Плененная Вселенная (авторский сборник)

1

Чимал бежал, объятый ужасом. Луна все еще оставалась скрытой утесами, что высились в восточной стороне долины, но свет ее уже посеребрил их края. А как только она поднимется над утесами, ее можно будет разглядеть так же легко, как священную пирамиду среди маиса. Почему он не подумал об этом? Почему пошел на такой риск? Дыхание разрывало ему грудь. Задыхаясь, он продолжал бежать, и сердце его билось громко и гулко, как огромный барабан. Даже воспоминание о Квиах и ее руках, обвившихся вокруг его шеи, не могло прогнать дикого страха. Зачем он это сделал?

Если бы только он успел добраться до реки. Вот ведь она, совсем рядом. Его старые сандалии зашаркали по сухой земле. Он устремился к воде и безопасности.

Далекое свистящее шипение прорезало тишину ночи. Ноги Чимала подкосились от ужаса, и он оказался на земле. Коатлики, существо со змеиными головами! Он погиб! Погиб!

Он лежал, бессознательно цепляясь пальцами за стебли маиса, и пытался привести в порядок мысли и вспомнить слова предсмертной песни, ибо пришло время его смерти. Он нарушил закон и должен умереть – человек не может уйти от богов. Теперь шипение сделалось более громким, и звук его вонзался в голову, подобно ножу. Он не мог заставить себя собраться с мыслями. Но он должен это сделать. Он вынудил себя пробормотать первые слова песни, и тут над гребнями утесов поднялась луна, наполняя долину сиянием и снимая с нее тень. Чимал обернулся и посмотрел назад, туда, откуда пришел, – так н есть, его следы цепочкой вились среди маиса Квиах. Его найдут!

Он виновен, и выхода нет. Табу нарушено, и ужасная Коатлики приближается к нему. Вина лежит на нем одном: он силой заставил Квиах любить его, да, это так. Разве она не противилась? Можно просить богов о милосердии, так было записано, и если они не найдут никаких улик, то возьмут его в жертву, а Квиах может остаться жить. Ноги его были ватными от ужаса, но все же он заставил себя встать, повернулся и побежал назад, к деревне Квилап, которую недавно покинул, оставив за собой цепь следов.

Ужас гнал его вперед, хотя он знал, что попытка убежать бесполезна. Каждый раз, когда шипение прорезало воздух, оно было все более громким. И вот внезапно большая тень накрыла его собственную, бегущую перед ним, и он упал. Страх парализовал его, и ему пришлось бороться с собственными мускулами, прежде чем он смог повернуть голову и посмотреть на то, что его преследовало.

– Коатлики! – крикнул он, и это одно – единственное слово, унесло за собой весь запас воздуха из его легких.

Вот она. Вдвое выше любого мужчины. Обе ее змеиные головы наклонены к нему. Глаза пылают красным светом ада. Раздвоенный язык ходит туда-сюда. Она двинулась к нему, и лунный свет упал на ее ожерелье, сделанное из человеческих рук и сердец, на ее юбку из извивающихся змей. Когда двойной рот Коатлики испускал свист, ее живое одеяние начинало шевелиться и вторить ей. Чимал лежал неподвижно. Теперь он уже был неспособен испытывать страх. Он был готов к смерти, убежать от которой было невозможно, и лежал, распростершись, словно на алтаре.

Богиня наклонилась над ним, и он разглядел, что она точно такая, какой рисовали ее изображения на камне, вселяющая ужас и лишенная чего бы то ни было человеческого, с когтями вместо рук. То были не тоненькие крючки, как у скорпиона или рака, а длинные плоские когти, длиной с его предплечье, и они жадно раскрылись, приближаясь к нему. Они сомкнулись на его запястьях. Вырвали правую руку, потом левую. Еще две руки ожерелья.

– Я нарушил закон, оставил ночью свою деревню, пересек реку. Я умираю, – его голос был не громче шепота, но немного окреп, когда в тени застывшей и ожидающей богини он начал предсмертную песню:

Когда он кончил, Коатлики наклонилась ниже и вырвала его бьющееся сердце.

2

Подле нее в маленьком глиняном горшке, заботливо установленном в тени дома, чтобы не завял, стоял побег квиах ксохкилта, дождевого цветка, в честь которого назвали ее. Встав на колени и склонившись перед ним, Квиах шептала молитву, обращенную к богине цветка, прося защиты от темных богов. Сегодня они настолько близко подступили к ней, что она едва могла дышать, и лишь долголетняя привычка помогла ей тянуть жернов туда-сюда. Сегодня шестнадцатая годовщина со дня – того дня, когда на берегу реки было найдено тело Чимала, разорванное мстительной Коатлики. Всего через два дня после праздника урожая. Почему ничего не случилось с ней? Коатлики должна знать, что она нарушила табу, так же как и Чимал. И все же она жила. С тех пор каждую годовщину того дня она проводила в страхе. И каждый раз смерть миновала ее. До сих пор.

Нынешний год был самым худшим, потому что сегодня ее сына забрали в храм на судилище. Несчастье, должно быть, разразится сегодня. Боги следили все эти годы, ожидая этого дня, зная все это время, что сын ее, Чимал, был сыном Чимала-попоки, человека из Заахила, нарушившего табу клана. Дыхание вырвалось из ее груди громким стоном, и все же она продолжала управляться с жерновом.

Тень долины наполнила сумраком ее дом, и она уже несла на ладонях лепешки, готовая положить их на кумал над огнем, когда услышала медленные шаги. Люди все дни заботливо избегали ее дом. Она не обернулась. То был кто-то, кто шел сказать ей, что ее сын принесен в жертву, что он мертв. То был жрец, пришедший за ней, чтобы отвести ее в храм во искупление греха, совершенного шестнадцать лет назад.

– Мама, – сказал мальчик. Она увидела, как он с трудом прислонился к стене дома, и, когда он шевельнул рукой, на стене осталась красная отметина.

– Ложись здесь, – сказала она, торопливо вошла в дом за петлатлом, потом расстелила этот травяной ковер возле двери, где еще был Свет.

Он был жив, они оба были живы, жрецы просто избили его! Она стояла, сжимая руки, готовая заплакать, и тут он повернулся на ковре вниз лицом, и она увидела, что избиты не только его руки, но и спина.

Он лежал спокойно и не отрываясь смотрел на долину, пока она размешивала в горшке с водой целебные травы и промывала его раны; он слегка вздрагивал при ее прикосновениях, но молчал.

– Можешь ли ты сказать своей матери, как это случилось? – спросила она, глядя на его неподвижный профиль и пытаясь понять выражение его лица. Она не могла сказать, о чем он думает. Так было всегда, даже когда он был совсем мал. Казалось, его мысли были вне ее понимания, проходили мимо нее. То было, наверное, частью проклятия: нарушивший табу должен страдать.

– Это была ошибка.

– Жрецы не совершают ошибок и не бьют мальчиков по ошибке.

– На этот раз они ее совершили. Я взбирался по скале...

– Значит, тебя побили не по ошибке: взбираться на скалу запрещается.

– Нет, мам, – терпеливо проговорил он, – взбираться на скалу не запрещается. Запрещается взбираться на скалу при попытке уйти из долины: таков закон, как его провозглашает Тецкатлипок. Но при этом разрешается взбираться на скалы на высоту в три человеческих роста, если хочешь достать птичьи яйца или по другим важным причинам, я же полез за птичьими яйцами. Закон это разрешает.

– Если... если закон это разрешает, то почему тебя побили? – она села на корточки и задумалась.

– Они не поняли закона и не были согласны со мной, и они пожелали заглянуть в книгу, что отняло у них много времени. Сделав это, они убедились, что я был прав, они ошибались. – Он холодно улыбнулся.

– И тогда они избили меня, потому, что я спорил со жрецами и поставил себя выше их. – Он снова улыбнулся. В его улыбке не было ничего мальчишеского.

– Так они и должны были поступить. – Она встала и слила себе на руки немного воды из кувшина. – Ты должен знать свое место. Нельзя спорить со жрецами.

Почти всю жизнь Чимал слышал эти или подобные им слова и давно уже решил, что лучшим ответом на них служит молчание. Даже когда он изо всех сил старался, чтобы его мать поняла его мысли и чувства, она не понимала их. Так что лучше держать свои мысли при себе.

Сейчас это особенно необходимо, потому что он всем солгал. Он пытался взобраться на скалу – птичьи яйца были лишь предлогом на тот случай, если его обнаружат.

– Оставайся здесь и ешь, – сказала Квиах, ставя перед сыном его вечернюю порцию еды – две сухие лепешки. – Когда съешь это, я сделаю атолли.

Чимал посолил лепешку, оторвал от нее кусок и принялся медленно жевать, наблюдая через раскрытую дверь дома за тем, как его мать движется у очага, мешает варево в горшке. Сейчас она была спокойна. Страх ушел. Ее типичные для ацтеков черты лица разгладились. Свет очага играл на золотистых волосах, в голубых глазах. Она была очень дорога ему. Они были в одном доме с тех пор, как отец Чимала умер, а это случилось, когда Чимал был совсем маленьким. И в то же самое время он чувствовал себя таким далеким от нее. Он не мог объяснить ей ничего из того, что так его беспокоило.

Он сел и, когда мать принесла ему атолли, стал есть ее, заедая кусочками лепешки. Она была густая и вкусная и восхитительно пахла медом и перцем. Спина его и руки чувствовали себя лучше: кровь в тех местах, где кнут касался кожи, перестала течь. Напившись из маленького горшка холодной воды, он посмотрел в темнеющее небо. Над утесами на западе небо было красным, как огонь, и на фоне его черными – то появляющимися, то исчезающими – силуэтами парили грифы. Он наблюдал за ними до тех пор, пока свет не стаял с неба и они не исчезли. Именно в том месте он и пытался взобраться на скалу, а птицы были причиной, по которой он хотел это сделать.

Появились звезды, холодные и блестящие, а из дома доносились звуки каждодневной работы – мать стелила петлатлы на возвышения для сна. Покончив с этим, она позвала его:

– Время спать.

– Я посплю немного здесь, воздух охладит мне спину. В голосе ее послышалось волнение:

– Спать снаружи неверно, все спят внутри.

– Совсем немного, никто меня не увидит, а потом я зайду в дом.

Она промолчала, а он лег на бок и стал смотреть на звезды и круг над головой, и сон не приходил к нему. В деревне было тихо, все спали. Он снова задумался о грифах.

Он снова проверил свой план – шаг за шагом – и не смог найти в нем ошибки. Или, вернее, нашел всего одну ошибку – то, что жрец проходил мимо и увидел его. Остальная часть плана была превосходной, даже закон, который позволял ему взбираться на утес, оказался таким, каким он его помнил. И грифы действительно летали над тем самым местом над скалой. В конце концов, не грифы ли являются тотемом его клана? День за днем, с тех пор как он себя помнил, его интересовало это, он хотел знать, почему. Его беспокоило и раздражало то, что он не знает причины, и так было до тех пор, пока он не разработал свой план. Он имел право знать о них все. Больше это явно никого не заботило. Он спрашивал многих людей, и большинство из них вообще не думали ему отвечать, лишь отталкивали его со своего пути, если он настаивал на ответе. А если и отвечали, то пожимали плечами, смеялись и говорили, что таковы уж грифы, и тут же забывали о своих словах. Им не было до этого дела. Ни детям, особенно детям, ни взрослым, ни даже жрецам. Но его это интересовало.

У него были и другие вопросы, но он уже давно разучился спрашивать, Ибо вопросы, не считая очевидных или таких, ответ на которые содержался в священных книгах и известен жрецам, только сердили людей. На него начинали кричать, могли даже ударить, хотя детей редко подвергали побоям, и Чимал очень скоро понял: это происходит потому, что они сами не знают ответа. И тогда он стал пытаться получить ответ собственными путями – как сейчас, с этими грифами,

Это беспокоило его, потому что, хотя о грифах было известно многое, оставалось еще, о чем не было известно – вернее, об этом даже не думали. Грифы питаются падалью, это знает каждый, и он сам видел, как эти птицы рвали останки грызунов и других птиц, Они устраивали свои гнезда в песке, откладывали там яйца и растили своих птенцов. Это все, что они делали. Больше о них никто ничего не знал.

Но была еще одна причина, почему они все время кружат над одним и тем же местом на скале. Он сердился на свое незнание и на тех людей, которые не желали помочь ему узнать или не желали его слушать, и гнев этот не был стерт недавними побоями. Он не мог спать, не мог даже сидеть. Он встал, невидимый в темноте, и постоял, сжимая и разжимая кулаки. Потом, повинуясь инстинкту, он двинулся прочь от дома, мимо спящих домов деревни Квилап. Пусть люди не ходят по ночам, это не табу, просто нечто такое, чего не делают. Его это нисколько не беспокоило, он чувствовал в себе полную уверенность. На краю пустыни он остановился, посмотрел на темный барьер скал и вздрогнул. Следует ли ему идти туда сейчас и попробовать взобраться? Осмелится ли он сделать ночью то, что ему было запрещено делать днем? Его ноги сами ответили на этот вопрос, понеся его вперед. Это должно быть достаточно легким делом, потому что он отметил трещину, которая, казалось, шла по уступу почти у того места, над которым вились грифы. Москит больно укусил его в ногу, когда он свернул с тропы и начал пробираться среди зарослей кактусов. Когда он достиг поля с растениями маги, идти стало легче, и он пошел прямо среди ровных рядов и шел так, пока не достиг основания утеса,

Лишь очутившись здесь, он осознал, насколько он испуган. Он внимательно огляделся, но никого не было видно. За ним явно не следили. Ночной воздух холодил его ноги, и он вздрогнул; его руки и спина все еще болели. Если его увидят взбирающимся на скалу теперь, его ожидают куда худшие беды, чем битье кнутом. Он вздрогнул сильнее, обхватил себя руками и устыдился своей слабости. Быстро, раньше, чем сомнения успеют закопошиться в нем с новой силой и заставят повернуть назад, он принялся шарить по камню, пока не нащупал горизонтальную трещину, а нащупав, полез вверх.

Теперь, когда он двигался, ему было легче – для раздумий не оставалось времени, все внимание уходило на движения рук и ног. Он миновал птичье гнездо – объект его утреннего набега – и только здесь почувствовал легкий приступ малодушия. Теперь он явно находился на высоте, большей, чем три человеческих роста. Однако он не собирается взбираться на вершину скалы, так что по-настоящему он закон не нарушает.

... Кусочек камня вылетел у него из-под пальцев, и он едва не упал. Волна страха мгновенно заглушила все беспокойства. Он вскарабкался еще выше.

Под самым уступом Чимал остановился отдохнуть, вжав пальцы ног в трещину. Над его головой навис выступ, и обходного пути, казалось, не было. Он внимательно оглядывал камень, чернотой выступающий на фоне звездного неба, потом его взгляд коснулся долины, он содрогнулся и плотнее прижался к скале: до сих пор он не представлял себе, насколько высоко забрался. Далеко внизу стелилось темное подножие долины с деревней Квилап, перерезанное вдали впадиной глубокой реки. Он мог разглядеть даже очертания другой деревни – Заахил – и далекую стену каньона. То было табу – по ночам по реке гуляет Коатлики, а один взгляд ее змеиных голов убивает мгновенно смотрящего на них и отправляет его в подземный мир. Он вздрогнул и повернулся лицом к камню. Твердая скала, холодный воздух, тишина и одиночество действовали на него угнетающе.

Трудно было сказать, сколько времени он провел так, но несколько минут должно было пройти обязательно, потому что пальцы его ног успели онеметь. Все, что ему сейчас хотелось, – это благополучно вернуться на землю, казавшуюся такой невозможно далекой, и лишь тлевшее в нем пламя злости не позволяло ему это сделать. Он, конечно, спустится, но прежде узнает, насколько велик выступ над его головой. Если обойти его невозможно, придется возвращаться. Можно будет считать, что он сделал все от него зависящее. Ощупав грубые края навеса, он установил, что тот действительно проходит вдоль всей кромки выступа, но с одного края был отбит большой кусок. Должно быть, его когда-то увлек за собой падающий камень. Путь наверх есть, Цепляясь пальцами за камень, он карабкался наверх до тех пор, пока голова его не оказалась на одном уровне с выступом.

Что-то черное налетело на него, ударило по голове, обдало волной мерзости и грязи. Приступ неосознанного страха заставил его скрюченные пальцы буквально прирасти к камню, иначе он просто упал бы. Потом чернота расступилась, превратившись в огромного хищника, неуверенно прокладывающего себе путь во мраке. Чимал громко засмеялся. Бояться было нечего. Он достиг нужного места и вспугнул сидевшую там птицу – вот и все. Он выбрался на уступ и выпрямился. Скоро должна была взойти луна, свет ее уже посеребрил облака на востоке, подсветил небо и притушил звезды. Уступ лежал перед ним – пустой, лишенный присутствия других птиц, хотя и насыщенный мерзким запахом их пребывания здесь. На нем не было ничего интересного, кроме черного отверстия пещеры в каменной стене, что возвышалась перед ним. Он наклонился над ним, но в глубине пещеры было темно и разглядеть что-либо было невозможно. Он сделал шаг вовнутрь и силой заставил себя остановиться. Что там, собственно, может оказаться? Скоро взойдет луна, и ему станет ясно видно. Ждать недолго.

Здесь, наверху, где ветер гулял, как хотел, было холодно. Но он не замечал этого. С каждым мгновением небо становилось все более светлым, и темнота отступала и отступала от входа в пещеру. Когда лунный свет сделался в ней полным хозяином, он почувствовал себя обманутым. Смотреть здесь было не на что. Пещера была самой обычной пещерой, просто выемкой в скале, и длина ее не превышала двух человеческих ростов. В ней не было ничего, кроме камней, больших камней. Пол пещеры был усеян ими. Он пнул ногой ближайший из них и мгновенно отдернул ногу. Это не камень... Но что же тогда? Он наклонился и поднял это. Пальцы показали ему, что это такое, в то же самое мгновение, когда и нос узнал знакомый запах. Мясо. Ужас повлек его назад и едва не увел за выступ, навстречу смерти. Он остановился у самой кромки, дрожа и вновь и вновь вытирая о камень руки.

Мясо. Плоть. И он коснулся его, куска, превышающего фут, куска около двух футов длиной, а толщиной почти в длину его руки. В праздничные дни он ел мясо и видел, как мать готовила его. Рыба или маленькие птицы, пойманные в гнездах, или, лучше всего, гвайолот, индюшка со сладким белым мысом – разделенные на куски и лежащие на банановом пере или лепешках. Но насколько велик самый большой кусок мяса от самой большой птицы? Есть лишь одно существо, чьи куски плоти могут бить такими большими.

Человек. Удивительно, как он остался жить, пробираясь вниз, за уступ. Но его молодые сильные пальцы рук, действуя в полном согласии с пальцами ног, знали свое дело, и он невредимым спустился вниз. Сам спуск не остался в его памяти. Поток его мыслей разбивался на отдельные фрагменты, как струя воды на капли, стоило ему вернуться в памяти к увиденному. Мясо людей, принесенных в жертву богам запилотов, помещалось сюда в пищу хищникам. Он видел это. Будет ли его тело избрано следующим источником этой пищи? Когда он достиг подножия, его тело била такая дрожь, что он упал и лежал неподвижно, прежде чем нашел в себе силы пробраться через пески и доковылять до деревни. Физическая усталость заслонила собой часть ужаса, и он начал понимать, насколько опасно для него быть обнаруженным сейчас здесь. Он лег и тихо пополз мимо спящих коричневых домов с маленькими темными окнами-глазами. Он полз так до тех пор, пока не достиг собственного дома. его петлатл все еще лежал там, где он его оставил. Казалось невероятным, что ничего не изменилось за то бесконечное время, которое он провел вне дома. Он поднял ковер, внес его в дом и расстелил у потухшего, но все еще теплого очага. Натянув на себя одеяло, он мгновенно заснул, стремясь как можно скорее уйти от того реальном мира, который внезапно сделался страшнее самого ужасного кошмара.

3

Бог дождя, Тлалок, был в этот год очень несговорчив. Он всегда был капризен, и, возможно, не без причины, потому что уж очень многого от него требовали. В один месяц молодым побегам отчаянно требовался дождь, в другие урожаю были необходимы ясное небо и солнечный свет. Тем не менее Тлалок не приносил дождя или приносил его слишком мало, и люди голодали, потому что урожай был слишком мал. Сейчас он вообще ничего не слушал. Солнце припекало с безоблачного неба, и один жаркий день следовал за другим. Лишенные воды, маленькие побеги нового урожая, почти прижатые к сухой, потрескавшейся земле, были значительно меньше, чем должны были быть, и казались серыми и усталыми. Между рядами растений бились и причитали почти все жители деревни, пока жрец выкрикивал свою молитву, а облака пыли поднимались высоко в нагретом воздухе.

Для Чимала плач был делом нелегким. Почти у всех остальных слезы ручьями текли по щекам – слезы, которые должны были тронуть сердце бога дождя с тем, чтобы струи пущенного им дождя побежали такими же обильными потоками. Ребенком Чимал никогда не принимал участия в подобных представлениях, но теперь, по достижении двадцатого года, он стал взрослым и должен был делить заботы и обязанности взрослых. Он шаркал ногами по твердой почве и думал о голоде, что должен прийти, и о боли в животе, но эти мысли вызвали у него не слезы, а гнев. Потирание глаз вызвало лишь боль в них. В конце концов, когда никто не видел, он смочил их слюной и провел влажные линии по щекам.

Конечно же, женщины плакали лучше всех. Они причитали и мотали головами, так что их желтые волосы в конце концов развивались и путанными прядями падали на плечи. Когда слезы их становились не такими обильными или вообще иссякали, мужчины били их наполненными соломой мешками.

Кто-то задел Чимала за ногу и обдал его своим теплом, громко плача. Он прошел немного дальше, но через мгновение вновь почувствовал рядом с собой присутствие том же человека. Это была Малиньчи, девушка с круглым лицом и округлым телом. Плача, она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Рот ее был открыт, и ему было видно черное отверстие в ряду белых зубов – девочкой она упала на камень и выбила один из верхних зубов. Потоки слез лились из ее глаз, и нос активно помогал им. Она была на вид ребенком, но ей исполнилось шестнадцать, так что теперь она считалась взрослой женщиной. Во внезапном приступе гнева он принялся бить ее мешком по плечам и спине. Она не отпрянула и вообще, казалось, не заметила этого, но ее круглые, наполненные слезами глаза продолжали неотрывно смотреть на него – такие же бледно-голубые и лишенные теплоты, как зимнее небо.

В следующем ряду, таща за собой собаку, прошел старый Атототл. Он направлялся к жрецу. Поскольку он был касиком, главным в Квилапе человеком, он пользовался этой привилегией. Чимал проложил себе путь в устремившейся за ним толпе. На краю пола ждал Китлаллатонак. Он выглядел устрашающим в своем старом черном одеянии, запятнанном кровью. Атототл подошел к нему, протянул руки, и оба мужчины склонились над визжащей собакой. Она смотрела на них, высунув язык и тяжело дыша от жары. Китлаллатонак, выполняя свою обязанность верховного жреца, вонзил в грудь животного черный обсидиановый нож. Потом с достигнутым практикой умением он вырвал из груди еще бьющееся сердце и высоко поднял его как жертвоприношение Тлалоку, позволяя каплям крови стекать в стебельки растений.

Больше ничего сделать было нельзя. Но небо продолжало оставаться безоблачным, все так же лились с него потоки жары. Один за другим несчастные жители деревни побрели прочь с поля. Чимал, который всегда ходил один, не удивился, заметив позади себя Малиньчи. Тяжело переставляя ноги, она молчала, но молчание это длилось недолго.

– Теперь непременно пойдет дождь, – сказала она в слепой уверенности. – Мы плакали и молились, а жрец принес жертву.

«Но мы всегда плачем и молимся, – подумал он, – а дождь то идет, то не идет. А жрецы в храме хорошо поедят сегодня – у них будет добрая жирная собака». Вслух же он сказал:

– Дождь непременно пойдет.

– Мне шестнадцать, – проговорила она, и когда он не ответил, добавила: – Я хорошо готовлю лепешки и я сильная. Однажды у нас не было маиса, зерно было неочищено и не было даже известковой воды, чтобы сделать лепешки, и тогда моя мать сказала...

Чимал не слушал. Он погрузился в свои мысли и позволил ее голосу течь мимо него, как ветер, не задевая его чувств. Они шли рядом к деревне. Что-то задвигалось наверху, вынырнуло из жара солнце и скользнуло по небу к серой стене западного утеса за домами. его глаза следили за этим хищником, направляющимся к тому выступу скалы... Но хотя взгляд его был устремлен на птицу, мыслями он был далеко от нее. Ни скала, ни птица не были важны – они ничего для нет не значили. Существовали вещи, думать о которых не стоило. Они продолжали идти, и лицо его было мрачным и неподвижным, хотя мысли являли собой средоточие горячих, раздраженных споров. Вид птицы и воспоминание о той ночи на скале – все это можно было забыть, но мешает умоляющий полос Малиньчи.

– Мне нравятся лепешки, – сказал он, осознав, что голоса больше не слышно.– Я больше всего люблю их есть... – И вновь, подстегнутый его интересом, зажурчал голос, и он вновь перестал обращать на него внимание. Но тлевшая в нем искорка раздражения все не гасла и не погасла даже тогда, когда он, внезапно повернувшись, оставил Малиньчи и направился к дому.

Его мать была у метатла. Она молола зерно к вечерней еде – на ее приготовление уходило два часа. Такова была женская работа. Она подняла голову и кивнула ему, не прерывая обычных движений:

– Я вижу там Малиньчи. Она хорошая девушка и очень прилежно работает.

Малиньчи стояла в обрамлении дверного проема, уверенно попирая пыль босыми ногами. Округлые полные груди выступали под падающим с плеч хайпилом. Руки она держала опущенными и сжатыми в кулаки, как будто ожидала чего-то. Чимал отвернулся, лег на циновку, выпил холодной воды из кувшина.

– Тебе почти двадцать один, сын мой, – с раздражающим спокойствием проговорила Квиах, – пора присоединиться к клану.

Чимал знал все это, но, зная, не принимал. В 21 мужчина должен жениться; в 16 девушка должна выйти замуж. Женщине нужен мужчина, чтобы он приносил для нее еду; мужчине нужна женщина, чтобы она готовила для нет еду. Вождям клана надлежало решать, кому на ком нужно жениться, чтобы принести большую пользу клану, куда приглашать сваху...

– Пойду посмотрю, нельзя ли добыть немного рыбы, – сказал он внезапно и достал из углубления в стене свой нож. Мать ничего не ответила ему; ее низко склоненная голова покачивалась в такт работе. Малиньчи ушла, и он торопливо направился между домами к тропе, что вела на юг, мимо кактусов и камней к краю долины. Все еще было очень жарко, и когда тропа побежала по краю оврага, ему стала видна река, мелевшая в это время года. Но в ней еще была вода, и от нее тянуло прохладой. Он торопливо шел к пыльной зелени деревьев у входа в долину, и по мере того, как он шел, каменные стены впереди как будто смыкались теснее. Здесь, под деревьями, было прохладнее. Одно из деревьев упало с тех пор, как он был здесь в последний раз, – можно будет принести домой растопки для очага.

Потом он достиг водоема у скал. Взгляд его остановился на тонкой струйке водопада, падающей сверху. Вода собиралась в пруд, и хотя он стал сейчас меньше, с обильной тиной по краям, но в середине, Чимал это знал, было еще глубоко. Здесь должна быть рыба, большая рыба со сладким мясом на костях, прячущаяся под камнями уступа. Он срезал ножом тонкую ветку и заострил ее.

Растянувшись на животе на нависающем над водой уступе, он заглянул в прозрачные глубины пруда. Мелькали серебряные искорки – след движения рыбы в тени. Она была вне досягаемости. Воздух был сухим и горячим; отдаленное пение птицы в лесу казалось в тишине неестественно громким. Зопилоты были птицами, и они питались всеми видами мяса, даже человеческого, он сам в этом убедился. Когда? Пять или шесть лет назад?

Как всегда, его мысли ускользнули прочь от этот воспоминания, но на этот раз с небольшим успехом. Горячая волна раздражения, что уже трогала его в поле, вновь захлестнула его, и во внезапном приступе гнева он ринулся навстречу этому воспоминанию. Что он, собственно, видел? Куски мяса. Может быть, то был кролик или армадильо? Нет, он не мог в такое поверить. Человек был единственным существом, достаточно большим, чтобы стать источником подобной плоти. Один из богов положил их туда, возможно, Микстес, бог смерти, чтобы кормить своих слуг – хищников, приглядывающих за мертвыми. Чимал видел этот дар богов и убежал – и с ним ничего не случилось. Со времени той ночи он молча ходил в ожидании мщения, но оно не пришло.

Куда ушли годы? Что произошло с мальчиком, что вечно находился в состоянии беспокойства, вечно задавал вопросы, на которые не было ответов? Раздражение сделалось еще более сильным, и Чимал выпрямился, поднял голову и посмотрел на небо, туда, где над каменной стеной, подобно черной печной дверце, парил хищник. «Я был мальчиком, – сказал Чимал, почти вслух произнеся эти слова и впервые принимая когда-то случившееся. – Я был полон страха и спрятался внутри себя, ушел в себя, как рыба уходит в тину. Но почему это беспокоит меня теперь?»

Он быстро огляделся, как будто ища, ком убить. Теперь он мужчина, и люди уже не оставят его в покое, как делали это, пока он был ребенком. На него наложены обязанности, он должен делать новые для себя вещи. Он должен взять жену и построить дом, иметь семью, становиться старше и в конце концов...

– Нет! – крикнул он так громко, как только мог, и прыгнул с камня. Вода, холодная от талом снега, смыкалась вокруг нет, давила на него, и он нырнул глубже. Его открытые глаза видели окружающую его тенистую синеву и морщинистую, испещренную пятнами света поверхность воды над ним. Здесь был другой мир, и он хотел остаться здесь, вдали от своем мира. Он погружался все глубже, пока не почувствовал боль в ушах, а руки его не коснулись тины, пластами лежавшей на дне пруда. Но тут, хотя он продолжал думать о том, что хотел бы здесь остаться, ему стеснило грудь, и, независимо от его воли, руки его сделали все, чтобы вынести тело на поверхность. Рот его открылся, тоже не дожидаясь сигнала, и в грудь хлынул поток горячего воздуха.

Выбравшись из пруда, он остановился на краю уступа. Вода стекала с его одежды, хлюпала в сандалиях. Он посмотрел на каменную стену и водопад. Он не может оставаться вечно в подводном мире. И тут, во внезапном приступе понимания, он осознал, что не может также оставаться и в мире его долины. Если бы он был птицей и мог улететь прочь! Когда-то из долины был выход, и то были, должно быть, удивительные времена, но землетрясение положило этому конец. Мысленно он видел болото на другом конце длинной долины, рядом с основанием огромного валуна и его уступов, которые закрывали проход. Вода медленно сочилась между камнями, и птицы пролетали наверху, но для людей долины прохода не было. Они били во власти огромных валунов и еще более могущественного проклятия. То было проклятие Омейокана – бога, чье имя никогда не произносится вслух громко, но лишь шепотом. Говорили, что люди забыли богов, храм стоял засыпанный песком, а жертвенный алтарь был сух. И в один день и в одну ночь Омейокан стал трясти холмы и тряс их, пока они не упали и не отгородили долину от остального мира. И пять раз по сто лет должно было пройти, прежде чем выход откроется вновь – если люди будут исправно служить все это время храму. Жрецы никогда не говорили, сколько времени уже прошло, да это и не имело значения: наказание все равно не окончится раньше, чем окончится их жизнь.

Каков же внешний мир? В нем были горы, это он знал. Ему были видны их пики вдали и снега, что белели на склонах зимой и превращались в узкие полоски на северных склонах летом. Больше он о нем ничего не знал. Там должны были быть деревни, похожие на его собственную, в этом он был уверен. Но что еще? Должно быть, люди, живущие там, знали то, чего не знали его соплеменники – например, где искать металл и что с ним делать. В деревне еще сохранилось несколько топоров и ножей, считающихся сокровищем: сделанные из сверкающего вещества, которое называли железом, они были мягче, чем инструменты из черного стекла, но не ломались, и их можно было затачивать снова и снова. А у жрецов была шкатулка, сделанная из железа и украшенная драгоценностями. Эту коробку они показывали людям в дни особых празднеств.

До чего же ему хотелось увидеть мир, сотворивший эти вещи! Если бы только он мог уйти, то непременно ушел бы... Если бы только был путь... Тогда бы даже боги не остановили его. Но, подумав об этом, он низко склонил голову и поднял руки, ожидая удара.

Боги непременно остановят его. Коатлики по-прежнему ходит и наказывает, ему приходилось видеть ее лишенных рук жертв. Убежать невозможно.

Он снова впал в оцепенение, и это было хорошо. Если ничего не чувствуешь, то не можешь быть и наказан. Его нож лежал на камне в том месте, где он его оставил. Он вспомнил о том, что нужно захватить его, потому что нож этот стоил ему многих часов работы. Но и о рыбе, и о растопке очага он забыл – он прошел мимо упавшего дерева, даже не взглянув на него. его ноги сами находили тропу, и продолжая оставаться в благословенном оцепенении, он смотрел на деревню, видневшуюся сквозь деревья.

Когда тропа побежала вдоль обмелевшей реки, ему стали видны храм и школа на дальнем берегу. Мальчик из другой деревни, Заахил, чьего имени Чимал не знал, махал кому-то с обрыва, звал кого-то, сложив руки у рта чашечкой. Чимал остановился и прислушался...

– Храм... – кричал он и произносил еще какое-то слово, похожее на «Тецкатлипок». Чимал понадеялся, что слово только похоже на это имя, ибо нельзя было произносить вслух имя Повелителя Неба и Земли, от которого зависело, насылать пугающие болезни или исцелить. Мальчик, поняв, что его не слышно, спустился по откосу, перебрался через узкий поток воды. Когда он подбежал к Чималу, то тяжело дышал, но глаза его были широко распахнуты от удивления.

– Попока, мальчик из нашей деревни – ты знаешь его? – Не дожидаясь ответа, он затараторил: – У него были видения, и он рассказал о них остальным, а жрецы слышали и видели его, и они сказали, что... Тецкатлипок, – он был так взволнован, что перескакивал через слова, но это имя вырвалось у него особенно громко, – овладел им, Его забрали в храм – пирамиду.

– Почему? – спросил Чимал, зная ответ до того, как он его услышал.

– Китлаллатонак освободит бога.

Они, конечно, должны идти туда, потому что при такой важной церемонии должен присутствовать каждый. Чимал не хотел этого видеть, но протестовать не стал – быть там было его обязанностью. Когда они дошли до деревни, он оставил мальчика и направился к своему дому, но его мать уже ушла, так же, как и большинство остальных. Он убрал на место нож и по хорошо утрамбованной тропе направился к храму, в долину. Молчаливая толпа собралась у основания храма, но и с того места, где он остановился, ему все было ясно видно. На уступе стоял черный резной камень, испещренный отверстиями и пятнами, оставленными за много лет кровью. Непротестующего юнца привязали к этому камню. Один из жрецов стоял над ним. Он дунул через бумажный конус, и белое облако покрыло лицо юноши. Йахтли, порошок из корней того растения, что заставляет человека засыпать, когда он бодрствует, и делает нечувствительным к боли. К тому времени, как появился Китлаллатонак, другой жрец обрил голову мальчика, подготовив его к началу ритуала. Дрожь прошла по телу юноши, когда с его черепа был срезан кусок кожи, но он не вскрикнул. Процедура началась.

Когда начали долбить череп, по толпе прошло движение, и безо всяких к тому усилий Чимал оказался в первом ряду. Все детали процедуры сделались для нем болезненно ясными. Верховный жрец проделал в черепе несколько отверстий и соединил их между собой.

– Теперь ты можешь выходить, Тецкатлипок, – сказал жрец, и при звуках этого имени толпу окутала гробовая тишина. – Говори же, Попока, – сказал он мальчику. – Что ты видел? – произнеся эти слова, жрец опустил в отверстие кусочек блестящей ткани. Мальчик ответил тихим стоном, и его губы шевельнулись:

– Кактус... на высокой гряде у стены... с плодами на колючках, и было поздно, а я не закончил... Даже если бы солнце село, я должен был бы быть в деревне к наступлению темноты... Я повернулся и увидел...

– Иди же сюда, Тецкатлипок, выход здесь, – сказал Верховный жрец и глубоко погрузил нож в рану.

– Увидел свет богов, идущий ко мне, когда солнце... – мальчик вскрикнул, тело его дернулось, и он затих.

– Тецкатлипок ушел, – сказал Китлаллатонак, опуская инструменты в чашу. – Мальчик свободен.

«Тоже мертв», – подумал Чимал и повернул прочь.

4

Теперь с приближением вечера стало прохладнее. Солнце не так нещадно палило спину Чимала, как утром. Покинув храм, он устроился на белом песке на берегу реки и сидел, глядя на узкий поток вяло струящейся воды. Вначале он не понял, что привело его сюда, а потом, когда осознал, чем направлялось его сознание, страх пригвоздил его к месту. Это день смерти оказался очень волнующим для него, а смерть Попоки накалила фрагменты его мыслей, превратив их в единую кипящую массу. Что видел мальчик? Мог ли он тоже это увидеть? Умер бы, если б увидел?

