Часть третья

Глава 1

Огюсту Менло исполнилось сорок семь лет. Он был пяти футов и шести дюймов роста и весил двести тридцать четыре фунта. Должность его называлась инспектор, а профессия — шпионаж за своими согражданами. Во Вторую мировую войну, будучи намного моложе, не выше, чем сейчас, но гораздо стройней, он являлся членом антифашистского подпольного движения в Кластраве. Последние пятнадцать месяцев войны провел в горах, в партизанском отряде, за голову каждого члена которого нацисты назначили премию.

Подпольное движение неизбежно перерастает из разрушительной социальной силы в конструктивную политическую. И кто бы его ни возглавлял, именно он устанавливает в стране ведущую политическую идеологию. Из-за географического положения Кластравы преобладающим влиянием в ней пользовался Советский Союз. Хотя первоначально помощь шла из Соединенных Штатов посредством ленд-лиза. Но об этом никогда не упоминалось русскими, родившимися не вчера.

От нацистов Кластраву освободила Красная Армия. Марионеточный коллаборационистский режим военного времени был сразу же сметен. К власти пришли участники Сопротивления. Их политическую ориентацию усилило присутствие Красной Армии. Кластрава была тихо и эффективно поглощена. Вскоре она стала одним из самых маленьких и одновременно самым спокойным сателлитом Советского Союза.

До войны Огюст Менло не имел никакой профессии, довольствуясь помощью отца-врача. За войну, особенно в последние ее пятнадцать месяцев, он кое в чём поднаторел. Хотя, казалось, это не имело никакого применения в мирное время. В начале 1947 года с помощью товарищей по Сопротивлению ему устроили встречу в Национальной полиции. Тут-то вот Огюст Менло и нашел свое истинное призвание. Делал он свою работу хорошо, с энтузиазмом и быстро продвигался по службе.

В любой религии самые назойливые вопросы задает священник.

Если уж в структуре религии существуют изъяны, то скорее всего священник, человек подготовленный, быстрее обнаружит их. Огюст Менло в некотором роде стал священником коммунизма. В самом буквальном смысле он сделался исповедником. В тихих и уединенных камерах под землей он вслушивался в запинающиеся голоса, которые признавались в своих ошибках. Много лет Огюст Менло натыкался на изъяны, никого больше не беспокоившие, исправлял их, как мог, и свою работу делал все добросовестнее. До тех пор, пока не помахали перед ним ста тысячами долларов. Сто тысяч американских долларов!..

Получив задание, Огюст сразу сообразил, как поступит дальше. Словно всегда об этом только и мечтал. Словно все в его жизни являлось подготовкой того великого момента, когда в руках окажутся сто тысяч американских долларов.

Огюста Менло избрали для выполнения этого дела прежде всего из-за его замечательного послужного списка без малейшего пятнышка. Женат с 1949 года. Жена — практичная толстушка, хорошая домохозяйка и мать двух дочерей-подростков. Личное дело на него было исчерпывающим. Из него следовало, он ни разу не изменял жене. Точно так же, как ни разу не изменял своему долгу перед государством. Поэтому выбор его персоны оказался закономерным. Существует тип честного человека, который до тех пор абсолютно честен, пока сумма невелика. Такой человек сам выбирает себе жизнь и считает, что жизненный выбор вознаграждается ее ходом. Такой никогда не рискнет нарушить плавное течение жизни за нечто незначительное. Менло уже давно потерял интерес к своей Анне. Но считал, что случайная связь с доступной женщиной не даст ему облегчения и определенно не оправдывает риска потери комфортабельного быта. Также и финансовые искушения, появлявшиеся время от времени в ходе выполнения им своих обязанностей, не стоили комфорта и безопасности, которыми он уже пользовался. Вместе с крепнувшей репутацией к нему росло и доверие. Кому же еще можно доверить сто тысяч долларов в четырех тысячах миль от дома, если не ему?

Для официальных властей нет способа защититься от подобного человека. Можно ли доверять человеку, если он слишкомчестен?

Вот почему Огюсту Менло, сообщив суть задания, вручили билет в два конца, в Соединенные Штаты — туда и обратно. Внешне это был по-прежнему трезвый и трудолюбивый Огюст Менло. Из министерства его отвезли домой, где он, упаковав чемодан, поцеловал на прощанье жену в гладкую щеку. Но внутренне он стал совершенно другим. В поезде на Будапешт — там ему предстояло пересесть в летящий на Запад самолет — он позволил себе, спрятавшись за развернутой газетой, впервые проявить свои подлинные чувства. Лицо расплылось в широкой восхищенной улыбке, заразительной, как смех. Улыбка придала ему вид стареющего херувима.

Сначала самолет доставил его из Будапешта во Франкфурт-на-Майне. Эту туманную аллею в центре Германии, так мало подходившую для авиацентра. Но они приземлились благополучно, а часом позже он уже поднимался на борт другого самолета, перенесшего его за шесть часов непрерывного полета через океан в вашингтонский аэропорт, на другой континент, в новый мир.

Стюардесса — изящная девушка в западном стиле, в голубой, обтягивающей безупречную фигуру юбке. Менло с сияющими глазами просто ликовал, на нее глядя, и довел себя почти до лихорадочного состояния. Рот его застыл в восхищенной улыбке. Вести себя таким образом было глупо и опасно. Если бы министерство приняло решение наблюдать за ним, то сейчас они бы засомневались в оказанном ему доверии. Но доверие было полным. И только одна стюардесса заметила забавного счастливого толстяка с блестящими глазами, решив про себя, что тот перебрал водки.

В Вашингтоне к нему вернулось благоразумие. В аэропорту он сел на автобус и за время поездки до терминала на Джи-стрит успел вновь восстановить самоконтроль. Пока деньги не окажутся в его руках, он должен оставаться незаметным, должен быть осторожным.

Номер в отеле для него уже заказали. Устроившись, он принял роскошную ванну с горячей водой, от которой шел пар, и вылез из нее с ярко-порозовевшей кожей, круглый, раскрасневшийся и счастливый. Переоделся в новый костюм и нанес визит вежливости Спэннику.

Спэнник, конечно, не знал о задании толстяка. Об этом не знал никто, кроме самого Менло и трех человек там, у него на родине, в министерстве. Но Спэнник хорошо знал Менло, был тошнотворно сердечен и предупредителен, ибо никому не известно, что на уме у инспектора. Спэнник попытался выведать цель приезда, по меньшей мере разузнать, не преодолел ли такое огромное расстояние инспектор Менло, чтобы ликвидировать самого Спэнника. Но Менло избежал расспросов, и встреча быстро закончилась. Спэнник предложил любую помощь, в которой будет нуждаться Менло, а тот отклонил предложение с выражением благодарности. После завершения церемонии он оказался предоставленным самому себе.

У него имелся совершенно конкретный приказ. Главная задача — разобраться с Кейпором. Устранить его таким образом, чтобы у местной полиции не возникло щекотливых вопросов. Второй задачей было вернуть все или хотя бы часть использованных не по назначению средств. Если их невозможно будет обнаружить, то это очень плохо. Но прежде всего — разобраться с Кейпором.

Таков приказ. Но для Менло последовательность задач стала иной. Его не особенно волновало, что произойдет с Кейпором. Пусть живет до глубокой старости, если хочется. А вот деньги — это главное.

Если бы он хотел следовать приказу, то мог бы выполнить его сам с самыми незначительными затруднениями, а то и вовсе без них. Но чтобы добраться до денег Кейпора, он, не обольщаясь на свой счет, прекрасно понимал, что нужны опытные помощники-профессионалы. Как полицейские во всем мире, он часто развлекался чтением американских детективных романов. Поэтому имел довольно ясное представление об американском преступном мире, по крайней мере такое, каким его изображают в книгах. Весь этот мир был четко организован, как американская корпорация. Менло начал с поисков места азартных игр.

Четыре водителя такси и два швейцара ответили на его расспросы безразличными взглядами. Но пятый таксист признался, что знает такое место и готов отвезти туда Менло за десять долларов. Менло заплатил. Его перевезли через мост Арлингтонского мемориального кладбища в штат Вирджиния и высадили у трактира “Лонг-Ридж”. Внешне трактир напоминал старый дом в колониальном стиле. Снабженный советами водителя такси, Менло вошел и оказался в обычном ресторане с полуосвещенным баром справа за аркой.

Менло внезапно понял, что его провели, как сосунка. Он чуть было не повернулся и не ушел, не сказав никому ни слова, но распорядитель уже спешил к нему с огромным меню наготове. Чувствуя себя идиотом, Менло повторил слова, сказанные ему таксистом:

— Я ищу действия.

— Вверх по лестнице, что в конце стойки бара, сэр, — не моргнув глазом, ответил распорядитель. — И удачи вам.

Так он установил контакт с Организацией. Он поведал там подходящую историю, и его заверили, что с ним свяжутся, когда рассказ будет “проверен”. Он оставил свое имя, название отеля, где временно проживал, и вернулся в Вашингтон.

Три дня он провел в номере отеля, существуя по-прежнему на установленные министерством жалкие командировочные. Он не мог себе позволить ничего, кроме посещения кинотеатра, но и этого не делал, опасаясь пропустить нужный звонок. Он заказывал еду в номер и постоянно находился вблизи телефона. Наконец в час ночи на четвертый день телефон зазвонил. Незнакомый голос велел выйти из отеля и медленно шагать в западном направлении.

Он едва прошел несколько метров, как к нему подкатил “кадиллак” с неисправным маслопроводом, огромный, с закругленными формами кузова и задернутыми занавесками боковых окошек. Голос изнутри окликнул его по имени. Он сел в машину, на мгновение испытав безотчетный страх. Целых два часа его возили в разных направлениях по городу, пока он разговаривал с двумя сидящими на заднем сиденье.

Он, конечно, намеревался попросить помощи в получении денег, а потом обмануть Организацию. Не желая отдавать ни единого процента от ста тысяч долларов. Он хотел все. Все сто тысяч. Но двое в “кадиллаке” выглядели так уверенно, казались такими знатоками и такими зловещими, что он засомневался в своем первоначальном плане.

Он рассказал им всю историю. И те согласились присоединиться к нему, предложив десять процентов добычи за предоставленные сведения. Он улыбнулся с насмешливым удивлением и объяснил, что рассчитывал предложить им столько за физическую работу. Они приказали шоферу остановить “кадиллак”.

Менло открыл дверцу машины, но замешкался, напомнив им, что сообщил все, кроме имени владеющего ста тысячами долларов человека. Он пояснил, что если ему придется заниматься этим делом, то справится и один, что он просто надеялся на разумный деловой подход американской Организации, с какой бы стороны закона та ни оказалась. Тогда они заявили, что их вполне устроит три четверти добычи. И он, захлопнув дверцу, снова уселся поудобнее и улыбнулся. Торговля началась всерьез.

Они выглядели такими самоуверенными, что Менло уже и не помышлял самостоятельно справиться с этим делом, поэтому торговался упорно и умело. Когда он наконец вылез из машины, у него имелась договоренность разделить добычу в соотношении шестьдесят к сорока. В свою пользу. Но кроме того, осталось тяжелое предчувствие, что Организация нацеливалась получить все сто процентов. Ну да ладно! Отличник школы коммунистических бюрократических интриг, Менло рассчитывал достойно выйти из данной ситуации.

Помощники пришли к нему на следующий день. Медленно операция стала приобретать зримые очертания. Он вынужден был сообщить им имя Кейпора, и оказалось, что у Организации имелась связь в доме помощника посольства со служанкой по имени Клара Стоппер. Кларе предложили десять процентов, которые она все равно в действительности так бы и не получила. Та стала активным и целеустремленным участником группы. Действие разворачивалось последовательно, без сучка и задоринки, пока неожиданно на горизонте не возник Генди Мак-Кей. Его заигрывания с Кларой несли для дела скрытую угрозу и были подозрительны.

Возможно, кто-то еще охотится за этими деньгами? Возможно, из Организации произошла утечка информации? Слишком много неопределенности, а это опасно. Менло приказал захватить Генди и допросить. И с этого момента события обрушились как попавший в штопор самолет, одно неожиданнее другого. Менло крутился и изворачивался, постоянно балансируя на краю пропасти. И вот все прояснилось, пыль осела, ситуация изменилась коренным образом. Организация больше не являлась частью плана. Спэнник мертв. И тогда Менло сжег за собой мосты. Отныне он не мог изменить свои планы и вернуться домой, даже если бы захотел. Менло попал в союз с этими неожиданно появившимися людьми, Паркером и Мак-Кеем, в союз, который ему весьма не нравился.

Хотя, кажется, должен бы быть благодарен этим двум профессионалам. Уже в самом начале знакомства они спасли ему жизнь, а потом еще и упростили ограбление, сделав его значительно совершеннее плана Организации. Кроме того, хотя и не прямым образом, они подтолкнули толстяка в мир секса.

Бет Харроу. Такая длинная, изящная.

Такое упругое тело. Такой активный и желающий секса участник. Как раз то, о чем он мечтал, глядя во все глаза на стюардессу в самолете. Как раз то, о чем он постоянно думал, если мысли не были заняты этими ста тысячами долларов. Все его помыслы воплотились в Бет Харроу.

В ту ночь он подождал, пока Паркер и Мак-Кей заснут, поднялся со своего ложа на полу и с ботинками, пиджаком и галстуком в руках вышел в холл. Оделся, пригладил блестящие черные волосы пальцами и поправил брюки.

Он тихонько постучался в двери номера пятьсот двенадцать и спустя несколько секунд услышал скрип кровати и легкий отклик: “Открыто”.

Вошел. Единственным источником света в комнате была лампа на прикроватном столике — света интимного, желтовато-янтарного. Она лениво лежала на кровати, укрыв одеялом свое невероятно длинное тело. Светлые волосы обрамляли лицо на подушке. Она взглянула на него с удивлением:

— О, это вы?!

— Вы снова ожидали увидеть нашего приятеля? — Вероятность того, что здесь появится Паркер, его не радовала.

— Этого сукиного сына? — Она, по-видимому, была очень зла на Паркера. — Не подадите ли мне сигарету, а? Вон там, на туалетном столике.

— Безусловно. Если позволите, я присоединюсь к вам.

— Будьте как дома.

Желание таращить глаза и хихикать, как на борту лайнера, становилось в нем все сильнее и сильнее. Он изо всех сил боролся с ним, сохраняя привычный и воспитанный вид, когда подносил сигарету и склонялся к ней с зажигалкой. Ее карие глаза, глубокие и понимающие, не мигая смотрели в его собственные. Он выдержал этот взгляд и обаятельно улыбнулся.

— Благодарю, — сказала она и выдохнула дым в сторону от него. Потом похлопала по кровати рядом с рельефно выделяющимся бедром. — Присядьте.

— Вы в высшей степени добры. — Постель прогнулась под его весом, и ее тело чуть качнулось к нему.

— В каких вы отношениях с Паркером? — внезапно спросила она.

— А!.. — воскликнул он. — В совершенно случайных. Странно, но именно об этом я хотел спросить вас. Конечно, вы дама, поэтому я...

— Паркер — это в жопе боль, — скривилась она. — Извините, если я вас шокирую.

Она его действительно шокировала... Жаль, что у него на родине не разговаривали в такой манере. Он улыбнулся, чтобы скрыть смущение.

— Вы точны во всем, моя дорогая. И ваша фраза восхитительно точна. Мое имя, которое наш общий приятель не счел нужным сообщить вам, — Огюст Менло.

— Вы мне сами его тогда назвали. Помните?

— О да. Я это сделал.

— Почему вы так нервничаете?

— В высшей степени извиняюсь. Не ожидал, что это так заметно.

— Паркер не вернется, если вы волнуетесь по этому поводу, — успокоила она.

— Конечно, частично волновался и из-за этого, — откровенно признался он. — Что же касается Паркера, то наши отношения с ним в высшей степени мимолетные и необходимые в силу обстоятельств.

— Я могла бы сказать то же самое, — с ожесточением подтвердила она. — Мне хочется спихнуть этого ублюдка со скалы.

— Моя дорогая леди, как быстро мы пришли к полному единству взглядов!

Сначала она не поняла. Слегка нахмурилась, усваивая сказанное, а затем внезапно на его улыбку ответила ослепительной своей.

— Меня зовут Бет Харроу, — представилась она.

— Я очарован. — И он действительно имел в виду то, что сказал. Наклонившись, погасил в пепельнице сигарету. — Паркер сообщил мне о статуэтке.

— Я не знала, что Паркер когда-нибудь что-нибудь говорит.

— Он не болтун, нет. Но все же сказал мне о статуэтке. Для, если можно так выразиться, взаимного укрепления доверия. Что сообщил ему я, в данный момент не имеет значения. Об этом можно поговорить в другой раз!

Иметь женщину, подобную этой, и в ее обществе потратить сто тысяч долларов. Какая восхитительная мечта! Какая еще более восхитительная реальность!

— Если я правильно понимаю, ваш отец заплатил за статуэтку авансом пятьдесят тысяч долларов.

— Авансом и наличными, — кивнула она. — Кроме того, у нас есть нечто, что хотелось бы Паркеру получить. И это нечто он получит позже.

— Что-нибудь э-э... ценное?

— Ни для кого, кроме него самого.

— А-а... так. Моя дорогая, я бы хотел вам задать наводящий вопрос.

— Он заплатит...

— Извините?

— Мой отец заплатит снова. Если у Паркера не будет статуэтки, а она окажется у вас и вы захотите ее продать, он вновь заплатит.

— Еще пятьдесят тысяч?

— Вряд ли он пойдет так далеко, но, возможно, двадцать пять. Менло пожал плечами:

— Я не жаден.

— Готова поспорить, что нет. Он наклонился к ней ближе:

— Еще один вопрос, моя дорогая.

— Что на этот раз?

— В моей стране женщины ложатся в постель в огромных белых хлопковых мешках. А что надевают женщины на ночь в Соединенных Штатах?

— Зависит от женщины. — Ну, вы, например?

— Кожу.

— Кожу? Вы имеете в виду, что на вас нет никакого белья?

— Это именно то, что я имею в виду.

— Невероятно, — удивился он.

— Вы мне не верите? — В глазах ее был насмешливый вызов, руки сжали верхний край одеяла.

— Если вы докажете справедливость своих слов, — ответил он, — то хочу предупредить, я не отвечаю за последствия.

— Правда?.. — Руки сверкнули, и одеяло было отброшено, обнажив ее до колен.

Он еще ни разу в жизни не раздевался так быстро. Не стянув и наполовину носок, он уже погрузился в постель, возвышаясь над ней, как дирижабль. Ее карие глаза потемнели, тело стало тверже и более упругим. Внезапно он ощутил себя рядом с пантерой. Он говорил ей массу всяких слов на своем родном языке, пока не перехватило дыхание, и с того момента просто прилипал к ней.

Когда все закончилось, они выкурили по очереди одну сигарету. Немного поговорили. Он поднялся и стал одеваться.

— Я встречусь с вами в Майами. Надеюсь, очень скоро. И со статуэткой.

— Вы запомните название отеля?

— Оно твердо отпечаталось в моей памяти. — Он взял из ее пачки последнюю сигарету и закурил. — По-моему, лучше вам уехать утром, как просил Паркер. Он упрям и непредсказуем. Не хотелось бы, чтобы что-то нарушило мои планы.

— Ладно, — ответила она.

— Тогда до встречи в Майами. Он вернулся в номер Паркера и забылся в приятно-утомленном сне, наполненном сладкими мечтаниями...

Наблюдая эти два последних дня Паркера и Генди за работой, он все более и более восхищался их профессионализмом. Первоначально он рассчитывал оставаться с ними все ограбление и отступление. Пусть отработают все детали операции, а тогда уж... Но ближе к началу дела он передумал и решил покончить с ними уже в доме Кейпора. В результате подробных и тщательных расспросов он достаточно узнал о маршруте отступления. Завершение операции решил взять на себя, опасаясь неожиданного подвоха от пары самых свирепых волков, с каковыми действовал в союзе. В последний день, в пятницу, нервозность и возбуждение так возросли, что он боялся взорваться в любую минуту. С приближением вечера ему все труднее стало контролировать себя.

При всем желании они не смогли бы обнаружить у него пистолет, спрятанный за двойным дном кошелька на поясе. Оружие больше напоминало игрушку, особенно по сравнению с имевшимся у Паркера и Мак-Кея. Но зато он достаточно мал, его можно безопасно и надежно спрятать. В нем имелось всего две пули. Но при точной стрельбе их вполне достаточно.

В вечер пятницы, когда Паркер и Генди ушли угонять вторую машину, он переложил пистолет в карман пиджака с надеждой, что им не придет в голову обыскивать его перед проникновением в дом Кейпора.

Мак-Кей вернулся в назначенное время. Менло нес пустой чемодан, купленный в тот день. Он залез в машину и спросил:

— Вам повезло?

— Вполне. Иногда и Мак-Кей был сдержан на язык.

С момента, когда он сел рядом с Мак-Кеем в автомобиль, и до завершения операции Менло находился в состоянии такого огромного возбуждения, что едва ли помнил себя и свое имя. Операция прошла как часы, и его переполнял восторг, смешанный с ужасным восхищением. Эта смесь действовала на него, как наркотик. Они подъехали к дому в огненном “кадиллаке”. Проникли внутрь. Вошли в комнату Кейпора с жалкой коллекцией фигурок. И тут впервые Менло увидел белого Плакальщика. С его перевозбужденными нервами он нашел в этой статуэтке глубоко символическое предзнаменование. Для него, в каком-то извращенном понимании, фигурка Плакальщика означала окончание траура. Наконец все оказалось в пределах его досягаемости.

Когда в его руках зашуршали ассигнации, они еще не являлись для него деньгами: он представлял деньги лишь в валюте своей страны. Но ничего, он быстро привыкнет использовать эти незнакомые зеленые бумажки с изображением президентов и общественных зданий. Деньги сыпались из полой фигуры Аполлона, как из рога изобилия, заполняя больше и больше чемодан. В возбуждении, ужасе и удовольствии, которые так сплелись, он дошел почти до обморока. Он набивал карманы и одновременно ласкал зеленые купюры. А когда вытащил руку из кармана, пальцы его сжимали маленький и черный смертоносный пистолет.

Оба попытались избежать удара, бросившись в разные стороны и сбивая статуэтки, но возбуждение Менло заканчивалось в его кисти. Рука была спокойна и тверда. Он дважды выстрелил. Оба упали. Они должны былиупасть. В один молниеносный миг Огюст Менло стал непобедимым. Его палец дернулся дважды. И противники прекратили существование. Их продырявленные тела валялись у его ног.

Он сунул пистолетик обратно в карман, услышав при этом вновь хрустящее шуршание банкнотов, и поторопился поднять оброненные. Слева у него под мышкой была зажата статуэтка, а ставший значительно тяжелее чемодан оттягивал правую руку. Он раскраснелся, как в лихорадке, и чувствовал себя победителем. Он даже не помнил, выключил ли он свет, когда уходил.

Глава 2

Менло снился сон.

Сначала ему приснился пляж, уставленный огромными круглыми пляжными зонтами. Толпы людей плавали и плескались на мелководье. На женщинах были шерстяные купальные костюмы и шляпы с большими полями, отбрасывающими тень на лица. Они праздно глазели на воду, на мужчин и на других загорающих женщин, лежавших на животе на простынях. Стоял непрерывный гул. Крики, смех, плеск воды и шум прибоя. Дети бегали. Люди сновали туда-сюда. Все смешалось и отодвинулось в сознании Менло куда-то в сторону. Крики и плеск воды звучали приглушенно, а вся пляжная суета казалась замедленной киносъемкой.

К Менло через пляж шла женщина. Высокая, с золотистым загаром, изящная блондинка с приятной округлостью форм там, где положено. Совершенно обнаженная. Но кроме него, никто не обращал на нее никакого внимания. Она подходила все ближе и ближе с многообещающей улыбкой. Он узнал ее, но не мог вспомнить имени. Смотрел, стараясь вспомнить имя и удивляясь, что ни один человек на пляже не встревожен ее наготой. Ему в глаза ударило солнце, наполнив их слезами. Он закрыл их с облегчением, а когда снова открыл, женщина оказалась еще ближе, но теперь у нее было лицо Паркера.

— Не-ет!.. — закричал Менло, и внезапно в огромном облаке из огня и дыма женщина исчезла. Он глядел на воду. Огромный, с белыми парусами корабль плыл прямо на него и стрелял по пляжу из пушек. Вокруг взметались клубы огня и дыма. Люди кричали и бежали в разные стороны.

Он упал на колени и стал зарываться в; песок. Но тут прозвучал голос: “Почему бы тебе не нажать на капсулу и не избавиться от необходимости все это рыть, мой друг?”

Он поднял глаза и увидел сидящего на кухонном стуле и улыбающегося ему Спэнника. Кухонный стул под тяжестью его тела очень медленно тонул в песке.

— Ты мертв! — закричал он, и лицо Спэнника превратилось в лицо Паркера. Менло закрыл глаза, понимая, что обречен. Снова открыл и оказался в комнате мотеля со стеной, покрашенной в зеленый цвет. Другая стена была белая. Третья — желтая. Четвертая — из стекла, задернутая трехцветной шторой. Он был один.

Встал. Медленно пришло осознание, что это реальность, что он проснулся и ночной кошмар закончился. Руки дрожали. Рот полуоткрыт. Он попытался его закрыть, но челюсть снова отвисла. Он попытался опять его закрыть, но безрезультатно. Он все старался закрыть рот, сидя посередине кровати, похожий на жирную розовую рыбу. Руки дрожали. Рот открывался и закрывался, словно ему не хватало воздуха. Но действительность постепенно брала свое. Через минуту он поднялся с кровати и остановился в центре комнаты. Голый во имя Соединенных Штатов и Бет Харроу.

Кошмары донимали его и раньше. Особенно если он упорно работал. Или когда задание оказывалось необычно сложным. Как, например, когда нужно было подвергнуть чистке старого друга. Он знал, что такое кошмары. И знал, как с ними бороться, как от них избавляться. Хитрость заключалась в том, что нужно последовательно еще раз вспомнить кошмар, деталь за деталью, вспомнить возможно полнее и отгадать, какая часть жизненного опыта привела к такому извращению во сне.

Все еще дрожа, он закурил сигарету и обнаружил, что даже американские сигареты отвратительны, если закуриваешь сразу после сна, натощак. Все же табак должен помочь успокоить нервы. Он поморщился и глубоко затянулся.

