СТАНИСЛАВ ЛЕМ


ПИСЬМА РАФАИЛУ НУДЕЛЬМАНУ


Предисловие


Сначала я познакомился с Лемом заочно. Фантастику (начиная с Жюль Верна, Уэллса и Беляева) я исправно читал, начиная с 9-лет – помню, в доме приятеля, прижимая носы к оконному стеклу, мы, два третьеклассника, обсуждали, что делали бы мы, получив в руки машину времени. Первые рассказы Лема (по-моему, «Мышь в лабиринте») попались мне в 1960 году, вскоре после того как я начал читать по-польски. Тогда же, осмелев, я написал сердитое письмо в редакцию научной фантастики при издательстве «Молодая гвардия», допытываясь, почему они издают смердящих Немцова и Казанцева, когда на свете есть восхитительный и вдохновляющий Лем. Редактор Белла Клюева в ответ призналась, что впервые слышит имя Лема и предложила мне самому перевести что-нибудь и прислать им «для ознакомления». Так началось мое знакомство с Лемом в качестве переводчика, которое на долгие годы привело меня в фантастику. Мы с покойным Евгением Вайсбротом перевели его (первый на русском) роман («Возвращение со звезд»), потом были «Рассказы о пилоте Пирксе» и, наконец, «Глас Бога». Когда Лем приехал в Москву (чтобы там поссориться с Мосфильмом из-за извращенного – и упрощенного – Тарковским «Соляриса»), я познакомился с ним в третий раз – уже лично. Но переписываться начал несколько раньше, когда московские издательства стали всерьез интересоваться – что бы еще такое у Лема перевести. Хорошее было время, сегодня даже не верится. Впрочем, слово «переписываться» неточно – были отдельные всплески, продолжившиеся и после того, как я в 1975 голу уехал в Израиль и стал здесь редактором журнала «22». Я посылал Лему наши журналы по мере их выхода, иногда присоединяя к посылке письмо и – к чести Лема – всегда получая от него ответ. Я утомлял его своими рассуждениями о фантастике, он предпочитал говорить о более близком и наболевшем. Постепенно, однако, мои связи с фантастикой рвались, и переписка увяла тоже. Часть писем Лема у меня, к сожалению, пропала, а те, что случайно сохранились, – вот они; по-моему, они заслуживают внимания, потому что глубоки, содержательны и интересны еще и сегодня. Мне жаль, что я не сохранил все.


Рафаил Нудельман


ЧАСТЬ І


14 сентября 1965 года, Краков


Дорогой Пан,

благодарю за письмо. Начиная от конкретных дел, – боюсь, что я не смогу представить редакции «Молодой гвардии» никакую новую повесть, потому что у меня ее нет. На самом деле я издал в Польше 20 томов, – но если подходить к делу реально, мои романы или уже переведены у Вас, как «Астронавты», «Магелланово Облако», «Солярис», «Возвращение со звезд», или в работе, как «Эдем», или же, как «Рукопись, найденная в ванне» или «Расследование», не имеют шансов (nota bene, что касается «Расследования», то я и не жалею об этом, потому что я недоволен этой позицией сейчас). Остальное, это сборники рассказов, из которых часть опять же переведена, а часть или в работе, как из двух последних томов («Кибериада», «Охота»), или также не имеет реальных шансов. Ясно, что также не подходят ни «Диалоги», ни «Сумма технологии», поскольку это не беллетристика. (Я еще забыл о «Непобедимом», который также уже опубликован.) Итак, можно было бы что-то поискать в сборниках рассказов («Лунная ночь», «Вторжение с Альдебарана», «Книга роботов»), что еще не переведено у Вас, но это будет наверняка или позиция слабая, а значит, непригодная для перевода, или такая, которая – по разным причинам – не сможет быть напечатана (как «Дневник»[1] из «Лунной ночи»).

Однако я не хотел бы заканчивать этим отрицательным выводом ответ на Ваше письмо, показывающее, как печалит Вас ситуация с так называемой фантастикой. Прежде всего я хотел бы сказать Вам, что иерархия американских авторов в Вашей стране не имеет ничего общего с оценкой их в США. Так, например, у Вас высоко оценивают Брэдбери и Азимова, в качестве предшественника считая Уэллса. Тем временем в большой, насчитывающей более 1000 страниц истории американской литературы 1964 года, солидной коллективной работе, даже в алфавитном указателе вообще не фигурирует понятие «science fiction». Там обсуждают четверто- и пятеростепенных романистов XVIII или XIX века, но фамилия Брэдбери, не говоря уже об Азимове, вообще даже не упоминается. Они не обсуждают и не осуждают такое писательство с точки зрения литературы, а только и попросту тотально игнорируют существование этого направления. Как видите, ситуация и там не слишком розовая, – а ведь от ИСТОРИЧЕСКОЙ работы следовало бы требовать по крайней мере того, чтобы она подавала ФАКТЫ. Неважно, будет ли кто-либо осуждать science fiction, но лишь умственно отсталый или другой какой сумасшедший может считать, что ничего подобного вообще нет на свете и никогда не было.

Так что американская фантастика систематически понижает свой уровень, причем это происходит с двух сторон: во-первых, со стороны литературной критики, то есть снаружи, а во-вторых, из-за того, что сами творцы этого вида полностью поддались натиску коммерциализации. По моему мнению, Азимов является – в масштабе так называемой «обычной литературы» – второстепенным писателем, а Брэдбери, который пишет лучше его на целый уровень, проявляет склонность, особенно в последних книгах, к растапливанию интеллектуальной концепции в сказочно-сентиментальных грезах, что приводит к печальным результатам. Во всяком случае, я лично предпочитаю его ПОСЛЕДНИМ книгам иные, например, Фрица Лейбера[2], в литературном отношении, наверное, более слабые, зато содержащие прочный рациональный костяк, что я очень высоко ценю в литературе. Впрочем, речь не о моих оценках. Важно, если дела пойдут лучше, нежели выглядят сейчас, то ваша фантастика имеет все шансы на развитие, но для этого, во-первых, она должна отойти от американской линии развития, в некоторой мере отказываясь от приключенчества, техницизмов, языкового убожества, слабости разработки сюжетов и характеров, а во-вторых, она должна по-настоящему стать тем, что сейчас мы видим лишь в слабых проявлениях; я имею в виду социальную утопию, какую можно увидеть, например, в некоторых вещах Стругацких («Трудно быть богом»). Для этого необходим концептуальный и философский размах, склонность к гибридизации жанров, осознание того, сколь несовременными в художественном смысле методами, в том числе и стилистическими, оперирует до сих пор так называемая s-f. Я думаю, что если бы в эту область могли вторгнуться подготовленные философически, кибернетически, физически поэты-лирики, то мы дождались бы действительно значительных и новых явлений. Мне представляется, что в литературе решают, во-первых, произведения, во-вторых, произведения, и в-третьих, тоже произведения, что, впрочем, Вы прекрасно понимаете сами, как я вижу из Вашего письма. Экзегезы, монографии, критические толкования приходят со временем – высказывающая пожелания критика, тянущая новый жанр на вершины, это то же самое, что открытие кредита в большом банке, – но если она может облегчить получение этого кредита, то лишь реальные творческие инвестиции, достижения могут этот кредит оплатить. Иначе мы останемся при голых пожеланиях и одних «если бы да кабы» (чего бы не произошло, если бы появились в S-F шедевры мирового масштаба).

Я сам нахожусь сейчас в очень трудной ситуации. Недовольный своей работой, в том наихудшем смысле, что не знаю хорошо, в какую сторону идти дальше, я – самый последний на свете человек, который мог бы кому-либо давать так называемые разумные или добрые советы или рекомендации. Если браться за остроактуальные, даже и пылающие живым огнем sensu stricto[3] политические темы, это не дает возможности для появления литературы с большим дыханием, в лучшем случае получаются вещи вроде «Не хлебом единым» Дудинцева[4]. Любая памфлетная острота, атакующая сатира, если она не является в то же время пульсирующим обращением к великим традициям искусства и продолжением главных направлений развития, хиреет за изумительно короткое время и утрачивает всю актуальность, потому что оказывается выбиванием запоров, дверей, которые вдруг сами открываются, и все удивляются, зачем вообще нужно было столько говорить и писать о вещах – вдруг – совершенно очевидных. А потому, хоть я и за востребованную литературу, но только так, как востребована в понимании мира – физика, поскольку ее главной директивой является не сегодняшняя, немедленная полезность результатов, а прогресс, вытекающий из убеждения в том, что ни одно познавательное усилие не будет бесполезным. Как известно, теоретическая физика является прародительницей наибольшего количества, наиболее революционных изменений цивилизационной технологии, – именно благодаря столь широко понимаемой и столь добросовестно реализуемой директиве действия. Не иначе обстоит и с литературой. Очевидно, что с нашей литературой дела обстоят плохо, но наверняка хуже – со всем миром, который огорчает меня сегодня гораздо больше, нежели ситуация – в нем – с литературой, пусть даже подвергающейся цензуре. Действительно, мы ничего не можем поделать с этим миром, он трещит под ногами; мы входим в полосу войн, хоть и локальных, но огорчающих тем, что «их быть не должно» – почему кровоточат Пакистан и Индия? – когда объективные натиски интегрирующей человечество технологии, содружества, предписывали бы деятельность, направленную на общее добро, от чего только выиграли бы все? Но я не могу здесь вдаваться в историософию! – хотя и от нее зависит литература, производная от реальных, кровавых событий, наравне с познающей мыслью. Так вот, если, как я уже сказал, я сам не знаю, что дальше писать, как же я могу сказать, хотя бы на правах не спрошенного, что Вы – например – бы – с моей точки зрения – должны делать!

Скажу лишь одно: мне кажется, что Вы вообще переоцениваете возможности литературы как реальной общественной силы. Нам много говорили о ее использовании в качестве трактора душ, но это неправда. Она никого не научит мыслить, и Вы знаете об этом… если этот кто-то сам хоть немного не вошел во вкус мышления. Не может литература ни изменить, ни улучшить мир, она может лишь показать нам его – присущим ей способом, может быть суждением, приговором, поощрением – для каждого читателя – дальнейших, уже обычных, внелитературных трудов. Это все, но и этого не мало. Не следует желать от литературы слишком много, чтобы она не согнулась под этими желаниями, – лишь тогда, может быть, в ней раскроются неожиданные силы… а пока каждый из нас должен, немножко больше, чем ему кажется, что может, – делать свое.

Я буду в Москве 1 октября, может быть, увидимся.

Сердечно Ваш

С. Лем


5 декабря 1970 года, Краков


Дорогой Пан,

я должен подчеркнуть красным карандашом эту дату в календаре[5], чтобы отметить, что Вы превозмогли себя и наконец мне написали. Большое спасибо за письмо, хотя в нем и нет ничего особо бодрящего. Что касается «Быка»[6], то меня давно уже беспокоит то направление, в котором развивается (или антиразвивается) творчество Ефремова, начиная со «Звездных кораблей», которые казались много лет тому назад обещанием дальнейшего взлета, а стало совсем наоборот. И больше всего меня злит, что он имеет то, что обязательно должен иметь приличный писатель SF: научный профессионализм и соответствующие знания, и именно этому не соответствует, потому что весь его совершенно невероятный антропоцентризм как проекция в Космос определенных образцов красоты (эти его разные женщины) нельзя поддержать со стороны его специальности, биологии.

Что касается «Фантастики и Футурологии». Может быть, Вы с пани Ариадной[7] правы, и я нагрешил в книге субъективизмом оценок. Я не собираюсь ничего защищать, это было бы несерьезно. Тем не менее мне приходят в голову следующие замечания.

1) Вы получили не полный текст, там добавилось еще 4 авторских листа (более 80 страниц) примечаний, также я не уверен, есть ли в Вашем экземпляре оба окончания, «метафантастическое» и «метафутурологическое». Все это, вместе с добавленной в последнюю минуту во время последней корректуры – рецензией на THE LEFT HAND OF DARKNESS[8] Урсулы Ле Гуин[9], естественно, будет в книжном издании, которое должно выйти в конце года и которое я Вам, конечно, пошлю. Не знаю только, сколькими экземплярами я буду располагать, но сделаю все, что смогу, чтобы выполнить Ваше пожелание.

2) В принципе, я разбирал, особенно во II части, те позиции, которые казались мне наиболее важными как в плохом, так и в хорошем смысле, – главным образом, все же в плохом, так как это более поучительно! – но все зависело от того собрания произведений, которыми я располагал. Так, я не знаю ни рассказа Галуйе[10], о котором Вы пишете, ни новеллы Диша[11] об этом роботе с лентой-Космосом. Мне постоянно присылали много книг, и в сумме я разобрал гораздо больше позиций, чем даже обещал во вступлении отдельно упомянуть. Несмотря на это, я понимал, что не справлюсь без коллектива сотрудников, которые выступали бы в качестве фильтра, потому что на самом деле так оно и есть, как я писал во вступлении: книг выходит так много, что прочитать все их не хватит жизни одного человека. Конечно, это не может служить оправданием, и можно сказать: коли не смог добраться до всех важных позиций, вообще не следовало бы ничего делать. Но ничего не делать вообще всегда легче всего.

3) Что касается Воннегута, то я хорошо знаю, что многие его очень высоко ценят; однако я ничего не мог поделать с тем, что все известные мне его произведения казались очень слабыми. Кроме «Сирен Титана» – романа, который был опубликован в одном из томов издательства «МИР» (мировой SF)[12], еще несколько новелл; ни в одном из этих произведений я не нашел ничего, что соответствовало бы установленным мной критериям, которые я все-таки под спудом не держал, и как во вступлении, так и многократно в книге подчеркивал, что мой критический замысел в значительной мере не совпадает с основными направлениями развития SF.

