Алхимики. Плененные

Глава 8

Иногда Аура видела Джиллиана во сне.

Раньше это случалось чаще, особенно в первые годы после его ухода. Теперь он снился ей очень редко, и ей бывало немного стыдно, что она никак не может до конца отпустить его, что какая-то часть ее души – и немалая – все еще томится по нему.

Как бы ей хотелось, чтобы он был рядом сегодня – когда хоронят ее мать. Каким облегчением было бы поговорить с кем-нибудь о своих противоречивых чувствах к Шарлотте. С сестрой не получится – последняя надежда на это таяла на глазах.

Сильветта пошла рядом с Аурой, когда короткая траурная процессия высадилась на Погребальном острове. С самого приезда Ауры сестры обменялись лишь парой слов; даже слуги наверняка заметили, что отношения между хозяйками замка стали прохладными. У Ауры не было иллюзий насчет того, на чьей стороне их симпатии. Сильветта жила в замке и платила этим людям жалованье; Аура, старшая, давно стала для них чужой. А то, что годы не оставляли на ней следов, усугубляло их недоверие и неприязнь.

Когда процессия преодолела крутой подъем на пути к склепу, Тесс с мягкой настойчивостью протиснулась между сестрами. Видно, хотела разрядить обстановку, чтобы ледяное молчание не было таким тягостным. Но Аура поняла ее жест по-другому: втроем они по-прежнему семья, по-прежнему вместе, и раз уж сестры нуждаются в связующем звене, Тесс готова им стать. Аура улыбнулась ей в знак признательности.

Сильветта подалась вперед, выглянув из-за дочери, и сказала Ауре:

– Ну и каково тебе сознавать, что ты могла спасти мать?

Упрек был настолько неожиданным, настолько несправедливым и диким, что Аура на мгновение потеряла дар речи.

– Мама! – выдохнула Тесс. – Прошу тебя!

Ауре очень хотелось остановиться и тут же на месте выложить сестре, что она о ней думает. Но если и было что-то, чего мать, по ее мнению, все-таки не заслужила, – так это ссора между ее дочерьми на краю могилы.

Поэтому она продолжала шагать, глядя на дорогу, спускавшуюся теперь к низине в центре острова.

– Ей было много лет, Сильветта, – сдержанно проговорила она. – Мама была уже старой, слепой и выжила из ума. Ты думаешь, ей бы хотелось стать бессмертной в таком состоянии?

– А ее кто-то спрашивал?

– Цветок Гильгамеша дает бессмертие, но не может вернуть молодость. Телесные раны с ним заживают быстрее, но исцелить раны душевные он не в силах. Мамины мучения не прекратились бы, они только тянулись бы бесконечно. – Тут Аура наконец повернула голову и мрачно посмотрела на сестру. – Ты уверена, что хотела бы этого для нее?

Сильветта искусала себе губы до крови – может быть, еще в лодке по пути из замка. Аура только сейчас сообразила, что за все время ни разу не взглянула на нее.

– Прекратите! – в сердцах воскликнула Тесс. – Обе! Попридержите язык до конца похорон, договорились?

Сильветта, казалось, хотела возразить дочери, но промолчала и снова уставилась прямо перед собой. Аура облегченно вздохнула и благодарно коснулась руки Тесс. Но племянница отдернула руку – она была зла на Ауру не меньше, чем на Сильветту.

Впереди шестеро слуг в черном несли гроб. Похоронную процессию сопровождал деревенский пастор. Аура не была с ним знакома, но подозревала, что он наслышан о замке Инститорисов и творившихся там кощунствах. Ее тронуло, что он все же пришел проводить Шарлотту в последний путь. От его чопорного предшественника им бы такого не дождаться. Замыкали шествие несколько служанок и лакеев – все в темной торжественной одежде.

На каменистых склонах высились древние кресты и надгробия. Ровно посередине острова стояло круглое массивное каменное сооружение, окруженное колоннадой, без окон и с единственным входом – семейный склеп. Три женщины проследовали за гробом внутрь. Двенадцать каменных погребальных лож сходились, как лучи, к центру круглого зала. Их изголовья касались стен с нишами для останков. Часть ниш была открыта и пуста, другие запечатаны каменными плитами.

Вся похоронная процессия уместилась в центре склепа. Гроб открыли, чтобы все могли в последний раз взглянуть на покойную. Шарлотта лежала, как восковая кукла, наряженная в свое любимое платье. Сверху были разложены ракушки, которые она всю жизнь собирала.

Тесс первая не выдержала и шагнула к гробу.

Сильветта почувствовала, что панцирь отчуждения и равнодушия, окружавший Ауру, дал трещину, и обернулась к сестре:

– Аура, где твой сын? Где Джиан? Почему он не приехал на похороны родной бабушки? – Она заметила минутное замешательство Ауры, и губы ее искривились усмешкой. – Хотя он ведь и с тобой не разговаривает. Наверное, у него есть на то причины.

Аура резко отвернулась; другие участники похорон украдкой поглядывали на них.

Но Сильветта еще не все сказала. Многолетняя неудовлетворенность, обиды, чувство, что она вечно чем-то обделена, неудержимо требовали выхода.

– Ты вообще когда-нибудь думала о ком-то, кроме себя? Даже Джиллиан понял в конце концов, что тебе ни до кого и ни до чего нет дела, кроме своих прихотей!

Аура чувствовала, как у нее внутри все кипит. Она вот-вот взорвется!

– Джиллиан тут совершенно ни при чем!

Тесс, стоявшая у гроба к ним спиной, выпрямилась. В ней чувствовалось такое напряжение, что со светлых кудрей, казалось, вот-вот посыплются искры.

Наступила полная тишина. Все словно затаили дыхание, даже пастор застыл на месте, глядя на сестер.

Ауру бросало то в жар, то в холод. Все плыло у нее перед глазами, и только Сильветту она видела ясно и четко – живое воплощение угрызений совести, преследовавших ее столько лет.

Первой, кто снова попытался заговорить, была Тесс. Аура движением руки оборвала ее. Отвернувшись от Сильветты, она шагнула к гробу и быстро поцеловала покойницу в лоб.

Если бы Аура сама там лежала, разница была бы невелика. Она хотела жить вечно, но что-то в ней умерло уже много лет назад; казалось, эта мертвая часть увеличивается с каждым новым человеком, отвернувшимся от нее. Сегодня она потеряла Сильветту, а может быть, и Тесс.

Аура двинулась было к выходу, но задержалась, заметив растерянное лицо пастора.

– Спасибо, что вы здесь! Мы вам очень признательны, – сказала она тихо.

Она вышла из склепа, поднялась чуть выше по склону и присела на выступ скалы над кладбищем, глядя на море.