7

Маме хотелось все время находиться со своим ухажером. Тот был совсем не против, но свою роль играли расстояние, молодость, а также всегда пребывающая на заднем плане какая-то другая женщина. Долго их отношения продолжаться не могли. Как быстро он возник в ее жизни, так же быстро из нее и пропал. Кульминацией первой стадии тех отношений стал мой второй брат, родившийся бездыханным. Бабушка говорила, что он родился маленьким и серым, с искривленным позвоночником. Повторяя эту историю, она поднимала очки, морщила нос и указательным пальцем проводила в воздухе волнистую линию, показывая очертания его тельца. По ее словам, моя мама часами держала его в своих руках, целовала его головку и прижимала к груди, раскачиваясь.

Мама не собиралась заводить очередного ребенка, тем более внебрачного. Но вариант аборта она никогда не рассматривала, так что плод продолжал расти внутри нее. Мама не могла представить, как хорошая христианка сможет оборвать жизнь ребенку, даже если не может обеспечить его всем необходимым, а моя мать очень хотела быть хорошей христианкой. Но беременеть она тоже не хотела. Когда ребенок родился мертвым, она обвинила себя в том, что именно ее нежелание привело к подобному исходу. Назвала она его в честь его отца. Его могилку никак не отметили.

Потом мама вернулась домой, вся больная и расстроенная. Бабушка говорила, что она часами сидела в ванной, истекая кровью и уставившись в пространство, пока ее организм очищался от греха. Ее молчание пугало нас с братом по причинам, понять которые мы еще не могли. Мы сидели неподалеку, прислушиваясь к небольшим всплескам, когда она устраивалась поудобнее, удостоверяясь в том, что она все еще дышит и живет и не собирается бросать нас на произвол судьбы. По другую сторону двери мама возносила беззвучные молитвы, вздрагивая от судорог и обращая все меньше внимания на погружавшийся в красный мрак окружающий ее мир.

Бабушка с тетей беспокоились о ее здоровье и отправились к принимавшему роды малютки Даррела мужчине предъявлять претензии по поводу его криворукости. По их словам, голос моей матери застрял у нее где-то в груди, откуда его невозможно было достать. Она даже не пыталась обрести свой голос. Она смирилась с молчанием, с кровотечением и со своей неизбежной кончиной. Доктор сказал бабушке, что это психосоматическое расстройство. Бабушка назвала его шарлатаном и демоном.

Он сказал:

– Никаких причин для продолжения кровотечения больше нет. Она сама осуждает себя в своем сознании. Ей не станет лучше, пока она не решит, что ей должно стать лучше.

Кто-то посчитал, что мой брат останется с матерью, а я должна уехать с бабушкой. Мы переехали к ее отцу в фермерский дом прадедушки в Колумбии, штат Миссури. Несколько лет спустя, когда самые худшие моменты того времени уже почти стерлись из памяти, я спросила, почему меня отправили с бабушкой Билли, хотя я должна была пойти в подготовительный класс, и мне ответили: «Потому что ты захотела с ней поехать».

В Миссури я погрузилась в новую жизнь – жизнь без брата, живого и мертвого, и с бабушкой, которая накладывала мне на вафли клубнику или взбитые сливки пальцами без крови под ногтями. Там некому было оберегать меня и беспокоиться обо мне. Я скучала по маме, но с каждым днем все меньше и меньше. Компанию мне составляли собака, коза и прадедушка, кидавшийся молотками в заходивших на задний двор диких свиней и плативший мне два доллара за то, что я приносила инструменты обратно в дом. Эта игра определенно понравилась бы брату, но я старалась не слишком часто вспоминать его. Всякий раз, как я думала о нем, мне становилось грустно, и я скучала по нему. Я не могла забыть его, как бы ни старалась.

У нас с бабушкой сформировался свой распорядок дня. Я каждый день ходила в школу, а по воскресеньям мы отправлялись в кино, и мне дарили одну игрушку. Фильмы мы выбирали по очереди, и когда наступала моя очередь, я могла выбрать совершенно любой. Меня безумно возбуждала безграничность моего выбора, и я делала его, основываясь почти исключительно на афишах возле кинотеатра. Так я выбрала «Масло Лоренцо», «Рыбу страсти» и «День сурка». Угодить мне было легко, и я никогда не возражала против выбора бабушки даже после того, как «Огонь в небе» заставил меня плакать по ночам целую неделю. Бабушка любила меня, но не обладала даром утешения. Каждый вечер она заставляла меня читать попеременно то Библию, то комиксы про Барби, то покупаемые в супермаркетах таблоиды про звезд. Мне казалось, что принцесса Диана и Мария Магдалина выглядят одинаково. То же самое я думала про Билли Рэя Сайруса и Иисуса Христа. Когда мне по ночам не давали спать мысли про похищение инопланетянами, я, чтобы отвлечься, доставала из-под подушки журнал Star.

Жизнь вместе с бабушкой и ее отцом на полях Миссисипи научила меня часами думать только о себе. Проводя по полдня наедине с собой, без всякой отвлекавшей меня от размышлений компании, я научилась думать о том, кто я такая, кем я собираюсь стать и чего мне хочется.

В свободное время я исследовала окрестности прадедушкиного участка и заходила дальше, чем мне позволяли. Слишком маленькая и глупая, чтобы осознавать опасность, я придумала свою игру – выслеживать и хватать за хвост садовых ужей. Я хватала их достаточно быстро, чтобы они не успели опомниться, и тут же бросала, прежде чем они успевали поцарапать мне кожу своими зубами. Укусили меня только однажды. Укус был быстрым и болезненным, но я не закричала. Вытаращив глаза, я принялась размахивать руками, пока уж не отцепился от меня. Потом я зажмурилась и прислонилась к дереву. Задержав дыхание, я успокаивала себя, обращаясь прямо к двум дырочкам на указательном пальце.

– Тебе не больно, Эшли, – повторяла я, бережно обхватив больную руку здоровой. – Если будет больно, ты умрешь. А ты не умрешь.


Когда мы на Рождество приехали в Индиану, мама обвинила бабушку в том, что та настраивает меня против нее.

– Она так ведет себя, будто даже не знает, кто я такая.

В словах матери ощущался яд, знакомый гнев поднимался из глубины ее гортани.

За несколько дней до Рождества мама зашла в гостиную и увидела, как я играю с куклой. Эту куклу она купила и, завернув, оставила под елкой. Она знала, что кукла мне понравится, и надеялась, что она напомнит мне о том времени, когда мы играли все вместе и жили в однокомнатной студии. Теперь она снимала дом с двумя спальнями, и в нем было достаточно места и для меня, но я до сих пор жила в Миссури. Никто не считал удачной идеей возвращать меня в Форт Уэйн посреди учебного года, но мама скучала по мне и хотела видеть дома.

Увидев, что я открыла подарок раньше времени – тот подарок, ради которого она оставалась на дополнительную подработку, – мама закричала. Но я не только ощущала, что отдалилась от матери, я сердилась на нее и не понимала, чего она от меня хочет. Она то отсылала меня, то просила вернуться, а теперь, похоже, разозлилась оттого, что я нахожусь здесь. Я отвернулась и пошла прочь и тут же уткнулась лицом в ковер гостиной. Мама пнула меня. Я не заплакала.

Через пару мгновений мама подобрала меня и прижала к себе. Меня очень редко держали на руках, и это само по себе было вознаграждением. Но сейчас я отвергла ее жест, обмякнув всем телом. Я надеялась, что она подумает, будто я умерла или парализована. Мне хотелось, чтобы она поняла, как сильно обидела меня. Мне хотелось, чтобы она извинилась передо мной, как когда-то извинился ее ухажер. В комнату вошла бабушка, посмотрела на нас и спросила, что случилось. Мама сказала, что я открыла подарок. Бабушка объяснила, что купила мне такую же куклу в Миссури. Бабушка встала на колени рядом со мной.

– С тобой все в порядке, детка?

Я посмотрела на входную дверь.

– В порядке. Ничего не болит. Я не умерла.

Мама ушла в свою комнату и закрыла дверь.

– Бабушка, скажи ей, что все в порядке. Я же не умерла. Я жива.

Когда мы с бабушкой вернулись на ферму, я выпрыгнула из бабушкиной машины и ворвалась в дом. Сначала я забежала в гостиную, где на столике всегда стояла моя чайная чашка, затем в ванную, где в розовом стакане у раковины была моя замечательная зубная щетка. Я дотрагивалась до всех вещей, которые напоминали мне о моей новой жизни в Миссури, где никто не бил меня, где я могла читать сколько угодно и где не было ржаво-красных пятен в ванне. Я обратилась к бабушке, не глядя на нее.

– Не отвози меня больше никуда, ладно? Я не хочу никуда уезжать.

Она посмотрела на меня, затем на задний двор, туда, где я играла без разрешения. Она схватила меня за руку и повела к деревьям, взяла лопату и мешок из грубой ткани, валявшийся рядом с грилем. Потом мы шли дальше и дальше, пока не дошли до той части нашего участка, где прадедушка косил траву. Притоптав немного траву, бабушка воткнула лопату в землю. Она копала медленно, целенаправленно, как будто тайком похищала у земли ее сокровище. Почва была мягкой, и вскоре она попросила меня подойти поближе.

Я заглянула в яму и увидела садового ужа. Нет, двух, трех, четырех… множество садовых ужей. Они сплелись в своего рода узле, хотя и не вплотную друг к дугу. Они двигались быстро и упорядоченно один вокруг другого. Они не боролись и не старались побыстрее скрыться от нас или от кого-то еще.

– Что они делают, бабушка?

Бабушка смотрела в яму.

– Они любят друг друга, детка.

Порывшись в мешке, она достала жидкость для розжига, налила ее в яму и подожгла спичку. Трава вокруг ямы загорелась, змеи – тоже. Инстинктивно мне захотелось схватить их и отбросить как можно дальше, в безопасность, но я тут же вспомнила, как они кусаются; я колебалась слишком долго, чтобы им можно было помочь.

Продолжая гореть, змеи не уползали прочь и не бились в безумии. Они лишь плотнее прижимались друг к другу. Даже когда от огня облезали их чешуйки, они старались сильнее сплотиться, прижаться к другим змеям вокруг них. Их зеленая кожа темнела и покрывалась пузырями; из-под металлического капюшона каждой сочилась и закипала плоть. Они не паниковали, не убегали. Я заплакала.

– Тебе придется вернуться. Нам обоим придется вернуться домой. Мама скучает по тебе.

Бабушка взяла меня за руку, и мы обе продолжили смотреть в яму.

– Эти твари загорелись, но не покинули друг друга. Мы не отказываемся от своих. Мы не перестаем любить наших родных.

Она смотрела на меня, и ее глаза наполнялись слезами.

– Даже когда сгораем заживо.

Загрузка...