ПУСТЬ СТОИТ СТАРЫЙ СОЛДАТ

ядом с Алькиным домом растет тополь. Он выше всех тополей в поселке, и ствол его побелен в рост человека. Зимой он ничем не отличается от своих собратьев. Но когда наступает весна и все деревья покрываются клейкой зеленью, Алькин тополь остается без листьев. Только на одной ветке у самой земли появляются свернутые в трубочку бледно-зеленые листья.

Алькина мама говорит:

— Спилить его надо. Он отжил свое.

Но отец качает головой:

— Пусть стоит старый солдат.

Он называет тополь старым солдатом. Это потому, что в годы войны фашистский снаряд срезал у дерева три крупные ветки и выжег в его стволе дупло. Папе тополь напоминает войну. А маме он ничего не напоминает, поэтому ей не жаль тополя. Что касается Альки, то он не представляет себе ни дома, ни скрипучего колодца, ни моря без этого поджарого, высокого дерева. Сколько Алька себя помнит, старый солдат всегда стоял на часах у дома. И листьев у него никогда не было.


Ночью Алька слышит, как море перекатывает гальку. И мальчику кажется, что море грызет большой жесткий сухарь. Только к утру хруст утихает. Вероятно, море разделалось со своим сухарем или сломало об него последние зубы.

Алька бежит к морю. Он торопится, словно боится, что море не дождется его и уйдет куда-нибудь одно. Но море дожидается Альку. И когда мальчик босыми ногами шагает по гальке, оно идет за ним и тихонько грызет свой сухарь. Ступни у Альки грубые, как подметки. Когда он однажды поранил ногу стеклом, фельдшер в медпункте, накладывая повязку, пошутил:

«Тебя надо в сапожную мастерскую отправить, а не к фельдшеру».

Теперь, когда попадаются острые камни, Алька высоко поднимает коленки. Он идет по берегу, а море ни на шаг не отстает от него.


В это утро Алька пришел к морю раньше обычного. Солнце только поднялось над горизонтом, и от него шел пар, будто оно перед восходом разок окунулось в море.

На плече Алька нес винтовку. Настоящую боевую винтовку. Только очень старую. Винтовка была большая, ростом чуть ли не с самого Альку. И нести ее было нелегко. Алька худой, и когда снимает свою выцветшую, бывшую когда-то синей майку, то отчетливо видны все ребрышки. А лопатки торчат за спиной, как два коротких крыла. Алька высох на солнце, вот от него и остались кожа да кости. Глаза у Альки черные и влажные. И в каждом из них — по крохотному солнцу. Как это они сумели уменьшить солнце в миллион раз и из одного сделать два?

Мальчик и винтовка не очень-то подходят друг к другу. К Альке больше подходит легкая тоненькая удочка. А к тяжелой старой винтовке подходит здоровый, плечистый солдат в гимнастерке, стянутой брезентовым ремнем с пряжкой.

Вид у Альки невеселый, расстроенный. Это потому, что он должен унести винтовку далеко от дома и забросить ее в море. Так велела мать.

Альке было жаль винтовку, хотя она старая и ржавая, и он все оттягивал прощание с ней. Он шел до тех пор, пока не устал. Тогда он уселся на гальку и стал чистить старую винтовку, хотя понимал, что это уже ни к чему: все равно придется ее бросить в море. Он тер песком короткий ствол и затвор с шариком на рукоятке. Он воевал со ржавчиной, а ржавчина воевала с ним. Она больно царапала руки.

Потом Алька положил оружие рядом с собой и стал смотреть на море. От моря пахло йодом. Может быть, ночью во время шторма море напоролось на что-то острое и залило рану йодом.

Алька вспомнил, как на прошлой неделе он нашел старую винтовку. Она лежала на камнях в бухточке за Кривым Носом. Это море положило ее на камни. Тогда Алька присел на корточки и стал рассматривать находку. Видно, винтовка много лет пролежала в морской кладовой. Она вся проржавела. И ствол, и затвор, и прицельная мушка стали бурыми и шершавыми, как наждачная бумага. А к деревянному прикладу прилипли ракушки-мидии.

Тогда Алька поднял винтовку с мокрых камней и засмеялся от счастья. Она была тяжелая и неподатливая. Алька с трудом вскинул ее и стал целиться в пролетающую чайку. Мушка скользнула по белому крылу. Алька зажмурил глаза и что есть силы нажал пальцем на спусковой крючок. Он был уверен, что сейчас оглушительно хлопнет выстрел. Но винтовка молчала. Чайка ускользнула от ржавой мушки, но мальчик продолжал изо всех сил жать на крючок. Даже пальцу стало больно. Но оттого, что старая винтовка, подаренная морем, не стреляла, счастье не проходило. Алька только никак не мог придумать, что ему делать с находкой. Конечно, было заманчиво появиться перед своими дружками с настоящей винтовкой в руках. Но какое-то чувство подсказывало ему, что неловко бегать с ней по берегу и кричать: «Ура! В атаку!» Она была тяжелая и настоящая. А все настоящее не годится для игры.

