36

Мадам Рестел встретила посетителей в гостиной роскошного особняка на Пятой авеню. Она попросила служанку проводить Венецию в спальню, а сама отправилась с Янси в кабинет на первом этаже, чтобы обсудить некоторые детали. Два нанятых бандита, словно тюремщики, охраняли прихожую.

Венеция оглядела большую комнату, затянутую нежно-голубой парчой, и подошла к окну. Ей почти не было страшно: никто не откажется получить сто тысяч долларов за то, чтобы не делать порученную работу. Она услышала, как открылась дверь, и замерла, Приготовившись увидеть самую знаменитую женщину Нью-Йорка.

— Вы отлично выглядите, мисс Брэддок, — раздался за ее спиной бархатный голос, такой знакомый, что у Венеции подкосились ноги.

Этого просто не может быть!

Венеция обернулась, вцепившись в тяжелый черный жемчуг. Хэзард стоял в тени, прислонившись к косяку. На нем было безупречно сшитое темное шерстяное пальто с бархатным воротником, отлично причесанные волосы блестели в неярком свете. Венеция была готова броситься к нему, но ее радость мгновенно растаяла под его холодным взглядом. Почему он так смотрит на нее? И как он ее нашел?.. Господи, что он мог подумать?!

— Откуда ты узнал, что я здесь? — прошептала она. Более неудачное начало для разговора трудно было придумать.

Хэзард презрительно поднял бровь.

— Это единственное, что тебя интересует? Мне обо всем рассказала твоя мать.

— Но как ты нашел это место? — Руки Венеции бессильно упали, она не могла выносить его холодного презрительного взгляда.

Хэзард усмехнулся.

— Доходы мадам Рестел исчисляются шестизначными цифрами, и она ни от кого не прячется, живет на широкую ногу на Пятой авеню. Ее не столь уж трудно отыскать. И потом, я уже бывал здесь раньше. — Увидев недоверие на лице Венеции, он снисходительно пояснил: — Мадам Рестел отлично знают в высшем свете Бостона. Ты же, надеюсь, не считаешь себя единоственнои дочерью богатых родителей, которой довелось побывать в этом доме?

Венеция задохнулась от негодования. Она сразу вспомнила слова Янси о том, что Хэзард теперь проводит ночи в объятиях Розы.

— Ах, вот в чем дело! Мне следовало догадаться…

— Это не то, о чем ты подумала, — резко оборвал ее Хэзард. — В отличие от тебя я очень дорожу своими детьми. Я побывал здесь лишь однажды с Корнелией Дженнингс и ее подругой. Муж этой подруги отказался признать будущего ребенка своим, так как он довольно долго путешествовал по Европе.

Венеция вдруг страшно смутилась, услышав это короткое объяснение.

— Я… — она судорожно сглотнула. — Прости меня… Сердце ее пронзила острая боль. Он все-таки приехал!

Проделал весь этот долгий путь из Монтаны… Но почему он так отчужденно держится? И почему столько времени не давал о себе знать?

Хэзард неожиданно оттолкнулся от косяка и вышел из тени своей упругой легкой походкой. Теперь стоящая у окна лампа ярко освещала его. Он выглядел сейчас очень богатым светским человеком и все-таки удивительно отличался от всех остальных. Венеция в который раз подумала, что он просто бесовски красив.

— Здесь Янси со своими головорезами. Как тебе удалось пробраться незамеченным? Ведь они охраняют дверь…

— Я знаю. — В ее голосе он расслышал тревогу, но ни на секунду не усомнился в том, что она боится за себя, а не за него. — Я прошел через дверь, которая выходит на террасу. Я сказал мадам Рестел, что я твой возлюбленный с разбитым сердцем… И заплатил ей двадцать тысяч долларов золотом, чтобы увидеть тебя.

— Почему?

— Потому что при цифре «десять» у нее не дрогнули даже ресницы, а при цифре «пятнадцать» на губах появилась понимающая улыбка. Отцовство стоит дорого. — Хэзард подумал, что заплатил и больше, если бы потребовалось. Он привез с собой столько золота, что хватило бы снарядить целую армию.

— Нет, я спрашиваю, почему ты все-таки приехал? Ты так долго выжидал…

— Можешь отнести это на счет моего желания все-таки стать отцом, — улыбка Хэзарда напоминала волчий оскал. — И я удивительно удачно выбрал время, не правда ли? Потому что ты, судя по всему, явно передумала становиться матерью.

Венеция снова покраснела от стыда и торопливо произнесла:

— Это совсем не то, что ты думаешь, Джон!

— Откуда тебе знать, о чем я думаю? — Хэзард ответил ей с такой злобой, что Венеция невольно отступила назад. Он возвышался над ней, как скала, и от всей его высокой гибкой фигуры веяло угрозой. — Но если вам и вправду так интересно, мисс Брэддок, то на самом деле я думаю о том, что это и мой ребенок тоже. И я не позволю вам от него избавиться!

