Плохие девочки

Глава 3, в которой я играю несвойственную мне роль

Считается, что Новый год – это семейный праздник, верно? А моя семья – это пожирательница пирогов Элька, и только. Технически, я имею в виду. Мать и дитя, без мужа (хвала небесам) и, соответственно, свекрови, тещи и прочих членов семьи. Именно в таком составе я изначально собиралась праздновать этот светлый праздник. Хотя почему светлый? Темень же, ночь на дворе. Спать хочется. В общем, думала, посидим с Элькой, наряженной в костюм снежинки, который я купила (а всем сказала, что сшила сама, предусмотрительно срезав бирки) для садовского утренника. Посидим, съедим покупную селедку под шубой, чтобы не рисковать желудками, выпьем чаю с тортом, сожжем что-нибудь… Я имею в виду бенгальские огни. Или какие петардочки с балкона запустим – и всего делов. Но не тут-то было.

Первым пришел и самодобавился в список гостей Тимка. Сейчас вы спросите: а это еще что за ком с горы? Ответить на этот вопрос будет непросто. Тимка – это Тимка. Человек, которого как-то прибило к нашей с Элькой не хлебосольной квартире, хотя быть его тут никак не должно бы. Изначально Тимка чинил моего «старика». Конечно, мы виделись часто. Моему старику в обед сто лет, а точнее, скоро будет двадцать. Тимка считал, что его давно пора уже сдать на свалку или хотя бы на органы, хотя тут же уточнял, что не дай бог кому эти органы достанутся. Не видать тому больше счастья.

– Знаешь что. Со своей рухлядью можешь делать что хочешь – хоть под пресс засовывай, а мне пока что еще рано нового брать. Да и не в том я финансовом положении. И вообще, он же немец. А они по сто лет живут.

– Да, только их в этом случае натирают вазелином и выставляют на показ как раритеты. И потом, «Опель» – не та марка, чтобы ее выставлять для будущих поколений. А уж твоей машине этого и подавно не светит.

Тимофей вообще-то к «Опелям» относился вполне уважительно. Хорошая марка. Хорошие машины. Но не к моей. Так уж получилось. С самого знакомства, причем и со мной, и с моим «стариком», он проникся некоторыми сомнениями на наш счет. Это и объяснимо. Познакомились мы с Тимкой где-то года три назад. Я тогда своего «старика» только купила, год где-то, как жила с ним… Горя не знала. Машина, хоть и досталась мне старой, а бегала, как молодая. А тут, как назло, что-то начало с ней происходить. То кондиционер откажет, то что-то под капотом начинает чихать и кашлять. И вонять. А последней каплей в моей чаше терпения стало то, что переключать ручку скоростей стало почти невозможно – тяжело в прямом, физическом, смысле этого слова. Это притом, что машина у меня с коробкой-автоматом. И не должна бы никак упираться и сопротивляться переключению. В общем, после очередного поединка по типу армрестлинга с ручкой переключения передач я, злая и мрачная, заехала в первый попавшийся сервис, призывавший к себе клиентов с помощью от руки написанной картонной вывески «Сервис». Так я познакомилась с Тимкой.

– На что жалуетесь? – спросил он совсем тем же тоном, что и я спрашиваю у своих пациентов в поликлинике.

– На машину. Она барахлит.

– Что вы говорите, – удивился он, дергая за всякие ручки. Я стояла рядом, переминаясь с ноги на ногу, и обдумывала вопрос: стоило или нет поискать более приличное место для ремонта, или старый гараж с ямой меня реально устраивает?

– Я говорю, там стало трудно ручку дергать.

– А когда вы масло в коробке меняли? – спросил он, и тут на меня нахлынуло смутное воспоминание.

– Масло? – переспросила я, а перед глазами встало лицо мужичка, продававшего мне эту машину года полтора назад. Его губы произнесли что-то, кажется: «У нее скоро триста пятьдесят тысяч». «Тогда поменяете масло», по-моему, он добавил.

– Да, масло. И фильтры. И тосол, – перечислял Тимка, с интересом изучая выражение моего лица.

– Ну… как бы… а что, пора?

– А когда было последнее ТО?