4) Я не вполне понимаю, почему Вы считаете довольно малую, впрочем, главку о социологии SF лишенной доказательств, то есть фактов; я не ссылаюсь тут на то, что подкрепил ее дополнительно, отдельно, примечаниями, потому что Вы не знаете об этих примечаниях. К тому же, не следует считать, что я высказываю там лишь свое личное мнение, которое никто не разделяет. Это мнение, отголоски которого можно найти, например, в позициях Блиша[13] и Д. Найта[14] (в критических книгах, которые, обе, я кратко представляю в примечаниях), мнение, которое находит гораздо более острое выражение в статьях американского журнала «Extrapolation», не говоря уже об отношении «обычной литературной критики» к SF. Из литераторов, которые писали о SF, а сами ее не создавали, такие, как Мишель Бютор[15] и Роб-Грийе[16], также крайне негативно к ней относятся, и на самом деле нельзя столь массированное отрицание объяснять лишь равнодушной, иррационально аллергической точкой зрения. Я думаю, что это частично связано с тем, что Вы писали, якобы произведение может не содержать ни прогностических, НИ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ценностей, но обладает какими-то иными, за которые его и следует ценить. Если и художественно оно плохо, то есть попросту неудобоваримо, – то вряд ли оно имеет право считаться литературой, хоть SF, хоть не SF, поскольку принадлежность к литературе, попросту, к литературе как таковой, не может вытекать из наличия в тексте даже интеллектуальных откровений. Это может быть, возможно, плохо беллетризованная философия или что-то подобное, но и тогда это не литература, то есть не искусство. Тем не менее Вы правы на 100%, говоря, что есть тексты, лишенные прогностических ценностей, но в то же время полноправные представители SF и превосходные, – попросту относящиеся к некоторым проблемам современности. Замечу, что я располагал, когда писал, огромным количеством почти не упоминаемых в тексте журналов типа «Sfzine», издаваемых любителями (кроме немецких и австрийских, «Australian SF Review», «Australian SF Commentary», англ. «Speculation», амер. «Riverside Quaterly», «Extrapolation», фрагментарно «LUNA», «SF Review» и ряд других). На основании похвальных рецензий доставал, как мог, много называемых там позиций, например, в последнее время, – «The Hole in the Zero»[17] Джозефа, хотя книга моя уже была в типографии; но решил, что лишь для У. Ле Гуин нужно, и даже необходимо обязательно дать специальное отдельное примечание. А в большинстве случаев это было, к сожалению, все очень слабое. Так, например, я считаю банальным роман «The Stand on Zanzibar»[18] Дж. Браннера, которого я вообще не разбирал, хотя он очень плодовитый, и я располагал аж шестью его книгами. В соответствии с планом я не разбирал ничего из тематического круга «ESP»[19], телепатии и т. п., поскольку такие темы в принципе не имеют никакого прогностического смысла, так как, по-моему, находятся за пределами эмпирии. Что касается Азимова, могу лишь сказать: то, что я о нем писал, если и критично, то во всех отношениях уступает остроте критики, которой он подвергся в последние годы, – со стороны английской New Wave[20], со стороны молодых американцев из круга Sfictioneers, и думаю, что в значительной мере он это заслужил, потому что он, КАК УЧЕНЫЙ, обязан был писать в полной мере о волнующих его проблемах, а не изготовлять увертки, из которых одну лишь я назвал и четко обозначил, в вопросе «метафизики роботов». Как критика Азимова, так и его возражения в вышеназванных изданиях мне известны; в качестве аргументов в свою пользу он использовал те факты, что его книги по-прежнему выходят большими тиражами, что они превосходно продаются; такого типа «аргументацию» вообще не стоит рассматривать. Ведь то, что уровень SF не таков, каким был уровень книг Уэллса или Чапека в те времена, когда они писали, является неким объективным фактом, которому просто нечего противопоставить. В нынешней ситуации, особенно у Вас, моя книга действительно могла бы использоваться в качестве дубинки. Но такого типа подавление высказываний из-за их социального контекста является постоянным и типичным признаком, постоянной угрозой нынешней ситуации, и, если поддаваться этому давлению, нельзя произносить слова правды, поскольку можно этим, даже не желая, даже вопреки собственной воле, причинить вред людям, движениям, группам и делам. Но я убежден, что возможно лишь одно из двух. Или SF выберется из своей ямы как жанр; тогда ни административные тормоза, ни книги вроде моей, ей не повредят. Или не выберется, то есть останется коммерциально-массово-приключенским писательством; и тогда эти мои высокие требования, которые я выдвигал в книге, попросту останутся на мели. Но без высоких требований не может быть высокого полета литературы, как и вообще никакой человеческой деятельности. Если факт, что нет произведений американской НФ, литературы такого масштаба, как книги Беллоу[21], Н. Мейлера[22], Б. Маламуда[23], Т. Капоте[24], бесспорен, – а для меня это так, – значит, эту литературу на взлете что-то притормаживает и стягивает вниз. А потому обнаружение этих барьеров я считаю намного более важным действием в области культуры, нежели выискивание 2, 4, или даже 9 позиций просто замечательных, которые оторваны от всего остального. В конце концов, это не я выдумал термин «гетто SF»!

Как вижу, я впал в полемический тон, чего вовсе не хотел, и за что прошу прощения. Только что получил американское издание «Солярис» с послесловием профессора Сувина[25], который это произведение ставит где-то на самых высоких позициях. Как для автора это мне, может быть, весьма приятно, но как для исследователя SF – угрожающе удивительно, что среди тысяч и десятков тысяч произведений нельзя назвать еще лучших. А они должны существовать по закону больших чисел, потому что я не считаю себя Шекспиром фантастики. Если их нет, это значит, что есть какая-то болезнь; я пытался доискаться ее источников. Пожалуй, все. Nota bene, я добросовестно старался быть объективным, это можно видеть и в том, например, что я «проехался» и по поводу собственной книги, а именно, по поводу «Возвращения со звезд». – Хотя вообще не хотел упоминать там свои собственные книги. – Если Вы знаете, может быть, мою «Философию Случая», то видите, как высоко я оценил и как подробно разобрал «Pallas, ou la tribulation» Э. де Капуле-Жюнака[26], книгу, которая не имела никаких шансов выйти в США. Это уже явление не только одностороннего гетто (когда «мир внешней литературы» отказывает SF в равноправии), это двустороннее гетто, то есть замыкание в скорлупе зафиксированных шаблонов и нежелание принимать что-либо из-за ее границы. Виноваты ли в том издатели? В конце концов, виновата сама среда, о чем такие люди, как Найт и Блиш, отчетливо писали много раз.


7 декабря 1970 года, Краков


Дорогой Пан,

я очень обрадовался, получив – наконец-то! – письмо от Вас, правда, содержание письма не так порадовало. После публикации в «Юности» новой, хоть и не SF, повести Струг[ацких], я решил, что дела идут к лучшему, а теперь слышу, что собираются переквалифицироваться даже те, кто ни за что не хотел отказываться. Не пойму, с чего этот поворот, эта неприязнь к фантастике. Что, и в журналах не хотят ее размещать? Я вижу ее иногда в «Знание – Сила», правда, главным образом переводы. Случай с Ефр[емовым] потому такой пагубный, что он, со своим образованием, как профессиональный ученый, попросту не имеет права на антропоцентрическое мышление, как же, биолог-палеонтолог! Именно это мышление приводит к росту антиреализма в его творчестве и к тем слащавым элементам, о которых Вы метко написали.

У меня есть Бестер[27] на английском, но Вы пишете, что он Вам не нужен, а вот Блиш у меня только на французском, потому что его книги я получал от моего издателя в Denoлl (Париж), что мне было выгодно, поскольку у меня там был большой кредит, как у автора 5 титулов, изданных по-французски. Поэтому я не могу, к сожалению, выполнить Вашу просьбу. При этом я совершенно не пойму, почему Вы не установите непосредственные контакты с центрами западной SF, может быть, хотя бы через секцию фантастики Союза писателей. Они там попросту жаждут таких контактов и, если бы Вы им раз написали, я уверен, после этого обрушили бы на Вас такую же лавину журналов, книг, изданий SF, какую обрушили на меня, едва я обратился к ним. Сам я, естественно, не хочу без Вашего одобрения исполнять эту контактную функцию, но охотно сделаю это, если Вы меня уполномочите. Переписываться с ними можно на английском и, возможно, на немецком языках.

Что касается моей монографии, то Вы не располагаете полным текстом, потому что я дополнял ее уже в ходе типографской подготовки, и она подросла еще на 4 авторских листа (более 80 страниц). Тем не менее моя критическая позиция к SF в целом нисколько не изменилась, но в примечаниях она сильнее документирована соответствующими ссылками на источники. Конечно, бессмысленно было бы с моей стороны вступать в какую-либо серьезную дискуссию о ценности этой книги, которая сама без меня должна успешно или неуспешно себя защищать. Я лишь хочу обратить Ваше внимание в качестве примера на одну деталь. Вы пишете: «В социологическом разделе больше эмоций, чем доказательств. Коммерческая фантастика свалена в одну кучу с научной. Вы считаете, что спастись, оставаясь внутри жанра, невозможно. Нет ли в этом утверждении скрытой тавтологии – настоящий художник («тот, кто спасся») – всегда снаружи жанра». Так вот, что касается материалов, на основе которых я делал там некоторые общие выводы, то в книге они практически не упоминаются, за исключением пары дополнений, сделанных позже и помещенных за пределами текста. В соответствии с пожеланием издателя, с которым я не спорил, в этой книге нет «научного аппарата», то есть списка всех источников, библиографических ссылок и т. п. Наверное, было бы лучше, если бы это было, но так получилось. Поэтому здесь, для Вашего сведения, я привожу источники, которыми располагал для главы о социологии SF. Это:

A) годовые комплекты критических журналов SF, а именно: немецкие – “Mutant”, “Sol”, “Quarber Merkur”, “Science Fiction Times”;

B) годовые комплекты критических американских и английских журналов, а именно: “Speculation”, “Riverside Quarterly”, “Extrapolation”, “Australian SF Review”, “Journal of Omphalistic Epistemology” (тоже австралийский), “Australian SF Commentary”, “Luna Monthly” (американский), “Science Fiction Review” (ежеквартальник Р. Гейса[28] из США);

C) монографии и статьи:

1) Atheling, Jr, W. (на самом деле – Джеймс Блиш): The Issue at Hand, 1964;

2) Clarke I.F.[29]: “Voices Prophesying War 1763-1984”, в немецком переводе в Quarber Merkur;

3) Huxley Aldous[30]: Literature and Science, 1963;

4) Knight Damon: In Search of Wonder, 1967;

5) Koestler Arthur[31]: The Boredom of Fantasy (само название![32]), 1955;

6) «Дело Хайнлайна» началось монографией Алексея Паншина[33] “Heinlein in Dimension”, которое на страницах Speculation и SFR переродилось в ожесточенную битву; по ходу дела Хайнлайна обвиняли в интеллектуальном примитивизме, в фашистских взглядах, в культе силы, “Wille zur Macht”[34] и т. д. и т. п., что продолжалось в нескольких номерах обоих журналов;

7) Butor Michel: Notes on SF: THE CRISIS of its Growth (название!), Partisan Review, 1967;

8) Joanna Russ[35], Extr: Dream Literature and SF (сокрушительный анализ «классика» ван Вогта);

9) Robbe Grillet A. о SF в: Les Lettres Nouvelles;

10) Упоминаемая в книге работа Г. Мартина[36] и другая его работа “Distaste for Contemporary”.

Кроме того – личные письма Б. Гиллеспи[37], Дж. Фойстера[38], Ричарда Гейса, Х. И. Альперса[39], Ф. Роттенштайнера[40], а также письма в редакции вышеназванных журналов Браннера, Чапделайна[41] (признание о проблемах дебютанта SF в США, – я использовал в примечаниях), Азимова, Балларда[42], Олдисса[43], Муркока[44], Спинрада[45], Желязны[46], Блиша и мн. др.

То, что такие писатели, как Бютор, Хаксли, Роб-Грийе, Кестлер наихудшего мнения об американской SF; то, что есть такие критики, как Джоанна Расс, Гиллеспи, М. Грин[47], которые ее тотально не признают, считают ее псевдолитературой, etc., etc., это не требует с моей стороны обоснования, коль скоро я все это не выдумал. Не вижу я и возможности скрывать СУЩЕСТВОВАНИЕ таких суждений. Это во-первых. Во-вторых, как Вы теперь видите, я – весьма консервативный либерал. Я не позволял себе никаких крайних суждений (так, например, Эдгар Бергхаус[48], которого называют «красным Бергхаусом», постоянный сотрудник журнала «SFTimes», «уничтожил» и «моего» Борхеса за аполитичность); я ни слова не цитировал о «фашизме» Хайнлайна; вообще старался не использовать категории «реакционный-прогрессивный». Я оценивал с заданных заранее и ясно сформулированных позиций. Наконец, в-третьих, это не я выдумал, что не будет спасения в гетто, а Джеймс Блиш. Это он написал в «Issue at Hand», что есть писатели, которые баловались фантастикой, такие, как Олдос Хаксли, как Ф. Верфель[49] (или Дюрренматт[50]), известные во всем мире как «просто писатели», но нет ни одного создателя SF, который сравнялся бы с ними славой (или был бы также широко известен). Объясняется это просто. Эти писатели (Хаксли, Верфель) были ИЗВЕСТНЫ своими достижениями в «нормальной» литературе ДО проб в фантастике, поэтому «гетто их не поглотило» – они вошли в него снаружи и могли оттуда выйти. Как это проявляется? Обычно так, что есть фирмы, такие как Walker Co., как Essex, которые ничего, кроме фантастики, не публикуют, и автора этих издательских домов не примет с «нормальной» книгой – не SF – ни один «обычный издатель» в США, поскольку специализация и дробление потребительского рынка зашли уже так далеко. Так что о тавтологии, в которой Вы меня подозревали, не может быть и речи, поскольку существуют объективные критерии функционирования дискриминации SF в издательском обороте и на рынке. (Блиш вынужден был издать свой роман о Бэконе[51] за свой счет!) Признаюсь, что все это я считал элементарным, и удивило меня то, что, насколько я могу судить по Вашему письму, Вы об этом ничего не знаете. Любительские журналы в США полны жалоб на созданные таким образом условия работы. В примечаниях я цитирую несколько писем известных авторов, например, Браннера, который рассказывает, как выглядят все эти дела «за кулисами». Деление на «коммерческую» и «научную» фантастику, о котором Вы пишете, справедливо в качестве благого пожелания, но не в качестве классификации, соответствующей практике на книжном рынке, поскольку в SF прежде всего главенствуют критерии тиража, как обычно в исключительно коммерческой литературе. А что же происходит с такими авторами, как Стэплдон[52], о которых спокойно можно сказать, что они никогда не писали «для публики»? Лишь то, что их издания в США стали такой редкостью, и если бы не английский «PENGUIN», я не смог бы достать «FIRST AND LAST MEN»[53], потому что этого вообще в США никто не хочет издавать много лет!

