Платье от Фортуни

Глава 5

Два письма с гербовой печатью Карсавиных были доставлены Люсиль с промежутком в полчаса. Первое – от князя Вадима, в нем содержалось приглашение на обед, планируемый через две недели, второе – от графа Николая. И именно оно заставило мадам Гарнье глубоко задуматься. Нервно меряя шагами комнату, Люсиль несколько раз прочитала сопроводительную записку, в которой Николай просил передать Жюльетт прилагаемое тут же письмо и выражал свои извинения по поводу того, что обременяет мадам Гарнье просьбой, но вынужден это сделать, поскольку не знает адреса мадмуазель Кладель.

Люсиль, глубоко задумавшись, опустилась на стул. Как поступить? Записка была очень краткой, но, на взгляд Люсиль, весьма откровенно демонстрировала глубину эгоизма Николая. Главное – это Жюльетт. Нужно исходить из интересов девушки. Люсиль уже предупредила ее об опасных красавцах-мужчинах, но не предполагала, что человек как раз подобного типа, словно тень, так быстро возникнет на пути.

Люсиль попыталась вспомнить все, что связано с Николаем. Итак, орхидея… Нет, этот скромный презент вполне приемлем – Карсавины-мужчины знают толк в красивых женщинах и вполне могут позволить себе подобный жест. Но Жюльетт была рада, может быть, даже чрезмерно взволнована? До этого – встреча в Булонском лесу… Тон девушки, даже если она сама этого не заметила, был крайне заинтересованным, когда она расспрашивала о Карсавиных. А как странно осветилось ее лицо, когда девушка упомянула о встрече с Николаем в фойе театра! Вроде бы, ничего особенного. Но Люсиль всегда помнила слова Виктора Гюго о том, что даже один взгляд способен превратить чье-либо сердце в пламенный цветок.

Ну почему на Жюльетт обратил внимание именно Николай, а не кто-нибудь другой? Люсиль вспомнила, что в одном из своих писем Августина сетовала на бездушие Николая Карсавина: слишком красив, слишком богат, слишком испорчен – так она отзывалась о племяннике мужа.

Люсиль медленно встала со стула – как долго она принимала решение! Войдя в спальню, мадам Гарнье открыла коробку с драгоценностями, положила письмо на самое дно, вновь повернула ключ. Пусть ее мучает совесть, но благополучие и спокойствие Жюльетт важнее. В юности сама Люсиль после нескольких невинных романтических влюбленностей стала жертвой красавца-соблазнителя, чтобы потом – с разбитым сердцем – выйти замуж за доброго, стеснительного и скучноватого Родольфа. Нет, она не отрицает: время лечит раны, но не заполняет пустоту в сердце.

Жюльетт была очень довольна, ее вечерний туалет сшили вовремя, до визита в дом Карсавиных. На розовом атласе – более темные набивные розы, сзади складки, переходящие в небольшой шлейф, соблазнительное декольте – в пределах приличия.

– Эти капризы моды, которая вдруг изъявила желание стремиться к скромности, заставили женщин чувствовать себя так, словно они состоят из одной груди. Главное, не стать похожей на набитую перьями подушку в наволочке! – как-то пошутила Жюльетт во время примерки.

Девушка-закройщица, на коленях закалывающая подол, тихо отозвалась:

– Вы никогда такой не станете. Платье от Ландель не испортит того, чем вас одарила природа.

Стоя перед зеркалом в своей спальне, Жюльетт вполне могла согласиться, что наряд только подчеркнул достоинства ее фигуры.

Служанка Денизы неторопливо застегивала крошечные крючки на спине платья. Жюльетт только сейчас поняла, что это значит: платье, сшитое по индивидуальному заказу в модном ателье. Ее простые школьные костюмы и те платья, которые она носила на каникулах – все было сделано по ее размерам, но Жюльетт никогда не бывала в Париже на примерках. К тому же, нынешний наряд – совершенно иного рода. Тонкая талия плотно обтянута атласом – нигде ни одной морщинки. Наверное, сейчас она могла бы стать моделью для скульптора. Для Микеланджело? Или… Николая? При этой мысли глаза Жюльетт вспыхнули радостью. Меньше, чем через час, она увидит его!

Но когда они вошли в дом князя, а затем прошли в салон, зеленый с золотистыми узорами на стенах, Жюльетт, даже не глядя вокруг, почувствовала: Николая здесь нет. В глубине души это сильно ее задело, мысленно она не раз представляла, как он выходит ей навстречу! Он опаздывает! Возмутительно! Должно быть, на улицах Парижа опять пробки.

Жюльетт улыбалась, пока ее представляли гостям, обменивалась с ними учтивыми фразами, но душа ее словно затаилась, ожидая прихода Николая.

Казалось, свет померк, когда князь невзначай упомянул, что его племянник уехал в Санкт-Петербург в связи с неотложными семейными обстоятельствами.

– И когда он вернется? – Жюльетт словно со стороны услышала свой вопрос.

– Кто может сказать что-нибудь конкретное, когда речь идет о молодых людях? – с кокетством в голосе отозвался князь Карсавин. Он не без основания считал себя знатоком искусства и красивых женщин, и с довольным видом взирал на соблазнительную девушку с великолепной фигурой и невинным, но чувственным ртом.

Жюльетт чуть было не сказала, что ей должны были оставить записку, но сумела остановить себя – это выглядело бы ужасно глупо. Возможно, она слишком возомнила о себе, и на самом деле интерес Николая к ней – не более, чем минутный каприз избалованного красавца. Девушка подавила тяжелый вздох.

– А занятия скульптурой? Разве это не приведет его обратно в Париж?

– Для Николая скульптура – всего лишь увлечение, хотя он удивительно талантлив. В России у него есть обязанности, которыми он никогда не пренебрегает.

– Выставляются ли где-нибудь его произведения?

– Сейчас нет, хотя раз пять-шесть он выставлял свои работы в салоне Гранд-Палас по приглашению Национального Общества Любителей Изящных искусств, что считается большой честью для художника.

– Безусловно!

– Если вас интересует скульптура, я могу показать бюст, который Николай слепил с меня и отлил в бронзе два года назад, – не дожидаясь ответа, князь Карсавин взял руку девушки, затянутую в белую перчатку, и нежно сжал в своей ладони. С улыбкой глядя сквозь пенсне в черной оправе, он добавил: – Мне доставит большое удовольствие попозже показать вам этот бюст.

Но такой возможности судьба ему не предоставила. Жена князя – с глазами зоркой орлицы, двадцатью годами моложе мужа – явно не имела желания повторять судьбу бедной Августины, страдавшей от измен мужа. После ужина дам организованно повели смотреть работу Николая. Жюльетт подошла поближе, а остальные проявили только вежливый интерес. Чувствовалось, что смелая рука племянника не скрыла ни достоинств, ни слабостей дяди – аристократа со всеми присущими этому классу чертами. Бронзовый бюст удивительно походил на свою модель.

– Нужно другое освещение! – непроизвольно воскликнула Жюльетт. Бюст был установлен в нише, где даже днем было темно.

Хозяйка дома сделала едва заметный протестующий жест.

– Не могу сказать, что князю нравится этот бюст, он ценит его лишь как талантливое произведение искусства.

Безусловно, работа вряд ли могла польстить самолюбию князя: невзирая на то, что в уголках глаз крылась улыбка, а челюсть свидетельствовала о решительности, крупный рот выдавал чрезмерную чувственность, а впадина на подбородке несколько искажала правильные черты лица.

Жюльетт увидела на основании бюста подпись Николая и с трудом удержалась, чтобы не коснуться рукой витиеватых букв.

На обратном пути в гостиную разговор вновь зашел о скульптуре.

– У Николая Карсавина есть индивидуальный стиль, – сказала Люсиль, – однако, все же сильно чувствуется влияние Родена. Было всего несколько великих мастеров, подобных Родену, которые стремились передать художественную правду, создавая реалистические портреты мужчин и женщин. Племянник князя идет по этому же пути.

Когда экипаж доставил Жюльетт к дому сестры, Люсиль, оставшись одна, тяжело вздохнула. Слава Богу, что вечер кончился. Не нужно было обладать чрезмерной наблюдательностью, чтобы заметить, как помрачнело лицо Жюльетт при известии об отъезде Николая. Будто задули яркую свечу… Ну что ж, пусть это будет ей уроком. Когда Николай вернется, Жюльетт уже обретет опыт разочарования и, наверное, еще не раз убедится, как безответственны мужчины.

Служанка Денизы помогла Жюльетт снять вечернее платье. Усевшись перед зеркалом за туалетным столиком, девушка принялась медленно расчесывать волосы, с трудом сохраняя спокойствие. Как только служанка вышла, Жюльетт закрыла лицо руками. Все кончилось, не успев начаться… Что именно? Не важно. Но Жюльетт дала себе слово никогда не позволять себе быть столь уязвимой.

Люсиль покидала Париж с тяжелым сердцем. Совесть продолжала мучить ее по поводу письма, спрятанного в шкатулке с драгоценностями. Но лучше этому посланию оставаться там…

Жюльетт и Люсиль нежно простились на платформе Северного Вокзала – обе с влажными глазами. Дениза, уже сказавшая свое adieu,[7] нервно поглядывала на часы, стоя у открытой двери вагона. Мэри, взволнованная предстоящим возвращением, сидела в купе. Впереди – долгий путь по морям и океанам. Рядом на сиденьи лежала шкатулка с драгоценностями.

– Не покидай нас надолго, тетя Люсиль! – взмолилась Жюльетт, когда они разомкнули объятия.

– Конечно. Если все будет зависеть от меня… – голос мадам Гарнье сорвался от волнения. – Пиши мне. Обязательно.

– Обещаю.

– Прежде, чем войти в вагон, Люсиль вновь повернулась к Жюльетт, и, не обращая внимания на стоявшую рядом Денизу, сказала:

– Помни, если тебе захочется покинуть Париж, ты всегда можешь приехать к нам с Родольфом. Жить в нашем доме.

Неужели Люсиль догадалась, какое разочарование постигло Жюльетт оттого, что Николай уехал, не оставив ей письма? Постаравшись скрыть удивление, девушка покачала головой.

– Вы говорили мне, что искать легкие пути – плохая привычка. Я их не ищу.

Неожиданно вмешалась Дениза:

– Я тоже так думаю. По себе знаю, легко ничего не дается.

Поезд унес Люсиль – только прощальный взмах платочка промелькнул за окном. Жюльетт продолжала махать рукой, прощаясь с тетей, даже, когда поезд скрылся из виду.

Когда новый гардероб Жюльетт был подготовлен, Дениза решила ввести сестру в круг своих друзей и знакомых. И потянулись приглашения за приглашением, званые ужины и изысканные вечера. Сыновья и дочери друзей Денизы быстро приняли девушку в свой круг. Все знали, что она получает специальную подготовку в ателье Ландель. Некоторые девушки, желающие заняться чем-то более конкретным, чем ожидание выгодного замужества, заявляли, что завидуют Жюльетт, однако она не без оснований подозревала: никто из них толком не знает, насколько нелегка стезя портнихи.

Жюльетт пользовалась успехом у молодых людей. Стоило ей прибыть на званый вечер, где планировались танцы, как ее программка тут же заполнялась именами кавалеров. Хотя Жюльетт и отдавала предпочтение двум-трем поклонникам перед другими, не возражая против легкого поцелуя, никаких более серьезных отношений последовать не могло, поскольку по традиции девушки не встречались с кавалерами наедине.

После отъезда Люсиль из Парижа, приглашений от князя Вадима не поступало. Иногда Жюльетт встречала его с женой в отеле или ресторане. Все официально раскланивались, но беседы не возникало, и никаких новостей о Николае девушка не имела. Вряд ли он вернулся, иначе их пути где-нибудь бы пересеклись. Жюльетт удивлялась самой себе: почему его образ не стирается у нее из памяти? Мысль о том, что Николай забыл ее, была мучительна. Однажды она даже укололась во время шитья, когда размышляла об этом. Пришлось послюнить палец, чтобы исчезло кровавое пятнышко, появившееся на ткани.

В письмах к Люсиль Жюльетт довольно подробно описывала свою работу в ателье и светскую жизнь, что, как правило, занимало несколько страниц. Больше всего в работе ее поразило, что ателье оказалось далеко не спокойным местом. Когда появлялась новая клиентка, между закройщицами начиналось настоящее соперничество: каждая хотела стать личным мастером посетительницы. Весть о том, что предпочтение было отдано кому-либо не совсем справедливо, обычно вызывало бурю кулуарных обсуждений. Директрисе приходилось самой браться за дело, когда нетерпеливые клиентки начинали кричать от возмущения, если, по их мнению, новый наряд им не подходил. За швейными столами шли горячие споры, в гладильных сплетничали, портные приходили в ярость, если без их согласия в модели вносились изменения, порой, из-за мельчайших деталей в примерочных разгорались скандалы.

По цехам, подобно шторму, могла пронестись Дениза, оставляя за собой только «обломки кораблей». Жюльетт превратилась в своего рода зрителя, она казалась себе посетительницей цирка, увлеченной представлением.

Поначалу ее работа была простой и монотонной, несмотря на разнообразие расцветок и материалов. Но Жюльетт не успевала соскучиться. Она находила удовольствие в работе и очень гордилась изящными стежками и узорами, которые оставляли ее иголка и нитка. Вскоре девушку перевели на другое место: теперь она имела дело с шелком, бархатом, а также турецкими тканями, расшитыми серебряными нитями. Работала она и с гофрированными материалами, напоминающими бумагу, которые использовались для воротников. Самой интересной была творческая задача правильно расположить и укрепить на новом изделии весь набор украшений – от вычурных кружев до цветных оборок различных размеров.

Чем сложнее становилась ее работа, тем большее удовлетворение чувствовала Жюльетт. Пройден еще один этап… Иногда девушка обнаруживала, что обрабатывает детали собственного туалета – Дениза охотно использовала сестру для рекламы новых фасонов от Ландель.

– Замечательно! Ты всех вдохновляешь! – как-то воскликнула Дениза, когда ателье получило несколько заказов на фасон платья, в котором Жюльетт была на приеме.

Порой Дениза сожалела, что сестра показывалась в обществе только в выходные дни или вечером после работы, но тут уже ничего не поделаешь: от подготовки Жюльетт зависит будущее не только самой девушки, но и судьба ателье Ландель.

– Я думаю, что новое платье, в котором мы отправимся на Лонгчемпские скачки, лучше всего сшить из мягкого зеленого шелка.

– А не слишком ли я буду сочетаться с цветом трека? – пошутила Жюльетт. – Меня даже никто не заметит.

– Ты права, – тут же отозвалась Дениза, даже не поняв, что сестра шутит (у хозяйки ателье Ландель не очень-то развито чувство юмора). – Лучше, наверное, будет персиковый. Все теплые цвета в сочетании с твоими волосами смотрятся очень выразительно.

Новый персиковый туалет Жюльетт прежде всего продемонстрировала коллегам. Она решила так поступать со всеми нарядами. Если платье было со шлейфом, то его тут же помогали укрепить так, чтобы он не зацепился за столы или стулья.

Однажды, когда Жюльетт надела только что сшитый костюм из голубого шифона и ждала, когда ей кто-нибудь поможет со шлейфом, к ней подошла одна из девушек-манекенщиц, рыжеволосая Ивонна Рубанд. До этого они только издали улыбались друг другу, но никогда не разговаривали.

– Голубое очень идет вам, мадмуазель Кладель! – сказала Ивонна. Сама она выглядела весьма привлекательно в новом полосатом платье.

– Спасибо. А нравится вам розовое или красное? – спросила Жюльетт.

– Здесь я редко вижу эти цвета, – с улыбкой отозвалась Ивонна. – Но дома часто ношу алое. И есть любимая ярко-розовая блузка.

– Я тоже очень люблю алое. А розовый вам, наверное, очень идет.

– Спасибо!

Что касается Жюльетт, она была уверена – Ивонна выглядит сногсшибательно во всем, что бы ни надела, даже в самой скромной одежде, в которой приходит на работу. Правильные черты лица Ивонны, ее прекрасная фигура – высокая грудь, изящные бедра – делали ее одной из лучших манекенщиц.

– Сейчас я иду вниз, в цеха, – продолжала Жюльетт. – Не согласитесь ли вы дать мне несколько профессиональных советов, как лучше продемонстрировать этот костюм? Я знаю, это развлекло бы девушек.

– С удовольствием. Хотя вряд ли вы нуждаетесь в инструкциях. Но, если вы настаиваете… Самое главное для манекенщицы – походка. Медленно пройдитесь по коридору, на середине поверните голову, бросьте взгляд через плечо. Еще три-четыре шага и сделайте полуоборот головы в другую сторону. Поскольку речь идет о демонстрации одежды на небольшом пространстве – между столами работниц, то посоветовать можно не так уж много. На подиуме в больших залах возможностей гораздо больше.

– Правильно? – спросила Жюльетт, выполнив все инструкции Ивонны.

– Замечательно! Проделайте это еще раз, но теперь чуть-чуть подберите юбку при повороте, слегка качните бедром, а затем пусть материя колышется свободно.

В последующие дни Жюльетт научилась у Ивонны элегантно взмахивать шалью, небрежно набрасывать шарф на плечо, склонять голову так, чтобы стала полностью видна шляпка, специально сшитая для демонстрируемого костюма, даже, как держать зонтик, чтобы наилучшим образом показать фасон рукава. При каждой встрече девушки теперь оживлено беседовали.

Однажды, когда Жюльетт работала в цехе обработки, она услышала, как две портнихи с острым язычком обсуждают Ивонну.

– Я точно знаю, что она какое-то время была натурщицей. Гордится фигурой, будто павлин своим хвостом. Мало ей показывать платья, она любит еще и показываться без них! Обе захихикали.

– Откуда вы знаете? – спросила одна из девушек, сидящая на противоположном конце стола. – Новый кавалер моей сестры знает Ивонну. Он работает в одной из галерей Монмартра. Несколько картин с обнаженной Ивонной уже кто-то купил!

– И как она соглашается! Я бы умерла от стыда!

– И я!

Все вновь захихикали. Жюльетт, не отрывая глаз от работы, подумала, что девушки, возможно, завидуют Ивонне, ее отличной фигуре. Отрезав ножницами нить, Ада склонилась к уху Жюльетт.

– Если бы эти девушки жили не дома, не с родителями, тоже были бы рады каждому лишнему франку, будь возможность заработать честным трудом. Ивонне приходится платить за комнату, и я знаю, она откладывает деньги, чтобы вызвать в Париж сестру.

– Она же лучшая манекенщица ателье Ландель. Неужели ей так мало платят?

– Возможно, больше, чем другим, но все манекенщицы зарабатывают не слишком много.

В этот же вечер Жюльетт завела разговор с Денизой.

– Почему манекенщицы получают так мало?

– Странная мысль! – брови Денизы поднялись вверх. – А почему они должны получать много? Вся их работа состоит в том, чтобы прогуливаться в лучших платьях Парижа! Mon Dieu![8] Как я хотела бы иметь такую работу!

– Но ведь не все так просто. Наверное, им приходится сталкиваться с весьма капризными клиентками, готовыми взорваться в любую минуту!

– Не буду спорить. Некоторые клиенты просто невыносимы. Но многие девушки соглашаются работать манекенщицами даже бесплатно.

– Что ты хочешь этим сказать? Дениза цинично посмотрела на Жюльетт.

– Я думаю, ты уже слышала все эти разговоры, что девушка, будучи манекенщицей, может познакомиться с весьма состоятельными мужчинами. А другие, кстати, и не приходят в демонстрационные залы. Три моих манекенщицы живут в роскошных апартаментах, хотя до сих пор не вышли замуж.

У Жюльетт перехватило дыхание:

– Надеюсь, начисляя зарплату, ты не берешь в расчет подобные обстоятельства?

– Конечно, нет! Как глупо так думать! Я плачу примерно такую же сумму, как и в других домах couture, а в некоторых зарплата даже меньше. Если ты просишь о повышении собственного заработка, то все будет очень скоро, – Дениза резко подняла руку, словно прерывая возможные возражения. – Хорошо. Я вижу, у тебя другое на уме. Давай закончим дискуссию, пока не поссорились. Все не так уж плохо.

Жюльетт покраснела. Мир был сохранен, отчасти благодаря тому, что она не высказала и половины того, что накопилось на душе. Девушка напомнила себе: они заключили с Денизой соглашение. Если начнутся постоянные споры, ничего хорошего из этого не получится.