– Что ТО? – переспросила я. – Что именно ТО?

– Вы масло хоть раз меняли? – нахмурился Тимка, но через несколько секунд сделал весьма выразительный жест рукой, отвернулся и принялся копаться в машине. В итоге выяснилось, что моему «старику» удалось некоторое время возить меня вообще без масла в коробке передач. Да и в двигателе было, по его словам, не столько масло, сколько мазут.

– Это плохо или хорошо? – старалась понять я проблему.

– Это хорошо, что у вас машина по дороге не развалилась. А теперь, раз уж вы такая удачливая, вам бы надо тихо залить все положенные жидкости в тачку, аккуратно натереть ее воском, пропылесосить, отогнать на охраняемую стоянку и потом быстро-быстро продать за любые деньги.

– Зачем? – удивилась я, ибо проходить всю процедуру выбора машины снова я была совершенно не настроена.

– Зачем? А вам не понятно? – вытаращился Тимка.

– Мне понятно. Но… а можно ее просто подлатать? Ведь мы же сейчас все забабахаем обратно. И все пройдет? У меня так: если пациенту вовремя дать лекарство, он выздоровеет.

– Вы врач? – кивнул он. – Вот представьте, что ваш пациент пришел к вам с уже сломанными ногами. Нет, представьте, что он пришел к вам вообще без ног. Они у него лежат в багажнике. А он спрашивает, можно ли их обратно пришить.

– Но сейчас он будет ездить?

– Кто? – выпалил он. Я вздохнула и кивнула в сторону «старика».

– Он – не знаю. Он пусть тут отдохнет. А вас я отвезу. Вы приходите за ним послезавтра. Я хоть прочищу системы и фильтры заменю. Хотя бы так.

Я помню, что с того самого дня и по настоящий момент Тимка смотрел на меня с некоторой долей жалости, недоумения и неодобрения. Причем одновременно.

– Спасибо.

– Но лучше бы продать, – на всякий случай еще раз посоветовал он. Хотя ему бы, как владельцу автосервиса в гараже, надо было мне говорить совершенно обратное. Но такой уж он от природы. Хороший человек, но плохой бизнесмен. Зато мастер отличный. С тех самых пор я только у него и чинюсь. Вот уж года три. И каждый раз он ругается.

– На машине надо ездить! Ездить, а не то, что ты делаешь, – разражается он такой тирадой каждый раз при виде меня.

– А как же я сюда добралась? – возмущаюсь я. Впрочем, иногда я действительно даже до автосервиса добиралась с помощью автомобильного троса, привязанного к Тимкиной «Газели». Тимка поменял в моем «старике» все. Он перебрал у него движок, заменил глушитель, масло менял так часто, словно это не машина, а фритюрница, честное слово. А сколько раз Тимка красил разные части опелевского кузова!

Да, в моей автомобильной жизни не обходилось без ЧП. Но, к чести своей, должна сказать, что далеко не всегда следы на теле моего «старика» оставались по моей вине. Да, я въехала в «Жигули» на повороте и разбила фару, он слишком медленно поворачивал. Кто мог знать, что он вот так будет плестись? Потом, когда я на стоянке повредила бампер, ну кто мог помнить, что спереди машины лежит бетонный блок. Его же не видно! Зато слышно. И вообще, у нас то бордюры такие высокие, что царапают двери, то столбики какие-то на ровном месте повтыкают. А однажды я вообще вышла утром к машине во двор, а у нее левая дверь разбита. Вот так, кто-то врезался и уехал. Ни ответа, ни привета. Будто так и надо. Тут-то я чем виновата? Ну и что, что я поставила машину прямо у входа в дом. Других-то мест все равно не было.

– Ты не водитель, – говорил Тимка, с радостной улыбкой снова встречая меня в своем маленьком частном сервисе около гаражей. – Ты – моя мечта.

– Спасибо, конечно, – вздыхала я, – но я бы согласилась больше никогда тебя не видеть.

– И совсем бы не вспомнила? Не скучала бы? – усмехался он.

За долгие годы моего сотрудничества с продукцией компании «Опель» мы с Тимкой успели действительно неплохо друг друга узнать. Тим сначала поил чаем меня, потом стал частенько под разными предлогами заходить ко мне на огонек (со своей едой). Иногда мы вместе ходили в кино, пару раз даже выбирались в кафе, смотрели там футбол. Я обожаю футбол и вообще все места и занятия, где можно орать, свистеть и материться.

– Я приду к тебе на Новый год? – спросил Тимка, когда я прикатила к нему на визжащих тормозных колодках за пару дней до праздника. А куда мне еще катить? В официальный сервис? Не смешите меня! Страховки у меня отродясь не было. Как можно застраховать то, что нельзя найти в автомобильных базах?! За древностью лет, так сказать. А на те деньги, что официальные дилеры просили за новый, скажем, фильтр для моего «старика», можно было купить нового «старика».

– Приходи, – пожала плечами я, не сильно задумываясь, почему, собственно, Тимка не хочет справлять Новый год, как обычно, на сервисе.

Жил Тимка в соседних от сервиса домах, в трехкомнатной квартире, но у него дома была сложная, так сказать, ситуация. У него там была старушка (я имею в виду реальную старушку-мать, а не какую-нибудь машину), старик-отец, старенький пес с оригинальным именем Каштан, которого Тимка с папашей избаловали до безобразия, бывшая (но не такая старая) жена с сыном от первого брака и новым (третьим по счету) мужем, который как-то завелся у них в доме года через два после развода, а вывести так и не смогли. Бывшая Тимкина жена в свое время приехала покорять Москву, покорила Тимку, прописалась у него и, понятное дело, выписываться не собиралась. Так они и жили. Счастливо и шумно, особенно когда новый муж Тимкиной бывшей жены уходил в запой. Так что Тимка старался дома особенно не появляться, все время торчал в сервисе, что, согласитесь, для меня, как для потребителя, очень удобно.

– Я буду готовить, – пообещал он. – Ты у нас можешь хорошо только воду варить, верно? – и он выразительно хохотнул. Я сделала вид, что обижена, но на самом деле меня его готовность готовить (каламбур?) очень порадовала. Нам такие люди сотнями нужны, так-то. Тем более что Тимка реально умеет кашеварить. Такую картошку, как у него в сервисе, я не пробовала даже в доме родном. Хотя это как раз не пример. В доме родном картошку нам подавали в основном в виде пюре, разведенного из какого-нибудь химического пакетика. Ну, ладно, согласна, после нашего детства любая настоящая картошка, пожаренная на настоящей сковороде в настоящем масле, может показаться настоящим деликатесом. В общем, Тимке я была рада. Чего не сказать об Олечке, моей младшей сестре, которая тоже неожиданно решила осчастливить своим присутствием меня, а не какую-нибудь разбитную алкоголическую богемную тусовку, с коей она так близка.

– Я буду у тебя до трех как минимум, – сообщила она без излишних предисловий, появившись на моем пороге в норковой шубе до пола, в сапогах на десятисантиметровой шпильке и под руку с безымянным тощим молодым человеком, увешанным пакетами. – Потом уеду на фуршет. А его я заберу позже.

– Что? – вытаращилась я, но Олечка уже исчезла, махнув полой норковой шубки и не дожидаясь моих вопросов и воплей. И уж тем более моего там какого-то нелепого приглашения или хотя бы согласия.

– Куда ставить? – прохрипел загибающийся от тяжести задохлик, который на поверку оказался новым парнем моей сестрички, Женечкой.

– А что это? – нахмурилась я.

– Это – икра. И клубника.

– Зачем? – изумилась я.

– Для Нового года. А в машине еще коробки, – пожаловался Женечка и побежал вниз. Я с любопытством выглянула в окно и увидела душераздирающую картину, как моя девятнадцатилетняя сестренка Олечка выкидывает из багажника красивого внедорожника несколько весьма увесистых коробок, прямо на дорогу, к ногам несчастного Женечки, а потом садится в машину, разворачивается прямо перед его носом и уезжает вдаль. Скорее всего, на внедорожнике, принадлежащем ему самому. А Женечка стоит посреди коробок и выглядит, как потерянная собака.