Когда он поднялся, ноги едва не подкосились под ним – он слишком долго сидел на корточках, и вместо того, чтобы перепрыгнуть через реку, он побрел по ней. Ранее он хотел умереть под водой, но ему это не удалось,. так что какая в том разница, если он умрет сейчас? Жизнь здесь была... как это звучит нужное для выражения ее сущности слово?.. невыносимой. Мысль о бесконечной череде дней впереди казалась более ужасной, чем мысль о простом акте умирания. Мальчик что-то видел, боги овладели им для того, чтобы он это увидел, и жрецы убили его за то, что он это видел. Что же могло быть таким важным? Он не мог себе это представить... да это и не было важным. Все новое в этой застывшей долине было для него не испытанным еще ощущением.

Оставаясь у болота на северном краю долины, он был невидим. Обогнул поля, что замыкали Заахил. Земля здесь стояла брошенная. Не было ничего, кроме кактусов и москитов, и никто не увидел, как он прошел. Теперь тени далеко протянули свои пурпурные пальцы, и он торопился, стараясь достичь западного склона за Заахилом до захода солнца. Что мог видеть мальчик?

Существовала лишь одна гряда кактусов с плодами, подходящая под описание. Она находилась на вершине длинной гряды из обломков валунов и песка. Чимал знал, где она находится, и когда он достиг ее, солнце как раз садилось за отдаленными пиками гор. Он вскарабкался на все четыре уступа склона к кактусам, потом поднялся к вершине самом большого валуна. Высота могла иметь что-то общее с тем, что увидел Попока. Так что чем выше он поднимется, тем будет лучше. С того места, где он стоял, перед ним открывалась вся долина с деревней Заахил перед ним, темной ниткой реки за ней, а еще дальше – его собственной деревней. Выступающая часть скалы скрывала за собой водопад в южном конце долины, но болота и гигантские камни на его северном краю были ясно видны, хотя теперь, когда солнце скрылось, темнота быстро опускалась на землю. Вот исчезли последние следы солнца. Ничего не осталось. Небо из красном превратилось в глубокопурпурное, и он уже собирался спускаться с валуна, на котором стоял.

И тут его коснулся луч золотого света.

Это длилось лишь мгновение. Если бы он не смотрел пристально в нужном направлении, он ничего бы не увидел. Золотая нить, тонкая, как частица огня, яркая, как отражение света в воде. Но никакой воды там не было, только небо. Что же это такое?

Внезапно до его сознания дошло, где он находится и как сейчас поздно, и страх пронзил его тело. Над его головой появились первые звезды, а он так далеко от своей деревни, от своего берега реки.

Коатлики!

Забыв обо всем другом, он слез с валуна, спрыгнул на песок и припустился бежать. Было почти темно, теперь все должны сидеть, склонившись над вечерней едой. Он направился прямо к реке. Страх гнал его вперед, мимо рядов окутанных тьмой кактусов. Коатлики! Она не была мифом – ему приходилось видеть ее жертвы. Неспособный рассуждать разумно, он мчался, как испуганное животное.

Когда он достиг берега реки, тьма совсем опустилась, и единственным светом, показывающим ему путь, был свет звезд. Вдоль берега внизу было совсем темно, и именно там бродила Коатлики. Он колебался, дрожал, неспособный заставить себя окунуться в эту глубокую тьму.

А потом издали, справа, оттуда, где находилось болото, до него донеслось шипение. Она!

Не колеблясь больше, он бросился вперед, прокатился по мягкому песку и бросился в воду. Шипение повторилось. Сделалось ли оно громче? Цепляясь за землю скрюченными от ужаса пальцами, он взобрался на противоположный берег и, со всхлипами забирая в себя воздух, бросился через поля. Он не останавливался до тех пор, пока перед ним не замаячила крепкая стена. При виде первого строения, он рухнул на землю и остался лежать, царапая землю пальцами и тяжело дыша. Сюда Коатлики не придет.

Когда к нему вернулась способность нормально дышать, он встал и тихо побрел между домов к собственному дому. Его мать переворачивала лепешки на кумале. Когда он вошел, она подняла голову.

– Ты очень поздно.

– Я был в другом доме. Он сел и потянулся к кувшину с водой, но потом передумал и взял сосуд с окти. Сок маги мог принести с собой опьянение, но одновременно с этим счастье и покой. Как мужчина, он мог пить его, когда хотел, но пока еще не пользовался этой свободой. Его мать наблюдала за ним краем глаза, но ничего не сказала. Он сделал очень большой глоток, а потом едва справился с овладевшим им кашлем.

Ночью, во сне, он все время слышал грохот, и ему казалось, что голова его попала в расщелину между камнями и что ей очень больно. Внезапная вспышка света, полоснувшая его по закрытым глазам, заставила его проснуться, и он остался лежать в темноте, наполненный безотчетным страхом, пока грохот становился тише и исчезал. Только тогда до его сознания дошло, что идет сильный дождь. Шум дождя по травяной крыше – вот что проникло в его сны. Потом вновь вспыхнул свет, и на какое-то время страшное голубое сияние осветило все, что находилось в доме: очаг, горшки, силуэт матери, беззвучно спавшей на своем петлатле перед дверью, ручеек воды, бежавшей по земляному полу. Свет исчез, и снова загремел гром. Он был таким раскатистым, что заполнил, должно быть, всю долину. Когда боги играют, говорили жрецы, они разрушают горы и раскидывают гигантские валуны, как бросили их, закидывая выход из долины.

Голова Чимала болела, когда он сел; значит, эта часть сна была правдой. Он выпил слишком много окти. Его мать беспокоилась, он припомнил это теперь, потому что пьянство считалось священной вещью и полного опьянения можно было достигать лишь в дни празднеств. Что ж, он устроил свой собственный праздник. Он откинул циновку и шагнул под дождь, позволив ему омыть запрокинутое кверху лицо и побежать по телу. Влага полилась в его открытый рот, и он проглатывал эту сладкую жидкость. Голове его стало лучше, а кожа хранила приятное ощущение чистоты. И теперь будет вода для побегов, и урожай еще сможет оказаться хорошим.

Вспышка вновь осветила небо, и он сразу вспомнил о полосе света, виденной им после захода солнца. Может ли этот свет быть тот же происхождения? Нет, этот свет извивался и змеился, а тот был прямым, как стрела.

Дождь перестал быть для него приятным: ему стало холодно и не хотелось думать о том, что он видел накануне вечером. Он повернулся и быстро вошел в дом.

Утром сны медленно выпустили его из своих объятий, как и каждый день в его жизни. Мать была уже на ногах и разводила очаг. Она ничего не сказала, но даже повернутая к нему спина выражала неодобрение. Дотронувшись до лица, он обнаружил, что подбородок его густо зарос щетиной: ему давно бы стоило о нем позаботиться. Он наполнил сосуд водой и покрошил копалксотл, сухой корень мыльного дерева. Потом, взяв сосуд и нож, прошел за дом, где его встретили первые лучи солнца. Тучи разошлись, день обещал быть ясным. Он густо намылил лицо и нашел на уступе камня лужицу, в которой ясно виднелось его отражение. Это помогало при бритье.

Решив, что его щеки достаточно гладкие, он провел по ним ладонями и снова наклонился над лужицей, проверяя, не оставил ли он небритым какой-нибудь кусочек. Лицо, глядевшее на нем из воды, показалось ему почти незнакомым, так он изменился за последние несколько лет. Подбородок его стал широким и квадратным и отличался от подбородка его отца, про которого все люди говорили, что он был хрупкого сложения. Даже теперь, когда он находился один, губы его были твердо сжаты, и рот казался таким же твердым, как линия, проведенная на песке. Опыт многих лет молчания. Даже серые глаза под густыми темными бровями таили, казалось, скрытое выражение. Белокурые волосы, подстриженные ровной линией, падали на плечи и обрамляли высокий лоб. Мальчик, которого он хорошо знал, ушел, уступив место мужчине, которого он не знал. Что означали странные события прошлого, мучившие его, и еще более странные события настоящего? Почему он не мог жить в мире, подобно остальным?

Он осознал чьи-то шаги за своей спиной, и его изображение в воде шевельнулось. Куаухтемок, вождь его клана, строгий, неулыбающийся.

– Я пришел поговорить с тобой о твоей свадьбе, – сказал он.

Встав рядом с вождем, Чимал обнаружил, что он на несколько дюймов выше его – им давно уже не приходилось стоять рядом. Что бы он ни сказал, все казалось неверным, поэтому он промолчал. Куаухтемок сощурился на солнечный свет и потер подбородок мозолистыми от работы пальцами.

– Мы должны держать клан в единении. Такова, – он понизил голос, – воля Омейокана. Есть девушка Малиньчи, она в нужном возрасте, и ты в нужном возрасте. Вы поженитесь вскоре после праздника урожая. Ты знаешь девушку?

– Конечно, я ее знаю. Поэтому я и не хочу на ней жениться.

Куаухтемок был удивлен. У него не только расширились глаза, но он даже тронул щеку в жесте, который означал «я удивлен».

– Твое желание не имеет значения. Тебя учили повиновению. Никакая другая девушка не подходит, так сказала сваха.

– Я не хочу жениться ни на этой девушке, ни на какой другой. Не теперь. Я не хочу сейчас жениться...

– Ты был очень странным, когда был мальчиком, и жрецы знали об этом, и они побили тебя. Тебе это пошло на пользу, и я думал, что с тобой все будет хорошо. Теперь же ты говоришь так, как говорил, когда был маленьким. Если ты не сделаешь того, что я тебе велю, тогда... – он заколебался, выбирая решение, – мне придется сказать жрецам.

Перед глазами Чимала внезапно возникло видение черного ножа на белой голове Попоки. Если жрецы решат, что им завладел бог, они пожелают освободить его от этой ноши. Да, так оно и будет, понял он с внезапной ясностью. Лишь два пути открыты перед ним, большего выбора никогда не было. Он может сделать то, что делали другие, или же он может умереть. Выбор в его руках.

– Я женюсь на девушке, – сказал он и повернулся, чтобы набрать ночной земли и отнести ее в поле.

5

К то-то передал чашку с окти, и Чимал уткнулся в нее лицом, вдыхая кислый, сильный запах, прежде чем начал пить. Он один сидел на новой травяной подстилке, но со всех сторон был окружен шумными членами клана его и Малиньчи. Они болтали, даже кричали, чтобы их было слышно, в то время как молодые девушки разносили кувшины с окти. Все они размещались на песчаной территории, сейчас чисто выметенной, которая находилась в центре деревни. Она была довольно большой, но едва вмещала их всех. Чимал обернулся и увидел свою мать. Она улыбнулась, а он уже и не помнил, когда в последний раз видел ее улыбающейся. Он отвернулся так быстро, что окти выплеснулось на его тилмантл, новую белую свадебную одежду, специально сотканную для этом случая. Он стряхнул плотную жидкость, но остановился – его прервал усиливающийся шум толпы.

– Она идет, – прошептал кто-то, и все обернулись и стали смотреть в одну сторону. Чимал уставился в свою опустевшую теперь чашку. Он не поднял головы и тогда, когда гости зашевелились, давая место свахе. Старая хенщина согнулась под тяжестью невесты. Но она всю свою жизнь таскала подобную ношу – такова была ее обязанность. Она остановилась у края циновки и бережно опустила на нее Малиньчи. На Малиньчи тоже была новая белая одежда, а ее лунообразное лицо было натерто ореховым маслом, чтобы кожа блестела и была более привлекательной. Движениями, напоминающими возню ищущей удобную позу собаки, она устроилась на корточках и обратила взгляд круглых глаз к Куаухтемку, который встал и выразительным жестом развел в стороны руки. Как вождь клана жениха, он имел право говорить первым. Он откашлялся и сплюнул на песок.

– Мы собрались здесь сегодня, чтобы завязать важные для кланов узы. Вы помните, что, когда Ийтухуак умер во время голодного времени, тогда не взошел маис. Он оставил жену по имени Квиах, и она здесь среди нас, и сына по имени Чимал, и он тоже здесь на циновке...

Чимал не слушал. Он бывал на других свадьбах, и эта ничем от них не отличалась. Вожди кланов скажут длинные речи, которые вгонят всех в сон, а потом сваха произнесет длинную речь, и другие, побуждаемыe случаем, тоже произнесут длинные речи. Многие гости будут дремать, много будет выпито окти, и наконец почти на заходе солнца на их плащах завяжут узлы, означающие союз на всю жизнь. И даже тогда будет произнесено много речей. И лишь перед самым наступлением темноты церемония закончится, и невеста отправится домой со своей семьей. У Малиньчи тоже не было отца, он умер год назад от укуса гремучей змеи, но у нее были дяди и братья. Они возьмут ее с собой, и многие из них будут спать с ней этой ночью. Поскольку она из их клана, будет только справедливым, что они спасают Чимала от духов, угрожающих браку, принимая на себя возможные проклятия. Лишь на следующую ночь она должна была войти в его дом.

Он знал обо всем этом, и это его не беспокоило. Хотя он знал, что молод, в это мгновение ему показалось, что дни его почти сочтены. Он видел свое будущее и остаток своей жизни почти так же ясно, как видел бы их, если бы уже прожил эту жизнь – ведь она ничем не будет отличаться от жизни сидящих рядом с ним. Малиньчи будет два раза в день делать ему лепешки и каждый год приносить по ребенку. Он будет растить маис, жать маис, и каждый день будет похож на другие дни, а потом постареет и скоро после этого умрет.

Вот как все должно быть. Он протянул руку за новой порцией окти и поднес к губам наполненную чашку. Вот как все должно быть. Ничего другого нет, ни о чем другом он думать не может. Когда его разум попытается уйти от правильных мыслей, он должен будет быстро возвратить его на место и больше пить из своей чашки. Он будет молчать и освобождать свой разум от мыслей. Над песком пронеслась тень и на мгновение накрыла их своей пеленой – огромная птица опустилась на землю перед ближайшим домом. Она была в пыли и песке и, подобно старой женщине, отряхивающей платье, зашевелила крыльями, поводила ими туда-сюда. Вначале она посмотрела на него одним холодным глазом, потом другим. Глаза ее были круглыми, как у Малиньчи, и такими же пустыми. Клюв ее был злобно изогнут и запятнан так же, как и перья.

Было поздно, хищник давно уже улетел. Здесь было все слишком живым, и он устремился к своему безопасно-мертвому мясу. Долгая церемония подошла наконец-то к концу. Вожди обоих кланов торжественно выступили вперед, положили руки на белый тилмантл и приготовились связать узлами свадебные плащи. Чимал, мигая, смотрел на грубые руки, нащупывающие край ткани, и им вдруг овладела дикая ярость. Она была тот же рода, что и испытанная им ранее у источника, но только сильнее. Существовал лишь один выход, и он был очень прост, и он обязан был пойти этим путем, и никакой другой был для него невозможен.

Он вскочил на ноги и рывком высвободил плащ.

– Нет, я этого не сделаю! – крикнул он огрубевшим от выпитом им окти голосом. – Я не женюсь ни на ней, ни на ком другом. Вы не можете меня заставить!

Он кинулся прочь через окаменевшую толпу, и никто не побеспокоился о том, чтобы его остановить.

6

Если жители деревни и наблюдали за происходящим, то они ничем не выдавали своего присутствия. Ветерок, поднявшийся сразу после восхода солнца, шевелил циновки в дверных проемах некоторых домов, но во тьме за ними не видно было даже следов движения.

Чимал шел с высоко поднятой головой, и шаги его были столь уверенными и быстрыми, что жрецы в длинных, до земли, одеяниях едва поспевали за ним. Когда они пришли за ним вскоре после наступления дня, его мать закричала, и то был единственный крик боли, как если бы она увидела его мгновенную смерть, Они стояли в дверях черные, как посланцы смерти, с оружием наготове – на случай, если он станет сопротивляться. Они потребовали его. У каждого при себе был маквакуитл – самое смертоносное из оружия ацтеков: лезвие черного стекла, насаженное на деревянную ручку, было настолько острым, что им можно было поразить человека в голову с первого удара. Но это оружие им не понадобилось. Чимал находился за домом, когда услышал их голоса. «Что ж, идемте в храм,» – сказал он, на ходу накинув на себя плащ и завязав его узлом. Молодым жрецам придется потрудиться, чтобы его развязать.

Он знал, что должен мучится страхом в ожидании того, что его ожидает в храме, однако по какой-то самому ему неведомой причине он испытывал душевный подъем. Не то чтобы он был счастлив – никто не стал бы испытывать счастье от встречи со жрецами, но ощущение собственной правоты было в нем настолько сильно, что темный призрак будущего отступил куда-то на задний план. Ок чувствовал себя так, как будто с разума его была снята тяжелая ноша – да так оно на самом деле и было. Впервые со времени его раннего детства ему не приходилось лгать себе, чтобы скрыть свои мысли. Он мог говорить то, что думал, не считаясь с общепринятым мнением. Он не знал, долго ли это будет продолжаться, но сейчас будущее его не беспокоило.

Они ждали его у пирамиды, и теперь он уже не мог идти самостоятельно. Жрецы преградили ему путь, а двое самых сильных взяли его за руки. Он не сделал попытки высвободиться, когда они повели его по ступеням в храм на вершине. Раньше ему не приходилось туда входить – обычно только жрецы проходили сквозь резные двери. Когда они остановились у входа, настроение его немного упало. Он отвернулся и посмотрел на долину. С этой высоты ему была видна вся река. Она возникала из зарослей деревьев на юге, прокладывала себе путь меж крутых берегов, ложилась границей между двух деревень, затем бежала среди золотого песка и исчезала у болота. За болотом поднимался барьер скал, а в отдалении он смог различить другие высокие горы...

– Введите его, – голос Китлаллатонака донесся из храма, и его подтолкнули к входу.

Верховный жрец сидел, скрестив ноги на резном камне перед статуей Коатлики. В полумраке храма богиня казалась до ужаса живой. Она была украшена драгоценностями и золотыми пластинками. Две ее головы смотрели на него, а руки – когти, казалось, приготовились к хватательному движению.

– Ты отказался повиноваться вождям клана, – громко сказал Верховный жрец.

Другой жрец отступил в сторону, позволяя Чималу приблизиться. Чимал подошел ближе и, сделав это, увидел, что Верховный жрец старше, чем ему казалось раньше. Его волосы, запачканные грязью и кровью и не мытые годами, производили пугающее впечатление, как и кровь на его символизирующей смерть одежде. Глубоко посаженные глаза жреца были водянистыми и красными, а шея сухая и морщинистая, как у индюшки. Его кожа была желтовато-пергаментного цвета, исключая те места, на которые попал красный порошок – средство для поддержания хорошего здоровья. Чимал посмотрел на жреца и ничего но ответил.

– Ты отказался повиноваться. Тебе известно наказание? – голос старика дрожал от злобы,

– Я не отказывался повиноваться, поэтому и наказания быть не может.

Жрец полупривстал в изумлении, услышав эти простые слова. Потом он вновь опустился на свое место, а глаза его сузились от гнева.

– Ты однажды уже говорил подобным образом и был избит, Чимал. Со жрецами не спорят.

– Я не спорю, преподобный Китлаллатонак, я просто пытаюсь объяснить случившееся...

– Мне не нравится, как звучит твое объяснение, – прервал его жрец. – Тебе неизвестно назначение этого места в мире? Тебя учили этому в школе храма, как и других мальчиков. Боги учат, жрецы переводят и объясняют их учение. Люди повинуются. Твой долг – повиноваться, и ничего другого ты делать не должен.

– Я исполняю свой долг. Я повинуюсь богам. Я не повинуюсь своим соплеменникам, когда они сами начинают вершить дела в мире богов. Повиноваться им означало бы впадать в грех, наказание за который – смерть. Поскольку я умирать не хочу, я повинуюсь богам даже тогда, когда смертные ополчаются против меня.

Жрец моргнул, потом указательным пальцем смахнул песчинку из уголка глаза.

– Каково бы ни было значение твоих слов, – проговорил он с сомнением в голосе, – это боги повелели тебе жениться.

– Нет, не боги, а люди пожелали этого. В священных книгах творится, что мужчины должны жениться ради плодородия и женщины должны выходить замуж ради плодородия. Но там не говорится, в каком возрасте они должны это делать, так же как не говорится и о том, что их должны принуждать к этому силой.

– Мужчины женятся в возрасте двадцати одного года, женщины выходят замуж в шестнадцать...

– Это обычай, но и только. И он не имеет ничего общего с законом.

– Раньше ты спорил, – холодно сказал жрец, – и тебя избили. Тебя могут избить снова...

– Бьют мальчиков, но вы не можете бить взрослого мужчину за то, что он говорит правду. Я прошу лишь позволить мне следовать закону богов – как можно наказывать меня за это?

– Принесите мне книги закона, – сказал жрец ожидающим. – Нужно показать ему правду раньше, чем он будет наказан. Я не помню подобных законов.

Чимал спокойно сказал:

– А я хорошо их помню. Они таковы, как я сказал. Жрец сидел прямо, сердито мигая на проникающий в храм солнечный луч. Этот луч света словно оживил память Чимала и он проговорил:

– Я помню также, что вы говорили нам о солнце и звездах, что читали по книгам. Солнце – это шар из кипящего газа, движимый богами, ведь так вы нам говорили? Или же вы говорили, что солнце оправлено в бриллиантовый обруч?

– Что это ты говоришь о солнце? – нахмурившись, спросил жрец.

– Ничего, – ответил Чимал. А про себя подумал: «Нечто такое, о чем не осмеливаюсь сказать вслух, иначе очень скоро я буду мертвым, как Попока, который первым увидел луч. Я тоже видел его, и он походил на сияние солнца, воды или драгоценного камня. Почему жрец не сказал им о том, что делает в небе вспышку света?» Жрецы вынесли книги, и он забыл о своих мыслях.

Книги были переплетены в человеческую кожу, были древними и достойными благовония: в дни празднеств жрецы читали куски из них. Сейчас они положили их на камень и удалились. Китлаллатонак пододвинул их к себе, взял верхнюю, потом другую.

– Ты хочешь читать вторую книгу Тецкатлипока, – сказал Чимал. – То, о чем я говорил, на тринадцатой или четырнадцатой странице.

Книга упала с громким стуком, а жрец устремил взгляд на Чимала:

– Откуда тебе это известно?

– Мне говорили, а я запоминал. Об этом говорили вслух, и я запомнил номера.

– Ты умеешь читать, вот почему тебе известно. Ты тайно пробирался в храм, чтобы читать запрещенные книги.

– Не будь глупцом, старик. Я раньше никогда не бывал в храме. Просто я помню, вот и все. – Удивление жреца было безмерным. – И я умею читать, если ты желаешь знать, Это тоже не запрещено. В школе я узнал числа, как и другие дети, научился писать свое имя – тоже, как и другие дети. Пока другие учились писать свои имена, я внимательно слушал звуки и заучивал буквы. Это оказалось очень просто.

Жрец ничего не ответил – он просто не был способен выдавить из себя ни звука. Вместо этого он рылся в книгах до тех пор, пока не нашел ту, на которую указал Чимал. Тогда он стал медленно листать страницы, вслух читая слова. Он читал, переворачивал страницы, вновь читал. Наконец он опустил книгу.

– Видишь, я прав, – сказал ему Чимал. – Я скоро женюсь, и по собственному выбору, после того как поговорю обстоятельно с вождем моего клана и со свахой. Вот как нужно делать по закону...

– Не говори мне о законе, маленький человечек! Я – Верховный жрец, я – закон, а вы должны повиноваться мне.

– Мы все повинуемся тебе, великий Китлаллатонак, – спокойно ответил ему Чимал. – Никто из нас не преступает закона, и все имеют свои обязанности.

– Ты имеешь в виду меня? Ты осмеливаешься говорить об обязанностях жрецу... ты, ничтожество? Я могу убить тебя.

– Почему? Я ничего плохого не сделал.

Теперь жрец был на ногах. Дрожа от гнева, он смотрел в лицо Чималу. Он заговорил и не произносил каждое слово, а выплевывал вместе с фонтанчиками слюны:

– Ты споришь со мной, ты думаешь, что знаешь закон лучше, чем я, ты читаешь, хотя тебя никогда не учили читать. Тобой овладел один из черных богов, я знаю это и я освобожу бога из твоей головы.

Сам объятый гневом, но холодным, Чимал не смог сдержать презрительной усмешки:

– Это все, что ты знаешь, жрец? Убивать человека, который с тобой не согласен, даже если он прав, а ты нет? Какой же ты после этом жрец?

Тонко вскрикнув, жрец поднял обе руки, как будто намеревался сразить Чимала и вырвать голос из его рта. Чимал схватил жреца за кисти рук и держал так, невзирая на попытки жреца освободиться. Раздался топот – то объятые ужасом наблюдатели спешили на помощь Верховному жрецу. Едва лишь они тронули его, Чимал разжал руки и отступил, криво улыбаясь.

И тут это случилось. Старик снова поднял руки, широко раскрыл рот, так что его почти беззубый рот оказался у всех на виду, попытался что-то крикнуть, но слова не раздались.

Он вскрикнул, но то был уже крик боли, а не гнева. Потом Верховный жрец рухнул на пол, как подкошенное дерево. Голова его ударилась о камень с громким пустым стуком, и он остался лежать неподвижно. Глаза его были полуоткрыты, на щеках выступила желтизна, на губах образовались пузыри пены.

Остальные жрецы бросились к нему, подняли и потащили прочь, а один из них, тот, у которого была палка, ударил его Чимала. Будь то другое оружие, оно бы убило его. Теперь же Чимал лишь потерял сознание, но, несмотря на это, каждый жрец, проходя, пинал его бесчувственное тело.

Когда солнце поднялось над горами, лучи его пробрались сквозь отверстия в стене и зажгли огни в змеиных глазах Коатлики. Книги остались лежать нетронутыми там, куда их бросили.

7

– Похоже, что старый Китлаллатонак очень болен, тихо сказал жрец, осматривая решетчатую дверь в камеру Чимала. Решетка состояла из тяжелых деревянных брусьев, каждый толще человеческой ноги, вделанных в камень. Замыкалась она с помощью еще более тяжелого бревна, которое было укреплено на стене таким образом, что находилось вне пределов досягаемости пленника: отодвинуть его можно было только снаружи. Но Чимал не мог даже попытаться сделать это, потому что кисти его рук и лодыжки были крепко связаны прочнейшей веревкой из маги.

– Он заболел из-за тебя, – добавил молодой жрец, гремя тяжелыми брусьями. Они с Чималом были одного возраста и когда-то вместе учились в школе храма. – Не знаю, как ты это сделал. Ты и в школе попадал в неприятности, но это, я думаю, было со всеми нами – с мальчишками всегда так бывает. Но я никогда не думал, что ты кончишь подобным поступком. – Как бы ставя точку в конце своего предложения, он ткнул между прутьями кинжалом в сторону Чимала. Тот отпрянул – острие черного стекла кольнуло его в мускул на боку. Из раны полилась кровь.

Жрец ушел, и Чимал остался один. Высоко наверху на каменной стене было узкое отверстие, пропускавшее луч света. В него проникали голоса – взволнованные крики, а иногда полные страха рыдания какой-нибудь женщины.

Они стали собираться один за другим, как только было передано сообщение. Из Заахила они бежали через поля, подобно потревоженному рою пчел, стремились к берегу и дальше по песку. На другой стороне они встречали людей из Квилапа, тоже бегущих, объятых страхом. Они группами собирались у основания пирамиды, окликали друг друга, выспрашивали о последних новостях, о любом известном пустяке. Шум затих лишь тогда, когда из храма наверху появился жрец и медленно двинулся вниз по ступеням. Руки его были подняты в призывающем к тишине жесте. Дойдя до жертвенного камня, он остановился. Его звали Итцкоатл, и его обязанностью было обучение в школе храма. То был суровый высокий человек среднего возраста. Спутанные белокурые волосы падали ему на спину. Большинство людей считало, что придет день, когда первым жрецом станет он.

– Китлаллатонак болен, – сказал он, и ему ответил единый тихий стон толпы. – Сейчас он отдыхает, а мы наблюдаем за ним. Он дышит, но проснуться не может.

– Что за болезнь поразила его так внезапно? – спросили снизу.

Итцкоатл медлил с ответом, его указательный палец с черным ногтем поглаживал кровавое пятно на его одеянии.

– У него была ссора с одним человеком, – ответил он наконец. Толпа погрузилась в молчание. – Мы заперли этого человека, чтобы позже допросить, а потом убить. Он безумен или одержим демоном. Мы знаем это. Он не ударял Китлаллатонака, но, возможно, поразил его каким-нибудь проклятием. Имя этого человека – Чимал.

Эта новость заставила людей тревожно зашевелиться и отпрянуть назад. Они по-прежнему держались вместе, но уже поодаль от Квиах, как будто ее прикосновение могло отравить. Мать Чимала стояла в центре расчищенном пространства с опущенной головой, сцепив перед собой руки – маленькая одинокая фигурка.

Так проходил день. Солнце поднималось все выше, а люди продолжали ждать. Квиах тоже ждала, но отошла немного в сторону от толпы, туда, где могла быть одна; никто не заговаривал с нею, даже не смотрел в ее сторону. Некоторые люди сидели на земле, переговариваясь тихими голосами; другие ненадолго уходили в поле, но тут же возвращались. Деревни стояли пустыми, и очаги гасли один за другим. Порывы ветра приносили с собой жалобный вой собак, просивших еды или питья, но никто не обращал на это внимания.

К вечеру было сообщено, что к Верховному жрецу вернулось сознание, но он все еще находится в опасности. Он не мог двинуть ни правой рукой, ни правой ногой и с трудом говорил. Когда солнце покраснело и стало клониться к холмам, напряжение толпы возросло. Когда же солнце совсем исчезло, люди Заахила неохотно поспешили к своей деревне, им надо было пересечь реку до наступления темноты, ибо именно в это время по ней гуляла Коатлики. Они не будут знать, что случится в храме, но по крайней мере будут спать в эту ночь на своих циновках. А у жителей Квилапа была впереди вся долгая ночь. Они сделают пуки из соломы, лепешки, зажгут факелы. Хотя детей покормили, никто из взрослых ничего не ел, страх убил их голод.

Трещащие факелы отгоняли ночную тьму, некоторые люди дремали, но немногие. Большинство сидело и наблюдало за храмом. До них долетали голоса молящихся жрецов, а бой барабана, сотрясающий воздух, казался биением сердца храма.

Этой ночью Китлаллатонаку не стало лучше, но и хуже ему не стало. Он жил и смог сотворить утреннюю молитву; в течение грядущего дня жрецам предстояло избрать на торжественной церемонии новом Верховном жреца и произвести все соответствующие церемонии. Все будет как надо. Все должно быть так, как надо.

Когда появилась утренняя звезда, среди наблюдавших произошло движение. На этой планете заря почиталась, и была еще одна возможность для жрецов воззвать к помощи Каитзилопоктли, Могущественному Колдуну. Лишь он мог успешно бороться с силами тьмы, и с тех самых пор, как он начал род ацтеков, он с успехом наблюдал за ними. Каждую ночь они обращались к нему с молитвами, а он отвечал им раскатами грома, боролся с ночью и звездами и побеждал их, те отступали, и снова могло подняться солнце. Каитзилопоктли всегда приходил на помощь людям, хотя надо было ублажать его жертвами и молитвами. Не является ли доказательством тому каждодневный восход солнца? Истинные молитвы – вот что самое важное, истинные молитвы. Только Верховный жрец мог произносить эти молитвы. Мысль об этом никем не высказывалась, но она была с людьми всю ночь. Когда из храма появились жрецы с зажженными факелами, освещая путь для Верховного жреца, страх мот все еще был здесь. Верховный жрец вышел медленно, поддерживаемый двумя молодыми жрецами. Он подскакивал на левой ноге, а правая волочилась за ним. Его подвели к алтарю и держали, пока совершался обряд жертвоприношения. На этот раз в жертву были принесены три индейки и собака, потому что требовалась большая помощь. Одно за другим вырывались сердца и помещались заботливо в сжатую левую руку Китлаллатонака. Его пальцы сжались еще крепче, пока между его пальцами не потекла кровь и не закапала на камень, но голова его была наклонена под странным углом, а рот открылся.

Настало время молитвы.

Бой барабанов и пение прекратились, тишина сделалась полной. Китлаллатонак открыл рот шире, и жилы на его шее напряглись: он силился заговорить. Вместо слов у него вырвался хриплый надтреснутый звук, а с губ закапала и побежала длинной струйкой слюна.

Он сделал над собой еще большее усилие, еще плотнее сжал руки и попытался выдавить слова из неповинующегося горла, и лицо его покраснело от этом усилия. Должно быть, он переусердствовал, ибо внезапно дернулся от боли, как будто в него воткнули что-то острое, и обмяк.

После этого он уже больше не шевелился. Итцкоатл подбежал к нему и приложил ухо к груди старика.

– Верховный жрец умер, – сказал он, и эти ужасающие слова услышал каждый.

Дикий вопль потряс толпу собравшихся, и по ту сторону реки, в Заахиле, его услышали и поняли, что он означает. Женщины прижимали к себе детей и рыдали, а мужчины застыли в ужасе.

Стоящие у храма ждали, надеясь, хотя надежды не было, глядя как утренняя звезда поднимается все выше в небе, все выше с каждой минутой. Вскоре она находилась уже высоко, так высоко, как они никогда раньше не видели, потому что в любой другой день она терялась в свете поднимающегося солнца.

Значит, в этот день не возникнет сияния на восточном горизонте. Будет лишь все покрывающая тьма. Солнце не взойдет.

На этот раз крик, вознесшийся над толпой, был криком страха, а не боли. Страха перед богами, перед тем, что они могли поглотить весь мир. Может случиться так, что ночь добьется в темноте полной власти и больше никогда не будет света? Сможет ли снова Верховный жрец верно произнести слова молитвы, чтобы вернуть к жизни дневной свет.

Они вскрикнули и побежали. Некоторые факелы погасли, и паника в темноте стала еще большей. Люди падали, их топтали, и никому не было до этого дела. Это могло быть концом света.

Глубоко внизу, под пирамидой, Чимал был пробужден от тревожного сна криками и звуком бегущих ног. Слов он различить не мог. В отверстии вспыхивал и исчезал свет факелов. Он попытался перевернуться, но обнаружил, что едва способен двигаться. Теперь его руки и ноги затекли. Он был связан, как ему казалось, уже давно, и вначале боль в его запястьях была почти невыносимой. Но потом пришло онемение, и он просто перестал чувствовать свои конечности. Он лежал так, связанный, весь день и всю ночь и испытывал страшную жажду. И он испачкался, совсем как ребенок, – ничего другого он сделать не мог. Что же там произошло? Внезапно он почувствовал огромную усталость и пожелал, чтобы все было кончено и поскорее бы он умер. Маленькие мальчики не спорят со жрецами. И мужчины – тоже.

Послышался шум движения, как будто кто-то спускался по ступеням без света, на ощупь отыскивая путь. Шаги приближались к его клетке, чьи-то руки заводили по прутьям.

– Кто там? – крикнул он, неспособный переносить неизвестность. Голос его был хриплым и надтреснутым. – Ты наконец-то пришел убить меня, не так ли? Почему ты не говоришь об этом?

Ответом были лишь шум дыхания и возня с засовом. Наконец тяжелые бруски были один за другим вынуты из отверстий, и он услышал, как в клетку кто-то вступил.

– Кто это? – крикнул он, пытаясь привалиться к стене.

– Чимал... – спокойно ответил из темноты голос его матери.

Вначале он не поверил услышанному и назвал ее по имени. Она опустилась подле него на колени, и он почувствовал на своем лице ее пальцы.

– Что случилось? – спросил он ее. – Что ты здесь делаешь... и где жрецы?

– Китлаллатонак умер. Он не сказал молитвы, и солнце не взошло. Люди обезумели, носятся, как собаки, и воют.

«Я не могу в это поверить»,– подумал он, и на мгновение тот же ужас коснулся и его, но потом он вспомнил о том, что для человека, который так или иначе должен умереть, не имеет значения, каким будет конец его жизни. Раз ему предстоит путешествие в подземный мир, то то, что случилось с верхним миром, для него уже не важно.

– Тебе не следовало приходить, – сказал он матери, но в словах его была ласка, и он почувствовал себя ближе к ней, чем во все прошедшие годы. – Уходи, пока жрецы не увидели тебя и не использовали для жертвоприношения. Каитзилопоктли будет еще отдано много сердец, чтобы он ринулся в битву против ночи и звезд теперь, когда они так сильны.

– Я должна тебя освободить, – сказала Квиах, нащупывая его путы. – То, что случится со мной, мое дело, а не твое, и страдать за случившееся должен не ты.

– Я сам во всем виноват. Я был настолько глуп, что кинулся в спор со жрецом, а он расстроился и заболел. Они правы, обвиняя меня.

– Нет, – сказал она, теребя узлы на его запястьях. Потом она склонилась над ним – у нее был с собой нож. – Виновата я, потому что двадцать два года назад согрешила, и наказание должно пасть на меня. – Она принялась жевать тугие узлы.

– Что ты хочешь сказать? – Ее слова не имели смысла.

Квиах на минуту прервала свое занятие. В темноте она села на пол и сложила руки на коленях. Нужно было рассказать правильно то, о чем она должна была рассказать.

– Я – твоя мать, но твой отец – не тот, ком ты им считаешь. Ты сын Чимала-попоки из деревни Заахил. Он пришел ко мне, и он мне очень нравился, поэтому я ни в чем ему не отказывала, хотя знала, что все это неверно. Было уже поздно, когда он попытался перебраться через реку, и его поймала Коатлики. Все последующие годы я ждала, что она придет и заберет меня, но этого не случилось. Мщение оказалось более страшным. Вместо меня она пожелала взять тебя.