Итак, кошмар. Во-первых, пляж. Это легко. Был один из таких пляжей на Каспийском море. Он никогда там не бывал, но видел подобные пляжи в кино. В данном случае это отождествлялось с Майами-Бич, пляжем, тоже им не виденным ни разу, даже в кино. Обнаженная женщина. Бет Харроу, конечно. Странно, что во сне он не мог вспомнить ее имя. Возможно, это означало — она еще не стала для него родной. Она, стюардесса авиакомпании и все женщины из американских журналов были для него просто эротической целью с взаимно заменяемыми телами, лицами и именами. Одна бы сгодилась точно так же, как и другая. Он был до некоторой степени удивлен и доволен тем, как много места заняло в его подсознании приключение с Бет Харроу.

Следующее. Лицо Паркера. Оно появлялось в кошмаре дважды. И каждый раз вроде бы пристегнуто к чужому телу. Конечно, он познакомился с Харроу через Паркера, но лицо Паркера оказалось и у Спэнника, значит, ответ должен быть иным.

Получается, что у Паркера и вовсе нет тела, ведь Менло его убил. Может, его мстительно преследует какая-то субстанция Паркера? Или его друзья? Трудно представить, что у такого человека были друзья. Кроме того, даже если они у него и имелись, что они могли знать о Менло? Ничего. Лишь эта женщина, Харроу, одобрившая убийство им Паркера. Значит, дважды появившееся лицо Паркера просто обостренная реакция на устранение такого сильного противника.

Следующее. Корабль с белыми парусами. Он задумался на несколько минут, шагая взад и вперед перед кроватью. Наконец, все встало на свои места. Песенка Дженни из кинофильма “Остров Сокровищ”. Пиратский корабль. Менло угрожала опасность от пиратов. Сначала от Организации. Потом — от Паркера и Мак-Кея. Появление корабля отмечало этот факт. То же верно и для появления Спэнника. Во сне ему приснились слова, какие тот произносил тогда ночью, в подвале.

Теперь он понимал свой сон. И ужас исчез. Он подошел к ночному столику, взял часы. Без десяти минут четыре. Он проспал шесть часов, глубоко заснув сразу по возвращении сюда из дома Кейпора и ощущая после грабежа и убийства возбуждение, совсем не похожее на вялость и опустошение, донимавшие его раньше. Его мозг очистился от всех ужасов посетившим его кошмаром. Теперь Менло отдохнул и успокоился.

Настало время двигаться в путь. Согласно объяснениям Мак-Кея, ему именно сейчас и следовало ехать дальше.

Расслабившись и никуда не торопясь, он принял душ, потом переоделся в чистую одежду, упаковал чемодан, взял другой, с деньгами, и на цыпочках вышел из номера мотеля.

На улице его ожидал “понтиак”. Он бросил оба чемодана на заднее сиденье, сел за руль и достал из бардачка дорожную карту.

Его интересовало, как можно выбраться на южную автостраду, находясь на северо-востоке от города. Он изучал незнакомую карту, разглядывая тонкие линии дорог и водя по ним кончиком толстого пальца. Наконец обнаружил дорогу, ведущую к автостраде вокруг столицы страны. Чтобы добраться до нее, нужно отправиться в Вирджинию, въехать на дорогу номер 330, выехать по ней к шоссе номер 1, идущему вдоль побережья до самого Майами.

Положив карту на сиденье рядом, завел двигатель. Он не привык к таким большим и удобным автомобилям. Сначала вел машину очень осторожно, слегка нажимая на акселератор на поворотах. И все же недооценил мощность двигателя, сделав слишком крутой правый поворот. Но в этом месте Висконсин-авеню была четырехполосной, а в такой час ни впереди, ни сзади даже видно не было ни одной машины.

Его движение вначале было слишком медленным — автомобиль незнаком, как, впрочем, и дорожные знаки. Принятые во всей Европе знаки здесь не использовались. Вместо обычного белого фона в красной рамке и черного знака внутри — скучные желтые круги, на некоторых из них были какие-то слова, а на других — деформированные стрелы. Знак “стоп” представлял из себя красное поле шестиугольника со словом “стоп”, написанным белыми буквами. Затем шестиугольники стали желтого цвета, а слово “стоп” написано черным. Это путало и немного пугало. Он не мог позволить себе попасть в автомобильную аварию. Во всяком случае, не со ста тысячами долларов в чемодане на заднем сиденье.

Когда наконец он добрался до столичной кольцевой автодороги, то изрядно вспотел, хотя ноябрьский холодок освежал. И оттого что он постоянно хмурил брови и напряженно щурился, вглядываясь в дорогу сквозь лобовое стекло, голова от боли раскалывалась.

Столичная кольцевая автострада была скоростной магистралью суперкласса, как, например, германские автобаны. Менло сразу же расслабился, уселся поудобнее и откинулся назад. Руль стал сжимать с меньшим напряжением и сильнее надавил на педаль газа. Неуклюжая и мягкая машина, как вышедший из формы боксер-тяжеловес, тем не менее быстро развила высокую скорость. Она с ревом мчалась по пустому шоссе, а слева по небу растекалась заря нового дня. Он был на пути к своей цели.

Глава 3

Решая про себя, остановиться ли ему в маленьком городке перекусить или продолжить путь, он не сразу расслышал сирену. И хотя в уши ворвалось завывание, он никак не связал его с собой.

Он только что пересек границу между штатами Северная Каролина и Южная Каролина. Был час дня. Автомобиль оказался самым удобным из всех, какие ему когда-либо приходилось водить, но восьмичасовое сидение за баранкой кого угодно утомит. На всем пути по штату Северная Каролина он напоминал себе, что необходимо остановиться на отдых, но желание увеличить расстояние между собой и Вашингтоном оказывалось сильнее потребности в еде и отдыхе. Останавливался он только раз — заправить бак горючим и облегчить мочевой пузырь. Это случилось более трех часов назад.

Маленький тихий городок выглядел приятно. Если бы не яркий солнечный свет и жара, он мог сойти за сонный городишко где-нибудь в Кластраве. Солнце и тепло! Никогда в жизни, вплоть до сегодняшнего дня, ему недоставало солнца и тепла. Кластрава — горная страна в центре Карпат, где поселения людей обычно находятся в долинах. Но именно в низинах в основном идет дождь, и там всегда туманно. Летом солнце постоянно закрыто дымкой. Там влажно и туманно. А зимы всегда слишком сырые.

Солнце и тепло! И красивая женщина! И сто тысяч долларов!

Он уже отъехал достаточно далеко от Вашингтона. Задержаться в этом маленьком городке вполне безопасно. Впереди справа на здании, похожем на железнодорожный вокзал, висела вывеска: “Бистро”. Он решил остановиться там и в этот миг услышал сирену.

Он взглянул в зеркальце заднего вида. Дорога через городишко была совершенно прямая и почти пустая. В двух кварталах позади двигался, быстро приближаясь, автомобиль с красной мигалкой на крыше.

Полиция.

Подумал, что они догнали его. На миг запаниковал, считая, что каким-то образом они выследили его. Полицейские власти узнали об ограблении и убийствах и вычислили его каким-то немыслимым способом. И они догнали его!

А на самом деле — он просто не имел необходимого опыта, чтобы понять происходившее. Во всей Кластраве не имелось на дорогах места с ограничением скорости. Там не было даже достаточно туристов, чтобы создать такую проблему.

Бежать? Уйти от них? Вот что ему пришло на ум.

Не получится. У полицейской машины скорость должна быть больше, чем у машины Менло. Кроме того, чтение детективов дало ему представление, что в подобном случае ожидает его впереди. Да и Паркер и Мак-Кей тоже не раз говорили о блокировке дорог. Значит, это не пустая выдумка писателей. В своей работе дома он иногда приказывал блокировать дороги, обыскивать поезда и даже закрывать границы.

Могут ли они в этой стране перекрыть границы между штатами?

Полицейская машина догнала его и теперь шла рядом. Старик в ковбойской шляпе с веснушчатым и сердитым лицом махнул ему, приказывая остановиться у тротуара.

Один человек. Один пожилой человек с веснушчатым лицом. Нет, это не связано со случившимся в Вашингтоне. Они бы считали его, как говорится, вооруженным и очень опасным. Они бы послали в погоню больше, чем одного веснушчатого старика.

Он подчинился жесту полицейского. Подъехал к обочине и остановился, удивляясь: наверное, есть какой-то контрольный пункт между штатами, где нужно останавливаться, а он не остановился. Или нечто в таком роде. Ему придется подождать и выяснить, чего хочет этот старик. Ну а если дойдет до худшего, то маленький пистолет перезаряжен и лежит в кармане пиджака.

Полицейская машина стала наискось впереди. Ее задок привычно закрыл разделительную полосу, чтобы остановившийся не мог внезапно уехать, когда полицейский выйдет из машины. Менло, опустив стекло, ждал.

Старик подошел к нему, странно подпрыгивая и прихрамывая, словно только что слез с лошади, а не вышел из автомобиля. На нем были черные ботинки и темные брюки на несколько размеров больше, чем следовало. Брюки поддерживали желтые подтяжки. Темно-синий форменный китель выглядел так, словно служил армейским офицерам в Первую мировую войну. Голубая рубашка с темно-синим галстуком и защищавшая лицо от загара ковбойская шляпа завершали внешний облик. Широкий темный ремень с набитым патронами патронташем охватывал талию и брюшко. Справа на бедре висела тяжелая черная кобура.