– Вы оттащите их на тротуар, я сейчас вам помогу! – крикнула я, чтобы хоть немного поддержать несчастного мальчика, которому не повезло попасть на глаза нашей Олечке. Нет, поймите меня правильно, я люблю сестру. Не так сильно, как я ее боюсь, но все-таки люблю. Она младше меня на двенадцать лет, но как только она появилась в моей жизни и принялась командовать мной и всеми вокруг, я поняла – Олечка, она как ураган, ее надо бы было назвать Катрина. Она всегда получала все, что хотела, и умудрялась проигнорировать все остальное. Бороться с ней было невозможно. Педагогика была к ней неприменима. Она училась на одни пятерки, выигрывала олимпиады и читала запоем все, до чего дотягивалась. Как прикажете воспитывать такого вот ребенка? Сейчас она училась в консерватории, на отделении фортепьянной музыки, причем поступила туда сама, на бюджет, вызвав изумление и восторг у всего тамошнего преподавательского состава. Потому что она так хотела.

– Мне не тяжело, – мужественно врал Женечка, затаскивая коробки с дорогим шампанским, красным вином и еще чем-то явно жутко дорогим и изысканным по нашей узкой лестнице на третий этаж нашей никогда в жизни не имевшей шансов на лифт восьмиэтажки.

– Значит, вы Олечкин молодой человек? – осторожно спросила я, когда мы перетащили все и сели на кухне пить чай. Мальчик был хороший, безропотно кушал мой (!!!) борщик, отвечал на все вопросы и дико озирался. Да, Олечку он очень любит. Еще бы, как ее не любить. Красивая, как океан, глаза голубые, волосы длинные. Своенравная и неповторимая. Да, продолжил объяснять он, кажется (так и сказал, что кажется), он – ее молодой человек. Хотя до конца он пока не понял.

– Наверняка, раз она с вами решила справлять Новый год, – заверила его я.

– Думаете? – он посмотрел на меня с надеждой. – Она пока мне не сказала…

– Уверена, – я кивнула, а он, было видно, места себе не находил, пока Олечка (часа через три) не вернулась за ним на его же, действительно, джипе. Так получилось, что Олечка захотела без каких-либо объяснений справлять Новый год у меня. И уж если моей Олечке хочется, как я уже сказала, она это получает всегда.

– Значит, пятеро? – подытожил Тимка.

– Ну, да, – кивнула я.

А потом я пошла к Карасику попить чайку-кофейку, потому что так ее и не видела со вторника, а поговорить нам, как вы понимаете, было о чем. Мы договорились, что я заберу детей из сада, наши дети – моя Элька, ее Вовочка и Люськина-Авенгина Кристина, все ходят в один и тот же садик. Поэтому мы практикуем своеобразный бартер, ты мне – я тебе, забирая и отводя детей по очереди. Правда, Авенга не так уж часто участвует в этом, больше пользуется нашим безвыходным положением и подсовывает нам Кристю. Но на то она и Авенга, хитрая ведьма. Мы боимся ей отказать, еще сглазит. Шучу, просто так уж сложилось. Тем более что Эля с Кристиной хорошо дружит, а с Вовочкой только дерутся и обзываются. А еще кидаются едой. И рвут обои. И вообще, мальчик – это совсем не то, что девочки. Девочки сидят, красятся маминой старой помадой и счастливы. Мальчику же подавай пилу, молоток, гвозди, противогаз. Вот уж нет!

В общем, в последний рабочий день, вернее, вечер я забрала Вовочку и Эльку, которые, к моему прискорбию, поцапались сразу, как только я запихнула их в «Опель». Иногда я жалею, что у меня нет, как у нью-йоркских таксистов, звуко– и пуленепроницаемой перегородки между водительским и пассажирским рядами. Вот бы было славно, если бы покрыть броней, ватой и силиконом заднее сиденье, отгородить его от переднего и кидать туда детей, не боясь, что они порежут и порвут все на мелкие кусочки. И чтобы не слышать их криков. И не орать на них в ответ, чувствуя, что Макаренко тебе в этот момент просто плюнул бы в лицо.