– Я не могу в это поверить, – сказал он, но ответа не получил, потому что она снова принялась жевать его путы. Они расходились волокно за волокном, пока наконец его руки не освободились. Квиах принялась за путы на лодыжках. – Нет, нет, подожди немного, – простонал он, – разотри мне руки. Я не могу двинуть ими, очень больно.

Она взяла его руки в свои и принялась осторожно их растирать, пока каждая не запылала, как костер.

– Кажется, будто все в мире изменилось, – сказал он почти печально. – Может быть, и не стоит нарушать правила. Мой отец умер, а ты до сих пор живешь с мыслью о смерти. Я видел плоть, которой питаются хищники, а теперь пришла бесконечная ночь. Оставь меня раньше, чем тебя найдут. Мне некуда бежать.

– Ты должен бежать, – ответила она, слыша лишь те слова, которые хотела слышать, а сама трудилась над путами на его лодыжках.

Чтобы доставить ей удовольствие и чтобы вновь ощутить радость свободы движения, он не стал ее останавливать.

– Теперь ты должен идти, – сказала Квиах, когда он вновь смог стоять на ногах. Когда они взбирались по лестнице, она поддерживала его и ему казалось, будто он идет по раскаленным углям. За дверями была тишина и темнота. Свет звезд был ярким и резким. Солнце не взошло. Сверху доносилось бормотание голосов – жрецы совершали ритуал выбора новом Верховного жреца. – Прощай, сын. Больше я никогда тебя не увижу.

Он кивнул в темноте. Боль переполняла его, и он не мог говорить. Ее слова были правдой: из долины убежать было нельзя. Он прижал ее к себе в утешение, как она прижимала его к себе, когда он был маленьким. Потом она мягко высвободилась.

– Иди же, – сказал она, – а я вернусь в деревню.

Квиах подождала в дверях, пока бескрайняя ночь не поглотила его спотыкающуюся фигуру, потом повернулась и спокойно спустилась по ступеням в камеру. Зайдя в нее, она постаралась, насколько смогла, задвинуть балки, потом села у стены. Она шарила по каменному полу, пока не нашла путы, снятые ею с сына. Теперь они были слишком короткими для том, чтобы их можно было завязать, но все же она обернула их вокруг кистей рук, а концы взяла в пальцы. Другие она также обернула вокруг лодыжек.

Потом она выпрямилась и сидела неподвижно, что-то вроде улыбки возникло на ее лице.

Наконец-то кончилось ожидание, ожидание всех этих лет. Скоро она будет в ином мире. Сюда придут, увидят ее и поймут, что она освободила своего сына. Ее убьют, но это ее не беспокоило.

Перенести свою смерть гораздо легче.

8

В темноте кто-то налетел на Чимала и вцепился в него; на мгновение нахлынул страх – он подумал, что его поймали. Но едва начав сопротивляться, он услышал стон мужчины, а может быть, и женщины, и человек сразу отпустил его. Теперь Чимал понимал, что все оказавшиеся в этой тьме испуганы не меньше его. Он, спотыкаясь, побежал вперед, дальше от храма. Он бежал, выставив вперед руки, пока не оказался в стороне от других людей. Когда пирамида с мерцающими на ее верхушке огоньками превратилась лишь в огромную тень в отдалении, он опустился на землю у большого валуна и погрузился в свои мысли.

«Что мне делать?» – Он едва не произнес эти слова вслух и тут же подумал, что не стоит поддаваться панике – это не поможет. Темнота была его защитой, а не врагом, как для остальных, и нужно было ею воспользоваться. Что же дальше? Может быть, вода? Нет, теперь нельзя. Вода была только в деревне, а туда он идти не может. К реке тоже – пока ходит Коатлики. Нужно забыть о жажде. Ему и раньше приходилось испытывать жажду.

Мог ли он убежать из долины? В течение многих лет эта мысль гнездилась где-то в его мозгу. Жрецы не могли наказывать за то, что думаешь о подъеме на скалы, и время от времени он задумчиво разглядывал различные части каменных стен, что окружили долину. В некоторых местах можно было взобраться наверх, но не очень высоко – то скалы становились слишком гладкими, то над ними появлялись выступы. Ему никогда не удавалось приглядеть такое место, которое казалось бы обнадеживающим хотя бы для простой попытки.

Если бы только он мог убежать! Птицы покидали долину, но он не был птицей. Больше никому не удавалось убежать – если только воде, но он не был и водой. Но плыть в воде он мог: может быть, возможен такой путь?

Не то что он действительно в это верил. Может быть, на его решение повлияла жажда и еще тот факт, что он находится между храмом и болотом, и этого можно было легко достичь, не встретив никого на своем пути. Ведь нужно же было что-то делать, а такой путь казался самым легким. Его ноги нащупали тропу, и он медленно двинулся по ней в темноте и шел так, пока не услышал впереди ночные звуки болота. Тогда он остановился, потом даже немного отошел назад – ведь Коатлики вполне могла быть у болота. Потом он нашел рядом с тропой песчаный кусочек и сел на землю, а потом и лег. Бок его болел, голова тоже. Почти на всем его теле были ушибы и порезы. Над ним сверкали звезды, и он подумал о том, что странно видеть все звезды в такое время года. Со стороны болота доносились жалобные голоса птиц – они дивились тому, что солнце все еще не восходит. Он погрузился в сон. Должно быть, солнце не появится в течение всего дня.

Время от времени он пробуждался. Во время последнего пробуждения он увидел на востоке слабое свечение. Он положил в рот камешек, старясь забыть о жажде, сел и посмотрел на горизонт.

Должно быть, назначен новый Верховный жрец. Итцкоатл, может быть. Но дело казалось нелегким: Каитзилопоктли, вероятно, боролся изо всех сил. Ибо в течение долгого времени свет на востоке не изменялся, а потом медленно – медленно он стал разгораться и разгорался до тех пор, пока над горизонтом не появилось солнце... Оно было красного цвета, и вид у нем был невеселый, но все же это было солнце. Итак, начался новый день, а раз начался день, то начнутся и его поиски. Чимал устремился к болоту, вошел в него, прошел по хлипкой жиже к тому месту, где воды становилось больше. Он оттолкнул плавающую зелень, погрузил руки в воду, низко наклонился над ней и стал жадно пить.

Теперь день был уже в полном разгаре. Солнце, казалось, утратило свой нездоровый красный оттенок и, по мере того как все выше взбиралось над землей, триумфально набирало силу. Чимал увидел цепочку своих следов, тянущуюся по болотистой слякоти, но его это не беспокоило. В долине было всего несколько мест, где можно было спрятаться, а болото – одно из них. Его непременно станут здесь искать. Он повернулся и направился в глубь болота.

Раньше ему не приходилось забираться так далеко в эти места и никому другому, насколько он знал, тоже. Да это и понятно. Едва лишь кончались заросли тростника, как начиналась полоса высоких деревьев. Они возвышались над водой, а корни их были подобны множеству переплетенных ног, и так же тесно сплетались над водой их ветви. Толстые серые растения свисали с ветвей и уходили в воду. Воздух над сплетением листьев был густым и душным. Насекомые так и кишат. В ушах Чимала стоял звон от нескончаемого жужжания москитов и мошек; кожа его быстро покрылась укусами, вспухла, и во многих местах на ней выступила кровь. В конце концов он зачерпнул со дна болота пригоршню грязи и намазал ею особенно зудевшие места. Это немного помогло, но когда добрался до более глубокого места, где нужно было плыть, грязь смылась,

Здесь его встретила более серьезная опасность. Зеленая водяная змея плыла прямо на него, готовая к нападению. Он увернулся от нее и оторвал от дерева сухую ветку на случай дальнейших нежелательных встреч.

Потом впереди засверкало солнце, между деревьями показалась узкая полоска воды и каменный барьер. Он вскарабкался на крупный валун, радуясь солнцу и отдыхая от насекомых.

Что-то черное, сырое и отвратительное на вид, длинную не менее его пальца, свисало с его тела. Когда он коснулся одной из этих форм, ладонь его внезапно сделалась липкой от собственной крови. Пиявки. Он видел, как их использовали жрецы. Каждую из них следовало аккуратно снимать, что он и сделал. Тело его оказалось покрыто многочисленными маленькими ранками. Смыв кровь и остатки пиявок, он посмотрел на возвышающийся над ним барьер.

Ему бы никогда не удалось на него вскарабкаться. Огромные валуны, некоторые величиной с храм, нависали один над другим. Если бы удалось как-то обогнуть один, наготове оказывался другой. И все равно следовало попытаться, если только не найдется проход вдоль уровня воды, хотя и такое казалось невероятным, Обдумывая все это, он услышал победные крики. Он поднял голову и увидел жреца, стоявшего на скале всего лишь несколькими футами дальше. Он кинулся в воду и укрылся за густой листвой деревьев.

То был очень длинный день. Преследователи больше не видели Чимала, но он много раз слышал их. Когда они подходили особенно близко, он набирал в легкие побольше воздуха и прятался в мутной воде или укрывался в насыщенных насекомыми местах, куда его преследователи не отваживались вступать. К вечеру он был настолько измучен, что понимал: долго ему не продержаться. Жизнь его была спасена за счет жизни одного из тех, кто за ним охотился. Раздался громкий вопль, потом крик остальных – кого-то укусила водяная змея, и это происшествие напугало спутников погибшего. Чимал слышал, что они отошли дальше. Он же остался в своем укрытии, стоя так, что над водой оставалась лишь его голова. Веки его так распухли от бесконечных укусов насекомых, что ему приходилось раздвигать их пальцами, чтобы что-нибудь разглядеть.

– Чимал! – позвал его издали чей-то голос. Потом снова: – Чимал! Мы знаем, где ты, тебе не убежать. Сдайся сам, все равно ведь мы тебя найдем. Выходи...

Чимал еще глубже погрузился в воду. Отвечать он не собирался. Он и сам прекрасно знал, что бежать ему некуда. И все равно он не отдаст им себя на мучения. Лучше умереть здесь в болоте, а не растерзанным на части. И сохранить сердце.

Когда небо потемнело, он осторожно двинулся к краю болота. Он понимал, что ни один из его преследователей не посмеет остаться в воде ночью, но они с успехом могут спрятаться неподалеку между камней и, если он появится, попытаются схватить его. Боль и истощение мешали ему думать, но он все равно понимал, что необходимо составить план действий. Если он останется в глубине болота, то к утру он будет мертв, в этом сомнения нет. В темноте лучше пробраться поближе к берегу и отсидеться в камышах, а потом решить, что делать дальше. Но до чего же трудно думать!

Должно быть, некоторое время он находился без сознания, сидя неподалеку от кромки воды, потому что, когда он с трудом разлепил пальцами воспаленные веки, оказалось, что небо уже усеяно звездами, а земля погружена в полную тьму. Это глубоко взволновало его, но в том полубессознательном состоянии, в котором он находился, он не мог понять почему, Ветерок слегка шевелил камыши. Потом ветер утих, и на время наступила тревожная ночная тишина.

И тогда издалека, слева от реки, до него донеслось сердитое шипение.

Коатлики!

Он совсем забыл о ней! Он оказался возле реки ночью, в воде, и он совсем о ней забыл!

Он лежал, парализованный страхом, и вдруг услышал грохот гравия и топот бегущих ног. Вначале он подумал о Коатлики, но потом понял, что кто-то спрятался неподалеку среди камней, готовый схватить его, если он выйдет из болота. И этот кто-то, заслышав шипение Коатлики, решил спасать свою жизнь.

Шипение послышалось снова. На этот раз оно было гораздо более громким.

1

Нет, он не мог просто пойти вперед. Он привалился спиной к крепкому камню входа, вжался в него.

Здесь ходили боги, он не принадлежал этим местам. Просить безопасности здесь – такое казалось невозможным. Несомненно, смерть подстерегает его по ту сторону камня, но такая смерть, о которой ему столько известно, что ее можно считать старой знакомой. В своих сомнениях он зашел настолько далеко, что даже попытался вонзить обломок ножа в щелку двери, прежде чем ему удалось овладеть собой.

– Бойся, Чимал, – прошептал он сам себе во тьме, – но не будь подобен пресмыкающейся твари. – Все еще дрожа, он выпрямился и посмотрел в черную пустоту перед собой. Нельзя отступать. Нужно смотреть в лицо тому, что ждет его впереди.

Пальцами левой руки он водил по грубой поверхности каменной стены, нащупывая путь, а правой не очень уверенно сжимал сломанный нож. Он шел вперед на цыпочках, сдерживая дыхание, стараясь не производить вообще никакого шума. Туннель сделал поворот, и впереди забрезжил слабый свет. Дневной свет? Выход из долины? Он пошел было вперед, но остановился, когда увидел источник света.

Описать это было очень трудно. Туннель продолжал уходить вперед и как будто распрямлялся, но в этом месте, справа, отходило что-то вроде другого туннеля. Перед темным его отверстием в потолок было вделано нечто дающее свет. Нечто – сказать по-другому об этом было невозможно. Просто некая гладкая поверхность, кажущаяся гладкой и белой и все же источающая свет. Как будто за ней был туннель, пропускающий солнечный свет или, возможно, горящий факел. Он ничего не понимал. Медленно подойдя поближе, он посмотрел наверх, но это не принесло ему ни ясности, ни понимания. Впрочем, это ни имело значения, Он медленно двинулся вперед. Теперь у него был свет – и хорошо. Гораздо более важным было узнать, куда ведет тот, другой туннель.

Он заглянул в этот туннель и на расстоянии не более протянутой руки увидел головы-близнецы Коатлики.

Сердце в его груди сделало чудовищный скачок к горлу, дыхание остановилось. Она стояла, выпрямившись во весь рост, и внимательно смотрела на него круглыми красными глазами. Ее ядовитые клыки не уступали по длине его руке. Ожерелье из человеческих рук свисало с ее шеи. Темные когти хранили пятна человеческой крови.

Она не двигалась.

Прошли секунды, прежде чем Чимал это осознал. Ее глаза были открыты, она смотрела на него, но не двигалась. Спала ли она": Он не думал, что сможет от нее убежать, но подобная близость была для нем невыносима. Страх перед ней заслонил собой все другие чувства, погнал его по туннелю, а начав бежать, он уже не мог остановиться.

Он не знал, сколько прошло времени. Ноги его подкосились от усталости, и он во весь рост растянулся на каменном полу. Больше двигаться он не мог, лишь лежал и со всхлипами втягивал в себя воздух, ощущая страшное жжение в груди. А Коатлики по-прежнему не нападала. Когда он смог это сделать, он поднял голову и посмотрел назад, в провал туннеля. Его никто не преследовал. Туннель был пуст, не было слышно никаких следов движения.

– Почему? – спросил Чимал, но ответа не получил, Тишина и одиночество вызвали у него страх другого рода, Есть ли конец у этого туннеля? Или же это бесконечный путь богов, который поглотит его и похоронит его в себе? Все было настолько чуждым, что законы долины казались совершенно непременимыми к этому месту, и, когда он начал думать об этом, в его голове плыл туман. Если бы не боль, голод и жажда, он бы, наверное, решил, что умер, когда за ним захлопнулись каменные двери.

А если он еще не умер, то наверняка должен умереть в этом бесконечном туннеле. Умереть или замерзнуть. Камень, на котором он лежал, был таким холодным, что он начал дрожать, когда его разгоряченное бегом тело вернулось в обычное состояние. Он поднялся, держась за стену, и снова пошел.

После того, как он миновал еще восемь светящихся пятен, туннель кончился. Подойдя ближе, Чимал увидел, что он переходил в другой туннель, уходивший вправо и влево. Стены нового туннеля были более гладкими, гораздо более яркими, а пол был покрыт каким-то белым веществом. Он наклонился, потрогал его и резко отдернул руку: вещество было мягким и теплым. На мгновение он подумал: «Не огромное ли это белое животное разлеглось здесь – может быть, какой-то особый червь?» Но вещество, хотя и было теплым и мягким, не казалось живым, и он осторожно ступил на него.

Стены той части туннеля, что уходили вправо, не хранили на себе никаких знаков, но на обеих сторонах левой его части Чимал увидел темные отметки. Здесь была хоть какая-то разница, и Чимал вернулся и пошел в этом направлении. Приблизившись к первому из темных пятен, он увидел, что это дверь с маленькой шишечкой на ней. Вся она, казалось, была сделана из металла. Как бы она пригодилась в долине! Он толкнул ее, повернул шишечку, но ничего не произошло. Может быть, эта была вовсе не дверь, а нечто, выполняющее совсем другие функции. В таком месте все было возможным. Он пошел дальше, прошел еще два металлических листа и приблизился к третьему, когда тот двинулся и отошел в сторону.

Он остановился пригнувшись, готовый к прыжку, сжимая в руке обломок ножа.

Черная фигура шагнула через порог, захлопнула за собой дверь и обернулась к нему лицом. У нее было лицо молодой девушки. Время шло, а они стояли так, неспособные двинуться, глядя друг на друга с одинаковым выражением ужаса и непонимания.

У нее было лицо человека, а внимательно оглядев ее черные одежды, он решил, что тело под ним тоже человеческое. Но одежда ее поражала. Капюшон из сверкающего черного металла полностью скрывал ее голову, оставляя открытым лишь лицо, тонкое и очень бледное, бескровное, с черными, широко распахнутыми глазами и тонкими черными бровями, встречающимися у переносицы. Она была более чем на голову ниже его, и ему пришлось отступить, чтобы заглянуть ей в лицо. Остальная часть ее тела была плотно укутана в какой-то мягкий тканый материал, не слишком отличающийся от того, в который были одеты жрецы, а у колен он переходил в сверкающие, твердые на вид покровы, что доходили до самого пола. И повсюду на ее теле блестел металл: на руках, на ногах, у головы. Сверкающий пояс обнимал ее талию, и с него свисали незнакомые Чималу твердые предметы.

Обежав взглядом его нагое тело и отметив на нем порезы и пятна крови, она содрогнулась, и руки ее взметнулись к губам. Пальцы ее были тоже укутаны в черное.

Первым заговорил Чимал. Он устал от страха – слишком много ему пришлось испытать за последнее время, а ее присутствие было хоть какой-то очевидностью.

– Ты умеешь говорить? – спросил он. – Кто ты?

Она открыла рот, но смогла лишь вобрать в себя воздух. Тогда она попробовала еще раз. Она сказала:

– Тебя здесь нет, Это невозможно. – Голос ее был тонким и слабым.

Он громко рассмеялся.

– Я здесь, ты меня видишь. А теперь отвечай на мои вопросы. – Ободренный ее страхом, он шагнул вперед и коснулся одного из предметов на ее талии. Он был сделан из металла и пристегнут к ней каким-то образом – потому что не остался в его руках. Она ахнула и попыталась освободиться. Внезапно он выпустил ее, и она отлетела к стене. – Скажи мне, – сказал он, – где я?

Взгляд ее испуганных глаз все еще не отрывался от него. Она коснулась квадратной вещи, прикрепленной к ее талии, и та оказалась у нее в руках. Он подумал, что это может быть оружие и что он должен быть наготове, чтобы отобрать его у нее, но она подняла его к губам и заговорила;

– Около семнадцати поршеров от стейнеча Стального Наблюдателя. Здесь в туннеле находится один оболдонот, один девять девять бей эмма. Вы следите за мной...

– Что ты говоришь? – прервал он ее. – Ты умеешь говорить, но некоторые из слов, которые ты произносишь, ничего не значат. – Он был озадачен ее поведением.

Она продолжала творить, по-прежнему глядя на него широко раскрытыми глазами. Закончив свою непонятную путаницу слов и бессмыслицу звуков, она снова прикрепила черный предмет к талии и медленным движением опустилась на пол туннеля. На него она не посмотрела даже тогда, когда он подтолкнул ее ноги.

– Для чего ты это делаешь? Почему ты не говоришь со мной словами, которые я понимаю?

Ее склоненная голова вздрагивала в такт рыданиям, и, убрав руки от лица, она схватилась за что-то, свисавшее с ее шеи на тесьме, сделанной из множества маленьких металлических звеньев. Чимал, сердитый теперь на нее за непонятное поведение, упорное нежелание отвечать на его вопросы, выхватил у нее это предмет. Он был черным, как и все другие ее вещи, и таким же непонятным. Он был меньше его ладони, а по форме не слишком отличался от саманного кирпича. С одной его стороны имелось шесть глубоких отверстий, и когда он повернул его к свету, то увидел, что каждое из них имеет номер, изображенный у основания отверстия: 1, 8, 6, 1, 7, 3.

Это казалось бессмысленным, как и сверкающий прут, отходивший от одного из концов предмета. Чимал попытался согнуть его или скрутить, но тот не поддавался. Тогда он попробовал нажать на него, но уколол себе палец: оказалось, что он был усеян маленькими, впивающимися в кожу шипами. Бессмыслица. Он бросил предмет, а девушка сразу схватила его и прижала к груди.

Все в этой девушке было тайной. Он наклонился и коснулся широкой металлической ленты, опоясывающей ее голову. Она была сделана из того же материала, что и остальные покрытия на ее голове, и скреплялась на шее шариками, которые двигались, когда двигалась она. Из туннеля донесся какой-то шум.

Чимал вскочил на ноги, держа наготове обломок ножа. Появилась другая девушка. Она была одета, как и первая, и не обратила на него ни малейшего внимания. Наклонившись над первой девушкой, она мягко заговорила. Судя по звукам ее голоса, она говорила что-то утешительное. Снова послышались крики, и третья, почти такая же фигура, появилась из металлической двери. На этот раз это оказался мужчина, но поведение его ничем не отличалось от поведения второй девушки.

Появилось еще трое, и Чимал отступил, испуганный тем, что их так много, хотя они по-прежнему не обращали на него внимания. Они помогли первой девушке подняться и говорили все вместе, одновременно, так же безумно и бессмысленно мешая слова, как это делала первая девушка, Казалось, что они пришли к какому-то решению, прежде чем весьма неохотно признали его присутствие. Они бросали на него быстрые взгляды, но тут же отводили глаза. Пожилой человек с потрескавшимися губами и морщинами вокруг глаз сделал шаг по направлению к Чималу, посмотрел прямо ему в глаза, потом заговорил:

– Мы пойдем к главтелю.

– Куда? Человек со странной неохотой, отвернувшись при этом в сторону, повторял и повторял слово, пока Чимал не смог повторить его, хотя и не понимая при этом его смысла.

– Мы пойдем к Главному Наблюдателю, – снова сказал человек и обернулся, как будто увидев что-то интересное в глубине туннеля. – Ты пойдешь с нами.

– Почему? – спросил Чимал. Он устал, был голоден и хотел пить, и его раздражали все эти не понимаемые им вещи. – Кто вы? Что это за место? Отвечайте. – Но человек лишь покачал головой и развел руками в извиняющимся жесте.

Первая девушка, чьи глаза покраснели, а лицо хранило следы слез, выступила вперед.

– Пойдем с нами к Главному Наблюдателю, – сказала она.

– Ответьте на мои вопросы. Она посмотрела на остальных в поисках поддержки.

– Он ответит на твои вопросы.

– Главный Наблюдатель – человек? Почему вы не сказали мне этом с самого начала? – Они не ответили. Безнадежно. Он вполне мог бы пойти с ними. Если они решат остаться здесь, это все равно ничего ему не даст. Должно быть, они едят и пьют. Может быть, он найдет по дороге какие-то припасы. – Я пойду, – сказал он и сделал шаг вперед.

Они быстро шли впереди него, показывая путь. Никто из них не побеспокоился, чтобы пойти за ним. Они свернули в одно ответвление от туннеля, потом в другое, прошли мимо многих дверей, и вскоре он совершенно потерял ориентировку. Они спускались по широким лестницам, очень похожим на ту, что вела к пирамидам. Некоторые из них были очень широкими, в них находились различные приборы из металла, назначение которых ему было совершенно непонятно. Ни один из них, казалось, не содержал ни еду, ни питье, так что он не стал возле них останавливаться. Он ощущал огромную усталость. Ему казалось, что прошло очень много времени, прежде чем они вошли в очень высокую пещеру и он оказался перед человеком, одетым так же, как и остальные, если не считать того, что его одеяние было красном цвета. Должно быть, он был их вождем или предводителем, подумал Чимал, а может быть, даже жрецом.

– Если ты – Главный Наблюдатель, то я хочу, чтобы ты ответил на мои вопросы...

Человек смотрел мимо Чимала, сквозь него, словно того вообще не существовало. Он спокойно обратился к остальным:

– Где вы его нашли?

Девушка дала один из тех непонятных ответов, который на это раз не удивил Чимала. Он нетерпеливо оглядел помещение, полное странных предметов. У одной из стен стоял маленький столик, а на нем – ряд незнакомых предметов, один из которых мог быть чашей. Чимал подошел и увидел, что один из предметов содержит в себе прозрачную жидкость, возможно, воду. В этом мире все вызывало у него подозрение, поэтому он окунул в сосуд палец и осторожно лизнул его. Вода, ничего больше. Поднеся сосуд ко рту, он осушил половину его одним глотком. Вода была совершенно безвкусной и походила на дождевую, но она утолила его жажду. Он ткнул пальцем в какие-то серые вафли, и они хрустнули от его прикосновения. Чимал взял одну из них и поднес к тому человеку, который находился к нему ближе других.

– Это еда? – спросил он. Человек отвернулся и попытался потеряться среди прочих, но Чимал схватил его за руку и повернул к себе.

– Ну, так как? Скажи же мне. – Человек испуганно кивнул, и, едва лишь Чимал отпустил его, поспешно удалился. Вещество оказалось невкусным, не более приятным, чем пепел, но он наполнил им желудок.

Когда Чимал утолил голод, его внимание вновь вернулось к происходящему в помещении.

Девушка кончила свое объяснение, и облаченный в красное одеяние Главный Наблюдатель обдумывал свое решение. Он прохаживался мимо собравшихся, держа руки за спиной и плотно сжав губы, погруженный в свои мысли. В комнате царила тишина: все ждали, что скажет он. Озабоченные морщинки у глаз и углубившиеся морщины на лбу служили признаками того, что он полностью погружен в свои раздумья и придает большое значение решению, которое должен принять. Чимал запил съеденное оставшейся водой. Он не пытался вмешаться еще раз. Во всем, что делали эти люди, было какое-то безумие, или же их поступки можно было принять за игру, подобную той, в которую играют дети, когда уверены, что никто за ними не следит.

– Мое решение таково, – проговорил Главный Наблюдатель, поворачиваясь к остальным. От сознания собственной ответственности движения его сделались особенно медленными. – Вы слышали отчет Хранителя Оружия. Вам известно, где... – впервые за все время он бросил быстрый взгляд на Чимала, потом так же быстро отвел глаза, – он был найден. Я утверждаю, что он явился из долины. – Некоторые из собравшихся оглянулись и посмотрели на Чимала так, как будто подобное определение давало ему право присутствия, которого у него не было ранее. Усталый и измученный, Чимал прислонился к стене и языком выковыривал из зубов остатки съеденной им еды. – Теперь прошу следить внимательно за моими мыслями, поскольку это чрезвычайно важно. Этот человек явился сюда из долины, но вернуться в долину он не может. Я скажу вам, почему. В клефгвебрет записано, что люди долины, дерреры, не должны знать о Наблюдателях. Это запрещено. Значит, этот не должен вернуться в долину.

А теперь слушайте еще внимательнее. Он здесь, но он не Наблюдатель. Здесь же дозволено находиться только Наблюдателям. Может ли мне кто-нибудь сказать, что это означает?

Последовало долгое молчание, которое в конце концов нарушил чей-то слабый голос:

– Он не может находиться здесь и не может вернуться в долину.

– Совершенно верно, – сказал Главный Наблюдатель, подтвердив правоту своих слов кивком.

– Тогда скажи нам, что же мы должны делать?

– На этот вопрос вы должны ответить сами. Ваши сердца должны подсказать вам ответ. Человек, который не может находиться ни здесь, ни в долине, вообще нигде не может находиться. Таковы правила. Человек не может существовать нигде, а человек, который нигде не существует, мертв.

Это последнее слово было достаточно ясным, и Чимал плотнее сжал в кулаке нож и прижался спиной к стене. До остальных смысл дошел не так быстро, и прошли долгие секунды, прежде чем кто-то сказал:

– Но он не мертв, он жив.

Главный Наблюдатель кивнул и обратился к говорившему – сгорбленному человеку со старым, морщинистым лицом:

– Твои слова правильны, Наблюдатель Силы, а поскольку ты так ясно все понимаешь, тебе надлежит разрешить для нас эту проблему и устроить так, чтобы он был мертв. Потом он дал человеку какие-то совершенно непонятные инструкции и, когда Наблюдатель вышел, обернулся к остальным:– Наш тикв состоит в том, чтобы охранять и защищать жизнь, вот почему мы являемся Наблюдателями. Но в мудрости Великого Созидателя... – произнеся последние слова, он коснулся пальцами правой руки маленькой коробочки, свисающей с его шеи, и шелест движения прошел по рядам собравшихся, повторивших его жест, – предусмотрено смирение для всех, и это то, что нам сейчас нужно.

Когда он кончил говорить, вернулся старый Наблюдатель. Он нес кусок металла, размером и формой напоминающий крупный деревянный сук. Он со стуком опустил его на пол, и Наблюдатели расступились, давая ему место. Чимал разглядел, что на одном его конце что-то вроде рукоятки с большими буквами под ней. Он наклонил голову, силясь прочитать, что же там написано. П...о...в...е...р...н...у...т...ь. Повернуть. Буквы были такими же, как те, что он учил в школе при храме.

– "Повернуть", – вслух прочитал человек.

– Сделай это, Наблюдатель Силы, – приказал Главный Наблюдатель.

Человек повиновался. Он поворачивал рукоятку до тех пор, пока не послышалось громкое шипение. Едва звук замер, конец металла отошел в его руке, и Чимал увидел, что предмет этот невелик – всем лишь металлическая трубка. Человек вытащил из нее нечто вроде длинной палки с шишечкой на конце. Когда он это сделал, на пол упал лист бумаги. Он посмотрел на него, потом протянул Главному Наблюдателю.

– "Пуиклинг струсинг", – прочел тот вслух. – Это для того, чтобы убить. Часть с буквой А держать в левой руке. – Он и все остальные посмотрели на Наблюдателя Силы, который снова и снова вертел в руках приспособление.

– На металле много букв, – сказал тот. – Есть С, есть В...

– Это понятно, – отрезал Главный Наблюдатель. – Ты найдешь часть с буквой А и возьмешь ее в левую руку.

Вздрогнув, как будто ударенный этой холодной фразой, Наблюдатель принялся вертеть предмет, пока не нашел нужную букву. Тогда он сжал эту часть в левой руке и триумфально потряс приспособлением для убийства.

– Следующее. Сужающуюся часть с буквой В на ней взять в правую руку. – Это требование было быстро выполнено. – Потом часть приспособления с буквой С поместить на правое плечо.

Все следили за тем, как человек поднял предмет и положил его на плечо, так что левая рука его поддерживала предмет снизу, а правая – сверху. Главный Наблюдатель посмотрел на все это и одобрительно кивнул.

– Теперь я буду читать, как убивать. «Прибор должен быть нацелен на существо, которое нужно убить». – Тут Главный Наблюдатель поднял глаза и увидел, что приспособление смотрит прямо на него. – Не на меня, дурак, – сердито бросил он, и остальные стали разворачивать Наблюдателя так, чтобы прибор смотрел на то место, где стоял Чимал. Потом все отошли в сторону и застыли в ожидании. Главный Наблюдатель прочел:– «Для тот чтобы убить, маленький металлический рычажок с буквой Д на нем должен быть отведен указательным пальцем правой руки». – Он посмотрел на Наблюдателя, делавшего тщетные попытки нащупать рычажок.

– Я не могу этот сделать, – сказал тот. – Мой палец наверху, а рычажок внизу.

– Так поверни свою неуклюжую руку! – потеряв терпение, крикнул Главный Наблюдатель.

Чимал наблюдал все это, не веря собственным глазам. Неужели эти люди не умеют обращаться с оружием для убийства?! Должно быть, это действительно так, иначе они не стали бы так нелепо вести себя. И неужели они собираются его убить... вот так просто? Лишь нереальность всей этой, похожей на сон сцены помешала ему вмешаться в происходящее. К тому же, по правде говоря, ему хотелось увидеть, как действует это странное оружие. А потом сделать что-нибудь было уже поздно, потому что старый Наблюдатель дотянулся скрюченным пальцами до металлического рычажка и нажал на него.

Чимал нырнул в сторону. Едва он сделал это, как горячая волна воздуха ударила ему в лицо, а один из приборов, стоящих у стены за ним, взорвался и загорелся. Закричали люди. Чимал кинулся в толпу людей, а оружие повернулось за ним и снова изрыгнуло огонь. На это раз раздался крик боли, и одна из женщин упала. Одна часть ее головы сделалась сожженной и потемневшей, как будто ее опалило огнем.

Теперь огромное помещение наполнилось криками ужаса и топотом бегущих людей. Чимал пробирался сквозь толпу, отбрасывая тех, кто появлялся на его пути. Наблюдатель с оружием остался стоять так, как стоял, не опуская оружия. Глаза его расширились от ужаса. Чимал ударил его в грудь кулаком и вырвал оружие из его слабых рук. Теперь Чимал чувствовал себя сильным и способным смотреть в лицо любому нападению.

Но ничего подобного не произошло. В помещении продолжала царить неразбериха, хотя чей-то голос к призывал к порядку. На него опять никто не обращал внимания. Он принялся сновать в толпе, пока не нашел ту девушку, что первой встретил в туннеле. Он мог бы завладеть любым. Возможно, он выбрал ее потому, что она была наиболее знакомым ему существом из всех, находящихся в зале. Схватив ее за руку, он повлек ее к выходу из пещеры.

– Уведи меня отсюда, – велел он.

– Куда? – спросила она, слабо сопротивляясь его хватке. Куда?

В такое место, где он мог бы отдохнуть и поесть.

– Отведи меня к себе домой, – он указал ей на коридор и подтолкнул в спину своим новым оружием.

2

В коридоре даже стены были металлическими. Присутствовали здесь и другие, незнакомые ему материалы, но следов камня не было видно. Чимал почти бежал за девушкой мимо бесконечного ряда совершенно одинаковых дверей. Внезапно она остановилась.

– Моя, – сказала она. Было видно, что страх перед неизвестным все еще не отпустил ее, и она не вполне понимает, что происходит.

– А как ты узнала? – подозрительно спросил он, боясь возможной ловушки.

– По номеру.

Он посмотрел на черные цифры, кивнул головой и толкнул дверь. Он втащил девушку вовнутрь, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной.

– Какой маленький дом, – сказал он.

– Это комната.

Ширина комнаты не превышала размеров человеческого роста, длина равнялась двум таким ростам. На возвышении лежало нечто, что могло служить циновкой для спанья, в вдоль стен находились шкафы. Кроме того, в стене была еще одна дверь, и он открыл ее. За ней оказалась комната еще меньших размеров, содержавшая сиденье с крышкой и ряд непонятных устройств, вделанных в стену. Из этой комнаты, похоже, выхода не было.

– У тебя есть еда? – спросил он.

– Нет, конечно нет, Не здесь.

– Вы едите?

– Но не в комнате же! За тей когхом вместе с другими. Таков обычай. – Еще одно странное слово. Его голова уже болела от обилия их. Следовало узнать, где он очутился и кто такие эти люди, но вначале он должен был отдохнуть: усталость превратилась в серое покрывало, угрожающее оплести его и задушить. Если он уснет, она может позвать на помощь, у нее была коробочка, которая разговаривала с ней. Она и прислала ей помощь, когда они встретились в первый раз.

– Сними это, – велел он ей, указывая на ее пояс.

– Но в присутствии других этот не делают, – возразила она в ужасе.

Чимал слишком устал для том, чтобы вести споры. Он ударил ее по лицу.

– Сними.

На ее белой коже остался красный след от удара. Она зарыдала и что-то сделала с поясом. Тот упал на пол. Чимал схватил его и отбросил к дальней стене.

– Из той маленькой комнатки с сиденьем есть выход? – спросил он, и когда она отрицательно покачала головой, втолкнул ее в эту комнатку. Потом он закрыл дверь и лег возле нее, чтобы она не могла выйти, не потревожив его при этом. Он положил руки под голову, прижал к груди вещь, из которой убивают, и мгновенно заснул.

Сколько прошло времени, прежде чем он открыл глаза, было непонятно. Все так же горел свет под потолком. Он переменил положение и снова уснул.

Его раздражали толчки. Он что-то пробормотал во сне, но не проснулся. Он лишь пошевелился, чтобы уйти от источника раздражения, но тот продолжал ему мешать. Открыв отуманенные сном глаза, он никак не мог понять, где находится. Моргая, он смотрел на убегающую от него через комнату черную фигуру. Хранительница Оружия была уже у двери, когда он обрел способность понимать. Он заставил себя вскочить, потянулся и как раз успел поймать ее за лодыжку. Едва лишь он коснулся ее, как она утеряла всяческую способность к сопротивлению и лишь рыдала, пока он тащил ее по полу и закрывал дверь. Склонившись над ней, он потряс головой, отгоняя остатки сна. Тело его все еще болело, а голова кружилась от усталости, несмотря на отдых.

– Где вода? – спросил он, толкая ее. Она лишь громче застонала, открыла глаза, полные слез, и сжала кулаки. – Перестань. Я тебе больно не сделаю. Просто мне нужна помощь. – Несмотря на свои слова, он рассердился на нее, когда она ничего не ответила, и снова пнул ее. – Говори.