— Джон, прости меня, — прошептала Венеция, ее глаза вдруг наполнились слезами, нежные губы задрожали, но Хэзард сурово молчал, изо всех сил стараясь не поддаться чарам этих огромных умоляющих глаз. — Ты ошибаешься… Я бы никогда… Ты не понимаешь…

— Только не говори мне, что кто-то заставил тебя пойти на это! — грубо оборвал ее Хэзард, бушующая в нем ярость помогала ему сопротивляться ее очарованию. — Заставить можно кого угодно, только не тебя. Ведь ты же — воплощение независимости, ты никогда и никому не желала подчиняться. Признайся же, что ты просто не захотела оставить моего ребенка.

— Нет-нет, это неправда! Как ты только мог так думать? — И тут чувства захлестнули Венецию. Страшные недели, когда она считала его мертвым, рассказы Янси о том, что он променял ее на Розу, разрывающие душу, отчаяние — все это осталось в прошлом. Хэзард стоял перед ней живой и здоровый. — Ты и в самом деле жив! — зарыдала она. — Ты жив…

Венеция не замечала ни того, что плачет, ни того, что дрожит как в лихорадке, зато Хэзард заметил все. Но он решил, что никогда больше не поверит спектаклям, которые способна разыгрывать эта женщина.

— Я жив, но не благодаря тебе, детка! — прорычал он. — Хотя должен признать, тебе почти удалось убить меня. — Воспоминания об ужасных днях, проведенных под землей, когда он не знал, сможет ли выбраться из каменного мешка, еще больше укрепили Хэзарда в решимости не обращать внимания на слезы Венеции и на ее отчаяние.

Прозвучавший в отдалении звон дверного колокольчика напомнил ему о времени. Мадам Рестел обещала, что им никто не помешает, но Хэзард не знал, насколько ей можно доверять.

— Нам пора, — бесстрастно произнес он. — Мы уезжаем. Надеюсь, мне не придется унести тебя отсюда на руках.

— Куда мы едем? — пробормотала Венеция, чувствуя странное оцепенение. Она боялась Янси, его головорезов, боялась за жизнь Хэзарда.

— В Монтану, куда же еще? И поторопись.

— Почему ты мне не написал? — неожиданно спросила Венеция. Она вытерла слезы рукой и прямо посмотрела ему в глаза. — За все эти недели ты ни разу не написал мне!

— Я был под впечатлением от твоей потрясающей записки. Мне показалось, что ты не заинтересована в переписке со мной, — холодно объяснил Хэзард, пристально глядя ей в лицо.

— Какой записки? — Венеция изумленно уставилась на него.

Губы Хэзарда изогнула насмешливая улыбка.

— Потрясающе, дорогая! Я покорен твоим талантом. Ты просто настоящая актриса. И удивления на лице ровно столько, сколько нужно. Но ведь ты всегда отлично справлялась со своей ролью, правде же, биа?

Произнеся последнее слово, Хэзард тут же пожалел об этом. На него нахлынули воспоминания об одинокой хижине в горах, и ему потребовалось приложить усилие, чтобы больше ничего не вспоминать. Недовольный собой, Хэзард резким жестом подхватил с кресла элегантную накидку Венеции.

— Неужели ты забыла о записке, любовь моя? — сухо сказал он. — Той самой записке, которую ты написала накануне нападения Янси?

— Я никогда не писала никакой записки! — в отчаянии воскликнула Венеция. — Клянусь тебе! Ты можешь мне ее показать?

— Мне как-то не захотелось оставлять ее на память.

— И все-таки я попытаюсь доказать, что это не я писала. Смотри, я напишу несколько слов…

— Забудь об этом, красотка. Теперь это не имеет никакого значения, — нетерпеливо оборвал ее Хэзард. — Одевайся.

— Джон, я уверена, что могу все объяснить…

— Не стоит так суетиться, Венеция, — заметил Хэзард, набрасывая накидку ей на плечи. — Я не в настроении выслушивать всякие небылицы. Я долго ехал сюда из Монтаны, а обратное путешествие будет еще тяжелее, учитывая тот факт, что за нами наверняка пустят погоню.

— Так, значит, мы возвращаемся, — прошептала Венеция, и ее глаза вдруг засияли от счастья.

Они сказали ей, что Хэзард умер, но он жив. И теперь ничто больше не имеет значения. Все остальные проблемы можно решить.

Венеция протянула к нему руки, но Хэзард резко отстранился.

— Я приехал не за тобой. Мне нужен мой ребенок. Я хочу, чтобы он родился на земле абсароков. К сожалению, я не могу получить ребенка без тебя, но после его рождения ты будешь абсолютно свободна. — Его глаза казались холодными и пустыми, голос звучал абсолютно бесстрастно. — А пока я буду за тобой присматривать. И очень внимательно.

Венеция вздохнула. Она была глубоко оскорблена.

— Ах, вот как обстоят дела…

— Именно так.

Сейчас с ней говорил вождь абсароков — властный, не желающий идти на компромиссы. Он подозревал ее в самых страшных грехах, и это было просто невыносимо.

