Пленница Хургады, или Как я потеряла голову от египетского мачо

Глава 6

Семья Валида жила небогато, можно сказать – даже бедно. Больше всего в квартире меня поразил туалет. Он представлял собой дырку в полу, как на вокзале. Сама квартира состояла из нескольких комнат, в углу одной из них я заметила старый телевизор. Комната, которую нам с Валидом выделили, была совсем крохотной. В ней стояла всего одна кровать, рядом с которой возвышалась целая груда какой-то одежды. От всей этой убогости и серости у меня защемило сердце. Я вдруг подумала, что от силы протяну здесь всего одну ночь. Ведь квартира, которую снимал Валид в Хургаде, была сказкой по сравнению с этой. Я уже привыкла к тому, что египтяне практически не пользуются туалетной бумагой или пользуются ею в редких случаях. Поэтому в квартире Валида к унитазу был приделан краник. Поначалу это казалось мне неудобным, но со временем я приспособилась и чувствовала себя вполне комфортно. Тем более все предыдущие поездки я жила в отеле, а в квартире Валида проводила только ночи, возвращаясь утром в номер, чтобы наслаждаться системой «все включено». Поэтому не унитаз, а дырка в полу, без каких-либо краников и туалетной бумаги, оставила на душе крайне неприятный осадок. Я не понимала, как люди могут справлять свою нужду в эту дырку всю сознательную жизнь и не подозревать о существовании более комфортных условий.

Заглянув в одну из комнат, я увидела трех женщин в хиджабах, которые сидели на кровати и о чем-то разговаривали между собой.

– Здрасте, – буркнула я и улыбнулась.

Женщины тут же замолчали и посмотрели на меня так, словно я приехала не из России, а прилетела с другой планеты.

– Я жена Валида, – мило проворковала я и на всякий случай повторила эту же самую фразу на английском языке.

Судя по лицам женщин, они так и не поняли моих слов, потому что не знали никакого другого языка, кроме арабского. Казалось, они смотрят на меня не только с сильнейшим любопытством. В их взгляде читалась какая-то ненависть и презрение, словно Валид привез в дом не супругу, а русскую проститутку. В их глазах не было даже капли доброжелательности, только непонятная злость, еще более сильная, чем та, которая исходила от свекрови. Я думала это связано с тем, что я иностранка, иноверка, совершенно по-другому одета. Почувствовав, как какой-то холодок пробежал по моей спине, я тут же вышла из комнаты и наткнулась на мужа.

– Ты что такая перепуганная?

– Там женщины в хиджабах, злые какие-то.

– Это мои тетки.

– А что у них лица как будто деревянные?

– Почему деревянные? – не понял моего юмора муж.

– Надулись на меня, как мыши на крупу.

– Ты хочешь сказать, что они злые?

– Как мегеры.

Валид плохо понимал специфический русский юмор, но все же догадался, что я имею в виду, и тут же ответил:

– Если ты думаешь, что у них черные сердца, то ты не права. У них светлые сердца. Тут все тебя любят. Ты выучишь арабский язык и сможешь сама с ними общаться.

– Хочется верить, – буркнула я себе под нос и пошла следом за мужем.

– Тебе нравится, как живет моя семья? – поинтересовался Валид, как только я зашла в выделенную нам комнату разобрать свою сумку.

– Да все непривычно как-то.

– Валя, ты пока со всеми знакомься, чувствуй себя как дома, а я должен идти к кредиторам.

– Да, конечно, – я достала из объемных карманов своей юбки аккуратно упакованные пачки долларов и протянула их Валиду. – Тут ровно двадцать тысяч.

У Валида сразу заблестели глаза. Кончики его губ заметно дрогнули, и он поспешил взять из моих рук предназначенные ему деньги.

– Валя, как же сильно я тебя люблю! Ты – моя душа. Сейчас я отдам деньги кредиторам, и меня не посадят в тюрьму. Мы будем жить долго и счастливо.

– Мне приятно слышать эти слова.

Я люблю тебя, и это самое главное. А у тебя с собой есть еще немного денег, чтобы закупить товар для нашего магазина? Мне понравилось выражение «наш магазин», и я утвердительно кивнула.

– Немного есть.

– Ты пока побудь с моей семьей, а я пошел к кредиторам.

Оставшись наедине с семьей своего мужа, я стала играть с его сестрами, позволяя им себя трогать и что-то рассказывать на непонятном мне арабском языке. Мать Валида возилась на кухне. Когда я спросила ее по-английски, могу ли я чем-нибудь ей помочь, она кинула на меня суровый взгляд и указала на гору грязной посуды. Пока я мыла посуду, свекровь готовила какую-то кашу из бобов и по-прежнему кидала на меня злобные взгляды.

Вымыв посуду, я вновь обратилась к ней, предложив дальнейшую помощь, но та, даже не взглянув на меня, вышла из кухни.

Больше всего в египетских квартирах меня поражало отсутствие обоев. Стены были только отштукатурены и напоминали стены в наших квартирах, которые продавали на рынке первичного жилья без внутренней отделки. Я не представляла, как можно всю жизнь прожить в квартире с серыми стенами, ведь они вызывают крайне неприятное давящее ощущение и нагоняют хандру, тоску и депрессию.

С трудом дождавшись Валида, я обеспокоенно посмотрела на него и сразу спросила:

– Ну, как кредиторы? К тебе больше нет никаких претензий?

– Меня не посадят в тюрьму! – торжественно сообщил мне Валид.

– Значит, теперь нашему семейному благополучию ничего не угрожает?

– Ты спасла мою жизнь!

– А ты – мою, потому что если бы мы не были вместе, то я бы точно умерла от тоски.

– Я знал, что Аллах подарит мне самую лучшую девушку, у которой будет светлое сердце. Кредиторы не ожидали, что я верну деньги, но, как только я с ними рассчитался, они сказали, что теперь я могу быть спокоен и мне ничего не угрожает.

– Ну, слава богу, – вздохнула я с облегчением.

– Слава Аллаху!

Чуть позже я узнала, что, оказывается, дом делится на две половины – мужскую и женскую. По вечерам женщины ведут разговоры на вечные женские темы на своей половине, а мужчины общаются на своей. Не удержавшись, я наклонилась к Валиду и тихо спросила:

– Если вы одна семья, то зачем разделять дом на женскую и мужскую половину?

– Потому что, когда мужчины курят гашиш и ведут беседу, женщины не должны находиться в их обществе. Они могут только прислуживать мужчинам и подавать чай.

– А как же праздничный ужин?

– Не беспокойся. На праздничном ужине мы соберемся все вместе, одной большой семьей.

«Торжественный» ужин выглядел, на мой взгляд, как-то нелепо. Я не привыкла есть на ковре, но понимала, что не могу показывать, что мне некомфортно. На ковре стоял довольно большой поднос, вернее, он был просто огромным. Вокруг этого подноса собралась семья. Все сели по-турецки, принялись о чем-то разговаривать на своем языке и есть. Праздничная каша из бобов была достаточно острой и невкусной. В Москве я бы никогда не притронулась к подобной пище, потому что такую кашу можно есть, только сильно проголодавшись, но уж никак не во время праздничного ужина. Котлеты из сои тоже не вызвали у меня особого восторга, но все же приглянулись мне намного больше, чем выбивающая слезы каша из бобов. Съев кусок сухой рыбы, я отодвинула от себя пустую тарелку и, посмотрев на свекровь, через силу улыбнулась:

– Спасибо. Все очень вкусно.

Свекровь не обратила на меня малейшего внимания и продолжала медленно поглощать пищу.

– Валя, тебе нужно обязательно научиться у моей матери готовить, – наклонился ко мне Валид.

– Я тебе лучше русский борщ сварю, пальчики оближешь! А шашлычок из свинины – это же просто чудо. Мы с друзьями всегда его на даче готовили.

– Я не ем свинину, – сморщился муж и произнес с особым достоинством: – Я мусульманин, а мусульмане не едят грязное мясо.

– Вот черт, а я так свинину люблю! Точно, совсем забыла, мусульмане не едят свинину. Блин, я чувствую, что с шашлыком в Египте – напряженка. Придется отвыкать.

– Я бы хотел, чтобы ты приняла ислам, – заявил Валид.

– Я пока к этому не готова.

– Я тебя не тороплю. Я сказал, что я бы хотел, чтобы ты это сделала. Наш Коран похож на вашу Библию. В нем все очень четко прописано.

Уклонившись от ответа, я посмотрела на отца мужа и братьев, которые одновременно встали и направились на мужскую половину.

– Валя, ты помоги матери убрать посуду и принеси нам чай. А я пойду посижу с мужчинами.

– А что ты будешь там делать?

– Курить гашиш.

– Но ведь это же наркотик!

– Я не знаю, о чем ты говоришь, но иногда я курю гашиш.

– Зачем тебе это нужно?

– Затем, что я мужчина.

Валид направился следом за остальными мужчинами и, уходя, распорядился через полчаса принести на мужскую половину чай. Став собирать грязную посуду, я вдруг почувствовала, что мне хочется плакать. Мне вдруг показалось, что я попала в какое-то Средневековье и на меня смотрят как на прислугу, рабу, никому нет никакого дела, что творится у меня на душе. В своих многочисленных сообщениях Валид постоянно писал мне, что его родители за нас молятся и мечтают, чтобы мы были всегда вместе. Глядя на мою свекровь, было достаточно тяжело представить, что эта женщина способна за меня молиться или, на худой конец, сказать хоть одно хорошее слово в мой адрес. Я вообще сомневалась в том, что эта мрачная женщина хотела видеть меня рядом со своим сыном. Было очень обидно, что я вытащила Валида из тюрьмы, а его мать даже не захотела в благодарность за это мне хотя бы улыбнуться. Да и какой-то праздничный ужин странный, словно у нас сегодня не радостное событие, а поминки. Взяв приготовленный свекровью поднос с чаем, я направилась в комнату к мужчинам, чтобы подать каждому из них чай.

Валид посмотрел на меня какими-то безразличными, стеклянными глазами и, не говоря ни единого слова, принялся курить гашиш дальше. Как только мой поднос полностью опустел, я наклонилась к нему как можно ближе и тихо проговорила:

– Гашиш – это наркотик. У нас в России за это полагается статья.

Ты не в России, – раздраженно ответил Валид и жестом дал мне понять, что я должна уйти.

– Я не хочу, чтобы ты курил гашиш. Мне противно! Давай завязывай. У нас с тобой сегодня первая брачная ночь, а ты бросил меня на произвол судьбы и балуешься наркотой. Ты должен немедленно это прекратить: от наркоманов редко бывает хорошее потомство.

– Иди, помогай матери по хозяйству. Ты не должна находиться в комнате с мужчинами и слушать, о чем они говорят. Уходи.

– А ты не должен курить гашиш, – попробовала возразить я супругу.

– Я сам знаю, что я должен, а что – нет. Я мужчина, а ты моя жена и обязана меня слушаться и во всем подчиняться. Не зли меня!

Валид бросил в мою сторону такой свирепый взгляд, что я не стала испытывать судьбу и вышла из комнаты, ощутив, как на глаза набежали слезы. Я хотела было уйти в каморку, которую выделили нам с мужем, но свекровь как-то грубо схватила меня за руку и подвела к большой куче грязного белья. Даже не зная арабского языка, я поняла, что необходимо всю эту кучу перестирать.

Пока я стирала белье, рядом со мной крутились младшие сестренки мужа и всячески пытались меня развеселить. От них веяло добротой и теплом. Они были какой-то отдушиной и лучиком света в этом темном царстве с серыми стенами. Перестирав белье, я ушла в «свою» комнату, упала на кровать и дала волю чувствам. Вдоволь наревевшись, я достала мобильный телефон и принялась читать сообщения, которые еще вчера присылал мне Валид в Москву.

«Валя, твои глаза похитили мою душу. Теперь она навеки принадлежит тебе». Слезы закапали на экран телефона, я вытерла мобильный об юбку и прочитала следующее сообщение: «Я не хочу жить серой, безрадостной и одинокой жизнью. С тобой я решил полностью изменить свою жизнь». Прочитав последнее сообщение несколько раз, мне захотелось добавить к нему фразу «за твой счет».

– Вот так более верно, – шепотом произнесла я и вытерла слезы. – В России на меня мужик за двадцать тысяч баксов молился бы, а этот делает вид, как будто я ему ничего не давала.

Набрав номер телефона своей мамы, я постаралась скрыть свою боль и тоску в голосе:

– Мамочка, ты будешь со мной разговаривать? У меня все очень хорошо. Я вышла замуж. Свадьбу мы решили сыграть позже, когда я привыкну к здешней жизни. Теперь я жена Валида. Он очень тебя любит и передает тебе пламенный привет. Сейчас мы приехали в Каир к его родителям, они приняли меня очень хорошо. Завтра мы уезжаем обратно к себе в Хургаду.

– Я очень рада за тебя, дочка, – грустным голосом сказала мать.

– У меня все хорошо, не волнуйся.

– Ты не голодна? – Мать тихонько всхлипнула, а мне захотелось вновь разрыдаться, но с огромным трудом мне удалось сдержать себя. Мать не должна знать, что творится у меня на душе. Пусть она думает, что у меня все хорошо и что я сделала правильный выбор.