Все еще рыдая, девушка повернулась и показала на комнату, в которой он ее держал. Он заглянул в нее и увидел, что в маленьком сиденье под крышкой на шарнирах имеется большой сосуд с водой. Когда он наклонился, чтобы отпить из него, девушка тревожно вскрикнула. Сна села и в ужасе замотала головой.

– Нет, – удалось ей выдавить из себя. – Нет. Эта вода... она не для питья. Там, на стене, в нодрене, вода, которую можно пить.

Обеспокоенный ее явной тревогой, Чимал заставил ее войти в комнату и объяснить ему действие приспособлений. Она даже не взглянула на маленький стульчик с сосудом, но сняла со стены другой сосуд с холодной водой, которая побежала из трубки, когда она как-то по особому ее потрогала. Напившись, он стал указывать на другие приспособления в комнате, и она принялась объяснять ему, что это такое. Душ привел его в восхищение. Он настроил его таким образом, чтобы струя воды была обильной и горячей, сорвал с себя макстили и встал под нее. Дверь осталась открытой, и поэтому он мог видеть девушку. Когда она снова вскрикнула, закрыла лицо руками и отбежала к противоположной стене, он перестал обращать на нее внимание. Действия ее были настолько непонятны, что он и не пытался в них разобраться – пусть делает, что хочет, лишь бы не пыталась вновь убежать. Он нажал на кнопку, и на него брызнула мыльная пена. Вначале ему стало очень больно, но потом израненое тело почувствовало себя гораздо лучше. Потом он повернул ручки так, чтобы струя воды стала совсем холодной, а затем нажал другое устройство, и его обдало струей теплого воздуха. Пока его тело высыхало, он прополоскал макстили, выжал и снова надел.

Впервые с тех пор, как он вошел в дверь в скале, у него было время посидеть и подумать. До сей поры на него действовали различные события, а он на них реагировал. Теперь, возможно, он мог получить ответы на множество волновавших его вопросов.

– Повернись и прекрати этот шум, – сказал он девушке и опустился на циновку для спанья. Она была очень удобной.

Она царапала пальцами стену, как будто хотела проложить себе путь сквозь нее. Потом, через некоторое время, она нерешительно оглянулась и посмотрела на 'него. Увидев, что он сидит, она полностью повернулась к нему и застыла, сцепив перед собой пальцы.

– Вот так-то лучше. – Ее лица было белой маской, глаза обведены красными кругами, под ними – темные тени от долгого плача. – А теперь скажи мне, как тебя зовут.

– Наблюдатель Оружия.

– Ладно, Оружейница. Что ты здесь делаешь?

– Выполняю свою работу, как приказано. Я – трепиол мар...

– Я хочу знать не то, что делаешь здесь ты, но что все вы здесь делаете в этом туннеле под горами.

В ответ она покачала головой.

– Я... я тебя не понимаю. Каждый из нас выполняет свою работу и служит Великому Созидателю, как это велит нам наш долг...

– Хватит. Твои слова ничего не значат. – Они говорили тем же языком, но слова были новыми, и он не мог понять, как заставить ее понять его. Пожалуй, следует начать с самом начала и при этом не спешить. – Перестань бояться. Я не хочу причинить тебе вреда, Это ваш Главный Наблюдатель посылает за вещью, которая убивает. Сядь. Сюда, рядом со мной.

– Я не могу, потому что ты... – ужас помешал ей закончить.

– Что я?

– Ты... ты... ты не покрыт.

Чимал мог это понять. У этих людей из пещеры табу насчет хождения непокрытыми. У них в долине женщины обязаны прикрывать верхние части тела хайпили, когда входят в храм.

– Я ношу макстили, – сказал он, указывая на льняную ткань. – Других покрытий у меня здесь нет. Если у тебя есть, я сделаю так, как ты хочешь.

– Ты сидишь на одеяле, – сказала она.

Он обнаружил, что на циновке для спанья лежат покровы, и верхний из них сделан из мягкой и богатой ткани. Когда он обернул ее вокруг себя, девушка с облегчением вздохнула. Она не села рядом с ним. Вместо этого она нажала кнопку в стене, и от нее отскочило маленькое черное сиденье. Она опустилась на него...

– Начнем, – проговорил он. – Вы прячетесь здесь в скале, но вам известно о моей долине и моем народе. – Она кивнула. – Хорошо, пойдем дальше. Вам известно о нас, но нам неизвестно о вас. Почему?

– Нам велено быть Наблюдателями.

– И тебя зовут Наблюдательницей Оружия. Но почему вы наблюдаете за нами тайно? Что вы делаете?

Она беспомощно покачала головой.

– Я не могу говорить. Подобное знание запрещено. Убей меня, так будет лучше. Я не могу говорить... – она с такой силой прикусила нижнюю губу, что крупная капля крови выступила на ней и потекла по подбородку.

– Я должен знать эту тайну, – спокойно возразил он. – Я хочу знать, что происходит. Вы – из внешнего мира, лежащего за пределами моей долины. У вас есть металлические инструменты и все, чего лишены мы, и вы знаете о нас – но вы скрываетесь. Я хочу знать почему...

Низкий гул, нечто вроде величественной песни, наполнил комнату, и Чимал мгновенно вскочил на ноги, держа наготове вещь, которая убивает.

– Что это? – спросил он, но Наблюдательница Оружия его не слушала. Едва лишь возник этот звук, она вскочила на ноги, потом опустилась на колени и склонила голову над сложенными вместе ладонями. Она бормотала молитву или пела какую-то песню, и слова ее терялись, поглощенные более громким звуком. Звук раздавался трижды, и при третьем его повторении она взяла в руки маленькую коробочку, что свисала с ее шеи на тонкой веревке, и обнажила один из пальцев. При четвертом повторении она крепко прижала отходящий от коробочки металлический прут, так что он ушел в коробочку, а потом медленно вернулась на место. Тогда она выпустила коробочку и принялась вновь укутывать свой палец. Но прежде чем она успела это сделать, Чимал потянулся, поймал ее за руку и перевернул ладонью вверх. На ее руке остались царапины от шипов на пруте, и даже выступило несколько капель крови. Весь ее палец был покрыт крохотными шрамами. Оружейница отдернула руку и быстро натянула одежду, скрыв палец.

– Вы делаете много странного, – сказал он и взял коробочку из ее рук. Она подвинулась ближе к нему, когда он посмотрел на маленькие окошечки. Цифры были те же, что и раньше – или нет? Не стояла ли справа, с краю, цифра три? Теперь там находилась цифра четыре. Охваченный любопытством, он нажал на этот прут, хотя тот и причинял ему боль. Оружейница вскрикнула и вцепилась в коробочку. Теперь последней цифрой было пять. Он выпустил коробочку, и девушка отскочила от него, прижимая к груди предмет, и отбежала в дальний угол комнаты.

– Очень странные вещи, сказал он, глядя на пятна крови на своем пальце. Прежде чем он успел заговорить снова, в дверь негромко постучали, и чей-то голос произнес:

– Наблюдательница Оружия!

Чимал прыгнул к ней и положил ладонь на ее губы. Она закрыла глаза, содрогнулась и обмякла. Но упасть не упала: он держал ее крепко.

– Наблюдательница Оружия! – повторил тот же голос. Потом другой голос сказал:

– Ее здесь нет. Открой дверь и загляни.

– Подумай о ненарушимости уединения! Что, если она там, за дверью, а мы войдем?

– Если она там, то почему не отвечает?

– Она не отчиталась за фемио йербф, может быть, она больна.

– Главный Наблюдатель приказал нам найти ее и сказал, что мы должны заглянуть в ее отсек.

– Сказал ли он, чтобы мы заглянули к ней в отсек или в ее отсек? Это большая разница.

– Он сказал "в".

– Тогда мы должны открыть дверь.

Едва лишь дверь начала открываться, как Чимал сам распахнул ее и ударил в живот человека, стоящем за ней. Тот сразу же рухнул на пол, увлекая за собой вещь для убийства, которую держал в руках. Второй человек побежал, но у него не было оружия, и Чимал легко догнал его, ударил кулаком в бок и втащил в комнату.

Глядя на три бесчувственных тела, Чимал решал, что же ему делать. Скоро на поиски придут другие люди, это ясно, так что здесь он оставаться не может. Но где он сможет спрятаться в этом странном месте? Ему нужен проводник, а легче всего иметь дело с девушкой. Он поднял ее, перебросил через плечо и поднял вещь, которая убивает. Выглянув в коридор, он увидел, что тот пуст. Он быстро вышел из комнаты и двинулся в направлении, противоположном тому, откуда пришли двое.

Здесь тоже было много дверей, но прежде чем начать поиски, ему следовало отойти на некоторое расстояние. Он повернул за один угол, потом за другой. Он был начеку и каждое мгновение ожидал встречи с кем-нибудь. Пока что этого не произошло. Еще один поворот привел его в небольшой зал, вновь с каменными стенами, заканчивающийся широкой дверью. Не желая возвращаться назад, он потянул за ручку, и дверь открылась. Он держал оружие наготове, но за дверью его никто не ждал. За ней оказалась очень большая вытянутая в длину пещера. Она была разделена на множество отсеков, в каждом из которых находились лари и бесчисленные полки. Нечто вроде кладовой. Вполне подойдет, пока девушка не придет в себя, а тогда он заставит отвести себя в такое место, где есть еда и где безопасно. Может быть, даже здесь есть еда, такое предположение не казалось невозможным. Он прошел в дальнюю часть пещеры, в темный отсек, куда доходило мало света, и опустил ее на пол. Она не пошевелилась, и он оставил ее лежать, а сам пошел вдоль отсеков, открывая коробки и заглядывая на полки. В одном из ларей он обнаружил много черной одежды странной формы. Развернув одно из одеяний, он обнаружил, что длинные его части напоминают по форме руки и ноги. То была одежда, которую он видел на Наблюдателях. Взяв два комплекта, он вернулся к девушке, Она все еще не двигалась. Поднеся одежду поближе к свету, он попытался понять, каким образом она надевается. Воздух здесь был прохладнее, чем в комнате Оружейницы, и он не возражал против того, чтобы надеть на себя что-то теплое.

После целого ряда проб и после того, как один из комплектов одежды он в ярости изорвал на куски, он обнаружил, что в том месте, где должен находиться подбородок одетого в костюм, на материале маленькая металлическая кнопка и что она способна двигаться, если ее потянешь вниз. А когда она двигалась, одежда разделялась пополам до выступов ног. Таким образом он открыл множество вещей, но с отвращением отбросил одежду, когда обнаружил, что ноги его проталкиваются в нижние части комплекта лишь наполовину. Должно быть, одежда была сделана на разные размеры, а ему попался самый маленький. Наверное, можно было найти и большой комплект, и в этом случае ему должна была помочь девушка. Чимал подошел к ней, но она все еще лежала с закрытыми глазами и хрипло дышала; кожа ее имела сероватый оттенок, а когда он коснулся ее, то обнаружил, что она холодная и слегка влажная. Он подумал, не случилось ли чего. Может быть, она поранилась, когда падала? Движимый любопытством, он нащупал кнопку у нее под подбородком и потянул ее вниз. Одежда разошлась надвое. Насколько он видел, ранена она не была. Кожа ее была белая, как бумага, и под ней ясно проглядывали ребра. Грудь ее была неразвита, как у девочки-подростка, и, глядя на это обнаженное тело, он не испытывал абсолютно никаких чувств. Талию ее обвивал широкий пояс из какого-то серого вещества, поддерживаемый веревкой, продернутой спереди за концы пояса. Он дернул за веревку, расстегнул пояс и увидел, что в тех местах, где пояс касался тела, кожа была красной и воспаленной. Проведя пальцем по внутренней стороне пояса, он обнаружил, что поверхность его была неровной и шероховатой, как если бы ее усеивало множество колючек кактуса. Это было выше его понимания. Он отбросил его в сторону и оглядел твердые части костюма, как бы скрепляющие мягкие. Возможно, она была очень слабой, и эти части помогали ей держаться прямо. Но неужели здесь все настолько слабы? Он разнял кусок металла, поддерживающий ее голову, и тот отошел в сторону, увлекая за собой капюшон. Ее снятые бритвой волосы чуть-чуть отросли и стояли на голове темным ежиком. До чего же все это трудно понять! Он застегнул на ней одежду, надвинул на голову капюшон, сел на корточки и задумался. Так он сидел некоторое время, прежде чем она открыла глаза.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

Она быстро заморгала и оделась. Только после этого она ответила:

– Хорошо, я думаю. Просто я очень устала,

На этот раз Чимал решил запастись терпением. Если он ударит ее, она снова начнет плакать, и опять ничего не получится.

– Ты знаешь, что это такое? спросил он, указывая на штабели одежды.

– Это вебин... Откуда ты их взял?

– Их здесь очень мною. Я хотел одним из них покрыть свое тело, но все слишком маленькие для меня.

– У них внутри есть номера, вот, смотри, – она села и указала на в внутреннюю сторону одного из костюмов.

– Я покажу тебе, где они лежат. Найди мне подходящий.

Оружейница была готова прийти к нему на помощь, но когда она захотела встать, ей это не удалось. Он помог ей подняться на ноги. На этот раз его прикосновения уже не беспокоили ее – она приняла их как необходимую помощь. Он подвел ее к ларям, и она указала на самый последний из них.

– Вот здесь должны лежать самые большие, – сказала она.

Она закрыла глаза и отвернулась, когда он развернул один из комплектов и принялся влезать в него, Одежда мягко окутала его, и телу сразу стало тепло и уютно.

– Ну вот, теперь я похож на всех остальных, – сказал он. Она посмотрела на него, и взгляд ее сделался не таким напряженным.

– Теперь мне можно уйти? – нерешительно спросила она.

– Очень скоро, – солгал он ей. – Только ответь на несколько вопросов. Здесь есть еда?

– Я... не знаю. Я была в кладовой только один раз, очень давно...

– Каким словом ты назвала это место?

– Кладовая. Место, где хранят вещи.

– Кладовая, я запомню это слово. И я узнаю, что означают многие другие слова, прежде чем покину это место. Ты можешь узнать, есть ли здесь еда?

– Да, думаю, можно посмотреть.

Чимал следовал за ней на расстоянии в несколько ярдов, готовый кинуться и схватить ее, если она попытается бежать, однако вплотную он к ней не подходил, создавая у нее иллюзию свободы. Она нашла несколько упакованных брусков и сказала, что это неприкосновенный запас – такая еда, которую можно есть только в случае, когда любая другая оказывается вне пределов досягаемости. Прежде чем вскрыть один из них, он отнес их в укромный уголок, облюбованный им ранее.

– Вкус не очень хороший, – сказал он ей, сняв прозрачную упаковку и попробовав находящуюся под ней пасту.

– Она очень питательная, – возразила ему девушка. Потом, поколебавшись, она попросила дать попробовать и ей. Он дал ей пакет после том, как она объяснила ему, что означает новое слово.

– Ты живешь здесь всю свою жизнь? – спросил он, облизнув пальцы.

– Да, конечно, – ответила она, удивленная его вопросом.

Чимал начал не сразу. Вначале он тщательно все обдумал, Эта девушка должна знать все то, что хочет узнать он... Но как заставить ее рассказать все ему? Он понимал, что для того, чтобы получить нужные ответы, ему нужно задавать правильные вопросы, как будто перед ним был ребенок, а разговор их был игрой с особыми правилами.

– Ты когда-нибудь выходила отсюда во внешний мир, в долину?

Она казалась испуганной.

– Конечно, нет. Это невозможно. – Внезапно ее глаза расширились. – Я не могу тебе сказать.

Чимал быстро переменил тему.

– Вы знаете о наших богах? – спросил он, и она кивнула в знак согласия. – Вы знаете о Коатлики? Коатлики, которая входила в эти пещеры?

– Я не могу тебе сказать об этом.

– Похоже, вы можете сказать мне лишь об очень немногом. – Но, говоря это, он улыбался ей, а не угрожал, как мог это сделать ранее, и она едва заметно улыбнулась ему в ответ. Он продолжал:– А ты не думала над тем, как я мог попасть в это место, где ты меня нашла?

– Я об этом не думала, – честно согласилась Оружейница. Неизвестное явно не вызывало особого любопытства. – Как же ты туда попал?

– Я последовал из долины за Коатлики. – Неужели не было способа получить у девушки какую-то информацию? Что она хотела услышать? – Я хочу вернуться. Как ты думаешь, я смогу?

Она села и радостно кивнула:

– Да, я думаю, что именно это тебе и следует сделать.

– Ты мне поможешь?

– Да. – Потом ее лицо потемнело. – Ты не можешь этого сделать. Ты расскажешь им о нас, а это запрещено.

– Если я расскажу им, разве мне поверят? Или же они предпочтут отвести меня в храм и там высвободить из моей головы плененного бога.

Она задумалась.

– Да, именно так бы и произошло. Жрецы убили бы тебя в храме. Остальные поверили бы в то, что тобою овладели боги.

«Ты многое о нас знаешь, – подумал он, – а я не знаю о вас ничего, кроме того, что вы существуете. Нужно это изменить». Вслух же он сказал:

– Я не могу вернуться тем путем, которым пришел, но есть, может быть, другой путь...

– Я не знаю другого, кроме того, что используется для кормления хищников. – Рука ее взметнулась ко рту, а глаза расширились – она поняла, что сказала слишком много.

– Хищники, конечно же, – он почти выкрикнул эти слова, вскочил на ноги и принялся расхаживать по отсеку туда-сюда. – Именно это вы и делаете. Вы их кормите. Вы приносите им своих принесенных в жертву и мертвых, вместо того чтобы их хоронить. Вот так мясо попадает на уступ. Не боги приносят его туда.

Оружейница пришла в ужас:

– Мы вовсе не кормим их плотью мертвых. Они едят мясо тивов... – Внезапно она прервала себя. – Больше я ничего не могу тебе сказать. Я вообще не могу с тобой говорить, потому что начинаю сообщать тебе то, что не должна.

– Ты скажешь мне гораздо больше. – Он потянулся к ней, но она отпрянула от него, и глаза ее налились слезами. Так не годится. – Я тебя не трону, – сказал он, отодвигаясь в дальний угол отсека, – так что не нужно бояться. – Как же заставить ее помочь ему? Он кивнул в сторону вороха одежды и конца пояса, высовывающегося из-под нее. Он вытащил его и показал ей. – Что это такое?

– Монасин. Он не должен здесь находиться.

– Объясни мне слово. Что оно означает?

– Подавление. Это священный хранитель чистоты, ясности мыслей. – Она вдруг замолчала, ахнула, и рука ее взметнулась к талии. Кровь прилила ей к лицу, когда она обнаружила, что произошло. Он кивнул:

– Да, это твой. Я взял его у тебя. Теперь ты зависишь от меня. Ты отведешь меня к тому месту, куда садятся хищники? – Когда она покачала головой, он сделал шаг к ней и сказал:– Нет, отведешь. Ты отведешь мена туда, чтобы я смог вернуться к своему народу, и тогда ты сможешь забыть обо мне. Когда я окажусь в долине, то уже не смогу причинить тебе вред. Но если я останусь с тобой, я знаю, что сделаю с твоим табу. На этот раз я сделаю большее. Я расстегну на тебе одежду, сниму ее...

Она упала, но сознание не потеряла. Он не помог ей встать, потому что понимал, что его прикосновение может завести ее страх настолько далеко, что она уже не сможет ничем ему помочь. Теперь она находилась как раз в нужном для него состоянии.

– Вставай, – сказал Чимал, – и отведи меня туда. Больше ты ничего сделать не сможешь.

Он отступил, и она поднялась, цепляясь за полки. Когда она пошла вперед, он двинулся на расстоянии шага за ней, не касаясь ее, с вещью, которая убивает, наготове.

– Не подходи к людям, – предупредил он ее. – Если кто-нибудь попытается нас остановить, я его убью. Значит, если такого человека позовешь ты, то можешь считать, что это ты его убила.

Чимал не знал, значит ли для нее что-нибудь такое предупреждение и поэтому она избирает пустынные коридоры, или же в этих местах всегда так пустынно, но как бы то ни было, а они никого не встретили. Лишь однажды послышались шаги в боковом проходе, но когда они дошли до него, там никого не оказалось.

Прошло много времени, прежде чем они вошли в туннель, ответвляющийся от главной пещеры. Оружейница, шатаясь от усталости, молча указала на него, но согласно кивнула, когда Чимал спросил ее, ведет ли этот туннель к месту их назначения. Он очень напоминал ему тот путь, которым он пришел сюда. Полом служил гладкий камень, тогда как стены и потолок были более шершавыми и хранили на себе следы инструментов, вырезавших их. Но было и важное отличие: к полу были прикреплены два тонких металлических прута. Они стелились по полу и исчезали в глубине прямого как стрела туннеля.

– Отпусти меня, – попросила она.

– Мы останемся вместе до конца пути. – Не было надобности объяснять ей, что он вовсе не собирается покидать эти туннели, но лишь собирает сведения о них.

Путь был очень долгим, и он пожалел, что не захватил с собой воды. Наблюдательница Оружия просто качалась от усталости, и им пришлось дважды останавливаться на отдых. В конце туннель расширился, превратившись в более широкую пещеру. Металлические прутья уходили в глубину другого туннеля, начинающегося от конца первом.

– Что это? – спросил Чимал, оглядывая незнакомое место.

– Там выход, – сказала она, указывая рукой. – Если хочешь выглянуть, подними вон то прикрытие, а здесь расположены приборы, открывающие дверь.

В том месте, куда она указывала, в стену была вделана широкая металлическая панель с диском в центре ее. Диск отошел в сторону, когда он его толкнул, и открылось отверстие, в которое можно было смотреть. Он смотрел в расщелину между двух скал на дневное небо. Вдалеке, кажущиеся голубыми с такого расстояния, маячили утес и гряда пиков за деревней Заахил. Прямо перед ним виднелся уступ, ка котором маячил темный силуэт хищника. Широко расправив крылья, тот помедлил мгновение и устремился к солнечному свету.

– Говорит Наблюдательница Оружия, – услышал он слова и быстро обернулся. Она отошла в другой конец пещеры и говорила в металлическую коробочку, висевшую на стене. – Он здесь, со мной. Немедленно приходите и заберите его.

3

Чимал схватил девушку за руку, оттащил ее прочь от металлической коробочки и швырнул ее на пол. На коробочке был круглый диск спереди, кнопка и узкое отверстие. Из него донесся голос:

– Наблюдательница Оружия, ваш рапорт принят. Теперь мы исследуем рапорт. Каково ваше точное место...

Чимал поднял вещь, которая убивает, и нажал на металлический рычажок. И она убила черную коробку. Голос споткнулся, замер, а коробочка превратилась в пылающий костер.

– Это не поможет, – сказала Оружейница, садясь и растирая руки. губы ее изогнулись в холодной торжествующей улыбке. – Они знают, откуда я звонила, и будут знать, что ты здесь. Бежать некуда.

– Я могу вернуться в долину. Как открывается эта металлическая дверь?

Она неохотно подошла к тому месту, где из стены выступала черная перекладина с черной ручкой, и потянула перекладину вниз. Пластина медленно отошла вовнутрь, и в пещеру хлынул поток дневного света. Хищник, собиравшийся сесть на уступ, потревоженный этим движением, громко хлопнул крыльями и полетел прочь. Чимал посмотрел на долину, вдохнул знакомый прохладный воздух, чей запах был сильнее запахов от экскрементов хищников.

– Как только я там появлюсь, меня сразу же убьют, – сказал он, выталкивая девушку на уступ.

– Что ты делаешь? – у нее захватило дыхание, Потом она вскрикнула, он потянул за ручку, и дверь начала закрываться. Ее громкий вопль был прерван ударом камня о камень.

Из тоннеля за его спиной донесся звук шагов, потом свист, и из отверстия его вырвалась теплая струя воздуха. Чимал подбежал к отверстию, прижался к стене рядом с ним и поднял вещь, которая убивает. Шум усилился, и порыв ветра сделался более сильным. Эти люди обладают огромной силой: что за странную вещь они послали за ним, чтобы та убила его? Чимал теснее прижался к стене, а шум стал еще громче, и из тоннеля вырвалась повозка, на которой сидело много мужчин. Раздался скрип, повозка вздрогнула и остановилась. Чимал увидел, что у каждого мужчины есть вещь, которая убивает. Он поднял свое оружие и нажал на спуск. Раз, другой выскочило пламя и заметалось среди людей, но потом вещь замерла в его руках и больше не оживала, как он ни старался. В отчаянии он нажал на спусковой крючок слишком сильно, и тот сломался. Подняв оружие над головой, как палку, он кинулся в атаку.

Чимал думал, что умрет раньше, чем продвинется на фут, и кожа его покрылась мурашками в ожидании огня. Но два разрыва в толпе людей сделали свое дело. Кто-то был убит, кто-то обгорел и кричал от боли. Насилие и внезапная смерть были для этих людей новостью – для них, но не для Чимала, вся жизнь которого проходила в неразрывной связи с этими нелюдьми-близнецами. Прежде чем вспышка огня успела его поразить, он оказался среди людей, изо всех сил вращая металлической дубинкой.

Это была неравная битва. В пещеру проникли шесть человек, но не прошло и минуты, как двое из них были убиты, а остальные ранены или впали в бессознательное состояние. Чимал стоял над ними, тяжело дыша, в ожидании возможного движения. Тот, что пошевелился, получил удар по голове и сделался таким же неподвижным, как и остальные. Отбросив прочь бесполезную теперь вещь для убийства, он подошел к двери, нажал на ручку и отворил дверь. Хранительница Оружия скорчилась у двери так близко к ней, как только могла, и сидела, уткнувшись лицом в ладони. Ему пришлось втащить ее в пещеру, потому что сама она была к этому времени неспособна на это. Она осталась лежать на том месте, куда он ее положил, пока он снимал с платформы мертвых и раненых, старясь не дотрагиваться до сверкающих кнопочек и рычажков, находящихся в передней части платформы. Он уже начал понимать их роль. Покончив с этим делом, он тщательно изучил платформу. Внизу, под ней, находились колеса, подобные тем, что иногда используются на детских игрушках, и они стояли на тех самых металлических прутьях, которые были вделаны в пол коридоров. Некая сила, направляемая сверху, заставляла эти колеса вращаться и влекла платформу вперед. Самым интересным был установленный в передней части щит. Он, казалось, был сделан из металла, но в то же время был прозрачным, как вода: сквозь него можно было смотреть, как будто его вообще не было на этом месте.

Платформа ездила по металлическим прутьям. Он проследил их взглядом. Они огибали широкую пещеру и исчезали в туннеле впереди. Возможно, ему не следовало возвращаться назад и смотреть в лицо новой порции вещей, которые убивают.

– Вставай, – приказал он девушке и сам поставил ее на ноги, когда она ничего не ответила. – Куда ведет этот туннель?

Вначале она с ужасом посмотрела на раненых людей на полу, потом проследила направление его пальца.

– Не знаю, – прошептала она наконец. – Я не занимаюсь эксплуатацией. Возможно, это туннель эксплуатационников.

Он заставил объяснить ему, что такое эксплуатация, после чего подтолкнул к платформе.

– Как это называется? – спросил он.

– Машина.

– Ты можешь заставить ее двигаться? Отвечай правду. – Насилие и смерть совершенно убили в ней надежду.

– Да, да, могу, – ответила она почти шепотом.

– Тогда покажи мне. Машиной управлять оказалось очень просто.

Он положил в нее новую вещь, которая убивает, и сел рядом с девушкой. Она стала показывать, как управлять машиной. Один рычаг заставлял ее двигаться вперед и назад, и чем сильнее на него нажимать, тем быстрее будет двигаться машина. Освобожденный, он возвращался в среднее положение, в то время как второй рычаг совершал нечто такое, что замедляло ход машины и останавливало ее. Чимал медленно повел машину вперед, пригнув голову, когда она въехала в туннель, пока не увидел, что между его головой и потолком остается достаточное пространство. Огни – он понял и это слово – двигались быстрее и быстрее по мере того, как он все сильнее нажимал на рычаг. В конце концов он отвел его так далеко, как только можно было, и машина на огромной скорости устремилась вдоль туннеля. Стены мелькали по обеим сторонам, воздух бился в прозрачный передний щит. Наблюдательница Оружия в ужасе пригнулась подле него, а он смеялся. Потом он сбавил скорость. Впереди них ряд огней начал изгибаться вправо, и Чимал еще больше сбавил скорость. Изгиб продолжался до тех пор, пока они не сделали полный оборот вправо, потом дорога вновь сделалась прямой. И сразу после этого она пошла вниз. Скат был пологим, но казался бесконечным. Через несколько минут Чимал остановил машину, приказал Оружейнице выйти и встать у стены.

– Ты хочешь оставить меня здесь, – заплакала она.

– Если будешь себя хорошо вести, не оставлю. Я просто хочу кое-что узнать об этом туннеле. Стой прямо, прямо, как только можешь. Да, мы продолжаем спускаться вниз... но куда? Внутри Земли не лежит ничего, кроме ада, где Мистекс, бог смерти, сторожит мертвых. Мы едем туда?

– Я... я не знаю, – ответила она слабым голосом.

– Итак, если путь ведет в ад, ты отправишься туда вместе со мной. Возвращайся в машину. За последние несколько дней я видел столько чудес и странных вещей, сколько не грезилось мне ни во сне, ни наяву. Ад не будет более странным, чем остальное.

Через некоторое время спуск кончился, и туннель вновь побежал по одному уровню. Потом впереди показался просвет, Чимал замедлил ход. Они приближались к расширению. Перед ними возникла пещера, хорошо освещенная и явно пустая. Он остановил машину возле нее, приблизился, подталкивая перед собой Наблюдательницу Оружия. Они остановились у входа и заглянули в пещеру.

Она была гигантской. Огромная комната, большая как пирамида, со стенами из крепкого камня. Путь их из туннеля уходил в эту комнату, опоясывал стены и исчезал в другом туннеле, с другой стороны. Вдоль стен и на потолке были лампы, но большую часть света давала огромная впадина на крыше в дальнем конце комнаты. Свет походил на солнечный и по цвету очень напоминал голубизну неба.

– Этого просто не может быть, – сказал Чимал. – Мы ушли прочь от долины, когда покинули место с хищниками, я готов в этом поклясться. Мы уходили в глубь скалы, а потом спускались вниз. Этот свет не может быть солнечным... или может? – Внезапно его волной захлестнула надежда. – Раз мы спускались вниз, мы могли пройти сквозь одну из гор и выйти в другую долину, расположенную ниже, чем наша. Твои люди д о л ж н ы знать выход из долины, и это он и есть.

Свет сделался еще более ярким, понял он внезапно. Он вливался через отверстие наверху и сверкал на отходящем от него скате. Два прута, очень похожие на те, по которым ехала их машина, только шире, шли по полу и в конце концов спускались в отверстие в полу, почти такое же большое, как и то, что было в дальнем конце.

– Что происходит? – спросил Чимал, наблюдая, как свет разгорается все сильнее и становится таким сверкающим, что в направлении движения стало невозможно смотреть.

– Идем, – сказала Оружейница, хватая его за руку, – мы должны уйти отсюда.

Он не стал спрашивать почему. Он и сам это знал. Свет буквально полыхал, а потом возник жар и горячей волной ударил ему в лицо. Они повернулись и побежали, а свет и жар все росли за их спинами, невероятные, непереносимые, превращаясь в живое пламя, и тогда Чимал с девушкой бросились в защитную глубину машины. Пламя продолжало расти, полосуя их лучами жара, а потом пошло на убыль.

После их ухода воздух казался прохладным. Когда Чимал открыл одурманенные ярким светом глаза, он вначале не видел ничего, кроме темноты и кружащих в ней радужных пятен.

– Что это было? – спросил он.

– Солнце, – ответила она.

Когда он снова смог видеть, была ночь. Они снова въехали в огромную пещеру, освещенную теперь лампами на стенах. Сквозь отверстия виднелось ночное звездное небо, и Чимал с девушкой медленно поехали по скату в направлении к нему. Звезды над ними все приближались и приближались, делались все ярче и ярче, пока они не выехали из туннеля и не оказались среди них. Чимал посмотрел вниз со страхом – это было выше его понимания. Горящая звезда, диск который равен по величине лепешке, прополз вдоль его ноги, вдоль ступни и исчез. С чувством достоинства, рожденным страхом и стремлением взять зтот страх под контроль, он повернулся и медленно повел девушку вниз по скату в приветливую надежность пещеры.

– Ты понимаешь случившееся? – спросисл он.

– Не знаю. Я слышала об этом, но сама никогда ничего подобного не видела. Я по своей работе не имею ничего общего с такого рода вещами.

– Я понимаю. Ты – Наблюдательница, и это все, что ты знаешь, но сказать мне об этом ты не захотела.

Она покачала головой и сжала губы в тонкую линию. Он сел спиной к отверстию и необъяснимой таинственности звезд. Ее он усадил рядом с собой.

– Я хочу пить, – сказала она. – В таких удаленных местах должны быть неприкосновенные запасы. Вон там должен быть шкаф.

– Посмотрим вместе.

За толстой металлической дверью находились пакеты с продуктами и прозрачные сосуды с жидкостью. Она показала ему, как открывать такие контейнеры. Прежде чем протянуть его ей, он отпил свою порцию. И еда была такой же безвкусной и такой же сытной, что и раньше. Пока он ел, огромная усталость наполнила его. Воспоминания о солнце, прошедшем так близко от него, и о звездах у его ног, было таким невероятным, что он даже не мог об этом думать. Ему хотелось задать девушке еще много вопросов, однако впервые за все то время он боялся услышать ее ответы.

– Я хочу спать, – сказал он ей, – и я хочу найти тебя и машину здесь, когда проснусь. – Некоторое время он раздумывал, потом, не обращая внимания на ее слабое сопротивление, он снял с ее шеи коробочку, висевшую на цепочке, и взвесил на руке.

– Как ты это называешь? – спросил он.

– Это мой деус. Пожалуйста, верни мне его.

– Мне эта вещь не нужна, но мне нужно, чтобы ты была здесь. Дай мне твою руку. – Он обмотал цепочку вокруг ее руки, потом вокруг своей, так что деус оказался у него в ладони. Камень был твердым, но его это не беспокоило. Едва закрыв глаза, он уснул.

Когда он проснулся, девушка спала рядом с ним. Она вытянула руку, чтобы ее тело оказалось от него на как можно большем расстоянии. Сквозь отверстие на верху ската лился солнечный свет. Могло ли солнце прийти снова? На мгновение он испытал резкий укол страха и грубо потряс девушку, будя ее. Но полностью придя в себя, он увидел, что непосредственной опасности нет, и, сняв цепочку с онемевших пальцев, пошел за едой и питьем для них обоих.

– Мы снова туда сходим, – сказал он, когда они подкрепились, и подтолкнул ее к скату перед ними.

Они вступили через отверстие в голубое небо. Ногам было твердо, и когда Чимал постучал по небу под ним вещью, которая убивает, голубая частица отскочила, обнажив под собой камень. Такое казалось бессмысленным, но все же это было небом. Он обежал его взглядом от зенита и вниз, к горам на дальнем горизонте. Когда взгляд его достиг этого места, он закричал и подался назад, утеряв внезапно чувство равновесия.

Горы, абсолютно все горы, находящиеся перед ним, были направлены к небу под углом в 45 градусов.

Можно было подумать, что он смотрит на мир с изнанки, снизу вверх, примостившись на нижней его кромке. Он просто не знал, что думать: происходящее казалось невозможным. У него не было сил смотреть на это, и он вернулся по скату вниз, в надежность пещеры. Наблюдательница Оружия последовала за ним.

– Что все это значит? – спросил он ее. – Сам я понять не могу.

– Я не могу тебе этого сказать, и на зтот раз потому, что сама не знаю. Это не моя работа, я – Наблюдательница, а эксплуатационники никогда ничего не говорят. Они должны знать, в чем тут дело.

Чимал посмотрел вниз на темнеющий туннель, в котором исчезло солнце. Он ничего не понимал.

– Мы должны продолжать, – сказал он. – Я должен знать, что все это означает, куда ведет другой туннель для машин? – спросил он, указывая на отверстие в дальнем конце пещеры.

– Не знаю. Я не эксплуатационница.

– Ты вообще почти ничто, – сказал он с бессознательной жестокостью. – Идем.

Он медленно вывел машину из туннеля и остановил ее, ожидая, пока она погрузит еду и питье. Теперь, когда он начал с подозрением относиться к реальности, ему хотелось иметь припасы при себе. Потом они пересекли пещеру и углубились в противоположный туннель. Он был плоским и прямым, хотя ряды огней впереди почему-то казались уходящими вверх. Но тем не менее они так и не поднялись выше: туннель оставался абсолютно ровным. Потом строение той части туннеля, что лежала впереди, сделалось иным, и Чимал сбавил скорость, так что движение машины стало едва заметным. Когда машина поровнялась с вделанными в стену ступенями, он совсем остановил ее. Ступени шли по стене кверху, до вырезанном в потолке отверстиы в форме трубки.

– Мы уэнаем, что это такое, – сказал Чимал, заставляя ее вылезти из машины. Он отошел в сторону, а она поднялась по лестнице.

До отверстия было около двадцати футов, а само отверстие было немногим шире, чем его плечи. В его края были вделаны две лампы. Верхний светильник находился под самой металлической крышкой, прикрывающей верхнюю часть трубы.

– Толкни ее, – сказал Чимал, – она, кажется, не заперта.

Крышка была сделана из толстого металла и поворачивалась на шарнирах. Девушка легко открыла ее и поднялась выше. Чимал последовал за ней, и ступени вывели его к голубому небу. Он посмотрел наверх и увидел вначале белые маленькие облака, плывущие над его головой, а потом за ними – долину с тонкой ниткой реки и двумя коричневыми деревушками, стоящими друг против друга. Все это висело прямо над его головой.

На этот раз он упал прямо на твердую поверхность неба и, задыхаясь, лежал у края отверстия. Ему казалось, что он все падает вниз, нырнув с неба навстречу полю возле реки, навстречу уродливой смерти. Когда он закрыл глаза, отрезав себя от страшной картины, ему сделалось сразу же гораздо лучше. Он чувствовал под собой твердый камень, и, тело его уверенно прижималось к нему. Медленно поднявшись на четвереньки, он открыл глаза и посмотрел вниз. Камень, окрашенный какой-то прочной голубой краской. Кусочки ее отскочили, когда он поковырял возле отверстия. На ней были даже пыльные отпечатки ног тех, кто ходил здесь раньше, а неподалеку проходила металлическая колея. Широкая колея, подобная той, по которой выезжало солнце. Не поднимаясь с колен, он приблизился к ней, потрогал голубые металлические прутья. Поверхность их была отполирована от частого употребления и сверкала. Медленно ведя по ним взглядом, он проследил их путь по небу. Пересекая его, они исчезали в черном отверстии высоко наверху, над гладким изгибом неба. Он сделал над собой усилие, пытаясь не думать об увиденном или же понять его. Нет. Вначале нужно все увидеть. Потом, медленно, держась за рельсы, он перекатился на спину.

Над ним находилась долина, видимая вся целиком, такая, какой он ее знал. По обеим сторонам ее возвышались горы, нацеленные прямо на него, а за краями долины виднелись еще горы. На северном конце – каменный карьер и болото, живая стежка реки между полей, коричневые строения и темные пятна двух храмов, деревья на юге и пруд, сверкающий серебром. Водопад был едва виден, но следов ведущей к нему реки не было видно. В той части было несколько гор, и прямо над ними начинался голубой купол неба.

Уголком глаза он уловил какое-то движение и обернулся как раз в тот момент, когда Оружейница исчезла в отверстии в камне.

Забыв обо всех своих раздумьях, он вскочил на ноги и кинулся в отверстие. Она быстро спускалась вниз, быстрее, чем он мог от нее ожидать. Наверх она не смотрела. Он едва начал спускаться, а она уже соскочила с лестницы и устремилась вперед. Он спустился еще на несколько ступенек, потом разжал руки и спрыгнул вниз, тяжело приземлившись на крепкий камень. Над его головой полыхнул огонь.

Оружейница держала наготове вещь, которая убивает. Сейчас она отпрыгнула с нею к стене, но прежде чем она успела прицелиться снова, Чимал оказался рядом с ней и вырвал оружие из ее рук.

– Слишком поздно, – сказал он, бросая оружие в машину. Он встал рядом с девушкой, взял ее за подбородок и принялся трясти ее голову туда-сюда. – Убивать меня слишком поздно, потому что теперь я знаю правду, знаю все о Наблюдателях, о мире и о лжи, которой меня пичкали. Теперь мне уже не нужно задавать вопросов, и я сам могу рассказать тебе. – Он рассмеялся и сам удивился, услышав этот резкий звук. Когда он отпустил ее, она принялась тереть отметины, оставленные на ее подбородке, но он этом не замечал. – Ложь, – сказал он. – Моему народу лгали обо всем. Ложь, что мы находимся в долине на планете, называемой Земля, которая ходит вокруг солнцашара, сделанном из газа. Мы верили в это, во всю эту чепуху: движущиеся планеты, горящий газ в воздухе. Та вспышка огня, которую видел Попока, а потом я, когда садилось солнце, было отражением от рельсов, и больше ничего. Наша долина – мир, а больше ничего нет. Мы живем внутри гигантской пещеры, находящейся среди скал, и за нами тайно наблюдают твои люди. Кто вы – слуги или господа? Или и то, и другое вместе? Вы служите нам, ваши эксплуатационники занимаются для нас нашим солнцем и следят за тем, чтобы оно всегда сверкало, как положено. И еще они должны делать дождь. И реку – она действительно кончается в болоте. А что вы делаете с водой потом: замняете ее обратно в трубу и пускаете как водопад?

– Да, – сказала она, двумя руками сжимая свой деус и высоко подняв голову. – Именно это мы и делаем. Мы наблюдаем и защищаем вас от бед, день за днем, во все времена года, ибо мы – Наблюдатели и не просим для себя ничего, кроме возможности служить.

В его смехе не было веселья.

– Да, вы служите. Плохо служите. Почему вы не сделаете так, что бы течение реки было сильным весь год, чтобы у нас была вода? Почему вы не пускаете дождь, когда он нужен? Мы возносим молитвы о дожде, и ничего не случается. Слушают ли боги – слушаете ли вы? – Он сделал шаг назад во внезапном озарении. – Или же богов нет вообще? Коатлики спокойно сидит в ваших пещерах, а вы делаете нам дождь, когда пожелаете. – Печаль понимания наполнила его. Он сказал: – Даже в этом вы нам всегда лгали. Нет никаких богов.

– Ваших богов нет, но есть великий бог, единый бог, Бог – Великий Создатель. Он – тот, кто создал все это, придумал и построил, а потом вдохнул жизнь, и все началось. Солнце первый раз вышло из туннеля, зажглось костром и отправилось в свое первое путешествие по небу. Вода забила водопадом и наполнила пруд, омочило ждущее русло реки. Он посадил растения, создал животных и тогда, когда Он был готов, населил долину ацтеками и поместил Наблюдателей следить за ними. Он был сильным и уверенным, и мы сильны и уверены в его образе, и мы чтим Его и выполняем Его помыслы. Мы – дети Его, и ты – Его дитя. Мы следим за вами, следим, как вы выполняете его помыслы.

На Чимала все это не произвело впечатления. Напевность ее слов и свет в ее глазах слишком напомнили ему жрецов и их молитвы. Если боги мертвы – что ж, он не возражает против их ухода, но он не жаждал получить так быстро новых. Тем не менее он одобрительно кивнул, потому что она сообщала ему факты, которые он должен был знать.

– Значит, вот он, внешний мир, – сказал он. – То, чему нас учили, все ложь. Шар из газа отсутствует, Земли нет, а звезды – маленькие пятна света. Вселенная – это камень, камень, крепкий камень повсюду, а мы живем в маленькой пещере, находящейся в его центре. – Он слегка пригнулся, как будто подавленный обилием окружавшем его камня.

– Нет, так будет не всегда, – сказала она, молитвенно складывая перед собой руки. – Придет день, когда наступит конец, избранный день, когда мы все освободимся. Ибо смотри, – она протянула ему деус, – посмотри на число дней со времени создания. Видишь, как велико их число – с том времени, как мы начали выполнять свой долг по отношению к Великому Создателю, который является отцом всех нас.

– 186 175 дней со времени основания мира, – сказал Чимал, глядя на играющие цифры. – И что же, ты все время так и следила за нами?

– Нет, конечно нет. Мне нет еще и семидесяти. Этот деус – драгоценность, переданная мне, когда я принимала присягу Наблюдателей...

– Сколько тебе лет? – спросил он, и в ее ответной улыбке была злобнам насмешка.

– Шестьдесят восемь, – сказала она. – Мы высечены из дней нашей службы и веры, что столько лет наполняла наши жизни. О, наши жизни не так коротки, как жизни низших животных... и ваши.

Ответить на это было нечем. Наблюдательнице Оружия нельзя было дать больше двадцати с небольшим лет. Могло ли ей быть столько, сколько она сказала? Еще одна тайна добавилась к остальным. В установившейся тишине сделался явственным далекий жужжащий звук, как если бы где-то летало какое-то насекомое.

Звук усиливался, и девушка первой узнала его. Оттолкнувшись от стены, она кинулась в туннель, в направлении, откуда доносился звук. Чимал мог бы легко поймать ее, но, уже собравшись это делать, он тоже узнал звук и останосился в нерешительности.

Еще одна машина.

Он мог поймать девушку, но и его самого могли поймать. Взять вещь, которая убивает? Но какой смысл убивать ее? Возможности возникали одна за другой, и он отметал их одну за другой. В машине должно было сидеть много мужчин, и все они – с вещами, которые убивают. Он может убежать, это, пожалуй, самый умный выход. Они остановятся, чтобы подобрать девушку, и он выиграет время. Еще продолжая обдумывать этот шаг, он уже бросился к машине и, оказавшись в ней, нажал на рычаг так сильно, как только мог. На полу что-то взвизгнуло, и машина рванулась, как стрела, пущенная из лука. И все же, хотя машина продолжала набирать скорость, он понимал, что такой выход нельзя считать полным. Мог ли он сделать что-то еще? Едва подумав об этом, он увидел темное пятно в туннеле впереди. Он быстро потянул за другой рычаг и успел остановить машину у подножия лестницы.

Другой выход из туннеля, ряды ступеней ведут к выходу... во что? В такое место, где небо находится наверху, без сомнения, рядом с колеей солнца. То было уже второе отверстие, и существовала возможность того, что есть и другие. Подумав об этом, он снова нажал на первый рычаг. К тому времени, как он достигнет следующем отверстия – если только достигнет его, – он решит; что делать дальше. Он рисковал, но в этом странном новом мире вся жизнь была риском. Нужно было составить план действий.

Еду и воду нужно держать при себе. Одной рукой продолжая управлять машиной, он другой расстегнул на себе одежду и убрал за пазуху столько пакетов с едой, сколько смог. Потом он допил воду из контейнера и отбросил его прочь. С собой он возьмет полный. Осталось решить лишь проблему машины. Если та остановится под отверстием, они поймут, каким путем он ушел, и станут его преследовать. Он не знал, сможет ли убежать, если людей будет очень много сразу. Может ли машина ехать сама по себе? В конце концов, если рычаг отведен вперед, она должна двигаться. Такое мог сделать даже ребенок. Вначале он посмотрел на рычаг, потом оглядел машину. Если бы было к чему пристегнуть рычаг, он бы просто пустил машину вперед. Потом, все еще держа одной рукой рычаг, он осторожно встал и повернулся спиной к приборной доске. Одну ногу он поставил на спинку стула и начал с силой нажимать на нее. Он жал так до тех пор, пока что-то не хрустнуло и стул не упал вперед. Да, если хорошенько его прижать, то он, пожалуй, подойдет. Сев вновь, он увидел, что другой рычаг ушел далеко вперед.

Чимал вышел из машины раньше, чем та успела остановиться. Он схватил контейнер с водой, вещь, которая убивает, и взялся за сломанное сиденье. Другой машины видно не было, но он мог слышать далекое гудение. Поместив сломанное сиденье против другого, он прижал его верх к рычагу. Машина рванулась вперед, оттолкнув его в сторону, потом замедлила ход и совсем остановилась, так как сиденье потеряло нужное положение. Он побежал за ней и услышал, что гудение другой машины сделалось более громким.

На этот раз он поставил сиденье спинкой к первому, чтобы его квадратная часть могла давить на рычаг. Сердито взревев, машина устремилась вперед и продолжала ехать все быстрее и быстрее. Чимал не стал смотреть ей вслед. Жужжание второй машины становилось все более громким, и он поспешил вернуться к отверстию с лестницей. Одной рукой прижимая к груди воду и оружие, он почти бегом взобрался по лестнице, помогая себе как мог другой рукой.

Он уже приготовился вступить в отверстие, когда внизу появилась другая машина. Затаив дыхание, он ждал, остановится ли она, жужжание ее делалось все более слабым, а потом пропало совсем. К тому времени, когда поймут, что он сделал, он будет уже далеко от этого места. Им не будет известно, каким выходом он воспользовался, а это значительно увеличивает его шансы на то, что ускользнуть удастся. Медленно он поднялся к небу наверх.

Выбравшись наружу, он почувствовал, что его согревают солнечные лучи. Потом ему сделалось жарко.

Во внезапном приступе страха он поднял голову и увидел, что сверху вниз на нем надвигается огромный горящий солнечный диск.

4

Некоторое время он стоял так, наполовину возвышаясь над отверстием. Ужас парализовал его. Но этот ужас быстро прошел, когда он понял, что жар не усиливается, а само солнце не подходит ближе. Оно, конечно, двигалось, но медленно, с таким расчетом, чтобы за полдня пересечь небо. Хотя оно и было горячим, но особых неудобств не причиняло, и у нею было достаточно времени, чтобы вовремя уйти с его пути. С рассчитанной скоростью он выбросил на голубую поверхность свою ношу и закрыл за собой крышку отверстия. Он старался держать голову так, чтобы солнечный свет не ударял ему в глаза, не слепил его. Потом с водой в одной руке, с оружием в другой он повернулся спиной к солнцу и направился к северу долины, за которой лежали тайные туннели Наблюдателей. Тень его, черная и очень длинная, протянулась далеко перед ним.

Теперь, когда он немного привык к происходящему, оно стало казаться ему очень волнующим. Он шел, испытывая огромный душевный подъем. Никогда раньше ему не приходилось идти по широкой равнине. Она стелилась перед ним и казалась бесконечной. С обеих сторон она слегка изгибалась. Над ним, там, где должно было быть небо, протянулся мир. Горы с острыми пиками громоздились по обеим его сторонам и тянули к нему свои острие пальцы. Под ногами его был крепкий камень, теперь он это знал, и его не беспокоило, что мир, в котором он вырос и кроме котором он не знал ничего еще несколько дней назад, висит над ним, подобно чудовищному грузу. Он был мухой, ползущей по потолку – небу и глядящей вниз на бедных пленников, пойманных в ловушку. Когда между ним и солнцем оставалось значительное расстояние, он остановился отдохнуть. Усевшись на голубое небо, он открыл контейнер с водой. Поднеся его к губам, он запрокинул голову и посмотрел на долину наверху. Пирамида и храм находились почти над ним. Он отложил сосуд, лег на спину, подложив руки под голову, и стал смотреть на то, что было его домом. Приглядевшись, он смог даже различить фигурки работающих в полях. Поля обильно колосились – скоро они будут готовы к жатве. Люди заняты своей работой и своей жизнью, даже не подозревая, что они в тюрьме. Почему? А их тюремщики – сами пленники в своих термитных туннелях. Какая же тайная причина заставляет их вести наблюдение и что означают странные слова девушки насчет Великого Создателя?

Да, он смог разглядеть крошечные фигурки, движущиеся по направлению к Квилапу. Интересно, могут ли они его увидеть, подивился он и понадеялся, что да. Что же они тогда могут подумать? Возможно, что он – какая нибудь птица. Может быть, ему следовало бы взять металлическое оружие и написать свое имя на небе, соскрести голубизну, чтобы был виден камень? Ч И М А Л – гласили бы висящие в небе буквы, и они не двигались бы и не изменялись. Пусть тогда жрецы попотеют и обьяснят случившееся!

Рассмеявшись, он встал и поднял свою ношу. Теперь ему больше, чем когда-либо, хотелось найти причину, обьясняющую происходящее. Должна же быть такая причина. Он пошел вперед.

Проходя над каменным барьером, замыкающим конец долины, он с интересом стал его рассматривать. Тот казался совсем настоящим, хотя огромные валуны выглядели отсюда безобидными камушками. За барьером никакой долины уже не было, только серый камень, из которого вырастали пики гор. Эти места были уже явно декоративными, рассчитанными на то, чтобы создавать иллюзию расстояния, ибо дальние пики были меньше тех, что находились ближе к долине. Чимал, твердо решившись узнать, что находится дальше, прошел над ними и мимо них. Он шел так, пока не обнаружил, что идет вверх по склону;

Вначале наклон был незначительным, но потом он сделался более крутым, так что ему пришлось пригнуться, а потом и вообще встать на четвереньки. Небо над ним искривилось в чудовищном изгибе, но добраться до ровного места он никак не мог. В приступе страха, решив, что он, может быть, навсегда пойман в ловушку этого бесплодного неба, Чимал попробовал забраться еще выше. Но он соскальзывал на гладком небе и съезжал вниз. Он полежал неподвижно, ожидая, пока пройдет страх. Потом он попытался обдумать случившееся.

Было ясно, что вперед он идти не может, но ведь он всегда может вернуться назад, так что нельзя считать, будто он попал в ловушку. Как насчет того, чтобы отправиться вправо или влево? Он повернулся и посмотрел на склон неба на западе, где оно поднималось, встречаясь с пиками гор наверху. Потом он вспомнил о том, как туннель под солнцем как будто изогнулся вверх, но все же остался ровным. В том мире, что лежит вне долины, должны существовать два понятия «вверх»: настоящий подъем и такой, что только кажется подъемом, а на самом же деле оказывается совершенно плоским, когда по нему идешь. Он взял контейнер и оружие и направился к горам высоко наверху.

Этот подъем был из числа тех, когда на самом деле не поднимаются. Ощущение было таким, как будто идешь по гигантской трубе, которая поворачивается перед тобой. Низ все время оставался у него под ногами, горизонт – упорно впереди. Горы, которые были над ним, когда он начал путь, теперь сместились на середину и маячили перед ним, подобно завесе. С каждым его шагом они уверенно уплывали вниз, пока не оказались прямо перед ним, указывая на него множеством гигантских пальцев.

Когда он подошел к первой горе, то увидел, что она лежит на боку против неба и доходит ему всего лишь до плеча! Удивляться он уже был не способен. Этот день сюрпризов притупил его чувства. Вершина горы была покрыта чем-то белым и твердым, очевидно, тем же материалом, из котором было сделано небо, только другого цвета. Он взобрался на вершину горы, распластавшейся по поверхности неба, и пошел вдоль нее. Он шел так до тех пор, пока не подошел к крепкого вида скале. Что бы это такое было? Он попытался вспомнить, как выглядит это место из долины, и полуприкрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться. Если смотреть от основания утеса за Заахилом, то можно видеть хребты огромных гор за долиной и ряд еще более отдаленных, огромных и высоких гор, таких высоких гор, таких высоких, что снег на их пиках лежал круглый год. Снег! Он открыл глаза и посмотрел на сверкающий белый материал. Он рассмеялся. Вот он сидит на снежном горном пике – если из долины его можно увидеть, то он, наверно, кажется чудовищным гигантом.

Чимал пошел дальше. Он карабкался среди странных, лежащих ничком гор, пока не подошел к отверстию в скале и знакомым металлическим ступеням, чей ряд исчезал внизу. Следующий вход в туннели.

Он уселся подле него и погрузился в размышление. Что делать дальше? То, несомненно, был вход в укрытие Наблюдателей, в ту часть, где он еще не был, ибо она лежала напротив того входа, которым он воспользовался в первый раз. Он должен был, конечно же, туда спуститься, ибо спрятаться среди скал было невозможно. Но даже если бы ему и удалось найти укрытие, запасы еды и воды были небеспредельны. Воспоминание о еде вызвало у него чувство голода. Он достал пакет и раскрыл его.

Что он станет делать после того, как спустится вниз? Он был одинок, как никто и никогда. Все люди были против него. Люди из долины убили бы его, если бы увидели, еще вероятнее, поймали бы и передали жрецам, чтобы те могли получить удовольствие от его долгого умирания. А Главный Наблюдатель назвал его несуществом, более того, несуществом мертвым, и все они делали все возможное, чтобы привести его именно в это состояние. Но им это не удалось! Даже их оружие и их машины, все вещи, которые он у них видел, не помогли им. Он убежал и он свободен – свободным он и намерен остаться. Но для подтверждения такого положения нужен был план.

Прежде всего он должен спрятать еду и воду здесь, среди камней. Потом он проникнет в туннель и постепенно станет исследовать окружающие пещеры, чтобы обнаружить все, что он сможет о тайне Наблюдателей. Не слишком обширный план – но другого выхода у него нет.

Спрятав свои припасы, он открыл крышку люка. Туннель внизу имел каменный пол и начинался сразу под отверстием. Движимый любопытством, он прошел до того места, где к этому туннелю присоединился другой, более широкий, по которому тянулись металлические рельсы. Машин поблизости видно не было, и шума их приближения не было слышно. Ему не оставалось ничего другого, как пройти по этому туннелю. Держа наготове вещь, которая убивает, он свернул направо, в направлении конца долины, и быстро пошел между рельсами. Ему не нравилось, что он идет по такому открытому месту, и он свернул в первый же поворот.

Тот привел его к винтовой металлической лестнице, уходившей вниз и там теряющейся из виду. Чимал стал спускаться, стараясь идти быстро, хотя голова его кружилась от бесконечных поворотов.

Пройдя часть лестницы, он услышал жужжание, становящееся все громче по мере того, как он спускался все ниже. Сойдя с лестницы, он очутился в сыром туннеле, в средней части которого сочилась вода. Жужжание перешло теперь в грохот, от котором сотрясались стены туннеля. Чимал, настороженно прислушиваясь, пошел по туннелю. Тот заканчивался высокой пещерой, полной металлических предметов, которые и были источником такого шума. Он понятия не имел о том, какую функцию они могли выполнять. Они были расположены огромными закругленными отсеками, уходившими вверх и исчезавшими в камне наверху. Из одной из этих секций доносилось журчание воды. Вода лилась по полу ручейком и уходила в туннель. Притаившись у входа, он внимательно оглядел ряды огромных предметов и увидел, что в дальнем конце пещеры перед доской с небольшими сияющими приспособлениями сидит человек. Чимал отпрянул в туннель. Человек сидел спиной к нему и явно еще не заметил его появления. Чимал снова прошел по туннелю, миновал винтовую лестницу. Прежде чем вернуться в комнату с машинами, он должен был узнать, куда ведет этот туннель.

По мере того как он шел, шум за его спиной становился все тише, потом замер совершенно. И тогда он услышал звук падающей откудато сверху воды. Вход в туннель скрывался во тьме. Он прошел через него и оказался на уступе выше темноты. Ряд огней, изгибающихся слева от него, отражался от темной поверхности. Он понял, что смотрит на большое подземное озеро. Откуда-то сверху доносился шум бегущей воды, поверхность озера рябила небольшими волнами. Пещера с водой была очень большой, и эхо множило и повторяло шум воды. Где находится это место? Он мысленно повторил весь свой путь и попытался определить, как далеко он зашел. Когда он начал путь, он находился гораздо ниже, и он пошел к северу, а потом к востоку. Да, он может понять, как шел... и там, наверху, должно находиться болото. Это северная часть долины. Конечно же! Это подземное озеро расположено под болотом и осушает его. Те, кто живет в этих пещерах, делали с помощью этих больших предметов что-то такое, что заставляло воду возвращаться по тем же трубам в водопад. А там, где виднелся ряд огней, не конец ли это темного озера? Он пошел вперед, чтобы узнать это.

Уступ был вырезан в каменной стене пещеры и вдоль его кромки были помещены светильники. Камень был скользким и мокрым, и он шел очень осторожно. Он прошел так четверть опоясывающего озеро уступа и оказался у поворота в другой туннель. Тут Чимал обнаружил, что устал. Идти дальше или вернуться к своему укрытию? Последнее было бы более разумным, но тайна этих пещер гнала его вперед. Куда приведет его новый туннель? Он пошел вперед. Этот туннель был более сырым и заплесневелым, чем другие, хотя и был освещен такими же круглыми светильниками, помещенными на таких же расстояниях. Нет, не совсем так. Впереди, подобно исчезнувшему зубу, чернел провал. Подойдя к этому месту, Чимал увидел, что сам светильник есть, но огонь ушел из него – он был темным. Подобный светильник он увидел здесь первый раз. Возможно, этим туннелем редко пользовались и случившегося еще просто не заметили. В конце туннеля находилась круглая металлическая лестница. Он пошел вверх по ней. Она привела его к маленькой комнате с дверью в одной из стен. Приложив ухо, он не услышал за ней никакого шума. Чуть-чуть приоткрыв дверь, он заглянул в щелку.

Открывшаяся его взору пещера была спокойной, пустой и самой большой из тех, которые он видел раньше. Когда он вошел в нее, звук его шагов вызвал легкий гул. Света здесь было гораздо меньше, чем в туннеле, но его было более чем достаточно, чтобы показать размеры пещеры и обнажить испещряющие ее стены рисунки. Рисунки были очень странными и как будто живыми. Они изображали людей и животных и даже металлические предметы. Все зто находилось в состоянии застывшего движения, как если бы остановилось на мгновение на своем пути к дальней стене пещеры, к двери, обрамленной золотыми статуями. Люди на рисунках были одеты в разнообразные и фантастические одежды, даже цвет их кожи был разным, но все они шли к единой цели. И ему тоже захотелось пойти в сторону, но сделал он это не раньше, чем внимательно огляделся.

Другой конец пещеры был скрыт огромным валуном, который по какой-то необьяснимой причине показался ему знакомым. Почему? Он никогда раньше не был в этом месте. Он подошел ближе к валуну и посмотрел вверх, оценивая его размеры. Они очень напомнили ему тот барьер из скал, что закрывал конец долины.

Конечно! То была другая сторона того же самого барьера, Если бы эти гигантские выступы были убраны, долина оказалась бы открытой, и он ни на секунду не усомнился в том, что сила, которая прорезала эти туннели, построила солнце, была использована и для того, чтобы скалы расступились перед ним. Выхода же из долины не было – потому что выход этот прятался под скалами. Могла ли легенда быть правдой? Легенда о том, что придет день, когда долина откроется и люди ее устремятся вперед. Куда? Чимал огляделся и посмотрел на высокое отверстие в дальнем конце пещеры. Куда оно ведет?

Он прошел между высокими золотыми статуями мужчины и женщины, обрамлявшими портал, в открывшееся отверстие туннеля, Туннель был широким и прямым, с отделанными золотом стенами. Ему попадалось много дверей, но он не стал исследовать ни одну из них: с этим можно было подождать. Без сомнения, за ними скрывалось много интересною, но не они были причиной того, что он пошел сюда. Причина эта лежала дальше. Он шел все быстрее и быстрее, пока наконец не пустился бегом к виднеющейся в конце туннеля огромной золотой двери. За ней, казалось, не было ничего, кроме тишины. Открывая ее, он почувствовал странное волнение.

Перед ним лежало обширное помещение, почти такое же большое, как предыдущее, только это было неукрашенным и темным – лишь несколько маленьких светильников указывали ему пть. Задняя и боковые его стены были на месте, но передняя исчезла. Комната открывалась прямо в звездное небо.

То не было небо, которое Чимал видел раньше. Не было видно луны и стены долины не приближали горизонта. И звезды, звезды, ошеломляющее их количество. Они накрыли его, словно волной! Знакомые созвездия, если только они вообще были здесь, терялись среди великого множества других звезд. Их было здесь не меньше, чем песчинок на берегу реки. И все звезды поворачивались, как будто насаженные на огромное голесо. Одни были слабыми и крошечными, другие сверкали как многоцветные факелы, и в то же время все они были подобны неподвижным и ярким пятнам света и не мигали, как звезды долины.

Что же это такое? Он не мог этого понять. Благоговейно он двинулся к ним и шел вперед, пока не неткнулся на что-то холодное и невидимое. Волна страха коснулась его своей холодной рукой, но тут он понял, что имеет дело с такой же прозрачной субстанцией, как так, что закрывала переднюю часть машины. Тогда вся стена этой комнаты была огромным окном, открывающимся... на что? Окно было выгнуто вперед, и, прислонившись к нему, он разглядел, что звезды заполняют все небо: и слева, и справа, и наверху, и внизу. Внезапно у него закружилась голова, как будто он падал, и он прижал к окну руки, но непривычный его холод был странно враждебным, и он быстро отдернул их назад. Была ли то другая долина, смотрящая на настоящую Вселенную? Но если так, где была эта долина?

Чимал отступил, неуверенный, испуганный этой непонятной величественностью. И тут он услышал слабый звук.

Шаги? Он приготовился отпрыгнуть в сторону, когда вешь, которая убивает, была внезапно вырвана из его рук. Его отбросило к холодному окну, и от увидел, что перед ним стоит Главный Наблюдатель и трое других мужчин, и каждый направляет на него смертоносное оружие.

– Наконец-то ты дошел до конца, – сказал Главный Наблюдатель.

1

Чимал расправил плечи, готовый умереть. Слова погребальной песни автоматически возникли в его мозгу, и он произнес первую фразу, прежде чем осознал, что делает. Он выплюнул слова изо рта и твердо сжал предавшие его губы. Богов, которым нужно молиться, не было, а Вселенная была клубком непонятных вещей.

– Я готов убить тебя, Чимал, – сказал Главный Наблюдатель, и голос его был сухим и невыразительным.

– Ты знаешь мое имя, ты обращаешься ко мне и все же хочешь убить меня. Почему?

– Спрашивать буду я, а ты будешь отвечать, – сказал старик, не обращая внимания на его слова. – Мы слушали людей долины и многое о тебе узнали, но самое главное осталось неизвестным. Твоя мать не смогла рассказать об этом, потому что она умерла...

– Умерла! Как, почему?

– ... убитая вместо тебя, когда было обнаружено, что она тебя освободила. Жрецы были очень сердиты. Но она казалась почти счастливой тем, что случилось, она даже улыбалась.

«Они наблюдали за долиной, и из какой близи. Мать...»

– И перед самой смертью она сказала нечто очень важное. Она сказала, что тогда, двадцать два года назад, провинилась она, а тебя, Чимал, винить не за что. Тебе известно, что она могла иметь в виду?

Она была мертва. И все же он был настолько отрезан от своей жизни в долине, что боль была меньшей, чем он ожидал.

– Говори, – велел Главный Наблюдатель. – Тебе известно, что она имела в виду?

– Да, но я тебе не скажу. Твоя угроза меня не испугает.

– Ты дурак. Говори немедленно. Почему она заговорила о том времени? Имела ли ее вина что-нибудь общее с твоим рождением?

– Да, – ответил удивленный Чимал. – Как ты узнал?

Старик отмахнулся от вопроса нетерпеливым движением руки.

– Теперь отвечай мне и говори правду, ибо такого важного вопроса тебе еще никто и никогда не задавал. Отвечай мне, как звали твоего отца?

– Моим отцом был Чимал-попока, человек из Заахила.

Слова эти поразили старика словно ужасом. Он пошатнулся, и двое мужчин устремились ему на помощь, бросив оружие. Третий остался стоять, нерешительно держа в руках собственное оружие и оружие Чимала. Одним прыжком подскочив к нему, Чимал выхватил у него свое оружие и пустился бежать.

– Нет... – хрипло проговорил Главный Наблюдатель. – Наблюдатель Стидфаст, опустите оружие.

Едва услышав эти слова, человек положил оружие на пол. Чимал остановился и оглянулся.

– Что все это значит? – спросил он.

Старик оттолкнул своих помощников и повернул что-то на одном из приспособлений, висящих на его поясе. Металлические части его костюма сделались более прямыми и теперь поддерживали его, помогая ему держать голову прямо.

– Это значит, что мы приветствуем тебя, Чимал, и просим присоединиться к нам. Сегодня – торжественный день, никто из нас не ожидал того, что ему придется стать свидетелем такого дня. Да даст тебе вера силу, и да поможет нам твоя мудрость.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – в отчаянии сказал Чимал.

– Мне нужно многое тебе сказать, так что лучше начать сначала.

– Что означают эти звезды – я это должен узнать?

Старик кивнул. Он почти улыбался.

– Ты уже учишь нас, ибо это и есть начало, ты угадал. – Остальные тоже кивнули. – Там Вселенная, и звезды эти – те самые, о которых вам рассказывали жрецы, ибо то, что они говорили, правда.

– И о богах – тоже? Но в тех историях нет правды.

– И снова ты сам, без посторонней помощи, угадал правду. И это – доказательство твоего истинного рождения. Нет, фальшивые боги не существуют. Есть лишь Великий Создатель, распоряжающийся всем. Я говорю не о богах, но о других вещах, которым вас учили в школе.

Чимал засмеялся.

– О том, что солнце – шар из газа? Я сам видел солнце, как оно проезжало мимо меня, и я трогал рельсы, по которым оно ходило.

– Это верно, но сами того не зная, они говорили вам о мире, который не похож на тот, что известен вам. Слушай, и ты все узнаешь. Есть солнце, звезда, похожая вон на те звезды, и вокруг нее совершает бесконечный путь Земля. Мы все с Земли, но оставили ее ради великой славы Великого Создателя. – Остальные пробормотали ответы и коснулись своих деусов. – И не без причины мы возносим Ему молитвы. Ибо погляди на его создание. Он видел другие миры, кружащие вокруг солнц, и крошечные корабли, построенные людьми, чтобы преодолевать расстояния. Хотя эти корабли быстры, более быстры, чем мы можем мечтать, им нужны недели и месяцы, чтобы перебраться от одной планеты к другой. Самому быстрому из таких кораблей нужно тысячу лет, чтобы долететь до ближайшей звезды. Люди знали об этом и оставили мечту о путешествиях к другим солнцам, о возможности увидеть чудеса тех миров, что вращаются вокруг этих далеких точек пламени.

То, что не под силу слабому человеку, смог сделать Великий Создатель. Он построил мир и отправил его путешествовать к звездам...

– Что ты говоришь? – спросил Чимал, которого кольнул внезапный укол страха – или радости?

– Что мы путешествуем в каменном мире, который мчится сквозь пустоту от звезды к звезде. Огромный корабль, мчащийся сквозь пустоту пространства. Камень, полый внутри, и сердцем его является долина, а в долине живут ацтеки, и они – пассажиры на борту этого корабля. Потому что еще не пришло время, само путешествие – тайна для них, и они живут счастливо и уютно под благосклонным небом. Для того чтобы охранять их и вести, существуем мы, Наблюдатели, и мы исполняем свой долг.

Как будто в подтверждение его слов, гулко ударил колокол, потом еще раз. Наблюдатели подняли свои деусы и при третьем ударе нажали на стержни, добавляя число.

– Вот и еще один день пути, – нараспев сказал Главный Наблюдатель, – и мы на один день ближе к Дню Прибытия. Мы можем отчитаться за каждый день каждого года.

– За каждый день каждого года, – эхом отозвались остальные.

– Кто я? – спросил Чимал. – Почему я не такой, как все?

– Ты – дитя, которому мы поклялись служить, ты сам – источник нашего существования, ибо разве не записано, что дети поведут нас? Придет День Прибытия, падет преграда, и люди освободятся. Они придут сюда и увидят звезды и узнают наконец правду. И в этот день Коатлики будет уничтожена у них на глазах, и им будет сказано, что они должны любить друг друга и что браки между кланами одной деревни запрещены, а истинный брак – между мужчиной из одной деревни и женщиной из другой.

– Мои мать и отец...

– Твои мать и отец были осенены благостью слишком рано и дали жизнь истинному сыну Прибытия. В своей мудрости Великий Создатель благословил ацтеков на неведение, выращивание урожая, счастливую жизнь в пределах долины. Это они и делают. Но при приближении Дня Прибытия благословение это будет снято, и дети станут делать вещи, которые даже не снились их родителям. Они будут читать книги, которые их ждут, они будут готовы к тому, чтобы навсегда оставить долину.

Конечно! Чимал не знал, каким образом, но он почувствовал, что эти слова – правда. Он один не принимал долину, он восстал против жизни в ней, он хотел убежать оттуда. И убежал. Он был другим и всегда знал это и страшился этого. Теперь это стало ненужным. Он выпрямился и посмотрел на остальных.

– Я хочу задать много вопросов.

– На них будут ответы, на все из них. Мы расскажем тебе все, что знаем, а потом ты узнаешь еще больше в местах, предназначенных для узнавания, которые ждут тебя. И тогда ты будешь учить нас.

Чимал громко рассмеялся.

– Значит, вы больше не хотите убить меня?

Главный Наблюдатель наклонил голову.

– То была моя ошибка, и я могу лишь проклинать свое невежество и молить о прощении. Ты можешь убить меня, если желаешь.

– Не будь таким скорым, старик, ты должен еще о многом мне рассказать.

– Это правда. Тогда – начнем.

2

– Что это? – спросил Чимал, глядя на дымящуюся коричневую плитку мяса, помещенную перед ним на блюде. – Я не знаю животного, которое было бы достаточно велико для того, чтобы из него можно было выкроить такой кусок мяса. – Подозрительный взгляд, устремленный им на Главного Наблюдателя, красноречивее всяких слов говорил о том, что вообще-то такое животное ему известно.

– Это блюдо называется бифштексом, и мы едим его только по праздникам. Но ты, если пожелаешь, можешь есть его каждый день, мясное хранилище обладает достаточными запасами.

– Мне неизвестно животное, называемое «мясное хранилище».

– Позволь мне показать тебе. – Главный Наблюдатель сделал чтото с настройкой висевшего на стене телевизора. Его личный отсек совершенно не походил на тесные клетки других наблюдателей. Здесь из какого-то скрытого источника лилась музыка, на стенах висели картины, а на полу лежал толстый ковер. Чимал, чисто выбритый с помощью средства для уничтожения волос, сидел в мягком кресле, а перед ним было разложено множество приспособлений для поглощения еды и стояло множество блюд. И лежал по-каннибальски огромный кусок мяса.

– Опиши свою работу, – велел Главный Наблюдатель появившемуся на экране человеку. Тот послушно кивнул.

– Я – Наблюдатель за питанием, и одна из главных моих обязанностей связана с мясным хранилищем. – Он отступил в сторону и указал на стоявший за его спиной огромный чан. – Здесь, во внутренней ванне, вырастает определенное количество частей животных, годных в пищу. Эти животные помещены сюда Великим Создателем. Нутриеты подаются постоянно, рост ткани не прекращается, и куски удаляются для потребления.

– Значит, эти куски животных бесконечны, – сказал Чимал, когда экран потемнел. – Хотя часть их удаляется, они никогда не умирают. Интересно, что же это было за животное?

– Я никогда не думал о временных аспектах мясного хранилища, Благодаря тебе я теперь займусь изучением этого вопроса. Он кажется мне очень важным. Я знаю только, что животное называли коровой.

Чимал нерешительно проглотил кусочек, потом еще и еще. Ничего вкуснее ему раньше пробовать не приходилось.

– Единственное, чего здесь не хватает, это красного стручкового перца.

– Завтра будет, – сказал Главный Наблюдатель, делая пометку.

– Вы даете это мясо хищникам? – с внезапным пониманием сказал Чимал.

– Да. Наименее удачные куски. Долина не дает им достаточно пищи для поддержакия жизни, и мы должны подкармливать их.

– Зачем тогда они вообще нужны?

– Потому что так записано и так пожелал Создатель.

Чимал уже не в первый раз получал подобный ответ. На пути в этот отсек он продолжал задавать вопросы, и от него ничего не скрывали. Но во многих случаях Наблюдатели оказывались столь же несведущими в вопросах, касающихся их судеб, как и ацтеки. Вслух он своих подозрений не высказывал. Нужно было так много узнать!

– Значит, вы заботитесь о хищниках, – сказал он, и в нем ожило страшное воспоминание, – но зачем гремучие змеи и скорпионы? Когда Коатлики вошла в пещеру, множество их вышло наружу. Зачем?

– Мы – Наблюдатели и должны неукоснительно исполнять свой долг. Если у отца слишком много детей, то это не значит, что он плохой отец, если не может обеспечить пищей всех своих детей. То же самое и с долиной. Если бы людей было бы слишком много, для них не хватило бы еды. Поэтому змеям и насекомым, чье количество рассчитывается по специальным таблицам, разрешен вход в долину. С их помощью число людей обоего пола регулируется.

– Но это ужасно! Ты хочешь сказать, что эти ядовитые твари предназначены специально для того, чтобы убивать людей?

– Иногда очень трудно принять правильное решение. Вот почему мы обучаем тому, чтобы быть сильными и непреклонными. Только тогда мы сможем исполнить волю Великого Создателя.

На это он не получил никакого ответа. Чимал ел и пил то, что стояло перед ним, и пытался переварить услышанное. Он указал ножом на ряды книг:

– Я попытался читать ваши книги, но они очень трудные, и многие слова мне не знакомы. Если где-нибудь более простые книги?

– Есть, мне следовало подумать об этом раньше, Но я старик, и память моя уже не та, что была раньше.

– Могу я спросить... сколько тебе лет?

– Я перешагнул грань сто девяностого года. Если на то будет воля Великого Создаталя, я надеюсь увидеть и свой двухсотый год.

– Твои люди живут гораздо дольше моих. Почему?

– Мы в течение всей жизни должны сделать гораздо больше, чем простые земледельцы; кроме того, годы даруются нам как вознаграждение за службу. Есть машины и напитки, которые нам помогают, и экзоскелеты защищают и поддерживают нас. Мы рождаемся, чтобы служить, и чем длиннее наша жизнь, тем больше мы успеваем сделать.

И снова Чимал обдумал услышанное, но не высказал своих мыслей.

– Книги, о которых ты говорил?

– Да, конечно. После сегодняшней службы я отведу тебя туда. Там разрешаетса бывать только Изучающим, тем, кто носит красное.

– Поэтому и меня одели в красное?

– Да. Такой шаг казался более мудрым. Это хорошая одежда, она подходит для Первого Прибывшего, и все люди станут тебя уважать.

– Пока ты будешь занят на службе, я хотел бы увидеть место, с которого Наблюдатели могут смотреть на долину.

– Мы отправимся теперь же, если ты готов. Я сам отведу тебя туда.

Теперь, когда он шел по туннелям, то испытывал совсем иные чувства, ничего не боясь. Теперь, когда он носил красную одежду, а рядом с ним шел Главный Наблюдатель, все двери открывались перед ними, а люди приветствовали его, когда они проходили мимо них. У входа в исследовательский центр их ждала Наблюдательница Оружия.

– Я хочу попросить прощения, – сказала она, опустив глаза. – Я не знала, кто ты.

– Никто из нас не знал, Наблюдательница, – проговорил Главный Наблюдатель и, протянув руку, коснулся ее деуса. – Но это не означает, что мы должны избежать наказания, ибо грех, совершенный невольно, все равно остается грехом. Ты будешь носить подавляющий в течение тридцати дней, и носить с радостью.

– Да, буду, – ответила она с лихорадочной готовностью, стиснув пальцы и широко распахнув глаза. – Через боль приходит ощущение.

– Да благословит тебя Великий Создатель, – сказал старик. И они пошли дальше.

– Ты покажешь мне, как работаешь? – спросил Чимал.

– Благодарю тебя за то, что ты просишь меня об этом, – ответила девушка.

Она привела его в большую круглую сводчатую комнату. На стенах ее были экраны, расположенные на уровне глаз. Наблюдатели сидели перед экранами, слушали с помощью наушников и иногда говорили что-то в микрофоны, висевшие возле их губ.

В центре комнаты возвышалась другая наблюдательная станция.

– Там сидит Старший Наблюдатель, – сказала Оружейница, указывая пальцем. – Он руководит нашей работой и ведет нас. Если ты согласен здесь сесть, я покажу тебе, что делать.

Чимал сел на пустой стул, и она указала на приборы:

– С помощью этих кнопок ты можешь выбирать участок, который пожелаешь. Их 134, и каждый имеет свой код, и Наблюдатель должен знать каждый код, чтобы получить немедленный ответ. Они изучают их годами, потому что знание должно быть безукоризненным. Хочешь взглянуть?

– Да. А есть здесь участок у пруда, под водопадом?

– Есть. Номер 67. – Она прошлась пальцами по кнопкам, и возник пруд, как будто рассматриваемый из-за водопада. – А чтобы слышать, мы делаем вот так. – Она включила еще одно устройство, и в его наушниках раздались чистые всплески воды и пение птицы, сидящей на дереве. Изображение было ярким и цветным. Можно было подумать, что смотришь на долину через окно в скале.

– Ваш прибор помещен на скале или внутри нее? – спросил он.

– Большинство помещено внутри, чтобы из долины они не были видны. Хотя, конечно, есть много скрытых внутри храмов. Вот, например. – Бассейн исчез, и появился Итцкоатл, спускающийся вниз по ступеням пирамиды под храмом. – Это новый Верховный жрец. Как только он был официально провозглашен им и верно сотворил молитву, принеся жертву, мы позволили солнцу взойти. Наблюдатели за солнцем говорят, что они всегда рады остановить солнце на день. Тогда можно хорошенько осмотреть его и подремонтировать.

Чимал был эанят контрольными приборами. Он наугад набирал номера и вводил их в машину. Казалось, приборы были разбросаны по всей долине, а один был даже вделан в небо и давал панораму всей долины сверху. Можно было усилить изображение и приблизить землю, хотя картина, конечно, не сопровождалась звуками.

– Там, – сказала Оружейница, указывая на изображение, – ты можешь видеть четыре высоких утеса, стоящие вдоль берега реки. Они слишком круты, чтобы на них можно было вскарабкаться...

– Знаю, я пытался...

– ... и на вершине каждого из них находится двойной телепередатчик. Они используются для наблюдения и контроля Коатлики в случае особых обстоятельств.

– Один из них я раньше видел на экране, – сказал он, нажимая кнопку. – Номер 28. Да, вот он.

– Как быстро ты запоминаешь код! – с благоговением сказала она. – Мне на это понадобились годы.

– Покажи мне, пожалуйста, еще что-нибудь, – попросил он, вставая.

– Все, что пожелаешь.

Они прошли в столовую, где один из работников настоял на том, чтобы они сели, после чего принес им напитки.

– Кажется, обо мне все знают, – сказал он.

– О тебе говорилось на утренней службе. Ты – Первый Прибывший, раньше ничего подобного не случалось, и все очень взволнованы.

– Что мы пьем? – спросил он, чтобы поменять тему разговора. Ему не слишком приятно было смотреть на ее белое лицо с благоговейно смотрящими глазами, глотающим ртом и слегка покрасневшими ноздрями.

– Этот напиток называется чай. Находишь ли ты его освежающим?

Он оглядел большую комнату, наполненную бормотанием голосов, постукиванием предметов для принятия пищи, и внезапно его поразила одна деталь.

– А где дети? Я не помню, чтобы мне попался хоть один ребенок.

– Мне об этом ничего не известно, – сказала она, и лицо ее еще больше побелело, хотя такое и казалось невозможным. – Если они есть, то находятся в месте, отведенном для детей.

– Ты не знаешь? Какой странный ответ. А ты сама когда-нибудь была замужем, Наблюдательница Оружия? У тебя есть дети?

Теперь лицо ее пылало. Издав сдавленный крик, она вскочила на ноги и бросилась прочь из столовой.

Чимал допил чай и вернулся к ожидавшему его Главному Наблюдателю. Он обьяснил ему, что случилось, и старик серьезно кивнул головой.

– Мы можем обсудить этот вопрос, поскольку все происходящее направляется Исследователями, Наблюдателей же подобные разговоры заставляют чувствовать себя запачканными. Они проводят свою жизнь в чистоте и жертвенности и стоят выше тех животных связей, которые существуют в долине. В первую очередь они – Наблюдатели, а уже во вторую – женщины, хотя более верующие вообще никогда не становятся женщинами. Они скорбят, потому что были рождены с женскими телами, которые смущают их и мешают исполнять то, к чему они призваны. Но вера их сильнее всего.

– Понятно. Надеюсь, ты не возражаешь против моего вопроса... Но ведь ваши Наблюдатели должны были откуда-то взяться?

– Из места для детей. Это неважно. Теперь мы можем идти. – Главный Наблюдатель начал было вставать, но Чимал пока не собирался заканчивать разювор.

– А что это за место? Это машина, которая выращивает детей?

– Иногда я желаю, чтобы это было так. Контроль за местом для рождения детей – самая тяжкая моя обязанность. Его трудно держдть в подчинении. Там сейчас четыре матери, хотя одна должна скоро умереть. Это женщины, избранные для данной цели, потому что они не удовлетворительно выполняли рдботу, которой были обучены, и не могли, таким образом, быть полезными. Они стали матерями.

– А отцы?

– На это есть приказ Великого Создателя. Хранилище замороженной спермы. Технический персонал знает, как ею пользоваться. Великий имеет свои тайны. А теперь мы должны идти.

Чимал понял, что больше пока ничего не узнает. Он оставил эту тему, но не забыл о ней. Они пошли тем же путем, каким он пришел сюда после того, как Исследователи подняли тревогу и отправились на его поимку. Через огромный зал, по золотому коридору. Главный Наблюдатель открыл одну из дверей и пригласил его войти.

– Здесь все так, как 6ыло в самом начале. Все ждет. Ты первый, Просто сядь в кресло перед экраном и все увидишь.

– Ты останешься со мной?

Впервые за все время губы старика разошлись в едва заметной улыбке.

– Увы, это невозможно. Это место предназначено лишь для Прибывших. Моя вера и мой долг повелевают мне держать его в таком состоянии, чтобы оно всегда было готово к работе. – И он вышел, закрыв за собой дверь.

Чимал опустился в удобное кресло и поискал взглядом кнопку, которая могла бы привести в действие машину. Но в этом не было необходимости. Должно быть, под действием его веса приспособление сработало само, потому что экран осветился и комната наполнилась звуками голоса.

– Добро пожаловать, – проговорил голос. – Вы направляетесь к Проксиме Центавра.

Эрос. Один из многочисленных астероидов астероидного кольца, лежащего в области планетных дебрей между орбитой Марса и Юпитера. Эрос является самым ярким исключением среди других астероидов, так как в одной точке его орбита почти достигает орбиты Земли. Эрос – сигарообразной формы – двадцати миль в длину, крепкая скала. Затем план. Величайший план, претворенный в жизнь, план, не знающий себе равных во всей истории человечества. Во главе его стоял человек, которого вначале называли Великим Правителем, а теперь называют Великим Создателем. Кто, кроме него, смог бы придумать проект, для подготовки к которому понадобилось шестьдесят лет, а для выполнения – пятьсот?

Эрос, вращающийся недалеко от Земли, обрел новую судьбу. Крошечные корабли, еще более крошечные люди перепрыгнули через безвоздушное пространство, чтобы приступить к этой величественной работе. Они вгрызались далеко в камень, прежде всего готовя себе жилье, ибо многим из них предстояло прожить здесь всю свою жизнь. Потом они пошли еще дальше и создали огромное помещение, которому предстояло стать домом мечты...

Цистерны с горючим. Только на то, чтобы их наполнить, ушло шестнадцать лет, Что такое скалистая масса в двадцать миль длиной? Она является источником обычной для такого вещества реакции, а горючее станет возбудителем в ней иных процессов, и в один прекрасный день масса эта придет в движение и ринется прочь от Солнца, вокруг которого вращалась биллионы лет, чтобы никогда не вернуться...

Ацтеки. После долгого обсуждения именно они явились избранными из всех примитивных племен Земли. Простые люди, обладающие достаточными умениями, имеющие множество богов, богатые в этом, но бедные в остальном. До сей поры сохранились затерянные в горах деревушки, добраться до которых можно лишь по узеньким тропкам. И люди живут там так, как жили, когда сотни и сотни лет назад впервые прибыли испанцы. Урожай маиса – он отнимает большую часть их времени и составляет главную часть их еды. В основном они вегетарианцы, мясо и рыбу употребляют в пищу редко. Готовят вызывающий галлюцинации напиток из маги, во всем видят бога или дух. Вода, деревья, камень – все имеет душу. Пантеон богов и богинь, не знающий себе равных. Тецкатлипок – господин Неба и Земли. Микстас – властитель смерти. Миктла-Текухтли – повелитель мертвых. Тяжелая работа, горячее солнце – все способствует развитию религии, великолепной и покорной культуры. Взятые неизменными и помещенные в эту долину среди гор, неизменные ни в чем – ибо кто может сказать, что является объединяющим культуру механизмом или что является механизмом, разрушающим ее? Взятые и помещенные сюда, потому что должны оставаться неизменными в течение пятисот лет. Конечно, невозможно без некоторых незначительных добавлений, но можно надеяться, что мелочи не послужат причиной уничтожения культуры. Обучение письму. Зачаточные знания о космосе. Все это понадобится, когда ацтеки в конце концов выйдут из долины, а дети их станут хозяевами своих судеб.

Диа чойнз. Комплекс переплетающихся между собой спиралей с бесконечными пермутациями. Строители жизни, контролеры жизни, в каждом витке которых собраны сведения обо всем, начиная с волоска на ноге и кончая блохой на двенадцатитонном теле кита. Это код рыжих волос? Замените его вон тем, и у ребенка будут черные волосы. Генохирурги, геноселекторы, производители операций над мельчайшими строителями жизненных блоков, изменяющие, приказывающие, производящие...

Гениальность. Исключительная и естественная способность к плодотворным и оригинальным концепциям, высокий коэффициент интеллектуальности. Естественная способность подразумевает такую способность, которая заложена в генах и ДНК. Среди населения мира имеется достаточное количество гениальных в каждом поколении, и их ДНК может быть собрана. И соединена с производством гениальных детей. Гарантировано. В любое время. Ибо каждая способность и условие в генах имеет свои доминирующие черты и свои убывающие. Пес – отец черный, и черный цвет является доминирующим, а белый убывающим. Мать тоже черная. Поэтому их формулы – ЧБ и ЧБ, а Мендель учил, что на основании этих факторов можно начертить диаграмму потомства. Если щенков будет четыре, то они будут ЧЧ, ЧБ, ЧБ и ББ – то есть белая собака там, где ее раньше не было. Но возможно ли взять доминанту и искусственно сделать ее доминируемой? Да, возможно. Возьмите, например, гениальность. Гениальность и взяли. И попытались превратить ее в глупость. Тусклость. Субнормальность. Пассивность. Заключить в слегка измененном виде в две различные группы людей и держать их разделенными. Пусть имеют детей, поколение за поколением, послушных, покорных детей. И каждый ребенок будет нести в себе усталую доминанту, нетронутую и ждущую. Потом, однажды, в нужный день, пусть эти две группы встретятся, смешаются, заключат браки. Тогда связи освободятся. Уставшая доминанта перестанет быть доминируемой и станет доминирующей. Дети станут... детьми от иных родителей, чем были их родители? Да, вероятно. Они станут гениальными детьми.

Как много нужно знать. В любой момент лекции Чимал мог нажать на кнопку, и изображение и голос застывали, а машина выдавала справку в отношении обьясняемого материала. Некоторые из этих справок являли собой наглядние лекции, раскрываемые для него веером, другие заключались в имеющихся в библиотеке книгах. Сама же библиотека была подобна не исследованной еще Галактике. Большая часть книг была фильмокопирована, хотя имелись книги и в переплетах. Когда его голова и глаза начинали болеть от напряжения, он принимался бродить по библиотеке, наугад вытаскивая тома и перелистывая их страницы. До чего же сложно человеческое тело: прозрачные листы анатомических атласов, переворачиваемые один за другим, показывали сго органы в естественной окраске. А звезды? Они действительно оказались гигантскими горящими шарами газа. К их изображениям были приложены таблицы с указанием температур и размеров. Страница за страницей шли фотографии созвездий, скоплений, газовых облаков. Вселенная была гигантской, выше понимания – а он когда-то думал, что вся она сделана из крепкого камня!

Оставив книгу по астрономии открытой на столе перед ним, Чимал откинулся на спинку кресла, посидел так, потом потер глаза, как бы стирая с них усталость. Он принес с собой термос с чаем. Сейчас он налил себе чашку и пил ее маленькими глотками. Книга упала на пол и раскрылась на изображении Туманности Андромеды, гигантского колеса света на фоне усеянной звездами ночи. Звезды. Была одна звезда, которой ему следовало интересоваться, та, которая приветствовала его, когда начался процесс обучения. Как ее название? Ему пришлось запомнить так много новых слов... Проксима Центавра. Она все еще далеко, но ему внезапно захотелось увидеть место назначения своей плененной Вселенной. Были карты неба, показывающие в деталях небольшие участки, ему же приходилось их видеть уже, так что, должно быть, не будет слишком трудно найти ту звезду. И ему нужно было немного размяться: тело уже начинало болеть от того, что он долго сидел в одной позе.

Как приятно снова пройтись быстрым шагом, даже пробежать несколько шагов по длинному коридору. Сколько дней прошло с тех пор, как он впервые вошел в комнату обучения? Память заволокло туманом: никто ему об этом не сообщал. Может быть, ему следовало носить при себе деус, но такой способ отмечать дни был кровавым и мучительным. Он находил подобный обычай бессмысленным, как и многие другие действия Наблюдателей, но те считали их очень важными. Ритуальное нанесение себе боли причиняло, казалось, им искреннюю радость. Он еще раз распахнул массивные двери и посмотрел на космическое пространство. И впечатление от этого зрелища было таким же сильным, как и в первый раз.

Поиски звезд на картах были трудным делом. Прежде всего звезды не оставались в определенном положении, как это было со звездами над долиной, но кружились в величественном параде. Через несколько минут завершался цикл положения созвездий от летнего периода и обратно. Только ему казалось, что он нашел созвездие, как оно исчезло из виду, а вместо него появилась новая звезда. Когда пришел Главный Наблюдатель, он был благодарен ему за помеху.

– Сожалею, что побеспокоил тебя...

– Нет, нет, совсем нет. Я ничего не достиг с этой картой, только голова разболелась.

– Могу я тогда просить тебя о помощи?

– Конечно. Что я должен сделать?

– Ты это сразу поймешь, если последуешь за мной.

Морщинистое лицо Главного Наблюдателя хранило глубокую серьезность. Чимал даже не думал, что печать серьезности может быть настолько значительной. Когда он пытался завязать разговор, то получал вежливые, но короткие ответы. Что-то беспокоило старика, но скоро он узнает причину.

Они спустились вниз до уровня, на котором Чимал еще не был, и обнаружили там ожидающую их машину. То было длительное путешествие, самое длинное из тех, что ему приходилось предпринимать, и проделано оно было в молчании. Чимал долго смотрел на мелькающие стены. Наконец он спросил:

– Мы далеко едем?

Главный Наблюдатель кивнул:

– Да, в кормовую часть, неподалеку от помещения для двигателей.

Хотя Чимал изучал планы их мира, он все еще думал о нем, связывая его с долиной. Место, которое они называли кормой, находилось там, где было помещение Исследователей, значит, в сторону от болота. Таким образом, кормовая часть располагалась к югу от водопада, в конце долины. Интересно, подумал он, что же там такое.

Они остановились у другого отверствия туннеля, и Главный Наблюдатель направился к одной из мнотчисленных и похожих друг на друга дверей, перед которой их уже ждал одетый в красное Исследователь. Он молча открыл перед ними дверь. За ней оказалась комната для спанья. К веревке, переброшенной через блок под потолком, человек в черной одежде Наблюдателя был прикреплен за шею так, что она душила его медленно и болезненно, пока в конце концов не сделала свое дело, Должно быть, он висел так в течение нескольких дней, потому что тело его выпрямилось и касалось пальцами ног пола подле перевернутого стула, с которого он спрыгнул. Исследователи отвернулись, но Чимал, для которого смерть не была новостью, смотрел на то, что было перед ним, достаточно спокойно.

– Что вы хотите, чтобы я сделал? – спросил Чимал. На какое-то мгновение он подумал, уж не для похоронной ли церемонии его сюда пригласили.

– Он был Смотрителем воздуха и работал один, потому что Главный Смотритель Воздуха внезапно умер, а новый еще не назначен. Его отчет здесь, на письменном столе. Кажется, он допустил какую-то ошибку и не смог ее исправить. Он был глупым человеком и вместо того, чтобы представить отчет, отобрал у себя жизнь.

Чимал взял потрепанную, в грязных пятнах, тетрадь и принялся ее листать. Тут были диаграммы, карты, инструкции, которым нужно было следовать. Что же так беспокоило этого человека? Главный Наблюдатель провел его в соседнюю комнату, где постоянно звучал баззер и то вспыхивал, то гас красный свет.

– Это предупреждение о том, что что-то не в порядке. Обязанность Смотрителя Воздуха состоит в том, чтобы в случае тревоги сразу же сделать исправления и доложить о случившемся мне. Я такого отчета не получал.

– А сигнал тревоги продолжает поступать. Я думаю, что этот человек не смог устранить причину, поэтому впал в панику и убил себя.

Главный Наблюдатель мрачно кивнул.

– Эта же невероятная мысль пришла в голову и мне, когда я получил рапорт о случившемся. Я начал беспокоиться уже тогда, когда Главный Смотритель Воздуха внезапно умер молодым, едва достигнув 110 лет, а главным остался этот. Главный никогда не был высокого мнения о его способностях, и мы готовились поставить на это место нового человека, когда все это произошло.

Внезапно до Чимала дошел смысл происходящего.

– Значит, у вас нет никого, кто знал бы, как отремонтировать оборудование? А речь идет о машине, что производит для нас воздух?

– Да, – ответил Главный Наблюдатель и сквозь толстые двойные двери прошел в большую, отдающую эхом комнату.

У стен стояли высокие цистерны со сверкающими аппаратами у их основания. Протянутые там и здесь трубы издавали низкое гудение, к которому добавлялся вой моторов.

– Они производят воздух для всех? – спросил Чимал.

– Нет, ничего подобного. Ты об этом прочтешь. Большая часть воздуха имеет какое-то отношение к зеленым растениям. Есть большие помещения с вечнозелеными растениями. Эти же приборы делают с воздухом что-то другое, но тоже очень важное, хотя что именно – в этом я не уверен.

– Не могу обещать, что смогу помочь, но сделаю все, что смогу. В то же время я предлагаю найти того, кто мог бы быть полезен в этай работе.

– Такого человека нет. Никто не думает ни о чем, кроме своей работы. Я один за все отвечаю, и мне следовало заглянуть в эту тетрадь раньше. Многое выше моих возможностей. Я – старый человек и слишком стар для того, чтобы учиться новой дисциплине. Сейчас молодого человека обучают искусству наблюдения за воздухом, но пройдут годы, прежде чем он сможет здесь работать. Тогда может быть уже слишком поздно.

С новым чувством ответственности Чимал открыл тетрадь. Первая часть была посвящена теории очищения воздуха, и он одолел ее быстро. После получения знаний о функциях машин он прочитал ее еще раз, более внимательно. Глава «Приборы» включала в себя двенадцать различных описаний, каждое из которых начиналось большим красным номером. Эти же номера повторялись в еще более увеличенном виде на стенах, и он заключил, что они соответствуют номерам, приведенным в книге. Присмотревшись к ним внимательнее, он отметил, что красный огонек под цифрой 5 то вспыхивает, то затухает. Подойдя к нему, он увидел написанное под лампочкой слово «Авария». Он открыл тетрадь на пятом разделе.

Чимал читал с интересом, пока не усвоил весь раздел. Башня была сделана, казалось, с таким расчетом, чтобы могла работать сама по себе столетиями: до сих пор она не требовала ни наблюдения, ни осмотра. У ее основания стоял шкафчик с инструментами, и он осмотрел их, Еще один сигнал мигал над большим диском. Мигающие буквы складывались в надпись «Замени химикат». Но на самом диске данные были точно такими, какими должны были быть, судя по описанию в тетради.

– Но кто я такой, чтобы спорить с машиной? – сказал Чимал Главному Наблюдателю, молча сопровождавшему его. – Перезарядка кажется достаточно простой. Когда кнопка нажата, машина, по-видимому, должна выполнить автоматический цикл. Если этого не происходит, клапаны могут быть вовлечены в работу при помощи рук. Давайте посмотрим, что получится, – Он нажал на кнопку.

Лампы возвестили вспышкой о начале действия, замкнулись невидимые переключатели. Приглушенный, поющий звук послышался из находившейся перед ним машины, и в то же время игла на шкале активности двинулась в опасную зону, в самую нижнюю часть указателя. Главный Наблюдатель проследил за ней взглядом, шевеля губами, прочитал слова и поднял на Чимала полный ужаса взгляд.

– Правильно ли так? Становится хуже, а не лучше. Происходит что-то ужасное.

– Я так не считаю, – ответил Чимал. Нахмурясь, он изучал конспект. – Здесь говорится, что нужно заменить химикат. Поэтому вначале, я думаю, старый химикат выкачивается и именно его изъятие и дает на шкале неверные данные. Конечно же, отсутствие химиката даст те же данные, что и наличие плохого химиката.

– Твои доводы слишком абстрактны, им трудно следовать. Я рад, что ты здесь, с нами, Первый Прибывший, и вижу в этом волю Великого Создателя. Без тебя мы не смогли бы разобраться в этом деле.

– Вначале давайте посмотрим, как у нас получится. Пока что я лишь следую написанному. Итак, должен быть введен новый химикат. Игла поднимается вверх, указывая полноту заряда. Это, кажется, соответствует действительности.

Главный Наблюдатель со страхом указал на мигающий сигнал тревоги.

– Но... он все не перестает. С воздухом что-то не в порядке!

– С нашим воздухом все в порядке. Но что-то не в порядке с машиной. Она перезаряжена, новый химикат действует превосходно, и все же сигнал продолжает действовать. Единственное, что остается предположить, это то, что не в порядке сам сигнал тревоги. – Он перелистал тетрадь, пока не нашел раздел, который ему был нужен. Тогда он быстро пробежал его глазами.

– Это возможно. Здесь есть кладовая? Мне нужно нечто, называемое 167-Р.

– Это здесь.

В кладовой находились ряды полок, все пронумерованные в определенном порядке, и Чимал без труда разыскал часть 167-Р, оказавшуюся крепкой канистрой с ручкой на конце и предупреждающей надписью красным на ней: " СОДЕРЖИТ ПРЕСОВАННЫЙ ГАЗ – ПРИ ОТКУПОРИВАНИИ ДЕРЖАТЬ ДАЛЬШЕ ОТ ЛИЦА". Он сделал так, как было велено, и повернул рукоятку. Раздалось тихое шипение. Когда оно стихло, дно контейнера отошло. Он засунул внутрь руку и достал блестящую металлическую коробочку, напоминавшую по форме книгу большого формата. В том месте, где у книги находится корешок, здесь помещалась ручка и набор гвоздиков цвета меди на противоположной стороне. Он не имел ни малейшего представления о том, как все это может действовать.

– Ну-ка, посмотрим, что же это такое.

Инструкция направила его к нужному месту, и он нашел на машине рукоятку, отмеченную шифром 167-Р – как и тот предмет, который он только что достал. Когда он потянул за рукоятку, оттуда легко, как книга с полки, выскользнул точно такой же контейнер. Он отбросил его в сторону и вставил на его место новый.

– Свет погас, все в порядке, – дрожащим от волнения голосом произнес Главный Наблюдатель. – Ты преуспел даже там, где потерпел поражение Смотритель Воздуха.

Чимал поднял испорченную часть, думая о том, что же могло сломаться внутри нее.

– Дело кажется ясным. Сама машина работает великолепно, значит, неполадка заключалась в сети сигнала тревоги, вот здесь. Это описано в инструкции в соответствующем разделе. Что-то включилось и отказалось выключаться, поэтому сигнал не пропал даже после того, как были сделаны исправления. Наблюдателю следовало понять это,

«Должно быть, он был очень глуп, если не понял», – закончил он уже про себя. О мертвых не принято говорить плохо, но факт остается фактом. Бедняга впал в панику и убил себя, когда разрешение проблемы было таким простым. Это подтверждало давно уже возникшее у него подозрение.

На свой лад Наблюдатели были такими же тугодумами, как и ацтеки. Они умели выполнять лишь одну функцию, подобно людям долины.

3

– Прости, но все еще не понимаю, – сказала Наблюдательница Оружия. Нахмурившись, она смотрела на диаграмму, изображенную на листе бумаги. Она поворачивала его то так, то по-другому, тщетно надеясь, что положенная под другим углом, она сделается более понятной.

– Тогда я покажу тебе другой путь, – сказал Чимал, продолжая заниматься приборами. Его отсек Наблюдателя был обширен и хорошо оборудован. Он достал пластиковый контейнер и прикрепил к нему длинную веревку. – Что ты здесь видишь? – спросил он, и она, повинуясь его требованию, наклонилась и посмотрела.

– Воду. Он наполовину наполнен водой.

– Верно. А что произойдет, если я положу его на бок?

– Но... вода станет вытекать. Конечно же.

– Верно.

Собственный успех заставил ее радостно улыбнуться. Чимал вытянул веревку во всю ее длину, поднял ею контейнер.

– Ты сказала, что она выльется. Веришь ли ты, что я смогу повернуть этот контейнер на бок, ни пролив ни капли?

Оружейница лишь застыла в благотвении. Она верила, что он способен на что угодно. Чимал начал вращать контейнер все быстрее и быстрее, одновременно поднимая его, пока он не оказался кромкой внизу, а дном – наверху. Воды не вылилось ни капли. Потом он медленно уменьшил скорость и сбавлял ее до тех пор, пока контейнер не очутился на полу.

– А теперь еще один вопрос, – сказал он, беря в руки книгу. – Что случится, если я разожму руки и выпущу книгу?

– Она упадет на пол, – сказала она, явно гордясь тем, что ответила правильно на такое большое количество вопросов.

– Снова верно. Теперь следи внимательно. Сила, которая притягивает книгу к полу и та, что заставляет воду оставаться в контейнере, – одна и та же. Она называется центробежной силой. На больших планетах есть и другая сила, называемая силой притяжения. Она, похоже, действует таким же образом, хотя я этого не понимаю. Важно запомнить вот что: центробежная сила так же держит нас внизу, поэтому мы не летаем по воздуху. И в этом же причина того, что мы можем ходить по небу и смотреть на долину, которая находится у нас над головой.

– Я этого ничего не понимаю, – призналась она.

– Но это так просто. Представь себе, что вместо веревки у меня вращающееся колесо. Если бы контейнер был прикреплен к его кромке, то вода оставалась бы внутри, точно так, как было, когда я вращал его на веревке. Но я мог бы прикрепить к колесу два контейнера, расположив их друг напротив друга, и вода оставалась бы нетронутой в каждом из них. Дно каждого контейнера оставалось бы внизу под тяжестью воды – и при этом «низ» для каждого контейнера оставался прямо противоположным. Тоже самое получается и с нами, потому что эта скала тоже вращается. Поэтому то, что считается «низом» для деревни, находится ниже твоих ног, «низ» на небе низок только по отношению к небу. Понятно?

– Да, – ответила она ему, хотя и ничего не понимала. Но ей хотелось доставить ему удовольствие.

– Хорошо. Следующее звено очень важно, и я хочу, чтобы ты была уверена в том, что следуешь моим мыслям. Если «низ» деревни находится у тебя под ногами и «низ» находится на небе, если ты оказалась на противоположной от деревни стороне, то на полпути между ними сила должна быть равной, так что она вообще не будет на тебя действовать. Если мы сумеем оказаться на полпути между деревней и небом, то сможем там парить.

– Но это сделать очень трудно, если только ты не птица. Хотя даже и птицам мешают покинуть долину какие-то приспособления, я слышала об этом.

– Совершенно верно. По воздуху нам туда не пробраться, но через туннель в скале можно, Долина находится на открытом месте, но ее со всех сторон окружают крепкие скалы. Если есть туннель, ведущий к тому месту, которое называется «центром вращения» – так его обозначают в книгах, то мы можем выбраться туда и парить там в воздухе.

– Не знаю, понравилось бы мне это.

– Мне бы понравилось. И я обнаружил на плане нужный туннель. Пойдешь со мной?

Наблюдательница Оружия колебалась: ее не привлекали подобного рода приключения. Но к желаниям Первого Прибывшего следовало относиться как к закону.

– Да. Пойду.

– Хорошо. Сейчас и отправимся.

Книги были интересными, и учеба нравилась ему, но и контакты с людьми тоже были нужны. В деревне люди всегда держались вместе.

Наблюдательница Оружия была первой из встреченных здесь людей, и они пережили вместе немало приключений. Она не блистала талантами, но старалась нравиться. Она положила в его поясной карман несколько пакетов с концентрированной едой и бутылку с водой – ему надлежало иметь все это при себе, как и остальным. При нем был также коммуникатор, инструменты для письма и кое-какие мелкие инструменты.

– Вторая лестница после столовой, – сказал он ей, когда они вышли.

У подножия лестницы они остановились, поскольку ей нужно было настроить свой экзоскелет на подъем. Такое его положение снимало с нее тяжесть во время подъема и тем самым предохраняло ее сердце от возможного напряжения. Чимал замедлил шаги, идя в такт ее механическому шагу. Они прошли семь уровней, прежде чем кончилась лестница.

– Это высший уровень, – сказала Оружейница, перестраивая контроль. – Я была здесь только один раз. Кроме кладовых, тут ничего нет.

– Есть кое-что еще, если верны планы.

Они прошли по длинному коридору мимо многих дверей, потом прошли в отверстие, выдолбленное в холодном камне. Пол здесь не подогревался, но подошвы их башмаков были толстыми и не пропускали холод. В самом конце, прямо перед ними находилась металлическая дверь с надписью, сделанной большими красными буквами: " ТОЛЬКО ДЛЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ".

– Мне туда нельзя, – сказала она.

– Можно, если я тебе велю. В сопровождении Исследователя Наблюдатель или кто угодно другой может допускаться на любую территорию. – Он никогда не читал ничего подобного, но ей не нужно было об этом знать.

– Конечно, тогда я могу пойти с тобой. Тебе известна комбинация этого замка? – Она указала на сложный дисковый замок, прикрепленный к кромке двери.

– Нет, насчет того, что в двери есть замок, там ничего не говорилось.

То была первая запертая дверь, которую он видел. Для того чтобы помешать наблюдателям войти туда, где их присутствие не было нужно, достаточно было приказов и правил. Он внимательно посмотрел на замок.

– Он был поставлен после того, как было закончено строительство, – сказал он, показывая на головки винтов. – Кто-то просверлил металлическую кромку и добавил это. – Он достал отвертку и освободил один из винтов. – И работа не слишком добросовестная. Не очень-то он прочный.

Ему понадобилось всего несколько минут, чтобы вывернуть все винты, открыть замок, не повредив его. Дверь легко отворилась, и перед ними оказалась маленькая, с металлическими стенами комната.

– Что это может быть? – спросила Оружейница, следуя за ним.

– Не уверен в том, что мне это известно. На плане детали не обьяснялись. Но... мы можем следовать инструкциям и посмотреть, что из этого выйдет. – Он указал на прикрепленную к стене карточку. – Первое: закрыть дверь. Ну, это просто. Второе: держаться за скобы.

В стену, на высоте человеческого роста, были вделаны петли, и они взялись за них.

– Третье: повернуть указатель в нужном направлении.

Металлическая стрела под знаком указывала концом на слово «вниз».

Она вращалась вокруг своего основания, и Чимал, освободив одну руку, направил острие стрелки к слову «вверх». Едва он это сделал, послышалось отдаленное гудение, и кабина начала двигаться вверх.

– Отлично, – сказал он. – Нам не придется взбираться наверх. Должно быть, эта машина закреплена вертикально шахте и какие-то приспособления заставляют ее двигаться вверх и вниз. В чем дело?

– Я... я не знаю, – выдохнула Оружейница, двумя руками вцепивщись в кольцо. – Я чувствую себя так странно, так непривычно.

– Да, ты права. Возможно, стало легче. – Он рассмеялся и подпрыгнул. Казалось, движение к полу заняло у нем больше времени, чем обычно. – Центробежная сила уменьшается. Скоро она вообще пропадет. – Оружейница, которую в отличие от него подобная мысль вовсе не вдохновляла, еще крепче вцепилась в кольцо и прижалась к стене, закрыв глаза.

Путь оказался очень недолгим, и когда машина остановилась, Чимал оттолкнулся от пола и повис над ним.

– Правда... сила не действует. Мы находимся в центре вращения.

Оружейница сжалась в комок. Она хватала ртом воздух, пытаясь заставить успокоиться взбунтовавшийся желудок. Дверь автоматически распахнулась, и перед ними оказался закругляющийся коридор, по стенам которого бежали ряды металлических прутьев, похожих на рельсы. В нем не было ни «верха», ни «низа», и даже Чимал почувствовал какую-то неуверенность, когда попытался представить себе, в каком же они смотрят направлении.

– Давай сначала поплывем, а потом станем подтягивать себя вдоль этих прутьев и направимся туда, куда поведет нас туннель. Это, должно быть, будет нетрудно. – Поскольку девушка не выказывала никакого желания отправляться в путь, он освободил ее руки и принялся осторожно подталкивать ее к началу туннеля, сам стараясь при этом прижиматься к стене. Она слабо вскрикнула и забилась, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Он выпустил ее и лишь с трудом схватил снова.

В конце концов он обнаружил, что самый надежиый способ передвижения – это потихоньку перебирать руками вдоль прута и так двигаться вперед. Наблюдательница Оружия в конце концов одержала победу над своим желудком, почувствовала себя лучше и кое-как следовала его инструкциям. Кусочек за кусочком, они прошли весь туннель и оказались у двери в его конце, вошли в эту дверь и попали в сферическую комнату, смотрящую на звезды.

– Я узнаю этот длинный предмет, – сказал Чимал взволнованно. – Это телескоп. Он служит для тот, чтобы сделать далекое более близким. Его можно использовать для изучения звезд. Интересно, что делают другие приборы.

Он забыл об Оружейнице, но она и не возражала против этого. К одному участку стены была прикреплена кушетка, и она обнаружила, что может устроиться на ней, если прикрепится ремнями. Так она и сделала и с облегчением закрыла глаза.

Чимал так увлекся чтением инструкций, помещенных возле машин, что почти не замечал отсутствия силы, которая тянула бы его книзу. Все инструкции были простыми и ясными и обещали чудеса. Звезды за толстым полукруглым окном медленно вращались возле средней точки. Вращение их не было таким быстрым, как то, которое он наблюдал в обсерватории, и звезды здесь не поднимались и не опускались, но все же они двигались. Следуя инструкции и введя в действие контроль, он чувствовал себя так, как будто на него начала действовать какая-то сила. Девушка застонала. Но чувство это быстро прошло. Когда он повернулся, чтобы посмотреть на вход, ему показалось, что туннель начал теперь вращаться. а звезды, наоборот, перестали. Должно быть, комната вращалась теперь в направлении, противоположном остальному миру, поэтому по отношению к звездам они были неподвижны. Какие же чудеса сотворил Великий Создатель!

Теперь, когда компьютер действовал, нужно было ознакомиться с двумя другими инструкциями. Поняв их, можно было обрести ориентир. Следуя инструкциям, Чимал заложил в телескопический прибор запрос о яркой горящей звезде, настроил на нее телескоп и нажал на кнопку спектрального анализа. На маленьком экране моментально возникла проекция: Альдебаран. Недалеко от него находилась другая яркая звезда, входившая как будто в состав созвездия, известного ему под названием Орион. Она называлась Ригель. Может быть, она действительно входила в состав Ориона – при таком обилии огней на небе трудно было даже узнать знакомые созвездия.

– Посмотри на это, – сказал он девушке, указывая на небо полным удивления и благоговения жестом. – Вот настоящие звезды, настоящее небо. – Она бросила туда быстрый взгляд и кивнула, потом снова закрыла глаза. – За окном – космос, вакуум, там нет воздуха, в котором можно дышать. Вообще ничего нет, только пустота, бесконечная пустота. Как может быть измерено расстояние до звезды... Как мы можем вообразить его? А этот наш мир летит от одной звезды к другой, и однажды мы должны достичь ее. Тебе известно название той звезды, к которой мы летим?

– Нас учили... но, боюсь, я забыла.

– Проксима Центавра, На древнем языке это означает самую близкую звезду в созвездии Центавра. Ты не хочешь на нее посмотреть? Сейчас она как раз видна. Вон там, справа от нас. Машина найдет ее.

Осторожно он настроил диски на нужную комбинацию, дважды проверил себя, чтобы убедиться, что номер набран правильно. Все было верно, Он нажал на кнопку активации и отступил в сторону.

Телескоп вздрогнул, подобно огромному животному, и приступил к работе. Он то поворачивался, то снова застывал. Чимал все время держался в стороне. Наконец телескоп нацелился в одну из сторон, почти на девяносто градусов от центра окна.

Чимал рассмеялся.

– Невозможно, – сказал он. – Тут должна быть ошибка. Если Проксима Центавра лежит там, в стороне, то это означало бы, что мы проходим мимо нее...

Его пальцы дрожали, когда он вернулся к списку и принялся снова и снова изучать цифры.

4

– Посмотри на эти цифры и скажи мне, верны они или нет, – вот все что я прошу. – Чимал положил бумаги перед Главным Наблюдателем.

– Я уже говорил тебе, что не имею большой практики в области математики, для таких вычислений есть машины. – Старик не смотрел ни на бумаги, ни на Чимала. Взгляд его был устремлен куда-то вперед, и он сидел совершенно неподвижно, если не считать пальцев, которые, словно независимо от его воли, перебирали и перебирали складки одежды.

– Это данные, которые дала машина. Посмотри на них и скажи мне, верны они или нет.

– Я уже давно не молод, а сейчас время молитвы и отдыха. Я прошу тебя оставить меня.

– Нет. Не раньше, чем ты дашь мне ответ. Ты не желаешь, не так ли?

Старик упорно продолжал молчать, и это молчание уничтожило те остатки терпения, которыми еще владел Чимал. Главный Наблюдатель хрипло вскрикнул, когда Чимал схватил его деус и, быстро рванув его, разорвал цепочку, на которой тот висел. Он посмотрел на цифры в отверстии.

– 186 293... Тебе известно, что они значат?

– Это... это почти богохульство. Немедленно верни его мне.

– Мне сказали, что эти цифры означают число дней пути, дней по старому земному времени. Насколько я помню, земной год насчитывает 365 дней.

Он бросил деус на стол, и старик сразу же схватил его обеими руками. Чимал снял с пояса блокнот и ручку.

– Разделим... это не трудно... ответ будет... – Он подчеркнул число и махнул блокнотом перед носом Главного Наблюдателя. – С начала путешествия прошло 510 лет. Судя по расчетам во всех книгах, путешествие должно было занять пятьсот лет, а то и меньше, а ацтеки верят, что их освободят через пятьсот лет. Это лишь добавочное свидетельство. Я собственными глазами видел, что мы не направляемся больше к Проксиме Центавра, но вместо этого устремляемся почти к созвездию Льва.

– Как ты можешь это знать?

– Потому что я был в навнгационной комнате и пользовался телескопом. Центр вращения уже не указывает на Проксиму Центавра. Мы летим куда-то еще.

– Все это очень сложно, – сказал старик, вытирая платком покрасневшие глаза. – Я не помню о связи между центром вращения и местом нашего назначения...

– Зато я помню – и я уже все проверил, чтобы убедиться. Чтобы навигационные приборы работали правильно, Проксима Центавра помещена в центре вращения, а в случае отклонения приборы делают поправку, с тем, чтобы мы двигались в направлении главной оси. Это не может быть изменено. – Внезапно Чималу пришла в голову мысль. – Но ведь могло же случиться так, что мы начали двигаться к другой звезде! Ну же, расскажи мне правду... что случилось?

Несколько мгновений старик сидел застыв, потом вздохнул, настроил экзоскелет так, чтобы тот поддерживал его ослабевшее тело.

– От тебя ничего невозможно скрыть, Первый Прибывший, теперь я это понимаю. Но я не хотел, чтобы ты узнал обо всем раньше, чем получишь полные знания. Должно быть, это уже случилось, иначе ты бы не смог догадаться. – Он нажал на кнопку. Моторы зажужжали, поставили его на ноги и понесли через комнату. – Отчет о собрании хранится здесь, в вахтенном журнале. В те времена я был молод, я был самым молодым из Наблюдателей, остальные уже давно умерли. Сколько же лет назад это было? Не могу сказать, но ясно помню каждую деталь происшедшего. Акт веры, акт понимания, акт правды. – Он снова сел, держа двумя руками большую красную книгу. Взгляд его был таким, как будто вместо нее он смотрел в тот самый день. – Недели, почти месяцы мы взвешивали все факты и шли к решению. То был торжественный момент, и от сознания его важности перехватывало дыхание. Главный Наблюдатель встал и огласил результаты всех исследований. Приборы показывали замедление скорости, говорили о том, что в них должны быть заложены новые данные с тем, чтобы мы вышли на новую орбиту. Потом он прочитал данные о наблюдении за планетами, и все мы почувствовали глубокую печаль. Планеты были непригодными, вот что было не так. Просто непригодными. Мы могли бы стать Наблюдателями Дня Прибытия, но мы нашли в себе достаточно сил, чтобы отказаться от искушения. Мы должны были оправдать доверие людей. Когда Главный Наблюдатель объяснил положение, мы все поняли, что нам нужно делать. Великий Создатель предусмотрел даже подобный день, предусмотрел даже возможность того, что в окрестностях Проксимы Центавра не найдется пригодной планеты и что может быть проложен новый курс к Альфе Центавра или Волку 395, а может – Льву? Я уже забыл, это было так давно. Но все здесь, вся правда. Как ни трудно было принять это решение, но оно было принято. Я сохраню при себе эти воспоминания до ре-цикла. Нам была такая великолепная возможность показать себя верными слугами.

– Можно мне посмотреть журнал? Когда было принято решение?

– В день, принадлежащий истории. Но взгляни сам. – Старик улыбнулся и открыл журнал – очевидно, наугад. – Видишь, как он сам открывается на нужном месте? Я так часто его читал.

Чимал взял журнал и прочел вступление. Оно занимало меньше страницы – рекорд краткости для таком торжественного момента.

– Здесь ничего нет о наблюдениях и причине снятия решения, – сказал он. – Никаких подробностей об оказавшихся непригодными планетах.

– Да, это начало второго параграфа. Если ты мне позволишь, я могу процитировать по памяти:"... поэтому лишь наблюдения могут стать основой будущих действий. Планеты оказались непригодными".

– Ну почему? Деталей ведь нет.

– Детали не нужны. То было решение, подсказанное верой. Великий Создатель оставил возможность для предположения, что пригодной планеты найти не удастся, а Он – тот, кто знал. Если бы планеты были пригодными, он не оставил бы нам выбора. Это очень важное звено в доктрине. Мы все смотрели в телескоп и все согласились. Они были крошечными, не имели собственного, подобно солнечному, света, и были очень далекими. Они явно не подходили...

Чимал вскочил на ноги и хлопнул книгой по столу.

– Ты хочешь сказать мне, что ваше решение было основано на простом просмотре в телескоп планет, все еще находившихся на астрономическом расстоянии? Что вы не приближались, не делали посадки, не снимали фотографий?

– Мне обо всех этих вещах ничего не известно. Должно быть, ими занимаются Прибывшие. Но мы не могли открыть долину до тех пор, пока не уверились бы в том, что планеты подходят. Подумай – как ужасно! Что бы это было, если бы Прибывшие сочли планеты неподходящими! Мы бы предали свою веру. Нет, гораздо лучше было бы самим принять решение. Мы знали, что за ним следовало. Каждый из нас заглянул в свое сердце и душу, прежде чем согласиться на него. Планеты были непригодными.

– И это решение было подсказано одной лишь верой?

– Верой честных людей, настоящих людей. Другого пути не было, да мы его и не хотели. Разве мы могли ошибиться, пока твердо держались ка верном пути?

Чимал молча переписал сведения о решении в свой блокнот, потом снова положил журнал на стол.

– Разве ты не согласен с тем, что это было наиболее мудрое рещение? – улыбаясь, спросил его Главный Наблюдатель.

– Я думаю, что все вы сумасшедшие, – сказал Чимал.

– Богохульство! Почему ты так говоришь?

– Потому что вы ничего не знали об этих планетах, а решение, принятое без знания фактов – это вообще не решение, это суеверная чепуха.

– Я не вынесу подобных оскорблений... даже от Первого Прибывшего. Я прошу тебя со всем уважением: оставь мои покои.

– Факты есть факты, а догадки есть догадки. Если освободить это ваше решение от всяких там фокусов и болтовни о вере, то оказывается, что оно не имеет под собой никакой почвы. У вас, жалких дураков, не было ведь никаких фактов. Что сказали о вашем решении остальные?

– Они не знали. Это было не их решение. Они служат, и это все. Нам, Исследователям, больше ничего не нужно.

– Тогда я скажу им и найду компьютер. Мы еще можем повернуть.

Зкзоскелет зашелестел. Человек выпрямился и в гневе указал пальцем на Чимала.

– Ты не смеешь. Передавать им Знание запрещено, и я запрещаю тебе говорить им – и приближаться к компьютерам тоже. Решение Исследователей пересмотрено быть не может.

– Почему? Вы же обычные люди. Притом глупые и слабые. Вы ошиблись, и я собираюсь исправить вашу ошибку.

– Если ты это сделаешь, то докажешь тем самым, что ты вовсе не Первый Прибывший, но кто-то другой. Не знаю кто. Для этого я должен посмотреть руководство.

– Смотри, а я буду действовать. Мы поворачиваем.

После ухода Чимала протекли долгие минуты, прежде чем Главный Наблюдатель встал, глядя на закрытую дверь. Когда он в конце концов принял решение, у нем вырвался громкий стон, полный горя и ужаса. Но нужно принимать и горестные решения: такова тяжкая ноша его ответственности. Он нажал кнопку коммуникатора и сделал вызов.

Надпись на двери гласила:

НАВИГАЦИОННАЯ. ТОЛЬКО ДЛЯ ТОЛЬКО ДЛЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ.

В момент своего открытия Чимал был так зол, что даже не подумал обыскать комнату в поисках подтверждения полученной им информации. Злоба и сейчас еще не утихла в нем, но теперь она стала холодной и готовой подчиниться необходимости. Он обязан был сделать то, что должен. Карта подтвердила то, что это место скрывалось. Он открыл дверь и вошел.

Комната была маленькой и содержала только два кресла, компьютер, несколько сборников с данными и на столе – перечень операций, изложенный упрощенным языком. Ввод был рассчитан на простое действие и содержал инструкции на обычном языке. Чимал быстро прочел инстукцию, потом сел перед вводом и одним пальцем выстучал запрос:

ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ТЕПЕРЕШНЯЯ ОРБИТА НАПРАВЛЕНИЕМ К ПРОКСИМЕ ЦЕНТАВРА?

Как только он нажал на кнопку с надписью «Ответ», ввод ожил и напечатал:

НЕТ.

ПРОШЛИ ЛИ МЫ ПРОКСИМУ ЦЕНТАВРА?

ВОПРОС НЕЯСЕН, СМОТРИ ИНСТРУКЦИЮ 13.

Чимал немного подумал, потом ввел новый вопрос:

МОЖЕТ ЛИ ОРБИТА БЫТЬ ИЗМЕНЕНА ТАКИМ ОБРАЗОМ, ЧТОБЫ МЫ НАПРАВИЛИСЬ К ПРОКСИМЕ ЦЕНТАВРА?

ДА.

Это уже лучше. Чимал отпечатал:

СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ ПОНАДОБИТСЯ НА ТО, ЧТОБЫ ДОСТИЧЬ ПРОКСИМЫ ЦЕНТАВРА, ЕСЛИ СЕЙЧАС ЖЕ ИЗМЕНИТЬ ОРБИТУ?

На этот раз компьютер думал почти три секунды, прежде чем ответить, – слишком много вычислений нужно было сделать, слишком много клеток памяти подключить.

ПРОКСИМА ЦЕНТАВРА НАХОДИТСЯ НА РАССТОЯНИИ 100 АСТРОНОМИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ, ЧТО ТРЕБУЕТ ВРЕМЕНИ В 17432 ДНЯ.

Чимал быстро произвел деление. Это меньше, чем пятьдесят лет. Если мы изменим орбиту сейчас же, то я смогу увидеть еще прибытие!

Но как? Как заставить Исследователей изменить орбиту? Существовала возможность того, что он сможет найти нужные инструменты и пособия и проработать их самостоятельно, но это возможно только в том случае, если ему никто не помешает. Если же их действия будут активно-враждебными, вряд ли ему что-нибудь удастся сделать. Одни слова их не убедят. Что же еще? Нужно заставить их изменить орбиту, хотят они этом или нет. Насилие? Но невозможно же их всех взять в плен и приняться за работу. Наблюдатели ни за что бы этого не позволили. И убить их всех он не мог такой поступок был бы отвратительным, хотя он и чувствовал, что способен на подобные действия. У него просто руки чесались от желания что-нибудь ими сделать.

Воздушная машина? Оборудование, над которым он работал...оно важно для жизни, но становилось таким только через определенный период времени. Если бы с ним что-нибудь случилось, он оказался бы единственным, кто смог бы его отремонтировать, и он даже не подумал бы начать ремонт до тех пор, пока они не легли бы на нужный курс.

Именно это ему и следует сделать. Он вышел в коридор и увидел Главного Наблюдателя и остальных, спешивших к нему на самой большой скорости, которую только позволяли им развить экзоскелеты. Чимал не обратил никакого внимания на их крики и побежал в противоположном направлении, легко уйдя от них. Быстро, как только мог, и самым коротким путем он устремился к воздушной лаборатории.

Дорога была пуста. Ни одной машины.

Идти пешком? Понадобится несколько часов на то, чтобы дойти до конца этого туннеля и еще пересечь всю долину. А если за ним пошлют машину, то убежать будет невозможно. Ему необходимо получить машину – не вызвать ли ее? Если все Наблюдатели приведены в состояние готовности, то он сам себе расставляет ловушку. Следовало принять решение как можно быстрее. Существовала большая вероятность того, что люди еще ни о чем не знали: Главный Наблюдатель не любил поспешных решений. Он подошел к коммуникатору на стене.

– Говорит Первый Прибывший. Мне немедленно нужна машина. Станция 187. – Несколько мгновений в трубке царила тишина, потом раздался голос:

– Выполняю приказ. Машина будет подана через несколько минут.

Будет ли? Или же этот человек сообщит обо всем Исследователям?

Чимал нервно расхаживал туда-сюда, не способный думать ни о чем другом. Он ждал всем лишь несколько минут, но время показалжь ему бесконечным.

– Желаете ли, чтобы я управлял? – спросил оператор.

– Нет, я сам.

Человек вышел из машины и вежливо отсалютовал вслед отьезжающей машине. Путь был свободен. Даже если человек сообщил о случившемся, у Чимала был хороший запас времени, он знал это. Если он сможет избежать возможного преследования и будет действовать быстро, он успеет совершить задуманное раньше, чем его схватят. Но сейчас, пока он еще в пути, ему следует решить, что именно нужно сделать. Сама машина была такой массивной, что на возню с ней ушло бы много времени, зато контрольнам панель была гораздо меньше и более легкой конструкции. Уничтожить некоторые из приборов или вынуть какие-то компоненты – и этот было бы достаточно. Без его помощи исследователи никогда не смогут ее починить. Но прежде чем что-то уничтожить, он должен увериться в наличие замены. Простое изъятие компонентов может оказаться недостаточным: Главный Наблюдатель, подстегиваемый необходимостью, мог бы догадаться о случившемся, увидев пустые места. Нет, нужно что-то повредить.

Когда машина замедлила ход у другого конца туннеля, он выскочил из нее. Каждое его движение было рассчитано. Прежде всего – журнал-инструкция. Он лежал там, где Чимал его оставил. В помещении никого не было, так что новый смотритель явно еще не занял свое место. Теперь нужно было найти верную диаграмму, потом номера частей. Читая находку, он прошел в кладовую. Да, детали панельных приборов здесь были – более десяти. Великий Создатель прекрасно все спланировал, предусмотрев любую возможность. Единственное, чего он не предвидел – это саботаж. В качестве дополнительной меры предосторожности Чимал вынул все запасные части и унес их в другую кладовую, где тщательно спрятал в массивной трубе. Теперь – разрушение.

Огромный гаечный ключ, тяжелый и не уступающий по размерам руке, являл собой превосходное оружие. Он унес его в главное помещение и, держа его в обеих руках, остановился перед приборной доской. Вначале диск со стеклянным покрытием. Занеся гаечный ключ над головой как топор, он с силой обрушил его вниз.

Мгновенно вспыхнул красный сигнал, и сирена завыла тонким, бьющим по ушам голосом. Громоподобный крик загрохотал над его головой:

– ОСТАНОВИСЬ! ПРЕКРАТИ! ТЫ РАЗРУШАЕШЬ МАШИНУ! ЭТО – ЕДИНСТВЕННОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! ДРУГОГО НЕ БУДЕТ!

Но сигналы и голос не остановили его. Он снова занес гаечный ключ для удара и обрушил его на то же самое место. Едва он это сделал, как металлическая дверца в стене над его гловой распахнулась, посылая вниз потоки пыли. Из нее выдвинулось дуло лазерного пистолета, и тот мгновенно открыл стрельбу, посылая в воздух перед панелью зеленые полосы пламени.

Чимал отскочил в сторону, но сделал это недостатачно быстро. Луч полоснул его по левому боку, руке, ноге, мгновенно проникнув сквозь одежду, и вонзился в тело. Он рухнул на пол почти потеряв сознание от внезапного шока и боли.

Великий Создатель предусмотрел все, даже возможность саботажа. Чимал понял это, но слишком поздно.

Когда Наблюдатели ворвались в помещение, они обнаружили его пытающимся ползти, оставляя за собой кровавую дорожку. Чимал открыл рот, пытаясь что-то сказать, но Главный Наблюдатель сдела знак рукой и отступил. Человек с баллоном на спине и с прибором, похожим на пистолет, шагнул вперед и нажал на спуск. Облако газа окутало Чимала, и голова его тяжело опустилась на каменный пол.

5

Пока он находился без сознания, о нем заботились машины. Исследователи сняли с него одежду и поместили во впадину стола. Они сняли описание его ранения, после чего анализатор действовал уже сам. Вся операция была полностью автоматической.

Был сделан рентген, измерено его кровяное давление, сделаны другие необходимые наблюдения. Как только раны были обследованы, возле них появилось вещество, останавливающее кровотечение. Компьютер поставил диагноз и назначил лечение. Аппараты, делающие анализы, тихо исчезли внутри контейнера, и их место заняли приборы-хирурги. Хотя они обрабатывали в единицу времени лишь очень небольшой участок тела, сама работа велась в удивительно быстром темпе, невозможном даже для самого опытного хирурга. Кровь была остановлена, поврежденные участки очищены, обгоревшая кожа заменена, и сделано это было очень быстро, чтобы не пострадали нервные окончания. Потом приборы занялись его боком, куда луч лазера проник особенно глубоко, хотя и не повредил внутренние органы. И наконец – нога. Эта рана была самой несложной из всех. Обгорело только бедро.

Когда Чимал пришел в себя, он вначале никак не мог понять, что произошло и почему он здесь, в больнице. Он был напичкан седактивными средствами и не ощущал боли, но голова его кружилась, и он чувствовал такую слабость, что был неспособен двинуться.

Потом память вернулась к нему, а вместе с ней – чувство горести. Он проиграл, Бесконечное путешествие в никуда так и будет продолжаться. Исследователи слишком глубоко верили в собственную непогрешимость, чтобы внять предостережениям. Так все и останется. Возможно, единственная ошибка Великого Создателя состояла в том, что он слишком хорошо все спланировал. Наблюдатели были так поглощены своей работой и так довольны ею, что даже и думать не хотели о возможности ее прекращения. Следующая звезда, если они когда-нибудь достигнут ее, тоже будет сочтена не имеющей подходящих планет. Единственная возможность положить конец этому путешествию была у него в руках, но он не сумел ею воспользоватъся. Больше такой возможности у него не будет, Наблюдатели наверняка об этом позаботятся – и других Чималов тоже больше не будет. Будет передано предостережение. Если появятся другие дети, рожденные от союза жителей различных деревень, их не станут ждать здесь с распростертыми обьятиями. Может быть, даже Верховный жрец услышит некий голос и принесет такого ребенка в жертву.

Машины-няни, поняв, что он пришел в сознание, сняли с его рук поддерживающие повязки и поднесли ко рту сосуд с теплым питьем.

– Открой, пожалуйста, рот, – протворил записанный на ленту нежный голос столетие назад умершей девушки. Один конец изогнутой трубки, помещенной другим концом в сосуд, был нацелен ему прямо в губы. Он повиновался.

Должно быть, машина обьявила о том, что он пришел в сознание, потому что дверь отворилась, и в комнату вошел Главный Наблюдатель.

– Почему ты совершил этот невозможный поступок? – спросил он. – Ни один из нас не в состоянии это понять. Пройдут месяцы, прежде чем можно будет устранить повреждения – ведь тебе мы больше доверять не можем.

– Я сделал зто потому, что хочу заставить вас изменить курс. Я сделал бы все, что угодно, лишь бы заставить вас это сделать. Если бы мы изменили его сейчас, то могли бы быть вблизи Проксимы Центавра менее чем через пятьдесят лет. Все, что я прошу вас сделать, – это внимательно изучить планеты. Тебе даже не нужно говорить об этом никому другому, кроме Наблюдателей. Ты сделаешь это?

– Ну же, не останавливайся, – вмешался нежный голос. – Ты должен выпить все до последней капли. Слышишь?

– Нет, конечно нет. Меня все это не касается. Решение было принято и записано, и я думать не могу о том, чтобы его изменить. Ты не должен просить меня об этом.

– Но я должен. Я должен убедить тебя... Но как? Именем человечества? Конец столетий заключения, страха и смерти. Лучше освободить народ от тирании, чем держать его под контролем.

– Что за безумные слова ты говоришь!

– Но это правда. Посмотри на моих людей, чья жизнь полна грубости суеверия. Она коротка и контролируется ядовитыми змеями. Чудовищно! А люди твоего племени, эти несчастные женщины, подобные Наблюдательнице Оружия, призрак истязающей себя женщины, лишенной всех черт своего пола, подавляющей в себе инстинкт материнства и обожающей самоистязание. Пора освободить от пут и их...

– Прекрати, – велел Главный Наблюдатель, поднимая руку, – я не желаю больше слушать эти богохульственные речи. Этот мир – великолепен, таким его сделал Великий Создатель, и даже разговор о его изменении является преступлением, поражающим своими размерами любое воображение. Я провел много часов, решая, что с тобой делать. Я советовался с другими Исследователями и мы пришли к единому решению.

– Убить меня и заставить замолчать навсегда?

– Нет, этого сделать мы не можем. Несмотря на свою дикость – результат неправильного воспитания в долине среди дикарей, – ты все же остаешься Первым Прибывшим. Поэтому тебе предстоит прибыть, таково наше решение.

– Что за чепуху ты говоришь? – Чимал слишком устал для того, чтобы продолжать разговор. Он оттолкнул от себя недопитый сосуд и закрыл глаза.

– Диаграммы показывают, что в пещерах, находящихся у самой поверхности этого мира, есть пять предметов, называемих «космическими скафандрами». Имеется их подробное описание. Они рассчитаны на путешествие отсюда к любой планете, местоположение которой установлено, Если ты того пожелаешь, ты отправишься к планетам. И станешь Первым Прибывшим.

– Убирайся, – проговорил Чимал устало. – Да, вы меня не убиваете, а всего лишь отправляете в путешествие на пятьдесят лет, в изгнание, с тем чтобы я провел в одиночестве остаток своей жизни. В корабле, в котором, возможно, нет даже достаточного запаса пищи и воздуха для такого долгого путешествия. Оставь меня, низкий лицемер.

– Машины сообщили мне, ччм через десять дней ты излечишься настолько, что сможешь встать. Приготовлен экзоскелет, который тебе потребуется. На этот раз Исследователи проследят за тем, как ты будешь подниматься на корабль. Если будет нужно, они сами тебя туда втащат. Ты отправишься. Меня там не будет, потому что я не желаю видеть тебя снова. Я даже не стану прощаться с тобой, потому что ты явился горькой страницей в моей жизни и говорил богохульствующие слова, которые я никогда не смогу забыть. В тебе столько дьявольского, что тебя невозможно выносить. – Старик повернулся и вышел, едва закончив фразу.

«Десять дней, – подумал Чимал, находясь где-то на кромке сна. – Десять дней. Что же я могу сделать за это время? Окончить эту трагедию. Как бы я хотел нарушить течение жизни этих людей! Даже мои люди, чья жизнь коротка и трудна, счастливее этих. Я бы хотел вскрыть эти термитные гнезда, чтобы люди долины могли увидеть тех, кто прячется поблизости от них, наблюдая за ними и распоряжаясь».

Его глаза широко распахнулись и, сам того не сознавая, он сел на постели.

– Конечно. Впустить в эти пещеры моих людей. Тогда выбора не будет – ми сможем изменить курс и полететь к Проксиме Центавра.

Он снова опустился на подушки. У него было десять дней на то, чтобы составить план и решить, что делать.

Через четыре дня был принесен и поставлен в углу экзоскелет. Во время следующего периода для сна он встал с постели и надел его, тренируясь. Управление было очень простым. После этого он вставал с постели каждую ночь. Вначале он едва ходил, потом стал ходить увереннее, превозмогая боль. Делал простые упражнения. Аппетит его улучшился. Десять дней, данные ему на выздоровление, оказались преувеличением, должно быть, машины установили этот срок, ориентируясь на слабые организмы наблюдателей, как на стандарт. У него процесс заживления шел гораздо быстрее.

У его комнаты всегда стоял на страже Исследователь – он слышал, как люди переговаривались при смене караула, но к нему они не входили. На девятый период сна Чимал встал и тихо оделся. Он все еще ощущал слабость, но экзоскелст помог ему, взяв на себя большую часть нагрузки при ходьбе и других движениях. Легкий стул был единственным возможным оружием, которое можно было обнаружить в этой комнате. Он взял его в обе руки и тихо подошел к двери. Потом он вскрикнул:

– На помощь! Кровотечение... я умираю... на помощь!

Поскольку он возвысил голос, «сестра», которая наблюдала за ним, вмешалась, призывая его немедленно лечь в постель, и ему пришлось закричать еще громче, чтобы перебить ее. Где-то наверняка должен был включиться сигнал тревоги. Нужно действовать быстрее. И где этот дурак Исследователь? Сколъко времени понадобится ему на принятие простого решения? Если он не появится в самое ближайшее время, Чималу придется самому отправиться за ним, а если этот человек вооружен, дело может принять опасный поворот.

Дверь отворилась, и едва лишь человек вошел, Чимал ударил его стулом. Тот упал на пол и застонал, но у Чимала не было времени даже взглянуть на него. Один человек или целый мир. Чимал вырвал оружие из его пальцев и вышел из комнаты, двигаясь так быстро, как это позволял ему экзоскелет.

Повернув за угол, он покинул больничный отсек и направился к коридорам внешней части – тем, которые обычно были пустынными, а особенно в такой час. Оставался час до рассвета, и Наблюдатели, конечно же, придерживались того же времени, что и жители деревни. Он должен дорожить каждой минутой. Дорога, которую он выбрал, была длинной, а он шел так медленно.

Никто не мог догадаться, в чем же состоит его план, и это, конечно, облегчало задачу. Лишь Главный Наблюдатель мог принять решение, а такое давалось ему нелегко. Первое, что могло прийти ему в голову, это то, что Чимал мог вернуться в лабораторию, чтобы докончить разрушения. Исследователи побегут за оружием, а потом – в лабораторию. Затем они снова начнут думать. Потом розыск, который, возможно, закончится всеобщей тревогой. Сколько же все это займет времени? Рассчитать точно невозможно. При везении более часа. Если меньше, Чималу придется сражаться, наносить раны, может быть, убивать. Кому-то придется умереть ради того, чтобы могли жить следующие поколения.

Действия Главного Наблюдателя были даже еще более медленными, чем рассчитывал Чимал. Прошел почти час, прежде чем он встретил еще одного человека, но и этот явно был занят своей работой. Подойдя ближе и узнав Чимала, он настолько растерялся и испугался, что был неспособен к каким-либо действиям. Чимал подошел к нему сзади и сжал его шею руками. Человек потерял сознание. Теперь – вниз и по последнему коридору.

Этот путь о многом ему говорил. Им он пришел сюда, казалось, давным-давно, гонимый страхом. Сколько изменений произошло с того дня, сколько нового он узнал! И все эти знания – бесполезны, если только он не сможет использовать их в реальной жизни. Он прошел по каменному туннелю и подошел к его концу как раз в то мгновение, когда дверь, ведущая наружу, отворялась. На фоне голубого утреннего неба вырисовывалась устрашающая фигура Коатлики со змеиными головами и руками-коггями. Она повернулась к нему. Несмотря на то, что теперь он все знал, сердце подпрыгнуло у него в груди. Но он продолжал идти прямо на нее.

Огромный камень тихо повернулся вокруг своей оси, и богиня пошла вперед, глядя перед собой невидящим взглядом. Она приблизилась к нему, прошла мимо, свернула и вошла в нишу. Там она встала и застыла, как будто ее заморозили. Еще один день отдыха перед ночным патрулированием.

– Ты – машина, – сказал Чимал. – И ничего больше. А там, за тобой, инструменты, запасные части и инструкции. – Он прошел мимо нее, взял инструкцию и прочитал заглавие. – И твое имя вовсе не Коатлики. Ты – РОБОТ-ОХРАННИК, РЕАГИРУЮЩИЙ НА ТЕПЛО. И это объясняет, каким образом я смог убежать от тебя: когда я нырнул, то оказался вне пределов досягаемости твоих приборов – чувств. – Он открыл инструкцию. Хотя Коатлики-робот несомненно являлась сложной конструкцией, ремонт ее и управление ею были такими же простыми, как и все остальное. Чимал и раньше думал, что будет достаточно открыть выход и выпустить ее в сияние дневного света. Но он мог сделать с ней и гораздо больше. Следуя инструкции, он открыл панель на спине машины и обнаружил за ней углубление с множеством отверстий. В углублении находилась контрольная коробка с проводами и пробками. Если переключить в этой коробке автоматическую электроцепь, то машина должна была действовать и двигаться, повинуясь воле контролера. Чимал включил ее в цепь. – Иди! – приказал он, и богиня шагнула вперед. – Кругом, – велел он, проверяя работу контроля. Коатлики послушно описала круг, двигаясь вдоль стен пещеры, так что ее головы покачивались под самым потолком.

Он мог вести ее и приказывать ей делать то, что хотел. Нет... Не вести! Была и лучшая возможность.

– На колени! – скомандовал он, и она повиновалась. Со смехом он взгромоздился на нее и сел так, что ноги его болтались среди сухих человеческих рук. Он ощутил под собой холодный металл ее шеи. – А теперь – вперед, мы едем. Я – Чимал! – закричал он. – Я – тот, кто ушел и вернулся! Я – тот, кто правит богиней!

Когда они приблизились к выходу, тот открылся, повинуясь какому-то сигналу. Он остановил машину возле двери и осмотрел механизм. Тяжелые поршни приводили его в движение и держали двери открытыми. Если бы ему удалось расплавить стержни и согнуть, не ломая при этом, то вход остался бы открытым и быстро починить механизм было бы невозможно. А то, что он собирался сделать, должно было занять немного времени. Лазерный луч заиграл на гладком стержне поршня, накалив его докрасна, и тот внезапно прогнулся под тяжестью скалы. Чимал быстро перевел луч, и дверь начала падать, но остановилась, поддерживаемая лоршнем с другой стороны. Первый же стержень остался согнутым, но теперь его металл отвердел. В таком состоянии поршень был неспособен двигаться в циллиндре, и дверь осталась открытой.

Оказавшись в долине, Чимал пришпорил свое странное средство передвижения. Машина громко шипела, но его торжествующий смех был еще громче.

Когда тропа вышла из расщелины, Чимал остановился и посмотрел на долину со смешанным чувством. До этого момента он не сознавал, что рад возможности вернуться в долину. Все такая же предрассветная дымка висела над полями, протянувшимися вдоль берега реки. Она исчезнет, как только солнце поднимется над горами. Он глубоко вдохнул в себя чистый резкий воздух, наполненный запахом зеленых растений. Приятно было снова очутиться за пределами коридоров с их запахом плесени. Но, подумав об этом, он вспомнил о том, что его долина была всего лишь огромной пещерой, проделанной в скале, и, глядя на нее, он ощущал и присутствие окружавших ее туннелей, а за ними пустоту космоса и обилие звезд. Мысли эти пугали, и, вздрогнув, он отогнал их от себя. Раны его болели – он слишком много и слишком быстро ходил. Он погнал богиню вперед к реке, через нее.

В деревне люди сейчас должны были умываться и готовиться к принятию утренней пищи. Скоро они отправятся на поля, и если он поспешит, то прибудет туда как раз вовремя. Поворот ручки зыставил Коатлики рысцой потрусить вперед. Чимал подпрыгивал при каждом ее шаге. Крепко стиснув зубы, он старался превозмочь боль. По мере того как скорость богини увеличивалась, ее головы все быстрее двигались туда-сюда, шипение становилось оглушающим.