Совсем особую проблему представляет возможность использования моей книги как дубинки в отношении научной фантастики. То, что такая фатальная возможность существует, я, конечно, отдавал себе отчет. Тем не менее то, что не только извинительно, но и очень понимаемо, как тактический маневр «пропихивания» той или иной позиции через издательские сита, не может способствовать написанию теоретической книги, потому что в таком случае исчезают все шансы постановки соответствующих диагнозов. А лишь осознание всех факторов, которые тормозят развитие SF, может привести к обновлению и тем самым созданию благоприятных условий для дальнейшей эволюции жанра. Я думаю, что если бы Вы непосредственно контактировали с американцами, если бы могли видеть все их любительские журналы и те материалы, в которых без обиняков рассматриваются как социально-экономические, так и культурные ограничения такого творчества, и то, например, откуда взялась волна порнографической SF в последние два года, и что может, а что не может рассчитывать на переиздания, и какие цензурные трудности имеет каждый автор, поднимающий щекотливые темы в области, например, религии, то у Вас не возникли бы претензии к Лему, потому что Вы знали бы, что я лишь тот, кто понимает все это, а не тот, кто самовольно и субъективно провозглашает какие-то категорические осуждения или даже обвинения. Типичные материалы, которые можно найти в антологиях, например, Найта, Конклина[54] или Дж. Меррил[55], в виде вступлений, введений, предисловий, являются по вполне очевидным причинам необъективными, поскольку они должны беллетристику нахваливать, а не отталкивать публику, то есть потенциальных покупателей книги, и эти односторонние апологии тем более не стоит принимать всерьез, так как существуют весьма критичные публикации тех же самых авторов (например, уже упоминавшийся том Найта «In Search of Wonder»). Все это, конечно, не имеет никакого отношения к оценке моей книги, а касается лишь того, на что я опирался, когда ее писал. Моя несомненная вина заключается в том, что заявление, высказанное во вступлении, будто я не располагал ничем кроме старой книги Эмиса[56] «New Maps of Hell», не соответствует истине.

Но в то же время оно соответствует истине, хоть это и странно звучит. Все объясняется просто. Главу о социологии SF я написал раньше, чем все остальное. А книга, первый ее том, пошла в печать, вместе с этим вступлением, еще до того, как материалы с Запада начали приходить ко мне в большом количестве. Я их учитывал, а то, что не мог уже вставить в текст, добавлял отдельно при корректуре в виде большого количества уже упоминавшихся ранее комментариев. Но я не мог требовать, чтобы меняли весь первый том лишь затем, чтобы изменить вступление. В книгу и так уже было добавлено много страниц, и типографии пришлось бы снова менять все целиком. Тем временем оказалось, что все мои суждения остаются в силе и лишь получают дополнительное обоснование. Тогда я вставил это обоснование в комментарии. А вступление, в котором заявлялось, что я при написании книги не имел в распоряжении ничего, кроме Эмиса, осталось. Впрочем, и про это я написал в отдельно добавленном ПОСЛЕСЛОВИИ.

Что же касается Уильяма Голдинга[57], то разве Вы не читали моей «Философии случая»? Поскольку я уже писал там о Голдинге, а именно, о его «ПОВЕЛИТЕЛЕ МУХ», то не захотел переписывать то же самое в «Фантастике и футурологии». Впрочем, о Голдинге, несмотря на это, я вспоминаю и в «ФиФ». О Колине Уилсоне[58]: даже те, кому в SF «почти все нравится», – В США, я думаю, – в целом отрицательно относятся к его фантастическому творчеству. И я не видел в нем ничего особенного. Позиций, которые я счел несущественными, поскольку они не меняли результатов анализа, было несколько десятков, если не сотен. Это касается, например, всей литературной деятельности, весьма обильной, Джона Браннера с его романом «STAND ON ZANZIBAR» во главе; деятельности множества молодых авторов последнего десятилетия; но я разбирал важнейшие дебюты и важнейшие сборники типа «The Best SF of the Year» – вплоть до 1970 года – также в примечаниях, потому что технически уже было невозможно сделать иначе. (Часть этих примечаний я включил в книгу, когда она уже должна была отправиться в печать, так, книгу Урсулы Ле Гуин «THE LEFT HAND OF DARKNESS», претендующую на ежегодные награды за SF в США, я разбирал в отдельном дополнении ПОСЛЕ примечаний, потому что и они уже были завершены, – но сделать это было необходимо, так как это очень ценный роман.)

А вот обеих новелл, о которых Вы пишете в связи с роботами, я не знаю (Диш, Галуйе). Конечно, невозможно знать все, ибо то, что я писал об ограничении «информационной пропускной способности» читателя SF, является святой правдой. Я отдавал себе отчет в том, что вопреки собственным желаниям пропущу много ценных вещей. Я обеспечил сотрудничество со многими на Западе, кто nota bene продолжает слать мне книги до сих пор, вот только что я получил «THE HOLE IN THE ZERO» Джозефа – буквально три дня назад. Тем не менее эти люди – их было человек семь – в США, в ФРГ, в Австрии, в Австралии и в Англии – не могли обращать внимание НА ВСЕ, что, по их мнению, было достойным среди новинок, поскольку ежедневно выходят новые позиции. Впрочем, без большого коллектива невозможно написать монографию ВСЕГО предмета, а кто бы дал мне условия создать «Институт для Написания Монографии о SF»?

Наконец, еще одно замечание. У меня к американцам очень серьезная претензия, которую я не мог высказать в монографии. Несмотря ни на что, они действуют в лучших условиях, нежели мы, поскольку, пусть и с огромными трудностями, и с задержками, тот, кто хочет и пишет не оппортунистические вещи, принимаемые в штыки американскими издателями, все-таки в конце концов всегда найдет какого-нибудь издателя, если не в США, то в Англии, наконец, в крайнем случае, и так тоже бывало, может издать ее как препринт, сам размножить на ксероксе, – это он может. Так что в этих условиях они могли развивать более безжалостный, проникающий глубже анализ совокупности нашей цивилизации, нежели то, что делали они. Вы спросите: откуда я знаю, что могли? Знаю в соответствии с тем, что я сам думаю на эту тему. Ведь в такой современной книге, как изданный в текущем году роман Сола Беллоу «MR. SAMMLERS PLANET»[59] (это никакая не SF, несмотря на название), больше смелых мыслей о нашем мире, чем во всех вместе взятых дебютах SF этого же года. Они не проявляют в SF той интеллектуальной отваги в области философских, социологических, политических исследований, какой могли бы, и это меня приводит в негодование. С тех, кому много дано, как говорит Священное Писание, много и спрошено будет. Нельзя измерять дела мировой культуры с позиций чисто партикулярных, локальных ограничений свободы высказывания, так как это может привести к наихудшим результатам. Впрочем, я слишком расписался. Желаю, чтобы обстоятельства Вашей работы сменились на лучшие. Подчеркиваю еще раз, что Запад следит за советской SF с очень благожелательным вниманием, и достаточно Вам шевельнуть пальцем, чтобы установить необходимые контакты. Желаю Пани Ариадне здоровья и сил, сердечно Вас обоих приветствую.

P.S. «Абсолютная пустота» – это сборник рецензий на несуществующие книги, который почти не имеет ничего общего с SF. На самом деле там «разобраны» 2 «романа SF», но и только во всей книге, а еще я разбираю там «антироманы», «реалистические романы», философские и антропологические трактаты (несуществующие, конечно). Это издание, к сожалению, «соскользнуло» аж в первый квартал 71-го, но как только оно выйдет, так немедленно будет отправлено в Москву. Я рассчитывал, что оно выйдет уже в этом году, но что тут поделаешь – человек стреляет, а пулю несет Г. Бог.

Что касается «КУЛЬТУРЫ», в связи с просьбой п. Ариадны: я на нее не подписан и не покупаю, а приобретаю лишь отдельные номера на месте, если слышу, что стоит. Эти номера я охотно буду посылать, но не ручаюсь, что все подряд.

У Вас, кажется, бывают «ШПИЛЬКИ»? К Рождеству в этом году там должна быть напечатана первая часть моего нового рассказа об Ийоне Тихом «Футурологический конгресс». Он уже написан целиком, насчитывает около 100 страниц, и войдет в мой новый сборник под многообещающим названием «Delirium»[60]. Ничего не посылаю Вам из него, потому что, хоть и подготовил уже 3/4 тома, но все пока в черновиках, а те 24 страницы для «Шпилек», это все, что было в чистовике, и что у меня вырвала редакция.

Не знаю, известно ли Вам, что в США выходят целые монографические обзоры советской фантастики, а тот же «Extrapolation» систематически публикует библиографию всех критических статей о SF? Отдельные тексты пана Рафаила (например, «Разговор в купе») там обсуждаются, и их содержание излагается с пиететом и вниманием. А Кагарлицкий[61] там считается одним из самых выдающихся уэллсологов в мировом масштабе. Кстати, у меня большая просьба. Кагарлицкий писал мне после возвращения из Токио, а у меня, по правде говоря, не было времени ему ответить. Поэтому очень, очень прошу, если увидитесь с ним, принесите ему мои извинения.

«Extrapolation» вообще является сейчас ведущим критическим органом для SF, как периодическое издание, которое финансирует English Department of the College of Wooster[62] в Огайо. Это очень ценный журнал! Он также организует конференции, заседания по SF, в которых большую роль играет профессор Дарко Сувин, югослав, прекрасно знающий русский язык, который много писал о советской SF. (Он писал послесловие к американскому изданию «Солярис», а перед тем издал антологию европейской SF новеллы, в которую поместил и пару моих рассказов, у меня есть его адрес, в случае необходимости я охотно его сообщу.)

«Фантастика и футурология» выйдет в конце года. Надеюсь, что мне удастся послать ТРИ экземпляра. Буду за это воевать с издательством, так как сам я не получу столько авторских экземпляров, сколько мне потребуется. Так что не беспокойтесь. Действительно, сложилось так удивительно, что у меня не было книги Спинрада, – но не смею ее просить, вдруг она пропадет на почте, что тогда? Редко, но бывает и так.

А вот издания фантастики в «Мире» прошу присылать, поскольку мой интерес к SF не пропал после того, как я написал книгу…

Еще раз шлю сердечный привет.

Ст. Лем


27 января 1971 года, Краков


Дорогой Пан,

отвечаю на Ваше обстоятельное письмо. Немедленно по получении телеграммы я велел выслать копию новейшей новеллы о Пирксе «Ананке» (марсианская тема) на адрес п. Ариадны, что и было сделано. Сам я не мог, потому что лежал больной. Вы должны уже получить этот текст (60 страниц), – он пошел авиапочтой, – но должен заметить, что сам я этой копии не видел, и она может содержать машинописные ошибки. – Что касается СТЭПЛДОНА, то один знакомый взял его у меня, но я оторву у него от сердца и вышлю Вам, но это займет некоторое время. – Я с нетерпением ожидаю новое издание Пиркса с «Гласом Господа»[63]. Со своей стороны посылаю «Фантастику и Футурологию» в ДВУХ комплектах (по 2 тома), но не сам, Издательство заверило меня, что вышлет Вам тотчас. Мне пока пришли только первые экземпляры и в книжных магазинах этой позиции пока нет. – Антологию Сувина («Other Worlds, Other Seas»[64]) я получил совсем недавно, хотя она давно уже вышла. Мне кажется, что выбор и состав получился безобразный. Можно было хотя бы из советской SF выбрать более масштабно и значительно интереснее составить в целом. Издание, по тамошним меркам, не слишком эстетическое и не особенно добротное. Что-то вроде «из милости». По крайней мере, такое впечатление сложилось у меня.

Я буду ждать книги, о которых Вы пишете, что выслали почтой, те, со Спинрадом. Что же касается того, что польская SF слабая, то меня такая критика не задевает, потому что где-где, а в литературе или, шире, в искусстве только кретин может быть националистом. И вообще, разве из того, что Достоевский писал об убийстве одной старушки так, как никто во всем мире не написал лучше, вытекает, что все романы о преступлениях против старушек, издаваемые по-русски, также должны быть замечательными? Что же касается секции в Союзе Писателей и встреч – заседаний, то у нас никаких таких секций и никаких таких заседаний нет уже с 1956 года, и я даже забыл, что когда-то что-то такое было. Я, конечно, знаю, помня соотношение, что нужно, потому что так лучше, чтобы была целая группа-груда, коллектив, потому что единица ничего не значит, единицы, можно сказать, вообще почти нет[65]. Другое дело, что я на самом деле не знаю, что бы я мог сказать коллегам по перу такого, что бы их интересовало. Я мог бы, разумеется, сказать что-то молодым людям, которые учатся и начинают, но мне кажется, что если кто-то сам пишет, то такие встречи, кроме чисто организационной стороны, чистая липа.

Если бы Вы прочитали “Raw Meat”[66] Ричарда Гейса, роман, который мне прислал этот автор, то у Вас глаза бы на лоб полезли, потому что это никакая не SF, а омерзительная, угрюмая, кошмарная порнография. О таких темах и о так называемых «подонках SF» я в «ФиФ» упоминаю всего лишь в нескольких словах.

Что касается «Футурологического конгресса». В «Шпильках» был небольшой отрывок, да еще не все пошло в печать, точнее, сначала вроде пошло, а потом сократили. Целое – это почти 100 страниц, и мне кажется, что нет никаких шансов это у вас опубликовать, поэтому ничего вам не высылаю, тем более что у меня и нет ни одного экземпляра; не хочется проделывать лишний труд. Уж если «Альтруизин» вызвал возражения у Девиса[67], – интересно, какие; вот в 50-е годы по крайней мере можно было сориентироваться, что годится, а что не подходит, а теперь сам черт не знает и неизвестно, почему какая-то невинная сказочная историйка вдруг оказывается чем-то «не тем». Ведь я это писал, а потому точно знаю, что даже в мыслях не имел ничего ненадлежащего! Какое же у пана Д. воображение, если он в невинном рассказике чует какие-то бомбы и мины с упрятанным взрывателем?

Я читал в «Природе» рецензии на книги о футурологии, которые у вас вышли, а также на английскую коллективную работу по теоретической биологии – [Эрих Янч[68]. Основы научного прогнозирования[69], Прогресс, 1970, и На пути к теоретической биологии[70], Мир, 1970]. Это можно достать? У нас царит сейчас ужасная засуха на научные книги.

Как себя чувствует п. Ариадна? Шлю Ей наилучшие пожелания.

Конечно, если у меня будет что-то новое, то пошлю Вам, кроме того, я хочу просмотреть мои американские книги, может, найду, что подойдет для перевода на русский язык. В первую очередь вышлю одного Стэплдона, а когда убедимся, что дойдет, за ним пошлю и других, если только мне удастся найти что-нибудь толковое.

Мой сердечный привет,

Ст. Лем


13 февраля 1972 года, Краков


Мой Дорогой Пан,

мне пришлось долго ждать Ваше письмо! Без сомнения, меня всегда очень интересовало то, что Вы можете сказать о моих сочинениях, и каждое Ваше письмо – касающееся этого вопроса или каких других – будет для меня радостью (другое дело, что я хотел бы, чтобы Вы имели возможность сообщать, вообще говоря, более радостные истории). Книгу Стэплдона я получил. Как Вы знаете, я посвятил ей много внимания в «Фантастике и Футурологии», и потому скорее не согласен с мнением Гансовского[71], поскольку такое мнение гораздо больше подходит к Гернсбеку[72], которого, признаюсь, я не смог дочитать до конца, уж очень он скучен. «Star Maker»[73] уступает по размаху воображения книге «First and Last Men». У Гансовского в последнее время вышел рассказ, в котором он взялся за Ван Гога со стороны путешествий во времени, и это хорошо у него получилось, за исключением окончания, в котором он сам все совершенно испортил. Что касается фильма Тарковского, то у меня не было иллюзий с того момента, как он прислал мне свой сценарий, в котором было полно разных бабушек и дедушек; как известно, есть такой специальный тип «старика», который обычно появляется в Вашей литературе в облике ученого, а раньше это был немного «юродивый», и немного такой мудрый святой старец a la старец Зосима. Тарковский решил, что без такого «старикашки» ни в коем случае не удастся сделать «Солярис». Конечно, Вы правы – Бог с ним.

Чуточку только удивило меня, что не принимается «Фантастика и Футурология», если учесть, что именно за эту книгу я осенью прошлого года получил премию «Литературного Ежемесячника», а редакцию этого журнала нельзя считать пренебрегающей ортодоксией. Скорее наоборот. Может быть, кто-нибудь когда-нибудь решит, что фантастика является такой духовной пищей, которая в качестве топлива требуется ученым, конструирующим различные важные для государства ракеты и другие такие аппараты, и тогда ситуация в один прекрасный день обернется к лучшему.

Что же касается «Сказок Роботов», то боюсь, что произошло некоторое недоразумение. Насколько мне известно, никто у нас отдельно о «Сказках» не писал, и лишь Рышард Ханке[74] написал «Польскую научную фантастику», в которой занимался прежде всего некоторыми структуральными проблемами и лексикографией, а поскольку в моих «Сказках Роботов» много словотворчества, то уделил им немножко внимания, но его замечания о «Сказках» рассыпаны по тексту этой небольшой монографии и нельзя сказать, что они представляют собой их цельный разбор. К сожалению, этой книги у меня нет, потому что я принципиально не собираю критику – НИКАКУЮ. Адреса автора я не знаю, но думаю, что письмо из СССР по адресу «Ryszard Handke, Institut Badaс Literackich, Warszawa» попадет в руки этого автора. Лично я с ним не знаком, никогда его не видел, потому и адреса его у меня нет.

Похоже на то, что, не по моей воле, центр тяжести моего воздействия помаленьку перемещается на Запад, и в особенности, в США, причем речь не идет об осыпании меня обилием цветов, а скорее о мощных спорах, вызванных моим творчеством, которое, как Вы знаете, сильно отличается от типичной SF. Поэтому меня атакуют, между прочим, также и как очень Красную личность, а я со своей стороны не смиряюсь покорно, а довольно энергично огрызаюсь и даже контратакую, высказывая в интервью, статьях и т. п., публикуемых в западной прессе, различные острые суждения о некоторых влиятельных лицах в фантастике родом из США, впрочем, эти суждения можно найти в моей «Фантастике и Футурологии».

Недавно вышло новое издание моих «Звездных дневников», расширенное на 120 страниц. Я очень хотел бы послать его Вам, уже выслал экземпляр п. Ариадне, но, увидев на конверте Ваш владимирский адрес, был этим дезориентирован и высылаю пока только это письмо, в надежде на то, что Вы напишете мне, куда я должен выслать эту книгу. Мои книги были созданы в той части мира, в которой мы живем, и потому во всей полноте могут звучать только в ней, и меня огорчают те трудности, которые встречают последние мои произведения, как короткие, так и длинные. А в целом я очень разочарован американской фантастикой, о чем, впрочем, ясно свидетельствует моя монография.

Единственная вещь, которая мне вообще понравилась в последнее время, это роман Хайнлайна «Moon Is a Harsh Mistress»[75]. Кроме того, я пытаюсь протолкнуть Ф. Дика[76] – его роман «UBIK» – в Литературном Издательстве в Кракове, но не знаю, удастся ли мне это. Право на театральную переработку «Солярис» я передал в Париж одному французскому режиссеру. В свою очередь, я отказался принимать участие в международном жюри конкурса SF фильмов в Триесте в этом году (июль), между прочим, и потому, что были слухи, якобы там будут показывать «Солярис», и, если фильм окажется таким, каким я его ожидаю, было бы мне глупо оказаться в ситуации захваченного врасплох автора.

Недавно я получил роман SF из Украины, но это оказался прямо невероятный вздор. Мешанина сказочных мотивов, соцреалистических, детективных, неразбериха или так называемая «saіamacha»[77]. Благодарю Вас за добрые слова о «Футурологическом Конгрессе»; наш Анджей Вайда[78] носится с идеей сделать из этого фильм, но неизвестно, как, где и когда это могло бы осуществиться. Другой молодой режиссер, Марек Пивовский[79], хочет снять «Одиннадцатое Путешествие Ийона Тихого» на полный метраж. Много изданий тут и там, среди прочего «Сумма Технологии» выходит в Венгрии. Жаль мне, что не могу Вам эффективно помочь в получении книги Хандке, но заранее могу Вас уверить, что если Вы в конце концов и раздобудете эту позицию, то разочаруетесь, потому что он исследовал тему в общем, и это не будет исследование о моем творчестве. Когда в свое время этот автор прислал мне только фрагмент рукописи, страницы, посвященные мне, я подумал, явно ошибочно, что работа будет сконцентрирована на моих произведениях, и потому написал Вам так, что создалось ошибочное впечатление.

Прошу Вас при случае передать п. Ариадне мои самые горячие пожелания. Я хотел бы дождаться от Вас следующих писем и, что даже важнее, с хорошими вестями.

Сердечно Ваш

Ст. Лем


10 января 1974 года, Краков


Дорогой Пан,

уж не знаю, чего бы я ожидал больше, чем Ваше письмо, да еще и написанное по-польски!

Большое спасибо за добрые слова. А поскольку Вы интересуетесь моим творчеством, вижу, что должен послать Вам книжечку обо мне, которая у нас только что вышла[80] (я высылаю ее одновременно с этим письмом, но в отдельной бандероли). Кроме того, сообщаю о выходе моей новейшей книжечки, которая, я думаю, Вас заинтересует, а именно: «Мнимая величина». На сегодня я получил из издательства лишь так называемый сигнальный экземпляр, но авторские экземпляры должны прийти в ближайшее время. Как-то, действительно, мои контакты с п. Ариадной серьезно ослабли, и я это объясняю, не без сожаления, ее переутомлением и нездоровьем. Доходят до меня от Вас неясные слухи, что какие-то мои книги должны выйти в Библиотеке польской литературы, издаваемой в Москве, об этом писал мне в последнее время Файнбург[81], но я не знаю никаких подробностей[82] и даже решился в конце концов написать в польское Посольство, так как ситуация, когда я до такой степени ничего не знаю, совершенно неправильная (в «Природе» в прошлом году вышла пара моих новелл в сокращении[83]). Кажется, еще что-то готовит издательство «Знание»[84].

Со своей стороны, я согласился сотрудничать в Кракове с моим здешним издателем в деле издания выдающихся произведений мировой SF, и из русской я наметил туда 2 последние повести Стругацких, а именно: «Малыш» и «Пикник на обочине». Хотя полностью меня не удовлетворяет ни одна из них, это без сомнения выдающиеся позиции, особенно в сопоставлении с тем потоком бессмыслицы и низкопробной чепухи, которую постоянно массово издают американцы, а я, став теперь почетным членом Science Fiction Writers of America, получаю огромное количество этой мерзости. Конечно, новое издание «Фантастики и футурологии» я тоже сейчас упакую и вышлю Вам – там есть некоторые изменения, особенно в первом томе, где есть новая большая глава «Эпистемология фантастики», это, собственно, главное сражение с футурологией. Я также много написал о творчестве Ф. Дика, который nota bene довольно «стукнутый» тип, как я мог убедиться в этом из писем, которые он мне писал, но это не отменяет того факта, что его творчество является одним из самых выдающихся в США.

Я приготовил также для печати новое издание «Суммы технологии», ничего не меняя в самой книге, разве что немного подсократил, зато снабдил вещь новым пространным вступлением[85], позиционируя ее на картах футурологии. Но это переиздание появится лишь где-то во второй половине 1974 года. Ну и выйдет еще новое издание «Философии случая», в которое я включил также большую новую главу об «антиномиях в литературе», и наконец в журнале Института Литературных Исследований «Тексты» я недавно опубликовал статью, в которой постарался разнести в пух и прах книгу Цветана Тодорова[86] (этого известного французского структуралиста) «Introduction а la littйrature fantastique», и это, пожалуй, уже все мои последние работы, если не считать двух новелл; одна из них вышла 2 месяца назад в двух номерах наших «Шпилек»[87].

Но кроме этих вещей ничего нового я за полгода, К СОЖАЛЕНИЮ, не написал, и, как это обычно бывает, перечисление «объективных трудностей» и иных причин, которые к этому привели, следует признать, скорее, излишним.

Конечно, я мог бы ограничиться подготовкой тех или иных старых и новых заграничных изданий, но считаю, что прежде всего нужно делать оригинальные вещи, и отсюда мои непрестанные душевные хлопоты.

«Малыша» и «Пикник» я прочитал заново – по обязанности, так как речь шла о включении их в упомянутую выше серию. У меня создалось впечатление, хотя я могу, конечно, глубоко ошибаться, что Стругацкие идут в некотором смысле размеченными мной путями, что делают это самостоятельно и интеллигентно, иначе говоря, такими «учениками» нельзя стыдиться, но несмотря на все это, я хотел бы, чтобы они делали что-то совершенно суверенно, в полной независимости от меня… и от всей остальной мировой фантастики.

Мне было бы очень любопытно в этом отношении узнать Ваши мнения и взгляды! (А чтобы Вы преодолели нежелание писать, свойственное Вам, прошу спокойно писать мне по-русски, только ради бога разборчиво, а то из того, что написал мне Файнбург, я смог расшифровать лишь половину…)

Конечно, я был бы также очень рад, если бы Вы написали, что думаете о моем письме, посвященном Вашему с п. Ариадной роману. Что из того, что я написал это ей!

В последнее время мне стало еще тяжелее двигаться с места, то есть путешествовать, чем раньше, однако я не теряю веры в то, что еще выберусь в СССР и что мы еще увидимся и поговорим. Забавно, я не смотрел «Солярис» Тарковского, уж слишком сильно разнятся мое и его мнения, а тем временем о фильме очень хорошо пишут, особенно на Западе, например, отзывы из Англии, из Швеции, даже из Австралии, которые дошли до меня, были полны уважения и весьма позитивны, хотя авторы отзывов и понимают, как далеко фильм отошел от романа.

Мне стало известно, что в Австрии, где выходит одно из наилучших европейских периодических изданий, посвященных SF[88], готовится номер, посвященный советской фантастике, и что там должны быть в переводе Ваши критические эссе, только я не знаю, какие именно. Может быть, Вы хотели бы получить номер, когда он выйдет? Я могу с этим помочь, издатель – мой добрый знакомый, хотя и только по переписке.

В ту серию SF, о которой вспоминал, я включил француза Угрона[89], затем Ф. Дика («УБИК»), ряд книг, о которых шире рассказывал в первом издании «Фантастики и Футурологии», а теперь пытаюсь составить приличную антологию самых лучших рассказов. Количественно на Западе выходит чудовищно много книг, но в качественном отношении все это просто микроскопическое…

Я хорошо помню, при каких обстоятельствах мы познакомились, это было много лет назад на приеме, организованном нашим Посольством в Москве, когда под натиском моих восторженных поклонников наши ошеломленные дипломаты устроили что-то вроде «пикника на обочине» – был там среди других и Шкловский[90]. Старая история!

Я был бы рад, если бы Ваше письмецо НЕ стало исключением из правил, изолированным, необычным событием! Сердечно уговариваю Вас написать следующее! А пока – шлю Вам наилучшие новогодние пожелания и очень, очень сердечно Вас приветствую.

Ваш

Ст. Лем


Примечания


[1] На русском языке рассказ в переводе К. Душенко опубликован впервые в 2002 году под названием «Записки всемогущего».

[2] Фриц Лейбер (1910 – 1992), американский писатель.

[3] в узком смысле (лат.).

[4] Владимир Дмитриевич Дудинцев (1918 – 1998), русский писатель.

[5] Возможно, это письмо было написано, но не отправлено адресату. Сохранилось в архиве писателя.

[6] Имеется в виду «Час Быка» Ивана Ефремова.

[7] Ариадна Григорьевна Громова (1916 – 1981), русская писательница и критик, переводчик произведений С. Лема.

[8] Левая рука тьмы (англ.).

[9] Урсула Кребер Ле Гуин (р. 1929), американская писательница.

[10] Дэниэл Ф. Галуйе (1920 – 1976), американский писатель.

[11] Томас Майкл Диш (1940 – 2008), американский писатель и поэт.

[12] Лем ошибается, «Сирены Титана» на русский язык были переведены много позже; видимо, он имел в виду роман «Механическое пианино», который под названием «Утопия 14» вышел в издательстве «Молодая гвардия» в серии «Библиотека современной фантастики», в томе 12.

[13] Джеймс Блиш (1921 – 1975), американский писатель и критик.

[14] Деймон Найт (1922 – 2002), американский писатель, критик и редактор.

[15] Мишель Мари Франсуа Бютор (р. 1926), французский писатель.