Подойдя, он уставился на Менло в упор:

— Спешишь, приятель?

Менло моргнул. У него дома полиция всегда была внешне вежливой и предупредительной, что бы ни последовало в дальнейшем. Он не знал, что сказать. Потому просто смотрел на сердитого старика.

— Установленный предел скорости в этом поселке, — начал объяснять старик, — в случае если вы спешили и не прочли дорожный знак при въезде, двадцать миль в час. Я только что засек — вы ехали со скоростью тридцать две мили в час. А я не вижу, чтобы где-нибудь поблизости был пожар.

Менло понял лишь половину из сказанного и потому не поверил: двадцать миль в час?! Он весь день проезжал города и поселки с ограничением скорости в тридцать миль, иногда в двадцать пять.

— Так написано на знаке, приятель, — сказал старик.

— Я не видел знака, — запротестовал Менло.

— Он там. Давай проверим твои водительские права и документы на машину.

Конец. У него не было ни того, ни другого.

Ситуация была нелепой. Приподнятое настроение и приятные ожидания его оставили. Соединенные Штаты не отличались от Кластравы. Не отличались ни от какой другой страны в мире. Великие начинания пресекались мелкими, незначительными бюрократическими препятствиями.

— Пошевеливайся, приятель. Я не могу тут стоять целый день.

В его кармане не было водительских прав и документов на автомобиль. Но там имелись две другие вещи — пачка денег и пистолет. Он стал быстро прикидывать, что из этого можно использовать.

Деньги. Сначала деньги. Если с ними не получится, тогда уже пистолет.

Менло потянулся к карману, вытащил одну купюру и передал ее старику. Старик, посмотрев на нее, внезапно нахмурился, подобно грозовой туче:

— Что это?

Это была пятидесятидолларовая купюра.

— Вот мои права и документы на машину, — ответил Менло и попытался улыбнуться.

Старик прищурился, рассматривая купюру и потом лицо Менло. Он посмотрел на заднее сиденье, оглядел всю машину сверху донизу.

— Ну что, черт побери, у нас здесь? — Затем неожиданно быстрым движением правой руки расстегнул кобуру и вытащил полицейский кольт 38-го калибра. — А теперь вылезай, приятель, и двигайся медленно, без напряжения.

Рука Менло потянулась за пистолетом, но палец старика на спусковом крючке побелел от напряжения. Ствол был направлен прямо в голову Менло, и дуло показалось ему таким же большим, как железнодорожный туннель. Жалко ругаясь про себя и называя себя “идиотом”, Менло вылез из “понтиака”.

— Ты жирный, не так ли? — произнес старик. — Ну-ка, повернись. Упрись в машину и руки за голову.

Менло исполнил все в точности, зная, чего хочет старик. Это была обычная процедура во всем мире. Наклониться вперед, чтобы утратить равновесие. Руки выше головы, чтобы они увеличивали тяжесть тела. Таково положение подозреваемого, когда полицейский хочет обыскать его на предмет наличия оружия. Это означало — сейчас пистолет будет у него отобран.

Сколько нужно времени, чтобы старик догадался открыть чемоданы на заднем сиденье?

И все из-за того, что он ехал по пустой улице со скоростью в тридцать две мили!

— Я думал, ты похож на судью, — пробормотал старик, — но теперь я вовсе в этом не уверен. Может, на тебя уже есть объявление в розыск.

Старик стал обыскивать, хлопать его по карманам. Сначала вынул из бокового кармана бумажник и сделал шаг назад. Менло услышал, как, открыв его, полицейский слегка присвистнул. Там были деньги. Приблизительно тысяча стодолларовыми и пятидесятидолларовыми купюрами.

— Так, так, так, — сказал старик. — Интересно! — Помолчал и другим тоном продолжал: — А теперь, черт побери, что это?

Менло тоже удивился. Что бы это ни было, но звучало так, будто старик доволен увиденным. Менло подумал: где же люди? Ярко светило солнце. Но главная улица пуста — никакой толпы зевак. С тех пор как его остановили, мимо проехало машины две, объехав их и даже не притормаживая. Он не мог этого понять. Он не знал, что в городе, где устраивается ловушка на ограничение скорости, автомобилисты часто злятся на полисменов, и те отвечают на это применением унизительных методов. Таких, как обыск. Потому в подобном маленьком городке, как бы сонно он ни выглядел, вид полицейского, обыскивающего проезжего туриста, является обычным.

Старик продолжал бормотать про себя и вдруг закричал:

— Коммунист! Чертов коммунист! Тогда Менло понял, что нашел старик. Он не побеспокоился избавиться от своих официальных документов. Теперь их рассматривал старик, пытаясь разобрать надписи на иностранном языке, до тех пор пока не увидел какой-то знак или символ, который ему в этом помог.

— Так, так, так, — крикнул старик и в его голосе чувствовалось растущее возбуждение. — Думаю, вполне возможно, приятель, что тобой заинтересуется Федеральное бюро расследований. Коммунистическая шишка без прав и документов на автомобиль везет с собой деньги на взятки. Думаю, ФБР не будет возражать против встречи с тобой. Поэтому ты давай, двигайся вперед, приятель. Отойди от украденной тобой машины и двигайся вперед. Направо. Тюрьма всего в квартале отсюда. Сначала я хорошенько тебя запру, а потом уж заберу твою машину и багаж.

Менло шел впереди полицейского вдоль по улице к тюрьме — одноэтажному зданию с голым фасадом, на котором имелись только одно зарешеченное окно и дверь с надписью золотом на стекле “Полицейский участок”.

Внутри все напоминало сцену из вестерна. Главный коридор с приемной справа, где помимо других вещей имелся письменный стол. Дверь налево закрыта. Старик заставил Менло идти по коридору прямо, к двери, забранной решеткой.

Именно тогда, когда старик отпирал эту дверь, он лишь на секунду отвел свой взгляд от Менло. Этого оказалось достаточным. Менло выхватил пистолет из кармана и выпустил в голову старика обе пули.

Сначала забрал свой бумажник, затем вытащил из кобуры полицейский кольт и сунул за пояс слева рукояткой вверх так, чтобы его не видели посторонние, нелегко было вытащить. Наконец, он затащил тело старика через порог комнаты с забранной решеткой дверью, чтобы того не сразу обнаружили. Камеры располагались в том же крыле здания, но выходили на противоположную сторону. В одной из них кто-то, возможно негр, тихонько и жалобно пел ни о чем.

Менло испытывал странное чувство. До этого момента все его действия направлялись против криминальных элементов общества, отбросов. Кейпор, Организация, Паркер и Мак-Кей. Правда, он изменил своему министерству. Но это его совершенно не волновало. Его действия против государства оказывались в некотором роде опосредованными. Это не предательство, а грех невыполнения служебных обязанностей ради денег. Но теперь он застрелил полицейского офицера. Внезапно его разрыв с прошлым стал полным и непоправимым, гораздо более широким и глубоким, чем он мог себе представить. В душе шевельнулся страх, и от этого страха ослабли коленки.

Но он должен быть сильным. Он сделал выбор и до сих пор выходил из всех переделок победителем. Каковы бы ни оказались препятствия, он должен их преодолеть, продолжать побеждать. Правила отныне изменились, и он изменился тоже...

Тяжело дыша от напряжения, он закрыл дверь с решеткой. Подождал, восстанавливая дыхание, и заставил себя выйти из здания с независимым и непринужденным видом. Он не станет есть ленч в столовой, расположенной прямо перед ним. Сегодня он вообще не будет есть ленч.

Судя по карте, следующий крупный город — Колумбия, штат Южная Каролина. Он должен рискнуть, доехать до этого города на машине, но там ее придется бросить. Дальше он весь остаток пути до Майами проедет поездом. Маловероятно, что оттуда будет авиарейс.

Он забрался в “понтиак”, ощутив при этом, как уперся в левый бок пистолет. Сдав машину назад, объехал стоящий под углом полицейский автомобиль и спокойно выехал из города со скоростью двадцать миль в час.

Глава 4

Это выглядело, как свадебный торт. Менло уставился на него с заднего сиденья такси, немного щуря глаза от яркого света. Было воскресенье, и отель “Санвейз” утопал в лучах солнца.

Розово-белый, с огромным белым фонтаном перед входом, напоминавшим марципан. Вода навевала прохладу уже своим журчанием.

— Ненавижу этот чертов город, — проговорил водитель такси, ожидая возможности въехать под козырек главного входа.

Менло не ответил. Он обрадовался задержке, дающей возможность изучить место и немного к нему привыкнуть.

Все было новым. Все отличалось от виденного им прежде. Его самоуверенность потрясло событие в маленьком городке Южной Каролины, а в глубине сознания росла мысль, что в итоге ему своего не добиться. Он оказался в совершенно новом мире, к которому не был приспособлен. У него нет ни документов, ни толкового объяснения, кто он такой и откуда приехал. Да и куда направиться дальше, он не имел понятия.

Слишком о многом он не подумал. Слишком многое он не мог предвидеть. В обыденной жизни ему мешало, что он абсолютный новичок в Соединенных Штатах. Все оказалось не так, как в Кластраве. Поезда, в которых он ехал, дважды сделав пересадку, не походили на поезда у него дома. Здесь имелись только неразделенные перегородками вагоны, похожие на третий класс, но с зачехленными креслами в духе вагонов первого класса у него на родине. При выходе на платформу здесь не было будок и перронных контролеров. Билеты продавали кондукторы уже в самом поезде. Все, начиная от существенных различий в языке и валюте до внешнего вида и обычаев в ресторанах, — все было раздражающе чужим. Ему приходилось нащупывать манеру своего поведения, интуитивно перебираться от одной ситуации к другой в полной уверенности, что каждый с ним общающийся знает: он — иностранец. В Кластраве такой очевидный иностранец, как он, уже давно оказался бы под наблюдением официальных властей. Он знал, что в Соединенных Штатах все не так строго, но не мог просто болтаться туда-сюда вечно, имея при себе целый чемодан денег, происхождение которых не мог объяснить, и надеясь на лучшее.

Деньги для него стали более реальными. Он понимал теперь, почему возникли такие серьезные проблемы со стариком. Большинство американцев с подозрением относились к пятидесятидолларовым купюрам. Ему удалось с некоторыми трудностями потратить три такие купюры, получив на сдачу деньги меньшего достоинства. Он стал расплачиваться мелкими купюрами и монетами, надеясь, что их хватит до того момента, когда решит, как поступить с остальными деньгами. Да, предложи он старику десятидолларовую купюру, и кто знает, чем бы закончилась их встреча...

Ах, если бы у него имелось время, чтобы сориентироваться. А оно необходимо позарез! Он надеялся на помощь в обмен на статуэтку. Бет Харроу при желании могла бы ему здорово помочь. За Плакальщика богатый и влиятельный отец Бет будет перед ним в долгу. И это все, что ему нужно на первых порах.

Такси наконец достигло козырька перед входом. Задняя дверца распахнулась. Он заплатил водителю, дал чаевые, как и швейцару. Посыльный отнес его чемоданы — левый с деньгами и правый со статуэткой, завернутой в ткань, — к стойке и тоже получил на чай. Администратор, уважительный, но высокомерный, посмотрел на него в упор:

— Ваше имя, сэр?

— Имя?.. — В панике Менло услышал свой голос: — Паркер. Огюст Паркер.

Почему спросили имя еще до того, как он попросил номер? И почему он назвался Паркером? На пути сюда с железнодорожного вокзала он придумал себе псевдоним, которым собирался пользоваться для регистрации в отелях. Но внезапность вопроса заставила его смешаться, и он забыл придуманное, имя. Не размышляя, машинально, он произнес фамилию Паркера, добавив к ней свое имя. В глубине сознания мысль о провале еще более укрепилась.

У администратора имелся выдвижной ящик, заполненный регистрационными карточками размером пять на семь. Он просмотрел несколько карточек и нахмурился:

— Не вижу, что вы заранее заказывали номер, мистер Паркер.

Менло ко всему прочему оказался неопытным путешественником. Совершавшиеся в прошлом поездки были официальными. Заботы о заказе номера в гостинице всегда брало на себя министерство. По его приезде в Соединенные Штаты, его поселили в отеле сотрудники посольства Кластравы.

Но отныне он путешествовал самостоятельно и вечно попадал впросак.

— Я не заказывал номер. Я только хочу...

— Не заказывали номер? — Секунду-другую администратор, казалось, не мог поверить услышанному. Затем голос его стал ледяным. — Я весьма сожалею, но отель переполнён. Вы могли бы попробовать поселиться в одном из отелей в центре города. Возможно, там смогут вам помочь.

Менло и его чемоданы были отодвинуты в сторону. Лицо толстяка покраснело от гнева, но он ничего не мог поделать. Он больше не инспектор Менло. Он просто преследуемый беглец, одинокий и без надежды на будущее. Даже администратор в отеле мог с ним обращаться презрительно, без всякого риска понести за это наказание.

Через минуту он снова подошел к стойке и привлек к себе внимание администратора.

— Элизабет Харроу, — спросил он, — номер ее комнаты?

Клерк взглянул на него:

— Тысяча двести двадцать третий.

— Откуда я могу позвонить?

— Внутренние телефоны слева от вас, сэр.

В ту минуту, как он потянулся к своим чемоданам, рядом возник посыльный, но он сердито покачал головой, и тот отошел. Всему есть предел. Нерешительности и смущению тоже. Он достаточно долго ходил на цыпочках, но отныне это не для него.

Он даже обиделся на усталый голос ответившей ему телефонистки. Собственный голос стал властным и резким, когда он сообщал номер комнаты Бет Харроу. Но на звонок никто не ответил. Видимо, в номере ее не оказалось.

Он с раздражением резко положил телефонную трубку, повернулся и поймал взгляд посыльного. Бой подошел, а он величественным жестом указал на чемоданы:

— Я хочу сдать багаж. Здесь есть куда?

— Да, сэр. Прямо вон там.

— Ты можешь отнести багаж и принести мне квитанцию?

— Да, сэр.

Он закурил сигарету. Он обнаружил сорт, сочетавший американский табак со вкусом русского трубочного табака. Фильтр был сделан из хлопка или чего-то подобного, но не изменял вкуса. Вкус был подходящим.

Когда бой вернулся и принес красный квадрат с цифрой, Менло дал ему на чай четверть доллара и спросил, где находится ресторан. Бой указал, и Менло решительно промаршировал туда через широкие двери. Войдя в отель рыхлым, толстым, ссутулившимся, сейчас он вновь вернул себе прежний облик, неся собственную тушу с изяществом и достоинством.

Он съел бифштекс, фирменное американское блюдо. Стол находился рядом с огромным окном. Через него Менло рассматривал постояльцев отеля. Иные плавали, но большинство бесцельно прогуливались взад-вперед или лежали на надувных матрацах. Несчетное количество женщин. Все в ярких купальных костюмах. Плотного телосложения, среднего возраста и безобразные на вид. Время от времени, правда, попадались то там, то здесь высокие и красивые. На таких женщин он смотрел с удовольствием и предвкушением.

Он не спеша поел и расслабился, выкурив сигарету за третьей чашкой-кофе. Была середина дня. Время затишья в ресторане, поэтому никто не пытался его поторопить. При оплате счета решил испытать судьбу и предложил одну из пятидесятидолларовых купюр. Он опасался, что ему не хватит денег меньшего достоинства. Наверняка уж здесь-то крупная купюра не покажется необычной. И действительно, официант спокойно забрал банкнот и вновь появился с маленьким подносом, полным сдачи. В этой стране, отметил Менло, чаевые официанта не добавлялись к счету автоматически. Дома у него брали стандартные десять процентов. А здесь чаевые оставлялись на усмотрение посетителя. Чтобы застраховаться от неожиданностей, он дал пятнадцать процентов чаевых вместо десяти и выкатился в холл.

Менло пересек холл отеля, подошел к внутренним телефонам и еще раз позвонил в номер Бет Харроу. На этот раз та оказалась на месте.

— Добрый день, моя дорогая. Это Огюст.

Он надеялся, что его узнают просто по имени. Не хотел упоминать свою фамилию, на случай если телефонистка подслушивает.

На другом конце провода секунду колебались.

— О, черт бы меня побрал! Вы сделали это?

— А вы ожидали другого?

— Где вы?

— В холле отеля. Мне бы хотелось поговорить с вами.

— Поднимайтесь.

— Спасибо.

Он подошел к размещавшимся напротив лифтам и поднялся на двенадцатый этаж. Коридор вызывал неприятные воспоминания о кабинете доктора Каллигари — стены и потолок выкрашены в яркий цвет, а ковровая дорожка — цвета красного вина. Нашел дверь с номером 1223 и постучал.

Она открыла почти мгновенно, с удовольствием томно улыбаясь.

— Входите, входите. Расскажите мне все, как было.

— В свое время. Более чем приятно видеть вас снова.

На ней были облегающие светлые брюки и голубая блузка. Ноги голые, а ногти на ногах выкрашены в ярко-красный цвет. Это поразило его как нелепость, так же, как если бы у нее были усы. Но он воздержался от комментариев. И все же в нем невольно возникло сожаление. Золотистая американская богиня с красными ногтями ног! Часть блеска, которым та обладала в его глазах, была навсегда утрачена. Неужели у стюардессы в самолете под туфлями тоже были подкрашенные ногти? Печально.

Она закрыла за ним дверь. Комната походила на самую дорогую в мотеле Вашингтона. Как и там, повсюду бросалась в глаза яркая дешевая пластмассовая отделка.

— Если сказать вам правду, — произнесла она, когда оба сели, — я не ожидала увидеть вас снова. Думала, что Чак вас съест.

— Чак? А, да, Паркер, вы хотите сказать.

Она пожала плечами:

— Он иногда называет себя Чак Виллис. И я думаю о нем именно как о Чаке Виллисе.

— Как вы можете видеть, — ответил он с улыбкой, — под любым именем Чак меня не съел.

— Надеюсь, вы не оставили его в живых, — предположила она. — Никому не пожелаю такого врага.

— В этом плане нечего бояться.

Она удивленно медленно покачала головой:

— В вас больше мужества, нежели можно судить по внешности, Огюст. Огюст?.. У вас нет лучшего имени?

— Извините, только одно это.

— Слишком нелепо звать вас Огюстом. Имя Огги для вас тоже не годится.

— Это второстепенная проблема, — возразил он, испытывая раздражение, оттого что она находит его имя нелепым. — Предлагаю пока оставить то имя, какое есть. Статуэтка у меня.

— Я просто не могу поверить! Вы и в самом деле убили Чака и отобрали статуэтку? А как относительно второго, приятеля Чака?

— Обоих. Вопрос закрыт. Прошлое меня не интересует. Меня больше заботит ближайшее будущее. Мне бы хотелось познакомиться с вашим отцом.

— Я знаю, вы хотите продать ему статуэтку. Двадцать пять тысяч?

— Возможно, и нет. Возможно, он сделает для меня кое-что более ценное.

— Как например? — Она сразу насторожилась.

Он тщательно подбирал слова.

— В некотором смысле, — пояснил он, — я нахожусь в стране нелегально. Моя виза выдана на короткий срок и действительна только для Вашингтона. А я хотел бы остаться в этой стране, и поэтому мне нужны документы. Ваш отец влиятельный и богатый человек. Не будет невероятным предположить, что среди его многочисленных знакомых имеется и тот, кто может снабдить меня необходимыми фальшивыми документами.

— Не знаю, сможет ли он помочь вам. И если сможет, это все, чего вы хотите?

— Вдобавок еще одно маленькое дельце. У меня имеется довольно значительная сумма наличными в американской валюте. Я бы предпочел не носить ее с собой. Ваш отец мог бы помочь мне поместить деньги в банк или в какое-либо другое хранилище.

— Как велика сумма?

— Еще не пересчитывал, но, полагаю, где-то около ста тысяч долларов. Ее глаза расширились.

— Боже мой! Вы отобрали эту сумму тоже у Чака?

— Если вы имеете в виду, его ли это деньги, то нет. Деньги не его.

— Хорошо. Что-нибудь еще?

— Еще одно совсем мелкое дело. Я не заказывал номер и не могу здесь получить комнату.

— Посмотрю, что смогу сделать. Она подошла к телефону, довольно долго с кем-то говорила и наконец повесила трубку. Потом повернулась к Менло:

— Все устроено. Номер выходит окнами на другую сторону отеля. Нет вида на океан. Но тем не менее это номер. Я сказала им, что вас зовут Джон Огюст. Это пойдет?

— Великолепно.

— Моего отца сейчас нет в Майами, но я ему позвоню. И завтра днем он будет уже здесь. Вы сами сможете ему подробно изложить свои пожелания. А я скажу лишь, что Чак Виллис мертв и что статуэтка у кого-то другого, кто хочет ее продать.

— Очень хорошо. — Менло поднялся на ноги. — Я вас искренне благодарю.

— Куда вы собрались? — Она казалась недовольной. — Вы по уши в делах, не так ли?

— Я долго путешествовал, дорогая леди. Мне бы хотелось принять душ, отдохнуть и переодеться. Я хотел бы попросить вас отобедать со мной этим вечером, позволить сделать жест благодарности за вашу помощь.

— Вы странный человек, — сказала она.

— Восемь часов? Это приемлемо?

— Почему бы и нет?! Он поклонился:

— В таком случае, до встречи. Она проводила его. Даже без обуви она была на целых два дюйма выше его. Открыла дверь и продолжала держаться за ручку.

— Вы даже не пытались поцеловать меня.

Менло удивился. Действительно, она удостоила его своим расположением в отеле Вашингтона, но тогда он считал, что все произошло оттого, что ее отверг Паркер. Может ли статься, что она действительно находит его привлекательным?! Он был ниже ее ростом, совершенно неприлично перебравшим в весе и, вероятно, лет на двадцать старше.

Но это не из-за денег. Она и так богата. Удивленный и не вполне уверенный в том, как понимать ее слова, он ответил:

— Вы должны меня простить. Я, как уже сказал, много путешествовал. Я, в некотором смысле, устал. Кроме того, должен признаться, мозги у меня заняты собственными проблемами. Вечером, уверяю вас, вы найдете меня более галантным.

— Вечером вы обязательно расскажете, как одержали: верх над Чаком. Я должна это услышать!

— С удовольствием.

— Тогда до вечера.

Он с поклоном вышел, спустился на лифте в холл отеля. Не стал подходить к тому же самому администратору, а обратился к другому, назвавшись Джоном Огюстом. Имя это сгодится не хуже любого другого. Администратор передал ему ключ, посыльный отправился забрать его багаж.

Сначала он хотел принять ванну. Но едва посыльный покинул номер, понял, что не может больше справляться со своим любопытством. Какова точная сумма денег в его чемодане?

Когда он открыл чемодан на кровати, во все стороны посыпались купюры. Сотенные, пятидесятидолларовые. Некоторые — двадцатидолларовые. С волнением в груди, словно стоял слишком близко к краю пропасти и смотрел в глубину, он сел на кровать и принялся считать. Вес его тела продавил матрацы, и чемодан съехал набок.

В результате на кровать пролился еще один небольшой дождь купюр.

Он превратил счет денег в своеобразную игру.

Во-первых, разделил купюры на три кучки в зависимости от достоинства. Затем, начав с сотенных, стал складывать в пачки по двадцать пять купюр.

Семьсот пятьдесят три сотенные купюры.

Четыреста двадцать две пятидесятидолларовые купюры.

И сто семьдесят четыре двадцатки.

Девяносто девять тысяч восемьсот восемьдесят долларов.

$ 99880. Девять, девять, восемь-восемь, ноль.

В валюте родной страны это составляло три миллиона сто девяносто шесть тысяч сто шестьдесят котеров.

О! Более того! В бумажнике оказалось восемьсот пятьдесят три доллара. Еще пятьсот было в кармане пиджака. В ходе поездки до Майами он истратил приблизительно около ста долларов.

Итого. Сто одна тысяча триста тридцать три доллара.

Он весело пел под душем. По-английски.

Глава 5

На следующий день на пляже его разбудил человек похоронного вида в темном, спросивший, не он ли мистер Джон Огюст.

Он открыл глаза, но, ослепленный солнцем, тут же их закрыл. Он увидел только черный силуэт, склонившийся над ним и загораживающий часть неба.

— Мистер Джон Огюст? Это какая-то ошибка. Меня зовут Огюст Менло.

— Сходство...

— Нет!

Он сел, резко выпрямившись, нисколько не уверенный, произнес ли эти слова вслух или только про себя. Но человек похоронного вида в черном по-прежнему стоял, наклонившись, и терпеливо ожидал ответа. Посреди буйства цветов он выглядел как чье-то странное представление о шутке.

— Да, я Джон Огюст, — сказал Менло.

— Вас просят подойти к внутреннему телефону, сэр. У голубого входа, телефон номер три.

— Благодарю вас.

Странный человек откланялся. На ногах его были до блеска отполированные черные ботинки, утопавшие в песке при каждом шаге. Он шел медленно и осторожно и выглядел как ангел смерти. Менло поднялся с надувного матраца и последовал за ним.

Это было в понедельник днем. Немного раньше трех часов. Пляж отеля битком набит людьми. Все въехавшие в номера вчера уже на пляже да еще плюс те, кто остался в отеле с прошлой недели. Менло пришлось пробираться между ними, чтобы добраться до телефона.

На нем были каштанового цвета плавки боксерского фасона. Он знал, что выглядел нелепо, примерно так же, как и половина мужчин на пляже. Кожа его покраснела от солнца. Даже совсем неплохо, что его разбудили. Еще немного, и он бы получил болезненные ожоги. Завтра придется приобрести какие-нибудь лосьоны для загара, запах которых он повсюду ощущал на пляже.

Он уже начинал чувствовать себя как дома. Солнце и тепло. Надувной матрац, на котором можно лежать. И время от времени красивые девушки в узеньких белых купальниках, на которых можно посмотреть. Плюс, конечно, одна красивая девушка, с которой можно ложиться в постель. После прошлой ночи с Бет Харроу этот день сна, тепла и неги был больше, чем просто роскошь. Он был необходим. Между ними разница в двадцать лет. И приблизительно к часу ночи это стало сказываться. Он улыбнулся сам себе, увязая в песке на пути к отелю. Какой отличный способ сбросить вес! А?.. Выгонять днем с потом под жарким солнцем. И ночью под холодными простынями.

Телефоны находились слева от голубого входа. Их было пять в ряд, висящих на стене между звуконепроницаемыми перегородками, выступавшими, как шоры на глазах лошади. Менло подошел к телефону номер три и поднял трубку:

— Огюст слушает.

— Это Ральф Харроу.

— А, мистер Харроу!

— Мне сообщили, что вы хотите кое-что показать. Если вам удобно, то можете сделать это сейчас. Верхний этаж, номер “Д”.

— Принести?.. — Не так быстро, подумал Менло. — Ах, извините. Вещь не вполне готова для показа. Еще не вполне. Но возможно, я мог бы подойти и обсудить с вами ситуацию? Через час.

После очень короткой паузы Харроу ответил:

— Отлично, через час.

— Я с нетерпением ожидаю встречи с вами, — сказал Менло, но Харроу уже повесил трубку. Менло тоже положил трубку на рычаг и улыбнулся ей. Принести статуэтку?..Неужели Харроу собирается получить ее обманным путем, не заплатив?!.

В голову пришла неприятная мысль. Этомогло быть причиной, что его дочь так вольна в дарении своих прелестей. Чтобы заглушить его подозрения и ослабить его хитрость...

Но использует ли отец даже в Соединенных Штатах свою дочь подобным образом?..

Ему хотелось бы знать наверняка, что увидела в нем Бет. Он не был молод или красив. Он только богат. Но она тоже богата.

Он не мог этого понять. Он был благодарен, ей, он не отказался бы от этого. Но не мог это понять.

Он отошел от телефонов и прошел через голубой вход, представлявший собой выложенную голубой плиткой дорожку, окруженную прохладными зеленоватого цвета бассейнами, полными маленьких рыбок, со всех сторон огороженными высокими и широкими барьерами голубого цвета. Пройдя через вход, он оказался в задней части отеля с тремя лифтами для удобства приходивших с пляжа. Менло поднялся на седьмой этаж, прошел казавшимися бесконечными коридорами в свой номер. Ему уже вернули темный костюм хорошо вычищенным и отутюженным. Так же как и выстиранные сорочки из прачечной. Новые носки и белье, купленные в магазине отеля этим утром вместе с каштанового цвета плавками, сложены в бельевом ящике шкафа. Он принял душ, оделся, проверил, заперт ли полный денег чемодан, лежащий на гардеробе, не пытались ли открыть гардероб и чемодан, и только потом покинул номер.

Выходя из лифта, поинтересовался у лифтера, как пройти в номер “Д”. Ему посоветовали держаться правой стороны. Он так и поступил. Холлы на этом этаже выдержаны в пастельных тонах, гораздо менее ярких, чем на плебейских, внизу. И гораздо спокойнее по тону. Он долго шел, прежде чем обнаружил дверь с буквой “С”. Повернув по коридору, подошел к номеру “Д”.

На стук Менло дверь открыл джентльмен средних лет, который не мог быть никем иным, кроме как американским бизнесменом. Или, возможно, шведским, швейцарским или скандинавским, но в любом случае — капиталистическим бизнесменом.

— Мистер Менло? — спросил он.

— В данный момент меня зовут Огюст. Джон Огюст. Вы Ральф Харроу?

— Да. Входите.

У дочери на двенадцатом этаже номер состоял из двух комнат. Сколько комнат имелось в этом номере, можно было только догадываться. Харроу провел его через фойе в большую гостиную. Прямо перед ним французские двери выходили на террасу. Двери по обе стороны вели в иные части апартаментов.

— Садитесь, — предложил Харроу. — Выпьете?

— Может быть, виски... И воды.

— Отлично.

Длинный диван в центре комнаты обшит белой кожей. Кофейный столик с мраморной столешницей, стоявший возле дивана, покрыт американскими журналами в ярких обложках, разложенными со вкусом веером так, чтобы можно было прочесть название каждого. Менло сел на диван, ощущая, как из подушек выходит воздух, и осмотрелся. Когда все его трудности будут преодолены, он тоже получит подобный номер.

Харроу принес виски и воду вместе с выпивкой для себя, сел на противоположном конце дивана.

— Моя дочь сообщила, что вы отобрали статуэтку у Виллиса.

— Если так можно выразиться, — улыбнулся Менло. — Фактически он никогда ею не обладал.

— В таком случае вы поразительный человек. Виллис не произвел на меня впечатления человека, у которого можно что-то отобрать. Хорошо. Но вы здесь не поэтому. Понимаете, однажды я уже заплатил за статуэтку. Не так ли?

— Я понимаю.

— Пятьдесят тысяч. У Виллиса эти деньги должны быть при себе. Вы хотите сказать, что вы их не получили?

— Нет, не получил. Может, недосмотрел.

— Бет сказала, что у вас имеются деньги. И немалые. Наличными.

— Совершенно из другого источника, уверяю вас.

Харроу от этого заверения отмахнулся.

— Суть в том, что я уже заплатил за эту чертову штуку. Мне не нравится сама мысль, что нужно платить дважды.

— Ваша дочь не объяснила мои условия?

— Нет, не объяснила.

Менло быстро изложил их. Безопасное место для его денег. Необходимые документы, позволяющие объяснить его присутствие где-либо, если возникнет такая необходимость.

— И последняя просьба. Один из моих зубов запломбирован, внутри пломбы находится небольшая капсула с ядом.

— Я не верю... Я...

—Да?

— Я не ве... За каким чертом?!

— На прошлой моей работе считалось, что при определенных обстоятельствах мне лучше самоликвидироваться. Я как-то не верю, что впредь это будет необходимо.

— Боже милостивый, приятель! Я... Что происходит, когда вы едите?

— При нормальном движении челюсти, когда жуешь, капсула не может быть раздавлена. Мне бы хотелось, чтобы какой-нибудь стоматолог удалил эту капсулу. Если сможете найти для меня зубного врача, не задающего лишних вопросов, то буду вам благодарен. В высшей степени благодарен.

— Полагаю, это можно устроить, — ответил Харроу, кивая. — Я поговорю со своим личным зубным врачом. Он хороший человек. Я знаю его уже много лет.

— Отлично. А другие условия?

— Никаких сложностей. Сначала мы сделаем для вас документы, а потом пристроим деньги. Некоторую сумму вы, без сомнения, захотите инвестировать, вложить в какое-нибудь доходное дело. Затем вам понадобится счет для текущих расходов. Нет проблем.

— Очень хорошо.

— Но теперь я поставлю свои условия.

—Да?

Глаза Харроу внезапно засияли. Он наклонился вперед:

— Прежде чем идти дальше в наших делах, я хочу знать детали. Я хочу точно знать, как вам удалось заполучить статуэтку от Виллиса. И потом, какая, черт побери, у вас была работа, из-за которой вы вынуждены ходить с капсулой яда во тру?

— Понимаю, — улыбнулся Менло. Он совершенно позабыл необходимый факт о Ральфе Харроу. Этот человек был романтиком. Первое, что узнал о Харроу, когда услышал, как Паркер и Бет говорили о нем в Вашингтоне. В деловых вопросах Харроу был полным реалистом, но в остальном все же сохранял сильный налет романтизма. Ведь романтик, а не бизнесмен заплатил пятьдесят тысяч долларов за Плакальщика. — Я буду в, высшей степени счастлив рассказать вам все, — сказал Менло.

— Позвольте мне сначала налить вам еще.

— Большое спасибо.

Менло рассказал все, начиная с получения задания, кончая прибытием в Майами. При этом опустил в своем рассказе только интимные отношения с Бет Харроу и убийство старого полицейского. Он рассказал также о своей роли инспектора в Кластраве. Это заставило Харроу расспросить его о пятнадцатилетней службе, и карьере, и о последних этапах партизанской жизни во Вторую мировую войну. Прошел приблизительно час. Харроу все еще задавал вопросы, а Менло отвечал на них. Первого заворожила рассказываемая история, а второй, как и большинство людей, наслаждался вниманием слушателя.

Но в конце концов рассказ закончился. Харроу поблагодарил его за потраченное на рассказ время, заверив, что все, им просимое, будет выполнено.

— Теперь, мистер Менло... или мне следует называть вас инспектор Менло, а? По-моему, самое время взглянуть на Плакальщика. Статуэтку. Можете вы ее принести?

Менло ненадолго задумался, но у него не осталось никаких сомнений. Харроу можно доверять. Он допил виски и поднялся:

— Сейчас принесу.

— Благодарю вас. Я жду.

Менло спустился в свой номер, достал из чемодана Плакальщика. Завернул маленькую статуэтку в одно из банных полотенец, взятое из ванной комнаты, и отправился с ним к Харроу, зажав статуэтку под мышкой. Лифтер странно посмотрел на него, но промолчал.

Он снова постучал. И снова Харроу подошел к двери:

— Вы очень быстро обернулись. Это она?

— Да, она, — сказал Менло с поклоном. Харроу, взяв сверток, сразу же стал его разворачивать.

— Входите, — пригласил он. — Входите.

Он закрыл за Менло дверь, но продолжал стоять в фойе, разворачивая статуэтку.

Менло прошел мимо него в гостиную и увидел сидящего на диване Паркера с пистолетом в руке. Менло потрясенно глянул в лицо Паркера и действовал без колебаний. Он резко скривил челюсть вправо и сжал зуб с ампулой яда.

Загрузка...