Письма Президента

Среда, 7 июля 2000-го года, Москва, Кремль. Середина дня

Свои генеральские погоны и нынешнюю должность Фёдор Кузьмич Астанин получил не за красивые глазки и не в силу длинной руки родителя. Таковой у него просто не оказалось – по причине незнатного происхождения. Сирота из детдома, не знающий, кто его семья, он всеми силами хотел занять достойное положение в обществе. И, надо отдать ему должное, немало преуспел на этом тернистом пути. В школе – первый ученик и лучший комсомолец. Сверстники таких обычно не любят. Но Астанин являл собой счастливое исключение из правил. Списывать давал всем, за обиженного – вступался, при этом дрался так, что даже местная шпана уважала его за буйный нрав и смелость. Пошёл в армию – да не куда-нибудь, а в части «ОСНАЗ». Служил в ГСВГ, под Берлином. Неплохо овладел немецким. Потом – «рабфак» МГУ, лучший студент на юридическом. Увлёкся новомодным в то время каратэ, с удовольствием занимался в полуподпольной секции, которую вёл Ли Юнь, аспирант из университета Патриса Лумумбы.

На втором курсе студенческая судьба Астанина пересеклась со всемогущим КГБ. Как-то его пригласили в деканат.

Там сидел невысокий мужчина, похожий чем-то на молодого Чехова. На нём был модный в те годы синий финский кримпленовый костюм, на правой руке солидно отблёскивали золотые часы. Кажется, «Омега», писк тогдашней моды.

– Здравствуйте, Фёдор, – приветливо произнёс незнакомец, поднимаясь из-за стола и протягивая Астанину руку. Рукопожатие оказалось на удивление крепким. – Меня зовут Николай Николаевич, я из Комитета государственной безопасности…

Это была СУДЬБА. Нет, Астанина не сделали обычным осведомителем. По словам Николая Николаевича (как позже выяснилось, это было его настоящее имя), такого добра в МГУ хватало и без воспитанника детского дома.

– Ребятки, может, и не столь идеологически подкованные как ты, Фёдор, но зато имеющие вес в определённых кругах столицы. А, следовательно – и более информированные, чем ты. Поэтому пусть хоть этим пользу Родине приносят. А ты, дружище, нам для серьёзных дел нужен.

Дела оказались действительно серьёзными. Астанина несколько раз привлекали для операций против валютчиков, дважды – использовали, как подсадную утку, при вербовке иностранных дипломатов, но больше всего студенту нравились силовые акции – когда кого-то нужно было задержать или обеспечить охрану. Тут молодому сотруднику цены не было. Его куратор оказался мудрой личностью. Поскольку прекрасно понимал, что лучше всего человек проявляется там, куда устремлены его способности. И желания. А не там, куда его суют недальновидные начальники.

– Не Зорге ты у нас, Федя, – констатировал он с сожалением, когда обучение Астанина в МГУ подошло к концу. – Но определённый талант всё же имеешь. И для нашей службы он вполне пригоден.

И рекомендовал подопечного в «девятку». Это было как раз то самое, к чему Астанин стремился. И что не вызывало у него внутреннего сопротивления.

Служил он хорошо, можно даже сказать, ИСТОВО, и всё равно без связей – неважно каких, родительских или приятельских, ни за что бы не добился своего нынешнего положения. В крайнем случае, ушёл бы на пенсию полковником.

Помог, как обычно, ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО СЛУЧАЙ. Который Астанин, как и все детдомовцы, битые жизнью, просёк моментально и вцепился в него так, что оторвать уже было невозможно.

Грянула перестройка – и в круговерти псевдодемократических игрищ и схваток за тёплые местечки, Астанин сумел оказать (ТОГДА ЕЩЁ МАЙОРУ) Коржакову неоценимую услугу в одном щекотливом деле. Тот не забыл помощи коллеги – и когда создавал СБП, пригласил туда и Астанина. На новом месте работы пришлось заниматься не столько охраной, сколько политикой. Но и здесь детдомовская выучка не подкачала. Кузьмич ЗНАЛ, КОГО следует поддержать в том или ином случае, а кому – ТОЛЬКО ПООБЕЩАТЬ свою поддержку. Благодаря чему он очень быстро стал генералом, благополучно пережил отставку шефа и реорганизацию ведомства – и вот теперь сам возглавляет КОНТОРУ.

Относительно благосклонности нового хозяина Кремля к себе Астанин не обольщался. Он был уже достаточно опытным чиновником, чтобы сознавать – всё это ненадолго. Когда за тобой нет НАДЁЖНОГО ТЫЛА, долго ходить в ОБЛАСКАННЫХ – невозможно. Вон их сколько, молодых да рьяных, на ходу подмётки рвут! А Астанин к тому же, даже и не из Команды ПЕРВОГО. Так что полетит, случись что – «под ПАМФАРЫ!» Ещё и пинков под задницу насуют, на это дело желающие всегда найдутся, любят у нас подтолкнуть падающего!

Нет, деньжата на чёрный день, конечно, имеются, хватит и детям, и внуку. Да и с работой можно что-нибудь придумать – такие спецы, как он, на дороге не валяются. Но это уже будет НЕ ТО. Совсем НЕ ТО. Человеку привыкшему командовать армией, всегда трудновато перестроиться в рядовые комбаты. Пусть и с приличной зарплатой.

И уровень задач не тот, и масштабы деятельности – смехотворные. Требовалось найти что-то такое, что надолго бы заткнуло рот всем недоброжелателям, а ПЕРВОМУ внушило бы безграничное доверие к своему охраннику. Заговор, что ли какой отыскать? Да нет, не потянет! Не те времена. Да и слишком мало сидит ПЕРВЫЙ на троне, чтобы за это время смог сформироваться кружок недовольных. Друзья – в эйфории, союзники рассчитывают на обещанные посты и барыши, враги – лечат раны, а нейтралы прикидывают: стоит ли им попытать счастья в игре за нового ХОЗЯИНА? Или откачнуться к его противникам. Тут требовалось иное.

Мягко пропела мелодия вызова – и Астанин, очнувшись от невесёлых своих дум, снял трубку телефона. Звонил полковник Погодин, курировавший агентурную сеть в ДОМЕ. И посему, пользовавшийся правом прямого выхода на шефа.

– Фёдор Кузьмич, нужен ваш совет!

Погодин редко злоупотреблял вниманием Астанина – и даже на ежедневных оперативках предпочитал больше отмалчиваться, чем говорить. Но уж если Погодин решался побеспокоить генерала – значит, дело того стоило.

– Заходи, Иваныч, – согласился Астанин, и, щёлкнув кнопкой, наклонился к селектору: – Танечка, два кофе мне!

– Хорошо, Фёдор Кузьмич! – тут же откликнулась вышколенная секретарша.

Когда Погодин вошёл к шефу, на маленьком столике в дальнем углу кабинета уже дымились две чашки с ароматным напитком. Астанин кивнул полковнику на свободное кресло:

– Что стряслось, Иваныч? Никак БОНБУ кто-то хочет под Мавзолей заложить?

Это была его давняя шутка, которой он всегда встречал Погодина. Тот, осторожно держа чашку в руках, также дежурно отшутился:

– Да нет, Фёдор Кузьмич, всего-навсего подкоп к Оружейной палате обнаружили.

Астанин коротко хохотнул. Погодин ему нравился. За откровенно НЕ СУЧЬЮ натуру и полнейшую ВЕРНОСТЬ ДЕЛУ. За что, собственно, и жаловал полковника. Хотя и не явно. Ещё не хватало, чтобы среди замов ревность завелась и они бы принялись потихоньку гадить Погодину. С них станется. Народ в службе подобрался такой – не терпит любимчиков. С одной стороны – вроде бы и неплохо, а вот с другой – это ещё как поглядеть…

Полковник помолчал немного, потом тихо доложил:

– Вчера вечером в канцелярию пришло письмо на имя ПЕРВОГО. Из соседней области. С пометкой «ЛИЧНО.»

Астанин хмыкнул:

– Да их, почитай, тысячи приходит чуть ли не каждый день! Чего это ты им заинтересовался, Иваныч? Пусть «Веня-Железобетон» эпистолами ведает, это его хлеб. Не обижай «завхоза». Тем более, что сидеть ему осталось всего да ничего, – он наклонился к уху Погодина и доверительно шепнул: – Скажу тебе по секрету, старина, грядут скоро изменения! Для нашего голубка уже и место новое подготовлено – шишка теперь будет огромная, генсек СНГ!

Он издевательски хохотнул.

Погодин исподлобья глянул на шефа:

– А он им и занимается, Фёдор Кузьмич! Лично. С сегодняшнего уже утра. После того как познакомился с текстом этого письма.

Поставив чашку с недопитым кофе обратно на стол, Погодин вынул из внутреннего кармана пиджака небольшую ксерокопию и протянул Астанину. Тот с любопытством пробежал послание глазами, автоматически фиксируя его особенности.

Писала женщина. Судя по всему – в возрасте от 30 до сорока лет. Почерк – почти каллиграфический, хотя и местами неровный. Видимо, волновалась. Тон послания – очень сдержанный и вежливый, автор на «сумасшедшего» смахивает мало. Поздравляет с избранием, желает удачи, здоровья и благополучия…

Астанин недоумённо поднял глаза на Погодина:

– Иваныч, и ради этой чепухи ты оторвал меня от дел?