[16] Ален Роб-Грийе (1922 – 2008), французский писатель, сценарист и кинорежиссер, основной идеолог «нового романа».

[17] «Дыра в нуле» Майкла Кеннеди Джозефа (1914 – 1981), новозеландского писателя и профессора английского языка.

[18] «Всем стоять на Занзибаре» Джона Килиана Хьюстона Браннера (1934 – 1995), английского писателя.

[19] Extrasensory perception – экстрасенсорное восприятие (англ.).

[20] Новая волна (англ.), направление в научной фантастике США и Великобритании 1960-х годов.

[21] Сол Беллоу (1915 – 2005), американский писатель.

[22] Норман Кингсли Мейлер (1923 – 2007), американский писатель, журналист, драматург, сценарист и кинорежиссер.

[23] Бернард Маламуд (1914 – 1986), американский писатель.

[24] Трумэн Гарсия Капоте (1924 – 1984), американский писатель.

[25] Дарко Рональд Сувин /урожд. Шлезингер/ (р. 1934), югославско-канадско-итальянский ученый-филолог, критик и поэт.

[26] Эдуард Жорж де Капуле-Жюнак (р. 1930), французский писатель. Разбору его единственного фантастического романа «Паллада, или Озабоченность» Лем посвятил полсотни страниц в «Философии случая». О писателе почти ничего не известно, возможно, это псевдоним.

[27] Альфред Бестер (1914 – 1987), американский писатель.

[28] Ричард Эрвин Гейс (1927 – 2013), американский любитель фантастики и писатель.

[29] Игнатиус Фредерик Кларк (1918 – 2009), английский критик и библиограф.

[30] Олдос Леонард Хаксли (1894 – 1963), английский писатель.

[31] Артур Кестлер (1905 – 1983), английский писатель и журналист.

[32] Скука фантастики (англ.).

[33] Алексис /Алексей/ Адамс Паншин (р. 1940), американский писатель и критик.

[34] «Воля к власти» (нем.), название книги, собранной из заметок Фридриха Вильгельма Ницше (1844 – 1900), немецкого мыслителя, философа, композитора, поэта.

[35] Джоанна Расс (1937 – 2011), американская писательница и литературовед.

[36] Мартин Гарднер (1914 – 2010), американский математик, фокусник, журналист, писатель и популяризатор науки. Лем здесь ошибочно подает имя как фамилию (хотя в книге он фигурирует как М. Гарднер).

[37] Брюс Ричард Гиллеспи (р. 1947), австралийский критик, редактор и издатель.

[38] Джон Фойстер (1941 – 2003), австралийский критик, редактор и издатель.

[39] Ханс Иоахим Альперс (1943 – 2011), немецкий писатель и издатель.

[40] Франц Роттенштайнер (р. 1942), австрийский библиотекарь, критик, переводчик, редактор и издатель, литературный агент С. Лема и братьев Стругацких.

[41] Перри А. Чапделайн /наст. – Энтони ди Фабио/ (1925 – 2015), американский писатель, математик и критик.

[42] Джеймс Грэм Баллард (1930 – 2009), английский писатель.

[43] Брайан Уилсон Олдисс (р. 1925), английский писатель и критик.

[44] Майкл Муркок (р. 1939), английский писатель.

[45] Норман Спинрад (р. 1940), американский писатель.

[46] Роджер Желязны (1937 – 1995), американский писатель.

[47] Мартин Берджесс Грин (1927 – 2010), английский ученый и писатель.

[48] Эдгар Бергхаус, немецкий критик.

[49] Франц Верфель (1890 – 1945), австрийский поэт, романист и драматург.

[50] Фридрих Райнхольд Дюрренматт (1921 – 1990), швейцарский немецкоязычный писатель, драматург и публицист.

[51] Роджер Бэкон (около 1214 – после 1292), английский философ и естествоиспытатель. Имеется в виду роман «Доктор Мирабилис» (“Doctor Mirabilis”).

[52] Олаф Стэплдон (1886-1950), английский писатель и ученый-философ.

[53] «Last and First Men» – «Последние и первые люди» (англ.), роман О. Стэплдона.

[54] Эдвард Грофф Конклин (1904 – 1968), американский составитель многочисленных антологий.

[55] Джудит Меррил (1923 – 1997), канадская писательница, редактор, критик.

[56] Уильям Эмис Кингсли (1922 – 1995), английский писатель, поэт и критик, автор монографии «Новые карты ада».

[57] Уильям Джеральд Голдинг (1911 – 1993), английский писатель.

[58] Генри Уилсон Колин (1931 – 2013), английский писатель и философ-литературовед.

[59] «Планета мистера Сэммлера» (англ.).

[60] «Безумие» (лат.). Фрагмент под названием «Конгресс футурологов» действительно был опубликован в журнале «Шпильки», в номере 51-52 за 1970 год. А вот новый сборник Лема, который включал и «Футурологический конгресс», вышел в 1971 году под названием «Бессонница».

[61] Юлий Иосифович Кагарлицкий (1926 – 2000), российский литературовед и критик.

[62] Кафедра английского языка Колледжа Вустера (англ.).

[63] Книга Лема «Навигатор Пиркс» – «Голос неба» вышла в издательстве «Мир» в конце 1970 года и на титульном листе даже был указан год 1971.

[64] Other Worlds, Other Seas / Edited by Darko Suvin. – New York: Random House, 1970. – 219 pp. В антологию вошли рассказы польских (Лем), румынских (Колин), чешских (Несвадба), болгарских (Донев) и советских (Альтов, Яров, Варшавский, Томан, Днепров) авторов.

[65] См. поэму В.Маяковского «Владимир Ильич Ленин»: «Единица – вздор, единица – ноль, один – даже если очень важный – не подымет простое пятивершковое бревно, тем более дом пятиэтажный».

[66] «Сырое мясо» (англ.).

[67] Евгений Артурович Девис (р. 1923), редактор издательства «Мир», основатель серии «Зарубежная фантастика».

[68] Эрих Янч (1929 – 1980), американский астрофизик, инженер, воспитатель.

[69] Точнее, Прогнозирование научно-технического прогресса.

[70] На пути к теоретической биологии. 1. Пролегомены. – Сб. статей по результатам первого симпозиума по теоретической биологии, написанных крупнейшими специалистами.

[71] Север Феликсович Гансовский (1918 – 1990), русский писатель и драматург.

[72] Хьюго Гернсбек (1884 – 1967), американский писатель и издатель, основатель первого американского специализированного журнала НФ «Эмейзинг Сториз».

[73] «Создатель звезд» (англ.), роман О. Стэплдона.

[74] Рышард Кароль Хандке (1932 – 2010), польский теоретик и историк литературы, автор книги «Польская научно-фантастическая проза. Проблемы поэтики».

[75] «Луна – суровая хозяйка» (англ.). Роман издавался на русском языке также под названиями: «Луна жестко стелет», «Восставшая Луна».

[76] Филип Киндред Дик (1928 – 1982), американский писатель. Роман «УБИК» вышел на польском языке в 1975 году в серии «Станислав Лем рекомендует».

[77] «Мешанина» (пол., львовский диалект).

[78] Анджей Вайда (р. 1926), польский режиссер театра и кино.

[79] Марек Пивовский (р. 1935), польский режиссер и сценарист.

[80] Balcerzak Ewa. Stanisіaw Lem. – Warszawa: Paсstwowy Instytut Wydawniczy, 1973.

[81] Захар Ильич Файнбург (1922 – 1990), русский ученый-социолог, автор ряда статей о Леме.

[82] «Избранное» С. Лема в «Библиотеке польской литературы» вышло в издательстве «Прогресс» в 1976 году.

[83] Восемнадцатое путешествие Ийона Тихого / Пер. Ф.Величко // Природа. – 1973. – № 1; Двадцатое путешествие Ийона Тихого / Пер. Ф.Величко // Природа. – 1973. – № 9.

[84] 137 секунд / Пер. В.Иваницкого // Сборник научной фантастики: Вып. 13. – М.: Знание, 1974.

[85] Это вступление, выходившее отдельно под названием «Зонд в рай и ад будущего», опубликовано на русском языке в «Млечном Пути» (2013. – № 1).

[86] Цветан Тодоров (р. 1939), французский философ, семиотик, теоретик структурализма в литературоведении, автор книги «Введение в фантастическую литературу».

[87] «Профессор А. Доньда» – в №№ 42-43.

[88] «Quarber Merkur» (примеч. Лема). Журнал, издаваемый Францем Роттенштайнером.

[89] Жан Угрон (1923 – 2001), французский писатель. Лем планировал включить в серию его роман «Знак Пса», но этот роман не был опубликован.

[90] Иосиф Самуилович Шкловский (1916 – 1985), советский астрофизик.


ЧАСТЬ ІІ


28 февраля 1974 года, Краков


Дорогой Пан,

это будет длинное письмо. Хочу написать его не так, как обычно писал п. Ариадне, потому что не буду скрывать от Вас, что не рассматривал ее как равноценного интеллектуального партнера – при всей ее славной сообразительности. Но в Вас есть задатки к глубине! Поэтому я скажу сначала, стреляя малым калибром, о вещах практических и безотлагательных, а потом уже расправлю крылья для высокого полета.

Я не могу сообщить Вам адреса, связавшись по которым, Вы могли бы получать SF, потому что не знаю их сам. Хотя я и стал членом (почетным) SFWA[1], и получаю от них различные издания и циркуляры (в целом – малоценные, это инструкции по практическому стяжательству, возможные саженные программы торжеств, на которых они чествуют друг друга), – я не смог установить с ними обмен, так сказать, мыслями, так как нет обмена мыслями там, где отсутствуют эти последние. Однако я постараюсь заполнить эту Вашу огромную брешь, посылая то, что удастся. Сам я получаю ежемесячно около 30 позиций от издательств Ace Books и DAW, и это, собственно, на 100% (а не на 99%) позиции совершенно никуда не годные, – текущая продукция. Я получаю также рецензентские экземпляры от Ballantine – то же самое. Тем не менее я буду стараться Вам отправлять то наилучшее, что есть в этом очень плохом. А для начала я посылаю Вам, отдельно, книгу Джона Браннера[2], из-за ее просто поразительного тематического подобия с «Пикником» Стругацких. Если они не позаимствовали у него тему, то произошло явление чрезвычайно особенного параллелизма.

С SF не только очень плохо, но в некотором смысле еще хуже. На сегодня существуют два серьезных периодических издания, созданных при университетских факультетах английской филологии, посвященных только SF, «Extrapolation» при Wooster College и «SF Studies» при Indiana University. Я вхожу в редакционный совет «Extrapolation», впрочем, я там только числюсь. Зато в «SFS» я разместил уже 2 статьи, написанные с большими муками по-английски (проблемы перевода). Второй из этих номеров я посылаю Вам, поскольку получил авторские экземпляры. «SFS» обещает быть нетипичным, то есть хорошим. А вот «Extrapolation», выходящий уже третий год, впал в кошмарный академизм. То есть занимается частными, второстепенными проблемами и озабочен тем, чтобы ни одной ВЛИЯТЕЛЬНОЙ особы из SFWA, упаси Боже, не обидеть. Все в SF хорошо, чудесно, гениально, нужны лишь подробные научные описания и ученые презентации с саженными колонками цитируемой библиографии. Это картина, которая меня, нас, неизбежно безмерно удручает, поскольку это трата, расточительство, наконец, уничтожение творческой свободы, а также старательное подчинение моде дня и требованиям гг. издателей. Типичный читатель этой макулатуры ДОЛЖЕН быть полным кретином. Эта истина, однако, с исключительной деликатностью умалчивается. Впрочем, Вы сами увидите. Недовольство созданным должно быть первой и неотъемлемой предпосылкой восхождения вверх – поэтому я был столь беспощаден, в частности, в «Фантастике и Футурологии», в том числе и к собственным произведениям. Ничего этого нет в этом обществе взаимного обожания!

ТОДОРОВ: я должен постараться найти номер IBL-ских[3] «Текстов», в котором я опубликовал критику его теории фантастики, что, кстати, будет не очень легко сделать. Кроме того, у меня есть серьезные сомнения, будет ли это этично, потому что я разбиваю его в пух и прах, а Вы не сможете познакомиться с его оригинальным текстом, а только с моим изложением этого текста, которое я хоть и старался сделать объективным, но совершенного объективизма не существует.

На тему дел более широких, общих, замечу лишь немного. Я получил сейчас от моих западных издателей 2-й том «Дневников» Бертрана Рассела[4], охватывающий годы 1914 – 1944. Весьма печальное это чтение! Знаете ли Вы о том, я вот понятия не имел, что уже будучи всемирно прославленным, в 38-44-м годах в США он подвергся такому остракизму, что его как заразу изгнали из всех учебных заведений, ему не на что было жить, и, если бы не благоприятствующие обстоятельства, черт его знает, как бы он выжил. А началось все с того, что какая-то дама обвинила администрацию штата Нью-Йорк в том, что та приняла на работу в свой университет Рассела, известного вырожденца, безбожника, атеиста и т. д. А когда дошло до процесса, Рассел не мог в нем участвовать, потому что обвиняли штат Нью-Йорк, а не его. Администрация изо всех сил ХОТЕЛА проиграть этот процесс, чтобы на основании обвинительного приговора прогнать взашей Рассела, от которого столько хлопот, и это отменно удалось. В обвинительном акте фигурировало среди прочего, что Рассел был сторонником нудизма, порнографии, вырождения, гомосексуализма, и так далее, – а он не мог даже протестовать иначе, как отправляя письма в «Нью-Йорк Таймс», в то время как его заваливали письма от разъяренных христиан. Эта лавина привела к тому, что его всюду избегали, как прокаженного; и происходило это в первые годы Второй мировой войны. (Nb, Рассел приводит in extenso[5] множество своих писем, а также адресованных ему и третьим лицам, поэтому материал довольно объективно документирован.) И это, представляете, коснулось одного из первых мыслителей Запада – в либеральных (!) США. Nb, ранее он был судим на родине за то, что противостоял участию Англии в первой мировой войне, но это, впрочем, известно – и мелочи. На что же могут рассчитывать люди меньшего уровня?