– Заткнитесь! Заткнитесь, заткнитесь, заткнитесь оба! Я все расскажу Деду Морозу! Не видать вам подарков, а Новый год уже на носу! Будете, как два полудурка, без подарков.

– Нет! Не-ет! – завизжала Элька и тут же от избытка чувств и от такой обиды стукнула Вовочку кулаком в нос. Дальше и до самого дома они выли оба. Когда я поднялась на восьмой этаж на лифте, силы мои были почти на исходе. Я уже не хотела чаю и кофе. Разве что с коньяком. И плевать, что я за рулем. Мне проехать-то всего пару домов. Но тут Сашка открыла мне дверь, и все мое раздражение осыпалось и исчезло, как развеянная ветром пыль.

– Ну, ты что! – ахнула я, увидев, что по Карасикову лицу текут ручейки слез, а глаза ее красные и мокрые, как после целой ночи рыданий. – Ну что ты, не надо.

– Да это не то, – всхлипнула она и попыталась стереть слезу.

– Слушай, не стоит он того. Не надо плакать.

– Да я не плачу, – помотала она головой.

– Я уж вижу. Ну, хочешь, я попрошу Тимку ему морду набить?

– Не надо, – замотала головой она.

– Уверена?

– Слушай, а что ты делаешь на Новый год? – спросила Карасик, глядя на меня полными слез глазами.

– Я-то дома, – удивилась я ее интересу. – Тимка придет. Ольга на новой метле и с новым молодым человеком. Уже привезла продуктов на дивизию, так что, может, приведет к нам всю консерваторию. Кто ее знает, что у нее на уме. Тимка обещал готовить, а у меня три сумки клубники на кухне. Прямо весна.

– Можно, я к тебе тоже приду? Не хочу дома одна сидеть, – вдруг попросила она.

Я замешкалась. Нет, я Сашку очень, очень люблю. Но… у нее дети. У нее их двое. Вовик дергает Элю за жидкие косы, а старший – одиннадцатилетний Серега, рожденный в предыдущем браке, так любит карате, что все время практикует его на младшем брате. И когда Карасик попросилась ко мне, я вдруг сразу живо представила, как Вовочка будет бить Эльку, а Серега Вовочку. А ведь как Новый год проведешь, так его и проживешь. Поэтому моя запинка вполне объяснима. Меня можно понять. А если еще и Ольгу сюда прибавить, вообще красота. Она побьет всех детей сразу, а потом выкинет их в окошко, чтобы не мешали. Поэтому я аккуратно спросила:

– А что, Марлена тебя не пригласила? – ведь мы об этом говорили, и Марлена совершенно определенно пообещала взять этот вопрос на себя. Понятное дело, если тебя бросил муж, тебе не захочется быть одной на праздники. Правда, когда меня бросил мой не совсем даже муж, а отец Эльки, я только перекрестилась. Пашка был массажистом (кстати, какое совпадение, Сухих тоже, что бросает тень на массажистов вообще), но деньги от массажей растекались по отделу крепкого алкоголя. К тому моменту, когда я рожала, Пашка вдруг неожиданно пристрастился играть в автоматы. Так что денег до меня не доходило вообще. В итоге, когда он пригрозил, что уйдет от меня, если я не профинансирую его реванш, я с чистой совестью отпустила его на все четыре стороны. И на всякий случай поменяла замки. В общем, я по мужу так не плакала, как Карасик. У Карасика в глазах реально стояла мокрая пелена. Очень переживала.

– Пригласила. Но я не пойду к ней.

– Почему? – изумилась я.

– Не пойду, и все, – упрямо повторила Сашка. Я просто не знала, что и сказать. Трудно было даже представить, чтобы вот меня пригласили провести ночь в доме Ольховских, а я бы отказалась. Чтобы меня посадили за огромный, покрытый белоснежной скатертью стол, чтобы кормили вкусно, поили хорошим вином, играли в УНО, жгли фейерверки – а я бы не пошла, и все. Отдельная комната, идеально чистая к тому же. Марлена, красивая, умная, гостеприимная, большой плазменный телевизор, в котором президент такого размера, словно он поздравляет лично тебя, стоя посреди твоей гостиной. А она – просто не пойдет. И все. Я этого, честно, не поняла.

– Ну, давай ко мне. Если не боишься, – неуверенно пробормотала я. А что мне оставалось делать? Сказать, чтобы заодно принесла наручники для обоих своих сыновей? Подруги так не поступают.

– Ты уверена? Я бы не хотела тебя стеснять. А что это Тимофей будет у тебя Новый год встречать? У вас что, роман?

– Какой роман, – рассмеялась я. – Только чаи гоняем. Тут у меня прямой интерес. Я ему – чай, он мне – машину.

– Так я приду? – снова жалобно спросила Карасик.

Сейчас я думаю, что, конечно, ее слезы сделали свое дело. Не только же мужики реагируют на плачущих женщин. Подругу бросил муж, подруга плачет.

– Конечно, приходи. Какие вопросы. Если ты, конечно, уверена, что не предпочтешь мне Марлену. Я бы, честно, даже не задумывалась, – я хихикнула и покосилась на одетую в шубу Эльку, в изнеможении сидящую на тумбочке в прихожей.

– Спасибо. Спасибо огромное. А то прямо устала я, как не знаю кто. Глаза болят.

– Так ты не плачь. Они того не стоят, честное слово, – сказала я. И вот тут Карасик с удивлением подняла на меня красные глаза и поморщилась.

– Я не плачу. Мне Бася дала на перепечатку отчеты по трем программам, для подработки. Я тут в бумагах закопалась, ужас. Вот, капаю чистую слезу, а то скоро радужка вообще засохнет.

– Ах, капаешь… – протянула я, панически пытаясь придумать повод отыграть все в обратку.

– Кстати, суперское средство. Особенно для тех, кто за компьютером много сидит. Надо капать каждый час. Хочешь, я тебе дам, попробуешь?

– Когда нас компьютеризируют, тогда и дашь, – против воли злобно ответила я. Надо ж, кругом обман.

– А говорили, врачи все теперь с компьютерами.

– Это да, – согласилась я. – Только они не работают. Стоят ящики, только мешают. Даже в сеть их еще ни разу не включали. Так что, ждать тебя на Новый год? Имей в виду, у нас что потопаешь, то и полопаешь. В смысле, хочешь быть сытой – неси еду с собой.

– Я сделаю мимозу. И холодец.

– Это хорошо, – немного оттаяла я. Тусовка предполагалась просто замечательная: я, Тимофей, Эля, моя сумасшедшая сестра со своим молодым тощим мажором на джипе, Карасик с двумя драчливыми сыновьями. Хоть это-то все? Оказалось, что нет. Уже в день самого торжества, а точнее, ближе к вечеру, нежданно-негаданно на пороге моего дома в тоненьких ботиночках и ветровке, трезвый, но недовольный, образовался Пашка. На мои вопросы, чего ему тут надо, он хмуро отвечал, что хотел только поздравить дочь с праздником и тут же уйти.

– Уйдешь? – усомнилась я.

– Уйду, – кивнул он и с надеждой посмотрел в глубь квартиры. Конечно же, расчет его оправдался. Из глубины помещения выскочила Элька, которой почему-то всегда было плевать, что папочка не живет с ней, не дарит подарков, не звонит и вообще никак не проявляется неделями. Она любила его со всей страстью наивной детской души. И когда он сказал ей с хорошо отрепетированной интонацией, что он бы остался, но ему надо идти, а то мамочка будет злиться, она тут же принялась оттаптывать мне ноги, пытаясь уговорить меня не выгонять папу.

– Ну и черт с вами, оставайтесь. Даст бог, Ольга приедет пораньше, и ты сам испаришься, как привидение. – Ольгу Пашка боялся. Она подходила к нему, смотрела несколько минут, потом говорила что-то вроде: «Ну и чмо, поверить трудно, какое чмо». После такого любой бы испарился. В общем, в моем негостеприимном доме, пустом и не наполненном едой, образовалось разом не то что общество, а вообще целая тусовка, которая едва поместилась в малогабаритной неотремонтированной двушке со смежными к тому же комнатами. Естественно, все это не могло закончиться просто так. Кто бы еще мог на это рассчитывать!