Он добрался до стены долины, потом направился на юг, к храму. Жрецы должны заканчивать утреннюю службу, он как раз успеет застать их всех вместе. Он замедлил ход Коатлики у пирамиды, и шипение стало менее громким. Потом он заставил ее рысцой обойти пирамиду и оказался у всех на виду.

Жрецы застыли в неподвижности. Казалось, даже сердца их замерли. Потом раздался резкий стук – нож черного стекла выпал из рук Ицкоатла. Не веря своим глазам, жрецы смотрели на богиню.

– Вы согрешили! – закричал на них Чимал, размахивая лазерным пистолетом, Вряд ли они узнают его, облаченного в кровавого цвета одежды и вознесенною высоко над ними. – Коатлики жаждет мщения. А теперь к деревне Квилап, быстро. Бегом!

Богиня направилась к ним, выразительно шипя, и других предупреждений не было нужно, Они повернулись и побежали, а чудовище со змеиными головами мчалось за ними по пятам. Когда они достигли деревни, там как раз появились люди. Пугающее и небывалое зрелище заставило их в ужасе застыть на своих местах. Чимал, не давая возможности оправиться от испуга, погнал жрецов к Заахилу.

Когда они оказались среди домов, Чимал заставил Коатлики замедлить ход, и жрецы смешались с толпой, что уже ждала их появления. Он не позволил им остановиться и погнал всех вперед, как стадо. Женщины, дети – все мчались перед ним к реке и через нее. Первые уже оказались у Заахила, и о случившемся стало известно. Прежде чем он успел достичь домов деревни, люди ее присоединились к бегущим.

– К болоту! – прогремел он, когда они, спотыкаясь, мчались по полю среди побегов маиса и рядов маги. – К стене, в расщелину, увидите, что я вам покажу!

Они мчались, подгоняемые диким ужасом, а он спешил за ними. Конец долины был уже недалеко. Еще несколько минут, и они окажутся в туннеле, и этот момент станет началом конца столь хорошо знакомой им жизни, Чимал смеялся и кричал, и слезы струились по его лицу. Конец, конец...

Грозное ворчанье, похожее на отдаленный гром, послышалось впереди, и из каньона вырвалось облако пыли. Толпа замедлила ход и остановилась, не зная, какая опасность страшнее. Они боязливо расступились перед Коатлики, врезавшейся в ее середину. Холодный страх проник в грудь Чимала, и он по расселине бросился к отверстию.

Он боялся думать о том, что могло случиться, он не осмеливался об этом думать. Он был настолько близок к осуществлению своего плана, что, казалось, уже ничто не могло ему помешать. Коатлики промчалась вверх по тропе и влетела в отверстие в скале. И тут она остановилась как вкопанная.

Повсюду громоздились куски камня. Медленно оседала пыль. Никаких следов входа, лишь обломки скал, громоздящиеся в том месте, где он когда-то был.

А потом пришла темнота. Облака сгустились так быстро, что прежде чем ударил первый гром, никто не успел даже заметить, что небо покрывается ими. Но даже прежде, чем они скрыли солнце, само солнце съежилось и потемнело, и холодный ветер волной накатил на долину. Люди, сбившись в кучки, в ужасе стонали перед лицом обрушившегося на них несчастья. Неужели боги объявили войну Земле? Что происходит? Неужели это конец?

Потом пошел дождь и стало еще темнее. То был не просто дождь, но дождь, смешанный с градом. Люди кинулись прочь. Чимал заставил себя выйти из оцепенения, в которое ввело его поражение, и направил Коатлики за ними. Борьба еще не окончена. Можно найти другой путь. Коатлики заставит жителей долины помочь ему: ни дождь, ни темнота не уничтожат их страх перед ней.

На полпути богиня остановилась и застыла. Змеи перестали изгибаться и шипение утихло. Потом она сделала еще шаг и остановилась уже окончательно. Теперь, когда они были отрезаны от источников энергии, контрольная коробка была бессильна. Поняв это, Чимал медленно и горестно слез на мокрую землю со скользком металла.

Он обнаружил, что все еще сжимает в руке лазерний пистолет, Отчаянным жестом нацелив пистолет на каменный барьер, он нажал на спуск. Но даже этот слабый протест оказался тщетным: дождь проник в механизм, и тот не извергнул огонь. Чимал отбросил пистолет прочь.

Дождь продолжал лить, и было темнее, чем ночью.

6

Придя в себя, Чимал обнаружил, что сидит на берегу реки: он слышал гудение ее невидимой в темноте воды. Если он хотел переходить на ту сторону, то нужно было делать это сейчас, потому что вода все прибывала. Причины для того, чтобы переправляться туда, не было: и на той, и на этой стороне он был одинаково беспомощен. Но на той стороне – Квилап, его родная деревня.

Но когда он попыталсм встать, то обнаружил, что неспособен поменять положение тела. Вода проникла под его экзоскелет, и тот почти не давал телу двигаться. С огромным трудом он высвободил руку, потом ослабил все другие крепления. Когда он наконец поднялся на ноги, экзоскелет остался лежать на земле как ненужный обломок из прошлой жизни. Когда он вступил в реку, вода сразу же дошла ему до колен, а потом, прежде чем он успел достичь ее середины, до пояса. Нужно было тщательно выверять каждый шаг и при этом бороться с течением. Если бы вода опрокинула его, то у него уже не хватило бы сил встать.

Шаг за шагом он пробивался вперед, а вода все упорнее преграждала ему путь. Было так просто уступить ей и позволить увлечь за собой навсегда. Но эта мысль почему-то была ему отвратительна – вероятно, потому, что в его памяти всплыло лицо висящего на блоке Наблюдателя Воздуха. Вода отступила и теперь билась вокруг его бедер. Потом она оказалась на уровне его колен. Вот и конец реки. Прежде чем подняться на берег, он сложил руки чашечкой и напился, много раз погружая руки в реку. Ему хотелось пить, несмотря на дождь и холод, кожа его горела. О ранах страшно было даже подумать.

Неужели идти некуда? Неужели все кончено навсегда? Чимал постоял, покачиваясь, в темноте. Возможно, действительно был Великий Создатель, наблюдавший за каждым его шагом. Нет, невозможно. Он не должен поддаваться большому суеверию теперь, когда сумел преодолеть все малые.

Этот мир придуман людьми – он читал их горделивые отчеты и понял их образ мыслей. Ему было даже известно имя того, кого здесь называют Великим Создателем, и он знал причины, по которым Он все это сделал. Они были изложены в книгах и могли быть прочтены двояким образом.

Чимал знал, что проиграл он по случайности – и из-за невежества. Ему вообще повезло, что он сумел забраться так далеко. Нельзя полностью переделать человека за несколько коротких месяцев. Возможно, у него были знания. Он узнал так много за такой короткий срок, что все еще думал, как деревенский житель. Вырваться, бежать. Сражаться. Умереть. Если бы только он был способен на большее! Если бы он смог провести свой народ по залу с разрисованными стенами, потом по золотому коридору к звездам!

И вместе с этими мыслями, с этим видением в его сердце прокралась искра надежды.

Чимал пошел вперед. Он снова был один в долине, и когда дождь прекратится и выглянет солнце, на него снова начнут охотиться. С какой нежностью жрецы станут оберегать его жизнь, чтобы позже предать его пыткам! Они, которые учили страху, сами испытали страх, бежали, кричали. И мщение их будет страшным.

Но они его не получат. Однажды, раньше, в полном невежестве, он бежал из долины – он сделает это снова. Теперь он знал, что лежит за каменной стеной, где расположены входы и куда они ведут. Должен отыскаться способ достичь одного из них. Впереди, на вершине скалы был вход, возле которого он спрятал пищу и воду. Если бы он смог достичь его, он мог бы отдохнуть в укрытии и решить, что делать дальше.

Но даже думая об этом, он уже знал, что все это невозможно. Даже когда он был совершенно здоров и полон сил, он и то неспособен был взобраться на стены долины. Они были построены таким хитрым способом, что делали невозможным подобный побег. Даже выступа для стервятников, находящегося гораздо ниже кромки каньона, достичь было бы невозможно, если бы в этом выступе не образовалась в результате какой-то случайности брешь.

Он остановился и засмеялся, и смеялся, пока смех его не перешел в кашель.

Вот он, способ. Да, именно так. Теперь, когда у него была цель, он, несмотря на боль, пошел уверенее под падавшим сверху дождем. К тому времени, когда он достиг стены долины, дождь сделался моросящим, а небо посветлело. Боги сделали то, что хотели. Они все еще управляли, а затопив долину, они ничего бы не выиграли.

Только они не были богами, но были людьми. Слабыми и глупыми людьми, чья работа была уже окончена, хотя сами они еще не знали об этом.

Сквозь моросящий дождь он смог разглядеть темный силуэт пирамиды, но там было тихо, никаких признаков движения. Если жрецы вернулись, то заперлись сейчас в своих самых глубоких помещениях. Он улыбнулся и провел по губам костяшками пальцев. Что ж, если ему не удалось сделать ничего другого, то по крайней мере он смог дать им урок страха, который они никогда не забудут. Да, никогда. Возможно, это хоть в какой-то мере отплатит им за то, что они сделали с его матерью. Эти полные угрозы глупцы навсегда потеряли уверенность в том, что они олицетворяют высший закон по отношению к другим людям.

Когда Чимал достиг места под выступом, он остановился отдохнуть. Дождь прекратился, но долина все еще тонула в море тумана. Левая половина его тела горела, а когда он коснулся рукой бока, то рука его окрасилась кровью. Плохо. Но это его не остановит. Следовало завершить подъем, пока видимость еще плохая, с тем чтобы ни жители деревни, ни Наблюдатели его не заметили. Приборы, находящиеся в небе, сейчас бесполезны, но поблизости могут находиться какие-нибудь другие, и они могут заметить его появление. Сейчас среди Наблюдателей, несомненно, царит растерянность, и чем скорее он попытает удачи, тем больше шансов, что ему удастся выполнить этот план. Но он так устал. Он постоял, прижимая ладони к камню.

Единственным сохранившимся воспоминанием об этом подъеме была боль. Красная дымка трепетала у него перед глазами, и он почти ничего не видел. Пальцы его искали опору на ощупь, ноги его слепо искали впадины, за которые можно было зацепиться и отдохнуть. Возможно, что он взбирался по тому же пути, которым пользовался однажды в детстве: наверняка сказать он не мог. Боль все мучила его, камень был скользким – то ли от воды, то ли от крови – он этого не знал. Подтянувшись наконец к краю выступа и выбравшись из него, он обнаружил, что не может встать и что вообще едва способен двигаться. Помогая себе ногами, он подтащил свое тело к углублению в скале перед дверью. Нужно найти укрытие, где его нельзя было бы увидеть с помощью наблюдательных приборов, но которое, однако, было бы настолько близко к выходу, чтобы он смог бы напасть на первого же вошедшего. Он привалился спиной к камню.

Если в ближайшее время никто не появится – все кончено. Подъем отнял у него почти все оставшиеся силы, и сейчас он почти терял сознание. Но он должен это сделать. Он должен быть в сознании, настороже и напасть, как только дверь откроется и кто-нибудь выйдет кормить хищников. Тогда он должен войти, напасть, победить. Но он так устал. Сейчас, конечно, никто не выйдет, не раньше, чем в долине восстановится нормальная жизнь. Может быть, если он сейчас поспит, он будет сильнее к тому моменту, когда откроется дверь. А до этого, наверное, пройдет несколько часов, может быть, день, а может быть, и того больше.

Он все еще думал об зтом, а воздух у входа заколыхался, камень повернулся, и дверь открылась.

Внезапность случившегося, серая дымка усталости – для него это оказалось слишком. Он смог лишь коротко охнуть, когда в проеме появилась Наблюдательница Оружия.

– Что случилось? – спросила она. – Ты должен обьяснить мне, что случилось.

– Как ты меня нашла... Экран?

– Да. Я увидела, что в долине происходит что-то странное, до нас доходили слухи. Детали никто не знал. Ты исчез, потом я услышала, что ты где-то в долине. Я смотрела на все экраны, пока не нашла тебя. Что случилось? Прошу тебя, обьясни мне. Никто из нас ничего не знает, и это... ужасно. – Лицо ее было белым от страха – в мире полного порядка не может быть большем ужаса, чем беспорядок.

– Что именно ты знаешь? – спросил он ее, пока она помогала ему войти внутрь, сесть в машину. Закрыв дверцу, она сняла с пояса маленький сосуд и протянула ему.

– Чай, – сказала она. – Он тебе всегда нравился. – Потом страх перед неизвестным вновь овладел ею. – Я ни разу больше тебя не видела. Ты показал мне звезды, рассказал мне о них, потом ты все повторял, что мы уже прошли Проксиму Центавра, что нам нужно вернуться. Потом мы вернулись к тому месту, где вновь обрели вес, и ты оставил меня. Больше я тебя не видела. Прошли дни, много дней, и появилась тревога. Дежурный Исследователь говорит нам, что по коридорам бродит дьявол, но что же это такое, он нам не говорит. Он не желает говорить о тебе – как будто тебя никогда не существовало. Были тревоги, происходили странные вещи, два человека потеряли сознание и умерли. Четыре девушки в больнице, они не могут работать, и силы их на пределе. Все не так. Когда я увидела тебя на экране, в долине, я подумала, что ты можешь знать. И ты тоже ранен! – Она сразу поняла, вскрикнула и отпрянула – кровь текла из его бока на сиденье.

– Это случилось уже давно. Меня лечили. Но сегодня я повредил рану. В твоем поясе есть хоть какие-нибудь лекарства?

– Пакет для оказания первой помощи, мы все обязаны иметь его при себе. – Она достала его дрожащими пальцами, вскрыла и прочитала список компонентов.

– Хорошо. – Он расстегнул одежду, и она отвернулась. Глаза ее были полны тревоги. – Бинты, антисептик, противоболевые таблетки. Все это должно помочь. – Потом, внезапно поняв, он сказал: – Я скажу тебе, когда ты снова сможешь смотреть. – Она прикусила губу и согласно кивнула, прикрыв глаза. – Похоже, что Главный Наблюдатель совершил огромную ошибку, не сказав вам о случившемся. – Ему следовало быть внимательным при изложении своей истории – в ней были детали, о которых ей лучше не знать. Но по крайней мере основные факты он мог ей сообщить. – То, что я сказал тебе, когда посмотрел на звезды, было правдой. Мы прошли Проксиму Центавра, я понял это, потому что нашел навигационные машины, которые сказали мне об этом. Если ты еще сомневаешься, я могу отвести тебя туда, и они скажут тебе об этом. Я пошел к Главному Наблюдателю с полученными сведениями, и он не стал отрицать их правоту. Если бы мы повернули сейчас же, то подошли бы к Проксиме Центавра через пятьдесят лет, во исполнение цели Великого Создателя. Но много лет назад Главный Наблюдатель и другие решили не выполнять волю Великого Создателя. Я и это могу доказать с помощью вахтенного журнала, находящегося в отсеке Главного Наблюдателя. Там говорится о решении этих людей, а также о том, что они договорились ничего не сообщать вам, остальным, о своем решении. Ты понимаешь, о чем я тебе сообщил?

– Думаю, что да. – Ее голос был едва слышен. – Но все это так ужасно. Почему они так поступили? Почему пошли на такое? Отказались повиноваться воле Великого Создателя?

– Потому что они злые и себялюбивые людишки, хотя они Исследователи. И теперешние Исследователи – не лучше. Они снова скрывают правду. Они не хотели позволить мне сообщить ее. Они решили услать меня отсюда навсегда. А теперь... Ты поможешь мне устранить эту несправедливость?

И снова девушка оказалась в растерянности перед свалившейся на нее ответственностью. Она не была подготовлена к тому, чтобы выносить такую тяжесть. В ее упорядоченной жизни существовало лишь повиновение, но никогда – умение принимать решения. И сейчас она била в полной растерянности. Возможно, решение бежать к нему, расспросить его было единственным выражением собственной воли за всю ее долгую, но такую однообразную жизнь.

– Я не знаю, что делать. Я ничего не хочу делать. Я не знаю...

– Я знаю, – сказал он, застегывая одежду и вытирая мокрые пальцы. Потом он взял ее за подбородок и посмотрел прямо в ее огромные пустые глаза. – Решать должен Главный Наблюдатель, потому что это его жизненная обязанность. Он скажет тебе, прав я или нет и что нужно делать. Пойдем к Главному Наблюдателю.

– Да, пойдем, – она даже вздохнула от облегчения: тяжкая ноша ответственности свалилась с ее плеч. Ее мир снова будет приведен в порядок, и тот, кому надлежит принимать решения, будет решать. Она уже была готова забыть печальные события последних дней: они просто не вмещались в ее упорядоченное существование.

Чимал низко пригнулся к машине, чтобы его грязная одежда не бросалась в глаза. Но подобная мера предосторожности не являлась необходимой: случайных прохожих в туннелях не было. Все, кто мог, находились на важных пунктах, остальные же были физически неспособны к действиям. Скрытый мир находился в том же состоянии агонии, что и мир долины. Но, к несчастью, с меньшей надеждой на перемены, подумал Чимал, выбираясь из машины у входа в туннель, ведущий к отсеку Главного Наблюдателя. В туннеле никого не было.

Не было никого и в отсеке. Чимал вошел, осмотрел комнаты, потом растянулся во всю длину кровати.

– Он скоро вернется; самое лучшее, что мы можем сделать, это ждать его здесь.

Он все еще не слишком хорошо себя чувствовал. Таблетки вызывали у него сон, и он не осмеливался больше их принимать. Наблюдательница Оружия опустилась в кресло, сложила на коленях руки и терпеливо ждала приказа, который должен был внести порядок в ее жизнь. Чимал то начинал дремать, то просыпался от толчка, то снова засыпал. Теплый воздух комнаты осушил его одежду, и боль притупилась. Глаза его закрылись, и, помимо своей воли, он погрузился в сон.

Рука, положенная на его плечо, вырвала его из сна, покидать который он не хотел. Лишь когда память вернулась к нему, он начал бороться со сном и с нежелающими подниматься веками.

– Слышны голоса, – сказала девушка. – Он возвращается. Не нужно, чтобы тебя нашли тут лежащим.

Да, не нужно. Нельзя, чтобы его снова усыпили газом и забрали. Собрав всю свою волю и энергию, он заставил себя выпрямиться, встать и с помощью девушки направился в дальнюю часть комнаты.

– Мы тихонько подождем там, – сказал он, когда дверь стала открываться.

– Пока машина наверху, не зовите меня, – говорил Главный Наблюдатель. – Я устал. Эти несколько дней отобрали у меня годы жизни. Я должен отдохнуть. Поддерживайте туман в северной части долины. Когда Деррик достаточно оснастится, один из вас спустит его и подсоединит кабели. Сделайте это сами, я должен отдохнуть.

Он закрыл дверь. Чимал поднял руки и закрыл ими рот Главного Наблюдателя.

7

Старик не сопротивлялся. На мгновение его руки дернулись, и он повел глазами, пытась разглядеть лицо Чимала, но никакого протеста не высказал. Чимал, хотя это и стоило ему усилий, не выпускал Главного Наблюдателя до тех пор, пока не уверился, что провожавшие его люди ушли. Тогда он освободил его и указал на стул.

– Садись, – приказал он. – Мы все сядем, потому что я больше не могу стоять. – Он тяжело опустился на ближайший стул, а двое друих тут же автоматически повиновались его приказу. Девушка ожидала инструкций, старик же был до предела измучен событиями последнего времени.

– Посмотри на дело своих рук, – хрипло проговорил Главный Наблюдатель. – Дьявольщина, разрушение, смерть – мы познали все это. А теперь ты задумал еще более тяжкое преступление...

– Молчи, – сказал Чимал, поднеся палец к губам. Он был настолько изнурен, что не был способен ни на какие эмоции, даже на ненависть, и его спокойствие подействовало на остальных.

Главный Наблюдатель что-то пробормотал. Он не прибег к помощи своего крема для бритья, и на его щеках топорщилась серая щетина.

– Слушай внимательно и постарайся понять, – начал Чимал, и голос его был таким тихим, что им пришлось напрячь слух. – Все изменилось. Долина никогда не будет прежней, ты должен это понять. Ацтеки видели, как я мчался верхом на богине, и они поймут, что все не так, как их учили. Коатлики никогда больше не будет ходить. Дети будут рождаться от родителей из разных деревень, они будут Прибывшими – но не будет никакого прибытия. А твои люди, что с ними? Они понимают, что что-то не так, но что именно – не знают. Ты должен сделать единственно возможную вещь – повернуть корабль,

– Никогда! – Гнев вновь овладел стариком и экзоскелет помог ему сжать в кулаки плохо гнущиеся пальцы. – Решение было принято, и оно не может быть изменено.

– Что за решение?

– Планеты Проксимы Центавра нам не подходят. Я уже говорил тебе. Поворачивать слишком поздно. И мы полетим дальше.

– Но мы прошли Проксиму Центавра...

Главный Наблюдатель открыл рот – потом снова захлопнул его, поняв, в какую ловушку он попал. Усталость мешала ему. Он бросил взгляд на Чимала, потом на девушку.

– Продолжай, – сказал Чимал. – Закончи то, что ты хотел сказать. Что и другие Исследователи действовали против Великого Создателя, против его плана и сняли нас с курса. Расскажи этой девушке, чтобы она могла рассказать остальным.

– Это не твое дело! – крикнул на нее старик. – Уходи отсюда и не говори о том, что слышала.

– Останься, – велел ей Чимал, силой усаживая ее обратно в кресло, потому что она уже успела встать, пытаясь выполнить приказ. – Пусть вся правда выйдет наружу. Возможно, через некоторое время Наблюдатель сообразит, что хочет, чтобы ты находилась здесь, где не сможешь рассказать другим об услышанном. А еще позже он начнет подумывать о том, что тебя также нужно убить и отправить в космос. Он должен держать в тайне весть о своей вине, ибо иначе он погиб. Поверни корабль, старик, сделай хоть одну полезную вещь за всю свою жизнь.

Удивление ушло, и Главный Наблюдатель вновь овладел собой. Он тронул свой деус и наклонил голову.

– Я наконец-то понял, кто ты такой. Ты настолько же дьявол, насколько Великий Создатель – Бог. Ты явился, чтобы уничтожать, но тебе это не удастся. То, что ты...

– Бессмысленно, – прервал его Чимал. – Теперь уже поздно обзывать меня или бросаться оскорблениями. Я даю тебе факты и прошу тебя опровергнуть их. Вот мое первое подтверждение: мы больше не движемся к Проксиме Центавра. Это факт?

Старик закрыл глаза и не ответил. Чимал встал, и он в страхе скорчился на своем стуле. Но Чимал прошел мимо него и, сняв с полки красный журнал, открыл его.

– Вот он – факт, решение, которое ты принял с остальными. Дать мне эту книгу девушке, чтобы она о нем прочитала?

– Я этого не отрицаю. То было мудрое решение, принятое ради пользы всех. Наблюдательница поймет. Она и все остальные повинуются независимо от того, сообщат им или нет.

– Да, возможно, ты прав, – устало сказал Чимал, откладывая книгу и возвращаясь на свое место. – И это-то и является самым страшным преступлением. И не твоим, а Его. Самый главный дьявол – тот, ком вы зовете Великим Создателем.

– Богохульство, – проскрипел Главный Наблюдатель, и даже Наблюдательница Оружия отпрянула при словах Чимала.

– Нет, это правда. Книги сообщили мне, что на Земле существуют понятия, называемые «странами». Кажется, это большие группы людей, хотя в них входят не все люди Земли. Трудно точно сказать, почему эти страны существуют и какова цель их существования. Что гораздо более важно, так это то, что во главе одной из таких стран стоял человек, котором вы теперь называете Великим Создателем. Вы можете прочесть его имя, название его страны, они ни о чем нам не говорят. Власть его была так велика, что он соорудил себе памятник более великий, чем когда-либо сооружали другим. В своих записках он говорит о том, что его деяние превышает своим величием пирамиды или что-либо другое. Он говорит, что пирамиды – великие сооружения, но его сооружение является еще более великим – это целый мир. Вот этот мир. Он в деталях описывает, как этот мир был придуман и послан в свой путь, и он очень всем этим гордился. Но самая большая его гордость – это люди, которые живут в этом мире, которые отправляются к звездам и его именем будут насаждать там человеческую жизнь. Неужели вы не понимаете, почему он испытывал подобное желание? Он создал целую расу, которая поклонялась бы его образу. Он сделал себя богом.

– Он и есть Бог. – сказал Главный Наблюдатель, и Наблюдательница Оружия согласно кивнула, касаясь своего деуса.

– Не бог и даже не черный бог или дьявол, хотя он и заслуживает подобного названия. Просто человек. Испуганный человек. Книга говорит о чудесах ацтеков, которых он создал для выполнения миссии, об искусственной склонности к слабости разума и послушанию. Это не чудеса – но преступление. Дети рождались от самых умных людей Земли – и их развитие намеренно тормозилось. Их учили сверхъестественной чепухе и заключали в каменную тюрьму, где им предстояло умереть без надежды. И, что еще хуже, – растить по собственному образу и подобию своих детей, поколение за поколением, слепая бессмысленная жизнь. Ты знаешь об этом, не так ли?

– То была его воля, – спокойно ответил старик.

– Да, была, и тебя все это не беспокоило, потому что ты – вождь тюремщиков, держащих в темнице эту расу, и тебе хотелось продлить это заключение на века. Дураки. Слышали ли вы когда-нибудь, откуда появились ты и твои люди? Неужели ты не понимаешь, что и вы были сделаны таким же образом, как и ацтеки? Что после того, как он обнаружил ацтеков в качестве модели для жителей долины, это чудовище стало искать группу, подходящую для ведения этого многолетнего путешествия. Он нашел ее основу в мистицизме и моностицизме, что всегда были мрачными тропами для человеческой расы. Термиты, копошащиеся в своих пещерах, другие, что всю жизнь глядят на солнце сквозь завесу священной слепоты, приказы, скрываемые от мира во имя жизни в святом убожестве. Вера, заменяющая мысль, ритуал, заменяющий интеллект. Этот человек изучил все культы и взял из них самый худший из всех для того, чтобы построить ту жизнь, которую вы ведете. Вы культивируете боль и ненавидите любовь и естественное материнство. Вы гордитесь своими долгими жизнями и смотрите сверху вниз на недолго живущих ацтеков, смотрите на них, как на низших животных. Неужели вы не понимаете, что попусту тратите свои жизни? Не понимаете того, что ваш разум тоже был затенен и уменьшен, с тем чтобы никто из вас не спрашивал себя: а во имя чего я все это делаю? Неужели вы не видите того, что являетесь пленниками даже в большей степени, чем люди долины?

Измученный Чимал откинулся на спинку кресла, переводя взгляд с лица, полного холодной ненависти, на лицо, пустое от непонимания. Нет, они не следуют его мыслям. Ни в долине, ни за ее пределами нет никого, с кем он мог бы поговорить, найти общий язык. И холод одиночества подступил к нему вплотную.

– Нет, вы не понимаете, – сказал он, и в голосе его была безнадежность. – Великий Создатель работал на совесть.

При этих словах их пальцы автоматически потянулись к деусам. Он только вздохнул.

– Наблюдательница Оружия, – приказал он, – вон там есть еда и питье. Принеси их сюда. – Она поспешила исполнить требуемое. Он ел медленно, запивая еду тепловатым чаем из термоса, а сам в это время думал, что же делать дальше.

Рука Главного Наблюдателя потянулась к коммуникатору на поясе, но Чимал успел дотянуться до нее и перехватить на полпути.

– Дай сюда и твой, – велел он Наблюдательнице Оружия. Обьяснять, почему он это делает, он не беспокоился. Она так или иначе должна была повиноваться. На чью-либо другую помощь рассчитывать не приходилось. Теперь он совсем один. – Здесь нет никого, кто был бы выше тебя, Главный Наблюдатель? – спросил он.

– О6 этом известно всем, кроме тебя.

– Это известно и мне, ты прекрасно это знаешь. Но когда было принято решение об изменении курса, все исследователи согласились с ним, однако окончательное слово принадлежало тогда Главному Наблюдателю. Поэтому именно ты должен знать все детали этого Мира: где находятся космические корабли, как ими пользоваться, что такое навигация, каково устройство школ, детали всех приготовлений к Дню Прибытия – словом, все.

– Почему ты спрашиваешь меня об этом?

– Я не скрываю своих намерений. Здесь столько всяких людей, несущих какую-то ответственность, – слишком много, – что их невозможно заставить действовать одним лишь словом, сказанным Главным Наблюдателем. Должны существовать планы, указывающие все туннели и пещеры со всем их содержимым, должны быть учебники для школ и инструкции по пользованию космическими кораблями. Да что там, должна быть даже инструкция к проведению Дня Прибытия, когда долина будет открыта – где она?

Последний вопрос был произнесен с такой силой, что старик вздрогнул, и взгляд его метнулся к стене и сразу в сторону. Чимал, однако, успел проследить за направлением этом взгляда: в том месте на стене висел красный шкафчик, над которым всегда горел красный свет. Он раньше обратил на это внимание, но никаких подозрений у него никогда не возникало.

Когда он встал, чтобы к нему подойти, Главный Наблюдатель бросился на него, размахивая руками. Он наконец-то понял, чего добивался Чимал. Борьба была короткой. Чимал схватил обе руки старика и скрутил их у того за спиной. Потом он вспомнил о собственном поражении и нажал на кнопку распределителя на экзоскелете Главного Наблюдателя. Моторы замерли, соединения замкнулись, и старик оказался в плену. Чимал осторожно подхватил его и положил на кровать.

– Наблюдательница Оружия, выполняй свой долг, – отдал приказ старик, хотя голос его дрожал. – Останови его. Убей его. Я приказываю тебе это сделать.

Неспособная понять более чем частицу происходящего, девушка встала и беспомощно заметалась между ними.

– Не беспокойся, – сказал ей Чимал. – Все будет хорошо. – Легко преодолев ее слабое сопротивление, он заставил ее вернуться в кресло и обесточил и ее экзоскелет. Потом он связал ей руки за спиной..

Теперь, когда они не могли ему помешать, он подошел к шкафчику на стене и тронул дверцы. Они оказались заперты. Во внезапном приливе сил он рванул шкафчик и оторвал его от стены. Замок на нем был более декоративным, чем действенным, и разлетелся, когда Чимал швырнул шкафчик на пол. Наклонившись, он извлек из обломков красную с золотом книгу.

– День Прибытия, – прочел он и перевернул страницу. – Этот день наступил.

Основные инструкции, подобно всем прочим, были достаточно просты. Всю работу должны были сделать машины, их нужно было только активировать. Чимал мысленно продумал последовательность действий, надеясь, что на этот раз ему удастся дойти до конца. Боль и усталость подступали все ближе и проигрывать больше было нельзя. И старик, и девушка молчали. Его действия так напугали их, что они были просто не в состоянии реагировать. Но все это изменится, как только он уйдет. Ему нужно было время. Он достал запасную одежду и с ее помощью связал их и заткнул им рты. Если кто-нибудь будет проходить мимо, они уже не смогут поднять тревогу. Швырнув коммуникаторы на пол, он раздавил их. Пусть ничто не сможет помешать ему.

Положив ладонь на ручку двери, он посмотрел в огромные, обвиняющие глаза девушки.

– Я прав, – сказал он ей. – Ты увидишь сама. Впереди нас ждет много счастья. – Забрав инструцкцию по проведению Дня Прибытия, он открыл дверь и вышел.

В пещерах все еще было мало людей, и это было очень хорошо: ему не пришлось прибегать к насилию. На полпути к своей цели он встретил двух девушек, спешивших на свои посты, но они лишь взглянули на него испуганными глазами. Он находился уже почти у входа в зал, когда услышал крики. Оглянувшись, он увидел красную одежду спешащего за ним Наблюдателя. Случайность ли это – или человек был предупрежден? И в том, и в друмм случае самое лучшее – продолжать идти. То была охота-кошмар, что-то из дурного сна. Наблюдатель шел на самой высокой скорости, какую только ему позволял развивать экзоскелет. Чимал умел ходить гораздо быстрее, но ему мешали раны и истощение. Он бежал впереди, то и дело замедляя шаг, спотыкаясь, а Наблюдатель выкрикивал ему вслед угрозы и спешил за ним с упорством человека-машины. Но вот и она – дверь в огромный зал. Чимал толкнул ее, вошел, закрыл за собой, навалившись на створку всем телом. Его преследователь забарабанил в двери с другой стороны.

Дверь была без запора, но под действием веса Чимала оставалась закрытой, пока он подпирал ее, переводя дыхание. Потом он открыл книгу, и на белые страницы закапала его кровь. Он еще раз посмотрел диаграммы и инструкции, потом оглядел расписанную комнату.

Слева от него находилась стена из массивных камней и валунов – другая сторона барьера, скрывающая его долину. Далеко справа находились огромные двери. А на полпути к стене скрывалось то место, которое он должен найти.

Он направился к нему. Дверь за его спиной распахнулась, в зал влетел Исследователь и распластался на полу, но Чимал не оглядывался. Человек пытался подняться, моторы его костюма гудели. Чимал посмотрел на роспись и легко нашел нужную. То было изображение человека, стоявшего несколько поодаль от идущей толпы и более крупного, чем остальные. Возможно, то было изображение самого Великого Создателя; да, несомненно, именно так. Чимал заглянул в глубину этих «честных» глаз и, не будь его рот таким сухим, он, наверное, плюнул бы в них. Вместо этого его рука, оставляя за собой красный след, двинулась по стене, коснулась изображения.

Послышался щелчок, и панель упала. За ней что-то вспыхнуло. Тут наблюдатель оказался рядом с Чималом, и они упали на пол, их общий вес довершил начатое.

8

Атототл был старым человеком и, возможно, поэтому жрецы храма были о нем не слишком высокого мнения. Но в то же время он являлся касиком Квилапа, был не таким, как все, и люди должны были слушаться его. А он был вправе требовать послушания. Но несмотря на все доводы, командовали им. Ему велели идти вперед, и он, склонив голову в знак повиновения, шел, куда приказано.

Буря утихла, даже туман поднялся кверху. Если бы не мрачные воспоминания о прошедших событиях, можно было подумать, что идет самый обычный день. Но, конечно, день, в который идет дождь – земля под его ногами все еще была мокрой, вода в реке вышла из берегов. Солнце сияло, и с земли поднимались струйки пара. Атототл подошел к краю болота и присел на корточки, чтобы немного отдохнуть. Стало ли болото больше с тех пор, как он видел его в последний раз? Кажется, так, но оно и должно увеличиться после дождей. Но скоро, как это бывало и раньше, оно снова уменьшится. Незначительное изменение, но он все равно должен запомнить его и рассказать о нем жрецам.

Каким пугающим местом стал этот мир! Он бы даже предпочел покинуть его и отправиться в подземное царство смерти. Вначале – смерть Верховного жреца и ночь вместо дня. Потом Чимал исчез, уведенный, как сказали жрецы, Коатлики, и это, конечно, было правильно. Он сам вернулся с Коатлики, сидя на ее спине, – кроваво-красный и жуткий, но по-прежнему с лицом Чимала. Что это могло значить? А потом – буря... Все это было выше его понимания. У его ног звенела молодая трава. Он вырвал из земли пучок и пожевал. Скоро он должен будет вернуться к жрецам и рассказать им о том, что видел. Болото стало больше, он не должен об этом забывать, и никаких следова Чимала он не видел.

Он выпрямился и растер ноющий мускул на ноге. В это мгновение он услышал отдаленное гудение. Что еще могло случиться? В ужасе он охватил себя руками, неспособный бежать, и лишь смотрел на волны, дрожащие на поверхности воды. Потом гудение послышалось вновь, на этот раз более громкое, и он ощутил, как мир колышется у него под ногами.

А потом, с треском и ревом, весь каменный барьер, перегородивший устье долины, начал скользить и оседать. Один за другим приходили в движение огромные валуны. Они двигались все быстрее и быстрее, пока не исчезли внизу. И тогда, когда долина открылась, вода начала отступать и разбиваться на тысячи ручейков, спешащих туда, куда столько времени не пускала их дамба. Они бежали и бежали, пока не осталось лишь пространство, заполненное тиной, в которой билось несколько серебряных рыбок и кое-где сверкали маленькие лужицы воды. Барьера больше не существовало, но возник выход их долины, обрамленный чем-то золотым и сияющим, полным света, с изображением фигур идущих людей по бокам. Атототл распростер руки леред этим чудом из чудес.

– Пришел День Избавления, – сказал он, не испытывая больше страха. – Вот почему мы видели столько странных вещей. Мы свободны. Мы наконец можем покинуть долину.

Нерешительно он сделал шаг вперед по все еще болотистой земле.

Внутри зала звуки взрывов были оглушающими. Едва лишь послышались первые раскаты, исследователь откатился в сторону и в ужасе закрыл голову руками. Чимал, ища поддержки, ухватился за огромный прут – пол под ним ходил ходуном. Все было рассчитано. Барьер, скрывавший долину, поддерживался огромной каменной опорой, находившейся под самым залом. Теперь эта опора исчезла, и скала оседала. Исчезал весь потолок. С прощальным грохотом опрокинулись последние валуны, открыв путь воде. В отверстие полились солнечные лучи и впервые за все время озарили росписи.

Чимал мог видеть долину с горами за ней. На этот раз ему удалось.

Барьер исчез. Его люди свободны.

– Вставай, – сказал он Исследователю, скорчившемуся у стены. Он пнул его ногой. – Вставай, смотри и постарайся понять. Твои люди тоже свободны.