Алька решил отнести винтовку домой и спрятать ее под кроватью. Не бросать же на берегу такую ценную находку!

Так старое оружие очутилось в Алькином доме.

Винтовка лежала у стенки под кроватью. Днем Алька редко извлекал ее из убежища; Зато ночью он запускал руку под кровать: проверял, на месте ли винтовка.

Прошла неделя.

В субботу мама затеяла уборку. Она мыла полы, и когда отодвинула Алькину кровать, то увидела ржавую, старую винтовку.

— Что это такое? — грозно спросила она сына.

— В-винтовка, — запинаясь, ответил мальчик.

— Где ты ее откопал?

— Я ее не откапывал. Нашел на берегу.

Мамин голос становился все грознее:

— Этого еще не хватало! Всякую дрянь тащит в дом! А если она выстрелит?

— Она не стреляет, — пробовал было защищаться Алька.

Но от этих слов мама рассердилась еще больше:

— А тебе надо, чтобы она стреляла? Убить себя захотел?

Алька вовсе не собирался себя убивать, но разве это можно растолковать маме! Она уже не слушала сына. Она ругала Альку, ругала винтовку. И наконец, схватив оружие в руки, вышвырнула его в окно. Винтовка глухо упала на землю рядом со старым тополем.

— Завтра же отнеси подальше и брось в море! — сказала она.

И Алька — он-то знал свою мать! — понял, что так и придется сделать. Всю ночь винтовка лежала на земле около старого солдата. А на рассвете Алька поднял ее и понес к морю.

У самой воды на песке — белая полоска пены. Кажется, море пило молоко и остались белые усики. Солнце поднялось над горизонтом. Оно высохло, и от него уже не шел пар.

Алька встал и зашагал дальше. Море начало грызть сухарь. Винтовку Алька держал на плече. Плечо быстро уставало, и оружие приходилось перекладывать на другое плечо. Может быть, винтовка прибавила в весе, если нести ее стало невыносимо трудно. В какую-то минуту Алька даже обрадовался, что он скоро бросит винтовку в море — тогда станет легко рукам и плечам.

Уже давно можно было скинуть майку и трусы, отплыть подальше от берега и расстаться с тяжелой ношей. Но Алька все шел и шел. Он оттягивал прощание с оружием. Он зашел очень далеко и снова сделал привал. Сел на мокрый песок, а винтовку положил рядом с собой.

Море было молочного цвета. Оно неподвижно лежало у ног мальчика, словно уснуло. У самого берега поднималась и опускалась легкая прозрачная волна. Это море дышало во сне большой серебристой жаброй. Алька смотрел на море, будто охранял его сон.

А винтовка лежала рядом.

Вдруг он увидел маленький белый бурун. Бурун закипал и пенился. Он приближался к берегу, оставляя за собой стреловидный след. Мальчик вскочил на ноги. Что это могло быть? Рыба-меч? Дельфин? Бурун рос. Теперь было видно, что его образует движущийся штырь, торчащий из воды. Когда таинственный бурун приблизился к берегу, вода забулькала, закипела, заволновалась. И на поверхности показалась мокрая серо-зеленая рубка подводной лодки.

Море тревожно заворочалось и проснулось. Несколько волн побежало от подводной лодки к берегу и ударилось о камни у Алькиных ног. Мальчик почувствовал слабость в коленках. В голове у него промелькнули страшные догадки. И ему хотелось на всякий случай задать стрекача. Но любопытство оказалось сильнее осторожности. Алька продолжал стоять на месте и наблюдал, что будет дальше. Он даже наклонился и поднял с земли старую винтовку: пусть она не думает, что он перетрусил.

А тем временем на палубу подводной лодки, напоминающую спину кита, из боевой рубки один за другим выпрыгнули пять моряков. Они размахивали руками, словно боялись потерять равновесие и упасть в море. Потом из рубки полез мягкий зеленый предмет, который оказался надувной резиновой шлюпкой. Моряки спустили ее на воду и стали садиться. Их руки, расставленные в стороны, напоминали крылья птиц.

Алька с опаской наблюдал за тем, что происходило в море. Матросы сели за весла. Четверо гребли, а пятый сидел на корме и хриплым голосом командовал:

— И-раз! И-раз! И-раз!..

