ПЛАН «Б»

Глава 1. Долги наши тяжкие

Прежде жизнь Таты напоминала праздник. Бабушка вела хозяйство. Мама и Вадим присылали деньги. Папочка, осознав ошибки, аккуратно выполнял родительские обязанности и даже подбрасывал «на булавки». В отсутствие забот и тревог оставалось только учиться, развлекаться, да подколдовывать по мелочам. «Хочу нравиться мужчинам. Хочу находиться в центре внимания. Хочу, чтобы со мной все хотели дружить, танцевать, всегда приглашали на вечеринки …» — список желаний состоял исключительно из собственных потребностей. О том, что отпущенный свыше волшебный дар можно/нужно тратить на решение чужих проблем Тата заподозрила лишь после смерти бабушки.

Отец появился в доме через две недели после похорон. Вошел, поцеловал в щеку и объявил с порога:

— Поживу с тобой.

«Он понимает, как мне тяжело и хочет помочь, поддержать», — подумала Тата и ошиблась. Папенькой двигала иная мотивация. За ужином, не отрывая взгляд от телевизора, он небрежно уронил:

— Я сейчас на мели, поэтому денег на хозяйство дать не могу. Покормишь меня?

Детское обожание и юношеская обида давно остались в прошлом. Сейчас Тата относилась к отцу ровно и приветливо. Не более. Наверное, поэтому озвученная безапелляционным тоном просьба вызвала глухое раздражение: «Он не спросил, хватает ли мне самой на жизнь». Однако отказывать было неудобно, и она ответила:

— Да.

Три недели Тата готовила на двоих, одна убирала в квартире, игнорируя, звучащий в мозгу ехидные реплики Внутреннего Голоса вроде: «Папочка хорошо устроился, нашел себе служанку…»

Кстати, о Внутреннем Голосе…

Раньше Тата почти не обращала внимания на то, что в мозгу, как бы сами по себе, без ее воли и участия, то и дело звучали различные советы, приказы, комментарии. Однако после похорон тон и лексика фраз разительно изменились. Без бабушки Внутренний Голос распоясался, стал язвительнее, безжалостнее и вякал, буквально, по всякому поводу.

Но в данном случае, замечание было справедливым. Папочка явно загостился. Пора и честь знать.

— Папа, мне уже легче, — когда терпение закончилось, сказала Тата. — Ты можешь возвращаться к себе.

Отец сделал надменное лицо:

— Ты не поняла. Я вернулся совсем.

— А эта твоя …ну…

— Мы расстались. — Предваряя следующие вопросы, отец поделился планами: он ушел от своей пассии навсегда. Жить, намерен в «хоромах», а свою квартиру будет по-прежнему сдавать в аренду.

Тата возразила:

— Здесь ты жить не будешь!

— Почему? Неужели я тебя стесняю?

— Не надо мной манипулировать. Квартирный вопрос мы выяснили шесть лет назад.

За время отсутствия папочка подрастерял хваленое хладнокровие и заорал:

— Гадина! Мерзавка! Как ты с отцом разговариваешь?!

— Папа, — Тата глубоко выдохнула, пыталась совладать с собой, — перестань кричать. Терпеть подобное обхождение я не намерена!

На этом первая ссора закончилась. Следующие тоже не привели к желанному результату. Однажды, придя из университета, Тата увидела ужасную картину: вдрызг пьяный отец лежал посреди гостиной на полу, раскинув руки и ноги, в луже мочи. Дрожащей рукой она потянулась к телефону:

— Вадим, только маме не говори…Что делать?

— Проспится, гони в шею, — приказал отчим. — Замки поменяй. Пригрози пожаловаться в милицию. Не уймется, я приеду.

— Как вы? — Тата сменила тему.

— Да, так, неважно…

Оказывается, банк, в котором хранились сбережения Барбары, на грани банкротства. У самого Вадима с деньгами тоже полная неопределенность. Компании пришлось выплатить крупную неустойку, это здорово ударило по бизнесу. В кондитерской также упали продажи.

— У нас какая-то черная полоса. Так что ты с деньгами аккуратнее. Ладно? — попросил Череда.

— Ладно, — ответила Тата и, огорченная, набрала номер лучшей подруги. Хотелось пожаловаться, но, эфир поперхнувшись треском, вклинился в чужой разговор.

— У Татки сейчас сплошные проблемы, — лучшая подруга делилась информацией с общей знакомой. И, добрая душа, вкладывала в каждое слово столько яду, что хватило бы на приличный террариум. — К ней папочка переехал. Вроде бы даже навсегда.

— Ну, да?!

— Не исключено, что он потребует раздела квартиры через суд. Если дело выгорит, то наша богатенькая невесточка останется без шикарной хаты.

— Но половина-то ее?

— Конечно. Но половина-то тю-тю. Представляешь, какой конфуз ее ждет. И это еще не все.

— Рассказывай, не томи!

— У матушки Таты проблемы с деньгами. Дождик из зелененьких становится все скуднее.

— Неужели, «прынцессе» придется идти вкалывать, как всем нам, простым смертным?

— Избави Боже! До диплома ни-ни.

— А с личной жизнью как? Все по-прежнему?

— Да, осенью свадьба.

— Неужели ничего сделать нельзя?

— О чем ты говоришь! У нее деньги, квартира, а меня за душой гроша ломаного нет. Я нашего общего любимого очень даже понимаю.

— Но вы же все равно встречаетесь?

— Изредка. Раз-два в неделю.

— Как его на вас двоих хватает?

— Кобелина еще тот.

Тата нажала на рычаг. От обиды перехватило дыхание. Но слез не было. Голова работала четко и ясно. Что случилось с ее красивой праздничной жизнью? Почему навалилось вдруг столько проблем? Ведь прежде в личной вселенной все находилось в равновесии и гармонии.

Бабушка говорила: в жизни человека все хорошо, пока он следует своему пути. Однако стоит свернуть в сторону и шаг влево-право расценивается, как попытка к побегу. И наказывается. Раз так, то предательство жениха и лучшей подруги, финансовые неурядицы мамы и Вадима, притязания папы явно указывали на необходимость подкорректировать выбранный курс.

Но что именно требовалось изменить?

Тата учинила строжайший аудит всем свершениям и чарам, и не обнаружила отклонений. Поступки соответствовали нормам общественной и личной морали, чудеса были идеально сбалансированы. Следовательно, возникшие проблемы имели другие корни.

— Думаешь, если ничего плохого не сделала, то и наказывать тебя не за что, да? — с подковыркой спросил Внутренний Голос.

«Да», — ответила Тата.

— Наивная ты моя.

«Неужели я наказана за несовершенные поступки?»

— Вполне возможно.

«Как это?»

— «Думай сама».

Спустя неделю ситуация прояснилась.

Тата готовила угощение на бабушкины сороковины и вдруг замерла, словно громом пораженная. Скорее всего — пришло понимание — устоявшийся порядок ее жизни был создан бабушкой. И без поддержки начал превращаться в хаос. Аналогичным образом регулировалось благополучие и мамы с Вадимом. И даже папы.

«Что же мне теперь принимать от бабушки эстафету?» — Тата испугалась. Ей совсем хотелось мирить отца с его подругой, поддерживать финансовые возможности банка Барбары, вести к высотам капитализма компанию Вадима и направлять в мамин магазин покупателей. Не было ни малейшего желания улаживать и бесконечные неурядицы, которыми полнятся чужие жизни. Вернее, можно было в случае острой необходимости посодействовать близким один, два, ну, три-четыре раза. Взвалить же на себя постоянную ответственность — увольте. Слишком большая это морока и слишком явная несправедливость по отношению к ней.

Тата опустилась на табуретку. Недоуменно уставилась на руки. Чем они занимаются в крошеве овощей? А, салат…

«Я буду контролировать порядок только в собственной жизни. Остальные как-нибудь устроятся сами», — решение долго искать не пришлось.

— Ты сможешь равнодушно относиться к бедам родных и не принимать близко к сердцу их проблемы? Ответь только честно, как на духу, — поинтересовался Внутренний Голос.

«Не знаю».

— Тогда тебе придется выбирать между беспокойством и опекой.

«Но их много, а я одна. Разве честно взваливать на мои плечи ответственность за всех?»

— А кто взваливает-то?

Действительно, обвинять было некого.

«Но меня же проучили за что-то…»

— Это ты так решила. На самом деле все может быть совсем не так и тебя никто не наказывал.

«Ты хочешь сказать, что бабушка была не права?! Не смеши меня!»

— Подумай сама: не произошло ведь ничего страшного. Так бывает: банки лопаются, магазины закрываются, бывшие инженеры остаются без работы, а квартирный вопрос берет за горло. Все это называется реальность и ты с ней в кои веки, наконец, столкнулась.

«Значит, мне не обязательно становиться берегиней? Если честно, я с ужасом представляю себя в этой роли. Мне не хочется заботиться о других, не хочется предотвращать и исправлять чужие ошибки. Опека занимает бездну времени и энергии. И, главное, никогда не заканчивается».

— Ты свободна в своем выборе. Твоя жизнь — ты и решай. Бабушка по своей воле поддерживала семью и с помощью чар улучшала хорошее и нивелировала плохое. Ты с тем же правом можешь, как подхватишь эстафету, так и самоустранишься.

Наспех вытерев руки, Тата достала из письменного стола записи, которые вела в пору ученичества. Где же нужное место? Вот…

«Многие молодые волшебники входят в мир чар со своими старыми, немагическими взглядами, выработанными в обычном социуме. Однако чародейство — особая сфера. Здесь, к примеру, трудно установить грань между «мое» и «чужое», так как сверхординарные возможности подразумевают и незаурядную меру ответственности.

К сожалению, принимая первое, маги часто отвергают второе, создавая, таким образом, внутренне противоречие между «могу» и «хочу». Для людей подобный коктейль из желаний, комплексов и эмоций чаще всего безопасен. В магии же, отражающей сущность личности, внутренняя борьба, усиленная волшебством, выходя во внешний мир, приводит к тяжким последствиям. Причем, страдает и мир, и маг. Как минимум, за отсутствие внутренней гармонии и целостности, чародею приходится платить истощением потенциала. Как максимум, если противоречие слишком велико, не исключен и летальный исход.

Однако риск этот можно устранить довольно простым способом. Надо лишь изменить восприятие действительности. Маг может и должен корректировать свою личность. Постоянное духовное развитию (включая гармонизацию личности и постоянное познание) является не абстрактным благим пожеланием, а рабочим навыком. Впрочем, выработка и развитие гибкого логического мышления, критичности, адаптивности к новому делает сильнее и увереннее каждого человека, вне зависимости от способностей».

Телефонный звонок заставил прервать чтение.

— Здравствуй, Тата.

Ну и дела, объявилась подруга отца

— Как Михаил?

— Плохо. Выпивать стал.

— Он же всегда меру знал!

— Знал, да забыл. Вам-то, собственно, какая разница? Вы же расстались. Или …

— Не знаю. Передай, я звонила.

— Ладно.

Тата удивленно покачала головой. Она еще не до конца разобралась в себе, а вселенная уже двинулась на встречу? Или это совпадение? Какое там. Через неделю отец съехал. Вскоре позвонила мама.

— Банк нашей Барбары выкарабкался, и она на радостях даже кольцо с бриллиантом себе купила. Я новые пирожные запустила в продажу, теперь от покупателей нет отбою. У Вадима тоже дела пошли на поправку.

— Вот и хорошо.

Все уладилось. Но не само собой. За мгновение до звонка папиной подруги Тата, тяжело вздохнув, обреченно подумала: «Зачем я читаю прописные истины, зачем морочу себе голову? Надо, значит надо. Кто, если не я? Никто! Кто-то же должен! Не хочется, ясное дело. А придется! Я же их люблю. Даже папу!»

Глава 2. Мужчины и годы

Следующие три года стали для Таты школой жизни. Она училась профессии, взаимодействию с коллегами, начальством, подчиненными, которые вскоре появились, и получала по этим «предметам» исключительно хорошие оценки. А вот хитрая наука отношений с мужчинами, к сожалению, ей ни как не давалась.

Первый серьезный урок преподнес Андрей.

Узнав, что жених спит с лучшей подругой, Тата сразу же уволила обоих. Однако Андрей со временем вымолил прощение и даже уговорил ее сходить в ЗАГС. О чем Тата пожалела очень быстро и очень сильно, так как официальный статус обострил в любимом настойчивую, можно сказать, навязчивую идею устроить дела за ее счет.

Едва переехав, дражайшая половина возжелала быть занесенной в акт о приватизации «хором».

— Нет, — отказалась от сомнительного мероприятия Тата.

— Почему? Нежели, ты мне не веришь?

— Представь себе, не верю.

Подозрительность — болезнь хроническая. Заразившись, вернуться к святому неведению и искренности, ох, как трудно. Тата даже не пыталась. Обжегшись на молоке, она старательно дула на воду.

— Ты не права, — не обиделся Андрей, — я стою доверия.

Врал. Ничего муженек не стоил.

Как-то Тату остановил сосед, и, явно смущаясь, выдал:

— Таточка, прости Бога ради. Не подумай, будто я навязываюсь или лезу, куда не следует, но я тебя с детства знаю…

— В чем, собственно, дело?

— У вас проблемы с деньгами?

— Не понимаю, — удивилась Тата.

— Я недавно встретил у подъезда некоего субъекта. Личность, между прочим, подозрительнейшая. Дает копейки, — от беспокойства сосед говорил торопливо и не связно. — А я бы не поскупился…

— Кого вы видели, я не поняла?

— У вас в доме был оценщик. Он жулик, бандит. Если вы продаете что-то из обстановки, я с удовольствием куплю.

От былого великолепия в доме осталась: стильная ореховая горка, заполненная коллекцией мейсенского фарфора середины 18-го века; зеркало старинное необычной формы и кабинетный дубовый гарнитур. Горка и гарнитур — середина 19-го века, работа известного мастера Нащекина — особых эмоций у Таты никогда не вызывали. А вот зеркало и фарфор она обожала. Огромное, чистой воды венецианское стекло обрамлял венок из резных виноградных ветвей. Три птички клевали ягодки, десять жучков выглядывали из-под листьев. Оправа крепилась к т-образным перевернутым лапам в виде крепеньких купидонов, сидящих верхом на огромных лохматых псах. Тельца ангелочков служили поддержкой зеркальной глади, туловища собак обеспечивали устойчивость сооружению.

Статуэтки стоили отдельного разговора, очень приличных денег и воспоминаний детства. С фарфоровым народцем с попустительства бабушки, тайно от деда — владельца коллекции — Тата играла в сказки, когда была маленькой.

Так или иначе, расставаться с мебелью и статуэтками она не собиралась. О чем и заявила соседу, а потом и милому, когда через пару дней, изобразив внезапное озарение, он предложил:

— Если продать кое-что из этого барахла, можно начать свой бизнес.

— Это не барахло, а антиквариат, — поправила Тата.

— Какая разница?

— Нет.

— Что — нет?

— Все — нет!

— Тата, ну, послушай, — муж взялся за дело всерьез, — сейчас такое время, люди делают состояния, деньги валяются прямо на полу.

— Вот и поднимай.

— Мне нужен стартовый капитал. Что ж сидеть на богатстве, пахать на чужого дядю и зарабатывать копейки! Давай продадим мебель, фарфор. Я все верну, обещаю.

Жадность придавала речам мужа убедительность. Еще бы. Ведь суммы, о которых шла речь, поражали воображение нолями. Стеклянные барышни и кавалеры тянули на новый «мерс». За зеркало можно было год содержать собственную фирму.

Однако, удовлетворять мужние амбиции Тата не желала. Зарабатывала она прилично, браком не дорожила, а главное считала: «Хочется человеку машину и фирму? Бог в помощь. Пусть зарабатывает!»

Андрей предпочел более легкий путь.

Однажды Тата обнаружила пропажу. Исчезли фарфоровая рыжеволосая девчонка в пышной юбке с лохматой собачонкой в руках и блондинистый менестрель в окружении нарядных дам.

— Где? — спросила Тата. — Где статуэтки?

— Продал! — заорал муженек. — Черт возьми, мне позарез нужны деньги!

Нападение — лучшая форма защиты. Истина старая, как мир. И как война.

— Мне угрожали, у меня не было другого выхода, — оправдывался супружник. Слова воняли ложью.

Тата неожиданно поняла, что понимает, о чем думает муж и поморщилась. Мало того, что мысли сами по себе были отвратительны, процесс проникновения в чужое сознание доставлял мало удовольствия. Мысль — вещь интимная, как прокладка или тампон. Догадываться какова она — одно дело. Знать — другое. А уже чувствовать — бр-р-р! — третье.

— Не оправдывайся, — уронила горько. Сердце зашлось от печали. Умение читать мысли, объяснила когда-то бабушка, приходит не от хорошей жизни. Проницательность является наградой за принесенных в жертву коровок, за развенчанные и разменянные на обиды иллюзии. — Ладно, — добавила уже спокойнее и вышла из комнаты. — Словами делу не поможешь.

«Пронесло!» — возликовал Андрей. Он не надеялся на легкую победу и очень обрадовался смятению жены. Напрасно.

Тата предпочитала ставить над чужими «і» свои точки. Первым делом она выяснила, где сейчас статуэтки и целы ли деньги, которые получил муж. Затем сложила обстоятельства, таким образом, чтобы рыженькая и менестрель вернулись домой. И только после этого взялась за самое сладкое блюдо — месть.

Пока супруг радовался легкой победе и надеялся, что милая женушка рыдает в подушку, Тата достала ножницы, и порезала одежду мужа. Он был франт и перед свадьбой накупил всяческого брендового барахла.

Уничтожив последнюю пар носков, Тата отправилась принимать ванну и обдумывать вопрос: «Зачем я угробила на этого придурка целый год?» Действительно, зачем? Морально-этические качества милого-любимого оставляли желать лучшего и прежде. Порядочность вызывала сомнения априори. За каким, спрашивается, чертом, требовалось связываться с откровенным подлецом, изменником и вором? Чтобы убедиться в очевидном на собственной шкуре?

— А-а-а… — гулкий вопль наполнил квартиру.

Тата ухмыльнулась: «Сколько шума из-за пустяков». Она поднялась — негоже принимать бой, лежа, не та ситуация — запахнула халат и вышла.

— Ты что наделала, дура? — далее последовал поток нецензурной брани.

— Порезала твое тряпье!

— Зачем? В чем теперь ходить?

Два английских костюма, десяток рубашек, белье, свитера, туфли, ботинки, плащ, пальто, куртка превратились в груду лоскутов. Андрей замахнулся исковерканным серым ботинком. Глаза лезли из орбит…

— Я тебя убью, сука. Ты у меня сейчас получишь…

— Попробуй, — лезвие ножа, обычного, кухонного, но не менее опасного от того (большая часть бытовых убийств совершается данным предметом сервировки, а жены еще ворчат на мужей — поточи, да поточи) уткнулось буяну в грудь.

Тата приготовилась к разговору заблаговременно. Обычно она ножи в карманах не носила.

— Совсем рехнулась, — муж испугался, отступил. Причем настолько далеко, что после развода Тата его больше никогда не видела.

Следующим учителем-мучителем стал Игорь.

После развода Тата сменила имидж и место работы. Первый стал более романтическим, второе — оплачивалось и называлось куда лучше прежнего. Тут же выяснилось, что шеф подбивает клинья к своему новому финансовому директору.

«Почему нет? — спросила себя Тата. — Я — молодая, красивая, свободная. Что хочу, то ворочу».

И наворотила. Вляпалась в любовь, как в кучу дерьма на дороге.

Казалось бы, спи, с кем хочешь, развлекайся. Так нет! Чувства подавай, счастье вынь да полож! Нет бы, приглядеться внимательно, пораскинуть мозгами, прислушаться к народному гласу. Куда там. Широкие плечи, симпатичная физиономия, щедрость в разумных пределах застили глаза и ум.

Коллеги говорили:

— У него третья жена! Не пропускает ни одной юбки. По шлюхам таскается! С бандитами якшается.

Тата не слушала ни досужие мнения, ни Внутренний Голос.

— Врет твой Игорь, все врет, — докладывал советчик. И был прав. Из всего многообразия методов управления трудовым коллективом Татин любимый использовал самый приятный. Он брал на позиции топ-менеджеров исключительно красивых и умных женщин, спал с каждой какое-то время, потом затевал новый роман. При этом прежняя пассия могла, как уволиться, так и остаться в компании, пополнив, таким образом, гарем и команду остроконкурентных игроков.

К сожалению, правда дошла до Таты с изрядным опозданием. Да и то благодаря случаю.

Как-то, сидя в туалетной кабинке, она услышала чужой разговор:

— Наш вчера с приятелями опять всю ночь куролесил. Девок подобрали на бульваре, штук пять, и ко мне завалили.

— И что?

— Девок раздели, на пол положили, еду на них, как на стол, выставили, и давай обжираться.

— А потом?

— Потом суп с котом. Ты прямо, как маленькая. Можно подумать, не знаешь, что он потом вытворяет.

— Да, я не про потаскух. Тебе что-то обломилось?

— Как же.

Полилась вода, заглушая беседу.

— И что?

— Как обычно. Перекемарил час-другой и целую ночь спать не давал, всю измочалил. Кобель чертов!

— Не скажи, у меня в прошлый четверг, едва не оконфузился.

— С каждым бывает…

Тата с трудом проглотила, ставший в горле ком. Он сказал: «Ночь не спал, болели почки… дел много… неприятности…»

— Ты в курсе, что поблядушка его опять наотрез отказалась от премии. В благородство все играет, дура. За копейки и мозги сушит и пизду подставляет. По три раза на дню шляется к нему в кабинет, на потеху всему офису, королеву из себя корчит и не догадывается, что он уже глаз положил на другую.

— Ты тоже заметила?

— Не слепая.

— Эта Олька из отдела продаж — отпетая стерва. Сразу потребовала отдельный кабинет.

— Да уж…

Хлопнула дверь. Сплетницы покинули дамскую комнату. Тата — свое убежище. Она была в отчаянии. Подозрения подтвердились. У Игоря кто-то есть! Он перестал приезжать по выходным, отговаривался занятостью. Крайне редко наведывался вечерами, ссылаясь на обилие работы и усталость. Встречи происходили в основном в его кабинете, действительно, часто, утром, в обед и под конец рабочего дня.

Он звонил, бросал небрежно:

— Зайди!

Она неслась на крыльях своей любви, стараясь не думать про чужие косые взгляды и издержки бытия: жалкий комочек белья на полу, задранную выше пояса юбку, несколько торопливых телодвижений на столе в звенящих опасностью и возбуждением минутах. И напрасно. Думать, как известно, полезно.

Тата глубоко вздохнула, стараясь унять волнение. Как же теперь жить? Хорошо бы сойти с ума, но разве по заказу получится?

Тут, словно в насмешку, грянул звонок:

— Зайди! — попросил-приказал любимый.

Она глухо ответила:

— Не могу. Еду в налоговую.

— Жаль, — он положил трубку первым. И вскоре, оставив труды праведные, укатил с работы. Не один.

Тата не поленилась, проследила, проверила. Игорь увез обедать Ольгу — нового менеджера по продажам. В ресторане парочка покушала, пообжималась и отправилась на квартиру к Ольге. Безусловно, не готовить очередную сделку.

Тата тоже пошла домой. Страдать и готовить отмщение. Ей понравилось оставлять последнее слово за собой.

Вскоре она сообщила бывшему возлюбленному неприятную новость. Он либо платит отступное — деньги Игорь любил больше всего на свете — либо партнеры-уголовники или налоговая (на выбор) узнают о некоторых деталях ведения бизнеса.

Тата положила на стол, на котором еще недавно занималась сексом, папку с информацией.

— Что ты можешь, курица?! Ты не знаешь, с кем связалась!

Тата пожала плечами.

— Как финансовый директор фирмы я знаю все.

— Сука.

Игорь сидел бледный, растерянный, разоблачение грозило многими бедами.

— Сколько ты хочешь?

— А сколько стоят растоптанные надежды и полтора года моей жизни?

Это была лирика, не стоящая внимания.

— Назови сумму.

Она произнесла цифру. Он взвыл.

— Двадцать тысяч! Но деньги в деле, подожди хоть месяц.

— Не моя забота, — отрезала, — завтра — крайний срок.

Немалая материальная компенсация помогла не только утешить уязвленные амбиции, но и стала приманкой, на которую клюнул Олег.

Следующая большая проблема в жизни Таты притормозила у обочины, открыла дверцу белоснежного «Бентли» и предложила:

— Крошла, садись, прокачу.

«Да пошел ты…» — ответная фраза застряла в горле.

Едва, взглянув в синие, наглые, усмешливые глаза, Тата мгновенно позабыла обо всем на свете. Перед ней был самый настоящий ПРЫНЦ на белом коне. Прекрасный незнакомец между тем повторил:

— Так что, хочешь или нет?

— Хочу, — загипнотизированная звуками божественного голоса призналась Тата, плохо понимая, в чем идет речь.

— Отлично, тогда вали сюда!

Она послушно исполнила волю новоявленного повелителя и провалилась в очередной роман, как в бездну.

По трезвому размышлению, коего у Таты тогда не было в помине, Олег походил на сериального злодея-искусителя. Или рядового альфонса.

— Поживу у тебя, — сообщил он, оглядев «хоромы». — Хата ничего. Если продать приличный куш можно взять. И барахлишко в порядке. Ты тут одна обитаешь?

Красавец разгуливал по квартире голым, отчего Тата пускала слюни от вожделения и теряла остатки благоразумия. «Да. Живу одна. Хочешь, подарю все и квартиру перепишу», — позыв к неожиданной щедрости оборвал Внутренний Голос.

— Разве я похожа на хозяйку? — наглый советчик заговорил вслух. — А я тут сбоку припека, сторожу квартирку богатых родственников.

Синь в мужских глазах подувяла:

— Деньги у тебя, хоть есть?

Обилие новых дорогих вещей не позволило сказать: «нет». К тому ж решался основной вопрос современности — останется небожитель или исчезнет — поэтому Таты поспешно призналась.

— Есть, есть.

— Замечательно. Тогда мы идем сегодня в ресторан.

Полученных от Игоря двадцати штук хватило ненадолго. Когда деньги закончились, милый собрался на поиски нового счастья.

— Я без тебя пропаду. — Тата валялась в ногах, хватала за колени, целовала ботинки. Лохматая, в черных подтеках туши и алой кляксе размазанной помады, она даже самой себе была страшна.

— Прощай, — Олег перешагнул через нее в прямом и фигуральном смысле и скрылся. Умчался на своем «Бентли» потрошить другие кошельки и разбивать другие сердца.

Месть доставила Тате мало удовольствия. Но требовалось уплатить дань привычке и как-то ночью она подобралась к белоснежному авто, и оприходовала чудо-коня ломом. Потом под истошный вопль сигнализации она бежала по ночному городу, глотала слезы и думала, как просто жить на свете, когда никто никому не запрещает творить зло.

Утешал Тату после пережитых злоключений тридцатилетний аспирант Коля. Мизерная зарплата в средней руки университете, диссертация ни о чем, подработка за копейки курьером. Зато честный — не ограбит, добрый — не обидит, бескорыстный — не потребует ничего. В самый раз!

В квартире Коли на стене висела фотография: мальчик-зайчик, круглые щечки, школьная форма, октябрятская звездочка. И ясные глазки, в которых и тогда — первый раз в первый класс, не шевелись, сейчас вылетит птичка — и сейчас, разменяв третий десяток, отражалось та же обморочная растерянность перед сложностью бытия.

«Зачем он мне?» — думала порой Тата и не находила ответа. Однако, держалась за временщика изо всех сил.

В другое, более стабильное время, с таким Колей можно было худо-бедно жить. Спокойный, старательный, тихий, он был безвреден, как пища, приготовленная без соли и жира. В эпоху же развивающегося капитализма и обостренного феминизма божий одуванчик был обузой и только.

— Неужели я хочу слишком многого? — вопрошала небеса Тата.

Нет, элементарный анализ показывал: ее притязания не выходят за рамки среднестатистических потребностей. Рядовая 25-летняя служащая с ВО, без м/ж проблем, достаток средний плюс обычно хотела: любить и быть любимой; иметь рядом сильное плечо; жить в достатке, долго и счастливо.

— Может я неудачница?

На этот вопрос тоже следовало ответить «нет». Жизнь разворачивалась практически по типовому сценарию. Через разводы и романы с начальниками, альфонсами и великовозрастными инфантильными мальчиками-зайчиками прошло большинство подруг, коллег и знакомых. Так что считать личные проблемы неудачами не было малейших оснований. Подобная судьба стала явлением времени для молодых женщин начала третьего тысячелетия.

Тата выдержала Колю месяцев десять, затем плюнула, прогнала.

— Мы расстаемся, — сказала решительно, — сил моих больше нет смотреть на твою унылую рожу и слушать вечные жалобы!

— Почему? — искренне удивился милый: — Мы же дружно жили. Мне казалось, ты меня понимаешь. Мне просто не везет. Обстоятельства против меня…

— Не начинай, — оборвала Тата. — А то я тебя убью. Это тебе на память.

Нынешняя месть была мирной. Тата протянула Коле соску-пустышку. Тот с недоумением уставился на необычный подарок.

— Что это означает?

— Каждому — свое. Ты живешь, как младенец.

— Я делаю все, что могу!

— Надо больше! — отрезала Тата и села думать.

Первым на повестке дня встал самый популярный в мире вопрос, кто виноват? Тут долго размышлять не пришлось. Виноваты были мужики. Недостатков у бывших ухажеров хватало. Андрей был нетерпелив и жаден. Игорь привык только брать. Олег продавал себя, как шлюха. Коля боялся всего и всех. Однако, если быть справедливой, то и собственная персона заслуживала строгого порицания: «Я пожадничала, не поддержала Андрея, не помогла открыть собственное дело. Я боялась, что Игорь бросит меня, поэтому терпела кобелиные замашки. Я сама отдала Олегу деньги и купила секс. Сама не уходила от Коли, хотя презирала его за лень и апатию».

Неутешительные выводы обескуражили бы кого угодно. Но Тата рассудила так: мужикам Бог судья, что касается ее самой, то на лицо конфликт ожиданий и с этим надо что-то делать.

Подобные конфликты возникают, когда один из партнеров ждет от визави слов и поступков, которые сам ему предписал (вроде «если он меня любит, то должен…(далее по обстоятельствам)) и, не получив желаемое, испытывает горькое разочарование.

«Что греха таить, я надеялась, что ребята осуществят мои представления о любви и отношениях, а они реализовали собственные. Вот сволочи… — следующим рациональным моментом стало новое открытие. Оказывается, конфликты были неизбежны. Истинные мотивы своих кавалеров она изначально знала, но, тем упорнее прятала голову в песок и не замечала очевидного.

— Да, — легко согласился Внутренний Голос. — Умным и логичным твое поведение назвать трудно. Ты была в курсе корыстных настроений Андрея, но вышла за него замуж и иногда даже хотела родить ребенка. Ты видела, что представляет собой Игорь, и все же полтора года надеялась на чудо. Олег не скрывал, что спит с тобой из-за денег, однако ты ждала, что в альфонсе проснутся живые чувства и готова была терпеть унижение. Ну и шедевр бессмыслия: почти год прозябания с нелюбимым, ненужным, вызывающим только раздражение человеком.

«Да, уж, промашка вышла…» — вздохнула Тата и вдруг буквально на ровном месте создала мировоззренческую доктрину. Суть оной сводилась к следующему: ошибок, совершаемых человечеством, не так уж много. Если подсчитать, то «грабель», на которые люди систематически наступают, наберется пара десятков, от силы сотен. Тем не менее, за миллионы лет развития цивилизации и, следовательно, совершения промахов и просчетов, люди ничему не научились. Каждое новое поколение, подрастая, дожидается лишь своего часа, чтобы погубить жизнь, угробить здоровье, потыкаться мордой в грязь и т. п. Что характерно: глупость и наивность присущи представителям всех наций, религий, социальных слоев, возрастов, полов и т. д. Кого ни возьми, все, всегда, повсюду влюблялись в подонков, верили сволочам, дружили с негодяями, нарушали заповеди и рекомендации врачей.

Венчала теорию, отражающую взаимосвязь народа и его дури, как и положено картина мира. Тата увидела ее так: огромное поле уставлено вышеуказанными граблями, к каждым выстроилась очередь, из жаждущих приобщиться к издержкам бытия. Люди, естественно, суетятся, занимают очередь сразу к нескольким граблям, терпеливо или нервозно ждут, подходят, наступают, получают «хрясь» по лбу, благодарят «мерси» и бегут или бредут дальше, чтобы приложиться к знаниям в другом месте. Само собой процесс сопровождают атрибуты привычные и обязательные: вопли «вас тут не стояло», «больше двух в руки не..», тычки, ругань, мат, просьбы «я отлучусь, предупредите…», непреложные «кто крайний, я за вами» и «как думаете, на всех хватит?»

— Согласен, наворотила, — признал Внутренний Голос. — Что дальше?

«Буду искать нового суженого-ряженого. Какие мои годы…»

— А может, хватит бегать от граблей к граблям и от мужика к мужику? Побудь-ка, голубушка, немного одна. Разберись, что ты хочешь получить в союзе и что ради этого готова делать.

«Зачем терять время? Определюсь в процессе».

— Если брести наугад, никогда не попадешь в нужное место. Если не знаешь, чего хочешь, естественно, не получить ничего путного…

«Женщина редко знает, чего хочет. Есть даже шутка: женщина поняла, что хочет и сразу же захотела другого…»

— Очень смешно, особенно с оглядкой на твое нынешнее состояние.

«Ты о чем?» — изобразила недоумение Тата.

— Мне-то хоть не ври. Ты нынче не в форме.

Не в форме?! Мягко сказано. При мысли о новых отношениях Тату одолевала апатия, перемешанная с отчаянием, и виделись сплошные страдания и проблемы.

«Это временная реакция, скоро все пройдет», — тем ни менее ответила она неуемному аудитору.

— Сомневаюсь! — буркнул тот и замолчал.

Глава 3. Пигмалионша

До сих пор попытки заглянуть в свою душу не увенчивались успехом. А тут вдруг получилось. Видимо нынешние размышлизмы добавили жизненного опыта, благодаря чему волшебный потенциал вырос до нужного уровня.

Однако радоваться победе не пришлось.

— Где мои телочки? Где трава-мурава? Где цветочки-василечки? Где зефирные облака? Ясно солнышко где? Где все? — Как бабушка и предупреждала, жизнь сурово обошлась с юношескими иллюзиями. За истекшие годы лужок превратился в пустырь, заросший бурьяном да сухостоем. Телочки издохли. Небо затянуло серой мглой. Даже речка взялась проплешинами мелей. А вот прянично нарядный домик, напротив, «преуспел»: вырос в крепость, поднялся над местностью, окружил себя толстыми каменными стенами, поглядывающими на прилегающую территорию жерлами мощных пушек.

Перемены коснулись и пары пастушков, ранее похожих на фарфоровые статуэтки из семейного серванта. Барышня в стальных доспехах и шлеме поверх кружев и шелка из простушки превратилась в полевого командира. Паренек остался, в чем был, но как-то подлинял и выглядел неубедительно, слегка напоминая приведение.

Тата вздохнула. Внутренний Голос не ошибся. Разрушенное душевное благолепие быстро не восстановится. Придется пахать и ждать у моря погоды.

Следующий порыв носил более конструктивный характер. «Если я так изменилась, — подумала Тата, — то насколько же увеличились мои волшебные возможности?! Оказалось, что к прежним изрядно возросшим способностям добавилось умение летать.

В иных обстоятельствах очередное свидетельство профессионального роста непременно порадовало бы. Но сейчас, глядя на уничтоженную пастораль и понимая, чем пришлось расплатиться за новый навык, Тата лишь губу закусила от досады и, чтобы не сильно горевать, сконцентрировалась на главном вопросе современности. Предстояло решить: что делать в условиях нынешнего душевного кризиса?

Вариантов было два. Первый, отступной, подразумевал по совету-указанию Внутреннего Голоса успокоиться, собраться, переждать лихую годину без страстей-мордастей, поднакопив, таким образом, силенок — решительно не нравился. Вот уже много лет Тата не была одна. Серьезные и не серьезные романы, флирт, поиск, свидания заполняли каждый прожитый день, поэтому остаться в пустоте, без внимания, интриги, надежды значило похоронить себя почти заживо.

Вариант номер два носил прорывной характер и импонировал куда больше, но требовал дополнительного осмысления.

Через пару дней Тата была уже вся во власти новой идеи. Так бывает. Идеи часто покоряют своих создателей и даже превращают в рабов. Помня об этом, Тата с максимальной тщательностью работала над праобразом новой реальности, которая называлась «удовлетворенность жизнью».

В основе «проекта» лежала довольно простая установка: раз правила категорически запрещали колдовать любовь и счастье, но ничего не говорили про качество отношений, то с помощью чар можно было устроить личную жизнь наиболее комфортным для себя образом. Что Тата и собралась сделать.

Определившись с целью, она взялась за вопросы технические и наткнулась на сложность философского порядка.

По сути, удовлетворенность жизнью — сумма неких составляющих, каждая из которых, в свою очередь, — тоже производная многих факторов и так до бесконечности. Поэтому формула волшебства априори не в состоянии учесть все и, следовательно, удовлетворенность никогда не будет полной.

«Что ж, я согласна на частичное удовлетворение моих потребностей», — не стала упрямиться Тата. И аж подпрыгнула от радости. Система координат для ее желания была найдена. Да здравствует, маркетинг.

«Список» базовых потребностей, удовлетворение которых побуждает человека испытывать положительные эмоции, согласно теории известного американского ученого Абрахама Маслоу, состоял всего из семи (волшебное число!) позиций. Столько же составляющих надлежало иметь и создаваемому будущему.

Вскоре Тата уже разглядывала небольшую табличку, и представила: какая хорошая жизнь у нее скоро начнется.

Однако, создание иллюзии — дело настолько серьезное, что мечтам просто не остается места. Поэтому, трижды перечитав написанное, Тата ввела в спецификацию обязательный модуль саморазрушения: «Пусть через год волшебство рассеется».

Техника безопасности требовала, чтобы каждая серьезная программа изменения реальности включала в себя модуль уничтожения самой себя, дабы автор мог подкорректировать или даже аннулировать полученный результат. То, что в данном случае возникнет такая надобность, исключать не приходилось. Затея была явно стремной, неэкологичной. Ведь партнеру надлежало, покинув личные обстоятельства против своей воли, ограничить поведение навязанными рамками. Да и себя Тата насиловала: «Я не могу переложить на мужчину ответственность за создаваемые отношения, — решила она. — И если хочу много получить, то должна столько же дать. И дам. Буду: верной, честной, доброй, хозяйственной, сексуальной….»

— Да, ты охренела! — грянул с околиц сознания возмущенный вопль. — Как ты все это выдержишь?

Отвечать Внутреннему Голосу Тата не стала. Увлеченная открывшимися перспективами — союз сулил тотальную безопасность и максимальный комфорт — она понеслась мыслью дальше.

«Пусть каждый секс заканчивается для меня оргазмом. Пусть у него будет красивая попа, хороший сильный инструмент, смуглая волосатая грудь, большие ладони…», — когда список перевалил за сотню позиций, и волшебная конструкция из-за чрезмерной детализации уже трещала по швам, Тата сказала себя: хватит! и повелела:

— Пусть! Желаю! Быть по сему!

Глава 4. Фикция. Фиаско. Finitalacomedia

Получив задачу, родной город, как огромный компьютер, вел поиск. Отбор шел этапами. Сначала к кастингу были привлечены хорошо обеспеченные, умные, добрые молодые мужчины. Далее: здоровые и сильные, Потом…и т. д.

Тата тоже была занята делом. Приводила в порядок отремонтированные «хоромы» и дошивала шикарную шелковую хламиду. Идеального мужчину (ИМ) следовало ошарашить сразу же. Что б ни сомнения, ни мысли не одолевали.

Джинсы и футболка для презентации явно не годились. Скучно. Халат — банально. В чем еще можно встретить якобы случайного гостя? Завернуться в полотенце, будто только из ванной? Пошло. Нарядное платье? Глупо. Тата вспомнила детство: бабушкина приятельница тетя Лида-генеральша носила дома шелковые кимоно. Крепдешин струился при каждом шаге легко и свободно, бился вокруг ног, как живой. Таким образом, вопрос был решен.

Шить Тата взялась сама. У hand-made всегда больше энергетика. И за два вечера сварганила судьбоносный наряд. Вещь получилась шикарная! Длинное, широкое платье-рубаха с разрезом до середины бедра по боковому шву. Спереди и сзади треугольное декольте, позволяющее при необходимости оголять плечи, грудь и руки. На талии хитрый поясок, чтоб подчеркнуть стать. Секс-бомба, а не платье.

Кстати и конкурс закончился. Тата еще гладила хламиду, а победителю судьба уже вручила повестку: «Явиться тогда-то по такому-то адресу, иметь в наличии паспорт и смену белья».

Нет, нет, все было сделано тонко. Друг призера, улетая в чужие края, попросил поздравить любимую тетушку и вручить определенного числа торт и букет цветов.

ИМ на секунду задумался. Соглашаться не хотелось. Причем, решительно. Но против лома нет приема. Он сказал: «да» и механизм притяжения включился на полную мощность. Вечер накануне встречи ИМ провел, выясняя отношения с подругой. Ты. ты…ты…взаимным упрекам не было числа. Закончился разговор на драматической ноте:

— Прощай. Я не вернусь! — с этими словами будущий избранник покинул прежнюю жизнь и отправился спать к маме.

На следующий день в 18.00 Тата надушилась, вспушила волосы и устроилась у телевизора.

В 18.30 она начала злиться.

В 19.00 уже кипела негодованием: «Где этот мерзавец шляется?» За суетой и приготовлениями она забыла наколдовать точное время визита.

В 19. 15 раздался звонок в дверь. Судьбоносный? Еще чего…

— Одолжи немного соли, — попросила соседка, — неохота в магазин тащиться. Какое чудненькое платьице. Сама? Ну, рукодельница.

В 19.30 опять раздался звонок. Снова соседка.

— Возвращаю соль с благодарностью. Нашла у себя на полке целую пачку. Спасибо еще раз. Извини.

19.40. Тишина в комнате резала слух. Когда же?!

Звонок! Сердце рванулась из груди — он! Тата вздохнула глубоко и не смогла подняться. Ноги дрожали, отказывались идти.

— Может, не открывать?

Не поможет. Встреча состоится при любом раскладе. Ведь она сама предусмотрительно разработала дублирующие варианты. Сама загнала ИМ в западню. Или себя?

— С Богом!

Несколько стремительных шагов, распахнутая настежь дверь и взгляд зеленых глаз разорвал жизнь на «до» и «после». Тата посмотрела на ИМ и от волнения не смогла сообразить: похож мужик на выдуманный образ или нет. Высокий, симпатичный брюнет, хорошо одет, улыбается приветливо. Кажется, что-то говорит.

— Что? Вы к кому? — спросила Тата.

— Валентина Олеговна дома? — прозвучал пароль.

— Здесь такой нет, — раздался отзыв.

ИМ с сомнением посмотрел на бумажку в руках, назвал адрес.

— Правильно?

— Правильно. Только Валентина Олеговна здесь ни живет.

— А у меня торт, цветы, шампанское. Приятель велел передать.

— Ничем не могу помочь, — Тата сделала шаг навстречу. Взяла в руки листок, повторила вслух адрес. ИМ уловил запах духов и побледнел. — Действительно, моя улица и номер дома мой. Что же теперь делать?

Мужчина знал, что делать. Воображение подсказало. Но цивилизованный человек, высшее образование, уважаемый бизнесмен…Тата легко прочитала незатейливые мысли своего визави. Впрочем, текст был на удивление прост, сплошные междометия и банальности: «Вот это да!», «какая баба!», «завалить бы…» и т. д.

ИМ облизнул в раз пересохшие губы, представил, как валит, как…и сказал хрипло.

— Приятель, видно, перепутал. Торт жалко, пропадет.

— Давайте ваш торт съедим, — Тата рассмеялась.

— Давайте, давайте, — торопливо согласился ИМ и без приглашения переступил порог.

Тата захлопнула дверь, хмыкнула довольно, птичка в клетке! Отлично!

— Вы всегда пускаете в квартиру незнакомых людей? — первым делом поинтересовался гость.

— Нет, только сегодня. И лишь потому, что вы показались порядочным человеком. Впрочем, действительно, вам лучше уйти.

— Ни за что. Я уже настроился на чай и торт.

— Значит мне нечего опасаться?

— Я на сто процентов надежный и законопослушный гражданин. Могу показать паспорт. Еще у меня есть водительские права. Стало быть, я еще и психически здоров.

— Это обнадеживает. Что ж, предъявляйте документы и прошу к столу.

Уютная, просторная кухня в нарядной простоте. Ворчит, закипая чайник. Чашки, поблескивая золотым ободком, таращатся в потолок. Ждет жертвенной участи похожий на букет торт. Идиллия! Так можно провести жизнь.

Тата подошла к холодильнику, распахнула настежь дверцу, наклонилась на прямых ногах, словно поклон земной отбивала, стала выбирать с нижних полок угощение. За спиной разлилось напряжение. Это ИМ вытаращился на ее плотно обтянутые платьем ягодицы.

Ловушка сработала. Мышка польстилась на сыр и потянулась к бесплатному угощению.

— Вы необыкновенная женщина.

— Вы мне льстите…

Музыка обволакивала тело дурманом возбуждения. Толкала нарушить границы приличий.

— Тата, ты такая… Ты — чудо! Ты лучше всех!

«Еще бы! Триста шестьдесят пять дней ты не будешь замечать ни одной женщины»

Мужской голос дрожал от страсти.

Женское молчание полнилось раздражением. Романтическое волнение сменил скепсис.

— Я искал тебя всю жизнь!

«Где? По чужим постелям?»

— И нашел!

«Как же! На аркане привела!»

— Я хочу тебя. Ты всегда не носишь белье?

— Только сегодня…

Усталый низкий голос пел о любви. А не о конструктивно выстроенных отношениях двух гомо сапиенсов. Вернее, одного гомо сапиенса и одной гомо магистик.

— Тебе хорошо? — ИМ обессилено рухнул лицом в подушку.

— Да, — ответила Тата. Ее влажные глубины наполнились блаженством. А сердце — тоской и отчаянием. Хоть в петлю!

А тут еще некоторые со своими комментариями.

— На что ты собственно надеялась? — с лицемерным участием произнес Внутренний Голос. — В постели с чужим не нужным тебе мужиком много радости не найдешь.

«Я ничего не чувствую, будто резиновая кукла».

— А как же оргазм?

«Да, пошел ты».

Ночь смыкала веки усталым любовникам и непорочным монахам, детям и старикам, великим праведникам и большим грешникам. Невластная только над въедливым не покоем бессонницы, миновала она женщину с заплаканными глазами.

ИМ не разочаровал. Он был классным любовником. Тонким, чувственным, умелым. Мужской силой мог поделиться с семерыми. Но…без душевной подоплеки секс казался Тате механистическим набором движений, в котором скудость ощущений ни как не компенсировалась мощным финалом.

«Почему мне так плохо? Мы ведь должны подходить друг другу», — спрашивала она у себя.

— Ничего подобного. Ты получила то, что заказала, причем с оглядкой на формулировку и только. О соответствии не было сказано ни слова, — подсказал Внутренний Голос.

«Что ты имеешь в виду?» — испугалась Тата.

— Исправь меня, если я ошибаюсь. Ты хотела душевного покоя? Не душевного тепла, не привязанности или хотя бы расположенности, именно, покоя. Ты его обрела. Ты ни будешь испытывать к этому мужчине никаких чувств. Подчеркиваю: ни каких. Ни хороших. Ни плохих. Твоя душа для него закрыта.

«Я не этого хотела».

— Не ври. Ты хотела, чтобы с тобой обращались правильно, то есть в соответствии с инструкцией. Так и будет. ИМ, словно робот, методично и тщательно исполнит все назначенные тобой предписания Так что, тебе не придется больше страдать из-за чужой спонтанности. Ты будешь мучиться из-за тупой монотонности и предсказуемости собственной жизни.

«Я хотела лишь передохнуть».

— Вот и дохни! — Внутренний Голос стал безжалостным. — Ты хотела материального благополучия? Получай. Но деньги — хитрая энергия, она на халяву не дается никому. Ты заплатишь за финансовую свободу, потерей свободы личной. Этот человек прагматичен и потребует отчет о каждой потраченной копейке. Он щедр и любит делать подарки, но с оглядкой на собственный вкус. Он придерживается консервативных взглядов и считает, что мужчина — добытчик, а женщина — хранительница очага. Поэтому целый год ты будешь его домработницей, кухаркой и сексуальной игрушкой.

«Но почему? Я всего лишь хотела не работать с девяти до шести. Не подчиняться всяким идиотам. Не слушать вечное нытье офисного планктона. Я хотела отсидеться в тепле и уюте…»

— Вот и седей! Ты хотела заботы, понимания, щедрости, ответственности, уважения, всего, что составляет суть нормальных человеческих отношений. И ты это получишь. Но в формальной, доведенной до абсурда, форме. ИМ превратится для тебя в набор функций и ты всегда будешь помнить, что с тобой не человек, а зомби.

«Это какой-то кошмар».

— Ты хотела, чтобы тебе с твоим избранником было интересно? Будет. Изо дня в день он станет развлекать тебя, заваливать информацией и впечатлениями, невзирая на твои настроения и желания.

«Не хочу. Я ничего уже не хочу. Надо срочно что-то делать. Например, заменить этого типа другим. Кто там занял второе место?»

— ИМ номер два вызовет у тебя такую же реакцию. Только негатива добавится.

«Какой ужас!»

— Это еще что. Вспомни, про свой зарок. Ты выдернула человека из прежней жизни, навязала ему себя и за это поклялась быть верной, честной, доброй, хозяйственной! Так что придется, милая, крутиться, как белка в колесе!

«Не желаю».

— Ничего не поделаешь.

«Почему ты меня не предупредил раньше?»

— О чем? Ты в трезвом уме и здравой памяти назначила незнакомого человека ответственным за свою жизнь, сама же умыла руки и, стало быть, выбрала рабство.

«Неправда!»

— Правда! Ты даже не удосужилась взглянуть на партнера. Ты фактически отдалась первому-встречному.

«Он — не первый-встречный!»

— Ой, ли, на его месте мог оказаться каждый.

«Я ошиблась и отменю колдовство».

— Дерзай. Но пока ты будешь строить антиконструкцию, ИМ будет рядом с тобой.

Так жизнь превратилась в кошмар. Дни сменяли ночи. Выбрать, что хуже Тата не могла.

Ночами был секс.

— Я тебя хочу… — говорил ИМ.

Тата закрывала глаза и подгоняла время. Скорее!

В лучшем случае, она ничего не ощущала. Ни рук, ласкающих кожу. Ни губ, пьющих дыхание. Ни плоти, пронзающей глубины. В полном бесчувствии организм сам по себе, без ведома ума и нервной системы, накопив возбуждение, взрывался оргазмом, необоснованным, как восторги шлюхи, под сотым клиентом. Но это были цветочки.

В ягодном варианте, коих было большинство, тело отказывалось мириться с насилием. Едва мужские руки касались кожи, как черная муть отторжения подступала к горлу. Тело под поцелуями сначала деревенело, а затем превращалось в камень.

Мужские губы ласкали шею, плечи, а женские легкие заполнял расплавленный свинец: «Нет!».

Мужчина добирался до груди, и огонь перетекал в женское сердце: «Нет»

Мужчина собирал мягкую, нежную, с ягодкой соска, грудь в ладонь. Та не помещалась, расплывалась бесформенной массой у основания. Он прижимался к теплой мякоти лицом. Глох, слеп, задыхался. Тата вздыхала судорожно и представляла, что молочная железа полна ядом, и отрава, через истерзанные пальцами, губами, зубами, соски, вливается ИМ в рот.

— Так бы и умер, — болтал чушь ИМ.

Тата очень хотела согласиться. Но не смела. Не имела права желать зла. И не желала. Лишь торопила время. Надвигался апогей ее мучений — оргазм. Его надо было прожить, как можно скорее.

По мере того, как тело подлаживалось под навязанным мужчиной ритм, как в внизу живота скапливалось энергия, в мозгу собиралось и концентрировалось неприятие. В миг, когда подлая, ничтожная тварь-матка исторгала из себя влагу, сознание, вынужденное проживать одновременно два противоречивых чувства: экстаз и ужас — впадало в ступор. Сердце пронзала острая боль, легкие сжимались без воздуха, рот рвался в немом крике, барабанная перепонка трещала под прессом давления.

Продлись наслаждение-истязание еще миг, и смерть наступила бы неминуемо. Но у всего есть предел. На нежности после первого соития и на прелюдию ко второму Тата уже не реагировала. Она впадала в почти коматозное состояние и, как в защитном коконе, отсчитывала, сколько раз ее сегодня казнят: два, три или более.

Если исступление мукой принять за искупление, то за свое желание получать оргазм в каждом половом акте она заплатила сполна. От нервного истощения тело стремительно худело, истончалось, таяло. Красота из здоровой превращалась в изысканную. ИМ перемены приписывал собственным эротическим талантам и гордился неимоверно. То, что с Татой происходит в постели, он, слава Богу, не замечал. Также как и ее дневного подвига. Тут колдовство тоже удалось на славу.

Поведение ИМ точно соответствовало прогнозу Внутреннего Голоса.

— Тата, я тебя попрошу вести учет наших расходов. Не подумай, что я тебя ограничиваю, но мне надо понимать, куда уходят деньги. Ты ведь экономист по образованию, значит, тебе будет несложно вести табличку в excel.

— Конечно, милый.

К чему дебаты, если все равно придется подчиниться? По субботам ИМ, надев очки в тонкой металлической оправе, проверял записи и красным фломастером отмечал пункты, выходящие за рамки рационального ведения хозяйства. Тата в это время стояла рядом, покорно выслушивала ценные указания и с вожделением смотрела на часы. Каждое сказанное ИМ слово приближало финал истории.

— Тата, у меня для тебя кое-что есть! Ты ведь хотела норку, я правильно угадал?

— Конечно, милый.

Она не носила шуб, не любила золото, не надевала вечерние и коктейльные платья от именитых брендов. Она терпеть не могла барахло, которое приносил ИМ. Даже фирма, в припадке щедрости, переписанная на ее имя, не принесла радости.

— Делать тебе нечего не надо. Будешь наезжать пару раз в неделю, принимать доклады. Сейчас модно, чтобы у жены был собственный бизнес, — ИМ сразу обозначил правила, чем лишил презент всяческого смысла.

— Но я бы хотела поработать, попробовать свои силы, — возразила было Тата. От бесконечной готовки и уборки ее уже тошнило. ИМ был помешан на здоровом питании и употреблял только экологически безупречные продукты. Свежеприготовленные, естественно. С учетом того, что кушал он только дома и предпочитал проводить переговоры с клиентами и партнерами за хорошо накрытым столом, из кухни Тата практически не выходила.

— Твоя работа — это дом.

— Но можно нанять домработницу.

— Я против чужих людей в доме.

«Я тоже», — подумала Тата и посмотрела на часы. Пока шел разговор, она еще на три минуты приблизилась к свободе.

«Все пройдет», — сказал еврейский мудрец Соломон, подразумевая царские горести и тщетность бренного бытия. И добавил уничижительно: «И это!» Сначала у Таты иссякли силы терпеть беду, затем — само терпение, а потом и беда пошла на убыль. Явилась весна с авитаминозом, половыми бурями и цветением садов. Затем первой жарой угостил июнь.

— Куда поедем отдыхать? — полюбопытствовал ИМ, — и когда?

Колдовство теряло силу в начале августа, поэтому Тата ответила:

— Давай в сентябре.

— Что за блажь? — удивился ИМ. — Зачем сидеть летом в городе?

— Пожалуйста…

Чары иссякали и ИМ уступил. Он по-прежнему, пылал страстью, как самовар, «топтал», как петух, не помышляя об изменениях. Они сами вошли в жизнь.

Тата с холодным любопытством прирожденного естествоиспытателя наблюдала за процессом. ИМ случайно встретил на выставке подругу своей бывшей возлюбленной.

— Как она? — спросил для проформы. Шел июль. Кроме Таты женщин на земле не существовало.

— Плохо! Очень плохо! Какая же ты скотина!

— Я?

— Ну, не я!

Выяснилось, что после его внезапного ухода возлюбленная сделала аборт, месяц лежала в больнице, осталась без работы и очень бедствует.

— Не может быть! — Мир, теплый и розовый, состоящий из Татиного тела и постоянного упоения, дал первую трещину.

— Козел! — резюмировала собеседница и ушла прочь. — Сволочь!

Вечером, как человек порядочный, ИМ рассказал Тате о встрече.

— Ты бы ее проведал, помог… — странное предложение для любящей женщины? Но июль-то перевалил за середину.

ИМ накупил всякой снеди и отправился по почти забытому адресу. Дверь открыла мать.

— Я ничего не знал, — сообщил ИМ вместо «здравствуйте».

— Зачем явился?

— Она…дома?

— Нет.

— Можно я подожду.

— Проходи.

За чаем события прошедшего года высветились нелицеприятными подробностями.

— …чуть не умерла. Отравиться пыталась. Не отходила от нее ни на шаг…

— А где сейчас?

— Работает.

— Так поздно?

— Трудно жить-то.

Хлопнула дверь.

— Мама, я картошку купила… Ты!

Он подошел, забрал из рук сумки, не зная, куда девать, посмотрел растерянно по сторонам.

— Уходи, — услышал? почувствовал? неуверенный шепот.

— Прости меня! — он за этим и явился. Извиниться, грех с души снять, помочь деньгами. Милое лицо утопало в следах печали. Глаза полнились болью. Он смотрел, как воду в пустыне пил. Глаза, губы — он их любил? Сердце защемило — любит! Волосы на подушке, руки на плечах, вкус поцелуя, как он мог обходиться без всего? Зачем?

— Родная моя…

Рушились чары. Словно извержение вулкана, разливалась огненная лава-любовь. Пепел забвения усыпал прожитые месяцы. Мнимое уходило. Оставалось настоящее. Чувство.

В тот вечер ИМ был сам не свой. Кругом, перед всеми виноват! Предатель. Дважды предатель. Занимался любовью, не в пример прежнему, без пыла, по обязанности. Мысли витали далеко, тянулись к другой.

К ней и явился через два дня. Букетище, полная сумка еды…

— Скажи хоть слово!

Прежняя любимая ответила:

— Нет!

— Я спать не могу! Есть! Жить! Возьми меня обратно!

— Нет, нет, нет! — и на грудь бросилась, сдаваться. Намучилась достаточно, хватит.

Три дня ИМ пожил на два дома. Ровно в срок объявил:

— Тата, прости, я люблю другую!

Первые слова о любви за год.

— Иди, милый! Счастья тебе, — Тата отпустила ИМ с миром и, не успев нарадоваться свободе, окунулась с головой в черную тьму депрессии.

Глава 5. Исступление — Искушение — Изменения

Исполнение мечты чревато тем, что на смену накалу нетерпения приходит пустота исполнения. И тогда жить становиться не зачем.

С Татой так и произошло. Цель — освободиться от ИМ, как спасительный круг держала на плаву долгие и тяжелые месяцы. Но едва идеальный мужчина скрылся из виду, она принялась тонуть. Сил сопротивляться не было. Желания тоже. Погрузившись в тупое оцепенение, Тата слонялась по пустой квартире, валялась на диване, разглядывая потолок. Сердце тупо ныло, пальцы дрожали, плакать хотелось непрестанно.

Вдоволь настрадавшись, как-то поутру она сказала себе: «Хватит! Пора завязывать с соплями! Надо жить дальше. Сколько можно…И вообще, волшебница я или где? Не желаю быть рабой обстоятельств. Хочу обрести покой!»

В то же мгновение душу накрыло равновесие. Ни боли, ни горя, ни тревог. Благодать. Но передышка оказалась недолгой. Депрессия вернулась через день. Пришлось снова применить магию. И снова. И снова. Наконец, стало ясно: чары не помогают.

В полном унынии Тата отправилась к бабушке. Кладбище утопало в тишине. В этот день лишь ветер шуршал по земле увядшими листьями, да птицы на деревьях пели свои песни. Тата шла, потупив глаза, стараясь не смотреть на каменные плиты — свидетельства о смерти; не замечать кресты — печати о печали. Она старалась не думать о бренности человеческого бытия, затаившегося в прочерке, противопоставляющем две даты. И все же смотрела, думала, вытирала украдкой слезы.

— Бабушка, — позвала Тата, придя на место. — Бабушка! — повторила грустно.

«Что тебе?» — отозвался родной голос.

— Мне плохо.

«Терпи, моя девочка. Жизнь бывает разной».

— Мне очень плохо.

«Пройдет».

— Это не ответ, а отговорка. И вообще, ты меня совсем забросила. Хоть бы приснилась! Внучка я или кошка безродная?! Любимица или дворняжка приблудная? Кто тебе важнее: вечный покой или я?

«Ты, ты, только не шуми. И имей в виду, там любят порядок, так что я только на минутку…»

— Мне совет нужен.

«Что приключилось?»

— Как жить дальше? У меня ничего не получается с мужиками.

«Жизнь и отношения — это опыт, который человеку надо получить. Поэтому люди и набивают шишки, обжигаются на молоке, дуют на воду, падают, встают, снова падают»

— Я не могу так. Не хочу. Не буду. Подскажи легкий путь.

«Его нет».

— Но я хоть встречу своего суженого?

«Наверное. Если не опустишь руки. Если не поддашься отчаянию. Не закроешь сердце броней».

— А сейчас что делать? У меня душа болит, уже сил ни каких нет. И колдовство потеряло силу…

«Колдовство ушло из-за того, что ты совершила большой грех».

— Велика важность: год мужиком попользовалась!

«Разве забыла…Ребенок погиб…»

— Но когда вершилось колдовство, подруга ИМ не была беременна. А потом я про нее даже не вспоминала.

«Не обманывай себя, милая. Ты все отлично понимаешь. Если ты потеряла колдовскую силу, значит, ты могла предусмотреть такую ситуацию, но не захотела. В лишних знаниях, лишние печали…и лишняя ответственность».

Тата вздохнула тяжко. Бабушка, как обычно была права.

«Мне пора, прощай, девочка».

— Прощай. Спасибо, бабуля.

Тишину кладбища вспорола воронье карканье. Тата вздрогнула. Что это было? Она на самом деле разговаривала с бабушкой или померещилось? Впрочем, какая разница. Она узнала, что хотела. А спустя пару минут и увидела…

Женщина в белом халате, холеная красивая рука в маникюре, привычно и деловито наклоняет над умывальником металлическую посудину, наполненную кровавым месивом. Водоворот подхватывает комочки, красной густой, как хорошая сметана, массы, разбавляет цвет до розового и уносит в беспредельность канализационного стока то, что могло стать жизнью.

— Я не знала. Я не хотела, — хотела повторить Тата, но язык словно одеревенел.

Чужой, грозный, не бабушкин голос звенел укором в мозгу: «Чем провинилось дитя, которому не судилось по твоей прихоти прийти в мир? В угоду, каким богам принесено оно в жертву? Во имя чего совершено злодейство?»

— Это получилось случайно, без умысла. Но я все равно искуплю вину, клянусь, — пообещала Тата. — Только как?

«Приведешь в мир другого малыша! — приказал визави. — Даю тебе срок: десять месяцев».

— Дай мне еще силы, — успела попросить Тата, прежде чем разговор закончился.

Но видимо ее услышали. Тата стала чувствовать себя, не в пример последнему времени, нормально. И с души, словно камень упал. А уж мозг, вообще работал на всех оборотах, решая самую актуальную проблему сезона: где взять младенца?

В принципе вариантов было всего два: родить самой или посодействовать какой-либо женщине. Однако вряд ли грозный глас подразумевал легкие пути. Скорее всего, требовалось свершить подвиг или, как минимум, нечто экстраординарное.

Поиски поприща для применения сил много времени не заняли. Как-то, Тата наткнулась на плачущую на лавочке соседку. Первым порывом было подойти и утешить. Но слова тут были бессильны. У соседки была непроходимость труб. Она лечилась много лет, ездила к ворожкам и бабкам. Денег и нервов угрохала — не сосчитать. И все без толку. Все твердили одно и то же: оплодотворение не возможно.

Комкая в руках очередное подтверждение бессмысленности своего биологического существования, женщина на скамейке думала уже не о новой жизни, а о собственной смерти, о самоубийстве…

Тата удовлетворенно кивнула. Данный случай очень подходил под определение подвиг. Правда, существовало одно «но». Десять месяцев были слишком маленьким сроком для того, чтобы ввязываться в сложный или «долгоиграющий» проект.

«Ладно, возьмусь», — решила Тата и наслала на соседку надежду — нечего руки опускать, пусть верит. Сама же, не мудрствуя лукаво, отправилась в Дальнее Никуда в Высшую Канцелярию выяснить: есть ли у проекта перспективы.

Объясняться пришлось с клерком.

— По какой, простите, надобности явились? — спросил он сурово.

— Желаю вину искупить. И на консультацию.

— Записаны?

— Я…

— В очередь!

Тата обернулась. Вокруг толпилось не меньше сотни просителей.

— Крайний кто?

— За мною будете!

— А скоро?

— Лет пять-шесть, не раньше.

— Что?! — заорала Тата не своим голосом, — какие пять лет! Да я сейчас все разнесу к чертям собачьим!

— Прекратите хулиганить! — пискнул клерк-бюрократ, — а то…

— Пошел, ты! Я — каких кровей, у меня бабка-прабабка, с первобытнообщинного строя, с пещер. Мои чудеса должны исполняться в режиме дедлайн, а не неизвестно когда. Потому: ни каких очередей. Все немедля, здесь и сейчас. Не то, как пойду громить, тебя в клочья, замки в пыль, не удержишь и не пытайся. Или докладывай номеру первому или пожалеешь! Ну?! — Тата шагнула вперед и легонько чиновничка плечиком задела. Тот поморщился, потер местечко ушибленное, и скромненько, с умилением в голосе спросил:

— Так вы-с значит родовая, наследственная, не из новодела, не из этих скороспелых? Сейчас все в чародеи лезут. Будто тут медом намазано. Натворят делов, потом у нас пороги обивают. Из какой фамилии будете?

Тата назвалась.

— Стало быть, внучка Любови Андреевны?

— Именно!

— Так бы сразу и сказали. Ведь гроссмайстер!

Тата понятия не имела об уровне бабушкиного мастерства и в ответ лишь многозначительно улыбнулась. Мол и я об том!

— Прошение написали?

Тата всполошилась. Да, конечно. Правильно? Секретарь зыркнул, отметил:

— По форме! — и исчез за высокой дубовой дверью.

«Если откажут, попрошусь лично. В ногах валяться буду, не уйду, добьюсь, с типом этим пересплю…»

Легок на помине, появился референт. Листком машет, не разобрать, что написано. Еще и глупости болтает:

— Вечерок не занят? Есть предложение! Полетаем, может? Места знаю, обалдеть.

— Какой вердикт? — выдохнула Тата.

— Благосклонно.

Поперек прошения лежала резолюция: «Пусть!».

— А ну-ка… — она протянула руку.

— По инстанциям пустить велено! Не суетясь! Так как на счет вечера? А?

— Занята! — отрезала Тата. — В другой раз. А на консультацию куда?

Клерк кивнул: в другой, так в другой. И передал веление начальства — разбирайся сама.

Вернувшись из дальнего вояжа, Тата отправилась исследовать маточные трубы соседки. Проход из-за спаек был узким по всей длине, в некоторых местах и вовсе образовались почти глухие заторы. Однако кроме механистических преград присутствовало что-то еще. Осторожно прикоснувшись к стенке трубы, Тата почувствовала, как чужая плоть завибрировала враждебным излучением.

Так, стало быть…

Прихватив нужный для проведения теста квант, Тата вернулась к себе и занялась анализом. Вскоре картина прояснилась: соседкино нутро излучало энергию смерти, основу которого составляло проклятие.

«Проклятие, — прочитала Тата в старых записях, — это сконцентрированный энергетический импульс, посланный мысленно, письменно или вслух одним человеком другому.

Если импульс слаб, то столкновение с энергетической оболочкой человека не приводит к пробою и тогда не происходит ничего страшного. Когда же оболочка разрушается, проникший негатив приводит к диссонансу в энергосвязях со внешним миром и тогда на уровне ДНК формируется новая психоэмоциональная программа, влияющая на судьбу человека. И даже на его род. В том случае, когда проклятие мощное или конкретно направлено на потомков, программа передается по наследству, предопределяя жизнь последующих семи поколений.

Но проклятие — не приговор. Он него можно и нужно освободить человека. Лучший способ для этого: найти автора проклятия и убедить покаяться».

Этим Тата и занялась.

Из родовой памяти соседки она вытащила на свет белый старую историю и ужаснулась. Сто лет назад, бабка соседки повздорила с подружкой. Та одолжила кофточку в белый горошек и пятно поставила. Перепалка переросла в ссору.

— Не проси ничего больше. Не дам! — заявила решительно бабка, тогда еще молодая барышня.

— Черт с тобой, — сказала подружка. И в сердцах — гардероб, чужой, богатый, выручал не раз — добавила: — Будь ты проклята, сквалыга!

«Что же теперь делать?» — гадала Тата. Автор проклятия и его жертва давно лежали в могилах. Ушли, естественно, не примирившись, не простив друг друга, не покаявшись. Следовательно, шансов на успех нет? Соседке придется нести свой крест дальше, а ей — либо искать новых родителей для младенца либо рожать самой?

Тата с ужасом посмотрела на часы. Время шло, бежало, таяло с каждой минутой. Но до крайнего срока осталась еще неделя, и опускать руки было рановато.

На всякий случай она еще раз погрузилась в старую ссору, пробежалась по колким обидам, перебрала сказанные в сердцах оскорбления. Увы, ничего кроме злобы обнаружить не удалось. Дурацкая кофточка напрочь убила дружбу, уничтожила привязанность, превратила двух приятельниц во врагинь. До конца жизни обе ненавидели друг друга. А за что собственно? Скорее из праздного любопытства, чем по здравому размышлению, Тата задалась неожиданным вопросом и обнаружила, что взаимные претензии по поводу одежонки были поверхностными. Суть обиды крылась в ином. Девчата злились из-за того, что подруга не пришла мириться первой, что поставила свои амбиции выше отношений.

Это было уже кое-что, и Тата принялась рыть усерднее.

Старания не пропали втуне. Перебрав ворох воспоминаний столетней давности, она наткнулась на случай, который мог бы стать ключом к ситуации. Подружка соседской бабки, Лида, уже в приличных летах, будучи изрядно во хмелю, призналась сестре, что из-за дурацкой тряпки рассорилась с самым близким человеком и всю жизнь жалела об этом. Однажды Лида даже пошла в церковь: замолить грех. Но по дороге заскочила в магазин, там как раз выбросили сосиски, и суд да дело стало не до лирики.

Тата вздохнула с облегчением. Полученный факт, хоть и с натяжкой, можно было расценить, как покаяние и провести процедуру. Она вернулась в маточную трубу и трижды произнесла заветные слова: «По поручению рабы Божей Лидии, снимаю проклятие! Прошу за нее прощение и прощаю от ее имени то зло, что, возможно, причинила!» Затем от имени бабки соседки приняла прощение: «Прощаю то, что ты прокляла меня! Прости и ты, то зло, что, возможно, я причинила».

Бесконечным мгновением разлилась в организме женщины неопределенность. Тата замерла. Хватит ли у опосредованного покаяния силы, чтобы победить проклятие? Стенка матки вибрировала от перенапряжения. «Ну же, голубушка, давай, — подстегнула Тата процесс. — Пусть добро победит. Тебе это самой выгодно: реализуешь свое истинное назначение».

В тот миг, когда проклятие отступило, Тата и в своем волшебном воплощении, в чужом женском нутре и дома, в человеческом обличье, испытала что-то сродни оргазму.

— Поняла, как это творить добро в особо крупных размерах? То-то… — поинтересовался Внутренний Голос.

Кроме вечного резонера с его дурацкими комментариями омрачило праздник и отсутствие результата. Соседи старательно занимались сексом, однако оплодотворение не наступало. Тата снова отправилась в Высшую Канцелярию.

— Почему ничего не получается? — взяла за горло референта.

Тот прохрипел:

— У пары генная несовместимость.

— И что, не бывать ребеночку?

— Почему же? Шансы есть!

— Говори!

— Отпусти, тогда скажу.

Тата ослабила хватку.

— Существует всего пять процентов вероятности, что у твоих соседей будут дети. Так что, на счет вечерка? Прогуляемся?

Не успел секретут закрыть рот, а Тата уже исчезла. И едва отдышавшись, занялась строевой подготовкой. Генной. Выстроила по ранжиру гены, не беда, что нет числа, был бы толк. Прокашлялась, как опытный оратор, и заматерилась фельдфебельно.

— Вашу мать! Да я вам…Да я вас…Сволочи, негодяи! Всех урою! Вы тут для чего торчите, жизнь продолжать или жопы наедать? Род людской продолжения требует! А вы в рулетку забавляетесь! Выдать немедленно зачинщиков! Пять из ста! Иначе каждого второго собственноручно…пожалеете…трам… тарам… там… там…

Призадумались гены. Сдать пятерых или всем миром полечь? Дама серьезная, силы не мерянной, вожжа под хвостом, вдруг не шутит?

Расступились ряды. Понурив непутевые головы, явились ответчики.

— Здесь стоять! Ждать вторжения! С места сдвинетесь, пожалеете!

И опять фиаско. Тата в отчаянии в секретарские ноги бухнулась:

— Веди, куда хочешь. Делай, что желаешь. Но скажи, что не так?

— Спешишь, лакомая моя, природа у парочки разная. Не бывать-с!

Тут-то разомлевший от приятного соседства клерк и совершил ошибку. Одну руку за пазуху Тате засунул в задумчивости или в забытьи грудь стал щупать. Другой под юбку полез. В волшебном Дальнем Никуда, как и заурядной реальности, всякий имевший власть старался превысить свои права. Но не такую попал. Зажав злодейские руки на месте преступления, Тата завопила что есть мочи:

— Помогите! Насилуют! Люди добрые!

Клерк задергался, зашипел: «Стерва!». А поздно. Кругом набежало видимо-невидимо.

— Обижают меня, сиротинушку! Совращают с пути истинного! Чести лишают! Что же это делается на белом свете? И сюда злыдни добрались! — орала Тата, размазывая по лицу несуществующие слезы и почти веря в угрозу посягательства и свершаемое насилие. Мелкий бюрократ, хилые ножки, спички-пальчики, ни как смог бы с ней совладать. О покушении на добродетель вряд ли бы и помыслил.

— Сама она, видит Бог, я бы никогда, — растерянно лепетал анти-герой.

— Так… — раздалось протяженное, будто эхо, восклицание. Откуда? Страшно и подумать! — Цирк устраиваем? Матросский танец с выходом?

— Я, я… — залепетал клерк.

— Молчи уж! Кого тут обижают? — Голос обрел твердость и стал похож на тот, с кем Тата беседовала на кладбище.

— Меня, — пролепетала Тата. — Меня, бедную, несчастную, помощи лишают. Один на один с бедой оставляют. И еще вдобавок насмехаются.

Голос приказал:

— Хватит выпендриваться! Переходи на нормальный язык. В чем суть дела?

Тата кратко изложила ситуацию.

— Дама знает о твоих стараниях?

— Нет, как можно?

— Благородство играешь!

— Вину искупаю! С совести пятна свожу! Какие тут игры.

— Ладно, тогда старайся.

— А сроки можно передвинуть? В виду непредвиденных обстоятельств?

— Надоедливая ты особа.

— Пожалуйста.

— Хорошо.

— У меня еще один вопрос…

— Будет тебе беременность! Не ной!

— Не мне, — закричала Тата. — Соседке.

Голос не ответил. Видимо, счел аудиенцию завершенной. Так и есть. Появился новый чиновник. Поважнее, посолиднее первого. Записал все подробно. А в завершение ошарашил:

— Запоминайте число, время, положение. Соседка твоя забеременеет двойней. Однако один ребенок умрет родами. Ясно?

— Ну, почему?

— Первенец вберет в себя несовместимость природ и погибнет. Второй останется жив.

— А еще рожать можно?

— Бабье и есть бабье! Только б плодиться! Посмотрим.

Тата скорчила обиженную гримасу, грудь вперед выставила и поперла:

— Жалко, что ли? Да?

— Ладно. Еще разик можно.

— Спасибочки! Благодарствую! Ручку пожалте, — опять ее понесло.

— Не паясничай! И дамочку свою приготовь…

Тата ввалилась к соседям с сияющими от возбуждения глазами.

— Сон видела! Вещий.

Мужчина и женщина смотрели на нее недоверчиво.

— Хотите ребенка?

— Ты, что смеешься?!

Тата чертыхнулась, вот напасть. И пересказала, что надо делать и как.

— Бред какой-то, — отмахнулась дама.

— Дело хозяйское. — Тата не очень расстроилась. На всякий случай она уже придумала план. Если соседи не послушаются, она нашлет на парочку страсть и покорность. А затем немножко «поиграет в куклы».

— Странная она, — сказала соседка и ушла готовить ужин.

— Странная, — согласился сосед.

Через час вернулись к теме.

— И выдумала же такое!

— Говорит, приснилось! Врет, наверное. Издевается.

Время 11.30. До назначенного срока оставалось десять минут.

— А вдруг, правда?

— Я тоже об этом думаю!

Лежали рядом, молчали, слушали тиканье часов.

Женщина первая не вытерпела:

— Обними меня.

— Мы попробуем?

— Ты хочешь?

— Конечно!

— А ты?

— Очень.

— Ты веришь?

— Не знаю.

— А я верю. Чувствую, нет, уверена, у нас все получится!

— Я начинаю.

— Еще рано. Подожди минутку.

О том, что соседка зачала, Тата узнала на следующий же день. Волшебный дар прямо с утра уловил наличие у женщины новой энергетики, привнесенной извне. Но спрашивать было неловко. Соседка призналась, когда живот мог заметить уже каждый.

— Мы ведь тебя тогда послушались.

— Вот и хорошо, — улыбнулась Тата и вздохнула с облегчением. Долг отдан, она свободна. Через девять месяцев и одну неделю, сидя у детской кроватки, соседка сказала:

— Второй ребенок умер. Какое горе.

Красный сморщенный младенчик лежал в кроватке и сопел приплюснутым носом.

— Зато этот жив. Какое счастье, — поправила Тата. Она держала «своего» малыша за ручку, перебирала пальчики, каждой клеточкой чувствуя гладкость и цепкую малость новой жизни. — Кстати, я снова сон про тебя видела.

— И что? — с тайной надеждой и готовностью отозвалась соседка.

— Приснилось, будто через год ты залетишь снова.

— Дай-то Бог. Хорошо бы.

Глава 6. Сведение счетов

Расплатившись с прошлым, Тата задумалась о настоящем. Оснований к тому хватало. В первую очередь материального толка, так как деньги, оставленные ИМ (благородный человек), стремительно заканчивались.

«Пойду куда-нибудь служить. Хорошие финансовые директора всегда нужны…» — решила Тата, и только было собралась повесить на сайт по трудоустройству свое резюме, как поняла: вкалывать от забора до обеда на чужого дядю/тетю она не хочет. В голове крутились крепли, зрели мысли о собственной компании. Однако дни шли, а дальше планов дело не двигалось.

— Вернись в реальность. Хватит строить воздушные замки. У тебя нет стартового капитала, — напомнил как-то Внутренний Голос.

«Зато на антиквариат всегда есть спрос. Продам что-нибудь…».

— Зачем? Твой прожект обречен.

«Почему?»

— Потому что ты сейчас похожа на амебу и, столкнувшись с парой проблем, немедленно скиснешь и бросишь все к чертовой матери.

К сожалению, такой вариант исключать не приходилось. Мысли мыслями, а энтузиазма идея о свободном предпринимательстве не вызывала. Слишком уж сложное это было дело — развивать капитализм в родной державе.

— Для каждого поступка нужна мотивация, — уловив сомнения, неуемный аудитор начал очередной разбор полетов, — которой у тебя нет в помине.

«Мне нужны деньги, перспектива…»

— Все это можно получить на службе.

«Не хочу. Надоело подчиняться всяким идиотам».

— Полагаешь, руководить дураками проще?

«Не знаю. Не думала об этом».

— Ладно, поехали дальше. Ты любишь дело, которым собираешься заниматься?

«Нет. Буду чем-то торговать. Плевать чем», — ответила Тата.

— А как ты относишься к деньгам? Я имею в виду: способна ли ты ради казначейских билетов вкалывать от забора до обеда, терпеть выходки клиентов, тупость персонала, придирки контролирующих органов и прочую лабуду?

«Вечно ты все портишь своими вопросами».

— Это ты все портишь своими ответами. Но сейчас речь о другом. Получается, что тобой движет исключительно пустое желание.

«И пусть…»

— Но ничего не возникает из ничего. Для реализации даже глупой блажи нужны ресурсы. Силы для свершений дает душа…

Тата вздохнула тяжело. Внутренний Голос вечно бил не в бровь, а в глаз. За душой было пусто, и заполнить эту пустоту было решительно нечем.

Почти год — пока решался вопрос с беременностью соседки — в ее собственной жизни ничего не происходило. Истерзанный стрессом организм противился любой осмысленной деятельности, поэтому дни напролет Тата спала, смотрела телевизор, кушала и гуляла в парках.

Иногда, в тайной надежде на чудо, она заглядывала в свою душу. Ведь по логике вещей отдых от реалий должен был способствовать улучшению. Но нет. Экс-лужок хирел на глазах. Бурьян и сухостой исчезли. Земляная плешь слилась с грозовыми облаками и высохшим руслом реки, образовав серо-черное, полное беспробудной тоски, пространство. От телочек не осталось и следа. Даже кости развеял ветер. Зато крепость разрослась и жерлами, нацеленных на горизонт, орудий, с еще большим тщанием контролировала окрестности. Командовала цитаделью само собой барышня-пастушка. А вот ее дружок-пастушок совсем потерялся из виду. Толи почил, бедолага, в тяжкой неравной борьбе с повседневностью, толи забился где-то в укрытие и в тщетной надежде выжить выжидал лучших времен.

— Энергетический потенциал-с на нуле! — озвучил ситуацию Внутренний Голос.

«Тоже мне новость…» — буркнула Тата.

— Почему ты ничего не делаешь?

Тата пожала плечами:

«Душевное равновесие само разрушается и само восстанавливается. Это процесс спонтанный, самопроизвольный, не подвластный даже колдовству».

— Ничего подобного.

«Ну, да… — пришлось изобразить прозрение. — Существуют разные технологии, но я в них не верю и надеялась, что все пройдет само».

— Поэтому и сидишь у разбитого корыта.

«Ну почему же? Есть определенные успехи. Вчера я еще ничего не хотела. А сегодня собралась открыть собственный бизнес».

— Ты собралась наступить на очередные грабли.

«Не скажи. Я могу и преуспеть. Главное — ввязаться в бой, там будет видно».

— Кстати, автор бесшабашного лозунга, император Наполеон Бонапарт, всегда тщательно выбирал выгодные позиции для сражения, продумывал стратегию и тактику, однако, тем ни менее, плохо закончил. Что касается бизнеса, то восемьдесят процентов стартапов разоряются в течение первого года работы, при этом большая часть мелких и средних собственников, потерпевших фиаско, никогда не выходят на рынок с новыми проектами. Знаешь, почему? Ребятам не хватает ума, силы духа, выдержки и еще очень многого, что облекается в хорошо известное тебе слово: энергия. И чем, собственно, обеспечивается успех в мире свободного предпринимательства.

«Как же мне надоели твои банальные истины!»

— А мне — твои глупые выходки.

«Ты напрасно упрекаешь меня в глупости. В этот раз я все продумала. С энергией у меня, действительно, проблемы. Зато в голове полный порядок. Поэтому я буду хорошенько выверять каждый шаг и, таким образом, отчасти сокращу энергозатраты», — пояснила Тата.

— Что ж у нас на уме?

За рациональные способности краснеть не пришлось. Информация об устройстве и управлении компанией была аккуратно разложена по полочкам.

— Хорошо мыслишь, молодец, — отметил Внутренний Голос.

«И желания действовать у меня достаточно. Поэтому не придется тратить энергию на страх и лишние сомнения. Тоже экономия», — продолжила Тата.

— Дух у тебя всегда был боевой. Но не мешает проверить. А ну-ка…

Хорошо амунированные, вооруженные до зубов смелость, упорство, настойчивость, выдержка произвели на ревизора благоприятное впечатление.

«С телом тоже все отлично. Здоровье — возрастная норма. Если надо, пройду обследование», — пошел с торгов следующий козырь.

— Что ж, — задумчиво резюмировала принимающая сторона. — Я все увидел. Окончательные выводы оглашу позднее.

С этими словами Внутренний Голос ретировался. Объявился он через сутки.

— Должен предупредить, ситуация не из лучших. Именно душа — ядро человеческой сущности — в состоянии гармонии вырабатывает энергию, зеленую энергию, обеспечивающую жизнь любому начинанию. Поэтому тебе надо, кровь из носу, утвердить в душе гармонию. Оная, если не вдаваться в подробности, имеет два источника: страх и любовь Ты готова полюбить?

«Кого?» — взвилась Тата.

— Себя, зарабатывающую деньги и управляющую компанией; саму компанию, сотрудников, покупателей, товар; государственный бюджет, который ты пополнишь налогами…Кого или что угодно, лишь бы в тебе родилось чувство, азарт и тяга к подвигам.

«Нет, нет. Любить я категорически отказываюсь».

–. Не хочешь любить — бойся.

«Чего-кого?»

— Себя, прозябающей в четырех стенах; голода, скуки…

«Магия и страх — вещи несовместимые. Впрочем, как человек, я тоже не из пугливых».

— Тогда ничего не попишешь: придется любить.

