Плата за души (Книга 2)

Сергей Гомонов, Василий Шахов

Плата за души

Тот, кто довольствуется тем, что имеет,

лучше всех.

Тот, чьи действия неотразимы,

обладает волей.

Тот, кто не теряет того, что приобрел,

обретает постоянство.

Тот, кто, умирая, не прекращает быть,

ОБРЕТАЕТ ВЕЧНОСТЬ...

Лао Цзы "Дао дэ цзин"

ДЕВЯТЬ ДНЕЙ СПУСТЯ...

- Он очень умен. Но ум его зол, - Нереяросса сломала ветку, бросила ее в костер и поднялась. - Очень зол...

Голос ее растянулся в воздухе и смешался с дымом. Так было всегда, и ничего нельзя изменить - Он пробовал, пытался, стонал от бессилия, но не мог исправить то, что произошло и что возвращалось снова и снова.

- Ум не может быть злым, - сказал Он вдогонку и пошел следом. - Жестким, жестоким, но не злым! Зло - от недоумия, пойми!..

Она не хочет понимать его. Она снова садится на своего каурого, хлопает его по шее. Конь дергает шкурой у нее под ладонью и прядет ушами.

Все повторяется. Не высказанные когда-то слова не будут произнесены и сейчас: таков закон. Её не удержишь здесь. Не заставишь оглянуться... Не поедешь следом. Это уже было, есть и будет.

- Я сделаю круг и вернусь, - говорит Нереяросса и босыми пятками ударяет в бока каурого.

Она уже не вернется. Самое ужасное - знать это и переживать снова. Проклятье обеих реальностей, наложенное самим Временем не злым, но жестоким...

Дух помнит и рвется за нею, хотя уже поздно. Ноги ведут обратно к кибиткам, к костру, догорающему в ночи, ибо тело и мозг ЕЩЁ НЕ ЗНАЮТ...

Ему приходится мириться с неведением, притворяться, что все так же, как было ТОГДА...

Луна пробежала по небосводу длинный путь - из одного созвездия в другое - прежде чем стало пора.

Каурый, взмыленный, со взглядом невольного убийцы, встретился ему у кургана. И снова сердце выпрыгивает из груди от отчаяния...

Все было кончено, как Он ни прикрывал ладонями огонек Её жизни. Так было всегда, но зачем же снова, теперь, когда Она почти все вспомнила?! Это несправедливо...

Два плана: на первом - Он, склонившийся над телом Нереяроссы с разбитой о камень головой; на втором - голос Учителя, который вернул все это обратно:

- Ты знаешь, Попутчик, КАК она это вспомнила. Ты огорчен? Не стоит того...

Но Ему отчего-то не становилось легче. Да, она помнила почти целиком - один из эпизодов своего прошлого, не самый значительный. Нереяросса называла места, а во времена озарений - как правило, на рассвете и закате - пела песню о странном (для нее) городе, стены зданий которого заливали лучи восходящего солнца. Но в то же время это так и оставалось обрывками - снов и реальностей. Нереяросса не могла назвать ни чужих, ни своих имен, описать внешность тех, кто был ей близок ТОГДА. Она говорила - "Я". Она ошибалась. "Я" - не только одна сторона. Чтобы сказать "Я", нужно было вспомнить все, вернуть знания, мудрость, а не стоять меж двух ступеней.

- Она могла бы, могла бы вспомнить! - повторял Он, прижимая к себе опустевшее тело и глядя в небо, что медленно светлело на востоке.

Мятущимся взглядом нельзя встречать Рассвет.

- Я НЕ ХОЧУ больше повторения этого!!!

И тут же все свернулось. Реальности сменились.

_______________________________________________________________________________

Алтай. Звонкий, прозрачный воздух превращает округу в сказочный мир. Кажется, что каждое дерево, чуть приподнявшись над землей (туман стелился низко) держится ветвями за небо. Тяжелые кедры царственно парят над обрывом, и каждая иголка играет сотнями маленьких радуг выпавшей росы.

Крохотный водопад тихонько журчит в узком ущелье меж скал. Сумерки нежно обнимают этот уголок, окрашивая в сиреневый цвет дым костра.

Здесь всегда так. Время стояло на месте, словно вековой лес. Время бежало, как ледяной ручей.

- Ты в который раз убедился, что смотреть назад бессмысленно... - бронзовое круглое лицо с жиденькой бородкой и черными глазами, окруженными сеточкой веселых морщинок и обведенными сурьмой - только маска. Нет, не маска. Образ. И каждый из Тринадцати видит Учителя по-своему. Первый - Даос, Попутчик, Пилигрим, Трекер, Проводник (назови хоть как, суть Его постоянна) - воспринимает Верховного таким. Учитель никогда не обманывает ожиданий, у него много образов, но он ими не забавляется, как юные Попутчики-Даосы, выпущенные "на волю" кто ранее, кто позднее. Он так мыслит.

- Дух един с небом и землей, - продолжал Учитель, обращаясь уже к Третьему Даосу (тот говорил, что видит Верховного в образе льва с огромной гривой - и он видит его именно так в то же самое время, как все остальные - иначе). - Путь заключает в себе твердость и мягкость. Когда-нибудь у каждого из вас появятся свои ученики, и вы скажете им, что действовать нужно в соответствии со временем и ритмом Всеобщих перемен, не пятясь назад, не останавливаясь на пороге. Если дух-разум умиротворен, даже пламя покажется прохладным ветерком...

И это было так.

- Тебе пора, - старик-Учитель, посуровев, поглядел на Первого Даоса.

В долине на лугу ученики остановили свой танец без музыки и слышимого ритма.

Время тронулось. Время остановилось.

- Тебе пора, - повторил старик, видя, что Ему не хочется засыпать, не хочется покидать долину. - Наступает последняя фаза вашего сна. Она просыпается.

Искорки росы вздрогнули на кончиках чуть подпаленных густых ресниц. Все было так реально: запах костра, потрескивающие угли... Огонь связывает реальности...

Закон мира и антимира. В свое время и Она должна вспомнить его. В свое время...

- Тебе пора, - в третий раз, уже совсем мягко, повторил Учитель.

Магия числа...

Все затрепетало на границе миров.

- Сегодня я снова не успела досмотреть сон... - Рената что-то вертела в руке - Николай из-за ее спины не видел, что именно.

Дым сигареты попал ему в лицо, глаз защипало. Гроссман прищурился и не разглядел, чем занимается бывшая жена.

Вот уже больше, чем неделю, не похожая на саму себя Рената словно наслаждалась молодостью и гибкостью своего тела, она сильно изменилась, и с тех пор новый образ стал неотъемлемой частью ее естества...

Балкон открывал вид на Малую Арнаутскую, вопреки ожиданиям Ренаты слишком цивилизованную.

Николай небезосновательно предполагал продолжение погони, и Рената, как ни странно, не стала спорить с ним. Её смиренное, до алогичности правильное поведение настораживало и Гроссмана, и Розу Давидовну. Никогда не была такой сговорчивой Рената. Ника не радовало даже то, что сноха и свекровь хоть и не сразу, но нашли общий язык. Взрывной характер мадам Гроссман всегда доставлял неудобства как ее покойному мужу, так и сыну, куда более уравновешенному, чем мамаша. А раньше Рената попросту боялась ее, скрывая страх под ироническими замечаниями, колкостями и презрительными насмешками. И вдруг - уверенность и достоинство взрослой умной женщины. Роза Давидовна тоже не ожидала такого и попыталась было найти слабые места женушки единственного и неповторимого сыночка. Не тут-то было. Рената как будто начисто утратила слабые места вместе с улетевшим в пропасть многострадальным джипом.

- А ты все еще бредишь своими египтянами и инкубами? усмехнулся Ник и затушил окурок в стоявших на широких перилах пепельнице.

- Но ведь и ты ими бредил, не так ли? - качнув бровкой, Рената взглянула на него через плечо и сделала кистью едва заметное круговое движение.

Раздался щелчок, маленький солнечный зайчик скользнул по лицу Гроссмана. Она не скрывала, но и не демонстрировала то, чем занимается.

- Ну... как тебе сказать, чтоб не обидеть... А зачем это тебе, ладонька? - Ник указал на отцовский складной нож, непонятно как очутившийся в руках бывшей жены. Сталь сверкала, легко трансформируясь из безобидной рукояти в орудие убийства.

Рената отбросила за плечо рыжую прядь и спокойно ответила:

- Не ты ли говорил, друг мой, что мы должны суметь постоять за себя?

- И что ты хочешь этим сказать?! - Гроссман подошел к ней с целью взять нож, но она плавно, с ловкостью факира переместила оружие из одной руки в другую, и Ник не дотянулся до ее кисти. - Неужели ты наберешься отваги, ладонька, чтобы всадить эту штуковину в живого человека? Это тебе не из пистолета палить и не лопаткой размахивать. Это тесный контакт, глаза в глаза, хруст проколотой плоти у тебя под рукой, и зрачки твоего противника, удивленные, недоумевающие, будут преследовать тебя до самой смерти. У меня холод по спине бежит, как представлю... Не дай-то бог, если когда-нибудь придется сделать это не в теории... - он снова протянул руку за ножом.

Мрачновато усмехнувшись, Рената покосилась на бывшего мужа своими непрозрачными, словно два кусочка серого с рыжеватыми прожилками гранита, глазами, и тот отстранился.

- У тебя хорошо развито воображение, друг мой. Ты красиво описываешь все это, только не совсем правильно...

- Отдай. Пожалуйста, - тихо попросил Николай.

- И?..

- Просто отдай. Это не игрушка.

- А если знать правила игры? - и, внезапно развернувшись, Рената с приличного расстояния всадила нож в лозу дикого винограда за перилами балкона. Растение затянуло всю стену старинного пятиэтажного здания, и местами толщина его покрытых древесной корой веток достигала в поперечнике не меньше пяти сантиметров. Именно в такое утолщение, как в масло, и вошло причудливо изогнутое сверкающее лезвие.

Наступила пауза. Ник смотрел на Ренату; Рената же, щурясь на солнце, закалывала на затылке золотые волосы.

Тишину нарушил телефонный звонок. Николай очнулся и пошел за трубкой. Рената проводила его взглядом и посмотрела вниз, с высоты третьего этажа. В глазах ее появилось что-то хищное, как у дикого зверя в засаде, который прицеливается, чтобы прыгнуть на ничего не подозревающую жертву. И эта женщина еще десять дней назад смертельно боялась высоты!..

Слушая собеседника, Николай наблюдал за нею. Куколка, куколка, что же это с тобой?..

- Рената! Ладонька! Я скоро! - положив трубку, крикнул он. - Я в офис к Розе, мигом - туда и обратно. Не скучай, ага?

Он разговаривал с нею как с больной. Прежде Рената кинула бы в него чем-нибудь тяжелым за такой тон. Или легким, но при условии, что это был бы тот самый нож, застрявший в стволе толстой виноградной лозы. Теперь же она вытащила лезвие из плоти растения, что-то шепнула в заслезившую рану и, войдя в комнату, скользнула к своему дивану в зале: у нее уже появился "свой" диван, которым она безраздельно пользовалась в отсутствие посторонних и на который никогда не садилась, если дома была "маман" Николая.

- Смотри, только дверь - никому! - звеня ключами, предупредил Ник, захватил кожаную папку и захлопнул за собой дверь.

Рената посмотрела ему вслед и услышала, что он подергал дверь, проверяя, сработал ли замок. Тогда она легла на диван и закрыла глаза. Срок действия приостановлен. Теперь, как всегда - период статики.

Рождение - это выход, смерть - это вход.

Тринадцать идут дорогой жизни,

Тринадцать идут дорогой смерти,

Но и Тринадцать - те, что живы

Уже умирали прежде,

Но вслед за тем родились вновь...

Он освободился от того, что может умереть...

Пальцы коснулись непокорно выбившихся из-под заколки золотых волос, а губы прошептали:

- Глаза её - полынный мед,

Волосы - мед из полыни...

Это - про тебя...

- Я тогда была мертвой.

- Чем пахнут звезды?

- Льдом. Зимой в Гималаях. Снегом. Ветром...

- Ты все это знаешь, Возрожденная... Почему же ты не понимала меня ТОГДА?..

- Я не понимаю и сейчас...

- Не взрослеющая душа...

- Не говори так больше никогда! Не говори! Я чувствую, что это - страшно и что я не могу сделать что-то важное... Не говори так больше...

- Ты состоишь из запретов, Возрожденная!

- Наверное, мы с тобой никогда бы и не поняли друг друга, Ал... Саша?..

Она слегка рассмеялась:

- Ал... Саша... Теперь это уже не важно. Ты успокоилась? Ты можешь думать, чувствовать, воспринимать?

- Теперь я знаю, что ты по-прежнему рядом со мной. Пусть это будет нашей тайной. Но... не покидай меня никогда... Я люблю тебя, теперь еще больше люблю...

Ответа не последовало.

- Я полюбила наши сны. Всей душой... И мне тяжело, когда все заканчивается. Невыносимо тяжело...

- Это ненадолго... Ты мне веришь?

- Кому же мне еще верить?

- Я должен помочь тебе вспомнить, но не знаю, как... Ты быстро учишься, Вечно Возрожденная, ты уже умела все это когда-то...

- Почему ты так зовешь меня?

- Потому что так переводится твое имя...

- Сегодня ты впервые отозвался во мне. Почему только сегодня? Почему ты молчал раньше?

(Тихий смех).

- Почему?!

- По многим причинам, о которых мы еще не ЗНАЕМ, но чувствуем оба. Я прав?

- Да.

- Так вот, теперь ты наконец успокоилась, ты перестала чувствовать острую боль. Для этого всегда требуется девять дней, ровно девять - чтобы перерезать невидимые путы, связующие каждое существо с этой землей, с этим небом, со стихиями... и уйти в другие... Пока нас слишком помнят, нам нет свободы. Пока о нас ЗДЕСЬ слишком скорбят, нет нам покоя. Вспомни об обычаях старины, когда на тризне не рыдали, а пели и веселились. Многое теряем мы, когда забываем привычки своих прежних тел, движения своего духа...

- Ты вернешься?

- А я никуда и никогда не уходил. Просто ты меня не помнишь. И разговор этот не вспомнишь, когда я замолчу...

- Я пытаюсь. Что я должна сделать, чтобы не забыть?!

- Ничего. Не старайся. Оно либо придет само, либо... не придет вообще... - голос ее затих. - Спи, малыш...

Рената медленно засыпала.

**************************************************************************************

- Уже знаешь, что происходит с акциями? Это издевательство, - были первые слова Константина Геннадьевича, когда он вышел возле роскошного особняка Виктора Николаевича Рушинского (в отличие от того же Скорпиона, второй челябинский босс концерна "Саламандра ин файр" любил пошиковать по полной программе).

Рушинский методично отжимался на газоне. В ответ на появление компаньона он поднялся на ноги и измерил пульс.