Перехожу к теоретическим делам. Хотя это вопрос деликатный, ведь я не знаю ни Вашей исходной понятийной базы, ни хода размышлений: прошу учитывать, что структурализм очень легко выводит на окольные пути фальшивой герменевтики, то есть склоняет к тому, чтобы совсем простые и легкие вещи излагать способом артистически ученым и герметичным. Действительно, в «Возвращении со звезд» мы видим ситуацию выбора; так вот, не достаточно ли остановиться именно на этой констатации в качестве окончательной – или же необходимо еще и «структурализование»? Получим ли мы из этого что-то больше? (Я не говорю, что не получим. Я говорю лишь, чтобы Вы об этом задумались, – между прочим, одним из кардинальных грехов внетехнической кибернетики было и остается переложение на ученую номенклатуру совершенно старых, хорошо известных вопросов.) И ВОПРОС Вам. У Вас есть или Вы знаете мои «Диалоги» в последнем польском издании, из серии моих «Избранных Произведений»? – Там есть пара новых вещей объемом более 100 страниц, между прочим, о кибернетике в ретроспекции, а также два философских эссе из журнала «Studia filozoficzne» – «Биология и ценности, или о Патологии социализма». Есть ли у Вас или Вы хотите иметь последнее издание «Звездных дневников», где также более 100 стр. новых текстов, например, путешествия Тихого 18, 20, 21? И вообще, если Вам что-нибудь нужно, прошу выбрать из моей библиографии, и я сразу же вышлю Вам. Кстати, в этом году выйдет «Философия случая» в новом издании, с новой главой, в которой будет критика Тодорова, расширенная темой о роли, которую может конструктивно играть антиномия в литературном творчестве. Выйдет также новое издание «Суммы технологии», но там только вступление, впрочем, довольно любопытное (молотом по футурологии), из нового. Ваши дальнейшие замечания по «Возвращению со звезд» показались мне очень любопытными, особенно там, где говорится об «обнаружении» исторического времени. Думаю, что не только SF позволяет делать такие сопоставления. Но это особая и большая проблема, которую я тут уже не буду затрагивать. Несчастьем литературной критики, особенно высокотеоретической, является то обстоятельство, что проблема, которую она вылавливает в произведении, как, например, это сделали Вы с «Возвращением со звезд», – что эта проблема могла быть воплощена в художественно бездарной книге, не имеющей никакой литературной ценности, и эту сторону вопроса теория не рассматривает (любая теория, а не только структуралистичная). Это меня всегда обескураживало. Если бы я захотел, я мог бы даже доказать это, преднамеренно написав книгу с использованием проблематики, которая мне представляется неплохой (типа «Гласа Господа», например, или «Возвращения со звезд», хотя эту, как Вы знаете, я уже не считаю хорошей), – но которая в художественном отношении была бы крайним убожеством! Ведь художественная ФОРМА не предопределяет все-таки интеллектуально-проблемное содержание et vice versa[6]! Историософия Льва Толстого в «Войне и мире», мягко говоря, не слишком мудрая, но книге это нисколько не повредило… Очень прошу Вас прислать мне все, что Вы написали, для БСЭ или куда-либо еще!!!

О «Солярис» Тарковского. Я более-менее знаю, что он сделал то, о чем Вы написали в своем письме, что он использовал книгу для рассуждений, скорее, противоположных по отношению к ней. Тем не менее, хоть это немного и парадоксально, фильм многим понравился в мире, мне шлют рецензии и частные письма об этом из Англии, Швеции и даже из Австралии, например, от Брайана Олдисса, а это неглупый человек. Понравилась в первую очередь (и это понятно) попросту эстетическая сторона, а также некоторая культурная чуждость, приобретающая для тамошнего зрителя аспект экзотики, другой точки зрения, а другие точки зрения там в цене. Затем, те, кто знал роман и видел фильм или по ТВ, например, в Швеции, или без титров и дублирования, писали, что ТОГДА ФИЛЬМ ПОНРАВИЛСЯ БОЛЬШЕ, потому что диалоги плохие и «мешали». Это очень любопытно как культурно-социологический факт, так что я желал бы себе и каждому пишущему таких поражений и таких духовных «разводов», которые были у меня с Тарковским, так как должен сказать, что это все-таки несомненный специалист художественного класса.

В-третьих, и, видимо, это было решающим фактором, они там все нынче настроены технокластично, видят в технологиях Дьявола или Антихриста, там распространена тоска по старым добрым временам (что наблюдается и в огромной части SF, и собственно утопия SF, насколько она вообще существует, практически коэкстенсивна с антинаучностью, любовью к сельской жизни, руссоизмом etc.). Отсюда там эта вера в йогов, отсюда хиппи, отсюда наркотики, коммуны, отсюда секс. Даже Олдисс написал, что роман «Солярис» не был в состоянии передать красоту женственности так, как Наталья Бондарчук[7] у Тарковского – вот Вам коронное доказательство против моего!

И поскольку Тарковский дудел в милую для них дудку, это могло им только понравиться! (Мои издатели, конечно, также восхищены фильмом, поскольку он помогает поднимать тиражи.)

Nb, признаюсь, что не представляю себе, что Вы там можете вычитать из «Солярис» на тему мотива страдания. Я Вас умоляю, я боюсь этого мотива «stradanja», потому что он для меня пахнет таким ух! русским мистицизмом, откуда всего миллиметр до типичной позиции Толстого. Занимала меня, ясное дело, интеллектуальная, то есть эпистемологически безвыходная сторона ситуации. Это не означает, конечно, что нельзя все это проинтерпретировать на более высоком уровне. (Наконец, что касаемо того, является ли прогресс иллюзорным, тоже можно долго спорить, даже сильно беспокоясь о том, чтобы не попасть в тон сегодняшней моды; например, о том, что все хорошее, чему мы обязаны технологии, с лихвой может превысить все зло разделенного мира, ведь и этому мы обязаны ей же.)

Кстати: о «Мнимой Величине». Конечно, труднее всего мне дался ГОЛЕМ; его диагнозы я разделяю в значительной степени, но не его ПРОгнозы; если Бог даст, Голем, то есть я, вернемся к этому когда-нибудь еще, если окажется, что согласно Его мышлению не так просто рассечь гордиев узел, каким является человечество.

Стругацкие. Я, конечно, вижу, где и как они шли за мной, так сказать, по моим следам, но не могу их не уважать; поскольку ежеминутно под рукой держу столько не имеющей никакой ценности американской макулатуры, на фоне которой их книги звучат так хорошо и чисто, честно и серьезно. «Гадких лебедей» я не могу включить в серию по очевидным причинам, а «Трудно быть богом», во-первых, у нас уже публиковалось, во-вторых, я ценю беллетристическое качество, но уж тут (по крайней мере, для меня) повтор проблематики «Эдема» (вмешиваться – не вмешиваться в чужую историю) слишком явный, а стаффаж слишком МНИМЫЙ («чужое средневековье» является попросту микстурой, смесью мотивов – впрочем, весьма ПОВЕРХНОСТНЫХ в историографическом смысле – земного течения истории, а кроме того, там еще анахронизмы, наивность, продиктованная аллегорически-аллюзионными намерениями – я имею в виду «фашизм» – все это вместе приводит к тому, что я считаю книгу неплохой, но ни особенно выдающимся ЛИТЕРАТУРНЫМ произведением, ни изумительной SCIENCE Fiction). «ПИКНИК…», что ж: у меня были сходные с Вашими мысли при чтении, но в любом случае это НАСТОЛЬКО лучше всего, что мне фурами шлют из Америки; кроме того, я думаю, что место и время действия были необходимым требованием по причинам, которые можно назвать именно факторами места и времени написания. Я бы это наверняка писал иначе… А «Малыш» несомненно является уклончивой уловкой, это ясно, тем не менее это хорошо читается, а разве Вы не понимаете, что я должен иметь в серии так называемый противовес и действовать при выборе названий с учетом географии и государств? А что бы Вы посоветовали мне другого, каких других авторов? Я серьезно спрашиваю, это не риторический вопрос!

Я сам не знаю, какая Ваша статья должна выйти в австрийском журнале «Quarber Merkur», но конечно я попрошу редактора, это мой добрый знакомый, чтобы он сразу прислал мне экземпляры, так как я думаю, что, если вышлю Вам от себя, они доберутся быстрее. Впрочем, это будет еще не скоро, статья должна быть в номере, посвященном советской SF (но наверняка в первой половине этого года).

Мне пришла такая мысль: если Вы намерены написать те теоретические вещи, о которых Вы мне писали, или о проблематике моих книг, или какие-то другие вещи, – может быть, Вы захотели бы опубликовать это у нас? Я думаю, для этого подойдут тексты размером статьи для периодического издания, от 8-10 до 20 страниц; а если бы Вы захотели «поструктурализовать», то наиболее подходящими оказались бы «ТЕКСТЫ» Института Литературных Исследований, которые, кстати, уже публиковали советских авторов. Прошу в любом случае об этом подумать. Если бы Вы захотели также, затем в будущем можно было бы подумать о переводе каких-либо статей, особенно связанных с проблематикой SF, а переводчиков как в нашей стране, так и где-либо еще я мог бы поискать. Я понимаю о некоторых ограничениях возможности публикаций за границей, но не думаю, что в данном случае будут какие-то особенные сложности, конечно, трудно говорить вслепую, но в соответствии с тем, что Вы писали в последнее время, думаю, об этом стоит поразмышлять и попробовать. Во всяком случае, независимо от того, решитесь Вы на такой тип публикаций или нет, я буду благодарен за любой такой Ваш материал, присланный мне в частном порядке, потому что, хоть мои книги и выходят во всем мире, я не могу сетовать на обилие глубоких размышлений, вызванных ими. То же самое, конечно, касается и SF как жанра; воистину поразительной является интеллектуальное мелководье, которым отличается не только эта беллетристика, но и все опекающее ее теоретизирование. В этом смысле моя книга, «ФиФ», не та вещь, которой я мог бы гордиться, потому что это опровержение доводов противника, в принципе, деструктивная критика, отказ от одобрения, перелицовка образцов и методов создания, которые и породили, собственно, ничтожество современной SF, и почти ничего сверх того, – а заниматься такой и только такой критикой в культурном отношении невелика заслуга (хотя в моем понимании столь же необходимая, как работа Геракла по очистке Авгиевых конюшен, – но ТОЛЬКО из удаления помета еще не возникают зародыши каких-либо лучших творений). У меня в отечестве сложилась такая ситуация, что меня уважают как писателя, имеющего больше всего переводов, изданий и т. п., – но приличного аналитического разбора так никто и не сделал, но не могу же я сам заниматься такой деятельностью! Я вижу также, после издания «Мнимой Величины», с какими муками редакциям приходится искать кого-либо, кто бы захотел написать рецензию на эти эксперименты… никто не торопится! Сейчас, что интересно и знаменательно, больше всего моих книг издают в ГДР, недавно там вышло полное издание «Звездных Дневников», чего я не ожидал и что меня по-настоящему поразило.

Еще возвращаясь к теории SF: собственно, кроме Сувина никто на Западе по большому счету, если не касаться частных проблем, ничего в этой области не сделал, а Сувин, что уж тут скрывать, горстями черпал из моей «ФиФ», и хоть польского почти не знает, но благодаря знанию сербского, русского и словарям как-то все-таки продрался через эти тома. Впрочем, когда «ФиФ» выйдет на английском, это станет заметно, – но это произойдет не скоро, потому что очень сложно найти переводчиков ТРУДНЫХ текстов. Некоторые просто (как мой немецкий недавно) попросту возвращают книги издателю, честно отмечая, что они трудны для них… Я получил обе книги и благодарю Вас за них; Моль[8], откровенно говоря, не кажется мне очень ценным, я его уже немножечко поругал в «ФиФ», а сама стартовая база его культурологии попахивает, говоря по правде, обычным мошенничеством. Много болтовни, а результатов мало. А вот вторая книга – Очень интересная!

Исчезновение хороших книг (выходящих явно недостаточными тиражами) и у нас типичное явление, и замечу, что положительное, так как свидетельствует о существовании сильного давления потребителей, жаждущих настоящих интеллектуальных ценностей, на ненасыщенный рынок. Хуже было бы, если бы лучшие книги лежали на полках так же, как так называемые кирпичи[9].

Уже с год не получаю ни от кого из СССР альманах фантастики, и п. Ариадна тоже перестала мне писать. Правда, я получаю все-таки немножко писем от читателей со всей Страны Советов, но ничего не знаю о новостях, а кроме того, понятия не имею, издают ли что-то мое, может, я уже писал Вам, как случайно наткнулся дважды в прошлогодней «Природе» на опубликованные там в сокращенном виде путешествия из «Звездных дневников»; похоже, что п. Девис боится прикасаться к моим книгам, как к раскаленному железу. Впрочем, я ничему не удивляюсь.

Попробую перебрать все мое собрание SF на английском языке, чтобы выбрать что-нибудь для Вас. Обещаю, что ничего ценного, если вдруг обнаружится, не утаю, не удержу, а если с чем-то не захочу расставаться насовсем, попрошу потом вернуть. Сейчас начинают выходить большие книги о SF, например, Брайан Олдисс издал именно такую в Англии, но я пока ничего еще не получил. Если получу, и о Вас не забуду. В любом случае Вы можете написать моему знакомому, редактору «Quarber Merkur», это единственный человек, с которым я поддерживаю постоянный контакт среди знатоков SF. Впрочем, я, кажется, уже писал о нем п. Ариадне? Доктор Франц Роттенштайнер, Austria, 27-62 Ortmann, Felsenstrasse 20. Он хорошо владеет английским. Русского и польского не знает вообще. Хотел Вам представить в письме побольше своих так называемых придумок, но уже пар из меня вышел, поэтому заканчиваю, откладывая это невысказанное на следующее письмо, подобно тому, как Вы пообещали мне, что напишете об этом «хрономоционном» своем и п. А. романе!

Шлю Вам самые сердечные пожелания

Ст. Л.


Продолжение (1 марта).

Я разговаривал с редактором «Текстов», который сказал мне, что с огромным удовольствием напечатает в них что-нибудь Ваше, – я упомянул ему о той Вашей идее выделения двух структур в «Возвращении со звезд». Кстати, в журнале уже публиковали статьи, написанные советскими авторами специально для «Текстов»; это литературоведческий ежемесячник, считающийся у нас лучшим и известный уже и за границей, хотя он и молодой (выходит всего второй год). Вы знаете какие-нибудь теоретические работы о детективном романе? Мне пришло в голову, что двойственность хронологии типично представлена в детективном романе; время произведения используется для реконструкции временного интервала, охватывающего преступление. Окончание этой реконструкции равносильно закрытию действия, то есть оба времени как бы объединяются.

