Письма полумертвого человека

Письмо XXXV. Д. Ц. - С. Л.

22 января 2003

Пищевое отправление

Летом писал я к Вам, назвав тогда эпистолу "Биологическая жизнь". Там бы с этим и покончить - что ж дважды к пищеварительной теме возвращаться: эдак, глядишь, до заворота извилин можно дойти - нарушив равновесие полу-мертвости в худшую (будем думать) сторону. Но нет - праздники, знаменитые безбрежные русские праздники заставили меня снова докучать Вам тем же.

Книга русского Бытия - Словарь Даля: доказано Интернетом. Добрые люди, выложившие Словарь в Сеть, снабдили его системой гиперссылок: всё указывает на всё - и въяве, на экране монитора, проступает взаимосвязанность всего в мироздании. Впрочем, это, наверно, и раньше кто-то замечал - но любителей сквозного чтения Словаря (к тому же способных запомнить, как одно с другим для сердца русского слилось, как много в нем отозвалось), надо полагать, немного. А тут - несколько щелчков мыши, любой может наглядно убедиться...

Отправимся, к примеру, в лабиринт слова "отправление". "Отправлять, отправить что куда, отсылать и отпускать, спровадить, услать, снарядить и послать. Отправить письмо, товар. Отправить нарочного. Он меня отправил от себя, отправил ни с чем, с носом, ничего не сделал, или отказал наотрез и грубо. Нести, справлять, исправлять, исполнять, делать, оканчивать. Он плохо отправляет службу свою". Еще: "Товар наш отправляется водою. Отправился к отцам, помер". А, вот: "Отправленье, отправа, отправка" - по-псковски "поминки в день смерти, в девятины, третины, сороковины, в годовщину и в день ангела покойника".

Смерть замешалась не только в связи с псковитянами и не только в эту словарную статью: похоронщик - "гробовщик, промышляющий отправленьем похорон". А физиологическая функция есть "отправленье членами тела своих действий". Сыскалось и вовсе невероятное слово оходня - так на Северо-Востоке зовут "пищеваренье и все к нему относящиеся отправленья и части тела; желудок или брюхо; испражненье и порошица. Ешь, покуда оход свеж".

Наконец, отправляются как самые, положено считать, возвышенные, так и, предполагается, низменные потребности: во-первых, треба - "отправление таинства или священного обряда; Св. Причастие, кровь и плоть Христова, запасные дары. Отправлять все церковные требы"; во-вторых же, совокупляться значит, по Далю, "сходиться для полового отправления".

В общем, человек имеет телесные функции и потребности - и их отправляет, также и духовные - как товар, водою, к отцам.

И где, спрашивается, разница между теми и другими?

Жизнь души - вроде как не жизнь материи. Но их взаимообусловленность и взаимопроникновение до едва ли не полной неразличимости порой прямо пугает. Частенько граница меж душевными движениями и деятельностью желудочно-кишечного тракта совсем-таки не видна.

Допустим, праздник. Допустим, Новый год. Или Рождество. Рождество христианский праздник, установленный в память о рождении Богочеловека, который открыл своим адептам некие новые духовные горизонты, проповедовал возвышенные идеалы, придал, наконец, их, адептов, жизни смысл более глубокий и прекрасный, нежели потребление и переработка пищевых продуктов. Отчего же отправление таинства или священного обряда неразрывно связалось - в лучшем случае, а как правило - вовсе заменилось разговением - "пищевареньем и всеми к нему относящимися отправленьями и частями тела": ешь, покуда оход свеж?

Хорошо, Новый год - светский праздник, как принято говорить, "семейный": близкие люди встречаются и рады друг другу. То есть - праздник общения, возможно, в идеале, даже роскоши человеческого общения: специально предусмотренное время, освобожденное от отправления службы, от того, чтобы "исправлять, исполнять, делать, оканчивать", - ради (ну хоть - в том числе) душевных контактов одного человека с другим человеком.

Но - вспомните предновогодний угар "продовольственной торговли": всюду дикая давка, толпа, втиснутая меж двух рядов прилавков, сумки, пакеты, торбы и кутули, ручки оборвались, "продукты" посыпались, теснота усугубляется ватином, в который по морозцу обернуты людские бока, и в воздухе разлита злоба, столь хорошо знакомая каждому (во всяком случае, надеюсь, каждому нашему с Вами, Самуил Аронович, читателю) обреченному на поездку в метро с пяти до восьми вечера.

Это - праздник? "Приятные предпраздничные хлопоты"?

Представьте: если на манер героя лесажевского "Хромого беса", которому оный бес показал жизнь обитателей города сквозь ставшие прозрачными крыши, взлететь на воздух, глянуть вниз - и всюду, всюду заливают холодец и строгают колбаску. "Слава вам, идущие обедать миллионы! И уже успевшие наесться тысячи!" Сколько бы мне ни говорили, что праздник - на самом деле праздник Воскресения Господня, Международной солидарности трудящихся, Всех влюбленных или всех Сотрудников правоохранительных органов, обратное доказать легче легкого: вычтите из праздника пищу - и праздник не состоится. Более того, горе вечной утраты кого-либо отправляется тем же способом: студнем и колбаской.

Диалектическое противоречие, однако. С одной стороны, само собой, пустое брюхо к ученью глухо. С другой - аскеза как путь к духовному самосовершенствованию состоит в том числе в отказе от чревоугодия.

В Евангелии, обратите внимание, нравственные законы всякий раз изъясняются через пищевые метафоры, через добывание и потребление еды/питья и их дальнейшие приключения в организме. Понятно, что это попытка растолковать некие нематериальные вопросы людям, лишь вчера обнаружившим саму возможность абстрактного мышления. Но ведь и все остальные религии - в той или иной степени "пищевые": никакие вопросы, связанные с Богом, не решаются вне деятельности желудочно-кишечного тракта, всюду по любому духовному поводу следует что-то специальное кушать, а чего-то, напротив, ни в коем случае в рот не брать.

Ах, кажется, я выскажу ужасную банальность, но это диалектическое противоречие отлично разрешилось в золотую пору человечества - в античности. Задолго до всяческого христианства Сократ, Платон, Аристотель, а также их слушатели и собеседники оперировали духовными категориями неизмеримо более сложными, глубокими и изысканными, нежели евангельские, и никакого пищевого символизма не требовалось, поскольку абстрактное мышление ("пища духовная") было для них естественным, как дыхание (или пищеварение). Противоречие разрешается в той степени, в какой человек из куска материи, жизнь которой есть "отправленье членами тела своих действий", становится материей одухотворенной. Вот и выходит, что Дух есть не порождение чувства (в том числе религиозного), но - высшая форма развития ума, интеллекта.

В противном случае... Обращусь еще разок к вышепроцитированному "Гимну обеду" Маяковского: