7


Едва зайдя в вестибюль, ведущий в покои его деда, Камран уловил движение. Вдоль стен брезжил неестественно преломленный свет, в воздухе витал запах благовоний. Принц замедлил шаг, ибо знал, что перед такой легкой добычей хищник не сможет устоять.

Сейчас.

В поле зрения взметнулись юбки.

Камран мгновенно перехватил руку нападавшей, чьи пальцы сжимались на рукоятке рубинового кинжала, с наслаждением приставленного к его горлу.

– Я устал от этой игры, матушка.

Она вывернулась из его рук и рассмеялась, ее темные глаза засверкали.

– О, дорогой, а я никогда не устану.

Камран безучастно взглянул на мать: она была так усыпана драгоценностями, что сверкала, даже стоя на месте.

– Ты находишь удовольствие в том, – сказал принц, – чтобы играть в убийство собственного дитя?

Мать снова рассмеялась и закружилась вокруг него, мерцая бархатными юбками. Ее королевское высочество Фирузе, принцесса Ардунии, обладала поистине неземной красотой – впрочем, это не было таким уж необычным достижением для принцессы. От всякой королевской особы, претендующей на престол, ожидали великолепия, и ни для кого не было тайной, что Фирузе сильно обидела безвременная смерть супруга, семь лет назад сложившего голову в бессмысленном сражении и навсегда оставившего ее принцессой, а не королевой.

– Мне невыносимо скучно, – призналась она. – А поскольку мое дитя уделяет мне так мало внимания, я вынуждена проявлять изобретательность.

Камрану, только что принявшему ванну, в отглаженных и надушенных одеждах, отчаянно хотелось вновь облачиться в военную форму – он всегда недолюбливал повседневный наряд за непрактичность и несерьезность. В этот самый момент принц сопротивлялся желанию почесать шею, где жесткий воротничок туники царапал горло.

– Без сомнения, есть бесчисленное множество других способов привлечь мое внимание, – ответил он матери.

– Утомительных способов, – бросила она. – Кроме того, мне не пристало возбуждать твой интерес. Я достаточно потрудилась, выращивая тебя в своем теле. Мне полагается, по крайней мере, толика твоей преданности.

Камран склонился в поклоне.

– В самом деле.

– Ты относишься ко мне снисходительно.

– Ни в коем случае.

Фирузе шлепнула его руку, потянувшуюся к шее.

– Прекрати чесаться, словно пес, любовь моя.

Принц сдержался.

Неважно, сколько мужчин он убил, его мать всегда будет относиться к нему как ребенку.

– Ты винишь меня в том, что мне неудобно, когда воротник этого нелепого одеяния стремится меня обезглавить? Неужели во всей империи не нашлось человека, способного сшить два куска ткани в нормальную одежду?

Фирузе проигнорировала его слова.

– Опасное это дело – удерживать умную женщину от выполнения одной-единственной практической задачи, – сказала она, просовывая руку под локоть сына, тем самым вынуждая его пойти с ней к главным покоям короля. – Я не виновата в своих приступах изобретательности.

Принц остановился, удивленный, и повернулся к матери.

– Хочешь сказать, что у тебя есть желание заниматься чем-либо?

Фирузе скорчила гримасу.

– Не будь нарочито глупым. Ты знаешь, что я имею в виду.

Когда-то Камран считал, что во всем мире нет женщины, равной его матери – ни по красоте, ни по элегантности, ни по уму. Тогда он не знал, насколько важно обладать еще и сердцем.

– Нет, – возразил он. – Боюсь, я не имею ни малейшего представления.

Фирузе театрально вздохнула и отстранилась от сына, поскольку в этот самый миг они вошли в приемную короля. То, что его мать присоединится к ним на этой встрече, Камран не знал. Он решил, что она просто захотела еще раз полюбоваться королевскими покоями – ее самым любимым местом во дворце, куда редко кого приглашали.

Палаты деда были полностью отделаны зеркалами; казалось, что количество этих крохотных отражающих плиток просто неисчислимо. Каждый сантиметр внутреннего убранства, сверху донизу, блестел узорами, напоминающими звезды, вплетенными в ряд более крупных геометрических форм. Высоко над головой миражом бесконечности, который, казалось, достигал небес, мерцали парящие куполообразные потолки. Два огромных окна приемной были широко распахнуты навстречу солнцу: в зал, освещая созвездие за созвездием, рассыпающихся сиянием, проникали яркие лучи света. Даже пол здесь был выложен зеркальной плиткой, которую надежно прикрывали роскошные, искусно сотканные ковры.

Эффект создавался совершенно неземной; находиться в этих покоях для Камрана было равносильно тому, чтобы стоять прямиком во чреве звезды. И хотя залы сами по себе выглядели великолепно, тот эффект, который они производили на входящих сюда людей, пожалуй, даже превосходил их собственное величие. Едва вступив в приемную, посетитель сразу же ощущал себя возвышенным, вознесенным к небесам. Даже Камран не мог не поддаться этому воздействию.

Его мать же, напротив, впала в печаль.

– О, мой дорогой, – произнесла она, кружась по залу и прижимая руки к груди. – Когда-нибудь все это должно было стать моим.

Камран проследил, как она заглядывает в ближайшую стену, любуясь собой – шевеля пальцами и заставляя драгоценности на ней сверкать и танцевать. Принц всегда чувствовал себя немного потерянным, попадая сюда. Да, королевские покои вызывали чувство величия, но за этим чувством всегда следовало ощущение собственного несовершенства. Камран никогда не казался себе настолько ничтожным, как в окружении подлинной силы, и никогда не испытывал это более явно, чем когда приближался к своему деду.

Принц осмотрелся вокруг в поисках короля.

Он заглянул в щель одной из смежных дверей – той, что вела в опочивальню деда, – и уже взвешивал всю дерзость попытки проникновения в его спальню, когда Фирузе дернула его за руку.

Он оглянулся.

– Жизнь так несправедлива, не правда ли? – вздохнула она с сияющими глазами. – Неужто наши мечты так легко разрушить?

Челюсть Камрана напряглась.

– В самом деле, матушка. Смерть отца стала большой трагедией.

Фирузе издала нечленораздельный звук.

Принцу часто казалось, что он не сможет покинуть дворец быстро, если решит это сделать. Он не противился тому, что унаследует трон, но и не питал по этому поводу восторга. Нет, Камран слишком хорошо знал, что сопутствует власти.

Он никогда не хотел стать королем.

В детстве люди говорили о его положении так, словно принц был благословлен, раз ему посчастливилось оказаться в очереди за титулом, получение которого означало смерть двух самых дорогих ему людей. Это всегда тревожило Камрана, и еще более тягостным показалось в тот день, когда голову его отца вернули домой без тела.

Камрану было одиннадцать лет.

От него уже тогда ожидали стойкости; спустя всего несколько дней принца заставили присутствовать на церемонии объявления его прямым наследником престола. Он был ребенком, которому пришлось стоять рядом с изуродованными останками отца и не выказывать ни боли, ни страха – лишь гнев. В тот день дед подарил Камрану его первый меч и в тот день его жизнь изменилась навсегда. Это был день, когда еще не сформировавшегося мальчика заставили стать мужчиной в одночасье.

Камран закрыл глаза и ощутил прикосновение холодного лезвия к своей щеке.

– Потерял голову, дорогой?

Он взглянул на мать, раздосадованный не только на нее, но и на себя. Принц и сам не знал причины одолевавшего его беспокойства, не находил объяснения своим сумбурным мыслям. Он лишь осознавал, что каждый день все сильнее ощущает страх, а такая рассеянность только усугубляла ситуацию, ведь потерянные в мыслях мгновения могли стоить ему жизни. Его мать доказала это только что.

Казалось, она читает его мысли.

– Не волнуйся. Это просто мое украшение. В основном. – Фирузе отступила назад, постукивая кончиком идеально закругленного ногтя по сверкающему рубиновому лезвию. Потом спрятала оружие в свои одежды. – Но сегодня я очень на тебя зла, и нам нужно поговорить об этом поскорее.