- Ну, что ж поделать... Расшевелили этот улей, что теперь жаловаться на укусы... - он несколько раз глубоко вдохнул, выполняя какое-то упражнение из дыхательной йоги. - Идем. Тебя сына твой ждет - не дождется.

- Андрей?! - Константин Геннадьевич сунул руки в карманы утепленного плаща и проследовал за хозяином в дом.

Скорпион-младший уже успел восстановить силы, порядком истощенные за две недели беспрерывной погони. Обратную операцию на лице он делать не стал, но, придя в норму за последние девять дней, и без того все меньше и меньше походил на своего измотанного "двойника". Он сидел у телевизора и невозмутимо созерцал последний штатовский блокбастер с погонями, убийствами, кетчупом, брызжущим во все стороны, и прочим, и прочим.

- Ты бы хоть раз брякнул мне, что ли... - развел руками Константин Геннадьевич и снял плащ.

Андрей вытащил из нагрудного кармана пиджака "мобильник" и набрал номер. Почти тут же завопил сотовый у отца. Тот в изумлении посмотрел на сына, не в состоянии привыкнуть к его дурацким шуточкам.

- Почему не снимаешь трубку? Или абонент временно не доступен? - Андрей снова сел, сочтя вероятно, что сыновний долг он уже исполнил, поприветствовав папу вставанием, и закинул ногу на ногу. - Рушинский - кстати, ты его встретил?.. - хочет, чтобы я довел это дело до конца. Восстановил данные, испорченные этими паскудами...

- А чтобы ты перестрелял всех ребят Котова, он не хочет?

- Нет, не хочу, - раздался голос в дверях.

Обтираясь широким полотенцем, в комнату вошел Виктор Николаевич. Лысина его блестела. В отсутствие очков он близоруко щурился, чтобы не упустить ни единой детали в поведении собеседников.

- И то радует... Где сейчас Стас?

- В Германии. Он уже в курсе событий... Я вызвал твоего Андрюшу, чтобы он довел дело до ума...

- Неужто там кто-то остался в живых? - усомнился Константин. - Это после Андрюхи-то?..

Андрей отвернулся, делая вид, что его внезапно очень заинтересовал фонтанчик в центре зала.

- Андрюха твой бабу пожалел, в благородство сыграл. Может, оно и хорошо, да только иногда это боком выходит. Вот и нам оно так вышло. Телохранитель приковылял к нему, "аки агнец жертвенный", дискету вернул... зараженную... Пес поганый. Зря он его сразу прикончил, за такое... Ну, хрен с ним...

Скорпиону-младшему совсем не нравилось, что Рушинский говорит о нем в его же присутствии так, словно самого Андрея здесь не было. Впрочем, ни для кого из них не представляла большого секрета неприязнь молодого Скорпиончика к компаньонам отца.

- Ну так что же вы мне сразу не позвонили? Я сижу, думаю все в порядке, где сына взялся сделать работу, там будет все ОК...

- А что бы ты сделал в своем Нью-Йорке? Все умы, Костя, у нас сидят. У нас! Как ни выкаблучивайся. У нас! И только наши могут со всем этим дерьмом расправиться... А в данном случае, Костя - только сам изобретатель этого вируса, этот ваш длинный "потомок Давида"...

- Ты сразу говори, чей облик теперь придется принять Андрюхе? Не мелочись.

- Да, Америка никому на пользу не идет, Константин... Ты не смотри больше фильмов заморских, серьезно тебе говорю... Ладно, а теперь серьезно. Есть у меня несколько вариантов того, чем можно позатыкать дыры, так сказать, в "бюджете" концерна... Садитесь, не стесняйтесь...

- Носом чую: это добавит нам всем седых волос, - заметил совершенно седой Константин Геннадьевич.

- А ты, Андрюшенька-душенька, ночным рейсом - в Одессу. Разыщи там наших покойничков...

Андрей нахмурился. Снова затеяли какую-то каверзу, но его участие в ней не предусмотрено. Скорее всего, его сделают "зиц-председателем", как и во многом, о чем Андрей даже не догадывался, но что подозревал и чувствовал всеми фибрами души. Роль палача от "саламандр" ему надоела, как застарелая болезнь. Да, хорошо: он спокойно относится к смерти - и к чужой, и, если не повезет - к своей собственной. Но лучше, конечно, к чужой. С ним не может ничего такого произойти. Он - неуязвим и неуничтожим.

**************************************************************************************

"Ну вот, сейчас она меня поцелует - и всё будет как всегда"... - со скучающим видом подумал Влад, когда Надя притормозила автомобиль у бордюра на площади перед аэропортом.

Предчувствия его не обманули: Надя с хозяйским видом повернулась к нему и смачно, как в мелодрамах, чмокнула его в губы:

- Счастливо долететь, Ромальцев, - сказала она, тут же поправляя испорченный макияж. - Позвони, как доберешься...

Влад бросил взгляд на ее ладную фигуру, на отросшие с прошлогодней встречи волосы платинового цвета, на лицо, скрытое под маской различных косметических и парфюмерных ухищрений.

- Счастливо оставаться, Эсперанца! - нагнувшись к окошку, он изобразил беззаботную улыбку, а затем захлопнул дверцу и больше уже ни разу не оглянулся.

В N-ске крупными хлопьями валил пушистый снег. На газонах, крышах, деревьях он лежал, никем не тронутый, сияя ослепительной зернистой белизной. Наде это зрелище было привычным, а вот Ромальцева всегда настораживали огромные снежные шапки на подоконниках и козырьках подъездов; иногда он не узнавал тех мест, в которых они частенько бывали летом. Раньше они даже спорили с Надей на эту тему. Раньше... когда ему все это было интересно... А как давно это было...

Проследив за его вялой походкой, Надежда покачала головой:

- Дурачок... - она закурила длинную, коричневого цвета, "More". - С твоей внешностью, с твоими данными - и так сутулиться?.. Чего человеку надо?..

Она никогда не понимала Ромальцева. Мужа своего знала, как пять пальцев, а Влад для нее по-прежнему оставался темным лесом. Дрему-у-учим таким лесом. Может быть, это потому, что она редко его видела? Да она и своего супруга не так уж часто видела до того, как разгадала всю его подноготную. Или это от того, что Ромальцев слишком много хочет от этой жизни - то, до чего простые смертные и додуматься не могут? И знает прекрасно, что не получит и половины. Маленький принц... А "блюдечка с голубой каемочкой" не нужно? А полетать? Странный, нетипичный случай... Но парень интересный, по крайней мере, раньше таким он и был: они взахлеб говорили о книгах, музыке, о своих взглядах на выверты этой жизни, да и на многое другое, о чем перестали говорить вот уже года два. Не хотела бы она с таким жить: никогда не угадаешь, что у него на уме. Каким же он был в детстве? Уж мамочка его постаралась: сын без нее и шагу ступить не может. Посмотреть бы на нее, что она из себя представляет, эта Зинаида Петровна Ромальцева...

Надя докурила, завела мотор и развернулась, чтобы выехать на юго-западное шоссе, которое вернуло бы ее в город. Вдалеке под мост нырнула электричка, издав протяжный вой, схвативший Надю за сердце...

Влад прошел на посадку. Конечно, в ростовском аэропорту его будет ждать мать. А потом - снова все как всегда. Каждый день одно и то же... Может быть, к лучшему, если сегодняшний рейс окажется роковым, и самолет сверзится с трехкилометровой высоты куда-нибудь в казахстанскую степь?.. Ромальцев встряхнулся: ну и дикие же мысли! А сколько народу еще погибнет?! Ему-то ладно, даже забавно: то-то мамаша запричитает! Любимый, ненаглядный первенец, как же! До сих пор на коротком поводке обожаемого держит... И по вечерам: сядет смотреть какое-нибудь "мыло" по телеку, пропитается слащавой слезливостью - и давай фантазировать: ой, как же, если что с Владичкой случится, как в сериалах?! ой, что же она будет без него делать?! ах, даже внучочков от него, родимого, не останется ей в утешение!.. Верно сказал как-то Дениска, младший брат: "Ты с него сначала строгий ошейник сними, мамуль!" Как же её это зацепило! Правда глаза колет. И самое главное, не хочется Владу избавляться от этой зависимости. И бесит она его, и без неё никак. Замкнутый круг.

Какая-то девушка в соседнем кресле попросила его помочь пристегнуть ремень. Ромальцев помог, и соседка сказала что-то о погоде. Он согласился и отвернулся. Как всегда... С её стороны был вполне ясный намек на то, что она была бы не прочь познакомиться. Скучно все это... Скучно и пошло. Они все почему-то покупаются на его синие глаза. Наверное, зря говорят про зеркало души. В случае Влада его глаза просто хорошо маскируют отчаянную пустоту...

Несколько часов полета прошли как сон. Ромальцев и в самом деле дремал, сколько мог, время от времени бросая под язык конфетки от тошноты.

А на следующий день его снова ждала опостылевшая работа, рутина, надоевшие лица, сонный начальник... Дома - мать у телевизора... Пара-тройка звонков от знакомых, размышления, как скоротать очередной скучный осенний вечер... Нудная карусель повторяющихся фактов, полное отсутствие смысла жизни... И абсолютная предсказуемость. А еще говорят, что Россия - страна неожиданностей. Какое там! И неубедительно звучит: "Так все живут". Все - не все, а ему, Владу, хотелось бы другого. Или уже не хотелось бы?.. Нет, не хотелось бы.

Когда совсем стемнело, он подошел к балконной двери, щелкнул шпингалетом и впустил в комнату сырой, по-зимнему промозглый воздух. Да, да, скорее бы уже зима. Межсезонье только усугубляет и без того противные мысли...

- Владичка?! - настороженный голос матери из ее комнаты. Ты куда?!

- На балкон, - буркнул Ромальцев.

- Накинь что-нибудь!

Мама не была бы собой, если бы не сказала этого. Влад почти засмеялся. Но, с другой стороны, надо же было ей хоть что-то сказать...

Хорошо жить на одиннадцатом этаже! И особенно хорошо, когда есть и застекленная лоджия, и открытый балкон. Если же на этом балконе отсутствует веревка с прищепленными к ней шмотками, цепляющими тебя по голове на каждом шагу - это уже верх блаженства...

Ромальцев облокотился о перила и посмотрел на город. Вдалеке красными огнями светилась телебашня. Воздух прозрачный, но откуда-то с гор тянет газом. И до сих пор не было ни снежинки, даже удивительно. Да, это не снега Надиного N-ска... Тоже мне, Эсперанца, Снежная Королева... Ей нравится, когда он так её называет, и это стало в определенной степени ритуалом. Еще два года назад все было иначе...

А ну как прыгнуть вниз?.. Вот был бы номер... С такой высоты - секунды три свободного полета... Или пять? Но зато это будет настоящий полет. Только вот приземляться, пожалуй, больно будет... Влад с детства не выносил боли. Что скажешь, настоящий невротик с шизоидными наклонностями, вот и весь сказ. Если уж делать что-то такое над собой, то чтобы не было больно, чтобы не успеть осознать и отказаться - в то время, когда уже поздно отказываться... А так он не прочь.

Ромальцев подумал, вытащил не начатую пачку "Парламента", разглядел ее - и курить не стал.

У кого это так орет магнитофон?.. Странно, что кого-то до сих пор прельщают эти приевшиеся и однообразные развлечения. Собирается толпа, накачивается горячительными напитками, ведет пустые разговоры - и расползается. И каждый раз одно и то же. Скучно.

Он повернулся и ушел в комнату. Закрывая двери, увидел свое отражение на стекле. Ну, хорошо, двадцать восемь, летом двадцать девять, привлекательная внешность, хорошая фигура (когда не горбится, словно старик), глаза цвета морской волны... Экзотика, конечно: с откровенно южным типом - светлые глаза. Приманка для девчонок, мышеловка. А ему всего этого не нужно, потому как скучно.

Ничего толком не видевший, он полностью уверен, что все знает. Есть интеллект, а вот где душа? В маминой шкатулке, куда однажды из любопытства он залез пятилетним мальчишкой и получил за это по рукам?

Как же все надоело!..

ЧЕРЕЗ ТРИ ДНЯ...

Хвойный запах смешался с дымом костра. Хрустально звенит ледяной ручей. Здесь не бывает смены суток, обычной и привычной в другой реальности. Здесь все так же и все по-другому...

Если забраться с одной стороны одеяла, постеленного на слежавшийся снег, то с другой стороны можно выбраться и оказаться уже в другом городе, иной стране. И это так естественно! Как тяжело видеть сны, где для путешествия из одной местности в другую требуются часы, а подчас и дни, месяцы...

Высшее искусство - научиться подолгу отсутствовать в той реальности, то есть, не засыпать здесь. Но это привилегия немногих - тех, кто еще слишком юн, кто находится в состоянии статики и ждет следующего воплощения, ждет с нетерпением и любопытством, прекрасно понимая, что, оказавшись там, он все забудет... Вот новый парадокс реальностей: ТАМ обладающие высшим искусством были бы в почете, и на них возложили бы самую трудную миссию.

Путники возвращаются, находят новых учеников, делятся своими знаниями и опытом. Учителя ЧУВСТВУЮТ, что ждет каждого из них в конце, в месте соединения всех спиц колеса. Дело Трекеров - Путников, Даосов, Пилигримов - предупредить. Сколько учеников не возвращаются на пирамиду Восхождения, забывают, как они карабкались по крутой лестнице, радуясь за себя и других, страдая от порывов шквального ветра, подхватывая соскользнувшего Попутчика... Прельстившись ирреальностью ТОГО пространства, они вначале прибегают к различным уловкам, чтобы заставить молчать свою основу, свое главное составляющее, и чтобы побывать ТАМ, где все можно подержать в руках, насладиться телом, оглядеть глазами. Затем они агрессивно встречают своих бывших спутников, потому что не в состоянии понять их; ком постепенно растет, забвение все сильнее окутывает их сущность... И - последняя стадия: срываясь в пропасть, они хватают за ноги своих некогда Попутчиков, чтобы сдернуть их за собой.

- Ну и устаешь же от тебя! - Третий Даос поймал за руку своего напарника, сбитого ударом крыла призрачной птицы, в которую обратился вселенский вихрь. - Высший уровень скольжения - и вдруг... - в сотый раз он претерпевает метаморфозу, качает головой и в виде пернатого медвежонка вскарабкивается на сосну, чтобы окончательно исчезнуть, тем не менее присутствуя и там, и здесь; словно в давно позабытой сказке, в пространстве медленно тает покрытая птичьим пухом мордочка.

У Помощника Верховного это вызывает невольную улыбку: для него эта сказка совсем не позабытая. Он отвык от своего мира, забыл об отдыхе. Бесконечная цепь засыпаний и пробуждений, без статичного отдыха, не отбила у него желания подниматься. Но Помощник устал...

О, блаженное состояние высших! Когда же наступит момент, и он сможет присесть на ступеньку и отдохнуть на уровне новичков-учеников?! Когда ему выпадет бесконечное бдение у костра, игра с невидимыми энергетическими шарами?!.. Как ему этого хочется! Но... сейчас - нельзя... И еще долго будет нельзя... А может, не долго? Может, то, что чувствуют они оба и забывают, оказавшись ТАМ, - не ошибка? Может быть, когда две составляющие части бессильны, на помощь приходит третья?..

Учитель давал ему советы, выслушивал, но никогда не делал что-либо за него. И всегда оказывался рядом во времена отстранений. Места, где они встречались, в иррациональном пространстве назывались "Алтай", "Древний Египет" или "Кемет", "Тибет", "Гималаи"...

- Я почти разучился менять облик, - заметил как-то Помощник.

Старик усмехается:

- Ты уже не один, а потому тебе это не нужно. Сейчас Она смотрит на нас твоими глазами...

- Попутчик обижен на меня: мы стали меньше общаться с ним...

- Пустяки. Ты мыслишь категориями того мира...

- Но...

- Тебе пора возвращаться... Вы просыпаетесь.

Помощник Верховного покорно пристроился на опавшей листве, чтобы уснуть и скользнуть за границу бессознательного...

______________________________________________________________________________________

Рената со стоном открыла глаза. Была глубокая ночь, на улице шел дождь, но ей было душно, под ребрами горело. Она встала и подошла к распахнутой форточке.

Николай, который кутался в одеяло на диванчике, тоже проснулся и недовольно пробурчал:

- Здрасьте вам! Сколько можно полуночничать? Выпей снотворного, что ли?

- Я не могу дышать... - жалобно ответила она, становясь в этот момент прежней - растерянной и беззащитной - Ренатой. Открой окно... Пожалуйста!

- У меня уже пятки посинели, и так все нараспашку... С тобой, ладонька, что-то не так...

- Пожалуйста!

- Лучше иди ко мне.

Утомленная беспокойной ночью, Рената доверчиво забралась к нему под бок.

- Легче? - он поудобнее устроил ее голову у себя на руке.

- Не знаю. По-моему, да... - сонно пробормотала она.

Прошло минут десять. Рената тихо спала, зато теперь Ник никак не мог найти удобного положения и задремать. Ее теплое тело, беспомощность, доверчивость будоражили воображение Гроссмана. Вот если бы все вернулось на круги своя, как раньше... Если бы он осмелился нарушить данное самому себе слово... Впрочем, а почему нет? Она по-прежнему его жена, так думают все, даже проницательная маман.

Ник приподнялся и заглянул в лицо Ренаты, отвел прядь волос от ее щеки, поцеловал в приоткрытые губы... "Танрэй"... автономно родилось в мозгу. Откуда?..

Гроссман поймал себя на том, что пальцы его осторожно касаются ее тела. Рената не проснулась, но в то же время, чувствуя прикосновения, прильнула лицом к его груди.

- Малыш! - тихо позвал он - так, как не звал никогда раньше.

Она распахнула глаза и сжалась. Во взгляде была боль, укор, недоумение - Николай не понимал, сколько там было всего, что нельзя высказать словами. Гроссман отстранился. Гранитные зрачки Ренаты при свете ночной лампы внезапно стали глухими и немыми, все чувства растворились под непроницаемой оболочкой. Она спокойно, как Сфинкс, взирала на него. Ей было все равно, что он собирается делать.

- Я хотел... уложить тебя поудобнее... - он оправдывается?! Да, он оправдывается. Гадкое чувство вины - ни за что, ни про что... В чем, собственно, он провинился?! В том, что не может, не умеет вытравить из себя свою слабость к ней?! Он хотел бы этого, но во всем этом сопротивляющийся разум улавливает что-то большее, нежели физиологические импульсы, нежели животные инстинкты... Как с этим всем бороться?

- Да, ты прав... - тихо сказала Рената. - Но нужно подождать. Все слишком сильно запуталось...

- Слишком.

- Я не смогу тебе этого объяснить. По крайней мере, сейчас.

- Не сможешь, - словно согласное эхо, откликнулся Ник, уже зная, что ничего не будет и сегодня. Он выключил бра и повернулся к стене. - Спокойной ночи.

Рената уставилась в потолок. Как хотелось оказаться ТАМ... И - непреодолимая преграда: не хватало воздуха, легкие горели от страшного напряжения, грудь ныла. Сколько уже дней продолжается это мучение... Хотелось уснуть навсегда, а приходилось возвращаться, каждый раз понимая всю мерзость окружающей реальности...

- Прости меня, - шепнули внутри. - Мы найдем выход, нужно лишь потерпеть...

"Я люблю тебя, - подумала она. - И готова терпеть, сколько нужно. Ты же знаешь, я смогу"...

- Прости...

Ник повернулся и, повинуясь чему-то невысказанному, набросил на нее одеяло:

- Спи, малыш...

А утром к ним ворвалась Роза Давидовна, не имевшая обыкновения "стучаться в собственном доме". Возможно, ее очень удивило бы, застань она какую-нибудь пикантную картинку в комнате сына: за пять лет совместной жизни это можно как-то отрегулировать, да и вообще, при таком стаже интимные вещи уходят на ...дцатый план.

- Кто из вас вчера мыл посуду?! - набросилась она на Николая, который спросонья не мог понять, что она хочет.

Рената села и прикрылась одеялом.

- Ну, я... - сознался Ник, прикидывая, что он мог забыть вымыть.

- Сколько же ж раз тебе можно говорить, чтобы не складывал ложки и вилки в поддон сушилки?! На лбу тебе написать, да и зеркало закрепить, чи що?! А?! - мадам Гроссман грозно подбоченилась.

- Роз, какая разница?!

- Яка разница?! А така, що один... - взглянув на Ренату, она почему-то осеклась и не стала продолжать свою любимую присказку.

- Доброе утро, - кивнула та и вежливо улыбнулась, не выказывая ни тени смущения.

Сообщив, что "вообще-то" уже девять часов, мадам Гроссман покинула спальню.

- Клад, что за женщина... - проворчал Гроссман, поглядывая на Ренату.

Та поднялась:

- Ник, свози меня к морю!

- Наконец-то! Работа подождет, поехали... - он был рад, что бывшая жена наконец-то ожила, и стал одеваться.

Тут послышалась трель телефонного звонка, которая прервалась на полузвуке: возбужденная утренним скандалом Роза Давидовна схватила трубку где-то на другом конце квартиры.

Рената медленно завязала пояс халата и поглядела на Николая.

Дверь снова вынесло, как от пинка.

- Колюня, тебя! - мадам Гроссман понизила голос: - Какой-то незнакомый мужчина. И еще: шо я вам, коммутатор?! На!

Она ткнула трубкой в Ника и с достоинством удалилась, на сей раз даже не взглянув в сторону снохи.

- Да? - сказал Ник.

Насторожившись, Рената следила за сменой выражений на его лице..

Первые три секунды в трубке длилось молчание, затем послышался хрипловатый голос:

- Нужно встретиться, переговорить.

К своему ужасу, Ник с первых же звуков узнал этот голос. Он совладал со своей мимикой, беззаботно взглянул на Ренату и снова уставился на собственную коленку, где на ткани джинсов обнаружил едва заметное пятнышко. Улыбка играла на его лице, когда он возил пальцем по пятну, словно желая стереть.

- Ага... А где? - он сумел справиться с волнением и не заговорить со своим одесским апломбом.

- Я сам найду тебя.

- Вот уж не нужно!..

Но трубка ответила ему прерывистыми гудками.

Рената сидела у зеркала и расчесывалась. В последнее время она так редко занималась своей внешностью, что это было странно. Казалось, зеркал для нее не существует. Но при этом она совершенно не подурнела, даже наоборот - оправившись от всех переживаний прошлых месяцев, она стала возвращаться в прежний облик.

- Это по работе, - не моргнув глазом, солгал Ник, хотя Рената ни о чем и не спрашивала. Ему это было нетрудно: в свое время он часто обманывал ее, правда, по другому поводу, и она к этому привыкла - настолько, что даже не пыталась разобраться, где правда, а где - ложь.

- Да, да, конечно... - рассеянно ответила девушка. - Как ты думаешь, что бы мне надеть?..

Ее невнимание задело Ника за живое. Такое ощущение, что эта куколка просто взяла да и забыла о нависшей опасности. Поразительное спокойствие! "Что мне надеть"... Вершина легкомыслия... Показать бы ее врачу, пока не поздно: что-то происходит у нее с головой. Изменение личности - достаточное основание для консультации у психолога, пусть состояние Ренаты и не похоже на угнетенное...

- Достаточно и того, что ты хоть что-нибудь наденешь, ладонька... - бросил он и, не прощаясь, ушел.

Рената повела глазами в его сторону и сжала губы. На ее лице не отразилось ровным счетом ничего.

Хорошенько подумав, Роза Давидовна сочла, что нужно потребовать у детей разъяснений, что случилось и что это был за звонок. Ей совсем не понравился голос незнакомца, а за свою пятидесятипятилетнюю жизнь она научилась прислушиваться к своей интуиции. Правда, слух у нее притупился, подчас она слышала плохо и сама кричала слишком громко, нежели было необходимо.

- Рената! - прогремела она.

Девушка, стоя у окна с трубкой телефона, оглянулась и рывком подняла левую руку, повелевая замолчать. От столь неожиданно начальственного жеста мадам Гроссман растерялась и отступила. Ну надо же! Прямо как ее муж! Таким образом он всегда требовал, чтобы она оставила его в покое. Но чтобы женщина пользовалась такими же жестами... Здесь что-то не так... Но прекословить Роза Давидовна отчего-то не смогла. Требование Ренаты было столь исчерпывающим и бесповоротным, что свекровь просто удалилась из комнаты.

Оставшись в одиночестве, Рената продолжила разговор, который почти и не прерывала:

- Так вот, Сева, такие дела...

- Но толком же ничего не известно! - ответили на том конце.

Рената невозмутимо двинула бровями:

- Ну, добро. Если тебя не смущает то, что на твоей территории будут творить беспредел всякие "левые" личности, то, я думаю, имеет смысл обратиться в милицию. Может...

- Ша, женщина! - мужчина-собеседник, поначалу, видимо, не принимавший ее всерьез, после такого заявления взъярился и угрожающе повысил голос. - Хоть ты и Колькина женка, а языком-то не мети!

- Договорились. Так что скажешь обнадеживающего? - ни капли не сбитая с толку ревом обозленного Севы, продолжала Рената.

- Подъедем.

- Замечательно, - улыбнулась она. - Я рада, что не ошибалась в тебе. Надеюсь повторить это при личном знакомстве...

- Угу...

Она первой положила трубку.

- Рената! - опомнившаяся мадам Гроссман не оставляла своих намерений.

Прохаживаясь по комнате, Рената неторопливо экипировалась.

- Куда это ты?

- Проедусь по городу. И день соответствует, - натягивая черный топ, Рената мотнула головой в сторону окна.

- И шо это был за звонок?

- Один давний знакомый Коли... Скучает, - девушка раскатала свернувшуюся в трубочку ткань майки, разглаживая ее на теле, и, случайно зацепив грудь, невольно поморщилась, как от боли.

Роза Давидовна оценила ее фигуру. У сына вкус что надо. Худовата, конечно, и ростиком не вышла, но дородность - дело наживное, а лишний рост - он бабе ни к чему.

- Вместе поедем, - сообщила она.

- Не думаю. У меня немного другие планы, но как-нибудь в другой раз - буду рада... - Рената мягко улыбнулась и, подойдя к свекрови, коснулась ее запястий. - Не обижайтесь, мама... Ага?

Мадам Гроссман, сама того не желая, спустила ей эту хамскую наглость и ушла.

Словно пытаясь разрешить сложный вопрос или вспомнить, где лежит необходимая ей вещь, Рената прикусила фалангу указательного пальца и огляделась. Наконец лицо ее озарилось догадкой. Она взяла стул и подтащила его к двери, затем встала на сидение и пошарила над косяком. Тут же в ее руке блеснула сталь. Куда же еще длинный Николай мог спрятать от нее "недетскую игрушку"?

Зашнуровывая высокие черные кроссовки, нахмурив брови, она о чем-то размышляла.

Наконец, полностью экипированная, со спрятанным в кармане кожаной куртки ножом, удобных для бега кроссовках и не стесняющих движения джинсах, Рената выпрямилась и взглянула на часы:

- Будем действовать, как раньше?

- Да...

Спросив саму себя и самой себе ответив, девушка смахнула с серванта бумажник и сунула его во внутренний карман "кожанки".

Чувствуя легкость в каждой клеточке своего тела и прыгая через три-четыре ступеньки, но при этом почти не производя шума, она спустилась вниз и огляделась на улице по сторонам. Свежий воздух опьянил ее, на несколько мгновений перед глазами встала темная пелена, и девушка, пошатнувшись, прижалась спиной к пыльной стене. Вот что значит - две недели безвылазно сидеть в квартире и почти не двигаться!

Рената отдышалась и подняла глаза к небу. Снизу все выглядело по-другому. Перед нею уже в который раз был незнакомый город, и она являлась его частичкой, муравьем, соринкой, затерявшейся среди хаоса.

Дурнота прошла, и она почувствовала себя выздоровевшей после тяжелой болезни.

Стоило поднять руку, к мостовой тут же прижался симпатичный "Марк" с не менее симпатичным водителем.

- Вам нужны лошадиные силы? Их есть у нас! - весело сказал он. - Запрыгивай, красавица!

- Извини, приятель, - ответила Рената. - Как-нибудь в другой раз.

- Это еще почему?!

- Сейчас я не могу ошибаться, так что не взыщи...

- В каком смысле?

Она слегка фыркнула, усмехнулась и больше ничего не ответила. Не успел отъехать "марковник", возле ее ног остановилось колесо. Прежде избалованная девочка-Рената сморщилась бы, как от горькой таблетки, окинув взглядом пыльную желтую "копейку", которой принадлежало это колесо. Теперь же странная девочка-Рената дернула дверцу и уселась возле водителя - маявшегося с похмелья мужика с внешностью биндюжника.

- Куда? - просипел он (это все, на что его хватило) и глотнул воды из помятой пластиковой бутылки.

- Трогай. Потом скажу. И останови возле ближайшего ларька.

- Да не морочь голову. Сразу говори, куда нужно, не селедку покупаешь...

Рената тем не менее молча ткнула пальцем в сторону ларька у перекрестка. "Биндюжник" предпочел не торговаться.

Выйдя на минуту, она купила бутылку пива, попросила, чтобы ее открыли и, вернувшись на место, протянула пиво шоферу.

- Ты рехнулась?! - стукнув по "баранке", как по кровному врагу, буркнул тот.

- Если тебя остановят и оштрафуют, плачу я. И в счет проезда это не войдет. Так что заводи, пей - и погнали. У меня еще много дел, - она бросила на него повелительно сверкнувший взгляд. - Ну?! Что непонятно?

"Биндюжник" пожал плечами и приложился к горлышку. Через две минуты на него снизошла благодать, и он весело хлопнул Ренату по коленке:

- А ты - ничего девчонка!

- Будем болтать или работать?

- Как скажешь, малышка!

Она молча скинула его ладонь со своей ноги и отвернулась в окошко.

- Приезжая, шо ли? - выслушав подробный адрес, которого не стал бы давать коренной одессит (просто сказал бы - "контора, что напротив "У Семена"), поинтересовался оживший водитель.

Рената кивнула и стала смотреть на дорогу.

- От же ж жизня пошла, а! - неизвестно к чему продолжал монолог "биндюжник". - Ты откуда такая?

- Какая?

- Ну... - он отпустил "баранку" и всплеснул руками, изображая, какая она сверху донизу: - Ух!..

Рената усмехнулась и упрямо поджала губы.

- Может, встретимся вечерком, посидим, побалакаем? У тебя имя есть? Меня вот Сашей зовут.

- Меня тоже.

- Тезки, значит?! Ну шо, надумала?

- Саша!

- У?

- Я заплачу тебе вдвое больше обещанного, только... заткнись, ладно? Это для тебя не сильно трудно?

- О! Другое дело! - и вместо себя он заставил слушать хрипящий, не до конца сломанный магнитофон.

Рената сидела, закинув ногу на ногу, и спокойно - вернее, бесстрастно - смотрела вперед. Ни единой морщинки не было на ее лице. Казалось, глаза ее видят что-то, не доступное взору простого смертного.

- Ну, вот-таки и приехали. Тебя, Александра, ждать, или да?

- Или да. Но не здесь, - не выходя из машины, Рената одним взглядом "просканировала" и оценила окружающую обстановку. Вон в тех домах арку видишь? Насколько я понимаю, двор проходной?

- Верно, тезка, проходной. Там их несколько таких.

- На какую улицу выходят?

Водитель почесал в затылке:

- На Вишневую... Там, воще, перекресток, смотря шо тебя интересует...

- Меня интересует, будешь ли ты ждать меня на том перекрестке?

- Да как же ж такую красотулю не дождаться?!

- Тогда стой в тени и мотор не глуши. Вот аванс, - она подмигнула. - А то вдруг уедешь, не дождавшись?

- А ты и улыбаться умеешь, кисуля-красотуля?! Только ради тебя дождусь!

- Отлично.

Задобренный пивом и "авансом", таксист покатил в указанном направлении, оставив Ренату на тротуаре среди снующих прохожих.

...Её взгляд остановился на громадном черном "Ландкрузере", уткнувшемся в бордюр всей своей иноземной массой. Приметив рядом с ним "Марка" и еще парочку весьма знакомого набора иномарок, она направилась в кафе "У Семена" на другой стороне улицы.

*************************************************************************************

Сопровождаемый двумя парнями, Андрей вошел в контору мадам Гроссман. Нагловатого вида охранник поднялся им навстречу:

- Вам кого надо, пацаны?

Андрей на него даже не взглянул. Плавно, как в хорошо отработанном танце, один из напарников обошел "секьюрити", оказался у него за спиной, приобнял и приставил к его затылку внушительного вида "пушку" с глушителем. Больше вопросов почему-то не последовало.

Оставив своего парня слившимся в страстном объятьи с охранником фирмы, Андрей со вторым спутником и догнавшим их в холле третьим - красавчиком из "Марка" - поднялся по широкой лестнице на второй этаж, где находилось руководство заведения. Его нисколько не интересовала и судьба других охранников: его команда всегда действовала быстрее и надежнее. Пять его "бычков" справятся хоть с самим чертом.

Чуть подтанцовывая, Андрей шел по коридору и заглядывал в каждую дверь. Того, кого искал, он обнаружил в кабинете заместителя Розы Давидовны - щуплой, но рослой дамы. Прервав их разговор самым бесцеремонным образом, Андрей встал в дверях.

- Пошли, - нейтральным голосом сказал он, мотнув головой в коридор. В фильмах таким образом обычно один ковбой приглашает другого помахать кулаками, если он еще достаточно трезв, дабы не устраивать мордобоя в салуне.

Высокий черноглазый молодой человек, с которым они уже однажды встречались лицом к лицу, поднялся ему навстречу.

- Проблемы? - тихо, но напряженно спросила заместитель, дергая рукой в направлении селектора.

- Все нормально, Соня, - успокоил ее Николай.

Андрей отметил про себя, что верзила ведет себя правильно, и они пошли назад уже вместе с ним.

Одна из дверей приоткрылась, оттуда вырвался гомерический хохот нескольких мужчин, словно сам Жванецкий завернул в их офис на гастроли.

Красавчик из "Марка" затолкнул назад высунувшуюся оттуда голову и захлопнул тяжелую, покрытую лаком, двустворчатую дверь.

- Куда идем? - буднично осведомился Ник.

- Увидишь.

- Ой, да не морочьте мне голову! Как будто трудно ответить. Все равно ведь далеко не уйду?

Андрей покосился на Гроссмана. Как зверь чует кровь, так и он чуял волнение Николая.

- Мы идем убирать ваше дерьмо.

- Это как это?

- Твоими руками.

Оказавшись уже между пролетами, Андрей увидел, что происходит за стеклянной стенкой в холле. Все трое "секьюрити" сидели или стояли в обнимку с его людьми и пистолетами у затылков. Один незанятой парнишка прохаживался взад и вперед, терпеливо дожидаясь возвращения шефа.

Уже занеся ногу над ступенькой последнего пролета, Андрей услышал грохот.

В вестибюль ввалилась куча местных загорелых парней, одетых кто во что горазд, и открыла пальбу.

Шедшие впереди люди Андрея - те, что придерживали Гроссмана - попадали на ступеньки и выхватили "пушки". Растерявшийся в первый момент Ник, вероятно, узнал кого-то в толпе нападавших. Это простимулировало у него выброс необходимой для самозащиты энергии, он прыгнул через перила в обратную сторону от холла и нырнул под лестницу. Оружия у него не было, и он предпочел не принимать участия в "разборке".

Андрей повернул назад и исчез на втором этаже. Оглянувшись, за ним последовал хозяин "марковника".

- Андрей Константинович! - крикнул он в гулко отозвавшуюся пустоту коридора.

Из бухгалтерии выглянула какая-то пожилая женщина, но увидев незнакомца с пистолетом в руке, тут же отшатнулась обратно.

Красавчик побежал вперед.

Медленно, как в фильмах, где режиссер предпочитает снятые рапидом сцены действия, с лестницы служебного входа ему навстречу вывернула девушка, одетая во все темное. В следующий момент красавчик осознал, что видел ее не более, чем двадцать минут назад, а потому идентифицировал личность дамы мгновенно. Только вот ничего женского не было в ее лице с глядевшими исподлобья холодными глазами и упрямо стиснутыми зубами. Ничего женского и, впрочем, мало человеческого... Она шагнула вперед бесшумно и уверенно... Это была НЕ ЖЕНЩИНА, хотя у нее и была женская фигура.

Красавчик ощутил, как на загривке у него встали дыбом волосы. Он инстинктивно шарахнулся к стене, а НЕЧТО продолжало надвигаться на него. Ничего не соображая от состояния первобытного страха - такое испытывали далекие предки при встрече один на один с диким зверем - он поднял пистолет... Рука женщины скользнула по бедру, в воздухе что-то сверкнуло, и сухожилие красавчика пронзила такая боль, что оружие само собой вывалилось из рук и стукнулось о паркет, гулко выпустив эхо...

Сжимая пробитую насквозь кисть (искривленное лезвие вошло точно между костями), красавчик со стоном стек на пол.

НЕЧТО подошло, наклонилось и подняло пистолет.

- Где он? - слишком низким для женщины и чересчур вкрадчивым для мужчины голосом спросило ОНО, подтолкнув раненого ногой.

- Не знаю! - проскулил тот, изводясь от боли и ужаса.

Рыжая опустилась на одно колено. Гранитно-серые глаза заглянули в красавчикову душу. Одним рывком выкорчевав из раны свой нож, она обтерла лезвие о его брюки, а тот продолжал выть, только на более высоких тонах.

- Где я могу его найти? - повторила она, нисколько не тронутая жалким видом парня.

- Да не знаю я! Ей-богу клянусь, не знаю! - завизжал красавчик, который в принципе не умел переносить боль, даже менее пронзительную, чем эта.

Рыжая поднялась, крутанула кистью и щелчком сложила нож.

- Передай ему: пусть готовится к войне. Даже если я не найду его, - глухо произнесла она и слилась с темнотой служебного хода.

******************************************************************************

Зоя была недовольна, что Влад уделяет ей только половину внимания. Самолюбие манекенщицы было уязвлено. Она почти возненавидела собеседника Влада, этого высокого худощавого брюнета в черной "тройке" и в старческих очочках. Да, в нем было много вещей, за которые и не столь вызывающего человека можно возненавидеть на всю жизнь. И даже внешность у него, на Зоин взгляд, была отталкивающая: немного сплюснутая снизу физиономия подчеркивала, насколько тонкие у него губы, то и дело вздрагивающие от презрения ко всему окружающему. Редкая улыбка почти всегда казалась издевательской. Впрочем, по всем признакам поведения, Зоя ему понравилась, и он не считал нужным скрывать это от Влада. Они сидели за столиком, стоявшем особняком от остальных. Приглушенный свет создавал несколько интимную атмосферу, и говорить о делах (для чего, собственно, Ромальцев и пригласил этого - не самого лучшего своего знакомого) было не к месту.

Время от времени Дмитрий небрежно пощелкивал пальцами, словно в его ушах все время звучала ритмичная музыка, не похожая на ту мелодию, что играла сейчас в ресторане. У Зои был один знакомый кутюрье, недавно плотно подсевший на кокаин. Он тоже говорил, что после "понюшки" иногда слышит разные песни, причем очень реально.

- В общем, над расширением советую подумать, - завершил Дмитрий и чокнулся своим бокалом о край стоящего на столе бокала Ромальцева, апатично взирающего на весь мир. - Каюсь: в вашем тяжелом случае пока лучше думать о реанимации... За ваше здоровьице, Зоенька... Извините, не знаю, как по батюшке...

Сдерживая зевок, Влад покосился на подружку. Может, увлечется этим мерзавцем и отвяжется от него?.. Нет, кажется, пустые надежды... О, Эсперанца, даже ты со своей стопроцентной предсказуемостью лучше этой капризной и стервозной малолетки!

- Почему бы тебе не поговорить об этом непосредственно с Федором? - спросил Влад, имея в виду своего вечно дремлющего начальника.

- Ромаха! Ну, ты сам мозгой пораскинь: зачем нам старые пердуны?! Историю делаем мы - молодые и нахальные! Правда, Зоенька?

Она фыркнула, и он ловко поцеловал ее ручку. Ромальцев продолжал:

- Мне это не интересно - я о расширении предприятия. Если Федор...

- Федор - пройденный этап. Он старше твоего отца, а тому и при жизни эта фирма не была нужна!..

- А вот теперь возьми свои слова назад... - пробурчал Влад, который терпеть не мог, когда Дмитрий затрагивал тему, касающуюся его покойного отца.

- Беру-беру! - легко согласился Дмитрий. - Прошу прощенья за невольную циничность. Впредь буду осторожней.

"Тебя хватит до следующей встречи... Там ты снова будешь испытывать мое терпение", - подумал Влад, но по привычке не стал развивать эту тему дальше. Хотя, быть может, стоило бы расставить все по своим местам в их странных отношениях.

Зоя решила, что хватит ей уже сидеть без внимания, и позвала официанта. Так как насторение у нее было не самым лучшим, она дала ему разгон за "дерьмовое" меню, "вообще хамское" обслуживание, "препаскудно" работающие кондиционеры.

- Еще один такой прием - и вы потеряете в моем лице постоянного клиента. Понятно?!

- Да, конечно. Сейчас все устроим.

И вокруг них тотчас засуетились так, словно Зоя была или голливудской "суперстар", или первой леди сверхдержавы.

- Представляешь, Влад, это маразм! - говорила она, отгоняя официантов, чтобы те, принося блюда, не загораживали собой собеседников. - Это я о поездке во Францию. Они пытались отобрать туда четырнадцати - пятнадцатилетних соплячек!

- Как нехорошо, - посочувствовал Дмитрий, которого никто не спрашивал, и наконец допил свой экзотический коктейль. На дне бокала, как ни странно, не осталось ни человеческого глазного яблока, ни отрезанных мизинцев с перстнем, ни даже самого завалящего "нечистого" насекомого типа тарантула, хотя ядовито-зеленый цвет напитка предполагал подобную возможность.

- Так ты уже съездила в Париж? - лениво спросил ее Влад.

- Только поеду. Через месяц... Ты задаешь такие вопросы, как будто не знаешь! - возмутилась манекенщица. - Ладно, слушай дальше...

Дмитрий сочувственно пощелкал языком и жестом заказал себе второй коктейль "Экзотик". Зоя недовольно взглянула на него, надеясь, что он дурачится спьяну. Не тут-то было! Этот тип был трезв, как стеклышко. Скорее всего, такова его манера поведения. Может быть, и шут, но шут опасный; она чувствовала исходившую от него потенциальную угрозу и не желала связываться, предпочтя отыгрываться на других.

- Так вот, - отвернувшись от Дмитрия, продолжала манекенщица, - на показе будут демонстрироваться модели Швельдгауба - совершенно прозрачная одежда. Под нею разрешено носить только низ от мини-бикини, и ничего больше. И вот этим идиотам приспичило выбирать девочек по принципу "у кого лучше грудь"...

- И вы, конечно, победили, Зоенька! - снова вклинился Дмитрий.

- Щ-щас! - взмахнула рукой она. - Красота груди - понятие относительное! В нашем бизнесе лучше та, которая меньше, потому что топорщится, как два прыщика, и на манекенщицу не обращают внимания: ведь она демонстрирует не себя, а платье. Но меня это раздражает...

- Так вам, Зоенька, нужно было не в манекенщицы, а в фотомодели податься. Кстати, если пожелаете, могу посодействовать...

- Да нет, мне и здесь неплохо. Устрою им пару скандалов как миленькие возьмут, куда скажу!

- Ты это можешь, - согласился Влад, задумчиво стряхивая пепел с сигареты.

- Конечно, могу! - разошлась манекенщица. - Надо же кому-то из нас двоих быть личностью, а не размазней!

- Вполне с вами согласен! - вскричал Дмитрий. - Слышишь, что говорит о тебе девушка, Ромаха! Ты - размазня в первую очередь потому, что не хочешь заняться своей фирмой.

- Это не моя фирма, - сквозь зубы процедил Влад, ощущая себя интеллигентной занудой наподобие горьковского Клима Самгина. Так уж мама воспитала. Послушай она разговор Зои и Дмитрия, с нею бы случился удар, а потом она залила бы уши любимого сыночка воском, чтобы тот оглох и не слушал непристойных выражений.

- Ну вот, а была бы твоя! - гнул свою линию Дмитрий. - Твой отец, насколько мне известно, основал ее на паях с Федором. Значит, ты теперь наследник. Мог бы возродить семейный бизнес...

- Нам и этого хватает.

Дмитрий прищелкнул языком и отрицательно двинул головой:

- Обороты маленькие. Поверь, со стороны видней. Вы разваливаетесь и скоро - очень скоро - обанкротитесь совсем...

Влад прекрасно понимал, что Дмитрий и сам не прочь прибрать к рукам это предприятие, но говорить этого вслух, Аксенову в глаза, не хотел. Да и какое ему дело до желаний Дмитрия и до этой фирмы?! Пусть занимается ею, если ему это интересно...

- Он идеалист, - чтобы оправдать пассивность Ромальцевской позиции, сказала Зоя и примиряюще положила ладонь на его кисть. Влад отодвинул руку.

- Ну... идеалист!.. - недоверчиво усмехнулся Дмитрий. Прям там! Придурок он. Я уж ему все по полочкам рассортировал, куда дальше-то?! Разжевать и в рот положить? А не жирно ли ему будет? Ладно, замнем эту гнусную тему. Зоенька, а почему бы нам не станцевать?

Назло Владиславу Зоя согласилась, и они устроили с Дмитрием шоу вроде знаменитого рок-н-ролла героев Умы Турман и Джона Траволты. Правда, блондинка-Зоя мало походила на томную Уму с ее черноволосым "каре", а Дмитрий напоминал скорее создателя этой картины нежели синеглазого покорителя дамских сердец Траволту. Но дуэт получился замечательным, даже Влад не смог бы с этим не согласиться.

- Тебе понравилось? - запыхавшись, спросила манекенщица, подходя к столу и залпом выпивая бокал апельсинового сока. Ромальцев поневоле залюбовался ее разрумянившимся личиком с кукольными, но совершенно прелестными чертами и ярко-голубыми, не очень большими, но лукавыми глазами.

- По-моему, ему поровну, - прокомментировал Дмитрий, плюхаясь на свое место, и взглянул на часы. - У-у-у, черт! Время-то! Ребята, дела, дела... Вынужден оставить вашу обалденную компашку...

И он, что-то сунув в косметичку Зои, бросил на поднос официанта деньги.

- Пока-пока!

Его худощавая фигура скрылась в полумраке.

Манекенщица вытащила из косметички оставленную им визитную карточку и снова фыркнула:

- Самоуверенность на грани фантастики, я скажу!

Но визитку не выкинула и не порвала, а затолкнула назад, в сумку.

Затем они поехали было к Зое, но она в самый последний момент вспомнила, что дома мать, у которой было дневное дежурство, и что туда они ехать не могут. Влад уже хотел было с облегчением вздохнуть, но девушка тут же нашла выход:

- Едем в гостиницу. На всю ночь! - она придвинулась к нему и потерлась подбородком о его плечо; Влад не обратил на это внимания и небрежно повернул машину в сторону центральной магистрали. - Представляешь, как тогда! Ты, как в тот раз, будешь трахать меня всю ночь, и нам никто не будет мешать! Можно будет делать все, что угодно, и никому не будет до нас дела! Я пищу!

Ромальцев подавил тяжелый вздох. В этот момент у него в кармане запиликал мобильник.

- Владичка! Сыночек! Сегодня приезжает твой брат, его поезд будет в 22.35... Сможешь его встретить, сыночка?!

- Да, хорошо.

- Как ты там, Владичка? Всё дела?

- Да, мам...

- А что у тебя с голосом? Неприятности? Не скрывай от меня, Владичка! Лучше горькая правда, но чтобы я знала...

- Зинаида Петровна! - не выдержала Зоя и, звонко расхохотавшись, прибавила: - Не бойтесь, он со мной!

- Зоя? Ты присмотри за ним. Пусть не бегает без куртки, а то ведь прохладно...

- Мам, поговорим потом... - Влад отобрал трубку у подруги, но та успела крикнуть в микрофон полуиспуганным, полушутливым голосом:

- Зинаида Петровна, он за рулем!

- Ой, ой! Что же ты сразу не сказала?! Все-все-все! - и Ромальцева торопливо бросила трубку. Сын за рулем - это святое. Она уже бездну раз зачитывала ему вырезки из статей, где говорилось о вреде сотовых телефонов, в особенности для водителей, которые при разговоре отвлекаются от дороги.

- Во сколько приезжает Дениска? - уточнила Зоя, краем уха слышавшая разговор.

- Через полчаса.

- Тогда сначала мы с тобой едем на вокзал, да? А потом - в гостиницу. А почему "приезжает", а не "прилетает"?

- Денег, наверное, мало...

- Денег мало?! - Зоя состроила гримаску. - А чем же он в Питере таким занимается, что у него денег мало?

- Не знаю. Видимо, учится и работает...

- Ну, уж что-то одно! Вот я состарюсь - и в 25 пойду на юриста...

"Дура малолетняя", - мелькнуло в голове у Влада. Зое было около двадцати - двадцати двух, но, если судить по некоторым ее замашкам, то и шестнадцати было бы многовато.

Денис приехал не один. С ним была та самая Света, которая однажды шутила с Владом по телефону, но которую сам Влад никогда не видел. Совершенно не похожий на старшего брата, Денис тем не менее имел одну фамильную черту: испытывал слабость к хорошеньким блондинкам. Волосы Светы были длинными, ниже пояса, густыми и почти совсем белыми (не обошлось без краски - подметила Зоя). Эта миниатюрная девушка с зелеными глазами, фарфоровой кожей и почти детской пухлостью радостно улыбнулась Владу, как старому знакомому, и, чуть смутившись, поздоровалась с манекенщицей. Влад на нее никак не отреагировал. Он пожал руку Денису, похлопал его по плечу, участливо кивнул, когда тот представил их со Светой друг другу ("вы разве только не виделись, а так - знакомы сто лет") с скроил скучающую мину (все свои, а чего перед своими-то притворяться?). Зоя, напротив, подтянулась, придирчиво оглядела новое лицо, в особенности - одежду и обувь, пришла к определенным выводам и успокоилась. Рядом с ее "почти метр восемьдесят" Светка кажется неинтересным недомерком. А вот она, Зоя... Хо-хо!..

- Поехали, что ли? - спросил Влад, которому надоели толкающиеся на перроне пассажиры и провожающие.

И все-таки этой ночью отделаться от Зои ему не удалось...

...В номере тихо играла музыка: манекенщице нравилось заниматься любовью под мелодии песен Джо Дассена, а Влада эта её привычка, как и многие другие, раздражала. Ну, не было, не было у него лирического настроя, пропагандируемого воркующим французиком!..

Ромальцев завел себя, как будильник, на несколько часов бодрствования, но музыка постоянно сбивала его с толку... А тут еще Зойка со своей тягой поболтать в перерывах между "раундами", когда так отчаянно тянет поспать...

Манекенщица возлежала на подушках и любовалась своими стройными ножками, между делом покуривая сигарету - Влад не переваривал ее склонность к курению в постели, тем более, что иначе, чем в постели, она не курила вовсе. Зоя же чувствовала, что Влад почему-то начинает скучать, но как это можно изменить, не знала. Чего же ему не хватает?! Ведь она так старается угодить ему, отдается вся, без остатка, да вдобавок еще и подыгрывает, а он... принимает эти "жертвоприношения" как должное и словно не замечает.

- Влад! - Зоя слегка коснулась его смуглого плеча.

- М? - в голосе Ромальцева слышится оттенок недовольства, но будем считать, что мы его не уловили. Да, так правильнее.

- Ты меня любишь? А, Влад? Вла-а-ад?

Он чуть ли не с досадой привстал на руке:

- Ну, разумеется, люблю! - ("стал бы я спать с тобой, если бы не...", в общем).

- И ты совсем не ревновал меня к Дмитрию?

Коварная ловушка: скажи "нет" - обидится, скажи "да" начнет пространно объяснять и разубеждать. О, что же ему мешает разорвать отношения с этой глупой курицей, в голове которой мозгов столько же, сколько у эмбриона?! С такой не то, что улететь - в трясину разве только провалиться можно... Лучше уж пусть занудствует, чем дует губы. Так израсходуешь меньше энергии на совершенно никчемные по сути своей действия:

- Ну, разумеется, ревновал!

Но его чудные синие глаза - Зоя видела и не хотела верить холодны и равнодушны.

- Да неужели?! А вот и не стоило! Дмитрий твой мне ни чуточки не понравился...

- Зато ты ему... - если не поддержать игру, она не поверит и начнет допытываться снова.

Зоя кокетливо закусила губку и запрыгнула верхом на его бедра.

- Ну, конечно, я заметила, что он ко мне неравнодушен. Это и так понятно...

Ну, конечно. Разуме-е-е-ется!..

- Я хочу тебя! - шепнула она и стала жарко целовать его в грудь и в шею, на сей раз воображая себя "леди-вамп", захватившей жертву.

Влад отлично знал, что она не испытывает и десятой доли того удовольствия, которое тут перед ним разыгрывает стонами и оханьем. Зоя в принципе не знала, что ей нужно изображать и как это происходит на самом деле. Однажды она почти созналась в притворстве, выдав себя с головой фразой: "Я "улетела" бы, если бы ты во время этого что-нибудь шептал или тихо говорил мне на ухо - не важно, что"... Влад категорически отказался: "Болтовня в сексе?! Милая, это все равно, что танцевать во время еды!". Больше она к нему с этой просьбой не приставала и в душу к нему не лезла. И его это устраивало. Еще она будет его учить!..

Бедняжка! А ведь он такой одинокий! И скрывает, что действительно ревнует её к этому противному Дмитрию... Расчувствовавшись, Зоя с удвоенным пылом набросилась на него, чтобы доказать: нет, нет, только я могу понимать тебя и любить по-настоящему, больше никто!..

Интересно, долго еще она будет ломать эту комедию и тормошить его?! Завтра... вернее, уже сегодня достаточно напряженный день, это не выходной, не праздники. Сколько можно?! Ей-то это зачем?! Показать, какая она темпераментная?! Влад все равно видит ее насквозь: молодая стервочка, которой не терпится выскочить замуж. Но он-то здесь при чем?! У нее куча поклонников, на нем свет клином не сошелся...

- Всё, делай, что хочешь, я больше не могу! - наконец сказала Зоя, сворачиваясь у него под боком и, кажется, голос её прозвучал достаточно сонно. Да неужели?!

Она притихла. Влад осторожно повернулся к ней спиной и сунул голову под подушку. Хоть бы немного выспаться!..

- А ты не замечал, что на нас с тобой всегда оборачиваются, когда видят вместе?!

О, нет! Она еще не угомонилась?! Ну что за человек...

- Не замечал, - ответил Влад из-под подушки.

- Мне говорили, что мы с тобой отлично смотримся.

- Да?

Зоя засмеялась:

- Ты что, спать хочешь? - она закопошилась и положила узенький подбородок на его плечо. - Спать, да?!

Влад высунулся, повернул к себе часы и взглянул на циферблат. Начало пятого... "Ты что, спать хочешь?!" Да нет, ни разу...

- Дорогая, а дорогая! Давай поболтаем как-нибудь после?

- Что, я тебя замучила? Или ты обиделся за то, что я сегодня сказала за столом? Насчет размазни я пошутила: не в духе была... Ну ты же меня простишь, у? Простишь?

- Да, да, да! Давай спать?

- Ты устал, котенок? - Зоя обняла его сзади и громко чмокнула в плечо.

Влад стиснул зубы. Вместо того, чтобы мяукать тут жалостливым тоном, как с ребенком, лучше бы заткнулась и куда-нибудь убралась.

- Ну, спокойной ночи, котенька! Угу?

- Спокойной ночи... - он снова сунул голову под подушку и подтянул колени к груди.

Спать с кем-то рядом - это утомительно. Ромальцев не любил делить постель ни с кем. Будь в этом номере еще один диван, он сбежал бы туда...

К своему стыду, он только на работе, за полдень, вспомнил, для чего в Ростов приехал Денис. Завтра у матери день рождения. Нормально. Любимый сыночек. Хорошо хоть загодя вспомнил, не задал дурацкий вопрос при маме.

Зоя осадила его звонками:

- Я в восторге от нашей ночи! Подожди, я сейчас перезвоню!..

Через полчаса:

- Ты просто секс-машина, Влад! Едем со мной во Францию? Здорово я придумала? Ой, пейджер! Ой, меня вызывают! Минуточку! Не бросай трубу, повиси чуток, я мигом!

Влад честно "висел" тридцать две секунды.

Через два часа (видимо, забыв о предыдущем звонке):

- Так ты поедешь со мной во Францию? А почему-у-у-у? Как это - неохота? Ты не хочешь посмотреть мир?! Наверное, ты просто не выспался. Ну, конечно: я всегда права. А зачем Дениска приехал? У мамы? Так значит, Зинаида Петровна у нас Стрелец?! А что мы ей подарим? Почему - "мы"? Ну, ведь и Светка, и Денис говорят "мы", чем мы хуже? Да, и почему бы нам не... Ладно, ладно, не буду! Ну и что, я тоже на работе... Фу, какой ты ворчливый и противный. Ну все, пока. До вечера...

Влад готов был провалиться сквозь землю, лишь бы не проводить с нею еще один вечер. В этот раз он вообще не сможет сдержаться и выскажет ей все, что хотел бы высказать. Или, напротив, депрессия одолеет его, и он умрет медленной и мучительной смертью от скуки.

Светка, оказывается, уже оккупировала кухню. А Зинаида Петровна ходила кругами и ревновала ее к плите. Денис рассказывал анекдоты, выбирая наиболее приличные и безобидные, дабы не оскорбить нежных материнских ушей. Получалось не смешно.

- Вы квартиру снимаете или в общаге живете? - перебил его Влад, вынимая из холодильника пакет молока.

- Вла-а-адик! - укоризненно заметила Зинаида Петровна и не позволила Свете наполнить тарелку старшего сына: сделала это сама.

- В общежитии, - поправился Влад, хотел глотнуть прямо из пакета, но, взглянув на нее, налил в чашку.

- Сейчас уже снимаем. Только не в самом Питере, а в Тосно...

- А. Оч хорошо... - равнодушно откликнулся тот и ушел в свою комнату.

Денис опустил густые, как и у брата (вот второе сходство), длинные ресницы и, понизив голос, спросил:

- А чего это с ним?

- А что? А ничего! - встрепенулась мать, растерянно переставляя тарелку с нетронутым ужином с места на место.

- Не выспался! - как щитком, прикрывшись ладошкой, одними губами объяснила ему Света и лукаво улыбнулась, мол, неужели сам не мог догадаться?!

Ромальцева все равно поняла, о чем она, нахмурилась и удалилась.

Поздно вечером, выпроводив Зою и уложив спать дам, братья собрались в комнате у Влада.

От Дениса за версту веяло силой и энергией. Не то, чтобы он был безголовым оптимистом и энтузиастом. Просто он с самого детства был уверен, что всего в жизни добьется, невозможное существует только в воображении. Владу и их матери это было не по душе. Стремления Дениса казались им чересчур низменными, телесными, материальными, а то упорство, с каким он всегда добивался автономии и самостоятельности - маниакальным. Его кредо - "Живем один раз" - ужасало Зинаиду Петровну. "Я родила чудовище!" - часто думала она, и взор ее отдыхал на Владичке. Полжизни провести по "общагам" да чужим квартирам, полжизни тащить на своих плечах семью и хозяйство - что же останется для духовного развития?! А еще, не дай бог, соблазнится быстрым богатством, свяжется не с теми, с кем нужно - и самой жизни лишится... Горе с этим мальчишкой... Всегда он был проблемой, не хотела она его появления, как чуяла...

Влад снова затронул эту тему, потому что Зоя начала говорить о том, чем мог бы заняться Денис, чтобы позволить себе летать на самолете.

Денис сидел на диване, опираясь спиной о ковер. Когда Влад спросил, чем же он, в сущности, будет делать в этой своей, безусловно, единственной жизни, юноша охватив колени, задумался и медленно выдал:

- Главное для меня - в этой, безусловно, единственной жизни - не напакостить никому. Выбьюсь я в люди или нет - вопрос второстепенный...

- Уже второстепенный?

- Уже - да. Как это ни банально, но на чужом горе своего счастья не выстроишь...

Двадцатитрехлетний сопляк, а рассуждает уже как взрослый. Надо же! Когда успел вырасти?.. Может, главное - вовремя улететь из гнезда?..

- А мне так все равно, принесу ли я кому-то зло или добро. Ради чего стараться? В могилу с собой ничего не заберешь... Ваньку, одноклассника моего помнишь? Он стал священником у нас в православном приходе. Один раз рассказывал, сколько к ним приходит исповедоваться нуворишей. А как замолят грехи - так и довольны. Как будто кассету стерли: записывай поверх хоть "ужастики", хоть боевики, хоть порнуху. Философия... Знаешь, погоди-ка! - Влад поднялся. Он не видел, с какой завистью посмотрел Дениска на его мышцы, играющие под смуглой кожей, на стройную атлетическую фигуру. Сам-то брат в своем Питере солнца почти не видит, из-за книжек почти не вылезает, да и годы его юношеские еще не сформировали тела как полагается. Денис худенький, высокий, но не спортивный - угловатый...

Влад вытащил из верхнего ящика серванта набор инструментов. Там была и дрель, и различные сверла, в том числе с победитовой насадкой для бетона, и отвертки всех видов, и еще всякая всячина.

- Помню-помню, как мы из-за нее ругались! - засмеялся Денис. - Попробовал бы я взять что-нибудь без твоего ведома...

Ромальцев-старший ладонью смахнул с крышки пыль и протянул коробку брату.

- Потом налюбуешься, - предотвратил он ее открывание. - Она твоя.

Денис же хотел раскрыть коробку не столько для того, чтобы любоваться инструментом, сколько для того, чтобы втянуть в себя воздух детства, хранившийся внутри. Так пахло в гараже у отца, когда все это хранилось еще там, так пахли всякие тряпочки из рогожи, развешанные на перекладинах у потолка... В такие моменты Денис внутренне опровергал свое убеждение о том, что раньше, до этой жизни, у него ничего не было. Ведь еще тогда, в два-три года он уже упивался этим запахом как чем-то давно-давно забытым и добрым. Но от внезапной братней щедрости он едва не поперхнулся и не выронил ее из рук:

- Моя?! Да ты же трясся над ними, как царь Кощей! Ты же всегда кричал, что отец подарил ее только тебе!

- Ладно, не шуми. Я же сказал: в могилу с собой ничего не заберешь...

- Рехнулся? Какая еще могила?!

- В любом случае, мне они ни с какого бока не нужны. А у тебя есть Светка. Мало ли что понадобится прикрутить, вывинтить, просверлить. Бери, пока я добрый, и не раздражай меня своей изумленной физиономией...

- Да нет... я... не против...

- Давай ложиться спать.

- Ладно, Владь. Спасибо тебе, конечно, но ты это зря. Как будто тебе некому будет что-нибудь привинтить...

- Иди, иди. Приятных сновидений, - и когда Денис покинул комнату, он проворчал себе под нос: - Себе в крышку гроба, разве что...

Часы на стене в виде рычащей собаки с бегающими, как маятник, глазами, мигнули и показали полночь, словно соглашаясь с его фразой.

Усмехнувшись, Влад почти мгновенно заснул на не расстеленной кровати.

СПУСТЯ ДВАДЦАТЬ ДНЕЙ...

Помощник Верховного, Первый Даос, Путник, Пилигрим переживал не лучшие моменты в их дистанции. Вместилище было слишком мало, по ночам она задыхалась.

Помощник подошел к Учителю и трансформировался из женщины в мужчину. Они были уже в Золотой Долине. Опустившись на одно колено, ученик протянул ладонь над ручьем, дабы принять влагу познания.

- Я хочу уйти и оставить их. До тех пор, пока не найду способ вернуться... - произнес он.

- Этот способ даже не скрыт от тебя. Ты его чувствуешь...

- Смогу ли я что-либо сделать ТАКИМ способом?

(Ой, ой, братишка, сколько раз уже мы говорили с тобой по этому поводу! Ты смешон, Ал!)

Учитель улыбнулся:

- Ты сам слышал... В каждом человеческом существе есть животное, и подчас оно умнее, сильнее и благороднее человека... Ты сам выбрал этот Путь, - старик капнул ему на ладонь, но выливать всю пригоршню не торопился.

Нужно спешно заснуть: она просыпалась ТАМ, у себя.

Он обернулся птицей и, накрывшись огромными полотнищами крыльев, свернулся в выжженном дупле поваленного кедра.

_____________________________________________________________________________________

"Тогда сказал Шу, сын Ра, перед Атумом, владыкой великим, находящимся в Гелиополе: "Всякая правда могуча. Сотвори же ее, сказав - отдайте сан Гору!"

Тогда сказал Тот Девятке богов: "Правильно, миллион раз правильно!"

И Исида испустила великий крик, и она весьма возрадовалась. И она пришла и встала перед Владыкой вселенной. И она сказала: "Северный ветер, лети на запад и обрадуй сердце Веннофре, да будет он жив, здоров и благополучен!"

Тогда сказал Шу, сын Ра: "Подношение ока есть справедливость Девятки"

Тогда Владыка вселенной сказал: "Что это значит, что вы решаете одни?" И Девятка сказала: "Он уже взял картуш Гора и возложил Белую корону на свою голову".

И Владыка вселенной молчал долгое время, ибо он гневался на Девятку.

И тогда Сет, сын Нут, сказал: "Пусть он будет выброшен вон, предо мною, да увидишь ты мою руку, одолевающую его руку пред Девяткой, ибо не знают, как избавиться от него, как изгнать его"...

(Две руки сошлись в борьбе. Никто из них двоих не мог одолеть друг друга. Исида взирала на сына и брата своего, но не должна она была помогать Гору дабы не сочли ее поступок нечестным и не выгнали юношу с великого судилища)...

"И Тот сказал Сету: "Мы не можем так узнать виновного. Неужели будет отдан сан Осириса Сету, в то время как сын его Гор налицо?!"

И Ра-Хорахте весьма разгневался, ибо желание Ра было отдать сан Сету, великому силой, сыну Нут.

И Онурис испустил великий крик пред Девяткой, говоря: "Что же нам делать?!"

И тогда Атум, великий владыка, находящийся в Гелиополе, сказал: "Да вопросят Банебдедета, бога великого, живого, да рассудит он обоих юношей!"...

После очередной беспокойной ночи Рената ощущала себя окончательно измотанной. От сидения за рулем тоскливо ныла спина, в мозгу звучали какие-то посторонние диалоги, в которые она не вслушивалась и не вдумывалась, при резких поворотах или остановках все внутри пыталось подняться к горлу, и ей приходилось высовываться из окошка и дышать морозным воздухом. Очередная неудача привела ее в состояние полной прострации.

Ник увидел ее, входящую в подъезд, и прибавил шагу. Догнать Ренату удалось только на их площадке.

- Послушай, ладонька! Нам с тобой нужно поговорить...

Рената устало улыбнулась. Он вытащил сигарету, дал ей, закурил сам и выпалил:

- Дальше так продолжаться не может!

- Да, я слушаю, - она встала возле большого полукруглого окна, и Гроссман рассеянно поднес ей зажигалку.

- Я надеялся, что между нами все наладилось, что теперь, после всего, что нам перепало, мы будем хотя бы друзьями... хотя мне было бы... хотя это было бы не то, но я согласен и на это... Я понял свои ошибки, я их признаю, я делаю все, что от меня зависит. Можно уважать хотя бы это?! Ты говорила, что я жестокий. Но не жестока ли ты?

Она выслушала его, красиво поднесла сигарету ко рту, глубоко затянулась и сложила руки под грудью.

- Ник... - за этим последовало долгое молчание и еще несколько затяжек. - Все не так просто. Ты словно играешь в детскую игру и чуть что - готов кричать "А так не честно, я так не играю, давайте снова!" Если ты хочешь, я могу объяснить тебе мотивы моих действий и то, почему я больше не буду этого делать...

Гроссман приподнял брови:

- Ты меня очень обяжешь, ладонька!

- Ты помнишь последний разговор с Сашей?

Его передернуло. События прошлого месяца воскресли с новой силой и с отчетливой яркостью. Картинка мертвого - да, да, абсолютно мертвого - лица бывшей жены... Картинка сурового озера с летящим орлом... Гостиничный номер, залитый кровью телохранителя... Последний разговор, когда Николай уже знал, что тот не вернется, но не хотел в это поверить... Все это промелькнуло в несколько мгновений. Гроссман отвел глаза. Рената же пристально смотрела ему в лицо.

- Отправляясь на встречу с тем человеком, он заключил с ним негласный договор: диск и его собственная жизнь в обмен на то, чтобы нас с тобой оставили в покое... Двойник первым нарушил это условие...

- Первой нарушили это условие мы с тобой, куколка - когда полезли кромсать эту чертову программу... Я предупреждал тебя, но ты никогда не слушаешь меня...

- Сейчас уже поздно об этом говорить... Они получат свое сполна, и теперь это не будет беспомощной попыткой огрызнуться...

- Я уже слышал эту сказочку про графа Монте-Кристо...

- Я найду его рано или поздно. Но не сейчас...

"Верно, братец! Лучше вспомни, как она предупреждала тебя, а твой разум не хотел слушать ее душу! Ты ведь мужчина! Ты ведь прав! Свяжи ее, примотай к кровати, отвези в дом для умалишенных - ей там самое место! Действуй! А не то она такого натворит, что ты забудешь о своих удобствах, о своем спокойствии"...

Николай вздрогнул. На секунду ему показалось, что кто-то стоял за его правым плечом и шептал странные речи хрипловатым голосом, от которого холодные мурашки бежали по телу, и оттуда же повеяло гнилью и сыростью.

- Посмотри на себя! - сказал он. - Ночами не спишь, по утрам не ешь, куда-то сматываешься, не предупреждая! - Ник покрутил у виска. - Совсем баба с катушек скатилась! Сколько можно?!

- Прекрати кричать, - еще тише сказала она и затушила сигарету в консервной банке - пепельнице общего пользования. Я должна вернуть долг...

- Пока ты будешь раздавать долги, жизнь закончится! - Ник тряхнул ее за плечи, но она отстранилась. Тогда он сверкнул на нее черными глазами и поднялся в квартиру, так и не выслушав до конца.

Рената вздохнула и сжала упрямые губы.

Вернувшись поздно вечером из офиса своей маман, Николай был сильно не в духе. Они рассорились с Розой Давидовной, он наорал на старого наглого кота по кличке "Прохиндей" (Проша, как любовно называла его мадам Гроссман) и сердито вымыл посуду, составленную после обеда в раковину.

- Где была? - буркнул он на жену, которая проскользнула из прихожей в их комнату.

Одним взглядом она осадила его, и Ник не решился приставать к ней с упреками.

Прошло не менее получаса, прежде чем он успокоился. И, словно почувствовав его настроение и чувство вины за срыв, Рената вышла к нему в зал.

- Ник... - тихо сказала она и уселась на подлокотнике пустующего соседнего кресла рядом с Гроссмановским. - Ты не дослушал меня сегодня, но ты должен знать. Я не стану больше предпринимать никаких поисков, сегодня был последний раз. Я... нашла выход... кажется...

Николай скептически усмехнулся:

- Ну, знаешь, куколка! Зарекалась одна такая...

- Я совершенно серьезно. На то есть причина.

- Наверное, это очень веская причина? - продолжал насмехаться тот, не сводя с нее черных глаз, в которых он так просто воскрешал высокомерный блеск; но Ренату это не задело.

- Достаточно веская... - Николай хотел перебить, однако девушка сделала повелевающий жест и договорила: - Я нашла выход, но я не должна рисковать. У меня будет ребенок... - она откинула со лба свесившуюся прядь волос, а Гроссман подавился на полуслове. Рената поднялась, собираясь уходить, но он поймал ее за руку и вскочил на ноги:

- Стой! Ты это серьезно?

- А с этим шутят?

- Ну... не знаю... От тебя всего можно ожидать. Так ты правда?.. - он кивнул куда-то вниз и поднял глаза на ее непроницаемое лицо. Рената промолчала. Гроссман прихватил себя за волосы на затылке: - Ох, черт!.. Как же тебя угораздило-то? Хм, хотя да... о чем это я... Но надо же что-то делать!

- Наоборот. Сейчас нужно передохнуть, собраться с силами, успокоиться...

- Будешь ты меня учить!.. - он повернулся к балкону, похлопал себя по карманам джинсов, затем нашел пачку сигарет на столе: - Я хочу побыть один... Иди спать, поздно.

На балконе он бессильно облокотился о перила и закрыл рукой лицо. Ну за что им все это?! То одно, то другое... А теперь вот... Странно, что он не учел такой возможности, хотя было столько симптомов... Что теперь с нею делать? Если предложить то, что было бы лучшим выходом в данной ситуации, она заартачится. Обязательно заартачится. Да и он... если отключить мозги и послушать себя как следует - ведь жалко, черт его возьми! Непонятно почему, но жалко. Пусть он не его, не Николая, пусть неизвестно, что из этого получится после всего, что случилось, но нельзя ей предлагать такого. Пока тлела сигарета, Ник исследовал это свое чувство. Редко, но случалось ему впадать в сентиментальность, растроганно каяться перед самим собой в содеянных злодеяниях и в такие моменты смотреть на жизнь с какой-то женской точки зрения. Не было этого сейчас. Не сентиментальность мешала сейчас холодному рассудку, а что-то другое. Такими бывают вспышки интуиции; точно так же они не поддаются никакому логическому объяснению.

Так ни в чем и не разобравшись, Гроссман в сердцах выкинул сигарету в темноту и, выходя с балкона, громко хлопнул дверцей. "Еще раму вынеси!" - отчетливо возникли в голове объемные и сочные мысли, произнесенные... голосом Розы Давидовны.

Рената сидела в кресле, склонив голову на руку. Ник присел на корточки и увидел, что она дремлет.

- Пойдем-ка, я тебя отнесу, - шепнул он и попытался взять ее на руки, но Рената проснулась и отстранилась. Ник уселся у ее ног и тяжело вздохнул. Она выжидательно смотрела на него, ей требовался ответ. - Кто знает, малыш... Может быть, это и к лучшему... - произнеслось вдруг само собой и не его голосом.

- Извини, что так получилось, - Рената погладила его по щеке.

- По крайней мере, этого можно было ожидать. Не могу сказать, что я в восторге - жестоко, но честно. Кроме нас с тобой, обо всех подробностях никто не узнает. Может, хотя бы благодаря этому мы наконец подружимся со своими головами и перестанем мстить друг другу за прошлое?..

Рената улыбнулась:

- Ты - чудо...

- Ладно, ладно, а то еще покраснею. Запомни о том, что ты мне обещала: не повторять своих променадов без моего участия. И закончим. Наша девчонка никогда не услышит, чтобы мы ссорились.

- Мальчишка, - мягко поправила она Николая.

- Мальчишка?! С какой это стати?! Никаких мальчишек! Мне лучше знать!

Она грустно засмеялась:

- Что же, как хочешь... Посиди со мной в эту ночь. Мне очень нужно, чтобы ты был сегодня рядом. Хорошо?

- Ну, если тебе от этого легче, то пожалуйста...

Рената легла в постель, и Гроссман прикрыл ее пледом.

- Ты замерзла?

- Нет. Все в порядке.

- Да у тебя же озноб, ладонька! - он вскочил и закрыл фрамугу. - Ты простыла.

- Ник! Сядь, - она похлопала рядом с собой. - Сядь и успокойся. Все в порядке. Все так, как и должно быть. Просто побудь рядом со мной...

Николай закутал ее и прижал к себе, как ребенка. Дрожа от мелкого озноба, Рената положила голову ему на грудь, прикрыла глаза и вздохнула.

- Спи, я никуда не уйду, - шепнул он, поцеловал ледяной лоб девушки и, взяв в ладони ее руку, стал греть дыханием маленькие застывшие пальцы.

Сам Ник думал о том, что все катится черт знает куда, а все как-то нелепо, непонятно; ощущал он, что ему действительно хочется сменить игру, правила, участников... Ладошка бывшей жены стала теплеть, и в конце концов запылала жаром. На щеках проступил нездоровый румянец. Она размякла. Дыхание выровнялось, но было по-прежнему болезненно-хриплым. Ник провел пальцами по тускло-рыжим волосам. Устала. Сколько же она уже не спала как следует? И как все это скажется на маленьком существе, которое Николай почему-то отчетливо представлял хорошенькой девчонкой, похожей на Ренату, но с характером ее отца. Такая будет счастлива... Гроссман слегка прикоснулся к животу бывшей жены. Так странно... Почему-то они никогда не думали об этом...

В тот момент, когда он уже хотел убрать руку и переложить спящую на подушку, Рената задержала его кисть и хрипловатым шепотом произнесла:

- Когда он родится, я перестану видеть его сны - фиолетовые сумерки над горами, тайгу, скалы... Странная душа останется в нем... Я никогда не могла понять его... Когда-нибудь он точно так же уйдет от меня, и я не смогу и не стану удерживать его...

- Она еще на свет не появилась, а ты ее уже провожаешь, усмехнулся Ник. - Все вы, барышни, фантазерки дикие...

- Так суждено...

Тут она напряглась, тело судорожно прогнулось:

- Не уходи, Ник! Скоро это кончится. Не уходи никуда.

- У тебя снова припадок, нужно позвать врача!

Рената вцепилась в его руку и посмотрела на Гроссмана глазами подстреленной косули:

- Не уходи! Осталось недолго. Я все сделаю быстро и не стану долго вас мучить!..

Она застонала и, извиваясь, закусила край пледа. Забыв о ее просьбе, Николай вскочил и заметался в поисках полотенца, потому что ее вот-вот должно было стошнить, как тогда. Внезапно она дико завизжала, словно смертельно раненный зверь, визг перешел в истошный вопль и замер на полузвуке. Скорчившись, девушка замерла. Гроссман бросился к ней и стал хлопать ее по щекам. Все тщетно: Рената не шевелилась и не подавала признаков жизни. Как тогда...

В спальню ввалилась Роза Давидовна и, не контролируя себя, громко закричала - едва ли не громче, чем несколько секунд назад Рената:

- Да вы шо, с ума сбрендили или где?! Вы времени видели сколько?! - но, увидев безжизненно запрокинутое бледное лицо снохи, мадам Гроссман взволновалась по-настоящему: - И шо это с нею?

- Все нормально, Роз...

- Она припадочная? - Роза Давидовна встала коленками на кровать, потянулась к Ренате, затем круглыми от испуга глазами уставилась на сына: - Скорую зови, чего стоишь, как памятник Ришелье?!

- Она не хотела. Сказала, что все пройдет.

- Ты ее слушай, слушай. Шо-то вы темните, бисовы диты! С чего ей сплохело?

- Я не понял. Может быть, потому что она беременна...

Та всполошилась окончательно:

- Николай, а Николай! Ты совсем рехнутый, а? Звони, идиёт!

Сопровождаемый ревом дражайшей матушки, Ник схватил трубку. Исследовав пульс Ренаты, мадам Гроссман пришла к выводу, что она просто очень крепко спит.

- Не тормоши ее, ма! - попросил Николай.

- Вы не вы будете, если не станете секреты секретничать! проворчала она; Гроссман стал ходить по комнате взад-вперед. Шушукаются по углам, а потом - нате, распишитесь в получении! Вы получше времени найти не могли? Ну, ты скажи, ты скажи!

Ник потер лицо ладонью, дохнул в кулак и ушел на кухню.

Роза открыла дверь врачам и возникла перед ним:

- Иди, сам буди ее!

Почесывая бородку, фельдшер вошел в спальню первым, но для осмотра пациентки выделил одну из своих медсестер. Николай с трудом растолкал жену.

- Отстань! - сонно щурясь, она оттолкнула его. - Снова ты, Гроссман?! О, какой кошмар! - и тут Рената увидела посторонних. - Кто это?! Гроссман? Кто это?!

- Они тебя осмотрят, - успокаивающим тоном объяснил Николай. - Осмотрят - и все.

- Зачем?! Я не хочу. Это не врачи.

- Врачи, врачи. Все в порядке, - и он кивнул медсестре.

Роза Давидовна по мере сил и фантазии описывала, что произошло. Гроссман отмалчивался или отвечал кратко и односложно.

- Соматически она абсолютно здорова, - пожала плечами медсестра. - Какой срок?

Николай окончательно растерялся. Рената, приоткрыв рот, перевела взгляд с него на врачей, снова - на него, а потом опустила вниз. Если кто-то и был не в курсе всего происходящего, то, судя по виду, это была она.

Фельдшер попытался разобраться более простыми методами и стал задавать ей вопросы, от которых она вообще перестала соображать.

- Да не помню я! - закричала она наконец. - Не до того мне было! Я в порядке, я совершенно нормальна, только оставьте меня в покое! Гроссман, уйдите отсюда, богом тебя заклинаю! Уведи их!

- Это стресс! - махнул рукой фельдшер. - Во-о-от... Да, ты вот здесь пиши вероятный диагноз, а здесь - что рекомендовано. Всему-то вас учить-таки надо, ё-мое!

- А какой вероятный диагноз, Петр Кузьмич? - пропищала молоденькая сестричка.

- Ну-к, слезь! - он отогнал ее от стола, всею своей грузной массой опустился на хрупкий стульчик и размашисто вписал в нужную графу: "Невроз на почве стресса. Рек-но: корень валерианы, димедрол, полный покой". - Вот и все, шо попу мять?!

Сестричка покраснела, а остальные, такие же юные и в прыщичках, прыснули и отвернулись. Николаю надоел этот балаган, и он поспешно избавил себя и Ренату от их присутствия.

Девушка, недоумевая, смотрела на него:

- Гроссман, я ничего не поняла. Что со мной? Это... правда?

Николай так и сел, округлив и без того большие глаза:

- Ты ж сама сказала!

- Я?.. - она задумалась, потерла виски. - Ничего не помню... У меня туман в голове, Гроссман. Я думала, мне приснилось, что мы уже приехали сюда... Мне не приснилось?!

- Нет.

- Как жаль... А Са... - тут она осеклась, взглянула на часы, в окно... И вдруг, прижав тыльную сторону кулака к губам, тихо всхлипнула.

Ник прочитал на ее лице: страшное открытие сделала она только что. Это была другая, прежняя, Рената. И он снова не знал, как с нею разговаривать. Что бы он сейчас ни произнес, непременно будет встречено в штыки. Она плакала, а он молча смотрел в ее зазеленевшие глаза и поражался, как резко она обнажила все свои чувства через прозрачный взгляд. Она не закрывалась, не отворачивалась. Точно в какой-то каталепсии Рената глядела сквозь Гроссмана.

- Прости меня, - пробормотал он.

Девушка вздрогнула, вскочила на кровати и швырнула в него подушкой, второй:

- Я тебя ненавижу! Убирайся вон! Я ненавижу тебя! Это ты виноват!

Николай обхватил ее и стянул вниз. Рената трепыхалась в его руках до полного бессилия. Истерика вымотала ее:

- Это ты виноват! Отпусти... - она слабо ткнула его кулаком в грудь, еще раз - и обмякла.

- Малыш, ну...

- Не смей... - простонала она. - Не смей... меня так... называть, Гроссман...

- Спи, - Николай погладил ее по разлохмаченным волосам, собрал их в горсть на затылке, пропустил сквозь пальцы. Ренату всегда убаюкивал этот прием, но теперь она затихла не от неги, а от изнеможения.

Прошло два дня, и за это время ничего не изменилось. Да, она перестала носиться по городу за призраком Сашиного двойника. Но при этом и желание жить словно покинуло ее. Рената никуда не выходила. Она лежала на своей кровати, отвернувшись к стене, и не отвечала ни на один вопрос. Она или спала, или притворялась спящей, лишь бы никто не беспокоил ее.

Куколка, куколка... Что же происходит с тобой?.. Что же я должен сделать, чтобы ты ожила? Что я могу для тебя сделать, Рене?..

*************************************************************************************

На широкоформатном экране происходило действо. Поколение next шушукалось и грызло семечки с попкорном, ерзая в креслах заднего ряда.

Секретаршу Юленьку это очень раздражало и отвлекало. Она то и дело оглядывалась, пока Влад не предложил ей пересесть в центр зала, где большинство мест пустовало. Симпатичная блондиночка согласилась. По первоначальному замыслу они собирались уединиться на заднем ряду, но Юлю, по видимому, настолько увлек фильм, что она даже убрала с плеч руку Ромальцева. Влад нисколько не огорчился, и они перебрались в центр.

Широко открытыми глазами Юленька старательно пялилась на экран. Она очень хотела походить на девочку, которую роскошный кавалер впервые вывел в свет. Ей казалось, что Ромальцеву нравятся именно наивные и "неиспорченные" милашки с белокурыми кудрями и большими голубыми глазами - увеличенная модель Барби, одним словом. Влада это веселило, и он не мешал подружке получать удовольствие от собственной плохой игры.

Некоторые реплики героев направили его размышления по необычной стезе. Неожиданно для самого себя он вдруг подумал: "Вот если бы можно было заново родиться и прожить по-другому..." Эта мысль посещала его не впервые, но в первый раз он с такой яркостью увидел и осознал, что для него это было бы выходом из замкнутого круга. "Все новое, все совершенно другое!" Он вздохнул. Размечтался... Загадай себе это в Рождество, мальчик! Получишь в сапожке под елочкой...

По странному стечению обстоятельств все именно так и случится в канун Нового Года. По всем каналам будет вертеться реклама со снеговиками, дедами морозами и прочей дребеденью. Когда куранты призовут к столу, где Ромальцевы будут только вдвоем - Влад с матерью. Зинаида Петровна, как всегда в таких случаях, будет отчаянно изображать буйное веселье и пытаться заставить делать то же самое Влада. Хлопая в ладоши, она посоветует сыну загадать самое сокровенное желание пока бьют часы. Ромальцев призадумается, но так и не сможет вспомнить хоть одно мало-мальски значительное желание. И вдруг в его голове мелькнет рекламная фраза: "Начни новую жизнь вместе с автомобилем "Ока"!" Мысль мелькнет и исчезнет, а загадать желание он так и не успеет...

Сидя же сейчас в кинотеатре с секретаршей Юленькой, он об этом еще не знает. Мечты, мечты... Не всем суждено сбыться, и все же некоторые сбываются, подчас помимо нашей воли...

Было прохладно, но не холодно, и после окончания картины парочка поехала побродить по набережной Дона.

Река сурово катила свои воды, покрываясь рябью от порывов ветра, словно таким образом выражала свое недовольство тем, что наступила зима. От речпорта несло топливом и еще какой-то химией - гадость, в общем.

Ромальцев поморщился и, зябко поежась, поднял воротник куртки:

- Юль, пойдем уже, может, в машину?

- Давай лучше погуляем. Смотри, как красиво! Правда ведь?

- Где?

Она уже переиграла. Окружающая мгла, студеный туман и висящий над рекою смог никак не могли добавить красоты вечернему пейзажу. Издержки урбанизированной эпохи давали о себе знать.

Секретарша мялась. Если изменить тактику поведения, то будет видно, что раньше она притворялась. А если не менять, то невозможно узнать то, о чем хотелось бы узнать... Наконец она осторожно произвела на свет:

- Влад, как ты ко мне относишься?

- Оу, оу! - Влад поморщился и тщательно перевел все в шутку. - Осторожно: двери закрываются! Просьба притормозить у обочины!

- Но я ведь серьезно!

Он вздохнул и перестал паясничать:

- Что ты хочешь услышать?

- Правду, - в ее голосе прозвучал напор, никак не подходящий для наивной Барби с большими голубыми глазами, которой она прикидывалась еще две минуты назад.

- Ой ли? Что-то боязно даже... Вы ведь всегда кричите, что хотите правду, а затем впадаете в такое крутое пике, что рискуете разбиться в лепешку.

