателен вам за визит!
– Пустое, как говорят у вас в России. Я не мог не откликнуться на просьбу старого друга.
– Так пройдемте же, вы верно устали с дороги.
– Да, немного есть. И заодно я все же хочу услышать все детали от вас лично.
Они прошли в гостиную, обставленную в соответствии со вкусами генерала. По стенам висели трофеи – сабля с выщерблиной, мушкет, странная конструкция, напоминающая булаву. А также традиционные кабаньи и оленьи головы, шкура медведя и – гвоздь охотничьей коллекции – голова слона, добытая в далекой Африке в экспедиции.
Посреди комнаты стоял небольшой сервировочный столик и два массивных кресла. На нем ждали своего часа прозрачная бутыль и коробка сигар с гильотинкой и всем полагающимся. Хозяин дома и его гость заняли кресла и закурили – молча, отдавая дань уважения дорогому табаку. Ароматные клубы дыма причудливо извивались среди рогов животных, и мужчины молча наблюдали за их узорами. Через несколько минут генерал тяжело вздохнул, достал из нижней части столика два бокала и разлил по ним жидкость из бутыли.
– Вы же помните, доктор, мою девочку. Именно по поводу нее я и попросил вас приехать. Дело в том, что она, как и все подростки, проходит через стадию отрицания авторитетов, желания ломать стереотипы – в общем, все как у всех. Однако, я начинаю сильно беспокоится: за последний год она изменилась. Появились странные увлечения, странные знакомства.
– Тяжелый случай. А расскажите-ка мне поподробнее, что там за странные друзья и увлечения.
***
Лика
Пульс 59 уд.\мин, уровень стресса 60, дыхание учащенное
Ей крайне не хотелось подниматься, было только два часа пополудни. Но старый слуга уже дважды принес чай и свежие газеты, и теперь недвусмысленно покашливал за дверью. Обижать этого верного человека она не собиралась – Осип Петрович преданно служил ей с рождения и был одним из немногих живых существ, к кому она испытывала определенную привязанность. Пришлось вставать.
Разворот газеты оказался полным сюрпризом: после прочтения статьи сон пропал как по волшебству. Сердце забилось чаще, и в коленках поселился незнакомый эффект – они дрожали. Кто-то ее подставил, и подставил знатно. На расследование и получение санкции на арест уйдет много времени. Нужно срочно бежать отсюда. Если отцу даже просто намекнут, что она замешана в таком – он просто запрет ее в поместье. Без его воли отсюда и комар не вылетит, не то что его дочь. Так. Рюкзак. В рюкзак… а что надо брать с собой? Одежду? Оружие? Но у нее нет никакого оружия. И – куда пойти? Она вроде бы никому не говорила, как зовут ее подругу. Да и вообще им на нее пофигу. Тогда надо к Миле. Она поможет. Точно поможет. И про нее не знают.
Интерлюдия 1
– О, профессор! Наконец-то у нее начал расти уровень адреналина! Вы были правы! – сидящий за монитором молодой человек обернулся вглубь помещения. – Еще немного – и объект будет полностью готов.
– Отлишно, отлишно ! – с улыбкой на лице произнес Кройнцберг. – А что там с нашей малышкой?
– Мы контролируем. Все идет по плану.
На двух мониторах, расположенных в подвале поместья генерал-губернатора, виднелись два графика. Огоньки, обозначавшие уровни гормонов, горели на конце длинных столбцов.
Хорошая была идея у профессора Бонч-Бруевича, о создании этих самых устройств контроля. Приемник – вживляется младенцу. Контрольные устройства – стоят на всех извещателях уличных. И помимо расслабляющей музыки – радиоволны считывают состояние людей. Не зря его обратили, ох не зря.
Мила
Пульс 99 уд.\мин, уровень стресса 53, дыхание тяжелое
Еще ни разу в жизни ей не было страшно. Любопытно – изредка, противно – регулярно. А вот страх Мила испытывала впервые. Черные тучи полностью скрыли небо, словно угадывая ее настроение; ветер усилился и рвал плащ в разные стороны, бросал в лицо пыль и оторванные листочки. Деревья казались притаившимися в вечернем сумраке охотниками.
На половине пути к дому она заметила на лавочке одинокого мужчину, сидящего и смотрящего себе под ноги. Он выглядел странновато: в глухом плаще под горло и темных очках. Через полквартала она обернулась, но лавочка оказалась пустой, а мужчина замер напротив вывески неработающей кондитерской. Еще метров через триста – он же попался ей на глаза, стоящим в телефонной будке. Мила занервничала, ибо странный человек точно следил за ней. А если он из аристократов? А если это агент жандармов? Хотя нет, если бы он был жандармом, он бы просто подошел и предъявил документы. Да и не ходят жандармы в такой одежде.
Последние четыре сотни метров до дома она почти бежала, не оглядываясь. Слишком уж боялась увидеть где нибудь эту черную фигуру.
Лика
Пульс 90 уд.\мин, уровень стресса 55, дыхание тяжелое
Как хорошо, что она в свое время получила приглашение домой к Миле, так что проблем с попаданием домой при отсутствии хозяйки не возникло. Лика тщательно обошла все следящие системы на улице, и вроде бы не увидела за собой слежки. Типовое окно поддевается когтем – и вуаля, она внутри.
Квартирка у Милы маленькая, а после апартаментов в особняке – так и вовсе крошечная, но сейчас это не важно. Лика занавешивает окно, и, чтобы чуть-чуть успокоить нервы, осматривается. Если отбросить мелочи, то все-таки как же они похожи: одинаковая манера раскладывать письменные принадлежности, одинаковый выбор любимых цветов в интерьере. Если бы она жила в этой комнате – та бы выглядела практически идентично. Ну, разве что выбор одежды Лике казался слишком уж утилитарным, но это скорее последствия происхождения.
Она присела на диван: возится в доме без хозяйки некрасиво, да и обдумать происходящее хотелось. Это было странное ощущение – одновременно хотелось, чтобы все происходящее было сном или ошибкой, и в то же время незнакомые чувства будоражили кровь. Это было ПРЕКРАСНО. Она ощущала, как мир перестал быть незыблемым, раскрывался с новой, незнакомой стороны. И что-то внутри, непонятное, но приятное, заставляло сердце биться быстрее.
Интерлюдия 2
– Параметры объекта растут – уровень адреналина, шкала гормонов подскочила на 120%. Похоже, она испугалась. Профессор, вы – гений!
– Превосходно. Нужно подстегнуть ее еще немного, выпускайте поисковый отряд. И – мониторинг постоянный. Нам надо, чтобы объект был в нужной кондиции при встрече, иначе сорвем всю операцию. Подстегните ее, напугайте.
Совпадение биоритмов – 98.5%. Гормональное совпадение – 95%. Лучше уже не будет, пора их совместить.
Мила
Тяжело дыша, Мила заскочила в подъезд. Поднимаясь к себе на третий этаж, она подсознательно ожидала, что сейчас железная дверь внизу вновь откроется, и тогда ей придется бежать. Но никто не потревожил тишину, и она, чуть успокоившись, добежала до двери своей квартиры, обитой коричневым дерматином. Судорожно тыкая ключом в замочную скважину, Мила с третьего раза сумела вставить его и провернуть.
Уже переступив порог, она услышала, как со скрипом распахнулась дверь подъезда. В панике заскочив в квартиру, она грохнула за собой дверью и начала поворачивать один за другим до упора оба замка, а еще и цепочку накинула, и, почти не дыша, села на пол прямо в прихожей, слушая звуки на лестнице. Кто-то протопал мимо, и поднялся выше. Она выдохнула, трясущимися руками сняла обувь и сделала несколько шагов в свою комнату, по-прежнему не зажигая света.
Из полутьмы комнаты сверкнули глаза, и темная фигура порывисто поднялась с дивана, делая шаг к ней. Мила истошно заорала, и замахнулась сумочкой...
Лика
О, а вот и Мила – в замке зашуршал ключ, а потом она заскочила. Обостренные чувства говорят, что она напугана, да и ее действия только подтверждают ощущения – скорость, с которой она влетела, тяжелое дыхание, возня с замками. Лика делает к ней шаг, чтобы успокоить. Мила все еще не видит ее, чувства людей слабы. Она пахнет чем-то… упоительным. Запах просто хлещет по нервам, а потом Мила оборачивается и с каким-то боевым воплем пытается атаковать. Лика рефлекторно перехватывает тонкую кисть, но не рассчитывает усилия, кожа лопается... аромат крови пронзает обонятельные рецепторы…
Сдержать инстинкты невозможно, и она выпускает клыки, вонзая их в шею Милы. Кровь ее, с сильным ароматом страха, хлынула в горло Лики, и тут она ощутила упоение, которого не чувствовала еще никогда. Это была ПРАВИЛЬНАЯ кровь, именно такой она и должна быть – с привкусом ужаса. Глаза их встретились, и в угасающем взоре Милы мелькнуло узнавание и ощущение предательства. И оно дополнило вкус ее крови чем-то таким, чего всегда не хватало Лике. Уже не скрывая удовольствия, она еще глубже вогнала клыки в артерию жертвы, и стала громадными глотками пить кровь, мечтая лишь об одном – чтобы это ощущение длилось дольше!