Когда шлюпка приблизилась к берегу, хриплый голос скомандовал:

— Суши весла!

Моряки сразу перестали грести. Подняли короткие весла.

Алька стоял в стороне от того места, где мягкий резиновый нос шлюпки уткнулся в песок. Он прижал к себе ржавую винтовку, а глаза его стали такими большими, словно хотели вместить и подводную лодку, и пятерых матросов, и пустынный берег, на котором сейчас должны были развернуться какие-то таинственные события.

Моряки побросали весла и, подхватив ящики защитного цвета, побежали в сторону степи. Только один остался при лодке: тот самый, который подавал команду, а сам не греб. Он сел на камень и закурил.

Некоторое время Алька переминался с ноги на ногу, не зная, что ему делать. Но какая-то сила так и подталкивала его вперед, и Алька, осторожно переставляя ноги, направился к моряку с подводной лодки. Он изо всех сил старался не производить шума, но тут море совсем некстати начало грызть сухарь — не могло подождать немного! — и моряк неторопливо оглянулся.

Он увидел худенького мальчишку, который с трудом нес большую ржавую винтовку.

— Это что еще за аника-воин? — с усмешкой спросил он, разглядывая Альку.

Алька молчал.

Он остановился перед моряком и рассматривал его большими любопытными глазами. Моряк был в летах. Его морщинистое лицо было покрыто тем вечным морским загаром, который не проходит даже зимой. Плотный стоячий воротник кителя подходил под самый подбородок, а фуражка была надвинута на глаза. Острый козырек бросал на лицо тень. Фуражка молодила моряка. На плечах у него были погоны мичмана.

Алька рассматривал мичмана, а старый моряк смотрел на Альку, потом перевел взгляд на винтовку и протянул к ней руку, словно хотел поздороваться с ней.

— Что это у тебя за оружие? Дай-ка сюда, — сказал он.

Алька послушно отдал ему старую винтовку.

В руках моряка старая винтовка сразу ожила, помолодела. Из тяжелой и неповоротливой она стала легкой и подвижной. Моряк подбрасывал ее, хлопал по прикладу и пытался сдвинуть с места ржавый затвор. Казалось, что мичман и старая винтовка давно знают друг друга и рады встрече. Наверное, и в самом деле, когда винтовка стреляла, мичман был молодым. А теперь лицо у него в морщинках, а виски совсем седые. Он старый солдат.

Альке стало очень жалко винтовку, словно, после того как она попала в руки старого солдата, к ней что-то прибавилось и она стала для Альки дороже.

Окончив осмотр, мичман положил оружие на колени и стал поглаживать рукой приклад. Он делал это не глядя. И вдруг его сухая ладонь на что-то наткнулась, что-то обнаружила, потому что мичман торопливо полез в боковой карман кителя и достал оттуда очки.

Если лихая морская фуражка молодила его, то в очках мичман сразу стал казаться старым. И Алька заметил, что руки у него слегка дрожат. Моряк склонился над прикладом и стал внимательно разглядывать его сквозь очки. Он совсем забыл об Альке. Неожиданно мичман поднял глаза и, глядя поверх очков на мальчика, сказал:

— Подойди ближе. Смотри.

Алька посмотрел на приклад и ничего не увидел. Может быть, то, что нужно было увидеть, можно разглядеть только сквозь очки?

— Что-нибудь написано? — поинтересовался Алька.

Вместо ответа мичман взял Алькину руку и провел ею по ребру приклада.

— Чувствуешь зазубрины?

— Чувствую.

— Здесь восемь зарубок. Можешь пересчитать. Это значит восемь убитых фашистов. Понял?

Алька утвердительно кивнул головой. Но он покривил душой. Он ничего не понял. Просто в его голове мелькнула догадка: наверно, эта винтовка когда-то принадлежала мичману, раз ему известно, сколько фашистов она убила. Тогда Алька спросил:

— А если оттереть всю ржавчину, она выстрелит?

Мичман снова взглянул на винтовку.

— Курок взведен, — сказал он, — значит, винтовка заряжена. В ней есть патрон. А ты что с ней собираешься делать?

Алька поморщился. Ему было стыдно признаваться мичману, что он собирается бросить винтовку в море. Он вздохнул и тихо пробормотал:

— Топить. Мать велела…

Видимо, ответ не понравился мичману. Он недовольно посмотрел на Альку.

— Разве оружие можно топить! — проговорил он хрипловатым голосом. — Это винтовка.

Алька был согласен с мичманом, но попытался оправдать поступок, который ему предстояло совершить. Он сказал:

— Так ее уже кто-то топил…

Мичман не дал ему договорить.

