Планета парадоксов



  

Крушение

Эльмар мог бы, конечно, объяснить Рябинке, за что его лишили могущества. Но рассказ его сделал бы их отношения натянутыми и неискренними. Рябинка неизбежно почувствовала бы себя виноватой в случившемся, а Эльмар был не из тех, кто перекладывает свои печали на чужие плечи.

И вовсе не из-за каких-то там обид он развернулся и ушёл. Он даже не рассердился на Рябинку. В нём просто что-то опустело, словно замолчали какие-то важные струны.

Обеспечив безопасный отлёт Рябинки, Эльмар подождал до середины дня и полетел к Солнечному. Слежки он за собой не обнаружил и убедился таким образом, что его план увенчался успехом. Возле Срединных Гор Эльмар повернул к Долинному. Там, покружив над остатками Рябинкиного острова, он поставил ракетку возле прибрежных камышей и тихо пошел вдоль берега, пытаясь представить по оставшимся следам, где стоял звездолёт, и что сказали Рябинка и Ина друг другу.

И чувства, казалось бы, давно похороненные, вдруг нахлынули на Эльмара. Это было больно, это было страшно, это было просто невыносимо, но тот роковой день снова четко всплыл у него в памяти. И бесконечная тоска сжала голову, подчиняя себе каждый нерв, каждую клеточку мозга.

«Нет, — пронеслось в голове у Эльмара. — Второй раз я этого не переживу.»

Год назад он справился с этим, потому что знал: он по-прежнему нужен, без него не обойтись. А сегодня… ведь он ничего не терял, а тоска вернулась.

Кого он мог обвинять во всех бедах? Только себя. Но обвинять себя не хотелось, и лишь неуютное сознание собственного ничтожества заполняло душу. Жалкий поэтишка, бездарный пачкатель холстов и «подозрительная личность» — вот кем он оказался в глазах единственной девушки, которая заставила его выглянуть из воздушного замка фантазии в реальный мир.

Что ж, не её вина, если крепость его оказалась кривобокой и с трещинами. Если без большой высокой цели смысл жизни для Эльмара потерян и существовать ему больше не для чего, что бы там кто ни говорил.

Эльмар не плакал — о чем тут было плакать? О себе? Не стоил жалости такой неудачник, как он. О своих несбывшихся надеждах? Да ведь их и не было, никаких надежд. И умереть он хотел без помпы и драм: тихо и незаметно исчезнуть из жизни. Уйти и раствориться. Это будет легко и безболезненно. Он знает. И никому он отныне не будет мешать и действовать на нервы. Машины ведь уничтожают, если их конструкции неудачны, вот и его пора демонтировать.

Эльмар пошёл к своей ракетке. Он не торопился. Решение его было твердо, и незачем было пороть горячку. Он шёл и думал, как ему убрать ограничитель высоты. Эльмар сам создал эту модель два года назад в свои лучшие времена и сам же материализовал. Хотя ничем особенным от серийных машин она не отличалась, но служила ему безотказно. И вот теперь должна была умереть вместе с хозяином.

Эльмар нежно погладил рукой тёмно-зеленый корпус и полез в мотор. Через два часа он сел в кабину и включил двигатель.

— Да, — сказал он себе с грустным удовлетворением. — кое-чему меня в школе выучили.

«Написать, что ли записку? Нет, не надо. Мартин станет мучиться, обвинять себя в нечуткости… Зачем?»

Машина тронулась и помчалась в вертикаль. Эльмар потерял ощущение времени. Но по мере того, как уменьшались внизу берег, роща, и остатки Рябинкиного озера, решимость его свести счеты с жизнью слабела.

«Может, не надо?» — подумал он. Но крыша кабины над ним уже таяла. Эльмар почувствовал сильную до тошноты усталость и, инстинктивно вцепился во что-то, на миг прикрыв глаза.

Резкий рывок заставил его приподнять веки.

Эльмара волокло куда-то. Jн никак не мог понять, чего от него хотят, его мутило и он желал только одного: чтобы его оставили в покое.

Потом был толчок, и Эльмар опять потерял сознание.

Когда глаза его открылись, он попробовал приподняться но что-то ему мешало. Он лежал на боку, но его продолжало качать. Измятая трава вокруг и ремни безопасности под мышками сказали ему, что он на земле и жив, каким бы странным и необъяснимым этот факт ни был.

Эльмар отстегнулся и встал. Кресло, к которому он только что был привязан, поползло куда-то за двумя парашютами. Эльмар безучастно проводил его взглядом. Тут, по крайней мере, всё было ясно: кресло Эльмар снял со старой машины. Страшно хотелось есть. И он побрёл к городу.

Роща была совсем близко от него, но Эльмару казался вечностью путь до неё. По лбу его струился пот, и сердце стучало, гулом отдаваясь в висках.

Тут он вспомнил, что на поляне, неподалеку от того места, где сегодня была его машина, росла съедобная травка. Добравшись до неё, он упал на колени и начал жадно рвать маленькие кислые стебли. Они не насыщали, но мутить перестало. Съев последний листик, Эльмар поднялся. И от резкого движения перед его глазами поплыли зеленые круги.

«Здорово меня клонит», — подумал он, выходя на тропинку вдоль озера. Он прислонился к дереву и усмехнулся: на примятой траве вокруг камышей валялись ограничитель высоты и обрывки проводов. Организатор незаметных исчезновений из него получился некудышний.

Эльмар собрался с силами и оттолкнулся от ствола. Теперь он шёл медленно, но головокружение уже не мешало. Наоборот, Эльмар словно потерял вес. Он не ощущал ни ног, ни тела, лишь уши почему-то закладывало. Но, спускаясь с горы, он снова почувствовал дрожь в ногах и тошноту, а, когда добрался до ближайшего домика, вынужден был несколько минут отдыхать, ухватившись за стволик изгороди.

«Всё же со мной что-то неладно, — подумал он. — Надо позвонить Мартину.»

Почему ноги понесли Эльмара не к ближайшему телефону-автомату, а к знакомому домику возле аллеи из синих тюльпанов, Эльмар не мог себе объяснить ни тогда, ни после. Он заметил только, протягивая руку к дверному звонку, что рука его стала прозрачной и тонкой. И это поразило Эльмара.

— Эльмар, ты? — воскликнула испуганно Ниночка, открыв дверь. — Что с тобой?

— Наверное, я. Это ты теперь здесь живёшь? Я хотел стелефонить, можно?

— Да. А ты не заболел случайно?

— Нет, то есть да, немного. Ставил эксперимент, сколько дней смогу прожить без пищи. И перестарался. — Эльмар говорил нарочито шутливым тоном.

— А мне на дежурство… Да ты заходи в дом. Ты подо-жди здесь немного, я приду, я только предупрежу: Я только замену себе найду, я вернусь, ты не беспокойся:

Чуть за Ниночкой закрылась дверь, Эльмар набрал номер Солнечного и шифр Мартина.

— Дружище, я прихворнул. Я в Долинном, у твоей бывшей медсестры, у Ниночки. Она теперь живёт в твоём бывшем доме.

— Побудь у неё до вечера, а там я, так и быть, загляну.

— Слушай, я когда-нибудь тебя беспокоил по пустякам?

— Меня ждут другие больные.

— Предупреди и прилетай. Я тебе сообщу нечто сногсшибательное.

— Эльмар, или говори толком, или я отключаюсь.

Мартин действительно отключился. Эльмар поднял голову и глянул на себя в зеркало. Он поежился. На него смотрело натуральное привидение. Встретишь такую физиономию в темноте — перепугаешься. Что же делать, за всё в жизни приходится платить, а он ещё легко отделался: жив вот, и имеет возможность саморазглядывания.

Хотя погоди… Может, как раз теперь в твоей жизни всё и начинается?

И слабая не оформившаяся надежда зашевелилась где-то в подкорке Эльмара. Ну да! Ведь если он благополучно преодолел роковой рубеж, значит, препятствий для поднятия ещё выше для него не существует, и он может лететь куда угодно. Хоть на ту же самую Лиску.

«Постой, — осадил себя Эльмар. — А вдруг тебе только показалось, что ты достиг границы? Доказательства нужны, и более серьёзные, чем пропавшая ракетка. Вдруг ты просто сбрендил на космической почве?

Он ещё раз посмотрел на себя в зеркало: нет, из-за помешательства так измениться — не может быть. Но вот докажи это другим, хотя бы тому же Мартину. Эх, если бы он был могучим, устроил бы он в укромном местечке мастерскую, и ничьё благословение ему было бы ненужно. А потом бы только показался на готовом корабле и…

«Да ведь какая мысль! Если я действительно, побывал за границей… Ведь уловитель мыслей, вмонтированный под мою черепную коробку, был таким же воображаемым, как моя ракетка. Он никогда не делается вручную: материализованные приборы надежнее и долговечнее.

Значит… Значит… могущество должно было ко мне вернуться. И проверить догадку совсем не трудно.»

Как ни парадоксально, но, материализовав на старом месте «ум» и убедившись, что он действует, Эльмар не испытал особого счастья. Когда могущество казалось для него навсегда утерянным, оно вспоминалось сладким раем, ещё более прекрасным благодаря недоступности. Теперь же, когда рай был снова при нём, художник ощутил тревогу и беспокойство.

Сначала он, правда, обрадовался, но уже в следующее мгновение вспомнилось, что вместе с раем на него наваливается ответственность за всё, что он делает, что думает и даже чем дышит.

Он не то, чтобы свыкся с обычным неспешным существованием, но простота давала ряд преимуществ: Эльмар имел полное право поступать, как хотел, и никто ему ничего не мог запретить или указать. Хотел он быть идеальным — был, не хотел — и не надо, наплевать.

Эльмара не тянуло безобразничать или поступать назло, но сама возможность идти направо или налево, оказывается, многое значила для спокойствия души. Он мог рассчитаться и уехать из Открытого — и никто не стал бы его догонять. Ни о чём не было нужды беспокоиться: тревоги и беды других могли его абсолютно не касаться.

Опять же, не то, чтобы он не сочувствовал, но имел право не сочувствовать, или, точнее, он не был обязан стремглав мчаться на помощь. Легкая и беззаботная доля, и совершенно непонятно, отчего это ему, болвану, вздумалось себя убивать? Жил бы и жил, как все, как большинство.

Ведь теперь ты снова обязан. Обязан быть человеколюбивым, примерным, трудягой, стойким, гибким, незлобивым. Обязан самоусовершенствоваться, самообразовываться и скрывать букет этих прекрасных качеств всю жизнь, чтобы, упаси бог, никто не догадался, откуда их у тебя столько.

Нет, теперь Эльмар был научен горьким опытом, каково это — быть идеальным. Конечно, он все равно будет поступать, как надо, но не по обязанности, а потому, что как же иначе можно? И никому о своем новообретенном могуществе он не скажет, только разве Мартину признается. Друг как-никак.

Но к вечеру созрело окончательное: не признаваться никому. И когда Мартин добрался до Долинного, Эльмара у Ниночки уже не было.



  

Новое знакомство

Легко было принимать решение никому ничего не говорить, но вот сделать космический корабль, не имея понятия, как и из чего такие корабли делаются — это было значительно посложнее. Единственное, что Эльмар знал — это как намечать курс на маршрутке. Будь на его месте кто-нибудь другой, он отказался бы от этой затеи после первых же трезвых раздумий.

Ведь каждую деталь, велика она была или микроскопична, необходимо было предварительно изготовить: отлить, выточить, спрессовать. Сколькими профессиями требовалось владеть, каким количеством разнообразнейших навыков обладать! И это был еще далеко не полный перечень проблем!

В архивах Стасигорда хранилась документация двухместного звездолёта времен Олега. Заполучить было её делом плёвым, но Эльмара не привлекала перспектива сооружать старую колымагу вместо полноценной машины. Ведь что ни говори, а на Новую Землю их предок попал в результате аварии. Поэтому Эльмар предпочёл немного похлопотать, но зато изготовить более совершенную машину.

Итак, через неделю, отоспавшись, отъевшись, на новенькой ракетке, он полетел в Первыгорд на студию документальных фильмов. Там Эльмар попросил показать ему человека, снимавшего в прошлом году туземный корабль.

Человеком оказалась невысокая шатенка, чуть постарше Эльмара, модно, но довольно небрежно одетая. Взгляд останавливался на эффектных серьгах из чёрной гравированной проволоки. Серьги изображали мифических существ, вампиров, причём выполнены были с таким потрясающим искусством, что на непривыкшего к театральным эффектам человека производили просто шоковое впечатление. Неискушённому зрителю казалось, что существа вот-вот взлетят с серёг и полетят в его сторону. Впечатлительный человек, взглянув на эти серьги, лицо их обладательницы уже не замечал.

Эльмар был впечатлительным в меру, но и он не сразу догадался, что шатенку видит не впервые.

Шатенка находилась во дворе студии и готовила камеру, заложив её на складном столике. Что-то там не ладилось, но женщина упрямо копалась в аппарате и нервничала, тихонько ругаясь сквозь зубы.

Эльмар спокойно стоял и смотрел, хотя по законам вежливости ему бы полагалось заговорить первому. Он помалкивал, по опыту зная, что в такую минуту лучше не приставать к человеку, если хочешь от него чего-то до-биться.

— Что фонари вытаращил? — внезапно обернулась шатенка.

— Навроцкая? Наталь Ивеновна?

— Ну я. Проклятая коробочка! Когда-нибудь она меня доведёт до белого каления. Помог бы, что ли!

— Увы, не разбираюсь!

— Тогда чего же ты здесь лазишь по территории?

— Мне нужна кассета за 16 шестого прошлого года.

Шатенка повела головой, склонив её к плечу, и снова выпрямила, сверкнув серьгами:

— На складе.

Движение это словно раздвинуло пласты Эльмаровой памяти, и оттуда выплыло: «Этот жест уже был.»

— А ведь мы с тобой встречались! — обрадовано воскликнул он. — Раньше! Экспериментальная школа. В этом учебном году.

— Разве? А я-то думала:

— Ну помоги, как коллега коллеге. Мне всего разок просмотреть.

— Коллега! Камеру починить не в состоянии!

— Я декоратор. Из «Худфильма.

— Вот как? — наконец-то заинтересовалась шатенка. — А кто у вас рисовал «Хозяйку снежных полей»?

— Понравилось?

— Нарисовать можно что угодно. А вот как это снималось? Я делала съёмки зимой, но мне ни разу не удался такой искрящийся снег.

— И не удастся. В натуре это невозможно, — усмехнулся Эльмар.

Эльмар не стал дальше распространятся. Он не страдал ложным самолюбием и считал, что самая лучшая декорация — та, которой не видно.

— Значит, я пыталась добилась невозможного? Так и запишем на шарики. Но в общем-то я предполагала что-нибудь подобное. Эх, бросить бы эти проклятые репортажи! Мотаешься туда-сюда ради двух минут на экране. А потом, когда ты летишь сломя голову за свежей порцией новостей, твой труд отправляют в фонд, и он лежит там мертвым грузом.

— Пока не понадобится какому-нибудь чудаку вроде меня.

Шатенка засмеялась и, оставив в покое камеру, обречено махнула рукой:

— Так и быть, помогу бескорыстно.

Вынесши плоскую коробку, она провела Эльмара в просмотровый зал и растворилась в просторах студии.

Эльмар и вставил диск под литерой «а». Он просмотрел несколько кадров, когда заметил, что на этой кассете нет многого из того, что было показано по телевидению. Что она содержала не столько звездолёт, сколько членов Совета. И Эльмар вставил другую. Текст на обоих был идентичен.

Просматривая, Эльмар дошёл почти до половины части «б», когда подумал, что часть «а» тоже может содержать немало ценного. И он спарил их, запустив синхронно.

Теперь это было то, что надо, и Эльмар ещё раз просмотрел заседание сначала. И хотя чертежей диски не содержали, он был сторицей вознаграждён за потерю времени. Среди членов комиссии Эльмар заметил профессора Гусева. А профессор был просто кладезем различной информации.

Этим же вечером Эльмар полетел в Стасигорд. Профессора он нашёл в институте, на кафедре.

— Здравствуй, здравствуй, — проговорил профессор хмуро. — А, это ты! Я сейчас. Вот, задержался немного.

— Распределение?

— Распределение, будь оно не ладно! Удружила мне Феоктистушка на этот раз. Все пять лет себе смену готовил, думал уйти на покой — ан нет, собственной рукой посылаю парня к чёрту на кулички. Приказ! Видите ли, там срочно нужна замена. Я её умоляю: почему именно химика, я тоже вот возьму и умру, нельзя же губить такой талант — но разве её переспоришь? Уперлась: мол, когда умрешь, тогда и поищем, кем тебя заменить.

— Наверное, там единственная вакантная должность — по этой специальности.

— Вакантная должность! А если у парня талант? Ведь загубит его, растеряет навыки — а, ужасная женщина!

— Не надо переживать, Сергей Аганесович! Если талант — он себя проявит, — возразил художник осторожно.

— Проявит! Текучка засосёт — и всё проявление. — Профессор пыхтел, как чайник, готовый распаяться. — Что там ещё у тебя? Снова задумал какую-нибудь тайну выведать?

— В самую точку. Мне известно, что ты находился среди членов Совета, которые осматривали звездолёт нашей туземки.

— Да я там был. Присутствовал в качестве живого фотоаппарата. Все техобеспечение у меня вот тут, — он по-стучал себя по голове.

— И схемы основных узлов двигателя?

— Всё, — подтвердил профессор самодовольно. — Только зря ты рассчитываешь от меня получить что-либо. Тебе опасно давать информацию.

— Клянусь, я воспользовался совершенно другим источником.

Оба они, и Эльмар, и профессор, поняли, на что намекнул каждый из них, и профессор тут же дал понять, что ему известно, от кого Эльмар мог получить сведения, за которыми прилетал в прошлый раз.

— Ой ли? Тебя простили на этот раз, Феоктистушка заступилась. И то потому, что всё произошло без шума, и твоя знакомая вернула похищенные бумаги. Смотри, если ты проговоришься кому-либо о том, что находится внутри Зоны или даже о самом её существовании!.. И приятельнице своей передай — пусть держит язык а зубами, если хочет жить спокойно. И будь, пожалуйста, поосторожнее. Нельзя так демонстративно нарушать правила.

— Я поступал по законам могучих.

— Эльмар, Эльмар, ты слишком прямолинеен. А жизнь — она хитрая штука. Когда тебя лишили могущества, Феоктиста просто плакала после.

Профессор при этих словах глянул на Эльмара и покачал головой:

— А ведь ты сам вырыл себе яму. Ну что бы тебе было промолчать, а ещё бы лучше — подумать немного и незаметно ликвидировать последствия своей ошибки!

— Я боялся всепланетной паники и новых жертв.

— И принёс в жертву себя. А ведь ты был нашей надеждой, нашей гордостью!

— Не надо! Это давно в прошлом!

— Я не о прошлом, а о будущем. Не всегда можно говорить правду.

— И это говоришь ты, мой учитель? Тот, кто прививал мне смелость и честность?

Профессор досадливо крякнул:

— Зачем тебе нужны схемы двигателей?

— Мы собираемся снимать новый фильм. В общем, для декорации.

(Это была чистая правда: такой фильм на студии, действительно, готовился. Ничто не мешало Эльмару использовать информацию, которую он просил, для создания кинофильма).

Чертежи Рябинкиного корабля профессор в конце концов дал. Но на следующий день к Эльмару прилетел Мартин.

— Привет, — сказал он. — Как дела?

— Тружусь над новым фильмом.

— Ну и как успехи?

— А, очередной шедевр Вальтмина. Сценарий вроде ничего, но не знаю, сработаемся ли мы с этим типом. Слишком уж он экзотику любит, а я натурал.

— Послушай, Эльмар, — Мартин улыбался, но глаза его смотрели устало и серьезно. — Я давно хотел спросить, зачем ты споришь с теми, от кого зависишь?

— Завишу? Каким образом? Жильё, одежда, личная жизнь — всё это зависит только от меня.

— И более интересная, перспективная работа?

— Разве тебя не учили, что могучий должен быть смелым? Ведь нам всё равно легче, чем остальным, и мы всегда найдём способ для самовыражения.

— А если от тебя и твоей правоты будет только плохо? Если она лишит человека иллюзии, поддерживающей его в трудную минуту жизни?

— Если оставлять человека при его иллюзиях, то, веря в них, он просто не сможет не убеждать в своей правоте окружающих.

— Но вдруг заблуждается не он, а ты? А ты своими словами, своим упрямством сократишь ему жизнь?

— Пусть он мне докажет, что я не прав!

— И ты с легкостью переменишь своё мнение?

— Переменю.

— Ты просто хамелеон. — Я человек, который ищет истину!

— Даже если она неприятна тебе? Тебе лично, а не кому-то другому? Помнишь критическую статью на твою «Инопланетянку»?

Эльмар удивленно пожал плечами:

— Я пишу, как мне нравится, — проговорил он. — Я ищу красивые слова и стараюсь выразить свою мысль в как можно меньшем объёме слов. Кое-кто считает моё творчество бредом, но стихи мои в моде. Чего мне ещё желать?

— Вот видишь, в свою бездарность ты предпочитаешь не верить. Да я в пять минут докажу, что ты не одну правду жаждешь о себе услышать! Хотя бы эта история с Инкой — разве ты не считаешь несправедливым наказание, которому тебя подвергли?

«А ты жесток, однако, — подумал Эльмар. — Зачем ты напоминаешь мне, о том, что я лишенец? Или пришел выведать по заданию Совета, не раскаиваюсь ли я? Не собираюсь ли просить прощения? Вот уж не дождетесь!»

А вслух сказал примиряюще:

— Конечно, и я не всегда бываю прав. А помнишь нашу школу? Какими наивными мы были, когда мечтали повзрослеть и развернуться?

Мартин сердито посмотрел на него и не нашелся, что ответить. А когда он ушел, Эльмар очень порадовался, что промолчал о своём вновь обретенном могуществе. «Уж не Мартин ли выдал меня в прошлый раз?» — мелькнуло у не-го подозрение.



  

Свадьба

Добыв схемы, Эльмар несколько дней в них разбирался. В конце-концов ему стало ясно, где что на звездолёте находилось, и он приступил к изготовлению точной уменьшенной копии корабля в одну десятую величины.

Он ухлопал на это весь остаток отпуска и ещё три дня, а когда начал сверяться с чертежами, понял, что делал всё неправильно. И он начал работу сначала.

Теперь он поступил так: изучив схему расположения основных узлов корабля: двигателей, топливного отсека, пульта управления и тому подобного, он сделал обобщенный макет и, только убедившись в его верности, взялся за каждую часть отдельно.

Конечно, это было медленней, но зато давало гарантии, что впоследствии ему не придется из-за ничтожной ошибки выбрасывать псу под хвост детали и узлы настоящего корабля.

Эльмар разрывался между своим новым «хобби» и студией. Он сравнивал себя с героями картины, над которой работал: им несомненно было легче. Они занимались одним делом, а не двумя, в их распоряжении были лаборатории, фонды. Но его самолюбие приятно щекотало совпадение. Сценарий был посвящён той же проблеме, какая мучила художника: расшифровка тайны материализации, преодоление границы.

В предлагаемом сценарии она решалась так:

К одному учёному попадает в руки минерал, отвечающий за дематериализацию предметов. Человек, который его доставил, трагически погиб, и не успел сообщить, где его добыл, известен лишь район. Молодой ученый убеждает научный мир послать туда экспедицию. Ведь если существует антиматериализатор /условное название «демон»/, то должен существовать и материализатор /«мат»/. И минералы эти должны залегать где-то рядом. Оба минерала, разумеется, находят, и завершается фильм триумфальным стартом звездолёта, экипаж которого берет с собой в путь куски «мата».

Конечно, дребедень эта была весьма далека от действительности. Найти этот самый «мат» не было таким плёвым делом, как представлялось авторам сценария. Каждый минерал пришлось бы поднимать наверх с воображаемым предметом на исследование стабильности. А, может, его и не существовало вовсе, такого минерала? Может, это было просто суммарное свойство всех атомов и молекул, из которых состояла планета?

«Ничего, — думал Эльмар, соглашаясь на оформление. — Хоть лента и примитив, но зато она пропагандирует полеты в космос. И когда я выложу свои аргументы, они уже не покажутся нашим уважаемым консерваторам беспрецедентной ересью».

Как бы там ни было, но теоретическую часть работы Эльмар мог выполнять в открытую: эпизод со звездолётом в сценарии имелся. Ко времени окончания макета он уже не напоминал живой труп, и вскоре снова рискнул подняться за запретную границу. Поскольку всё это время он питался, повинуясь пресловутому здравому смыслу, исключительно натуральной пищей, то на этот раз обошлось без обмороков. А слабость и разбитость давали о себе знать всего неделю после полета.

Выздоровев, Эльмар полетел опять, решив приучить свой организм к постоянной потере некоторой части атомов. Впоследствии, правда, он догадался до более простого способа сделать свой организм нерастворимым: он поднимал вверх все продукты, какие попадали к нему, и ел исключительно пищу, стерилизованную таким образом.

Но всё это было уже потом, а сейчас перед Эльмаром стояла более насущная проблема: он искал место для мастерской. Сначала он хотел устроить её на каком-нибудь из островов холодного архипелага. Потом решил достроить в скалах побережья какую-нибудь бухточку. Эльмар колебался, и тут ему помог случай.

В один прекрасный день к нему явилась Марие и объявила:

— Мартин женится. В следующую субботу, — и вручила пластинку с оповещением. — Конечно, с тобой можно было бы обойтись без церемоний, но мы решили, что официальное приглашение не помешает. А то ты нас совсем забыл, и не навестил ни разу с тех пор, как мы переехали из Долинного. Но ведь не из-за того же, что Мартин себя обнаружил?

— Ты могла подумать такую глупость?

— Не думала я ничего думать, но ты к нам охладел, это правда. В общем, никаких оправданий мы больше не принимаем. Слушай, а почему ты не спрашиваешь, кто невеста?

— Разве я знаю её?

— Ещё бы нет! Она частенько забегала к нам, когда мы жили в Долинном. Худенькая такая, тихая. Она всё время челку подкручивала.

— Ниночка? Но ведь она совсем не привлекательная! Не такой представлял я себе невесту Мартина!

— Она очень миленькая и Мартина любит до беспамяти. Не то, что ты, медведь. Заперся в своей берлоге, и… я ненавижу её, ненавижу! — заключила она с неожиданной неприязнью.

— За что? — удивился Эльмар.

Ниночка была безобиднейшим существом, да и начало разговора не предвещало такого поворота.

— Если бы не эта противная зеленоглазая ведьма… Целыми днями сидишь, как истукан, впялившись в её проклятые зенки, и ничего больше не хочешь замечать, — выпалила Марие одним духом и поджала губы. За спиной художника висел большой голографический портрет Рябинки и, вспомнив об этом, Эльмар покачал головой:

— Ты не понимаешь, что говоришь. Мне же кошмарно некогда.

— Может быть. Но на эту субботу ты, надеюсь, отложишь свои неотложные дела и озаришь нашу скромную хижину светом пребывания своей непостижимой особы.

В назначенный день, прихватив полагающиеся по случаю подарок: шкатулку из янтаря в виде средневекового туземного замка, Эльмар отправился к друзьям.

Компания подобралась веселая: шесть пар, и все молодёжь. И хозяева превзошли самих себя. Стол ломился от яств, и Мартин сыпал незамысловатыми шуточками, умело поддерживая настроение.

Молодая жена в тёмно-розовом платье, задрапированном в мелкую складку, с золотым кружевом, казалась очень хорошенькой. Нежный счастливый румянец играл на её обычно озабоченном личике, а набор золотых браслетов неощутимой толщины подчёркивал белизну и гибкость её длинных тонких рук.

Она была бы ещё очаровательней, если бы рядом с ней не было Марие. Бледно-лиловое платье сестры жениха повторяло линии наряда невесты. Лишь кружева были серебряные и вместо браслетов наряд дополняло чеканное колье с подвесками. Марие была неотразима, и это было бесспорно.

Гости были все из старых приятелей Мартина. И хотя они жили по разным городам, все же знали друг друга. Они с увлечением искали общих знакомых и, вспоминая шумные вечеринки химфака, с упоением окунались в атмосферу беспечных бесшабашных лет. Они танцевали, загадывали шарады, дурачились, смеялись.

Эльмар наблюдал чужое веселье и грустил: чуть-чуть, самую малость. Он умел радоваться радости других и отдыхал, глядя, как смеются другие. Но из оптолы, рассыпаясь будоражащими переборами, лилась влекущая, пьянящая музыка и, достигая потаённых струн утомленной души художника, заставляла их отзываться печальным беспокойным эхом. А бархатный, обволакивающий голос между тем, пел:

— Пойдем танцевать, — сказала Марие, тронув его за плечо.

— Пойдем, — сказал Эльмар, и они закружились по комнате.

— Эй, Эльмар, чьему разбитому сердцу посвящена эта песня? — крикнул один из гостей, перекрывая могучим басом смех за столом.

— Откуда мне знать? — откликнулся Эльмар, не оборачиваясь.

Веселье за столом стало бурным.

Мартин выглянул из соседней комнаты:

— Что стряслось?

— Эльмар не узнает собственного творения, — весело объяснил бас.

— Но это же совсем не мой стиль! — защищался художник. — Я просто не мог сочинить такое!

— Где уж ему вспомнить! В свои студенческие годы он сорил стихами направо и налево!

— Надо же! — улыбнулся вконец сконфуженный Эльмар. — Нашелся же кто-то, приляпал мелодию…

И он увлек Марие в дальний конец зала.

— Ты в самом деле забыл ваш спор с Мартином? — спросила Марие, лукаво улыбаясь.

— Спор? Ах да, я, кажется, действительно, сочинил это стихотворение на спор… А ты сегодня восхитительна!

— Только сегодня?

— Но сегодня особенно! А знаешь, тебе по-туземному всего 25 лет.

— А тебе?

— 27. Давно ли мы были такими юными, как она, — он кивнул на Ниночку, хлопотавшую около стола.

— Ну что ты! Она себя считает ужасной старухой, ведь она уже три года, как окончила школу. Что же говорить обо мне? Я тебе смертельно надоела, да?

— Нет-нет, мне сегодня так хорошо!

И Эльмар опять отдался во власть мерных ритмичных звуков, мечтая лишь об одном: чтобы этот вечер никогда не кончался.



  

Встреча в горах

Следующий день был выходным, и Эльмар мог бы погостить ещё, но он был голоден. Он едва касался роскошных кушаний, сильно подозревая, что они — создания не столько рук хозяйки, сколько вообразительности хозяина. Кувшин с чёрным тамариндовым соком окончательно Эльмара в этом убедил: таким соком их однажды угощала Рябинка. И он сказал хозяевам: «До свидания.»

— Ну и пожалуйста, — надула губы Марие. — У меня, между прочим, новый поклонник появился. Со мной на стройке работает.

— Вот как? — совсем не огорчился Эльмар. И давно?

— Не так, чтобы очень. Красивый. Настоящий мужчина.

— Рад буду познакомиться.

Равнодушие Эльмара задела Марие.

— Хоть бы приревновал для приличия, — сказала она капризно.

Эльмар пожал плечами и сел в машину. Путь его лежал над Срединными горами.

Срединные горы эти назывались совсем не случайно. Они были невысоки, вечных снегов не имели и служили водоразделом рек северного и южного бассейнов. Начинались они к востоку от Солнечного, затем делали крюк и, пройдя как раз по середине прямой линии, соединявшей Солнечный и Открытый, доходили до побережья.

Сейчас, пролетая над Срединными горами, Эльмар вспомнил кое-что, и этого было достаточно, чтобы придать его мыслям новое направление: в срединных горах встречались пещеры.

Эльмар развернул ракетку и полетел между грядами, осматривая склоны, доступные обозрению. Ничего подходящего он в этот раз не нашел, однако решил наведаться сюда ещё. Через неделю поисков Эльмару повезло: на северном склоне одной гряды он обнаружил щель, ведущую вглубь горы.

Эльмар поставил ракетку и отошел к расщелине. Узкая, извилистая вначале, она затем превращалась в небольшую пещеру. Пещера показалась Эльмару маловатой, она явно не подходила для мастерской. Чтобы окончательно убедиться в этом, оставалось только исследовать темноту за скальным выступом. Эльмар повернулся… Какая-то птица вспорхнула из-под самых его ног и заставила попятиться.

— Осторожно! — услышал он.

Не успел Эльмар сообразить, что случилось, как левая нога его провалилась, и он опрокинулся навзничь. Он больно стукнулся затылком об камень и завис над пустотой, угадывая спиной бездну и боясь пошевелиться.

Он попробовал нащупать рукой опору — нашел её. Осторожно оторвал одну ногу. Отвел её назад: пустота уходила вниз под углом около тридцати градусов по горизонтали. Тогда он поднял вверх вторую руку и, достав край расселины, стал осторожно перебирать ногами, каждый миг опасаясь свалиться в пропасть. Уши его улавливали отдаленный шум, словно где-то рядом лилась вода.

К счастью, место, где Эльмар упал, оказалось достаточно узким, чтобы он смог выпрямиться и поднять голову. Первое, что он увидел, был силуэт человека, сидевшего на корточках напротив него.

— Дай руку, — сказал человек голосом, который кого-то Эльмару напомнил.

Знакомый незнакомец помог Эльмару выбраться из расщелины.

— Ты родился в сорочке, парень, — сказал он. — Смотри!

Включив фонарик, он провёл лучом по полу пещеры, и Эльмар имел возможность испугаться ещё раз. Разлом шёл вдоль всей стены и через два метра от того места, где они стояли, превращался в настоящий провал, куда могли провалиться без задержки шестеро таких, как наш художник.

— Послушай, а я тебя, кажется, знаю, — вдруг заявил пещерный обитатель, неожиданно направив луч света прямо в лицо Эльмару. — Не признал?

— Убери фонарь, — вместо ответа буркнул художник.

— Да посмотри же внимательнее, — странный субъект осветил своё лицо, и густые широкие брови с классически правильным носом заставили, наконец, Эльмара догадаться, на кого он наткнулся. Это лицо он сам попросил когда-то сделать для одного из двух беглецов из Зоны.

— Мир тесен! — сказал Эльмар удивленно. — Что ты тут делаешь в горах?

— Жду Тода. Помнишь его?

— Ещё бы нет! Как он?

— Пережидает, пока о нём забудут и ищет подходящей работы.

— Разве он опять что-нибудь натворил? — снова удивился Эльмар.

— Ну, он тот еще тип, но не настолько.

— Привет! — сказал Тод, заходя в пещеру. — Рад видеть Эльмара!

— Рад видеть Тода! — ответил Эльмар. — Я услышал, что ты — в поисках работы?

— Да. Стройка — не для меня. Я ведь лаборант, химик, чтобы ты знал. Конечно, ты дал мне очень хорошие документы, но у меня был диплом, и я хотел бы работать по специальности.

— А Вольд?

— Ну, этот не пропадет! Он уже окопался и симпатию себе завел.

— Да ну! — удивился Эльмар. — А чего теряться? — ухмыльнулся Вольд. — Да ты не беспокойся. Я не из тех, кто ставит приятелей в опасное положение. И Тод не дурак, чтобы здесь околачиваться вечно. Он уже начал наводить справки насчет работы где-нибудь на заводе.

— Давай присядем, — сказал Эльмар.

— Ты, парень, не сердись, — сказал Вольд, немного погодя. — Ты и так сделал для нас всё, что мог. — Почему же? — тихо проговорил художник. — Я могу и ещё кое-что.

— Например, диплом? — удивился Тод.

— Если дашь образец.

— Образец будет.

— И на завод, пожалуй, могу устроить. /Эльмар вспомнил вечеринку у Мартина и не сомневался, что место лаборанта или хотя бы оператора он обеспечить сумеет: кто-то из гостей что-то такое упоминал/.

— Если бы я тебя не знал раньше, — задумчиво сказал Вольд, — я бы подумал…

— Просто я не хочу, чтобы вы влипли в какую-нибудь историю, — объяснил Эльмар. — Да, меня просили, чтобы я помалкивал насчет Зоны. У меня будут крупные неприятности, если хоть что-то просочится и пойдут разные слухи.

— Понял, — ухмыльнулся Тод.

А Вольд засмеялся:

— Не беспокойся, мы не безголовые. На поселение назад не рвёмся.

Устроить Тода лаборантом оказалось, действительно, пустяковым делом. Такой специалист требовался в поселке недалеко от Солнечного. Рекомендуя его, Эльмар не кривил душой: он помнил, что когда-то сам Таиров называл Тода «хорошим специалистом». А когда пещера освободилась, Эльмар решил исследовать провал, в который чуть не угодил.

Сказано — сделано. Спустив на бечевке фонарик, он обнаружил кое-что интересное. Там, внизу, на глубине двадцать метров, находилась вторая пещера. С помощью веревки Эльмар рискнул спуститься. Он очутился в пологом тоннеле. Шум, теперь уже было ясно, что это действительно, вода, усиливался, и по мере того, как Эльмар подвигался, становился всё слышнее.

Внезапно тоннель повернулся, оборвался, и перед восхищённым взором художника открылась огромная полость, похожая на зал сказочного дворца. Стены её, переливаясь белым, розовым и оранжевым, украшали причудливые каменные цветы. С потолка свисали длинные сосульки, а вокруг отовсюду поднимались башенки и колонны. Эльмар посветил фонариком: всюду в пещере была вода. Она тонкой блестящей пленкой покрывала стены, капала с сосулек. Но напрасно было бы напрягать уши, стараясь расслышать, как она достигает пола, разбиваясь на множество мелких брызг. Все звуки терялись в оглушающем гуле, доносившемся из глубины пещеры.

Там, возникая откуда-то из земных недр, струился величавый поток. Перед тем, как достигнуть края пещеры, он низвергался водопадом и, пробежав ещё несколько метров, терялся под аркой высокого тоннеля.

Выпавшую ему удачу Эльмар оценил по достоинству далеко не сразу. Пещера была сырой и холодной, и слишком громадной для задуманного мероприятия. Но всё же более удобного места для мастерской он не подыскал и решил устроиться здесь.

И побежали быстротечной вереницей дни, торопясь сменить друг друга. Эльмар напрочь позабыл, что такое скука или тоска. Свой цех он устроил в противоположном от водопада конце пещеры, ближе к выходу. Сбив все наиболее выделяющееся сталактиты, сталагмиты и колонны, он придал потолку форму полированной чаши, разровнял пол и возвел на нём платформу с виброгасящим основанием. По идее влага, конденсируясь на дне «чаши», должна была стекать к её краям и падать за пределы платформы.

Во избежание досадных неожиданностей Эльмар осмотрел каждый квадратный метр пещеры: нет ли отсюда ещё какого-либо лаза. Но тоннель, ведущий в верхнюю пещеру, оказался единственным ходом, связывающим подземный дворец с окружающим миром.

Дальше нужно было раздобыть источник энергии. И вот тут-то до Эльмара дошло, какой щедрый дар преподнёс ему господин случай. Водопад! Вот где можно было устроить электростанцию! Энергии, которую он мог дать, хватило бы на несколько заводов, не только на маленькую мастерскую.

Эльмар промерил дно, установил его рельеф и поднял уровень воды. Теперь она текла вровень с полом пещеры и, чтобы случайно туда не ухнуть, Эльмар соорудил ограждение, замаскировав его под естественный скальный рельеф. На всякий случай он вмонтировал в перила датчики, автоматически открывающие плотину, если по какой-либо причине вода переполнит русло и вытечет на «набережную». Кабели он заключил в водонепроницаемые трубы из пластика и, осветив малейшие уголки пещеры, свернул подготовительные маневры.

Эльмар приступил к основной задаче: оборудованию. Увы! В сборнике схем и чертежей Рябинкиного звездолёта не были указаны материалы, из которых он делался. Эльмару самому предстояло догадаться, что из чего состоит, и чем его заменить. Было от чего растеряться! Наш конструктор-любитель снова засел за книги, только теперь они помогали мало. В конце концов он решил подобрать материалы сам, пользуясь двумя основными принципами: минимальный вес и максимальная прочность. Возможная дороговизна Эльмара не смущала: он помнил, что цена любой продукции складывается не только из стоимости сырья и рабочей силы, но также из энергии и трудозатрат, пошедших на изготовление станков и оборудования. Последние два компонента для Эльмара, как для могучего, стоили относительно дёшево.

Эльмар съездил на ближайшую фабрику по выращиванию искусственных кристаллов, внимательно рассмотрел форму и размеры тигля. Он дотошно вникал в каждый пустяк, способы очистки сырья от примесей, ознакомился с техническим паспортом оборудования и материалов, из которого изготовляется формообразователь. Этим же вечером он по свежей памяти перенёс всё в свою пещеру и поехал за сырьём.



  

Помощница

Вообще, если описывать подробно, что Эльмар в то время делал, то получится очень скучная книга. Поэтому скажем коротко: он искал. Искал сырьё, данные, месторождения. Он испытывал самые различные материалы, какие попадали в его руки, от бытовых пластмасс до редких композитов, о которых слышал краем уха или читал. Он проверял их прочность, электропроводность, ковкость, жаростойкость. За всю свою жизнь он не пересмотрел столько технической литературы, сколько за этот период.

Скоро он ощутил тихий ужас от астрономического количества данных, которыми себя окружил. Он буквально тонул в них, не в силах разобраться и на чем-то остановиться. Время мчалось мимо Эльмара лихорадочным вихрем: если он не торчал на студии, то возился в мастерской, если не возился в мастерской, — сидел над книгами, а если не сидел над книгами, значит рыскал по предприятиям.

Эльмар стал замкнутым и вечно спешащим. Он разлюбил разговоры ради разговоров и, когда однажды на выходной день к нему приехал Мартин, поймал себя на безотрадной мысли, что подсчитывает часы, потраченные на общение с приятелем. Даже обеды, завтраки и ужины казались ему досадными прорехами во временном бюджете.

И когда он уже начал выдыхаться, не справляясь со сверхнепосильной нагрузкой, к нему нежданно-негаданно пришла помощь. Должно быть, он просто попал в полосу везения. Это случилось месяца через три после свадьбы Мартина. Эльмар расставлял мебель в павильоне для съёмок сцены «в кабинете молодого ученого». Вдруг его занятие прервало чирикание телефона. Пришлось подойти и нажать на кнопку приёма.

На экранчике возникло модно подкрашенное овальное лицо с копной каштановых волос и серьгами — вампирами.

— Привет, коллега! — сказала Наталь Ивеновна, потому что это была именно она. — Услуга за услугу!

— Увы, короли репортажа всегда вспоминают о простых смертных только тогда, когда они им нужны.

— И простые смертные о королях тоже! Не смотри на меня таким трагическим взглядом, я не заставляю тебя разгонять тучи в дождливый день и совершать иные чудеса. Меня влечёт и манит тайна искрящегося снега.

— Такой пустяк?

— И ещё некоторые. Так мне прилетать?

— Буду ждать.

Она появилась через два часа и, оглядев две полки, за-ставленных сувенирами и макетами для декорации, сказала:

— Я сейчас работаю над большим документальном фильмом о воде. История нашей воды — как тебе это нравится?

— А хроника? Неужели бросила?

— Зачем бросать? Репортаж — это моя профессия. Но ведь, кроме рабочего, есть ещё и свободное время. Ты не догадываешься, зачем я прилетела?

— Связать тебя с нашими операторами?

— Зачем? Мне нужны только макеты: имитации землетрясений, вулканических извержений — не более.

— Скромные запросы!

— Шутишь? А мне без этого не обойтись!

— Насколько я припоминаю, у вас в фондах есть кадры с подобной тематикой.

— Разумеется я их использую. Только где я возьму вид вулкана изнутри или испаряющееся озеро? И ещё, ты забыл, что нашему кинематографу всего сотня лет с хвостиком, и первобытных пейзажей он не мог запечатлеть хотя бы по этой причине?

— А ваши художники?

— Да что они могут? Они даже снег не в состоянии заставить искриться! Притом, это моя первая работа, и я не хочу о ней трезвонить раньше времени. Ну как, согласен помочь?

— Не знаю, — с сожалением протянул Эльмар. Он рад был бы, но времени у него и без того было в нехватку.

— А я сейчас провожу серию репортажей о ракетостроителях. Вот, посмотри, — она расстегнула сумочку и достала маленький цилиндрик. — Эта штучка отлита из нового сплава. Им выстилают внутреннюю поверхность топливных баков. Будут выстилать, я хотела сказать.

— Ну-ка, дай! — Эльмар с любопытством взял в руки цилиндрик. — Ты запомнила характеристики?

— А я всегда записываю: так надежнее.

— Значит решено. Я тоже кое-чем занимаюсь в свободное время. И если из своих командировок ты станешь привозить мне образцы материалов, то можешь считать свои игрушки готовыми.

Новое знакомство оказалось чрезвычайно плодотворным для Эльмара. Ракеты интересовали Наталь Ивеновну совсем не случайно. Они с Эльмаром во многом сходились во мнениях, и оба были из энтузиастов, упрямо веривших, что когда-нибудь земельцы тоже вырвутся из объятий матери-планеты и объединятся с остальным человечеством.

— Ты бы стала помогать человеку, который тоже стремится к этому, но не только на словах, а и на деле? — спросил её однажды Эльмар, мучимый сомнениями, правильно ли он поступает, используя ум и энергию доверившегося ему человека.

— Стала бы, — не задумываясь ответила Наталь Ивеновна.

— Вопреки общественному мнению?

— Мнение можно изменить.

Разговор перешёл на иное, и, хотя сомнения в душе Эльмара не исчезли окончательно, признаться он не решился.

«Лучше никого в это дело не впутывать. Мало ли чего может выйти. Она вполне довольна своим общественным положением и работой, а может потерять и то и другое.»

Между тем услуги, оказываемые друг другу Наталь Ивеновной и Эльмаром, перешли в настоящее сотрудничество. Художник часто теперь сам указывал репортеру, что его интересовало, и куда ей желательно съездить.

Он направлял её в научно-исследовательские институты, карьеры, заводы-смежники. Если информация оказывалась нужной, Эльмар проникал в указанное место и разведывал всё досконально, чтобы затем перенести в мастерскую.

— Я скоро превращусь в эксперта по ракетостроительной технике, — смеялась Наталь Ивеновна, отправляясь в очередную командировку.

— Разве твои репортажи перестали принимать?

— О нет, но тебе не кажется, что вместо фильма «история воды» я выпущу фильм «история ракеты»?

Она шутила. Эльмар был не из тех, кто остается в долгу. Он тоже исполнял все прихоти Наталь. И если дело продвигалось нескоро, то исключительно из-за сложности моделей, которые были нужны для фильма. Конечно, Эльмар мог бы играючи сделать любую самую заковыристую штуковину, но он, свято помня четвертый закон, наметанным глазом прикидывал, сколько времени может занять та или иная игрушка и воображал её точно к сроку. На работе он поступал подобным же образом: махнув рукой на этикет, отключался от общего обзора и, запершись на ключ, занимался своими делами, в конце дня вообразив то, что должен был совершить.

Пользуясь тем, что Наталь Ивеновна разгрузила его голову и время, Эльмар смог, наконец, заняться практической работой: изготовлением звездолёта и его деталей в натуральную величину. В общем-то ему нравилась новая деятельность и его подземная мастерская скоро стала казаться Эльмару лучшим местом в мире.

Он давно огородил её стенами. Там стало уютно, сухо и тепло. Подъём наверх он разделил на две части: узкую оформил ступеньками, а в более широкой соорудил лифт, подведя к нему транспортерную ленту. И то, и другое он замаскировал имитацией горной породы, образующей пол и стены верхней пещеры. Теперь, если бы кто и попал туда, он не нашёл бы никакого провала или даже расщелины.

Это было совершенно необходимо не только потому, что о пещере было известно Вольду и Тоду. В верхнем отделении Эльмар разговаривал с Наталь Ивеновной. Оба они были заняты людьми, и ни к чему было усложнять друг другу жизнь излишней таинственностью, тем более, что Срединные горы находились гораздо ближе к Первыгорду, где жила Наталь, чем Открытый.

Впрочем, скоро Эльмар показал Наталь и водопад со сталактитовым дворцом. Он только принял предвари-тельно некоторые меры по устранению всего того, что могло испортить впечатление от красоты подземелья. Размеры зала несколько уменьшились визуально, зато можно было производить съёмки без всяких помех. Хотя Наталь Ивеновна и дала слово никому не раскрывать местоположение его резиденции, однако чем меньше она знала, тем было лучше. По мнению Эльмар, для неё же.

Но не всё ладилось у Эльмара на новом поприще. Как ни много он умел, благодаря воспитанию /вот когда он добрым словом помянул Катрену и своих учителей/, но не умел он ещё большего. Он часто вспоминал Рябинку и её смешные нападки на систему образования юных могучих. Посмотрела бы она сейчас на него: чего бы он смог, если бы был белоручкой. А ведь когда-то и он был таким же наивным.

Например, это самое восстание… Эльмар засмеялся, вспомнив свой спор на эту тему с профессором Гусевым.

«По-моему, Катрена и её сподвижники поступили бесчеловечно, бросив на произвол судьбы беспомощное население», — вот что, он, помнится, тогда заявил на уроке истории.

«Надо было, чтобы простые люди осознали необходимость трудиться», — ответил профессор.

«Но можно было бы просто заставить их работать, а не прятаться.»

«Могли бы. Но тогда мы сейчас имели бы не цветущую планету, а арену ссор, зависти и ещё не знаю чего. Если людей просто заставлять что-то делать, не объяснив, для чего им это надо, то уважать между собой они станут не того, кто больше дает обществу, а того, кто с него больше дерет.»

«Я не могу с этим согласиться. Хаос и всеобщий голод, по-моему, не лучшие учителя.»

Профессор засмеялся:

«Голод, юный отрок, это понятие относительное. Просто пища стала более простой, грубой, одежда и утварь стали ветшать, в магазинах стало пусто… Вообще-то ничего страшного: никто не умер, можешь не сомневаться. Естественно, наши беспокоились о том, чтобы прожиточный минимум пополнялся регулярно. Но для человека свойственно стремиться к лучшему, а не к худшему. И вот это лучшее они могли приобрести только трудясь.»

«Но как же…» — начал Эльмар.

«Знаю, знаю. Трудиться они совершенно разучились и от труда отвыкли. Но когда появились первые обученные… Народ пошел за теми, кто принес людям свет в конце тоннеля.»

Подумать только! Эльмару понадобилось почти двадцать лет для того, чтобы он понял правоту своего наставника. Чего бы он сейчас стоил без навыков, привитых уроками труда в своей школе?

Одно литьё изоляторов способно было вымотать нервы у самого терпеливого. Это была настоящая пытка: добиться нужной температуры, отрегулировать выдержку, охлаждение, количество впрыскиваемого материала. И если бы всё это хотя бы соответствовало технологическим писулькам! Так нет же, каждый день приходилось начинать сначала: с разогрева, а длился он три часа.

К концу недели, нащелкав запас изоляторов, достаточный для доброй дюжины звездолётов /четыре пятых из них потом пришлось выбросить в брак/, Эльмар достиг некоторого понимания. Секрет заключался в скорости литья: чем быстрее сбрасывались уже готовые детали, тем ровнее и качественнее получалась следующая партия. Теперь Эльмар мог бы поставить литьё на автомат, но ему уже нужно было осваивать производство следующих деталей, а, значит, снова чувствовать себя учеником, а не мастером.

В общем и целом это было чрезвычайно интересно, хотя и отнимало слишком много времени.



  

Наталь и поэзия

Кстати, с Наталь поговорить можно был обо всем, не только о заводах, на которых она побывала. Ее интересы были разносторонни, и вопросы иногда ставили в тупик. И она умела быть неожиданной.

— Эльмар, — сказала она однажды, — ты не знаешь какого-нибудь стихотворения, где бы упоминалось мое имя?

— Дай подумать… — отвечал Эльмар.

Он достал из кармана блокнот, карандаш и принялся черкать.

— Что ты делаешь? — заглянула Наталь ему через плечо. — Пытаешься сочинить?

— Пытаюсь вспомнить, — отвечал Эльмар, слегка покраснев. — Акростих тебя устроит?

— Вполне.

— Тогда не мешай… Вот, внимай:

— Действительно акростих! — удовлетворенно произнесла Наталь, выхватив из рук у Эльмара блокнот и пробежав глазами по страничке со стихотворением.

— Ты что, сомневалась?

— Вообще-то нет. Автор Кен Эльмаров, ведь угадала?

— Угадала. А как? Неужели это столь очевидно?

— Ну, догадаться было просто. Акростихи — это одна из его блесток. Правда, я ожидала здесь другое его стихотворение увидеть, но это тоже ничего.

— Ничего? — изумился Эльмар. — Ты что, читала целую пачку всего, что он наваракал?

— Наваракал? — сделала большие глаза Наталь. — То есть ты хочешь сказать, что с его творчеством не знаком?

— Знаком, естественно, — вынужден был согласиться наш художник. — Но далеко не все в этой пачке мне нравится.

— Хорошо, что здесь сейчас нет его фанатов, — засмеялась Наталь. — Досталось бы тебе от них на орехи!

— Неужели он настолько популярен, что у него есть собственный фан-клуб? — изумление Эльмара на этот раз было более чем искренним.

— Разве ты не знал? — теперь удивилась и Наталь.

— А должен был?

— Ну, я не предполагала, что для тебя это новость.

Они чуток помолчали.

— Послушай, Эльмар, — снова начала Наталь. — Я давно хотела спросить… Вот смотри: ты — ведущий художник-декоратор у вас на киностудии…

— Не говори ерунды! — возмутился Эльмар. — Нас трое. У каждого свое направление. Меня задействуют, когда режиссер хочет реализма. Если кто-то вроде Вальтмина хочет нечто футуристическое, он приглашает другого.

— А третий?

— Третий? — это стиль «тьеранское ретро».

— А я слышала, вы снимаете до 10 фильмов в год.

— Вообще-то 12. Но не менее двух кинолент худсовет «рубит» по каким-то причинам.

— То есть ты работаешь над четырьмя фильмами одновременно?

— Почему «одновременно»? Конечно же, по очереди. У нас всего 12 павильонов, на каждый фильм отводится по 3 месяца съемок. После этого павильоны передаются другой группе.

— Ты же сказал: «год»?

— Два месяца я делаю наброски и макеты, которые после одобрения поступают в мастерскую, для изготовления полноразмерных копий в оформлении интерьеров или наоборот, кусочков ландшафтов или парков. Когда декорации установлены и начались непосредственно съемки, я делаюсь свободен и готов переключаться на что-то другое. Вся система рассчитана так, чтобы каждая группа приступала к своему проекту спустя месяц после предыдущей. Тогда все задействованы равномерно: и мастерские, и приемная комиссия, и актеры. Никто не мешает друг другу, и каждый при деле.

— И тебя нисколько не беспокоит, что никто не восхищается твоими декорациями и даже имени твоего не знает?

— А почему это должно меня беспокоить?

— Ну, слава — разве тебе ее не хочется?

Эльмар от души расхохотался:

— А чего хорошего в ней, в славе? Чтобы я шел по улице, а в мою сторону все таращились и показывали на меня пальцем? Кому надо — те меня знают, и мне их внимания хватает вполне! Ты почему на меня так странно смотришь? У меня рога вдруг выросли или кожа посинела? Наталь и в самом деле обозревала его с таким выражением лица, словно вот сейчас увидела впервые. Она явно столкнулась с чем-то для нее новым и даже загадочным.

— Я хочу узнать, — наконец выжала из себя она, — как становятся модными поэтами.

— То есть? — не понял ее Эльмар. — Ты не в курсе системы оценок и продвижения к высокому рейтингу? Что любой земелец может оценивать любого автора и дать ему звездочку, если прочитанное стихотворение понравилось?

— Ах, я не об этом! — возразила Наталь пылко. — Вот возьмем Кена Эльмарова…

— И что Кен Эльмаров? — оборвал ее восторг Эльмар, не дав ей даже договорить. — С ним было абсолютно то же самое. Сначала писал стихи в школе, для стенгазеты, затем в институте участвовал во всех поэтических конкурсах, и когда выходил ежегодный поэтический сборник-альманах, его стихи неизменно входили в пятерку лучших. Естественно, они были отобраны для подборки «на суд читателей» в городскую библиотеку, а затем и в стационарное издание попали. Вместе с другими победителями.

— Угу, угу, — усмехнулась Наталь. — Вот только их имен никто не помнит, кроме знатоков поэзии, а Кена Эльмарова знает вся планета. Даже ты!

— Еще бы мне не знать! — возмутился Эльмар, снова покраснев. — Если мы учились с ним в одном учебном заведении!

— В одной и той же школе? — ахнула Наталь.

— В одном и том же художественном колледже, и даже на одном и том же курсе… — хмуро поправил ее Эльмар, прикусив губу.

— Ой как интересно! Расскажи мне о нем!

— А нечего рассказывать, — все так же хмуро проговорил Эльмар. — Он был таким же как все, и ничем не выделялся…

— Скажи еще: плохо учился, прогуливал занятия и завалил пару сессий…

— Нет, учился он хорошо…

— Хорошо? И только??? А говорят…

— Ну, на отлично он учился, на отлично. Только это ничего не меняет. Никто его там особо талантливым не считал и ничего супервыдающегося от него не ожидал…

— Вот! — многозначительно произнесла Наталь, подняв вверх указательный палец. — Если он был таким обычным, каким же образом он сумел стать супер модным?

Эльмар глянул ей в глаза и понял, что его собеседница над ним подсмеивается. Она просто наслаждалась его растерянностью и играла с ним, как кошка с пойманной птичкой, в которую запустила пару коготков и отпускать которую не собиралась.

Следовало тщательно продумать ответ, и Эльмар продумал.

— Как я предполагаю, это потому, что на его стишата было сочинено пара песенок… сказал он осторожно.

— Не-а, — откровенно усмехнулась Наталь. — Поэтов-песенников целые аэробусы, но их имена также не на слуху. Придумай что-то другое.

— А что тут думать-то? — нервно произнес Эльмар. — Это из-за «Инопланетянки». Вся планета прочитала ту проклятую газетенку со статейкой-рецензией.

— А я уже было решила, что ты с этой рецензией полностью согласен…

— Конечно же не согласен! — молвил Эльмар горько. — Знаешь, как его после взгрели за поэму по всем ее пунктам! Так бы никто ее и не заметил — ну написал и написал. А тут «многообещающий поэт», «живет за счет популярности», «похвалы молодежи»… «Трудная форма», «новизна», «поднял романтизм на новую ступень»… Хорошо еще, что портрет не напечатали!.

— Рецензента? — сделала большие глаза Наталь.

— Поэта, конечно.

— Наверное, газетчики его просто не нашли.

— Угу. Он хорошо замаскировался, повезло. Только теперь сидит и не высовывается.

Наталь задумалась.

— А ты знаешь, где он сейчас? — произнесла она, наконец.

— Естественно, знаю. Ведь мы с ним друзья.

— И что будет, если бы я раскопала эту тайну и преподнесла ее тебе на блюдечке?

— С доказательствами?

— Угу.

— С фотографиями, именами людей, которые с ним учились — всю его биографию, как положено.

Эльмар снова засмеялся — и в смехе его на этот раз была ирония.

— Наталь, я знаю, что ты отличная журналистка, но это как раз то, чего тебе не удастся сделать никогда. «Кен Эльмаров» — это всего лишь псевдоним. В живую его никто никогда не видел. Он ни разу не выступал на сцене, никогда не фотографировался, и стихи свои присылал на конкурсы и даже в школьную стенгазету исключительно скрытно.

— Он что, урод? Или людей боится?

— Ни то, и ни другое. Просто любит все таинственное. Ну и решил когда-то поиграть в эту игру — придумал талантливого поэта, борца с рутиной, восторженного, романтичного и неуловимого, как мир теней.

— А ты?… — Наталь не договорила.

— А я совсем другой. Я прагматик и практик. Я расчетлив и ни разу не поэтичен.

— И звезды тебя ни капельки не интересуют. Поэтому ты тратишь уйму времени на информацию по ракетостроению и хочешь знать все о полетах в Космос…

— Твоя ирония мне понятна, но здесь ты малость промахнулась. Я изобретатель, многоуважаемая коллега. Технарь. Я хочу, чтобы мои макеты работали и приносили людям пользу.

— И только??? — скепсису Наталь не было предела.

— Эльмар, а откуда возник этот псевдоним: Кен Эльмаров? — спросила она в следующий раз. Причем спросила самым невинным тоном и как бы между прочим.

— От моего имени и фамилии, разумеется, — ответил Эльмар рассеянно. — «Кен» — это Кенсоли, Эльмаров — от «Эльмар».

— И ты по-прежнему будешь уверять меня, будто «К. Эльмаров» — это не ты?

— Конечно, не я! — спохватился Эльмар. — Но я же говорил тебе: мы друзья. Вот он и взял когда-то за основу своего псевдонима мои данные. Ищут его — натыкаются на меня. А мне что, мне не жалко!

— И всегда можно выдать себя за него… — в тоне Наталь была сама невинность.

Эльмар искренне рассмеялся.

— Кто же знал, когда все это начиналось, что Кен Эльмаров станет знаменитостью? Надеюсь, ты не считаешь меня пророком?

— И ты ему нисколько не завидуешь? Ну, представь себе: толпы поклонниц, все девушки были бы твоими…

— Угу. А потом перемена внешности, новые документы — и поиск нового места работы.

— Даже так? Он настолько красив?

— Причем здесь внешность? Чтобы иметь успех у девчонок, достаточно иметь хорошо подвешенный язык.

Наталь с сомнением на него посмотрела.

— Твой язык подвешен просто замечательно, но я к тебе не испытываю ни малейшего влечения.

— А хотела бы испытывать?

— Нет, конечно. Я же замужем, и мужа своего люблю!

— За что я тебя и ценю. Что я могу говорить тебе что угодно, и ты никогда не воспринимаешь это замаскированным комплиментом. И мне нет нужды стараться тебе понравиться.

— То есть обычно ты ведешь себя с женщинами иначе?

Эльмар снова засмеялся, увидев в глазах Наталь удивление и недоверие.

— Да, конечно же. Обычно мне приходится следить за словами и жестами, чтобы не вызвать нечаянного интереса, а потом не знать, как от такого интереса избавиться.

Наталь тоже засмеялась:

— То есть ты — сердцеед.

— Что, не похож?

— Нисколечко…. Докажи!

— И как именно?

— Скажи мне пару комплиментов… Что там у тебя в загашнике? Ведь есть же какой-то набор заготовок?

Эльмар повел плечом. И подумал.

— Зачем тебе это надо? — спросил он наконец. — Хочешь, чтобы между тобой и твоим мужем возникла трещина?

— Ты так в себе уверен?

— Я не хочу рисковать. Наш семейный кодекс запрещает крутить романы с замужними женщинами и тем более заставлять их безнадежно страдать.

— Никто ж не узнает. Ну покажи пару приемов. Я же буду знать, что это не всерьез.

Эльмар снова засмеялся — на этот раз грустно. И покачал головой:

— Мне будет трудно потом вернуться на прежнюю линию поведения. Да и тебе тоже. И наша дружба рухнет.

Наталь подумала.

— Значит, ты все врешь, — наконец сказала она. — В общем, так. Если ты хочешь, чтобы я отстала от тебя с Кеном Эльмаровым — покажи мне, как и чем ты охмуряешь женщин.