Интерлюдия 3
Доктор выключил монитор Объекта 1, на котором все жизненные показатели давали значение 0, и удовлетворенно улыбнулся.
– Хорофая рапота, господа! Ошень хорошая рапота! Я непременно расскажу все господину генерал-губернатору. А теперь – вы все свободны.
Он погасил следящую систему в квартире, ибо точно знал что будет дальше. Негоже чужим видеть столь интимный момент превращения ребенка-вампира в совершеннолетнего хищника
За полгода до событий
– ...то есть эта девочка, с которой ваша дочь познакомилась – ее двоюродная сестра, не унаследовавшая способностей вампира? Это же прекрасно! – когда он того хотел, доктор говорил на русском абсолютно чисто, с характерным московским выговором. Его манера говорить с акцентированным псевдо-немецким говором, была всего лишь маской для выработки у окружающих доверия. Личный врач Императорской семьи, проживший в России двести с лишним лет, он не мог не научится языку страны проживания. – Вы же понимаете, что случай хоть и редкий – но не уникальный. Некоторым для получения удовольствия от питания, нужно приправлять кровь определенными веществами. А они вырабатываются лишь в уникальных условиях. Мы заняли в пищевой цепочке этого мира верхнюю позицию, но хищникам часто нужно видеть в реакциях добычи определенные действия, иначе пропадает интерес. Вспомните Николя. Его мемуары все еще у вас, не так ли? Когда все закончится – дайте девочке их почитать, а то еще придется звать доктора психологии…
Доктор сделал глоток, посмаковал дорогой напиток и прикрыл глаза. Генерал-губернатор не торопил гостя: слишком многое зависело от него и его желания помочь.
– А сейчас мы с вами сделаем вот что. Надо организовать полностью всю подготовку. То, что она хочет бунта, все ее поведение – это всего лишь подсознательное желание получить правильную пищу. Так давайте ей поможем в этом и заодно проследим, чтобы происходящее не вышло за рамки нормального. Императора я предупрежу лично, я все-таки вхож туда без назначения аудиенции. А вы пока сделайте вот что. Нужно найти контакты с Гагиком Анушавани – он поможет вам организовать все так, чтобы у девочки не возникло ощущения театра. Проверните пару дел, ну, не мне вас учить – и держите его на контакте. Он давно работает по заказам от влиятельных аристократических домов, и использует исключительно исполнителей из «Последних людей». Только обеспечьте ему алиби, терять столь интересного смертного не хотелось бы. Ну, и для полной достоверности – сведите эту девочку, Милу, с парой подпольных революционеров. Дальше, я думаю, они сами справятся, а мы заодно проредим стадо чуть-чуть...
Квартира Милы
Лика сидела на диване, и ей в кои-то веки было хорошо. Исчезло давящее чувство неправильности, исчезло желание разрушить все. Она была довольна. Высушенный досуха труп Милы скомканной обёрткой лежал за порогом комнаты, в прихожей. И жалела она в этот миг лишь об одном – что Милы было слишком мало. Впрочем, кажется она знала, где взять еще.
Отца она ощутила задолго до того, как тот подошел к дверям, но опасностью от него не веяло, так что вряд ли он пришел ее арестовывать. Замки на дверях открылись сами, легкая дымка кровавого тумана лишь на секунду коснулась их.
– Привет, пап, – сказала Лика, глядя в дверной проем.
– Привет, дочь. Что ж – поздравляю тебя с совершеннолетием. Мы с мамой уже боялись, что ты никогда не повзрослеешь. Но я счастлив, что это все же произошло. Да, твой двоюродный дядя Кройнцберг просил кое-что тебе передать. Почитай на досуге, – с этими словами он положил на край стола конверт с дискетой. На конверте была надпись «Как я был революционером. Николя»