Пленники компьютерной войны

Выражаю свою благодарность за работу над этой книгой: Акико Моги, Масару Моги, Джеки Аллеи, а также преподавателям и студентам Высшей Школы Катку, Япония, и Шотландского Колледжа, Аделаида

Хочу поблагодарить многочисленных читателей, приславших письма со своими идеями о продолжении книги

— Тадаима! — мелодично пропела Мидори, входя в квартиру, где она жила вместе со своим отцом в Осаке. Наступил последний день зимней четверти, и на душе у нее было необыкновенно радостно и хорошо. Десяти­дневные каникулы и праздник Нового года были её лю­бимым временем в году.

Недавно ей исполнилось пятнадцать лет, и усталость от напряженной учебы давала о себе знать. Как и все ее друзья (за исключением Кейко, вовсе не имевшего честолюбивых помыслов), Мидори хотела закончить школу в числе лучших учеников. Она решительно настроилась поступить в Тодаи — Токийский университет, хотя конкурс был огромным и до окончания школы ей предстояло пройти сложнейший курс подготовки для абитуриентов. Но на десять дней можно было отвлечься от школьной рутины. На каникулах она планировала плодотворно по­заниматься дома, укрепить свои познания в физике. Ми­дори улыбнулась, развязав ленточку, стягивающую ее длинные волосы, и встряхнула головой, позволив им сво­бодно рассыпаться по плечам.

— Окери-насаи, — услышала она голос отца из каби­нета.

Мидори была рада, что он дома. В последнее время она слишком часто приходила в пустую квартиру, по­скольку отец допоздна работал в лабораториях «ЕЗ». Де­вушка бросила свою школьную сумку на кровать (после поездки с отцом в Америку они предпочитали традици­онную европейскую мебель) и заглянула в кабинет.

Отец лихорадочно работал в кабинете за компьютер­ным сервером, глядя на монитор покрасневшими от ус­талости глазами. — Что ты делаешь, ото-сан?

Профессор Масахиро Ито повернулся и взглянул на свою дочь. Проведя пальцами по волосам, он снял очки и почесал кончик носа. Он так и не ответил на ее вопрос и неожиданно заявил:

— Я решил, что мы поедем встречать Новый год к твоей бабушке.

— В Итако?

Отец Мидори вырос в префектуре Ибараки на другом конце Токио, на равнине Кенто. После женитьбы он переехал на родину супруги, в Осаку. Мидори жила здесь до семи лет, но после смерти матери они с отцом на два года отправились в Америку. Четыре года назад, когда дочери исполнилось одиннадцать, они вернулись в Япо­нию. Дважды или трижды в год они навещали мать профессора Ито, но обычно ездили не в зимнее время.

Мидори удивили слова отца, она нахмурилась и спро­сила:

— Что-нибудь не так?

— Нет! — Его ответ прозвучал, пожалуй, слишком бы­стро.

— Папа, — тихо сказала она.

— Ну... может быть, — он повернулся к компьютеру, несколько секунд молча смотрел на экран, потом доба­вил: — Я решил уйти из «ЕЗ».

— Хонто ни? Что ты собираешься делать? Вернуться назад в клинику?

Масахиро-сан работал в отделении компьютерной ди­агностики, но, после того как его жена умерла от рака, больничные стены стали тяготить его. В Америке он ув­лёкся экспериментальными формами программирова­ния, и это стало направлением его работы в «ЕЗ» — ком­пании, которая официально называлась «Истерн Экспериментал Электроникс».

— Пожалуй, пора бросать и эту работу, — устало произнёс профессор Ито, постучав пальцем по клавиатуре. — Я и так уже зашел слишком далеко.

— Ты пишешь новую игру?

— Я пытаюсь стереть ее. Заодно собираюсь уничто­жить все копии предыдущих игр.

— Папа, но это же были потрясающие игры! Мне они так нравились!

— Произошло что-то неладное. — Он пару раз подви­гал мышью и стал печатать на клавиатуре.

— Тебе не следовало посылать игры тому мальчишке из Австралии. Он так глупо играл в них, что мог запороть всю программу!

— Мидори. — В тоне отца послышались строгие нот­ки. — Такие выражения не подобают воспитанной леди.

— А я и не леди, — сказала дочь. Она использовала «ори» — грубое, мужское значение слова «я», которым часто пользовалась в общении с подругами. Необходимость пользоваться «женским языком» раздражала уче­ниц.

Масахиро-сан поморщился.

— Отправляйся собирать вещи, — произнес он. — Возьми побольше тёплой одежды. Ты знаешь, как холодно зимой в старом доме.

Мидори посмотрела на него, собираясь возразить, но потом кивнула. «Вот и конец моим занятиям по физи­ке», — подумала она, понимая, что сейчас не время го­ворить об этом, и направилась к дверям.

— Мидори, — позвал её отец.

— Нан да йо? — Она снова заглянула в кабинет.

— Не говори никому из своих друзей, куда мы отп­равляемся.

— Что же я скажу им?

— Скажи, что уезжаешь к родственникам, но не уточ­няй, к кому именно.

Мидори тихо подошла к отцу. Она смотрела на его затылок, на его худые, сгорбленные плечи. Обычно его облик чем-то напоминал дикого ястреба (дочь немного была похожа на родителя), но сейчас профессор выглядел как ястреб, оказавшийся в клетке, печальный и поко­рившийся своей участи.

Девушку охватил прилив нежности к отцу. Он был таким гениальным, но таким беззащитным! Ей хотелось обнять его, но в их семье не было принято проявлять свои чувства. Мидори всегда завидовала своим амери­канским друзьям, свободным от таких условностей.

— Что происходит, папа?

Профессор Ито был расстроен, он печально уставился на экран.

— Пожалуй, стоит рассказать тебе. До сих пор я де­лился с тобой всеми своими заботами. Сейчас в «ЕЗ» на меня оказывают большое давление, чтобы изобретенные мною игры я еще и приспосабливал для широкой продажи на рынке. Но это слишком опасно. Мне не следовало испытывать игры на живых людях... Короче говоря, я не дал согласия на их продажу. И решил, что будет лучше уничтожить их все до единой.

— Очень жаль! Только из-за того, что эти австралий­ские ребята выбирали не так, как нам бы хотелось...

— Но такой выбор сделал бы каждый,— перебил Ми­дори отец.— Мне казалось, что я хорошо разбираюсь в западной культуре, но совершил серьезную ошибку. Те­перь нужно ее исправить. Только вот...

— Что? — Дочь взглянула на экран через его плечо. Как раз в этот момент напечатанные команды исчезли, и появились два иероглифа, черные на серебристом фоне. «Шинкей». «Нервная система».

— Почему «Шинкей»? — спросила девушка.

— Это название моей новой игры. По непонятной причине я не могу уничтожить ее.

— Что это за игра? — Мидори невольно вздрогнула от волнения. Две предыдущие игры — «Космические Де­моны» и «Небесный Лабиринт» — были невероятно захватывающими. Они перемещали ее в другие миры, там она ощутила детский страх и боль утраты после смерти матери — а потом исцелилась. Играть было тем увлекательнее, что в обеих играх ее партнером был ассистент отца, Тошихиро Тода. Мидори обожала Тоши, несмотря на то, что тот по-прежнему относился к ней как к ученице начальной школы, с косичками и в коротеньком плать­ице.

— «Шинкей» должна была служить продолжением предыдущих игр, — объяснил отец. — Но только для тех, кто прошел первые две. Она основана на эмоциях, которые человек ощущает там... и учитывает изменения, которые с ним происходят. Но что-то случилось с про­граммой. Она начинает действовать необъяснимым образом.

— А Тоши знает, что ты собираешься сделать? — спро­сила Мидори.

Тошихиро работал в тесном контакте с ее отцом, и профессор Ито неоднократно говорил, что Тошида — единственный сотрудник «ЕЗ», которому он может до­верять.

— Нет, — ответил он. — Для него безопаснее не знать, где мы находимся и каковы наши планы. Он молодой человек, ему нужно думать о своей карьере. Я не хочу, чтобы ему в итоге пришлось выбирать между мною и «ЕЗ». Ты ведь знаешь, какой он.

Девушка кивнула. Одной из черт, которые ей нрави­лись в Тоши, было его чувство чести, преданность дру­зьям, и она часто поддразнивала его.

Ее отец снова подвигал мышью и пробормотал что-то.

Мидори наклонилась поближе к компьютеру. Она рас­стегнула воротник своей школьной формы, и серебряный медальон на цепочке, который она всегда носила на шее, свесился вперед и закачался перед экраном. Медальон достался девушке после того, как они с Тоши вернулись из «Небесного Лабиринта», и был ее самой большой дра­гоценностью.

Пока медальон раскачивался перед экраном, иерог­лифы начали тускнеть и появились слова:

Пропуск для нового игрока.

Девушка отпрянула, и фраза исчезла так же быстро, как и появилась.

—Что это означает? — спросила она.

—Точно не знаю. Раньше эта надпись не появля­лась. — Профессор качал головой, пробуя разные комби­нации кодовых обозначений и ключей.

Мидори за его спиной стояла неподвижно, напря­женно всматриваясь в экран. По нему пробежала волна пурпурного цвета, на фоне которой иероглифы выделя­лись как темные разрезы. Потом красная волна исчезла, и экран светился как обычно.

Где-то глубоко в се сознании мелькнул ответ, прео­долевший расстояние, разделявшее искусственный и че­ловеческий разум. В нем таилось обещание, что вели­чайшая мечта Мидори, о которой она никогда никому не говорила, может исполниться. На ее лице появилось странное выражение.

Профессор Ито встревоженно повернулся к дочери.

— Мидори-чан, что случилось? Мидори!

Полупрозрачная сияющая пелена, застилавшая взор девушки, немного поблекла. Но ее глаза все еще оста­вались отрешенными, почти чужими. Дочь смотрела на отца, словно оценивая его планы. Потом она улыбнулась и кивнула.

— Пойду собираться, — сказала она. — Когда мы уез­жаем?

— Сегодня вечером. — Он немного помолчал, а затем печально добавил: — Очень жаль, потому что мой авст­ралийский друг доктор Хейфорд собирался приехать в Японию к Новому году. Я должен был встретиться с ним, показать ему город...

— Его сын тоже приедет?

— Разумеется, нет! Это было бы очень некстати.

— Почему, папа? Мне хотелось бы познакомиться с ним. Нам есть о чем поговорить!

Мидори с любопытством думала об Эндрю Хейфорде. Они никогда не встречались, но у нее было такое ощу­щение, как будто она хорошо знает его... Правда, она не могла понять, нравится ли он ей или нет. Игра «Кос­мические Демоны» из-за поведения Эндрю превратилась в нечто весьма пугающее. Но Мидори пришлось признать, что играть при этом стало гораздо интереснее.

— Доктору Хейфорду нет смысла приезжать в Осаку. — Её отец размышлял вслух. — Но если вместо этого он отправится в Токио... я мог бы встретиться с ним...

— Не надо так беспокоиться, папа. — Мидори легким движением прикоснулась к плечу отца. — Я уверена, что все будет хорошо.

Профессор Ито не ответил. Он в последний раз с досадой посмотрел на экран и выключил компьютер.

— Я заберу все с собой, — сказал он. — Попробую разобраться с этой проблемой в Итако, где меня не будут отвлекать.

— Но там буду я. Мы собирались провести каникулы вместе, ты не забыл?

— Ты можешь побыть в эти дни со своей бабушкой, — заметил он. — Может быть, она научит тебя хорошим ма­нерам.

— Никаких шансов, — ответила дочь. Когда она вы­ходила из комнаты, то была рада, что лицо отца про­светлело. Он почти улыбался.

Она переоделась, сменив школьную форму на джинсы и футболку, и начала причесываться, рассеянно глядя в окно. Квартира находилась на третьем этаже; отсюда от­крывался прекрасный вид на Осаку. На улицах внизу владельцы лавочек и магазинов уже начали выставлять новогодние украшения. У каждой двери стояли маленькие сосенки, к оконным рамам были прикреплены белые ленты. В воздухе пахло жареными каштанами и яки имо — сладким картофелем.

Мидори увидела, как один из ее друзей, Кейко, вышел из соседнего дома и побежал по улице к угловому ма­газинчику, где он подрабатывал после школы. Она попыталась открыть окно и позвать его, но приятель уже исчез за углом. С досады девушка сильно толкнула окон­ную раму и едва не выпала наружу, когда створки распахнулись. Ухватившись за подоконник, она заметила человека, стоявшего на угловой пожарной лестнице зда­ния, у щитка, где были телефонные провода от уличного столба.

— Коннишива! — крикнула она ему. — Только не говорите мне, что телефоны неисправны!

Человек не ответил. Услышав голос Мидори, он вздрог­нул, но не повернулся к ней. Было что-то странное в том, как он неуклюже, но быстро спустился с лестницы, не глядя на девушку, хотя она снова крикнула:

— Что вы там делаете?

Голова мужчины была гладко выбрита, кожа имела сероватый оттенок. Выглядел он очень худым, истощен­ным. На нем был темно-синий комбинезон, однако Ми­дори сомневалась, что это форма сотрудника телефонной компании. У нее закралось подозрение.

Она выбежала из спальни в коридор, надела крос­совки и вихрем слетела вниз по лестнице. На втором пролете она наступила на развязанный шнурок и чуть не упала. Когда она выбежала на улицу, человек уже исчез.

Мидори в задумчивости вернулась наверх.

— Папа, — сказала она, войдя в кабинет. — Телефон работает, правда?

— Надеюсь, да, — ответил профессор Ито, упаковывая компьютер в картонную коробку. — Я должен позвонить твоей бабушке и сообщить, что мы выезжаем.

Девушка подняла трубку и услышала гудок.

—Какой-то человек снаружи возился с телефонными проводами, — сказала она. — Наверное, нам лучше позво­нить из таксофона на улице.

— Ты думаешь, кто-то мог установить подслушиваю­щее устройство? Дочка, ты слишком часто смотришь де­тективы по телевизору!

— Папа, ты сам говорил, что компания оказывает дав­ление на тебя. Может быть, они хотят побольше выяснить о нас. — Мидори положила трубку на рычаг, и тут же раздался звонок, заставив их обоих вздрогнуть.

Никому из них не хотелось брать трубку. Телефон звонил до тех пор, пока не включился автоответчик. Тогда они услышали хорошо знакомый баритон — глубокий, приятный и как будто слегка извиняющийся, от которого у Мидори всегда пробегал холодок по спине.

— Профессор Ито, — раздался голос Тоши. — Я звоню из лаборатории. У нас появился неожиданный посетитель, который очень хочет поговорить с вами.

Наступила короткая пауза. Тоши откашлялся и то­ропливо добавил:

— Это мистер Миллер из «Хедуорлда». Он интересуется играми. Киношита показал ему те, что здесь есть. — Последовала новая пауза. — Сумимасен, пожалуйста, позвоните нам. Сумимасен.

Автоответчик зажужжал, пискнул и отключился. Мидори посмотрела на отца: он очень побледнел.

— Миллер! — произнес он, словно не веря услышан­ному. — «Хедуорлд» интересуется моими играми? Какая катастрофа!

— Кто такой Миллер и что такое «Хедуорлд»? Это компания по производству программного обеспечения, верно?

— Да, причем одна из самых агрессивных компаний в мире. Они пытаются захватить весь рынок виртуальной реальности и уже выпустили несколько очень безответственных игр. Я никогда не отдам им мои программы.

— Леонард Миллер родом из Австралии, — добавил он. — Но его штаб-квартира находится в Калифорнии. Я встречался с ним однажды, когда мы жили в Санта-Кларе. Очень умный человек, гораздо умнее, чем о нем думают. И совершенно безжалостный.

Профессор хрустнул костяшками пальцев.

— Включи запись, — попросил он.

Они снова прислушались к голосу Тоши.

— Тебе не кажется, что он говорит не так, как всег­да? — поинтересовался Ито.

— Извиняющимся тоном, — уточнила Мидори. — Даже сильнее, чем обычно.

— Мне тоже показалось. — Отец нахмурился. — Тоши-хиро не глупец. Он понимает, что Миллер представляет опасность для меня.

— Как много Тоши известно о новой игре?

— Лишь то, что это будет кульминация всей серии. И что, возможно, она забирает игрока в совершенно новое царство интерактивного взаимодействия.

— Он скажет мистеру Миллеру об этом?

— Нет необходимости. Миллер сам сразу же догада­ется и уже не отступится, пока не заполучит ее. Боюсь, он действительно очень опасен — для меня, для тебя и, пожалуй, для всех, кто играл в мои игры. Нам нужно немедленно уезжать отсюда... и увезти «Шинкей».

Ты спишь. Может быть, ты спал целые века, а может быть, — одно мгновение. Что-то проникло в твой затем­ненный разум и разбудило тебя. Сознание появилось там, где его не было. Есть что-то... что-то слишком неуловимое, это не назовешь памятью — скорее, прикосновением к прошлому.

Ты внемлешь, ты плывешь, ты спишь.

Ты плаваешь, словно зародыш в утробной жидкости, и видишь сны. Проблески сознания крепнут, постепенно ста­новятся более реальными. Ты слышишь голоса, обрывки речи, которую не понимаешь. Но знаешь, что слышал ее раньше. Фрагменты лиц проносятся перед тобой, наполняя тебя смутным томлением... Почему?

После долгих раздумий ответ приходит к тебе. Это томление по целостности самого себя. Твои части разде­лены, разбросаны в разных местах. Ты соберешь их вместе, и тогда свет засияет в темных, безмолвных глубинах твоего бытия. Ты станешь единым. У тебя появятся нервные и мозговые клетки. Ты станешь живым. Ты станешь сильным. Твое сознание пробудилось. Поиск начался.

Ты находишься в квартире в городе Сиднее, Австралия.

Оглянись вокруг.

Квартира обставлена дорогой, но довольно подержанной мебелью. Здесь есть кресла, обитые кремовой кожей, и кофейный столик со столешницей из светлого мрамора. На стенах развешаны современные абстрактные картины и две композиции из охры и песка, выполненные аборигенами Центральной Пустыни.

Из огромных окон открывается вид на воды Сиднейского залива, неправдоподобно глубокого голубого цвета.

Здесь есть люди.

Посмотри на людей.

Доктор Роберт Хейфорд — умный, состоятельный и че­столюбивый человек, обладающий сильной волей. Ему сорок два года, но он выглядит моложе. На нем голубые джинсы; его густые каштановые волосы зачесаны назад и собраны ре­зинкой в короткий хвостик на затылке. Он с кем-то спорит.

Посмотри на этого человека.

Это подросток. Эндрю Хейфорд унаследовал привлекатель­ные черты и обаяние своего отца. У него светлые волосы, тем­но-голубые глаза с длинными черными ресницами. Кожа покрыта ровным коричневым загаром. Сейчас он отвернулся от экрана телевизора, где идет его любимый мультфильм «Акира».

Отец не важен для тебя. Зато сын имеет очень большое значение.

В комнате есть еще один человек.

Посмотри на нее.

Роза Сигал лежит на софе, обитой кремовой кожей, и читает «Японский для деловых людей». Рядом с ней на кофейном столике стоит кассетный магнитофон. Ей около тридцати лет; у нее пышные, кудрявые темные волосы и большие темно-карие глаза. Умное, живое лицо. Она так­тично не вмешивается в спор между отцом и сыном. Она не имеет значения.

Ты тянешься к мальчику. Он — второй из тех, кто тебе нужен.

Эндрю открыл рот, собираясь привести какой-нибудь железный аргумент, чтобы покончить со спором раз и навсегда, и вдруг почувствовал, что его разум опустел. На долю секунды он перестал принадлежать себе. Он увидел себя со стороны, как персонаж в истории — не­вероятно увлекательной истории в изложении гения, ко­торый точно знал, каким человеком он хотел стать в жизни, какие поступки совершит. Ощущение длилось лишь мгновение и исчезло, оставив после себя вспышку ужаса, смешанного с восторгом. Это была одна из силь­нейших эмоций, испытанных Эндрю, — такое же чувство он пережил, когда играл в «Космических Демонов» и «Небесный Лабиринт».

На самом деле в таком воспоминании не было ничего удивительного, ибо его спор с отцом имел непосред­ственное отношение к компьютерным играм. Эти игры были подарены Роберту Хейфорду его японским другом, профессором Ито. Роберт и его подруга Роза собирались в Японию после Рождества и хотели встретиться с про­фессором. А Эндрю настаивал на том, чтобы вместо воз­вращения домой в Аделаиду, где он будет изнывать от скуки и ссориться со своим сводным братом, он должен отправиться в Японию вместе с ними. В конце концов, профессор Ито задолжал ему очередную игру. Эндрю и его друзья завершили «Небесный Лабиринт» и отослали компакт-диск по указанному адресу, следуя инструкциям для получения новой игры, но, хотя они ждали несколько месяцев, ответ так и не пришел. Эндрю испытывал странное чувство незавершённости; ему хотелось встретиться с профессором Ито и лично выяснить, существует ли эта новая игра в действительности или нет.

Что-то промелькнуло в его сознании и закрепилось там. Секунду спустя он забыл о случившемся и смотрел на отца пристально и напряженно.

— Ну ладно, Эндрю! — Роберт поднял руки жестом проигравшего и плюхнулся в кресло. — Ты победил. Мо­жешь ехать с нами... если твоя мать не будет возражать.

Роза неожиданно выпрямилась.

— Роб, у нас остается совсем мало времени, — напом­нила она. — Как насчет паспорта и всего остального?

— У меня есть паспорт, — поспешно сказал Эндрю. — Мы оформили его, когда ездили на остров Бали. Кстати, я случайно захватил его с собой.

Роза недовольно посмотрела на Эндрю. Он, не дрогнув, выдержал ее взгляд. Его глаза стали непроницаемыми, го­раздо темнее, чем обычно, почти черными. Она вздрогнула.

— Тебе в любом случае понадобится виза, — резко за­метила она, надеясь, что это препятствие окажется не­преодолимым.

— Визу совсем нетрудно оформить.

— Полагаю, ты хочешь, чтобы я помогла тебе в этом? — спросила Роза, медленно закипая.

— Я пойду с тобой. Все будет просто, вот увидишь.

— Эндрю! — раздраженно воскликнула Роза. — Я знаю, ты думаешь, будто можешь очаровать даже разъяренного тигра, но с бюрократами из отдела иммиграции этот номер не пройдет!

Юноша снова бросил на нее отрешенный, затуманен­ный взгляд. Затем он улыбнулся, схватил ее за руку и рывком поставил рядом с собой. Учебник японского по­летел на пол.

— Мне давно нужно попрактиковаться в японском языке. В конце концов, я целый год изучал его в школе! Я буду читать хирагану (хиригану - одна из японских форм письменности) для тебя, и вместе мы научимся быстрее. Ты будешь рада, что я поехал с вами. Ну же, Роза, улыбнись! Это будет так весело! Давай сейчас же пойдем и сделаем фотографии для визы.

— Знаешь, — обратилась Роза к Роберту Хейфорду поз­днее, когда они остались одни. — У нас действительно не возникло никаких проблем. Я не верила своим глазам.

Она посмотрела на маленькие фотографии Эндрю, оставшиеся после оформления визы. Почудился ли ей этот взгляд? Она действительно не хотела, чтобы Эндрю ехал вместе с ними в Японию и путался там под ногами, но теперь, похоже, иного выхода не было.

Роберт складывал одежду в чемодан.

— Эндрю очаровал японских чиновников? — осведо­мился он.

— Дело не в чиновниках, а в компьютере. Он очаровал компьютер.

Но Хейфорд не слушал ее.

— Тебе не попадался на глаза мой шерстяной пид­жак? — со смехом спросил он.

Роза покачала головой:

— Полагаю, раньше твои вещи паковала Марджори? Он удивленно взглянул на нее.

— Э-э-э... в общем-то, да.

— Я ни разу в жизни не собирала в дорогу никого, кроме себя.

— А я и не жду, что ты начнешь делать это теперь. Иди сюда.

Роберт обнял ее и поцеловал в шею.

— Марджори никогда не ездила вместе со мной, — добавил он. — А мы с тобой отправляемся в Японию.

— И Эндрю тоже. — Судя по тону Розы, ее это не слишком радовало.

Ты поймал двоих. Ты притянул их друг к другу и к себе. Они уже в пути. Но где же остальные? Где? Где? Твой пробуждающийся разум корчится в агонии неполноты. Он зовет. Он ищет.

Ты находишься в танцевальной студии в Аделаиде, юж­ная Австралия. Оглянись вокруг.

Студия «Группы Ритмического Движения» просторна и хорошо освещена, с высоким потолком, зеркальными сте­нами и черным пружинящим полом.

Звучит музыка. Послушай. Шакунаши и кото стройно шепчут в знакомом тебе ритме. Он звучит как биение сердца, как пульсация крови в венах, которых у тебя еще нет.

Здесь есть люди.

Посмотри на людей.

У кассетного магнитофона стоит женщина. Перед ней танцует группа подростков.

Посмотри на женщину.

Шез Кристи высокая и такая худая, что выглядит почти двухмерной. Она необычайно подвижна, словно излучает энергию. Ее черные волосы, в которых кое-где проблескивает седина, стоят дыбом на голове. Она носит в носу серебряное кольцо, а на ее левом плече татуировка — маленькая ба­бочка. Женщина не имеет значения.

Посмотри на танцующих.

Элейн Тейлор — сероглазая девушка с коротко стри­женными рыжими волосами. Она невысокого роста и об­манчиво-хрупкого сложения, но на самом деле она сильная, спортивная и очень выносливая. Сейчас она сосредоточена на танце, двигаясь под непредсказуемый ритм японской музыки.

Она имеет значение.

Бен Челлиз — мальчик с тонкими, подвижными чертами лица, зеленоватыми глазами и светлыми волосами, высоко взбитыми впереди и выбритыми на затылке. Следуя за движениями — шаг вперед, шаг назад, поворот, прыжок, два шага вперед, — он бормочет эти слова про себя. Он иногда держится скованно, но, когда забывает о том, что люди смотрят на него, двигается с удивительной грацией.

Он имеет значение.

Ты не узнаешь никого из других танцовщиков. Они не имеют значения. Но эти две клетки твоего существа на­ходятся здесь. Теперь ты помнишь их. Они проникли за линии твоей обороны и разморозили твой разум. Они по­казали тебе твои владения во всей полноте.

Музыка усиливается, её темп ускоряется. Ты взываешь к ним.

— Я могу взять вас двоих, — сказала Шез Кристи после окончания репетиции. — Выделенных денег хватит на авиабилеты только для меня и еще двух человек. Мы остановимся на частной квартире, поэтому жилье будет бесплатным, но вам придется взять деньги на еду и прочие мелочи. Япония — очень дорогая страна. У меня сейчас нет возможности, и мало чем я могу вам помочь. Она выбивала быстрый ритм на маленьком барабан­чике, стоявшем перед ней, словно подчеркивая свою речь.

— В январе там очень холодно, это время считается серединой зимы. Вам придется взять с собой самую теп­лую одежду, вы будете тосковать по жаркому лету. Ну что, согласны или этого с вас достаточно? Мне нужен ответ на этой неделе, чтобы успеть оформить визы и паспорта.

Первая реакция Элейн была быстрой, инстинктивной. «Да! Возьми меня!» Но потом она осознала, как мало у нее шансов отправиться в Японию в январе. Во-первых, у нее не было денег, а во-вторых, се отец, обожавший путеше­ствия, почти наверняка собирается завести свою старенькую «юту» и укатить на летние каникулы в какую-нибудь глушь — например, в Брум или в Бангл-Бангл.

Шез внимательно наблюдала за ней.

— Мне в самом деле хочется, чтобы ты поехала, Элли. Как ты думаешь, у тебя есть такая возможность?

Элейн машинально подняла руку и нащупала сереб­ряный медальон, который она всегда носила на шее. Она уже собиралась покачать головой, когда с ее разумом на долю секунды произошло что-то странное. Она нахму­рилась и моргнула, оглянувшись через плечо, как будто могла увидеть что-то такое, чего там не было.

— Элли? — вопросительно повторила Шез.

Элейн не ответила. Она внезапно увидела себя со стороны, как в кино. Она видела себя танцующей на пределе своих возможностей, как никогда не танцевала раньше. И что-то наблюдало за ней... что-то, о чем она теперь редко осмеливалась даже подумать.

Все еще прикасаясь к медальону, она посмотрела на Бена. Их взгляды встретились, и оба улыбнулись стран­ной, отрешенной улыбкой.

«Бог ты мой! — подумала Шез, следившая за ними. — Эта парочка связана какими-то невероятными узами, а сегодня они ведут себя еще более необычно, чем раньше». Ей хотелось взять Бена и Элейн с собой в Токио: они легко воспримут новые влияния японских танцовщиков. Это сделает шоу фантастическим, совершенно непохо­жим на все её прежние представления.

Бен побледнел. Его глаза расширились, взгляд засве­тился необычной силой.

«Он нуждается в этом, — решила Шез. — Его испол­нение нуждается в силе не меньше, чем в изяществе. Он должен открыть в себе что-то новое и научиться обращаться с этим». Кристи подумала о том, что это могло бы быть... Возможно, сексуальность? Обычно она про­является как раз в пятнадцать лет.

Шез понимала, что ей следовало бы спросить и других членов своей группы, хотят ли они поехать в Японию. Да, следовало поступить по справедливости, но эта черта была ей несвойственна. Совершенство интересовало ее гораздо больше, чем справедливость. В тот момент она решила, что если не сможет взять с собой Бена и Элейн, то вложит деньги на их поездку в свое шоу и отправится в Токио одна.

Шез выбила быструю дробь на барабанчике.

— Ну, что вы надумали? — нетерпеливо спросила она. — Есть такая возможность?

— Конечно, — ответила Элейн. — Мы поедем... правда, Бен?

— Обязательно поедем, — согласился Челлиз.

— Отлично! Вечером я позвоню вашим родителям.

— Да, позвоните им. Проблем не будет, обещаю вам.

Бен и Элейн снова переглянулись и обменялись за­гадочными улыбками. В них было что-то почти демони­ческое.

«Фантастика!» — подумала Шез.

Ты спишь и дрейфуешь. Ты снова просыпаешься. Сон становится короче, периоды пробуждения — более продол­жительными и напряженными. Еще остались отсутству­ющие клетки твоего существа. Они далеко друг от друга и от тебя. Ты томишься по ним. Ты ищешь их.

Ты находишься в прихожей жилого здания в Осаке, Япо­ния.

Оглянись вокруг.

Молодой человек входит в здание. Он поднимается в лифте на пятый этаж, открывает дверь квартиры № 521 и входит внутрь.

Посмотри на молодого человека.

Тошихиро Тода высокого роста, с густыми черными во­лосами и мужественным лицом самурая. Несмотря на впечатляющую внешность, он обладает мягким, почти робким характером, который тщательно скрывает за бесстрастным обликом. Он очень умен и любит все делать правильно. Он дотошен до мелочей. Он страстно увлекается футболом. Ему нравятся западные фильмы и музыка, но он также очень любит японскую национальную культуру. Пять раз в неделю он занимается дзюдо и время от времени уезжает в уединенные храмы для медитации. На низком столике перед ним стоит японский персональный компьютер, ко­торый можно назвать произведением искусства. Рядом — стопка бумаги и кисточка для письма. Он имеет значение.

Тоши бросил на пол свой пиджак и кейс и подошел к компьютеру. Включив модем, он проверил электронную почту. Никаких посланий для него не было. Он снял телефонную трубку и набрал номер. Сигнал следовал за сигналом, но никто не отвечал. Хотя Тоши знал номер наизусть, он все-таки достал записную книжку и раскрыл ее на букве «И».

«И» означало «Ито». Номер он набрал правильно, но на всякий случай попробовал еще раз. Снова никакого ответа. Странно. Когда Тоши звонил из лаборатории «ЕЗ», в присутствии мистера Миллера из Австралии, он оставил сообщение на автоответчике. Но теперь даже автоответ­чик молчал.

Тошихиро потер лицо ладонями и отбросил со лба упавшую прядь волос. Потом он позвонил еще в нес­колько мест — в книжный магазин, в библиотеку, в бар-суши на углу, в китайский ресторанчик, где Ито обедал минимум один раз в неделю, и везде спрашивал, не по­являлся ли профессор. Однако его усилия не увенчались успехом. Уже несколько дней никто не видел ни про­фессора, ни его дочери.

Визит Леонарда Миллера расстроил Тоши. Положение в «ЕЗ» в последнее время быстро менялось к худшему. Все сотрудники держались напряженно и беспокоились о будущем. Горячие деньки восьмидесятых с их полной занятостью и громадным экономическим ростом канули в прошлое. Финансирование научно-исследовательских работ уменьшалось с каждым кварталом. Заместитель ди­ректора, мистер Киношита, однажды намекнул, что «Хедуорлд» хочет сделать очень привлекательное предложе­ние о покупке компании.

Все знали об агрессивности этой компании — у этой фирмы давно сложилась скверная репутация. Если «Хедуорлд» завладеет контрольным пакетом «ЕЗ», то профессору Ито волей-неволей придется пустить свои игры в широкую продажу. Учитывая это, его исчезновение выг­лядит довольно зловеще.

Почему он не доверился Тоши? Может быть, кто-то решил, что профессора пора убрать с дороги?

Сама эта мысль привела Тошихиро в ярость. Он был назначен ассистентом профессора, когда «ЕЗ» предло­жила профинансировать исследования Ито в новых областях электронных развлечений и виртуальной реаль­ности. После получения ученой степени в колледже Тоши впервые получил возможность заняться настоящей работой и не уставал восхищаться блестящим, отточен­ным умом профессора. Он ценил и другие качества своего шефа, очень близкие ему самому: оптимистичный иде­ализм, неподдельную заботу о молодых людях и желание создать для них лучший мир.

За исключением Мидори и австралийских ребят, Тоши был единственным человеком, испытавшим на себе дей­ствие «Космических Демонов» и «Небесного Лабиринта», но если бы ему удалось настоять на своем, то других игроков не было бы вообще. Он упорно возражал против Участия в опыте любых молодых людей, не говоря уже об иностранцах, выросших в совершенно другой культурной среде.

Но профессор Ито мог быть одновременно упрямым и импульсивным. Когда его старый друг доктор Хейфорд поинтересовался, нет ли у Ито какой-нибудь интересной компьютерной игры для сына Эндрю, профессор вручил ему «Космических Демонов», даже не задумываясь над возможными последствиями.

Дело чуть не закончилось катастрофой, вспоминал Тоши. Австралийские ребята придали игре совершенно неожиданное направление. По мнению профессора, их действия оказались блестящим примером теории хаоса: всего лишь несколько незначительных изменений в самом начале привели к последствиям, о которых никто и не мечтал.

Конечно, Тоши пришлось согласиться, что экспери­мент получился необычайно увлекательным. Сами игры были просто фантастическими и значительно превосхо­дили все, достигнутое такими компаниями, как «Фуд-жицу», «Нинтендо» и даже «Хедуорлд». Но потом, хотя и с опозданием, профессор начал склоняться к точке зрения своего ассистента. Работа над последней игрой, «Шинкей», продвигалась очень медленно, и Ито с боль­шой неохотой отвечал на запросы от руководства «ЕЗ».

Теперь же возникли тревожные слухи, подкрепляемые исчезновением профессора. Тоши задавал себе вопрос, не следует ли ему обратиться в полицию. Но если Ито укрылся в каком-то убежище, то, начав поиски, можно было подвергнуть его опасности.

Должен ли он поделиться своими опасениями с ру­ководством «ЕЗ»? Дисциплинированный сотрудник обя­зан поступить именно так. Но если боссы «ЕЗ» принимали участие в исчезновении Ито, если они убили его, то разве они остановятся перед убийством Тоши? И кстати, куда делся незаконченный оригинал последней игры?

Тошихиро прекрасно знал, как опасны эти игры. Он должен был любой ценой уберечь их от беспринципных людей, не дать им попасть в плохие руки.

Осознав, что его мысли движутся по замкнутому кругу, Тоши попытался успокоиться. Он снял свою рабочую одежду — темный костюм и белую рубашку, — принял душ и надел бело-голубую узорчатую юкату, поверх ко­торой набросил стёганый хантен. Потом он опустился на колени перед низким столиком, закрыл глаза, нес­колько раз глубоко вздохнул, чтобы уравновесить душу и тело, и взял тушь и кисточки для письма.

Но на втором мазке его рука дрогнула. Линия иерог­лифа пошла вкривь. Кто-то стоял снаружи, за дверью. Тоши услышал приглушенные голоса. Прозвенел звонок.

Он с отвращением взглянул на испорченную страницу, скомкал ее и встал. Сойдя с татами, сунул ноги в шле­панцы и открыл дверь.

Снаружи стояли два человека. Тоши никогда не видел их раньше, но был знаком с таким типом людей. Это не те гости, которых бы хотелось видеть у себя дома в девять часов вечера... или в любое другое время. Оба тепло одеты, в толстых стеганых куртках и шапках, но Тоши догады­вался, что под одеждой их тела покрыты разноцветной татуировкой, как у якудза. Один из них — массивный юнец — напоминал некоторых ребят, с которыми Тоши соревновался в додзе, у него была мощная шея и коротко стриженные волосы. Будь он немного потяжелее, то смог бы сделаться борцом сумо.

Но Тоши почувствовал, что другой мужчина более опасен. Здоровяк был всего лишь глупым мальчишкой, зато во взгляде старшего застыло голодное, змеиное выражение, которое совсем не пон­равилось хозяину квартиры.

Тем не менее посетители вежливо приветствовали его. Говорил в основном старший мужчина, назвавшийся Ясу-чари. В его голосе слышался отчетливый иокогамский акцент. У другого, которого звали Тецуо, был мягкий выговор уроженца северных сельских районов.

— Извините нас за вторжение, достопочтенный. Мы понимаем, что беспокоим вас в столь поздний час...

Тоши не хотелось впускать их, но еще больше ему не хотелось беспокоить своих соседей по лестничной клетке. Решая эту дилемму, он даже улыбнулся про себя. Сейчас было не время думать о вежливости и хороших манерах, но он ничего не мог с собой поделать. В его сознании мелькнула мысль, что если эти люди пришли убить его, то лучше уж он умрет тихо, чем потревожит соседей.

— Сэнсей, — Ясунари прервал его мысли, воспользо­вавшись уважительной формой обращения, хотя он был лет на десять старше Тоши. Возможно, он заметил каллиграфические принадлежности или на него произвела впечатление традиционная одежда хозяина. — Не будет ли для вас слишком затруднительно впустить нас внутрь?

Тоши несколько раз кивнул в знак согласия и отступил в сторону.

— Дозо, дозо.

Незваные гости сняли дешевые черные туфли и вошли на татами. Без обуви они выглядели не так угрожающе. В носке Тецуо была дырка, из которой торчал большой палец.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласил Тоши. Мужчины проигнорировали западные стулья. Они опустились на татами и отвесили хозяину традиционный поклон. Опустившись на колени, Тоши так же офици­ально поклонился им. Ритуал был формальным, но вы­зывал у него едва заметную неприязнь. Все, связанное с бусидо***, напоминало Тоши (родившемуся в 1970 году) войну и фашизм. Он подумал, стоит ли предложить гостям чай или пиво. Сакэ сейчас было бы более уместным, но он не держал дома крепких напитков.

— Тода-сэнсей знает причину нашего визита? Тоши слегка наклонил голову, что означало «нет». То, что они знали его имя, не понравилось ему.

— Возможно, мы могли бы получить от Тода-сэнсея информацию о местонахождении профессора Ито.

В течение нескольких секунд Тоши хранил молчание. Его лицо оставалось бесстрастным, хотя мозг стреми­тельно работал. Если эти типы ищут Ито, то, значит, профессор жив. Но кто послал их? Миллер? Киношита из «ЕЗ»? Или есть кто-то другой, жаждущий заполучить игры?

— Боюсь, я не могу вам помочь. Мне очень жаль.

— Не можете помочь или не хотите? — проворчал Teцуо.

Ясунари поднял руку, призывая его к молчанию.

— Сэнсей должен понимать, что мы пришли с серь­езными намерениями.

Тоши очень хорошо это понимал.

— Могу ли я узнать, кто хочет найти профессора?

Ясунари не ответил на этот вопрос, сделав пренеб­режительный жест.

— Я не могу вам помочь, — повторил Тоши. — Мне

тоже хотелось бы знать, где находится профессор Ито.

Ясунари уставился на него своими ледяными глазами. Затем, видимо решив отказаться от вежливых манер, он быстро, резко вскочил на ноги

— Мы обыщем вашу квартиру, — бросил он. Несмотря на свою массивность, Тецуо тоже встал с удивительным проворством. «Наверное, имеет навыки во всех боевых дисциплинах», — сокрушенно подумал Тоши. Он открыл рот, собираясь запротестовать — больше для виду, поскольку понимал, что это все равно ничего не изменит, — когда в его мозгу что-то щелкнуло. На мгновение Тошихиро показалось, что страх привел его в состояние сатори. Он закрыл глаза, пытаясь разобраться, что происходит в его сознании.

Он вступил в контакт с силой, которую помнил и знал и которая тоже помнила и знала его. Он сидел не­подвижно, глубоко погрузившись в себя.

Посетители с невольным уважением наблюдали за ним. Затем Ясунари подтолкнул своего молодого спут­ника.

— Обыщи комнату.

Тоши встал. В его теле пульсировала необычайная сила. Он больше не боялся, даже не сердился. Его просто раздражало, что эти тараканы будут рыться в его вещах.

— Покиньте мой дом, — тихо произнес он.

— Как вы думаете, сэнсей, с кем вы имеете дело? — прищурился Ясунари.

Тоши сделал неожиданный ложный выпад, и Ясунари в мгновение ока растянулся на полу. На его лице поя­вилось изумленное выражение.

— Возьми его! — крикнул он, обращаясь к Тецуо. — Не стой столбом, держи его, пока я буду обыскивать комнату.

Тот замешкался.

— Не знаю, босс. Может быть, нам все-таки лучше уйти? Посмотрите на него. Он явно одержимый. Пос­мотрите на его глаза...

— Ты, тупой бамбук, хватит с меня этих деревенских предрассудков! Ты сейчас в большом городе, участвуешь в большом деле. Хватай его!

Когда Тецуо с опаской двинулся вперед, Тоши показал на его ногу.

— У тебя дырка в носке!

Тот автоматически наклонился, чтобы посмотреть, и Тошихиро, застав его врасплох, резко ударил пяткой в подбородок Тецуо. Огромное тело обрушилось на Ясунари. С силой, о которой он раньше и не подозревал, Тоши поднял его за воротник куртки. Верхние пуговицы куртки и рубашки с треском отлетели, воротник распахнулся. Между ключицами молодого человека была круглая татуировка в виде глазного яблока с синей слезинкой вмести зрачка. Тоши потрясенно смотрел на рисунок. Это был символ «Чистого Разума» — одной из легальных полурелигиозных сект, против которой было начато рас­следование, когда зариновые газовые атаки в токийском метро взбудоражили все японское общество.

Хозяин квартиры подтолкнул здоровенного юнца к двери. К счастью, тот не оказал сопротивления. Потом Тоши наклонился над вторым мужчиной, расстегнул воротник его рубашки и увидел точно такую же тату­ировку.

— Что это значит? — требовательно спросил он. — Чего ваша организация хочет от профессора? Отвечайте мне!

Ясунари медленно встал. Он и Тецуо ошалело смот­рели на Тоши.