Кроме книги Браннера и двух номеров SFS уже отправил Вам (сегодня, письмо отправлю завтра) две книжечки SF. Ничего особенного, представляют интерес в качестве симптомов.

Я написал в правление SFWA и попросил, чтобы мне присылали побольше текущей книжной продукции, основанием чего является то, что я должен выбирать книги для Литературного Издательства. Правда, на ближайшие 2-3 года у меня уже есть комплект отобранных произведений, но я сейчас подумал, что смогу по крайней мере часть присылаемых позиций пересылать Вам. Нужно только набраться терпения, потому что они начнут приходить наверняка только летом, а то и на его исходе.

Сегодня я получил 10 последних книг издательства ACE. 3 из них – Перри Родан. Это продукт конвейерной деятельности коллектива немецких авторов, издаваемый в ФРГ отдельными выпусками тиражом около миллиона, считающийся «совершенным дном». Американские критики утверждали, что этот абсолютный примитив не имеет у их читателей шансов, а тем временем первые книги пользовались большим успехом, и теперь американцы переводят все позиции П. Родана, а их, кажется, более 100[10]! Следующие две книги Андрэ Нортон[11], это псевдоним одной дамы, пишущей в США около 8 – 10 (!) «романов» ежегодно. Два переиздания Фрица Лейбера, одного из старейшин – в жанре «sword and sorcery»[12] с привидениями, феодальными князьями, заклинаниями и т. п. Одна вещь по-настоящему хорошая, «Wizard of Earthsea»[13] Урсулы Ле Гуин, отличная книжечка для детей и подростков, в духе скандинавских саг (но она эту сагу сама придумала). Это хорошо, но это никакая не SF. Я собираюсь включить эту позицию в мою серию. И наконец, сборник рассказов Джека Вэнса[14]. «Космическая социология и зоология» – примитивная до неправдоподобия. «Трудно быть богом» – это творение на уровне Шекспира по сравнению с Вэнсом. Это очень типичная «репрезентативная выборка». Кстати. Вы знаете серию книг Толкина[15] «Lord of Rings»[16]? У нас это издали пару лет назад. Эльфы и т. п. Я лично был не в состоянии дочитать это до конца, даже первый том. Мне это попросту неинтересно. Но Толкин уже «классик», и его безмерно уважают. Ему посвящены теоретические работы, библиографии, какие-то кружки обожествления и т. п.

Как я уже многократно писал в немецкой и англоязычной прессе SF, то есть в фэнзинах, а также в SFS, я считаю, что жаль времени и средств на борьбу с этим. Это как об стену горох, поскольку основной факт – это факт социологический: существует «silent majority»[17] – потребительский рынок, насчитывающий в английском языковом пространстве от 200 до 240 тысяч благосклонных читателей, которые практически не дискриминируют НИ ОДНОЙ издаваемой книги, так что каждая в конце концов разойдется. Это совершенное отсутствие селективности приема, полная глухота к критической рефлексии со стороны основной читательской базы, делает любую мысль о «мелиорации SF» чистейшей утопией. Ибо SF функционирует как своеобразный заменитель культуры, как заменитель наркотика, как эскапистский субстрат мечтаний, коль скоро читатели прекрасно обходятся тем, что ЕСТЬ, и никаких перемен не желают, – кто и как мог бы тут что-то изменить в лучшую сторону? Проблема ценностей литературных, то есть художественных, интеллектуальных, из области социологического воображения и прогностической активности, вообще не может возникнуть в таких условиях потребления. Нельзя рассчитывать на то, что люди, которым без разницы, что пить – шампунь, средство от перхоти, денатурированный спирт или бензин, что они могут ни с того, ни с сего стать дегустаторами, различающими старые благородные нормандские или бургундские вина того или другого года! Предостерегать их, что эта литература является мистификацией, как я это делал не раз, что она лживая и одурманивает, это совершенно не имеет смысла, коли они ничего не хотят кроме порции дурмана. И вместе с тем, они хотят, чтобы им говорили и оставляли их в убеждении, что это очень БЛАГОРОДНАЯ писанина, и что ее любители – это выдающиеся умы, а не коптители неба. Поэтому тот, кто говорит им, что это чушь, – вредитель, пытающийся ликвидировать их дорогие и сладкие иллюзии! Так что нет ничего удивительного в том, что они отворачиваются от него и желают ему всего плохого.

Я сказал бы, что весьма примечательным критерием, индикатором этого является прием моих книг на этом пространстве. У меня хорошая критика и переиздания в Западной Германии, в скандинавских странах (Швеция, Финляндия и т. д.). А в США лишь некоторая маленькая группа ПРОФЕССИОНАЛОВ, несколько лиц из «элиты SF», немножко читают Лема из снобизма. Это во-первых. Во-вторых, «Солярис», которая вышла первой, имела рецензии или резко отрицательные (Олджис Бадрис[18] в каком-то журнале SF), или поверхностные, в шесть строк («неплохо» – «так себе», такого рода «оценки»), или, В АНГЛИИ – очень положительные; Д. Сувин написал похвальное послесловие, но это уже академические круги. Издатели мои, после «Непобедимого», который понравился, после «Рукописи, найденной в ванне», которую приняли скорее с любезной скукой («конечно – неплохо, но это Кафка[19]» – etc.), – печатают теперь «Кибериаду». «Абсолютную пустоту», которая была с восторгом принята в Германии, американский издатель попросту боится, так как сам он, то есть профи, высоко ценит книгу, но ведь речь идет о РЫНКЕ! Старый закон, утверждающий, что фальшивая (плохая) валюта вытесняет хорошую[20], mutatis mutandis[21] находит здесь полное применение. Не только по отношению ко мне! Перри Родана переиздают, а Стэплдона практически НИКОГДА (зато пишут о нем теоретические труды)… Как Вы считаете, когда мы имеем такое превосходство законов спроса, такой тип управления предложением, такую тотальную коммерциализация продукта, такую специализацию «производства» (рецепты, КАК удовлетворить Читателя – повальные! у них есть также МНОГОЧИСЛЕННЫЕ школы, где учат писать, и даже профессионально дают образование в определенном направлении, SF ИЛИ Fantasy, например), – как можно вообще еще говорить о литературе в категориях помимо экономических или социологических?? А потому академическая критика – это прежде всего реализация страусиной политики, когда оказывается, что произведения как генологические наборы подгоняются к потребностям получателей, и без учета этой координации (то есть этого размещения в системе координат) любые анализы являются переливанием из пустого в порожнее.

Единственным способом противостоять этому является метод, который доктор Роберт Планк[22] использовал в книге «Emotional Significance of Imaginary Beings»[23], трактуя всю SF как экспрессию аффектных состояний в понимании глубинной психологии, о чем, кстати, он и я пишем именно в том номере SFS, который выслал Вам два дня назад. Поскольку я там все написал, не буду здесь об этом распространяться.

Одним словом, – нет спасения на этой Земле. Уже заканчиваю это гигантское письмо. Вы не знаете, что поделывает п. Ариадна? Вы не желаете получать польскую фантастику, даже если она и слабая (вышла «Зеленая планета» Остои[24] – очень слабая, хотя там были, к сожалению, неиспользованные некоторые задатки, это, как я бы назвал, «МАТЕРИАЛЬНАЯ космоэтнология», так как дело в том, что «extraterrestials»[25] представлены из другого, нежели люди, материалы, – а именно: из огневого).

Я надеюсь, что у Вас не исчезнет ни желания, ни стремления написать то, о чем Вы сообщали в письме, а также – писать мне.

Сердечно Ваш

Ст. Л.


19 апреля 1974 года, Краков


Дорогой Пан,


благодарю за письмо со ст[атьей] Бахтина[26], книги, статью о фант[астике], но прежде всего за само письмо. Сначала такое общее замечание. Такие письма, как Ваше последнее, для меня ценны, – несмотря на то, что у меня уходит слишком много времени на переписку, поскольку я все еще считаю, что мои административно-редакторские занятия – это помеха моей собственной работе, а не содержание этой работы. Следующее рассуждение таково: корреспондентов у меня много, но Вы среди них скорее институт, нежели личность. Если бы Вы могли оделить остальных концепциями, им было бы над чем поразмыслить пару лет. И это никакие не комплименты, ибо высказанное рассуждение нацелено в другую сторону: я хочу сказать, что обилие раздражителей (потребительских: на Западе книги тоже потребляют, как баночное пиво, а из-за того, что потребляют, не в состоянии размышлять о них, отвыкли) действует «измельчающе» (термин, который придумал Виткацы[27]). Статья для энциклопедии очень хороша. Она вышла?

Завтра я вышлю Вам последнее издание «Дневников», так как в нем есть 100 страниц новых вещей, которые, на мой взгляд, лучше всех прежних «Дневников» (звездных). Вышлю также «Выход на орбиту», хоть это и старая, слабенькая книжечка, и даже названия следует стыдиться, а не хвалиться им. Жаль, что те pockety не дошли, правда, особенно жалеть не о чем, потому что ничего ценного там не было, так, свежайшая продукция. Но уже сообщали мне из США, из SFWA, что будут слать мне кое-что. Посмотрим, что из этого получится, и подождем, что можно будет Вам посылать. ПАРАЛЛЕЛИЗМ фантастических мотивов (sjuїet) я заметил давно. Это обидное для человеческого разума свидетельство его ограничения в воображении! Но с Браннером и с «Пикником» – это уже что-то из телепатии. а) Пришельцы создают локальные «города» на Земле, и попасть в них нельзя; б) вокруг «городов» царит хаос, закон сильной руки, локальные самозванные «власти», затрудняющие исследования; в) у границы «городов» и в них самих можно найти непонятные объекты, которые не удается познать ни одним из способов, доступных людям, нельзя их «разгрызть». И таких совпадений еще больше! Как и то, что загадка Пришельцев до конца остается неразгаданной загадкой...

Не скрою, то, что Вы считаете тривиальным, я имею в виду замечания о «Возвращении со звезд», а также о «Мнимой вел[ичине]», было для меня очень важно. Primo, то, что человек думает о собственных книгах, является непроверенной гипотезой, замутненной субъективизмом. О «Возвращении» не было ни одной хоть сколь ценной интеллектуально рецензии, а на «М[нимую] в[еличину]» вообще до сих пор никто не откликнулся, хотя прошло уже 2 мес[яца] с момента исчезновения книги из магазинов. Secundo, о «Возвращении» мое мнение постепенно ухудшалось, я видел (или мне казалось, что вижу), насколько лучше я мог бы это сделать, как мне смешал ряды романтически-мелодраматический мотив. Помешать, помешал, но хотелось бы Вам верить, что не во всем, коль скоро Вы прочитали там и то, что меня интересовало. Это не тривиально для автора!!!

В принципе, я думал о большинстве тех же западных авторов, которых Вы назвали в качестве кандидатов для моей серии. Конечно, из Стругацких я могу дать лишь то, что выходило книгой, а значит, «Тройку» нельзя, и «Лебедей» тоже нельзя, впрочем, «Тройку» я считаю превосходной, а «Лебеди» меня утомили. Ваши замечания о Братьях, может быть, и справедливы, а может быть, и слишком суровы. Ведь главное – это иметь одну меру для всех на данном поле, конечно, по отношению к весу беллетристического посыла. Но если «Moon Is a Harsh Mistress», по-Вашему, является доброй вещью Хайнлайна («Stranger in a Strange Land»[28] я не знаю), то «Пикник» не может быть «хуже». Эту «Луну» здорово критиковали (живьем перенесенная в космический век история американской ирреденты; странная «социология»; антиисторизм etc.). Мне «Луна» вообще понравилась, но не как литература, которую можно воспринимать всерьез в полном измерении, – это как если бы сопоставлять Сенкевича[29] с Толстым (Львом) и тогда видно, что первый приятный, гладкий, но это «не то» – «легкая красота», но и фальшивая наивная историософия. Впрочем, Хайнлайн – превосходный рассказчик, с большой легкостью ведет фабулу, но глубоким скорее не является. Зато если бы «Пикник» не проваливался так неприятно в эпилоге, и еще если бы был менее «сплющен» – мелкий – в перипетиях героев – это могла бы быть изумительная вещь. Задатки были! И что бы там с Браннером ни совпадало, «Пикник» значительно лучше в художественном смысле. Стругацкие запали на «произвольность» и на желание придумать панацею, «спасение», о котором Вы писали. Это было для меня очевидно давно; «Трудно быть богом», если задумывалось как полемика с «Эдемом», полемикой не стало, потому что герой ничего не добивается своим бунтом: ничем не помог угнетаемым массам, девушку убили, а ему остались воспоминания. Кто в результате воспользовался тем, что он вышел за пределы игры, проводимой как чистое наблюдение? Можно сказать, что полемика заключается не в области моральных решений (вмешиваться – не вмешиваться), а в гносеологии (познаваема ли чужая культура?). Но и здесь нет никакой полемики, дорогой Вы мой, ведь эти их инопланетные существа – это ЛЮДИ до последнего атома, то есть задача (гносеологическая) была «решена» с помощью circulus in definiendo[30], – я спрашивал, можно ли понять нечеловеческую историю, а они исходно заложили, что она ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ, то есть ничем существенным от человеческой не отличается. Это меня удивляет, может быть, Аркадий и не является орлом интеллекта, но Борис? Впрочем, как я назойливо писал, м. пр., в «Фил[ософии] слу[чая]», «социальная экология» произведения в ТАКОЙ степени определяет смыслы прочтения! Дилемма «вмешательства» на Западе совершенно не была замечена, и книгу отметили за «аллюзионизм». Как, впрочем, и «Обитаемый остров». Я как раз сейчас мучаюсь над статьей «Границы роста культуры» – per analogiam к «The Limits of Growth»[31] – и вопросы культурно-инструментальных осложнений не выходят у меня из головы. Если жутко упростить, то, что Голем говорит на тему сизифовской деятельности человека по созданию культуры, это мое серьезное убеждение, а вот видение, заключающее его доклад, это уже licentia poetica, уж слишком просто это там получается, но я видел, как усложняется текст, и не хотел сделать совсем нечитаемой эту, в конце концов, БЕЛЛЕТРИСТИЧЕСКУЮ вещь! Ostranienie – эта категория здесь на месте (estrangement, Verfremdung Брехта[32]). Сувин писал об этом пару раз, Вы это читали? Последняя его вещь о «Genological Jungle», где он, кстати, многое стянул из «Фант[астики] и фут[урологии]», – я на него за это не обижен, хотя он это название упоминает лишь в библиографии, – так что последняя вещь была весьма неплоха. Нужно все-таки понять этих академиков в Штатах! О SF пишут, как правило, специалисты, которые чрезвычайно не хотят портить отношений с SFWA, в результате получается так: КОНКРЕТНЫЕ анализы, полные одобрения того, что представляется хорошим, и ОБЩИЕ, практически без подачи каких-либо названий и примеров, – критические замечания. («SFStudies», «Extrapolation».) Кстати, а не мог бы я посылать для Вас такие вещи и вообще SF из США на адрес Союза Писателей в Москве? Нельзя ли это устроить через них? В ГДР напрямую в частном порядке нельзя послать ничего такого, но в их С[оюз] Литераторов можно. Это была бы лазейка, буду ждать от Вас ответ на этот вопрос.