– Вы конец прочитайте, – посоветовал полковник, и Астанин снова уткнулся носом в письмо. Так, подпись – Алиса Сергеевна Терентьева. И ниже постскриптум. «Евгений Евгеньевич, я понимаю, для Вас тот венский эпизод пятнадцатилетней давности уже, наверное, ничего не значит. Да и наша почти двухлетняя переписка – тоже. Но если когда-нибудь будете в Светлогорске, то, может быть, выкроете хоть несколько минут, чтобы посетить нашу школу? У нас такие замечательные ребята! Всего вам хорошего на вашем новом посту».

– Бред какой-то! – фыркнул Астанин, бросая письмо на край столика. – Мало ли у нас психов…

– Терентьева – не псих, – покачал головой Погодин, – Я навёл справки через Минздрав – она не состоит ни на одном учёте. Да и вряд ли бы сумасшедшую поставили руководить классом в средней школе. Кстати, по данным облоно, Терентьева – талантливый и прекрасный педагог.

Астанин нахмурился. Потянулся к столику, снова взял письмо в руки: – Ну, а что она там насчёт Вены пишет?

– По данным «погранцов», гражданка Терентьева ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пятнадцать лет назад выезжала в Австрию по турпутёвке. Время её пребывания в Вене совпадает с периодом работы в Австрии одного из наших ТОГДАШНИХ дипломатов. – Погодин многозначительно скосил глаза на портрет ПЕРВОГО.

Астанин закаменел. Он просто не мог поверить такой удаче. Вот уж действительно: «Судьба ласкает молодых и рьяных!..» Молодости у него, конечно, сегодня маловато, а вот насчёт рвения всегда всё было в порядке. И генерал суеверно трижды мысленно сплюнул, чтобы не сглазить. Вот и дождался! Эта ситуация будет похлестче мифического заговора. Подумать только! Бывшая любовница ХОЗЯИНА, да ещё с его письмами – это же такой шанс! Разумеется, ничего особенного в этих ЭПИСТОЛАХ нет, кроме обычной розовой водицы. Не такой Громов человек, чтобы в любовной переписке душу свою перед бабой выкладывать.

Хоть и молод тогда был, но – не дурак. И о чём можно писать в своих письмах сотруднику КОНТОРЫ, а о чём – нет, знал преотлично. Нет, письма – точно любовные. Впрочем, и того будет достаточно. Сколько выложил «Искендер паблишинг» за дневники любимой дочурки ПАПАШИ? Двенадцать миллионов долларов. Это – официально. А на самом деле, как установили ребята Астанина, компания раскошелилась на сумму в два раза большую. На взгляд обывателя, сумасшедшие деньги, которые были просто выброшены издательством в трубу. Но это только – на взгляд обывателя! А то, что через полтора месяца после выхода книги в свет, в Европе слетели со своих постов три важные персоны из Еврокомиссии, застрелился из охотничьего ружья высокопоставленный чин НАТО, и вокруг, казалось бы такого мощного и непотопляемого, банковского колосса «Райт Сити Бэнк», вспыхнул скандал, связанный с отмыванием денег так называемой «русской мафии», то эти события вполне окупили траты «Искендер Паблишинг» и стоявшей за ним финансово-политической группировки.

По данным астанинских аналитиков, отдача выразилась в пяти миллиардах долларах. Письма Громова могли стоить дороже.

Ведь, несмотря на осторожность, за два года переписки с Терентьевой, ПЕРВЫЙ мог о ком-то обмолвиться, по кому-то проехаться, на что-то намекнуть или похвастаться, что поделаешь, молодость! Для толпы его слова, может, и не будут ничего значить, кроме болезненного любопытства. Однако для людей серьёзных и того бывает достаточно. Одним словом, письма следовало немедленно отыскать и, снявши с них копии, вручить автору. Разумеется, сохранив наиболее ИНТЕРЕСНЫЕ ЭПИСТОЛЫ для себя. Подлинники всегда в цене. Слов нет, ХОЗЯИН этот шаг должен оценить, как следует. Вот только конкурентов нужно отсечь. Сразу же.

Астанин мгновенно просчитал варианты будущих действий, выбрал наиболее оптимальный и тут же принял решение. Когда ситуация того требовала, генерал никогда не колебался. Потому так часто и выигрывал.

– Вызови сюда Хомича, Крайнева и Мирского! – распорядился он. – А сам возьми «Веню» под плотный колпак. Надо будет – на член ему микрофоны навешай! Но чтобы я знал о каждом его шаге! Докладывать будешь два раза в день, – и, не удержавшись, добавил: – Найдёшь бумаги, Иваныч – генералом сделаю, зуб даю! И в первые замы возьму – можешь не сомневаться, вакансия скоро откроется! Вон Ложкин уже давно на пенсию просится… А упустишь – не взыщи, старина, не партийные времена, «строгачом» не отделаешься, сломаю, как ёжика!! Всё, можешь идти!

После ухода Погодина, Кузьмич ещё долго сидел за гостевым столиком, насилуя свою чашку с кофе, и о чём-то размышляя. Временами его губы раздвигались в хищной усмешке – и в эти моменты генерал становился очень похож на волка.