— А зачем тебе это надо?

— Я журналистка, и сенсации — это мой хлеб. Ты меня такой сенсации лишаешь. Так дай мне взамен нечто существенное. Я не собираюсь снимать интервью с тобой. Мне просто любопытно.

Эльмар с недоверием на нее глянул:

— Обещаешь? — спросил он настороженно.

— Клянусь.

— Тогда приходи завтра на киностудию к 4 часам дня. Завтра у нас экскурсия для студентов театрального училища, и их непременно заведут в мою мастерскую. Я буду как водится рассказывать и показывать молодежи все самое «вкусное», из того, что их обычно интересует. Только помни — то, каким ты меня увидишь — это будет лишь личина. Настоящий я с тобой.

На следующий день Наталь летела в Открытый с особым чувством. Тема, каким именно образом сильная половина человечества добивается любви слабой, показалась ей тем более интересной, что в свое время ее этот процесс затронуть не успел. Будучи от природы красивой, Наталь все взгляды, кидаемые на нее, и все комплименты, ей отпускаемые, считала естественными, сама же она в дни своей юности интересовалась исключительно фото-видео журналистикой.

Вышла замуж она на третьем курсе за точно такого же энтузиаста, который не мыслил себе жизни без камеры в руках и идей в голове. Каким образом они сумели между делом еще и завести троих детишек, для Наталь было почти откровением. Она просто уступала в этом вопросе своему партнеру по жизни, ей это нравилось, и она до недавнего времени искренне считала свои отношения с мужем любовью.

Несомненно, это так и было — если бы не Эльмар. Его ровное, равнодушное отношение к ней отчего-то Наталь слегка задевало. Оно было непривычным — он общался с ней так, словно был запрограммированным роботом. Либо ее считал бесполым существом, лишенным других чувств, кроме желания снимать супервидео в свободное от работы время.

Так что взглянуть на Эльмара в роли Дон-Жуана, по ее мнению, стоило. Она даже заявилась к нему в его мастерскую несколько раньше, чтобы убедиться в том, что увидит именно Эльмара, а не кого-то на него похожего.

К ее удовлетворению, встретил ее там именно он. Они обсудили очередной макет, который он как раз заканчивал — Эльмар показал ей, каким образом макет можно не только включить-выключить, но и разобрать, а затем в коридоре послышался шум ног и голосов. В дверь постучали — и в мастерскую вломилась группа из 10 модно упакованных девушек и четырех парней в сопровождении элегантно одетой дамы преклонных лет. Впрочем, очутившись внутри, девчонки притихли.

— Ты приготовил, чем нас сегодня можно поразить, Эльмар? — спросила дама строго.

Наталь обернулась в сторону Эльмара — и едва не свалилась с табуретки на возвышении, на которую присела в ожидании обещанной сенсации. Перед ввалившейся в художественную мастерскую компанией стоял абсолютно другой человек! То есть одежда на нем была та же самая, и волосы по прежнему черны и волнисты, и даже черты лица вроде бы не изменились… но… Куда же делась его обычная легкая сутулость? Откуда взялся блеск в глазах и полуулыбка на губах?

— Ну, это зависит от того, хочет ли молодежь узнать, какая киносенсация ждет их в этом году… — произнес Эльмар голосом, в котором нарочитая небрежность сочетались с ноткой чего-то необъяснимо притягательного.

Скрестив руки на груди, хозяин мастерской скользнул глазами по группе девушек и уставился на сопровождавшую их даму.

— Любовь там будет? — спросила одна из девушек, тут же спрятавшись за спины подружек.

— А как же! — отвечал художник тоном змея-искусителя. — Без любви какой же интерес? Представьте себе, что…

В помещении между тем стало почти темно, только стол посреди комнаты светился непонятно откуда льющимся светом, внутри которого начал расти цветок с 16 лепестками.

— Подойдите к столу и коснитесь каждый своего лепестка…

Подталкивая друг друга локтями, молодежь окружила стол и встала — все вместе и каждый напротив протянувшегося в нему светящегося пятна.

— Загадайте желание…

— Любое? — спросила все та же девчонка.

— Исполнимое, конечно, — ответила за Эльмара приведшая компанию дама.

— Думайте скорее, пока цветок не исчез. У вас одна минута, не больше…

Цветок действительно начал таять, уменьшаться в размерах и скоро только сноп света, бьющий из центра стола, освещал лица присутствовавших. Затем исчез и он, но к этому моменту в помещении снова было светло.

— Это был цветок желаний, — произнес Эльмар мягко. — Сейчас вы побывали в одном из эпизодов фильма. Там тоже будет группа юношей и девушек, которые захотят испытать свою судьбу, коснувшись его лепестков.

— А наши желания исполнятся? — спросил один из парней.

— Только те из них, которые были хорошими…

Дальше была обычная экскурсия с демонстрацией макетов, эскизов декораций от уже выпущенных фильмов — если бы не лицо и не голос Эльмара. И не его жесты — слегка небрежные и выразительные. Всю получасовую экскурсию по его мастерской он искоса поглядывал в сторону девчонки, задававшей ему вопросы, словно играя с ней в понятную только ему одному игру.

— Я думала, что ты попросишь мой телефон! Или пригласишь на ужин… — сказала она кокетливо перед тем, как девичья стайка выпорхнула из мастерской.

— Давай поговорим об ужине годика через три, когда ты малость подрастешь, — ответствовал Эльмар, ничуть не смущенный открывшейся перспективой, и на лице его проступило нечто дурашливое. — Я свято чту уголовный кодекс. А ты?

Девчонки со смехом вывалились в коридор.

Не успел Эльмар закрыть за ними дверь, как в мастерскую впорхнули четыре других прелестницы, постарше, явно из актрис и окружив его, подхватили под руки.

— Сегодня ты ужинаешь с нами! — хором произнеси они.

— Согласен, на этот вечер я ваш! — с деланной беспомощностью улыбнулся Эльмар. — Но кто задует последнюю свечу — решайте между собой. Я полностью готов подчиниться вашему решению!.. Ждите меня в кафе, я сейчас подойду.

Девушки вышли. Наталь поднялась со своей табуретки-трона и двинулась в след за ними.

— Не правда ли, он душка! — обернулась к ней одна из актрис.

— Не знаю, — произнесла Наталь растерянно. — А это было всерьез, насчет свечи? Я правильно поняла?

— Конечно, правильно. Мы так развлекаемся — вместе идем куда-нибудь, а затем ту, на которую выпал жребий, он везет к себе домой. Все честно и никому не обидно.

— Честно? — изумилась Наталь. — И вы не ревнуете друг к другу?

— А чего там ревновать? — сказала другая из четверых. — Он ведь никого не любит! Его сердце холодно, как лед.

— Зачем же вы с ним едете?

— А зачем ты иногда пьешь вино? Его руки — это нечто незабываемое!

— И все остальное тоже… — добавила последняя из девиц, и все четверо пренагло заржали, глянув в растерянное лицо Наталь.

Сказать, что Наталь была в шоке — это было не сказать ничего. Она даже не могла понять, вознесся Эльмар в ее глазах или наоборот, рухнул на самое дно.

— Неужели тебе не жаль этих девчонок, что возле тебя крутятся? — спросила она при следующей встрече.

— А почему я должен их жалеть? — удивился он.

— Ты играешь их чувствами!

— Я? Чувствами? Да мы просто развлекаемся — они совершеннолетние, и отлично знают, что ничего более серьезного, чем пара часиков приятного времяпровождения между нами никогда не будет. Я никогда не даю им повода думать иначе и на что-то надеяться.

— То есть в безнадежную любовь ты не веришь?

— В безнадежную без причины и повода — нет. Я веду себя с ними так, чтобы они воспринимали меня живой бездушной игрушкой.

— С ледяным сердцем…

— Или вообще без него. Подарков я им не дарю, героя-бандитоборца не изображаю, сцен ревности не устраиваю.

— Неужели тебе безразлично, с кем проводить ночи?

Эльмар подумал.

— Получается, что так, — подтвердил он.

— Не верю!

Эльмар снова подумал.

— Я мужчина, и у меня самые обычные мужские потребности.

— Ты мог бы жениться! — возмущению Наталь не было предела.

— Жениться? На ком? На одной их этих?… Или из других точно таких же? Пустоголовых одалисок?

Он сложил руки на груди, вздернул подбородок и с горечью произнес:

— Полтора года тому назад со мной произошло несчастье. Такое, что хуже не бывает. Знала бы ты, как я страдал! И никто, ни одна душа… Ни одна сволочь не почувствовала, до чего мне было плохо! И я обязан после этого кого-то там жалеть? С их мелкими претензиями на сами-не-знают-чего-хотят?

Его глаза так сверкнули от гнева, что Наталь, наконец, поняла: эту тему лучше не продолжать.

— Но ведь это тяжелое время у тебя уже в прошлом? разве оно не закончилось? — произнесла она примиряющее.

— Конечно, закончилось — попыткой суицида… Только не надо меня жалеть — я давно больше не страдаю. Я действую. Я занят на полную катушку и спокоен как удав.

— И правильно. Ты еще встретишь девушку, достойную тебя, которая тебя полюбит…

Эльмар горько рассмеялся:

— Если бы дело было только в любви… Ты рассуждаешь как все женщины: любит — не любит… Главное, что я ее люблю. Ту самую, достойную.

— До сих пор?

— Угу. Вот только свою работу она ценит куда больше, чем самые пламенные чувства. Она приглашала меня улететь с ней, но я…

Наталь подумала:

— Если тебя так сильно гложет та история, так отчего же ты не попытаешься отыскать эту девушку и не переедешь к ней? Тому, кому действительно безразличны «лучи славы», найти работу совсем нетрудно.

Эльмар посмотрел на нее полным печали взглядом и глухо произнес:

— Ты обещала никогда больше не затрагивать тему «Кен Эльмаров» и все, что с ней связано. До девушки, которую я люблю, слишком много километров, чтобы их можно было бы преодолеть одним махом. Если она вдруг снова появится — я конечно же постараюсь с ней объясниться.

Наталь чуток помолчала.

— А если она тебя с собой не возьмет? Вдруг ее сердце окажется занятым?

— Тогда я немедленно женюсь на другой. На любой другой. И поставлю, наконец, точку во всей этой истории. Но из Открытого в любом случае я исчезну навсегда.



  

Авария

Да, Эльмар был почти счастлив, но полоса везения, как известно, рано или поздно кончается, подобно всему на свете.

Полоса неудач началась для Эльмара с аварии на объекте, где работала Марие. Это случилось в третий месяц по календарю Новой Земли, пятнадцатого числа. В этот день опять пересеклись пути Эльмара с Мартином, Инкой и ещё кое с кем.

Многим людям этот день доставил целую гору неприятностей. Но собственно Мартину он принёс всего лишь порцию переживаний несколько больше обычного. Мартин сидел за столом своего кабинета, в клинике. Только что был сделан обход, заполнены карточки. Разложив бумаги, хирург приготовился писать.

Он давно собирался обобщить кое-какие свои наблюдения в области операции поджелудочной железы, но всё откладывал со дня на день. Дома — жена, а в больнице работа. Писалось урывками. И сегодня он надеялся привести в порядок хотя бы часть своих заметок.

Вдруг резкий зудящий звук заставил Мартина поднять голову. Звук этот он слышал прежде один единственный раз, и, тем не менее, помнил о его значении.

На всякий случай он спросил у санитарки:

— Ты ничего не слышишь?

— Нет, — ответила та, настораживаясь.

Сомнений не оставалось: звук, действительно исходил из «ума». Где-то стряслась беда, и долг Мартина был спешить на помощь.

— Мне нужно слетать кое-куда, — сказал он ассистенту и, сделав вид, будто не замечает вопроса в его глазах, добавил строго:

— Если сегодня случится нечто непредвиденное, возможно, вам придется оперировать без меня.

Он чувствовал себя не совсем в своей тарелке: будучи образцом точности, он не любил озадачивать персонал клиники нелогичным поведением. Одна Ниночка ничему не удивлялась. Она принимала своего мужа таким, какой он был.

Покрутив головой сначала в одну, затем в другую сторону, Мартин заметил направление, в котором звук сменился слабым попискиванием, и торопливо вышел.

Поднявшись в гараж, он взял машину и полетел на восток. Теперь он торопился и волновался не только из чувства долга. В той стороне находился объект, на котором работала Марие со своей бригадой.

— Неужели это у них? — думал хирург. — Они ведь такие неосторожные, никакой техники безопасности не признают.

Постепенно попискивание усиливалось. Под машиной промелькнули поля, лес. Вот лес кончился, и Мартин увидел изрытый грунт, стены без крыш и бульдозер, обнесенные забором. Группа людей стояла полукругом возле торчащей из земли арматуры. С несчастным случаем это не слишком вязалось, но, когда Мартин пролетал над объектом, попискивание вдруг прекратилось, а затем снова возник зудящий звук.

Мартину стало не по себе.

«Всё-таки здесь, — подумал он. — Только бы не с Марие.»

Он описал круг и, уже снижаясь на посадку, ещё раз окинул взглядом объект, но ничего подозрительного опять не заметил, если не считать невысокой брюнетки в блестящем оранжевом платье. Яростно жестикулируя, брюнетка что-то доказывала Марие.

Изменив внешность и поставив машину, Мартин заторопился туда, где стояли все. Подбежав, он тихо присвистнул: брюнетка оказалась Иной! Увидеть её здесь было такой же нелепостью, как если бы обнаружилось, что вот этот полный пожилой мужчина в комбинезоне с масляными пятнами не кто иной, как Эльмар!

— Что здесь у вас? — спросил Мартин.

— Подъёмный кран, — вымолвила Марие. На её лице за-стыл ужас. — Мы как раз собирались обедать!

— Он провалился, — объяснила Инка. — Я говорю: возьмём вертолет и выдернем.

— Что ты! Это ведь не морковка! Там ведь люди! — сказал один из рабочих.

— Вы надеетесь, что они живы?

— Да, они подают сигналы, — сказал другой.

Мартин узнал говорящего: Вольд, поклонник Марие, был с некоторых пор вхож в их дом.

— Слышите? Опять звонит!

От арматуры слышался слабый, но отчетливый звук, словно кто-то стучал металлом по металлу.

— Что же вы предлагаете? — спросила Инка, нахмурившись.

— Надо рыть.

— Но куда экскаватор ставить? — возразила Марие. — Вдруг он тоже провалится? Вот если бы с воздуха было можно!

— Экскаватор не возьмет грунт, — снова сказал первый рабочий. — Там через три метра камень.

— Бурить надо, — вмешался пожилой мужчина в комбинезоне с масляными пятнами.

По каким-то совершенно неуловимым признакам Мартин догадался, что он тоже здесь чужой.

— Только кто будет этой установкой управлять? Кто-нибудь имел дело с бурами? — обернулась Марие к рабочим.

— Попробовать можно, — сказал тот из них, кто забраковал экскаватор. — Дайте мне бумагу.

У него в руках моментально появилась планшетка с приколотым листком и ручка. Втроем они склонились над планшеткой и заспорили, сыпая терминами и черкая что-то на листке.

— Вот, значит, такая штука нужна, — сказал, наконец, рабочий.

— Побыстрее, — нервно попросила Марие.

Спустя пять минут помесь вертолета и бурильной вышки заработала.

Мартин томился и жалел о недописанной статье. Он уже понял, как сюда попала Инка. Заколка с красным камушком у её виска всё ему объяснила. Могучая была Инка или нет, умела она пользоваться мыслеуловителем или не умела, но сигнал тревоги её мозг воспринял. А мужчина в комбинезоне с масляными пятнами запросто мог быть ровесником Мартина, если судить по его рукам, конечно. Тот напряженно следил за тем, как движется дело и наращивал кольцо за кольцом на бур по мере того, как он углублялся в землю, выплевывая кашицу из грунта и смачивающей жидкости.

Наконец, установка замерла и дернулась.

— Вытащит он её? — тревожно спросила Марие.

— Должен. Я, кажется, хорошо рассчитал грузоподъёмность.

Бур дрогнул и медленно пошёл вверх. И отполз в сторону, обнажив круглую узкую яму.

Люди бросились туда.

— Назад! — крикнула Марие.

Все невольно попятились. От бура к яме протянулась веревочная лестница.

— Пойду я, — сказал Мартин.

— Ни за что! — воскликнула Марие, и раскинула руки, загораживая ему проход.

— Мне не так опасно, — возразил хирург растеряно.

Не драться же ему было с сестрой, в самом деле.

— Я не пущу тебя, не пущу, — твердила Марие.

Пока Мартин топтался на месте, не зная, что предпринять, Вольд обогнул его и, держась за стрелку крана, подобрался к колодцу. Мартин только и успел заметить, как тот скрылся под землёй. Теперь он стоял и психовал, проклиная всё на свете. Когда на поверхности показалась чья-то голова, он первым кинулся к яме.

— Раненых нет? — спросил он с надеждой быть хоть чем-то полезным.

— Нет, — ответил Вольд.

— А теперь, — сказала Марие вздрагивающим голосом, когда последний человек поднялся на поверхность, — теперь спасибо. Дальше мы обойдемся без вас.

Пожилой мужчина в комбинезоне с масляными пятнами и Мартин развернулись и, не выразив никаких эмоций, пошли к машинам. Инка обогнала их и оказалась впереди.

— Ина, погоди, — сказал вдруг спутник Мартина, когда они оказались на таком расстоянии от рабочих, где их ни-кто не мог подслушать.

И невероятно, но Мартину опять почудилось, что рядом с ним Эльмар.

— Я только хотел спросить… Ну, не беги же… Что, если бы оказалось, что ты можешь вернуться на свою Лиску?

Инка остановилась. Она медленно повернула голову, и румянец исчез с её щёк.

— Зачем? — проговорила она тихо. — Я уже привыкла. Здесь тоже есть чем заняться… космолесоводу.



  

Три ошибки Эльмара

Настало время рассказать, наконец, кто же была Инка, и за что наказали Эльмара. И объяснить, почему Эльмар так упорно не хотел говорить на эту тему с Рябинкой.

Случилось это нелепое происшествие вскоре после первого появления туземки на Новой Земле. Эльмар не то, чтобы сошел с ума по Рябинке, нет, но после её отлета он сильно захандрил. И хотя хандра эта была светлой, как говорили в старину, «возвышенной», она почему-то не возвышала, а, наоборот, угнетала.

Кто придумал, что стихи пишутся от несчастной любви? У Эльмара точно гири повисли на поэтических крылышках, и рифмы его покинули, оставив измученное сердце на растерзание мрачным бесконечным мыслям.

Он с трудом заставлял себя что-то делать и завидовал людям с нормированным рабочим днём, которые обязаны ходить на работу, хотят они того или не хотят. Он рад был бы загрузиться по самые уши, но, как на зло, задание у него было несрочное, никто Эльмара не подгонял. И никто его нигде не искал.

И вот в один из таких безнадежно мрачных дней руки Эльмара сами направили ракетку к рощице возле Долинного. Он ничего там не высматривал, и ничего не хотел, его просто потянуло наведаться в места, связанные с его зеленоглазой феей.

Поставив машину на траву, ещё хранившую память о её звездолёте, художник направился к роще, к которой ходила Она. Он прошёл бы по её следам точь-в-точь, но всё пространство в радиусе полкилометра было истоптано, и он брёл наугад, надеясь: возможно, и она шла именно так.

Он отыскал место, где случилась их первая встреча и долго стоял, не отрывая взгляда от её озера. Затем он зашел в воду и оглянулся. Стоял такой же ветреный день, и белели берёзы, и даже облака были точно такого же оттенка.

Эльмар очень ясно вспомнил космонавтку. Она выбежала из-за кручи и остановилась вот тут на вершине склона, и вытаращила глаза: ни дать ни взять, набедокурившая школьница. И никакого сознания вины: только удивление и испуг. Да, вид у неё был ошарашенный!

Эльмар воспроизвел в памяти каждый жест Рябинки, каждый поворот её головы. И её смущение, когда он вынул «ум».

— Что это? — раздался мелодичный голос.

В руке Эльмара лежала «заколка», и возле двух берез на берегу стояла… Она!

Эльмар похолодел. Что он наделал! Зачем касался головы!

— Я вам не помешала? — спросила Псевдорябинка. — Я не хотела. Она тряхнула кудрями и улыбнулась улыбкой человека, не ожидающего от судьбы никаких ударов. Живая, настоящая — поди объясни ей, что она появилась из ничего, что и Та Земля, и Лиска, и любимая работа для неё не существуют. Что прошлое, которое она знает — не её прошлое, а чьё-то чужое. Для самой-то себя она как нельзя более настоящая!

Эльмар придушил готовый вырваться крик и вымолвил:

— Это тебе подарок.

— Какая прелесть! У вас в кармане много таких вещиц?

Поскольку «Рябинка» не собиралась брать «заколку», Эльмар приблизился к ней и сам пристроил «ум» на её голове.

— А что вы здесь делаете в воде?

— Ничего.

«Нельзя вести её в город», — мелькнула мысль.

— Тебя ведь зовут Рябинка, — задал он вопрос только для того, чтобы оттянуть время.

— Да. Откуда вы знаете?

— Я всё о тебе знаю. И что ты прилетела с Той Земли… то есть с Тьеры.

— Вы видели, как я садилась?

Эльмар опустил голову, чтобы не смотреть в глаза собственному созданию.

— Я ничего не видел. Ты уже была здесь раньше.

Девушка засмеялась:

— Вы меня с кем-то путаете!

— К сожалению, не путаю. Смотри!

Эльмар материализовал на своей руке розовый шарик, выпустил его на землю и сказал виновато:

— Вот так я точно так же вообразил тебя.

На лице девушке отразилась явная настороженность.

— Это комплимент, или здесь принято так шутить?

— Это правда, — печально возразил художник. — Откуда я знаю твоё имя? А я могу рассказать о тебе всё, что ты знаешь о себе сама: имена некоторых твоих родственников, друзей. Но большего, чем могу рассказать тебе я, ты ничего о себе не помнишь. Увы!

— Какое это имеет значение? Может, вы телепат и читаете мои мысли?

— А звездолёт? Где он, твой звездолёт?

— Идемте, покажу!

Она резко развернулась и нырнула в кусты, только голубой комбинезон замелькал между листвой. Выбравшись из березняка, девушка легким скользящим шагом устремилась к месту своей высадки. На краю котловины она остановилась и Эльмар её, наконец, догнал.

Ему было достаточно одного беглого взгляда на истоптанную траву с измятыми цветами и спутанными стеблями, чтобы его пронзила острая жалость. Звездолёта здесь, конечно же, не было. Да и откуда он мог взяться? На его месте стояла ракетка Эльмара, и художнику вдруг это показалось ужасным кощунством.

— Вот, — сказал он.

Девушка обернулась к нему.

— Где мой корабль? — прошипела она с ненавистью. — Куда Вы дели мой корабль?

Её большие глаз сузились, лицо побледнело. Казалось, она готова была вцепиться в Эльмара и разорвать его в клочья.

— Я сказал, его нет и не было. Я могу показать тебе тысячи людей, которые могут подтвердить мои слова!

— Вы врёте! Вы всё врёте! — закричало его создание, сжав кулаки. — Вы самый подлый лжец на свете! Если Вы создали меня, сделайте мой корабль!

Эльмар вздохнул и вынул из кармана газету. Глаза «Рябинки» быстро пробежали по заголовкам, а потом лицо её стало спокойным и насмешливым.

— И всё же я вам не верю, — сказала она. — И не поверю, пока тут не будет моего звездолёта.

— Я не знаю, как он устроен, только внешний вид.

«Рябинка» окинула его взглядом, полным ледяного презрения.

— Ты сама попробуй. Если ты настоящая, тогда ты знаешь, какой он изнутри.

— А что я должна сделать?

— Представь его себе вот на этом месте и нажми на камушек заколки, которую я тебе подарил.

«Рябинка» нажала на камушек и звездолёт, действительно, возник.

— Видите? — торжествующе сказала «космонавтка» и, открыв люк, нырнула внутрь.

У неё на лице была написана полнейшая растерянность, когда она вылезала обратно.

— Я же сказал, что ты не можешь знать того, чего не знаю я. Я ведь никогда не интересовался, как звездолёты работают.

— А как привести в действие вот эту машину, вы представляете? — ехидно спросила «Рябинка», указав на его ракетку.

И тут Эльмар совершил третью ошибку. Вместо того, чтобы материализовать для Псевдорябинки ракетку без ограничителя высоты и таким образом отправить за границу и уничтожить /от звездолёта можно было избавиться потом подобным же образом/, Эльмар молча кивнул.

Но разве он мог предположить, что последует дальше?

Резкий бросок отшвырнул его в сторону. Пока он вставал, Псевдорябинка залезла в его собственную ракетку, нажала там на что-то… Ракетка стремительно понеслась вверх, чуть не сбив Эльмара с ног ещё раз воздушной волной.

— Стой! Куда ты! — успел только крикнуть Эльмар.

Это произошло так буднично. Было — и не стало, словно и не было. Словно и девушка, и ракетка Эльмара ему только привиделись. Но увы!

Наказание было неизбежным. Промолчать о случившемся Эльмар не мог. На лугу стоял «звездолёт», а по планете снова металась сердитая девчонка, которая неизвестно чего могла натворить. Закон номер один был нарушен, и Эльмар своё могущество потерял.

Самое ужасное, что Эльмар сам обеспечил себе наказание. Он мог бы промолчать, и пусть бы искали виновника переполоха. Но Эльмар пошел к Мартину и всё ему выложил. Эх, если бы от тогда знал, что странное его создание, назвавшее себя впоследствии Инкой, ничего не натворит! Он бы ликвидировал звездолёт, и всё было бы шито-крыто. И если бы он знал, что Мартин, вместо того, чтобы посоветовать что-нибудь, доложит об их разговоре Таирову, то…

А Инка и в самом деле ничего не натворила. Это так и надо было понимать в буквальном смысле слова: ни-че-го. Ракетку Эльмара нашли брошенной возле Солнечного, но это было единственным подтверждением существования Псевдорябинки. Здесь след обрывался и надолго.

Да, идеальное создание Эльмарова воображения гораздо больше соответствовало его книжно-киношному представлению о космонавтках, чем живая и слегка взбалмошная Рябинка. Он невольно наделил Инку всеми талантами, какими обладал сам, страстью к технике, настойчивостью, сверх того умением разбираться в людях и редкостным даром быстро ориентироваться в сложной и неожиданной обстановке.

Инке, например, ничего не стоило поселиться в Первыгорде, завести знакомства среди астрономов, напичкать свою квартиру всевозможной аппаратурой и быть постоянно в курсе всех новоземных событий. Естественно, узнав о появлении Рябинки, Инка захотела увидеться со своим первым «Я» и узнать, зачем та прилетела. Она осталась в твердой уверенности, что Рябинка действительно её признала. Это заблуждение разделял с ней и Эльмар.

Конечно, Инка не была космолесоводом. В космофлоре, почвах и атмосферах она разбиралась ничуть не больше своего создателя. Да и о многом, многом, что для Рябинки было живым и настоящим, Инка имела самое смутное представление. Она была человеком без прошлого, наподобие тяжело больного, внезапно лишившегося памяти.

В душе у неё была страшная пустота, которую ничто не могло заполнить. Любила ли она своего создателя? — Нет, она его почти ненавидела, но непонятная сила тянула её всё время слышать о нём, и следить, следить за всеми его делами. Она жаждала деятельности, и одинаково была способна на очень дурные и на очень хорошие поступки. О, Инка действительно была очень опасна! Знай Эльмар это, он бы, возможно, признал, что наказали его справедливо.

Кстати, вовсе не Мартин сообщил в Совет Безопасности о её существовании.



  

Арест

После аварии на строительной площадке прежнего спокойствия для Эльмара не стало. У него появился навязчивый страх, вдруг его мастерская тоже рухнет, подобно тому крану. Это опасение придавало деятельности Эльмара излишнюю напряженность, даже нервозность. И теперь труд уже не доставлял ему такого наслаждения, какое он испытывал раньше.

Сборку Эльмар проводил в верхней пещере: пробить пять метров по горизонтали было значительно проще, чем плюс девять по вертикали. Это был завершающий, ключевой этап работы: поднять наверх и смонтировать в единое целое заранее приготовленные и трижды сверенные с чертежами и макетами детали и узлы. И вот, всё могло пропасть.

Эльмару уже было известно, что причина несчастного случая крылась в размывании подземными потоками пород, на которых стоял кран. Поэтому, чуть шумиха вокруг крана утихла, чуть там перестали крутиться сотрудники научного мира, Эльмар решил немедленно туда вылететь. Он предполагал, что тот поток может как-то соединиться с «его» рекой.

Без помощника обойтись было невозможно, и Эльмар решил обратиться к Вольду. Разумеется, Вольд согла-сился. Идея попутешествовать подземными водами и узнать, что куда впадает, ему понравилась. Хотя объект и был законсервирован, для экспедиции была выбрана ночь.

Достигнув дна колодца, пробуренного до основания крана, Эльмар проверил прочность арматуры, к которой привязал шпагат. Они с Вольдом переоделись в водолазные костюмы и отдались холодным струям. Поток был узким, но он действительно в конце концов вливался в реку. Достигнув своей пещеры, Эльмар уговорил Вольда повернуть назад и на обратном пути отметил в плане все извития русла от электростанции до крана. Он сам не знал, зачем так поступает, но впоследствии эти схемы пригодились.

Дальнейшие исследования он проводил из пещеры, и уже сам. Исследования эти Эльмара обнадежили. Судя по ним, не было никаких оснований предполагать водное происхождение его мастерской. По всем признакам, обе пещеры возникли в результате вулканической деятельности доисторических эпох.

Следы, оставленные рекой на стенах её ложа, рассказали двум исследователям, что долгое время уровень воды был постоянным. Теперь же он постепенно понижался, так как гидроработы перерезали русло и открыли реке выход к морю.

Путешествия по подземным руслам, успокоив Эльмара относительно обвала, открыли ему ещё одну опасность. Ведь не только он, но кто-нибудь ещё мог догадаться поплавать горными течениями и обнаружить электростанцию. Сойдя на берег, этот человек мог тоннелем подняться в верхнюю пещеру и увидеть там звездолёт. Поняв это, Эльмар закрыл тоннель уже и с внутренней стороны, оставив узкую потайную дверь. Об этой двери никто не знал, кроме него и Вольда. А затем и электростанцию он замаскировал, покрыв чехлом, наружная часть которого имитировала дно подземной речки.

Да, казалось бы, Эльмар предусмотрел всё, но это только ему казалось.

С Мартином и Марие Эльмар обычно встречался по выходным раз в неделю. Иногда он ездил к ним сам, но чаще они к нему. Для того, чтобы не разминуться, у них было обговорено: до десяти утра они ждут его, он их — с десяти до двенадцати. Так было заведено, ещё когда брат с сестрой жили в Долинном. Если в положенное время никто не прилетал, каждый отправлялся, куда хотел.

Эльмар всегда свято придерживался этой традиции, но предвидеть всё, что может случиться, не во власти человека. Пришёл день, когда ему понадобилось уйти из дома раньше, чем истекли урочные часы. В это несчастливое воскресенье ему позвонила Наталь Ивеновна. Она всегда так делала: предупреждала, а потом являлась. Ценила своё и чужое время.

Эльмар сказал:

— Хорошо, — и повесил трубку, а через десять минут вспомнил, что Наталь Ивеновна представления не имеет о звездолёте, который сейчас стоит в пещере.

Быстро поднявшись в гараж, Эльмар полетел наперехват. Это было в половине двенадцатого, а спустя пятнадцать минут у него во дворе приземлилась ракетка. Из неё вышла Марие и вошла в дом. Вскоре она выбежала оттуда, хлопнув дверью, и устремилась назад, в Солнечный.

Пролетая над горами, она заметила Эльмара. Всё было бы ничего, если бы он был один. Но рядом с ним стоял ещё кто-то. Марие трудно было рассмотреть соперницу: та стояла спиной, и мешали две ракетки. Ей только бросились в глаза грива темно-каштановых волос и большая серьга в ухе.

Жгучая ревность вспыхнула в сердце Марие. Прибавив скорость, она оглянулась, и прежде, чем парочка скрылась в междугорье, успела заметить, как художник провёл ладонью по выступу в скале, и камень медленно раздвинулся, пропуская его. На следующий день Эльмара арестовали.

Он протомился в одиночке трое суток, потом состоялся суд. Заседание проходило в Открытом. Совет собрался в полном составе, и по одному этому можно было догадаться, насколько серьёзна ситуация. Тут же находился представитель кинохроники: хотя сообщение от этом заседании не предполагалось выпускать на экран, оно фиксировалось.

Не для истории /ничего исторического от этого события никто не ждал/, а для пользы дела: нередко бывало, что вопрос, казавшийся по ходу заседания неразрешимым, обретал полную ясность после того, как из участников события члены Совета превращались в зрителей.

Зная о присутствии в зале оператора, Эльмар поискал его глазами. Он надеялся, что это заседание поручат тому же лицу, который снимал корабль туземки. И не ошибся. Наталь была здесь. Она сегодня казалась Эльмару единственным существом в целом мире, которое способно было ему помочь.

Он даже не обиделся, когда та отвернулась, заметив его пристальный взгляд. Наоборот, художник сегодня готов был к чему угодно и настроился выдержать всё мыло, какое свалится ему на его шею. Тем более, что Наталь имела полное право чувствовать себя оскорбленной.

Да, Эльмар приготовился к чему угодно, но не к тому, что оказалось на самом деле. Обвинительная речь Таирова началась вовсе не со звездолёта, а с общей характеристики подсудимого как личности. Кратко обрисовав, что ещё в детстве данный субъект проявил такие качества, как полное отсутствие уважения к старшим, нежелание подчинять свои интересы большинству, стремление выделиться, председатель Совета Безопасности перешёл к его дальнейшей жизни.

Эльмар слушал и не верил своим ушам.

Из речи Таирова неумолимо следовало, что рассматриваемое лицо — эгоистичный, легкомысленный тип, мечтающий любыми средствами прорваться к славе, а в довершение трус и лжец. Не было забыто ничего: ни тематика Эльмаровой поэзии, ни поведение во время прилета инопланетянки.

«Да, — подумал с содроганием Эльмар. — Героям той картины было легче. Они работали над проблемой в открытую, их финансировало и поддерживало правительство. Они имели возможность высказываться, и оппоненты не считали их негодяями. Неужели же всегда, пока существует человечество, нужно будет биться головой об стену, чтобы отстоять своё мнение, если оно идёт вразрез с общепринятым?»

— Теперь мы знаем, — завершил свою речь Таиров, — зачем обвиняемый ходил за туземкой и всячески потакал неосторожным поступкам, совершаемым ею из-за незнания наших обычаев и законов. Он уже тогда лелеял свои безумные замыслы.

— Это неправда! — вскочил Эльмар.

— Тебе никто не давал слова, — оборвал его Таиров. — Я бы мог многое рассказать о том, до каких низостей опускался ты в своём преступном легкоглядстве. Такому человеку не место в наших рядах!

— Ахмадушка, ты малость перебрал, — вмешалась Феоктиста Михайловна. — В чьих рядах ему не место? Говорить надо по существу. Но и ты Эльмар, должен объяснить своё поведение. Ты обманул нас, ты предал наше доверие, и я не знаю, чем ты сможешь оправдаться.

— Я ничего не нарушал.

— Не нарушал?! — возмутился Таиров. — А звездолёт?

— Я его сделал.

— Где ты брал детали?

— Сработал.

— А материалы?

— Достал.

— До чего у тебя легко получается: сделал, сработал, достал. Может, ты нам расскажешь, и где ты их доставал?

— По разным заводам, по карьерам.

— Кто тебе их давал?

— Никто. Я брал их сам, без спроса.

— Каким образом?

— Я переодевался под работников завода, делал себе пропуск, узнавал, где лежит нужное мне сырьё, а ночью прилетал и забирал. Иногда уносил с собой в кармане. Если материал на ночь запирался, а унести его сразу я не имел возможности, я его перепрятывал и забирал впоследствии.

— И никто твоих махинаций ни разу не заметил?

— Я заворачивал материал в оболочку, имитирующую что-либо другое.

— Для каких целей ты проделывал эти манипуляции?

— Я хотел построить корабль, на котором можно было бы улететь в космическое пространство.

— Уж не думаешь ли ты, что стены твоей машины защитили бы тебя от разрушающего действия заграничного пространства?

— Нет, я так не думаю. Я надеялся совсем на другое. Я ведь могу просить защиты у кого угодно?

— Да, это твоё право.

— В качестве главного аргумента я хотел бы показать один документальный фильм. Он называется «История воды». Наталь Ивеновна, ты не могла бы нам его привезти?

— Пожалуйста, пожалуйста, — сказал Таиров демонстративно — вежливо.

Пока Наталь Ивеновна ездила за кассетой, был объявлен перерыв. Члены Совета возбужденно переговаривались между собой. У большинства мнение сложилось ещё до собрания. И то, что обвиняемый принадлежал к «могучим», лишь давало повод отнестись к случившемуся с особой строгостью.

Правда, о могуществе Эльмара открыто не говорилось, но оно подразумевалось само собой, недаром Мартин упрекал приятеля, что он себя выдаёт на каждом шагу. Некоторые из членов Совета /те, которые сами когда-то окончили школу на Катрене/, жалели Эльмара, но что они могли поделать против большинства? Они помалкивали. Что касается Таирова, то он не скрывал неприязненного отношения к «герою дня». На Феоктисту Михайловну тоже надежды было мало, потому что она была сердита на Эльмара из-за Инки.

Всем, кроме, Эльмара, было ясно, что могучие не случайно вынесли дело на обсуждение общего Собрания, а не ограничились внутренним разбирательством. Они хотели подчеркнуть, что отказываются от защиты этого парня, и он стоит один на один перед людьми, некоторые из которых рады будут насолить ему только за то, что он умел делать то, что было недоступно им.

Кроме того, все: и председатель, и члены Совета — ждали, когда Эльмар выдаст себя? В чём и как? Запросит ли пощады? Начнёт ли проклинать? Или просто проговорится?

Поэтому, хотя никто не думал, чтобы «аргумент» Эльмара смог поколебать установившееся мнение, все с интересом приготовились этот аргумент увидеть.

Первые кадры фильма показывали обычные земные пейзажи: вода в разных видах, дети, плещущиеся в воде, заснеженные равнины, снегопад, ливень.

«Можете ли вы себе представить, — говорил голос за кадром, — что когда-то наша Земля была совсем иной?»

Ливень переходит в редкий дождик, он пропадает. И возникает желто-красная каменисто-песчаная равнина, на которой одиноко зеленеет крошечное пятнышко.

«Вот так выглядела Зеленая долина, колыбель нашей цивилизации, 367 лет назад, в десятый год эры освоения Новой Земли.»

Пятнышко приближается, растёт, и перед нами открывается небольшое селение в 500 домов, водоём, поля, лесок и луга со стадами антилоп.

«Такой была колония, когда улетал Олег. Но по-другому она выглядела через год. Ведь он не оставил после себя преемников.»

Уровень воды в водоёме понижается, травы на лугах буреют и заметно понижаются в росте.

«Вода испарялась, а дождей не выпадало. Свои могучие ещё не появились на планете, и некому было исправлять положение.»

Городок, озерцо, сельскохозяйственные угодья покрыты прозрачным колпаком. Дикие животные сохраняются в зоопарке, а за пределами колпака — лес из мертвых деревьев и кости мертвых животных. И только ветры гуляют по иссохшейся земле.

«Поселенцы перешли на круговое использование воды. Но население растёт, и её не хватает.»

Количество домиков под колпаком удвоилось.

«Найдена подземная вода.»

Недалеко от первого поселения вырастет ещё один городок.

«Но люди не могли смириться с вечной угрозой смерти. Они знали, что воду можно получить искусственно при очень многих химических реакциях. И хотя такая вода была очень дорога, они делали всё возможное, чтобы расширить своё жизненное пространство.

Показаны лаборатории, опыты.

Откуда-то из глубины выплывает портрет молодого человека с полными губами и курчавыми волосами.

«Таким был Стасий Абраменко, когда ему удалось открыть дешёвый способ производства воды из горных пород.»

Краткое описание способа.

Плакаты: «Проблема воды решена навсегда!», «Безграничное спасибо Стасию Абраменко!», «Радуйтесь, радуйтесь!», «Да здравствует наука!»

Появляются города без колпаков, под открытым небом.

Правительственное совещание. На повестке дня вопрос, как навсегда урегулировать водную проблему.

Планета быстро меняет свой облик. Везде гремят взрывы, работают измельчители. Огромные массы грунта перерабатываются на живительную влагу, и она льётся, льётся бесконечным потоком в образовавшиеся котловины. Отходы превращаются в плодородные почвы, планета начинает приобретать знакомые черты. Стасий Абраменко теперь солидный мужчина. Он руководитель одного из ведущих участков.

«Два поколения выросло, пока всё это длилось. И вот однажды…»

Обычный рабочий день. Работники поджигают запальный шнур у скалы и отходят на безопасное расстояние. Взрыв. Глухой гул. Почва под их ногами шатается и вдруг раскалывается. Пожилой рабочий пробует перепрыгнуть через трещину, но ещё один толчок — и он падает в бездну.

Всеобщая паника. Рабочие выскакивают из машин, суетятся, бегут. Кто-то куда-то звонит, кто-то кого-то пытается спасти. Прилетает вертолет и забирает всех, кто остался в живых, на базу.

Ночь на базе. Опять землетрясение. Катаклизмы происходят по всей планете. К землетрясениям прибавляются извержения вулканов.

Портрет Стасия Абраменко в черной рамке. Извещение в газете: «трагически погиб при наблюдении вулканических процессов.»

Приказ: «прекратить все гидроработы.»

«Лишь Зеленую Долину не затронули катастрофы, потому что земляные работы её тоже не затрагивали. Люди толпами возвращались туда.»

Снова на экране возникает долина и на ней три города. Городки стремительно разрастаются и обретают знакомый облик. Теперь уже узнаются их очертания: это Открытый, Солнечный и Первыгорд. Возникает множество новых.

Землетрясения на планете прекращаются, вулканическая деятельность тоже идёт на убыль. Регулярно идут дожди. Появляются времена года, начинают образовываться реки. В лесах и лугах снова прыгают выпущенные из зоопарков олени, вышли на охоту волки. В озёрах заплескалась рыба. Но в река её ещё нет. Нет и в морях. В новоземных водоёмах не водится ни одной во-доросли. Озёрных рыб подкармливают люди.

И снова показан современный облик планеты. Вода, вода во всевозможных видах. И последняя фраза за экраном: «Будем же благодарны тем, кто создал для нас это животворящее чудо!»

— И что ты хотел этим сказать? — спросил Таиров, когда погас экран. — Извини, мы не поняли.

— Два раза в год клетки человеческого тела полностью обновляются. Такое же обновление веществ постоянно происходит повсюду в природе. Растения берут питательные вещества из земли, мы едим растения и, таким образом, происходит круговорот. Но вода нашей планеты была создана из настоящего вещества. Почвы создавались, за редкостным исключением, тоже из него, и за 250 лет человек не остался безразличен к этому. Наше тело теперь может тоже состоять из натуральных, а не воображаемых клеток.

В зале послышался негодующий ропот.

— Тихо, — повысил тон Таиров. — Продолжим допрос!

— Значит, ты считаешь, что уже сейчас можешь садиться в свой корабль и лететь?

— Да, могу, потому что я…

— Достаточно, мы тебя уже выслушали. Кто хочет вы-ступить?

— Наш обвиняемый, — сказал один из членов Совета, — вероятно, забыл о том, сколько в своё время было попыток подняться выше границы. Какие только хитроумные экраны не изобретались — и безуспешно. Все смельчаки гибли. А он хочет подняться без всяких защитных средств и думает, что перехитрит природу. Стыдно, молодой человек!

— Они гибли потому, что питались зерном, выращенным на искусственных почвах, — возразил Эльмар.

Зал снова зашумел.

— Он сумасшедший! — крикнул чей-то голос.

— Я могу доказать свою правоту, — как можно спокойнее отвечал Эльмар. — Дайте мне мою машину, я поднимусь и вы сами увидите, что граница не так уж неодолима.

— Если бы у нас существовала смертная казнь, мы бы, без сомнения, так и сделали, — сказал Таиров. — Феоктиста Михайловна, я думаю, с ним всё ясно, и лучше его убрать.

Он поставил вопрос на голосование. Было принято единогласно: удалить виновника из зала, чтобы не мешал дальнейшему следствию. Эльмара подхватили под руки двое неизвестных людей и увели в камеру.



  

Наталь Ивеновна

А вечером Эльмара навестила Наталь Ивеновна.

— Пришла ругать? — спросил Эльмар, чуть за ней закрылась дверь.

— Зачем? Я думаю, с тебя достаточно.

— Ты тоже считаешь меня сумасшедшим?

— Я пришла рассказать, что творилось на Совете в твоё отсутствие.

— Понимаешь, ведь я уже летал туда! Я летал каждый день и видишь — жив!

— Какое это теперь имеет значение? Они решили уничтожить твой звездолёт. Вот!

— Мой звездолёт?

— Они говорят, что не в состоянии один человек провернуть такой объём работы. Только Гусев выступил в твою защиту, но большинство не верит, что корабль настоящий, и считает, что тебе просто… ну, как бы показалось, что ты его строил. В общем, они хотят проверить.

— Зачем им проверять? Пусть спросят у Феоктистушки, могучий я или нет.

— В том-то и проблема. Она не говорит ни да, ни нет. У неё такой вид, будто она сомневается, и это сбивает всех с толку. И Таиров тоже сомневается. Да и остальные могучие.

— С чего ты взяла, что Таиров — могучий?

— Я же не первый раз снимаю заседание Совета. У могучих, у них у всех совершенно особенные выражения лица и манеры. И только могучие способны называть Ф.М. Кенсоли «Феоктистушкой».

Эльмар покраснел и смутился.

— Но ты не дослушал, что будет дальше, — продолжала Наталь.

— И что же?

— А дальше, если корабль окажется настоящим и благополучно разобьётся, они будут искать твоих сообщников.

— Каких сообщников? Нет и не было у меня никаких сообщников! Если кто-то и помогал мне иногда, то по неведению. Разве он знал, в чём участвовал? Но если им пришла охота вычислять этих несчастных, пусть поищут, я лично ничего не скажу!

Возмущение Эльмара предназначалось не столько для Наталь, сколько для ушей подслушивающих. Эльмар не знал, есть они или их нет, но на всякий случай был осторожен.

Но Наталь Ивеновну его слова нисколько не успокоили.

— Ах, Эльмар, не лучше ли попробовать им всё рассказать? Ведь они люди, и они могут понять!

— Они люди! Они могут! Памятник поставить после смерти! Но мне ни к чему их памятник! Единственное, чего я хочу — это вырваться отсюда. И если они конфискуют мою мастерскую, я наверное, умру! Слышишь? Я не стану жить, если она попадет к ним в руки!

— Это в тебе говорит раздражение. Ты несправедлив.

Глаза Эльмара лихорадочно заблестели:

— Даже если бы они убедились, что я говорю правду, в их мнении я остаюсь вором и честолюбцем!

— Хорошо, ты подумай, а я приду утром.

Эльмар долго ещё метался из угла в угол и не мог успокоиться. Его звездолёт! Чем дольше он об этом думал, тем ужаснее ему казалось решение Совета. Он вспоминал, сколько мучений ему стоила хотя бы та же сборка: один корпус пришлось перематывать пять раз. А сколько раз, бывало, ломалась у него у какого-либо приспособления какая-то мелочь, а он не мог даже понять, я чём загвоздка. Один раз ему пришлось распилить и убрать по частям целый станок.