– Почему?

– Потому что твой дед вызвал тебя, а я желаю говорить первая.

– Нет, матушка, я спрашивал, почему ты сердишься.

– Ну разумеется, мы должны обсудить ту служанку, которую ты…

– Вот ты где, – раздался позади них голос, и Камран, обернувшись, увидел короля, облаченного в яркие оттенки зеленого.

Фирузе склонилась в глубоком реверансе, Камран отвесил поклон.

– Подойди, подойди, – король жестом поманил его к себе. – Дай мне взглянуть на тебя.

Камран выпрямился и сделал шаг вперед.

Король взял руки принца в свои и не отпускал, пока его теплые глаза взирали на внука с нескрываемым любопытством. Камран отлично понимал, что его ждет за сегодняшний поступок, но не сомневался, что с достоинством вынесет любое наказание. На свете не было человека, которого принц уважал бы больше, чем своего деда, поэтому исполнение любых его желаний было для Камрана честью.

Король Заал был легендой во плоти.

Дед принца – отец его отца – преодолел все испытания, посланные ему. Когда Заал только появился на свет, его мать решила, что родила старика, потому как волосы и ресницы дитя были белыми, а кожа – такой бледной, что почти просвечивала. Невзирая на протесты прорицателей, ребенка объявили проклятым, его отец в ужасе отрекся от него. Несчастный король вырвал новорожденного из рук матери и отнес на вершину самой высокой горы, где оставил умирать.

Заала спасла величественная птица, что заметила плачущего младенца, унесла его к себе в гнездо и вырастила как собственного птенца. Возвращение короля на свое законное место стало одной из величайших историй того времени, а его долгое правление Ардунией было справедливым и милосердным. К тому же, Заал стал единственным правителем империи, сумевшим положить конец вражде между джиннами и глиной; именно по его приказу было заключено Огненное Соглашение, споры о котором до сих пор не утихали. Ардуния стала одной из немногих империй, где люди жили с джиннами в мире, и только за это, Камран знал, его дед не будет забыт.

Наконец король отстранился от внука.

– Твои решения сегодня были весьма любопытны, – произнес Заал, усаживаясь на зеркальный трон – единственный предмет мебели в комнате. Камран и его мать опустились на подушки, лежащие на полу перед ним. – Не находишь?

Камран ответил не сразу.

– Думаю, мы все согласны, что поведение принца было поспешным и неподобающим, – вмешалась мать. – Он должен исправиться.

– В самом деле? – Заал обратил карие глаза на невестку. – Какое же наказание ты посоветуешь, моя дорогая?

Фирузе замешкалась.

– Сейчас я не могу ничего предложить, Ваше Величество, но уверена, что мы что-нибудь придумаем.

Заал сложил руки под подбородком, прямо возле небольшой аккуратно подстриженной бороды, и обратился к Камрану.

– Ты не отрицаешь и не оправдываешь свое поведение?

– Ни в коем случае.

– И все же я вижу, что ты не раскаиваешься.

– Не раскаиваюсь.

Заал обратил на внука всю тяжесть своего взгляда.

– Ты, несомненно, объяснишь мне, почему?

– При всем уважении, Ваше Величество, я не считаю, что принцу не подобает заботиться о благополучии своего народа.

Король рассмеялся.

– Нет, смею заметить, что это не так. Неподобающе лишь непостоянство характера и нежелание говорить правду тем, кто знает тебя лучше остальных.

Камран напрягся, по его шее пробежал жар. Он мог распознать упрек, когда слышал его, и все же не был застрахован от последствий предостережения деда.

– Ваше Величество…

– Ты уже достаточно долго бродишь среди своего народа, Камран. Ты наблюдал всевозможные людские страдания. Я бы охотнее принял твой идеализм как объяснение твоей широкой философской позиции, но мы оба знаем, что прежде ты никогда не проявлял особого интереса к проблемам бездомных детей или слуг. В этой истории есть что-то еще, кроме внезапного проявления твоего добросердечия. – Последовала пауза. – Ты отрицаешь, что поступил несвойственно своему характеру? Что подверг себя опасности?

– Я не стану отрицать первое. Что же до второго…

– Ты был один. Безоружен. Ты – наследник империи, что охватывает треть известного нам мира. Ты просил помощи у прохожих, доверился милости незнакомцев…

– У меня были мои мечи.

Заал улыбнулся.

– Ты упорно продолжаешь оскорблять меня своими необдуманными протестами.

– Я не хотел проявить неуважение…

– И все же ты понимаешь, что меч не делает человека непобедимым, не так ли? Что на него могут напасть сверху? Что он может быть убит стрелой, задавлен числом или побежден мастерством? Что его могут ударить по голове и похитить ради выкупа?

Камран склонил голову.

– Да, Ваше Величество.

– Значит, ты признаешь, что действовал несвойственно своему характеру и подверг себя опасности?

– Да, Ваше Величество.

– Очень хорошо. Я лишь прошу твоих объяснений.

Камран сделал глубокий вдох. Он подумывал о том, чтобы изложить королю то же, что и Хазану: та девушка показалась ему подозрительной, не заслуживающей доверия. Но министр над тревожными догадками принца лишь посмеялся. Как Камран мог воплотить в слова ту уверенность, что нашептывала ему интуиция? Чем больше принц размышлял над этим, тем стремительней его доводы рассыпались словно песок под испепеляющим взглядом деда.

– У меня нет объяснений, Ваше Величество.

Король задумался, улыбка из его глаз испарилась.

– Ты уверен?

– Я молю вас простить меня.

– А как же девушка? Я не стану осуждать тебя слишком строго, если ты признаешься в некоторой душевной слабости. Возможно, ты скажешь, что она была пленительно красива, и ты низменно возжелал ее.

– Это не так. – Челюсть принца закаменела. – Ни в коем случае. Я бы точно так не поступил.

– Камран.

– Дед, я даже не видел ее лица. Ты не можешь ожидать от меня подобной лжи.

Король впервые заметно забеспокоился.

– Дитя мое, неужели ты не понимаешь, насколько шатко твое положение? Сколько людей возрадуются любому предлогу, чтобы усомниться в твоих способностях? Те, кто жаждет получить твое место, будут искать любую причину счесть тебя недостойным трона. Больше всего меня огорчает то, что твои действия породило не безрассудство, а легкомыслие. Возможно, глупость – твой наихудший проступок.

Камран вздрогнул.

Конечно, он глубоко уважал деда, но не меньше уважал и себя, и гордость не позволила принцу терпеть натиск оскорблений без протеста. Он поднял голову и, глядя королю прямо в глаза, резко заявил:

– Я полагал, что девушка может оказаться шпионкой.

Король заметно выпрямился, на лице его не отразилось ни намека на напряжение, однако руки сжали подлокотники трона. Заал хранил молчание так долго, что Камран испугался, что совершил ужасную ошибку.

– Ты принял девушку за шпионку? – наконец спросил король.

– Да.

– Вот единственная правда, которую ты сказал.

Это обезоружило Камрана, и он в недоумении уставился на короля.

– Теперь мне понятны твои мотивы, – произнес Заал, – однако мне еще предстоит постичь твой недостаток ума. Ты посчитал разумным преследовать эту девушку на глазах у всех? Говоришь, счел ее шпионкой, а что тогда насчет мальчика? Его ты признал святым? Раз понес через всю площадь, позволяя ему заливать твое тело кровью?

Принц во второй раз ощутил, как его обжигает невидимый жар. Он снова опустил глаза.

– Нет, Ваше Величество. Здесь я повел себя необдуманно.

– Камран, ты станешь королем, – неожиданно гневно изрек его дед. – У тебя нет права вести себя необдуманно. Народ может судачить о своем правителе сколько угодно, но здравость его рассудка никогда не должна быть предметом сплетен.

Камран по-прежнему не поднимал глаз от замысловатых повторяющихся узоров на коврах под ногами.

– Стоит ли нам беспокоиться о том, что кто-то засомневается в моем здравомыслии? Уверен, что сейчас нет необходимости переживать о таких вещах. Ты крепок и здоров, дед. Ты будешь править Ардунией еще очень долго…

Заал громко рассмеялся, и Камран поднял голову.

– О, твоя искренность трогает меня. Воистину. Но мое пребывание здесь подходит к концу, – произнес он, взглядом отыскивая окно. – Я уже давно это ощущаю.

– Дед…

Король Заал поднял руку.

– Я не намерен отвлекаться от темы нашего разговора. Я также не стану оскорблять твой ум, напоминая тебе, как сильно каждое твое действие влияет на империю. Одного известия о твоем возвращении домой было бы достаточно, чтобы всколыхнуть шум и волнения в народе, но то, как ты поступил сегодня…

– Воистину, – вмешалась Фирузе, напоминая о себе. – Камран, тебе следует устыдиться. Ты ведешь себя словно простолюдин.

– Устыдиться? – Заал удивленно взглянул на невестку. Он обратился к Камрану. – Так вот для чего, ты думаешь, я тебя позвал?

Камран замешкался.

– Да, я ожидал, что вы рассердитесь на меня, Ваше Величество. Мне также сообщили, что вы, возможно, будете ожидать, что я дам прием, поскольку так неосторожно объявил о своем возвращении.

Заал вздохнул, его белые брови сошлись вместе.

– Полагаю, Хазан сказал тебе об этом? – Король нахмурился еще сильнее. – Прием. Да, прием. Хотя это не самое главное.

Камран насторожился.

– Ваше Величество?

– О, дитя мое, – Заал потряс головой. – Только сейчас я вижу, насколько ты не понимаешь того, что натворил.

Фирузе перевела взгляд с сына на короля и обратно.

– Что он натворил?

– Не только твое вмешательство послужило причиной сегодняшним пересудам, – мягко произнес Заал, снова переведя взгляд на открытое окно. – Если бы ты оставил того мальчика умирать в собственной крови, на это бы мало кто обратил внимание. Такие вещи иногда случаются. Ты мог бы спокойно призвать магистрат, и мальчика бы увезли. Вместо этого он оказался у тебя на руках. Ты позволил крови беспризорного сиротки коснуться твоей кожи, запятнать твою одежду. Ты проявил заботу и сострадание к низшему сословию.

– И теперь я должен быть наказан, Ваше Величество? Меня убьют за проявление милосердия? – спросил Камран, чувствуя, как в нем поднимается тревожное беспокойство. – Я полагал, что принц должен служить своему народу.

Король почти улыбнулся.

– Неужели ты намеренно пытаешься понять меня неправильно? Твоя жизнь слишком ценна, Камран. Ты, наследник самой большой империи на земле, безрассудно подверг себя опасности. Возможно, в народе твое сегодняшнее деяние не подвергнется сомнениям, однако оно заострит внимание знати; они зададутся вопросом, не выжил ли ты из ума.

– Не выжил ли из ума? – повторил принц, изо всех сил пытаясь сдержать гнев. – Не перебор ли это с их стороны? Никаких последствий не произошло… Я только и сделал, что помог умирающему мальчику…

– Ты всего лишь спровоцировал бунт. Твое имя скандируют на улицах.

Фирузе ахнула и бросилась к окну, словно хотела увидеть или услышать что-нибудь из-за неприступных дворцовых стен. Принц, которому было прекрасно известно, что толпу отсюда не увидеть, опустился обратно.

Он был ошеломлен.

Заал подался вперед в своем кресле.

– Я знаю, что в глубине сердца ты готов умереть за свою империю, дитя, но это совсем не та жертва. Кронпринц не должен рисковать собой на городской площади ради уличного воришки. Так не принято.

– Нет, – покорно признал принц. Он внезапно ощутил свинцовую тяжесть. – Полагаю, что нет.

– Теперь мы должны компенсировать твое безрассудство демонстрацией торжества, – напомнил король. – Такие мероприятия пойдут на пользу отношениям с благородными семьями Семи Домов, на чье политическое влияние мы сильно полагаемся. Ты дашь прием. Тебя увидят при дворе, ты выразишь свое почтение Семи Домам – в частности, Дому Пайр. И развеешь любые их опасения относительно твоего нрава. Я хочу, чтобы у них не возникло сомнений ни в здравости твоего рассудка, ни в твоей способности править. Это понятно?

– Да, Ваше Величество, – ответил удрученный Камран. Только сейчас он осознал всю тяжесть совершенной им ошибки. – Я выполню вашу волю и пробуду в Сетаре столько, сколько вы сочтете нужным, чтобы возместить нанесенный мной ущерб. После, если вы позволите, я хотел бы вернуться к своим войскам.

Заал мимолетно улыбнулся.

– Боюсь, тебе больше не стоит находиться вдали от дома.

Принц не стал делать вид, что не понял его.

– Вы вполне здоровы, – сказал он с большим пылом, чем намеревался. – Крепки и сильны. В здравом уме. Как вы можете знать подобные вещи?

– Когда ты достигнешь моего возраста, – мягко ответил Заал, – ты тоже обретешь уверенность в таких вещах. Я устал, Камран. Моя душа жаждет покинуть этот мир. Но я не могу отправиться в путь, не убедившись, что наша семья защищена – что наша империя в безопасности.

Принц, помедлив, поднял голову и заглянул в глаза деду.

– Ты должен знать, – Заал улыбнулся, – что я просил тебя вернуться домой не только для отдыха.

Поначалу смысл сказанных слов ускользнул от Камрана; когда же он понял – спустя несколько мгновений – сила этого понимания обрушилась на него подобно удару по голове.

– Я должен жениться, – едва выговорил он.

– Ардунии нужен наследник.

– Я – ваш наследник, Ваше Величество. Ваш слуга…

– Камран, мы на пороге войны.

Несмотря на то, что сердце колотилось, принц не дрогнул. Он уставился на деда с чувством, близким к неверию. Это был тот самый разговор, которого Камран так ждал и хотел обсудить с королем. Но даже сейчас Заал, казалось, не желал ничего обсуждать.

С этим Камран не мог смириться.

Его дед говорил о смерти, грозился бросить принца здесь одного, чтобы он вел войну, защищал их империю – и вместо того, чтобы подготовить наследника, он предлагал ему жениться? Нет, в это принц поверить не мог.

Усилием воли Камрану удалось сохранить уверенность в голосе.

– Если нам уготовано вступить в войну, Ваше Величество, может быть, вы поручите мне более практичную задачу? В такое время я мог бы делать нечто гораздо более важное, чем ухаживать за дочерью какого-нибудь вельможи.

Король пристально разглядывал Камрана, выражение его лица было безмятежным.

– Самый большой подарок, который ты мог бы сделать своей империи в мое отсутствие, – это уверенность. Стабильность. Война придет, а вместе с ней наступит и твоя обязанность исполнить свой долг, – он поднял руку, чтобы не дать Камрану заговорить, – которого, я знаю, ты не страшишься. Но если с тобой что-нибудь произойдет на поле боя, мы погрузимся в хаос. На трон начнут претендовать никчемные аристократы, которые в итоге его разорят. У нас в подчинении пятьсот тысяч воинов, десятки миллионов людей, убежденных, что мы позаботимся об их благополучии, обеспечим их безопасность, достанем необходимую воду для их посевов и прокормим их детей. – Заал подался вперед. – Ты должен защитить королевскую династию, дитя. Не только ради меня, но и ради твоего отца. Ради своего наследия. Это то, Камран, что ты должен сделать для своей империи.

Принц вдруг осознал, что выбора у него нет. Заал не спрашивал его мнения – он отдавал приказ.

И Камран поднялся на одно колено и склонил голову перед своим королем.

– Клянусь честью, я сделаю это, – тихо произнес он. – Я даю тебе свое слово.


Загрузка...