Структуры. Пожалуй, начать следует с того, что классический детектив подразумевает вселенную Лапласа; ретроспективное познание в нем полностью, до конца выполнимо. Это инвариант всей такой литературы; и только методы были различными, – например, отец Браун Честертона[33] буквально мог «вселяться» в душу преступника, то есть совершал ретрогноз в плане ДУХА; Холмс действовал с помощью «дедукции», а точнее, научной индукции, реконструировал прошлое как археолог по раскопанным находкам: в обоих случаях это было возможно на 100%, – и в этом, конечно, высшая точка фантастичности этого инвариантного принципа, поскольку это невозможно. Второй тип, о котором Вы пишете (например, многочисленные книги А. Кристи), является лишь разновидностью вышеприведенных вариантов, поскольку их принцип таков: данных для реконструкции, как «понимающей» (через «душу»), так и «объясняющей цель» (научно), слишком МАЛО, и последующие преступления поставляют дополнительные данные; этот принцип можно усложнять. А можно вводить новые данные, которые одновременно приносят дополнительно и информацию, и ДЕЗинформацию, это типичный ретардационный прием. (Согласен, что структура течения времени тогда изменяется, возникают петли, возвращения, но мне представляется, что эта чисто формальная сторона не является главной, что это не наивысший метауровень описания: наивысший в моем разумении предполагает интеграцию структур как носителей смысла, то есть я ищу МОДЕЛЬ вселенной, представленной в книге, и не беспокоюсь о том, проявляет ли одна ось (в данном случае – темпоральная) те или иные выкрутасы, поскольку она сама эту вселенную не определяет.) Наконец, Дюрренматт пытался вводить в классическую детективную парадигму «хаос»: но это, он понимал проблему правильно, это КОНЕЦ детективной повести, – коль скоро ХАОС воздействует на «данные» и на их восстановление, то нет и безошибочной реконструкции! Мне пришла сейчас такая мысль. Совершено убийство; гениальный детектив в «классическом» стиле находит виновника; и в конце оказывается (хоть найденный обвиняемый и признался!), что он не убивал, потому что испугался или всыпал не тот порошок, не отраву (потому что ОШИБСЯ, например), одним словом, НЕ ОН, а кто-то другой, «случайно», со стороны, под моментальным импульсом, что-то такое сделал. (Весьма вероятно, что этот сюжет уже описан, и не исключаю даже того, что я сам это когда-то читал, а коли я это забыл, уже нет разницы между собственной придумкой и воспоминанием, буквально нет: я не раз придумывал вещи, которые давным-давно уже придумал, записал и благополучно забыл.) Авторство здесь не очень важно: в этом варианте классический лапласовский образец детектива сталкивается с «индетерминистическим». Вопросы эти, в моем разумении, настолько важны, насколько детективная литература содержит какие-то данные о человеке, которые превышают ее имманентные качества, ибо эти качества вообще-то слабенькие, ведь это умственное развлечение вроде ребусов.

Вы говорите, что такой триллер (например, у Чандлера[34]), в котором нет реконструкции, потому что мы все знаем, так как преступление происходит на наших глазах, является особым вариантом, – потому особым, что «преступление в своем развитии следит за собой самим». Осмелюсь заметить, что здесь Вы притягиваете несколько ситуацию К СВОЕМУ ТЕОРЕТИЧЕСКОМУ АППАРАТУ, то есть к тем диаграммам течения времени; детектив такого типа (у Спиллейна[35], Чандлера) не потому несколько нечистый, что сам демонстрирует гадкие поступки, чтобы восторжествовала справедливость, поскольку «время реконструкции совпадает с временем совершения преступления», а наоборот, что Вы считаете причиной, я считаю следствием. Герой ЯВЛЯЕТСЯ составной частью преступлений, тут Вы правы, но не потому у него нечистые руки, что время реконструкции совпадает со временем злодеяния, – а лишь потому, что изменилась топология игры. У Конан Дойла полиция на 100% честная, только на 100% неумелая и беспомощная, – поэтому private eye[36] вынужден все делать сам; в новейшем американском детективе полиция – это болото, опосредованно связанное с преступниками, поэтому private eye вынужден действовать нелегально, расклад сил совершенно другой. (Там: в коалиции против преступников пассивная полиция + частный детектив; здесь: в коалиции против детектива бесчестная полиция + омерзительные бандиты.) Я хочу сказать, что структурами ВРЕМЕНИ Вы объясняете это ЛИШЬ ФОРМАЛЬНО; фактически для объяснения достаточно изменения парадигматики, укоренившейся в ослаблении этического кодекса (не только реального, но и УСЛОВНОГО этического кодекса, того, который данный ТИП повести подразумевает, – было бы чудовищно постулировать в викторианской Англии коррумпированную полицию, но это не БЫЛО чудовищным в 30-е годы, в США, где каждый ребенок слышал о связях полиции с гангстерами). Одним словом, я считаю, что если можно что-то объяснить БАНАЛЬНЫМ способом, то не нужно объяснять это способом ИЗОЩРЕННЫМ, если можно танцевать просто от печки, то не нужен высший алгебраический анализ: ибо entia SEMPER non sunt multiplicanda praeter necessitatem[37]. (Идея о том, что «совпадают времена» – преступления и следствия – вроде бы звучит хорошо, но что это означает, – это означает всего лишь, что речь идет о ТАКИХ преступлениях, которые происходят во время действия, а не в предшествующее ему время? Совокупные структурные различия не ограничиваются единственно темпоральной осью.)

Думаю, что я уже знаю, как ДОЛЖНО было закончиться мое «Расследование». Проблема должна выглядеть так. Была серия непонятных явлений. (Неважно, каких!) Были события A1, A2, A3, A4, A5, A6... AN. Наконец возникает гипотеза, которая рационально объясняет все, за исключением одного, например, A9. Совершенно ясно, что A9 не удастся впихнуть в эту гипотезу. Два выхода: а) считаем гипотезу ошибочной; все, то есть создание гипотезы, начинаем с начала, ЗАГАДКА ОСТАЕТСЯ (именно так фактически заканчивается «РАССЛЕДОВАНИЕ»); б) считаем, что случай A9 НЕ ВХОДИТ В СЕРИЮ! Он «из другого семейства», отдельный, он имел собственные причины и чисто СЛУЧАЙНОЕ сходство с явлениями всей серии. Все объяснено, гипотеза себя оправдала, гностика спасена, и лишь нужно будет еще ОТДЕЛЬНО разгадать A9. И если даже случай A9 не будет объяснен, гипотезе это не повредит, скажем просто, что откладываем дело ad acta[38], поскольку в этом ИНОМ случае обстоятельства сложились так, что следы затерты и реконструкция невозможна. Я этого не учел. А ЖАЛЬ! Потому что это очень красивая модель познавательного продвижения. Если это Вас развлечет, футурология является попыткой прогноза; конец света, который она обещает, это преступление, вызванное человеческими пороками (жестокость, жадность, агрессивность, тупость, алчность, корыстолюбие и так далее). Что ж, это даже можно считать «профилактикой» этого преступления. А развлечение? Одни говорят: человечество будет уничтожено в 2100 году. Неправда, уже в 2040 или 2060. Третьи: неправда, НИКОГДА, уж во всяком случае, не в следующем веке! И теперь мы имеем прогнозы, которые показывают прошлое, и события, которые произойдут в соответствии с прогнозами. Начинается засуха; энергетический кризис; слышим: КЛИМАТ меняется, в течение 40 лет отклонения еще сильнее усилятся; слышим: нефти не хватит до 2020 года – и т. д. Но что это за «прогнозы»? Они возникают тогда, когда что-то прижимает, отсутствие нефти, засуха, это диагнозы ad hoc, наряженные в одежды партикулярных прогнозов, а никакие не прогнозы, – КОГДА-ТО они были прогнозами, но все разваливаются. Есть целых три времени: реальное; время глобальных, футурологических прогнозов на дальние дистанции; и время прогнозов ad hoc – когда в США были волнения в университетах, социологи писали саженные «прогнозы», что может из этого возникнуть, одни – что революция, крах капитализма, другие, что начало возрождения Америки, а когда закончилась вьетнамская война, все там утихло, и не было ни начала конца, ни конца начала... Так что это принятие минутной флюктуации за начало ТЕНДЕНЦИИ, отклонения внутри определенного параметрического распределения за причинную цепочку, является типичным для попыток предвидения... и дискредитирует их настолько, насколько является нераспознаваемым онтическое различие между крайней амплитудой случайного отклонения и причинными событиями (если Вы не возьмете и не взвесите игральные кости, то Вы никогда не узнаете, глядя на серию бросков, почему шестерки выпадают чаще, чем им следовало бы выпадать в соответствии с математическим ожиданием, то ли потому, что произошла случайная флюктуация, то ли потому, что кости вызывают это «отклонение», то есть не являются «честными костями»).

Это мне представляется более интересным, чем структура детективной повести, потому, что здесь мы пытаемся тягаться с реальным миром, который задает нам трепку и сбивает с ног, в то время как в детективе мы сначала строим упрощенный мир, а потом радуемся, что его можно понять до самого дна. А когда его нельзя понять до самого дна (Дюрренматт), то мы по крайней мере знаем, ПОЧЕМУ нельзя. Так вот, в реальном мире все не так прекрасно, – неизвестно, МОЖНО ли, а если НЕЛЬЗЯ, то где именно прячется бес, который все сводит на нет...

«Возвращение со звезд». Вы – так называемый «гениальный читатель», авторы высочайшего калибра уже не раз говорили, что такой читатель встречается значительно реже наилучшего писателя, и это святая правда. Вы такой же выдающийся читатель, как та женщина, которая была выдающейся личностью, поскольку могла читать обычный текст пальцами, хотя знаки никто другой не мог ощутить касанием. Вы смогли вычитать то, что в этой книге ЕДВА обозначено, что МОГЛО быть глубоким, но не является таковым! В этом Ваша конгениальность. Идея в плане «секса» была у меня примерно такой: там, где есть секс, невозможно было «на 100% все бетризировать», поскольку половой акт НЕ ЯВЛЯЕТСЯ самой чистой нежностью, НЕ ЯВЛЯЕТСЯ кульминацией мягкости, НЕ ЯВЛЯЕТСЯ святой чистотой, НЕ ЯВЛЯЕТСЯ эстетической возвышенностью. Не является. Он такой же, как у всех млекопитающих; норма та же самая, отклонения те же самые, агрессивность самцов та же самая, сексуальное принесение себя в жертву как акт сервилизма, как попытка жертвоприношения, попытка откупиться, избегнуть агрессии наблюдается у всех популяций млекопитающих, от мышей до павианов и приматов. Все тотально бетризировать, это бы означало попросту ввести импотенцию, этого сделать не могли. Поэтому ЗДЕСЬ была точка приложения сил. Мой герой должен был наконец заметить, что в сексе он еще может соединиться с женщиной чужой культуры, но вне секса – уже нет. Это был бы, конечно, кошмар, ведь ему нужен был полный контакт, а не только генитальный! Поэтому он пытался бы как-то... И если бы он возбудил любовь, можно было бы дать понять, что «от корня секса», от этой единственной не добетризованной точки психики, он эту девушку «пробудил»... И она, впадая в предбетризационный атавизм, полюбила бы его – «по-старому», но не во всем: она была бы с ним, несмотря на всю любовь, душевно раздвоена и несчастна. А поскольку, утрачивая «нечувствительность к трагичному», которую дает бетризация, она вернулась бы к трагедии, но внезапнее, резче, чем мы, чем Брегг, потому что она не была привыкшей, адаптированной, приспособленной к трагедии, все это ее сокрушило бы. Так нужно было это сделать. Я уже не знаю, просто не сумел или не захотел это сделать, скорее, все-таки не захотел, «пожалел» моих героев, чудовищный для автора поступок! Столкновение двух культур, конечно, но на интимном пространстве. Секс как воскрешающее заклятие и как проклятие одновременно. (Я этого, конечно, не напишу, потому что не возвращаюсь к старым книгам.)

Ваши мысли о моих попытках «материализации абстрактного» требуют особой благодарности с моей стороны. Думаю, что в тех «Дневниках», которые я Вам пошлю, Вы найдете хороший пример именно этого, в путешествии на «Дихтонию». Кроме того, эта вещь задумывалась одновременно совершенно серьезной и очень гротесковой, и думаю, что мне это удалось. Впрочем, посмотрите сами. Ваше мнение для меня тем важнее, что – возможно, Вас это удивит – об этих новых 100 стр. «Зв[ездных] дневников» у нас не написано ни единого слова. Ничего. Попросту ничего. (На «Мнимую величину» было четыре отклика, три были попросту пренебрежительно-заезженными, ничего их авторы не поняли, а четвертый, наоборот, был «хвалебным», вот только уважаемый критик тоже ничего не понял.) Итак: переводы на 29 языков, миллионы тиражей, Бог знает которое издание, и по-прежнему Лем – это девственный континент, не тронутый человеческой мыслью. Что касается «Текстов», то я уже писал Вам, что они охотно напечатают, что бы Вы ни написали, а если там хоть вскользь будет упоминаться обо мне или о каком-нибудь другом польском писателе, в редакции будут особенно рады, так как это явно показывает, почему именно публикуют у нас в «Текстах». Так что, если Вы что-то напишете, – что ж, прошу мне это присылать, но в редакцию, пожалуйста, отправьте сами, непосредственно, с небольшим сопроводительным письмом, ссылаясь на то, что редакция интересуется теорией литературы всех жанров, – впрочем, мне придется вырвать эти «Тексты» у редакции из горла, чтобы Вам послать.

Загрузка...