А из радиоприёмника звенел молодой свежий голос:

Эльмар схватил приёмник и грохнул его об пол. И сардонический смех заклокотал в его горле. Он и впрямь почувствовал себя сумасшедшим, и дикое желание крушить всё без разбора ударило ему в голову. Он собрал в одну кучу детали приёмника и ломал, ломал их, пока не устал.

А через два часа он попросил бумагу и ручку.

Утром он едва дождался прихода Наталь Ивеновны и спросил без обиняков:

— Ната, ты хотела бы спасти мой звездолёт?

— Не хорони его раньше времени. Окончательное решение они примут только сегодня.

— Мне не придется его хоронить ни сегодня, ни завтра, если ты согласишься пролезть туда и запрограммировать корабельный мозг на автоматический спуск. Вот все расчеты, нужно ввести их. Ты разбираешься в компьютерах?

— Думаю, что да, только…

— Ты отказываешься мне помочь?

— Нет, но, может, мне лучше остаться в звездолёте?

— Нельзя! Это очень опасно.

— Ты не веришь в свою теорию?

— Чтобы сделаться неуязвимой, тебе нужно переехать в другой город и не меньше полугода кормиться пищей, побывавшей вон там — Эльмар выразительно показал рукой вверх. — В Первом почва насквозь пропитана воображаемыми атомами. Ты наверняка погибнешь. Я выкарабкался чудом, а чудеса дважды не повторяются.

С этими словами Эльмар прислонил свою ладонь к ладони Наталь Ивеновны, и, когда он убрал её, на коже оказалось отпечатано лицо какого-то человека и его данные: имя, фамилия, адрес.

— Ты запомнила? — спросил художник.

— Впрочем, я передумал, — сказал он после того, как Наталь кивнула. — Ты не должна лезть в звездолёт. Если это сборище кретинов хочет взлететь на воздух — пожалуйста. Там внутри резервуары с жидким гелием. Если они лопнут — весёлая будет картина.

Пока язык Эльмара это говорил, ладонь его опять коснулась ладони Наты, и она прочитала следующее:

«Есть другой путь в пещеру. Звездолётом пусть займется Вольд. Пусть он действует один. В звездолёте пусть не остаётся.»

Ещё одно прикосновение — и ладонь Наталь стала чистой.

Показав Наталь Ивеновне портрет Вольда, Эльмар выдавал ей себя с потрохами. Во-первых, теперь она точно знала, что он, действительно, могучий, а во-вторых, что не одна она помогала ему, ничего о том не подозревая. Но скажем прямо, план Эльмара пробраться в звездолёт и запрограммировать его на плавный спуск ей не понравился.

— Эльмар, — произнесла она. — У меня есть план гораздо лучше. Я могу поднять в твою защиту общественное мнение.

— Это как? — удивился он. — С какого перепугу народ кинется меня защищать?

— Ты недооцениваешь собственную популярность. Ровно через час толпы народа будут ломиться в Дом Советов и требовать твоей свободы.

— И что ты собираешься сказать этому народу? Что их кумир — идиот, готовый ради пары зеленых глаз и бус из туземного камня красиво самоубиться? Ты там, на заседании Совета, слышала, чтобы хоть раз прозвучало слово «любовь»?

— Но ведь ты же действительно ее любишь — или ты и про это мне врал?

— Я вообще тебе не врал — ни в чем, просто не договаривал. Как и на суде, кстати. А только если бы я признался, что собираюсь отправиться в Великий Космос, чтобы попасть на некую планету Лиску и отыскать там никому неизвестную девушку по имени Рябинка, я бы не здесь сейчас сидел, а куковал бы на Сиреневом острове под надежным и качественным круглосуточным наблюдением.

Наталь охнула.

— Я об этом не подумала. Они ведь действительно думают, что ты всего лишь намеревался взломать барьер и сделать пару витков вокруг Нашей Земли!

— Угу. Ты ведь и сама слышала: все разбирательства лишь по поводу того: глюки у меня, или я и вправду вор и «несун», то есть расхититель народного имущества. И ни у кого не возник вопрос: «А как этот парень собирался данным агрегатом управлять?»

— Ой, я тоже не думала над этим… Все казалось таким естественным: летают же у нас самолеты-грузовозы, в том числе и ракетного типа с вертикальным взлетом…

— Угу. А между тем именно это — самое сложное. Построить машину при наличии станков и знании технологического процесса — вообще пустяк…

— Пустяк? — ахнула Наталь.

— Ага. Ну, требует времени и материалов. Однако даже самая сложная машина — это нечто осязаемое. В отличие от мозгов, которые нужны, чтобы она включилась, заработала и отправилась куда нужно, а не в тартарары.

Наталь подумала.

— То есть, ты не собирался никуда лететь? — сказала она обиженно.

— Таки-собирался. Я просто давным-давно знаю, как управлять таким космическим челноком. Когда Рябинка прилетала к нам второй раз, первым, кого она захотела увидеть, был я. И мы с ней часика три проболтали. Я включил все свое обаяние — и мы с ней прекрасно провели время… Не так, как ты сейчас подумала — извини, но ты женщина и мысли твои побежали по вполне определенному руслу. Я просто постарался выудить из своей гостьи все сведения, необходимые для того, чтобы попавший в руки этой кучке любознательных тупиц агрегат мог быть запущен. И не затерялся в просторах Вселенной, а, наоборот, прибыл туда, куда я захотел. В общем, у меня есть все, что необходимо для того, чтобы запрограммировать корабельный мозг, и даже маршрутный атлас и коды к каждому маршруту.

— Думаешь, этого всего хватит? Нужна же практика!

— А у меня и практика есть. Вечером накануне отлета Рябинки на Лиску она взяла меня в рейс по просторам над морем и теми пейзажами, где нет населенных пунктов. Естественно, мы не поднимались слишком высоко, но взлеты и посадки и пару маневров в воздухе я под ее руководством отработал. Достаточно, чтобы не разбиться. Кроме того, я же не собирался покидать нашу планету немедленно — пару рейдов бы точно за барьер сделал, чтобы испытать челнок на прочность и управляемость. Я же тебе все время твержу: я не романтик, я технарь. У меня все продумано — каждая мелочь.

Слова Эльмара Наталь нисколько не убедили.

Прежде всего, она знала, что звездолёт очень хорошо охранялся, и, потом, она не признавала тайных действий. Более того, у Наталь имелся собственный план, который нравился ей гораздо больше. Тем не менее она разыскала Вольда и передала ему просьбу Эльмара. Вольд сказал «хорошо», а она полетела в Первыгорд, к себе на телестудию.

Подготовка задуманного заняла ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы подняться в дикторскую, сказать диспетчеру, что его ждут внизу и запереться. И Рубикон был перейдён.

Настроив аппаратуру на прямую передачу, Наталь Ивеновна блокировала приёмник, дающий возможность любому телезрителю включиться в передачу и помешать ей высказаться. По первому каналу шла третья серия захватывающего исторического фильма, который смотрело большинство свободного от работы населения. Очень просто могло случиться, что чья-то злая воля или каприз навяжет нежелательную дискуссию насчет сомнительного права дикторов портить общественный отдых.

Наталь села за стол, включила микрофон и, чуть только её изображение явилось на экране, сказала с улыбкой:

— Уважаемые телезрители! Передаём важное правительственное сообщение. Один молодой человек нашёл способ преодолеть рубеж биосферы. Способ этот доступен всем, и для нашей земельной авиации раскрываются неограниченные возможности. Кроме того, этот человек, не надеясь на поддержку правительства, собственными силами, на свой страх и риск, титаническим трудом построил космический корабль. К сожалению, при этом он был вынужден пользоваться не совсем законными средствами. Мы просим вас, — Наталь Ивеновна постаралась улыбнуться как можно обаятельней, — помочь решить проблему: как следует поступить с таким человеком? Поощрить его, простить или наказать? Решается не просто судьба одного человека. Нужны ли нам, земельцам, иные миры? Каждый, кто считает себя гражданином, пусть пришлёт телеграмму по адресу: «г. Открытый, ул. Главная, Дом Советов.» «Повторяем…».

Она говорила спокойно и приветливо. И вера в людскую справедливость звучала в её сердце, отражаясь в глазах, в улыбке, голосе.

Ах, Эльмар! Он был так уверен, что все против него, с таким упорством он грёб против течения! Но ведь он был не прав. В одиночку не выгребешь. Этого-то и не понимал наш смешной человек.



  

Финал

После сообщения Наталь Ивеновны по центральному телевидению ни о какой возможности сохранить в секрете судьбу звездолёта и его создателя не могло быт и речи. Телеграммы в адрес Совета Безопасности начали поступать через пятнадцать минут после окончания передачи.

Таиров был в гневе (или изображал, что это так). Уничтожать звездолёт, а Эльмара засовывать куда-либо на поселение теперь не имело смысла. Оставалось единственное: запрограммировать звездолёт на плавный спуск после исчезновения платформы, на которой его собирались поднимать, затем поставить его под охрану и подчиниться необходимости провести всепланетное обсуждение проблемы.

Вокруг пещеры со звездолётом и членов Совета Безопасности завертелось множество репортеров всех мастей. Таиров поручил Гусеву разработать программу и объявил об испытаниях, которые должны были состояться на следующий день.

Вольд не сразу узнал обо всех этих событиях. Пока он отпрашивался с работы, и, забрав дома водолазное снаряжение, добирался до провалившегося крана, пока пробирался подземными переходами до водопада со сталактитовым дворцом, — прошло достаточно времени. И когда Вольд, наконец, добрался до верхней пещеры, шумиха вокруг звездолёта была в самом разгаре.

Подойти к двери звездолёта и тем более забраться внутрь оказалось невозможным. Это Вольд сразу понял, чуть только увидел репортеров и охрану. К тому же, он уловил из разговора охранников, что звездолёту ничего не угрожает, поэтому не стал нарываться на бессмысленный риск.

И всё же его словно что-то царапнуло по сердцу, когда ему показалось, что из-за корпуса корабля к выходу шмыгнула тёмная фигура. Вольд мог бы поклясться, что это был тот, кого Рябинка называла про себя Кудрявый.

Вольд едва сдержался, чтобы не выскочить из своего укрытия и не побежать за фигурой, как вдруг среди репортеров он заметил Марие. В её поведении было также что-то странное, и это Вольду не понравилось: он решил, что Эльмар послал гонца не только к нему. Отношения между этой парой не были для него секретом, и он решил, будто Марие здесь находится по такому же случаю, что и он сам.

Если бы Вольд не приревновал Марие к художнику, он бы догадался, что Марие была бы последним человеком, к кому Эльмар стал бы обращаться с просьбой о спасении звездолёта. Однако ревность ослепляет, и Вольд, узнав, когда будут происходить испытания корабля, выбрался из пещеры той же дорогою, какой туда проник.

На следующий день возле пещеры собрались толпы народа. Кроме правительственной комиссии и репортеров /среди которых была, разумеется, и Наталь Ивеновна/, явилось множество зевак. Вольд тоже прилетел. Поставив ракетку на какой-то более или менее горизонтальной площадке, он присоединился к толпе зрителей, среди которых увидел Кудрявого, то есть Тода.

Тод тоже заметил его. Протолкнувшись друг к другу, бывшие товарищи по несчастью пожали друг другу руки и стали смотреть, как в скале образовалась пещера-проход, как вывезли звездолёт на поддоне с колёсиками и погрузили его на приготовленную платформу. Платформа тихо загудела и начала подниматься. Вверх, вверх, выше, выше — и вдруг исчезла. Звездолёт, зависнув на миг в воздухе, полетел вниз. Толпа ахнула. Ещё миг — падение замедлилось, и звездолёт начал плавно спускаться.

Вольд и Кудрявый, как и другие, неотрывно смотрели в небо. Вдруг — что это? Вольд мог бы поклясться, что ему не показалось — возле звездолёта что-то сверкнуло. Миг — и взрыв. Звездолёт разломился надвое и рухнул на склон горы, как раз туда, где стояла ракетка Вольда.

— Это всё ты! — обернулся Вольд к приятелю, хватая его за плечо. — Мне недаром показалось, что я тебя видел в пещере. Зачем ты это сделал?

— Я? — ответил Кудрявый довольно грубо. — С чего ты взял? Да я… Смори-ка!

Изумление, которое прозвучало в голосе Кудрявого, заставило Вольда оглянуться. В нескольких шагах от них стояла черноволосая зеленоглазая особа в красном платье с блестками. Она одна, казалось, сохраняла спокойствие среди всеобщего возбуждения. Это была Инка. На лице у неё было написано мстительное торжество.

Конечно же, Вольд, как и Тод, не могли не спутать её с Рябинкой.

«Неужели она снова прилетела? Или вообще не улетала? — вот что Вольд подумал. И он бросился вперед, увлекая за собой Тода.

Инка развернулась и побрела к своей ракетке. Привычное уныние постепенно овладевало ей.

— Ты куда? — услышала она голос сзади. — Послушай, Эльмар попал в такую переделку!

— Я знаю, — сказала Инка машинально и обернулась, вырываясь, потому что один из догонявших схватил её за руку.

И того, кто говорил, и другого, с белокурыми кудрявыми волосами, она видела в первый раз в жизни.

— Знаешь, тогда почему же ничего не делаешь для его освобождения? — вырвалось гневно у Вольда. — Тебе стоит пальцем пошевелить, и его отпустят.

Инка и бровью не повела.

— А вы кто такие? — спросила она хладнокровно.

— Здрасьте, — сказал Тод. — Она уже забыла, как мы вместе выбирались из Зоны, и как Эльмар её спас.

— Ах, вот оно что! Теперь понимаю…

— Оставь её, Вольд, — продолжал Тод. — Разве ты не видишь, что от этой твари толку мало. — Надо же Эльмару было втюриться в этот ходячий манекен!

— Я не та, за кого вы меня принимаете, — вызывающе сказала Инка. — А вашего Эльмара я ненавижу.

— Тьфу! — сплюнул Вольд. — А он ещё из-за тебя жизнью рисковал!

— Он не из-за меня рисковал жизнью! — шепотом прокричала Инка. — Я не Рябинка. Я — Ина! И отруливайте подальше, пока я не сделала из вас жаркое!

Вольд и Тод переглянулись и больше не стали преследовать её. У них у обоих мелькнула одна и та же мысль: не эта ли девица прикрепила к звездолёту магнитную мину? Но какая причина заставила её сделать это?

А Инка, отделавшись от непрошенных нравоучителей, снова представила себе, в каком отчаянии будет Эльмар, когда услышит о судьбе своего звездолёта. Но теперь эта мысль почему-то не доставила ей никакого удовольствия. Наоборот, ей стало очень скверно, и острое недовольство собой заставило её нахмуриться. Инка пыталась отогнать это недовольство, она говорила себе:

«Ведь ты сама хотела, чтобы планы Эльмара потерпели неудачу! И не ты одна — ведь не ты выдала место его убежища, не ты подвергла его судилищу…» Всё это было правдой, но не полной правдой.

Да, это действительно она взорвала звездолёт Эльмара, но не кто иной, как Инка держала в своих руках средство помочь герою-одиночке. Именно жгучее желание, чтобы утешение для Эльмара исходило только от неё, заставило Инку устроить гибель звездолёта.

Инка вздохнула и повернула ракетку к Долинному, точнее, к большой луговине возле березовой рощи. Там, под невысоким холмом, с виду ничем не отличающимся от окружающих бугров, мирно ждал своего часа Рябинкин звездолёт. Одна Инка знала об этом: ведь кто как не она когда-то накрыла его защитным колпаком, вообразив поверх колпака ещё и слой дерна для маскировки.

Она поставила свою ракетку на вершину одного из соседних холмов и подумала:

«Когда Эльмара выпустят, а его выпустят непременно, надо будет отдать ему корабль. Пусть улетает, если ему так хочется.»

Она вышла из ракетки. Лёгкий ветерок тут же спутал её чёрные с синеватым отливом волосы. Она потянулась и улыбнулась, довольная собой.

   