«А как на счет веры в Бога, прощения, здорового питания, медитации и других методов повышения энергии?»

— Все они — та же любовь, только, как говорится, в профиль. Когда человеку сложно полюбить просто так, он с помощью разных процедур как бы прививает себе любовь по частям.

«Тогда, действительно, все пропало. Выхода нет. — Тата некоторое время помолчала, затем решительно объявила: — Ладно, раз такое дело, я согласна. Полюбить — не полюблю, а привязаться к чему-нибудь попробую. Но только неодушевленному. Люди точно отпадают. К себе и человечеству я сейчас в оппозиции».

— Только, гляди, чувство должно быть настоящим, искренним, таким, чтобы душа пела.

«Окей…»

Решать поставленную задачу Тата взялась методом практическим. Вообразив для наглядности весы, она положила на правую чашу гирьку с надписью «гармония», а на левую стала поочередно выкладывать то, что по ее мнению, имело ценность: «деньги», «независимость», «карьера», «комфорт», «поездки за рубеж», «дорогие тряпки», «преуспевание», «ухажеры»…Вскоре для удовольствий уже хватало места, однако равновесия не было в помине. Не изменила ситуацию и новая порция изысков бытия. Что Тата не добавляла, а гармония довлела над суммой сует и уступать позиции не собиралась.

«Следовательно, изначальная предпосылка была неверна. Гармонию невозможно измерить прагматичными началами. По сути, она — ВЫСШИЙ порядок», — подумала Тата и тут же поняла, что надо делать.

Подмена понятий сразу привела к нужному результату. Стоило заменить иррациональную «гармонию» на целесообразный «порядок в жизни», как правая чаша замерла напротив левой. О чем обрадованная Тата немедленно и отрапортовала Внутреннему Голосу:

«Все решено! Иду в светлое будущее под новыми знаменами!»

— А если конкретно?

«До сих пор я жила не правильно. В итоге моя душа опустела от горечи, обид, разочарований и отказывается любить, тем самым лишая меня так нужной сейчас энергии».

— Впечатляющее начало. Что дальше?

«Я перестану совершать ошибки!»

— Хватит лирики. Давай конструктив.

«Пожалуйста!»

Тата представила реку, течение которой перекрывали валуны и поваленные деревья, и принялась за объяснения.

«Вода — это поток жизненной энергии. Русло реки — сама жизнь, а камни и деревья — происходящие события. Ясно?»

— Да.

«Теперь смотри, как теряется потенциал… — крупным планом на картинке проявились водовороты, омывающие препятствия, а затем весь поток, до столкновения с валунами и деревьями бодрый и веселый, а после — унылый, тягучий, мелкий.

— Ну и что?

«А то, что раньше во избежание проблем я удаляла препоны в одном месте и натыкалась на следующие в другом». Теперь я поступлю иначе».

К воображаемой речке подъехала колонна стройтехники, и буквально в мгновение ока возвела плотину, после которой речка, перестав быть природным явлением, превратилось в гидросооружение с цементированным дном и берегами, и отрегулированным уровнем отфильтрованной воды.

— Что означает сия тонкая поэтическая аллегория?

«Рассчитывая и выверяя каждый шаг, я обеспечу себе стабильность, спокойствие и порядок, которые обязуюсь ценить превыше всего и в которых намерена черпать силы для управления компанией».

— Хорошее решение, жаль не исполнимое, — возразил Внутренний Голос.

«Почему?»

— Везде соломку не подстелешь. Даже если очень стараться. Во всяком случае, избежать проблем еще никому не удалось.

«Что же делать?» — задумалась Тата.

— Если нельзя изменить обстоятельства, нужно изменить отношение к ним. Чтобы ни произошло, человек всегда имеет выбор: страдать и казнить себя или признать событие опытом и сделать нужные выводы. В первом случае, он остается без сил, как это произошло с некоторыми. Во втором получает массу энергии и тогда, так или иначе, преуспевает.

«К сожалению, самообладание либо есть от природы, либо обретается с помощью долгих тренировок. Я пока не умею сохранять душевное равновесие и впадаю в раж по поводу и без, страдаю, маюсь, томлюсь, то есть не управляю своими чувствами».

— Разве это повод опускать руки?

«Конечно! Я ведь магиня, значит, могу приказом по партии запретить себе рефлексировать и разрешить только логические решения».

— Все твои приказы по партии — чистой воды блеф. Ты можешь хоть до утра выдавать себе ценные указания, но никогда не станешь им подчиняться. Человек не в силах измениться полностью. Ты воспринимаешь мир через чувства, спонтанную реакцию, стремление к новому, свободное течение событий и борьбу с любыми ограничениями, поэтому никогда не станешь рафинированной рационалкой. Для этого у тебя просто нет нужных ресурсов.

«Но я ведь магиня и могу все».

– Блин, какая ты тупая. Неужели не ясно: твое всемогущество распространяется только на внешнюю среду. Внутренняя — тебе неподвластна. В отношении самой себя ты — обычный человек. Твои система ценностей, воля, чувства, разум, интуиция «заточены» под родную натуру. В чужую ты будешь трансформироваться долго, нудно и без особых успехов.

«Ты так уверен в своей правоте?»

— Вспомни, как ты жила с ИМ. Разве у тебя были реальные поводы для трагедии? Тем ни менее, ты лезла на стенку из-за сущих пустяков и фактически доигралась до нервного истощения.

Довод показался убедительным, и Тата согласилась на компромисс:

«Я доработаю свою идею…»

Новый вариант привел всезнайку в полное замешательство.

— Ну, ты загнула, — даже не выслушав толком, перебил Внутренний Голос. — Это же полный бред!

Задетая за живое Тата двинулась в наступление.

«Раз невозможно измениться полностью, надо сделать это частично. Поэтому я разделюсь на части. Одна — насколько это возможно рациональная — установит и будет поддерживать порядок в жизни. Вторую, назовем ее — оппозиционной, придется временно изолировать. Пусть не мешает».

— Чушь!

«Не торопись с выводами. Тебя шокирует фраза: разделюсь на части? Но раздвоенность — обычное явление. Кого не спроси: на работе он один, а дома — иной. Все думают одно, говорят другое, сидят на двух стульях, сосут двух маток. Человек постоянно ведет одновременную игру на нескольких полях, и на внешнем и внутреннем планах решает совершенно разные задачи. Да, что там говорить: наши с тобой беседы — не пример ли раздвоенности? Так что молчи. Без тебя хреново. Думаешь, мне не хочется быть цельной натурой? Думаешь, приятно рвать себя на куски? Но надо, значит, надо. Что ж поделать, если одна часть меня хочет идти вперед, а другая норовит забиться в нору и спрятаться ото всех. Но ничего. Пройдет время, я объединюсь и тогда уж заживу счастливо».

— Если ты все предусмотрела, то вперед и с песней. Твори насилие, измывайся над собой. Чай не впервой.

«Не бурчи. Не будет никакого насилия. У меня теперь сплошная демократия. Сейчас сам увидишь. Итак, господа-товарищи, прошу минуту внимания, — не откладывая дело в долгий ящик, Тата призвала к ответу составляющие своей личности: Ум, Душу, Тело и Дух. — На повестке дня новый идеологический тренд: рационализм. Начинаем голосование. Кто готов подчинить себя логике и правилам?»

— Пожалуй, я, — откликнулась физическая оболочка. — Я за здоровый образ жизни и против истерик и депрессий.

— Присоединяюсь, — сказал Дух, — хотя я по своей природе имею очень прорывной характер и плохо переношу стабильность, но тем интереснее задача. Попробуем что-нибудь новенькое.

— Я всегда ратовал за планы, регламент, этикет. Только меня никто не слушал, — отозвался Ум. — Но теперь-то вы поймете преимущества прагматичного мировоззрения, и мы, наконец, построим светлое будущее таким, каким оно должно быть.

— Я, наверное, не смогу присоединиться к коллективу. При всем желании, — сказала свое слово Душа. — Мне всегда претили любые навязанные извне ограничения. Даже прагматичные.

— Вот видишь, — буркнул Внутренний Голос, — твоя душа отказывается участвовать в дурацком прожекте.

«Не торопись, — отмахнулась Тата и обратилась к Душе: — Я всегда делала то, что тебе угодно. Теперь пришло время отдавать долги.

— Но меня воротит от такой перспективы. И вообще: «Душа одна, а желаний тысяча», «душа — всему мера». Ты не должна меня ущемлять и угнетать.

«Я и не собираюсь. Мы должны договориться. Что бы сейчас хочешь?»

— Покоя.

«Ты его получишь. Я загляну в самые сокровенные твои уголки, вытащу на белый свет и вылечу твои страхи боли. Ты у меня будешь загляденье, не душа — кристалл. Только скажи «да» и та часть тебя, которая готова подчинить порывы разуму, в компенсацию за согласие отправится отдыхать, набираться сил и мудрости. Другой же частью, протестующей, просто потерпи. В тебе сейчас мало силенок, так что и раздражение будет небольшим.

— А долго терпеть? — испугалась Душа.

«Едва ты окрепнешь, мы пересмотрим договор», — успокоила бессмертную Тата.

— Точно?

— Конечно.

— Тогда, я как все.

«У меня еще одна просьба».

— Какая?

«Мне очень хочется иметь собственный бизнес. Но чтобы он развивался хорошо, ты должна петь. Это возможно?»

— Петь? — приуныла Душа.

«Ну, пожалуйста. Не надо заливаться соловьем и выводить рулады, пой в хотя бы пол- или четверть голоса, щебечи что-то, мурлычь.

— Ладно, попробую мурлыкать.

«Вот и отлично. Ты доволен? — вопрос адресовался Внутреннему Голосу. — Душа будет петь. Значит, нам не о чем больше толковать!»

Тот, мрачно уронил:

— Это мы еще поглядим. Кто знает, что получится из твоего эксперимента.

«Время покажет».

— Что ж, я — советчик, а не указчик. Мое дело — предупредить!

«Вот и замечательно. Значит, я приступаю».

Тата, приказала «пусть» и стала иной.

В ближайший понедельник в офисе фирмы «Заря», которую подарил Тате ИМ, произошло собрание трудового коллектива. На повестке дня стояли два вопроса: доклад собственницы и прения. Первый был на удивление краток.

— Ребята, контора существует только на бумаге. У меня есть деньги на зарплату и аренду на два месяца. Дальше — все в наших руках. Если постараемся, то через полгода будем в шоколаде. Нет…Ну, на нет и суда нет.

— Танечка, позвольте, заметить, у вас ведь нет опыта… — слово взяла бухгалтерша.

— Татьяна Михайловна, — сказанное резким тоном уточнение не оставило сомнений, кто здесь начальник, а кому надлежит знать свое место. — Можно просто Татьяна. Про опыт я в курсе. Но ситуация от того не меняется.

Бухгалтерша от удивления распахнула широко глаза, захлопнула рот и больше не возникала.

Так началась новая жизнь и Тата превратилась в Татьяну.

Директору и хозяйке не к лицу было детское имя. Родное и любимое, бабушкин подарок, оно стало тесным для новоявленой бизнес-леди. Татьяна — совсем иной коленкор. Татьяна означает — устроительница, начинатель. То есть отражает истинное положение дел в конкретный момент бытия.

— Что ж, я готов, — сказал, недавно принятый на службу Василий Петрович Камейкин. — Мне хоть и пятьдесят восемь лет, а работать я умею.

— Отлично. Завтра с утра приступаем, — правильно оценив молчание бухгалтерши и менеджера по продажам, Татьяна попрощалась и покинула помещение.

Она шла по улице и улыбалась. Все хорошо. Мятежи и сумятица в прошлом. Впереди: карьера, здравомыслие, уверенность в себе. И Камейкин — славный дядька. Таким наколдованный помощник и представлялся.

Буквально в последнее мгновение, на всякий случай, Тата пожелала:

— Хочу, чтобы рядом оказался толковый и порядочный помощник. Для страховки. И чтобы под юбку не лез. И голову не морочил.

Поэтому бывшему военному снабженцу, майору интендантской службы, крепкому семьянину, любящему отцу и мужу, Василию Петровичу Камейкину, пару недель назад пришла в голову неожиданная блажь: зайти на сайт по трудоустройству, воодушевиться вакансией в маленькой Богом забытой фирме, уволиться со старого места (не ахти какого, кстати) и согласиться со странным и невыгодным условиями.

А уж опекать родное руководство Камейкин стал по собственному почину, в силу, так сказать, природной склонности, лезть во все дырки.