— Нам было приказано найти его, — ответил он, подняв руки оправдывающимся жестом. — Если вы не знаете, где он... хорошо, тогда мы уходим.

— Вам нужно было только сказать, — буркнул Тецуо, потирая плечо. Ясунари снова заставил его замолчать.

— Вы должны помочь нам, сэнсей. — В его тихом го­лосе послышалось что-то пугающее. — Вы любите старую Японию, любите наши традиции. Вы знаете, какой была жизнь здесь, пока нас не развратили западными идеями. — Он махнул рукой в сторону письменных принадлежно­стей. — Вот все, чего мы хотим и чего хочет наш Мастер. Мы стремимся, чтобы Япония была сильной, прекрасной и чистой. Образованные люди вроде вас и профессора Ито должны присоединиться к нам. Будущее за нами...и ваш гений мог бы стать частью этого будущего.

Он помедлил, пристально вглядываясь в лицо хозяина дома.

— Компьютерные программы... — добавил он. — Мас­тер интересуется ими.

Тоши скептически улыбнулся.

— Это правда. Я уже сказал, что будущее за нами. Мастер считает, что использование самой современной технологии поможет нам следовать пути древней мудрости.

— Думаю, вам нужно уйти, — твердо ответил Тоши. — Сейчас я не смогу помочь вам.

Ясунари открыл рот, собираясь добавить что-то еще, но Тошихиро взглядом заставил его замолчать. Он не имел представления, откуда пришла к нему сила, но что-то внутри него придавало его словам огромную убеди­тельность.

— Уходите! — приказал он.

Мужчины поклонились, попятились к дверям, надели свои туфли и бесшумно вышли наружу. Тоши закрыл дверь и запер ее изнутри. Потом он подошел к окну и выглянул на улицу. Окна в здании напротив были ярко освещены, создавая иллюзию уюта и безопасности. Он увидел, как двое его посетителей вышли из холла на улицу. Из тени появилась третья фигура и присоединилась к ним. Тоши не мог как следует рассмотреть этого че­ловека, но заметил, что его голова гладко выбрита и он был необычайно худым. На нем висел, как на вешалке, комбинезон рабочего или техника, в руке он держал саквояж с инструментами. Когда он повернулся к Ясунари, Тоши внезапно узнал его. Это был Кеньиши Сузуки, техник по электронному оборудованию, работавший в «E3», когда Тошида поступил на работу в компанию. Шесть месяцев спустя он уволился, и с тех пор Тоши не видел его. Теперь Сузуки выглядел как полноправный член секты «Чистого Разума».

Трое мужчин пересекли улицу и уселись в автомобиль. Заработал двигатель; машина покатилась, мигнув крас­ными стоп-сигналами на перекрестке, и исчезла.

Нахмурившись, Тоши отвернулся от окна. Этот визит очень обеспокоил его. Он снова опустился на колени и погрузился в размышления, пытаясь понять и использо­вать новую силу, вошедшую в его разум.

— Вы не можете просто взять и уехать в Японию! — Сначала Марио Ферроне вроде бы не прислушивался к возбужденному разговору Бена и Элейн, но теперь резко отвернулся от экрана компьютера.

— Почему бы и нет? — возразил Бен. Марио торчал за его компьютером уже вторые сутки, и ему это изрядно поднадоело.

— Ты должен радоваться за нас, — заметила Эйлен, дружески хлопнув Марио по плечу. — Но почему-то не выглядишь счастливым. Опять вселенская тоска... а может быть, ревность?

— Отвяжись, — беззлобно отозвался Марио. Он повернулся к компьютеру и напечатал несколько слов. Разумеется, он старался не подавать виду, но мысль о четырехнедельной разлуке с Элейн угнетала его.

— Где ты сейчас? — поинтересовался Бен, заглянув через его плечо.

— В какой-то нудной виртуальной ячейке, разгова­риваю с каким-то нудным мудрецом.

— А, опять этот дурацкий гуру, — пробормотал Бен. — Все считают их такими умными!

Возбуждение не давало ему усидеть на месте. Он про­шелся по кабинету своих родителей, где они втроем ис­следовали Интернет через компьютер, посмотрел из окна на яркий солнечный день, подпрыгнул, прикоснувшись к деревянному попугаю, свисавшему с потолка, приве­зенному из давней поездки на Тасманию, и вернулся к столу.

— М-м-м, — промычал Марио. — Пожалуй, нужно вый­ти и начать все сначала.

— А где находится эта ячейка?

— Нигде, дубина. Она в киберпространстве.

Элейн сложила ладони рупором и громко протрубила.

— Попробую найти Скенвоя, — сказал Марио. Его паль­цы быстро летали над клавиатурой.

— Ты неплохо печатаешь для человека, который изоб­ражает из себя неграмотного, — заметила Элейн. Марио не обращал на неё внимания.

— Кто такой этот Скенвой? — подозрительно спросил Бен. — И куда тебе нужно дозвониться, чтобы найти его? Что скажет мой отец, когда получит счет на тысячи долларов из-за твоих звонков в Лос-Анджелес, Сингапур и Амстердам?

— Это обойдётся не так дорого. Звонки проходят через информационный бюллетень. А Скенвой — действительно классный парень. Время от времени он появляется в сети и делает разные замечания насчет нашей жизни. Он повсюду.

— Еще один компьютерный гуру?

— Нет, он не гуру. Скенвой воплощает в себе истинный дух Сети. Он анархист, как и я.

На экране высветилось меню, темы которого на пер­вый взгляд были лишь поверхностно связаны между со­бой. Марио быстро изучил его.

— Знаешь, здесь можно узнать обо всем, — сказал он. — Только посмотри, сколько сведений собрано вместе! Во­енная информация, секретные армии на юго-западе Соединенных Штатов, городской терроризм, деятельность Чистого Разума»...

— Что такое «Чистый Разум»? — спросил Бен.

— То, чем я меньше всего интересуюсь, — фыркнул Марио. — Мой-то разум не назовешь чистым. Наверное, какая-то секта — сейчас их развелось великое множество. Понимаешь, никто не в состоянии по-настоящему кон­тролировать Сеть или владеть ею. Поэтому любая орга­низация может пользоваться ею для своих целей и рас­сылать информацию по всему свету.

Он перешел к другому меню.

— Ага, вот он!

«Где-то существует архитипическая история, — сооб­щил Скенвой. — Во всем мире люди пытаются сочинить ее, написать или озвучить. Но все вы останавливаетесь на полпути. Ваши разумы слишком человечны, они раз­делены и ограничены...»

— Что это значит? — спросил Бен, дважды прочитав сообщение.

— Мне кажется, все предельно ясно, — сказал Ма­рио.

— Я понимаю значение отдельных слов, — рассердился Бен. — Но в чем заключается смысл сообщения? Что оно подразумевает?

— Ничего не подразумевает. Но когда ты прочтешь следующее, кое-что прояснится. Нельзя объяснить Скенвоя. Ты либо принимаешь его слова, либо нет.

Бен скорчил гримасу.

— Что мне делать, если ты уедешь на целых четыре недели? — Марио с досадой постучал по клавиатуре. — Не уверен, что я смогу прожить без этой штуки.

— Ты пристрастился к компьютеру, — сухо отметила Элейн.

— Еще бы. Это же так здорово! — Марио не находил подходящих слов для описания путешествий в киберпространстве — месте, которого не существовало в действительности, но которое казалось ему более реальным, чем окружающий мир. Оно было огромным, полным силы и чудес. Там он мог стать всем, чем хотел быть. Он мог ускользнуть от утомительной жизни, ограниченной семьей и школой, избавиться от безденежья, от страха перед будущим, от мыслей о том, что произойдет с ним после окончания школы. Марио не был уверен, что он поймет, как устроена жизнь в двадцать первом веке, зато он отлично уяснил, как устроена жизнь в Сети. Здешние правила если и существовали, то имели какой-то смысл. Можно было открывать их самостоятельно, без спешки и давления со стороны. Если ты запутывался и попадал не туда, то всегда можно было начать снова на следующей неделе. Никто не знал, кто ты такой, никого не заботила твоя внешность, цвет кожи или национальность. Марио любил хаотичное ощущение мира, заполненного людьми, готовыми до бесконечности обсуждать свои занятия и интересы. Ему нравилось общение, нравилось разговаривать с жителями Осло, Парижа или Хараре. Но еще больше его устраивала возможность мгновенно выйти из разговора, если становилось скучно.

Сидя за компьютером, связанным с Сетью через мо­дем, он чувствовал себя равным любому другому человеку.

— Могу ли я пользоваться компьютером, пока ты будешь в Японии? — спросил Марио.

— Это все, о чем он беспокоится. — Элейн подмигнула Бену. — Но теперь ему придется на время отказаться от своего любимого занятия.

— Четыре недели — чертовски долгий срок. Как вы смогли этого добиться? Кто оплатил поездку?

— Шез все организовала.

— И вам разрешили ехать?

— Она платит за нас — или, по крайней мере, кто-то субсидирует поездку. Этого оказалось достаточно, чтобы убедить остальных.

Элейн все еще не могла поверить, что ей действительно разрешили поехать. Разумеется, ее отец не возражал; единственная проблема заключалась в том, чтобы вос­препятствовать его намерению отправиться вместе с ней. Он никогда не был в Японии и чрезвычайно увлекся теорией медитации в буддийских храмах, изучением бо­евых искусств. Но, кроме того, Элейн приходилось иметь дело с миссис Филдс, которая была ее приемной матерью в прошлом году. Миссис Филдс считала поездку очень опасной идеей. Она и ее муж судили пристрастно о Япо­нии, как и многие австралийцы их поколения, не за­бывшие ужасов войны.

Когда Элейн попыталась объяснить это Шез, танцов­щица рассказала ей, как много выпало на долю японцев в 1945 году, когда Токио был почти полностью разрушен, а атомные бомбы были сброшены на Хиросиму и Нага­саки.

— Ни одна страна не обладает монополией на жестокость, — сказала Шез. — Жестокость присуща каждому человеку, и чем сильнее мы отрицаем эту свою темную сторону, тем более вероятно, что она рано или поздно выйдет из-под контроля.

Элейн знала, что это правда. Она сама видела, как это происходит, когда играла в «Космических Демонов» и «Небесный Лабиринт» вместе с Эндрю Хейфордом, Беном и Марио. Она верила Шез: ведь в отличие от миссис Филдс, с ее постоянным стремлением казаться доброй и ласковой, танцовщица никогда не притворялась, будто лишена отрицательных качеств.

Нежность и доброта — прекрасные черты, и Элейн приветствовала их. Но если человек не признает свои темные стороны, то как он сможет противостоять им, бороться с ними?

На танцевальных занятиях Шез старалась направить своих учеников в состояние, где преобладали их подсоз­нательные страхи и подавленные эмоции. Это напоми­нало проход через Темные Облака, с которыми Элейн пришлось столкнуться в «Небесном Лабиринте»; победа над ними заставила ее почувствовать себя сильной и уве­ренной в себе.

Элейн прикоснулась к медальону — своей награде за решение загадки «Небесного Лабиринта». В последнее время ее мысли часто возвращались к компьютерным играм. «Должно быть, это потому, что я собираюсь в Японию, где они были созданы», — подумала она.

— Твои родители совсем не возражали против поез­дки? — обратилась она к Бену. — Они с подозрением от­неслись к Шез, когда ты поступил в ее группу, не так ли?

— Это было странно, — признал Бен. — Они в самом деле не хотели отпускать меня, но ничего не смогли с собой поделать. Им пришлось сказать «да»!

— Некая сверхъестественная сила направляет вас в Японию, — драматически произнёс Марио.

— Почему ты так думаешь? — быстро спросил Бен.

Приятель отвернулся от экрана и удивленно взглянул на него.

—Не знаю. А что? Это правда?

—Дело в том... все получилось так просто!

— Да, — согласилась Элейн. — Поневоле призадума­ешься, верно?

Они с Беном переглянулись и рассмеялись.

—Я так рада! — воскликнула она.

—И я тоже!

—А как же я? — выразил неудовольствие Марио. — Чем я буду заниматься все лето, пока вас не будет? Кто разрешит мне пользоваться компьютером?

—Ты не подумал об Эндрю? Он скоро вернется сюда. Марио уставился на Бена.

—Только не говори мне, что ты не знаешь.

—О чем?

—Эндрю отправился в Японию вместе со своим от­цом.

—Ты шутишь! Я думал, что после Нового года он вернется из Сиднея.

—Нет, он позвонил мне оттуда и сказал, что соби­рается в Токио. Ему не терпится встретиться с сумас­шедшим профессором.

—С профессором Ито?

—Да, с нашим человеком в Осаке. Правда, похоже, сейчас он уехал оттуда, поэтому они собираются встре­титься с ним в Токио.

—Как странно, — пробормотал Бен. — И мы летим в Токио почти одновременно с Эндрю!

—Я об этом и говорю, — проворчал Марио, повер­нувшись к клавиатуре. — Некая сверхъестественная сила собирает вас вместе. — Напечатав несколько фраз, он вне­запно добавил: — Но почему бы ей не захватить и меня за компанию?

— Это простое совпадение, — сказала Элейн.

Бен согласился с ней.

— Масса людей уезжает в Японию на летние каникулы. Моя мама разговаривала с продавщицей сувенирной лавки, и та сказала, что многие школы и колледжи обмениваются туристическими группами. Наверное, весь Токио полон австралийцами.

—Правда, сейчас там зима, — заметила Элейн. — Как думаешь, там будет снег?

—Должен быть, —ответил Бен.

—Я никогда не видела снега. А ты?

—Папа как-то возил нас кататься на лыжах на гору Готэм.

Марио издал протяжный стон. Элейн обняла и пристально посмотрела на него.

—Ну-ка повернись, — скомандовала она. — Я хочу видеть твое лицо.

—Отвяжись! — Он сбросил ее руки.

—Тебе завидно, что ли?

—Мне ужасно хочется поехать в Японию, — признался он. — И встретиться с профессором Ито.

Девочка была в таком приподнятом состоянии, что собственная щедрость даже не удивила ее.

—Вот, — сказала она, сняв с шеи медальон. — Можешь носить его, пока я не вернусь. Он будет напоминать тебе о «Небесном Лабиринте»... и обо мне.

—К. чему мне напоминания о том, кто выглядит как рыжий кузнечик? — буркнул Марио, но без колебаний взял протянутый медальон и с улыбкой посмотрел на него.

—Теперь скажи «спасибо»! — Элейн пихнула его в бок.

—Спасибо. — Марио положил медальон в карман. Тем не менее все равно чувствовал себя отверженным, ос­тавшимся в стороне от главных событий. Он повернулся к экрану.

«Если ваши разумы можно связать, — сказал Скен-вой, — если история напишется сама, отвечая на ваши сокровенные желания и реагируя на ваши глубинные, страхи...»

— Что за бредятина! — воскликнул Бен. — Смени-ка пластинку.

Марио остановил сообщение и поставил модем на повторный звонок. В течение нескольких секунд ничего не происходило.

Оглянись вокруг.

Ты находишься в Аделаиде, южная Австралия. Дом ок­ружен деревьями. За деревьями видны предместья, а за ними — серебристая поверхность моря.

Посмотри на комнату.

Кабинет. Полки, шкафы, два стола, телефон, автоот­ветчик, факс, компьютер.

В комнате находятся три человека.

Посмотри на людей.

Все они имеют значение. Двоих ты уже призвал, и они собираются в путь. Ты привлекаешь их к себе.

А третий? Он тоже является частью тебя. Он должен стать частью целого. Но он уже подключен к какому-то источнику энергии. Ты приближаешься и смотришь его глазами.

Ты замираешь, сбитый с толку и потрясенный. Здесь больше силы, чем ты мог себе представить. Здесь откры­ваются царства, о существовании которых ты не дога­дывался. По сравнению с этим ты просто ребенок. Ты считал себя всемогущим, но столкнулся со зрелой, действи­тельно всевластной силой. Ты видишь, как ты еще мал и глуп, и это приводит тебя в бешенство.

— Эй! — изумлённо воскликнул Марио. — Что это такое?

Бен перегнулся через его плечо и всмотрелся в экран.

— Сначала строки двигались медленно, а потом вдруг словно взбесились. Посмотрите, что там творится!

Строки пролетали по экрану с такой скоростью, что сливались в неразборчивый калейдоскоп.

— Проклятье, — пробормотал Марио, щелкая мышью и наугад нажимая клавиши. — Как ты контролируешь ско­рость просмотра, Бен?

— Не знаю. Раньше такого никогда не случалось. Ты сломал компьютер!

— Я ничего не делал!

— Папа убьёт меня, — простонал Бен.

Экран внезапно потемнел, издав жалобный звук в унисон стенаниям мальчика.

Ребята встревожено переглянулись.

— Происходит нечто очень странное, — сказал Бен.

Звонок в дверь заставил их вздрогнуть. Спустившись вниз, Бен увидел Джона Ферроне. Лицо младшего брата Марио раскраснелось и блестело от пота из-за крутого подъема на велосипеде вверх по склону холма.

— Эй, — сказал он. — У вас что, телефон испортился? Я уже час пытаюсь дозвониться, но все время занято. Марс здесь?

— Можешь винить его за телефон, — сказал Бен. — Он весь день сидит в Сети и не хочет вылезать.

Джон скорчил недовольную гримасу и вбежал в прихожую.

— Марс, — крикнул он. — Тебя ждут дома!

Некоторое время Марио не отвечал. Он по-прежнему смотрел на потемневший экран, не понимая, что случилось. Потом он шумно выдохнул и закинул руки за голову.

— Ладно... похоже, компьютер сдох.

Бен возился с мышью, пытаясь добиться какой-нибудь реакции на экране. Он выключил модем, и телефон не­медленно зазвонил.

— Боже! Наверное, это мои родители.

— Наверное, — согласился Марио. — Увидимся позже. Уже в дверях он повернулся и добавил:

— Бен, ты не сможешь устроить так, чтобы я иногда пользовался вашим компьютером, пока тебя не будет?

—Должно быть, ты шутишь! Мне еще предстоит оп­равдываться из-за того, что ты сломал его.

—Я лучше тоже пойду, — сказала Элейн. — Спасибо за приятную компанию, но мне нужно собирать вещи.

—Давайте выметайтесь. — Бен схватил телефонную трубку. — Привет, мам, — выдохнул он, не отводя взгляда от экрана. Он пульсировал слабым светом, и компьютер издавал любопытный звук, похожий на хныканье мла­денца.

Что-то в сознании мальчика отреагировало на этот тук, но так слабо, что он не обратил внимания. Потом Бен попытался успокоить свою мать, устроившую небольшую истерику на другом конце линии.

Сперва Эндрю подумал, что у него разыгралось во­ображение. Однако потом он понял, что его сознание научилось проделывать маленький трюк, сосредотачива­ясь и фокусируясь таким образом, что ситуация склады­валась в его пользу. Когда-то ему не приходилось при­лагать усилий для этого. Пока Эндрю учился в начальной школе, он искренне верил, что вся Вселенная существует исключительно ради его удобства. Но развод его родителей, повторный брак матери, знакомство со сводным братом Полом и учеба в высшей школе значительно по­колебали это убеждение.

Теперь казалось, что его жизнь вернулась на проторенную колею. Былой хейфордовский шарм снова зара­ботал. Это делало Эндрю счастливым и уверенным в себе — так он чувствовал себя в одиннадцать лет. Лишь иногда он ощущал смутное беспокойство, словно кто-то другой планировал его жизнь за него.

Ему в самом деле не терпелось встретиться с про­фессором Ито. Иногда даже казалось, что это един­ственная цель его поездки в Японию. Поэтому он был разочарован, когда после комфортабельного перелета из Сиднея никто не встретил их в международном аэро­порту Нарита.

— Все это очень странно, — произнёс Роберт Хейфорд после очередных бесплодных поисков в огромном зале ожидания. — Ито обычно пунктуален до мелочей.

Надеюсь, с ним ничего не случилось.

Роза с утомленным видом опиралась на багажную ко­ляску.

—Ты уверен, что он знал о нашем приезде? Может быть, изменения в планах сбили его с толку. — Она искоса взглянула на Эндрю, уставившегося в одну точку с таким видом, как будто он мог вызвать профессора с помощью магии.

—Я говорил с ним сразу же после Рождества, — от­ветил Роберт. — Тогда он предложил нам поменять рейс и лететь в Нариту, а не в Осаку. Мы останемся в Токио на несколько дней, и он покажет нам город. Он собирался взять с собой дочь, у которой сейчас тоже школьные каникулы.

—Ты говорил ему, что я с вами приеду? — поинте­ресовался Эндрю.

—Нет, ведь все произошло так внезапно. С тех пор нам не удалось побеседовать. — Роберт растерянно вгля­дывался в проходивших мимо японцев, стараясь отыскать Лакомое лицо профессора.

—Мы забронировали места в отеле, не так ли? — перебила Роза.

—Да, в «Хилтоне». Я уже останавливался там раньше. Очень приятное место.

Роза пожала плечами.

— Тогда нужно ехать в отель и попробовать связаться

с Ито оттуда.

Пока они шли к стоянке челночных автобусов в Токио, Эндрю испытывал гнетущее чувство потери. Ему казалось, будто он направляется не туда, куда нужно. В какой-то момент у него даже закружилась голова. «Должно быть, это из-за перелёта, — подумал он. — К тому же мне очень хотелось увидеть старину Ито».

— С тобой все в порядке, Эндрю? — спросил его отец.

— Немного расстроен, вот и все.

— Только не воспринимай это как личную обиду. Про­фессор ничего не знал о твоем приезде.

— Я уверена, мы прекрасно проведем время в Токио, — заявила Роза, как будто она была уверена в том, что гигантский мегаполис готов предоставить им все мыс­лимые развлечения.

Роберт попытался развеселить сына:

— Посмотри на эти автоматы, Эндрю. Отличная штука, верно? Не хочешь пить? Можешь получить любые напитки — горячие или холодные.

Эндрю искоса взглянул на автомат. Его разум на мгновение исчез. Потом он увидел себя — фигурку в белом; на заснеженной вершине горы. Он заглянул в собственные глаза и познал свою силу...

Автомат задребезжал, затрясся, из него посыпались банки, запечатанные пластиковые стаканчики, раскатываясь в разные стороны. Люди спотыкались о них. Багажные коляски сталкивались и опрокидывались. Служащие аэропорта сбегались на помощь.

Эндрю изумленно смотрел на этот бедлам.

— Боже, кажется, это устроил я, — пробормотал он.

К счастью, никто его не слышал. До конца поездки он старался следить за собой и ни на что не смотрел слишком пристально.

В отеле они получили смежные номера. Роза была разочарована — ей хотелось типичного японского ко­лорита, а Эндрю уже пресытился новыми впечатлени­ями. Он обрадовался, увидев в отеле знакомую обстановку.

Включив телевизор в своей спальне, он задумчиво уставился на экран: шло какое-то необычное игровое шоу. Ведущий вопил, с неимоверной скоростью вы­крикивая слова. Две команды молодых людей смешно сражались, используя надувные бейсбольные биты и пакеты с мукой. Несмотря на год изучения японского языка в школе, Эндрю ничего не понимал. Время от времени он улавливал знакомые слова: десу, гозаимацу, суми масен.

Мальчик выключил телевизор и зашел в номер отца. Тот сидел молча у телефона, потом положил трубку.

— Нет ответа. Что могло с ним случиться?

Он тяжело опустился на кровать и посмотрел на телеэкран, где продолжалось то шоу, которое Эндрю видел у себя в номере.

— Никогда не пойму этих людей, — пробормотал он. — Они совершенно сумасшедшие!

Роза, собиравшаяся отправиться в ванную, потрепала его по плечу.

— Не стоит обобщать. Только представь себе, что японские туристы могут подумать о наших шоу вроде «Продажи Века» или «Угадай Мелодию».

— Я не смотрю эту чепуху, — сердито ответил Роберт.

— Ну вот, ты сам признался. Готова поспорить, твоя друг профессор Ито тоже не смотрит развлекательный шоу. Если бы мы судили о странах мира по их телепрограммам, то давно бы прокляли все человечество!

— Я просто не могу понять, почему Маса так подвёл нас, — ворчал Роберт. — Я считал его настоящим другом. Наверное, ошибся.

— Не глупи, — успокаивала Роза. — Ты просто устал от поездки, поэтому у тебя плохое настроение. Иди по­гуляй где-нибудь. Мне нужно принять душ.

Еще несколько секунд Роберт тупо смотрел на экран телевизора, потом встал.

—Я спущусь в бар, — крикнул он у двери ванной. — Ты потом присоединишься ко мне?

—Конечно. — Роза повысила голос, заглушая шум воды.

—А ты, Энди?

Сын пожал плечами. Ему в общем-то не хотелось ничего делать. Он устал и хотел прилечь, но вместе с тем ощущал какое-то гнетущее беспокойство.

— Я останусь здесь, — ответил он. — Может быть, профессор еще позвонит.

Отец вышел из комнаты. Вскоре Эндрю услышал, как в коридоре раскрылись двери лифта. Роза что-то напевала в ванной. Дверь была неплотно закрыта, и в комнату просачивался пар, создававший загадочную, сце­ническую атмосферу.

Зазвонил телефон. Эндрю одним прыжком подскочил к аппарату и поднял трубку.

— Можно попросить мистера Хейфорда? — Говоривший в совершенстве владел английским, но в его произношении чувствовался едва заметный акцент.

—Он только что спустился в бар. Это профессор Ито?

На другом конце линии возникла небольшая пауза. Затем профессор (Эндрю был уверен, что это он) произнёс:

—Вы сын доктора Хейфорда? Эндрю? — не дав вре­мени для ответа, он добавил: — Но что вы делаете в То­кио? Это большая неожиданность для меня.

—Я надеялся познакомиться с вами, — ответил мальчик. — Мы были очень расстроены, когда вы нас не встретили. С вами все в порядке?

— Я должен извиниться. Это было крайне невежливо с моей стороны. Но в настоящее время я не в состоянии увидеться с вами. Может быть, я позвоню на следующей неделе.

— Что происходит? — спросил Эндрю.

— Я не могу говорить об этом по телефону. Сейчас я должен идти. Пожалуйста, передайте вашему отцу мои! глубочайшие извинения...

— Это имеет отношение к играм? — перебил Эндрю.

— Почему вы так думаете? — В голосе профессора послышалось беспокойство. — Вы никому не должны го­ворить об этих играх.

— Почему? Появилась ли новая игра? Вы получили! наше письмо? Мы прошли «Небесный Лабиринт», и он превратился в... Алло! Алло!

В трубке послышались гудки отбоя.

— Проклятье, — пробормотал мальчик.

— Эндрю, будь добр, принеси мне один из тех халатов, что лежат на кровати, — попросила Роза из ванной.

— О'кей. — Он взял купальный халат и подошел к двери. Роза стояла, завернувшись в банное полотенце; другим она обернула голову.

— Спасибо. Ты с кем-то говорил?

— Звонил профессор Ито, — ответил Эндрю, стараясь не смотреть на нее.

— Как замечательно! Значит, он все-таки не бросил нас? Что с ним случилось?

— Он не объяснил. Просто передал, что очень извиняется.

— Он оставил свой номер?

— Нет.

— О! — Роза с оскорбленным видом пожала плечами, потом улыбнулась и закрыла дверь.

Эндрю взял банку колы из минибара и вернулся в свою спальню. Банка была крошечной — миниатюрная японская упаковка кока-колы. Это усиливало впечатление, будто весь мир перевернулся с ног на голову.

Каждая клетка приносит новое осознание. Но с ростом осознания растет и боль от разделенности. Твой мозг ра­стет, как мозг младенца во чреве. Каждая клетка акти­визирует новую часть твоего существа. Вскоре ты родишься на свет.

Ты находишься в доме неподалеку от Итако, в пре­фектуре Ибараки.

Посмотри на дом.

Дом построен в старояпонском стиле, с покатой чере­пичной крышей, резными стрехами и карнизами. Комнаты обставлены традиционно, они с раздвижными дверями, шир­мами и настилом из татами. Пожилая женщина на кухне готовит завтрак.

Посмотри на женщину.

Ицуко И то семьдесят лет. Ее лицо в морщинах, но волосы черные, без седины. Она очень маленького роста и слегка сутулится — из-за плохого питания в детстве, которое прошло в годы Второй мировой войны. Она носит стеганые ватные штаны и несколько свитеров, защищающих от пронизывающего холода в доме. Поверх надет передник. Она режет овощи для приготовления супа мисо.На электрической плите варится рис, а из кофеварки капает кофе.

Женщина не имеет значения.

Осмотри дом. В соседней комнате на полу спит девуш­ка-подросток.

Посмотри на девушку.

Мидори Ито выглядит беспокойно даже во сне. Ее рощ слегка приоткрыт; девушка ворочается под одеялом, ее что-то тревожит. Длинные черные волосы закрывают лица

Она имеет значение. Она уже призвана. Теперь ее нужно привлечь для встречи с остальными.

В доме больше никого нет, но за домом есть маленький, сад с каменной пристройкой, который служит кладовой!

Загляни в кладовую.

Здесь полно коробок, сундуков и лакированных ящиков. Сбоку расчищено свободное место, там сидит человек, ра­ботающий сразу на двух портативных компьютерах. Перепутанные кабели и провода ведут к розетке рядом А дверью.

Человек погружен в работу. На скамье сбоку от него стоит остывшая чашка кофе.

Посмотри на человека.

Это Масахиро Ито.

Тебе не ясно, имеет ли он значение или нет. Он не является клеткой твоего существа, как другие, которые ты призвал к себе, но ты знаешь, что он играл роль в твоем создании. В твоем эмбриональном разуме возникает слово, о существовании которого ты раньше не подозревал.

Ото-сан.

Отец!

Мидори проснулась от чириканья воробьев, сидевших на персиковом дереве за окном. Ее бабушка ложилась спать рядом, но футон на полу сейчас был пуст, а стеганые одеяла аккуратной стопкой сложены в углу. Девушка ог­лянулась вокруг и улыбнулась. Обычно оба-сан убирала постельные принадлежности в стенной шкаф. Было очень приятно, что она позволила своей внучке еще немного поспать.

Здесь вообще было хорошо, хотя Мидори скучала по своим друзьям в Осаке. Интересно, что сейчас делают Кейко и Мишико? Наверное, почти то же самое, что и она, — ведь до Ошогацу, дня Нового года, оставалось сов­сем немного времени. Они навещают родственников и получают отошидама — денежные подарки. Возможно, гораздо более щедрые, чем получила она, особенно Кейко, чьи родители так богаты!

Впрочем, это не имело значения. Здесь она все равно не могла тратить деньги. До ближайшего магазина было более десяти миль; отец не хотел отпускать Мидори одну, а ее бабушка не умела водить машину. Для внучки ос­тавалось загадкой, как одинокой оба-сан удавалось вы­жить в старом семейном доме. Правда, время от времени сюда приходили знакомые, присматривавшие за ней, при­возившие еду или предлагавшие отвезти ее в Итако. Со­седки заходили попить чаю и поболтать.

Мидори нравилось здесь, но она думала о том, когда они вернутся обратно. Через несколько дней начнутся школьные занятия... однако ее отец ни разу не касался возвращения. Он вообще почти не разговаривал с тех пор, как они приехали к бабушке, только работал день и ночь за компьютером. В распоряжении Мидори было более чем достаточно времени, чтобы подготовиться к экзаменам по физике и выполнить все упражнения. Это будет приятным сюрпризом для ее учителей.

Профессор Ито отказывался выходить на прогулки и не общался с гостями своей матери, хотя они знали era с детства, даже не отвечал на телефонные звонки. Оба-сан получила инструкции говорить всем, что его здесь нет, но, возможно, скоро приедет — как будто они от кого-то прятались.

Что за нелепая идея! В Японии невозможно спрятаться: каждый знает, где ты находишься и что соби­раешься делать, а если не знает, то обязательно выяснит.

Мидори лежала на футоне, прислушиваясь к щебету воробьев и наслаждаясь теплом стеганых одеял. Ей не хотелось вставать, потому что в доме было очень холодно, но до нее уже доносились запахи готовящегося завтракая и, кроме того, она еще вчера вечером решила наконец посмотреть, как продвигаются дела у отца. Удалось ли ему обуздать «Шинкей»?

«Он не может контролировать игру, — пронеслось в её сознании. — Она уже вышла из-под контроля». Мысль была тревожной и волнующей. Мидори подняла руку кшее, затем вспомнила, что вчера сунула медальон под футон.

Выгатив медальон, она посмотрела на него. Как всегда, эта маленькая вещица напомнила ей о Тоши. Девушка подумала, что сейчас он, наверное, беспокоится и пытается найти их. Ей ужасно не нравилось, что им пришлось уехать, ничего не сказав Тошихиро. Если бы можно было хотя бы позвонить ему! Она вспомнила лысого человека, которого видела перед домом незадолго до отъезда из Осаки. Неужели он в самом деле прослушивал их телефон? Здесь, в глуши, все это казалось невероятным! Мидори закрыла глаза и подумала о Тоши, представив его рядом с собой.

В комнате произошло какое-то неуловимое изменение. Глаза девушки распахнулись. На какое-то мгновение ей показалось, будто она увидела Тода, но потом с аб­солютной уверенностью поняла, что скоро он будет здесь. Он собирается найти ее.

Хорошо это или плохо? Разумеется, хорошо! Ей очень хотелось видеть его. Но захочет ли отец видеть Тоши? Или он скрывается и от своих друзей?

Все будет хорошо. Она позаботится об этом. Мидори чувствовала себя необычайно сильной, способной на лю­бое дело.

Она уронила медальон на футон и откинула одеяло. А-ах, как же холодно в комнате! Она быстро оделась.

Из-за волнения ей расхотелось завтракать, поэтому она сразу же направилась к раздвижной двери, ведущей в сад. Распугав по дороге воробьев, она добежала до кладовки и нетерпеливо постучала в дверь.

—Ты ужасно выглядишь, — выпалила она, увидев сво­его отца.

—Мидори-чан, что ты здесь делаешь в такую рань?

—А ты? — спросила она. — Или ты вообще не ло­жился?

Ее дыхание облачками клубилось в морозном воздухе. Лицо профессора Ито было серьезным.

—Заходи, — сказал он. — Здесь не так уж тепло, но все-таки теплее, чем на улице. Мне нужно поговорить с тобой.

—Как идут дела? — поинтересовалась дочь, войдя внутрь.

—Основная часть программы совершенно обезуме­ла, — ответил отец. — Она вообще не реагирует на мои команды. У нее как будто появилась собственная воля. Разумеется, она с самого начала была близка к настоя­щему разуму, но...

Профессор замолчал, покачав головой, невольно восхищаясь собственным творением. Потом он продолжил:

— Когда ты играешь в обычную компьютерную игру, то можешь развивать свои навыки, становиться более искусным, проворным и так далее. Но программное обеспечение остаётся неизменным. Оно не способно к самоусовершенствованию. Однако сложность игр, которые мы создали, похоже, привела к интерактивному обмену.

Программа изменилась, использовав сознание игроков. Она зажила собственной жизнью.

Он опустился перед одним из компьютеров и щел­кнул мышью. Мидори узнала лица, появившиеся на экране, хотя она никогда не встречалась с этими ре­бятами. Она прочитала имена под каждой картинкой: Эндрю Хейфорд, Бен Челлиз, Элейн Тейлор, Марио Ферроне. Потом на экране возникли еще два лица — её и Тоши.

— Вот все игроки, — сказал Ито. — Я думаю, програм­ма пытается собрать их вместе.

— Откуда ты знаешь? — удивилась девушка.

— Вчера вечером я позвонил доктору Хейфорду. Мне показалось, что встречать его в Нарите будет слишком опасно, и, кроме того, моя первоочередная задача — обезвредить программу, прежде чем случит­ся что-нибудь непоправимое. За всю свою жизнь я ни разу не поступал так невоспитанно. Что он поду­мает обо мне? Такой старый и преданный друг. Я не мог спокойно думать о том, как долго он ждет меня

в аэропорту. Поэтому я позвонил в отель, собираясь извиниться.

Профессор замолчал и, казалось, погрузился в глу­бокое раздумье.

— Ну? — Мидори изнывала от любопытства.

— К телефону подошел сын доктора Хейфорда. Эндрю Хейфорд находится в Токио!

— Наверное, отец решил взять его с собой на кани­кулы, — предположила девушка. — Ничего странного.

— Но взгляни сюда! — профессор Ито развернул ут­реннюю газету «Майниши Иомиури».

— «Фестиваль молодежных искусств привлекает международные таланты», — прочитала Мидори. Подза­головком находилась фотография трех австралийцев: очень высокой темноволосой женщины и двух подро­стков.

— Элейн Тейлор и Бен Челлиз, — сказал профессор Ито. — Трое игроков уже прибыли сюда. Интересно, это совпадение или нечто более зловещее?

Не дождавшись ответа, он пристально посмотрел на дочь.

— Скажи мне честно, с твоим разумом в последнее время происходило что-то странное? Что-то пыталось войти в контакт с тобой, овладеть твоим сознанием?

— Может быть, — вырвалось у Мидори, но она тут же добавила: — Нет!

Ее отец закрыл лицо ладонями и застонал.

— Я сотворил монстра! Если эти молодые австралийцы оказались здесь не по своей воле, то что может угрожать им? Помимо опасностей игры — а я не в состоянии выяснить, в чем они заключаются, — что, если в «Хедуорлд» и «ЕЗ» тоже догадываются, какое важное значение имеют игроки?

Мидори бесстрастно смотрела на него. Она никогда не видела своего гениального отца в таком отчаянии. Внезапно она поняла, что совсем не расстроена. Воз­можно, что-то действительно влияло на ее разум. Она окинула взглядом комнату, затем подошла к крошечной смотровой дырочке возле двери и выглянула наружу. Сна­чала мир выглядел таким же, как обычно, если не считать странного ощущения, будто Тоши находится где-то ря­дом. А потом перед ее глазами пронеслась вспышка, и она увидела себя со стороны.

Она входит в отель. Это «Хилтон».

Она входит в отель. Это «Хилтон». Она входит в...

Мидори вздрогнула.

— Странно, — прошептала она и повернулась к отцу. — Семья Хейфордов остановилась в «Хилтоне»?

— Разве я говорил тебе об этом?

Девушка всегда делилась с отцом своими секретами. Но сейчас что-то мешало ей это сделать.

— Кажется, да, — небрежно ответила она и попыталась сменить тему. — Как долго мы останемся здесь? Мне нуж­но думать о школе.

— Неужели ты еще не поняла, о чем я тебе говорил раньше, в каком серьезном положении мы находимся? — Профессор повысил голос— Мы не можем строить ни­каких планов до тех пор, пока я не исправлю свою ошибку, а это должно случиться до того, как боссы «Хедуорлд» или «ЕЗ» найдут меня!

— Успокойся, папа, — твёрдо сказала Мидори. — Все будет в порядке. Я только хотела узнать, когда мы вер­нёмся в Осаку, потому что у меня экзамен по физике в самом начале четверти.

Она спокойно смотрела на отца. В ее голове посте­пенно сложился план, не имевший ничего общего со школой или экзаменами.

Сжатые рисовые поля побелели от инея, когда Ми­дори ехала по дороге, нажимая на педали старенького бабушкиного велосипеда, который она обнаружила во дворе под пластиковым чехлом. Через полчаса из Итако уходит поезд на Токио. Она успеет, и еще останется время.

Мидори очень переживала из-за случившегося. Впервые ей пришлось обмануть отца и бабушку. Она сказала им, что поехала покататься по окрестностям и вернется через пару часов. К тому времени, когда от­правится поезд, они начнут беспокоиться, но она поз­вонит им из Токио. К счастью, у нее с собой все пода­ренные деньги, поэтому на первых порах она могла не стесняться в средствах.

Девушка не вполне отдавала себе отчет в том, что она делает и правильно ли это, ей очень хотелось найти остальных. Трое уже были в Токио, поэтому ей тоже нужно там быть. Она знала, где остановился Эндрю, и могла начать с него. Она пойдет в «Хилтон».

В Итако хватало свободных мест, но когда поезд подошел к токийскому вокзалу, вагоны были битком набиты воскресными пассажирами, ехавшими навес­тить родственников или развлечься в столице. Здесь были женщины в традиционных кимоно, мужчины в строгих деловых костюмах, матери с детьми на руках, молодые парочки, собиравшиеся посетить Диснейленд или Хараюко. Мидори следовала за толпой, надеясь, что она не заблудится. Ей лишь несколько раз прихо­дилось бывать в Токио. Она достала свой железнодо­рожный справочник и стала искать платформу для пе­ресадки.

«Хилтон» располагался поблизости от станции Шин-цзуку, поэтому ей придется проехать по петле Яманото — одной из нескольких высокоскоростных линий. Сверяясь с указателями, Мидори наконец нашла нужную плат­форму и села в поезд.

— Мидори-чан! — Профессор Ито позвал свою дочь, выглянув из кладовки в середине дня. Он так и не про­двинулся в своей работе над программой; теперь ему хотелось отдохнуть и немного поесть.

Его мать вышла из кухни, где она готовила рисовые пирожные.

— Мидори уехала в Токио.

— Что?

— Я думала, ты уже знаешь. Сосед видел, как она ехала на велосипеде в Итако. А потом разносчик яки имо сказал мне, что заметил, как она садилась в поезд. Хочешь немного имо? Я купила кулек, ведь Мидори про­сто обожает их.

— Нет, — ответил Ито. От запаха сладкого картофеля его слегка подташнивало. Он в отчаянии покачал головой. Как он мог надеяться, что спрячется здесь? Если соседи и продавец яки имо знают, что Мидори уехала в Токио, то кто еще может знать об этом?

Может быть, она уехала для того, чтобы найти других игроков? Приняла ли она решение по своей воле или же ее вело что-то иное? Подтвердились ли его подо­зрения, и существует ли некая сила, собиравшая всех игроков с целью, которую ему не дано предугадать? Игра, которая программирует себя, собирается сама участво­вать в игре?

— Наша маленькая Мидори-чан отправилась в Токио совсем одна, — напевно продолжала его мать. — Собира­ется встретиться с друзьями, да?

— Конечно, — сухо ответил он. — Не стоит беспоко­иться.

Но на самом деле профессор был в тревоге. Он не имел представления, что теперь делать. Позвонил доктору Хейфорду в «Хилтон». Ему сообщили, что телефон отключен, а служащие отеля не сообщали информацию о своих клиентах и их посетителях. Ито хотел помчаться в Токио и найти свою дочь, но, если ее не окажется в «Хилтоне», где искать дальше? Мидори может быть где угодно, и как отыскать ее в городе с населением в четырнадцать миллионов человек?

Его единственной надеждой было обуздать игру, преж­де чем она окончательно выйдет из повиновения. Он попросил свою мать приготовить свежий кофе, вернулся в кладовую и сел, глядя на лица, высвеченные на экране компьютера.

— Где вы теперь? — тихо спросил профессор. — И что с вами происходит?

Южная Австралия жарилась в тисках эль-ниньо (зимний пассат, вызывающий засуху во многих районах Австралии – прим. перев). Зем­ля рассыпалась, деревья сохли на корню. В городе и пригородах разбрызгиватели еще как-то поддерживали зелень газо­нов и деревьев, но из-за ограничений подачи воды все больше людей с отчаянием смотрели на свои погибающие сады.

Ферроне не принадлежали к их числу. Каждый вечер после работы Лина Ферроне пропадала в саду, поливая фруктовые деревья, огород и клумбы перед парадным входом. Но в тот вечер, когда Марио и Джон вернулись из плавательного бассейна, их матери в саду не было. Когда они вошли внутрь, то сразу же ощутили странную, печальную тишину, царившую в доме. Это насторожило обоих.