— Что значит «топил»? — вспыхнул мичман, и голос его был сердитым. — Это оружие выронил из рук мертвый боец или матрос. Может быть, он вместе с винтовкой пошел ко дну… А может быть, был ранен. Только он был героем. Видишь, сколько фашистов он уложил? Пересчитай!

Мичман замолчал и еще раз провел ладонью по зазубринам на прикладе.

Море молчало. Казалось, оно вместе с Алькой внимательно слушает каждое слово старого солдата — мичмана. И он говорил правду, потому что, если бы это было не так, море загремело бы бурей. Ведь оно тоже было в те дни. Оно тоже старый солдат.

Алька опустил голову. Он не знал, что ему теперь делать с винтовкой. Может быть, взвалить ее на плечо и уйти туда, где не заставляют бросать старое оружие? Но расстаться с винтовкой героя было уже свыше его сил.


Мичман посмотрел на часы и вдруг резким движением сорвал с носа очки. Он сразу стал молодым и холодным.

— Сейчас начнется, — сказал он. — Ты не боишься стрельбы?

Алька не успел ответить. Где-то за горизонтом по небу прошел тревожный всполох. И сразу, как морские валы, оттуда покатились чугунные раскаты артиллерийских залпов.

Альке хотелось прижаться к мичману. Но он сдержался и только спросил:

— Война началась?

Мичман не расслышал Алькиного вопроса. Всполохи над горизонтом возникали все чаще. И чугунный гром уже гудел без умолку. А море было спокойным. И мичман был спокоен. И Алька больше не спрашивал, началась ли война.

Потом мичман растолковал Альке, что там, за горизонтом, стоит боевой корабль, не видимый с берега. Это он ведет огонь. И это его невидимые снаряды с железным пением пролетают над головами Альки и мичмана и рвутся где-то далеко на полигоне. И что четыре моряка, которых подводная лодка выбросила вместе с мичманом на берег, — корпост корабля Это кор-пост сообщает кораблю, куда ложатся его снаряды, потому что сам корабль за горизонтом и ему ничего не видно.

Стрельба стихла так же неожиданно, как и началась Погасли всполохи, и невидимый корабль перестал стрелять. Мичман посмотрел на Альку: глаза мальчика горели, он не боялся корабельной артиллерии. А к морю со стороны берега уже бежали моряки — корпост, выброшенный с подводной лодки.

— Порядок? — крикнул им навстречу мичман.

— Порядок! — ответил корпост.

Теперь мичману было уже не до мальчика. Он быстро столкнул мягкую круглобокую шлюпку в воду, и моряки с разбегу попрыгали в свое резиновое судно. И снова хрипловатый голос зазвучал над морем:

— И-раз! И-раз!..

Это Алькин знакомый мичман подавал команду.

Мальчик стоял на берегу и провожал шлюпку глазами. Он видел, как шлюпка прижалась к мокрой китовой спине подводной лодки, как моряки выпрыгнули на палубу и стали запихивать свое резиновое суденышко в рубку. Потом они сами один за другим нырнули внутрь. Последним скрылся мичман. Перед тем как исчезнуть, он помахал Альке рукой.

Море слегка заволновалось. Это вода хлынула в балластные цистерны подводного корабля, чтобы помочь ему погрузиться в морские глубины. И лодка исчезла, будто ее и не было.

Тут только Алька заметил, что старая винтовка у него в руках. Наверно, мичман поверил, что Алька не выбросит в море оружие, которое принадлежало герою, и вложил винтовку ему в руки. Алька поднес приклад к глазам и разглядел чуть заметные зазубрины. А потом он стал считать: их было восемь. Восемь фашистов уложила винтовка своим огнем. И еще в ней остался боевой патрон. Он хранится где-то в глубине, куда не доходит вода и не проникает ржавчина. И этот патрон может выстрелить. Когда понадобится.

Алька прижал к себе винтовку и зашагал обратно. Он решил спрятать ее в укромном местечке: в дупле старого тополя. Пусть старый солдат стоит на часах с оружием.


Когда человек в хороших отношениях с морем, это кое-что значит. Море может положить к его ногам не только рваный башмак или клок бурых водорослей — оно может наградить старым боевым оружием и познакомить с мичманом, которого вместе с корпостом выбросила на берег подводная лодка.

Алька шел домой. А море шло рядом и грызло свой сухарь. Оно было тихое и мирное. Но Алька знал, что где-то там, за линией горизонта, ходят корабли, а под водой несут свою службу подводные лодки. И старые солдаты ждут, пока Алька подрастет и придет им на смену.


Загрузка...