2

Электронный хронометр отсчитывал часы, складывал их в сутки. Тайком друг от друга обитатели «ПВ-313» поглядывали на шкалу прибора, где с неумолимой последовательностью менялись цифры, обозначающие секунды, минуты, часы, сутки…

Кабина вдруг стала тесной и неуютной. Стены словно ближе придвинулись друг к другу. Легким не хватало воздуха, хотя его в изобилии подавали синтезаторы.

А где-то высоко, невероятно высоко, над подземоходом по-прежнему светило солнце и жизнь шла своим чередом. Там остались семья, родные, друзья. Там осталось счастье. Здесь же за спиной уже притаилась смерть, правда не скорая, но страшная в своей неотразимости.

Что оставалось делать? Проснувшись, они часами предавались воспоминаниям, но разговор получался вялым, поддерживать его было трудно, потому что все темы казались неинтересными. Все, кроме одной: как выбраться наверх?

- Это напоминает мне дом отдыха, - невесело шутил Андрей. - Можно сколько угодно спать, есть, ничего не делать. Когда нас извлекут отсюда, мы прибудем в весе.

- Вот это мне уж никак не желательно, Андрюша, - заворочался в гамаке Дектярев. - Да, кстати, какой у нас запас провизии?

Чтобы перетряхнуть склад с концентратами, потребовались почти сутки (на поверхности управились бы за несколько часов). В ревизии приняли участие все пять человек. Подсчитывали, спорили из-за пустяковых расхождений, перекладывали коробки с места на место и вносили путаницу, которой втайне радовались, ибо работа затягивалась, отвлекала от неизбежных размышлений о судьбе корабля, людей.

Наконец получили результат: при нормальном питании запасов хватит месяцев на семь, а если экономить, так и на все десять.

Десять месяцев жизни… Кого это могло успокоить? Мечты, планы на будущее - все это сразу теряло смысл. В груди разливалось гнетущее ощущение пустоты. Мучило сознание, что там, наверху, твои родные, твои товарищи и миллионы незнакомых тебе простых людей страдают, приходят в отчаяние от невозможности оказать помощь.

Минули шестнадцатые сутки, семнадцатые…

Скорюпину не удавалось поймать ни одной наземной станции. Случалось, что в симфонию звуков подземного мира вплетались людские голоса, но то были отраженные где-то волны, беспорядочные обрывки импульсов.

На восемнадцатые сутки Дектярев не выдержал.

- Довольно заниматься демагогией, - сказал он. - Разговоры делу не помогут.

- Вы что-то хотите предложить? - заинтересовался Биронт.

- Да, хочу.

- Ну-с?

- Работать.

- Работать? А какой в этом смысл?

- Не знаю. Но я не могу, коллега, ничего не делать. Не мо-гу!.. Хватит с меня. Мы погибнем, так подземоход останется целым. Наши исследования, наши записи сохранятся.

- Вы ошибаетесь, - Биронт поморщился. - Подземоход тоже погибнет. После того как иссякнет энергия, прекратится действие защитного поля…

- С вашей дурацкой логикой… - буркнул Дектярев и вдруг поймал на себе сосредоточенный взгляд Паши Скорюпина. В этом взгляде было ожидание, надежда услышать нечто спасительное. - Нет, друзья, так невозможно. - Николай Николаевич легко, по-юношески, соскочил на пол. - Мы живы, здоровы, значит должны работать. Это хуже всего - лежать и ждать прихода костлявой. Все-таки мы здесь не сами по себе. Нас послали, нам доверили большое дело, за нашей работой наблюдают. Тем более связь позволяет нам посылать сообщения, нас слышат.

Николай Николаевич направился к люку. Мурлыча под нос какой-то весьма неопределенный мотив, он исчез в нижней кабине.

Уже сидя в кресле, геолог прислушался. Нет, никто не последовал его примеру. Да и ему самому не удавалось сосредоточиться. Вопрос Биронта: «Работать? А какой в этом смысл?» - занозой сидел в голове.

«Какая чепуха! - Николай Николаевич встряхнулся, пытаясь избавиться от сомнений. - Впереди десять месяцев. Для ученого - целая вечность. Работать! Работать!»

Загрузка...