— Могу ли я высказать свое мнение? — Венеция не могла смириться с тем, что они снова оказались у исходной точки, вернулись к тому, с чего начинали.

— О нет, с меня довольно. В последние месяцы я достаточно усердно исполнял все твои желания. Чтобы заново открыть шахту, потребуется несколько недель тяжелого, изнурительного труда. Я не буду упоминать о твоей попытке укоротить мне жизнь. Вероятно, я вел себя как дурак, но теперь с этим покончено. Я подвел черту и больше мучеником быть не намерен. Пусть ты не хочешь моего ребенка, но он нужен мне.

Венеция открыла было рот, чтобы возразить, но Хэзард не дал ей сказать ни слова.

— Не беспокойся, я не собираюсь держать тебя дольше, чем это будет необходимо. Ты сможешь уехать, как только родишь ребенка. В деревне я всегда найду кормилицу. И тут Венеция возмутилась. Его самоуверенность, властность, привычка командовать ужалили ее, как это бывало всегда.

— Значит, я для тебя всего лишь кобыла хороших кровей? Так? — тихий голос Венеции сочился ядом.

Хэзард посмотрел на нее сверху вниз, и на его бронзовом лице не дрогнул ни один мускул:

— Я этого не хотел. Ты сама так поступила. Твоя записка была весьма красноречива.

— Черт тебя побери! Я не оставляла никакой записки.

— Значит, ее оставила какая-то другая женщина по имени Венеция.

Сарказм в голосе Хэзарда глубоко ранил молодую женщину.

— А что, если я не позволю выбросить меня прочь, как ненужную вещь, когда родится ребенок? Что, если я не уеду? — с вызовом воскликнула она.

Венеция ожидала гневной отповеди, но ошиблась.

— Я уверен, что ты предпочтешь уехать, — бесстрастно ответил Хэзард. — Ты больше не будешь первой женой, биа. А если быть откровенным, участь второй жены весьма незавидна.

— Второй жены? — Венеция повторила это так тихо, что Хэзард едва расслышал. Ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы не зарыдать, не наброситься на него с кулаками, не упасть в обморок. Вместо этого она довольно спокойно произнесла: — Стоит ли мне спрашивать, кто будет первой?

— Я думаю, не стоит. Голубой Цветок воспитает моего ребенка. Помолвка состоялась три недели назад.

Эти слова как будто повисли между ними.

Их разделял всего лишь шаг, но Хэзард с тем же успехом мог стоять на другом конце земли, настолько холодным и равнодушным он выглядел.

— А что, если я соглашусь стать второй женой? — глаза Венеции казались огромными синими озерами на побледневшем, осунувшемся лице.

— Ты изменишь свое решение, как только поживешь некоторое время в индейской деревне. Подумай, Венеция, там нет ничего такого… — Хэзард с отвращением оглядел комнату. — Никакой голубой парчи, никаких пуховых перин и кроватей из черного дерева, никаких слуг. И оранжерейных цветов у нас в Монтане нет. Как же ты выживешь?

— Я прекрасно выжила в вигваме в летнем лагере! — Венеция почувствовала комок в горле.

— Это было недолго, и ты очень хорошая актриса. Не думай, что меня дважды можно поймать на одну и ту же удочку.

— Я не играла, будь ты проклят!

В ней на мгновение проступило что-то от прежней Венеции, хотя голос ее звучал еле слышно. Зато Хэзард говорил ясно, отчетливо, спокойно, словно они спорили о цвете ленты для чепца.

— Ты говоришь, что была со мной честной, я говорю, что ты играла роль… Мы в тупике, из которого нет выхода. Но главное — нам пора выбираться отсюда. У нас еще будет время, чтобы обсудить наши разногласия. Сколько месяцев тебе придется провести в Монтане?

— Иди ты к черту, Джон Хэзард! — на глаза Венеции навернулись слезы, в горле стоял удушливый комок отчаяния.

— Благодарю вас, мэм, но там я уже побывал, — губы Хэзарда превратились в тонкую полоску: он снова вспомнил свои страдания в заваленной шахте.

— А ведь ты меня боишься, — вдруг сказала Венеция: ей показалось, что она заметила маленький изъян в его сверкающих доспехах.

— Ты ошибаешься, — откликнулся Хэзард, подходя к окну. — Я никого не боюсь… И меньше всего тебя, детка. — Он погасил лампу, раздвинул занавески и открыл окно. — А теперь подойди сюда, сядь на подоконник, и я спущу тебя вниз. Быстрее, биа, быстрее.

Венеция подошла к нему.

— Я тебе еще не все сказала…

В ее душе росла уверенность — вопреки его жестоким язвительным словам, вопреки обстоятельствам, вопреки всему на свете. Но мысли Хэзарда были сейчас заняты только их отъездом, поэтому он с отсутствующим видом ответил:

— Я тоже тебе еще не все сказал, биа. У нас впереди пять месяцев. — Хэзард прыгнул через подоконник, обхватил ее за талию и аккуратно опустил на землю.

Загрузка...