- Так что, все так плохо?

Влад опустил руки в карманы и поднял голову, запрокинув ее так, что W Кассиопеи светило ему прямо в лицо. Как будто заученным, много раз повторяемым текстом он выдал:

- К тебе я отношусь хорошо. Ты красивая, умная, у тебя шикарные волосы. Еще мне нравится твоя неприступность. Это здорово заводит.

- Да ты настоящий потребитель, Влад! - очень даже натурально ужаснулась Юленька, и Влада это задело. Если бы она не играла или же играла бы менее натурально, он бы не так закипел. Тем не менее подыгрывать секретарше ему не хотелось.

- Ну вот, так я и знал! - насмешливо парировал он, поддерживая прежнюю несерьезность.

- И ты так спокойно об этом говоришь?! Это же цинично! Или... или у тебя попросту нет души!

- Ну, как же? - фыркнул Ромальцев - "О душе заговорила, надо же, до чего разыгралась! Ври, да знай меру!". - Её не может не быть. Я ведь хожу, думаю...

- Ну и что?! А зачем ты это делаешь? Микробы, может быть, тоже передвигаются и думают по-своему. Но ведь это не значит, что у них есть душа!

Спасибо за сравнение... Ладно, и мне церемониться ни к чему!

- А у тебя, по-видимому, она большая и широкая! - с сарказмом выпалил он, почти не играя негодование. - Так что же тебе нужно? Найди себе душевную компанию - и гуляй...

- Владислав Андреевич...

Он со злостью пнул валявшуюся под ногами пустую бутылку и быстро пошел к машине.

Понимая, что зря затеяла весь этот спектакль, Юленька угрюмо посмотрела ему вслед и пошла к ступенькам.

НАЧАЛО МАРТА

Теперь Первый Даос был среди постигших высшую Мудрость. Он вернулся в свой мир и отныне почти не спал. На берегу ледяной реки вместе с остальными учениками исполнял ритуальные танцы Высших, забавлялся, чаще, чем все остальные, меняя внешний вид и пребывание. Всей своей сутью он чувствовал легкость наверное, из-за этого Первый так любил перевоплощаться в забавного толстого щенка, постоянно плюхавшегося носом в чашку с молоком. Никто здесь не мог осудить его за это.

И все же изредка Первый Даос наведывался в ирреальный мир. Правда, там не было для него ничего особенно интересного: тепло, темнота и почти полное отсутствие шума. Точно так же, как и в своей новой жизни, он попеременно менял обличья, превращаясь из рыбки в зверька, а из зверька - в крошечного человечка с огромными черными глазками без зрачков; но здесь все это происходило слишком медленно и незаметно. Здесь он не мог думать, а только лишь впитывал в себя все ощущения и наслаждался ими: когда кувыркался, когда дергал маленькими руками и ногами, когда слушал приглушенные голоса, которые обращались к нему (а он хорошо понимал, что обращаются к нему)... Он хотел дать им знак, что слышит, но было еще слишком рано. Как бы старательно он ни барахтался, она не чувствовала его. Тогда он со скуки засовывал в рот большой палец правой руки (ого-го какой это был палец! Почти настоящий, с наметками на ноготок, ведь не все сразу!). Затем, свернувшись калачиком, он засыпал, чтобы проснуться в своем мире и наслаждаться жизнью, от которой уже порядком отвык...

О юный, приди в мире, о брат мой!

Приди, да увижу тебя, Севера царь, князь вечности!

Не уставай усталостью сердца своего, владыка наш!

Приди же в дом свой и не опасайся!

И она опустила пылающую голову на холодные плиты возле бассейна. Служители молча окружали ее. Она выпрямилась, сложила ладони под грудью, взглянула в небо и прислушалась. Безмолвие окружало ее, небо было черно, в трех алмазах пояса одежд жрицы не отражались три звезды Его образа.

- Нефернептис, - послышался тихий голос колдуна.

Жрица поднялась на ноги. Он помог ей, поддержав под локти и нежно глядя и лицо. Она плакала.

- Нефернептис, тебе пора... Ты должна идти...

Она знала, что теперь останется совершенно одна и уже не будет жрицей.

- Прощай, - прошептала девушка и выпустила его горячую руку. Он долго смотрел ей вслед...

"Я - Исида, я вышла из темницы для рабынь, куда запер меня мой брат Сет. И вот сказал мне Тот, великий бог, глава истины на небе и на земле: "Приди же, о Исида, богиня! Хорошо ведь послушать: один живет, а другой руководит. Спрячься же со своим сыном, младенцем, пришедшим к нам!" И когда я вышла в вечернее время, вышли за мной и семь скорпионов, и они были вокруг меня: Тефен и Бефен позади меня, Местет и Местетеф под моим ложем, Петет, Четет и Матет охраняли мне дорогу. Я их просила, и моя речь достигла их ушей: "Не знайте Черного, не приветствуйте Красного. Не различайте сына знатного человека от бедняка! Да будут лики ваши опущены на дорогу, опасайтесь возбудить подозрения, пока мы не достигнем Пер-Суй, города Двух обутых женщин, начала болот, конца клетки!"

Но когда я достигла домов замужних женщин, увидела меня издали знатная женщина и заперла свои двери предо мною. Моим спутникам она показалась злою. Они посоветовались о ней и положили свой яд вместе на жало скорпиона Тефен, но я не знала тогда об этом. А мне открыла дверь обитательница болот, и я вошла в ее дом, усталая.

Тефен же прополз под створки двери и укусил сына богатой женщины. И запылал огонь в ее доме, и не было воды, дабы его залить, ибо небо, которое могло бы пролить дождь в дом богатой женщины, гневалось. Не пришло еще время для этого! И вот та, которая не открыла мне двери, обежала свой город, крича и не зная, будет ли жив ее сын. Но там не было никого, кто пришел бы на ее вопль. Моему сердцу тоже стало больно за маленького, и я решила сохранить жизнь невинному. Я позвала ее: "Приди ко мне! Приди ко мне! Мои уста владеют жизнью. Я - женщина, известная в своем городе, которая останавливает своими чарами ядовитую змею. Мой отец научил меня знанию, ибо я его родная и любимая дочь!"

Та, которая не открыла мне двери, узнала меня и бросилась в ноги, но у нас было мало времени.

Я пошла за нею и возложила руки свои на ребенка, чтобы оживить его, уже бездыханного.

- О, яд скорпиона Тефен! Приди, выйди на землю, не броди, не проникай! Я - Исида, богиня, владычица чар, творящая чары, превосходная изречениями! Слушает меня всякий гад! Пади ниц, яд скорпиона Местет! Не убегай, яд скорпиона Местетеф! Не поднимайся, яд скорпиона Петет и скорпиона Четет! Не приближайся, яд скорпиона Матет! Пропади, рана укуса, по слову Исиды, богини, великой чарами пред богами, которой Геб дал свою силу, чтобы отвращать яд в его мощи! Отступи! Беги! Назад, по слову возлюбленной Ра! Вот моя речь, которой я просила вас, скорпионы, еще ночью! Я ведь вам сказала: "Я буду идти одна и даже забуду ваши имена. Не знайте Черного, не приветствуйте Красного, не смотрите на богатых женщин в их домах! Пусть ваши лица будут опущены на дорогу, пока мы не достигнем убежища Хеммиса!"

И вздохнул ребенок, и заплакал он.

- О, жив мой ребенок и мертв яд! - вскричала богатая женщина, простирая свои руки ко мне. - Огонь потух, и небо спокойно из-за уст Исиды, богини! Как искупить мне свою вину пред тобой, вечно юная?!

Тогда я сказала:

- Приди и принеси мне свои богатства, и пусть они наполнят дом обитательницы болот ради обитательницы болот, ибо она открыла мне свою хижину, а ты оставляла страдать просящих той же ночью. Ты испытала свои уста: твой сын был укушен.

Она созвала своих слуг и приказала отвезти все свои вещи в дом бедной женщины. Я протянула ей ячменный хлеб с солью:

- Как исцелю я Гора для себя, так же будет исцелен каждый болящий...

И продолжался мой путь в Хеммис...

Вихрь свистит. Боятся боги. О, боги! Я - Исида, сестра Осириса, плачущая об отце богов Осирисе, рассудившем вражду обеих земель. Его семя - в моем чреве. Я создала образ бога в яйце, сына главы предвечных богов, и он будет управлять этой землей, он унаследует Гебу, он будет говорить о своем отце. Придите же, боги, сотворите защиту ему в моем чреве! Узнайте же в ваших сердцах, что это - ваш господин, божественный образом, владыка богов, хотя они и велики, и прекрасны! Дайте же защиту Соколу, находящемуся в моем чреве!

И спрятались мы в болотах дельты, дабы могла я родить Гора, сына Осириса, и скрыть его от козней Сета, брата моего, завистливого и коварного"...

Андрей уехал от отца в дурном расположении духа. Был бы смысл так рисковать из-за абсурдной идеи, что никто не должен уходить безнаказанно... Одесская "братва" своего в обиду не даст, с нею нужно договариваться... Столько лишних телодвижений. Рушинского и Саблинова он давно бы уже послал куда положено, а вот отца - не мог, хотя и видел всю бесполезность дальнейших преследований. Хорошо, Гроссман, или как бишь его там, должен исправить то, над чем бьются саламандровские "программеры"... Но за каким дьяволом вмешивать в эти разборки бабу?! Разве только для острастки... Положим, что тот сильно испугается и сделает все, что от него требуют. А если плевать он хотел на эту маленькую шлюшку? Мало ли что? Мы все клянемся отдать жизнь за другого, когда нам выгодно так говорить. Вот и Гроссман, вероятно, из таковских...

Несколько месяцев Андрей был по уши занят своей работой и лишь по отдельным репликам отца, звонившего из Челябинска и Москвы, понимал, что "Саламандры" заварили очередную кашу. Наконец Константин Геннадьевич распорядился срочно прилететь на Урал и объяснил своему наследнику, что беглецов непременно нужно "достать" и заставить их восстановить все утраченные данные программы, а после наказать так, чтобы они запомнили это навсегда.

Андрей пожал плечами и вылетел из заваленного снегами Челябинска в сырую и теплую Одессу.

Для начала он решил вступить в переговоры с некоторыми лояльно настроенными одесскими "папиками" и выяснить, под чьей "крышей" скрывается чета Гроссманов. Затем их можно уболтать на выгодных условиях и заставить закрыть глаза на некоторые вещи, которые произойдут на вверенной им территории. И только потом взяться за главное. Это был конек Скорпиона-младшего. Законные городские власти Андрей предпочитал не вмешивать без надобности: может статься, они вообще не будут участвовать в игре, а если и будут, то драгоценный металл в его бумажном эквиваленте умеет творить истинные чудеса. Второй раз ошибаться никак нельзя.

Как и ожидалось "папики" вначале "гнули пальцы" и прикидывались "девочками", но это был старый, как мир, прием набивания цены. Выторговав себе хороший куш, один заявил о невмешательстве, а другой, хозяин той самой "крыши", пообещал заняться своими парнишками.

Поразив дракона в сердце, Андрей спокойно принялся за головы.

Первой он выследил Ренату. Точнее, выследили Ренату его люди и в течение трех дней доставляли Андрею сведения о местах ее прогулок. Похоже, что девица расслабилась и решила, что наступил период безопасности. Она часто бродила в полном одиночестве, но слишком далеко от дома никогда не уходила. Смысла в ее "променадах" не было никакого, видимой цели - тоже. Со стороны Ренаты это было откровенным вызовом, ибо если человек рисует у себя на спине мишень, по нему рано или поздно выстрелят.

В решающий день Скорпион-младший взглянул на себя в зеркало и пришел к выводу, что для общения с сентиментальной барышней его нынешнего плана будет более, чем достаточно. Думается, она еще не совсем остыла от объятий бывшего своего телохранителя-покойничка...

- Красиво идет! - оценил Андрей, разглядывая девушку в бинокль из окна стоявшего на пригорке "Ландкрузера".

Ни о чем не подозревая, та разгуливала по парку с видом на свинцово-серое море и часто смотрела на горизонт. Это было чертовски романтично. Ветер весьма живописно трепал на ней складки бархатно-коричневого плаща и распущенные по плечам золотые волосы под шляпкой как у булгаковской Маргариты. Узкие полусапожки аккуратно охватывали изящные щиколотки и подчеркивали едва видимые под длинной одеждой икры.

- Страсть, как хороша! - с оглядкой на шефа высказался красавчик, некогда водивший "Марка", а после выздоровления пересевший за руль "крузака".

- А тебе всё мало? - не преминул подколоть Андрей, кивнув на красавчикову руку, с двух сторон увенчанную коротким багровым рубцом.

Тот вспомнил пережитую боль и унижение тех минут. Скрипнув зубами, он со злостью сверкнул глазами в сторону Ренаты:

- Вы же разрешите мне потом с нею немного пообщаться, Андрей Константиныч?

Андрей ничего не ответил. Делить шкуру неубитого медведя не в его духе. В этот момент его мобильный телефон издал мелодичную трель. Он выслушал всё, что ему сообщили и удовлетворенно угукнул, а затем взглянул на водителя:

- Борюся, заводи. Все чисто.

Красавчик повернул ключи в замке зажигания.

- Ноу проблем, шеф!

"Тойота" плавно и почти бесшумно скользила за Ренатой. Уловив шорох колес, она задумчиво свернула на бордюр и даже не оглянулась. Это уже верх беспечности. Зажрала-а-а-ась!..

- Девушка! Вы в каком классе учитесь? - задал Андрей идиотский, с точки зрения Борюси, вопрос обычного уличного приставалы. Скорпион-младший не потрудился даже выйти из машины, а только опустил стекло. Голос его прозвучал негромко и почти совсем чисто.

Рената вздрогнула и оглянулась. Встретившись глазами с Андреем, она оцепенела. Губы ее шевельнулись, точно она шепнула какое-то двусложное слово.

- Иди сюда, малютка, я помогу тебе сделать уроки! продолжал "выкаблучиваться" шеф.

Тут дурочка все поняла и бросилась наутек. Андрей был готов к этому броску и настиг ее в три прыжка. Да и бегала она... скажем прямо, не очень... Чуть-чуть пробежала - и запыхалась, как после марафона.

Одной рукой скорпион зажал ей рот, другой скрутил и затолкнул в подскочившую "Тойоту". Все это произошло настолько быстро, что ни один из прохожих (которых, правда, в непосредственной близости не наблюдалось) ничего не заметил.

Оглядевшись по сторонам, Андрей сел к ней на заднее сидение.

Рената вжалась в противоположную стенку, словно загнанный зверь. Автомобиль разворачивался. Она смотрела в лицо Андрею, и он никак не мог угадать её мыслей.

- Узнала, славненькая? - спросил красавчик-Борюся.

Она в ярости дернула ручку на дверце, готовая выпрыгнуть прямо на ходу. Борюся хохотнул: