Племя Каина

Глава первая. Незнакомец

Отец Вячеслав — молодой монах Н-ского монастыря проснулся с необъяснимым чувством тревоги. Он и сам не мог понять, в чем дело, почему так неспокойно на душе. Монах прочитал молитву, несколько раз повторил себе: «Никогда не поддавайся унынию». И поспешил покинуть свою маленькую келью.

Холодный ветер резко рванул его рясу. А затем оглушил печальным октябрьским пением похожим на плач по ушедшему лету. Шуршала под ногами желтая листва — грустное напоминание о блистающей зеленью красоте природы.

«Что за нелепости лезут в голову, — подумал отец Вячеслав, — разве можно не восхищаться творением Божьим, не любить его! В каждом времени года — своя красота».

Он увидел отца Авраама, невысокого, худенького монаха лет сорока, румяного, с большим горбатым носом и складками у рта от постоянной улыбки. Отец Авраам славился неунывающим характером: неистощимый на выдумки, он пересыпал свою речь шутками, прибаутками, пословицами и приговорками, и любой вопрос у него решался как-то легко и радостно. Но сегодня и он выглядел сумрачным, в глазах читалась грусть. Увидев своего собрата таким, отец Вячеслав ощутил сильное сердцебиение, и еле сумел выдавить из себя:

— Как он?.. Что с ним?..

Отец Авраам только махнул рукой:

— Совсем плох. Не знаю, протянет ли сегодняшний день…

Речь шла об иеромонахе отце Александре, которому почти девяносто. Почтенный и тяжелый возраст! Вся гора прожитых лет обрушивается на тебя сотней болезней, а немощь расползается по телу, делая из некогда сильного человека подобие живой искалеченной куклы. Связь с землей — все ближе, ощутимее, тебя непроизвольно тянет и тянет к ней. Великие замыслы меняются на единственное желание: еще бы чуть-чуть здоровья!

Отец Александр почитаем и любим монастырской братией. И не только ею. Многие приходили к нему за советом, и он не отказывал никому. Он был чуток и точен в видении будущего, светлая прозорливость эта поражала и притягивала. Поэтому люди шли и шли к нему, а немощный старик помогал. И вот теперь никто не поможет ему.

Отец Вячеслав был особо привязан к старому иеромонаху. Не знавший с детства родителей, воспитанный в детдоме, он считал отца Александра не просто своим учителем, наставником, но и отцом. Молодой монах корил себя за то, что не остался дежурить возле кельи самого дорогого для него человека, как и в предыдущие ночи, что послушался вчера отца Александра, когда тот сказал ему:

— Иди к себе. Мне лучше.

— Вам правда лучше?

— Да, сын мой. Ступай. У тебя завтра тяжелый день.

Молодой монах ушел, считая, что отцу Александру действительно лучше…

Уже находясь в своей келье, он представлял, что опять везет в каталке старого иеромонаха по аллее вдоль строений монастыря, по извилистым тропкам монастырского кладбища, вкушая, как ароматный напиток, наполненное мудростью каждое слово этого уникального человека. Благостное чувство наполнило душу. Впервые за последние дни отец Вячеслав спокойно засыпал. Засыпал и думал:

«Отец Александр не может сказать неправду!»

Так было вчера ночью!

А сегодня говорят, что ему хуже!

Молодой монах бросился в келью отца Александра. Тот, бледный, худой, лежал в кровати. Глаза закрыты.

— Отец Александр! — закричал молодой монах.

Он открыл глаза! Открыл!

Старик не просто открыл глаза, но и улыбнулся. И даже приподнялся на кровати.

— Отче! — молодой монах бросился к нему, припал к руке. — А — я то подумал…

— Ну что ты! Успокойся! — ответил старый иеромонах. — Но скоро это случится. Будь готов. Наши бренные тела неизбежно превратятся в прах. Главное — что станет с нашими душами. Какие муки или радости им предстоит испытать.

— Отче, — не мог успокоиться отец Вячеслав, — Вы для меня… Вы…

— Знаю, — ласково ответил отец Александр. — Не думай обо мне. Думай лучше о тех испытаниях, что скоро выпадут тебе. Но не бойся ИХ.

Отец Вячеслав хотел спросить, что за испытания. Однако старец опустился на подушку, сказал:

— Позже придешь, проведаешь меня.

— Благословите, отче.

— Благословляю. Иди.

Молодой монах покинул келью отца Александра, поглощенный мыслями о человеке, которого так любит и которого скоро не станет. Но, уже стоя на пороге, не выдержал, обернулся. Маленькое сухое тело старика шевельнулось на кровати. Кажется, и в чем теплится-то жизнь? В этот момент он опять открыл глаза, взглянул на молодого монаха, и тот ощутил исходившую от старца необычайную силу. Силу, не подвластную даже смерти!..

Отец Вячеслав вздохнул, опустил голову и вышел. Он уже был в монастырском дворике, когда вдруг услышал:

«Останови ИХ! Останови! Иначе ужас и мрак распространятся повсюду!»

Молодой монах, точно ошпаренный, вбежал обратно в келью. Нет, это говорил не отец Александр. Иеромонах спал…

Монахи и послушники обступили отца Вячеслава, все спрашивали об отце Александре. Что утешительного он мог сказать? К тому же, появился отец Лука — почти двухметровый здоровяк, с длинной шевелюрой и густой бородой. Резкий, немногословный, он являлся правой рукой наместника в хозяйственных делах. Он сказал отцу Вячеславу:

— Сегодня ты пойдешь закупать продукты для братии.

Отец Вячеслав почувствовал, как у него сжалось сердце. Ему вдруг стало страшно выходить за ворота монастыря…

Этот необъяснимый страх усилился, когда он подходил к воротам. Он с тоской посмотрел на сияющие купола Храмов, трижды перекрестился. И только печально скрипнули большие монастырские ворота…

Опоясывающий монастырь небольшой лесок быстро закончился. Отец Вячеслав оказался на шумной улице. Теперь — вперед, на проспект. Там находился большой гастроном, где монахи Н-ского монастыря обычно делали покупки.

Чем дальше он шел, тем ярче разгоралась реклама супермаркетов, банков, офисов, всевозможных товаров. Улыбающиеся красавицы и красавцы на плакатах создавали свой виртуальный мир. А мимо шли измотанные жизнью толпы людей, чаще с печальными от безысходности лицами. По шоссе, будто бешеные звери, проносились иномарки. Все здесь спешило, спешило. И, казалось, никому в этом гудящем, бурлящем мире ни до кого нет дела.

Внезапно о. Вячеслав остановился. Он ощутил, что кому-то до него все-таки «есть дело». Случайно посмотрев на противоположную сторону улицы, молодой монах увидел человека с копной длинных черных волос, ниспадавших на лицо. Судя по фигуре, человек был довольно молодой. Шел он пружинистой походкой, чуть ссутулившись. И словно преследовал монаха…

«Почему я опасаюсь его? Почему я решил, что он преследует меня?»

Может, во всем виноват взгляд незнакомца, проникавший сквозь черные пряди волос? Взгляд этот был настолько острым, что не заметить его невозможно и через проезжую часть улицы с ее автомобилями, и через толпу спешащих людей. Во взгляде том огонь, огонь!..

«Мало ли куда глядит незнакомец!»

Отец Вячеслав заспешил. И через некоторое время осторожно обернулся. СТРАШНЫХ ГЛАЗ не было.

«Посмотри внимательно!»

Преследователя не было!

Отец Вячеслав облегченно вздохнул и зашел в гастроном.

Большая сумка и рюкзак быстро наполнились продуктами. О черноволосом человеке с неприятным взглядом отец Вячеслав уже забыл. Но когда монах выходил из гастронома…

Незнакомец стоял у выхода. Взгляд, точно острое копье, вонзился в отца Вячеслава. Монах почувствовал, что задыхается.

Но во взгляде появилось еще что-то. МОЛЬБА! Он о чем-то умолял отца Вячеслава.

«Иди вперед, монах, — вдруг приказали глаза, — иди, не оборачивайся!»

Отец Вячеслав пошел, подчиняясь приказу неизвестного.

Теперь проспект был не только шумным, но и угрожающим. Полный соблазнов и подвохов мир, от которого отец Вячеслав в свое время ушел, безучастно и даже с видимым удовольствием взирал на то, как человек станет выпутываться. Жжение в спине от взгляда незнакомца сделалось нестерпимым. Хотелось остановиться, закричать: «Что тебе нужно?» И отец Вячеслав несколько раз останавливался. Но тот же взгляд неумолимо требовал, чтобы монах шел дальше.

У перекрестка незнакомец догнал его. Красный свет светофора на мгновение задержал пешеходов. Этого времени черноволосому хватило, чтобы что-то сунуть монаху в карман. А дальше — его искаженное лицо и шепот:

— Передайте отцу Александру… Да не стойте же!..

Монах хотел сказать, что иеромонах очень болен. Однако незнакомца и след простыл.

Отец Вячеслав повернул в знакомый лесок. Извилистая, мощеная кирпичом дорога вела к монастырю. Молодого монаха терзала мысль: что же там, в конверте? Но разве можно смотреть то, что предназначено для чужих глаз.

Внезапно отец Вячеслав снова ощутил жжение. Ему показалось, что ряса, где лежал конверт, загорелась…

«Что там?! Что?!»

Он пошел быстрее. Он почувствовал, что отец Александр обязательно должен получить этот конверт.

А вокруг был слышен прощальный вальс падающих листьев.

Молодой монах не представлял, как обо всем рассказать отцу Александру. Но иеромонах опередил его, ласково попросив:

— Отдай мне то, что принес.

Отец Вячеслав протянул конверт и сбивчиво пробормотал:

Мне дал его молодой человек с длинными черными волосами и… очень тяжелым взглядом.

— Ты все правильно сделал. Теперь оставь меня одного, ибо времени почти нет…

Оставшись один, старый иеромонах вскрыл конверт, достал синюю тетрадь. Слабые глаза слезились, но он читал. Таинственное послание потрясло его.

Теперь перед ним всплыли картины прошлого. Он увидел юношу лет двадцати пяти: крепкого, статного, с копной светло-русых волос и голубыми, как майское небо глазами.

— Стой! Стой! — закричал ему отец Александр. Но юноша не слышал. Он уходил все дальше и дальше в лес…

Глава вторая. Таинственный дом

Юноша не мог слышать старца, желавшего слиться с ним воедино. Их разделяла страшная пропасть более чем в шестьдесят лет. Юноша беззаботно исчезал в чаще леса. На нем — старая кожаная куртка и большие сапоги. За плечами висело ружье. Юноша был охотником.

Бежавшая впереди гончая насторожилась. Охотник знал, что Друг никогда не ошибается. Он сделал собаке знак и осторожно прошел вперед. На небольшой поляне спокойно гулял белый царственный олень. У юноши перехватило дух. Вот так удача!.. Охотник выстрелил, собака с лаем кинулась на жертву, но олень успел метнуться в чащу.

— Вперед! Вперед!

Ветки деревьев хлестали по лицу. Лай собаки разрывал тишину леса, отчего птицы с испуганным криком уносились прочь. Сапоги Охотника застревали в кустах крапивы и папоротника. Несколько раз он падал, но тут же поднимался. Белая с оранжевыми пятнами собака мелькала то тут то там. Казалось, как и хозяин, она была опьянена гонкой. «Вперед! Вперед! Это НАША ДОБЫЧА!»

А лес забавлялся с ним! Деревья и кустарники встали на пути Охотника непроходимой стеной. И где-то за этой стеной исчез ЕГО ОЛЕНЬ.

Внезапно столь знакомые места вдруг показались Охотнику чужими и неизведанными. Собака отчаянно и беспомощно металась в густой траве.

— Ищи, Друг, ищи!

Собака потянула носом и рванула вправо. И опять нескончаемый бег! Опять злобно колющие кустарники, огненная крапива и ветки деревьев, что наотмашь хлещут по лицу. «Может, остановишься?» — будто вопрошал лес.

Наконец-то! Впереди мелькнул олень. А лес с интересом ждал развития событий.

Разве Охотник остановится! Разве он станет довольствоваться мелкой дичью! «Надо убить оленя! Надо убить оленя!» И он, взмыленный, израненный, бежал дальше!

Теперь дорога неслась круто вниз. Охотник буквально летел, предчувствуя удачу. И тут… Он куда-то провалился. Последнее, что он услышал — душераздирающий вой собаки. И через секунду все поглотила чернота.

Открыв глаза, Охотник сразу почувствовал боль в ноге. Нога была чем-то скована. Гипс! И сам он лежал на кровати в каком-то помещении. Охотник осторожно приподнялся, отчего боль в ноге усилилась. Проклятье! Видимо, сломана!

Но где он? Маленькая, очень бедно обставленная комнатка: дощатый стол, несколько стульев, старая кровать, на которой он лежит. И все.

«Как я тут оказался?.. Я преследовал оленя… а потом… а потом… Я провалился в яму! Собака лаяла… но где она?! Где Друг?!»

— Друг! Друг! — закричал Охотник. Он вспомнил, как Друг страшно выл. Он ДОЛЖЕН быть рядом! — Друг!!!

Осторожно скрипнула дверь. Перед глазами Охотника возникла девушка. С робкой улыбкой подошла к нему.

— Как вы себя чувствуете?

Голос у нее — низкий, приятный. Ее даже можно назвать красавицей. Лет девятнадцати-двадцати, с густыми иссиня — черными волосами, огромными темными глазами, где застыл огонь, и кожей-белой, точно снег; у Охотника возникло ощущение, что ее никогда в жизни не касались солнечные лучи.

— Нормально. Вот только нога…

Незнакомка улыбнулась, обнажив два ряда удивительно ровных зубов. Взяла руку Охотника, нащупала пульс.

— Все будет в порядке. Правда, ногу вы действительно сломали. При падении. Придется немного полежать.

— Я сам охотник. Ставлю капканы. И вдруг угодил в ловушку.

— В жизни бывает и такое.

— А собака?.. Моя гончая по кличке Друг?.. Где она?.. Что с ней?

Девушка покачала головой:

— Там не было никакой собаки.

— Не может быть! Я успел запомнить, Друг лаял, звал на помощь.

Во взгляде девушки читались недоумение и озабоченность, словно и она пыталась понять, куда же подевался Друг.

— Я должен его найти! — Охотник готов был вскочить с постели.

— Подождите! Куда вы?! Разве вы можете передвигаться в таком состоянии!

Однако Охотник не слушал ее и лишь в отчаянии повторял:

— Моя собака! Мой Друг!

Его отчаяние передалось девушке. Она ласково коснулась его плеча рукой и требовательным голосом просила успокоиться:

— Мы попробуем отыскать вашу собаку. Но вам никак нельзя волноваться. Вы еще очень слабы. Выпейте вот это…

Налив что-то в стакан, она заставила выпить его содержимое. Все поплыло перед глазами Охотника. Он опять куда-то летел…

Это была огромная пропасть. Но тут же гигантская птица подхватила его и понесла, понесла сквозь плотное кольцо тумана, в котором растаяла неизвестная черноволосая красавица. И вот тогда он ИСПУГАЛСЯ. Испугался, что она исчезнет навсегда, как исчезает из жизни любовь!

— Не исчезай! — закричал он ей.

Уже не было никакой птицы, а лишь одна зияющая чернота! Где-то вдалеке слышался протяжный вой собаки, ЕГО ДРУГА. Но даже о нем Охотник сейчас забыл. И только одно:

НЕ ИСЧЕЗАЙ!

Черноту прорезали лучи, исходившие от ЕЕ ГЛАЗ. Ласковый шепот разлился по телу Охотника и, как необыкновенный напиток страсти, вызвал фонтан радости.

Затихла боль в ноге. И все тело стало легким, точно перышко. Огненные глаза девушки продолжали убивать черноту. Теперь Охотник видел ее фигуру, стройную, гибкую. Девушка была… обнажена.

У Охотника перехватило дыхание. Он даже не представлял, что бывает в мире подобное совершенство. И это совершенство приближалось к нему!

Грудь, вздымаясь над плоским тугим животом, напоминала две маленькие волшебные скалы. Ноги словно вытачивал самый искусный резчик в мире. Волосы струились по ее плечам нескончаемым водопадом. Длинными тонкими пальцами она коснулась лица Охотника, и он ощутил исходивший от них жар.

Последовал поцелуй, настолько горячий, что все вокруг загорелось! Черноволосая целовала его лицо, шею, грудь.

Случайно их взгляды встретились. Охотник на мгновение застыл, даже испугался. В ее глазах был настоящий животный блеск, блеск похотливой самки. Но испуг длился МГНОВЕНИЕ. Его заслонило еще большее желание обладать этой самкой.

Черноволосая красавица сама оседлала его, и теперь уже в огне сгорал целый мир!

А затем раздался дикий звериный крик, возвестивший о самом пике блаженства.

…Охотник открыл глаза. В окно маленькой хижины, где он лежал, пробивались солнечные лучи. В углу за столиком сидела черноволосая девушка. Увидев, что Охотник очнулся, она вскочила, бросилась к нему:

— Как вы?

— Я?.. Кажется, мне лучше.

— Вы кричали.

— Кричал?

— У вас был жар. Сейчас он спал, но давайте померяем температуру.

Она подала ему градусник и села рядом. Заботливый, спокойный взгляд побуждал к откровенности.

— Вы говорите, я кричал?.. — Охотник почувствовал смущение. — Дело в том… видел ужасный сон.

— Сон — это ерунда.

— Ерунда, — согласился Охотник, глядя в ее чистые, невинные глаза.

— Как ваша нога?

— Болит гораздо меньше.

— Хорошо. Но давайте посмотрим.

— Посмотрим? Вы врач?

— Да. А что вас удивляет?

— Вы так молоды.

Девушка улыбнулась немного смущенно, немного загадочно. И сказала:

— Ваши дела идут на поправку.

— Я вам так обязан. Но чем смогу отблагодарить?

— Вы уже отблагодарили, — ответила черноволосая незнакомка и вдруг осеклась, точно сказала лишнее.

— Можно еще спросить?..

— Насчет собаки?

— Собаки?.. Конечно! Вы не нашли Друга?

— Увы. А если он убежал в деревню?

— Без меня, один? Нет!

— …или что-то случилось?

— Скорее всего, — вздохнул Охотник. — Мне ведь тоже надо…

Он хотел сказать, что ему тоже надо добраться до деревни, что его потеряли односельчане и волнуются. Но тут же подумал, что тогда с незнакомкой придется расстаться. Теперь это кажется невозможным! А она вздохнула и сказала:

— Вы ОБЯЗАТЕЛЬНО ВЕРНЕТЕСЬ. Только чуть позже.

В ее словах слышалась откровенная грусть. И Охотнику тоже сделалось грустно.

— …А пока выпейте вот это.

— Опять что-то пить! Хорошо, мой прекрасный доктор.

— Отвар из трав. Он быстро восстанавливает силы.

Из протянутой кружки шел дурманящий запах.

— Пейте!

Охотник поднес кружку ко рту и мысленно пожелал, чтобы вернулся тот прежний восхитительный сон. («А вдруг и правда вернется?»). И он выпил!

Опять все закружилось перед глазами. Опять на спине гигантской птицы он куда-то стремительно летел. А потом НОЧЬ! И из этой ночи вылепилась обнаженная черноволосая незнакомка.

— Ты моя! — шептал Охотник.

Девушка с черными волосами оседлала его и сжигала огненным взором.

Пробудившись, охотник снова увидел маленькую хижину, в окно которой пробивался яркий свет солнечного дня и своего очаровательного врача. Всматриваясь в ее доброе, заботливое лицо, он силился понять: ЭТО БЫЛО ИЛИ НЕТ?

— Вижу, вам лучше, — скромно улыбнулась она.

— «ЭТОГО НЕ МОГЛО БЫТЬ!»

— Сейчас мы вас осмотрим. Жара нет, пульс в норме. Пальцы ноги теплые, значит кровообращение нормальное. Вы быстро идете на поправку.

— У меня такой доктор! А как вас зовут?

От этого невинного вопроса девушка вдруг смутилась. И, несколько помедлив с ответом, все же сказала:

— Аганья.

— Странное имя. Оно не…?

— Нет, оно не православное.

— А я — Владимир.

Девушка с черными волосами кивнула, точно она это знала.

— Что ж, Владимир, скоро мы расстанемся, ибо мои услуги вам больше не понадобятся.

— «ТОЛЬКО НЕ ЭТО!»

— Моего Друга так и не нашли?

— К сожалению… Мы осмотрели все окрестности.

— А кто — «мы»?

— Я и мои друзья.

— Познакомьте меня с ними.

— Зачем? — искренне удивилась Аганья.

— Я им обязан жизнью.

— Тсс!.. — она приложила пальчик к губам. — Никому и ничем вы не обязаны. Лучше выпейте вот это.

— Опять? — он потянул носом запах отвара из трав, который на этот раз показался резким и неприятным. — Может, лучше я попробую встать и…

— Не спорьте с врачом.

— Хорошо, — смиренно согласился он.

Лекарство оказалось горьким до тошноты. Но Охотник, скорчив гримасу, выпил. («С врачом не спорят»).

Он знал, что опять уснет и во сне увидит обнаженную фигуру Аганьи. Он безумно радовался, когда гигантская птица понесла его в черную пропасть. Но сейчас там не было Аганьи. Зато какие-то звероподобные люди с лохмами, закрывающими лица, с длинными, покрытыми шерстью ручищами окружили его, готовые в секунду растерзать. А затем — протяжный звериный вой Аганьи. Она прыгнула к Охотнику и отбивала его от этих страшных существ, как волчица бьется за своих детей. Владимир пытался ей помочь, однако невероятная слабость сковывала его. От бессилия из его глаз текли слезы. Он выл и кричал вместе с нею, повторяя только одно слово: АГАНЬЯ!

Звероподобные люди также выли в ответ Аганье. Охотник с ужасом осознал, что они РАЗГОВАРИВАЮТ с нею. Но даже это его не смутило. Аганья, его АГАНЬЯ! Самая прекрасная девушка на свете! Лишенный сил, он хотя бы воем своим будет драться за нее до конца.

Внезапно смолкли и вой Аганьи, и вой звероподобных людей. Несколько пар ручищ схватили Охотника и куда-то потащили.

«Аганья! Неужели ты предала меня?!»

Они тащили его долго, ожесточенно сопя. А потом положили на что-то мягкое и холодное. Нечто едкое врезалось Охотнику в носоглотку. Он решил, что пришла его смерть…

Глава третья. Возвращение

Яркое солнце слепило глаза. Охотник обнаружил, что лежит на ковре из мхов и трав. Некоторое время он недоуменно смотрел по сторонам, пытаясь вспомнить все, что с ним произошло. Он погнался за оленем, упал в яму, сломал ногу… избушка… черноволосая девушка по имени Аганья лечила его… кошмарный сон, так похожий на явь…

Сон?.. А если вообще ВСЕ ОТ НАЧАЛА ДО КОНЦА — СОН?

Владимир осмотрел свое тело. Никакого гипса не было.

Он поднялся. Сделал несколько шагов. Легкая боль в правой ноге ощущалась, но только ЛЕГКАЯ БОЛЬ. Немного прихрамывая, он двинулся в сторону своей деревни, постоянно окликая Друга.

Если бы появилась собака, возможно, она бы развеяла его фантастическое видение. Однако Друг на его зов не появлялся. А Охотник не хотел, чтобы Аганья осталась фантастическим видением.

Уже близко родные места. По тропинке Охотник спустился вниз. Люди выскакивали из домов и смотрели на него кто с недоумением, кто с радостью, а кто с испугом. Владимиру не терпелось узнать, в чем дело. По счастью, он увидел своего соседа Константина — крупного, коренастого мужчину лет сорока пяти, который всегда славился своей невозмутимостью. И тот рассказал ему следующее.

Оказывается, Охотник отсутствовал дома более двух недель, хотя вернуться должен был к вечеру того же дня. Его ждали двое суток, а затем отправились на поиски. Но успехом они не увенчались. И только наткнулись на растерзанный труп его собаки.

— Значит, Друг погиб! — в ужасе прошептал Охотник.

Мысль о смерти преданного существа больно сдавила сердце Владимира. А фантастический сон все более превращался в реальность.

— Так где же ты был? — спросил Константин.

— Где я был…

Охотник решил не рассказывать про маленький дом в лесу и черноволосую красавицу-хозяйку. Он лишь сообщил, что ничего не помнит и что сломал ногу. Константин уговорил его пойти его к местному врачу. Тот осмотрел его ногу, покачал головой:

— Никакого перелома не было, молодой человек. Вывих — да. Но не перелом.

Сообщение хирурга вконец обескуражило Охотника. Он уже ничего не понимал. Неужели Аганья его обманула?

«Но почему? Почему?!»

АГАНЬЯ, А СУЩЕСТВУЕШЬ ЛИ ТЫ НА САМОМ ДЕЛЕ?

Он надеялся, что жизнь потечет по — прежнему: работа, дом и маленькие деревенские радости. Однако воспоминания ни на секунду не отпускали его. На Охотника точно накинули крепкую рыбачью сеть, которую не прорвешь, как ни пытайся. Днем и ночью Аганья, этот таинственный ангел, стояла перед глазами. Охотнику казалось, что он не только видит ее, но и ощущает на своих плечах, груди ее руки с длинными, тонкими пальцами. Он ЧУВСТВОВАЛ запах ее тела, так похожий на запах лесных цветов. Их аромат пьянит, зовет, лишает рассудка! Она смеялась! И смех был похож на звон сотен колокольчиков:

— Охотник! Охотник! Отыщи меня!

(«Как я могу тебя отыскать, если не уверен, что ты — не мираж, не моя фантазия!»)

— А ты проверь. Если любишь, и в бескрайнем поле, среди сотен тысяч злаков, отыщешь нужный колосок.

Голос Аганьи звучал так явственно, что Владимир вскочил, бросился к воротам дома, готовый уже сейчас бежать в лес. К счастью, сообразил: ночь на дворе.

Но завтра рано утром он отправится на поиски своей возлюбленной.

Он еле дождался первых солнечных лучей и отправился в лесную чащу. Он бродил целый день и все искал, искал. Узкие тропинки, поляны и густые чащи. Мертвую тишину изредка разрывал волчий вой. Хищники были где-то здесь, недалеко, исходившая от них опасность так близка и реальна. Однако Охотник не думал о ней. Его мысли занимала одна Аганья. Он решил, что не вернется без нее.

Постепенно лес охватывала ночная мгла. Осенний холод пробирался сквозь одежду и больно жалил кожу. Разум, наконец, взял верх над страстью. Владимир решил вернуться и продолжить поиски завтра.

Он не помнил, как возвратился в свой маленький дом, как в изнеможении упал на кровать и как сразу смежились веки. Зато он помнил сон, в котором опять появилась Аганья. Сначала она заботливо вытирала с его лба ручейки пота, а потом вдруг сбросила с себя одежду и, откинула голову назад, упоенная совершенством собственного тела. Она звала, звала Охотника!

На следующее утро Владимир вновь отправился на поиски возлюбленной… Он искал ее неделю, месяц, два. Он перестал замечать кого-либо вокруг, похудел от бесконечных скитаний. Его дом и хозяйство стали приходить в запустение. Иногда, смотря на себя в зеркало, Охотник невольно ужасался: неужели это он?.. настоящий скелет с бледными впалыми щеками, черными кругами под глазами. Много раз он пытался убедить себя, что Аганья не существует, что он — наивный романтик, гоняющийся за неведомым миражом, что он подобен тем морякам, которые, «заметив» призрачный Летучий Голландец, искали потом его целую жизнь, находя в безбрежных водах океана свою кончину. Много раз Охотник пытался спрятаться за стенами дома, не ходить в проклятый лес. Но если это и случалось, ночью в тревожном сне обязательно приходила Аганья, засыпая тысячами упреков.

«Ты забыл меня! ЗАБЫЛ!»

И тогда он стонал, рвал волосы и, едва дождавшись утра, отправлялся искать ее.

Однажды поздним-поздним вечером, когда часовая стрелка уже спешила к двенадцати, кто-то постучал в дверь дома Охотника. У Владимира затрепетало сердце, на мгновение блеснула мысль: «А что, если там Аганья?» Но, увидев ночного посетителя, почувствовал, как его окатила волна разочарования. Это — всего лишь сосед, невозмутимый, рассудительный Константин.

— Извини, что так поздно, приятель, — пробасил он, — но тебя ведь днем с огнем не сыщешь.

— Проходи, — Охотник проводил его в дом и обнаружил, что нечем даже угостить соседа.

— Это ничего, — Константин вытащил пузатую бутылку, — надеюсь, хоть корочка хлеба найдется?

— Корочка хлеба найдется. (Прости, бывали лучшие времена). Да только пить не стану.

— Обидеть хочешь?

— Ладно, чтобы не думал плохого, немного выпью.

Впрочем, Владимир знал, что Константин пьет мало. Нетрудно догадаться, что бутылка была средством вызвать Охотника на откровенный разговор. Начал Константин осторожно: что же с тобой произошло? Сам на себя не похож. По деревне разные слухи ходят. Не выдержал Владимир, рассказал все без утайки. Сосед слушал, качая головой, потом промолвил:

— Странная история, если не сказать больше. Может, ты зря ее ищешь?

— Мне и самому иногда кажется, будто все это — нелепый сон…

— Я не о том! — перебил Константин. — Сон — не сон, но люди и в нашей деревне, и в соседней рассказывали о неких черноволосых людях, что живут где-то в подземных лабиринтах.

— В подземных лабиринтах?..

— Да! Но иногда они все-таки оттуда выходят. Выходят тайно, в основном под вечер. Вот только зачем?

— …тайно, под вечер?..

— Выходят ненадолго. И опять быстро исчезают.

Охотник не мог понять: что это? Шутка? Если шутка, то злая! Налив до краев стакан, он залпом влил в себя его огненное содержимое. Горько усмехнувшись, спросил:

— Прямо, как кроты?

— Смейся! Но, говорят, за несколько дней до твоего исчезновения их ВИДЕЛИ недалеко от нашей деревни.

Последнюю фразу Константин произнес так, что у Владимира мурашки побежали по телу.

— Продолжай! — взмолился он.

— Хорошо. Ты ведь знаешь Василька, сына нашего тракториста Тимофея?.. Помнишь, во второй половине августа приехал к ним погостить из города племянник Тимофея?.. Ровесник Василька, тоже лет двенадцати. Решили мальчуганы заночевать в поле, в стогу сена. Забрались в стог, а спать не хочется. И тут заметили, будто кто-то идет по полю. Сначала мальчишки ничего не заподозрили. Подумали — может, кто-то из селян. Чужие к нам редко заходят. Да только Васильку показались странными их фигуры. Двое мужчин — здоровые, сутулые, с длинными, до колен руками… Прямо какие-то нечеловеческие фигуры!

— Продолжай! — закричал Владимир. «Какое странное совпадение! Нечеловеческие фигуры! Как у тех звероподобных существ, от которых меня спасала Аганья».

— …Неизвестные направились в сторону ребят. Мальчишки потом рассказывали, что у них душа ушла в пятки. Забились в стог, дрожат. Однако потом любопытство все-таки пересилило. Выглянул Василек и… увидел их перед собой. (К счастью, они Василька не заметили.) Ночь была светлая от множества звезд на небе, мальчик их смог даже рассмотреть. Телосложения они крепкого, волосы длинные, скрывают лица. Один указал другому в сторону нашей деревни, и они разошлись в разные стороны.

Больше они не возвращались. А ребята, полуживые от страха, так и сидели в стогу еще несколько часов. И только под утро прибежали домой. Рассказали родителям. Те хотели сообщить односельчанам, а потом раздумали. Наоборот, предупредили Василька и его двоюродного братишку, чтоб молчали. Кто знает, откуда те люди пришли. Как говорится, жди беды. Время ныне страшное.

— Да, да, — пробормотал Охотник, — ничего не видеть и не слышать! Зарыться трусливо в нору, и в итоге самому оказаться потерпевшим. А что дальше, Константин?

— Все-таки Тимофей мне рассказал. Я — другим мужикам. Решили отыскать тех странных длинноруких людей. Да где там! К тому же, многие не поверили рассказу мальчишек. Мало ли что им со страху почудилось.

— А сам что думаешь обо всем этом?

Видишь ли… — Константин задумчиво посмотрел на своего собеседника, — отец мой, умирая, поведал удивительную историю… Но давай сначала выпьем!

И, вопреки своим правилам, Константин залпом осушил полный стакан и продолжил:

— Ты — первый, кому скажу об этом. Помнишь моего отца?

— Еще бы! Даже стариком силищей он обладал немалой. Железные подковы гнул. Представляю, каков он был в молодости!

— Спрашиваешь! Все девки по нему сохли.

— Однако, к делу! Что же рассказал тебе отец?

— А рассказал он следующее: «Всю жизнь, сынок, прожил я с твоей матерью. Ни на какую другую женщину не посмотрел. Но однажды приключилось необъяснимое. Иду я со станции к нам в деревню через лес. И вдруг обо что-то споткнулся, упал, так ударился головой, что потерял сознание. Очнулся, лежу на постели в маленькой избушке. Рядом — черноволосая красавица девица с бледным лицом. Обхаживает меня. Вы, мол, больны. Полежать надо, отдохнуть. А я — доктор… Напоила меня каким-то отваром. Я заснул. Приснилось мне, что она голая рядом лежит, меня ласкает. Ну, а дальше… Прости меня, Господи, грешного!

Только проснулся — она мне опять отвар дает. И опять этот сон! Так несколько раз. Ну а потом очнулся… я — на опушке леса. Прихожу в деревню, а тут шум, гам! Кузнец Игнатий пропал! Оказывается, люди меня неделю искали. Жена кричит, где был?! Пришлось соврать, что встретил старых армейских дружков. И загуляли. Поверила твоя мать или нет — не знаю. Но переживала, родимая, чувствуя неладное… Я ведь ту черноволосую потом долго искал. Но — ни ее, ни домика. Точно во сне все приключилось».

Слушая Константина, Охотник ощутил, как кровь ударила ему в голову. Насколько все похоже. Кто вы, черноволосые люди?

— Что мне делать, Константин? — спросил он.

— Поскорее забыть ее, дело тут нечисто.

— Не могу забыть! Сил нет!

— Забыть! — стукнул кулаком по столу всегда невозмутимый Константин. — Это — прошлое, которое никогда к тебе не вернется. Возможно, к лучшему! Нет! Наверняка, к лучшему! Посмотри, друг, какая жизнь вокруг! Руки, ноги, молодость, красота — все при тебе! Сон — он на то и сон. Проснешься, и любое, самое прекрасное, видение исчезнет. И никогда не собрать даже маленьких его осколков. Забудь ее!

И только почему-то слезы блестели в глазах Константина.

Месяц летел за месяцем. Жизнь заставила Охотника зарабатывать себе на пропитание. Он уже не мог, как прежде, все свое время посвящать поискам Аганьи. Да и надежда найти ее таяла, как снег в конце марта. Иногда он бродил по лесу в ожидании чуда. Но чуда не было. А в ушах звучал властный призыв Константина забыть ее! И однажды Охотник решил раз и навсегда прекратить поиски черноволосой красавицы.

Он попытался жить прежней жизнью. «Забыть! Забыть!» Но как это трудно! Осколки прекрасного сна по-прежнему больно кололи его сердце. Он завел себе новую борзую. Естественно, назвал ее Другом. Вечерами Друг весело носится по двору, а Охотник смотрел на него и… рыдал о потерянном счастье, проклинал тот страшный сентябрь.

А природа вокруг дышала летом. Нескончаемый птичий звон разносился по округе. Пернатые своим серебристым пением стремились пробудить в душе Охотника любовь к окружающей жизни. Они словно кричали ему: посмотри на это голубое небо, на облака, похожие на огромные лебединые стаи; упади в зеленую траву, вдохни ее аромат и слушай… Мы споем тебе о новой, реальной любви, которая, возможно, рядом. Только выйди за ворота. Окунись в круговорот жизни! Смотри, и Друг тебя зовет!

…ВЫЙДИ ЗА ВОРОТА! ВЫЙДИ ЗА ВОРОТА!..

Его как будто звали грустные глаза Аганьи. Одновременно где-то рядом послышался детский плач.

«Что это?»

Плач — прямо у ВОРОТ ЕГО ДОМА! Охотник вышел на улицу и… остолбенел. Бледная, худая Аганья была тут. Она прижимала к груди плачущего ребенка.

Глава четвертая. Посланцы смерти

Он смотрел на нее, как смотрит умирающий от жажды человек на источник чистой родниковой воды. Он не мог поверить, что осколки фантастического сна все-таки склеились. И даже не сразу заметил, что по щекам Аганьи стекают похожие на крохотные бриллианты, слезы.

— Я пришла… — но дальше слова застряли у нее в горле. Она лишь прижимала к груди ребенка и рыдала. Неожиданная догадка, точно молния, вспыхнула в голове Владимира.

— ЗНАЧИТ, ЭТО… БЫЛО?!.. — прошептал он.

— Да, — сквозь рыдания проговорила Аганья, — я принесла нашего сына.

Охотник осторожно взял его. Маленький человечек вдруг перестал плакать и улыбнулся беззубым ртом.

— «КОНЕЧНО, ЭТО БЫЛО!»

— Но почему, Аганья?..

— Не спрашивай. Я не могу ничего тебе сказать. Да и разве важны слова, объяснения. Ведь я пришла!

— Я так ждал!

— Знаю. Потому что и я ЖДАЛА!

— Ждала! Повтори еще раз это слово.

— Я повторю его тысячу раз. Но мы так и будем стоять у ворот?

— Входи! Скорее входи ко мне! — закричал Охотник, испугавшись, что если он опоздает хоть на мгновение, он опоздает навсегда.

И Аганья вошла в его дом.

Он о многом хотел спросить любимую, но БОЯЛСЯ. Боялся одним неосторожным вопросом обидеть ее. Тогда она выпорхнет из этой маленькой избушки как птица из клетки. Однако вечером того же дня Аганья сама сказала ему:

— Я ушла оттуда, откуда не уходят. Но я здесь, потому что люблю! Пришла, рискуя всем…

— Если тебе и нашему сыну грозит беда — только скажи! Я никому не позволю тронуть вас! — Охотник грозно сжал в руках ружье.

— Владимир! Владимир! — Аганья заметалась по комнате. — Не говори ничего! Ты НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ!.. Обещай одно: ни во что не вмешиваться!

— Аганья!

— Я же пришла! Я решилась! И все проблемы с НИМИ я разрешу сама.

— Кто такие ОНИ? — спросил Охотник.

— ОНИ называют себя теми, кто не забыл свое ПРОШЛОЕ, — вдруг резко сказала Аганья. И тут же, спохватившись. — Прости, я так измучилась в последнее время. Ты даже не представляешь, сколько всего мне пришлось пережить…

Владимир обнял ее и крепко прижал к груди. Поглотившая его любовь была равна размерам Вселенной.

Появление в доме Охотника черноволосой незнакомки сразу же вызвало в деревне всеобщее любопытство. Кто она, появившаяся неизвестно откуда? Кто этот ребенок? И почему Владимир сразу так переменился? Расцвел. На расспросы односельчан Охотник отвечал:

— Вернулись мои жена и сын.

«Странно, — думали соседи, — почему он нам никогда о них не говорил». Но ничего большего они добиться от Владимира не могли. Единственный, кто знал тайну их знакомства — Константин, дал Охотнику слово обо всем молчать. И слово это он держал.

Нельзя сказать, что Аганья вызвала в деревне всеобщую любовь. Старики относились к ней с подозрением. Ребятишкам она внушала необъяснимый страх. Но более всего ее невзлюбили молодые девушки, ведь едва ли не каждая из них втайне надеялась, что именно на нее обратит внимание красавец Охотник. Поэтому контактов с Аганьей люди избегали. А она была этому рада. Ее мир теперь составляли любимый человек, ребенок и небольшое хозяйство, которое она вела идеально. Ее только беспокоило, что односельчане обходят дом Владимира стороной. Но Охотник успокоил девушку: он и раньше не был особо общительным и слыл в деревне «одиноким волком».

О чем еще мечтать! Есть Аганья, есть маленький сын — то, что составляет смысл жизни. Он был счастлив. А раз так, то имеют ли значение толки, пересуды, подозрительные взгляды соседей. Однако ему не давал покоя вопрос: кто же такие ОНИ? Он чувствовал, что Аганья боится.

— Любимая, давай уедем отсюда. Уедем туда, где ОНИ нас не достанут.

Аганья лишь грустно покачала головой:

— Нет на земле такого места.

— Ты говоришь о НИХ загадками. Это люди с черными волосами и длинными руками? Я прав?.. Почему ты молчишь?

— Не спрашивай! Я никогда не смогу выдать страшную тайну. Тайну, завещанную мне предками.

— Значит, ты предпочитаешь всю жизнь молчать и бояться?

— Бояться… Я уверена, ОНИ не придут! Я ИМ все сказала!

— Аганья!..

— Не говори ничего!

И так каждый раз. Она затыкала уши или убегала, и Владимиру приходилось смиряться.

Была и другая проблема в их отношениях. Владимир хотел, чтобы Аганья стала его официальной женой. Но как человек, воспитанный в религиозной семье, он настаивал на венчании в церкви. А для этого Аганья должна была принять крещение. Сначала она резко ответила, что не собирается отступать от веры отцов. Потом попросила время подумать. И, наконец, согласилась. Пообещала, что завтра обязательно пойдет к священнику.

…Та ночь была ночью кошмаров. Аганья несколько раз истошно кричала во сне, просыпалась в холодном поту. Ее било точно в лихорадке. Крепко обхватив возлюбленного, Аганья умоляла спасти ее от ужасных диких зверей, которые повсюду! И собираются разорвать ее на части. Охотник обнимал ее и, целуя лицо, шептал:

— Любимая, здесь никого нет. Это плохой сон и не более. Забудь! Забудь!

— Правда? — недоверчиво спрашивала Аганья.

— Конечно. ЗДЕСЬ НИКОГО НЕТ!

— …никого…

Но внезапно зрачки ее расширились от ужаса. Ногти глубоко вонзились в кожу Владимира.

— Там… на окне… неужели не видишь?.. Он сидит на окне и скалит зубы…

Охотник ощутил, как по коже пробежал мороз. Окно открылось, очевидно, от резкого порыва ветра и отчаянно стучало. Секунда — и стекло разлетится.

Владимир подлетел к окну, захлопнул его. Но и после этого яростный вой ветра продолжал оглушать. И вместе с ним выли от непонятного ужаса Аганья и их ребенок.

— Успокойся! Успокойся! Успокойся!

— НИКОГО НЕТ!

Аганья пришла в себя, но теперь уже слезы потоками лились из ее глаз:

— Видишь, любимый, мне НЕЛЬЗЯ в церковь!

И сразу перестал плакать ребенок. Мертвая тишина на несколько мгновений воцарилась в доме Охотника.

— Нельзя! — в отчаянии повторила Аганья.

— Спи! — ответил Владимир. — Утро вечера мудренее…

Остаток ночи прошел спокойно.

Он проснулся, когда солнце ярко пылало в небе. И тут же вспомнил недавний ужас. Что же такое с Аганьей? Как помочь ей?

— Аганья… — позвал он. Однако никто Владимиру не ответил. Ни любимой, ни ребенка в комнате не было.

— Аганья!!!

Он выскочил во двор и увидел их возле ворот. Молодая женщина прижимала к груди ребенка, а глаза ее были устремлены куда-то вдаль.

— Я решила, — сказала Аганья.

Владимир внутренне напрягся, ожидая страшных слов: «Я решила! Я ухожу!». Но вместо этого услышал:

— Я иду в церковь.

Небольшая белокаменная церковь находилась на самом краю деревни. В те времена, когда разлетевшаяся по стране красная саранча сжирала один за другим православные храмы, этой церкви, как ни странно, удалось сохраниться. Часть пути Охотник и Аганья прошли нормально. Но потом лицо молодой женщины вдруг исказила гримаса боли, руки задрожали. Она едва успела крикнуть:

— Держи ребенка!

Владимир подхватил сына, который вновь разразился пронзительными дикими криками. Он увидел, с каким трудом дается Аганье каждый следующий шаг. Задыхаясь, она повторяла:

— Я должна!.. Должна!..

Крик ребенка оглушал окрестности. Потом он уже не мог кричать, стал отчаянно кашлять, из горла младенца хлынула кровь. Охотник в ужасе хотел остановиться, свернуть в сторону больницы, однако Аганья, гневно посмотрев на него, простонала:

— Не смей!

Уже виднелись купола церкви. Она недалеко. Но до нее еще НАДО ДОЙТИ.

Самым тяжелым был последний участок пути. У Аганьи подкосились ноги. Упав на дорогу, она ползла. Младенец свесил головку, и, казалось, жизнь покинула его. А Аганья продолжала ползти и бессвязно повторять:

— Должна… Не смей останавливаться…

Из храма как раз выходил священник отец Серафим. Заметив Аганью, он почему-то задрожал. Но тут же бросился к ней.

— Я должна!.. — с трудом выдохнула молодая женщина.

— Да! Да! — быстро ответил священник. Поднял ее и повел в церковь. Охотник ощутил, как под ногами затряслась земля. У него едва хватило сил, прижимая к груди ребенка, опуститься на скамейку возле небольшого дуба. Кажется, он потерял сознание…

— …Владимир!

Это был ее голос. Аганья стояла напротив него, спокойная и просветленная. А ребенок на ее руках улыбался. У Охотника возникло ощущение, будто его вытащили из болотной топи. Он жадно вдохнул воздух.

— Аганья!

— Я теперь не Аганья. Отныне мое имя Мария. А нашего сына нарекли Петром.

— Аганья… то есть Мария! Петр — плоть моя и кровь! Как же я счастлив!

Он крепко обнял дорогих ему людей. И в тот же миг хлынул теплый-теплый дождь. Они никуда не побежали, а так и стояли под ним, опьяненные счастьем.

Как только, любимый, я оказалась в храме, — рассказывала Мария, — перед моими глазами возник свет. Целое море света. Теплые лучи, согрев мою истерзанную душу, наполнили ее необычайным, доселе неведомым чувством. Я увидела, как мир потонул в сиянии; точно сияние сотен тысяч драгоценных камней слилось здесь воедино. Сияние КОСНУЛОСЬ меня! Я стояла и одновременно устремлялась ввысь, где еще никогда не была. Впереди простиралась большая дорога; я пошла по ней, и каждый мой шаг наполнял сердце музыкой Великой Любви. Мои прежние устремления, страсти казались призраками Прошлого. И к этому Прошлому уже никогда не будет возврата.

Слова священника катились, как жемчужины, и устилали мою дорогу — нескончаемую дорогу Любви.

ЛЮБВИ К ИСТИННОМУ БОГУ!

Мария замолчала, вновь и вновь обдумывая все, что с ней произошло. Молчал и Владимир, потрясенный ее прекрасным монологом. Каждый на некоторое время ушел в себя. И только требовательный плач Петра вернул их к реальности.

— Спасибо тебе, Владимир. Спасибо за все! И если даже ОНИ придут, я ни о чем не жалею.

«ОНИ» вернули к страшной реальности, напомнив, что опасность не исчезла.

— Я никому вас не отдам, — сказал Охотник, — и если ОНИ только здесь появятся!..

Мария лишь грустно улыбнулась в ответ.

Мрачная тень по-прежнему лежала на их счастье. Уродливое лицо страха постоянно маячило где-то рядом. Оно следило за ними во время венчания в церкви и потом, когда они шли по деревенскому полю, слушая мелодию уходящего лета, ловя последние мгновения тепла и солнца. Но они надеялись, что никто не будет мстить православной Марии за измену своему роду.

Мария постепенно входила в общинный мир деревни. Она не солгала Владимиру, когда сказала, что занимается врачеванием. Врачом она оказалась искусным, и все поражались, откуда у юного создания, не учившегося ни в каких университетах, такие глубокие познания в медицине. Но факт оставался фактом: она безошибочно называла источник болезни, а главное, быстро лечила ее. Лечила с помощью трав и отваров, известных лишь ей одной. Надо ли говорить, что в дом Охотника зачастили соседи, и стена отчуждения между ними и Марией пала.

Летели месяцы, уже заканчивалась осень. Никто не пытался разрушить семейного счастья Охотника, и он начинал верить, что ОНИ не появятся. Суровая жизнь предъявляла свой счет, Владимиру приходилось все чаще и на все более долгое время удаляться из дома. Он бродил по лесу в поисках дичи. Одновременно лелеял тайную надежду напасть на след черноволосых людей с длинными руками. Его постоянно мучил вопрос: почему даже сейчас Мария ничего о них не рассказывает?

Тяжелые будни скрашивались возвращением в родные стены. Мария выбегала ему навстречу, а малыш, заслышав отца, радостно махал ручонками. Но однажды, когда Владимир вернулся, МАРИЯ НЕ ВЫБЕЖАЛА НАВСТРЕЧУ.

И только собака, новый Друг Охотника, вдруг зарычала, и шерсть на ней встала дыбом.

Сердце Владимира тревожно екнуло. Он влетел в дом, оказавшийся ПУСТЫМ.

— Мария!.. Петр!..

Он попытался убедить себя, что ничего страшного не случилось. Вероятно, захворал кто-то из соседей и Мария там!

Он бросился в один дом, во второй, в третий, в десятый. Но нигде не было близких ему людей. Ужас перед жуткой догадкой, что ОНИ все-таки явились, сдавил горло…

Охотник еще раз обежал деревню, собрал всех мужчин, поведал, что случилось, а также о страхах Марии. Прибежал соседский мальчишка, рассказал что видел, как незнакомые люди стучали в дом Охотника, и, вроде бы Мария к ним вышла…

Ясно было одно: надо всем вместе идти в лес! ИХ необходимо найти! И спасти Марию с ребенком!

Вечерело. Люди шли с фонариками и зажженными факелами. Жители деревни решили прочесать каждую пядь леса. Ведь не могут же таинственные страшные существа взять и испариться.

При поисках разбились на группы. Через некоторое время одна из групп наткнулась на зрелище, от которого даже у видавших виды мужчин волосы встали дыбом; более молодые закрыли глаза, готовые бежать куда угодно. Кого-то вырвало. У одного началась истерика…

На снегу лежал изуродованный труп Марии. Горло перерезано от уха до уха, кисти рук обрублены, веки отрезаны, отчего в открытых глазах навечно застыли страх и мольба.

— Ритуальное убийство! — прошептали люди.

Но как обо всем рассказать Владимиру? Он был в другой группе и еще не знал.

— Я сообщу, — мрачно сказал Константин.

…Охотнику показалось, что с него живого содрали кожу, и, превратив в бесформенный кровавый кусок мяса, швырнули в огонь. Он смог лишь произнести:

— А мой сын?

— Его не нашли.

Несложно догадаться, что сына ОНИ унесли с собой. Унесли, чтобы превратить в такого же зверя, как и ОНИ сами. Слезы бессилия катились по щекам Владимира. Он закричал:

Ищите!.. Ищите ИХ!.. А я иду к ней… Проститься…

Это слишком страшно, — опустил голову Константин.

Я ИДУ С НЕЙ ПРОСТИТЬСЯ!

На поиски таинственных убийц была поднята вся милиция в округе. Искали долго, несколько месяцев. Наконец, далеко в чаще, в зарослях были обнаружены четыре глубокие землянки. Тут явно жили, хотя следы этого проживания и попытались уничтожить. Ни устроенная здесь засада, ни дальнейшее прочесывание леса никаких результатов не дали. Темноволосые люди с длинными руками точно сквозь землю провалились.

Охотник долго горевал, а потом уехал из родной деревни. В городе он поступил в институт, увлекся историей. Позднее он стал известным ученым Владимиром Кошелевым. Но на определенном отрезке своей жизни он ушел от мира, принял монашество, потом стал иеромонахом отцом Александром. Трагедия молодости не ожесточила его. Наоборот, он перестал быть одиноким волком, и все свои знания и добрую душу отдавал людям.

Он долго пытался понять, кто и за что так зверски расправился с Марией. И только спустя десятилетия у него появилась на этот счет собственная теория…

Отец Александр горестно вздохнул. События более чем шестидесятилетней давности снова возникли перед его глазами. Нам только кажется, что время лечит от любой боли. Оно лишь притупляет ее, из острой делает ноющей.

Подходит к концу еще один день. Но этот день, возможно, станет последним в его земной жизни. Душа уйдет в неизвестность, а над бренными останками будут плакать ученики. Они уже и так сегодня собирались у его постели. Глядя на их грустные лица и наполненные слезами глаза, он им ласково напомнил слова преподобного Трифона Печенегского: «Смерть — мужу покой…».

Он сожалел об одном: единственного человека, которому он может доверить ТАЙНУ, до сих пор нет. «Я уже не дождусь его, — грустно сказал себе старый иеромонах, — документ я спрятал надежно. Только он один сможет найти. Но как он узнает?»

Он должен позвать отца Вячеслава и попросить, чтобы тот рассказал. НО ТОЛЬКО ЭТОМУ ЧЕЛОВЕКУ!

Из последних сил отец Александр поднялся. «Успеть! Позвать!» Кто-то из монахов наверняка не спит и дежурит возле его кельи…

Дверь скрипнула, и на пороге возникли ОНИ. Иеромонах узнал ИХ! Оставалась надежда, что его услышат…

Он попробовал закричать, но из горла вырвался хриплый кашель.

— Где?! — грозно спросили посланцы смерти…

Глава пятая. Сомнения

Более восьми лет Светлана Додонова не была в родном Незнамовске, городе, где прошло ее детство. В память навечно врезался небольшой деревянный дом, утопающий в зелени цветущего сада. Здесь она бегала по густой траве, пряталась за большими кустами и с замиранием сердца ждала, когда дедушка или бабушка выйдут в сад и закричат:

«Света!.. Света!.. Куда же она спряталась? Или она ушла?.. Наверное, ушла».

Девочка еле сдерживалась от смеха. «Меня никогда не найдут!»

МЕНЯ НИКОГДА НЕ НАЙДУТ!

Потом она уехала из Незнамовска, поступила в МГУ на факультет журналистики. По окончании учебы уехала в Святоград — один из новых индустриальных центров России. Работала в редакции газеты «Витязь». Неожиданно для самой себя начала писать детективные романы, которые тут же были изданы и стали бестселлерами. Пресса сравнивала Додонову то с Агатой Кристи, то со Стивеном Кингом. Ее приглашали на международные творческие встречи. Замелькали рекламные огни чужих городов — Париж, Рим, Мадрид. Но в ярких лучах славы, окруженная восторженной толпой поклонников и поклонниц, она постоянно вспоминала маленький деревянный дом, сад и большие кусты.

«Света! Света!.. Куда же она спряталась? Или она ушла?.. Наверное, ушла».

Дедушки, увы, нет. Осталась одна бабушка.

За окном поезда — знакомые пейзажи Незнамовска. Сердце Додоновой заныло от нетерпения. Скоро, уже очень скоро! Да вот и вокзал — такой небольшой и уютный.

Едва проводница успела открыть дверь, Светлана выскочила на перрон. Он оказался мокрым и скользким; она чуть не упала. С десяток мужских рук готовы были поддержать молодую светловолосую красавицу. Налетели носильщики, таксисты; каждый предлагал свои услуги. Из такого плотного кольца сразу и не вырваться.

Выиграть бой местного значения удалось одному здоровяку лет тридцати с пышной шевелюрой. Он подхватил чемодан Додоновой и бросился к своей машине. Девушка еле поспевала за ним.

— Вам куда? — тон, которым был задан вопрос, отрезал любые пути к отступлению.

— Улица Солнечная.

— Сей момент!

Выглянуло солнышко, хмурый день стал гораздо веселее. Было тепло, погода совсем не типичная для конца октября, даже для Незнамовска — городка южного Черноземья. Прохожие шли в легких куртках, широко улыбаясь последним ярким лучам. И опять радостный стук сердца. Еще минут пятнадцать, и — ее дом.

Внезапно внимание Додоновой привлекла странная группа людей. Их было четверо: две женщины и двое мужчин. Шли они, сутулясь, неестественно длинные руки доставали до колен. Их одежда — длинные темные плащи и большие шляпы, так низко опущенные на лица, словно они стремились скрыть их от окружающих. (А на шляпах у женщин — темная вуаль).

Такси как раз застряло у светофора недалеко от этих людей. Светлана смотрела, не в силах оторвать взгляда. Ей показалось, что в них есть что-то необычное и… отталкивающее.

— Вы не знаете, кто они? — спросила девушка у шофера.

— Их зовут Боящиеся Солнца.

— Боящиеся Солнца?

— Они всегда прячут от него лица. Может, потому они у них белые, точно мел. Я один раз случайно увидел…

— Но кто они? Члены какой-то секты?

Шофер пожал плечами:

Они появились в Незнамовске год назад. Откуда пришли — сказать трудно. Сколько их?.. Одни говорят — человек двести-триста. Мне кажется, гораздо больше. Некоторые — совершенные уроды. Похожи на горилл. А ручищи у них!..

— Да, — согласилась Светлана.

Но встречаются такие «экземпляры», что не отличишь от нас. А есть у них женщины — пальчики оближешь!

— И они тоже носят шляпы с вуалью?

— В большинстве своем — да. Странно: красотка и вдруг прячет лицо?

Необычные люди возбуждали в Додоновой интерес. Хотелось больше узнать о них. Она обрадовалась, когда такси опять застряло у светофора.

— Они так никому и не рассказывают, откуда пришли в Незнамовск?

— Нет. Они держатся изолированно от всех. Никого к себе не подпускают. Кстати, вон там, через две улицы они скупили целый квартал.

— Через две улицы? Это Большая Коммунистическая?

— Точно! Так вы местная?

— Нет. Но когда-то здесь жила.

— И давно в Незнамовске не были.

— Как вы догадались?

— Потому что улица эта теперь называется Малая Демократическая.

— Хорошо, — нетерпеливо перебила Светлана, — и они что же, живут, не общаясь с жителями города?

— Если бы так! Они не выносят, когда приходят к ним и пытаются о них что-то разузнать. Но сами… Они проникли во многие структуры Незнамовска. И не просто проникли, но и захватили их. И вообще, как только они у нас появились, сразу возросли и преступность, и наркомания, участились венерические заболевания.

Последнюю фразу шофер произнес с явным раздражением. Резко рванул вперед и через несколько секунд вырулил на Солнечную. Светлане хотелось еще узнать о людях с длинными руками, но для шофера тема явно была неприятна, и времени на расспросы не оставалось. Уже виден вдали желанный дом.

Бабушка поджидала внучку у ворот. Едва Светлана вышла из машины, старушка кинулась к ней, целовала и плакала, плакала.

— Милая моя, сколько же мы не виделись! Я уж думала, не дождусь!

— Ну что ты, бабушка! — Светлана чувствовала, что сама сейчас разрыдается.

— Это я от радости. Какая ты у меня стала красавица! Подросла!

— Бабушка, я больше не расту. Мне — двадцать шесть. Это у меня туфли на высоких каблуках.

— Пойдем скорее в дом.

А дома — знакомый запах щей, пирогов. Слюнки текут!

…Светлана откинулась на спинку стула, закрыла от удовольствия глаза. Как же ей хорошо! Беспокойная бабушка хлопотала рядом, стараясь положить на тарелку внучки еще один кусочек большого пирога.

— Бабушка, уважаемая Вера Степановна, я больше не могу. Я объелась.

Вера Степановна всплеснула руками:

— Ты же ничего не ела!

— Столько бы не съели и три человека!

— Все фигуру бережете, молодежь…

Вера Степановна похожа на всех бабушек на свете. Светлана в порыве нежности крепко обняла старушку, но та продолжала ворчать:

— Я старалась, готовила…

— Хорошо. Положи мне немного холодца.

«Несколько дней в раю. До чего здесь тихо и спокойно», — Светлана и не заметила, как произнесла эту фразу вслух. Вера Степановна покачала головой.

— Какой покой! Разве не слышала, что у нас случилось десять дней назад?

— Нет.

— В Н-ском монастыре убили старого иеромонаха отца Александра. Об этом даже сообщали по телевидению.

— В последнее время я столько работала над книгой, что не было времени включить телевизор. Надо было сдать ее в срок. Но расскажи подробнее. Почему произошло убийство? Кто убийца?

— В том-то и дело: «почему»? Монах был таким старым, почти девяносто. Сильно болел. Говорят, ему жить оставалось несколько дней… Ему ведь горло перерезали от уха до уха, а потом поиздевались над трупом. Отрезали веки, обрубили кисти рук.

— Боже мой! — прошептала Светлана.

— А ты разве не помнишь его?

— Подожди! Отец Александр… Тот самый?

…Светлане тогда было лет одиннадцать. Они с бабушкой пришли в монастырь. И там девочка увидела доброго старика. Она поняла, что он добрый, поскольку глаза его излучали КАКОЙ-ТО НЕОБЫКНОВЕННЫЙ ТЕПЛЫЙ СВЕТ. Светлане захотелось прикоснуться к этому человеку, поймать частичку тепла и спрятать у себя. Старый монах улыбнулся девочке:

— Ты многого добьешься в жизни, только пусть жизнь эта не испортит тебя.

— Она не испортит меня! Не испортит! — закричала Света. — Я буду хорошей, как вы!

— А почему ты думаешь, что я хороший? — улыбнулся монах.

— Я не думаю. Я знаю…

Эта короткая встреча надолго запала ей в душу. Светлана твердо решила, что жизнь ее НИКОГДА НЕ ИСПОРТИТ.

— …Святой человек! — вздыхала бабушка. — Сколько людей к нему приезжали за советом.

— По всей видимости, ритуальное убийство. Может быть, дело рук сатанистов?

— Если бы… — Вера Степановна еще больше помрачнела. — В убийстве сознался человек, которого ты хорошо знаешь.

— Хорошо знаю?

— Да.

Вера Степановна вышла в другую комнату и вернулась с газетой. Открыла нужную страницу:

— Вот, прочитай.

Статья называлась «Бессмысленное злодейство». Над заголовком — фотография о. Александра. Глаза, излучающие НЕОБЫКНОВЕННЫЙ ТЕПЛЫЙ СВЕТ, грустно смотрели на девушку. И ему было почти девяносто. Светлана вздохнула и подумала:

«Убийца, разве можно назвать тебя человеком!»

И затем углубилась в чтение:

«Невероятное необъяснимое, с точки зрения нормальной человеческой логики кровавое событие произошло в Н-ском монастыре. Утром, около восьми часов, в келью хорошо известного в нашем городе и за пределами его иеромонаха отца Александра зашел монах отец Вячеслав. По утверждению других братьев монастыря, он тут же вылетел, неестественно бледный. Когда к нему подскочили другие монахи, он произнес всего одно слово: «Там!..». И после этого рухнул в обморок.

Когда монахи зашли в келью отца Александра, они, потрясенные, не могли вымолвить ни слова. И тут же бросились за милицией…»

Из рассказа бабушки Светлана уже знала, что увидели братья! Но что там дальше?

«Поиск убийцы не занял много времени. К вечеру того же дня в совершении преступления сознался привратник монастыря Федор Колпаков…»

— Не может быть! — прошептала Светлана.

«…он явился к наместнику монастыря отцу Андрею. Колпаков подробно рассказал, как убил старого монаха. Но не смог объяснить, зачем это сделал. И только постоянно повторял одну и ту же фразу: «Бес попутал!»

Следствие установило, что незадолго до преступления Федор пристрастился к наркотикам. Сначала его отправили в тюрьму. При дальнейшем обследовании он был признан невменяемым и содержится в психиатрической больнице».

— История! — сказала Светлана, отложив газету. — Меньше всего могу представить Федора Колпакова в роли преступника. Особенно — убийцы-маньяка.

В свое время Колпаковы были их соседями. Светлане было лет семь, а Федору — около тридцати. Смешной, долговязый, худой, как жердь, он всегда брился наголо, отчего его лопоухие уши казались еще больше. Про него говорили: «Малость придурковат». Мальчишки дразнили Федора, а он только глупо улыбался. Такие, как он, и мухи не обидят.

Маленькая Света ему нравилась. Однажды он подошел к ней и подарил огромный букет цветов. От их запаха у девочки закружилась голова. И уродливый, долговязый, нелепо улыбающийся Федор показался таким красивым…

— Сомневаюсь я, бабушка, что Федор — убийца.

Взгляды Светланы и Веры Степановны встретились. В них можно было прочесть одно и то же: «Федор не мог!»

— Но ведь он признался, Света.

— Признался, — согласилась девушка. — Только почему ОН ПРИЗНАЛСЯ?

— Его мать мне рассказала, что один раз после этой жуткой истории ей удалось повидать сына. Федора тогда еще держали в тюрьме… Так вот, его лицо было все синим от побоев…

На некоторое время они постарались забыть о страшной истории. Красавец день постепенно растворялся в черноте ночи. Уставшая с дороги Светлана юркнула в теплую постель, утонула в мягкой перине, с удовольствием ощущая, как напоминающее волну одеяло накрывает ее с головой. ОНА ПРИЕХАЛА СЮДА ОТДЫХАТЬ! Несколько дней отдыха. Всего несколько дней!

— Спи, родная, — сказала Вера Степановна.

Светлана закрыла глаза, и перед ней вдруг возник Федор. Весь в синяках и кровоподтеках, с той же нелепой улыбкой он смотрел на нее и о чем-то УМОЛЯЛ.

(Умолял?)

ОН УМОЛЯЛ ЕЕ ВО ВСЕМ РАЗОБРАТЬСЯ.

— Бабушка, а кто такие Боящиеся Солнца?

— А почему ты о них спрашиваешь? — в голосе Веры Степановны послышались неприязненные нотки.

— Ты их не любишь!

— Видишь ли…

— Говори, бабушка! — потребовала Светлана.

— Когда я кого-нибудь из них вижу, возникает странное ощущение, будто все тело… охватывает зуд. В них есть что-то отталкивающее, отвратительное, будто они вобрали в себя все пороки нашего мира.

— Прямо, как мистер Хайд.

«Зачем я это сказала? Бабушка вряд ли читала Стивенсона».

— …Кто они? Откуда пришли? И они ведь уже не только в Незнамовске.

— Вот как?.. Шофер, который вез меня, говорил, что эти люди проникли даже в структуры управления города.

— Куда только они не проникли, — махнула рукой Вера Степановна. — Их ведь совсем мало, но такое ощущение, что они ВЕЗДЕ.

— Кстати, тот же шофер винил их во многих бедах Незнамовска.

— Кто знает. Сейчас вообще мир перевернулся. Но ты не думай о них. Спи!

Бабушка ушла в свою комнату и выключила свет. Светлана попробовала уснуть, повторяя: «ВСЕГО НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ!»

…Она видела изуродованный труп старого монаха, потом опять избитого Федора с глазами, полными слез, и таинственных людей с длинными до колен руками…

Сон не шел!

Светлана зажгла ночник, посмотрела на свою старую книжную полку. Что бы ей почитать перед сном? Каждую из этих книг она перечитывала десятки раз. Вот ее любимые русские былины. И среди них та, что ей особенно нравится — история о Василии Буслаеве.

Она открыла книгу на нужной странице и тут с тоской и каким-то внутренним ужасом еще раз прочитала название былины: «Смерть Василия Буслаева».

Василий Буслаев погиб! Но почему? Почему так часто погибают русские витязи? Надо вновь перечитать былину. Надо найти ответ на вопрос!

«Тридцать храбрых молодцев, — думала Светлана, — соль земли Русской! Известно, что Буслаев отправился в Иерусалим…»

Додонова, наконец, заснула. И снился ей странный сон. А может, это был не сон, а подлинная история гибели русского витязя Василия Буслаева?

Глава шестая. Заговорщики

В то раннее утро конца апреля Евгений Дмитриев — правая рука Василия Буслаева, стоял на берегу озера Ильмень, погруженный в свои тяжелые думы. А все вокруг дышало весенней свежестью. Воздух был настолько чист, настолько пьян, что хотелось вдохнуть его как можно больше, а потом, захмелев, упасть в совсем юную зеленую траву, на которой, точно хрусталики, блестят первые капли росы, уткнуться в нее лицом, как в локоны русской красавицы.

И уснуть под пение птиц, позабыв о суете и житейских невзгодах.

Все здесь шептало: закрой глаза, Евгений, унесись в мир Прекрасного, насладись чарующей музыкой Волшебницы Природы. Евгений — ты так молод, всего двадцать три года, ты — красив, силен, знатен, богат. Лучшие девушки Новгорода грезят о тебе! Что еще надо в этой жизни? Евгений, ну не хмурь черные брови, пусть морщина не пересекает твой лоб, а в глазах не будет грусти. Закрой их, Витязь, закрой!

И он послушал, закрыл. И сразу почувствовал Обман… Великий Обман Красоты. Ведь стоит открыть глаза — и все меняется. Серебряные капли росы краснеют, превращаясь в кровь. Возникают целые кровавые ручьи, которые стекают в озеро Ильмень, отчего вода в нем также краснеет, краснеет; со стороны озера слышатся плач и стоны!

ПЛАЧ И СТОНЫ!

Но слышит их только Евгений.

«Знаешь ли ты, дружинник Василия Буслаева, чей это плач, чьи стоны?»

— Да, — шепчет он неведомому собеседнику, — это горе моей Русской Земли! Это молодые и старые, здоровые и больные, это матери, вдовы, малые ребятишки. Они не просят помощи, они ее ТРЕБУЮТ!

«Вся Русь в огне, изнывает под игом монгольских орд! Разрушение и смерть пришли в каждый дом! Раздробленные, покоренные врагами княжества являются только призраками прежней Великой Державы. А что сделал ты, живущий в вольности и богатстве, чтобы облегчить людские страдания?»

— Да! Да! Я не сделал ничего.

«Но ведь кто-то должен СДЕЛАТЬ!»

Загрохотал гром. Дмитриев воспринял это знак судьбы. «А почему в самом деле не я?»

Шаги… Кто-то шел сюда, слегка припадая на ногу. Дмитриев внутренне напрягся. Человек, которого он ждет, пришел. Надо решаться! Но как же труден первый шаг! Господи, как труден!

— Привет, Евгений, — сказал маленький круглолицый Потаня, один из дружинников Василия Буслаева.

Дмитриев дружески приветствовал его, но от этого суровый взгляд Потани не стал мягче.

— Зачем позвал меня?

— Смотри, какая здесь красота! Что может быть лучше ранней весны. Чу!.. Как щебечут птицы. Вот уж поистине небесные создания.

— Здесь хорошо, — согласился Потаня. — Но ведь ты не за этим хотел видеть меня.

— Ты и правда собираешься уйти из дружины?

— Да! — резко бросил Потаня. — Обид я никому не прощаю.

— Нехорошо Василий с тобой обошелся…

…Речь шла о веселой пирушке в доме Буслаева несколько дней назад. Василий под хмельком назвал Потаню хромым бесенком, а потом дал такого пинка под зад, что бедный дружинник кубарем с лестницы слетел. Такой уж характер у Буслаева…

— …хотя ведь начала вашей с ним ссоры я не видел.

Дмитриев лукавил. Кто посмеет затеять ссору с Буслаевым!

— Так вот в чем дело, — усмехнулся Потаня, — самому Василию неудобно просить меня остаться, и он приказал это сделать тебе.

Слово «приказал» резануло слух Евгения. Но против правды не пойдешь. Буслаев — атаман; он — первый. А Дмитриев только второй.

— Мне никто ничего не приказывал, — голос Евгения звучал сухо и даже немного враждебно. Он понимал, что с Потаней сейчас нужно вести себя мягко. Однако справиться с собой не мог. «Сегодня мне приказывают! Но завтра…», — Буслаев здесь вообще не при чем. Позвал я тебя по собственному желанию. Пойдем.

— Куда? — подозрительно спросил Потаня.

— Берег большой, — усмехнулся Дмитриев.

Он не спешил, говорил о разных пустяках. Хромой Потаня продолжал с недоверием смотреть на собеседника. Нельзя сказать, чтобы ему нравился Евгений. Мальчишка, — а уже правая рука атамана. К тому же, единственный, с кем Василий разговаривает на равных.

Ветер развевал по плечам Евгения его длинные волосы цвета спелой пшеницы. Ноздри резко выступающего прямого носа азартно раздувались. В больших голубых глазах поблескивал лукавый огонек. Потаня опять почувствовал зависть. Теперь к внешности Евгения.

В буслаевской дружине Дмитриева называли хитрой Лисой. «Но что же все-таки Лисе нужно от меня? — думал Потаня. — Не случайно же мы гуляем здесь в этот утренний час. И почему он столько говорит? Обычно он немногословен».

Больше всего Потане хотелось бы сейчас, чтобы вместо Дмитриева с ним прогуливался Буслаев. Просто бы сказал: «Потаня, пройдемся по берегу вдоль озера». Сам Буслаев! Первый человек в Новгороде! Да за одну такую прогулку Потаня простил бы атаману любое оскорбление!.. Он вспомнил, какие испытания ставил Василий желающим попасть в его дружину…

Все испытания прошел маленький, хроменький Потаня. И до самого последнего времени Буслаев говорил о нем с уважением. Как-то раз на пиру даже сажал рядом с собой. Все шло хорошо и вдруг такое!.. Ох, уж эти любимчики Дмитриевы! Выскочки!

— Слышал, Буслаев собирается плыть в святой град Иерусалим? — спросил Евгений.

— Как не слыхать. Василий думает поклониться гробу Господню. Большое дело задумал, — даже сейчас, после нанесенной обиды, Потаня относился к атаману с благоговейным почтением. Евгений подумал: насколько можно доверяться этому человеку? Что будет завтра, если Буслаев вдруг приласкает Потаню?.. Не дай Бог, Василий заподозрит неладное. Не сносить тогда Евгению головы… Но и отступать он не мог.

— Тяжелые времена, — продолжал Потаня. — Сейчас вроде бы с Запада дует спокойный ветер, но к осени все может перемениться. Поговаривают, опять готовят поход на Новгород иноземцы. Хочет Василий, чтобы дружина сумела Отечество защитить, потому и собирается прикоснуться к реликвиям Святой земли, где ступала нога самого Спасителя; ведь значит, силу свою удесятерить. Василий так и сказал недавно. Ах, как он сказал! А я запомнил слово в слово!

— А, может, цель путешествия Буслаева другая? — промолвил Дмитриев. — Искупить свои грехи, например?.. Вымолить прощение за то, что обижает таких замечательных ребят, как ты. Или сорвать по дороге большой куш?

— Как ты смеешь… такое про Василия?! — закричал Потаня, решив, что Евгений проверяет его.

— Я просто рассуждаю, — Дмитриев понял, что совершил ошибку. — Или он решил прославить имя дружины.

— Это дело хорошее.

— Хорошее, — согласился Дмитриев. — Но что дальше?

Потаня удивленно посмотрел на собеседника:

— Дальше?

— Да. После того, как вернемся в Новгород со славой?

— Разобьем отряды немцев и шведов!

— А что дальше? — вновь повторил Евгений.

— Что-то не пойму тебя.

— Или не желаешь понять?.. Разобьем мы отряды завоевателей. И опять будем демонстрировать свою силу перед местными мужиками. Не мелковато ли для буслаевской дружины?

Потаня осторожно спросил Евгения:

— А что же ты предлагаешь?

— Нам надо подумать о большем. Что такое слава лучшей дружины в Новгороде?.. Мы могли бы стать сильнейшей дружиной на Руси.

— Куда хватил… — начал было Потаня, но остановился, завороженный блеском глаз Евгения. В голове сверкнула мысль: «А почему бы и нет!»

— СИЛЬНЕЙШЕЙ ДРУЖИНОЙ! — повторил молодой помощник Буслаева.

— Тогда мы потребовали бы от посадника…

— При чем здесь новгородский посадник! Мы объединим под своим началом весь Новгород! Всю Новгородскую республику! И это будет только начало. Мы освободим Русские княжества от татарского ига; Владимир, Рязань, другие — пойдут с нами! Мы отбросим далеко на запад германцев и шведов. Мы создадим Империю, как при Владимире Мономахе! Нет, более могущественную. Вся Европа содрогнется от топота коней, на которых будут скакать русские воины! Перед нашей славой померкнут Империя Александра Македонского и Славный Рим!

Слова Дмитриева околдовывали, не оставляли никаких сомнений, что именно так и будет. Потаня впервые увидел перед собой другого Евгения. Он прошептал:

— Думаешь, это возможно?.. Создать такую империю?

— Нет ничего невозможного, если человек ставит перед собой цель и волей и мечом прокладывает к ней путь.

— И мечом?

— Да. Меч, направленный на благое дело, — уже не меч, а орало, вспахивающее огромное поле, где вырастет пшеница, чтобы утолить голод сотен несчастных.

— Но хватит ли нам сил?

— У нас есть силы. Но направлены они не в ту сторону.

— Ты говорил об этом с нашим атаманом?

— Нет. У Буслаева в голове гуляет ветер.

Потаня в ужасе оглянулся по сторонам. Сказать подобное про самого Буслаева! Не дай Бог кто услышит!

— С такой необыкновенной силищей, с такой властью, какую Василий невольно приобретает над людьми, довольствоваться столь малым! А ведь нас ждут такие дела!

— Поговори с ним! Убеди!

— Бесполезно. Как бесполезно просить разыгравшийся ветер утихнуть.

— Что же делать?

— Наш атаман…

— Ты — наш атаман! — вдруг вскричал Потаня и опять испугался.

Но на этот раз испуг был недолгим. Он не знал, куда приведет его новая дорога: к сияющей вершине или столкнет в омут головой. Но Дмитриев нравился ему все больше. Это был тот человек, за которым стоит идти!

Потаня мысленно сравнивал Василия и Евгения. Буслаев — гроза всех и вся, так часто любит говорить о свободе. Он сравнивает ее с волшебным напитком: если уж попробовал хоть раз, то уже не остановишься, пусть даже ты узнаешь, что в чару твою подсыпан яд… А о чем же говорит Дмитриев?

Новгород, Потаня, теряет свой прежний богатырский дух. Все захлестнула торгашеская волна, и иной торговец теперь стоит в общественном мнении выше знатного боярина, поскольку карманы его наполнены золотыми монетами. Золотой бес точно вселился в души людей. Молодой и старый готовы трясущимися руками пересчитывать накопленные безделушки, просто сходят с ума, когда не досчитаются нескольких жалких монет, и при этом совершенно не думают, что их сородичи изнывают под властью деспотичных ханов. Они не слышат стонов близких, зато с удовольствием напрягают слух, если дело доходит до сплетен о какой-нибудь заезжей знаменитости. Они пустословят на вече и изгоняют защитившего Новгород от иноземных врагов воина-князя.

— Во всем виновата идущая к нам с Запада ересь! — вскричал Потаня.

— И мы сами тоже. Сатана приходит к тому, кто добровольно открывает перед ним сердце.

— И ты хочешь изменить этот мир?

— МЫ изменим его! Пришло время Героев, которые объединят Русь!

— Да, да! Надо действовать! Говори, что делать?

— Ждать!

— «Ждать? Чего ждать?»

— Мы поплывем с Буслаевым в Иерусалим. ОН прославит дружину, и мы вернемся в Новгород героями. А там будем ждать удобного случая…

— Что ты имеешь в виду?.. — Потане показалось, что мысли Дмитриева бьют его наотмашь. — Так ты собираешься?!..

— Нет, нет, дружище, — успокоил его Евгений. — Я собираюсь только УБЕДИТЬ атамана. Вернувшись из поездки с подвигами и славой, он поймет — останавливаться нельзя. Он будет нашим князем Святославом.

Однако глаза Дмитриева говорили совершенно иное.

— Но о нашем разговоре, Потаня, никому не слова. Не все в дружине смогут сейчас правильно оценить наши замыслы. Возвращайся к ребятам, веди себя, как будто ничего не случилось.

— А моя обида?

— Забудь о ней.

— Забыть?!

— Да! Потому что мы теперь служим Великой цели.

И рука Дмитриева крепко сжала запястье Потани.

Оставшись один, Дмитриев ощутил, как сомнения, точно коршуны, вновь набросились на него. Правильно ли он сделал, что доверился Потане? Да, Буслаев обидел его. Но ведь преданная собака ластится к хозяину, даже когда тот побьет ее палкой. И, конечно же, Потаня не поверил Евгению, что тот решил УБЕДИТЬ Василия.

«Доиграешься, парень, — сказал себе Дмитриев, — если проведает обо всем Буслаев, то пощады от него не жди!»

Легкое дуновение ветерка в который раз за сегодняшний день обласкало его лицо, на мгновение помогая отвлечься от сомнений. Дмитриев склонился над озером, зачерпнул воды, которая тут же рассыпалась зеркальным серебром. Он снова набрал этого серебра, омыл лицо. И невольно ощутил блаженство… Последний разговор с Потаней растворился как наваждение. А может, ничего и не было? И он, Евгений Дмитриев, правая рука знаменитого атамана Василия Буслаева, живет спокойной, размеренной жизнью, где битвы и вино иногда лишь способны разгорячить кровь.

НЕ БЫЛО НИКАКОГО РАЗГОВОРА С ПОТАНЕЙ!

Вода в озере вдруг стала… соленой. Соленой от слез тысяч обездоленных, которых бросили все. А теперь вот и он! Ветер из ласкового сделался резким и начал сердито рвать на Евгении одежду. Озеро зарябило, застонало. Вопли и стоны оглушили Дмитриева. Его проклинали за предательство.

БЫЛ РАЗГОВОР! БЫЛ!.. И НИКОГДА ДРУЖИННИК ЕВГЕНИЙ ДМИТРИЕВ НЕ ОТСТУПИТ ОТ ЗАДУМАННОГО!

И сразу стихло озеро Ильмень. А затем в нем появилось великое множество крохотных сверкающих огоньков. Огоньки начали водить по озеру фантастические хороводы, которые сложились в единый узор.

И вдруг над Ильмень-озером начал подниматься… огромный дворец — сплошь из этих огоньков. Дворец сверкал, переливался так, что слепли глаза.

Огромный дворец становился больше и больше! Он заполонил собой целый мир!

ДВОРЕЦ ВЕЛИКОЙ РУССКОЙ ИМПЕРИИ!

«Поездка Буслаева в Иерусалим станет первой ступенью моего плана. Знаменитая дружина возвратится в Новгород. Но уже без Василия. И новым атаманом изберут меня.»

Он развернулся и пошел в сторону города. Он уже не видел, как из озера высунулись несколько отвратительных чудовищ — зеленые, с абсолютно лысыми головами, безносые, с выпученными глазами. Радостно причмокивая, они завопили:

— УЖЕ БЕЗ ВАСИЛИЯ!

Но тут загрохотал гром, и они испуганно забились на самое дно озера.

Глава седьмая. Начало расследования

Додонова проснулась в прескверном настроении. Жуткая история убийства старого монаха не выходила из головы. И она никак не могла поверить, что Федор Колпаков — убийца.

За чаем она выглядела сумрачной. На вопросы бабушки отвечала рассеянно. Вера Степановна внимательно посмотрела на внучку:

— Ты не заболела?

Светлана отрицательно покачала головой.

— А почему так плохо ешь?

— Ох, бабушка, бабушка! Ты все о еде!

— Опять думаешь о работе!

— Нет. Я думаю, что Федор не мог быть убийцей.

Вера Степановна вновь внимательно поглядела на нее и грустно произнесла:

— Из него такой же убийца, как из меня император Китая.

Светлана улыбнулась и вдруг уже серьезно:

— Его мать жива?

— Да.

— И где она живет? Адрес?

— Постой, уж не собираешься ли ты?..

— А почему бы нет, бабушка?

— Вот тебе и на!

— Я поеду к ней, постараюсь что-нибудь разузнать. Если Федор виновен, он должен ответить по закону. Но мне не дает покоя то, что Колпаков был избит в тюрьме. Возможно, «признание» у него выбили силой. НИКАК НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ В ВИНОВНОСТЬ ФЕДОРА!

— Но зачем тебе лезть в это дело?

— Как зачем? Один человек убит, другой обвинен в убийстве, его отправили в психиатрическую больницу.

— Ты приехала сюда всего на несколько дней…

— Я просто узнаю у матери Федора подробности дела. Вдруг чем-нибудь смогу помочь.

Вера Степановна только покачала головой.

— Ты осуждаешь меня, бабушка?

— Конечно, нет…

Позавтракав, Светлана быстро оделась и вышла на улицу. Сегодняшний день был явно хуже вчерашнего. Вступала в права свойственная поздней осени непогода. Тучи сгущались, и, казалось, холодный ливень вот-вот обрушится на землю. Уже и прохожие не улыбались, а, подняв воротники, спешили по своим делам, озабоченно поглядывая на небо. За улицей Солнечной начинались микрорайоны: три или четыре десятка пятиэтажных домов выстроились в несколько рядов. Светлане нужен дом номер семь. Вон он!

Как же отличается этот район от центра и некоторых престижных новостроек Незнамовска, где проживает начальство. Здесь явно обосновались самые бедные; дворники обходят эти места стороной — повсюду грязь и мусор; стены домов обшарпаны. Когда Додонова открыла дверь подъезда, та жалобно заскрипела. И сам подъезд оказался старым, требующим капитального ремонта.

«Какой у них этаж? Судя по всему, третий».

Она позвонила в дверь, но открыли ей не сразу. Кто-то долго смотрел в глазок и наконец осторожно спросил:

— Вам кого?

— Галина Петровна, это вы?

— Да, — последовал ответ.

— Не узнаете меня?

— Нет.

— Я — Светлана Додонова, внучка Веры Степановны.

— Света!.. Светочка! — дверь распахнулась, пожилая женщина с покрытыми сплошной сединой волосами и перекошенным от горя лицом припала к груди Додоновой и горько зарыдала. Сквозь плач слышалось:

— Ты пришла!.. Ты смогла…

— А почему я НЕ ДОЛЖНА была к вам приходить?

— Нас сторонятся соседи и знакомые. Мальчишки во дворе кричат: «Мать убийцы! Твоего выродка надо вздернуть!» Кидают мне в спину камни. Может, хоть сейчас они успокоятся… Ни кто здесь не посочувствует моему горю. А ты ПРИШЛА. Да что же мы стоим у порога! Проходи.

— Виновность любого человека доказывается в суде. То, что ваш сын признался, еще не означает, что действительно убил. Обвинять кого-то голословно — не в моих правилах. А если честно, то и я, и бабушка сомневаемся, что Федор мог убить.

— Как ты сказала?! — зарыдала женщина.

— Я помню вашего сына. Для нас, детишек, он был идеалом доброты. Он мастерил скворечники для птиц и чинил мальчишкам велосипеды. Дедушка и бабушка всегда обращались к нему, когда надо было что-то починить по дому. Знаете, Галина Петровна, я хочу кое в чем разобраться.

— Уже поздно…

— Бабушка мне говорила, Федора кто-то избил в тюрьме. Расскажите мне об этом подробнее.

— Поздно! — отрешенно повторила Галина Петровна.

— Что значит «поздно»? Я поеду в больницу и добьюсь, чтобы мне разрешили переговорить с вашим сыном.

Глаза матери Федора округлились от ужаса:

— Так ты ничего не знаешь?

— ?!!

— Федор вчера погиб. Ему каким-то образом удалось перерезать себе вены.

Рыдания женщины перешли в непрекращающийся стон…

Светлана не помнила, как оказалась на улице. Но даже здесь она слышала этот стон. Горе матери вырвалось наружу и неслось, неслось вслед за Додоновой. И не было ему конца и края!

Жители Незнамовска не казались такими милыми и добродушными, как раньше. Светлана мысленно пытала их вопросом: «Почему вы, не разобравшись, уже вынесли человеку обвинительный приговор? Одобрил бы ваш поступок убитый монах?»

И все-таки, ПОЧЕМУ ОН СОЗНАЛСЯ?

Смешной, долговязый, немного недоразвитый Федор. ОЧЕНЬ ДОБРЫЙ Федор! Он опять — перед глазами Светланы. Он улыбается маленькой Свете и протягивает ей большой красное яблоко.

— Возьми. Это из нашего сада.

— У нас тоже есть сад.

— А таких яблок нет. Возьми…

Света берет яблоко. Какое оно ВКУСНОЕ И СОЧНОЕ.

— Я тебе еще много-много принесу. Хочешь?

Света застенчиво смеется и убегает.

ПОЧЕМУ ОН?!..

Теперь уже она не отступит. Плач матери слишком дорого стоит!

Для начала Додонова решила пойти в монастырь и поговорить с монахами.

Светлана шла по центральному проспекту. Как же он изменился за несколько лет! Он и раньше был шумным, но в провинциальном смысле этого слова. Сегодня здесь появился «привкус индустриального Запада». По широкой трассе летели автомобили едва ли не всех известных компаний мира. В глазах рябило от навязчивой разноцветной рекламы. Но все это не интересовало Светлану. Она осторожно вглядывалась в лица прохожих, пытаясь отыскать среди толпы странных людей, которые почему-то боятся солнца. Она чувствовала, что ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОЛЖНА ИХ УВИДЕТЬ.

«Что за странный интерес, Света?»

Прохожие шли и шли ей навстречу. Среди них были блондины и брюнеты, молодые и старые, веселые и грустные, но ни одного, похожего на тех сутулых, длинноруких существ.

С проспекта Додонова свернула в парк, переходящий в небольшой лесок. Пройдя по нему метров триста, Светлана увидела знакомую стену из красного кирпича; она кольцом опоясывала несколько храмов, увенчанных массивными крестами. Сиянию золотых куполов радовалось сердце.

«Какая тут благодать, — подумала Додонова, — даже воздух наполнен этой благодатью. Кто же посмел, кто решился все это нарушить, омрачив покой святого места страшным убийством?»

Додонова подошла ближе, остановилась перед большими массивными воротами, трижды перекрестилась. В тот же миг в храмах раздался колокольный звон. И он казался печальным.

Светлана вошла на территорию монастыря. Народу было немного. Мимо прошли несколько монахов, выглядевших усталыми, осунувшимися и уж никак не расположенными к беседе. Светлане оставалось гадать: как же с кем-нибудь из них поговорить о той страшной кровавой драме? Как вызвать человека на откровенность?

Между большим и малыми храмами монастыря находилось старинное кладбище. Здесь захоронены многие знатные люди Незнамовска; те, кто создавал историю этого небольшого русского города. Светлана заметила у одной из могильных плит невысокого, худощавого, горбоносого монаха. У нее сразу возникла мысль, что именно тут она может вызвать его на «неформальное общение».

Она не спеша пошла вдоль могил. Теперь с монахом их разделяло небольшое расстояние. Нужен предлог для разговора…

Взгляд девушки упал на одно из надгробий. Она прочитала: «Князь Владимиръ Нарышкинъ». И далее шли годы его жизни: «1790–1845».

— Нарышкин! — воскликнула Додонова. — Это не тот ли князь Нарышкин, что основал Незнамовск как крепость на южных рубежах России?

— Что вы! Незнамовск основал его прадед, — сказал монах.

«Спасибо. Только не считай меня дурой. Уж, конечно, я знаю, что никакой князь, живший в это время, не мог основать город-крепость на границах России и Украины.»

— Да, да! Это был его прадед.

Додонова обратила внимание, что у могилы, где стоит монах, нет каменного надгробия. Один лишь крест.

«Могила отца Александра?»

Монах внимательно посмотрел на девушку. Он словно молча «спросил» ее:

— Хотите поговорить со мной?

— Да, — также молча «ответила» Светлана.

Монах взял лопату, начал ровнять возле могилы землю. Оставалось неясным: согласен он или нет? Пришлось идти в решительное наступление.

— А вот тут нет надгробия…

— Пока нет, — печально согласился монах.

— Кажется, знаю, кто здесь похоронен. Старый монах, которого недавно убили… Отец Александр.

— Кто ищет истину, тот всегда что-то знает, — философски заметил монах, давая понять, что ей не к чему морочить голову и скрывать цель своего прихода.

— Да, я действительно пришла сюда, чтобы разобраться в той ужасной трагедии. Большое спасибо, что вы это поняли.

Монах неопределенно пожал плечами, однако из вежливости отложил лопату и опять внимательно взглянул на Светлану.

— Я должна представиться. Светлана Додонова — писатель, журналист, работаю в Святограде, в газете «Витязь».

Видя, что на монаха ее имя не произвело никакого впечатления, слегка обиженно (как же так! ее и не знают?!) добавила:

— Автор популярной детективной серии.

— Отец Авраам. А одну из ваших книг прочел на досуге. Очень страшная книжка.

(«Возможно, разговор состоится».)

— Мои книги не такие страшные, как кажется. И потом, я стараюсь писать для умных людей. Форма изложения — детективная. Но ведь за ней скрыты мысли. Как в орехе: есть скорлупа, есть ядро.

— Скорлупа была такая вкусная, что до ядра я и не добрался. Как говорят, не раскусил…

— Все равно, — ответила уязвленная Светлана, — мнение умных людей крайне полезно.

— Какой же я умный, если до конца не разобрался в вашей книге.

— Вот и познакомились, — Додонова поспешила вернуться к теме разговора, — вы не могли бы мне рассказать про ту ночь?

— Ночью я спал, — развел руками отец Авраам.

— Тогда расскажите, что случилось утром?

— Столько уже раз об этом рассказывал и следователям, и журналистам…

— Жаль…

— Вы, такая известная женщина, извините простого монаха.

(«Разговор не клеится!»)

— Жаль! — повторила Светлана. — Я так рассчитывала на помощь.

— Отцу Александру сейчас уже ничем не поможешь.

— Но был в этом деле еще один человек. Федор Колпаков — предполагаемый убийца, убийца-маньяк. Вчера в психиатрической больнице он покончил с собой. Ему тоже ничем не поможешь. Но осталась его мать, старая, раздавленная горем женщина. Она лишилась всего — единственного сына, доброго имени. Она стала ненавидимым, презираемым всеми существом!.. Конечно, мы, вольно или невольно, несем ответственность за деяния наших близких. Но Я НЕ УВЕРЕНА, ЧТО ФЕДОР ВИНОВЕН В СМЕРТИ ОТЦА АЛЕКСАНДРА!

— Почему? — быстро спросил ее монах.

— Я родом из Незнамовска и когда-то хорошо знала Федора. Мне было лет семь, а ему — около тридцати. Я навсегда запомнила этого большого доброго ребенка. Мальчишки на улице хоть дразнили его, но любили. К Федору всегда можно было обратиться, если надо что-то отремонтировать, починить… Люди с годами меняются. Но не до такой же степени!

Кстати, моя бабушка, человек опытный, проживший жизнь, до самого последнего времени общавшаяся с Федором, также не верит, что он убийца.

Отец Авраам смотрел на Светлану, но ничего не говорил. А девушка продолжала:

— Тот, кто работает в монастыре, обязательно должен быть православным. Ведь так?

— Так, — согласился монах.

— Очень странно, что такой человек вместо покаяния за совершенный грех дополняет его вторым, не менее страшным, — самоубийством. А действительно ли он покончил с собой? До этого в тюрьме кто-то избил его.

— Я не Эркюль Пуаро, чтобы отвечать на подобные вопросы.

Отец Авраам опять ускользал от ответа. В его глазах вспыхнул и тут же погас непонятный огонек. Скорее всего, монах не доверял.

— Мне пора. Извините, — сказал он. — А то скажут, что опять отец Авраам что-нибудь не то сделал. Эх-эх! Первыми в черный список всегда попадают белые вороны.

В этот самый момент к отцу Аврааму подошел другой монах — совсем молодой, высокий, худой, с бледным подергивающимся лицом. Отец Авраам сказал ему:

— Наша гостья, Светлана Додонова, писательница. Расследует обстоятельства смерти отца Александра. Считает, что Федор не мог быть убийцей.

— Если Федор не убивал, то следует искать настоящего преступника, — пробормотал молодой монах и в глазах его вдруг ПРОМЕЛЬКНУЛ СТРАХ.

— Или это Светлане только показалось?

— Простите, а ваше имя? — спросила она.

— Отец Вячеслав я, — с неохотой ответил молодой монах.

— Приятно познакомиться, — Светлана протянула ему руку. Монах, отведя взгляд, пожал ее.

— Отец Вячеслав, а вы ничего не можете рассказать мне о страшном дне убийства?

— Нет! Нет! В газетах уже было все написано. Прощайте…

Он развернулся и быстро пошел прочь. Отец Авраам осторожно заметил Додоновой:

— Мы все любили нашего иеромонаха. Но отец Вячеслав — особенно.

— Понятно.

Светлана покидала монастырь с чувством необъяснимой уверенности: молодой монах что-то знает.

Снова она — на центральном проспекте, где море гудящих машин и разноцветной рекламы. Она шла, не обращая внимания на множество улыбок на мужских лицах, несомненно, предназначавшихся ей. Мысли постоянно возвращались к отцу Вячеславу. Почему она решила, будто он ЧТО-ТО ЗНАЕТ? Возможно, он действительно так любил отца Александра, что любое упоминание о трагедии приводит его в состояние шока… Нет, что-то странное в его поведении все-таки есть!

Внезапно она увидела то, что заставило ее забыть и об убийстве, и о Федоре, и о молодом монахе. Впереди семенил человек в длинном черном плаще и большой широкополой шляпе. Он сутулился, а руки почти достигали колен…

Сердце Додоновой застучало так, что его, наверное, могли услышать другие. Она двинулась за ним, и так шла, шла, не осознавая, как это глупо, — преследовать незнакомого тебе человека. Когда он замедлял ход, замедляла его и она. Когда он убыстрял его, Светлана готова была лететь следом! Она забыла об осторожности, несколько раз натыкалась на прохожих. «Только бы он не заметил!»

Их странная «прогулка» длилась довольно долго. Проспект уже заканчивался… И тут Боящийся Солнца повернул голову в ее сторону. Точно молнии, сверкнули два черных глаза.

ЗАМЕТИЛ!

Светлане пришлось быстро раствориться в толпе.

Глава восьмая. Психиатрическая больница

— … Светлана! Додонова! Быть не может!

Она остановилась и с недоумением посмотрела на выскочившего из «форда» маленького шустрого человечка со свисавшей на лоб длинной черной челкой. Что-то смутно знакомое проглядывало в его чертах. А он заливался счастливым смехом:

— Не узнала? Я так и думал! Мы ведь не мировые знаменитости!

Весельчаку было лет тридцать пять. Он бесцеремонно подхватил Додонову под руку и потащил в ближайший бар.

— Подождите…

— Не отпущу, пока не узнаешь. И не вздумай звать милицию. Я сам милиция.

Она же слышала в детстве этот лающий голос.

— Неужели ты?.. — глаза Светланы расширились.

— Он самый! Арнольд Робертович Пуговка!

Пуговку она хорошо помнит! Он всегда провоцировал драки между разными группами подростков, но когда они начинались, тут же исчезал под каким-нибудь благовидным предлогом. Он распускал разные небылицы, например, что отец его — итальянский граф (никто не знал, кто его истинный отец), или что имя Арнольд ему дали в честь героя голливудских боевиков. Маленький, худенький, он был очень «похож» на своего американского тезку.

— … Ты просто красавица! Звезда! Звезда! А твои книги! Брависсимо!.. Как ты умудряешься сочетать в себе красоту и талант?!

Светлана интуитивно почувствовала, что с Пуговкой надо продолжить разговор. «Он говорит, что работает в органах (если, конечно, не врет), значит можно попытаться выудить нужную информацию».

На их стол легло меню. Но Пуговка величественным жестом остановил официантку:

— Ваше фирменное блюдо! Не заставляй меня краснеть за заведение и за город. Знаешь, кто перед тобой? Знаменитая писательница детективов, автор романов ужасов — гордость Незнамовска, ибо здесь она родилась и провела детство! Это сама Светлана Додонова!

(Следовало остановить его, но было так приятно!)

— Что будем пить, моя красавица? Здесь есть «Наполеон».

— Спиртного — ни-ни! Если только пива.

— Пива! Конечно, пива! Принеси нам для начала по две кружечки, да так, чтобы пена — через край! И к нему закуску — икорки, креветок, сама смотри.

Официантка исчезла. Светлана сидела и слушала непрекращающуюся болтовню своего чересчур веселого собеседника. Кроме них в полутемном баре было всего несколько человек. Обстановка дышала теплом и уютом. И вдруг… Светлане показалось, что на нее устремлены чьи-то ГЛАЗА. И это не глаза Арнольда Пуговки.

Она обернулась, как бы осматривая зал, и упорно ИСКАЛА… Несколько человек за столиками; все увлечены светской беседой. Вот пара мужчин в углу взглянули на нее; но взглянули не таясь, взглядами, полными восхищения. «Нет, не они!».

ТЕ ГЛАЗА СМОТРЕЛИ ПО-ИНОМУ.

Появилась официантка, неся на подносе пиво, паюсную икру и целую гору креветок. Пуговка подмигнул ей, и она сообщила, что фирменное блюдо сейчас появится.

— Отлично! Отлично! — захлопал в ладоши Арнольд Робертович. — Прошу, Светик, моя красавица! Прошу, звезда голубоглазая!

— Ты думаешь, после этого я смогу съесть фирменное блюдо? Тут одних креветок хватит человек на десять.

— Так ты хочешь обидеть меня?! Разбить мое сердце?

— Никак нет, милый рыцарь. Но ты, как моя бабушка, считаешь, что возможности моего желудка безграничны. Лучше расскажи, как дела? Ты действительно работаешь в органах?

— Я начальник районного отдела внутренних дел. Вот моя визитка.

— Подполковник Пуговка! Надо же!

— А ты думала, я прежний врун, болтун и хохотун? Взрослеем, меняемся. А ты кроме своих детективов еще чем-нибудь занимаешься?

— Работаю в редакции. Вот тебе моя визитка.

— Надолго к нам?

— Думаю, проведу в Незнамовске несколько дней.

— Проведать бабушку или еще какие дела?

— Какие у меня здесь могут быть дела.

— Верно! — закивал головой Пуговка. — Городок наш небольшой. У Додоновой иные масштабы. Но все равно, приятно вернуться на маленький островок детства.

Одним глотком он осушил кружку наполовину. И опять затараторил без умолку. Светлана обратила внимание, что говорит он о пустяках: о погоде, о своей собаке. Трудновато будет выудить у него нужную информацию.

Она думала прямо спросить его об убийстве иеромонаха и самоубийстве Федора. Но что-то ее сдерживало.

Официантка принесла фирменное блюдо: запеченного гуся с яблоками. И в это время у Арнольда зазвенел сотовый телефон. Он выслушал сообщение, и вечная улыбка сошла с губ.

— Проблемы? — как бы между прочим спросила Светлана.

— Как же без проблем, златовласка моя!

— Тебе надо идти?

— Нет! Нет! Полчаса в обществе прекраснейшей дамы на свете у меня никто не отнимет.

«Полчаса! Надо поговорить. Иначе я так ничего и не узнаю».

— Я слышала, в Незнамовске недавно произошло…

— О, ужас! — Пуговка начал вгрызаться зубами в гусиное мясо.

— Согласна. Кошмар.

— Я про гуся. Мясо жестковатое.

— Ты считаешь, что иеромонаха убил Федор?

— Он сознался, — нехотя ответил Пуговка.

— Признание — еще не доказательство вины. Ты ведь хорошо знал Федора. Такой мухи не обидит.

— Раньше он был тихим. А потом у него крыша поехала. Не случайно его в психушку забрали.

— Где он и покончил с собой. Перерезал себе вены. Интересно, как и почему врачи не досмотрели? А до этого его кто-то избил в тюрьме…

— Тюрьма есть тюрьма… Тебя все это так заинтересовало?

— Что значит «заинтересовало»? Я хотела бы узнать правду.

— … Чтобы написать очередной бестселлер!

— Чтобы восторжествовала справедливость.

Несколько секунд Пуговка молчал, старательно пережевывая пищу. Потом сказал:

— Я тоже занимаюсь этим делом. И нам далеко не все ясно. А тебя прошу никуда не влезать. Поверь, люди, работающие в правоохранительных органах Незнамовска, не такие уж глупые.

В его непринужденной болтовне послышались слишком серьезные и даже угрожающие нотки. Но тут же он повеселел и вновь одним глотком маханул полкружки пива.

— А я надеялась получить от тебя хоть какую-нибудь информацию.

— Светочка! — Арнольд Робертович заныл, точно у него болит зуб. — Забудь! Оставь! Твори — вот твоя стезя.

— Забыть? Доброго старого монаха? Несчастного Федора? Его мать?.. Господи помилуй! Ты бы слышал ее стон!

— Света, не глупи!

Додонова вновь ощутила взгляд неизвестного. Резкий, неприятный, он буравил ее затылок. Светлана резко обернулась. Посетители в разных частях зала оживленно переговаривались между собой.

«Кто?!»

— Увидела знакомого? — поинтересовался Пуговка.

— Нет. Просто такое приятное и милое кафе.

— А пиво каково! Наше, незнамовское. Не хуже баварского.

— Еще хотела спросить: кто такие Боящиеся Солнца?

— Обычные люди. Такие же, как мы.

— А почему они боятся солнца?

— Ничего они не боятся. Это все выдумки населения. Так одеваются… это их традиции.

— У них такие странные фигуры — длинные руки…

— А у негров черная кожа и кучерявые волосы. Кстати, некоторые из этих Боящихся Солнца по внешнему облику ничем от нас не отличаются. И одеваются так же, как мы.

— Но кто все — таки они? Откуда появились?

— Вероятно, одна из малочисленных народностей, проживавших здесь. Но проживавших изолированно от остального мира. Хотя сами они говорят, что пришли с Тибета.

— Местное население не любит их… Винит во многих грехах.

— Предрассудки! — перебил ее Пуговка. — Милейшие люди. А какие у них есть красотки! Темпераментные! Пальчики оближешь! У меня секретарша из этой породы…

Когда выходили из бара, Пуговка продолжал юлой крутиться вокруг Додоновой. Он сожалел, что у него «такое важное совещание», а иначе «показал бы королеве, как за последнее время изменился Незнамовск». Раз двадцать поцеловал ей руку и просил, требовал, умолял, чтобы она позвонила ему в ближайшее время. Но в ушах Додоновой звучало иное: его настойчивые призывы «не заниматься этим делом!»

«Ну, уж нет, — сказала себе Светлана, — и не рассчитывай, что я все брошу».

— Куда тебя подбросить?

— Никуда. Я просто гуляю по городу.

Простившись с Арнольдом, Додонова решила провести маленький эксперимент. Она перешла на другую сторону улицы и внимательно наблюдала за выходом из бара. Если она не ошиблась, если кто-то действительно за ней следит, необходимо попытаться обнаружить преследователя. Но прошло минут десять, никто из бара не вышел. Додонова устыдилась своей мнительности и решила действовать дальше. Теперь она отправится в городскую психиатрическую больницу. Туда, где Федор Колпаков покончил жизнь самоубийством.

…Однажды в детстве Светлана со своим дедом проходила мимо этого мрачно-серого, опоясанного колючей проволокой здания. Девочка спросила у дедушки, что это за дом. Он ответил:

— От него надо держаться подальше.

— Почему?

— Тут живут плохие дяди и тети.

— А почему они плохие? — настойчиво допрашивала Света.

— Плохие, потому что… плохие! — дед никогда не отличался красноречием.

— А они могут стать хорошими?

— Нет, не могут. И хватит о них.

— А может, там живут и страшные чудовища?

— Да. И чудовища живут, — раздраженно ответил дед (видимо, в тот день у него было плохое настроение) и, взяв внучку за руку, поскорее повел. Но напоследок она обернулась, чтобы еще раз посмотреть на дом с чудовищами. И она… увидела их, выглядывающих из зияющих черных окон. Они были такими же, как в ее книжке. Нет, гораздо более отвратительными и жуткими. Их пасти были раскрыты; такое ощущение, что сейчас они вырвутся из здания и набросятся на Свету.

Девочка закричала от ужаса…

И вот, по прошествии стольких лет, она снова здесь. Черные окна с решетками все так же безмолвно взирают на нее. И нет никакой гарантии, что за ними не спрятались чудовища из ее детства.

Светлана подошла к воротам. Справа — будка, где размещается охрана. Додонова вошла внутрь, показала охраннику удостоверение.

— Мне нужно переговорить с главврачом.

Охранник — огромный, тучный мужчина, абсолютно лысый, с приплюснутым носом, мрачно спросил:

— По какому вопросу?

— По поводу самоубийства Федора Колпакова.

Охранник посмотрел на нее, как министр на дворника, и высокомерно бросил:

— Узнаю, на месте ли он.

Охранник набрал номер телефона и сказал, что Степана Сергеевича хотят видеть. «Это по поводу вчерашнего самоубийства… Нет, не милиция. Девушка из какой-то газеты… Так. Понятно».

Положив трубку на рычаг, с ехидной усмешкой сказал:

— Степан Сергеевич вас принять не сможет. У него совещание.

Его поведение настолько разозлило Светлану, что она не выдержала:

— Вы сейчас же перезвоните, и он НЕМЕДЛЕННО ПРИМЕТ МЕНЯ. Я — Светлана Додонова, известный писатель. Звоните! Иначе я свяжусь с главой администрации города.

Охранник, не ожидавший такого напора, почесал лысый затылок, снял трубку.

— Это опять я. По поводу той девушки. Она говорит известный писатель… Фамилия? Додонова… Жду… Понятно… Да не кричи на меня. Я не читал ее книг. Я вообще за всю жизнь прочитал одну книгу…

— Ну и как? — спросила Додонова.

Чувство собственного превосходства у лысого охранника исчезло, появилась подобострастность: — Главврач ждет вас.

Светлана ступила под своды мрачного здания. Длинный коридор, по которому ее вели, казался нескончаемой дорогой в ад. Вдоль стен — палаты. И хотя она знала: их двери закрыты на ключ, постоянно возникало ощущение, будто двери эти сейчас откроются, и «плохие дяди и тети» набросятся на нее.

А МОЖЕТ, ЭТО ТЕ САМЫЕ ЧУДОВИЩА, КОТОРЫЕ СМОТРЕЛИ НА НЕЕ ИЗ ОКОН ТОГДА, В ДЕТСТВЕ?..

Ее подвели к массивной двери с табличкой: «Горбунов Степан Сергеевич. Главный врач». Один из сопровождавших Светлану санитаров открыл эту дверь, и Додонова оказалась в небольшой, служившей приемной комнатке. Напоминающая жердь секретарша с бесцветным лицом тут же вскочила и провела Светлану в кабинет главврача.

Кабинет был мрачный, серый, как и все здесь. Из-за стола поднялся высокий мужчина средних лет, коротко стриженный, с правильными чертами лица и синими-синими глазами, которые его явно портили; когда он улыбнулся гостье, они остались холодными, а их блеск напоминал блеск ножа, когда убийца кидает его вам в горло.

— Визит именитой гостьи!.. — он поцеловал ей руку, усадил в большое кожаное кресло. — Я и поверить не могу, что такой известный человек в маленьком Незнамовске. Чай? Кофе?

— Кофе, если можно… Здесь моя родина.

— Вот как? — он немного растягивал слова. — А чем вас заинтересовала наша больница?

Сверкание глаз сделалось сильнее. Светлана с трудом выдерживала этот мучительный взгляд.

— Я хотела бы поговорить с вами о смерти Федора Колпакова.

Он молчал, продолжая пытку беспощадными глазами. Додоновой пришлось взять инициативу в свои руки.

— Как получилось, что Колпаков перерезал себе вены? Разве у вас за больными нет должного присмотра?

— Есть, — ответил Степан Сергеевич и опять замолчал. Он, видимо, принадлежал к тому типу людей, из которых каждое слово приходилось вытаскивать клещами. Это Светлану раздражало. Но… она лишь улыбнулась:

— Вы не слишком откровенны.

— И на старуху бывает проруха, — ответил главврач. — Мы проводим внутреннее расследование.

— Он находился в одиночной палате?

— Конечно.

«Продолжай! Продолжай!.. Нет, молчит!»

— За ним наблюдали?

— Постоянно.

— Кто из персонала имел доступ в его палату?

— Светлана Николаевна, вы из органов?

— Нет… Но мне просто необходимо ДОКОПАТЬСЯ ДО ПРАВДЫ.

Поскольку лицо врача оставалось все таким же непроницаемым, Светлана продолжала:

— Как и когда нашли его мертвым?

— Вечером, около десяти часов санитар и медсестра зашли к нему. Принесли ужин и хотели сделать успокаивающий укол…

— В больнице такой поздний ужин?

— Нет. Ужин, как везде, — в семь. Но в это время он отказался принимать пищу. Я уехал около восьми и дал распоряжение попробовать покормить его позже. Так вот, в десять они вошли в палату, а Колпаков — мертвый. Вены перерезаны бритвой, которая валяется рядом.

— Каким образом он ее достал?

— Я же говорю, ведется расследование: и милицейское и внутреннее. Могу сказать: больные так изобретательны.

— Я помню Федора, я знала его, когда была маленькой. Он был сама доброта. Время меняет людей, но вы — его врач — можете утверждать, что он действительно мог зверски убить человека?

— Для вынесения окончательного диагноза у нас было слишком мало времени.

— Вы знаете, что в тюрьме он был избит?

— Да.

— Он не рассказывал, кто бил и за что?

— Нет.

— Но вы же ОБЯЗАНЫ были это выяснить!

— Мы пытались, но не смогли.

В кабинет вошла секретарша; она принесла кофе. Светлана взяла чашку, но тут же опустила ее. Она поняла, что в этом жутком месте НЕ СМОЖЕТ ДАЖЕ ВЫПИТЬ КОФЕ.

— Жаль, что не получилось разговора, Степан Сергеевич.

— Не получилось? — разыграл он удивление.

— Вы не ответили ни на один из моих вопросов. Ваше право…

— Мне пока нечего сказать. Когда будет информация, я сделаю специальное сообщение для прессы.

— Мне пора.

Он поднялся, чтобы проводить Светлану. У двери кабинета она вдруг остановилась:

— У меня здесь есть один знакомый — подполковник милиции. Он упорно советует мне не лезть в это дело. Вы тоже так считаете?

Врач помолчал, пожал плечами и, встретившись с прямым взглядом Светланы, впервые отвернулся.

Опять в сопровождении санитаров она шла по коридору с запечатанными комнатами. Непроницаемые холодные глаза врача не выходили у нее из головы. Но потом он отвернулся!.. И еще что-то необычное случилось за время их беседы.

«Конечно! Он назвал меня по имени отчеству. Но ведь я ему так и не представилась. Секретарь просто сказала: писатель Додонова. Имя мое он мог запомнить, прочитав любой роман. Но отчество?.. В конце книги оно пишется мелким шрифтом… Нет, маловероятно.

Значит, он был ПРЕДУПРЕЖДЕН о моем приходе».

Быстрые шаги. Кто-то догонял ее.

— Светлана Николаевна, — запыхавшись, проговорил Степан Сергеевич, — я вел себя не слишком любезно с вами. Разрешите исправиться?

— Каким образом?

— Хочу пригласить вас сегодня вечером поужинать.

— Весьма неожиданное предложение.

— Советую принять. Мы могли бы обсудить некоторые интересующие вас проблемы.

«А почему бы и нет?»

— Я согласна.

— Клуб «Золотой скорпион». Вас устроит?

— Клуб «Золотой скорпион»?

— Открыт недавно. Место, где собирается городская элита. Я заеду за вами часов в девять. Скажите, куда?

Додонова продиктовала адрес.

Покинув территорию больницы, она ощутила невероятную легкость, точно птица, которую только что выпустили на волю. Пройдя несколько десятков метров, она опять обернулась. Как тогда, в детстве, из черных окон на нее взирали ЧУДОВИЩА! Их дикий вой оглушил Светлану…

Центральный проспект. Она уже собиралась взять такси, но неожиданно увидела, как в остановившийся неподалеку автобус входит сутулая женщина. На ней — длинное черное пальто и шляпа с вуалью. Додонова заскочила следом.

«Она здесь! Она рядом!»

Обычные люди, такие же, как мы, — уверяет Пуговка… ТАКИЕ ЖЕ?

Народу в салоне автобуса немного. Светлана сразу заметила женщину под вуалью. Она сидела на первом сидении недалеко от кабины водителя. Место за ней оказалось свободным. Додонова поскорее заняла его.

КАК БУДТО КТО-ТО ЕЩЕ МОГ ЕГО ЗАНЯТЬ.

Опять бьется сердце, словно предчувствуя, что сейчас Светлана прикоснется к некой страшной тайне. Незнакомка под вуалью одновременно отталкивала и притягивала.

Автобус тронулся. Додонова осторожно вытянула вперед шею. «Увидеть бы ее лицо!» Но женщина под вуалью будто специально отвернула голову.

«Повернись! Слышишь, повернись!»

Автобус резко затормозил на остановке. Додонова случайно обратила внимание на входящих пассажиров. Они смотрели на женщину под вуалью с некоторой опаской.

«Они боятся ее?!»

Пораженная внезапным открытием, Светлана не сразу сообразила, что таинственная дама поднялась и направилась к выходу.

«Я так и не увидела ее лица!»

И в это время женщина обернулась.

Сквозь вуаль лицо видно плохо. Светлана успела заметить лишь выступающую вперед челюсть. И еще ее взгляд… Взгляд ПОБЕДИТЕЛЯ. Довольный огонек в ее глазах больно опалил Светлану.

И тут же она вышла из автобуса.

Несколько минут Додонова не могла прийти в себя, потрясенная ее взглядом. Чужаки пришли в Незнамовск и чувствуют себя здесь хозяевами. А что же истинные хозяева?..

ОНИ СИДЯТ С ОПУЩЕННЫМИ ГОЛОВАМИ.

«Поднимите их! Это ваш город!»

Но что-то магическое в Боящихся Солнца есть. У Светланы возникло дикое желание выскочить из автобуса, догнать женщину под вуалью, трясти ее за плечи, пытая вопросом:

ПОЧЕМУ ТЕБЯ БОЯТСЯ?

Однако двери автобуса закрылись, он поехал. А Додоновой оставалось только откинуться на спинку кресла и мысленно кричать:

«ПОЧЕМУ?!!!»

И тут же прозвучал язвительный смех. Смеялась женщина под вуалью:

— Посмотри еще раз на них. И все поймешь.

Люди в салоне автобуса по-прежнему выглядели забитыми и затравленными. Ужас сдавил Светлане горло. Они СМИРИЛИСЬ — вот в чем главная трагедия! Как только они поднимут головы, никакие чужаки не смогут ощущать себя тут ПОБЕДИТЕЛЯМИ.

— Остается главное: заставить жителей Незнамовска поднять головы… Но как это сделать?

Внезапно улицы и дома за стеклом автобуса точно провалились в какую-то бездну. А из нее возникли штормящее море и корабль. Светлана знала: это корабль Буслаева. И снова в памяти возникли слова из былины:

Глава девятая. Сорочинская гора

Море ревело, как стая обозленных бешеных собак. Волны подбрасывали корабль вверх, точно это был всего лишь маленький спичечный коробок. И здесь его уже кружил хозяин стихии — ветер, который решал: что ему делать с деревянным суденышком и тридцатью дружинниками? Швырнуть на смертельную забаву волнам? Или все-таки смилостивиться?

Но тут сковавшая мир черная туча вдруг в одном месте разорвалась, и в образовавшемся светлом воздушном пятне возникли очертания суши.

— Земля! — закричал впередсмотрящий.

— Срочно плывем туда! — приказал Буслаев.

— Атаман, — вмешался громадный дружинник Иванище. — Я знаю эти места. Здесь действительно недалеко есть остров. Называется Сорочинская гора. Лучше держаться от него подальше…

Новый удар волны о борт. Корабль накренился, Иванище сбило с ног, он покатился по палубе.

— К острову! — повторил приказ Буслаев.

Судно новгородской дружины стало пробиваться к земле. Уже видны очертания острова: пологий берег и огромная гора. А потом — точно в сказке. Чем ближе корабль подходил к острову, тем спокойнее становилось море. Шторм так же внезапно закончился. Дружинники, среди которых были и опытные мореплаватели, изумленно протирали глаза.

— Иванище, подойди сюда! — приказал Буслаев. — Что ты мне начал рассказывать про Сорочинскую гору?

— Дьявольское место, атаман.

— Почему?

— Говорят, здесь царство вурдалаков или вампиров. В их власти устроить шторм, чтобы те, кто проплывает мимо, вынуждены были пристать сюда. А когда люди выходят на берег — Иванище боязливо оглянулся по сторонам, — вампиры усыпляют их пением, а затем у спящих высасывают кровь. Всю до капельки.

— Так, так, — сказал Буслаев.

— Атаман, — настаивал Иванище, — не удивило ли тебя, что шторм начался так внезапно?

— Да. Ничто не предвещало его.

— А где он теперь, когда мы у самого острова?

— В самом деле, Василий, — вмешались дружинники, — может, лучше повернуть назад? Мы тоже слышали про Сорочинскую гору.

— Повернуть? Куда?

Огромная стена воды встала перед ними, отрезая пути к отступлению. Они в ловушке!

— Попробуем пробиться, — настаивал Иванище. — Где-то же их власть кончается.

— Короче, куда бы мы ни направились, везде из нас высосут кровь, — сказал помощник Буслаева Костя Никитин, никогда не теряющий бодрости духа.

— А я бы рискнул и высадился на остров, — заявил Дмитриев. — Этот водяной смерч мы точно не пройдем.

— Ты прав! — заявил атаман. — Но дело даже в другом. Буслаев никогда никого не боялся. Если надо, справимся и с вампирами.

— Только, друзья, не раскрывайте уши для их сладкоголосых песенок, — добавил Никитин.

Веселое замечание Кости несколько ободрило дружинников. И только Иванище не мог успокоиться.

— Атаман, подумай, что делаешь.

— Молчи! Ведешь себя, как трусливая баба!

Оскорбленный Иванище замолчал, опустил голову, а Дмитриев молча усмехнулся…

Корабль бросил якорь, и дружинники на лодках причалили к берегу. Он оказался совершенно пустынным, лишь кое-где росли мелкие заросли колючек.

Лагерь разобьем прямо здесь, недалеко от берега, — сказал Буслаев. — Выгружайте наши припасы еды.

— Да, да, поесть не мешает, — заметил Костя Никитин, — на острове, судя по всему, особо поживиться нечем. Разве что колючками. А закусим репейником. Не смейтесь. Вдруг у вампиров это считается деликатесом?

— Ну нет, — весело возразил Буслаев, деликатесом у них будет кровушка нашего дрожащего Вани. Он такой большой. Запасов хватит на несколько дней.

Среди дружинников раздался хохот. Шутки Василия и его помощника немного подняли им настроение. Но тут все услышали… вой. Страшный, кровь леденящий вой. В нем слились неотвратимость ужасной расправы и кровавое торжество неведомых победителей. У одних дружинников от страха подкосились ноги, другие бросились к лодкам, но усиливающийся водяной смерч окружал остров.

— Стойте! — Буслаев поднял руку. Его возглас, казалось, заглушил и рев моря, и вой неизвестных. — Нам бросили вызов, и мы его принимаем!

Он осмотрелся. Вой шел со стороны самой горы.

— Итак, поступило предложение о встрече. Я сам пойду к этим таинственным вампирам. Приказывать не могу, спросить спрошу: есть желающие идти со мной?

Дружинники опустили головы. В битве они бы никогда не бросили своего атамана. Но страх перед сверхъестественным оказался сильнее.

— Тогда я отправляюсь один, — спокойно сказал Василий.

— Я иду с тобой, атаман, — произнес Дмитриев.

— И я… и я… — послышались голоса других дружинников.

— Нет! — возразил Буслаев, — только я и Евгений. Остальные ждут нас здесь. В гости мы приглашены, да хозяева не слишком радушны. Если не вернемся, Костя Никитин, ты будешь в дружине вместо меня. Действуй по обстановке.

Буслаев и Дмитриев двинулись в сторону горы.

Сначала им казалось, что гора недалеко от берега. Но это был зрительный обман. Они шли уже довольно долго, а путь становился все более трудным: сапоги буквально тонули в непролазной грязи. Пустынное поле, лишь кое-где попадается мелкий кустарник. Вой стал ближе, надсаднее, злее. Видимо, хозяева получали удовольствие от одной мысли, что жертвы сами, добровольно идут к ним.

Раздалось карканье воронья. Любители падали заспешили сюда в сладкой надежде полакомиться остатками возможного пиршества.

— Смотри, Василий! — крикнул Дмитриев.

Перед ними — истлевшие человеческие скелеты. Пустые глазницы безучастно взирали на двух обреченных смельчаков. Рядом валялось ненужное, заржавевшее оружие.

А вот эти убиты совсем недавно. Тела еще не разложились и одежда не истлела: здесь были и русский воин, и татарский лучник, и даже рыцарь тевтонского ордена. Избежавшие смерти в сражениях, они нашли свою погибель на маленьком заброшенном острове. Дмитриев ощутил, как внутри него все похолодело, а ноги точно судорогой свело.

— Чудовища Сорочинской горы победили всех этих героев! — произнес он срывающимся голосом.

— Да! — кивнул Буслаев. — Но когда-то с чудовищами надо кончать. Иначе они вырвутся отсюда, и вотчиной вампиров станут и Европа, и Азия. Одни будут вот так же лежать в поле. Другие пить человеческую кровь и считать это высшим благом на свете. Вперед, друг. Теперь у нас с вампирами свои счеты.

Они стояли у самого подножья горы. Вой тут был так силен, что глохли барабанные перепонки. Дружинникам удалось различить, что воет не один голос, а много.

— Они там, наверху! — прокричал Буслаев.

— Атаман, не заманивает ли нас зверь в свое логово?

— Вот и добьем его там!

Дмитриев в который раз поразился невиданной храбрости Буслаева.

Склон горы крутоват, но подниматься можно. Вокруг по-прежнему — никакой растительности. Мертвая земля не способна что-то родить. И только куски глины разлетаются в разные стороны из-под ног двух дружинников.

Вечерело. И это еще более усугубляло ситуацию. Здесь, в отличие от Севера, темнота набрасывается мгновенно. Скоро ориентироваться станет очень сложно…

От продолжающегося воя можно потерять сознание. Дмитриеву показалось, будто в его мозгу застрял наконечник от железного копья, только что пронзившего его голову. Он оступился и чуть не полетел вниз. Каким-то чудом Буслаеву удалось схватить и удержать его. Глаза Василия говорили красноречивей слов: «Держись, друг!» У Евгения не оставалось даже сил поблагодарить своего спасителя.

— Передохнем немного! — взмолился Евгений.

Буслаев с тоской посмотрел на быстро сгущающиеся краски ночи. Но делать нечего. Теперь, когда идти им приходилось в темноте, любой шаг, любое неосторожное движение могли стать роковыми. Хорошо, что они хоть немного привыкли к вою…

— Смотри! — вдруг закричал Буслаев.

Замелькали огоньки. Вероятно, это был какой-то знак. Василий дал команду следовать туда. Добравшись до очередного склона, они увидели картину, от которой волосы вставали дыбом. Четыре факела с разных сторон были воткнуты в землю. Они освещали железный кол, на котором была водружена… человеческая голова в боевом шлеме.

— Что это, атаман?

— Давай подберемся поближе.

…Когда-то у этого воина было продолговатое волевое лицо с длинными свисающими усами.

— Какая мерзость! — произнес Буслаев. — Голову человека, возможно истинного героя, выставили на всеобщее обозрение. Надо бороться с варварскими обычаями.

Он осторожно подошел к железному колу, вытащил его, но споткнулся о камень, и кол вместе с водруженной на нем головой полетел в пропасть. И вдруг… Буслаеву показалось, что из зияющей черноты до него донесся голос:

— Зачем ты так поступил, Василий? Я был воином, не уступавшим тебе в силе и храбрости. Ты обязан был похоронить меня с почестями. Но теперь, где лежит моя голова, лежать и твоей.

Буслаев вернулся к Дмитриеву.

— Ты ничего не слышал?

— Вой, атаман.

— И только?..

Конечно, ему ПОКАЗАЛОСЬ. Мертвая голова ничего не могла кричать. А если даже и КРИЧАЛА… Василий не верил в пророчества.

От горящих факелов вилась узкая дорога. Буслаев и Дмитриев осторожно пошли по ней и вскоре увидели, что она ведет к пещере. Из пещеры лился свет и именно оттуда доносился вой.

— Вернемся назад, вытащим колья, — сказал Буслаев. — Ты ведь знаешь, вампира можно убить, если воткнуть ему в сердце кол.

Колья были огромные и тяжелые, но Василий с удивительной легкостью вытащил один из земли. Евгений вновь поразился его необычайной силе. Самому ему справиться было гораздо сложнее.

— Теперь пойдем, повидаемся с хозяевами.

У самой пещеры Буслаев сделал знак остановиться. Дмитриев поставил кол, вытер со лба пот и тяжело вздохнул. Василий незаметно заглянул в пещеру. Затем обернулся к Евгению, лицо его выражало искреннее удивление.

— Что там, атаман?

— А ты посмотри.

Гигантская пещера была освещена огнем сотен и сотен факелов. Самые невероятные существа, стоя спинами к дружинникам, истошно вопили и кричали. Слышались звуки какой-то дикой музыки. Такое ощущение, что до незваных гостей им нет никакого дела.

— Поглядим, что там.

— Атаман, стоит ли так рисковать?

— Идем! — тоном, не терпящим возражений, сказал Буслаев. — Им не до нас. Встанем вон там в уголке и послушаем.

Прокравшись ближе, они были еще более изумлены видом толпы. Волосы у многих мужчин — длинные, ниже плеч, а женщины, наоборот, пострижены наголо. И цвет волос разный — у кого зеленый, у кого — красный, у иных — фиолетовый. У мужчин почему-то серьги торчали из ушей, у дам — из носа. На многих — рваные штаны (такие бедные?), но зато запястья украшены золотыми браслетами. Женщины также были в мужских брюках(?!). Но это что! У подавляющего большинства представительниц прекрасного пола платья столь коротки, что едва прикрывали то, что просто нельзя не прикрыть.

— Тьфу ты, пакость какая! — сказал Буслаев. И, заботясь о сохранении нравственной чистоты своего помощника, добавил. — Не смотри, Евгений.

Обведенные черной краской сотни глаз куда-то жадно взирали. Красные губы растягивались в блаженных улыбках, выпирающие клыки стучали, вываливающиеся языки прищелкивали.

Но куда же они смотрят?.. Оказывается, на большом помосте отчаянно выли, гримасничали, размахивали руками, делали разные жесты, в том числе неприличные, существа в разрисованных длинных балахонах. Чем яростней они кривлялись, тем больше заводилась толпа.

— Кто бы мне объяснил, что здесь все-таки происходит? — сказал Буслаев.

— Подождем немного. Думаю, скоро все прояснится.

Существа в балахонах закончили свой шабаш и под восторженные свист и улюлюканье толпы удалились. На помост вышла женщина в облегающем кроваво-красном платье и с огромным вырезом, почти полностью открывающим ее грудь. Она говорила в какую-то трубку, многократно усиливающую ее голос:

— Итак, продолжаем наш ежегодный фестиваль популярной песни: «Бриллиантовый вампир». Вы уже разогрелись? Хорошо разогрелись? — ее клыки коснулись подбородка.

— Да! — заорала толпа.

— Продолжим?

Все захлопали и опять что-то закричали. Слух дружинников уловил непонятное слово: то ли «кей», то ли «окей».

Приглашаю на сцену любимцев публики, победителей нашего прошлогоднего конкурса вокально — инструментальный ансамбль «Кровь на твоих клыках».

Новый взрыв радости потряс каменные своды пещеры. Оставалось лишь гадать, как она еще не рухнула. А на помост уже выскочила группа крепко сбитых вампиров в одеждах, напоминающих нижнее белье. Солист схватил странную трубку (такую же, как у ведущей) и захрипел под музыку:

Темный переулок,

Где мы с тобой вдвоем,

Темный переулок,

По которому идем.

Ты спросила: «любишь?»

Я молча кивнул,

Ласковый ветер

В лицо нам подул.

Я наклонился

К шее твоей,

Ты ожидала

Нежных речей,

Ты ожидала

Песни и стихи,

Но получила…

тут все слушатели прокричали вслед за певцом: «Но получила…»

Но получила

ОСТРЫЕ ЗУБЫ МОИ!

Кровь, человеческая кровь,

Самый прекрасный напиток на свете!

Ты от укуса хмелеешь и вновь

К нам попадаешь в волшебные сети.

Кровь, человеческая кровь,

Слаще наркотиков, водки и женщин.

Кровь, обжигающая кровь!

Выпью ее полведра я, не меньше!

— Разве это может называться песней? — удивился Буслаев.

— Недаром их фестиваль проходит в пещере, атаман. Пещерный уровень.

Опять появилась ведущая с едва прикрытой грудью и заявила:

— Последний номер программы: наша суперзвезда Кровавая Мэри!.. Главный приз уже ожидает победителя. ОНИ — на острове!

И сразу — новый взрыв эмоций: гул, крики, радостные причмокивания.

— Атаман, не нас ли имеет в виду сия красавица?

— Кого же еще.

— Надо что-то делать!

— Что — нибудь придумаем…

А в это время на сцене уже пела Кровавая Мэри — белокурая, пышногрудая вампирша, увешанная сверкающими драгоценностями.

— Неужели в их репертуаре нет ничего, кроме крови? — покачал головой Буслаев. — Так удавиться можно со скуки.

— Согласен. Но почему-то они хлопают?.. Впрочем, нам надо думать сейчас о другом: как спастись?.. Давай поближе к выходу. Вдвоем с такой оравой не справиться.

— А куда ты убежишь? Нет, у меня другой план.

Кровавую Мэри вызывали на «бис» несколько раз. Затем опять появилась ведущая и радостно сообщила:

— Жюри подводит итоги и, как говорится, флаг им в руки. А приз для победителя уже здесь. Вон там — в конце зала двое таких аппетитных молодых людей. Сами к нам пожаловали.

Сотни алчущих глаз тут же повернулись к новгородцам. Языки опять защелкали, изо ртов потекла вонючая слюна вожделения. Секунда — и они бы сорвались на Буслаева и Дмитриева, но ведущая успела крикнуть:

— ЭТИ только для победителя. Но на берегу остались другие. Хватит на всех.

Вампиры горестно заныли, заохали, однако ослушаться не смели. И тогда Василий закричал ведущей:

— Я тоже желаю принять участие в вашем конкурсе!

Его слова привели вампиров в настоящий шок. Воцарилась гробовая тишина, а Василий спокойно продолжал:

— Я, человек, Василий Буслаев из славного города Новгорода, бросаю вам вызов! На карту поставлены наши жизни. Но если выиграю я, вы исполняете все наши требования. Или вы боитесь? Не уверены в собственных силах?

— Я должна посоветоваться с жюри конкурса, — ответила ведущая.

Пока длилось совещание, Дмитриев спросил Буслаева:

— Атаман, ты когда-нибудь пел на серьезном конкурсе?

— Конечно пел… в церковном хоре.

Страшные минуты ожидания закончились. Ведущая вернулась на помост:

— Итак, человек дерзнул бросить нам вызов. Друзья, неужели мы испугаемся? Неужели не докажем, что будущее в музыке за вампирами?!

— Докажем! — заорала толпа.

— Прошу на сцену, — сказала ведущая.

Буслаев шел под свист вампиров. А у Дмитриева упало сердце. («Он пел только в церковном хоре!»)

Итак, Василий на помосте. Рядом — ведущая, глаза которой поблескивают, а слюна течет, течет в предвкушении… Буслаев вспомнил, как на него поглядывали новгородские девчата… Нет, таких страстных взглядов никто не бросал.

— Наше жюри, — представила ведущая. Жюри составляли несколько вампиров и вампирш — все черненькие, горбоносые, удивительно похожие друг на друга.

— Что будете петь?

— Прежде всего, я бы хотел, чтобы у всех были равные условия. Других приветствовали, меня освистывают.

— Справедливое замечание, — согласилась ведущая. И залу: — Поприветствуем нашего гостя.

(Несколько жидких хлопков.)

— Спасибо и на этом, — сказал Василий. — Во-вторых, могу ли я быть уверен в объективности судейства?

— О чем вы говорите! — возмутилась ведущая. — Это международный конкурс! Мы ведь не хотим международного скандала.

— Хорошо. Дайте мне гусли.

И он запел приятным, чистым голосом:

Голос Буслаева разносился под сводами пещеры. Создалось странное впечатление, что она вдруг содрогнулась. И, действительно, Дмитриев заметил, как в стене возникла трещина…

А через несколько секунд все здесь заходило ходуном. Пещера тряслась и рушилась. С вампирами стало твориться нечто непонятное. Они пробовали исчезнуть отсюда, но их ноги точно вросли в землю. Тела детей ночи начали раздуваться, налитые кровью глаза вываливались из орбит. А сверху сыпался и сыпался град булыжников.

Бежим! — крикнул Буслаев Дмитриеву.

Витязи неслись к выходу под проливным каменным дождем. Раздувающиеся вампиры тянулись к ним и дико выли. Вот один из кровососов лопнул, точно мыльный пузырь, и потоки его вонючей крови брызнули в разные стороны. Вслед за ним будто взрывом разнесло и всех других чудищ, в том числе ведущую, горбоносых членов жюри, Кровавую Мэри, прочих «певцов» и «певиц». Уходили в небытие те, кого объявляют кумирами в период смут. И только фонтанировала кровь, и летели остатки их мертвой плоти!

Василий и Евгений едва успели выскочить. Пещера рухнула!

…Они еще долго не могли отдышаться. Смерть была так близка; уже ощущался холод и свист ее страшной косы. Но они живы! ЖИВЫ! А под обломками остались останки вампиров, которые не одно столетие питались здесь богатырской кровью.

— Спускаемся вниз, — сказал Буслаев.

Все случившееся казалось Дмитриеву жутким, кошмарным сном. Какое счастье, что он закончился! И только через некоторое время, окончательно придя в себя, Евгений спросил у Василия:

— Неужели, атаман, твой голос оказался настолько сильным, что уничтожил это дьявольское место?

— Когда Иванище говорил про Сорочинскую гору, я вдруг вспомнил, что и мать моя Амелфа Тимофеевна рассказывала мне в детстве про страшный остров, где нечисть сначала усыпляет людей песнями, а потом высасывает из них всю кровь. По преданию единственная возможность разрушить власть чудовищ — в день, когда они устраивают свое песенное состязание, пробраться к ним и победить, спеть лучше!

— Ну, Василий, ты… — Дмитриев не находил слов.

— Считай, что своды пещеры просто не выдержали нормальной песни, — рассмеялся Буслаев. — Это серьезное предупреждение халтурщикам будущего…

— Значит, вампирам конец?

— Конец вампирам Сорочинской горы. Но не забывай, сколько их ежечасно рождается среди людей…

Эта фраза не выходила из головы Дмитриева, когда они уже на корабле плыли дальше к святому городу Иерусалиму. Но он понимал ее по-своему.

Глава десятая. «Золотой скорпион»

Ровно в семь вечера у дома Веры Степановны остановился роскошный лимузин. Когда Светлана вышла, она увидела Степана Сергеевича, уже поджидавшего ее. Врач галантно открыл перед ней дверцу автомобиля. Когда Додонова опустилась на мягкое сиденье, возникло странное ощущение, будто ее пытаются завлечь в ловушку.

По дороге в клуб они большей частью молчали. Правда, Светлана пыталась несколько раз вызвать врача на разговор, но тот отделывался короткими, вежливыми, ничего не значащими фразами. Отвечал он бесстрастно, ни один мускул не дрогнул на его лице. Даже когда Додонова спросила, кто такие Боящиеся Солнца.

— Я мало знаю о них, — ответил врач.

— Мне сказали, они проникают в различные структуры: государственные, коммерческие.

— Не знаю. У нас в больнице они не работают.

Дальше вести разговор не имело смысла. Поэтому за последние полчаса ни она, ни он не проронили ни слова. Машина вылетела за черту города. Через некоторое время они оказались возле огромного железного забора, за которым проглядывался особняк. Охрана у ворот попросила предъявить членский билет клуба. Степан Сергеевич все так же молча вытащил билет, протянул его охраннику, который теперь вопросительно смотрел на Додонову.

— Ее пригласила хозяйка, — наконец-то подал голос Степан Сергеевич, — это Светлана Николаевна Додонова — известный писатель.

«Меня пригласила хозяйка?»

Охранник кивнул. Додонова решила ничего не спрашивать у врача. Все равно не скажет. Особняк был трехэтажный и очень красивый (работали настоящие мастера!), напоминал он средневековый замок, построенный в готическом стиле. Шторы на окнах плотно завешены, но сквозь них пробивался свет.

Усиленная охрана стояла при входе в особняк. Светлане и ее спутнику пришлось даже проходить через «металлоискатель». Но и после этого взгляды охранников продолжали оставаться подозрительными и жесткими.

И вот они в особняке. Здесь можно ослепнуть от множества люстр со сверкающими хрустальными подвесками, а также от царящей роскоши: мраморные колонны и мраморный пол, фонтаны, лестницы с перилами из слоновой кости, на стенах — картины выдающихся мастеров живописи. Хозяева точно желали продемонстрировать, что именно они — ХОЗЯЕВА ЖИЗНИ, которым дозволено все. И наряду с самыми дорогими безделушками они могут скупать человеческие души.

Респектабельные мужчины и женщины в дорогих нарядах, сбившись в кучки, что-то оживленно обсуждали, над чем-то смеялись. Мимо них вальсировали с подносами официанты и официантки. Степан Сергеевич взял два бокала с искрящимся шампанским:

— За вас, Светлана Николаевна!

— Благодарю.

Но едва она взяла бокал, он слегка задрожал в ее руке. Она опять почувствовала, как чей-то пристальный взгляд не отпускает ее ни на секунду… Она даже не разобрала вкус выпитого шампанского.

Два или три раза кто-то из гостей окликал врача. Он отвечал вежливым поклоном и вел свою спутницу по бесчисленным комнатам и залам. И тут… он замер и слегка побледнел. Им навстречу спускалась молодая женщина в длинном черном платье. Женщина, которая сразу привлекала к себе внимание.

Она казалась юной, но, когда приблизилась, стало видно, что ей около тридцати, о чем говорили легкие морщинки вокруг глаз. Лицо ее можно было бы назвать красивым, если бы не его излишняя худощавость и неестественная бледность — точно на нем густой белый слой пудры. Ноздри небольшого точеного носика азартно раздувались, словно она чувствовала добычу. Красивые миндалевидные глаза с длинными ресницами жадно ловили каждое ваше движение. Губы — крупные и сочные; наверняка любой мужчина мечтает вкусить их сладость. Длинные волосы напоминали рассыпавшийся по плечам черный шелк. Шею украшало рубиновое ожерелье; камни горели, переливались, но Светлане почему-то показалось, что это капли крови… Женщина очень стройна и необычайно грациозна.

— Госпожа Хлебникова, это и есть Светлана Николаевна Додонова, знаменитая писательница, гордость Незнамовска, — сказал врач.

— Очень приятно! — красивые глаза женщины вспыхнули нескрываемым любопытством. — А я — хозяйка дома Эльвира Григорьевна Хлебникова.

Голос звучал мягко и одновременно властно. Она пожала гостье руку, и Додонова ощутила холод… Рука Эльвиры была ХОЛОДНОЙ, точно лед. Кто-то из проходивших мимо гостей-мужчин пытался припасть губами к руке хозяйки, но она недовольно щелкнула пальцами; обняв Светлану, сказала ей:

— Вот вы какая! Я вас сегодня краду на целый вечер.

«Любопытная женщина, — думала Додонова, — интересно, кто она по национальности? Я изучала антропологию — ни один из известных типов в Хлебниковой ярко не выражен».

— …Степан Сергеевич, вы слышали, я похищаю у вас нашу красавицу.

Врач поклонился и моментально исчез. Хлебникова повела гостью по своим апартаментам. Она пыталась поразить ее то старинной мебелью, принадлежавшей «династии Бурбонов», то «настоящим Ван Гогом». И постоянно щебетала Светлане на ушко:

— Обожаю ваши книги. Пройдет время, и вы войдете в классику нашей литературы.

— Это лесть! На роль классиков есть более достойные претенденты. Я же — обычная писательница детективного жанра. Не более…

— О, Светлана Николаевна, я умею различать детектив и «детектив». Ваша «легкая форма» скрывает серьезные мысли. За всеми этими погонями, расследованиями стоит нечто большее.

— Благодарю… А знаете, меня очень удивило ваше приглашение.

— Попасть в наш клуб практически невозможно. Здесь — только элита Незнамовска. Состоятельные люди с возможностями, связями. Мы — государство в государстве. Конечно, иногда мы делаем исключение. Если бы такая женщина, как вы, согласилась стать членом нашего клуба…

— Но у меня нет ни большого состояния, ни связей. Я никак не отношусь к элите.

— Вы — больше, чем элита. Степан Сергеевич назвал вас гордостью Незнамовска, я же считаю гордостью нашей нации.

«Чьей нации? Твоей?»

Хозяйка водила, водила Светлану по своему дому, позволяя любоваться роскошью. А Додонова вдруг вспомнила маленькую лачугу Федора Колпакова.

— Когда возник ваш клуб? — спросила Светлана.

— Около года назад.

— И какова цель его создания? Если это, конечно, не секрет.

— Для вас секретов нет. Прошу…

Они оказались в ресторане. Все столики были свободны. За один из них хозяйка пригласила Додонову. Тут же подскочил вышколенный официант и встал по команде смирно. Вместо заказа со стороны хозяйки последовал лишь легкий кивок. Официант моментально исчез.

— Итак, наша цель, Светлана (она уже не назвала ее отчества), — объединить всех состоятельных людей города. Сделать всех единой семьей, ибо, в конце концов, у всех нас единые интересы.

— Интересы богатых людей также часто разнятся.

— Да. Но есть один, общий интерес: обеспечить порядок и спокойствие в ЭТОМ городе. Только так МЫ сможем выжить.

Сделав на слове «мы» ударение, Эльвира вопросительно посмотрела на Додонову. Та лишь пожала плечами:

— И чем мое присутствие в клубе поможет ВАМ выжить? Пока я не вижу никакой связи.

В бокалах у обеих женщин уже плескалось шампанское. Эльвира подняла бокал, внимательным долгим взглядом посмотрела на свою собеседницу:

— Вы нам действительно нужны. Вы станете символом Незнамовска. А, значит, нашего клуба. Мы обеспечим вам любую финансовую поддержку. Называйте сумму!

— А взамен я?..

— Да, да. Взамен вы отдаете свое… свою…

— Душу, — подсказала Додонова.

— Пусть так, — рассмеялась Эльвира Хлебникова. — Но игра стоит свеч.

— Уверены?

— Люблю иметь дело с умными людьми.

— Скажите конкретно: что от меня требуется?

— Прежде всего, поменьше интересоваться разными ужасными историями в нашем городе.

— Еще конкретнее, если можно.

— Убийство старого монаха и самоубийство его убийцы, ненормального выродка… Мы не хотим, чтобы вся эта история была раздута. Страдает репутация города. Милиция во всем разберется. Или уже разобралась. А вы посмотрите на Незнамовск с другой стороны. Это город вашего детства, значит — город-мечта, город-сказка, где неприятное забывается, а все другое, даже маленькие домики — поэтизируется. Создайте именно такой образ Незнамовска.

— Но как быть с реальностью, когда открываешь глаза, и сказка исчезает?

— Поэтому мы и предлагаем стать членом нашего клуба. И тогда сказка не исчезнет… Светлана, мы молоды… может быть, перейдем на «ты»? Твой талант и мои деньги многое решат.

— Вы уверены, что этот так называемый выродок — Федор Колпаков убил старого монаха?

— Он признался. Что до меня, то я в грязные истории не влезаю. Мой бизнес честный, и отношения стараюсь поддерживать честные.

Ее голос был по-прежнему ласков, однако теперь в нем появились металлические нотки. Она тут же сменила тему, стала говорить обо всем и ни о чем конкретно. То интересовалась последним дефиле в Париже, на котором Светлана присутствовала, то рассуждала о гигантских суммах, которые тратит Голливуд на создание новой исторической картины. А в ресторане начал понемногу собираться народ. Каждый спешил лично засвидетельствовать хозяйке свое почтение. Эльвира всех представляла Светлане. Любой здесь был «выдающимся горожанином (горожанкой), немало сделавшим для процветания Незнамовска». Но иногда Додонова улавливала в хвалебных речах Эльвиры иронические и даже саркастические нотки. Но, может, ей это только кажется?..

Директор завода и владелец крупной фирмы, бизнесмен и прокурор — все они кланялись хозяйке, и она отвечала им механическим движением головы. «Интересно, — подумала Додонова, — за какие заслуги она пользуется таким уважением?»

— А вы чем конкретно занимаетесь, Эльвира?

— Мирю всех со всеми. Я миротворица.

«Любопытное занятие. И, судя по всему, хорошо оплачиваемое».

Внезапно внимание Светланы привлек еще один человек. Его появление почему-то заставило ее вздрогнуть. Он был невысокого роста, стриженый под бобрик. Глубоко посаженные глаза мрачно поблескивали из-под лохматых бровей. Нос приплюснутый, настолько маленький, словно его и нет вовсе. Зато челюсть массивная и двигалась она в такт походке. Изысканный костюм сидел на нем несколько мешковато, как на цирковом клоуне, но это не вызывало смех, а, наоборот, усиливало безотчетный страх перед ним.

Светлана заметила, что почти все посетители ресторана опустили головы и прятали взгляды. Что за странный гость в таком «элитарном заведении»?

Эльвира будто прочитала ее мысли:

— Его зовут Борис. Состоятельный и уважаемый человек. Занимается бизнесом.

— Каким? — сглотнув слюну, спросила Светлана.

— Не в моих правилах интересоваться конкретными делами знакомых и друзей.

«Только бы он не подошел сюда!»

А Эльвира как назло закричала:

— Борис, подойди на минуту. Хочу тебя познакомить…

Вблизи Борис оказался еще более отталкивающим. Его голова на бычьей шее слегка подергивалась, а щеку пересекал большой шрам.

— Борис, это наша гостья, знаменитая писательница Светлана Додонова.

— Очень приятно… — прошептала Светлана.

Борис вежливо поклонился. А глаза почему-то недобро сверкнули. И от этого душа невольно ушла в пятки. Хотелось вскочить и убежать; куда угодно, но только подальше от него!

«Уходи! Уходи!» — мысленно умоляла его Додонова. Еще мгновение, и она бы закричала это вслух.

Она уловила еще один взгляд — насмешливый взгляд Эльвиры. Складывалось впечатление, что хозяйка «Золотого скорпиона» все понимала, и ей доставляло истинное удовольствие наблюдать за игрой кота и мышонка.

ГДЕ МЫШОНКОМ БЫЛА ДОДОНОВА.

Светлана сделала все, чтобы справиться с собой и спокойным тоном ЧТО-ТО СКАЗАТЬ демоническому Борису.

Сколько времени длится эта пытка? Возможно, и прошло-то всего несколько секунд. Но они кажутся часами!

Борис наконец развернулся и ушел в дальний угол ресторана.

— Борис — неплохой малый. Он иногда выполняет мои поручения, — как бы между прочим заметила Эльвира.

«Что за поручения?!!»

Конечно, никогда ее Светлана об этом не спросит.

На эстраде появился оркестр, зазвучала танцевальная музыка. Некоторые гости, забыв, что они «выдающиеся горожане», исступленно дергались в захватывающем ритме. Можно было бы от души повеселиться. Но Додоновой было не до смеха. В ее голову вдруг прокралась нелепая мысль: вдруг сейчас Борис пригласит ее на танец?

— …Светлана! Что с вами?

— Простите, Эльвира, разные мысли…

— Так вы согласны стать членом нашего клуба, нашей замечательной команды?

— Я должна подумать. Пока же не вижу, чем реально могла бы помочь вам. Мирить богатых людей — не в моих силах. А врать — не в моих правилах. Что до моего имени… Есть имена более известные. И многие из этих «знаменитостей» сломя голову прибегут к вам.

— Вы сказали «должна подумать». И ЭТО пока для меня главное.

И опять хозяйка шутила, смеялась, говорила о всевозможных пустяках. Но ее глаза продолжали ловить каждое движение Додоновой, любую перемену в ее настроении. Светлана чувствовала, что она — в клетке, а Эльвира, будто ловкий дрессировщик, готовит ее для своего номера.

Неожиданно Додонова увидела, как в зал влетел… Арнольд Пуговка. Он тут же прыгнул в круг танцующих и начал выписывать такие кренделя! Он успевал одной даме поцеловать ручку, другой — что-то прошептать на ухо, третью ущипнуть за заднее место. Потом нашел себе высокую партнершу (выше его на голову), решил чмокнуть ее то ли в щечку, то ли в губы, но промахнулся, и поцелуй пришелся в ее чрезмерно пышную грудь. Дама сделала вид, что обиделась, но затем рассмеялась. И они уже застыли в медленном танце.

«Пуговка тоже член клуба?»

— … Одну секунду, — сказала Эльвира Светлане. — Ровно секунду!

Она поднялась из-за стола, пошла через зал к одному из гостей. Светлана была рада, что ее хоть НА СЕКУНДУ оставили одну.

«А ты не рано радуешься? Посмотри еще раз на нее внимательно!»

Эльвира сутулится, отчего слегка портится ее красивая фигура. А ее руки… они слишком ДЛИННЫ!

«Она одна из них?.. Из тех, кто боится солнца?»

Додонова схватила бокал, глотнула (это же не вода! это шампанское!) и поперхнулась…

«Она точно одна из них!»

Кто-то постучал ее по спине, отчего кашель прошел. Она повернулась, чтобы поблагодарить… Эльвира уже стояла рядом, темные глаза буравили Светлану.

— Что с вами?

— Поперхнулась.

— Но вы еще и встревожены?

«От тебя ничего не скроешь!»

— Я просто устала. И дома кое-какие дела.

— Значит, ничего серьезного?

«Неужели догадалась, что я поняла!»

— А что может случиться? — Додонова сделала удивленное лицо.

— Так вам надо домой? — хозяйка, казалось, была огорчена.

— Да.

— Вы уже пришли в себя?.. Тогда выпьем напоследок за нашу будущую дружбу.

В их рюмках вновь искрилось, играло шампанское.

— Чин-чин!

— Чин-чин! — пришлось повторить Светлане.

Голова еще больше закружилась. И так захотелось домой. В который раз Эльвира читала ее мысли.

— Вас проводят. Нет, не доктор. По секрету: он слишком много выпил и не годится для этого. А вот Борис — в самый раз. Не возражаете?

Хмель сразу испарился. Эльвира была беспощадным судом присяжных, который только что вынес Светлане суровый приговор…

«Надо отказаться! Но что я скажу?.. Что она подумает? Испугалась! Нет, она не увидит моего страха».

— Раз вы так считаете…

Дрожит ее голос или нет? Невозможно даже объяснить: почему она БОИТСЯ Бориса?

— Вот и хорошо, — кивнула Эльвира. — Борис!

Он возник, словно черт из преисподней. И пристально смотрел на Светлану.

«Сгинь, проклятый! Сгинь!»

— Борис, ты доставишь нашу гостью домой.

Он наклонил голову, однако Светлана успела заметить, как губы его скривила усмешка.

— Я готов.

Голос был резкий, от него по коже пробегали мурашки. Он подал ей руку — крупную, волосатую, с короткими толстыми пальцами. Светлана подумала, что сейчас эти пальцы схватят ее за горло и в секунду сломают шейные позвонки.

А дальше — ледяной поцелуй Эльвиры и пожелание скорой встречи. Мужчины говорят Светлане комплименты, целуют руки. Охрана при выходе почтительно кланяется. И вот этот кошмарный Борис берет ее под локоть!

«Теперь уж ты от него не вырвешься!»

В машине он молчал. Но если молчание доктора Степана Сергеевича вызывало скуку, то молчание Бориса — ужас. Она убеждала себя, что ее страхи — нелепость, дикая фантазия. Но поделать с собой ничего не могла.

ГНЕТУЩЕЕ МОЛЧАНИЕ! Выдержать такое невозможно!

Слегка дрожащими руками она потянулась к кнопке радио. Зазвучала мелодия популярной песни. Додонова раньше слышала ее, но не вдумывалась в смысл. А ведь певица пела о… девушке, которая села в машину к незнакомому мужчине. («Не садитесь никогда в машину, к незнакомому вам мужчине!»)

«Ей нельзя было туда садиться! А она, дура!..»

Борис усмехнулся, но ничего не сказал.

Скоро ее дом! Скоро эта пытка закончится! Как только что закончилась страшная песня. И теперь звучит веселая. «Напевай ее! Напевай!» И тут…

Ее ослепили фары мчавшейся навстречу машины. Додонова вскрикнула, инстинктивно прижалась к Борису. Тот лишь коротко бросил:

— Нельзя быть такой нервной.

У него железные нервы. И от этого ужас перед ним еще более возрастал.

— Видите, какова человеческая жизнь, — усмехнулся Борис. — Вообще-то никакой опасности не было. Машина ехала мимо. Вам показалось, вы устали.

— Устала… — как эхо отозвалась Светлана.

Но представьте себе, что опасность была. Что кто-то захотел свести с вами счеты? Поэтому лучше вообще избегать возможных столкновений. А то ведь знаете, сегодня ты — на коне, но завтра…

От зловещего «но завтра…» Светлану бросило в дрожь. Она еле дождалась, когда машина подъехала к ее дому. «Слава Богу!»

Однако облегчение вновь сменилось ужасом. Она вспомнила, что от волнения ЗАБЫЛА НАЗВАТЬ БОРИСУ СВОЙ АДРЕС.

А он его ЗНАЕТ!

Борис, словно догадался, о чем она подумала:

— Ваш адрес мне дал доктор Степан Сергеевич.

Светлана не помнила, как выскочила из автомобиля. Однако он ее окликнул. Окликнул так, словно ожег хлыстом.

— Секунду!

На Додонову напал столбняк. Она не в силах ни шевельнуть рукой, ни сделать шаг.

— Ваша сумочка!

— Что? — одеревеневшим голосом переспросила она.

— Вы забыли сумочку.

— Благодарю…

В который раз лицо Бориса точно перекосила зловещая гримаса. Или ей опять показалось? Царящая темнота скрыла правду.

Она дома! Дома!

«… избежать возможных столкновений…»

— Бабушка!

НО ЗАВТРА, Света, ЗАВТРА…

— Бабушка, это я! Ну, открывай же скорее!

Глава одиннадцатая. Ночной кошмар

После смерти старого иеромонаха отец Вячеслав не находил себе места. Он часто рыдал и без конца молился о своем учителе. Он чувствовал, что эта страшная смерть каким-то образом связана с содержимым того конверта, который ему сунул черноволосый человек. Отец Вячеслав не верил, что убийца — Федор Колпаков. Федор — самое безобидное существо на свете. Он не смог бы убить даже букашку.

Молодой монах, пришел к наместнику монастыря отцу Андрею и рассказал о странной истории, случившейся накануне кровавой драмы. Наместник обо всем подробно расспросил.

— Скажи, брат, а какой это был конверт?

— Обычный, большой белый конверт.

— Случайно не знаешь, что в нем было?

— Для этого я должен был его вскрыть. Но разве я мог бы…

— Ты все правильно сделал, брат, — успокоил его отец наместник, — ты можешь просто предположить: что могло находиться внутри конверта?

— Скорее всего, отец Андрей, там была либо книжка, либо тетрадка, либо блокнот.

— Отец Александр тебе ничего не говорил?

— Нет, отец Андрей. Но когда я вернулся и отдал конверт, он мне сказал… Постараюсь вспомнить точно его слова! Он сказал: «Ты правильно поступил…» Или нет: «Ты все правильно сделал. Теперь оставь меня одного, ибо времени почти не осталось». Да, именно так. И еще вчера он мне сказал: «Не думай обо мне. Думай о тех испытаниях, что скоро выпадут тебе. Но не бойся их». Причем, на слове «их» он поставил ударение.

Наместник задумчиво посмотрел в окно. Отец Александр никогда ничего просто так не говорил и не делал. История с посланием старому иеромонаху казалась ему подозрительной.

— Брат, ты еще кому-нибудь говорил про этот конверт?

— Нет, отец Андрей, только вам.

— А про странного человека, который тебе его передал?

— Тоже нет.

— Припомни точно, брат, может случайно?..

— Нет! Нет! — закричал молодой монах.

— Тогда я тебя попрошу и дальше пока об этом молчать.

— И милиции не говорить?..

— И милиции.

…Итак, прошло одиннадцать дней. После самоубийства Федора Колпакова многие монахи поверили в виновность привратника: мол, в Федора действительно бес вселился. Но только не отец Вячеслав. В нем, как ни странно, все сильнее росло убеждение, что бедный человек не виновен. Не исключено, что кто-то решил Колпакова подставить.

Несколько раз монах тайно проникал в келью отца Александра. Он искал, искал там тот злополучный конверт. Увы, безрезультатно. Однако отступать он не собирался. Кусочек страшной тайны, который он держал в своих руках, не давал ему покоя ни днем, ни ночью. Он вздрагивал при появлении следователей или многочисленных журналистов, как от чумы, готов был бежать от их вопросов. Монаху казалось, что он в чем-то виновен. А они все ЗНАЮТ, ЧТО ОН ВИНОВЕН. Особенно его напугала сегодняшняя встреча с молодой писательницей. Она стояла и о чем-то разговаривала с отцом Авраамом. И нужно же было ему подойти!

А что, собственно, произошло? Казалось бы, ничего особенного. Но этот ее взгляд…

(Очень милая девушка с добрыми глазами.)

…взгляд, проникающий в душу и пытающийся вытащить оттуда признание!

(Признание в чем?)

И она что-то ЗАПОДОЗРИЛА!

(Внешность может быть так обманчива!)

Вечернюю службу уже отслужили. Последние прихожане покидали монастырь. Затем, крестясь на золотые маковки церквей, уходили служащие монастыря, в основном скромные женщины — швеи, поварихи, продавцы книжной лавки. Новый привратник задвинул засов на массивных, кованых железных воротах. Монастырский двор опустел. Лишь двое монахов, прячась от холодного ветра, быстро шли в свои кельи. Тяжесть в душе отца Вячеслава еще более усилилась. Его не радовал больше этот мир — прекрасный, разноцветный, радужно сияющий. Он отчаянно повторял про себя слова своего старого наставника: не поддаваться унынию; за все благодарить Господа… Однако слезы безудержно текли и текли по щекам. Нет больше его духовника, его лучшего друга и советчика. И снова страшное предчувствие (как в тот день!) навалилось огромной, тяжелой глыбой.

Пора идти в келью. Но он не мог двинуться с места, охваченный непонятным страхом. А хмурое небо и усиливающийся холодный ветер гнали его.

…Что-то осторожно коснулось его руки. Молодой монах вздрогнул, но тут же успокоился. Это «что-то» — большое, пушистое и очень доброе. Оказывается, из клетки выпустили Мухтара — овчарку, живущую при монастыре. Мухтар обожал отца Вячеслава, поскольку тот, возвращаясь с трапезы, всегда совал ему в клетку «подарок».

Но внезапно Мухтар повернул голову в темноту, оскалился, зарычал, словно предчувствуя недоброе. Монах ласково потрепал его:

— Что с тобой, дружок?

С собакой творилось что-то невообразимое. Шерсть ее встала дыбом, в лае звучали одновременно ярость и страх.

— Успокойся, Мухтар!

Голос отца Вячеслава прозвучал не слишком убедительно. Монах сам БОЯЛСЯ. Собака с лаем бросилась в темноту. А отец Вячеслав вынужден был направиться к себе в келью.

Небольшая комната с двумя кроватями, столом, книжными полками. Как он жалел, что его соседа — отца Фомы нет. И не будет еще целых три дня.

ТРИ ДНЯ!

А ОНИ могут прийти сегодня.

«Кто придет? Ты болен!»

Помнишь, что говорил отец Александр? Чтобы ты не боялся ИХ.

«Он говорил об испытаниях, которые мне выпадут!»

(Уверен?)

«Не бойся ИХ! НЕ БОЙСЯ ИХ! НЕ БОЙСЯ…»

А если все-таки ОНИ придут? Как в свое время пришли и убили отца Александра!

Как бы отец Вячеслав хотел, чтобы его сосед был сейчас тут. Толстый, неуклюжий отец Фома, он так мешал спать по ночам своим храпом.

ПУСТЬ ХРАПИТ! ПУСТЬ!

Отец Вячеслав упал на колени. Он плакал и молился.

Ночь все сильнее сжимала город в стальных объятиях. Тишина стояла такая, что, казалось, можно было оглохнуть. Отец Вячеслав так и не сомкнул глаз и все время всматривался в оконное стекло. Как жаль, что келья на первом этаже.

(Не бойся ИХ!)

Какая разница: первый, второй этаж? Для НИХ не существует ни дверей, ни стен.

Отец Вячеслав не знал, кто такие «они». Сколько их: один, двое или целый десяток? Но можно догадаться, ПОЧЕМУ ОНИ УБИЛИ отца Александра. Иеромонах получил в конверте то, что представляет для НИХ опасность.

Если бы найти тот конверт, те документы!

(Думаешь, ОНИ их уже не нашли!)

Привыкшие к темноте глаза вдруг различили в окне лицо. Сдавленный крик вырвался из горла молодого монаха и тут же оборвался. Он перекрестился и, читая молитву, осторожно поднялся с кровати. Он так надеялся, что это кто-то из монастырской братии.

— Кто там?!

За окном никого не было. Только черный лик ночи.

«Вдруг это козни дьявольской силы?»

Так был кто-то у окна или нет?

«Вряд ли… Ведь даже НЕ ЛАЯЛА СОБАКА… Что для НИХ собака?»

Он решил позвать других братьев. Но остановился. Что он им скажет?

УВИДЕЛ ЛИЦО В ОКНЕ. Лицо, которого не было…

А может, все-таки было?!

…Кто-то скребся в его дверь. Отец Вячеслав подумал, что это опять ему только кажется. Что это порожденная страхом слуховая галлюцинация. Но нет!..

КТО — ТО ТОЧНО СКРЕБСЯ В ЕГО ДВЕРЬ!

Монах вытер со лба струящийся холодный пот и с ужасом спросил себя, что ему делать. Закричать? Позвать на помощь? И вдруг вспомнил, как брат Фома жаловался, что в монастыре появились мыши.

«Мыши! Мыши!» — у отца Вячеслава отлегло от сердца.

(А вдруг не мыши?!)

Он понял, что не сможет больше здесь находиться. Он пойдет в келью к кому-нибудь из братьев и попросится переночевать. Потом он что-нибудь скажет, объяснит.

КАК СКРЕБУТСЯ МЫШИ!

Голова раскалывалась. Сомнения, сомнения…

(Мыши так не скребутся…)

Монах трижды перекрестился, на цыпочках подошел к двери. Сразу стало тихо, как в склепе.

(Мыши убежали?)

Тут он не останется! Отец Вячеслав открыл дверь… И обмер. Перед ним стоял низкорослый человек, явно обладающий большой силой. Его несоразмерно длинные руки сделали угрожающий жест, приказывая молчать. Самое жуткое — это его лицо. Это лицо человека и одновременно зверя. Маленький лоб и выдвинутая вперед челюсть. В диких глазах — яростный блеск.

— Где? — угрожающе спросил он.

Не требовалось никаких разъяснений, чтобы понять, что ему нужно. ТОТ САМЫЙ КОНВЕРТ!

— Я не знаю, — ответил монах.

— Но ведь ты отдал ЕЕ старику.

— Я ему действительно что-то передал. Но не знаю, о чем речь, — сказал отец Вячеслав.

— Не верю. Ты ведь был его любимчиком.

— Отец Александр любил всех.

— Но тебя особенно. И он наверняка успел кое-что рассказать. Сколько ты хочешь? Не стесняйся, монах. И завтра (нет, уже сегодня) ты сбросишь с себя эту рясу и будешь нежиться с красотками на Багамских островах.

Отец Вячеслав понял, что в живых его не оставят. Можно попробовать выиграть время, поднять шум. Но опять вспомнил слова своего старого духовника: «НЕ БОЙСЯ ИХ».

ОНИ приходят, чувствуют собственную силу и безнаказанность, потому что МЫ боимся их и молчим…

Отец Вячеслав никогда не отличался особой храбростью; в детдоме, где он воспитывался, мальчишки его часто били. Но теперь страх перед этим звероподобным существом вдруг прошел. Возможно, именно он убил самого близкого для него человека.

— Мне ничего от вас не нужно, — просто сказал монах.

— Ты пожалеешь…

Отец Вячеслав попробовал прорваться к выходу, оттолкнуть низкорослого зверя, поднять шум. Мгновенно последовал удар, отбросивший его к кровати.

— Где?!!!

Еще не придя в себя, молодой монах опять попытался закричать. Убийца мгновенно оседлал его и заткнул ладонью рот.

— Я тебе сейчас его заклею. А потом буду пытать. Ты еще не знаешь, как я умею пытать.

Отец Вячеслав вцепился в руки убийцы, силясь ослабить хватку. Звероподобный вторично ударил его. Однако монах не сдавался, бился из последних сил. Последовал еще один удар. Убийца кулачищем попал ему в висок.

— Где?! Где?!.. Эй, ты что?.. Проклятье!

Монах был мертв. А ведь он, возможно, что-то знал! Убийца злобно выругался и исчез в черноте ночи.

А в это время на другом конце города Светлана вскрикнула от ночного кошмара. И испугалась, не разбудила ли бабушку. К счастью, та крепко спала. И ей надо спать! Однако мысли, точно пчелы, жалили и жалили ее. Весь сегодняшний день прокручивался в мозгу, как кадры кинохроники.

Почему именно ее пригласили стать членом элитарного клуба Незнамовска? Эльвире потребовалось ее имя? Смешно! Сегодня в России богачи покупают сотни имен. И многие, кто еще недавно называл себя совестью нации, с удовольствием лижут руку барина. Нет, дело в другом! Ей предложили «закрыть глаза». Но ведь она толком ничего не знает.

ПОЧЕМУ ИМЕННО ЕЕ?!..

«Давай рассуждать логически, Света, — сказала она себе, — во-первых, ты сама как журналист участвовала в расследовании нескольких шумных дел. Они это знают. И знают то, что Светлана Додонова никогда не останавливается на полпути. Сразу убрать меня, как Федора Колпакова, — дело хлопотное, вызовет нежелательный резонанс. Конечно, если я буду упорствовать, они со мной покончат. Но пока им выгоднее купить Додонову и заставить ее верно служить.

Эльвира не случайно отправила Бориса проводить меня. Борис выполняет ее поручения. Не сложно догадаться, что за поручения…

Мне дали понять: не подействует пряник — подействует кнут.

…Как странно, врач Степан Сергеевич — член клуба «Золотой скорпион». И именно в его клинике покончил жизнь самоубийством Федор Колпаков.

Арнольд Пуговка, который, по его словам тоже занимается «этим делом», то есть расследует убийство отца Александра, — член клуба «Золотой скорпион». И этот же самый Пуговка (по старой дружбе, разумеется!) уговаривает меня ни во что не вмешиваться.

Если все они связаны между собой, то напрашивается вывод: старый иеромонах им чем-то помешал!

Но чем им мог помешать этот старый добрый человек, явно не принадлежавший ни к элите и ни к группировкам?.. Скорее всего, он что-то узнал на исповеди. Надо выяснить, исповедовал ли он в последнее время?»

Сон не шел. Светлана поднялась, подошла к окну, осторожно отодвинула штору. Она поймала себя на мысли, что делает это неспроста. Ее по-прежнему преследовал безотчетный страх, казалось, что Борис НИКУДА НЕ УЕХАЛ. Что он следит за ее домом.

За окном — темная, безлюдная улица небольшого провинциального города.

— Светочка! — послышался позади нее голос бабушки.

Вера Степановна включила свет и добродушно проворчала:

— Никак не спится тебе.

— Я сейчас усну, бабушка.

Светлана прыгнула в кровать, Вера Степановна села рядом, взяла руку внучки, сжала в своей.

— Ты ведь приехала сюда отдыхать. Забудь о делах.

— Хорошо.

— Не обманешь?

— Не знаю, — честно призналась Светлана. — А знаешь, кого я сегодня встретила? Арнольда Пуговку. Он теперь подполковник, начальник районного отдела внутренних дел.

— Помню я его, — проворчала Вера Степановна. — Все врал, что он потомок итальянского графа. Мальчишкой он был подленьким. Интересно, каким стал теперь?

— Как странно… — Светлана не докончила фразу. Она вдруг подумала: Пуговка — начальник РОВД. Кто угодно, только не он. Вот уж поистине нелепица…

— Я выключу свет.

— Нет, подожди. Я так сразу не усну. Дай мне книгу. Вон ту.

— Русские былины, — покачала головой бабушка, — как в детстве.

— Я недолго.

Светлана вернулась в мир своих героев того далекого тринадцатого века. Она знала: никто из них никогда не испугался бы того, что БОРИС НЕ УЕХАЛ. Истинные русские витязи, презирающие опасность.

Ну почему?!!!.. ПОЧЕМУ БУСЛАЕВ ПОГИБ?

…Итак, новгородская дружина покинула Сорочинскую гору. Но был еще Куминский остров.

Самое опасное место на пути их следования в Иерусалим. Об этом в Новгороде предупреждали Буслаева купцы:

И вновь Светлана точно пронеслась сквозь время и увидела реальные события, происходившие восемь веков назад на Куминском острове.

Глава двенадцатая. Тень абсурда

Ночь на Куминском острове выдалась удивительно теплой. Дувший с моря легкий ветерок пьянил, побуждал к веселью. Природа словно шептала: гуляй, ребята! Ни о чем не задумывайтесь и не отчаивайтесь. Разбойничья жизнь прекрасна и быстротечна; она летит, как пущенная из лука стрела, весело пронзая цель! Но бывает лучник ошибается, и стрела падает куда-нибудь в топкое болото. Так и лихой разбойник: сегодня схватил добычу, и счастье кружит ему голову. Но завтра завязнет он в топких болотах. Потонет! Ибо есть на свете Высший Судия!

Этой ночью двое дозорных, дежуривших на одном из участков Куминского острова, пристально вглядывались в бескрайние морские просторы. Наконец тот, что был повыше ростом и постарше своего напарника, сказал:

— Ух, и устал же я, дружище.

Второй — невысокий, рыжий, крепко сбитый, чем-то похожий на Колобка, согласно кивнул:

— Точно, приятель.

— Тогда, может, партеечку в «дурака»? — предложил первый. (Обзовем его для удобства «Приятелем», а второго — «Дружище»).

— А вдруг Главный заметит?

— Брось! — махнул рукой Приятель. — И он, небось, на каком-нибудь посту в картишки перекидывается.

— Нет, — возразил Дружище, — он сейчас рыщет по берегу, как голодный волк, и высматривает, кто из дозорных чем занимается.

— И чего дурью мается? Кто посмеет мимо нас проплыть и не заплатить дань? Мы — «остров в законе»! Тридцать лет тут стоим и еще столько же стоять будем. Одно слово «Куминский остров» всех в трепет приводит. Мы — зона страха.

— И еще бастион демократии.

— А это одно и то же. Так что садись вот сюда, Дружище, место для игры удобное. И нечего пялить глаза в открытое море. Голого зада любимой актрисы там все равно не увидишь.

— Это уж точно, — захихикал Дружище, удобно устраиваясь на мягкой траве.

Приятель вытащил колоду, ловко раскидал каждому по шесть карт. И сразу довольно сказал:

— Я хожу. У меня семь червей.

— Подожди, я посмотрю, может, у меня есть шестерка.

— Забыл, дурачина, карты преферансные. Здесь шестерок нет.

— Точно!

— Ты хоть знаешь какое другое слово, кроме «точно»? Как старший товарищ говорю: учиться тебе надо. А то так и будешь на дозоре стоять да повторять слово «точно».

— Ты и сам не шибко грамотный, — ехидно заметил Дружище.

— Когда я был в твоем возрасте, другие приоритеты были. Люди одним разбоем и грабежом такую карьеру делали! А сейчас к этому еще требуется диплом о высшем образовании. Посмотришь на иного, рожа у него разбойничья, как у тебя, например. А он все равно фигура. Пост крупный занимает либо в министерстве, либо в коммерческой структуре. И ведь никогда не признается, собака, что вышел из простых бандитов… Король! Туз! И вот тебе две семерки на погоны.

— Дружище вздохнул, начал мешать карты.

— Послушай, — спросил он своего напарника, — скоро выборы нового атамана, за кого отдашь голос?

— А ну их всех к лешему! Какая мне разница: нынешний останется — ворюга усатый, или какая-то баба придет. Оппозиция! Феминизм! Сколько мы заморских кораблей ограбили, а что толку? Кое-кто у нас на серебре и злате кушает, на гнедых рысаках разъезжает, а мне с этих набегов — только пара «Сникерсов», да жене моей — комплект «О кей — оби»! Тьфу! А еще считаемся обжорной зоной!

— Но ведь Виолетта, лидер оппозиции, обещает пересмотреть итоги приватизации собственности, награбленной всей нашей братвой. Нравится она мне. Когда-то простой актеркой служила. Помнишь, ее тогда Еленой звали. Говорят… — он понизил голос до хриплого шепота, — даже публичной девкой была. А теперь вот — лидер оппозиции!

— Ты посмотри на ее окружение. Одни прибежавшие сюда хазары. Они тебе так пересмотрят!

— Тсс! Ничего не слышишь? — вдруг сказал Дружище. Он бросил карты, взял факел и стал напряженно вглядываться в сторону моря.

Приятель тоже поднялся, пригляделся, прислушался, потом покачал головой:

— Что это ты?

— Да вроде шум какой-то со стороны моря.

— Пил сегодня?

— Нет.

— То-то и оно. На трезвую голову всегда шумы слышатся. Садись, играем!

Они опять удобно устроились прямо на траве, и Приятель вскоре прокричал:

— А мы вот так! Валет! Туз! Кончил на даму…

— Да что же это такое! — поднялся Дружище. — Точно подозрительный шум со стороны моря.

Приятель лишь расхохотался:

— Это ты насмотрелся бесконечных бандитских спектаклей, которые разыгрывают у нас всякие актеришки-лицедеи. На вот, глотни! — и он вытащил из-за пазухи припрятанную бутылку. Дружище с вожделением посмотрел на нее, но боязливо поежился:

— А если Главный заметит? Он, знаешь, как винный запах чует! Специалист!

— Запаха не будет! Видишь маленькие беленькие штучки? Когда последний заморский корабль грабили, все на них и не посмотрели, а я взял. Они уничтожают запах алкоголя. А вот эти освежают дыхание. Я недавно к жене пришел и говорю: «Угадай, что мне нужно?» Она почему-то сразу в постель прыгнула. Я смеюсь и продолжаю: «Не догадаешься. Мне нужно освежить дыхание». Она вдруг заревела. Почему?

— Может, потому что ей-то ты не дал освежить дыхание?..

— А в это время спущенные с корабля лодки буслаевской дружины тихо скользили к берегу. Василий дал условный сигнал, лодка Дмитриева поплыла вправо, а Никитина — влево. План новгородского атамана был таким: высадиться на остров с трех сторон, внезапно напасть на охрану, обезоружить ее и потом всем вместе двигаться в центр разбойничьего острова.

Царила тишина. Такое ощущение, что здесь на берегу Куминского острова, все заснули. Но ведь это не так! Это может быть ловушкой. Попадешь в нее, дверца захлопнется. Кто знает, что случится, когда новгородцы выйдут на берег?

Темная безлюдная местность. Но у берега пришвартованы разбойничьи лодки. А если именно они сейчас поплывут наперерез? ИМЕННО СЕЙЧАС начнется кровавая схватка?

В душе Василия вдруг возникла уверенность, что он разобьет эту бандитскую орду. Он чувствовал в себе необыкновенную силу, которую подарили ему Мать — Новгородская Земля и Отец — Великий Русский Дух Свободы. В нем заговорила кровь предков — бесстрашных ариев, пришедших с далекого юга и основавших Северную цивилизацию. Златокудрые воины в неистовом порыве крушили войска чужеземных стран! А что такое жалкий разбойничий остров!

— Вперед, ребята! — решительно шепнул Буслаев.

Дружинники подплывали ближе и ближе. Уже видны огоньки на берегу. Там кто-то есть!

— Держать оружие наготове! — приказал атаман новгородской дружины.

Наводящий на всех ужас остров — рядом. Пора! Василий дал команду, и его молодцы быстро выскочили на берег.

Опять никого! Но Буслаев ощутил: разбойники где-то тут! Не сделаешь и шага, как нарвешься на них. Он замер и приказал замереть всем. Невдалеке слышались тихие голоса…

Буслаев махнул рукой, неслышно пошел вперед, дружинники — за ним. Почти сразу им открылось удивительное зрелище… Двое разбойников отчаянно резались в карты. Далеко разносился винный запах.

— … А мы вот так! Вот так! — радостно кричал Приятель.

Дружинники возникли в темноте внезапно. Дружище попробовал схватиться за оружие, но Буслаев тут же уложил его ударом своего огромного кулака. Приятель, еле ворочая языком от страха (такого кулачища он отродясь не видел!), пробормотал:

— Сдаюсь на милость победителей.

— Где остальные? — спросил Василий.

— Там… — Приятель хотел показать, да руку свела судорога. (Ну и кулачище!)

— Вы разбиты на группы?

— Ага.

— Сколько вас всего на дозоре?

— Около сотни. А здесь — двое!

— Сотня… — промолвил Буслаев, а Приятель подумал, что для такого сошла бы и тысяча!

— Поговорим конкретно: как добраться до следующей группы? — при этом Василий стал водить кулаком возле носа пленника. Приятель, естественно, быстро и в подробностях все рассказал.

— Отлично! Ну, а теперь отдохни и ты немного. Ночная работа вредна для здоровья. — И Василий вторым ударом кулака отправил Приятеля отдохнуть вместе с его напарником.

…Они крались вперед, пока не наткнулись на вторую группу дозорных. С теми дело решилось еще проще. Один здесь спал, а другой увлеченно рассказывал спящему напарнику о своих сексуальных подвигах.

— Так вот я упал на нее…

— Упал! Упал! — согласился Буслаев, треснув его по башке. — И полежи часок — другой.

Раздался условный свист. К ним спешили Дмитриев и его группа. Видимо, им пришлось сложнее! Кто-то ранен, у кого-то разорвана одежда. Но все опьянены успехом.

— Атаман, спешу доложить, мы разоружили несколько групп дозорных!

— Молодец, Евгений, моя правая рука! Молодцы ребята! А где Костя Никитин? Почему от него нет никаких известий?

Все застыли в тревожном ожидании. И через некоторое время появились Никитин с друзьями. Появились они все взмыленные. Ясно, возникли проблемы.

— Дозорные убежали! — закричал Костя. — Наверняка они уже всех подняли!

— Что ж, ребята, — принимаем бой! — сказал Буслаев. И вдруг засмеялся.

От его смеха дружина мгновенно взбодрилась. Вера в победу над врагом, пусть даже превосходящим по численности в сотню раз, точно птица взвилась над новгородцами.

— Веди нас, Василий! — закричали русские витязи. Зловещая пасть страха исчезла. От сияния мечей дружинников стало светло, как днем.

…Атаман Куминского острова Вольдемар Усатый (вообще-то его имя было не Вольдемар, но оно ему очень нравилось: все-таки звучит на иностранный манер; а прозвище «Усатый» он получил за свои лихо закрученные вверх черные усы) возлежал на диване в своем милом особняке (его строили по специальному проекту плененные русские мастера) и думал, что бы ему еще приватизировать. Он чувствовал, что схватил мало, хотя ел только из серебряных тарелок, а пил из золотых кубков. Шампанское ему доставляли из далекой провинции Шампань, а коньяк привозили армянские купцы (их обязательный оброк!). Друзьям он объяснял, что просто обязан пить «эти препротивные напитки, врачи рекомендуют».

Кроме дорогих вин Вольдемар Усатый обожал красивых женщин. Когда он влюблялся, то обязательно присылал к дому возлюбленной не менее сотни корзин с розами. Пламенная любовь, впрочем, редко длилась больше недели. Но целую неделю его фаворитки чувствовали себя полновластными хозяйками острова.

В ту полную невероятных событий ночь фаворитками Вольдемара Усатого были Лидия и Фатима (последняя уверяла, будто она — незаконная дочь персидского шаха, а «папашка, подонок, этого не признает»).

— Лидия, — сказал Вольдемар Усатый маленькой черноволосой подруге, — половина того, что мы захватим на следующем корабле, — твоя.

— Это почему же?! — надула губки Фатима.

— Вот именно, почему?! — взорвалась Лидия. — С грабежа предыдущего корабля Фатимка получила две трети.

— Ах, ты!.. — рассвирепела Фатима. Огромная, похожая на разъяренную пантеру, она готова была в секунду разорвать миниатюрную Лидию. — Корабль был вшивенький, товаришка — то… тьфу!

— Не спорьте, девочки, — умоляюще произнес Вольдемар Усатый, не выносивший криков и плача своих любимых подруг, — не спорьте! Я прошу! Приказываю! Поймите, наконец, нельзя сейчас две трети. Выборы на носу. Оппозиция все берет на заметку. Вы что, Ленку, то бишь Виолетту, не знаете?

— Еще бы не знать! — сказала Фатима. — Мы с ней в одном…

Она поперхнулась, понимая, что чуть не сболтнула лишнее. Дочь шаха (пусть незаконная) никак не может «быть с Ленкой в одном…». Даже если речь шла всего лишь о театре.

— А когда будут грабить следующий корабль? — спросила Лидия. Фаворитка явно опасалась, что отведенное для нее время скоро закончится.

— Должны завтра, — вздохнул Вольдемар Усатый, — но ведь везде — войны. Корабли ходят невесть как, никакой график не соблюдается.

Лидия прыгнула к атаману Куминского острова на диван, и, оседлав его (под возмущенное фырканье Фатимы), жалобно пропищала:

— Сделай для своего цветочка один подарок.

— Все, что пожелаешь, любимая.

— Купи мне… Венецию.

— Что? — изумился Вольдемар Усатый.

— Город такой есть в Италии! — раздраженно ответила Лидия. — Говорят, очень красивый. Представляешь, я была бы венецианской принцессой.

— Венецианская принцесса! — захохотала Фатима. — Нет, вы только посмотрите на нее!

— По крайней мере, я была бы настоящей принцессой, а не липовой дочкой шаха.

— Липовой дочкой?! Ах, ты стерва!.. — когда кто-то сомневался в царском происхождении Фатимы, это действовало на нее, как красная тряпка на быка. Она бросилась на соперницу, вцепилась ей в волосы. Послышался истошный визг. Вольдемар Усатый, заламывая себе руки, тщетно умолял «милых куколок» остановиться.

Неизвестно, чем бы все закончилось, но в это время в резиденцию атамана Куминского острова ворвались несколько перепуганных разбойников:

— Чего вам? — недовольно бросил Вольдемар Усатый. — У меня семейная ссора.

— На острове высадились чужестранцы. Разбивают наши отряды и движутся к твоей резиденции. Возглавляет их человек силищи необыкновенной. Он крошит наших молодцов, точно семечки щелкает. Надо что-то делать, атаман!

— Девочки, на место! — крикнул Вольдемар Усатый, и фаворитки тут же исчезли. — Говорите, идут сюда чужеземцы! А что оппозиция? Она уже сражается?

— Нет. Она проводит на соседней улице митинг протеста по поводу незаконного вторжения на наш остров и неспособности властей защитить наше разбойничье население.

— Митингуют? Прекрасно! А я пойду сражаться! Я буду сражаться, как истинный герой! Лидия, Фатима, дайте мне мои… да нет, не халат и не бутылку вина. Мои доспехи! Иду на бой!.. Какой удар по оппозиции!

Даже луна выглянула из-за тучи, чтобы посмотреть, что за множество криков разорвало тишину Куминского острова. Да это же сотни разбойников, сотни лихих демократов ураганом накатывались на буслаевский отряд. Крики сопровождались звоном мечей и звуком стрел, ломающихся о щиты новгородцев.

Буслаев крушил и ломал! Одним взмахом руки он разделывался с десятком нападавших. Меч сверкал в его руках, как молния. Постепенно мистический ужас овладевал разбойниками. Они увидели в Василии беспощадного ангела возмездия, пришедшего сюда, чтобы заставить их держать ответ за совершенные злодеяния. И с этим ангелом человеку не справиться!

Отменно бился и Дмитриев. Хитрый, ловкий, он ускользал и от меча, и от стрелы. И поражал врага в самый неожиданный для него момент. Костя Никитин, не обладая буслаевской силой, просто рвался вперед, как его атаман. Несколько раз он был на волосок от смерти. Но Госпожа Удача явно благоволила к нему. Ведь она благоволит храбрым!

Отлично билась вся новгородская дружина, окрыленная верой в победу. И под ее напором разбойники не выдержали, дрогнули; кто бросил оружие, кто просто бежал. Куминский остров сдался русским витязям.

Лидер оппозиции Виолетта — молодая восхитительная женщина — вамп в сопровождении свиты появилась на центральной площади острова. Представшее в свете факелов зрелище заставило ее сначала вздрогнуть (она уже мысленно распрощалась со своими далекими планами). Однако потом сердце радостно забилось, она поняла, что судьба дает ей новый прекрасный козырь против конкурента на предстоящих выборах… Повсюду — трупы разбойников и разбросанное оружие. А Вольдемар Усатый, весь в грязи, стоял на коленях перед светловолосым гигантом. Проиграл! Чужеземцу! Теперь ему ничего не светит. Пусть забудет об атаманском кресле. Надо лишь умело повернуть ситуацию в свою пользу. Жаль, конечно, много ребят с Куминского острова полегло. Но, как говорят советники-хазары, власть — все! человеческая жизнь — ничто!

Виолетта остановилась напротив светловолосого молодца — покорителя их маленького разбойничьего «государства» и с пафосом продекламировала:

— Кто ты, посмевший дерзко посягнуть на остров мой?

Затем она повернулась к победителям и побежденным, желая видеть, какой эффект произведет ее «поэтическая фраза». Но никто должным образом не отреагировал. И только светловолосый молодец произнес в ответ:

— А кто такая ты, чтоб спрашивать об этом?

Он принял правила ее игры. Оставалось отвечать:

— Я — атаманша… без пяти минут!

— Вот уж нет! — взвился Вольдемар Усатый. — Она врет! Нагло врет! Я был, и я им останусь.

Укол поверженного Буслаевым противника не возымел никакого действия. Виолетта смерила его презрительным взглядом и продолжала:

— О, посмотрите вы на клоуна, который позорно битву проиграл! Пред чужестранцем стоит поверженный, разбитый, напоминая старое, дырявое корыто!

— Мы хотя бы проиграли. А вы вообще в битве не участвовали.

— Оппозиция должна не участвовать в битве, а критиковать руководство, проигравшее ее.

— Правильно! Правильно! — поддержало Виолетту окружение.

— Вот когда мы придем…

— Вы никуда не придете! По предварительным опросам мы опережаем вас на один процент.

— А по нашим данным, — рассмеялась Виолетта, — мы опережаем вас аж на два процента.

— Но… — сказал Буслаев. Однако кроме слова «но» ему ничего произнести не удалось.

— Твои лозунги никогда не найдут отклика в сердце истинного разбойника, — вопил Вольдемар Усатый. — Я расскажу, кем ты была раньше…

— А я расскажу, при каких обстоятельствах погиб твой предшественник.

— Прекратите! — не выдержал Василий. — О чем вы спорите? Вы оба в моих руках. И сейчас я буду диктовать условия.

— Диктуйте, победитель! — склонила голову Виолетта.

— А я протестую! — заявил Вольдемар Усатый. — Почему она должна вести переговоры? Пока я атаман.

— Справедливое замечание, — Буслаев разрешил Вольдемару Усатому подняться. — Итак?..

— Куминский остров — богатый остров.

— Знаю, — сказал Василий, — любая разбойничья демократия не бедствует.

— Я прикажу наполнить ваш корабль золотом, серебром, жемчугом, — заявил атаман Куминского острова.

— Хорошо, — ответил Буслаев, — но… мало!

— Есть уникальные книги от Гомера до Аристофана. Многие — в единственном экземпляре. За подобные вещи владыка любого государства отвалит вам кругленькую сумму.

— Зачем же продавать Гомера? — удивился стоявший рядом с Василием Дмитриев. — Я бы с удовольствием перечитывал его «Илиаду» и «Одиссею».

— Да, да! Знание — сила! — смиренно признал Вольдемар Усатый. — И я бы с удовольствием почитал, да не шибко грамотный.

— И книги пойдут, — согласился Буслаев. — Но все равно… мало!

— Есть чудесная травка, — закатив глазки, пробормотал атаман Куминского острова.

Взрыв возмущения прокатился по рядам новгородских дружинников, а Василий резко заявил:

— Мои богатыри травкой не балуются.

Извините, — бормотал пристыженный Вольдемар Усатый. — Слушай, богатырь, забирай нашу (дальше он зашептал Буслаеву в самое ухо) оппозиционерку. Честное слово, очень хорошая девушка. Впрочем, бери ее со всей оппозицией.

— Спасибо, — также тихо ответил Василий. — Но опять откажусь. Я, видишь ли, хоть и тоже в душе демократ, а вот в делах своих никаких оппозиций не терплю.

— Тогда я не знаю, — развел руками Вольдемар Усатый. — Дай время подумать.

— Минута у тебя есть.

— Я думаю! — грозно объявил Вольдемар Усатый разбойникам. И добавил что-то совсем непонятное. — Рекламная пауза!

Тут же выскочили две уродливые девицы и призвали всех разбойников приобретать какой-то отвар для улучшения внешности. Время уже прошло, а атаман Куминского острова все еще чесал затылок.

— Время! — решительно заявил Буслаев.

— Право, не знаю! Увози с острова, что захочешь.

— Все, что захочу?.. Хорошо! — Он поднял руку, и воцарилось молчание. Все ждали следующих слов новгородского атамана. — Золото, серебро, жемчуг, книги — это мы все возьмем. Тем более что многое здесь вывезено с моей Родины. Но отныне разбойники Куминского острова никогда больше не нападут ни на один корабль, идущий с Земли Русской. Русские купцы будут здесь свободно плавать и торговать во славу своего Отечества, пусть пока разделенного и разоренного. Вы мне дадите клятву, что будет так во веки веков! А если нарушите ее, то явится к вам из Новгорода Василий Буслаев со своей дружиной, и тогда пощады от него не ждите!

— Ура Василию! — закричали дружинники. Зачарованные речью атамана, они готовы были идти за него в огонь и воду. Кричал ироничный Костя Никитин, кричали оскорбленный Буслаевым Потаня и осмеянный Иванище. Кричал и Евгений Дмитриев…

А в это самое время Виолетта, о чем-то пошушукавшись с окружением, подошла к Василию. Томно опустив глазки, прощебетала:

— Надеюсь, знаменитый витязь и его замечательная дружина примут приглашение посетить мое скромное жилище?

— Нет времени, красавица. Пора в путь.

— Ночью в путь?

— Так уже светает.

— Ох, Василий, тебе и твоим ребятам нужно отдохнуть перед дальней дорогой. Винами и яствами наполнен мой дом. И он ждет тебя. Он ждет всех вас, русские витязи.

— Он ведь всех не вместит, раз такой скромный.

— Ну, не совсем скромный, — замялась Виолетта.

— Как, ребята, принимаем приглашение? — спросил Буслаев у дружинников. Возглас «да!» был ему ответом.

Хоромы Виолетты не уступали хоромам Вольдемара Усатого и возвышались над маленькими домишками простых разбойников настоящим белокаменным дворцом. Расписные комнаты напоминали княжеские палаты. В самой большой стоял огромный стол: яств и вин здесь столько, что хватило бы на полторы тысячи человек. И какие кушанья! Какие вина! Сложно перечислить все, что здесь было, но еще сложнее сказать, чего не было.

— Все не наше, все заморское, — сказала Виолетта Буслаеву. — Вот и ответ на вопрос, витязь, можно ли жить, ничего не производя? Оказывается, можно. Главное — побольше хороших мечей да крепких рук.

И тут же она забегала, как гостеприимная хозяйка, рассаживая дружинников. Все они теперь сидели вперемежку с разбойниками Куминского острова. И потекло вино в кубки, наполняя их до краев. Поднялась Виолетта, взяла самый большой, украшенный дорогими каменьями, расписанный узорами, поднесла его Василию.

— Этот тост за тебя, новгородский витязь!

Буслаев взял кубок и под восхищенные крики гостей залпом осушил его.

— Он умеет все: и сражаться, и пить! — в экстазе кричала лидер оппозиции.

— Чего мне этот кубок! Я выпивал чару в полтора ведра.

— О, Василий! — томно закатила глаза Виолетта. И гостям. — Веселимся, друзья! Все поднимем кубки!

На редкость пьяное вино лилось рекой. Пустые желудки новгородцев быстро наполнялись. Смех и объятия бывших врагов, превратившихся в лучших друзей. А Виолетта (о, эта радушная хозяйка!) суетилась и постоянно подливала новгородцам в кубки вино.

— Не хватает музыки и песен, — заявила она.

— Песен я уже наслушался на Сорочинской горе, — сказал Буслаев. — Пусть нам твои танцоры что-нибудь станцуют.

— Хорошо, витязь. Специально для тебя и твоей дружины новый танец. Называется стриптиз.

— Как называется? — спросил Костя Никитин, слывший отменным плясуном. — Три пиз? Что-то я не слышал о таком танце.

— Это — новый, — усмехнулась Виолетта, — привезли его нам купцы заморские. Трудно сказать, откуда он появился. Скорее всего, из Франции. Вам понравится.

Заиграла музыка, и перед гостями появилась румяная девица с распущенными волосами. Она так застучала каблучками по каменному полу, что даже искры посыпались. А уж завертелась она — точно юла! Гости захлопали ей.

Но потом они заметили, что стало твориться нечто неладное. Девица постоянно сбрасывала что-то из одежды. Вот уже и платье оказалось на полу. Новгородцы удивленно переглядывались между собой. Буслаев, который, как уже известно, слыл поборником нравственности, стукнул кулаком по столу и прокричал:

— Прекратите безобразие! Мы вам не французы!

Видимо, девица тоже застыдилась; покраснев до кончиков волос, она убежала. Хозяева, привыкшие к подобным «модным» танцам, удивленно переглядывались между собой. Лишь одна Виолетта была, как всегда, невозмутима.

— Не понравился танец? Ничего! Давайте еще выпьем!

Евгений Дмитриев, однако, заметил, что разбойники пьют не слишком много, а новгородцам подливают и подливают. Он поднялся, подошел к Буслаеву и прошептал ему:

— Атаман, мне кажется, что сия хитрая девица хочет споить нас, чтобы стали мы беззащитны, как малые дети!

— Ты прав, — сказал Василий. — Я о том же подумал…

А Виолетта уже вновь спешила к Буслаеву с полным кубком вина:

— Теперь, витязь, хочу, чтобы ты выпил…

— Э, нет. Хватит! — ответил новгородский богатырь. — Всегда надо знать меру. Дружина, мы отправляемся в путь.

— Но, витязь! — воскликнула Виолетта. — Мы только разогрелись!

Разгоряченные вином, расслабленные яствами дружинники также начали упрашивать Василия «немного задержаться в милой компании». А когда он ответил решительным отказом, нехотя, пошатываясь, поднимались из-за стола. И тут Виолетта истошно закричала:

— Смотрите, они же пьяные!

И вновь быстрее молнии сверкнул меч новгородского атамана. Он разрубил ломившийся яствами стол. Снедь брызнула в разные стороны, залепив испуганные лица разбойников.

— Да, да, они пьяные. И потому их надо проводить до корабля, — заюлила Виолетта.

— Малость выпили, — согласился Буслаев. — Но довольно. Как говорится: пьянству — бой!

Василий и не представлял, что на предстоящих выборах атамана Куминского острова именно эта последняя фраза станет основным лозунгом оппозиции и даже поможет ей победить.

Мчится, мчится по воде и по суше новгородская дружина к святому городу Иерусалиму. Летит, поражая всех неистовой силой и бесшабашной русской удалью. Чужеземные красавицы теряют головы из-за славных дружинников. Царственные особы предлагают им несметные богатства, лишь бы видеть на службе своей. Но не соблазняют новгородцев ни чужая женская красота, ни звон монет. Бурлящая кровь уже зовет их домой, и так хочется припасть к родной земле! И целовать ее! И сражаться за нее!

Но пока они только на пути к Иерусалиму. Пока путь их лежит в обратную от дома сторону. Еще немного, и вот уже — Святой город. И здесь Василий

Приходит время возвращаться. Сладка дорога домой. И так хочется верить во все хорошее…

Глава тринадцатая. Мгновенья близкой смерти

Светлана проснулась от шороха. Это бабушка осторожно кралась по комнате. Увидев, что разбудила внучку, сконфуженно покачала головой.

— Извини, я хотела поправить штору.

Голос у Веры Степановны был грустный и тревожный. Светлана ПОЧУВСТВОВАЛА: опять что-то случилось!

— Бабушка…

— Что, милая?

— Бабушка, сколько времени?

— Полдень… Десять минут первого.

— Десять минут первого! — вскричала Додонова. — Впрочем, я очень поздно уснула… Бабушка?..

— Отдыхай! Пока здесь, отдыхай.

— Бабушка?! — настойчиво повторила Светлана. — Рассказывай, что стряслось?

— Видишь ли…

— Смелее. Я все равно узнаю.

— Узнаешь!.. В Н-ском монастыре еще одно убийство.

— Кто убит?

— Молодой монах отец Вячеслав.

«Отец Вячеслав?.. Тот самый!.. Мне показалось, он что-то знает. И что-то скрывает!»

— Откуда тебе известно, что его убили?

— По радио сообщили.

— Кто его убил? Как? Когда?

— Подробностей не знаю. Сказали, что сегодня ночью…

— Я должна ехать в монастырь!

— Но, Света…

— Должна! — твердо повторила Додонова.

Она наспех перекусила, быстро привела себя в порядок и выскочила из дома. Мимо проезжало такси, она его тут же остановила.

— К Н-скому монастырю, пожалуйста!

…Поглощенная мыслями о новом убийстве, она не сразу заметила серую «вольво», которая неотступно следовала за ними. «Что такое? За мной все-таки следят?.. А если это Борис?!»

Оставалось гадать: следят или нет? Додонова неожиданно сказала шоферу:

— Сверните вправо.

— Но прямой дорогой ближе.

— А я вас прошу свернуть вправо. Вон в конце той улицы.

Шофер пожал плечами и сделал, как она просила. «Вольво» пролетела вперед.

«Совпадение? Следовавшая за нами машина просто ехала в том же направлении?»

Оставалось надеяться на совпадение.

У ворот монастыря толпилось множество людей, однако внутрь никого не пропускали. Милиция у ворот с трудом отбивалась от возмущенной толпы и настойчивых расспросов журналистов. Пробиться в такой тесноте было сложно, но Додоновой удалось (сказалась практика работы в газете). Следующее, гораздо более сложное препятствие — милиция. Светлана сунула им под нос удостоверение. Но оно не произвело никакого эффекта.

— Прессу не пропускаем, — заявил толстый, почти двухметровый лейтенант.

— Но я — Светлана Додонова. Мои книги…

— Читал я ваши книги, — буркнул лейтенант. — Складно написано. А все равно нельзя. Приказ начальства.

— Срочно позовите его сюда! Для меня сделают исключение.

— Не могу! — бодро отрапортовал лейтенант. — Я на посту.

— Свяжитесь с ним по рации.

К счастью, перепалка с лейтенантом быстро закончилась. Ворота монастыря открылись, и появился Арнольд Пуговка. В форме, без тени улыбки, он казался совсем другим человеком.

— Арнольд Робертович! — закричала Светлана.

Он заметил ее, и лицо сразу скривилось в болезненной гримасе. Видимо, встреча с Додоновой никак не входила в его планы. Он кивнул ей и развел руками: мол, занят.

— Мне нужно поговорить! Обязательно! — кричала Додонова.

Пуговка жестом пригласил ее пройти.

Додонова перекрестилась, вошла и опять услышала печальный звон колоколов. Он оплакивал второго убитого монаха.

— Я хочу знать: как все это произошло?

— Неизвестный напал на него. Возможно, они дрались, и убийство произошло случайно.

— Труп тоже изуродован?

— Нет. Но есть еще кое-что необычное. Убита собака.

— Собака?

— Да. Немецкая овчарка по кличке Мухтар жила при монастыре. Ей свернули шею.

— Собаке свернули шею?

— Возможно, она набросилась на убийцу, и он…

— Но тогда преступник должен быть очень сильным.

— Возможно.

— Мне надо видеть убитого.

— Труп уже в морге.

— Фото его есть?

— Вот, — Пуговка протянул ей фотографию.

— Точно, он! Молодой человек, который подходил к ним во время беседы с отцом Авраамом!

— Я его вчера видела. И… он мог что-то знать о первом преступлении.

— Вот как? — оживился Пуговка. — С чего ты так решила?

— Интуиция.

— Света, если ты что-то знаешь, то обязана сказать. Это твой долг.

— Интуиция, — повторила Додонова, — его глаза… он чего-то боялся, что-то скрывал.

— Это все… — махнул рукой Пуговка. — Нужны факты!

— А у тебя они есть — факты, предположения?

— Светочка, дружба дружбой, а служба службой.

— Но теперь ты согласен, что убийцей мог быть и не Федор?

— Я ни в чем не уверен.

— Федора уже нет, а преступление в монастыре повторилось.

— Я не уверен в главном: что оба преступления совершены одним и тем же лицом. Почерк убийств разный. Во втором случае речь могла идти об обычном ограблении.

— Арнольд, что взять у простого монаха!

— Я встречаюсь с такими типами, которые за дешевый кухонный набор и бутылку водки горло перережут. Вон у соседей моего сотрудника по даче…

— Арнольд, маловероятно, что человек пробрался в охраняемое место, убив овчарку, чтобы взять у монаха что-то наподобие кухонного набора.

— А какова твоя версия? — Пуговка посмотрел на нее проницательным взглядом.

— Я не следователь, чтобы выдвигать версии.

— Мне интересно, что думают пресса и общественность?

Додонова решила сыграть в открытую с этим хитрым человеком.

— Думаю, общественность вряд ли поверит в ограбление. Слишком нелепо. Причину второго убийства наверняка нужно искать в первом. Старый монах узнал некую тайну. И за это его убили. Возможно, во время исповеди преступник (назовем его Х) признается в совершенном им или другим человеком (У) преступлении. Какие еще причины убивать старика? Его общественная деятельность? Борьба против тоталитарных сект?.. Он слишком стар. Идти на риск убийства, когда человек доживает последние дни?.. Нет, он узнал то, что представляло для некоторых людей слишком большую опасность. Потом об этом же узнал и отец Вячеслав. А вдруг он не последний, кто прикоснулся к тайне? Сколько еще смертей ждать?

— Пока одни предположения. Подобных концепций я тебе построю сотню.

Зазвонил сотовый телефон Пуговки. Он включил его и молча выслушал сообщение.

— Извини, Света, мне пора.

Кажется, он был рад, что избавится от надоедливой собеседницы. Светлана сделала последнюю попытку остановить его:

— Может быть, я тоже смогла бы?..

— Нет! — Пуговка впервые говорил с ней резко. — Это тебе не выдуманные детективные истории. Это — жизнь.

— Но мне приходилось проводить журналистское расследование.

— Не путайся у меня под ногами! — Арнольд едва не сорвался на крик. И тут же, спохватившись. — Извини. Мне пора.

— Значит, не путаться у тебя под ногами?

— Света, мне нужны профессионалы. А такие горе — сыщики… — он, не закончив фразу, хотел уйти. И тогда Додонова спросила:

— Ты хорошо знаешь Эльвиру Хлебникову?

— Эльвиру?..

«В его лице мелькнула растерянность?!»

— Ты у нее часто бываешь в «Золотом скорпионе»?

— Тебя вдруг заинтересовала моя личная жизнь?

— Меня в Незнамовске многое интересует. Здесь творятся странные дела. Странные и кошмарные.

Он, наконец, исчез и даже не попрощался. Светлана с замиранием сердца ждала, что сейчас и ее попросят с территории монастыря. Но нет, милиция даже не смотрела в ее сторону. И тогда Светлана решила проникнуть в келью отца Вячеслава. Самой осмотреть место преступления.

Она огляделась. Вон в двери входят монахи и милиция. Быстро туда! Додонова шла и с трепетом ожидала: сейчас ее окликнут и резко развернут назад. Здесь никому не интересно, что она — известная писательница.

Она пересекла дворик и с удовлетворением отметила, что монахи и милиция скрылись в доме. Теперь надо выждать некоторое время и войти. «А что дальше? Я ведь не знаю, куда идти?»

С одной стороны, она понимала бессмысленность своей затеи. С другой — ей ХОТЕЛОСЬ УВИДЕТЬ МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ. Как будто душа умершего скажет ей нечто важное.

Она открыла дверь и вошла. Лестница, ведущая вверх, справа — узкий коридор. «Почему я не выяснила, на каком этаже он жил?»

И вдруг перед ней возник высокий монах с сумрачным лицом. В его взгляде читалось недоверие.

— Как вы оказались здесь? — спросил он.

Она решила, что врать не имеет смысла.

— Мне надо увидеть место убийства.

— Туда никого не пускают.

— Я знаю. Но я работаю в святоградской газете. И я — известная писательница.

— Сожалею, но ничем помочь не могу.

Его слова были тверды, как катящиеся с горы камни. Да и при чем здесь он! ТУДА НИКОГО НЕ ПУСКАЮТ!

А затем — шаги и голоса. Додонову окружила группа людей: тут и монахи, и милиция.

— Она работает в газете, — сказал высокий монах.

— Ваше удостоверение! — потребовал седовласый майор.

— Пожалуйста.

— Как вы прошли на территорию монастыря?

— Меня провел Пуговка Арнольд Робертович.

— Вот как?.. Светлана Николаевна Додонова, член Союза писателей России. Но исключение мы не делаем никому.

— Додоновой можно и сделать, — возразил еще один монах, лет сорока пяти, с темной бородой, пронзительными карими глазами, и крупным, орлиным носом. Светлана обратила внимание, с каким почтением к нему относятся другие монахи. Несложно догадаться, что перед ней — наместник Н-ского монастыря.

— Прошу в мой кабинет, Светлана Николаевна.

Они поднялись на второй этаж и оказались в его кабинете — довольно просторном, но обставленном скромно: старинный стол, иконы, книги.

— Видите, какая у нас трагедия. Два убийства за короткий промежуток времени. Наши события заинтересовали даже такого известного человека, как вы.

— Незнамовск — моя родина. Отца Александра помню с детства. Добрейший был человек. Помню и Федора Колпакова, он жил на одной улице с моими дедушкой и бабушкой. Сомневаюсь, что Федор — убийца.

Наместник слушал ее и молчал. Впрочем, к молчанию в Незнамовске Светлане не привыкать.

— Я хочу провести свое расследование. Нужно остановить кровавую череду преступлений. К сожалению, пока все либо уходят от ответов на прямые вопросы, либо советуют мне не вмешиваться в это дело. Мне НЕОБХОДИМА информация!

— Не представляю, чем смогу вам помочь, Светлана Николаевна. Если бы я знал что-то важное, то обязан был бы сообщить правоохранительным органам.

— У отца Александра и отца Вячеслава были враги?

— Они мне о них никогда не рассказывали. В монастыре отец Александр был всеобщим любимцем. Отца Вячеслава также любили. Были у него споры, даже иногда небольшие ссоры с некоторыми братьями. Жизнь есть жизнь, да и люди они еще молодые. Но здесь, в монастыре ИНАЯ ЖИЗНЬ.

— А что вы знаете об жизни до того, как они приняли монашество? Может, все проблемы и трагедия — оттуда? Почему, например, отец Вячеслав — молодой человек — и вдруг ушел в монастырь?

— В монашество уходят по зову Господа, а не потому, что убегают от неприятностей, — ответил отец наместник.

— А кто отец Вячеслав по профессии?

— Он окончил университет в Воронеже. Исторический факультет. И еще учился в духовной семинарии.

— Говорят, отец Вячеслав был особо привязан к старому иеромонаху?

— Я же вам говорил: отца Александра любили все; не любить его было просто невозможно. А знаете, кто он был в миру? Владимир Кошелев — известный историк, автор множества монографий. Долгое время возглавлял журнал «Возрождение Руси».

— Кошелев?.. — нахмурила лоб Светлана. — Я слышала эту фамилию, когда училась в университете. Ну, конечно! Я читала его статьи о необходимости духовного возрождения страны.

В этот момент в дверь кабинета наместника постучали. С молитвой вошел уже знакомый Светлане отец Авраам.

— Отче, благослови!

— Аминь! — ответил отец наместник.

— Отец Андрей, вас ждут…

— Да! Меня ждут.

— Но, отец Андрей, еще несколько вопросов.

— Увы, Светлана Николаевна, мое время ограничено.

— Вы, как и другие, так мне ничего и не сказали.

— Разве? — удивился отец Андрей. — По-моему, я сказал достаточно. Уверен, все, с кем вы встречаетесь здесь, говорят более чем достаточно… А сейчас извините!

Она гуляла по небольшому лесу, окружающему монастырь. Она думала о том, как сложно выудить здесь хоть какую-то информацию. Возникало знакомое ощущение: все знают, но молчат. До чего же страшно, когда люди начинают прятать свои мысли!

В голове у Додоновой крутился разговор с наместником монастыря. Его последняя фраза: «…я сказал достаточно».

А что он сказал? Надо еще раз проанализировать все по порядку.

«Итак, сначала он говорит о трагедии Н-ского монастыря. Это понятно… Далее я выражаю сомнение в виновности Федора Колпакова. Он обходит этот вопрос стороной… Потом разговор заходит о возможных врагах и недоброжелателях убитых монахов. Отца Александра любили все, у молодого монаха были споры и даже ссоры с другими монахами. Не то, не то…

Что наместник сказал мне нового?.. Отец Вячеслав закончил исторический факультет, а отец Александр — видный историк.

И все! На этом разговор закончен. Далее следует фраза «…я сказал достаточно». А вдруг действительно — достаточно?.. Но за то, что человек по профессии историк, не убивают. Не убивают?..

И вновь она ощутила чей-то острый взгляд. Нет, ЗВЕРИНЫЙ взгляд! Светлана несколько раз ОГЛЯНУЛАСЬ. Кроме нее в лесочке — человек пять. И никто не смотрел в ее сторону. Вот один молодой парень подмигнул ей и СМОТРИТ…

Но у него ДРУГОЙ ВЗГЛЯД!

«Я схожу с ума!»

Лес закончился, через прилегающий к нему парк Светлана вышла на проспект. И тут увидела небольшое красивое здание с колоннами. Это же городская библиотека. Здесь должны быть книги историка Владимира Кошелева.

Библиотека в Незнамовске большим разнообразием литературы не отличалась. Книг Владимира Кошелева вообще не было. Правда, имелись два номера «Возрождения Руси» пятилетней давности. Что ж, надо изучить то, что есть.

Сам отец Александр, естественно, уже не был ни редактором, ни автором статей. Но дух издания должен остаться. И должен незримо остаться отец Александр, как всегда незримо остается на корабле старый капитан, давно покинувший судно.

Итак, что печаталось в журнале? Тут были материалы, посвященные экспансии культуры Запада в Россию, ряд серьезных статей о методах зомбирования населения через средства массовой информации, о борьбе против тоталитарных сект. Но ведь отец Александр был историком. Почему же нет исторического раздела?

Ей надо прочитать статьи и книги самого отца Александра! Неужели в Незнамовске их не найти?

Светлана решила обратиться за помощью к библиотекарше. И сразу заметила, что обслуживавшая ее ранее приятная пожилая женщина исчезла. Сейчас здесь сидела молодая девушка с черными волосами и бледным лицом. Напоминающие угольки глаза вонзились в Светлану.

— Мне нужна информация, — сказала Светлана. — Где-нибудь в Незнамовске можно найти книги историка Владимира Кошелева?

Тонкие пальцы длинных рук девушки перебирали стопку бумаг. Она вдруг улыбнулась, но улыбка оказалась довольно неприятной, растянутые губы обнажили два ряда кривых зубов.

— Фонды наших библиотек очень бедные. Но я постараюсь вам помочь. Я сейчас позвоню… Хотя вспомнила! Его труд есть на улице Заречной. Адрес библиотеки: Заречная, дом десять.

«Бог мой, Заречная — это же на самой окраине Незнамовска!»

Но она поблагодарила девушку и поспешила туда. И вдруг у самого выхода остановилась. Кого-то эта библиотекарша ей напомнила. Светлана еще раз обернулась. Библиотекарша сидела ссутулившись, что-то писала, но краешком глаза продолжала наблюдать за Додоновой.

У НЕЕ ЧЕРНЫЕ ВОЛОСЫ, БЕЛОЕ ЛИЦО И ТАКИЕ ДЛИННЫЕ РУКИ!

У Додоновой перехватило дыхание, она поспешила отсюда прочь!

Погода хмурилась. Холодный воздух октября уже захватил власть над городом. Моросящий дождь методично пытал прохожих. Приходилось плотнее застегивать одежду, поднимать воротник или прятаться под спасительный зонтик, который ветер, этот неистовый разбойник, тут же пытался вырвать из рук.

Библиотека на Заречной размещалась на первом этаже небольшого двухэтажного деревянного дома. Две маленькие комнатки; в одной миловидная девушка спросила, что Светлане нужно.

— Что-нибудь из трудов Владимира Кошелева.

— Да, у нас есть книга Владимира Кошелева «История Русского Черноземья»… точнее была. Один читатель взял ее и потерял.

— Жаль! — сказала Светлана.

— Нам тоже. Книга — в единственном экземпляре.

Как быстро смеркается в октябре. Стрелки часов едва склонились к восьми, а город уже закутался в темное покрывало ночи. На окраине Незнамовска автобусов почти нет, лишь изредка пролетит и тут же растворится в темноте машина.

Отчаявшись поймать такси, Додонова попыталась найти автобусную остановку. Где же она?! Не у кого даже спросить.

Из-за поворота вылетела машина, Светлана замахала руками. И тут… она с ужасом увидела, что автомобиль летит прямо на нее!

СЕРАЯ «ВОЛЬВО»!

Она еле успела отскочить и ощутила на лице комья грязи. Серое чудовище обрызгало ее с ног до головы.

— Негодяй! Подонок! — кричала Светлана… Потом она сообразила, что он не просто хотел ее обрызгать грязью. Он собирался ее УБИТЬ!

Ужас сдавил горло. Она соображала, как поскорее выбраться отсюда… Несколько шагов вперед… Она увидела, что серый хищник уже развернулся и едет на нее. Светлана лихорадочно огляделась. Единственная возможность спастись — попробовать спрятаться в ближайшем подъезде. Нет, не успеет! Убийца легко опередит.

Из последних сил, обдаваемая холодным дыханием смерти, она подбежала к подъезду, рванула дверь. Заперто! Как и в столичных городах, жильцы запирают подъезд на замок. Она закричала, понимая, что криком железного зверя не остановить. Молчание города явилось ей ответом. Если кто и слышал крик, то поскорее захлопнул окна.

ТЕПЕРЬ ТЫ ПОНЯЛА, ЧТО ТАКОЕ ПРИБЛИЖЕНИЕ СМЕРТИ?

Это стук твоих зубов, это лихорадочная мольба о спасении, это крик, от которого срывается горло, это запах собственной крови…

Приближающееся с каждой долей секунды холодное железо становится горячее огня. Она уже чувствует, как огонь вот-вот прокатится по ее телу, расплавив все внутренности. Остается молиться о чуде…

И чудо наступило. Серый хищник вдруг остановился (мотор заглох?). У Додоновой появилась возможность побежать вперед и нырнуть в черную арку.

…Бежать, бежать! Однако ноги точно свело. А вслед за ней в арку уже вбегает грузный мужчина.

Светлана, занимавшаяся восточными единоборствами, быстро развернувшись, ударила его ногой в лицо. Мужчина отлетел к противоположной стене, но устоял на ногах и бросился на нее. Второй удар последовал ему в живот, третий — по коленной чашечке. Он с воем и руганью упал.

Светлана побежала через арку дальше, но оказалась в тупике. В конце арки — небольшой дворик и дом с несколькими подъездами. Придется возвращаться назад…

«Обработанный» ею преследователь по-прежнему лежал у стены и стонал. Его Додонова не опасалась. Но у выхода из арки ее может ждать новая засада…

Прижимаясь к стене, она медленно двигалась к выходу. «Новая засада!..» Она уже ОЩУЩАЛА, как железные руки неизвестного хватают ее. Светлана — у самого края арки. От пронизывающего холода стены кружится голова.

«Если вынудить его напасть первым?!»

Несколько секунд — как несколько долгих часов. «Нет, ждать не стоит! Опередить его!». Додонова стремительно выскочила из арки и только запоздало мелькнула мысль: «Вдруг он не один?». Но отступать было поздно…

Тишина улицы усмехалась и издевалась над ней. Не было ни преследователей, ни машины. И только слышался стон мужчины в арке. Додонова вернулась, подошла к нему:

— Эй, почему меня преследовал?

— Гадина! — сквозь зубы процедил мужчина. — Я домой шел. В первом подъезде живу. Чебатков Петр Алексеевич.

— Простите! — в ужасе закричала Светлана. — Но меня хотели убить. Машина… Серая «вольво»!

Не помня себя она побежала прочь. И все — таки обернулась. Слава Богу, мужчина поднимается…

Вновь бег по улице. Город словно вымер… Машина — за ее спиной. «Надо остановить! Просить! Умолять!..». И… Он! Опять ОН! Знакомый серый убийца пустился в погоню! Фары два раза мигнули в предвкушении долгожданной расправы над своей жертвой!

Она не успеет свернуть в сторону, добежать до подъезда, не успеет…

ОНА НИЧЕГО НЕ УСПЕЕТ!

Первый раз преследователь провел ее; он играет с нею в кошки-мышки. Но когда-то игра закончится!

ИГРА ЗАКОНЧИТСЯ СЕЙЧАС!

И, словно подтверждая ее мысли, «вольво» ускорила ход!..

Ей повезло вторично. Навстречу летела машина. Додонова бросилась наперерез и так отчаянно замахала руками! Водитель затормозил. Серый убийца тут же вильнул в сторону и исчез. Додонова открыла дверцу, тяжело дыша, опустилась на сиденье.

Отвезите меня… Я заплачу, сколько скажете. Только…

— Что с вами, Светлана Николаевна?

— Это был Борис. Вот уж поистине: из огня да в полымя. Впрочем, сейчас она была рада даже Борису.

— Вас домой?

— Домой! Домой! Только будьте осторожны! ОН может преследовать.

— Кто вас преследует?

Сбивчиво Додонова рассказала о серой «вольво», которая дважды пыталась совершить на нее наезд. Лицо Бориса не выражало никаких эмоций.

— Что вы об этом думаете? — крикнула Светлана.

— ВАМ НУЖНО ДУМАТЬ, — ответил Борис. — Может, это просто пьяный лихач. А может, вы кому-то перешли дорогу? Сейчас такие проблемы решаются просто. Жизнь человека никого не интересует.

Последние слова он произнес с каким-то злорадным удовольствием. Только что отступившая волна страха вновь окатила Светлану с головой. Борис гораздо опасней того убийцы из серой машины. И тут же она это поняла. Его рука с короткими сильными пальцами потянулась к ее горлу!

Она интуитивно сделала блок. Борис с удивлением смотрел на нее:

— Светлана Николаевна, я хотел помочь вам вытащить ремень. Пристегнитесь, пожалуйста.

— Простите! Нервы…

— Понимаю, вас потрясли последние события, — в голосе Бориса слышались нотки то ли злорадства, то ли сочувствия…

(Или Светлане это только кажется?)

— Она поняла, что совершила главную ошибку: показала свой страх перед ним.

— Как вы оказались в такое время в таком районе?

Вопрос Додоновой был задан как бы между прочим. Но ей пришлось мучительно искать на него ответ. Поскольку времени на «отработку легенды» не оставалось, и голова не работала так, как нужно, Светлана сказала честно:

— Ходила в библиотеку.

— Зачем? — на лице Бориса отразилось искреннее удивление.

«Отвечай! Не тяни!»

— В доме у бабушки — ни одной новой книги. А так хотелось что-нибудь почитать. Не могу не читать.

— Даже так? — многозначительно произнес ее зловещий собеседник.

Светлана напряженно всматривалась в лобовое стекло. Невыносимое ожидание, когда же покажется ее улица, ее дом, жгло душу, точно каленым железом. До нее вдруг дошла еще одна страшная истина: ни один эпизод, произошедший с нею сегодняшним вечером, не был случайностью. Ее не случайно отправили ИМЕННО В ЭТУ БИБЛИОТЕКУ. Серая «вольво» не случайно ЗАТОРМОЗИЛА У АРКИ В НЕСКОЛЬКИХ САНТИМЕТРАХ ОТ НЕЕ. И, главное, не случайно ПРОЕЗЖАЛ ЗДЕСЬ БОРИС. Как он это сказал: «Жизнь человека никого не интересует»…

Эльвира хотела связаться с вами. Просила передать, что есть работа по одному совместному издательскому проекту.

«Просила передать? Значит, она знала, что он увидит меня. Ведь гораздо проще ей связаться со мной самой. Он совершил ошибку и раскрыл себя!.. А если нет? Если он раскрыл себя специально? Борис гораздо умнее, чем это может показаться на первый взгляд… Мне явно дают понять: я не должна вмешиваться ни в какие дела, нужно уехать отсюда подобру — поздорову. И обо всем забыть!»

— Ну, так что насчет предложения госпожи Хлебниковой?

— Права на мои книги уже проданы, — быстро сказала Додонова и сообразила, что совершила промах. Сразу дает понять, что не желает с этими людьми иметь ничего общего.

Уже скоро дом бабушки. СКОРО! Но как долго это «скоро» будет тянуться. Как дышит Борис! Так дышит хищник, учуявший близкую дичь. Из глубины подсознания Светланы вдруг выплыла страшная истина: когда-нибудь с Борисом ей придется схлестнуться. И та встреча добром не закончится.

Теперь все, приехали! Додонова открыла дверцу машины, и сразу на нее налетели холодный ветер и противный моросящий дождь.

— Ужасная погода, — заметил Борис. — Вообще для приезда в Незнамовск вы выбрали неудачное время года. Приезжайте лучше летом, когда все зазеленеет, зацветет.

— Возможно… Спасибо вам, — Светлана хлопнула дверцей и поспешила в дом.

— Поздновато ты, — ворчала Вера Степановна. И, открыв дверь: — Батюшки, вся испачкалась. Где же это тебя так угораздило?

— Один ненормальный водитель обрызгал с ног до головы.

Она ничего не расскажет бабушке. Зачем зря волновать ее!

— Скорее раздевайся!

Но, едва Додонова успела сбросить платье, как раздался телефонный звонок. И голос бабушки:

— Светлану?.. Сейчас.

— Меня? — упавшим голосом спросила Светлана. Возникло необъяснимое ощущение, что звонок не сулит ничего хорошего. — …Алло!

— Света, это Эльвира, — голос владелицы «Золотого скорпиона» журчал мягко и нежно. — Мне только что позвонил Борис, рассказал, что произошло. Ужасно!

— Ужасно, — согласилась Додонова.

— Ты что сейчас делаешь? — Эльвира «забыла», что Светлана не вняла ее предложению перейти на «ты».

— Собираюсь принять ванну.

— Приезжай ко мне. Присылаю машину. У меня необыкновенная сауна. И я делаю фантастический массаж. Снимаю боль, усталость, стресс.

При слове «массаж» Светлана содрогнулась, вспомнив ее длинные руки.

— Нет, благодарю. Уже поздно, я собираюсь отдыхать.

— Каковы твои дальнейшие планы? Я имею в виду творческие. Есть один интересный издательский проект.

— Борис мне говорил. Но у меня договор с издательством. Пока я не могу ни с кем вести переговоры об издании моих книг.

— Пока — это только ПОКА. Мое предложение наверняка будет для тебя интересным. Поговорим об этом, когда ты приедешь к нам снова. Например, следующим летом. Я тогда решу некоторые свои дела и займусь уникальным международным издательским проектом… Жаль, что ты приехала сюда в неподходящее время. Эти кошмарные убийства. Сегодняшнее происшествие с тобой… Так что ПРИЕЗЖАЙ ЛУЧШЕ ЛЕТОМ.

«Как же она хочет, чтобы я уехала из Незнамовска!»

— Ты права, Эльвира, летом здесь гораздо лучше.

— Не буду тебя задерживать. Пока! И не думай о плохом.

С какой же радостью Светлана отключила телефон и побежала в ванную. Вода пенилась, играла. Светлана скинула с себя остатки одежды и прыгнула под теплые струи. Она надеялась, что вода хоть ненадолго успокоит ее, поможет избавиться от ДУШЕВНЫХ МУК.

Увы, успокоения не наступило. Вопросы пытали, пытали ее. Почему ее так хотят спровадить из города? Ведь она же ничего конкретного не узнала?

Но МОЖЕТ УЗНАТЬ!

Местным журналистам легче заткнуть глотку. Одним — серебром, другим — свинцом. С Додоновой сложней. Она слишком известная личность. Она может поднять шум и подключить русскую общественность. Тогда вся страна узнает эту историю и вряд ли кто поверит нелепой байке, что безобидный Федор Колпаков убил старого иеромонаха, а отца Вячеслава прикончил обычный вор.

И вдруг… руки на ее спине. Эти руки начинают массировать Светлане спину… Хохот Эльвиры, и затем ее загадочный шепот в ухо:

— Следующим летом я решу свои дела! И мы организуем с тобой совместный проект. Очень интересный проект!..

От ее хохота раскалывается голова.

— Нравится, как я тру твою спинку? Помнишь, как я терла ее тебе еще тогда, в детстве?

А вода бежит и бежит!

— ПОМНИШЬ, КАК Я ТЕРЛА ЕЕ ТЕБЕ ЕЩЕ ТОГДА, В ДЕТСТВЕ?

— ТЫ?.. Мне ее терла?

— Конечно, — раздался голос Веры Степановны, — а кто же еще?

— Ах, бабушка! — Светлана чуть не зарыдала. И с упоением отдалась во власть шершавых, но ласковых рук старушки.

Она лежала в кровати, бабушка сидела рядом, говорила о каких-то пустяках и все время сокрушалась, что Света плохо ест, что так и не поправилась у нее в гостях, а, наоборот, похудела («вон какая бледная, и круги под глазами!»), что нужно не носиться целыми днями по городу, а уделить время ей. Слова бабушки лились ласковым потоком, омывая нежданные раны сегодняшнего вечера. Хотелось уткнуться в подушку и рыдать, выплакать все слезы.

— Завтра я тебя никуда не пущу, — заявила Вера Степановна. — Этот мир все равно не исправишь. А тебе гостить осталось — совсем ничего. Когда ты собираешься уезжать?

Сама не ведая, бабушка задала жестокий вопрос, и он требовал жесткого ответа. Маленький город Незнамовск попал в капкан Эльвир и «Золотых скорпионов». Неведомые пришельцы устанавливают здесь свои законы, свои правила игры. Они ждут Светлану летом, когда наброшенная на город сеть станет такой прочной, что ее уже не прорвать. Продавшиеся следователи и главврачи, помогающие плести эту сеть, не видят, как совсем скоро она сомкнется удавкой на шее каждого из них. Сейчас они опьянены шелестом купюр. Потом их выбросят, как ненужный сор из избы, либо нарядят в ливреи и оставят в лакеях при влиятельных иноземных господах. Видимо, здесь правды не найдешь. Ретивые чиновники запрятали ее в самый надежный сейф, закодировав его сложнейшими комбинациями цифр…

Отец Александр представлял опасность как ИСТОРИК. Наместник монастыря намекнул именно на это. Сейчас Светлана уверена в своем предположении на сто процентов. Может, потому в библиотеках Незнамовска нет книг Владимира Кошелева! Надо ехать в Святоград, в Москву, отыскать его научные труды и ПОНЯТЬ, что же там такого «опасного»? Вопрос: когда ехать?.. К лету они собираются РЕШИТЬ СВОИ ДЕЛА. Времени нет.

…Глаза бабушки вымаливают нужный ответ. Она ждет, что Светлана скажет: «остаюсь на неделю». О большем бедная старушка и не смеет помыслить.

— Я уезжаю завтра…

(Только не смотреть ей в глаза!)

— Как завтра?.. Что-то случилось?

— Мне позвонили. Срочные дела.

— То-то я вижу, ты вернулась сама не своя… А отложить их нельзя?

— Нельзя, бабушка.

— Раз так… — Вера Степановна поднялась, пошла к себе в комнату, и вдруг на полпути, не выдержав, заплакала. Светлана вскочила, бросилась к ней, обняла. Чувствуя, как разрывается сердце, бессмысленно повторяла одну и ту же фразу:

— Очень важные дела.

— В кои веки ты приехала, и вот… Вдруг больше не увидимся.

— О чем ты!

— Я ведь уже старая. Гостья на этом свете.

— Я же пообещала, что приеду очень скоро.

Внезапно Светлану обожгла новая страшная мысль: а что если о. Андрей также связан с НИМИ и направил ее по ложному следу?.. Она почувствовала, что задыхается.

— Что с тобой? — спросила Вера Степановна.

— Я просто расстроилась. Как и ты… Давай спать…

Додонова ворочалась с боку на бок, пыталась расслабиться, забыться, и наконец уснуть. Но ничего не получалось. С одной стороны ее преследовала серая «вольво», с другой — зловещая улыбка Бориса, с третьей — «ласковая» Эльвира, с четвертой… — слова бабушки: «Я ведь уже старая. Гостья на этом свете». Бабушка не сгущала краски, не пыталась таким образом удержать Светлану.

Светлана поднялась, осторожно прокралась к аптечке (неужели бабушка не спит?), нашла корвалол, выпила. Хоть немного успокоиться, уснуть…

Лишь к утру сон смилостивился над ней. Но и там Додонова не нашла покоя. Ей снилось СЛЕДУЮЩЕЕ ЛЕТО, разоренный Незнамовск, где закрыты многие предприятия и оставлены лишь те, что обслуживают избранную касту. У этой касты — роскошные особняки, охраняемые людьми в форме. А совсем рядом горят костры, здесь греются бездомные — те, кто днем униженно выпрашивает милостыню, чьи дети дрожащими тоненькими ручонками переворачивают содержимое помоек, запихивая в голодные рты остатки гнилой пищи, чьи дочери за нищенскую плату продают свою славянскую красоту любому залетному проходимцу.

И радостно пляшут черноволосые, сутулые чужаки с длинными руками.

Светлана металась на подушке и повторяла: «Где вы, русские витязи? Почему не слышны ваши зычные голоса?! Почему вы не беретесь за оружие?!..»

Глава четырнадцатая. Катастрофа

На сей раз море было на редкость спокойным. Дмитриев смотрел на довольные лица дружинников и вдруг сказал себе: «Пора!». Вот уже и корабль наполнен разными дорогими безделушками, и о Буслаеве заговорили, как о великом воине.

НО ЧТО ДАЛЬШЕ?

Накануне отъезда из Иерусалима он спросил об этом у атамана, и Василий ответил:

Вернемся домой. Если придут враги на нашу землю, встретим их как подобает. А не придут, заживем по-старому.

Сможем ли мы жить по-старому, дорогой мой атаман?

Выражайся яснее!

Наша дружина — самая сильная в Новгороде. Мы могли бы стать во главе всей новгородской земли.

О чем ты говоришь? У нас есть вече. Есть народ. Он определяет, кому править в Великом Городе.

Буслаев легко мог бы покончить с этой сворой болтунов.

Ты называешь наших горожан сворой болтунов?

А кто же они, атаман? Они…

Они, — перебил Буслаев, — постоянно изгоняют со своей земли иноземных захватчиков. Они создали великую культуру! Наши законы, может быть, не во всем совершенны, но они мудры. И стараться изменить их силой, провоцировать соотечественников на бессмысленную кровавую бойню… Я на подобное никогда не пойду.

Василий немного помолчал и добавил:

— Я не думал, что ты так относишься к собственному народу.

— Я люблю мой народ. Но я вижу его объединенным в единую империю! Новгородцы, жители разоренных Рязани, Владимира — все ОБЪЕДИНЕНЫ В ЕДИНУЮ ИМПЕРИЮ! Только так Руси удастся выжить. Если бы такой человек, как ты, согласился…

— Согласился на что?

— ВОЗГЛАВИТЬ БОРЬБУ ЗА ИМПЕРИЮ! Ты — истинный богатырь. Я не знаю людей, равных тебе по силе и отваге. Ты мог бы получить абсолютную власть!

— Хватит! — перебил Буслаев. — Мне не нужна абсолютная власть. Это нечто иное, как вечное рабство.

— Ты считаешь власть рабством?

— Да! Прикоснувшись к ней, люди уже не могут остановиться. Продираются наверх, убивая и продавая, злословя и подхалимничая. Любая дружба для них существует до тех пор, пока присутствует интерес. Искренней любви предпочитают брак по расчету, помогающий пробраться еще выше. Знаешь, каково самое большое желание у вкусивших власть?

— Слушаю, атаман.

— Наблюдать, как вассалы склоняют головы. Властители забывают при этом, что склоненная голова — самое страшное. Это презрение к тирану и удар ему в спину.

— А когда проходит «угар величия», наступает страх. Страх перед косым взглядом, перед бокалом вина, где может оказаться смертоносный яд, перед первым советником, который «наверняка замешан в заговоре»!

— Но, атаман…

— Посмотри вокруг, Евгений. Такой огромный мир, и он целиком принадлежит тебе. Свободный, как ветер, ты мчишься по нему, чтобы потом, вернувшись на родную землю, жадно вдыхать родной воздух. Ты свободен от условностей и предрассудков, свободен от нелепой необходимости поклоняться другому и от не меньшей нелепости, когда, точно божеству, поклоняются тебе!

…Теперь для Евгения окончательно стало ясно, что последующий путь дружины — это путь в никуда. Твои стремления так ограничены, герой Буслаев. АТАМАН БУСЛАЕВ. И как жаль, что ты сам того не понимаешь!

— Друзья! — вдруг закричал впередсмотрящий. — Впереди остров! Сорочинская гора!

«Сорочинская гора! — мелькнула мысль Евгения. — Вот где можно совершить задуманное. И тогда дружина Буслаева вернется в Новгород с почестями, славой, да только с другим атаманом. Атаманом Евгением Дмитриевым!»

— Видишь, атаман, никакого шторма, — сказал Костя Никитин. — Вампирам конец! И никто больше не погибнет на Сорочинской горе.

— Василий, не будем тут останавливаться? — спросили дружинники.

— Конечно, не будем! — горячо воскликнул суеверный Иванище. — А то еще чего доброго… Вдруг кто-нибудь из них ненароком остался?.. Второй раз может и не повезти.

— А я бы заглянул сюда в гости, — возразил Евгений. — Вдруг действительно кто-то остался?

— Не думаю, — задумчиво произнес Буслаев.

Это простое «не думаю» повергло Дмитриева в отчаяние. Что же делать? Если Василий не захочет останавливаться тут? Он никогда не меняет своих решений. И тогда Евгений рискнул, он напомнил атаману еще кое-что…

— Вспомни ту голову, которая пророчествовала тебе о смерти. А ты возвращаешься домой богат и славен! Скажи ей, как она ошиблась.

— Значит, ты тоже слышал ее пророчество. А ведь тогда обманул атамана…

— Прости, Василий. Но, сам понимаешь, в тот момент…

— Понимаю. Струсил. Не каждый день слышишь голос мертвой головы.

— Василий, — умолял его Иванище, — не внимай безумцу Дмитриеву. Плывем дальше.

— В самом деле, — вступили другие дружинники, — по дому соскучились!

— Тем более, — прошептал Иванище, — раз голова предрекла, то так тому и быть. Зачем зря искушать судьбу!

— Искушать судьбу! — вскричал Буслаев. — Мне ли бояться пророчеств! А вот какой-нибудь кровосос и правда мог схорониться. Не успокоюсь, пока не избавлю людей от этой смертоносной заразы! Эй, поворачиваем к Сорочинской горе!

— Атаман! — умоляюще воскликнул Иванище.

— Трус! — сквозь зубы процедил Буслаев. — А трусы мне в дружине не нужны. Вернемся в Новгород, выгоню в три шеи!

И никто уже не посмел перечить Василию. А Потаня на радостях икнул. Он решил, что они с Евгением обрели нового союзника. Дмитриев намекал на Иванище. Что ж, надо поговорить с ним. Куда этот парень без дружины… Надо объяснить, что новый атаман его приласкает и никогда не позволит себе грубого слова…

Потаня забыл, что приказал ему Евгений. «Ничего не предпринимай без моего ведома!» Потаня решил ОБЯЗАТЕЛЬНО ПОГОВОРИТЬ с Иванищем. Пусть будущий атаман оценит его дальновидность и преданность.

Новгородцев опять встретил голый остров с редкими кустарниками, колючками, репьями.

— Нет смысла разбивать лагерь, — сказал Василий. — Мы недолго здесь задержимся. Поднимусь на гору, в ту самую пещеру, где участвовал в странном соревновании певцов.

— Спрятавшегося вампира (если такой к несчастью остался) ты вряд ли встретишь, — заметил Костя Никитин. — День в разгаре. Для упырей — самое время отдыха.

Некоторые из дружинников улыбнулись шутке. А Буслаев спросил:

— Есть желающие идти со мной?

Дмитриев испугался, что кто-нибудь из дружинников согласится. Тогда сорвется задуманный им план убийства Буслаева. Он успел шепнуть атаману:

— Вдвоем мы поднимались в прошлый раз, вдвоем надо бы идти и сейчас.

— Ты как всегда прав, правая рука моя, — засмеялся Буслаев. И дружинникам. — Я передумал. Мы идем с Евгением.

При этих словах Василия сердце Потани забилось. Он понял: сегодня на острове произойдет нечто важное. И ЕГО АТАМАН — Евгений Дмитриев не упустит своего шанса.

Он понял и другое: Буслаев обратно не вернется. Гора слишком крутая. Особенно тогда, когда один не знает о замыслах другого — того, кому он больше всего доверяет.

— Ждите нас! — крикнул Буслаев и помахал дружинникам рукой.

Солнце больно жалило кожу. Еще бы — разгар лета! Пот с Василия и Евгения лился ручьями. А вокруг летало и каркало воронье. Никак почуяло добычу!

Буслаев говорил, а Дмитриев от волнения не мог вникнуть в смысл слов атамана. Дружинник только встрепенулся, когда услышал:

— Тяжело идти по такой жаре. Хорошо, Евгений, что мы не надели кольчуги…

Остальные дружинники расположились на берегу моря. Кто-то решил перекусить, кто-то просто сидел и слушал мерный плеск волны, несколько человек затянули песню. О чем они пели? Конечно, о своем родном Новгороде.

Обиженный Иванище сидел вдалеке от других. Мысль о том, что Буслаев, человек, на которого он готов молиться, вот так запросто выгнал его из дружины, была просто невыносима. Кому он нужен? Куда пойдет? Правда, Василий мог сказать такое сгоряча… А вдруг нет?!

Иванище уже готов броситься вслед за атаманом, просить, чтобы тот вместо Евгения взял с собой его. Но вовремя вспомнил, что нельзя нарушать приказ Буслаева.

К нему подошел Потаня, присел рядом.

— Тяжело, Ваня?

— А ты как думал! У меня в дружине — вся жизнь. Костя Никитин говорит — завтра, мол, Василий об этом забудет. Одна надежда.

— Не забудет, Ваня.

— И я боюсь, — повесил голову Иванище.

— А вот если бы нашим атаманом был Дмитриев, он бы тебя возвысил. Сделал бы своей правой рукой. Представляешь, Иванище — правая рука атамана лучшей новгородской дружины.

— Я — правая рука атамана. Смеешься!

— А почему нет, Ваня?

— Меня в детстве мальчишки обзывали то увальнем, то Иванищем. Я их лупил, лупил, а все без толку. Я уж так, плетусь потихонечку в конце…

— Зря! Зря! А Евгений тебя ценит.

— Ну, ему атаманом не бывать. Умный он, хитрый. Да только против Буслаева — ничто.

— Я же говорю: ЕСЛИ БЫ ОН СТАЛ АТАМАНОМ?..

— Чего зря воздух сотрясать.

— Кто знает, кто знает… — загадочно заметил Потаня.

— Эй, ты! Уж не задумали ли вы чего против нашего Василия?

— Да нет, что ты, Ваня! Я просто так сказал… Пойду перекушу.

— Стой! Костя, подойди сюда! Разговор есть.

— Успокойся ты, бычина здоровенный!

А к ним уже шел Костя Никитин.

— Чего не поделили? Золота, жемчуга — всем хватит. Пол-Новгорода одарим. Пышногрудых красавиц здесь нет. Если дело касается бутылки вина, возьмите мою. Жертвую во имя всеобщего мира в дружине.

— Дело в другом, Костя, — сказал Иванище. — Подходит ко мне Потаня и говорит: как отнесешься к тому, чтобы Дмитриев стал атаманом? Он тебя, Ваня, своей правой рукой сделает.

— Чушь не мели! Пойдем, Костя, разопьем бутылку.

— Нет, стой! Продолжай, Ваня!

— Я ему отвечаю: никогда Дмитриеву не быть атаманом. Куда ему супротив Буслаева? А он мне так странно: кто знает?

Смышленый Костя сразу сообразил:

— Это ведь Евгений очень хитро уговорил Василия пристать к Сорочинской горе. И он предложил атаману подниматься на гору вдвоем… Кто знает, говоришь?!!!

— Костя, что ты?..

Потаня не закончил. Он похолодел, оттого что не сообразил сразу… ДМИТРИЕВ МОЖЕТ ВЕРНУТЬСЯ ОДИН! И тогда никто из дружинников не поверит его объяснениям. Он упал на колени и закричал:

— Братцы, выслушайте меня! Это Дмитриев задумал заговор! Он и меня пытался втянуть! Уж очень ему хочется стать атаманом. Я ему подыграл. А он мне: «Все в дружине за меня! Только Василия боятся!» Я и решил поговорить с Иванищем, чтобы потом объяснить ему: даже те, кого Василий ненароком обидел, никогда не отрекутся от атамана. Я хотел образумить Евгения!

Дружинники окружили Потаню и смотрели на него кто с изумлением, кто с презрением. Потаня чувствовал, что веры его словам нет…

— Что задумал Дмитриев? — вскричал Никитин.

— Не знаю. Клянусь, чем хотите, не знаю! Он мне ничего не сказал.

— Может, зря паникуешь, Костя? — спросил один из дружинников.

— Не зря! Чует сердце, что не зря!

— Буслаев справится с десятком таких Дмитриевых.

— Эх вы, олухи! В обычном бою — да! Но ведь он же доверяет Евгению, как самому себе! Идем, ребята, спасать атамана!

— Можно мне с вами?! — умоляюще закричал Потаня.

— Нет, предатель! Ты останешься здесь. Вернемся, устроим над тобой НАШ суд!

— Но где искать Василия, Костя?

— Разобьемся на две группы. Одна пойдет вон в ту сторону, другая — в противоположную. И поторопимся. Они уже далеко ушли…

Идти надо было осторожно. Из щелей потрескавшейся от жары земли выползали змеи, но Буслаев ловким взмахом каждый раз отправлял их обратно в преисподнюю. Затем они опять увидели истлевшие тела убитых воинов. Солнечные лучи так коварно преломлялись, что, казалось, будто на подобиях лиц играют зловещие улыбки. Скелеты радовались, что скоро, очень скоро их компания пополнится. Дмитриев содрогнулся, а в сердце Буслаева прокралась скорбь.

— Знаешь, Евгений, о чем я сейчас подумал? Как ужасно лежать вот так, абсолютно безмолвным, неспособным одолеть даже воронье, с жадным аппетитом выклевывающее твои мертвые глаза. Представляешь, некогда буйная, распирающая каждую клеточку организма, богатырская мощь превратилась в ничто. Бедная душа! Она, наверное, со стоном наблюдает за бессилием собственного тела.

— Но есть, атаман, вещь во сто крат более страшная. Когда за собственным бессилием наблюдают живые. Целые народы сходят в небытие.

А воронье летело… Они кружили, оглушительно каркали, они ПРЕДВКУШАЛИ!..

— Поднимаемся вверх! — сказал Василий.

Какая крутизна! Здесь одно неосторожное движение, и все!.. Конец великим замыслам. Можно думать о будущем, строить грандиозные планы, перекраивать карты государств, но… ОДНО НЕОСТОРОЖНОЕ ДВИЖЕНИЕ!

— … Одно неосторожное движение, — вдруг сказал Василий.

Евгений вздрогнул. Буслаев прочитал его мысли. Неужели атаману что-то известно? Неужели проклятый Потаня проболтался?!

— Да что с тобой, Евгений? На тебе лица нет. Ни за что не поверю, что ты испугался. Здесь больше некого бояться.

— Атаман, ты сказал о неосторожном движении, и я подумал…

— Удержу! Не дам упасть! Такими ребятами, как ты, не бросаются!

У Дмитриева отлегло от сердца…

Они поднимались выше и выше. Вокруг — одна голые склоны, так похожие друг на друга. Да еще беспощадное солнце, которое словно гонит их обратно. Неожиданно Буслаев закричал:

— Нам — вон туда! Видишь, зарубка. Я ее на всякий случай в прошлый раз оставил.

Снова вперед! И через некоторое время показался знакомый склон. Евгений узнал его даже раньше Василия. В висках застучало: «ЭТО СЛУЧИТСЯ ИМЕННО ЗДЕСЬ!»… Дмитриева охватило дикое волнение, руки задрожали. Захотелось плюнуть на все, умолять Буслаева повернуть назад. А если атаман не послушает, убежать самому!

Василий и Евгений подошли к разрушенной пещере. Ни единого шороха под грудой камней. Буслаев все внимательно осмотрел и сказал:

— Не думаю, что кто-то из них выжил.

Ему надо бы повернуть назад, но взгляд новгородского атамана упал на еще одно страшное место. Когда-то здесь на одном из кольев у самого края пропасти торчала голова. Василий первым подошел, позвал Дмитриева:

— Евгений, где застрял?

«Он сам меня зовет!»

Василий глядел вниз в глубокую пропасть. Потом сложил руки у рта рупором, и его зычный голос оглушил Сорочинскую гору:

Эй, ничтожный прорицатель, твои «откровения» — это сказки для маленьких детей. Ты предрек, что я буду лежать тут вместе с тобой, а я возвращаюсь в Новгород, корабль полон золота и драгоценностей…

…А в это время стоящий позади него Евгений потянулся к рукояти меча! Она оказалась необычайно холодной.

…Думаешь, почему я пришел сюда? Чтобы не только живые, но и мертвые знали: русского богатыря Василия Буслаева не запугать никакими пророчествами. Мой меч, моя булава — верные друзья в любой переделке! Так что, нечистый дух, признай свое поражение!

У Дмитриева подкашивались ноги. Убить подло, исподтишка. Разве это достойно витязя?

«Чего тебе еще надо?! — мысленно убеждал себя Евгений. — Уважаем! Знатен! Правая рука самого Буслаева! Самого… Нет, нельзя иначе! Василий — герой, но он приведет дружину в тупик. А я создам непобедимое войско!»

Он начал потихоньку вынимать меч, однако Буслаев вдруг повернулся. И спросил:

— Евгений, ты хотел бы стать… птицей?

— Птицей, атаман?.. — еле шевеля губами, переспросил Дмитриев.

— Да, именно птицей. Не вороном, конечно. А гордым, царственным орлом… — он опять повернулся спиной к Евгению и лицом к пропасти. — Только представь, ты ВЗЛЕТАЕШЬ! Паришь высоко в небесах, купаешься, точно в волнах, в белых облаках. А рядом с тобой — сияющее, золотое солнце!

Евгений услышал шум и крики. Неужели в дружине что-то случилось и ребята бросились на их поиски? Времени не оставалось. Или решаться, или?..

Если бы Буслаев согласился бороться за власть в Новгороде, за то, чтобы превратить дружину в могучее войско, Дмитриев бросился бы к его ногам, безропотно признал в нем вождя.

Однако Буслаев НЕ СОГЛАСИЛСЯ… Он смел, силен, умен, но он приведет дружину в тупик!.. РУСЬ ЖДЕТ ИСТИННОГО ГЕРОЯ!

Кто-то помимо воли Дмитриева заставил его выхватить меч и…

— Ударь! Ударь! — кричали ему с одной стороны Юлий Цезарь, с другой — Брут.

УДАРЬ!!!

Не осознавая, что он делает, Евгений нанес Буслаеву удар.

К ужасу Дмитриева Василий повернулся и прошептал:

— За что?.. Рука моя правая…

Тогда Дмитриев пронзил его мечом еще раз! На этот раз в самое сердце! И столкнул Буслаева в пропасть.

«Что я наделал!»

Дмитриев не мог поверить, что ЭТО ПРОИЗОШЛО. Он опустился на землю и зарыдал. …Он рыдал о Буслаеве, о содеянном злодействе, о том, что они так и не смогли быть вместе в единой команде, в едином строю!

«Но хватит! — сказал он себе. — Теперь ты — атаман. Своими подвигами искупи преступление!»

Затем он лихорадочно уничтожал следы преступления: вытирал о землю лезвие меча; внимательно осмотрел свою одежду. Нигде не должно остаться ни капли крови.

…Опять крики. Где-то недалеко дружинники. Они звали Буслаева.

Недоброе предчувствие охватило Дмитриева. Однако делать нечего. Он сам заспешил навстречу отряду.

Евгений уже видел воинов, отчаянно цеплявшихся за выступы скалы и пробивавшихся вперед.

— Где?!.. — крикнул Никитин. — Где наш атаман?

— Братья, случилась беда! Василий оступился и упал в пропасть.

На дружинников напало оцепенение. Никто из них не мог поверить, что их бесстрашного, веселого, пусть иногда немного резкого атамана больше нет.

— Ты убил его! — задыхаясь, сказал Никитин.

— О чем ты говоришь, Костя?!

— Потаня все рассказал.

— Потаня? Рассказал?

Дмитриев посмотрел на лица бывших друзей и понял: чтобы он им ни сказал, они все равно не поверят. Потаня проболтался или предал! Заговор раскрыт…

— Я хочу знать, ПОЧЕМУ? — промолвил Никитин.

— Тебе этого никогда не понять, — ответил Дмитриев. — Ты был всего лишь шутом. Им и останешься.

— Убить его! Прямо здесь! — дружинники обнажили мечи и уже готовы были броситься на Евгения.

— Не смейте! Остановитесь! — приказал Костя. — Мы не такие, как он! Мы не убийцы! Но за смерть нашего атамана он ответит!

— Ответит! — прокричали дружинники.

— Будешь биться, Евгений, в честном поединке. С каждым из нас по очереди. Я — первый!

Хорошо, — ответил Дмитриев. — Я готов!

…Сколько времени они уже бились! Комья глины летели из-под ног. Солнце продолжало нещадно съедать кожу. Любое неосторожное движение — и можно полететь в пропасть. Отлично владевший мечом Евгений сделал ловкий выпад. Его противник поскользнулся, едва не упал. Добить! Добить его! Но в последнюю минуту Костя ускользнул от удара и сам ранил Евгения.

Теперь Дмитриеву приходилось еще сложнее. Из раны хлестала кровь, ужас совершенного убийства сковывал его движения. Однако он твердил себе: «Биться! Биться!». Он расправится с ними со всеми, доберется до Новгорода, соберет новую дружину, превратит ее в войско и потом объединит Русь! «Биться! Биться из последних сил!»… Да сил этих больше не оставалось.

Он почувствовал нестерпимую боль от меча Никитина, пронзившего его грудь. Боль разрывала внутренности, сжигала его живьем. И он куда-то полетел…

Он полетел в пропасть!

Дружинники обыскали всю Сорочинскую гору и нашли тело Буслаева. Здесь же они его с почестями и похоронили. Когда покидали остров, Костя собрал отряд и сказал:

— Пусть никто и никогда не узнает то, что на самом деле тут произошло. Что два предателя опозорили честь и имя славной новгородской дружины. Клянетесь ли вы молчать о том?

Клянемся! — ответили ему.

И был среди дружинников поэт по фамилии Данилов. И он, с одобрения отряда, так описал гибель знатного новгородца Василия Буслаева.

…А на далеком маленьком острове покоятся останки русских витязей, так и не отринувших внутренние распри, не сумевших объединить свои усилия во имя Великой Руси! Гибнут ВИТЯЗИ, на смену им приходят карлики, которые рождают таких же карликов…

Но есть надежда, что ВИТЯЗИ все-таки воскреснут!

Глава пятнадцатая. Поиски

…Поезд тронулся. Додонова прильнула к оконному стеклу и смотрела, смотрела на быстроисчезающий маленький вокзал, на дома, поля, дороги. На глаза опять навернулись слезы. Она осторожно смахнула их, сказала сама себе: «Не смей! Никто не должен видеть твоей слабости!»

Знакомый смех! Додонова вздрогнула; перед ней… Нет, не Борис. Он же лишь «иногда выполняет поручения». Сама хозяйка «Золотого скорпиона»! Она точно вылепилась из воздуха. Сидит напротив и смеется. Лицо — белее савана. Миндалевидные глаза, будто рентгеном, просвечивают Светлану.

«Чего ты добилась? — стучал в мозгу ее голос. — Пыталась что-то разузнать, а вокруг стена, по кирпичику сложенная из страха и покорного молчания. Знаешь, в чем твоя беда? Слишком много думаешь об этих убитых монахах, ничтожном Федоре Колпакове и прочих. Не ТОТ НАРОД, моя красавица! Они свято верят всему, что им говорят, и, лишенные солидарности, легко отдают и власть, и богатство. Им даже можно внушить, как Федору, что они — убийцы. И ведь побегут каяться, винить себя в несовершенных грехах! А если ненароком взбунтуются — запугать, раздавить, как ничтожного комара! (О, если ты когда-нибудь станешь «нашей», я расскажу, как мы «обработали» этого урода — Колпакова!) А сколько среди них Арнольдов Пуговок и главврачей Степанов Сергеевичей!.. Не забудь, все они посещают мой «Золотой скорпион»! ЗОЛОТОЙ!

Ты можешь кричать, убеждать, что-то доказывать этой скучной серой массе, состоящей из обреченных, полудурков или продавшихся. Но никто не услышит. Незнамовску конец! Мы, Боящиеся Солнца, сделаем его нашей вотчиной, разорим, обворуем… А потом пойдем дальше. Россия большая!»

Голос этой женщины заполнял все пространство, ломал волю. Она пыталась заглушить благовониями шедший от нее отвратительный трупный запах, но от этого он становился еще нестерпимее. И вот теперь своей разложившейся от грязного золота рукой, Эльвира пыталась вскрыть Светлане голову, залезть в мозг, стереть ее мысли и вложить туда свои. Вытянутая вперед челюсть тряслась, зубы стучали, язык вывалился вперед, готовый слизнуть любого, кто стоит у нее на пути. У Додоновой закружилась голова, тошнота подступила к горлу.

— Девушка, вам нехорошо? — услышала она РЕАЛЬНЫЙ голос одного из соседей по купе.

— Нет, нет. Со мной все в порядке.

Светлана стремилась хоть немного отвлечься, соседи по купе веселили ее анекдотами и смешными историями. Она смеялась и вдруг с ужасом услышала… как вместе с ней смеется длиннорукая Эльвира.

По приезду в Святоград Додонова следующие несколько недель провела в библиотеках города. Она перечитала все имеющиеся в наличии книги историка Владимира Кошелева и те номера «Возрождения Руси», которые вышли, когда он возглавлял журнал, уже будучи иеромонахом отцом Александром. Светлана пыталась понять: что же необычного в его работах? Как историк он писал о глубокой древности, доледниковом периоде, неандертальцах и первых поселениях кроманьонцев. Как главный редактор журнала постоянно поднимал вопросы нравственности. Он не затрагивал проблемы коррупции и причастности к ней высокопоставленных лиц, не раскрывал имена главарей мафии. Ни одной зацепки! Не станут же его убивать древние неандертальцы!

Светлана не могла спать по ночам, думала, анализировала, мучилась. И постепенно приходила к выводу: наместник Н-ского монастыря ошибся или же специально направил ее по ложному пути!

В одной из работ Кошелева имелись ссылки на два других его труда «История русского Черноземья» и «Исчезнувшие племена». Додонову заинтересовала первая книга. Незнамовск находится в Черноземье. Возможно, отец Александр раскрыл там какую-то тайну. Может, он ненароком указал место, где спрятаны сокровища?.. Версия выглядела довольно глупой, но… НО ЧТО-ТО ЖЕ ОПАСНОЕ ОН НАПИСАЛ!

Однако нигде Светлана не могла найти ни ту книгу, ни другую. В одной из библиотек библиотекарь — невысокая светловолосая девушка в очках задумчиво покачала головой:

— У нас ведь была эта книга.

— «История русского Черноземья»?

— Нет, вторая: «Исчезнувшие племена». Но ее у нас взяли, да так и не вернули.

— Жаль…

— Некрасивая получилась история. У читательницы были временные прописка и телефон. Когда мы начали звонить туда, она уже съехала. А книгу так и не вернула.

— Красть книгу из библиотеки! Просто стыд! Если она ее потеряла, то все равно должна сообщить.

— Согласна. Правда, она оставила залог. Но… И женщина такая приличная на вид. Как сейчас ее помню. Длинное платье. Шляпа такая большая…

— И скрывает ее лицо?!

— Точно!

— Вы не помните цвет ее волос? — взволнованно спросила Додонова.

— Нет!

— Ну, еще какие-нибудь особенности в лице? В фигуре?

— Она ваша знакомая? — полюбопытствовала библиотекарь.

— Возможно… Вспомните, пожалуйста!

— Что же в ней такого особенного. Большие темные очки… лицо слишком белое… Я еще подумала, она, видно, никогда не загорает. А в остальном… Вот еще что: руки!

— Руки?

— Они у нее такие длинные. Я даже удивилась…

От волнения Светлана не могла стоять. Дрожащим голосом она спросила:

— Адрес, где она останавливалась, у вас сохранился?

— Минутку… Надо посмотреть в наших читательских формулярах.

Светлане повезло. Библиотекарю удалось найти формуляр с фамилией той женщины, и адресом, по которому она остановилась. Додонова поблагодарила и сразу поехала по указанному адресу.

Небольшой серый дом на окраине города; дверь открыла шустрая старушка с длинным тонким носом и бегающими черными глазками.

— Простите, можно побеспокоить вас по одному вопросу?

Старушка внимательно посмотрела на незваную гостью и молча кивнула.

— У вас ведь останавливалась Дерябина Мария Васильевна?

— Дерябина? — задумалась старушка. — Да ты проходи, милая, в дом… А когда это было?

— К вам так много народу приезжает?

— Какой народ! Откуда у меня народ! — заныла старушка.

Додонова постаралась ее успокоить, показала документы. Но хозяйка недоверчиво вертела головой («А вдруг она из налоговой полиции?»)

— Никто у меня не останавливался! — решительно заявила хозяйка квартиры.

— Понимаете… Как ваше имя отчество?

— Вероника Захаровна.

— Вероника Захаровна, она мне очень нужна. Я ее давно ищу.

— Родственница ей, или как?

— Мы вместе учились в школе…

— Неправда. Она постарше тебя будет.

— …Училась вместе с ее младшей сестрой. Потом разъехались. Концы потеряны. И вдруг случайно узнаю: здесь, у нас в Святограде остановилась сестра моей замечательной школьной подруги.

— Врешь, красавица, — покачала головой Вероника Захаровна. — Но даже если бы не врала, ничем помочь не смогу. Месяцев восемь назад действительно останавливалась у меня Дерябина. Если у тебя или у твоих дружков счеты с ней какие, попрошу меня не впутывать. Три дня она жила. Аккуратная, молчаливая, слова не вытянешь. Уходила утром, приходила поздно. А потом тихонько исчезла.

— Не сказала, куда направилась?

Во взгляде старушки читалось: ты что, глупая, задавать подобные вопросы?

— А кто ее вывел на вас, Вероника Захаровна?

— Я почем знаю?

— А если я заплачу?..

При слове «заплачу» глаза хозяйки загорелись, но тут же потухли.

— Деньги — вещь хорошая. Да ответить нечего.

Судя по всему, она говорила правду. Мало ли каким образом таинственная «Дерябина» узнала адрес одинокой старушки, тихонько пускающей к себе разных постояльцев.

Хотя след похитительницы книги терялся, Додонова не расстроилась. Она узнала главное: Боящиеся Солнца охотятся за некоторыми трудами отца Александра. И среди них — «Исчезнувшие племена». Теперь оставалось найти эту книгу, а также «Историю русского Черноземья».

Светлана вылетела в Москву. Она побывала во всех ведущих библиотеках, но нигде ни одной из этих двух книг не оказалось. Странным образом они исчезли даже из Российской Государственной библиотеки. Сотрудники пожимали плечами, однако объяснить ничего не могли. Попытки выяснить, при каких обстоятельствах произошла пропажа, кто возможные похитители — вызывали разве что иронические улыбки. Кто станет специально охотиться за книгами, не являющимися библиографической редкостью?

Додонова делала специальные запросы в другие места обязательной рассылки любых печатных изданий. Но отовсюду ей сообщали: ЭТИХ КНИГ НЕТ.

Оставалось последнее: узнать, в каких издательствах печатал разыскиваемые Светланой монографии Владимир Кошелев. На это пришлось потратить несколько дней. И наконец выяснилось! И «История русского Черноземья», и «Исчезнувшие племена» выходили в небольшом издательстве «Добрыня». Но злоключения Светланы на этом не закончились. По указанному телефону данного издательства давно не было. А по дополнительно наведенным справкам оно вообще перестало существовать.

Додонова не успокоилась. Она решила отправиться по адресу, где когда-то это издательство располагалось. Вдруг кто-нибудь что-нибудь о нем вспомнит.

Огромное здание из стекла и железобетона, где множество различных фирм соседствовали друг с другом. Додонова зашла в справочное бюро, попыталась узнать хоть что-нибудь об издательстве «Добрыня». Однако работавшая тут молодая девушка не слышала ни о каком издательстве. Тогда Светлана переговорила с охранниками. Один из них, постарше, вспомнил: действительно, несколько лет назад здесь находилось издательство. Но… это было так давно!

— Поговорите с гардеробщицей, — предложил охранник. — Она работает в этом комплексе не менее десяти лет. Наверняка, вспомнит.

Гардеробщице было около семидесяти. Она сразу ответила Светлане.

— Я хорошо помню «Добрыню». Они размещались на третьем этаже. Потом разорились. А вот мой напарник вообще там работал. Петрович, иди сюда!

— Невысокий лысоватый старичок примерно такого же возраста, чуть прихрамывая, подошел к ней.

— Петрович, вот тут девушка спрашивает насчет издательства, где ты работал.

— Да, я работал в издательстве, — важно заметил Петрович, — занимался редактированием рукописей.

— Вот как?.. — у Додоновой от волнения перехватило дыхание.

— Но издательства давно нет, — сказал Петрович.

— Слышала, оно разорилось.

— Сейчас многие разоряются…

— Какие книги оно выпускало?

— Исторические, — Петрович с достоинством погладил седую бороду. — А также художественную литературу.

— Вы издавали историка Владимира Ивановича Кошелева, который затем принял монашеский постриг…

— Издавали! Я сам его рукописи и редактировал. Отбил их у наших дам.

— Отбили? А разве на их редактирование стояла очередь?

— Ах, девушка, сразу видно, что в редакторском деле вы смыслите мало.

— Что делать! — Светлана смиренно опустила глаза.

— Кошелев писал интересно, слог — легкий. Работать с такой вещью — одно удовольствие. А кому не повезет, достаются наискучнейшие работы. Читаешь и не понимаешь: что? к чему? зачем?

Петрович ударился в воспоминания:

— Помню, Владимир Иванович приезжал к нам в издательство в почтенном возрасте, в чине иеромонаха. Но рукописи подписывал прежней фамилией — Кошелев. Естественно, это ведь исследования еще светского человека.

— Сколько книг он у вас издал?

— Две. Но какие!

— Названия их помните?

— Я помню любую книгу, которую мне приходилось редактировать.

— Их названия?! — чуть не крикнула Додонова.

— «История русского Черноземья» и «Исчезнувшие племена».

— И ВЫ ИХ РЕДАКТИРОВАЛИ?

— Именно я!

— У вас не сохранились экземпляры? — в голосе Светланы звучали мольба и надежда.

— Не знаю. Надо посмотреть.

— Мне они нужны! Даже не представляете, КАК ОНИ МНЕ НУЖНЫ!

— Возьмите их в библиотеке.

— Там их нет.

— А в Российской Государственной библиотеке? В Публичной Исторической библиотеке?

— Нет нигде.

— Странно. Попробую помочь. Пороюсь в своем архиве. Вы бы только знали, какой у меня архив!..

— Я оставлю вам номер моего сотового телефона.

— Приходите ко мне! Супруга, Анна Викторовна, царство ей небесное, умерла. Сын и дочка наведываются редко. Приходите, вы, видно, девушка приличная. Я вам столько интересного расскажу о книгах, об авторах.

— Обязательно приду!

— Вот мой телефон, вот адрес… — он записал на бумаге, протянул Додоновой. — А ведь я вас где-то видел. Только не припомню, где?

— Вряд ли. Меня слишком часто за кого-нибудь принимают.

Петрович (правильнее Василий Петрович) жил в небольшой двухкомнатной квартирке. Мебели и разных вещей у него немного, зато повсюду — книги: в шкафах и на шкафах, в специально встроенных в нишу полках; и даже на полу — столбики книг. Одни — толстенные фолианты в прекрасных переплетах, другие — поменьше, менее яркие и красочные, а есть «покеты», которые продаются на любом вокзале.

— Сейчас организуем чай.

— Не откажусь, — сказала Светлана. — Тем более, у меня к чаю вот…

Она протянула хозяину торт «Прагу».

— Это лишнее. Но раз принесли, съедим. А чай у меня хороший, с малиновым вареньем.

Додоновой не терпелось спросить о разыскиваемых ею книгах, но приходилось ждать. Василий Петрович пригласил ее за стол, разлил чай в большие чашки, разрезал торт.

— Прекрасный чай! — отхлебнула из чашки Светлана.

— Что же, красна девица, обманула меня?

— Обманула? — упавшим голосом переспросила Додонова.

— Точно! Не сказала главного, что вы — Светлана Додонова, моя любимая современная писательница?

— Это мелочь, Василий Петрович.

— Нет, не мелочь, — возразил старик. — Я сижу, пью чай с самой Додоновой, а автографа ее у меня нет. А знаете, сколько знаменитостей давали мне автографы!

— Такой беде легко помочь, — улыбнулась Светлана и поставила роспись сразу на пяти своих бестселлерах, имевшихся в наличии у Василия Петровича.

— Перейдем к делу, — сказал старый редактор. — Книг, которые вам нужны, у меня, к сожалению, нет.

— Какая досада!

— Да что в них такого особенного? — хитро спросил старик.

— Они могут пролить свет на некоторые очень важные вопросы. Но раз нет…

— А рукописи не подойдут?

— Подойдут! Еще как подойдут!

— Вот я вам их и приготовил. С моей правкой! Сами увидите, каков Василий Петрович в деле!

И он пустился в долгие рассуждения о том, что в последнее время школа редактуры умирает, что некоторые великие писатели в свое время платили редакторам до пятидесяти процентов от гонорара. Додоновой хотелось схватить рукописи и убежать. Однако из вежливости приходилось слушать.

— … Вот что любопытно, Светлана Николаевна. В книге «Исчезнувшие племена» есть рассказ «Охотник». К нему Владимир Иванович запретил прикасаться. Мол, так и пойдет в авторской редакции. Даже верстку делал сам.

— Рассказ? Но ведь Кошелев не писал рассказов?

— Да. Но эта книга — исключение.

— Надо же!

— Берите. А то вам не терпится вырвать их из рук старика.

— Что вы, Василий Петрович!

— Знаете, и «Историю русского Черноземья», и «Исчезнувшие племена» редакция долго не могла реализовать. Вроде и цена была подходящая, и тиражи небольшие, но… Период был сложный. Брали разную дребедень. И вдруг приходит к нашему главному редактору какой-то человек и оптом закупает весь тираж. Главный обрадовался!

— Не помните, как выглядел тот человек?

— Смутно. Руки у него длинные! Мы еще шутили по этому поводу…

— Понятно… Я сделаю ксерокс и тут же все верну.

Старик с умилением посмотрел на нее. Забыли его, списали со счетов. А тут сама Додонова обратилась за помощью!

Первой она начала исследовать «Историю русского Черноземья». Светлана жадно въедалась в каждую строчку, и в который раз пыталась понять: ПОЧЕМУ БОЯЩИЕСЯ СОЛНЦА ЗА НЕЙ ОХОТЯТСЯ? И, как выяснилось, уже давно.

Но ничего особенного Додонова не находила. Обычный серьезный исторический труд, во многом перекликающийся с другими работами Владимира Кошелева. На основе археологических раскопок он пытается воссоздать картину далекого прошлого края. Как жили здесь люди многие тысячи лет назад, как охотились, какие орудия труда использовали для обработки земли.

(И за ЭТИМ Боящиеся Солнца охотятся?)

«Надо рассуждать логически, — сказала себе Светлана. — Что необычного в исследованиях отца Александра?»

Однако «необычное» обнаружить никак не удавалось. Она уже хотела перейти к «Исчезнувшим племенам», но опять вернулась к первой рукописи. Попробовала вычленить ее основные идеи.

Отец Александр считал, что неандертальцы и кроманьонцы жили в одно время (в том числе и на территории современного русского Черноземья). Они сосуществовали друг с другом, возможно, общались или вели войны. Но первые не являлись предками вторых. В других своих исследованиях отец Александр лишь фрагментарно касался этого вопроса. Здесь же данной теме у него посвящен целый раздел.

Но это сейчас не новость. И хотя Светлана не была специалистом в древней истории, она знала, что целый ряд исследователей склоняется к подобной теории. И правильно. Вряд ли человек произошел от обезьяны…

Отец Александр соглашался с теорией известного православного исследователя Протоиерея Стефана (Ляшевского), что неандертальцы — возможные потомки Каина. И что над их родом висело проклятье. Они не могли заниматься ни земледелием, ни скотоводством. И питались только тем, что добывали охотой. Они отличались большой физической силой, скорее животной силой, а их лица…

Светлана достала одну из книг по древней истории. Здесь крупным планом в книге нарисовано лицо неандертальца. Протоиерей Стефан (Ляшевский) и отец Александр, пожалуй, правы: на нем — ярко выраженная печать проклятия. Чрезвычайно развитые надбровные дуги, покатый лоб, выдвинутая вперед челюсть, широкие кости. И, наконец, глаза… В них слились воедино страх, тоска и жажда мести; а вот их неуклюжие фигуры — сутулые, с длинными руками…

(СУТУЛЫЕ, С ДЛИННЫМИ РУКАМИ…)

Додонова вздрогнула, сказала себе: «Нет!»

НЕАНДЕРТАЛЬЦЫ ДАВНЫМ — ДАВНО ВЫМЕРЛИ.

А если не все?

Светлана почувствовала, как мурашки забегали по коже. Она бросилась к компьютеру, по памяти воспроизвела лицо Эльвиры.

Непохоже и… похоже?!!!

«Помнишь, ты не смогла определить ее национальность?»

Но ведь она не ЧИСТЫЙ НЕАНДЕРТАЛЕЦ!

А вдруг неандертальцы смешивались с другими людьми? Или…

Одни ассимилировались, другие нет. Последние прячут лица под широкими шляпами и вуалью; такие, как Эльвира, стараются быть центром внимания. Они уверены, что никто не ЗАМЕТИТ.

Но Светлана ЗАМЕТИЛА!

Это открытие потрясло Додонову. Она вскочила, нервно заходила по комнате, несколько раз произнесла «чушь!». Однако уже понимала: это не чушь!

Додонова вновь сравнивала два лица: древнего неандертальца и Эльвиры. Непохожи и… ПОХОЖИ! Еще как, ПОХОЖИ! Сколько у них ОБЩИХ ЧЕРТ!

И тут глаза нарисованной Эльвиры зажглись НЕНАВИСТЬЮ. Вылетевший из них яростный огонь опалил мозг Светланы. На несколько мгновений и комната, и компьютер, и вообще все исчезло из виду.

…Экран по-прежнему горел, и те же пылающие ненавистью глаза Эльвиры пытались приказать: не смей копать дальше!

— Дудки! Не надейся! — ответила Светлана.

Несмотря на дикую усталость, на позднее время, Додонова схватила рукопись второй книги «Исчезнувшие племена». По объему она небольшая, кроме Кошелева — еще несколько авторов. Здесь всего два рассказа написаны им.

К рассказу «Охотник» он запретил прикасаться, издал его в авторской редакции, даже верстку делал сам. «Начнем с него!»

С первых строк Додонову захватила судьба молодого охотника, погнавшегося за оленем, попавшего в лесу в ловушку и оказавшегося потом в маленьком домике, где его лечила черноволосая незнакомка. Рассказ был написан, что называется, КРОВЬЮ. У отца Александра явный талант писателя.

Додонова радовалась вместе с Охотником, когда в его доме появилась таинственная спасительница. С этой девушкой она вместе шла в церковь, ОЩУЩАЯ, как невидимые, неистовые силы раздирают ее тело. А потом, после принятия крещения, вместе с Марией испытала ИСТИННОЕ БЛАЖЕНСТВО. И конец рассказа — жуткое ритуальное убийство Марии.

«Такое может написать человек, сам переживший это!»

И тут у нее блеснула мысль: он ПЕРЕЖИЛ! Все, что он описал, могло случиться с Охотником Володей — историком Владимиром Ивановичем Кошелевым — отцом Александром.

ОНИ сделали ошибку, когда убили иеромонаха точно таким же способом, как Марию. ОНИ раскрыли себя.

Додонова вновь перечитала рассказ. Теперь она посмотрела на него под другим углом зрения. Василий Петрович прав: некоторые слова, фразы стоило бы подработать. Отец Александр не разрешил. Почему? Ему так дороги воспоминания, что он не желал никакого вмешательства чужого пера?.. Банально! Некоторые чисто стилистические правки ни в коей мере не затронули бы суть.

НО ОН НЕ РАЗРЕШИЛ!

И САМ ДЕЛАЛ ВЕРСТКУ!

…Вот это предложение начинается со слов «Я заметил…». В итоге — не слишком удачная фраза. И здесь тоже, и здесь…

Светлана чувствовала, что отец Александр при желании мог бы довериться редактору, но почему — то не стал этого делать. А вдруг он здесь что-то зашифровал?

Она обратила внимание, что мелкие «огрехи», хоть и разбросаны по странице, но в основном встречаются в начале строк. На каждой странице этих строк тридцать. Ну и что?!

«Думай, Света, думай!»

Додонова опять вернулась к одному из предложений, которое, по ее мнению, нуждалось в редактировании. Итак, отец Александр начинает новый абзац:

«Поутру рано, Охотник обнаружил, что любимой рядом нет.»

Но ведь гораздо лучше предложение звучало бы так:

«Когда Охотник утром проснулся, то обнаружил, что любимой рядом нет».

(ОН САМ ДЕЛАЛ ВЕРСТКУ!)

…Тридцать строчек на каждой странице…

Скорее чисто механически Светлана заскользила сверху вниз по первым буквам строк: П, Л, Е, М, Я, К, А, И, Н, А…

«Что?!»

Следующие десять строк: П, Л, Е, М, Я, К, А, И, Н, А…

Последние десять строчек… И опять: П, Л, Е, М, Я, К, А, И, Н, А.

Трижды на каждой странице о. Александр нас предупреждает:

ПЛЕМЯ КАИНА!

Когда Светлана вошла в кабинет главного редактора святоградской газеты «Витязь» Юрия Алексеевича Рубцова, тот только развел руками:

— Ну, ты даешь!

— Вам не понравился материал? — не без лукавства спросила Додонова.

— При чем здесь понравился, не понравился? Ты подумай, о чем пишешь?!

— Думаю, я написала правду.

— Вы только посмотрите на нашу знаменитость! Любая бредовая идея — истина! Нас засмеют! Потащат в суд! В Незнамовске появились какие-то Боящиеся Солнца (я не сомневаюсь, что это новая тоталитарная секта), по твоему утверждению, они — сохранившиеся до сих пор неандертальцы; и, чтобы скрыть свою истинную сущность, кто-то из них убил двух монахов в Н-ском монастыре. Где доказательства, что Боящиеся Солнца причастны к этим убийствам?

— Я ничего не утверждаю. Лишь выдвигаю гипотезу и пытаюсь ее доказать. Привожу известные мне факты. Это право любого журналиста, писателя, исследователя.

— Хорошо, — согласился Юрий Алексеевич, — но остается главный вопрос: почему они не объявились раньше? Ты считаешь, они где-то скрывались? Но где? В лесах Африки, Австралии, Сибири?

— Юрий Алексеевич, ТАКОЕ НЕВОЗМОЖНО?

— Они исчезли! После Ноя о них никто не слышал.

— Но ведь какая-то часть их могла остаться. По неизвестным причинам они отгородились от остального мира. Жили замкнуто, прячась от других. Но я собрала любопытные данные: со странными звероподобными людьми, которые обитают где-то в подземных пещерах и лесных дебрях, сталкивались в разных уголках земного шара. Вот данные из американского штата Айова, вот из Перу. Что же касается нашего Черноземья, то там даже в народе сохранились легенды о живущих под землей чудищах; когда они появляются, жди беды. Меня, маленькую, бабушка даже иногда пугала ими. Мол, будешь, Света, плохо себя вести…

— Это же бабушкины сказки!

— Сказки не возникают на пустом месте.

Юрий Алексеевич забарабанил пальцами по столу. Светлана знала: шеф принимает окончательное решение. И сейчас его надо «добивать».

— Вас не убедили доказательства отца Александра?

— И у него — пока только теория, предположения. А, кроме того, нет никаких доказательств, что Охотник в его рассказе — это и есть сам отец Александр, что он описывает эпизод из своей юности.

Светлана с тоской посмотрела на шефа:

— Что же это получается, Юрий Алексеевич, чужое племя с печатью проклятия на лице приходит в русский город, чувствует там себя хозяином всего и вся, а мы даже боимся назвать его истинным именем! ОНИ ничего не боятся. ОНИ скоро будут здесь, в Святограде. И дальше пойдут по нашей земле, сделают Россию своей вотчиной, и из любого «хлебного» места на нас будет глядеть злобное лицо неандертальца.

— Не преувеличивай, Света.

— Так будет! Неандертальцы — злы и жестоки! Они ненавидят отвергнувший их мир, в коварстве им нет равных. Дети Каина! Они будут захватывать города и страны кроманьонцев, раз те им это позволяют. Злоба против доброты, одержимый натиск против благородства… Дальше — тишина, как говорил Гамлет. Неандертальцы не умеют ничего создавать. Бесконечные скитальцы по земле, они издревле не могли возделывать поля, пасти скот и были только звероловами. Они быстро превратят все в пустыню, и охота на нас, кроманьонцев, станет их любимым праздником.

— Засылай материал в набор! — распорядился Юрий Алексеевич. — Дадим его под рубрикой «Наш дискуссионный клуб».

…Светлана проснулась с ощущением, будто огромный камень, который недавно придавливал ее к земле, наконец, свалился. И теперь она могла бегать по комнате, смеяться, могла свободно дышать! Конечно, это только начало. Но первый шаг сделан!

Раздался телефонный звонок, она сняла трубку, сказала: «Алло!», однако в ответ — ЛЕДЯНОЕ МОЛЧАНИЕ. Додоновой стало не по себе, легкость в душе как рукой сняло. Она вдруг увидела ГЛАЗА ЭЛЬВИРЫ, возбужденные, жаждущие мести…

Телефон снова затрезвонил… Ей звонили друзья; кто-то хвалил ее новую статью, кто-то удивлялся, чего она ударилась в такую дурь?..

Она отвечала, доказывала, спорила, но все время вспоминала странное ЛЕДЯНОЕ МОЛЧАНИЕ.

Светлана вышла из подъезда. Снежинки кружились над землей, точно крохотные белые звездочки, и каждую создавал самый искусный Мастер на свете. И скоро дубленка Светланы покрылась фантастическими узорами. Додонова подумала: «Как поздно нынче пришла зима».

Какая-то машина — «БМВ» остановилась возле ее «мерседеса». В тот момент она не обратила на это внимания и пошла дальше…

— Светка, привет! — к ней вдруг подскочили Надя и Галя — бывшие одноклассницы. Они окружили Додонову, смеялись, говорили о своих делах, восхищались ее талантом.

— Отойдите, девчонки, — недовольно сказала им дворничиха тетя Таня. — Встали у самой дороги. Я ведь работаю.

— Конечно, тетя Таня. Извините нас, — весело ответили подружки Светланы.

— А машин сколько, весь двор запрудили! — продолжала ворчать дворничиха. — Чего вон тот тоже встал на дороге? Я ему сейчас скажу.

Правильно, наведите порядок, тетя Таня.

«БМВ» тотчас тронулся с места. Светлана взглянула в его сторону… Знакомое лицо мелькнуло за стеклом…

Холод пробежал по телу, сковав внутренности… Борис!

Перед глазами — черный снег, черная улица, черные подружки.

Светка, что случилось? Тебе нехорошо?

«Понял он, что я видела его или нет?»

Глава шестнадцатая. Столкновение

— … Светка! — продолжали теребить ее подруги.

— Все в порядке, — медленно ответила Додонова.

— Мы пошли! Дела! У тебя, наверное, тоже.

— Да, да…

Мысленно она умоляла подруг не оставлять ее одну. Безотчетный страх поразил ее волю. Светлана ощутила себя такой беспомощной, что хотелось плакать. Киллеры убивают людей, у которых такая охрана! А она — одна, одинешенька. Даже не знает, доедет ли до конца улицы.

Почти бессознательно она подошла к машине, трясущимися руками достала ключи и вдруг почувствовала: НЕЛЬЗЯ САДИТЬСЯ В «МЕРСЕДЕС»! Что, если тотчас сработает взрывное устройство?..

Светлана пошла до ближайшей остановки автобуса. Мысли стучали, стучали…

«Скорее всего, они устроят несчастный случай!»

ОНИ УМЕЮТ УСТРАИВАТЬ НЕСЧАСТНЫЕ СЛУЧАИ!

Куда дальше? В милицию? Что она скажет? Кто-то позвонил по телефону и молчал? Увидела в машине Бориса?.. Он — свободный человек и вправе приезжать, куда захочет. Кроме того, а Борис ли это был?

В автобусе — всего несколько человек. Додонова напряженно всматривалась в лица пассажиров, от каждого ожидая подвоха…

СЕЙЧАС ОНА ПОДОЗРЕВАЛА КАЖДОГО.

Среди тех, кто рядом, ни одного хоть в малейшей степени напоминающего Боящегося Солнца. Но это ничего не значит. Борис тоже не из их породы. Но служит ИМ. Самая страшная категория людей — это те, кто продается чужакам за деньги.

На остановке вошел довольно неприятный тип, испытующим взглядом посмотрел на Додонову. Светлана не выдержала, выскочила из автобуса.

«Не теряй над собой контроль!»

Глотнуть свежего воздуха…

«Ты ввязалась в страшную игру и ожидала иного?!»

Недалеко — отделение милиции. Светлана решила не искушать судьбу и сообщить обо всем, что произошло.

В отделении ее встретили восторженно. Любимая писательница, гордость Святограда! Дежурный — молодой рыжеватый парень тут же отвел ее к полному, круглолицему майору с большим малиновым пятном на щеке. В отличие от своих подчиненных майор явно «не признавал авторитетов» и приветствовал Додонову немного вальяжно. Светлана подробно рассказала, что произошло. Майор внимательно все выслушал и спросил:

— А тот Борис из Незнамовска вам угрожал?

— Нет. Но…

— Что «но»?

— Я уже при первой встрече почувствовала исходящую от него опасность.

— Как вы можете чувствовать опасность, если он вам не угрожал? Если мне никто не угрожает, то я никогда ничего не чувствую.

«Материализм» майора пугал и раздражал одновременно. К счастью, он все-таки смилостивился над именитой гостьей и стал подробнее допытываться насчет того, чем Борис занимается.

— Я не знаю. Я вообще о нем ничего не знаю. Похож на киллера. Выполняет поручения Эльвиры Григорьевны Хлебниковой, владелицы «Золотого скорпиона» — самого престижного клуба в Незнамовске, клуба для элиты.

— Похож — еще не значит киллер, — махнул рукой майор. — А за что он вас преследует? Денежные долги?

— Не брала я у него денег! А преследуют меня его хозяева за статью в «Витязе» о неандертальцах…

— Читал! — перебил майор и засмеялся. — И чего наши писатели не придумают. Неандертальцы в сегодняшней России! Они давно вымерли. Как мамонты!

Он посмотрел, какое впечатление его «оригинальная» шутка произвела на собеседницу. И, убедившись, что никакого, продолжал:

— Никогда не слышал, что кому-то собираются мстить за статью о неандертальцах. Признайтесь честно, у вас с ними финансовые разборки?

Светлане захотелось встать и бежать отсюда. Только куда? К счастью, майор сменил вопрос:

— Вы уверены, что тип, сидевший в машине, и есть тот самый Борис?

— Дело в том… Я видела его всего мгновение.

— Уверены или нет?

— Мне показалось… — она так и не продолжила.

— Вот видите, — майор любовно погладил малиновое пятно на щеке. — Но мы все равно проверим этого Бориса. Как его фамилия?

Этого Додонова тоже не знала.

— Неважно. Все равно проверим.

— Спасибо.

Юркий рыжеватый дежурный проводил ее до самых дверей, постоянно рассыпаясь в комплиментах.

Она поймала такси и поехала в редакцию. Ощущение опасности так и не оставляло ее ни на секунду. Отчаянные попытки успокоиться ни к чему не приводили. Надо, чтобы холодный ум взял вверх над чувствами. Но как это тяжело!

«ЛИЦО ЗА СТЕКЛОМ «БМВ» ПОКАЗАЛОСЬ ЛИШЬ НА МГНОВЕНИЕ. ТЫ НЕ УВЕРЕНА…»

Из-за поворота прямо на них мчалась машина. Додонова в ужасе закрыла глаза, понимая, что столкновения не избежать. И теперь, в отличие от того случая в Незнамовске, это НАСТОЯЩЕЕ СТОЛКНОВЕНИЕ. В голове промелькнуло предупреждение Бориса: представьте, что кто-то захотел свести с вами счеты! Первый раз ее не собирались убивать, выжидали, надеялись, что она будет им служить, по крайней мере, не станет мешать. Но теперь…

«Вот такой у тебя конец, Света!.. Господи, помилуй!»

Каким-то чудом таксист успел свернуть в сторону. Он выскочил из машины, бросился за нарушителем, который тут же остановился. Светлана покорно ждала. В душе и в голове царила пустота.

Через некоторое время водитель вернулся, весь красный от возмущения:

— Сопливая девчонка. Лет шестнадцати! Села за руль! Водить не умеет!

Додонова нервно засмеялась.

Почему-то после этого случая она успокоилась. Приехав в редакцию, увидела загадочные лица сотрудников. Марина Орлова, секретарь главного редактора, подхватила ее под руку, прошептала:

— Пойдем.

— Куда?

— Какая разница. Пойдем!

Они проследовали в кабинет Светланы, и там за ее столом сидел… неандерталец! Конечно, он был из папье-маше.

Тут же в кабинет с хохотом ввалилась вся редакция. Сотрудники захлопали в ладоши и запели:

«Эй, неандерталец, вот твоя невеста…»

— Бессовестные! — шутливо возмутилась Светлана. — Я знаю, кто посадил на мое место это чучело.

Кругленький, маленький, добродушный художник редакции Виктор Демин выступил вперед и пробасил:

— Точно, я!

В кабинет вошел Юрий Алексеевич, осведомился, что за сборище в рабочее время. Ему объяснили: в редакции большое торжество, Додонова, наконец, решила выйти замуж. И вот ее суженый. Сидит и поджидает свою красавицу.

Это все хорошо. Свадьбу мы отпразднуем, но только после работы. А вот важную новость для всех вас я сообщу. В киосках наша газета идет нарасхват. Звонили из нескольких московских изданий, просят разрешения перепечатать статью Светланы. Хорошие деньги предлагают.

— А я вас предупреждала.

— Не зазнаваться! Кто-то должен иногда одергивать и контролировать вас, молодежь. Иначе такого натворите! Убедила меня, убедила и публику.

— Юрий Алексеевич, вы лучший редактор на свете! — сказала Светлана.

День прошел спокойно. Никаких звонков, сопровождаемых леденящим молчанием. Звонки, конечно, были. Но все они относились к последнему материалу Додоновой.

Из здания редакции Светлана вышла со своей коллегой Викой. Та спросила ее:

— Ты сегодня без машины?

Этот безобидный вопрос вернул Додонову к страшной реальности. ОНА БЕЗ МАШИНЫ. И ГДЕ-ТО РЯДОМ, ВОЗМОЖНО, ХОДИТ БОРИС.

— Моя машина сломалась, — соврала Светлана.

— Жаль! Давай я тебя подброшу.

— Спасибо.

Вика вмиг домчала ее до дому. Светлана вышла и вдруг ощутила, что боится возвращаться к себе… Она вообще не любила возвращаться в свою одинокую, холодную квартиру. Единственное, что всегда спасало, что поглощало ее мысли — работа. Работа была для нее смыслом жизни, сексом, наркотиком.

Самые тяжелые моменты в ее жизни наступали, когда она заканчивала последнюю страницу очередного романа. Обычно она ложилась на диван, закрывала глаза… Герои романа переставали быть связанными с ней одной нитью и убегали гулять по книжным рынкам, прилавкам магазинов, как убегают из родного гнезда ставшие взрослыми дети. И вот тогда Светлана начинала РЫДАТЬ. Рыдать от непонятной безысходности, оттого, что она — молодая, красивая, знаменитая, постоянно одна. Многие мужчины добивались ее расположения, однако романы длились недолго. Мужчины уходили, как и герои ее книг… ПОЧЕМУ?!

А спустя несколько дней Светлана уже забывала обо всем на свете. НОВЫЕ ГЕРОИ врывались в ее сознание и уводили, уводили за собой. В них растворялся весь окружающий ее мир…

«Мерседес» по-прежнему стоит на своем месте. Светлана решила сесть в машину, доказать самой себе, насколько беспочвенны страхи насчет взрыва.

Она открыла дверцу, удобно устроилась на сидении. Уехать! Куда угодно! В ночной ресторан, в клуб! Но только не оставаться в СВОЕЙ ХОЛОДНОЙ КВАРТИРЕ!

«Мерседес» тронулся, и только тут Додонова почувствовала, что опасность рядом! Настолько близко, что закружилась голова и заломило в висках. В зеркале заднего обзора мелькнуло лицо Бориса.

«Сон! Наваждение!» — пыталась убедить себя Светлана. А когда поняла, что не сон, так резко затормозила, что чуть не врезалась лбом в переднее стекло.

— Вы… — больше она ничего не смогла сказать.

— Я — подтвердил он. — Поезжай прямо. Будешь действовать, как я скажу.

Он говорил тихо, не произнося угроз. Итак, все было ясно…

…КОГДА-НИБУДЬ С БОРИСОМ ИМ ПРИДЕТСЯ СТОЛКНУТЬСЯ. И ТА ДОБРОМ НЕ ЗАКОНЧИТСЯ.

— Как вы?!..

— Как оказался в твоей машине? Проще простого. Впрочем, разреши мне сохранить мой маленький секрет.

На губах его замелькала знакомая улыбка, от которой бросало в дрожь. Но, как ни странно, Светлана вдруг успокоилась. Панический страх перед этим подонком прошел. Она начала лихорадочно думать, как ей поступить.

Продолжай ехать прямо. Потом повернешь направо. Вон там, в конце улицы.

Внезапно Светлана сообразила: раз он не убил ее сразу, значит она ИМ нужна! Для чего? Возможно, они думают, что у нее есть какие-то материалы насчет Боящихся Солнца.

И другое: нужно дать ему понять, что она не сломалась. Пытаться разжалобить его бесполезно. Если у Бориса приказ убить ее, то никакие просьбы, мольбы не спасут. Как можно более спокойным голосом она произнесла:

— Почему ты хочешь, чтобы я ехала прямо, потом направо?

Слово «ты» удивило Бориса. Как профессионал он понял: Додонова теряет ощущение страха. Подобного допустить он не мог.

— Молчи, стерва! — он выхватил нож и приставил к горлу жертвы. — Молчи, если хочешь жить!

Светлана не представляла, что с ней? Страх перед Борисом ПРОПАЛ. «Пока он не убьет! Я ему нужна. Надо выиграть время!»

— Успокойся. Поедем, куда скажешь. Только убери нож, ублюдок!

— За ублюдка ты мне особо ответишь, — голос прозвучал как пила, режущая металл.

Додонова заметила, что за ними следует автомобиль. И Борис его увидел. Оставалось гадать: кто там — друзья или враги?

Светофор! Светлана резко затормозила. Борис зашипел ей в ухо:

— Ты что?! Порешу прямо здесь!

«Занервничал… Значит, в той машине…»

Преследующий их джип остановился рядом. Из него вышли знакомый майор с малиновым пятном и молодой рыжий дежурный. Майор постучал ей в стекло.

— Одно лишнее слово — и ты покойница, — в бок Светлане уперся пистолет.

— У вас все в порядке, Светлана Николаевна? — спросил майор. — А то от вашей соседки поступил сигнал, что к вам в машину пробрался какой-то человек…

— Оперативно работаете, — сквозь силу улыбнулась Додонова.

— А это кто с вами? Ваш друг?

— Друг, — сквозь зубы процедил Борис.

— Нет. Вот тот самый Борис. Он взял меня в заложницы…

Прозвучал выстрел. Светлана решила, что это конец. Нет, Борис стрелял в майора, но тот успел отскочить. Несколько вооруженных людей окружили машину.

— Выходите! У вас нет шансов!

— Вперед! — приказал ей Борис, но милиционер, точно предвидя это, выстрелил по шинам «мерседеса».

— Выходи! — повторили они приказ.

— Что ж, — усмехнулся Борис, ловко перемахнув на переднее сидение и держа пистолет теперь уже у виска Светланы. — Придется мне умереть в объятиях красивой женщины.

— Ты ведь понял, шансов нет, — ответила она ему. — Сдайся и все расскажи.

— Нет, крошка, шанс у меня есть. Ты — мой шанс и мой щит!

Додонова по-прежнему не могла понять, ПОЧЕМУ она не испытывает никакого страха, а одну лишь ненависть к этому беспощадному убийце.

Они вышли из машины. Люди в форме перекрыли движение. Раньше подобное она видела в фильмах. Но сейчас этот кошмар происходит с ней.

ЗАЛОЖНИЦА!

— Слушай, милочка, — сквозь зубы процедил Борис. — Ты оказалась очень сообразительной, ты поняла, что нужна мне живой. Однако терять мне больше нечего. И, в случае чего, я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО убью тебя! Понимаешь?

Она его хорошо понимала. Теперь он убьет.

Борис тащил ее на противоположную сторону улицы, к большому кирпичному дому. Круг людей в форме сужался, сужался. Где-то выла сирена, спешило подкрепление.

Борис также хорошо понимал, что МИЛИЦИЯ ВЫЗВАЛА ПОДКРЕПЛЕНИЕ И ТЕПЕРЬ СЮДА МЧИТСЯ ГРУППА ЗАХВАТА.

— Плевать! — заорал киллер. — Ты, милочка, поможешь мне выйти отсюда!

— Отпустите женщину! Отпустите женщину! — монотонно повторял голос в мегафон. — Не усугубляйте вашу вину!

— Слышишь?.. Они хотят, чтобы я отпустил тебя. Вот потеха!.. Ну, что не смеешься?!.. Эй, вы будете исполнять мои требования, а иначе ее смерть ляжет на вашу совесть!

— Отпустите женщину!.. Отпустите женщину!..

«Идиоты!»

Дуло — у ее виска, а палец киллера на курке! Каждая секунда может стать роковой. «Надо что-то придумать, сыграть свою роль… иначе… он не отпустит… не отпустит…»

Перед ней вдруг возникает картина — кошмарная и спасительная: Борис, с выбитыми, похожими на рваные кровавые дыры, глазами, отчаянно ищет ее и палит из пистолета…

«Борись! СЫГРАЙ СВОЮ РОЛЬ! Иначе…»

Она опять начала дрожать, и Борис решил, что девушка окончательно сломлена. Ее минутная бравада перед смертью закончена, и теперь она станет цепляться за жизнь. Он вновь больно нажал дулом на ее висок.

— Будешь делать, что я скажу!

Светлана послушно закивала, и подобная покорность не насторожила такого опытного профессионала, как Борис. А может, все дело в том, что он слишком хорошо помнил ее ПРЕЖНИЙ СТРАХ ПЕРЕД НИМ!

Луч прожектора направлен прямо ему в глаза. Борис выстрелил в его сторону, и раздался звон разбитого стекла.

— Я не шучу, гады! Слушайте, диктую условия!..

«…слепой пробует найти ее. Он стреляет, стреляет и злобно воет!..»

«Вряд ли он знает, что я владею приемами каратэ».

— Итак!.. — его ГЛАЗА устремлены на ненавистных врагов. — Первое, мне нужна машина…

Теперь одной рукой он держит ее за шею, другую, с оружием, направил в сторону милиции и спецназа. ОН БОЛЬШЕ НЕ ДЕРЖИТ ПИСТОЛЕТ У ЕЕ ВИСКА, ВЕДЬ ОНА — СЛОМЛЕНА. Он не рассматривает Светлану как противника…

ОСТАЮТСЯ ЕГО ГЛАЗА — ТАКИЕ ЯРОСТНЫЕ И ЗЛЫЕ.

Быстрое, неуловимое движение, и они превращаются в кровавые дыры. Мгновенного замешательства киллера хватило Светлане, чтобы освободиться из его объятий. Она бросилась бежать, но споткнулась и упала…

Дикий, оглушающий рев. Слепой Борис интуитивно чувствует, где она… Пуля просвистела в нескольких миллиметрах от ее головы.

И тут же — ответная стрельба. Пули превратили голову и тело киллера в сплошное кровавое месиво.

К Додоновой бежали люди, что-то говорили. Но она видела только слепого мертвого Бориса с текущими из пустых глазниц ручьями крови.

От этой горячей крови горели пальцы ее руки.

Глава семнадцатая. Таинственная тетрадь

После тех страшных событий прошло некоторое время. Однажды Додонова сидела в своем кабинете в редакции, вдруг вошла секретарь Марина и сказала:

— К тебе посетитель.

Светлана, пережившая психологический стресс, теперь тяжело сходилась с людьми и вообще старалась избегать их. Было бы лучше, если бы Марина сказала, что ее нет.

— …Это монах из Н-ского монастыря Незнамовска.

— Как ты сказала?! Пригласи!

Едва он вошел, Светлана закричала:

— Отец Авраам!

Воспоминания о прошлом снова нахлынули на нее, она даже не заметила, что Марина рядом переминается с ноги на ногу, не зная, что делать.

Отец Авраам!.. — какой-то комок подступил к горлу, не давая ничего говорить.

— Я больше не нужна? — спросила Марина.

— Нет… Чаю принеси, пожалуйста.

— Спасибо, — сказал отец Авраам, — но я ненадолго.

Секретарь ушла, а монах внимательно посмотрел на бледное, похудевшее лицо Светланы с синяками под глазами. Она изменилась! Додонова поняла его взгляд:

— Плохо сплю по ночам. Бессонница…

— Меньше спишь, больше знаешь, — с оттенком легкой грусти пошутил отец Авраам. — Мы в монастыре в курсе того, что с вами случилось. Наш наместник отец Андрей очень благодарен вам за ту статью. Вы даже не представляете, ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ!

— Представляю.

— Отец Андрей передает вам вот это… — монах вытащил большой, запечатанный белый конверт.

— Что в нем?

— Я не знаю. На словах отец наместник просил сказать: ИМЕННО В РУКИ СВЕТЛАНЫ ДОДОНОВОЙ.

В конверте было что-то, похожее на тетрадь или блокнот.

— Вы рисковали, — только и сказала ему Додонова.

Отец Авраам, видимо, собирался отпустить очередную остроту насчет риска, но передумал. И только голосом произнес:

— Бог в помощь вам, сестра!

И, откланявшись, удалился, оставив Светлану наедине с загадочным белым конвертом.

Додонова распечатала конверт. Синяя тетрадь упала на стол. Тут же приложена записка. Прежде всего Светлана прочитала ее:

«Уважаемая Светлана Николаевна!

Глубоко сожалею о том, сколько Вам пришлось пережить. Восхищен Вашим мужеством, а также упорством, с которым пытаетесь узнать истину. Прочитав эту тетрадь, вы поймете, почему убили отца Александра и отца Вячеслава, передавшего конверт старому иеромонаху.

Почему в Ваши руки отдаю эту бесценную вещь? Уверен, угрозами Вас не запугать. Такие, как Вы, никогда не останавливаются на половине пути.

С братской любовью,

Ваш отец Андрей, наместник Н-ского монастыря.»

Додонова взяла в руки тетрадь, но от волнения не могла открыть ее. Сейчас она прикоснется к тайне, которая, возможно, изменит ее жизнь и жизни очень и очень многих…

Время шло. Синяя тетрадь тоскливо лежала перед ней. Светлана наконец собралась с силами, прочитала молитву, перевернула первую страницу, погрузилась в чтение. Написано от руки; почерк — мелкий, лихорадочный, в некоторых случаях мало разборчивый.

«Отец Александр! Вы первый, кто распознал, что за племя скрывается под именем Боящихся Солнца. Мы — потомки Каина, первого сына Адама и Евы или сохранившиеся до сих пор неандертальцы, как это ни странно прозвучит для основной массы современных людей. И совершенно не важно, как нас теперь называют. Нас можно назвать по-разному, и мы легко придумаем себе любое имя. Но суть племени Каина всегда одна, и никогда не изменятся его устремления.

Чтобы понять, что такое племя Каина, надо обратиться к Священной Истории. Наш прародитель начал с преступления, убив доверчивого младшего брата Авеля. А если преступник положил начало роду, то род этот неизбежно возводит порок в смысл своего бытия. Греховностью проникнута вся его жизнь. И в жизни с отринутой духовностью остается только жажда наживы.

Наш род стремился с самого начала заразить каждый листик на земле ядом безбожного материализма. Но проклятые Богом, потерявшие красоту первозданного Адама, мы были прокляты и людьми. Мы не могли возделывать землю, ибо еще прародителю Каину Господь сказал, что она не станет больше давать силы своей для него. Уродливые от распирающих тело душевных пороков, мы сделались отверженным, звероподобным племенем, которое бороздило континенты в поисках лучшей жизни. Но жизнь делалась для нас все более и более суровой. Никто не желал принимать отвергнутое племя.

А это еще сильнее ожесточало неандертальцев, усугубляло физическое уродство, а духовное доводило до размеров Вселенной…»

Светлана на секунду остановилась, вспомнила свой разговор с главным редактором. Как же она была права! Как во многом была права!

«…Проклятое племя решило скрыться от чужих глаз. Оно долго и упорно пряталось в самых потаенных уголках земли; подземные катакомбы сделались его убежищем и родным домом. Поэтому так долго о них ничего не было слышно. И только изредка люди сталкивались с сутулыми, длиннорукими созданиями, безобразие лиц которых слабо маскировали свисающие длинные волосы. Естественно, от них бежали, как от чумы.

Постепенно вожди каинитов осознали: для дальнейшего выживания племени нужно обновлять кровь. Была разработана программа действий. Подкравшись к какому-нибудь селению, неандертальцы воровали красивых девушек, утаскивали к себе, насиловали и после рождения ребенка убивали. Но со временем делать это становилось все опасней. Пропавших молодых женщин искали с оружием и собаками. Каинитам приходилось делать все более глубокие катакомбы, уходить во все более густые заросли.

Тогда наши вожди приняли другое решение: ЖЕНЩИНА — ПРОДОЛЖАТЕЛЬ РОДА, ОНА ПРИНЕСЕТ СПАСЕНИЕ ОТ ВЫРОЖДЕНИЯ, ОБНОВИТ КРОВЬ КАИНИТОВ.

Еще после первых смешений с потомками Ноя в нашем племени появились симпатичные, а порой и красивые девушки. Вновь разведчики рыскали по селениям. Теперь они охотились за мужчинами. Отбирать старались умных, ловких, с отменными лицом и фигурой. Придумывались невероятные способы похищения. Вы сами испытали один из них… Женщин из племени каинитов заставляли сожительствовать с похищенными, и они безропотно соглашались, ибо воля человека у нас не ставится ни во что. Есть только воля вождей.

Возвратившиеся домой юноши (если каиниты в чем-то сомневались, похищенных убивали) часто воспринимали все как сон, как фантастический бред.

Кровосмешение с потомками Ноя дало свой результат. Хотя основная масса каинитов остается внешне прежними неандертальцами, есть и такие, которых вы не отличите от обычных людей. Их появление в вашей среде — самое страшное; ведь внешние изменения еще не означают, что они перестают быть ДЕТЬМИ КАИНА.

…И вот, отец Александр, приходит время, когда вожди племени решают выйти из своих подземных катакомб, поскольку мир настолько ослаб, погрязнув в пороках, что готов воспринять даже мораль неандертальцев.

Три основных принципа руководят действиями каинитов: проникать во все руководящие структуры ненавидимой ими среды, не останавливаясь ни перед убийствами, ни перед предательством, ни перед шантажом; выявлять не желающих мириться с властью тьмы и уничтожать их тайно или явно; внедрять в сознание людей идеи ПОРОКА и прежде всего поклонение желтому дьяволу.

Они приходят как смерч, как ураган, разоряющий города и села, как саранча, сжирающая ваши посевы. Уже столько чиновников в Незнамовске служат им, опьяненные жаждой денег и стремлением продвинуться еще дальше по служебной лестнице! При личной встрече с вами я передам список многих из них. Я не могу его отдать в правоохранительные органы города, поскольку многие из силовых структур уже контролируются верными друзьями каинитов.

Вы поняли, что я — один из них. Тогда зачем же я пишу вам это письмо?!

Я НЕ ХОЧУ БОЯТЬСЯ СОЛНЦА! Я мечтаю жить, как живут нормальные люди. Ведь во мне не только кровь проклятых неандертальцев, но и кровь прекрасных светловолосых потомков Иафета. Но меня не выпустят, ибо уход из племени неандертальцы не прощают. Их месть отступникам не знает границ. Так они убили Аганью или Марию — вашу жену и мою бабушку.

Примите эту слезную мольбу от внука, отец Александр. Предупредите других, остановите ИХ!..»

И здесь я оказалась права, — сказала себе Светлана. — В рассказе «Охотник» отец Александр описал историю, случившуюся с ним в юности. Но продолжим чтение.

Она перевернула следующую страницу синей тетради.

«У каинитов есть книга, которую они почитают, как христиане Святое Писание. Но у них она хранится «за семью печатями», и лишь немногие избранные могут прочесть, что в ней написано (остальные слышат пересказ ее текста из уст вождей). Одно время я был в числе хранителей этой книги, называемой «Восхождение». Я переписал вам небольшой отрывок из одной главы. ВСЕГО ОТРЫВОК. Но он снимет все ваши последние вопросы.

«…И случилось это во время правления славного Маал-Каинита.

Тот год был особенно труден для воинственного племени (так каиниты называют сами себя — прим. авт.). Оскудевшая земля не могла прокормить зверей и птиц, все они убегали и улетали в другие края. Охотиться было не на кого. Еды у каинитов почти не оставалось. И взбунтовалось племя против своего вождя Маал-Каинита. Сказали, что не желают видеть его во главе рода. Обиделся Маал-Каинит, взял свою жену Нахану, ушел далеко в горы. Долгое время они скитались по каменистым тропам в поисках пищи. Но ничего не находили, кроме мелких грызунов. А потом и те пропали. Оставалось Маал-Каиниту и его жене одно: умирать от голодной смерти.

Шли они, шли, потеряв последнюю надежду, и вдруг затряслась земля, в скале возникла трещина. Испугались Маал-Каинит и Нахана. Подумали, что это — месть небес всему их роду. А трещина росла. И тут из-под земли раздался голос:

Не бойся, Маал-Каинит! Не бойся, Нахана!

Понемногу страх улетучился из сердца Маал-Каинита. Он спросил:

Кто ты?

Ваш друг. Трудные времена пришли на землю, но те, что придут, будут еще тяжелее. Скоро вода затопит землю, и скроются под ней материки. Не останется ничего живого.

Что же нам делать? — в отчаянии вскричали Маал-Каинит и Нахана.

Спускайтесь ко мне в глубокое подземелье. И вы спасетесь от водной стихии, что сокрушит все на своем пути. Наступит время, и вы вернетесь. Долго ваши потомки станут прятаться от людских глаз, живя в подземных лабиринтах и густых зарослях чащи. Но настанет день, и вы войдете в мир. И тогда наступит ваш час. Каин возвысится над всем остальным человечеством!

И спустились славный Маал-Каинит с женой в подземелье. Переждали там водную стихию. А потом вновь вышли на поверхность земли дети подземелья…»

На этом послание в синей тетради обрывается…

Оно оборвалось на бумаге, но не в сознании Додоновой. Она ВИДЕЛА эту расщелину и двух неандертальцев, спускающихся вниз по неровным каменным ступенькам. Их встречал холод, напоминающий холод ночи, когда каиниты, кутаясь в шкуры, выли, глядя на чужое звездное небо. Однако холод постепенно сменился изнуряющим жаром. Тьму разорвали пляшущие языки кровавого пламени, из-за которого с ухмылкой выглядывали отвратительные, сплошь покрытые шерстью рожи; их длинные языки облизывали подобие губ и, точно бичи, щелкали огромные хвосты. От смрада можно потерять сознание. Маал-Каиниту и его жене было страшно, очень страшно! Они знали, что у врат преисподней не поют о любви и не плачут от счастья. Но они ШЛИ, в необузданной жажде возвыситься!

Чем дальше неандертальцы спускались вниз, тем становилось все более очевидным, сколь необозримы границы Мрака. Мрак поглощал и засасывал. Рожи мерзких тварей казались теперь самыми прекрасными лицами на свете, их вой — хором ангелов, царящий смрад — лучшими запахами. А впереди на троне, обвитом змеями, сидел тот, кто сеет в душах вечный ХАОС.

Хаос, который неандертальцы понесут на землю.

Эпилог

— …Один билет до Незнамовска, — сказала Додонова кассирше.

Та посмотрела на нее и улыбнулась:

— А ведь я вас знаю. Читала ваши последние материалы об этих… неандертальцах. Неужели они в самом деле существуют?

— К сожалению, — ответила Светлана и отошла от кассы.

Ее беспокоил сутулый паренек в очках. Он явно следил за ней. Холодок страха уже готов был пробежать по телу. Но она тут же отринула его.

«НАМ бояться ИХ?!»

Прибытие поезда задерживалось. Светлана зашла в буфет, взяла стакан кофе. Надо же, он опять тут! Приближается…

— Простите, — сказал незнакомец, и его ДЛИННЫЕ РУКИ стали нервно подергиваться. — Вот моя визитка.

— В чем дело?

— Ни в чем… Вы такая красивая… Хотел с вами познакомиться.

Он казался застенчивым, робким. Но ведь это может быть игра. Фальшивая и жестокая!

— Снимите очки! — вдруг резко приказала Светлана.

— Что?.. — удивился он. — Мои очки?.. Пожалуйста.

Его небесно-голубые глаза излучали доброту и наивность.

— Я ношу днем темные очки, потому что глаза болят от яркого света.

— Простите. Мне показалось…

— Хотите, угадаю, что вам показалось? Я похож на какого-то вашего знакомого. А он вам… неприятен. Правда?

— Правда.

— Но я другой. Я никогда не посмел бы обидеть такую… такого ангела.

— У вас длинные руки.

— Длинные? — переспросил он и окончательно засмущался. — У меня и пальцы длинные. Я — музыкант. Так можно с вами познакомиться?

— Потом. Когда я вернусь.

— Вы далеко уезжаете?

— В Незнамовск.

— Где это?

— Небольшой городок, в который я не могу ехать. И НЕ МОГУ НЕ ЕХАТЬ… А вот и мой поезд.

— Я помогу донести чемодан. Жаль, только встретил вас, и…

— Не отчаивайтесь, молодой человек.

— Иван!.. Меня зовут Иван! — умоляющим голосом произнес он.

— Не отчаивайтесь, Иван. Жизнь — любопытная штука. Как говорят: за расставаньями приходят встречи.

— Я вас еще увижу?

— Помните, что советовал граф Монте-Кристо: ЖДАТЬ И НАДЕЯТЬСЯ.

…Она испытала знакомое волнение, когда садилась в вагон. Она знала, что отныне, глядя на любого человека, невольно будет задаваться вопросом: а не неандерталец ли он?

Поезд тронулся. Он мчал Светлану в Незнамовск, где предстояла решающая схватка с адским племенем. Она уже столько написала о нем! Оставалось ЖДАТЬ И НАДЕЯТЬСЯ, что люди наконец проснутся и поверят ей…