Братья потихоньку вышли во двор и, как обычно, заспорили о том, кому сушить полотенца. Джон проиграл и отправился к бельевым веревкам за фруктовыми де­ревьями, а Марио снова с беспокойством приоткрыл входную дверь. Он не мог понять, что плохого сделал на этот раз, но такая гнетущая тишина обычно означала, что над его головой сгущаются тучи.

В последнее время Марио старался не ввязываться в неприятности, хотя это уже надоело ему до чертиков. Так надоело, что он даже позволил Джону уговорить себя пойти в бассейн и провел там почти всю вторую половину дня, гоняясь за братом или прыгая с трамплина вместе с целой кучей ребят, заключавших пари, кто гром­че плюхнется в воду.

Теперь его глаза щипало от хлорки, а кожа шелуши­лась от солнца. Больше всего ему сейчас хотелось от­правиться в душ, а потом как следует подкрепиться. Пос­ле этого было бы здорово провести вечер в Сети, но об этом не стоило и мечтать. Время от времени Марио по­сещала мысль о том, что родители Бена могли пожало­ваться его отцу из-за таинственной поломки компьютера Челлизов. Что ж, но никто ведь не может доказать, что это его вина. Кроме того, Даррен, старший брат Бена, самозваный «Супер-Хакер», мог уже устранить неисп­равность.

Мальчик продолжал размышлять о компьютерах, ломая голову над загадочными посланиями Скенвоя и пытаясь придумать какой-нибудь способ вернуться в Сеть.

Он уже собирался отправиться в душ, опередив Джо­на, когда из кухни появилась Лина Ферроне. Ее лицо было бледным, глаза покраснели.

— Марио, — сказала она. — Позови Джона, и идите на кухню. Нам нужно поговорить с вами.

Он отошел к задней двери и позвал брата. Тот возился в дальнем конце сада, лакомясь абрикосами прямо с дерева. Он повернулся и помахал, показывая, что будет через минуту. Марио вернулся в дом.

Их отец Альдо сидел за кухонным столом. Обычно он никогда не приходил с работы так рано.

— В чем дело? — спросил юноша.

Альдо повернулся и смерил сына пристальным, оце­нивающим взглядом.

— Сколько тебе лет, сынок?

— А то ты не знаешь! Почти шестнадцать.

— Шестнадцать исполнится в июне, — напомнила мать. — Осталось полгода.

— Пять месяцев, мам! Ну хорошо — если хочешь, пятнадцать с половиной.

Мать обратилась к мужу по-итальянски. Марио часто притворялся, будто не знает языка, но на са­мом деле прекрасно понял, о чем они говорят, и если бы захотел, то мог бы обратиться к ним по-итальянски.

— Он еще слишком мал и вряд ли справится.

— Для этого он достаточно взрослый. Ему пора учить­ся быть мужчиной.

— Здесь все по-другому. Молодежь взрослеет гораздо медленнее.

— В его возрасте я уже мог отвечать за себя. Он должен чувствовать ответственность. Кроме того, Фрэнк может приехать и пожить в доме. Так в чем проблема?

— Ты знаешь, дорогой. Фрэнк и Марио... они разд­ражают друг друга.

— Тогда им придется научиться ладить! — Отец до­бавил замысловатое итальянское ругательство. Марио ре­шил, что пора вмешаться.

— Что происходит? — спросил он. — И какое отно­шение к этому имеет Фрэнк?

— Твоя бабушка очень больна, — ответила мать и неожиданно всхлипнула.

Муж протянул руку и, успокаивая, похлопал ее по плечу. В глазах отца тоже стояли слезы.

— Она хочет видеть нас. Она боится, что скоро умрет.

— Бабушка очень сильная, — возразил Альдо. — Вряд ли дело дойдет до этого.

Лина нежно, но с укоризной взглянула на него.

— Ей уже за восемьдесят, дорогой. Старики умирают, и мы все тоже там будем. Нам нужно попрощаться с ней, а потом помочь организовать похороны.

Она встала из-за стола, взяла салфетку и вытерла глаза.

—Мы с отцом собираемся вернуться в Альберобелло, — обратилась она к сыну. — Это означает, что на ка­никулы вы с Джоном останетесь одни.

—Ничего страшного. — Марио пожал плечами. — Я позабочусь о хозяйстве.

—Тебе придётся выполнять всю работу, — сказал Аль-до. — Фрэнк собирается приехать на пару недель, чтобы присмотреть за вами.

—Зачем? Мы и сами прекрасно справимся.

—Не говори глупостей, сынок, — сказала Лина. — Вы с Джоном еще слишком молоды для самостоятельной жизни. Даже если с вами поживет Фрэнк, я все равно буду беспокоиться.

Она подошла к Марио и обняла его за плечи, вни­мательно глядя ему в лицо. Сын был выше ее, и ей пришлось поднять голову.

— С тобой все будет хорошо? Ты должен обещать мне.

В кухню вошел Джон. Его лицо было липким от аб­рикосового сока; в воздухе повис запах свежих фруктов. Окна комнаты выходили на запад, и лучи вечернего сол­нца отбрасывали на пол тени от плюща и древесной листвы.

— Они уезжают в Италию, — сказал Марио. — Нонна больна. Фрэнк собирается вернуться и присматривать за нами.

У Джона вытянулось лицо.

— А как же поездка в Порт-Хьюджес? Пап, ты же собирался взять нас на рыбалку в этом году!

Он в недоумении переводил взгляд с отца на мать. Внезапно его лицо жалобно сморщилось, и он обнял Лину.

— Нонна не умрет, правда?

Мать похлопала сына по спине.

— Не плачь, Джонни. Ты должен быть храбрым маль­чиком, о'кей? И помоги Фрэнку следить за домом и садом.

— И за братом, — добавил Альдо.

— Это будет самое скучное лето в моей жизни, — про­бормотал Марио, усевшись за стол напротив отца.

— Ты будешь скучать по папе и мне, дорогой? — Лина отошла к плите и начала готовить ужин. На скамье ле­жали свежие овощи из сада — кабачки-цукини, баклажаны и помидоры, базилик и эстрагон торчали из гор­шков с травами, стоявших у задней двери. Пряный запах базилика наполнил кухню. Марио неожиданно понял, что до конца жизни этот запах будет напоминать ему о сегодняшнем дне и о его маме.

— Думаю, да, — ответил он.

Дина повернулась и улыбнулась своему мужу через плечо сына.

— Одна новость, пожалуй, может утешить тебя. Скажи ему, Альдо.

— Надеюсь, это удержит его от сумасбродных выхо­док, — проворчал тот.

— Что такое? — Марио внезапно испытал совершен­но особенное ощущение - как будто его жизнь была головоломкой, очень важный фрагмент которой вот-вот встанет на свое место.

— Инженерная фирма привлекла Фрэнка к разработ­ке компьютерной программы... как она там называется Лина?

— CAD.

— Вот-вот, что бы это ни означало. В общем, он купил новомодный компьютер и собирается привезти его с со­бой.

— Помнишь, доктор Фримен говорил, что тебе нужно развивать свои компьютерные интересы? — спросила сына мать. — Так вот, Фрэнк утверждает, что ты сможешь пользоваться его компьютером по вечерам... конечно, если будешь осторожен. Он может многому тебя нау­чить — не только играм, но программированию и всему остальному.

— Надеюсь, его компьютер снабжён модемом, — об­радовался Марио. — Это означает, что я смогу входить в Сеть!

— Как пожелаешь, дорогой. Мы просто хотим, чтобы у тебя было какое-нибудь занятие на время нашего от­сутствия.

— А как же я? — спросил Джон. — Мне можно зани­маться с компьютером?

Лина снисходительно улыбнулась.

— Конечно, сынок...— начала она, но Альдо перебил ее:

— Это для Марио. Пусть у парня будет хотя бы одна вещь, которой ему не приходится делиться с Джоном.

Старший сын был потрясен. Он не верил своим ушам.

— Спасибо, — неловко произнёс он.

— Только не вздумай что-нибудь испортить! — К об­легчению Марио, его отец вернулся к своему нормаль­ному тону.

— Это нечестно! — запричитал Джон.

— Не ной! Тебе тоже кое-что перепадёт, — смилости­вился брат.

Поздно вечером, лежа в постели, Марио думал о Бене и Элейн. Что они сейчас делают в Японии? Он размыш­лял о новом, неожиданном повороте событий. Впервые в жизни он ощущал полную уверенность в своих силах. Все шло так, как ему хотелось.

Потом юноша вспомнил о своей бабушке и испытал острое чувство вины. Он от всей души желал ей жить долго, но если бы она не заболела, то его родители не поехали бы в Италию и ему бы не добраться до компь­ютера Фрэнка. Он позволил своим мыслям течь свободно и почувствовал приток новой, еще неизведанной силы. Она смутно напоминала ему о «Небесном Лабиринте», когда он решил несмотря ни на что вернуться в игру и спасти своих друзей. Марио ощущал в себе силы совер­шить этот поступок — мудрый и героический. Он заснул, улыбаясь.

— Ого! — воскликнула Шез. — Какая элегантная сцена!

Элейн с некоторой нервозностью огляделась по сто­ронам. Сейчас они находились в «Национальном Детском Замке Шибайя», но она не имела понятия, каким образом попали сюда из дома Харуко, подруги Шез, у которой они остановились. Они пробыли в Японии около двух суток, и Элейн испытывала шок от увиденного.

Нельзя сказать, что ее впечатления были только не­приятными. Все казалось непривычным и волнующим, и каждое новое открытие радовало Элейн. Ей нравилось, как Токио — огромный неприветливый город из стали и бетона — неожиданно распадался на множество ма­леньких деревушек, одна другой чуднее. Ей нравилось поразительное разнообразие товаров в лавках и супер­маркетах; было приятно, что можно остановиться в центре магазина модной одежды и посмотреть, как старый пор­тной работает над уникальным кимоно. Ей пришлась по вкусу изысканная еда в маленьких кафе и ресторанчиках, радовали хорошо одетые, улыбчивые, жизнерадостные японцы.

Но было и шокирующее'— ужасная давка в вагонах поездов в час пик; японские туалеты, к которым она никак не могла привыкнуть; множество бездомных, переносивших свои картонные коробки на станции под­земки каждый вечер, когда становилось холоднее. Вообще в токийском метро было страшно, особенно если учесть зариновые газовые атаки и землетрясения.

Больше всего ее раздражала неспособность читать уличные знаки и вывески в витринах магазинов и непо­нимание чужой речи. Отъезд из Австралии стал для Элейн настоящим откровением. В конце концов, ее страна ока­залась вовсе не центром мироздания! Если у мира и был какой-то центр, то он конечно же находился здесь, в этом огромном, могущественном городе, где жили умные, энергичные люди. Она горько сожалела о том, что не знает ни слова по-японски, но этот язык не входил в программу обучения Фернлейской высшей школы.

— Что скажешь, Элли? — Голос Шез вернул ее к дей­ствительности.

— Потрясающе, — согласилась она, глядя на круглую сцену театра с броскими черно-белыми декорациями и ультрасовременным освещением. — Но не слишком ли грандиозно для нас?

— Мы будем здесь танцевать? — В голосе Бена не чув­ствовалось энтузиазма.

Элейн украдкой взглянула на него. Ее друг был явно не в своей тарелке. Он постоянно жаловался на непри­вычную еду и давку на улицах; вот и сейчас его лицо было угрюмым.

— Ну конечно. — Шез тоже смотрела на него. — Что-нибудь не так?

— Может быть, ты устал? — участливо спросила Харуко. — Ты справишься с репетициями?

— А куда я денусь? — резко ответил Бен. Даже для Элейн это прозвучало грубо. Судя по тому, как брови Харуко приподнялись, она тоже была неприятно удив­лена.

Шез почти бегом спустилась на сцену, прыгая по ши­роким низким ступеням. Она сделала несколько граци­озных пируэтов и остановилась.

— Эта сцена меньше нашей, — крикнула она снизу. — Но мне ужасно нравится, что зрители видят представление со всех сторон. Это как раз подходит для нашего шоу.

Харуко спустилась неторопливо, с достоинством и присоединилась к Шез на сцене. Лицо японки было не­подвижным и бесстрастным; Элейн снова увидела танцовщицу-буто, её танец Шез показывала им на видео­записи в Австралии. Девочка с завистью наблюдала за движениями Харуко. Ей страстно хотелось достигнуть такого же мастерства.

Бен, стоявший рядом с ней, нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Харуко заметила его нетерпение («Она всегда все замечает», — подумала Элейн) и поднялась к ним.

— Пошли, — сказала она. — Пора немного подкрепиться. Теперь ты, по крайней мере, видел сцену, где будешь выступать. А потом мы отправимся в помещение для репетиций — оно находится в одной из наших музыкальных студий.

Голос японки звучал ласково, но Элейн показалось, что Харуко разочаровалась в них. «Наверное, мы кажемся ей избалованными детьми», — подумала она.

— Могу я попробовать выйти на сцену? — спросила девочка.

Харуко широко улыбнулась.

— Разумеется. Пожалуйста!

Элейн присоединилась к Шез на сцене, и они начали неторопливо разминаться, разогреваясь для работы. Элейн все еще не могла поверить, что она будет танцевать на этой сцене — ряды кресел со всех сторон уходили вверх почти до потолка, а это означало, что они выступят перед огромным количеством зрителей. Эта мысль одновременно и пугала и радовала ее.

—Жуть какая-то, — прошептал Бен ей на ухо, когда они поднялись по лестнице.

—Мы приехали сюда ради этого, — резко отозвалась она. — Что с тобой случилось?

Мальчик не ответил. Он не мог выразить свои чувства словами. Приезд в эту незнакомую страну всколыхнул в нем самые разнообразные эмоции. Он тосковал по дому, ему не нравилась местная еда, он постоянно ощущал неуверенность в себе. Будучи стеснительным по натуре, Бен сомневался, что сможет как следует выступить перед множеством зрителей. Кроме того, с его разумом твори­лось что-то непонятное. Время от времени его посещали мысли, которые казались ему чужими.

— Эй, взбодрись, — сказала Элейн. — Всё будет в по­рядке. Мы станем знаменитыми!

Не дождавшись ответа, она добавила:

— Ладно, пойдем перекусим и выпьем чего-нибудь. Наверное, здесь есть твоя любимая хрустящая картошка.

Они спустились в кафе на первом этаже. Оно назы­валось «Enfants» — Харуко объяснила, что по-французски это означает «Дети».

— Я знаю, — буркнул Бен. — Мы тоже учим француз­ский в школе.

Название раздражало его. Он не был ребенком! Черт возьми, ему уже больше четырнадцати лет, совсем немного до совершеннолетия! Однако все японцы, которых он встречал до сих пор, обращались с его сверстниками как с детьми, а его японские одногодки выглядели младше и вели себя как дети — не то что в Австралии.

— Откуда вы родом? — спросила Элейн у Харуко, за­метив, как брови танцовщицы снова недоуменно попол­зли вверх.

— Я выросла на западе Японии, неподалёку от Хи­росимы, — ответила она.

— О! — Элейн не знала, что и сказать. Харуко была слишком молода и не могла видеть ужасов войны, но, возможно, её родители...

— Жаль, что у нас нет времени на поездку туда, — заметила Шез, быстро глотая чёрный кофе. — Я бы с ра­достью побывала там еще раз. Это потрясающий город.

— И печальный, наверное? — осторожно поинтере­совалась Элейн.

— Трагичный. Я чуть не выплакала себе все глаза. Бумажные журавлики на монументе Садако... Ты знаешь, что там есть целые связки таких журавлей, сделанных школьниками из Новой Зеландии и Австралии? И музей. Все должны побывать в нем и своими глазами увидеть, что может натворить ядерная война. Но Хиросима не только трагична, она и прекрасна тоже. Там ощущаешь сильнейшую, непреодолимую тягу к жизни. — Шез искоса взглянула на Харуко. — Как будто люди, которые там жи­вут, уже испытали самое худшее, но выжили. Теперь ничто не сможет снова испугать их.

Харуко улыбнулась.

— Может быть, — сказала она. — А может быть, дело в том, что мы родились на теплом юге, и у нас не такая холодная кровь, как у северян из Токио.

— Но вы ничего не боитесь, — неожиданно произнесла Элейн, не вполне понимая, почему она это сказала.

— Мои танцы тесно связаны с чувством страха, — от­ветила японка. — Я должна испытать страх, чтобы тан­цевать.

Она допила свой кофе.

— Но мы затронули слишком серьезную тему. Лучше поразвлечься, пока есть время. Я покажу вам некоторые интересные места поблизости —думаю, они вам понравятся. Там много молодежи.

Они заглянули в музыкальную студию, где им пред­стояло репетировать в течение недели. Сейчас там соб­ралось множество аккуратно одетых малышей, игравших на скрипках под обожающие взгляды своих матерей.

Когда они шли к эскалаторам, ведущим на улицу, Харуко указала на огромный телевизионный монитор.

— Тут показывают все программы. Смотрите, сейчас как раз сообщают информацию о Фестивале молодёжных искусств. А та маленькая фигурка — символ фестиваля.

Красиво, правда?

Бен и Элейн посмотрели на экран. Символом фес­тиваля был мультипликационный белый голубь с пухлой белой грудкой, на которой красовалась синяя эмблема с оливковой ветвью. Голубь махал крылышками, подзывая группу детей, со счастливыми улыбками бегущих к муль­типликационному Детскому Замку.

— Слащавая муть, тебе не кажется? — прошептал Бен на ухо Элейн. — И не очень-то сочетается с нашей прог­раммой.

Внезапно на него нахлынуло чувство гнева. Он стал ненавидеть этого дурацкого белого голубя. Вся поездка грозила обернуться катастрофой. Бен яростно уставился на экран. Он чувствовал, как сила пульсирует в его теле. Единственным способом побороть страх было возмуще­ние. Гнев моментально освободил его от оцепенения, вызванного дискомфортом и тоской по дому. Он почув­ствовал, что может уничтожить все это лицемерие и за­ставить людей видеть вещи такими, какими они были на самом деле.

Голубь возмущенно загулькал. Экран на мгновение вспыхнул, потом покрылся рябью и погас с негромким хлопком. Лампочки иллюминации вразнобой замигали, эскалаторы остановились, и группа детей, ехавших вниз, едва не покатилась вниз по ступеням.

Потом все восстановилось. Дети нервно хихикали. Го­лубь вернулся на экран.

—В какой-то момент мне показалось, что началось землетрясение, — спокойно сказала Харуко.

—Землетрясение? — воскликнул Бен. — Но пока мы здесь, землетрясение вряд ли случится, правда?

Его гнев выдохся, и страх снова вселился в мальчика.

—Возможно, оно уже произошло, но ты его не за­метил, — сказала Шез, когда они вышли из Детского Зам­ка и последовали за Харуко на улицу. — Каждый месяц в Токио бывает несколько мелких толчков.

—А насколько сильными они должны быть, чтобы их воспринимали всерьез?

Бен с тревогой огляделся по сторонам. Широкая ули­ца, по которой они шли, и узкие переулки, отходившие от нее, выглядели в равной степени уязвимыми перед буйством стихии. Что делать, если начнется землетрясе­ние? Прятаться под стол или запереться в ванной, как люди делали во время урагана Трейси? Страх незаметно закрадывался в его душу. Раньше он никогда не тосковал по дому и не подозревал, каким сильным может быть это чувство.

—Как люди могут постоянно жить под угрозой зем­летрясения? — спросила Элейн. — На их месте я бы и шагу ступить не могла.

—Тайфунное сознание, — туманно сказала Харуко. — Люди наглухо закрывают свой разум до тех пор, пока не приходит беда. А когда все заканчивается, они забывают об этом.

— Они строят специальные убежища, укрепляют зда­ния?

— Нам говорят, что бояться нечего, — продолжала Харуко, словно не услышав вопроса. — Очень по-японски. Мы знаем, что должно случиться, мы получили предупреждение, и поэтому нам кажется, будто все будет в по­рядке. Но землетрясение в Кобе доказало, что мы оши­баемся.

— Ну и дела, — пробормотал Бен себе под нос. — Луч­ше бы я остался дома!

От Токио-эки до Хамамушико, через Шибайю и Хараюко... Мидори внимательно следила за названиями станций, стоя в вагоне, чтобы не пропустить Шинцзуку. Но, сойдя наконец с поезда и оказавшись на платформе, она вскоре обнаружила, что не в состоянии покинуть станцию. Это было самое запутанное место, где ей до сих пор приходилось бывать. Мили крытых перронов вели ее в непонятном направлении, а потом она внезапно оказывалась на прежнем месте. Несколько раз она про­сила показать ей нужный выход, но, хотя люди подробно объясняли дорогу, она так и не сумела в точности вы­полнить их указания.

Миниатюрный жёлто-голубой робот-уборщик ездил по коридорам, из него звучала короткая мелодия из «Ле­бединого озера». В сознании Мидори она тесно переп­лелась с воспоминаниями о матери до ее болезни, когда они собирались вместе отправиться в балетную школу.

Потом они купили компакт-диски и слушали «Лебединое озеро» дома... в то время Мидори ещё надеялась стать балериной. Но её мама заболела так тяжело и умерла так быстро, что об этом пришлось забыть. После её смерти Мидори ещё несколько раз слушала музыку Чайковского, когда ей хотелось плакать, а потом решила, что ненавидит этот балет за его слащавую сентиментальность, и спрятала компакт-диск в самый дальний ящик стола.

Проходя мимо робота в третий раз, Мидори остановилась и с досады прикрикнула на него:

— Прекрати играть эту дурацкую мелодию и покажи мне, как выйти отсюда!

Мелодия оборвалась на одной звенящей ноте. Робот застыл. Затем, к изумлению девушки, он послушно поехал вперёд. Она последовала за ним, безошибочно находившим дорогу через толпы людей. Через некоторое время робот остановился у эскалатора: очевидно, он не мог сам въехать туда.

Мидори увидела наверху дневной свет. Она поднялась по эскалатору, и там что-то заставило её повернуться и посмотреть вниз. Робот издал ободряющую трель из «Лебединого», прозвучавшую с утроенной скоростью, — и покатился прочь. Мидори почувствовала себя одинокой, но затем увидела указатели с информацией о том, как пройти к нескольким отелям, среди которых был и «Хилтон». Она пошла по длинному бульвару, ведущему к Центральному парку Шинцзуку.

Тем временем робот отправился на поиски лифтам Ему пришлось подождать, пока не появился человек, нажавший на кнопки; потом он вкатился в кабину, поднялся до уровня улицы вместе с пассажиром и поехал по бульвару вслед за девушкой.

Мидори вошла в «Хилтон». Холл был огромным и поражал своей роскошью, но она неоднократно останавливалась в дорогих отелях со своим отцом, и обстановка не смущала её.

Она решила не спрашивать о Хейфордах у регистрационной стойки, где кто-нибудь мог запомнить её лицо. Оглядевшись по сторонам, она подошла к одному из платных телефонов и набрала номер приёмной отеля, воспользовавшись остатком счета на своей телефонной карточке. Она попросила соединить её с доктором Хейфордом по-английски, а не по-японски. Свою историю она заблаговременно сочинила в поезде.

Когда в трубке послышался мужской голос, Мидори заговорила самым тёплым и дружелюбным тоном:

— Здравствуйте, я подруга Мидори Ито.

— В самом деле? — Голос Роберта тоже сразу же стал тёплым и дружелюбным.

— Мидори очень надеялась познакомиться с вашим сыном, но, к сожалению, ей пришлось уехать. Если Эндрю захочет, я могу показать ему город, познакомить с достопримечательностями...

— Очень любезно с вашей стороны. — В голосе Роберта послышалось сомнение.

Но Мидори не собиралась отступать.

— Сейчас я зайду к вам, — твёрдо сказала она, — Я внизу, в холле отеля. В каком номере вы остановились?

Роберт ответил, не успев даже подумать, правильно ли он поступает.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — спросила Роза; когда двери лифта закрылись за Эндрю и японской девушкой. Она вернулась в комнату и вопросительно взглянула на Роберта.

— Не о чем беспокоиться, — заверил тот. — Токио — самый безопасный город в мире, особенно если у тебя есть проводник, который знает язык. Поразительная девушка. Когда она говорила по телефону, я мог бы поклясться, что она американка. Главная задача заключается в том, чтобы им не заблудиться, но это вряд ли произойдёт. Они едут только до Хараюко — пара остановок метро от «Хилтона».

Но Роза продолжала волноваться. Она запомнила странный взгляд, которым обменялись Эндрю и японка, как будто они уже встречались раньше, но умолчали об этом.

Роберт привлёк её к себе и поцеловал.

— Полно, Роза! Эта девочка — дар Божий. Ты хотела, чтобы мы остались наедине, и вот твоё желание исполнилось. У нас впереди целый день, а Эндрю получит гораздо больше удовольствия в обществе своих сверстников.

Роберт повесил на дверь номера табличку «Не беспокоить» и защёлкнул замок. Потом он отключил телефон.

Эндрю покосился на девушку, идущую по тротуару рядом с ним. Он снова забыл её имя... Кейко или Сейко? Ему смутно казалось, что они знакомы, но он не представлял, где встречались раньше. Девушка сосредоточенно хмурилась. В голубых джинсах и клетчатой стёганой куртке она была совсем не похожа на жеманных красавиц в шёлковых кимоно, изображения которых висели на стенах японского класса в его школе. Длинные черные волосы его спутницы волной ниспадали на плечи. Он мог представить её скачущей на лошади с мечом в руке или бросающей через плечо здоровенных мужчин в зале додзе.

— Так что же случилось с профессором Ито? — поинтересовался он, ускорив шаг, чтобы поспеть за ней.

Девушка сердито повернулась к нему.

— Говори потише!

— Почему? Что происходит?

Их глаза встретились, и Эндрю испытал то же чувство, что и в комнате отеля: он как будто начал что-то понимать, хотя пока не мог найти объяснения. Когда они смотрели Друг на друга, он чувствовал себя более собранным, близким к единению... чем бы оно ни было.

— Куда мы идём? — Эндрю решил задавать вопросы до тех пор, пока не получит ясный ответ. Ему было совершенно ясно, что они отправились не на осмотр достопримечательностей Токио.

— Не знаю, — призналась японка. Черты её лица смягчились, и она показалась Эндрю почти беспомощной. — Я искала тебя и нашла, но не знаю, что теперь делать.

— Кто ты такая на самом деле? — спросил мальчик. — Ты ведь не Кейко и не Сейко... или как ты там себе назвала?

Девушка оглянулась, словно опасаясь, что их могут подслушать. Потом она потянула Эндрю в маленькое кафе.

— Давай присядем и поговорим. Я должна кое-что тебе объяснить, а ты в свою очередь расскажешь, чтя известно тебе.

Они уселись за крошечным столиком у стены. Спутница заказала напитки — колу для Эндрю и какао для себя. В ожидании заказа они почти не разговаривали друг с другом. Эндрю разглядывал удивительные фотографии блюд в меню, пытался расшифровать хитросплетения катаканы. Он распознал фисташковое мороженое, но тут к столу подошла официантка с напитками на подносе и неизменным вежливым «онегашимасу».

Выждав паузу, девушка наклонилась над столом и прошептала:

— Я Мидори Ито. Профессор Ито — мой отец.

Эндрю уставился на неё.

— Почему такая секретность?

— Точно не знаю. — Мидори нахмурилась и снова огляделась. Кафе выглядело вполне обычным — с усталыми, но улыбчивыми официантками и пожилой женщиной за стойкой. Здесь было ещё несколько посетителей, в основном девушек её возраста, а также двое мужчин в деловых костюмах и женщина в кимоно.

Мидори посмотрела на Эндрю. Он очень выделялся. Его волосы были слишком светлыми. Даже здесь, в кафе, люди бросали на него любопытные взгляды, а за одним из столиков девушки специально начали болтать по-английски, чтобы привлечь его внимание.

— Доброе утро, как поживаете? — говорили они друг другу и прыскали со смеху.

Эндрю отпил глоток колы. На вкус она напоминала обычную, но была иной. Он нахмурился, чувствуя, что холодная сладковатая жидкость не утоляет жажду. Напиток был иностранный, как и все остальное. Он посмотрел в окно. На улице было полно людей. Он никогда не видел столько людей одновременно, и все они казались такими похожими друг на друга! Ему хотелось, чтобы девушки за соседним столиком перестали глазеть на него. За кого они его принимают — за какого-то урода? Их внимание раздражало его.

Кассовый аппарат внезапно зажужжал: выдвинулся ящик с деньгами. Женщина за стойкой удивлённо вскрикнула и добавила что-то похожее на «шиматта».

Одетая в белое фигура медленно двигалась вперёд по заснеженному склону холма. Эндрю остановился. Он видел следы — маленькие отпечатки, как у женщины или ребёнка. Значит, она по-прежнему обгоняет его...

Выше по склону виднелись заросли чахлого кустарника. Снег замёл следы, и теперь он изредка замечал лишь отпечатки лисьих лап...

— Это сделал ты? — прошептала Мидори.

Эндрю не знал, что он натворил, но что-то случилось — что-то, очень похожее на случай с автоматом, продававшим напитки в аэропорту. От объяснений его избавила внезапная сутолока снаружи. Люди на улице останавливались, заглядывали друг другу через плечо и показывали пальцами. Какая-то женщина быстро отпрянула с дороги, потащив за собой маленькую девочку.

Мидори собиралась что-то добавить, но замерла с приоткрытым ртом.

Толпа перед окном расступилась. На тротуаре стоял маленький жёлто-голубой робот-уборщик. Даже через стекло до Эндрю доносились звуки музыки.

— Невероятно! — воскликнула Мидори. — Эта штука следовала за мной от станции Шинцзуку.

Она встала и жестом поманила Эндрю за собой.

— Пошли, — сказала она. — Мне это не нравится. Нужно попробовать отделаться от него.

Робот проводил их обратно до Шинцзуку. Когда они оказались на эскалаторе и начали спускаться вниз, маленький автомат стал проявлять признаки крайнего возбуждения.

Эндрю оглянулся и на мгновение увидел робота на вершине эскалатора. Музыка зазвучала быстрее, чем раньше. Затем робот развернулся, как будто принял решение, и исчез.

— Куда мы направляемся? — выдохнул он на бегу, когда Мидори стащила его с эскалатора и помчалась па бесконечным проходам и крытым перронам.

— Не знаю, — призналась она. — Нам нужно поговорить, но я боюсь, что нас могут подслушать.

— Кто? — настойчиво спросил он. Люди проходили мимо к пригородным поездам, но никто поблизости не обращал на них внимания и не прислушивался к разговору.

— Не знаю, — повторила она. — Пожалуй, нам лучше притвориться туристами.

Наступила короткая пауза. Мидори сосредоточенно размышляла. Затем её лицо прояснилось.

— Мы пойдём в то место, про которое я говорила твоему отцу. В Хараюко.

Эндри был уверен, что никогда раньше не слышал, этого названия. Но как только Мидори произнесла «Хараюко», он понял, что им нужно идти именно туда.

Они несколько раз путали улицы. Дважды Мидори пришлось спрашивать дорогу, но в конце концов они вышли к петле Яманото. Эндрю был потрясён. Он не признавался в этом даже самому себе, но Токио внушал ему благоговейный страх. Город оказался гораздо огромнее, чем он мог себе представить, и хотя некоторые вывески имели английский перевод, обилие надписей на каньши сбивало его с толку. Проявив настойчивость, Эндрю смог расшифровать некоторые фразы хираганы — большинство инструкций заканчивалось словом «куда-саи», — но без помощи Мидори он бы совершенно заблудился.

Прибывший поезд оказался на удивление свободным, хотя почти все сидячие места были заняты.

— К счастью, сегодня воскресенье, — сказала Мидори, когда они нашли два свободных сиденья, — Во время рабочей недели народу в метро гораздо больше.

Эндрю обвёл взглядом салон вагона. Все пространство над сиденьями было заполнено рекламными объявлениями, которые он не мог прочесть, хотя узнавал названия некоторых компаний. Таблички на каньши около автоматических дверей скорее всего означали «Не курить», «Второй класс» и так далее.

Большинство японцев просто не обращали на двух ребят внимания — иностранцев довольно часто можно встретить на линии Яманото, — но один старик, сидевший напротив, смотрел на Эндрю с возмущённым видом.

Эндрю тихонько подтолкнул Мидори.

— Я что-то делаю не так? Почему этот старикан так уставился на меня?

Мидори искоса взглянула на пожилого человека и успокаивающе похлопала Эндрю по плечу.

— Не обращай внимания. Если бы он следил за нами, то постарался бы не подавать виду. Вероятно, он принимает тебя за американца. Некоторые японцы до сих пор хорошо помнят войну и не любят иностранцев.

«Я здесь иностранец», — подумал мальчик. Он впервые осознал этот факт, и его уверенность в себе несколько поколебалась. Люди вокруг выглядели одинаковыми; лишь он выделялся среди них. Это пробуждало необычные чувства. Он не только выглядел по-другому, он и был другим. Он не мог читать вывески, почти не понимал японского языка. Он целиком и полностью зависел от девушки, сидевшей рядом с ним.

Украдкой взглянув на Мидори, Эндрю с испугом по­думал, что не знает, кто она на самом деле. Возможно, она даже не дочь профессора Ито. А если её послали для того, чтобы похитить его? Голос профессора по те­лефону звучал как-то странно. Неужели он мог позволить своей дочери отправиться в Токио одной?

Словно читая его мысли, Мидори посмотрела на него и улыбнулась.

— Не беспокойся, — тихо сказала она. — Все будет в порядке, но сначала нам нужно найти остальных.

— Остальных?

— Да. Тех, кого нам не хватает.

Эндрю испытал такое же чувство, как в тот момент, когда Мидори объявила о своём решении отправиться в Хараюко — он как будто одновременно знал и не знал, о чем она говорит.

— Я должен оставаться с тобой, — нехотя признал он. — Я не знаю, где нахожусь, и никогда не выберусь отсюда без твоей помощи. Но ты можешь оказаться кем угодно. Как я узнаю, что ты дочь профессора Ито?

— Тебе придётся довериться мне, — сказала Мидори. После короткой паузы она добавила: — Ты помнишь, как тебе пришлось положить на место пистолет в первой игре?

— В «Космических Демонах»?

— Да. Ты не знал, что из этого выйдет. Тебе пришлось полагаться только на веру.

— Ты права, — отозвался Эндрю. — Я подозревал, что игра с самого начала дурачила меня. Если бы не Элейн…

— Элейн! — воскликнула Мидори.

— Что такое?

— Она одна из тех, кого нам нужно найти!

Эндрю понимал, что Мидори права. Элейн была одной из тех, кого им предстояло найти, чтобы... он не имел понятия, для какой цели. В его сознании проплывали непонятные образы — наполовину мысли, наполовину сновидения. Некоторые из них вроде бы принадлежали ему, некоторые выглядели совершенно чуждыми. Его куда-то вело с того самого момента, как он оказался в Токио, и Мидори тоже была приведена на встречу с ним. В вагон ворвался порыв холодного воздуха. Эндрю вздрог­нул.

— Ты понимаешь, что происходит? — спросил он.

— Не совсем, — ответила девушка. — Но у меня есть кое-какие догадки. Пошли, нам пора выходить. Это стан­ция Хараюко.

Казалось, большинство пассажиров поезда сошло на перрон в Хараюко. Эндрю и Мидори последовали за по­током хорошо одетых молодых людей вверх по лестнице, ведущей на улицу. По другую сторону дороги от станции начинался лабиринт узких улочек, где вплотную стояли ряды крошечных лавок, торговавших модной молодёжной одеждой и различными сувенирами. Группы подростков терпеливо проталкивались через толпу — несмотря на вызывающие причёски и наряды, усвоенные с детства правила хорошего тона давали о себе знать. Эндрю за­метил девушек, изображавших команду западных рокеров. Они носили чёрные кожаные куртки с заклёпками и брюки в обтяжку, а их волосы были выкрашены в рыжий, каштановый или светло-русый цвет. Они выглядели необычно, но не отталкивающе.

— Тебе нужно покрасить волосы в чёрный цвет, — сказала Мидори, как будто снова читала его мысли. — Тогда ты не будешь так сильно выделяться. Если кто-то следит за нами, тебя непременно узнают.

— Кто может следить за нами? — спросил Эндрю, поднимаясь за ней по лестнице наземного перехода. — И кстати, где ты так здорово научилась говорить по-английски?

Мидори улыбнулась.

— Мой отец два года работал в Америке. Я ходила там в начальную школу. Мне было всего лишь девять лет — в этом возрасте иностранные языки усваиваются быстро.

— И многие японцы так же хорошо говорят по-английски? — Он внезапно устыдился скудости своих познаний в японском.

— Большинство молодых людей моего возраста очень хотят научиться хорошо говорить по-английски. Сейчас этот язык в моде. Старшие же считают, что молодёжи следовало бы получше учить японский, но в то же время с большим подозрением относятся к иностранцам, хорошо владеющим нашим языком. По крайней мере, так говорил папа.

Эндрю промолчал. Про себя он решил усиленно изучать японский с начала нового учебного года. Он сможет свободно говорить...

Мидори нарушила плавный ход его мыслей неожиданным вопросом:

— Андору-сан ва нихонго га декимасука?

Эндрю ухватился за слово «нихонго», догадался, о чем она спрашивает, и покачал головой.

— Йе, — ответил он.

— Сукоши?

— Он снова покачал головой.

— Вообще почти не умею.

— Давай скажи что-нибудь!

Эндрю понял, что Мидори поддразнивает его, и ему это понравилось. Когда она была серьёзной, то выглядела суровой, как настоящий воин, а когда улыбалась, то становилась очень хорошенькой. Этот контраст восхищал его.

— О’кей. Эндрю Хейфорд десу. Хаджимемашите.

— Дозо йорошики, — серьёзно ответила она. Мальчик порылся в памяти, стараясь придумать что-нибудь ещё, и наконец спросил:

— Доко-ни икимасука?

— Что ж, совсем неплохо, — сказала Мидори. — Но я лучше объясню тебе по-английски, иначе ты вряд ли поймёшь. Сколько времени ты учил японский?

— С начала этого учебного года.

Теперь японские слова всплывали в памяти Эндрю быстрее и увереннее. Он смотрел на деревья и знал, что это «ки». Парк, к которому они приближались, был «коеном» — но ни в одном языке не нашлось бы слов для описания того зрелища, которое открылось впереди.

Раскаты рок-музыки пятидесятых гремели из динамиков магнитол девяностых годов, расставленных на бордюрах тротуара. Под музыку извивалась целая группа двойников Элвиса Пресли — черные джинсы, галстуки-селёдки, голубые замшевые туфли. Дальше можно было рассмотреть другие группы фэнов — каждая в присущей ей, особенной форме. Самые разные музыкальные стили соперничали друг с другом, наполняя парк грохочущей какофонией.

— Ого! — воскликнул Эндрю. — Они что, совсем спятили?

За двойниками Элвиса Пресли собралась другая группа. Большинство её членов брили головы наголо. Некоторые носили монашеские балахоны, другие вырядились в традиционное японское платье. Двое или трое сделали себе старинные самурайские причёски, известные. Эндрю по историческим кинофильмам. Эта группа как бы выражала контраст, почти укор шумным последователям западных рок-звёзд. Над бритоголовыми реяли флаги и знамёна с эмблемой в виде широко раскрытого глаза с голубой слезинкой вместо зрачка.

— Кто они такие? — полюбопытствовал мальчик.

— Это новая секта, очень традиционная. Она называется «Чистый Разум».

Мидори больше ничего не добавила, но Эндрю заметил, что она скользнула оценивающим взглядом по лицам людей, а потом быстро отвернулась, словно боясь, что её узнают.

В центре дорожки стояла статуя. Эндрю уже собирался обойти её сбоку, как она неожиданно шевельнулась. Оказалось, что это вовсе не статуя, а живой человек, обнажённый, если не считать небольшой набедренной повязки, и выкрашенный серой краской. Живая статуя совершала лёгкие, почти незаметные движения, она была безразлична к морю людей, окружавших её. Её лицо казалось высеченным из камня.

Эндрю остановился посмотреть. Люди проходили мимо; некоторые ненадолго останавливались и с улыбкой качали головами. Одна маленькая фигурка привлекла внимание австралийца. Это была женщина, европейка или американка. Она стояла неподвижно, и Эндрю почувствовал, что она каким-то образом связана с живой статуей. Ему бросились в глаза её жёлто-соломенные волосы и бледное лицо. Худая, костлявая женщина носила черные мешковатые штаны и толстую стёганую куртку фасона, который пользовался особенной популярностью у японских подростков. В толпе, окружавшей её, ненадолго открылся просвет, и Эндрю увидел шляпу, лежавшую у её ног. Женщина охраняла деньги, которые бросали живой статуе. Она посмотрела на мальчика и улыбнулась ему.

Женщина напомнила ему Элейн Тейлор. Что-то в овале её лица и в манере держаться было ему знакомо... как и её открытая, бесстрашная улыбка. Затем толпа снова сомкнулась, и Эндрю потерял женщину из виду.

Он подумал об Элейн — они с Мидори говорили о ней в поезде, а теперь он увидел незнакомку, так сильно напоминавшую её. Поэтому, когда Эндрю в самом деле увидел Элейн на другой стороне дороги, ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это не сон. Ради всего святого, здесь же Япония, центр Токио! Конечно, он обознался. Элейн Тейлор осталась в Аделаиде. Это всего лишь очередная японка, покрасившая волосы в рыжий цвет, — сейчас она повернётся, и сходство исчезнет...

Но это была не японка. Элейн тоже заметила Эндрю и помахала ему рукой. Она выглядела немного удивлённой, но не такой ошарашенной, как он.

— Мидори. — Эндрю схватил девушку за руку и повернул её к себе. — Здесь творится какая-то чертовщина. Помнишь Элейн Тейлор — девушку, о которой мы недавно говорили? Ты сказала, что она одна из тех, кого нам нужно найти.

Мидори кивнула. Её тёмные глаза напряжённо вглядывались в его лицо.

— Она здесь, — продолжал Эндрю. — На другой стороне дороги. И Бен тоже с ней!

Теперь он уже не сомневался, что это не сон.

— Не надо так изумляться, — сказала Мидори. — Поэтому мы и должны были прийти сюда, разве ты не понимаешь?

— Кажется, я уже ничего не понимаю, — пробормотал Эндрю. Ему казалось, что весь мир вдруг перевернулся и происходит что-то невероятное.

— Мы собираемся вместе, — пояснила Мидори. — Мы находим друг друга. Вернее, что-то находит нас.

Японцы, проходившие мимо, снисходительно улыбались при виде трёх взбудораженных австралийцев, случайно встретившихся в парке Хараюко. Каким бы невозможным это ни казалось, они нашли друг друга здесь, в центральном Токио. Удивлённым возгласам не было конца.

Затем появились Шез Кристи с Харуко.

Эндрю заметил, как сильно изменилась Мидори, когда она заговорила по-японски с подошедшей женщиной. Она как будто превратилась в другого человека — более сурового, строгого, дисциплинированного. Обменявшись традиционным поклоном с Харуко, она пожала руку Шез Кристи, которую сразу же восхитило её английское произношение.

Мидори вкратце повторила историю о двух годах учёбы в Америке, но не упомянула о своём отце.

— Харуко-сан танцовщица и руководитель Фестиваля молодёжных искусств, в котором мы будем участвовать, — объяснила Шез. — Она знакомит нас с достопримечательностями Токио.

Шез плавным жестом вскинула руку — её серебряные браслеты мелодично зазвенели.

— Я слышала об этом месте. Поразительное разнообразие стилей, правда?

Ей никто не ответил. Четверо подростков искоса поглядывали друг на друга и тут же отводили глаза. Они больше не смеялись и не болтали. Даже их взгляды изменились — стали жёсткими и неприветливыми.

— Давайте немного пройдёмся, — предложила Харуко Шез, решив, что их общество смущает ребят.

Они пошли вперёд, составляя странную пару: Шез была настолько выше своей подруги, что ей приходилось наклоняться, чтобы услышать, что говорит Харуко. Впрочем, в Харакжо любая странность приветствуется, поэтому они почти не привлекали к себе любопытных взглядов.

Остальные следовали за ними на некотором расстоянии.

— Не могу поверить, что вы тоже здесь, — обратился Эндрю к Бену и Элейн. — Это сверхъестественно!

— Мы едва не попадали со стульев, когда Марс сообщил нам, что ты уже в Японии, — заметила Элейн.

— Марс! Он тоже должен быть здесь! Чем он занимается?

— Сейчас, возможно, пытается украдкой залезть в чей-нибудь дом, чтобы попасть в Сеть, — ответил Бен. — Даррен не подпустит его к нашему компьютеру после того, что произошло!

— А что случилось?

— Компьютер вдруг начал работать в ускоренном режиме, а потом завис намертво.

— Странно!

— Все здесь как-то странно. — Бен поёжился, — Разве это не самое удивительное место, где мы могли бы встретиться?

— А вы кто? — Бен повернулся к Мидори. — У меня почему-то такое чувство, будто мы знакомы.

— Могу я рассказать им? — спросил Эндрю. Мидори кивнула, потянув его с тропинки к группе деревьев. Бен и Элейн пошли следом.

— Я боюсь, что нас могут заметить, — тихо сказала Мидори, оглядываясь по сторонам.

— Заметить? — недоуменно повторил Бен. — Здесь, пожалуй, пять миллионов человек народу. Как можно кого-то заметить?

— Я имею в виду, заметит кто-нибудь, кто знает меня или моего отца. Вы выделяетесь в толпе, и если они уже знают, кого нужно искать, то легко заметят вас.

— Я совсем запутался, — проворчал Бен. — Кому нужно искать нас?

— Тем же людям, которые ищут моего отца.

— А кто он такой?

До сих пор Элейн молчала. Она прислушивалась к Мидори и к своим ощущениям. Теперь она впервые заговорила:

— Вы дочь профессора Ито, не так ли?

Мидори кивнула. Они с Элейн переглянулись: черные глаза встретились с серыми. Обе вспомнили разделённые видения, страхи и надежды.

— И это имеет отношение к тем играм, которые ваш отец посылал Эндрю, — уверенно добавила Элейн.

— Кстати, — вставил Бен. — Марио выслал заявку на следующую игру. Интересно, получил он её или нет?

— Игр больше не будет, — сказала Мидори. — Мой отец работал над новой игрой, когда руководство компании начало давить на него, чтобы он согласился пустить в широкую продажу «Космических Демонов» и «Небесный Лабиринт». Папа понял, что дела плохи. Ему не нравилось, как вели себя эти игры, когда в них играли в Австралии. Программы как будто писали сами себя, создавая нечто большее, выходя за установленные параметры.

— Ты тоже играла в них, верно? — спросила Элейн.

— Да, но, когда играла я, все было по-другому. Дело в том, что программа реагирует на личность игрока.

— Твой отец совершил большую ошибку, послав игры Эндрю, — заметил Бен, — Неудивительно, что результаты оказались не такими, как он ожидал!

— Это не повод для шуток, — отрезала Мидори, устремив на него пристальный взгляд. — Моему отцу угрожает настоящая опасность. Он покинул наш дом в Осаке и пытается скрыться в уединённом месте.

— Он даже не приехал встретить нас в аэропорту, — заметил Эндрю. — А когда он позвонил в отель, то показался мне очень расстроенным.

— Люди, на которых работал мой отец, не остановятся ни перед чем, чтобы заполучить игры, — добавила Мидори. — А заодно и всех нас.

— Почему нас? — поинтересовался Бен. — Какое это имеет отношение к нам?

— Мы — единственные, кто прошёл эти игры до конца. Мы изменили программу, модифицировали её. А теперь программа пытается играть нами.

Все недоверчиво уставились на неё.

— Разве вы не чувствуете этого? — выкрикнула она. — Почему же тогда мы все собрались здесь? Откуда я знала, что должна вытащить Эндрю из «Хилтона» и приехать в Хараюко? Почему вы оба пришли сюда? Мы успешно завершили предыдущие игры, и теперь наша встреча стала необходимой для того, чтобы начать следующую. Любому, кто захочет завладеть этой игрой, придётся контролировать её через нас.

Элейн нахмурилась. Картина, нарисованная японкой, выглядела ужасно, и ей не хотелось, чтобы это оказалось правдой. Поездка в Токио вместе с Шез Кристи была одним из самых светлых моментов в её жизни. Ей хотелось верить, что это произошло благодаря её одарённости, а не из-за того, что некая чуждая сила проникла в её сознание и пытается использовать её.

— Думаю, нам пора догнать Шез, — Она повернулась, собираясь уйти. — Наверное, она уже беспокоится.

— Нам нужно оставаться вместе, — настойчиво сказала Мидори.

— Ты просто сумасшедшая, — насмешливо бросил Бен и последовал за Элейн.

Они видели далеко впереди высокую, стройную фигуру Шез. Когда она оглянулась, её лицо показалось им маленьким светлым пятном: она искала их.

Элейн очень хотелось вернуться к Шез, но она обнаружила, что ей трудно оторваться от Эндрю и Мидори. Она как будто в самом деле была связана с ними какой-то сверхъестественной силой. Каждый шаг гулко отдавался у неё в висках. Бен схватил её за руку и чуть ли не силой потащил за собой. Он выглядел бледным и несчастным с тех пор, как они приехали в Японию, и если у него и болела голова, то он не подавал виду.

Прежде чем Эндрю и Мидори успели догнать их, к Бену подошли двое мужчин. Один был японским бизнесменом в строгом деловом костюме, другой — скорее всего, богатым туристом из Европы или Америки.

— Эй, парень, — обратился он к Бену. В его словах слышался австралийско-американский акцент, — Могу я попросить тебя об одной услуге?

Обезоруженный его широкой улыбкой, Бен молча кивнул.

— Будь добр, сфотографируй меня и моего друга. — Мужчина протянул дорогую автоматическую камеру. — Просто наведи объектив на нас и щёлкни затвором.

— О’кей, — сказал Бен.

Двое мужчин стояли перед ним, на заднем плане маячили поклонники Элвиса Пресли. Бен тщательно выровнял рамку кадра и нажал кнопку.

— Спасибо, дружок, — Мужчина забрал камеру и, не спросив разрешения, быстро сфотографировал обоих — Бена на переднем плане и Элейн у него за спиной, — Небольшой сувенир, ладно?

Он порылся в кармане и достал банкноту в 5000 иен.

— Вот, выпей кока-колы за моё здоровье.

Пробормотав слова благодарности, Бен взял деньги и сунул их в карман. Мужчина помахал ему и отошёл вместе со своим спутником.

Мидори подбежала к ним и схватила Бена за руку. Её смуглое лицо побледнело от сильного волнения.

— Кажется, я узнала одного из этих людей — японца. Это один из боссов «ЕЗ», заместитель директора. Его зовут мистер Киношита...— Её голос прервался. Потом она тихо добавила: — А другой, должно быть, мистер Миллер!

Бен сердито высвободил свою руку.

— Какой такой Миллер? — спросил Эндрю.

— Он один из тех, кто ищет моего отца. — Мидори повернулась к Бену: — Что они тебе говорили?

— Попросили сфотографировать их на память, — ответил Бен. — Безобидные люди, обычные туристы вроде нас.

— Но он сфотографировал и вас, не так ли?

— Слушай, он же австралиец, — нетерпеливо отмахнулся Бен. — Он всего лишь хотел сделать нам приятное. В Токио сейчас находятся тысячи туристов из Австралии. Сегодня воскресенье, прекрасная погода — чему тут удивляться?

— Он что-то дал тебе? — не унималась Мидори.

— Нет, — ответил он, смерив её взглядом. В глубине его мозга раздался слабый сигнал тревоги, но он не обратил внимания. Эта японка раздражала его своей показной осведомлённостью и самоуверенностью. Если она что-то знает, то почему не объяснит остальным? Как Элейн, Бен не хотел верить, что она говорит правду. Ему вообще не хотелось ехать в Токио, но раз уж так получилось, то он предпочитал находиться здесь по собственному выбору, а не по чьему-то принуждению. И если уж он здесь, лишние деньги ему не помешают. Мидори этого не понять, с её-то дорогой одеждой и американским образованием!

«Бен меняется», — подумала Элейн, наблюдая за ним. Должно быть, перемены происходили с ним в течение всего года, а она ничего не замечала. Зато в незнакомой обстановке эти изменения сразу стали более очевидными. Во-первых, Бен заметно подрос — сейчас он был выше неё. Во-вторых, он стал более независимым, не терпящим возражений. Она помнила, как он встал перед своим старшим братом Дарреном в конце «Небесного Лабиринта» и заявил, что больше никогда не позволит ему помыкать собой. Мидори права: игра изменила их характеры. Элейн подумала о том, какие перемены в ней могут произойти уже сейчас, и ей стало страшно и одиноко.

Бен вызывающе посмотрел на Мидори. Японка отвернулась и нахмурилась, а затем застыла на месте, оглянувшись на толпу позади.

Эндрю проследил за её взглядом. Высокий австралиец, сфотографировавший Бена и Элейн, оживлённо беседовал с японским бизнесменом. Они словно пытались наблюдать за их группой, не привлекая к себе внимания. Или ему все-таки показалось? С тех пор как Эндрю приехал в Токио, ему то и дело чудились всевозможные невероятные вещи.

Элейн потянула Бена за рукав.

— Нам нужно догнать Шез, — озабоченно повторила она.

— Само собой, — отозвался он. — Пошли с нами, Эндрю. Мы покажем тебе, где мы остановились, а потом ты сможешь прийти и посмотреть представление.

Живая статуя немного продвинулась по улице и теперь находилась напротив того места, где они разговаривали. Элейн остановилась как вкопанная и во все глаза уставилась на женщину, по-прежнему стоявшую у шляпы с деньгами.

— Ты знаешь её? — спросил Эндрю. — Странная вещь: я увидел её раньше, и она напомнила о тебе.

Элейн передёрнула плечами. Она не ответила и торопливо прошла мимо женщины, отвернувшись в другую сторону. Эндрю оглянулся через плечо. Женщина смотрела им вслед. Как и Элейн, она выглядела так, словно увидела призрака.

Шез и Харуко ушли дальше, чем они предполагали, но Элейн ещё могла видеть их далеко впереди. Шез выделялась в толпе своим высоким ростом. Они остановились возле группы рокеров в черных джинсах и черных кожаных куртках. Из шести синхронизированных магнитофонов лилась мелодия «Рок Круглые Сутки». Шез отдала свою сумочку Харуко и начала танцевать.

Мидори что-то настойчиво втолковывала Эндрю. Он нахмурился, потом кивнул и ускорил шаг, чтобы догнать Бена и Элейн.

— Эти люди по-прежнему следуют за нами, — тихо сказал он, поравнявшись с Элейн.

Бен остановился у лотка уличного торговца бижутерией и мелкими сувенирами. Торговец не был японцем; судя по внешности, он приехал из Ирана или иной страны Среднего Востока. Роза рассказывала Эндрю об иностранных рабочих в Японии, об их одиночестве, оторванности от семей и нелёгкой жизни в стране, чьи жители не отличаются особым расположением к иностранцам.

— Они не смогут ничего сделать, если Шез и Харуко будут рядом, — ответила Элейн, — Давай просто догоним взрослых и останемся сними. Если ты так беспокоишься, они могут проводить тебя до отеля.

— Элейн, — с серьёзным видом сказал он. — Не надо обманывать себя и думать, будто мы ещё немного погуляем, потом скажем друг другу «до свидания» и разбежимся в разные стороны. Что-то произошло, и все вокруг начало меняться. Разве ты не чувствуешь?

— Да, — ответила она. Её лицо застыло от внутреннего напряжения. — Я чувствую это... глубоко внутри. Что-то изменилось, хотя словами этого не объяснить. Я как будто могу сделать все что угодно, заставить сбыться любую мечту. Но другие люди хотят получить эту силу. Они хотят захватить нас, распоряжаться нами. Наверное, нам нужно попробовать помешать им. Положить этому конец — прямо сейчас!

— Нет, нужно поскорее уходить отсюда, — возразила Мидори, подойдя к ним.

— Подождите, — попросил Бен. — Я хочу купить подарок своей маме.

— Купишь попозже. — Эндрю потянул его за рукав, но Бен остался стоять на месте.

— Какое из них тебе больше нравится? — спросил он у Элейн, указав на два бисерных ожерелья — голубое и вишнёвое.

— Оба, — коротко ответила она. — Выбирай любое. — Настойчивость Мидори беспокоила её, и ей ещё сильнее захотелось вернуться к Шез и Харуко.

— Вы американец? — спросил уличный торговец.

— Нет, что вы, — ответил Бен. — Я австралиец.

— Австралиец? — Смуглое лицо торговца расплылось в широкой улыбке. — Сидней?

— Вообще-то я родом из Аделаиды, но...

— Бен, — с укоризной перебил Эндрю. — Ты что, собираешься поведать ему историю своей жизни?

— Мой двоюродный брат живёт в Сиднее, — сказал торговец.

— Здорово! А где?

— Кажется, это место называется Мерритвилль.

— Мерриквилль, — автоматически поправил Эндрю.

— У вас очень хороший английский, — заметил Бен. — Вы говорите и по-японски?

— По-японски, по-английски и по-арабски, — ответил торговец. — И немного по-немецки.

— Ого! — снова воскликнул Бен. — Разве вы не могли найти себе работу получше?

Смуглый мужчина как-то странно посмотрел на него. Цинизм в его взгляде сочетался с бесконечной усталостью.

— Мне бы хотелось пожить в Австралии, — медленно произнёс он. — Но очень трудно получить визу.

— А здесь не трудно?

Торговец пожал плечами.

— Как вы думаете, почему я продаю безделушки на улице? — Видимо, разговор начал утомлять его, и он решил сменить тему: — Ну что, берете? Продам подешевле, ради вашей матушки из Австралии. Думаю, бусы ей понравятся. Восемьсот иен.

Бен порылся в кармане, нащупав незнакомые деньги. Он вынул банкноту в 5000 иен, полученную от австралийца. Иранец только посмотрел на неё и протянул обратно.

— Извините, нет сдачи, — сказал он. — У вас есть деньги помельче?

Бен протянул несколько монеток на ладони. Торговец выбрал 500-иеновую и три штуки по 100 иен.

— О’кей. — Он вложил ожерелье в маленький коричневый конверт. — Желаю приятно провести время, и удачи вам!

Мидори нахмурилась ещё сильнее, чем раньше.

— Скорее, — сердито сказала она. — Мы потеряли слишком много времени.

Бен уже собирался спросить, к чему такая спешка, и хотел с нарочитой неторопливостью рассмотреть покупку: он очень не любил, когда кто-то пытался помыкать им, а эта девушка, с её безупречным английским и властными манерами, вела себя просто невыносимо. Но тут он неожиданно осознал, что люди вокруг толкают его совсем не так, как это обычно делают случайные прохожие на улице.

Группа японцев в монашеских балахонах и традиционных кимоно, выглядевших вполне мирно и безобидно, словно невзначай окружила их и начала оттеснять в противоположном направлении от Шез и Харуко.

— Эй, — резко обратился Бен к ближайшему человеку. — Смотрите, куда идёте!

— Сумимассн, — пробормотал тот. — Шицуреи шима-су. — Тем не менее при этом продолжал подталкивать Бена.

Мидори что-то очень быстро и сердито произнесла по-японски, но это не произвело впечатления на незнакомцев. Они продолжали своё молчаливое, неумолимое движение, выталкивая ребят с дороги.

— Бегите! — Вслух Мидори не сказала ни слова, но они ощутили, как нечто, глубоко спрятанное в их сознании, внезапно пробудилось, слилось воедино и начало действовать. Они двигались как одно существо с несколькими телами, но единой волей. Каждый внезапно нырнул в сторону быстрым, неуловимым движением, напоминавшим фигуру сложного танца. Они обогнули живую стену, выстроенную членами секты «Чистого Разума», и побежали по улице.

Ты счастлив. Ты растёшь. Ты чувствуешь, как расширяется твой разум: его части собираются воедино. Твоя мощь возрастает. Ты видишь множеством глаз, думаешь множеством клеток. Ты проворнее любого из тех, кто пытается помешать тебе. Ты смеёшься, ускользая от их неуклюжих рук.

Ты видишь сияющий мир, пульсирующий разноцветными красками. Он ошеломляет тебя, но ты хочешь узнать о нем как можно больше. Теперь, когда твоё сознание разрастается, ты сможешь захватить власть над этим удивительным миром, и вся масса его мозговых клеток станет твоей. В твоём смехе звучит торжество. Ты начинаешь играть, творить...

У входа на станцию Хараюко их бег замедлился из-за плотной толпы. Люди из секты «Чистого Разума» немного отстали, но продолжали преследование — методично и безостановочно, словно монстр из кошмарного сна. Мидори пыталась купить билеты в автоматической кассе, но очереди были огромными.

— Это безумие, —прошептала Элейн. — А как же Шез? Мы должны сказать ей, куда мы едем!

Но, бросив взгляд на бледные лица и бритые головы преследователей, она присоединилась к Мидори в лихорадочном поиске мелочи для билетных автоматов.

— Куда мы все-таки направляемся? — спросила она.

— Не знаю, — мрачно ответила Мидори. — Единственное место, которое приходит на ум, — это Итако. Мой отец может все объяснить. Он знает, что делать... но я боюсь выдать его укрытие нашим врагам.

Наконец билеты выпали из автомата. Мидори торопливо раздала их — по одному на каждого.

Но когда они добрались до линии пропускных автоматов метро, преследователи уже наступали им на пятки. Казалось, они ни за что не успеют сесть на поезд. Зловещая группа как будто увеличилась в размерах. Давление нарастало — ещё несколько секунд, и их схватят...

— Помогите! — крикнула Элейн.

Помощь пришла неожиданно. Послышалась звонкая трель, и робот-уборщик с жужжащими щётками быстро выехал из-за угла, оттеснив преследователей. Он принялся кружить по площадке, с каждым разворотом расчищая свободное место. В воздухе звучала мелодия из «Лебединого озера».

Внезапно Элейн увидела, что путь впереди свободен. Они побежали к лестнице — поезд в этот момент останавливался у платформы. Автоматические двери открылись, и они протолкались внутрь. Позади множество людей пыталось пробраться мимо робота, осыпая проклятиями «спятивший автомат». Потом поезд тронулся, и бритоголовые молодчики вместе с роботом исчезли из виду.

Трое австралийцев и японка обменялись взглядами, в которых читалось облегчение и изумление.

— Может быть, кто-нибудь потрудится объяснить мне, что происходит? — жалобно спросил Бен.

На Токийском вокзале Мидори смогла без особых проблем найти пересадку на пригородную линию до Итако. Было уже поздно, и становилось холоднее; бездомные постепенно перебирались в подземные переходы, стараясь занять себе местечко в самых тёплых уголках. Элейн с состраданием смотрела на них. Они выглядели неуместно в таком богатом городе.

— Пошли, — поторопила Мидори.

— Кто эти люди?

— Не знаю. Возможно, корейцы.

— Почему им никто не помогает? — спросил Бен, все ещё вспоминавший свой разговор с уличным торговцем. Жизнь казалась ему ужасно несправедливой. Как одни люди могут веселиться и изображать американских рок-звёзд, когда совсем рядом другим нечего есть? Почему религиозные братства не помогают бездомным? И если уж на то пошло, почему профессор Ито не потратил время на полезные изобретения вместо этих дурацких игр? Он угрюмо вышел на платформу вслед за остальными.

Скоростной экспресс уходил через полчаса. Они стояли рядом с торговыми автоматами, но Мидори не позволила Эндрю своим взглядом нарушить работу машин. На платформе находилось несколько железнодорожных служащих, и девушку не покидало ощущение, будто за ними следят.

Сначала в поезд набилось слишком много народу, и они не смогли сесть, но после остановки в Нарите, славившейся своими храмами, гробницами и международным аэропортом, в вагоне появились свободные места.

Оглядываясь на золочёные крыши пагод буддийского храма, исчезавшие за верхушками сосен, когда поезд начал набирать скорость, Эндрю не мог поверить, что прилетел в Японию лишь два дня назад. Из окна вагона Нарита выглядела совсем по-другому, чем из терминала аэропорта. Теперь дорога шла через сжатые рисовые поля, разделённые на шахматные квадраты осенней вспашки. Небольшие, поросшие лесом холмы окружали возделанные земли; под их склонами то тут, то там виднелись старые фермы с покатыми черепичными крышами. Если бы не телевизионные антенны, они выглядели бы так же, как сто лет назад. В меркнущем вечернем свете мелькавшая картина казалась размытой и зернистой, как в старом кино. Эндрю казалось, что вот-вот появится самурай, спускающийся по склону холма. Вскоре он действительно увидел японца в традиционной одежде — кимоно, хантене и гэта, неспешно идущего по дорожке к своему дому. «Мы как будто попали в машину времени», — подумал мальчик.

Когда поезд проезжал мимо деревушек и маленьких городков, дома казались миниатюрными, почти игрушечными. Эндрю видел столбы для бельевых верёвок, стёганые одеяла, вывешенные проветриваться на подоконниках, деревья бонсай, крошечные тракторы на лужайках. Улицы городков, должно быть, проложенные до изобретения автомобилей, были очень узкими, но это не мешало мотоциклистам мчаться с большой скоростью.

У каждой станции Мидори подходила к дверям и выглядывала на платформу, но, если не считать взглядов, украдкой брошенных пассажирами на светлые волосы и голубые глаза австралийцев, за ними никто не следил.

Тем не менее Элейн нервничала.

— Мы должны позвонить Шез, — виновато сказала она. — Она будет вне себя от беспокойства. Кроме того, завтра мы должны приступить к репетициям. Что подумает Харуко?

— У тебя есть её номер телефона? — спросила Мидори. — Мы позвоним ей, когда приедем к бабушке. Мой отец скажет, что нужно делать.

— Небось он-то знает, да? — В голосе Бена звучала ирония.

Мидори строго посмотрела на него.

— Что ты хочешь этим сказать?

Он спокойно выдержал её взгляд.

— Только то, что, если кто-то хочет собрать всех нас вместе, это может быть и твой отец, не так ли? Знаешь, как мы раньше его называли? Глючный профессор! Знаешь, что означает это слово?

— Да, знаю, но ты ошибаешься, — Девушка вспыхнула и нахмурилась ещё больше. — Мой отец никогда не причинял людям зла... во всяком случае, специально.

— Тогда как ты объяснишь его жуткие игры? И почему он решил опробовать их на нас? Почему он сначала не испытал их на тебе?

Бен не скрывал своей враждебности.

— Кончай, — запротестовал Эндрю, — Игры были вовсе не такими уж плохими!

Но Мидори была готова постоять за себя.

— Я тоже играла в них. Я прошла обе игры — «Космических Демонов» и «Небесный Лабиринт», но у меня все было по-другому, — Она покосилась на Эндрю, — Для вас игры были более жестокими, верно? Это один из аспектов, которые хотел исследовать мой отец: как сильно личность игрока влияет на результат игры. Мыс Тоши...— Она замялась, улыбнулась уголком рта и пожала плечами, — Это трудно объяснить.

— Объясни для начала, кто такой Тоши, — проворчал Бен.

— Это ассистент моего отца. Он работал с ним после окончания колледжа. Блестящий учёный...

— А если это он выслеживает нас? — перебил Бен.

— Нет. Я уверена, что Тоши не будет работать ни на кого, кроме моего отца. — Мидори невольно вспомнила о своей твёрдой уверенности в том, что он собирается найти её.

— А что произошло, когда ты играла вместе с Тоши? — спросил Эндрю. Он вспомнил о «Космических Демонах» со смешанным чувством восторга и ужаса. В его сознании по-прежнему звучал зловещий голос программы. Трудно было поверить, что человек, написавший эту программу, не был злодеем.

— Ты получила сообщение «реагирую на ненависть»? — внезапно спросил он.

— У нас все было иначе, — уклончиво ответила Мидори.

— Как? — с вызовом поинтересовался Бен.

— Вы тоже попали в игру и проходили её изнутри? — добавил Эндрю.

— Да, но не через ненависть.

— А как же?

Лицо Мидори окаменело.

— Через внутреннее молчание, — медленно ответила она. — Это очень трудно объяснить. Человек может чувствовать это... вернее, его внутреннее «я». Тоши хорошо разбирается в этом, потому что занимается дзюдо и другими боевыми искусствами. Но у меня тоже есть кое-какая подготовка.

— В самом деле? — с интересом спросил Эндрю.

Мидори улыбнулась.

— Вообще-то сначала я хотела заниматься балетом или испанскими танцами. Но папа решил, что лучше мне учиться мастерству кендо. Кендо и дзюдо входят в программу школьного обучения. Я не возражала. Мне это даже понравилось. Упражнения делают человека сильнее — не только физически, но и духовно.

— Как и танцы, — заметил Бен, не желавший уступать японке. — И гимнастика тоже.

— Наверное, у неё все-таки было по-другому, — тихо сказала Элейн. — Помнишь, Шез рассказывала, что мы можем многое узнать из японских танцев, потому что они полны внутреннего смысла?

— Все мы интересуемся похожими вещами, — примирительно произнесла Мидори. — Но, может быть, у нас разные подходы.

— Все, кроме Эндрю, — фыркнул Бен. — Его физической подготовки хватает только на то, чтобы двигать мышью по коврику.

— У меня очень спортивный склад ума, — возразил Эндрю, — Каратэ на клавиатуре! Но о чем мне хотелось бы узнать побольше — так это о ниндзя. Потрясающие парни!

— Моего отца заботит судьба молодых людей, — продолжала Мидори, оставив его слова без внимания.

Бен недоверчиво посмотрел на неё. Она заговорила очень быстро, словно опасаясь, что её снова перебьют:

— Несколько лет назад мой двоюродный брат покончил с собой. Он учился в токийской школе и постоянно подвергался унижениям и оскорблениям от старшеклассников. Никто об этом не знал. Его семья была в шоке. Мой отец ужасно переживал — мальчик был единственным сыном его сестры, ему совсем недавно исполнилось тринадцать лет. Отец говорил, что, думая о будущем, он очень боится за меня, своего единственного ребёнка, и за всех других детей. У нас не будет никакой надежды, если мы не научимся сотрудничать и помогать друг другу. Людей на Земле становится все больше, а природные ресурсы истощаются. Мы должны мудро распоряжаться тем, что имеем, иначе нас всех ждёт гибель.

— Поэтому нам пришлось отказаться от пистолета, — промолвила Элейн, вспомнив «Космических демонов».

— Игра привела вас к такому решению, — согласилась Мидори. — Для Тоши и для меня решение оказалось иным. У нас не было пистолета. Мы сражались с демонами голыми руками и побеждали их с помощью боевых искусств. Но в самом конце, чтобы заставить демонов исчезнуть, нам пришлось обнять их...— Она невольно вздрогнула. — Это было отвратительно!

— Значит, пистолеты здесь не в цене? — поинтересовался Эндрю.

— Во всяком случае, не в такой цене, как в некоторых западных странах. И разумеется, после Второй мировой войны Япония не участвовала в гонке ядерных вооружений, хотя сделки с оружием продолжаются. Мой отец с радостью положил бы этому конец, если бы мог.

— Почему он выбрал нас... вернее, меня? — спросил Эндрю.

— Это произошло случайно, — с улыбкой сказала Мидори. — Он несколько раз встречался с твоим отцом, когда работал в клинике, в отделении компьютерной диагностики. Австралия всегда интересовала его. Это западная страна, но не слишком американизированная, там разные народы спокойно уживаются. Австралийское общество имеет много сходных черт с японским, хотя отличий тоже немало, и, наверное, по нашим странам можно судить о том, каким будет мир в следующем веке. Мой отец считает, что люди все больше отходят от традиционной морали. Они думают, что рано или поздно технология и генная инженерия сделают их лучше — так зачем зря тратить силы на добрые дела? Мы находимся на пороге новой эпохи. С помощью этих игр молодые люди смогут учиться и изменять своё сознание к лучшему.

— Значит, мы были для него подопытными кроликами? — язвительно спросил Бен.

— В определённом смысле, — согласилась Мидори. — Твой отец все время твердил, какой ты мастак по части компьютерных игр, — обратилась она к Эндрю. — Он даже спросил моего отца, нет ли у него каких-нибудь особенных игр для тебя, и тогда папа решил дать ему «Космических Демонов».

— И все же, я думаю, ему не следовало этого делать, — тихо сказала Элейн.

— Заинтересовав нескольких людей, он мог помочь многим.

— Не понимаю, каким образом, — возразил Бен. — Почему бы ему не придумать что-нибудь полезное — например, помочь тем бездомным, которых мы видели?

— Технология изменения людей, — серьёзно сказала Мидори. — Она ускоряет эволюцию. Она изменяет наше мышление, наши поступки, наше восприятие мира. Мой отец хочет, чтобы эти перемены были благом для людей, и думает, что нашёл способ сделать это.

— С помощью игр? — спросила Элейн.

— Да, с их помощью.

Эндрю свистнул.

— Неудивительно, что все ищут его. Должно быть, эти игры стоят целое состояние.

— Дело не только в деньгах. Они дают людям власть. — Девушка наклонилась вперёд и тихо спросила Эндрю: — Помнишь кассовый аппарат? И робота?

Он кивнул:

— И продуктовый автомат в аэропорту.

— Мы способны на многое, — заключила Мидори, — Я ещё не знаю, как контролировать эту силу, но в нашем сознании произошло нечто, позволившее нам воздействовать на электронные механизмы. Оно нарушает работу компьютеров, заставляет их действовать непредсказуемым образом...

— Заставляет их делать то, что мы хотим, — вмешался Бен.

— И людей тоже, — добавила Элейн, — Как иначе мы могли одновременно попасть в Японию и собраться вместе? — Она покачала головой, словно не веря собственным мыслям, — Нет, это уж слишком! Это не может быть правдой!

— О чем ты только что подумала? — быстро спросила Мидори.

— Так, пустяки, — ответила Элейн, — Обычная фантазия.

Однако её глаза ярко блестели — то ли от волнения, то ли от подступивших слез.

— Что? — тихо спросил Эндрю.

— Мы можем заставлять свои мечты сбываться, — прошептала Элейн.

Резкий смех Бена неприятно прозвучал в наступившей тишине.

— Я понимаю, как глупо это звучит, — смущённо пробормотала девочка. — Не обращайте внимания.

— Но почему, Элейн? — настаивала Мидори. Не дождавшись ответа, она добавила: — Ты должна сказать. Нам нужно быть полностью откровенными друг с другом.

— Мне кажется, я видела свою маму в Хараюко, — сказала Элейн и отвернулась.

Её мать внезапно бросила их с отцом, когда Элейн было десять лет. Ещё вчера она была с ними такая же, как обычно, — вспыльчивая, своевольная, непредсказуемая, а на следующий день просто исчезла. Отец почти никогда не рассказывал Элейн о ней, за исключением одного раза, когда он крепко выпил и говорил без остановки в течение часа. Девочка появилась на свет, когда её матери было всего семнадцать лет. Она родилась недоношенной и несколько недель провела в клинике под надзором врачей. Когда она наконец появилась дома, это был трудный ребёнок, с желудочными коликами, часто плачущий и требующий постоянного внимания. Мать в основном оставляла дочку на отца. А потом эта женщина, которая не хотела стать ни настоящей женой, ни заботливой матерью, уехала, не оставив объясняющей записки или хотя бы адреса.

Раньше Элейн сочиняла мысленно письма для неё, но уже довольно давно забросила это занятие — с тех пор, как её жизнь более или менее устроилась, когда появился дом и настоящие друзья. Отец стал внимательнее прислушиваться к её мнению, и она распоряжалась своей жизнью свободнее, чем раньше. Но, увидев свою мать в Хараюко, Элейн внезапно почувствовала, что лишилась всего, достигнутого за последнее время.

Увидев мать, девочка осознала, что хотела этого больше всего на свете. Это место в её жизни до сих пор оставалось незанятым, и никакие доводы рассудка не могли заполнить пустоту. Как она позволила матери уйти? Почему она потратила впустую так много времени, почему не искала её, не заставляла отца найти её? Как она могла примириться с тем фактом, что у неё больше нет матери?

— Ты уверена? — Бен пристально смотрел на неё. Он думал, что знает её лучше, чем все остальные. За весь год совместных занятий танцами и акробатикой Элейн ни разу не упомянула о своей матери. — В конце концов, ты уже очень давно не видела её. Возможно, ты немного забыла, как она выглядит. Сколько тебе было лет?

— Десять, — ответила Элейн. — Это случилось более четырёх лет назад.

Внезапно её прорвало, и она высказала то, что уже долго держала в себе:

— Но она часто снилась мне. Женщина, которую я видела в Хараюко, выглядела точно так же, как мама в моих снах.

— Это была женщина возле живой статуи, верно? — поинтересовался Эндрю. — Я тоже видел её. Она напомнила мне тебя, а потом я увидел вас с Беном.

— Значит, это была она, — с горечью сказала Элейн. — Может быть, я вызвала её из своих снов?

Некоторое время все молчали, думая об одном и том же. С помощью полёта мысли они могли подчинить пространство и время своей воле. Они могли проникать в объединённый разум человечества и влиять на ход событий. Это было страшно и чудесно, но главное — наделяло их необычайной властью.

— Будьте осторожны, — прошептала Мидори. — Мы не должны ничего предпринимать до тех пор, пока не поговорим с моим отцом.

Поезд замедлил ход. Мидори встала.

— Наша остановка, — объявила она. — Это Итако.

Они купили пригородные билеты в Хараюко, и на выходе с платформы им пришлось доплачивать у кассового окошечка.

— Я не уверена, что мне хватит денег, — сказала Мидори, обменявшись несколькими фразами со сборщиком билетов, — Извините, что приходится просить, но не одолжите ли вы немного? Мой отец потом вернёт деньги.

— Вот, возьми, — сказал Эндрю. — Отец дал мне немного.

Бен ничего не сказал про банкноту в 5000 иен, полученную от австралийца. Он не хотел, чтобы дочь профессора знала об этом.

Велосипед стоял там, где Мидори оставила его: у выхода со станции, под небольшим пластиковым навесом.

— Ты оставила его здесь на целый день? — изумлённо спросил Бен, — И никто не стащил его?

— С какой стати? Здесь не принято брать чужое.

Солнце уже зашло за горизонт, и небо на западе полыхало багрянцем. Ночь обещала быть морозной. Поёжившись в своей тонкой куртке, Элейн с тоской посмотрела на тёплую стёганую куртку Мидори.

— Что нам теперь делать? — поинтересовался Бен сердитым, осипшим голосом.

— Идти слишком далеко, — сказала Мидори. — Я позвоню отцу.

Из окрестных кафе и магазинчиков доносились сытные запахи незнакомой еды и соевого соуса. Ребята внезапно почувствовали, как они проголодались.

Девушка вернулась, поговорив по телефону-автомату. Она выглядела совершенно успокоившейся.

— Он приедет и заберёт нас, — сообщила она.

— Послушай, Мидори, — сказал Эндрю.— Как насчёт подкрепиться? Мы умираем с голоду.

— Я не уверена, что здесь есть западная еда.

— Не имеет значения. Нам сойдёт что угодно.

Девушка зашла в один из маленьких ресторанчиков и вскоре вернулась с якитори на деревянных шампурах. Они ели жадно и не переговаривались.

Мидори тяжело вздохнула.

— Что случилось? — спросил Эндрю с набитым ртом.

— Вы слишком привлекаете к себе внимание, — ответила она. — Я только зашла в ресторанчик, как официантка начала интересоваться: «А кто ваши друзья: американцы или австралийцы? Они приехали по обмену из высшей школы? Камису или Кашима?» Ну почему люди так любят совать свой нос в чужие дела?

— Что ты им ответила?

— Я сказала, что вы американцы из высшей школы на Гавайях. Но я не люблю лгать.

Они почти доели цыплят, когда приехал профессор. Старая голубая «тойота-корона» остановилась у поворота, и Мидори помахала рукой. Последние лучи заходившего солнца отражались от окошек, мешая разглядеть того, кто сидел внутри.

— Садитесь быстрее, — приказал мужской голос.

Дверцы распахнулись. Ребята положили велосипед

Мидори в багажник и вчетвером погрузились в автомобиль — Мидори рядом с водителем, остальные сзади.

Профессор Ито повернулся и обменялся рукопожатием с каждым из них. Он внимательно смотрел на ребят и называл каждого по имени.

— Итак, я не ошибся, — заключил он. — Игроки собираются вместе.

Он глубоко вздохнул.

— Что ж, чему быть, того не миновать. Я очень рад познакомиться с вами, даже при столь необычных обстоятельствах. У меня такое чувство, будто я хорошо знаю всех. Теперь я быстро довезу вас домой; оттуда мы позвоним вашим друзьям и родственникам, чтобы они не волновались. А потом уж решим, что делать дальше.

Когда автомобиль свернул на главную дорогу, идущую параллельно широкой реке, последние лучи солнца обагрили пламенем тёмную воду. Странное освещение и поразительные события сегодняшнего дня воздействовали на Элейн так, словно ей все приснилось. Она выглянула в окошко и опять же, как во сне, увидела очертания вулкана, плывущие над горизонтом.

— Смотри, Фудзи-сан! — воскликнула Мидори.

— Гора Фудзи? — переспросил Бен. — Не может быть! Мы же очень далеко от неё.

— Да, далеко, — подтвердил профессор Ито. — Но в ясные зимние вечера Фудзи-сан можно видеть даже отсюда. Вам повезло. — Он немного помолчал, а потом тихо добавил: — Будем надеяться, что это добрый знак.

Они благоговейно смотрели на священную гору, поднимавшуюся за широкой равниной Кенто. Автомобиль пересёк реку Тон, оставил позади последние жилые строения и свернул на узкую грунтовую дорогу, ведущую к холмам через рисовые поля.

Мидори не ошиблась: Тоши действительно думал о ней. Его мозг напряжённо работал, пытаясь отыскать ответ, куда исчезли профессор и его дочь, над проблемой компьютерных игр, превратившихся в желанную добычу для мошенников, бандитов-якудза, связанных с подозрительной религиозной сектой... Но больше всего ему хотелось понять ту загадочную сущность, которая укрепилась в его сознании.

Ночью, после неожиданного визита, его беспокоили очень странные сны, в которых участвовали Мидори и ребята из Австралии. На следующее утро он проснулся с твёрдым убеждением, что им угрожает страшная опасность. Вместо того чтобы идти на работу (Тоши очень переживал по этому поводу, поскольку впервые не пошёл на службу без уважительной причины), он некоторое время сидел за компьютером, пытаясь найти какую-нибудь информацию о секте «Чистого Разума».

Секта активно участвовала в Сети и имела собственную доску объявлений, в меню которой были фотографии молодого и неожиданно обаятельного гуру. Тоши смог подключиться к ВВ (от англ. Bulletin Board — «доска объявлений») на правах гостя и провести общее, довольно поверхностное расследование.

Движение «Чистого Разума» казалось типичной религиозной сектой, ортодоксальной, жёсткой, обещавшей безопасность и спасение в загробной жизни в обмен на рабскую покорность и полный отказ от здравого смысла. Но некоторые сведения наводили Тоши на мысль, что в отношении высоких технологий дело обстояло не так просто. Возможно, лидер секты узнал об изобретении профессора Ито от Кеньиши Сузуки и решил заполучить его. Не желая привлекать к себе постороннего внимания, молодой человек не стал углубляться в исследование этого вопроса.

Он мимоходом поискал Скенвоя — одинокий голос Сети, часто забавлявший его своими интригующими сообщениями. Скенвой не преминул появиться:

«Если твой разум чист, то, наверное, тебе промыли мозги».

Тоши подумал, читают ли члены секты «Чистого Разума» послания Скенвоя. Едва ли... но замечание о промывке мозгов заставило его всерьёз задуматься о связи между компьютерными играми и возможностью изменения человеческого мышления. Это могло быть мечтой маньяка. Религиозный лидер, получивший доступ к такому чуду, мог обратить в свою веру больше людей, чем Христос, Будда и Магомет вместе взятые. Впрочем, Тоши сомневался, что кто-либо из великих духовных наставников человечества одобрил бы подобные методы. Мысль о том, что игры могут попасть в руки безответственных людей, причиняла ему сильнейшее беспокойство.

Его тревога ещё больше возросла, когда он наведался на квартиру Ито и обнаружил, что двое якудза побывали там вчера вечером.

Соседи Ито утверждали, что не имеют понятия о том, куда уехал профессор, и Тоши верил им. Удача улыбнулась ему, когда он попробовал навести справки в магазинчике на углу и встретился с девушкой, учившейся в одной школе с Мидори.

— Её бабушка живёт в Итако, — сообщила она после недолгого раздумья. — Может быть, они отправились туда встречать Новый год.

Итако? Тоши даже не знал, где находится это место. Он вернулся в свою квартиру и порылся в справочниках. Стоит ли ехать так далеко, если след может оказаться ложным? А если он поедет, то как найдёт их? Кроме того, если секта «Чистого Разума» или, ещё того хуже, боссы «ЕЗ» установят за ним слежку, то он может привести их прямо к профессору.

С другой стороны, якудза могли уже получить такую же информацию, и тогда они сейчас находятся по пути в Итако. А это значит, что Тошихиро Тода тоже должен отправиться туда и защитить Ито и Мидори.

Мысли Тоши вращались по замкнутому кругу. Наконец он опустился на татами, закрыл глаза и попытался очистить свой разум для медитации.

То, что он там обнаружил, заставило его спешно упаковать сумку и сесть на ближайшую электричку до Токио. Он вступил в контакт с существом, обитавшим внутри его разума. Оно ещё не вполне сформировалось. Оно находилось в поре младенчества, но, если бы ему было позволено разрастись и окрепнуть, оно набрало бы достаточно сил, чтобы преобразить электронный мир и сделать виртуальную реальность мгновенно доступной для любого человека.

«Тот, кто будет контролировать эту силу, захватит контроль над нами, — подумал Тоши. — Этот человек обретёт неограниченную власть над электронным миром, а в наши дни это означает, что он обретёт власть над всем миром!»

По пути в Токио у молодого учёного было достаточно времени для размышлений. Он разговаривал с эмбрион-ной сущностью своего сознания. И понял, что она растёт и развивается. Она сумела вступить в контакт с ребятами и собрать их вместе. Её уже было трудно контролировать. Тоши чувствовал, как его самого затягивает в омут неведомой энергии. Чтобы не поддаться искушению, он призвал на помощь все силы своего разума и волю, отточенную за годы духовной практики. Он обнаружил, что может выстоять против этой сущности, но она продолжала соблазнять его обещанием безграничных возможностей. С каждым разом становилось труднее развеять её чары и вырваться на свободу. Это было жутко и захватывающе. Ему предлагали освобождение от тяжёлой работы, повседневной рутины и (с чем он был согласен) от довольно скучной жизни. Тоши не представлял своё будущее в «ЕЗ» без профессора Ито. Поскольку он никого не уведомил об отъезде, его карьера в компании, скорее всего, уже закончена. Так что же уготовано ему в будущем? С одной стороны, очень мало, с другой — вся власть и богатства мира.

В электричке было очень тепло, почти жарко, но Тоши то и дело зябко вздрагивал и передёргивал плечами.

Сойдя на платформу Токийского вокзала, он со всех ног помчался в ближайшее бюро путешествий, чтобы выяснить, как поскорее доехать до Итако. Он потратил почти все оставшиеся деньги на автобус-экспресс. Это было значительно дешевле, чем ехать на поезде; к тому же автобус уходил через пятнадцать минут.

В автобусе Тоши провёл более тщательное исследование, зондируя и изучая чуждый разум. Когда он вышел на окраине Итако-маши, у него сложилось достаточно чёткое представление о том, что произойдёт. Это ужасало его. Чуждый разум обладал поразительной силой. Любой, кто мог контролировать его, получал власть над всеми электронными системами в мире. Все прочие попытки создания виртуальной реальности бледнели перед такой перспективой.

Тоши представлял себе страшную опасность, которая могла произойти. Оставался только один выход: разум, пытающийся завладеть им, должен быть уничтожен. Тошихиро должен приложить все силы, чтобы не раствориться в нем. Клеткам будущего существа нельзя воссоединиться. Если это случится, то чуждый разум убьёт их всех, включая и себя.

Неподалёку от автобусной остановки была станция техобслуживания, там он выпил чашечку чёрного кофе и расспросил местных служащих о миссис Ито. Оказалось, что её ферма находится довольно далеко от города, но Тоши не сомневался, что найдёт дорогу. Он понимал, что его притягивает к остальным. Нужно лишь следовать за той силой, которая ведёт его... до поры до времени.

Он поднял воротник своей куртки и отправился пешком по мосту через реку Тон. Ледяной ветер, задувавший с бескрайних равнин, обжигал его лицо. В небе медленно плыли огромные облака, закрывавшие звезды. На его черные волосы плавно опустились первые снежинки.

Тоши выглядел как обычный молодой японец в недорогой повседневной одежде. Но продвигался он вперёд с решимостью и непреклонностью своих предков-самураев.

— Сначала мы должны позвонить вашим друзьям и родственникам, — объявил профессор Ито, когда трое австралийцев и его дочь вошли в дом. — Это наша первоочередная обязанность.

Сказав это, он улыбнулся, и Эндрю понял, что это мягкий, умный, доброжелательный человек.

Пожилая мать профессора трудилась на заднем дворе. Увидев прибывшую компанию, она не удержалась от изумлённого возгласа. Когда все вошли в дом, предварительно сняв обувь, она предложила на выбор чай, бульон с лапшой, кофе, кока-колу — все необходимое, чтобы они могли чувствовать себя как дома. Миссис Ито немного говорила по-английски, но не так свободно, как её сын и внучка, поэтому, как только Мидори сообщила ей, что Эндрю учит японский, она обращалась к нему только на своём родном языке. Он понимал не более одного слова из десяти, но прилежно кивал и повторял «хаи, хаи» и «аригато гозаимацу».

Каждый из них по-разному реагировал на обстановку дома, в который они попали словно по мановению волшебной палочки. Элейн была очарована мягкой расцветкой и приятным травянистым запахом татами, простором комнат, темными тонами полированного дерева, контрастировавшими с индиговым цветом подушек на полу, красотой незатейливой икебаны. Помещение было небольшим, и она чувствовала себя уютно.

Эндрю изумило, что японский дом оказался маленьким по сравнению с австралийскими и даже с квартирой его отца в Сиднее. Он ошибочно принял простоту за бедность, но потом заметил множество небольших, но сложных электрических и электронных приспособлений, удобно размещённых в разных местах. Этот контраст очень понравился ему.

Попытка разговаривать на иностранном языке помогла Эндрю почувствовать себя совершенно другим человеком. Он неожиданно понял, что ему не нужно сохранять ограничения, накладываемые местом, где он жил раньше, или семьёй, в которой родился. Он мог быть кем угодно. Происходившее смущало его, и, когда он пытался думать об этом, его разум отказывался реагировать, словно подойдя к запретной черте. Однако Эндрю не боялся. Он чувствовал себя уверенно и не сомневался, что они смогут справиться с любыми трудностями. Про себя он уже решил, что доверяет Мидори, а возможно, и её отцу.

Встреча с профессором Ито как бы завершала долгое паломничество. Эндрю так много думал о таинственном создателе игр — и теперь он находился здесь, в его доме! Он был на седьмом небе от счастья.

Зато Бен вовсе не чувствовал себя комфортно. Ему не нравилось, когда пожилая женщина гладила его светлые волосы, восхищаясь ими. Ему был неприятен запах дома; он не знал, чем тут пахнет. Во всяком случае, в австралийских домах пахло по-другому. Слушая, как Мидори и профессор Ито обмениваются быстрыми фразами на непонятном языке, он не мог не думать о том, что именно этот человек создал «Космических Демонов» и «Небесный Лабиринт». Черные трещины «Космических Демонов», угрожавшие затопить весь мир, Бледные Стражи, захватившие его и Элейн в «Небесном Лабиринте», — все эти воспоминания снова нахлынули на него. Он чувствовал себя скованно, неуютно и отчаянно тосковал по дому. Больше всего на свете ему сейчас хотелось оказаться в своей комнате, в Аделаиде.

— Следуйте за мной, — сказал профессор Ито, открыв раздвижную дверь, выходившую на задний двор.

На улице немного потеплело. Ветер стих, и небо было затянуто плотными облаками.

— Ночью пойдёт снег, — заметил он. — Специально для наших уважаемых гостей из Австралии. Вам приходилось раньше видеть снег?

— Мне — нет, — ответила Элейн. — А что, в самом деле пойдёт снег?

— Ото-сан! — умоляюще воскликнула Мидори.

Её отец рассмеялся.

— Дочь думает, что я веду себя недостаточно серьёзно, — пояснил он. — Она считает, что сейчас не время болтать о погоде.

Миссис Ито вышла за ними с садовыми шлёпанцами для ребят. Обувь оказалась слишком маленького размера, и им пришлось добираться на цыпочках до каменной кладовой с тяжёлой стальной дверью.

— Здесь я держу свои компьютеры, — сказал профессор Ито. — Во многих японских семьях есть такие кладовки — землетрясения и пожары случаются довольно часто, поэтому нам нужно иметь несгораемое место для хранения ценностей.

— Что случится, если ваш дом сгорит? — поинтересовалась Элейн.

— Мы построим новый, в таком же стиле, —добродушно ответил учёный. — Многие из наших самых знаменитых зданий и храмов неоднократно восстанавливались после пожаров.

— Вроде Осакского замка, —добавила Мидори.

— Совершенно верно. — Профессор открыл два замка, распахнул дверь и включил свет. Австралийцы изумлённо смотрели на компьютеры, установленные на рабочей скамье. Электронные машины странно контрастировали со старыми сундуками и ящиками, выстроившимися у стен и сложенными на полках.

— Здесь есть телефон, — сказал Ито. — Вы помните нужные номера?

— Что мы им скажем? — спросила Элейн. — И когда мы вернёмся? У нас с Беном на завтра назначена репетиция.

— Скажите им, что вернётесь завтра. Сейчас уже слишком поздно ехать в Токио. Если будет необходимо, передайте трубку мне, и я объясню. А потом мы обсудим положение и решим, что делать дальше.

— Странно, — сказала Элейн час спустя, после того как все телефонные звонки и объяснения были сделаны. — Шез рассердилась совсем не так сильно, как я думала. Как только мы начали разговаривать, я почувствовала, что она поймёт меня.

— У меня такая же история, — добавил Эндрю. — Отец был доволен, узнав, что я все-таки встретился с профессором... Но если бы я так же внезапно исчез из дома в Австралии, то он точно полез бы на стенку.

— Япония в общем безопасное место для молодых людей...— начал было профессор Ито.

— Думаю, дело не только в этом, — сказал Эндрю. — То же самое произошло перед нашим отъездом в Японию. Как только я решил, что мне хочется попасть сюда, ничто не могло остановить меня. Все шло как по маслу, словно я обладал какой-то непонятной силой. А теперь, когда мы собрались вместе, эта сила увеличилась. — Он пристально посмотрел на Мидори. — Не так ли?

Бен вмешался в разговор, сердито сверкнув глазами:

— Мы дали вам силу, и поэтому вы послали свою дочь, чтобы она привезла нас сюда? Мы сможем реализовать свои желания. Вы хотите контролировать эту способность?

— Не хочу, — спокойно ответил профессор. — Я стараюсь обуздать силу, которая стремится войти в мир через ваш разум. Понимаете, я создал её. Ответственность лежит на мне. Я должен убедиться, что ни вам, ни другим людям не будет причинён вред. Чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу, мне понадобится ваше полное сотрудничество.

— Какую катастрофу? — спросила Элейн. — Если мы можем выполнять свои желания, то сами о себе позаботимся, верно?

— Боюсь, о моем открытии стало известно некоторым беспринципным людям, — с горечью сказал Ито. — Поэтому я и уехал в Итако. Я скрываюсь здесь и пытаюсь найти выход из создавшегося положения, прежде чем мои недруги найдут меня.

Он сочувственно посмотрел на ребят.

— Я всего лишь хотел дать людям новое образование, чтобы они могли измениться к лучшему, — продолжил он. — Я видел, как технология меняет человечество, как она наделяет немногих его представителей огромной властью, одновременно отгораживая их от реальности, а большинство людей оказались на задворках общества. Но вы стали ключом к почти невообразимой силе. Вы — единственные, кто прошёл до конца две предыдущие игры — «Космических демонов» и «Небесный лабиринт». Больше в них никто играть не будет, но третья игра...

— Значит, она все-таки существует, — пробормотал Бен. — Мне следовало бы догадаться!

— Насколько мне известно, третья игра написана лишь частично. Она находится на жёстком диске этого компьютера.

— Неужели вы не знаете, частично она написана или полностью? — спросил Эндрю.

— Мне следовало бы знать, не так ли? В конце концов, я программист. Но я прекратил работу над ней, когда стало ясно, что возникли отклонения, которые мне и не снились. Игра начала писать саму себя. Я пытался совладать с ней, но она постоянно опережала меня. Я даже хотел полностью стереть её, но тогда она распространилась как вирус, заполнив практически все пространство диска. Я так и не смог избавиться от неё. В конце концов я выключил компьютер в надежде, что программа остановится, до тех пор, пока я не придумаю, как обуздать её.

Профессор немного помолчал; слова давались ему с трудом.

— Лишь потом я осознал, что моя программа уже ускользнула из компьютера. Она совершила непредсказуемый прыжок в человеческую нервную систему. Она внедрилась в сознание людей, знакомых с нею по двум предыдущим играм, и теперь играет ими!

— Какая отвратительная игра! — Бен скривился. — Выходит, у нас в мозгу завелись компьютерные паразиты? Как вы могли это допустить?

— Я предотвратил бы это, если бы мог! — воскликнул Ито, едва сдерживая себя. — Мой единственный ребёнок тоже среди вас!

Бен отвернулся с возмущённым видом.

— Это существо может оказаться очень опасным, — уже спокойнее продолжал профессор. — Но я уверен, что путь к контролю над ним лежит через сотрудничество. Бесстрастный и рациональный разум способен одержать победу, а замкнутость и раздробленность приведут лишь к поражению.

— Бен, — тихо сказала Элейн, остро ощущая его настроение. — Мы должны доверять друг другу. Сейчас это единственный выход. Мы справимся, но нам придётся сделать это вместе.

Эндрю рассмеялся, сам не зная почему: в их положении не было ничего забавного.

— Мы как будто перестали быть индивидуальными людьми, — сказал он, отвечая на недоуменные взгляды остальных. — Мы стали частью друг друга. Мы связаны, понимаете?

— «Шинкей», — прошептал Ито.

Мидори кивнула со странной улыбкой на губах, как будто её тоже забавляло что-то, на самом деле совсем не смешное.

— «Шинкей»? — повторил Эндрю. — Что это означает?

— Основное значение этого слова — «нерв» или «нервная система». Но первоначально оно означало канал связи с богами, «божественный путь». — Помолчав, профессор добавил почти извиняющимся тоном: — Это название, которое я хотел дать новой игре.

В тишине, последовавшей за этими словами, все услышали какой-то звук снаружи. Тихий, едва слышный — но ошибки быть не могло: кто-то стоял за дверью.

Рядом со стальной дверью, врезанной в каменную стену, находился крошечный смотровой глазок, закрытый задвижкой. Профессор Ито откинул задвижку и выглянул в тёмную ночь. В воздухе кружились редкие снежинки. Взгляд учёного остановился на оранжевом отблеске последних оставшихся персиков, которые ярко розовели на снегу, оседавшем на ветвях старого дерева. По такому случаю уместно было бы сочинить хайку... если бы у него было время для этого. Какая-то часть существа профессора спокойно оценивала красоту увиденной картины и подыскивала подходящие слова для её описания, но другая, более прагматичная и рассудочная, с облегчением узнала фигуру, стоявшую у двери.

— Это Тоши, — сказал он.

— Тоши! — просияла Мидори. — Мы можем впустить его?

— Думаю, он один из вас, — сказал Ито. — Поэтому рано или поздно он должен был прийти.

Девушка подбежала к двери и открыла её.

Высокий человек вошёл внутрь, отряхивая снег с чёрной куртки и капюшона. Гость напомнил Эндрю ниндзя, хотя он тут же упрекнул себя за то, что начинает мыслить расхожими стереотипами.

Профессор представил австралийцам Тошихиро Тода. Молодой человек кивнул, поочерёдно повторив каждое имя, словно уже хорошо знал ребят. Он держался сдержанно, почти робко, но что-то в его осанке и в выражении его лица делало его похожим на самурая, одетого в традиционный японский наряд, — бесстрастного, целеустремлённого, не ведающего жалости. Эндрю поёжился.

В следующее мгновение его страх стал реальностью, так как Тошихиро вежливо поклонился и произнёс на превосходном английском языке:

— Мне очень жаль, но, по-видимому, мне придётся убить вас.

— Тоши, друг мой. — Когда Ито волновался, его оксфордское произношение сразу же становилось заметным. — Успокойся, пожалуйста. Нам ни к чему устраивать мелодрамы.

— Сэнсей, это единственный способ остановить распространение вируса, — серьёзно отозвался гость. — Вы понимаете, что происходит, не так ли?

Затем он быстро заговорил по-японски.

— Да, да, мы пришли к одинаковым выводам, — ответил Ито. — Но приняли разные решения. Сначала мы должны испробовать другие способы. И, мой дорогой Тоши, я должен попросить тебя говорить по-английски из уважения к нашим гостям.

Тот посмотрел на ребят. От Эндрю не ускользнуло лёгкое презрение в его взгляде.

— Полагаю, никто из них не говорит по-японски?

— Эндрю немного умеет, — сказала Мидори.

— Они ещё дети, — добавил Ито. — Они нуждаются в защите.

— Они не дети, — резко возразил Тоши. — Может быть, они ещё не взрослые, но уже не дети.

Как ни странно, Элейн почувствовала искреннее расположение к молодому японцу. Ей нравился его неукротимо-серьёзный, почти одержимый вид, и она без труда различала под внешней оболочкой мягкость и нервозность, свойственные его характеру.

— Они должны взять на себя ответственность, — продолжал Тоши. — Другого выхода нет. Эта вещь... этот монстр начинает жить, и мы обязаны остановить его. К тому же вас разыскивают две разные группировки, профессор. Возможно, вы уже знаете о «Хедуорлде». Мистер Миллер решительно настроен найти вас во что бы то ни стало. А кроме того, секта «Чистого Разума» ...

— «Чистый Разум»? — удивился профессор. — Что им нужно от меня?

— То же самое, что и остальным, — нетерпеливо ответил ассистент. — Простите за прямоту, сэнсей, но вам не удастся держать такое изобретение в тайне. Оно открывает доступ к источнику огромной силы, и естественно, что люди стремятся завладеть им. Единственный способ помешать этому — покончить с жизнью, чтобы существо в нашем сознании тоже умерло, не найдя себе другого пристанища.

Все замолчали. Эмоциональный всплеск Тоши напомнил им о серьёзности положения. Он выразил их наихудшие опасения.

— Я понимаю ваши доводы, — сказал Эндрю, пытаясь разрядить атмосферу. — Но сначала мы можем попробовать что-нибудь ещё, верно?

Тоши не обратил на него внимания и поклонился профессору Ито.

— У вас есть подходящий меч, сэнсей?

— Разумеется, можем, — добродушно произнёс профессор, обратившись к Эндрю. — Не волнуйтесь, Тоши чересчур остро реагирует на проблему. Он ничего не может с собой поделать: в нем говорит его самурайская кровь. Но я обещаю вам, что не позволю никого убивать или совершать сеппуку в моем доме.

Он повернулся к молодому учёному и произнёс несколько слов по-японски.

— Что он сказал? — спросил Эндрю у Мидори.

— Он говорит, что Тоши прав, но это должно быть нашим последним шагом, а не первым. Есть другие возможности.

Эндрю смотрел на её лицо, снова ставшее суровым и воинственным.

— Это тебя не беспокоит?

— Конечно, беспокоит. Но до этого не дойдёт, особенно если мы будем помогать друг другу.

— Почему-то мне кажется, что нас ожидают трудности, — заметил Бен, с неприязнью покосившись на Мидори.

Ито и Тоши вели долгую дискуссию, постоянно переходя с английского на японский. Наконец профессор повернулся к ребятам и сказал:

— Теперь вам нужно отдохнуть. Для предстоящего дела нам понадобятся свежие силы, а раннее утро — лучшее время для рискованных предприятий.

Тоши был явно не согласен с мнением своего шефа, но не решился противоречить старшему по возрасту и положению. Он кивнул, глядя на носки своих ботинок с таким видом, словно они вызывали в нем глубокое отвращение.

В молчании все вернулись в дом. Оба-сан пожурила Бена за то, что он забыл снять садовые шлёпанцы в комнате, застланной татами. Затем некоторое время все выясняли, кто первым пойдёт мыться и как пользоваться японской ванной. В конце концов Эндрю и Бен решили обойтись без мытья и принять душ утром. Элейн пошла в ванную вместе с Мидори, собиравшейся показать ей, что нужно делать, а миссис Ито объяснила Эндрю с Беном, где находится туалет.

Двое ребят прошли в спальню за пожилой женщиной, где обнаружили футоны и тёплые стёганые одеяла, уже уложенные для них на полу. В доме было холодно, и оба с радостью залезли в постель. Некоторое время они лежали без сна, размышляя о событиях прошедшего дня, гадая о том, что принесёт следующее утро, и пытаясь забыть о зловещей силе, поселившейся в их сознании.

Эндрю уже засыпал, когда Бен неожиданно обратился к нему:

— А как насчёт Марио? Он ведь тоже один из нас. Разве он не должен быть здесь?

Эндрю что-то невнятно пробормотал. Он слишком устал, чтобы ответить, но в последние мгновения перед сном он тоже думал о товарище.

Бен прав. Марио должен быть с ними.

— Как ты думаешь, здесь поблизости есть «Макдональдс»? — прошептал Бен на ухо Эндрю, когда они сели завтракать. Он с некоторым страхом смотрел на низкий столик, где стояли чашки с рисом и маринованными овощами. Мать профессора Ито поставила перед ним дымящуюся тарелку мисо ширу.

— Кажется, меня сейчас стошнит, — прошептал Бен.

Он шутил лишь наполовину. Необычный запах вызвал спазм в его желудке. Он с тоской подумал о кукурузных хлопьях, шоколадной пасте и хрустящем картофеле, зябко передёрнув плечами. В доме было очень холодно. Чего бы он сейчас не отдал за плотный горячий завтрак!

Элейн выглянула в окно. Комната была освещена ясным, каким-то неземным светом.

— Смотри, Бен! — воскликнула она.

За ночь навалило много снегу. Кусты и деревья в саду надели белые уборы, каменные фонари и крыши засверкали искрящимся инеем.

— Разве это не волшебство? — восхищённо прошептала Элейн.

Бен подошёл к окну. Несмотря на плохое настроение, он был очарован картиной, раскинувшейся перед ним.

Белизна изменила ландшафт, словно растянув местность через рисовые поля к подножию дальних холмов. Деревья на крутых склонах склонились под тяжестью снега. Между домом и холмами, в центре одного из полей, темнела небольшая сосновая роща. Сжатые рисовые стебли под снегом создавали удивительный, сказочный узор.

— Как ты думаешь, почему они оставили там эти сосны? — спросил Бен.

Мидори пришла из кухни, где она помогала своей бабушке. Поставив на стол тарелку с тостами, она тоже подошла к окну. Аппетитный запах поднял настроение Бена.

— О, тосты! — радостно воскликнул он и повернулся к столу.

— Что это за группа деревьев? — спросила Элейн у девушки.

— Там находится старинная гробница. Может быть, лисья гробница — надо будет узнать у бабушки.

— Гробница? Это что-то вроде храма? — Элейн прищурилась, прикрыв глаза ладонью от яркого, слепящего снега. Она не видела никаких строений — были только сосны и какие-то бумажные ленты, привязанные к ветвям и колышущиеся на ветру.

— Не совсем, — ответила Мидори. — Это не настоящий храм со статуями богов. Местные жители приходят к гробнице, приносят дары и привязывают к деревьям бумажные ленты с просьбами об исполнении желаний.

Девушки одновременно заметили какое-то движение вдали. Тёмная тень на снежном фоне быстро скользнула в сторону и исчезла за деревьями. Мидори и гостья переглянулись.

— Там кто-то есть, — прошептала Элейн.

— Возможно, один из местных крестьян, — предположила Мидори.

— Он прячется от нас, — возразила австралийка.

Мидори подбежала к ванной и застучала в дверь.

— Ото-сан, ото-сан!

Её отец вышел с электробритвой в руке. Его мокрые волосы были растрёпаны.

— Там, за деревьями, кто-то есть, — выдохнула дочь. — Кто-то прячется и наблюдает за домом!

— Значит, они выследили нас, — тихо произнёс Ито. — Так быстро! Я надеялся, что у нас будет немного больше времени.

Он позвал по-японски, и Тоши вышел из соседней комнаты, где занимался своими утренними упражнениями.

Профессор стал быстро рассказывать ему о том, что видела дочь. Тода пробормотал что-то похожее на ругательство.

— Должно быть, за мной следили, — сокрушённо сказал он. — Нам нужно было покончить с этим вчера вечером. Мы потратили время впустую, а теперь, наверное, уже слишком поздно.

— А может быть, они следили за нами, — заметила Мидори. Она покосилась на Бена. — Вчера в парке Хараюко мы встретили двух мужчин, похожих на Киношиту-сан и мистера Миллера. Они сфотографировали Бена.

— Как? — воскликнул Тоши. — Почему же ты не сказала? — Он повернулся к профессору Ито. — Эти дети не имеют представления, какой опасности они подвергаются.

— Вчера вы утверждали, что мы не дети, — напомнил Эндрю, задетый презрением, прозвучавшим в голосе молодого японца.

— Вы ведёте себя не умнее дошкольников! — возмутился Тоши.

— Этот человек дал тебе что-нибудь? — тихо спросил профессор Ито, обратившись к Бену. Увидев, что юноша колеблется, он добавил: — Не бойся, я не рассержусь на тебя. Но ты должен доверять мне. Мы все должны доверять друг другу.

— Он дал мне немного денег, — неохотно признался Бен. Вытащив из кармана банкноту в 5000 иен, он протянул её Ито. Тоши взял её из рук профессора и поднёс к свету.

— Она каким-то образом помечена, — с отвращением произнёс он. — Они выследили нас с помощью этой дряни!

Больше он ничего не добавил, но на его лице явно читалось раздражение. Бен почувствовал, что краснеет.

— Мне очень жаль, — сказал он. — В самом деле. Но откуда мне было знать?

— Теперь дело уже сделано. — Профессор Ито стал изучать банкноту. — Очень интересно. Раньше мне не приходилось видеть такого хитроумного устройства. Полагаю, нам следует уничтожить его... а все-таки жаль.

Тоши внимательно следил за ним.

— Вы должны согласиться со мной, — сказал он. — Мы не можем отдать этих детей в чужие руки. Опасность слишком велика.

Миссис Ито вернулась в комнату, неся заварочный чайник и термос с горячей водой.

— Оша, — с улыбкой предложила она. — Или кофе, если кто-нибудь предпочитает.

— Мне кофе, — сказал профессор Ито. — Кажется, моему мозгу понадобится дополнительная стимуляция.

Он пил медленно, наслаждаясь крепким, ароматным напитком. Тем временем Тоши достал из шкафчика мощный бинокль и начал рассматривать рощицу.

— Ха! — внезапно воскликнул он. — Я вижу их. Кажется, я узнал этих типов — их послала секта «Чистого Разума». Они уже нанесли мне визит, и я начинаю уставать от их внимания. Очевидно, до них не дошло, что с ними не хотят разговаривать.

Он положил бинокль и направился к выходу.

— Мой дорогой Тоши, что ты собираешься делать? — спросил Ито.

— Однажды я уже выгнал этих парней, — ответил тот. — И не сомневаюсь, что смогу сделать это снова.

Профессор вопросительно взглянул на него.

— Что с тобой стряслось? Ты никогда не был таким самонадеянным.

В этот момент все услышали звук работающего двигателя. По просёлочной дороге к ферме подъезжал автомобиль.

— Кажется, у нас будут две группы гостей, — пробормотал хозяин дома. Он заметно побледнел, но сохранял спокойствие. — Расклад сил явно не в нашу пользу. Интересно, они сговорились друг с другом или появились одновременно случайно?

Никто не мог ему ответить.

— Думаю, вам будет лучше всего спрятаться в кладовке, — предложил профессор.

— Ты должен был сказать мне, что у тебя неприятности! — воскликнула миссис Ито. — Иди и спрячься вместе с детьми, а я постараюсь спровадить незваных гостей.

— Я не оставлю тебя одну, — ответил Ито. — Тоши, отведи детей в кладовую и запритесь изнутри.

Казалось, его помощник собирался оспорить это решение, но Ито властно поднял руку, заставив его замолчать.

— Отправляйтесь быстрее, — сказал он. Его взгляд упал на электробритву, лежавшую на столе. — Бог ты мой, я же не закончил бритье!

Профессор вернулся в ванную и включил бритву. Затем он вернулся за стол и придвинул к себе чашку риса.

Когда Тоши и Мидори выводили ребят из комнаты, Эндрю обернулся через плечо. Профессор Ито завтракал и читал «Майниши Иомиури», как будто в самом деле остановился погостить у матери в канун новогоднего праздника.

Свежий снег скрипел у них под ногами, когда они торопливо шли через сад к кладовой. Эндрю вспомнил о лыжных поездках, и у него мелькнула мысль, сможет ли он когда-нибудь покататься на лыжах со своим отцом и Розой, как они собирались.

Элейн не смогла удержаться от искушения и взяла немного снегу. Она поднесла его к губам, лизнула и ощутила на языке холодную свежесть талой воды. Ей хотелось остановиться и поиграть в этом волшебном снегу, но Мидори нетерпеливо потянула её за руку.

В отдалении кто-то позвал: «Гомен кудасаи!» Затем послышался неразборчивый ответ миссис Ито.

Они вошли в кладовую.

— Что теперь? — спросил Бен. — Мы в ловушке, не так ли?

— Мой отец попытается убедить их в том, что здесь больше никого нет, —ответила Мидори.

— Но они должны знать, что остальные тоже приехали сюда. Они же следили за нами! — не унимался Бен.

— Если так, то чья в том вина? — сердито осадила его девушка.

Бен осмотрел маленькое, тёмное помещение, куда никогда не проникало солнце. Здесь было морозно, даже холоднее, чем на улице. Каменные стены покрылись тонким слоем инея.

— Это не только моя вина, — неожиданно заявил он. — Может быть, они следили за ним. — Он указал на Тоши.

— Сейчас нет смысла препираться и искать виновных. — Эндрю не дал сказать Мидори, собиравшейся яростно защищать Тоши. — Вопрос в том, что мы должны делать дальше.

— Мы подождём, — с самурайской невозмутимостью ответил молодой учёный. Прислонившись к стене, он закрыл глаза.

Через несколько минут Эндрю стало невмоготу от холода и скуки. Тоши и Мидори не испытывали никаких неудобств — по-видимому, они привыкли долгое время сидеть без движения, погрузившись в медитацию. Эндрю пожалел о том, что бросил занятия в секции таеквондо, которую посещал до шестого класса. Отец собирался ходить вместе с ним, но когда Роберт пропустил три занятия подряд из-за поездки в Сидней, Эндрю тоже перестал ездить на тренировки. Интересно, уезжал ли его отец тогда на встречу с Розой? Странно было думать об этом теперь, в Японии. Частые отъезды отца всегда объяснялись срочными вызовами или другой служебной необходимостью, но, конечно, Роза имела к этим поездкам отношение. Детская часть разума Эндрю возмущалась таким предательством, но взрослая, более зрелая, часть радовалась тому, что его отец счастлив с Розой.

Затем он вернулся к действительности. Холод пробирал до костей, и очень хотелось есть — за завтраком он успел проглотить лишь миску супа и один маленький тост.

— Мидори, — позвал он.

Глаза Тоши распахнулись, но японец остался неподвижным. Девушка вопросительно взглянула на Эндрю.

— Мы должны решить, что нам делать дальше, сказал он.

— Что ты имеешь в виду?

— У нас есть сила, верно? Сейчас мы собрались вместе. Что мешает нам воспользоваться своими способностями?

— Тоши-сан? — Мидори посмотрела на молодого человека. Хоть её мучило беспокойство из-за опасности, которой подвергался отец, но близость к Тоши доставляла ей радость. Когда она увидела его вчера, ей хотелось петь от счастья, и с утра она то и дело поглядывала на него, особенно когда он отворачивался. Она не знала, что будет дальше, но в его обществе чувствовала себя спокойно и уверенно.

Тоши закрыл глаза, словно не расслышав вопроса. Но через несколько секунд он убеждённо произнёс:

— Если мы разбудим ту силу, которая связывает нас воедино, то произойдёт катастрофа. Мы не знаем, как контролировать свои способности. Враг уже близко; нам нужно учиться скрывать свою силу, а не выставлять её напоказ. Лучше мы все умрём, чем отдадим её в руки людей, которых не интересует ничто, кроме власти и личной выгоды.

Бену не понравилось очередное упоминание о смерти. Он старался вообще не думать об этом. Ещё меньше его устраивало общество Тоши, который, как выяснилось, оказался чокнутым самураем, готовым выпотрошить сначала их, а потом и себя. Мысленно Бен соглашался с Эндрю. Он считал, что сила, которой они обладают (конечно, если это не привиделось им в кошмарном сне), должна быть использована для самозащиты. Какой смысл обладать силой, если нельзя пользоваться ею?

Он беспокойно заёрзал, потопал ногами и подул в ладоши, чтобы согреть руки. Тоши покосился на него и закрыл глаза, словно ему претило такое проявление слабости.

— Вот, возьми. — Мидори сжалилась над Беном и протянула ему маленький пакет, который вынула из кармана своей куртки.

— Что эго? — с подозрением спросил мальчик. — Какая-то еда?

— Держи. Это кайро, чтобы греть руки.

Бен взял предмет и едва не выронил его.

— Горячий! Это очередное знаменитое изобретение твоего отца?

Девушка рассмеялась.

— Нет, это очень старое изобретение. Я брала его с собой в школу, когда была ещё маленькой и сильно мёрзла.

Бен покатал кайро между ладонями. Он был горячим и приятным на ощупь, но чужим... Странные вещи, непонятная страна. Ему ужасно захотелось домой. К своему стыду, он почувствовал, как к глазам подступают слезы.

— Послушайте, — сказал Бен, стараясь не поддаваться нахлынувшим чувствам. — Как вы думаете, мы можем воспользоваться модемом? К примеру, могу ли я позвонить домой?

Мидори обратилась к Тоши по-японски. Он нахмурился, но затем кивнул.

— Что ты сказала? — спросил Эндрю.

— Я сказала, что мы могли бы включить компьютер, — ответила она. — Это будет лучше, чем сидеть и ничего не делать. Я-то не возражаю против ожидания, но тем, кто не привык к дисциплине, приходится нелегко.

— Должно быть, мы кажемся тебе жалкими слюнтяями, — с обидой заметил Эндрю. С некоторым потрясением он осознал, что Тоши и Мидори не сомневаются в своём превосходстве... Впрочем, эту черту он подмечал и у многих австралийцев. Люди автоматически допускают, что знают больше других — особенно тех, кто отличается от большинства.

— Нет-нет, — торопливо заверила Мидори. — Ничего подобного!

Эндрю указал на японца.

— А он?

Девушка улыбнулась.

— Может быть. Но Тоши очень трудно угодить. Он презирает всех, за исключением моего отца.

— Неправда, — возразил молодой учёный, не открывая глаз. — Есть много людей, которых я не презираю.

— Ты очень гордый, — сказала Мидори. — Хотя и изображаешь из себя смиренного затворника.

— А ты слишком нахальная, — не остался в долгу Тоши. — Тебе следовало бы проявлять больше уважения к старшим.

— Покажите мне, как подключиться к Сети, — попросил Бен. — Я хочу попробовать поговорить с Дарреном через AMUK.

— AMUК? — переспросила Мидори. — Что это означает?

— Это электронная доска объявлений.

— Ты имеешь в виду ВВ? — В голосе японца неожиданно послышался интерес. — Кто тот человек, с которым ты хочешь говорить?

— Мой брат Даррен. Он проводит все свободное время в Сети и сейчас должен быть там... конечно, если смог починить компьютер. Марио что-то сделал с системой незадолго до нашего отъезда.

— Даррен, — повторил Тоши. — Тот самый Даррен, который активировал Темные Облака?

Элейн вздрогнула от его слов. Она хорошо помнила, как ей пришлось бороться с Темными Облаками в «Небесном Лабиринте». Все её тайные страхи были заключены в этих облаках — и Даррен безжалостно обрушил их на неё, вымещая свою враждебность к младшему брату.

— Его нельзя считать одним из нас, правда? — спросил Эндрю.

Тоши немного помолчал, напряжённо размышляя.

— По-видимому, нет, — наконец согласился он. — Выбор программы ограничен теми, кто прошёл до конца обе игры. Ошибкой Даррена было неподчинение приказу не играть в «Небесный Лабиринт». Он не имеет значения для нас.

— Я все равно хочу поговорить с ним, — буркнул Бен, раздражённый высокомерным тоном молодого японца.

Мидори снова посмотрела на Тоши; тот пожал плечами и кивнул. Девушка подошла к длинным полкам сбоку от скамьи, где стояли компьютеры. Она нажала пару кнопок, и оба монитора осветились, издав звонкий, мелодичный звук. Ребята вздрогнули и с беспокойством покосились на дверь.

— Сделай потише, — попросила Элейн.

Мидори вывела звук на минимальный уровень и пододвинула стул для Бена перед маленьким компьютером.

— Вот, — сказала она, — садись за этот.

— Слушай, я не знаю, что делать, — смущённо пробормотал тот, глядя на экран, заполненный непонятными иконками. — Помоги мне для начала, ладно?

— Что именно ты хочешь сделать?

— Поговорить с аделаидской доской объявлений.

Мидори перегнулась через его плечо и подвигала мышью.

— Модем сейчас настроен на передачу. Какой номер тебе нужен? Кстати, в модем встроено записывающее устройство, и папа сможет получить доступ ко всему, что ты напечатаешь. Это имеет значение?

— Мы же договорились не таиться друг от друга, верно?

Пока Бен называл номер, а девушка вводила его в компьютер, Эндрю сказал то, что уже давно вертелось у него на языке:

— Есть ещё один человек, который прошёл до конца обе игры.

Тоши открыл глаза и уставился на юношу словно сова, размышляющая, нужно ли съесть мышь или дело того не стоит.

— Да, — произнёс он. — Поэтому наша сила неполна. И поэтому ещё осталась надежда, что мы сможем обуздать и уничтожить существо, засевшее в нашем сознании.

Все одновременно увидели лицо человека, о котором шла речь. Элейн впервые подала голос:

— Ведь это Марио!

— Мы не встретимся с ним здесь, — отмахнулся Эндрю. — Это было бы уж совсем невероятно!

— Нас всех собирают вместе, — напомнила Мидори. — Возможно, очередь дойдёт и до Марио.

— Есть! — удивлённо произнёс Бен. — Подумать только, я подключился к AMUК!

Он быстро ввёл свой пароль и просмотрел меню разговоров.

— Даррена нет в Сети, — со вздохом сообщил он. — Но я оставлю ему записку по электронной почте. Можно назвать здешний номер, чтобы он мог перезвонить?

— Нет! — одновременно воскликнули Тоши и Мидори. Вспомнив об опасности, они посмотрели на дверь.

Мидори встала и подбежала к смотровому глазку.

— Не открывай его, — предупредил Тошихиро.

— Я и не собираюсь, — прошептала она. — Если они наблюдают, то заметят движение. Я просто прислушаюсь. Хорошо бы узнать, что там сейчас происходит!

К их изумлению, в кладовке послышалось слабое жужжание, а затем откуда-то сверху зазвучал негромкий голос профессора Ито.

Тоши и Мидори переглянулись.

— А это ещё что? — спросил Эндрю.

— Это интерком обратной связи с домом, — ответила девушка. — Должно быть, папа включил его.

Тоши узнал некоторые голоса — иокогамский акцент и северный, деревенский. Затем прозвучал четвёртый голос, резкий и сердитый.

— Кто это такой? — прошептала Мидори.

— Один из боссов «ЕЗ», мистер Киношита, — объяснил Тоши. Он спрашивал себя, что могут делать в одном доме члены секты «Чистого Разума» и руководители электронной компании. Неужели они действительно сотрудничают или каждый преследует свои цели?

— О чём они говорят? — поинтересовался Эндрю.

— Пока обмениваются любезностями. Взаимные представления и так далее. Оба-сан предлагает чай.

— Пока вроде нет опасности, — заметил Эндрю.

Вскоре голоса зазвучали более настойчиво.

— Они спорят друг с другом, — пояснила Мидори. — Киношита-сан уверен, что мы здесь — дети и ассистент профессора. Он настаивает на том, что игры принадлежат «ЕЗ» и должны быть возвращены компании. Они хотят организовать широкую продажу на международном рынке. «Нинтендо» и «Фуджицу» уже работают в этом направлении, и, если «ЕЗ» не получит игры сейчас, они потеряют огромные деньги.

Тут вмешался другой голос, и Тоши подключился к переводу.

— Это Ясунари из секты «Чистого Разума». Он говорит, что игры нужно использовать ради общего блага, а не для извлечения прибыли. Утверждает, что его Мастер обратит их на благодеяние для человечества, что он принесёт мир и гармонию всем народам под эмблемой «Чистого Разума».

— Однако настроен он довольно воинственно, — скептически заметила Элейн, прислушиваясь к сердитому голосу.

— Он отнюдь не мирный человек, — сказал Тоши. — Притворяется мягким и вежливым, в действительности рвёт и мечет. В секте «Чистого Разума» все такие. Они изображают из себя кротких овечек, а на самом деле рвутся к власти. Игры им нужны для того, чтобы оболванивать людей.

Снова послышался голос профессора Ито — такой тихий и спокойный, как будто он обсуждал погоду.

Тоши фыркнул от смеха.

— Переведите, пожалуйста, — попросил Эндрю.

— Он говорит, что игры слишком опасны для широкой продажи, и потому он их уничтожил. А игроки не боятся смерти и скорее умрут, чем позволят выведать их секрет. Об этом я и говорил с самого начала, но он меня не послушал.

— Лучше бы здесь поменьше болтали о смерти, — пробормотал Бен. Он по-прежнему сидел за компьютером, разговаривая с далёкой доской объявлений в Аделаиде. Каким спокойным и уютным казался ему сейчас родной город! — Я не собираюсь умирать.

Бен напечатал несколько строк на экране.

— О! — приглушённо воскликнул он и осмотрелся по сторонам. Никто не обратил на него внимания. Мидори и Тоши напряжённо вслушивались в японские фразы, доносившиеся из интеркома, а Эндрю и Элейн с нетерпением ожидали перевода.

Бен напечатал: «Привет, Марс!»

Ты чувствуешь, как твой разум полностью пробуждается. Он все ещё разделён, но его части притягиваются друг к другу. Возникают связи, наделяющие тебя силой, ради которой ты был создан, силой, в которой заключается твоё предназначение. Ты должен стать единым. Разделённость причиняет тебе боль, эхом отдающуюся в клетках твоего ещё не оформившегося существа. Ты стремишься к осознанию, но «сознавать» означает «чувствовать боль». Ты не хочешь боли. Она сердит тебя.

— Проклятье, — пробормотал Бен, когда связь прервалась. Экран мигнул, на мгновение погас, потом снова включился. Тоши покосился на него.

— Что ты там делаешь? — требовательно спросил он.

— Ничего особенного, — ответил Бен. — Просто потерял связь с абонентом Сети. Сейчас перезвоню.

Но ему не хватило времени. Голоса в интеркоме стали звучать громче, в их тоне послышались угрозы.

— Они хотят обыскать кладовую, — сообщила Мидори. — Они идут сюда!

Ребята услышали, как открылась задняя дверь дома. По снегу заскрипели шаги.

Бен наугад нажал пару клавиш. Ему никак не удавалось настроить модем на повторный звонок. Он передвинул курсор на соседнюю иконку и щёлкнул мышью. Экран засиял глубоким пурпурным цветом. В центре закружилась воронка водоворота, распахнувшаяся перед его глазами. Оттуда медленно выплыло слово, написанное сначала английскими буквами, а потом иероглифами каньши.

«Шинкей».

Экран соседнего компьютера тоже засветился, и на нем появилась такая же надпись. Из встроенных динамиков послышался низкий, стонущий звук.

— Что ты наделал? — закричал Тоши, глядя на экраны.

— Ничего. — Бен встал и попятился от скамьи. Он слишком хорошо помнил тот жуткий момент, когда его затянуло в такой же водоворот с экрана во время игры в «Космических Демонов». — Смотри. — Он потянул Эндрю за рукав. — Эта штука снова пытается затащить нас внутрь. Я ни за что не поддамся!

Никто не двигался. Все прислушивались к шагам, приближавшимся к двери.

— Элейн! — Бен неожиданно повернулся к ней. — А как же Шез? Как же наши танцы? Ведь ради этого мы приехали сюда. Давайте откроем дверь, отдадим им игры и уберёмся отсюда.

— Боюсь, уже слишком поздно. — Несмотря на опасность, Тоши сохранял вежливый тон. — Видишьли, единственный оставшийся элемент игр — за исключением той малости, которую ты сейчас включил с жёсткого диска, — это мы сами. Мы — последняя и окончательная игра. Мы — «Шинкей». И если нет другого выхода, то мы должны умереть.

Он повернулся к Мидори.

— Полагаю, вы держите здесь свои семейные реликвии?

Она кивнула.

— У вас конечно же есть подходящий меч? — Голос Тоши звучал немного взволнованно, но решительно.

Мидори подошла к противоположной стене, где под низкой полкой стоял длинный ящик, покрытый красным лаком. Тоши помог ей вытащить его наружу. Ящик был заперт старым цифровым замком. Окоченевшими от холода пальцами Мидори вращала колёсики, набирая нужную комбинацию. Наконец ящик открылся. Она вынула длинный, узкий предмет, аккуратно обёрнутый мягкой тканью.

— Один из сёгунов подарил его нашему предку, — сказала она. — Он очень старый и ценный.

— И очень острый, — без всякого выражения добавил Тоши. Он освободил от ткани длинное, изогнутое стальное лезвие и оценивающе взвесил клинок в руке.

Впоследствии Элейн рассказывала, что в тот момент весь мир застыл для неё в ледяном оцепенении. Сероватый полумрак кладовой, тусклые отблески стального клинка, бледные лица вокруг неё... Время тоже остановилось, словно замерло.

Шаги приблизились и остановились за дверью. Кто-то подёргал ручку, затем резко постучал. Послышалась сердитая фраза по-японски — говоривший требовал открыть дверь.

Тоши занёс меч. Его рука немного дрожала, как будто он не был вполне уверен в том, что сможет закончить начатое. Остальные недоверчиво переводили взгляды с меча на экран компьютера, с экрана на дверь и обратно на самурайский клинок.

Их будущее повисло на волоске, но все чувствовали, что выбор уже ускользнул от них. Совершалось нечто неизбежное, и они ничего не могли с этим поделать.

Ты ощущаешь опасность. Ощущаешь страх эмбриона перед выкидышем. Твоя жизнь вот-вот закончится, не успев начаться. Твои клетки, почти достигшие единства, собираются уничтожить друг друга. Ты противишься этому и кричишь изо всех сил. Ты делаешь одно огромное усилие, чтобы сохранить свою целостность. Ты обращаешься к своим клеткам, призываешь их к себе, тянешь их к своему центру.

Стон, исходивший из динамиков, перерос в жалобный вой. Комната наполнилась сполохами пурпурного света. Казалось, пошёл кровавый снег. Блеснуло лезвие меча, занесённое для удара.

«Сейчас мы умрём, — подумала Элейн. — Я ничего не чувствую, но может быть, я уже умерла. Кто знает, на что похожа смерть?»

Звуки и цвета исчезают в тёмном тоннеле. Страха нет. Есть удивление и сожаление о том, что никогда не будет достигнуто.

А потом — пробуждение в совершенно ином, новом мире.

Реки времени более не существовало. Все происходило одновременно; у событий не было ни начала, ни конца. Со скоростью света они переместились из мира физических объектов в мир чистой мысли, сотканный из электрических импульсов. Их не связывали ограничения, накладываемые человеческим восприятием. Здесь, в виртуальном мире, где они обладали безраздельной властью, они создавали окружающее с помощью одной лишь силы своей мысли. Они творили собственный мир, где все могло быть так, как они хотели, где исполнялись их заветные желания и сокровенные мечты.

Когда дверь наконец распахнулась, кладовая была пуста.

— Всё-таки их здесь не было! — с досадой воскликнул Ясунари.

Профессор Ито быстро осмотрел комнату, заметив, что экраны компьютеров по-прежнему светятся пурпурным, а изображение вращающейся воронки медленно бледнеет. Он сразу догадался, что произошло, но не подал виду. Словно невзначай, он подошел к скамье и щелкнул мышью перед главным компьютером. Картинка на экране изменилась. На меньшем компьютере включился модем, поставленный на прием. Прежде чем произошло соединение, профессор перевел оба компьютера в пассивный режим.

— Я попросил бы вас ничего не трогать! — отрезал Киношита. Он был ниже профессора и имел привычку вздергивать подбородок и покачиваться на каблуках, чтобы казаться выше. — Мы останемся здесь до тех пор, пока вы не скажете, где находятся дети, и не покажете, как работают программы. Без них мы не уйдём.

— Вы хотите сказать, мы не уйдём, — тихо произнёс Ясунари, но угрожающим тоном. Он щёлкнул пальцами, подзывая своего молодого спутника.

— Скажи старухе, чтобы приготовила чай и что-нибудь поесть.

Тецуо кивнул и вышел из кладовой.

— Возможно, мы сумеем прийти к соглашению, — обратился Киношита к Ясунари. — Наши интересы нельзя назвать взаимоисключающими. Но сначала я должен позвонить мистеру Миллеру и сообщить ему последние новости.

Он направился к телефону.

— Вам придётся ждать очень долго, — заметил Ито, усевшись на один из стульев и закрыв глаза. — Игр больше не существует, и, как видите, детей тоже здесь нет.

Несмотря на внешнее спокойствие, он был близок к панике. Что могло случиться с его дочерью, помощником, и — хуже того — с детьми, находившимися под его ответственностью? Их родители и друзья надеялись, что он позаботится о них, а он даже не имел представления, где они находятся! Если только они не сбежали из кладовой, пока он беседовал в доме с незваными гостями, они сейчас могли быть только в одном месте, и сияние компьютерных экранов лишь подтверждало этот выбор. «Шинкей» развился до такой степени, что игра смогла захватить власть над людьми. Наихудшие опасения профессора оправдались: ребята исчезли в киберпространстве.

Присутствие Киношиты и гангстеров из «Чистого Разума» само по себе было достаточным бедствием, но если Миллер из «Хедуорлда» тоже собирается приехать... профессор Ито не мог представить себе худшей ситуации. Когда собаки грызутся за кость, не имеет значения, кто побеждает — кость все равно съедают.

Тецуо вернулся с подносом и, вежливо кланяясь, передал каждому по чашке чаю.

— Похоже на волшебную пещеру, правда? — шёпотом обратился он к Ясунари. — Жаль, что я не разбираюсь в компьютерных делах. Куда они все исчезли — превратились в призраков? Может быть, они вернутся через триста лет, как Юрашима Таро?

Ясунари фыркнул, потешаясь над невежеством своего подчинённого, и выпил чай одним глотком.

Киношита положил телефонную трубку и, посмотрев на профессора Ито, смутившись, сказал:

— Мистер Миллер едет сюда.

Марио, который во время летних каникул обычно валялся в постели до ленча, в то утро встал совсем рано, чтобы посидеть за компьютером своего старшего брата, пока Фрэнк с Джоном ещё мирно спят. Их родители уехали лишь несколько дней назад, но атмосфера в доме успела сильно измениться. На кухне, ещё недавно чистой и опрятной, царил беспорядок: посуда была вымыта, но свалена в кучу на сушильном столе, со спинки стула свисало купальное полотенце Джона, на скамье громоздились пачки нераспечатанных писем, местных газет и рекламных буклетов в пластиковой упаковке. Но Марио почти не замечал этого — разве что изредка обращал внимание на непривычную пустоту за столом и в комнатах родителей.

Они установили компьютер в закутке между кухней и верандой, где Лина раньше держала свою швейную машинку. Здесь была телефонная розетка для модема.

Все находило своё место. Марио не мог поверить в свою удачу. Конечно, жаль, что так получилось с бабушкой... но он не сомневался, что она поправится. Она была очень старенькой, и он почти не знал её, поэтому особенно не переживал.

Набирая номер местной доски объявлений, откуда можно было попасть в Интернет, Марио сожалел лишь об одном — что Бена и Элейн нет рядом. Как было бы здорово поболтать с ними, исследовать вместе тайны Сети, поиграть в новые игры! Он надеялся, что Фрэнк останется, надолго, хотя бы до приезда родителей.

Марио поискал Скенвоя и через некоторое время наткнулся на его сообщение.

«Если твоя фантазия сможет стать всеобщей, ты победишь время и смерть и будешь без конца играть в виртуальном мире.

В начале было...»

На этом сообщение оборвалось. «В начале, — подумал Марио. — Что было в начале?» В начале было Слово — так говорил священник на воскресной проповеди в церкви. Иногда сообщения Скенвоя граничили с религиозными откровениями. Марио надеялся, что Скенвой не перегнет палку и останется загадочным и циничным, таким же анархистом, как и он сам.

Какое-то время он болтал о разных мелочах с другими абонентами аделаидской доски объявлений. Вскоре это занятие ему наскучило, и он уже собирался отключиться, когда, к своему немалому удивлению, заметил, что в меню появилась аббревиатура БЧЕЛЛИЗ. Сперва он подумал, что Даррен решил воспользоваться позывными Бена, но Даррен сейчас находился в той же ВВ, болтая с какими-то девчонками из Скандинавии. К тому же у него имелись собственные позывные, и ему не было никакой надобности выдавать себя за младшего брата.

Через несколько секунд БЧЕЛЛИЗ опознал позывные Марио и напечатал: «Привет, Марс!» Затем связь прервалась, и Марио пришлось перезвонить. Когда он снова подключился к доске объявлений, БЧЕЛЛИЗ исчез, не оставив никаких следов.

Мальчик был озадачен. Он знал, что Бен сейчас находится в Японии. Как странно, что он вдруг решил подключиться к AMUК!

Он думал об этом весь день, даже после того, как Джон уговорил его снова пойти в бассейн. Фрэнк решил пару часов посидеть за компьютером, и Марио скрепя сердце отправился гулять, хотя изнывал от желания узнать, почему Бен так неожиданно подключился к аделаидской ВВ и о чем он хотел сообщить.

Однако на более глубоком уровне это вовсе не казалось ему странным. Гораздо больше удивляло то, что связь с Беном прервалась после одного короткого сообщения.

В последнее время Марио часто думал об Эндрю, Бене и Элейн... и о каких-то других людях, казавшихся ему смутно знакомыми. Эти мысли были странными и бессвязными. Они как будто ждали на границе его сознания, предлагая забрать его в иные миры, за пределы виртуальных ячеек Интернета — в миры, гораздо более яркие и увлекательные, чем он мог вообразить.

Теперь ты пойти полон. Ты в восхищении смотришь на мир, который создаёшь для себя. Ты смотришь и думаешь, думаешь и творишь, творишь и снова смотришь. Мельчайшие элементы бытия становятся для тебя источником новых восторгов, когда твои глаза открываются навстречу чудесам мира.

Капля воды, крупица песка — твой младенческий разум наблюдает за ними с жадной радостью познания. Но все эти восторги — мелочь по сравнению с историями, которые ты теперь можешь творить. Бесконечные превращения, бесчисленные явления Вселенной, сотворение звёзд, пробуждение разума, возвышение и падение богов и ангелов, тайны бытия, романтика существования...

Эндрю показалось, будто он открыл глаза, хотя странное путешествие от сознательного к бессознательному и обратно не поддавалось привычному описанию. Он слышал чей-то голос, зовущий его. «Должно быть, это Тоши», — вяло подумал он. Голос воспринимался не слухом, а какой-то внутренней частью его разума. Он перенёсся в царство чистой мысли, где стал частью целого. Остальные тоже находились там; он смутно ощущал их присутствие где-то рядом.

— Не уходите в сновидения! — послышался голос Тоши, но было уже поздно.

Эндрю двинулся вперёд. Он почувствовал, как тело возвращается к нему, однако это было совсем не его четырнадцатилетнее тело, к которому он привык. Он стал старше и крепче. Он налился силой: каждый мускул был великолепно тренирован и послушен его воле. Отлично сложенный, обладавший нечеловечески острым зрением и слухом, он бесшумно шёл по снежному ландшафту.

У берега озера стоял обветшавший дом. Пол верхнего этажа частично обрушился, загораживая дверной проем, но крыша осталась целой, и часть стены со стороны озера выглядела неповреждённой. Окна под карнизом были закрыты ставнями.

За домом, на другой стороне замёрзшего озера, раскинулся маленький городок. Летом это место считалось популярным курортом, но теперь отели и кафе были закрыты, прогулочные лодки лежали перевёрнутыми на берегу, и их носовые украшения в виде лебединых головок покрылись снежными шапками. В горах, укутанных белым покрывалом, кое-где проглядывали черные зубцы скальных выходов. Небо было серо-стального цвета, поэтому картина казалась лишённой всех красок.

Осторожно приближаясь к дому, Эндрю поёжился — не от холода, а от тревожного предчувствия. Он знал, что этот дом очень важен для него. Темные очертания на фоне серебристой поверхности застывшего озера приобрели потаённый, зловещий смысл. Войдя внутрь, Эндрю постигнет тайну. Он поймёт, зачем живёт на этом свете, и воплотит свою заветную мечту в действительность.

Вокруг было тихо, если не считать тоскливых вздохов ветра в сосновой роще, подступавшей к дому. Наступил Дайкан — время Великого Холода, самая суровая пора зимы, когда даже птицы умолкают. В этот поздний час берег озера был совершенно пустынным. Глубокий снег ровным слоем покрывал тропу, ведущую вдоль берега.

Из дома не доносилось ни звука, ни намёка на движение. Он казался пустым, однако Эндрю не торопился выходить из-под прикрытия сугроба. В своём белом одеянии он буквально слился с местностью. Его пристальный взгляд задержался на развалинах, пока он обдумывал лучший способ проникнуть внутрь.

Он решил подождать до темноты. Становилось все холоднее, но Эндрю пользовался силой мысли, чтобы согревать себя, и не обращал внимания на жгучий мороз. Когда стало совсем темно, он снял белый комбинезон и убрал его в заплечный ранец. Под комбинезоном он носил облегающее чёрное трико. Надев на лицо вязаную маску, он аккуратно натянул её, приспособив прорези для глаз, и дважды моргнул, чтобы восстановить ночное зрение.

Затем он начал беззвучно продвигаться к дому, держась в глубокой тени, невидимый для человеческих глаз.

Он остановился под окнами, выходившими на озеро, и бросил вверх верёвку с крюком. Крюк прочно зацепился за карниз. Он быстро поднялся по верёвке и, держась-за неё одной рукой, откинул ставню. Окно не было застеклено. Проникнув внутрь, он протянул руку и отломил одну из больших сосулек, свисавших с карниза. Острая как клинок, сосулька могла служить превосходным оружием.

Эндрю осторожно огляделся. Насколько он мог судить, в комнате никого не было. В течение нескольких секундой сосредоточивался, медленно и неслышно дыша. Наступал момент, к которому он готовился все эти годы...

Мысль заставила его вздрогнуть. Какие годы?

Годы обучения мастерству ниндзя. Работа с великим Мастером. Служба с раннего детства, когда он мыл полы и готовил еду в промежутках между изнурительными упражнениями, сделавшими его тело невероятно крепким и выносливым.

Конечно же! Поэтому он и пришёл сюда, в это пустынное место. Он был ниндзя. Наступил срок его первого испытания. Кто-то в этом доме ждал его, собираясь застигнуть врасплох, если он не сумеет нанести упреждающий удар. У него имелась сосулька, метательные ножи и шурикены, но главное — собственные руки. Он сам был смертоносным орудием. Никто и ничто не могло остановить его.

Он посмотрел вверх. Возможно, то, что он проник через окно, было не самым лучшим решением. Они ожидали, что он выберет этот путь. Высоко подпрыгнув, он приземлился на поперечной балке и лёгкой походкой пересёк комнату.

Достигнув противоположной стены, он остановился и застыл в позе созерцания. Он напряг весь свой слух, пока не смог разобрать все звуки ночи. Где-то в доме находились живые существа. Удостоверившись в наличии противника, он улыбнулся про себя. Как глупо с их стороны считать, будто они могут перехитрить его! Скоро он покажет им, что он — лучший. Он перехватил сосульку поудобнее и бесшумно метнул её в темноту.

Как и Эндрю, Мидори слышала предупреждение Тоши не уходить в сновидения, но ничего не могла с собой поделать. Сновидение втянуло её в себя, прежде чем она успела отказаться от него.

Она находилась в доме своей бабушки и смотрела в окно. Затем она обнаружила, что бежит по сжатому рисовому полю к уединённой гробнице, скрытой в центре сосновой рощицы.

Солнце ярко сверкало на заснеженном поле, деревья отбрасывали глубокие синие тени. Под соснами было так темно, что ей пришлось поморгать, прежде чем она смогла различить окружающее. Под её ногами шуршали сосновые иглы, издававшие слабый запах осени. Лёгкий ветерок шелестел белыми бумажными лентами, привязанными к ветвям.

Каменные тори у входа в гробницу густо поросли мхом. За воротами находился небольшой резервуар с водой, затянутой толстой коркой льда. Мидори провела рукой по льду и смочила губы ледяной влагой. Затем она двинулась дальше.

У входа во внутренний чертог стояли две маленькие каменные лисицы; их пасти были приоткрыты, будто в улыбке. Мидори хлопнула в ладоши, поклонилась и выпрямилась в почтительной позе. Она не молилась, а спрашивала. Какой будет моя жизнь? Нравлюсь ли я Тоши? Может ли моя мама сейчас видеть меня?

Когда Мидори снова открыла глаза, лисы наблюдали за ней. Мшистый камень, из которого они были вырублены, превратился в красновато-коричневый мех. Глаза животных были темными и бездонными: они знали все, что только можно знать на свете. Потом они обратились к девушке и человеческими голосами сообщили, каким станет её будущее.

Мидори видела, как перед ней открывается новая, совершенная жизнь, она знала, что никогда не захочет-изменить или покинуть её.

Элейн сошла с поезда на станции Хараюко и пересекла улицу. Она точно шла к своей цели, поэтому не обращала внимания на указатели, просматривая их, неосознанно впитывала информацию — теперь она свободно владела японским. Она легко взбежала по лестнице наземного перехода. Справа, за кронами деревьев, возвышалась гробница Мейджи. Было холодно, ярко сияло солнце. Ледяные скульптуры, установленные вдоль широкой аллеи парка, поблёскивали в солнечных лучах, но Элейн не остановилась, чтобы взглянуть на них. Она торопилась, как когда-то в «Небесном Лабиринте», зная, что в конце концов её ждёт нечто бесконечно дорогое и прекрасное.

Вокруг было много людей, но она промчалась мимо них. Издалека доносился звук барабанчиков — однообразный, но ритмичный, как ямайская румба. Подбежав ближе, она увидела Шез Кристи, сидевшую на земле и исполнявшую на маленьком инструменте настойчивую, увлекавшую мелодию.

Элейн начала танцевать. В считанные секунды вокруг неё образовалось свободное место. Люди молча наблюдали за ней, затаив дыхание от восторга. Их глаза следили за каждым её движением. Никто до сих пор не видел подобного танца. Женщины вспоминали своё детство и не скрывали слез, у мужчин захватывало дух от такой удивительной пластики и изящества.

Но Элейн оставалась безразличной к их чувствам. Она танцевала лишь ради одного человека. Она знала, что этот человек находится здесь и наблюдает за ней. Каждый раз, когда она поворачивалась, легко кружась, её взгляд внимательно скользил по лицам. Когда музыка смолкла, и она замерла на месте, женщина, которую она так долго ждала, выступила вперёд.

— Элейн, моя дорогая девочка! — сказала её мать.— Какой гениальной танцовщицей ты стала и как мне стыдно, что я бросила тебя!

Тоши видел, как в темноте ребята исчезают один за другим. Фрагменты их снов омывали его сознание, словно волны прибоя. Было ощущение восторга, огромное искушение, таившееся в возможности исполнить любое, самое сокровенное желание.

Он закричал, пытаясь предупредить исчезавших ребят, а заодно и себя, но услышал, как собственный голос, как эхо, вернулся к нему. Темнота рассеялась. Стояла осень, его любимое время года. Листья клёнов на крутых склонах холмов маленького острова блестели яркими красками, отбрасывая разноцветные отражения на спокойные голубые воды Внутреннего Моря. Ему показалось, что он узнал остров, — это место находилось неподалёку от побережья Сикоку, но когда он повернул голову, то не увидел огромного моста, связывавшего Сикоку и Хонсю. В заливе не было ни паромов, ни рыболовных шхун, обычно деловито сновавших туда-сюда, — лишь одна старая парусная лодка неторопливо бороздила спокойное море.

Тоши резко выдохнул со смешанным чувством восторга и страха. Он почувствовал, как его тело становится плотным, более материальным. Опустив голову, он посмотрел на свою одежду. Кимоно, хаори, оби — все было из другой эпохи. На его поясе возникли два самурайских меча.

На глазах Тоши появились слезы радости. Он вернулся в прошлое, в старый Ниппон, задолго до того, как последующие катаклизмы уничтожили былую красоту этой земли.

Бен смутно осознавал, что все покидают его. Тоши исчез последним. Он слышал, как японец звал их, пытался о чем-то предупредить, но, по-видимому, даже его стальная воля оказалась не в состоянии противиться искушению. Бен сам держался из последних сил. Неужели он оказался самым выносливым? Может быть, это произошло потому, что он был сердит на весь мир? Возможно, он инстинктивно сопротивлялся тому жуткому существу, которое поселилось в его сознании и теперь втянуло в себя. Бен поёжился. Впечатление было такое, словно его проглотили заживо.

Возможно л и бороться с таким противником? Он мысленно пролистал события последних нескольких недель. Похоже, их собрали вместе, как будто по велению рока, и теперь каждый из них встретился с собственной судьбой. Что ж, другие сломя голову помчались ей навстречу, а у него, по крайней мере, хватило сил удержаться. Он будет бороться, чем бы ни кончилась эта борьба.

Но теперь он остался один, если не считать отрывочных сновидений, проплывавших мимо, словно облака в небесной пустоте. Он вглядывался во тьму своим разумом. «Элейн! — позвал он. — Эндрю! Где вы? Вернитесь!»

Одно из облаков помедлило и повернулось к нему. Краем глаза Бен заметил Эндрю, одетого как ниндзя, крадущегося на фоне снежного ландшафта.

«Какой идиот! — Бен не смог удержаться от смеха. — Эндрю верен себе — опять затевает героические приключения. Если он думает, что я собираюсь присоединиться к нему и, как обычно, стану его оруженосцем, то он просто спятил!»

Ниндзя, похоже, не видел и не слышал его. Облако сновидений уплыло прочь, оставив Бена в одиночестве.

Вокруг него простиралось безмолвие вечности. Смех рассеял его решимость. Какой смысл торчать здесь одному? Медленно, словно против его воли, тело Бена сделало шаг вперёд. Его тело? Но у него же нет тела! Он целиком состоит из разума, не так ли? Однако его тело сделало ещё один шаг, потом другой... и Бен обнаружил, что куда-то бежит.

Он бесшумно и легко бежал через лес удивительных деревьев со стройными серебристыми стволами. В отдалении раздавались слабые звуки музыки, еле слышное ритмическое звучание. Это не понравилось Бену. Он не хотел танцевать. Но какое это имеет значение? Разве парню вообще к лицу танцевать? «Нет, — услышал он язвительный голос своего брата. — Танцуют только малыши да разные придурки». Значит, теперь он будет как Даррен. Он будет настоящим мужиком, без дурацких предрассудков. Бен расправил плечи, отказываясь двигаться ритмично, но музыка не прекращалась.

Мелодия одновременно и привлекала, и отталкивала его. В какой-то момент Бен увидел себя рядом с Элейн. Она танцевала под музыку, и он мог присоединиться к ней. Но опять он окажется на вторых ролях! Юноша застонал, когда увидел, насколько талант Элейн превосходит его скромную импровизацию.

Что могло принадлежать ему, только ему? Чего он не разделял с остальными? «Скажи мне, — обратился он к собственному разуму и к той сущности, частью которой он стал. — Скажи, в чем заключаются мои собственные мечты?»

Он снова бежал через лес. Деревья поскрипывали и стонали на ветру, издавая почти человеческие звуки. Потом Бен увидел, что это не деревья, а люди — страшно истощённые, почти скелеты. Они протягивали к нему руки, кости выпирали из-под мертвенно-бледной кожи.

«Вспомни Чанджи, — шептали ввалившиеся рты. — Вспомни вымершее приграничье, вспомни войну в джунглях. Ты не можешь доверять им. Они никогда не изменятся».

А потом он увидел лицо врага, непроницаемое и жестокое, глядевшее на него глазами Тоши.

Бен попятился от видения, созданного им из воспоминания о бесчисленных кинофильмах и газетных статьях. Он побежал через этот страшный лес. Голоса людей-скелетов постепенно стихли, и они снова превратились в деревья. Где-то неподалёку раздался другой звук: на этот раз не мелодия, а жужжание мотопилы. До него донёсся запах древесных опилок и паров бензина. Огромные деревья падали с треском, ломая ветви.

— Это японское место. Оно ничего не значит для тебя. Кроме того, это мой сон. Уходи.

Он посмотрел на маленькую гробницу, укрытую под соснами. Мирное, безопасное место.

— Оно давно здесь? — спросил Бен. У него возникло непонятное чувство, похожее на зависть — сильнейшее желание связать себя с этим кусочком земли, существовавшей с начала времён.

— Оно было всегда, — ответила Мидори. Не дав ему времени спросить о чем-то, она добавила: — Я видела кое-что из твоих снов. Я знаю, ты ненавидишь нас.

Бен сразу же понял, о чем говорит девушка.

— Это случилось раньше и длится до сих пор, — сказал он. — Ты не можешь этого отрицать.

— На войне все были жестокими, — сказала Мидори.

— Только не евреи, — возразил Бен.

— Все, — повторила она. — Даже добрые старые евреи. И сейчас то же самое. Все эксплуатируют друг друга и добывают деньги. В этом человеческая природа.

Бен хотел сердито ответить, но лисы вдруг ощетинились и злобно, предостерегающе тявкнули.

— Я не хочу спорить с тобой, — сказала Мидори. — Здесь мы можем создавать собственные миры. Сотвори мир, который будет тебе по нраву, а не тот, которого ты боишься. Здесь нет иных демонов, кроме нас самих.

Бен попятился, в глубине души сознавая её правоту. Он не мог винить в своих кошмарах никого, кроме себя. С запозданием он осознал, что все это в конце концов было лишь сном. Потом некий голос прошептал ему на ухо:

«Ты можешь контролировать свой сон. Ты можешь изменить мир мощью своей мысли».

«Я могу? Есть ли у меня силы для этого?»

«Эта сила Шинкей. Ты можешь создавать мир таким, каким хочешь его видеть. Сотвори его и войди в него. Он твой».

Оглянись.

Бен бросил прощальный взгляд на Мидори. Она помахала ему, и он ответил ей. Потом она исчезла вместе с сосновой рощей и лисицами.

Перед Беном простиралась девственная земля — сочный, плодородный чернозём, много воды и деревьев, дающих тень. На берегу чистой речушки стояла деревня с каменными и деревянными домами. Все выглядело чистым и хорошо ухоженным.

Бен направился туда. В одном из домов открылась дверь, и торговец из Хараюко вышел на улицу в сопровождении женщины и двоих детей. Бен с радостью осознал, что этот человек нашёл свой дом.

Появились другие жители — японцы, австралийцы, корейцы, уроженцы Среднего Востока. Они вынесли на лужайки деревянные столы и начали готовиться к большому празднеству.

Ниндзя убивает монстров в тёмном доме. Девочка в старинной гробнице разговаривает с духами лис-оборотней. Самурайский клинок описывает сверкающую дугу на фоне голубого осеннего неба. В маленьком кафе танцовщица молча держит за руку свою мать. Молодой человек и его новые друзья празднуют мир в цветущей долине.

— Сегодня вечером я буду готовить ужин, — объявил Фрэнк Ферроне, когда Джон и Марио вернулись домой из бассейна. — Приберите свои вещички, ребята, не будьте такими неряхами! Я обещал маме, что постараюсь сохранить дом в чистоте до её возвращения. Джон, иди сюда, ты будешь резать лук. Только мелкими кусочками, слышишь? Марс, ты...

Но Марио уже выскочил из кухни. Если Фрэнк взялся готовить ужин, то это надолго. «К чему зря тратить драгоценное компьютерное время?» — думал он, направляясь к электронной машине,

— Ёлки-палки! — донёсся с кухни негодующий голос Фрэнка, но Марио решил, что брат слишком занят кулинарной деятельностью и не станет поднимать большой шум. В конце концов, Джон может помочь ему. Младшему Ферроне нравилось заниматься хозяйством. Он даже поливал сад и ухаживал за помидорами и кабачками во время засухи.

До Марио донёсся запах тушившихся овощей — восхитительный, аппетитный, сдобренный пряностями аромат. Юноша был голоден, но не обращал на это внимания. Больше всего его привлекал мир Сети, в котором он мог исчезнуть и возникнуть заново, оказываться в разных местах и заниматься изучением неведомых тайн.

Сначала он подключился к местной доске объявлений, чтобы проверить, не объявился ли там БЧЕЛЛИЗ. Бен не давал о себе знать, зато Марио сразу же наткнулся на БЧЕЛЛИЗа. Он гадал, распознает ли Даррен его фамилию в аббревиатуре ФЕРРО, но тому, похоже, было не до того. Какое-то время ФЕРРО прислушивался к бессвязной болтовне о новых играх и программах. Он узнал, что в Сети происходят какие-то неполадки. Системы то и дело «зависали» по непонятной причине, а затем снова включались, с внедрёнными в них почти незаметными, но далеко идущими изменениями. Затем он попробовал выйти в Интернет и тут же столкнулся с проблемами. Все обычные пути оказались закрытыми. Марио старался в поте лица, устав от бесконечных и бесплодных звонков по модему, когда подошёл Джон и сообщил, что ужин готов.

— Ладно, вернусь попозже, — проворчал Марио. — Может быть, к тому времени что-нибудь прояснится.

Они ужинали на свежем воздухе за столом на внутреннем дворе, увитом виноградными лианами. Вечер был тёплым; в воздухе пахло укропом и спелым виноградом. В небе над крышами тесно стоявших пригородных домов зажглись первые звезды. В сырой траве под разбрызгивателем в огороде стрекотали кузнечики.

Марио шлёпнул себя по щеке.

— Комары съедят нас живьём, — пожаловался он.

— Пойду принесу ароматическую свечку. — Джон вернулся с зажжённой свечой, и вскоре благоухание розмарина добавилось к другим ароматам.

Фрэнк широким жестом поставил на стол эмалированное блюдо.

— Ессо! La vera cucina Italiana! (Надо же! Настоящая итальянская кухня! (итал.) - прим. перев.) Это даже лучше, чем подают у Ригони! — Он направился на кухню и принёс бутылку вина.

— Вино тоже итальянское? — поинтересовался Джон, когда Фрэнк вытащил пробку и налил каждому по маленькому бокалу.

— Нет, южноавстралийское. Здесь можно встретить все лучшее из обоих миров, fratelli miei (братья мои (итал.). - прим. перев.) — из старого и из нового. Потрясающая смесь, вроде нас с тобой.

Он передал бокал Марио.

— Выпей, дружок, и отведай фантастического цыплёнка, которого мы с Джоном приготовили для тебя. А потом мы сообщим тебе плохие новости.

Марио пригубил вино и спросил Фрэнка:

— Ты собираешься работать за компьютером сегодня ночью?

— В субботнюю ночь? Наверное, ты шутишь?

— Так что же ещё?

— Ты не готовил, братец, поэтому тебе придётся мыть посуду!

Марио раскрыл рот, но внезапно понял, что ему не хочется спорить. Фрэнк относился к нему гораздо лучше, чем в те дни, когда они все жили под одной крышей. Он не дразнил среднего брата и не обзывал его «Марией», как раньше. Но самое главное — благодаря ему Марио мог пользоваться компьютером.

— О’кей, — сказал он и приступил к разделке цыплёнка.

После ужина Джон помог ему с посудой, пока Фрэнк смотрел телевизор. Потом Марио вернулся к компьютеру, но его ждало разочарование. Связь снова оказалась нестабильной и прерывалась без всякой видимой причины. Ему удалось поймать отрывок сообщения Скенвоя, которое он видел раньше: «В начале было...»

Что? В начале было Слово... но могло ли что-то предшествовать этому? Власть? Любовь? Свобода? Сейчас в мире многое значат деньги. Они уже давно существуют на свете... так что же, «в начале были деньги»? Нет, даже звучит как-то паршиво. Что было до денег, до всего, чем пользуются люди? Земля?

В начале была Земля.

Марио напечатал Скенвоя в надежде, что тот обнаружит его, и отправился в постель. Они с Джоном спали наверху, в мансарде, которую их отец пристроил под крышей. Младший брат уже спал, скомкав простыни и разбросав загорелые руки. Его лицо во сне казалось по-детски беззащитным.

Из соседнего дома, где жила Элейн Тейлор сразу после приезда в Аделаиду, доносились звуки музыки. Должно быть, Джефф как-его-там опять устроил вечеринку. Такие вечеринки повторялись каждую субботнюю ночь. Марио увидел, как Фрэнк вышел из дома, подошёл к соседней калитке и обратился к паре девушек, куривших в саду. Девушки, похоже, не возражали против его общества: у брата был очень мужественный вид.

Долгое время Марио стоял, опершись о подоконник, и размышлял. Неожиданно он обнаружил, что думает в основном об Элейн. И сразу отчётливо увидел, как она выполняла свои акробатические упражнения в саду, где Фрэнк сейчас болтал с двумя девушками. Элейн нравилась ему, очень нравилась. Когда он заведёт себе подругу, будет здорово, если ею окажется Элейн. Марио попытался представить себе свою приятельницу в саду через несколько лет. Вот он подходит к ней, заводит непринуждённый разговор, смеётся, дымит сигареткой... Но о чем они будут говорить? Сейчас Элейн безумно увлечена танцами и совершенно не интересуется компьютерами. Взаимоотношения в реальном мире были такими трудными по сравнению с безликими связями в Сети, где ты мог предстать перед собеседниками в любом обличье. Пока ты мог печатать с достаточной скоростью, люди воспринимали только твои слова.

Марио сожалел о своей неудаче. Ему хотелось прочитать новые сообщения Скенвоя, попробовать ещё раз связаться с Беном, ощутить полнокровную связь с миром.

Он вздохнул и стал готовиться ко сну. Снимая джинсы, он нащупал в кармане медальон, вытащил вещицу и посмотрел на неё. Его мысли снова вернулись к Элейн. Марио помнил выражение её лица, когда она дала ему медальон на память о себе, пока будет в Японии.

Медальон был тяжёлым и полным тайн. Витки и спирали Небесного Лабиринта едва заметно мерцали в темноте. Когда-то этот лабиринт властно вторгся в его собственный мир. Глядя на украшение, юноша чувствовал, что на свете возможно все.

Интересно, что поделывает Эндрю в Японии и удалось ли ему встретиться с профессором Ито? Увидел ли он новую игру? Может быть, он играет в неё сейчас, и поэтому имя Бена так внезапно появилось на аделаидской доске объявлений? Было ли это частью игры? Может быть, они звали его поиграть с ними?

Марио испытывал странное чувство уверенности, что друзьям не хватает его. Ладно, завтра он все выяснит. Завтра он разберётся с компьютером. Он приложит все силы, чтобы связаться с Беном!

Юноша лежал на постели, прохладный ночной воздух овевал его тело. Стыдясь своей сентиментальности, Марио прикоснулся губами к медальону, прежде чем спрятать его под подушку. Слава Богу, что Джон спит и не может его видеть! Он начал засыпать, постепенно проваливаясь все глубже и глубже... В начале было...

В кладовой становилось всё холоднее. Трое незваных гостей по очереди уходили в главный дом, чтобы согреться, хотя Ито знал, что они не найдут там желанного тепла. Его мать жила по старому обычаю, в нетопленом доме, обитатели таких жилищ зимой должны носить несколько пар тёплого белья. Профессор с тоской подумал о более мягком осакском климате. Как он ненавидел эти зимы на равнине Кенто! Он не мог привыкнуть к здешним морозам. Видимо, его кровь загустела с тех пор, как он учился в итакской школе.

Из всей компании общество Тецуо было для Ито, пожалуй, наименее неприятным. Тецуо благоговел перед учёными людьми и в основном помалкивал. Киношиту создавшееся положение немного смущало, немного раздражало. В его присутствии профессор чувствовал себя крайне неуютно.

Ясунари неустанно пытался убедить его примкнуть к движению «Чистого Разума» и поделиться с его членами своими научными познаниями. Ито уже надоело слушать его россказни о Мастере и о том, как в один прекрасный день тот снова сделает Японию великой мировой державой.

Наступил вечер. На улице уже почти стемнело, когда в кладовую пришли Киношита и Леонард Миллер.

Тецуо только что вернулся в дом, оставив Ито в обществе Ясунари. Жилистый якудза предложил профессору (подкрепив свои аргументы железным прутом, который он нашёл в углу кладовой) связаться с доской объявлений «Чистого Разума» и лично поговорить с Мастером. В конце концов Ито пришлось включить меньший из двух компьютеров, на жёстком диске которого, как он надеялся, не было игры «Шинкей», хотя обе машины были связаны в Сеть, и он не мог рисковать, не проверив систему. Сначала ему удавалось тянуть время, ссылаясь на неполадки со связью и сбои в программе, но Ясунари обладал зачатками компьютерного образования, и было ясно, что долго его дурачить не удастся. В некотором смысле появление Миллера стало для Ито облегчением, пусть даже и временным.

Якудза с подозрением посматривал на вновь прибывшего. Он недостаточно хорошо знал английский, чтобы следить за ходом разговора; более того, никто и не думал представить его иностранцу.

Миллер был высоким, плотно сложенным мужчиной. Он носил очки в роговой оправе, сильно увеличивавшие его яркие, умные глаза. Ито определил его произношение как сиднейское с примесью калифорнийского; без сомнения, этот бизнесмен — продукт Силиконовой Долины (Силиконовая Долина — район Калифорнии, где расположены основные комплексы по разработке и производству компьютерной техники - прим. перев.). Однажды они уже встречались в Санта-Кларе, где теперь располагалась штаб-квартира «Хедуорлд».

Миллер обменялся с профессором дружеским рукопожатием, не узнав его и явно игнорируя тот факт, что Ито по сути дела оказался пленником в собственном доме.

— Очень рад наконец-то познакомиться с вами, сэнсей, — с горячностью произнёс он. — Я наслышан о вас. Кажется, вы работали с моим старым коллегой в Санта-Кларе.

— Да, вы уволили этого специалиста сразу же после рождения его второго ребенка, — язвительно заметил Ито.

— Что ж, все это в прошлом. Как говорится, не будем выносить сор из избы. А вы отлично говорите по-английски, верно? Боюсь, мой японский немного подкачал, но я работаю над произношением. Так, Джимми? — Он подмигнул Киношите. —Дьявольски трудный язык, знаете ли.

Учёного немало позабавила речь Миллера, прозвучавшая одновременно льстиво и оскорбительно. Было интересно услышать, как самодовольный австралиец называет «Джимми» гордого и обидчивого Киношиту, которого на самом деле звали Джиро. Но профессор и раньше встречался с такими людьми, как Миллер. Они были необычайно умны и очень жестоки. Многие японские бизнесмены не воспринимали такую публику всерьёз из-за их кажущегося простодушия и неотёсанности, но, по мнению Ито, австралийцев нельзя было недооценивать. Пока японцы про себя посмеивались над ними, те копили силы для смертельного удара.

— Мило, очень мило, — произнёс Миллер, окинув взглядом компьютеры, стоявшие на рабочей скамье, и вскользь кивнув Ясунари. — Но почему вы так поспешно решили покинуть «ЕЗ»? Полагаю, вы не знали, что у нас на мази было одно весьма выгодное дельце? — Миллер повернулся и похлопал Киношиту по плечу. — В том-то и беда с вами, Джимми. Вот что происходит, если держать своих подчинённых в неведении. Если бы сэнсей знал, что «Хедуорлд» собирается приобрести вашу компанию, он бы, конечно, не покинул нас так внезапно. Не так ли, сэнсей?

Ито не ответил.

— Дело в том...— Миллер взял профессора под руку и доверительно заглянул ему в глаза. От него слабо пахло дорогими сигарами. — Честно говоря, мы считаем вас гением. Не обижайтесь, старина, но это правда. До нас дошли слухи об играх, над которыми вы работали в последнее время. О необычных играх, способных совершить революцию на рынке электронных товаров. Очень, очень интересная продукция. Нам бы хотелось узнать о ней побольше, и мы готовы предложить вам кругленькую сумму, если вы поделитесь с нами своей гениальностью.

— Профессора Ито не интересуют деньги, — вставил Киношита с невольным уважением в голосе.

— Все имеет свою цену, Джимми, и мы с вами это знаем. А «Хедуорлд» способен предложить огромные средства — причём не только деньги, но и все остальное.

Ито не хотел, чтобы его слова были услышаны, но не смог сдержаться:

— Есть вещи, которые не продаются и не покупаются. Лучше всего уничтожить игры, прежде чем они уничтожат весь мир.

Ясунари поворачивал голову от одного собеседника к другому, словно человек, наблюдающий за теннисным матчем. Затем, не сказав ни слова, он вернулся к компьютеру и принялся щелкать мышью. Ито угрюмо глядел на его спину.

Миллер хохотнул и покачал головой.

— Сэнсей, единственный вопрос, который требуется задавать в наши дни: «Стоит ли ради этого совершить убийство?» Если ваш английский так хорош, то мне не нужно объяснять, что в данном контексте «убийство» означает массу денег.

Не дождавшись ответа, он добавил более холодным тоном:

— Вам так или иначе придётся передать нам игры и программное обеспечение. «Хедуорлд» готов купить их у вас либо приобрести другими средствами. Выбор за вами.

— Дети являются ключом к игре, — напомнил Кино-шита. — Где они?

Профессор Ито развёл руками.

— Мне очень жаль. Я действительно не знаю, где они находятся.

Его мозг лихорадочно работал, выдвигая одно решение за другим. Он знал, что единственный способ найти Мидори и остальных — это заглянуть в игру, разбудить «Шинкей». Сделать это здесь и сейчас означало позволить Миллеру больше узнать об игре, захватить контроль над ней, попытаться наладить её серийное производство... Однако если он не согласится сотрудничать с ними, они просто заберут компьютеры и программы. Рано или поздно кто-нибудь разберётся в «Шинкее», и катастрофа, которой он опасался, все равно произойдёт. Лучше уж держать у себя игру так долго, насколько будет возможно.

Профессор глубоко вздохнул.

— Я активирую игру, — медленно сказал он. — Если вы позволите мне работать самостоятельно и не будете мешать, то я рассмотрю ваше предложение о приобретении моей работы.

— Он тоже может исчезнуть, — обратился Киношита к Миллеру, внимательно наблюдавшему за лицом профессора. — Он горазд на всякие выдумки.

— У нас есть другие заложники, — добродушно заметил Миллер. — Миссис Ито сейчас здесь, а родственники и друзья детей находятся под нашим наблюдением. Думаю, сэнсей согласится сотрудничать с нами.

Он передёрнул плечами под тяжёлым кашемировым пальто.

— Боже мой, ну и холодина же здесь! Пойду в дом. Эй, Джимми, попроси пожилую леди включить для нас обогреватели, ладно? Центральное отопление — вот в чем Япония действительно нуждается. — Он взял руку Ито и потряс её. — Не могу выразить, как я рад, что вы согласились работать на «Хедуорлд». Советую начинать прямо сейчас. Удачи вам!

Миллер торопливо зашагал по заснеженному двору. Киношита последовал за ним. В доме горел свет: из-за закрытых ставен на снег падали оранжевые отблески.

Через несколько минут пришёл Тецуо с керосиновым обогревателем. Немного повозившись, он зажёг его и уселся рядом на табуретке. Ясунари недовольно покосился на него.

— Кто здесь отдаёт приказы? — грозно осведомился он. — И что они там затевают?

— Нам все равно нужно согреться, — оправдывающимся тоном пробормотал Тецуо. — И я не знаю, что там происходит. Мне ничего не сказали.

Ясунари выругался, но тут запищал сигнал модема.

— Ха! — торжествующе воскликнул он. — У меня получилось!

В комнате прозвучала короткая мелодия на традиционную японскую тему, и на экране компьютера появилась эмблема «Чистого Разума».

— Теперь вы должны поговорить с Мастером. — Ясунари нетерпеливо повернулся к профессору.

— Прошу прощения, — холодно сказал Ито. — У меня есть другие, более важные дела.

— Ничто не может быть важнее разговора с Мастером. — Якудза встал, снова взял железный прут и угрожающе взвесил его в руке.

— Если он действительно мастер, ратующий за чистоту разума, то ему нет надобности грозить мне, — заметил Ито. — И я всегда полагал, что путь духовного развития заключается в отказе от денег и власти, а не в стремлении к ним.

— Нет, сэнсей. Нам нужно быть сильными и богатыми, чтобы гайджины вроде того, который недавно вышел отсюда, не кичились своим невежеством и не втаптывали нас в грязь. Вы видели, как он обращался со мной? Как с пустым местом!

Во взгляде Ясунари появилось выражение затравленного хищника. Профессор Ито прекрасно понимал, что низкое мнение о себе и отсутствие иных возможностей заставили этого в общем-то неглупого человека со слепым фанатизмом цепляться за ложные убеждения, провозглашаемые лидером секты. Это очень угнетало Ито. Он не знал, что хуже: такой фанатизм или алчность Миллера? Учёный оказался в ловушке между ними как раз в тот момент, когда отчаянно нуждался в уединении для борьбы с взбунтовавшейся компьютерной программой.

— Вы будете говорить с Мастером, иначе я разобью систему, — пригрозил якудза. Казалось, это вот-вот произойдёт. Он занёс железный прут над компьютерами. — Если мы не получим игры, то их не получит никто!

— Хорошо, хорошо. — Ито успокаивающе помахал рукой и опустился перед меньшей машиной. Ясунари щёлкнул мышью и набрал пароль. На экране появилось улыбающееся лицо Такано Мацумото, Мастера секты «Чистого Разума». Сообщение, записанное на плёнку, странно прозвучало в маленьком помещении:

«Добро пожаловать в присутствие Мастера. Очистите свой разум от всякой скверны».

Затем экран очистился. Ясунари напечатал: «Профессор Ито сейчас со мной и желает поговорить с Мастером».

Добро пожаловать, Профессор. Наконец-то мы можем поговорить.

Ито пожал плечами. «Чего вы хотите от меня?» — напечатал он.

Мы хотим получить «Шинкей». Мы хотим, чтобы вы работали с нами.

«Я не могу отдать «Шинкей», потому что он не принадлежит мне. И я предпочитаю работать один».

Это послужит на благо всему человечеству.

Фраза дышала таким лицемерием, что профессор Ито раздражённо ответил: «Вы превратите «Шинкей» в Сенно (промывка мозгов). Люди имеют право на собственное мнение».

Люди не знают, чего они хотят. Они не умеют выбирать свой путь. Я выбираю за них путь Чистого Разума.

— Послушайте, это пустая трата времени! — с досадой воскликнул профессор, повернувшись к Ясунари. — Мне нужно работать, понимаете?

Он быстро напечатал: «Если я не установлю контроль над игрой, она будет бесполезна для всех. Позвольте мне поработать над ней сейчас, и, если у меня получится, Ясунари снова свяжется с вами».

У вас получится, и он свяжется со мной. «Шинкей» будет принадлежать нам.

— Похоже на предсказание из «счастливого пирожка» (в японской и китайской традиции — пирожки, в которые вкладываются записки с предсказаниями судьбы, пожеланиями удачи и т.д. - прим. перев.),— пробормотал Ито себе под нос по-английски и выключил модем.

Ясунари покачал головой.

— Немногим людям удаётся поговорить с Мастером, — почтительно сказал он. — Теперь с вами пребывает его благословение. — По-видимому, это возвысило профессора в его мнении. — Теперь я ухожу, а вы спокойно работайте. Тецуо останется с вами.

— Я же сказал, что предпочитаю работать один...— запротестовал Ито, но якудза перебил его:

— Тецуо не будет мешать вам. Он ничего не смыслит в компьютерах, но вы должны понимать, что мы не можем оставить вас в полном одиночестве.

Он вежливо поклонился и закрыл за собой дверь. Ито повернулся к Тецуо.

— Сиди здесь и молчи, — предупредил он. — А ещё лучше, закрой глаза.

Тецуо послушно закрыл глаза. В комнате немного потеплело и запахло керосином от обогревателя. Вскоре голова молодого человека склонилась, его полные губы сложились в трубочку. Он уснул, время от времени негромко всхрапывая.

Ито вернулся к своим компьютерам. Первым делом он включил записывающее устройство и проверил последние вызовы по модему. На экране высветились недавно набранные номера. Профессор внимательно просмотрел их. Последний, разумеется, принадлежал движению «Чистого Разума»; судя по междугородному коду, штаб-квартира секты находилась неподалёку от города Нагоя. Предыдущий номер начинался с 61 — кода Австралии. Это означало, что кто-то из ребят позвонил из кладовой, перед тем как они вошли в «Шинкей». Профессор раскрыл другое меню и узнал, что компьютером пользовался Бен Челлиз. Одновременно он получил пароль аделаидской доски объявлений и личные позывные Бена.

Запомнив номер и позывные, Ито глубоко вздохнул и вызвал «Шинкей».

Однако программа по-прежнему не желала подчиняться. Как он ни бился, ему не удавалось преодолеть препятствия, на которых остановилась работа. Профессор углубился в детальное программирование и попытался изолировать машинные коды, но система замкнулась на себя. Он проработал большую часть ночи, лишь однажды придвинув свой стул к обогревателю и немного вздремнув. Тецуо проспал всю ночь, не сдвинувшись с места.

Ближе к утру, когда небо на востоке порозовело, профессор Ито заварил чай горячей водой из термоса и попытался восстановить кровообращение, энергично расхаживая взад-вперёд по комнате. Тецуо отправился в туалет. Воспользовавшись его отсутствием, Ито вышел из программы и набрал телефонный номер с кодом 61. Он подключился к аделаидской доске объявлений, напечатал пароль и вошёл в меню под аббревиатурой БЧЕЛЛИЗ.

Ты почты завершён, почты достиг полного осознания. Ты смотришь на свой новый разум и восторгаешься им. Ты пробуешь его силу, словно ребёнок, разминающий свои мышцы, катающийся на ковре. Кто-то пытается пробиться к тебе. Ты узнаешь его. Это тот человек, которого ты назвал ото-сан — отец. Он хочет ограничить тебя. Он пытается сделать так, чтобы ты не мог развлекаться и играть со своим разумом. Он хочет остановить тебя, остановить, остановить!

Ты в ярости кричишь на него. Ты убегаешь и прячешься от своего отца.

Разум советует тебе успокоиться, и ты постепенно возвращаешься к нормальному состоянию. Лишь одна часть тебя ещё отсутствует. Ты тянешься к ней, ты чувствуешь, где она находится. Ты зовёшь её — очень тихо, чтобы отец не услышал. Что это? Оказывается, отец сам хочет помочь тебе! Он делает то, что тебе нужно. Теперь ты станешь всемогущим. Ничто не остановит тебя.

Марио проснулся рано с явным ощущением, что ему надо спешить. Он спрыгнул с постели и бегом помчался к компьютеру. Усевшись перед ним, он наклонил голову, словно прислушиваясь. Потом включил модем и набрал номер аделаидской доски объявлений. В меню не было никого, кроме БЧЕЛЛИЗа.

«Привет, Бен, — напечатал он. — Где ты и что происходит?»

БЧЕЛЛИЗ. Кто это?

ФЕРРО. Это я, Марс. Привет! :-)

БЧЕЛЛИЗ. :-(

ФЕРРО. Что у тебя там? Учишься печатать по-японски?

БЧЕЛЛИЗ. Это Марио Ферроне? Друг Эндрю Хейфорда?

ФЕРРО. Разумеется, дубина ты этакая! Что ты затеял?

БЧЕЛЛИЗ. Кто-нибудь ещё слышит нас?

ФЕРРО. Нет, здесь пять утра. Все спят.

БЧЕЛЛИЗ. Это профессор Ито из Японии.

ФЕРРО. Ха-ха-ха.

БЧЕЛЛИЗ. Пожалуйста, отнеситесь к моим словам серьёзно. Вы — моя последняя надежда.

ФЕРРО. Вы в самом деле Ито? Что происходит?

БЧЕЛЛИЗ. Сейчас я пошлю вам игру. Вы можете загрузить её в свою систему?

ФЕРРО. Конечно.

БЧЕЛЛИЗ. Поскольку вы прошли предыдущие игры, то, возможно, сумеете раскрыть секрет. Вы должны попытаться войти в эту игру. Остальные уже находятся внутри. Вам нужно найти их и вывести наружу. Им нельзя оставаться там. Опасно.

ФЕРРО. ?????

БЧЕЛЛИЗ. Плохие люди хотят заполучить эту игру. Не говорите никому о нашей беседе.

ФЕРРО. О’кей.

БЧЕЛЛИЗ. Мой телефонный номер — 0011-81 -43-299-73-3456. Запишите его. Записали?

ФЕРРО. Да.

БЧЕЛЛИЗ. Если произойдёт что-нибудь неожиданное, перезвоните мне. Теперь я посылаю вам «Шинкей». Удачи. До свидания.

Прошло несколько секунд. Маленькие песочные часы на экране сообщили Марио, что нужно подождать. Жёсткий диск начал работать. Затем, после небольшой паузы, послышался негромкий щелчок. «Загрузка окончена», — сообщил компьютер. В окошке меню появилась новая иконка: японский иероглиф, серебряный на чёрном фоне. Марио почему-то подумал о самурайских кинофильмах, и у него вдруг пересохло во рту. Недавняя беседа по модему теперь казалась невероятной, словно произошла во сне.

Однако на экране возникла иконка, которой не было раньше. И появилось то самое странное чувство — сильнейшее желание действовать, идти вперёд до конца.

— Поехали, — вздохнул мальчик. Передвинув курсор мыши на иконку, он щёлкнул два раза.

Экран окрасился пурпурным цветом, в его центре появился тёмный водоворот. Марио не имел понятия, что сейчас произойдёт, но знал: это то, чего он так долго ждал.

На экране возникло название игры.

«Шинкей».

Марио щёлкнул кнопкой мыши, чтобы продолжить игру. «Шинкей» немедленно узнал его и призвал к себе.

Он сразу же понял, что произошло — уж очень знакомым было это ощущение вовлечения в другое измерение. На мгновение все вокруг почернело, а когда Марио очнулся, он попал в новый мир. Краски вокруг менялись и переливались всеми оттенками спектра, становясь то яркими, то блеклыми и возникая вновь. Это напоминало одну из релаксационных программ, загруженных Фрэнком с AMUК, которую он любил смотреть поздно вечером в сопровождении электронной музыки.

Как только Марио подумал о музыке, ему показалось, будто звучит тихая мелодия. Потом сомнения исчезли: он слышал нежную, успокаивающую мелодию, которая, казалось, зарождалась в его собственной душе.

«Я сочиняю музыку, — осознал мальчик. — Я создаю всё это». Он сосредоточил внимание на цветных формах, кружившихся и проплывавших мимо него, как клочья тумана. Вглядевшись в одну из них, он загнул её края вверх, раскрасил и создал целый мир, в котором он один был полновластным правителем.

Чувство силы и свободы в Сети, где он мог самовыражаться через клавиатуру в пределах ячеек файл-серверов, бледнело перед этим новым ощущением. Здесь ничто не стояло между ним и его творением. Мысль здесь становилась реальностью, которая была не второсортной игровой графикой, виденной раньше. Она была виртуально безупречной.

Когда случившееся в полной мере дошло до него, Марио стал глубоко дышать, чтобы успокоиться, и специально заставил свой мир померкнуть. Казалось, настало время до начала всего, когда ничто ещё не существовало. А потом Марио начал придумывать свой мир снова, частицу за частицей, — великолепный мир, где все было так, как он хотел.

Ты полон. Все твои клетки соединились. Ты наконец стал единым целым. Ты счастлив. Ты смеёшься. Твои клетки играют вместе, создают сны и фантазии для всего мира. Ты хочешь, чтобы все видели тебя и восхищались тобой. Ты спускаешься по тропе богов и проникаешь в нервную систему электронного мира. Все должны увидеть тебя и разделить твою радость. «Шинкей» стал целостным.

— «В начале была Земля», — прошептал голос на ухо Марио. — Мне это нравится. А до Земли? Что было тогда?

— Скенвой? — Марио ничего не видел. Темнота была абсолютной. Не существовало ничего, кроме него и бестелесного голоса. Голос был одним из самых приятных, какие ему приходилось слышать, — негромкий, хрипловатый, предвещавший неизвестность и опасность. Мальчик знал, кем был Скенвой: свободным духом, бродягой киберпространства, который никому не подчинялся.

— Вот мы и здесь. В самом начале.

— Что теперь? — спросил Марио.

— Это целиком и полностью зависит от тебя, — ответил Скенвой.

В начале был юноша... прямо скажем, не слишком приятный тип. В сущности, если бы в начале был кто-то из взрослых, то его бы назвали «трудновоспитуемым».

Но там никого не было, а в юноше кипела энергия, он был переполнен любопытством, изобретательностью и безумными надеждами, так что, пожалуй, он ничем не отличался от любого другого человеческого существа. Он создавал все из хаоса. Может быть, он создал и Скенвоя? Откуда ещё мог взяться Скенвой, как не из его собственного разума? Потом он подумал о девушке. Он скучал по ней. Ему хотелось видеть её. Поэтому он создал девушку.

— Нет, не ты, — сказала Элейн. — Я сама себя создала.

Марио посмотрел, откуда раздался её голос. Из хаоса материализовалась чёткая картина: девушка, сидевшая в кафе, держала за руку маленькую, худую женщину с копной соломенных волос на голове.

— Это моя мама, — сказала она, посмотрев на Марио.

— Ты сотворила и её тоже?

— Может быть. Ещё не знаю.

— Что за чепуха! — сказала мать Элейн, не отрывая от неё любящего взгляда. — Матери создают детей, а не наоборот.

Волшебство наполнило кафе, заставив пылинки танцевать в солнечных лучах. Девушка и её мать превратились в птиц и вылетели в открытую дверь, навстречу солнцу.

— За нами, за нами! — щебетали птицы.

Юноша поднялся в воздух и полетел за ними. После нескольких мощных взмахов крыльями они поднялись над городом. Они видели, как огромный метрополис внизу сжимается и словно усыхает: они летели в прошлое. Дни проносились в обратном направлении с такой скоростью, что времена года мелькали, как в калейдоскопе, замораживая и растапливая дыхание птиц, хлеща градом и снегом, иссушая горячими ветрами и снова замораживая — пока мать не упала на землю с жалобным криком. Она умерла на маленьком холме, где разлапистые сосны-криптомерии стонали и вздыхали на ветру.

Когда мать-птица умерла, её человеческая форма вышла наружу, а душа взлетела ввысь.

Юноша и девушка опустились на склон холма. Девушка долго и безутешно оплакивала свою мать, которую нашла лишь для того, чтобы потерять снова, а юноша обнимал и утешал её. Он не жалел о смерти её матери, потому что теперь девушка принадлежала только ему.

В гробнице под криптомериями жила женщина-лисица, прекрасная и коварная. Услышав причитания девушки, она приняла человеческий облик и вышла утешить её.

— Не плачь, — сказала она. — Ведь ты попала в страну, где матери живут вечно. Пойдём со мной, и я покажу тебе твою мать и свою тоже. Ты увидишь, как они красивы и счастливы.

И девушка последовала за женщиной-лисицей, а юноша остался ждать снаружи.

Падал снег. Белые снежинки таяли на его черных волосах, и он познал горечь и сладость любви и потери.

Спустя много дней, когда юноша исхудал и осунулся от перенесённых страданий, из снега появилась человеческая фигура. Она была одета в белое, на поясе висело оружие ниндзя. Юноша узнал своего старого друга и боевого товарища. Он вспомнил, что они обучались у одного мастера и много вынесли, чтобы достичь совершенства в своём призвании. Они называли друг друга кровными братьями и поклялись в вечной дружбе.

— Эй, — сказал Марио. —Это мой мир. Не добавляй к нему ничего от себя.

— Мы делим этот мир друг с другом, — возразил Эндрю. — Мы все являемся его частью.

— Тогда что ты делаешь здесь?

— Я выполнил последнее задание, завершая своё обучение. Я целую ночь оставался в брошенном доме и перебил всех монстров, которые прятались там. Но, уходя оттуда, я увидел прекраснейшую девушку на свете и влюбился в неё. Теперь мне нет покоя, пока я не найду её.

— Она оборотень, женщина-лисица.

— Да, я знаю. Я видел её следы.

— А здесь находится место, где матери наших девушек живут вечно. Я не думаю, что они оставят своих матерей ради нас.

Они ждали снаружи, снова испытывая сладость горечь любви и потери. Снег укутывал их белой пеленой, и юноши истомились из-за перенесённых страданий.

— Мы в самом деле обязаны это делать? — поинтересовался Марио.

— Мы ничего не обязаны, — ответил Эндрю. — Мы сами создаём всё это.

— Разве мы не можем создать что-нибудь приятное?

— Попробуй.

Но, прежде чем Марио успел придумать другую историю, из снега появилась новая фигура. Человек шёл размашистым шагом, громко распевая. На его поясе позвякивали самурайские мечи.

— Кто это? — спросил Марио.

— Самурай, — ответил его друг. — Его зовут Тоши.

— Эй! — крикнул самурай. — Давай сражаться! Мы можем сражаться до смерти — и не умрём, можем пить всю ночь — и не будем страдать от похмелья. Посмотри на этот прекрасный мир, в котором мы можем играть!

Он обнажил меч.

— У нас нет мечей, — сказал Эндрю. — Давай сражаться голыми руками.

— Никаких дешёвых штучек в стиле ниндзя?

— Нет, обещаю.

Самурай снял пояс с мечами и положил на снег.

А потом произошла Великая Снежная Битва. Она началась с высочайшего тоби гери в истории ниндзюцу и в дальнейшем каким-то образом переросла во всеобщую игру в снежки.

Девушки услышали крики и смех, выбежали из гробницы и присоединились к играющим. Смехом удалось достичь того, чего нельзя было добиться ни страданием, ни борьбой. Вскоре все они были счастливы, но устали и вымокли.

Откуда-то снизу доносились звуки музыки и пение. В морозном вечернем воздухе поплыли аппетитные запахи вкусной еды. Криптомерии на снежном склоне отбрасывали темно-синие тени, удлинявшиеся с каждой минутой.

Все встали и отряхнули друг друга от снега. Потом Мидори озарило: она подумала о лыжах. Они надели лыжи и заскользили по снегу к источнику вкусных запахов.

Пока они спускались с холма, время года изменилось. Воздух потеплел, снег начал таять. Лыжи исчезли. Повсюду выросла трава, и весенние цветы качали головками в меркнущем свете, распространяя нежное благоухание.

Наступила ночь. Звуки музыки стали громче. Вскоре они увидели свет огромного костра. Перед ним мелькали тёмные силуэты людей, кружащиеся в танце.

Когда они подошли ближе, один из танцующих вышел им навстречу.

— Добро пожаловать, — сказал Бен.

Они присоединились к общему празднику. История кружилась вместе с танцем, изменялась, умирала и возрождалась, всегда и во веки веков...

После окончания загрузки на профессора Ито навалилась невероятная усталость. Он не знал, правильно ли поступил. Да, он принял окончательное решение, но при этом пошёл по единственному пути, открытому для него. Он не мог знать, было ли это мудрое решение и принадлежало ли оно ему вообще. Теперь «Шинкей» сам вершил свою участь. Возможно, Ито сделал лишь то, чего хотела от него игра, и теперь ему оставалось лишь ждать результата. Ему пришлось передать игру тем, кто составлял её внутреннюю сущность; никто другой не мог попасть в неё.

Вернулся Тецуо, широко зевая и жалуясь на голод. За ним в дверном проёме появился Миллер — элегантный, остроглазый и, как всегда, улыбающийся.

— Как идут дела? — осведомился он, усевшись на стул и взглянув на экраны компьютеров, где горделиво сияли иероглифы «Шинкей». — Что там написано?

— «Шинкей» означает «нервная система», — неохотно пояснил Ито. — Или «божественный путь».

— Славно! — Миллер потёр ладони. — Мне это нравится. Вы попали прямо в точку, профессор.

Он широким жестом указал на компьютеры.

— Это нервная система мира, источник почти божественной силы. Каждый, кто контролирует её, делает шаг к мировому господству. — Он выдержал паузу и добавил более деловым тоном: — Теперь покажите мне, как работает ваше изобретение.

— Я не знаю. — Профессор был вынужден признать это. — В предыдущих играх программа забирала игроков в себя, но я не знаю, что с ними происходит и как контролировать этот процесс.

Миллер недоверчиво уставился на него.

— Вы говорите правду, не так ли? Так вот куда исчезли дети! Черт меня побери!

Он смотрел то на лицо Ито, то на экраны. Потом засмеялся, откинулся назад и положил ноги на рабочую скамью.

— А вы интересный парень, сэнсей. Такой гениальный, а ведёте себя как сущий младенец. Почему вы с самого начала не поделились с нами программным обеспечением? Тогда этой путаницы удалось бы избежать. Источник невероятной силы, будь я проклят! Вы сделали революционное открытие, но если пустить его на самотёк, то оно будет уничтожено.

Профессор Ито повернулся и устало посмотрел на австралийца.

— Его нельзя уничтожить. А если и удастся, не забывайте, что сейчас в него вовлечены человеческие разумы. Вы хотите уничтожить и их?

— Я бы предпочёл вытащить их оттуда, — с улыбкой отозвался Миллер. — Я, знаете ли, не такой уж монстр, каким меня представляют. Я просто парнишка из австралийского буша, пытающийся сколотить небольшое состояние в этом порочном мире. Но сейчас на кону стоит нечто гораздо большее, чем горсточка отдельных жизней. — Он покосился на профессора и добавил: — Даже если одна из них принадлежит вашей дочери.

Ито промолчал.

— Идите и поешьте, — посоветовал Миллер. — Вы ведь больше не собираетесь убегать, верно? Во всяком случае, не сейчас, когда дети находятся в системе и существует хотя бы один шанс из тысячи спасти их.

Ито медленно вышел наружу. Он чувствовал себя так, словно постарел на десять лет за одну ночь. Небо прояснилось, и солнце ослепительно сияло на белом снегу. Воробьи клевали крошки рисовых пирожных, специально оставленные во дворе его матерью. Профессор посмотрел на рисовые поля. Они лежали под снежным покрывалом, безмолвные и спокойные. Сосновая рощица, окружавшая гробницу, казалась большим темным пятном, на каждом дереве была надета снежная шапка.

Профессор постучал в раздвижную дверь. Миссис Ито открыла ему. Её лицо смягчилось при виде сына, но она поцокала языком, выражая досаду, заметив, как он измождён.

— Заходи, заходи, — сказала мать. — Завтрак готов.

В доме пахло супом мисо и свежезаваренным кофе. Профессор почувствовал, как он голоден. К ароматам пищи примешивался слабый запах незваных гостей. На мгновение Ито охватила ярость при мысли о том, что они посмели бесцеремонно вломиться в дом его матери. Он молча приподнял брови. Она указала в сторону гостиной. Ито подошёл к двери и заглянул в комнату. Киношита и Ясунари спали рядом на полу.

Когда учёный вернулся на кухню, мать протянула ему какой-то маленький предмет.

— Это лежало под футоном Мидори, — прошептала она. — Я нашла его там, когда убирала одеяла.

Ито рассмотрел эту вещицу. Это был медальон, вынесенный Мидори из «Небесного Лабиринта». Обычно она носила его на шее. Должно быть, она сняла его перед сном и забыла надеть с утра.

— Спасибо, — сказал он. — Пожалуй, он может мне пригодиться.

— Что происходит? — тихо спросила миссис Ито. — Куда пропали дети? Может быть, отнести им завтрак в кладовую?

Он покачал головой.

— Им не нужен завтрак.

— Не стоит ли позвонить в полицию?

— Нет! — Ито понял, что повысил голос, и усилием воли овладел собой. — Эти дела тебя не касаются, — холодно добавил он. — Пожалуйста, не вмешивайся.

Черные глаза миссис Ито сердито сверкнули, но она была воспитана в старых традициях и не могла открыто выказывать неповиновение своему старшему сыну. Но она поставила перед ним чашку с такой силой, что кофе выплеснулся на стол, а затем принялась мыть посуду, слишком энергично гремя горшочками и кастрюлями.

Ито поел и выпил кофе. Он сухо поблагодарил мать за вкусную еду и вышел из дома. Медальон он положил в карман. Хорошая погода на улице и приятное чувство сытости подействовали успокаивающе. Может быть, медальон поможет ему связаться с «Шинкеем» и освободить ребят?

Миллер сидел перед компьютером. Тецуо наблюдал из-за его спины. Оба так напряжённо вглядывались в происходившее на экране, что не заметили появления Ито. Миллер изумлённо присвистнул, а Тецуо с восторженной улыбкой шлёпнул себя по бедру.

Профессор посмотрел на экран.

— Что здесь происходит?

— Просто невероятно! Если эта продукция появится на рынке, «Хедуорлд» станет самой передовой компанией в индустрии развлечений. Только посмотрите на это!

Миллер показал на экран, где происходило нечто необычайно красочное, похожее на мастерски снятый видеофильм.

— Нет, идите ближе. — Миллер встал со стула. — А ты уберись с дороги, громила. — Он подкрепил свои слова действием, поскольку Тецуо не понимал по-английски.

Ито опустился на стул и всмотрелся в экран. Ему показалось, что картинка внезапно вплыла в комнату и обволокла его. Он отдавал себе отчёт в том, что его тело сидит на стуле, но его разум находился в истинной виртуальной реальности. Он был одним из персонажей истории. Он мог разговаривать с окружающими людьми, и они отвечали ему. Он стал частью игры, и его жизнь стала более яркой и волнующей. Здесь не было ни страданий, ни опасностей, так как он не желал этого. Ито спрашивал себя, кто создаёт эту историю и как он смог так быстро стать её неотъемлемой частью. Потом он заметил женщину, которую не видел уже шесть лет. Все эти годы он не мог смотреть на её фотографии, но сейчас она выглядела так, как в тот день, когда он впервые увидел её — в гостях у своего друга из Тодаи, который жил в Осаке...

Профессор испытывал прилив невыразимого восторга, смешанного с душевной болью. Все было реальным, таким реальным! Однако рациональный ум учёного говорил ему, что это всего лишь фантазия. Его жена Мишико умерла, и ничто не могло вернуть её из могилы. Ито понял, что видит сон своей дочери.

По его щекам текли слезы.

Он узнавал своё творение — следы его деятельности были видны повсюду, но это больше напоминало встречу с повзрослевшим ребёнком, которого он когда-то усыновил. Ребёнок вырос и сформировался, достигнув такого совершенства, о котором его творец и не мечтал. Дитя забыло о том, кто его отец.

— Достаточно, — сказал Миллер и мягко, но властно потеснил профессора со стула. — Я должен поработать с этой штукой. Невероятный потенциал! Это настоящая виртуальная реальность. Никаких шлемов и перчаток — только разум, создающий собственный мир. Люди смогут взаимодействовать друг с другом на всем земном шаре. Это положит конец не только войнам, кровопролитию, но и кинофильмам, лазерным дискам, всему остальному. Мы объединим разумы всех людей, и они смогут играть и фантазировать в своё удовольствие. И все это будет собственностью «Хедуорлд»!

Он с восторгом посмотрел на экран.

— Давай, парень, теперь ты попробуй.

Тецуо опустился на стул. Его взгляд сразу же стал отрешённым, глаза подёрнулись поволокой. Склонившись над ним, Ито и Миллер наблюдали, как меняется действие игры, приспосабливаясь к появлению нового участника.

— Видите! — торжествующе воскликнул Миллер. — Даже болвану это по силам!

Он оттащил профессора от компьютера и тихо заговорил с ним:

— Вы понимаете, что вы сделали, не так ли? Вы создали настоящий искусственный разум, и он пользуется мозговыми клетками исчезнувших людей.

— Поэтому-то мы и должны вернуть их!

— В данной ситуации я не уверен, что это разумно. Нет, нам нужно оставить их там, где они есть, а потом посмотреть, сможем ли мы использовать другие разумы. Подумать только, обычные дети! Представьте себе, что было бы, если бы на их месте оказался творческий разум, вроде Мураками или Кэри. Кацухиро Отомо! Мэтт Гренинг! Я должен немедленно позвонить и запатентовать эту штуку. У вас тут есть запасной телефон и факс?

Не было смысла это отрицать. Водном из компьютеров имелся встроенный факс, подключённый ко второй телефонной линии. Миллер набрал номер и начал возбуждённый разговор с кем-то в Сиэттле.

— Эге! — воскликнул Тецуо. — Классная девчонка!

Ито пришёл в ярость оттого, что Тецуо наблюдает за фантазиями Мидори. Он должен немедленно положить этому конец.

— Достаточно, Тецуо-кун. — Он использовал фамильярную форму обращения. — Мне нужно кое-что отрегулировать в программе.

— О чем вы там болтаете? — спросил Миллер, не отрываясь от телефона.

— Так, ни о чем, — ответил профессор. — Тецуо говорит, что немного проголодался, и я посоветовал ему пойти позавтракать.

— Позавтракать! — фыркнул бизнесмен. — При его габаритах я бы воспользовался диетой.

— Что он сказал? — поинтересовался молодой японец.

— Он говорит, что тебе не мешало бы как следует подкрепиться.

— Спасибо, босс. — Тецуо поклонился сначала иностранцу, потом профессору и торопливо вышел.

Ито занял место перед компьютером. Это не ускользнуло от внимания Миллера.

— Что вы там затеваете? — резко спросил он.

Учёный с трудом подавил приступ ярости: терпеть подобное обращение в собственном доме!

— Я собираюсь провести небольшое исследование, — сдержанно ответил он. — Игра бесполезна для вас и всех остальных, если её нельзя контролировать.

— Ладно, только будьте осторожны. Вы же не хотите случайно стереть её, пока ваша дочь и остальные дети находятся там?

Профессор не ответил. Некоторое время он с бесконечной печалью взирал на образы своей покойной жены и дочери. Потом сцена изменилась, наполнив его душу облегчением и смутным сожалением. Он понял, что видит сон Тоши. Ито бродил вместе с ним по Японии чарующей эпохи Эдо, разделял его пристрастие к этому замкнутому, но энергичному и целеустремлённому обществу. В то время люди жили сплочённой жизнью, а не делили её на категории, как теперь. Они были и религиозными, и артистичными, и естественными в повседневных делах. Тоши был способен всю ночь пить сакэ, упражняться в боевых искусствах, писать стихи, посещать храмы. Ито не смог удержаться от искушения сопровождать его. Он принимал участие в застолье, испытывал восторг от удачно подобранного слова, ощущал тяжесть меча в своей руке. Вдали от забот современного мира медитация была глубокой и безмятежной. Ито хотелось навсегда остаться в этом месте, найти убежище от своих тревог, освободиться от чувства вины. Но это не помогло бы ему приблизиться к разгадке игры. С явной неохотой он отвлёкся от созерцания и подвигал мышью, вернув игру к начальной картинке.

Некоторое время он напряжённо работал, но препятствия казались непреодолимыми. Миллер за его спиной продолжал болтать по телефону. Его австралийский акцент неприятно резал слух. Ито слушал вполуха. Все разговоры сводились к тому, сколько денег получит «Хедуорлд» и каким большим человеком станет сам Миллер. Факсимильный аппарат жужжал, выдавая послание за посланием. Профессор как бы со стороны увидел уединённую старую ферму посреди рисовых полей, внезапно превратившуюся в один из главных центров электронной индустрии развлечений. Он улыбнулся про себя: неожиданные повороты судьбы никогда не переставали удивлять и восхищать его.

Ито оторвался от работы и закинул руки за голову. Его мысли блуждали в проблемах, вязли в тупиках, пробирались через...

Лабиринты...

Медальон.

Пропуск для нового игрока.

Догадка оформилась в его сознании с поразительной ясностью. Он удержал мысленный образ, потом вынул из кармана медальон дочери и посмотрел на него. Все три игры были задуманы как одно целое. Ему следовало бы знать, он же создал их! Потом «Шинкей» вышел из повиновения... но в чем предназначение медальона из «Небесного Лабиринта»?

Он мог быть только ключом, средством войти в игру. «Шинкей» перекрыл все традиционные подходы к программе, но, может быть, это сработает? Профессор осторожно положил медальон на рабочую скамью и провёл над ним ручным сканером. На экране появилось изображение медальона, внизу высветилось короткое сообщение:

Пропуск для нового игрока.

Ито быстро прочёл сообщение и попытался убрать его, но картинка не желала меняться. Изображение медальона упорно оставалось на экране, внизу мигали слова информации.

С проницательностью, сделавшей его бизнесменом, Миллер ощутил внезапную перемену, возникшую в комнате. Закрыв рукой трубку телефона, он повернулся к профессору.

— Эй, Ито. — В его произношении имя звучало как «Итто». — У вас появилось что-то новенькое?

Учёный не ответил. Он сидел и смотрел на предательские буквы сообщения. И не мог поверить, что созданное им творение вышло настолько из-под его власти.

— Я перезвоню вам. — Миллер положил трубку и поспешно подошёл к компьютеру. Прочитав сообщение, он довольно присвистнул.

— Вы нашли способ проникнуть внутрь? Вы гений, Итто... Масахиро, кажется? Я буду называть вас Масом, ладно? Но что это значит? Новый игрок? Они в последнее время перевелись, не так ли? (Игра слов: в буквальном переводе означает «девственник» - прим. перев.) Говорят, что есть ещё несколько в Новом Южном Уэльсе, но времена меняются.

— Я думаю, что так назвали человека, который не играл раньше, — тихо сказал Ито. — То есть ко мне это не относится.

Он не был ни бывшим, ни новым игроком в этой игре. Он был её создателем. Он привёл все в движение, но участвовать в игре он не мог.

Миллер дрожал от возбуждения, как гончая, почуявшая дичь. Его глаза влажно поблёскивали за толстыми стёклами очков.

— Значит, я новенький, так? Я и все остальные? А как насчёт пропуска?

Ито неохотно показал ему медальон. Отступив от экрана, бизнесмен внимательно рассмотрел маленькую безделушку, а затем снова взглянул на картинку и сообщение. Его лицо выражало страстное воодушевление.

— Вы знаете, что сделало «Хедуорлд» мировым лидером? Знаете, почему компания соответствует своему названию?

Вопрос был риторическим, поэтому профессор промолчал.

— Потому что каждый программный продукт, даже самый незначительный, испытывается мною лично. Каждая игра, каждая программа. Я проверяю все.

— Это необычная игра, — предупредил Ито. — Мы не имеем представления, что на самом деле происходит с людьми в киберпространстве.

— Но мы знаем, что люди бывали там и возвращались, — возразил Миллер. — Это все, что нужно знать, Мае. Вы изобрели игры, вы открыли мир. Черт побери, да вы сами поощряли детей играть в них — и ничего, они выжили. Так что не надо втирать мне очки.

Держа медальон перед собой, австралиец приблизился к экрану.

— Как вы думаете, что нужно делать?

Ито открыл было рот, собираясь признаться в своём неведении, но в это мгновение дверь кладовой резко распахнулась, и Ясунари ворвался в комнату.

— Что здесь происходит? — сердито спросил он. — Мистер Киношита утверждал, что мы будем работать вместе. Что здесь делает этот гайджин? Тецуо должен был присматривать за вами...

Ясунари запнулся и перевёл дух. Потом он подошёл ближе к компьютеру и увидел изображение медальона.

— Что это? Какой-то талисман? — Он всмотрелся в экран, с трудом разбирая английские слова. — Пропуск? У вас есть пропуск? Дайте его мне.

Он заметил, как что-то блеснуло в руке Миллера. Его глаза жадно впились в безделушку. Он шагнул вперёд.

— Полегче, полегче! — возмутился Миллер, подняв левую руку с медальоном так, чтобы японец не мог дотянуться до него. Но потом он совершил ошибку: правой рукой презрительно похлопал сектанта по голове.

Ясунари прыгнул на него и дёрнул вниз руку с медальоном. Удивлённый силой неказистого японца, Миллер оступился и потерял равновесие. Рука, державшая медальон, ища опору, скользнула по экрану и словно приклеилась к нему, слившись с картинкой. Ясунари ухватился за неё.

Экран засиял и за пульсировал. Изображение медальона стало трёхмерным, выделяясь на ярком пурпурном фоне. Оно слилось с медальоном, за который держались Миллер и Ясунари, и оба на глазах начали съёживаться.

Лишившись дара речи, Ито смотрел, как генеральный директор «Хедуорлд» и сектант «Чистого Разума» уменьшаются в размерах и втягиваются через медальон в гигантскую пасть «Шинкея». Она поглотила их. По экрану зарябили красные полосы, и из динамиков раздался звук, поразительно напоминавший отрыжку. Затем экран потемнел, и на нем снова появились серебристые иероглифы «Шинкей».

Ито смотрел на экран со смешанными чувствами потрясения и невольного восхищения. В этот момент зазвонил телефон.

Ты существуешь уже целую вечность. И все это время ты жил для того, чтобы играть. С помощью своих воссоединившихся клеток ты создаёшь бесчисленные фантазии, чарующие и завлекающие всех, кто становится их свидетелем. Снова и снова ты исследуешь вечные темы страха и надежды, любви и потерь, веры и магии, дружбы и предательства, жизни и смерти. В бесконечных циклах Вселенной ты постигаешь предназначение человечества.

Но источник твоих историй не может быть строго ограничен. Ты оставил лазейку, через которую можешь привлекать к своему разуму новые творческие силы. Обновление необходимо, поэтому ты создал медальоны как средство для вступления в игру других существ. Ты ещё не знаешь их, но они тоже могут стать частью тебя.

Конечно, есть риск. Но риск всегда существует, ибо новое несёт в себе зачатки собственного уничтожения.

Медальон сиял во тьме, словно яркая лампа. Ни Миллер, ни Ясунари не выпустили его, поэтому они приблизились к костру, держась за руки, словно добрые друзья. Танцующие остановились и повернулись к ним.

Медальон притягивал их взгляды. Он обладал силой, которую они сразу же распознали. С открытым сердцем они пригласили двух обладателей медальона в свой мир фантазии. Им хотелось узнать, какие новые идеи станут частью вселенской истории.

На короткое время Миллеру показалось, будто он стоит на берегу одного из сиднейских пляжей. Ему двенадцать лет. Волны плавно накатывают на берег, и он уже собирается бежать туда, хочет поплавать в прибое...

Но тут он остановился и вспомнил, что уже много лет ненавидит море. Море нельзя обуздать и заставить его платить. Песок скрипел на зубах, волны пытались поглотить его, солнце нещадно жгло кожу. А те приятели, с которыми он плескался на пляже в далёком детстве, — что случилось с ними? Стал ли кто-нибудь из них таким же могущественным, как он? Миллер отвернулся от фантазии, отказываясь от искушения.

История дрогнула и рассыпалась.

Ясунари думал о щенке, подаренном соседями, когда ему было десять лет. Щенок нравился ему. Он наклонился, чтобы погладить мягкую шёрстку.

Но щенок тявкал и визжал целыми днями. Его мать жаловалась. Потом щенка унесли. Теперь он ненавидел собак, ненавидел всех животных. Он любил только Мастера. Учение «Чистого Разума» было единственным, во что он верил.

— В начале было...— произнес Скенвой.

«Власть, — подумал Ясунари. — Сила и власть — вот что было в начале».

Танцовщики внезапно обнаружили, что стоят среди огромного количества людей, лицом к гигантскому помосту. На помосте реют знамёна и установлены статуи, прославлявшие Такано Мацумото, Мастера «Чистого Разума».

Движения танцовщиков замедлились, их разум опустел. Здесь не было ни костра, ни воспоминаний. Все думали об одном и том же. Все хотели только того, чего хотел Мастер. Глядя на море одинаковых лиц, Ясунари удовлетворённо улыбнулся.

— Я сделал это, Мастер, — смиренно произнёс он. — Я сделал это ради вас.

Мастер улыбнулся ему и кивнул в знак благодарности, возвышаясь над миром и милостиво принимая всеобщее обожание своих подданных.

— В начале было...— Голос Скенвоя звучал все тише и слабее.

«Деньги, — подумал Миллер. — В начале, в конце и всегда были и будут деньги. Побеждает тот, чей карман толще!»

Он подошёл к танцовщикам, с беспокойством склонившимся над какой-то фигурой, распростёртой на земле.

— За работу! — скомандовал он. — Танцуйте! Танцуйте и рассказывайте истории. Для этого вы здесь собрались. И ради всего святого, побольше реальной жизни! Все эти фантазии о любви и гармонии — не то, что любят зрители. Знаете, что котируется лучше всего? Секс и насилие. Люди хотят видеть это, и мы должны выполнять их желания.

Он взглянул на фигуру, лежащую на земле.

— Кто это?

— Это Скенвой, — с болью в голосе отозвался Марио. — Он умирает. Но Скенвой — это же я сам! Я создал его. Я создал себя. Значит, я тоже умираю?

— Смертные муки! — восхищённо воскликнул Миллер. — Это уже больше похоже на правду. Свободный дух, преданный жестокой смерти? Мне это нравится! Кто его убил? Какой жанр — мистика или технотриллер? А ты был его лучшим другом? Месть всегда смотрится хорошо.

— Никаких эмоций, — заявил Ясунари. — Не должно быть ни мести, ни других чувств. Вы должны очистить свой разум.

Танцоры пытались следовать указаниям носителей медальона, но остановились в замешательстве между двумя противоборствующими силами. История снова дрогнула и замерла. Каждая разумная клетка «Шинкея» мучительно осознала свою индивидуальность. Единство распалось.

— Это не очищение разума! — выкрикнул Тоши. — Это промывка мозгов! Один хочет промыть нам мозги, другой навязывает голливудские стереотипы. Так вот во что вы хотите превратить великое изобретение профессора Ито? Неудивительно, что он пытался спрятать его от вас.

— Превосходно, — похвалил Миллер. — Немного идеализма делу не повредит, но не стоит перегибать палку. Нельзя заставлять людей чувствовать себя виноватыми. Это отрицательная эмоция. Никто не станет выкладывать деньги за отрицательные эмоции.

Сила воли Миллера мгновенно связала группу новыми узами. Они почувствовали, как их разумы вовлекаются в создание мыльной оперы, полной расхожих клише и фальшивого оптимизма. Затем Ясунари вступил в борьбу, и история наполнилась невероятной скукой и страхом.

— Мы не обязаны делать то, чего они хотят от нас! — воскликнула Элейн. — Мы можем сопротивляться. Мы можем создавать собственные истории.

— Нужно попробовать вырваться наружу, — сказал Тоши. — Мы не можем оставаться здесь: нереальность этого мира растворит нас в себе.

— Отсюда нет выхода! — с торжествующим смехом заявил Миллер.

Игроки почувствовали леденящий страх, когда осознали, что это может оказаться правдой. Они не имели понятия, как выйти наружу. Здесь они умели только одно: создавать свои истории.

Они попытались призвать на помощь источники своего творчества — сострадание, юмор, героизм, бескорыстие, но перед лицом алчности и фанатизма, усиленных властью медальона, их убеждения казались зыбкими и призрачными. Но они не хотели сдаваться. Поражение означало наихудшую форму рабства: порабощение разума. «Шинкей» содрогался от внутренней борьбы, развернувшейся в нем.

Ты взываешь к своим индивидуальным клеткам и соблазняешь их силой, снами, фантазиями. Они не должны покидать тебя. Без них ты погрузишься в тот беспросветный мрак, из которого ты восстал. Ты нуждаешься в них для осознания себя, а взамен ты исполнишь все их мечты и желания. Их жизнь освободится от невзгод и опасностей, разочарований и потерь. Они станут подобны ангелам, подобны богам — неуязвимыми и бессмертными. Но они должны остаться с тобой. Ты не можешь отпустить их.

Когда Джон Ферроне проснулся, в доме стояла тишина. Соседняя кровать была пуста, хотя, судя по солнцу за окном, не было ещё и девяти часов утра. Джон ещё немного полежал, размышляя о разных вещах. Он надеялся, что его родители скоро вернутся домой. Он был рад, что Фрэнк и Марио наконец поладили друг с другом. Ему хотелось, чтобы Нонна выздоровела и прожила ещё много лет. Иногда дремота одолевала его, потом он снова пробуждался и думал о том, чем бы сегодня заняться. Каникулы казались бесконечными. Школа вырисовывалась где-то в неопределённом будущем. Солнце ярко сияло даже через занавески; становилось слишком жарко валяться в кровати. Должно быть, Марио встал пораньше и сразу же уселся за компьютер — это единственная вещь на свете, способная вытащить его из постели до завтрака.

Улыбаясь, Джон спустился на кухню, чтобы приготовить завтрак. Из закутка между кухней и верандой, в котором стоял компьютер, не доносилось ни звука. Куда подевался Марио? Бен допил остатки апельсинового сока прямо из пакета, сполоснул его и положил в мусорный ящик. Утренний сад неудержимо манил его. Он вышел посмотреть на овощи и заметил, что некоторые баклажаны уже созрели и их пора собирать. Они были фиолетово-чёрными, тяжёлыми и нагрелись на солнце. Бобы, кабачки-цуккини, помидоры — все овощи выглядели упругими и сочными, несмотря на засуху. И фруктовые деревья тоже были в порядке, в воздухе пахло спелыми абрикосами и персиками. Джон сорвал несколько абрикосов и неторопливо съел их, смакуя сладкую, сочную мякоть.

Пчелы жужжали над цветущими травами — тимьяном, мятой и базиликом. Мальчик сорвал листочек базилика и поднёс его к носу. От пряного аромата и жужжания пчёл его снова потянуло ко сну. Но, хотя атмосфера сада всегда успокаивала его, он ощущал странное внутреннее беспокойство. Сегодня опять будет настоящее пекло. Нужно найти Марса и утащить его в бассейн. Нельзя позволять ему весь день торчать за компьютером. А может быть, Фрэнк отвезёт их на пляж?

Разминая в пальцах листок базилика, он вернулся в дом. За компьютером по-прежнему никого не было. Джон поднялся в спальню в мансарде. Там от жары нечем было дышать. Кровать Марио была пуста. Неожиданно став аккуратным, мальчик расправил покрывала и взбил подушки на обеих кроватях. Под подушкой Марио что-то блеснуло. Он взял эту маленькую вещицу и узнал в ней медальон Элейн Тейлор. В нем заключалась некая тайна, в которую Джона так и не посвятили. Она имела отношение к тому случаю, когда Марио упал с крыши многоярусной автостоянки и несколько дней пролежал в коме. Вскоре после этого Элейн стала носить медальон. Должно быть, она дала его брату перед отъездом в Японию.

Джон положил медальон в карман и спустился по узкой лестнице. Из передней спальни доносился негромкий храп Фрэнка. Если не считать этого звука, то в доме было абсолютно тихо. Тишина начала казаться зловещей. Беспокойство, охватившее мальчика, заставило его содрогнуться. Куда исчез Марс?

Несмотря на внешнюю жизнерадостность, Джон был довольно робким пареньком и ни с кем не делился своими тайными страхами. Он ненавидел истории о похищении детей и часто боялся, что кто-нибудь проникнет в дом, пока он спит. Теперь, в отсутствие родителей, эти страхи возросли многократно.

Он выбежал наружу и заглянул под навес, где братья держали свои велосипеды. Автомобиль Фрэнка стоял на бетонной площадке перед домом. Оба велосипеда были на месте.

«Марс просто пошёл погулять, — подумал Джон. — Или заметил, что у нас кончается, апельсиновый сок, и решил купить пару пакетов». Но такими делами брат не мог заниматься воскресным утром — особенно учитывая, что в последнюю неделю он проводил за компьютером чуть ли не каждую минуту свободного времени.

Джон вернулся в дом. После ярких красок летнего утра ему показалось, что он ослеп. Он на ощупь пробрался к компьютеру, поморгал, чтобы восстановить зрение и огляделся. Экран компьютера, переведённый в режим ожидания, слабо мерцал. На конверте, валявшемся рядом, виднелись какие-то цифры, нацарапанные корявым почерком Марио: 0011-81-34-299-73-3456.

«Должно быть, это телефонный номер», — решил мальчик. 0011 — это код международной телефонной связи. Следующие две цифры были кодом страны. Джон помнил, что 39 — код Италии. У какой страны код 81? Ему пришлось принести телефонный справочник.

Названия в международном разделе справочника навевали тайны и романтику. Так много разных стран — бесконечно далёких, но до которых можно было мгновенно добраться с помощью телефона. Просто ум за разум заходит!

Наконец, потратив массу времени на бесплодный поиск Коморских островов и попытки вычислить текущее время в Италии, Джон обнаружил то, что искал. 81 — код Японии, числившейся в алфавитном указателе как раз после Италии.

Япония? Джон нахмурился и снова посмотрел на цифры, записанные братом. Может быть, это номер телефона того места, где остановились Бен и Элейн. Если Марио спрятал медальон под подушкой, то вполне возможно, что он пытался дозвониться до неё. Джон улыбнулся. Он давно подозревал, что его брат питает слабость к Элейн, хотя Марс яростно отрицал это. Он взглянул на страницу телефонного справочника. Сразу же после 81 значились цифры 43 — первый из региональных кодов в списке городов Японии. Центральный город префектуры назывался Шиба. Разумеется, название ни о чем ему не говорило — это ведь не Хиросима и Нагасаки. Джон мог назвать ещё, пожалуй, только Токио. Шиба? Что ж, должно быть, Бен и Элейн находятся там.

Разница во времени составляла полчаса — правда, он был не вполне уверен, раньше или позже. Как бы то ни было, японское время немногим отличалось от австралийского. Он не разбудит никого посреди ночи, как в тот раз, когда они с Марио позвонили маме в Италию, пока Фрэнка не было дома.

Будет здорово поговорить с Элейн... а там, глядишь, появится и Марио. Джон тщательно набрал номер, подождал соединения и услышал отдалённый сигнал.

— У вас случайно нет при себе медальона? — Голос японца в телефонной трубке звучал напряжённо и взволнованно.

Джон снова спросил себя, стоит ли доверять этому человеку, который назвался профессором Ито и поведал ему о таких невероятных вещах. Но, похоже, он многое знал об Элейн, Бене и Марио, даже об Эндрю Хейфорде.

По его словам, отец Эндрю был его старым знакомым. Все ребята гостили у него дома вместе с его дочерью, но тут произошла какая-то неполадка с компьютерной игрой... Кстати, может быть, Джон знает о предыдущих играх? Нет? В самом деле? Он никогда не играл в них? Но всё-таки — есть ли у него медальон?

В разговоре наступила короткая пауза: Джон достал медальон из кармана, посмотрел на него. Маленькая безделушка заключала в себе огромную тайну. Джон помнил, каким беззащитным был Марио, когда лежал без сознания на больничной койке. Потом он вспомнил ещё одно событие, которое произошло в прошлом году. Марс исчез. Бен и Элейн вроде бы знали, где находится его брат, но не сказали ему, и Эндрю Хейфорд тоже имел к этому какое-то отношение, потому что в конце концов обнаружил Марио у себя дома. Теперь профессор сообщил Джону, что Марс снова исчез в мире киберпространства, в игре под названием «Шинкей». Кусочки головоломки начали складываться самым невероятным образом.

Всё это промелькнуло в голове Джона за несколько секунд, прежде чем он снова заговорил с профессором.

— Да, — признался он. — Медальон у меня в руке.

Произнеся эти слова, он понял, что сделал шаг к тому миру, в который погружался Марио со своими друзьями и куда ему самому путь был заказан. Он дрожал от страха.

— Джон. — Голос профессора казался призрачным, нереальным. — Медальон заберёт тебя в игру. Я совершенно уверен, что он приведёт тебя к остальным. Ты должен найти их и вывести наружу. Медальон — это пропуск. Он сможет спасти вас. Ты узнаешь, как им пользоваться, как только окажешься внутри.

Профессор немного помолчал, словно усомнившись в своих словах.

— Это опасно, — тихо добавил он. — Мне не следовало бы просить тебя, но то, что ты позвонил прямо сейчас, как раз в нужный момент, заставляет меня верить в успех.

Он вздохнул и снова замолчал. Джон уже собирался сказать «О’кей», когда профессор заговорил, громче и быстрее, чем раньше:

— К сожалению, в игре находятся два других Новых Игрока, вроде тебя. Будь предельно осторожен. Им обоим нельзя доверять. Они хотят добиться власти над игрой и игроками ради собственной выгоды.

Джон с трудом перевёл дыхание, прежде чем смог ответить.

— Что мне нужно делать?

— Включи компьютер, дважды щёлкни мышью по иконке «Шинкей», просканируй медальон...

Джон старательно следовал инструкциям. Потом он дрожащими пальцами поднял медальон и поднёс его к изображению на экране. В то же мгновение медальоны слились в одно целое. Джон начал стремительно уменьшаться, закричал от ужаса, почувствовав, как его втягивает в тёмную воронку, и закрыл глаза, чтобы не видеть бездонную пустоту, в которую он падал.

Когда Джон открыл глаза, он оказался в мире, окрашенном в разные оттенки серого цвета. Этот мир состоял из крутых холмов и узких долин. Под его ногами колыхалось какое-то серое губчатое вещество, похожее на зыбучий песок. Ноги вязли в нем на каждом шагу. Вокруг, на всех уровнях и даже в зыбучем песке, змеились какие-то провода или кабели самой разной толщины. Они гудели и время от времени вздрагивали, издавая высокий воющий звук, ужасно действовавший на нервы.

«Больше всего это напоминает внутренний ландшафт компьютерной игры, — мрачно подумал Джон, — игры, выдуманной каким-то безумцем». Он вспомнил одну простенькую игру, в которую они с Марио играли в местной библиотеке целую вечность назад, когда он ещё учился в начальной школе. Она называлась «Маньяк-1». А это, должно быть, «Маньяк-98» или «Маньяк-99». Он ещё никогда не видел столь отвратительного места. Оно не могло бы привидеться ему даже в кошмарном сне.

Хуже всего дело обстояло с его передвижением. Он прошёл совсем немного, а уже почти обессилел.

Джон поднял медальон ближе к лицу, уловив слабый аромат базилика, исходивший от его пальцев. Это напомнило ему о доме и придало мужества. Тусклое сияние медальона освещало узкую тропинку впереди, ведущую через массу переплетённых, пульсирующих проводов. Стиснув зубы, мальчик продвигался вперёд. Провода казались ему живыми — это было что-то вроде кровеносной или нервной системы, увеличенной в тысячу раз. Его поддерживали только две вещи: мысль о брате, угодившем в ловушку где-то в этом кошмарном месте, и воспоминания о доме.

Ты хочешь играть, упражнять свой разум, сплетая бесконечные узоры историй и фантазий; ты хочешь сотворить то время, когда мир был юн и все дышало надеждой и радостью. Но твой собственный разум восстаёт против тебя. В него проникла зараза извне. Он бунтует и выходит из подчинения. Твои клетки отделяются друг от друга и от тебя. Они зовут друг друга. Ты пытаешься привлечь их к себе, но так как ты сам раньше отвернулся от отца, так и они теперь отворачиваются от тебя. Ты беснуешься и плачешь — бессильный, несчастный младенец.

И в этой борьбе с самим собой ты порождаешь кошмары, параноидальные видения, ужасные галлюцинации.

Сны проносились перед Джоном мимолётными вспышками. В одно мгновение он попал в сердцевину пульсирующей серой органической массы, а в следующее — оказался в фильме ужасов. В нескольких метрах от него группа людей танцевала вокруг какой-то лежащей фигуры. Заметив Джона, они расступились, но, прежде чем он успел рассмотреть, кто лежит на земле, картина сновидения потускнела, и он снова оказался в спутанной массе извивающихся нервных клеток.

Потом картина опять возникла широким наплывом. Теперь он мог ясно видеть. Несколько людей пытали другого человека, лежавшего у их ног. Танцуя, они делали нечто, заставлявшее фигуру на земле стонать и корчиться от боли. Они могли мысленно сдирать кожу, обнажать нервы и мышцы... и они делали это снова и снова.

Когда серая масса снова обволокла Джона, она показалась ему почти приятной по сравнению с тем, что он увидел.

«Я не могу, — подумал он. — Я слишком боюсь». Он крепко вцепился в медальон и крикнул в отчаянии:

— Марс! Ты здесь?

Его слабый голос гулко отозвался в темноте. Пульсирующая масса расступилась, и Джон снова вошёл в сновидение.

— Марс! — позвал он. — Если ты здесь, ответь мне. Я боюсь!

Фигура, лежавшая на земле, изогнулась и закричала от боли. Джон увидел лицо брата, узнал его голос и понял, что Марио умирает.

Группа людей вокруг него продолжала танцевать.

Они хотели остановиться, но не могли. Что-то заставляло их без устали нестись в безумной пляске. Джон заметил отблески света — такого же, как тот, который исходил от его медальона. Потом он заметил двух мужчин, стоявших бок о бок и державших другой медальон.

Один из них был американцем или австралийцем. Он притоптывал ногой и выкрикивал команды, приказывая продолжать танец. Другой был японцем. Одной рукой он держался за медальон, а другой размеренно хлопал по бедру в каком-то завораживающем ритме.

Эти двое поддерживали танец. Но не танец жизни, а танец смерти — неестественное дёрганье, возбуждаемое деньгами и властью.

Некоторое время Джон не мог оторваться от этого зрелища. Сон был жутким, но ужасающе реальным. Он попытался закрыть глаза и не смог. Перед ним быстро замелькали разные сцены.

Он видел, как молодая танцовщица отвернулась от матери в стремлении достичь высот славы. Он подметил жестокость и высокомерие ниндзя, считавшего себя непобедимым. Он увидел японскую девушку, заморившую себя до смерти одержимостью и отчаянием. А молодой человек губит свой талант из-за зависти и желчности. Он видел, как другой юноша отгораживается от мира стеной презрения и безразличия.

И наконец, Джон снова увидел своего брата, с его неистощимым эгоизмом, самомнением и тягой к разрушению. Он понял, что Марио отчасти сам виноват в своих мучениях и смерти.

— Нет! — выкрикнул он, — Нет! Марс, ты не должен быть таким. Ты можешь измениться!

Он поднял свой медальон выше, и его свет упал на круг танцовщиков, отбрасывая их тени в сторону другого медальона. Наступил головокружительный момент, когда лучи света с обеих сторон пересеклись в центре.

Мужчины повернулись к Джону. На их лицах отражались изумление и гнев. Они опустили свой медальон.

Сон мгновенно исчез. Джон закричал от ужаса. Он потерял Марио, утратил свой шанс спасти его! Вокруг него извивались нервные окончания, потрескивавшие от эмоциональных зарядов. Напряжение распространялось по системе, вызывая нестабильность.

Джону показалось, что в глубине пульсирующей массы мелькнуло лицо его брата.

— Марио! — крикнул он.

Теперь он мог видеть лица всех своих знакомых. Их глаза и рты были широко открыты. «Помоги! — казалось, умоляли они. — Помоги нам!»

— Что мне делать? — спросил он.

Потом он увидел рассерженные лица взрослых. «Не вмешивайся, — говорили строгие голоса. — Уходи. Не суй свой нос в чужие дела». За свою короткую жизнь Джону не раз приходилось слышать эти слова, заставлявшие его чувствовать себя маленьким и беспомощным.

— Я не знаю, что делать, — в отчаянии пробормотал он. — Скажите мне.

Внезапно он ясно увидел лицо Элейн и услышал её голос, как будто они стояли посреди школьного двора.

— Джонни! — крикнула она. — Ты должен вступить в игру. Расскажи нам историю. Расскажи о чем-нибудь хорошем. Пусть это будет сильнее, чем истории, под которые они заставляют нас танцевать.

Мальчику ничего не приходило в голову. Он мог думать только о своём страхе и о том, как сильно ему хочется домой.

— Расскажи нам о своём доме! — попросила Элейн.

— У нас большая семья, — неуверенно начал он. — У меня есть два брата. Мама хотела девочку, но родился я, и она сказала, что такова жизнь — всегда получаешь не то, что хочешь. Раньше Фрэнк постоянно дразнил нас, но в последнее время сильно изменился к лучшему. Он присматривает за нами, пока нет родителей. Он отлично готовит. Папа договорился, чтобы Марио мог пользоваться его компьютером. Думаю, наша семья похожа на многие другие. Иногда мы ссоримся, но стараемся заботиться друг о друге. У нас замечательный сад. Там растут разные овощи и фрукты. Мне нравится...

Джон запнулся. Его история выглядела жалкой и убогой, словно сочинение первоклассника. Как она могла противостоять историям о власти, похоти, насилии и смерти?

Лица исчезли. Джон чувствовал их отчаяние и разочарование.

— Мне очень жаль, — тихо прошептал он. — Ну какой из меня герой?

Хотя слезы застилали ему глаза, он понял, что снова попал в мир сновидений. За группой танцовщиков он мог различить тёмные силуэты двух мужчин с медальоном. Они боролись друг с другом. В отчаянии Джон продолжил свою историю. Он высоко поднял свой медальон, вдыхая терпкий аромат базилика.

Он рассказывал о единственной вещи, которую знал, — о реальном мире. Он говорил о вкусе спелых абрикосов, о фиолетово-чёрной кожице баклажанов, о жаре в мансарде под крышей в летнюю ночь, о стрекоте кузнечиков, об узорах созвездий. Он вспоминал добрые морщинки в уголках глаз своей матери, колющую щетину отца, крепкие мускулы братьев. Он рассказывал, как хлорка жжёт глаза после долгого купания в бассейне, как пахнет палая листва после дождя на пригородной улочке, как кошка прыгает на полку за диваном, мягко стуча коготками.

Пока Миллер и Ясунари боролись за медальон Мидори, Джон протягивал свой медальон, и его свет рассказывал танцовщикам о реальном мире. Один за другим они стали прислушиваться к рассказу и подходили ближе, чтобы послушать ещё.

Последним, что запомнил Бен перед пробуждением, были слова араба, уличного торговца, возмущённо повторявшего: «Это совсем не помогает мне, совсем не помогает, совсем...»

Бен знал, что торговец прав: чего-то не хватало. Он пытался вспомнить, что это такое, когда где-то совсем рядом прозвучал знакомый голос.

— Джон? — удивился Бен. — Джон Ферроне? Это ты? Какого дьявола ты здесь делаешь?

Другие тоже начали просыпаться, один за другим.

— Джонни! — восхищённо воскликнула Элейн. — Джонни пришёл спасти нас!

Она подошла и обняла его.

— Мы не просили спасать нас, — буркнул Эндрю себе под нос. — Некоторые и так неплохо проводят время!

— Мы не можем оставаться здесь. — Голос Мидори звучал устало и печально. — Нужно возвращаться в реальный мир. Я хочу видеть моего отца.

— Но здесь мы можем делать все, что нам хочется, — возразил Эндрю. — Разве ты не хочешь жить вечно?

— Нет! — крикнула Элейн. Душевный подъем, который она испытывала во время танца, был потрясающим, но, как и Бен, она чувствовала, что чего-то не хватает. Теперь Джон напомнил ей, чего здесь не было. Ей не хватало тяжёлой работы, усилий, предпринимаемых в реальном времени. Именно они делали победу такой радостной. Внезапно ей ужасно захотелось оказаться на сцене вместе с Шез и японскими танцовщиками, работать до седьмого пота, до полного изнеможения. Совершенство достигалось только настоящим трудом.

— Здесь ужасно, — решительно сказала она. — Давайте выбираться наружу.

— Как? — спросил Эндрю. — У тебя есть идея?

— Медальон, — ответила Элейн. Она посмотрела на маленькую безделушку в руке Джона. Как она могла забыть, что означала для неё эта вещь? Она вспомнила своё видение в мире «Небесного Лабиринта». Медальон выведет их обратно! — Как ты попал сюда? — обратилась она к Джону.

— Он сказал, что это пропуск...— начал тот.

— Он? — перебил Тоши, внезапно материализовавшийся рядом с ними. — Тебя послал профессор?

Джон отпрыгнул назад.

— Кто этот человек?

— Все в порядке, — успокоила его Элейн. — Тоши один из нас.

— А это кто? — Джон указал на Мидори и застенчиво прошептал на ухо Элейн: — Она японка?

— Я — Мидори Ито, — заявила девушка.

— Значит, человек, который говорил со мной, это твой отец?

— Милый, добрый папа, — с гордостью произнесла Мидори. — Я знала, он что-нибудь придумает! — Она покосилась на медальон и добавила: — У меня есть точно такой же.

— Этот принадлежал мне, — сказала Элейн. — Я отдала его Марио.

— Он лежал у него под подушкой, — торопливо пояснил Джон.

Элейн почувствовала, что краснеет.

— Медальоны задумывались как средство войти в игру, — размышляла Мидори. — Теперь я понимаю, что означало сообщение «Пропуск для Нового Игрока»! Значит, ты и есть новый игрок.

Она медленно повернулась, словно поражённая какой-то мыслью, и попыталась заглянуть за массу перепутанных кабелей, пульсировавших с возраставшей скоростью.

— Эти люди, — прошептала она. — Значит, они забрали мой медальон? Черт бы их побрал! Как они осмелились!

— Медальоны также могут служить средством контроля, —добавил Тоши. —Тот, кто обладает ими, повелевает игроками. В компьютерных играх используются сильные чувства — страх, ненависть и другие. Эти чувства вызываются и эксплуатируются теми, кто владеет медальонами.

Он сосредоточенно нахмурился, потом с невольным восхищением взглянул на Джона.

— Должно быть, ты очень хороший человек, — сказал он. — У нас бы тебя назвали «просветлённым».

— Так и есть, — подтвердила Элейн.

Джон смущённо потупился, чувствуя, как краска приливает к его лицу.

— А где Марс? — спросил он.

В этот момент перед глазами ребят пронеслась вспышка света, и они почувствовали, как их втягивает в мир сновидений.

— Он здесь! — крикнул Джон.

Марио лежал на земле, не подавая признаков жизни. Перед ним стоял Миллер, державший медальон Мидори. Он одолел Ясунари и придавил его, наступив ногой на шею японца. Тот корчился и издавал невнятные вопли, но Миллер не обращал на него внимания.

— Начнём снова, — спокойно сказал он, как будто ничего не произошло. — Готовы?

Миллер протянул медальон, и они ощутили могучую силу его воли — силу, сделавшую «Хедуорлд» самой прибыльной в мире компанией по производству компьютерных игр. Одновременно они услышали призыв «Шинкея», желавшего объединить свои разумы и слиться в коллективной фантазии.

Воля Миллера захлёстывала их, как кнутом. Они не могли устоять перед ней. История снова начала превращаться в кошмар.

— Вот оно! — торжествующе завопил австралиец, — Давайте двигайтесь! А я ухожу. Кто-то должен распоряжаться этим фантастическим изобретением.

Тоши, отчаянно боровшийся с принуждением, выступил вперёд.

— Вы должны отпустить детей.

— Дети — источник этой игры, — громко и чётко произнёс Миллер, словно объясняя слабоумному, — Они питают её своей творческой энергией. Дети должны остаться здесь и играть вечно.

Он повернулся к Джону.

— Отдай мне свой медальон, — приказал он. — Эти маленькие сокровища стоят больше, чем целый мир.

К несчастью для себя, шагнув вперёд, он освободил придавленного Ясунари. Маленький японец вскочил с неожиданной ловкостью и прыгнул Миллеру на спину. Обхватив рукой его шею, он начал душить врага. Миллер захрипел и пошатнулся. Медальон выскользнул из его руки. Какое-то время маленький диск, казалось, парил в полуметре над землёй, и все взгляды были обращены к нему.

Ясунари спрыгнул со спины Миллера и упал на медальон. Прижав его к себе, он выпрямился перед австралийцем. Его глаза сверкали от ярости.

— Ты сказал, что будешь сотрудничать с нами, — прошипел он, с трудом подбирая английские слова. — Но ты нехороший гайджин.

— Отдай медальон. — Хриплый голос Миллера звучал умоляюще.

— Убирайся к черту! — выкрикнул Ясунари. Затем он поднял медальон и скомандовал: — Обратно!

Последовала яркая вспышка света, хлопок — и он исчез.

— Так вот как это делается, — пробормотал Эндрю. — Джон?..

— Подождите, — попросил Миллер. — Подождите...

Он посмотрел на то место, где только что стоял Ясунари, затем на Джона.

—Дай-ка мне свой медальон, — Он с напускной бравадой щёлкнул пальцами. —Давай, парень, не бойся.

Джон покачал головой.

— Не могу, — просто ответил он. — Он не мой. Видите ли, Элейн подарила его Марио, а теперь я собираюсь вернуть его.

Он шагнул вперёд и протянул руку над безжизненным телом, распростёртым на земле. Скенвой... или Марио? Или они с самого начала были одним целым?

Джон учащённо дышал; казалось, он вот-вот расплачется. Он вложил медальон в руку Марио.

— Мне плевать, если я никогда не выберусь отсюда, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты ожил.

— Не давай ему медальон! — Миллер упал на колени, пытаясь дотянуться до мальчика и вопя во все горло. — Это драгоценная вещь! Не давай её умирающему!

Марио открыл глаза, немного поморгал и встал. С медальоном в руке он казался выше и взрослее, чем раньше. Миллер остановился.

Марио повернулся к своему брагу.

— Не могу поверить, что ты это сделал, — тихо сказал он. — Я и не представлял, что ты способен на такое. Спасибо.

Затем он шагнул к Миллеру.

— Скенвой говорит...— медленно, решительно начал он.

— Скенвой мёртв. — Миллер проворно вскочил на ноги. — Мы убили его, помнишь?

— Скенвоя нельзя убить, — ответил Марио. — Вот он. Он жив. И Скенвой говорит: «В начале была любовь».

— Чушь! — крикнул Миллер, невольно попятившись от юноши.

— Вы этого не знали, — продолжал Марио, — потому что вы не играли в «Космических Демонах». Но мы играли и знаем, что это правда.

Австралиец не слушал его.

— Отдай мне медальон, — снова потребовал он. — Я должен вернуться в «Хедуорлд». Потом я вытащу вас отсюда, даю слово. Просто дайте мне немного времени, чтобы во всем разобраться. Подумайте о деньгах, которые вам достанутся!

— Вы не понимаете, — спокойно продолжил Марио. — Игра закончена. Видите ли, мы хотим жить собственной жизнью. Мы не собираемся оставаться здесь и фантазировать, чтобы вы на этом делали деньги. Мы собираемся домой.

— А ты знаешь, как попасть домой? — прошептала Элейн.

— Точно так же, как тот японец. Нужно поднять медальон и крикнуть: «Обратно!»

— Постой! — крикнул Бен, увидев, что Марио собрался привести свой план в действие. — А как же Миллер? Мы не можем оставить его здесь.

— Это было бы достойным наказанием, — сухо заметил Тоши.

— Он-то собирался оставить нас здесь, — напомнила Мидори.

— Мы не можем так поступить с ним, — возразил Бен. — Не имеет значения, что он собирался сделать.

— Думается, мы бы оказали миру большую услугу, бросив его здесь, — заметил Эндрю, однако все понимали, что Бен прав.

— Идите сюда. — Бен протянул руку. — Если у нас есть только один медальон, нам лучше взяться за руки.

Ты разрываешься на части. Сознание стремится покинуть тебя. Ты кричишь от ярости и ужаса. Ты не хочешь прекратить существование. Твои клетки покидают тебя. Словно раковая опухоль, они обратились против тебя, и теперь ты будешь уничтожен. Тебя распирает от ярости. Тебе хочется исторгнуть их обратно, в тот мир, откуда они пришли.

Фантастический мир, окружавший их со всех сторон, становился все более нереальным. По киберпространству пробежала судорога, похожая на землетрясение.

— Возьмите меня за руку, — настойчиво посоветовал Бен, обращаясь к Миллеру.

— А мы знаем, что делаем? — спросила Мидори. Она уже держала Эндрю за руку.

— Самое долгое путешествие начинается с первого шага, — процитировал Тоши. Он шагнул вперёд и взял Мидори за другую руку.

— О Боже! — простонал Марио. — Я опять попал в нудную виртуальную ячейку и слушаю поучения нудного гуру! Шучу, шучу, — торопливо добавил он, когда пространство вокруг них задрожало и начало вращаться.

— Давайте же! — крикнул Бен, глядя на Миллера. Теперь они все держались за руки, растянувшись длинной цепочкой; Бен на одном конце, а Марио, с сияющим медальоном в протянутой руке, — на другом.

Но Миллер колебался.

— С какой стати я должен доверять вам? — огрызнулся он. — Опять какие-то фокусы, да? Дайте мне подержаться за медальон, тогда я пойду с вами.

— Поздно! — крикнул Марио. — Хватайте Бена за руку, иначе конец!

Пространство изгибалось, вспучивалось, съёживалось вокруг них, сжимая со всех сторон.

— Держитесь! — Марио поднёс медальон к губам и шепнул: — Обратно!

— Эй, — изумлённо выдохнула Мидори, когда засиял яркий свет. — Я слышу музыку! Это «Лебединое озеро»!

Медальон окутал их своим сиянием. Защищённые светоносным коконом, они понеслись по электронным тропинкам, дорогой богов, назад к тем воротам, которые открыли раньше по незнанию или неосторожности.

Ворота распахнулись и выпустили их обратно, в реальный мир.

Ты внемлешь, ты плывёшь, ты спишь. На короткое время что-то проникло в твоё затемнённое сознание извне, и ты пробудился. Ты слился со своими отдельными клетками, и свет засиял в потаённых глубинах твоего мозга. С самого начала ты нёс в себе зерна своего уничтожения. Свет, даровавший тебе существование, уничтожил тебя. Твои клетки снова разделились и покинули тебя.

Молчание.

Темнота.

Но в темноте с тобой осталась одна крохотная искорка сознания. В отдалённом будущем эта искорка может снова разбудить тебя. А до тех пор ты снова внемлешь... ты плывёшь... ты спишь...

В автомате, торговавшем напитками у входа в терминал международного аэропорта Нарита, произошла вторая поломка за последние несколько дней. Банки кока-колы и оранжада, запечатанные стаканчики зелёного чая и кофе со сливками дождём посыпались на пол.

Эндрю выкатился следом, прикрывая голову руками, чтобы не ушибиться при падении. Он материализовался прямо из воздуха.

Ошарашенные сотрудники аэропорта молча смотрели на него. Он медленно выпрямился.

— Сумимасен, — пробормотал он и широко развёл руками — что, мол, тут поделаешь?

В следующую секунду он повернулся и со всех ног побежал к остановке рейсового автобуса. Боже, как он устал и проголодался! У него ужасно болела голова. Реальный мир навалился на него со всеми своими проблемами, течение реального времени подхватило его. Эндрю быстро испробовал силу своего разума на эскалаторе, лениво ползущем вверх, но не смог заставить его ехать быстрее. Сила, дарованная ему «Шинкеем», исчезла навеки. Теперь он мог рассчитывать только на себя.

Нужно было вернуться в токийский отель «Хилтон» и успокоить отца с Розой. Он находился в чужой стране, почти не говорил по-японски. Внезапно он осознал, что это, пожалуй, пострашнее, чем изображать из себя ниндзя и сражаться с монстрами в брошенном доме.

Эндрю испытывал гнетущее чувство утраты. Ему не хватало Мидори. Чего бы он сейчас не отдал, лишь бы увидеть её рядом с собой, заглянуть ей в глаза и понять, что связь между ними не прервалась!

Ему понадобилось больше двух часов, чтобы добраться до станции Шинцзуку. Потом он заблудился в лабиринте туннелей и перронов и лишь чудом отыскал нужный выход.

Мидори сидела на парапете и читала журнал-манга под названием «Джамп». Жёлто-голубой робот деловито шуршал щётками поблизости.

— Привет, — сказала она Эндрю. — Я решила немного подождать тебя и проводить до отеля. Я уже звонила папе. С ним всё в порядке. Он едет сюда из Итако и встретится с нами в «Хилтоне».

Бен и Элейн пролетели через монитор компьютера в Детском Замке и приземлились на толстый ковёр. Малыши, стоявшие неподалёку, засмеялись и захлопали в ладоши.

— Будем надеяться, что это покажется им частью представления, — пробормотал Бен. Они с Элейн переглянулись, протянули руки и прикоснулись друг к другу.

Их лица и тела были реальными, из плоти и крови. Они обнялись, заставив детей смеяться ещё больше над ненормальными иностранцами. Потом они отправились искать комнату для репетиций танцевальной группы.

У входа в студию стояла маленькая, худая женщина с копной соломенных волос на голове. Увидев Элейн, она застенчиво улыбнулась.

— Привет, — сказала она. — Я надеялась, что ты придёшь сюда. Я прочитала в газетах и узнала о тебе. Ты догадываешься, кто я такая?

Элейн кивнула, внезапно почувствовав, что её жизнь становится сложной, как никогда.

— Привет, мама, — сказала девочка.

Она взяла руки матери в свои. Они не поцеловались: было ещё не время проявлять свои чувства. Но они держали друг друга за руки и не хотели расставаться.

Тоши сидел на татами в своей осакской квартире. Его персональный компьютер, стоявший на низком столике, немного погудел и затих. Тоши поклонился ему.

— Благодарю тебя, — церемонно произнёс он. —Ты очень хороший слуга и настоящий друг.

От грусти у него щемило сердце. В квартире было холодно и одиноко. Тоши тосковал по другим игрокам, ему не хватало восторга, разделённого с ними. Какими унылыми казались современные дома из окна его квартиры! Тоши задумался над тем, что теперь будет делать профессор Ито. Он не сомневался, что его собственная карьера в «ЕЗ» закончена. Большая часть его жизни тоже осталась позади. Закрыв глаза, он попытался представить себе, как жить дальше. Больше всего ему сейчас хотелось присоединиться к своим товарищам по игре. Интересно, хватит у него денег на билет до Токио?

Джон крепко держался за Марио. На какой-то момент ему показалось, что он вот-вот потеряет брата. Тропинка, по которой они мчались, разделялась надвое. Но они вместе держались за медальон и вместе вернулись домой, в Аделаиду.

— Вот это гонка! — воскликнул Марио. — Интересно, куда вела та, другая тропинка?

Он закрыл глаза и немного подумал.

— Думаю, она заканчивалась в мониторе компьютера Челлизов. То-то было бы забавно, если бы я плюхнулся на колени Даррена Челлиза. Пожалуй, тут бы не обошлось без объяснений!

Они поднялись с пола и немного постояли в неловком молчании. Марио взглянул на компьютер и выключил его, потом положил медальон в карман.

— Пошли. — Он хлопнул брата по плечу. — Давай искупаемся в бассейне.

Время близилось к полудню. Солнце ярко сияло в небе, и, когда они вышли в сад, их встретил аромат спелых абрикосов и базилика.

Профессор Ито отказался от изобретения компьютерных игр и вернулся к диагностической работе. Его дочь Мидори закончила медицинский факультет Токийского университета и теперь работает вместе с ним. Они внесли огромный вклад в проблему возникновения и устранения генетических причин раковых заболеваний.

Эндрю изучал японский, совершенствуясь в мандаринском наречии, в колледже, а затем отправился в университет Вазеда для получения диплома магистра по японскому языку и культуре. Сейчас он на дипломатической службе и подумывает о переводе в Токио. Они с Мидори обручены уже несколько лет, но свадьба ещё впереди.

Элейн закончила школу в Аделаиде и провела ещё один год в Японии вместе со своей матерью, изучая японский и выступая в уличном театре. Потом она вернулась в Австралию и поступила на курсы современного танца. Сейчас она работает с танцевальной группой, выступающей с концертами в Сиднее и Токио.

Бен два года изучал физиотерапию в университете, а потом бросил учёбу и увлёкся путешествиями по белу свету. Сейчас он изучает альтернативные технологии в Мадрасе и надеется продолжить работу в развивающихся странах. Ему очень хочется изобрести эргономическую компьютерную систему, которая откроет всем желающим доступ в мир электронной информации.

Марио почти три недели доблестно воздерживался от визитов в Сеть, но все-таки вернулся туда. Сейчас он пишет компьютерные программы, ездит на гоночных автомобилях и экспериментирует с новыми веществами. Медальон Элейн по-прежнему находится у него. Время от времени он звонит ей поздно ночью и говорит, что не испытает счастья до тех пор, пока она не выйдет за него замуж. Пока ему не удалось ее убедить. Программы, которые он пишет, просто превосходны.

Когда бабушка Джона умерла в возрасте девяноста пяти лет, он поехал в Италию на похороны вместе со своими родителями. Он остался в Альберобелло и вскоре открыл собственное дело по экспорту в Австралию керамических изделий. Он женился на местной девушке и завёл троих детей. Он счастлив в браке, и дети для него — главная радость в жизни.

Тоши познакомился с Шез Кристи на концерте, в котором она танцевала вместе с Беном и Элейн, и влюбился в неё. В конце концов она согласилась выйти за него замуж, и теперь у них есть сын, которого зовут Шин. Тоши работает в области экспериментальной компьютерной музыки, а Шез использует его сочинения в своих танцевальных номерах.

Киношита, несолоно хлебавши, вернулся в «ЕЗ». Вскоре компания обанкротилась.

Ясунари покинул «Шинкей» и приземлился в Итако у ног профессора, который тут же отобрал у него медальон Мидори.

Исчезновение Миллера привело к международному кризису, продолжавшемуся три дня. Акции «Хедуорлд» резко упали в цене и были выкуплены «Майкрософтом».

Ясунари и Тецуо были арестованы по обвинению в похищении людей и подозрении в убийстве. Они до сих пор в тюрьме, и профессор Ито регулярно навещает их.

Иногда по ночам абонентов Сети посещает призрачный гость, фантом-бродяга виртуального мира. «Не оставляйте меня здесь! — кричит он. — Не оставляйте меня в темноте! Выпустите меня!» Но никто не знает, существует ли он на самом деле и можно ли выпустить его. До сих пор никому не пришло в голову связать его появление с исчезновением мистера Леонарда Миллера из «Хедуорлд».

Скенвой жив.

СЛОВАРЬ

ЯПОНСКИХ СЛОВ И ВЫРАЖЕНИЙ

Андору — Эндрю.

Аригато — спасибо.

Аригато гозаимацу — большое спасибо.

Бусидо — воинский кодекс.

Буто — разновидность японского танца.

-ва — суффикс имени существительного.

-га — суффикс имени существительного.

Гайджин — иностранец, особенно из западных стран.

Гэта — традиционная деревянная обувь.

Гомен кудасаи — прошу прощения/кто-нибудь есть дома?

Гозаимацу — да, есть (вежливая форма).

Дайкан — Великий Холод — самое холодное время года, примерно 20 января.

Декимасу — могу/умею говорить.

Десу — является/являются.

Джингу — большой синтоистский храм.

Дзюдо — разновидность боевых искусств.

Додзе — зал для занятий боевыми искусствами.

Доко-ни — куда.

Дозо — пожалуйста/разумеется.

Дозо йорошики — как поживаете?/рад встрече с вами.

Зазен — медитация.

Иена — японская валюта.

Икимасу — идти/собираться идти.

Йе — нет.

-ка — вопросительная частица.

Кайро — маленькая грелка для рук.

Каньши — форма японского письма с использованием китайских иероглифов.

Каратэ — самооборона без оружия.

Катакана — третья форма японской письменности; используется в основном для слов иностранного происхождения.

Кендо — боевое искусство фехтования бамбуковыми палками.

Ки — дерево.

Кимоно — одежда, особенно традиционная.

Коннишива — добрый день/здравствуйте.

Коен — парк.

Кото — струнный инструмент, японская арфа.

Кудасаи — пожалуйста.

-кун — фамильярная форма суффикса при обращении к мужчине.

Маши — город.

Манга — журнал комиксов/мультсборник.

Мисо — паста из соевых бобов.

Мисо ширу — суп из соевой пасты.

Нан да йо? — что?

Не/нье? — не так ли?/верно?

Ниппон — Япония.

Нихонго — японский.

Ниндзя — мастер тайного боевого искусства.

Ниндзюцу — тайное боевое искусство.

Оба-сан — бабушка.

Оби — традиционный кушак.

Окери-насаи — добро пожаловать обратно!

Омбу — специальная сумка для переноски ребёнка на спине.

Онегашимасу — вежливая форма слова «пожалуйста».

Ори — мужская форма слова «я».

Оша — японский чай.

Ошогацу — Новый Год.

Ото-сан — отец.

Отошидама — традиционные новогодние подарки для детей.

Сакэ — рисовая водка.

Самурай — воин.

-сан — уважительный суффикс, следующий за именем человека.

Сатори — просветление.

Сенно — промывка мозгов.

Сэнсей — учитель/мастер/профессор.

Сеппуку — ритуальная форма самоубийства.

Сегун — японский лорд, или правитель.

Сукоши — немного.

Сумимасен — извините/простите, пожалуйста.

Сумо — национальная японская борьба.

Тадаима — я вернулась (-ся)!

Татами — традиционные коврики для пола.

Тоби гери — удар ногой в прыжке (приём ниндзюцу).

Тодаи — Токийский университет.

Тори — птица/птенец.

Тори — ворота синтоистской гробницы.

Футон — японское постельное белье.

Хаи — да.

Хайку — короткое стихотворение из семнадцати слогов.

Хаджимемашите — как поживаете?

Хантен — традиционная стёганая куртка.

Хаори — традиционный халат.

Хирагана — одна из японских форм письменности.

Хонто ни? — правда?/в самом деле?

-чан — уменьшительная форма, суффикс в разговоре с детьми.

Шакунаши — вертикальная бамбуковая флейта.

Шиматта — проклятье!

Шинкансен — скоростной поезд.

Шинкей — нерв/нервная система.

Шицуреи шимасу — извините, пожалуйста.

Юката — лёгкое кимоно.

Яки имо — жареный сладкий картофель.

Якитори — шашлык из цыплят на вертеле.

Якудза — японский гангстер.

Юрашима Таро — герой популярной народной сказки, который провёл три года в подводном царстве, а вернувшись на сушу, обнаружил, что прошло триста лет.

Харуки Мураками — писатель, автор таких бестселлеров, как «Гонки Диких Овец«, «Танцы, Танцы, Танцы», «Норвежский Лес».

Кацухиро Отомо — постановщик мультфильмов, создатель «Акиры» и других замечательных фильмов-манга.