Елена ШолоховаПлохой, жестокий, самый лучшийПовесть

Охраняется законом об авторском праве. Все права защищены. Полная или частичная перепечатка издания, включая размещение в сети Интернет, возможна только с письменного разрешения правообладателя.


© Шолохова Е., 2015

© Издательство «Аквилегия-М», 2015

Глава 1

Начиналось всё невинно.

«Угощаем… потанцуем…»

И вот уже малознакомый парень норовит оттеснить Риту в сторонку. Суетливые пальцы шарят по спине…

– Э-э, притормози, – Рита попыталась отстраниться.

Но тот уже вошёл в раж и только плотнее к ней прижимался. Риту передёрнуло. Накатила тошнота. Чёрт бы побрал эту «Акулу»! «Спасибо» Вике – её идея была притащиться сюда втроём, без Игорька, без Славки – Дашкиного друга.

«Оторвёмся втроём – только ты, я и Дашка!»

Рита злилась на Вику за упрямство и безбашенность, на Дашку – за то, что во всём Вике потакает, а ещё больше на себя… Зачем согласилась?! К тому же пришлось наврать с три короба родителям и Игорьку, отчего теперь на душе скребли кошки… Родители – вообще ярые противники клубов, потому что:

«Там сплошное пьянство, наркотики, разврат и прочие ужасы!»

Игорь же, собственник, класса с седьмого ни на шаг её не отпускает, и узнай он про их вылазку – дал бы родителям сто очков вперёд по части скандала.

Единственный плюс за весь вечер – удалось занять отдельный столик с мягкими диванами. А то ведь обычно как? Придёшь в клуб, причём в любой, – приткнуться некуда. Разве что потолкаться у стойки. А тут такой комфорт. Правда, денег было негусто, а открыто просить у родителей Рита постеснялась, потому что, по легенде, шла к Дашке с ночёвкой, готовиться к английскому. Пришлось скрести по сусекам, искать по карманам – еле штука набралась. У подруг наличности оказалось и того меньше. Вика, по её словам, вечно «на подсосе». Дашка, по всей видимости, тоже. И зачем, спрашивается, было идти с такими капиталами в один из самых дорогих клубов, где цены в баре запредельные? Хватило им на входные билеты и три бокала апельсинового сока.

А потом подсели те парни. Подкупили щедростью – без лишних разговоров заставили стол мудрёной закуской, для девочек взяли коктейли, сами налегли на виски. И вели себя вполне прилично, вот только один из них сразу нацелился на Риту. Она окрестила его про себя ёжиком – за нелепую причёску. Его волосы, прямые, жёсткие и настолько густые, что стояли торчком, были обильно смазаны гелем. Видимо, хозяин шевелюры пытался её как-то уложить, но не получилось. Волосы только слиплись и упрямо торчали остренькими иголочками.

– Мне он не нравится, – шептала Рита Вике. – Чего он так пялится?

– Да брось, – отмахивалась та. – Пусть себе пялится, тебе-то что? Главное, у него бабки есть, хоть раз в жизни классно погуляем.

Погуляли! Рита занервничала, стала выворачиваться:

– Да перестань ты! Слушай, я тебе любовь не обещала.

– Кончай ломаться, – просипел он в самое ухо. – Расслабься и получи удовольствие.

Взгляду него стал затуманенный и в то же время до омерзения плотоядный. Рука нахально нырнула под юбку.

Ах удовольствие! Рита саданула остроносой Loriblu Ёжику по надкостнице. И тут же, следом – классика жанра: коленкой в пах, затем бегом прочь, пока в себя не пришёл. В спину полетел забористый мат, но это ерунда. Можно сказать, легко отделалась. Осталось найти Вику с Дашкой, а там уж уносить ноги.


Рита взбежала по лестнице на балкон, откуда просматривался весь танцпол. Вика выделялась среди толпы ярко-лиловой в пайетках туникой. Дашка крутилась рядом.

Пришлось поработать локтями – еле продралась к ним. Чуть не схлестнулась с какой-то эмоподобной девицей. «Куда прёшь?!» – взвизгнула та и толкнула Риту в спину. Ответить бы, да каждая минута на счету – вдруг Ёжик жаждет расплаты?


Самым сложным оказалось убедить Вику, что пора уходить.

– Блин, в кои-то веки предки уехали на всю ночь, завтра воскресенье, в школу не идти, гуляй хоть до утра – и такой облом! Ну что он тебе сделает, когда столько народу кругом? – возмущалась Вика.

– Ну и ладно, тогда я пошла одна. – Рита развернулась и стала проталкиваться к выходу.

Уже на улице её догнали Вика с Дашкой.

– Ты чего психанула-то?

– Да идите вы! Меня, можно сказать, чуть не изнасиловали, а вы… облом им, видите ли!

Рита всё ещё дулась, негодовала, даже слёзы подступили от обиды, но в душе обрадовалась им до чёртиков. Да что там, точно гора с плеч! Одной-то идти по ночному городу страшно, а на такси денег не хватало.

– Маргоша, ну не злись, мы же не знали, – винились обе.

– Ладно, забыли.

– Ну что, тачку поймаем? – предложила Вика.

– Может, лучше такси вызовем? У кого сколько осталось?

– Я лично по нулям, – Дашка развела руками.

– Маргоша, я тебя умоляю! Ты как вчера родилась. Ловим тачку, доезжаем, выходим и разбегаемся в разные стороны. Проверено! Мы сто раз так делали, да, Дашуля?

Дашка утвердительно хмыкнула.

– Может, я лучше отцу позвоню? Он нас развезёт.

– Aгa, a что он тебе скажет, ты подумала? А потом ещё и нашим предкам доложит. Не знаю, как тебя, а меня дома вообще убьют. Да не дрейфь ты, говорю же, на себе проверено! Всё, едем ко мне.

Точно, безбашенная она и есть. Всё ей нипочём. Всегда на позитиве. Даже сейчас: Рита кутается в тонкий плащик, мечтая о шубе до пят, Дашка тоже от холода клацает зубами, а у Вики куртка нараспашку и улыбка до ушей.

– Вика, может, не надо? Всё равно как-то рискованно…

Но Вика уже уверенно двинулась к дороге и вытянула руку. Пайетки при свете фар вспыхивали и горели, как стоп сигнал, – мимо не проедешь.

Почти сразу к обочине подрулила белая хонда. Тонированное стекло медленно опустилось.

– На Академическую.

– Пятихатка.

Вика уверенно плюхнулась на заднее сиденье. Следом шмыгнула в салон Дашка. Рита, поколебавшись, втиснулась с ними рядом. Остаться ночью одной за десять километров от дома ей как-то совсем не улыбалось. Да и замёрзла так, что зуб на зуб не попадал.


Водитель Рите не понравился сразу. Во-первых, он оказался не один, а с приятелем. А это уже двойной риск. И лет обоим по двадцать – двадцать два. От таких, пожалуй, убежишь! Особенно если ты на восьмисантиметровых каблуках. Ну а во-вторых, вели себя оба развязно. Их косые взгляды и ухмылки нервировали до дрожи в коленках. Затем тот, что сидел на пассажирском месте, развернулся, сдвинул кепку с длинным козырьком на затылок и, мерзко ухмыляясь, спросил:

– Ну что, девчули, с бля… ой, пардон, с гулянки идём?

Рита напряглась, Дашка тоже вздрогнула. Зато Вика как всегда в своём репертуаре:

– Нет, блин, с работы, с вечерней смены возвращаемся.

Парни гоготнули.

– И что у нас за работа такая? – спросил тот, что в кепке.

– Стриптизёрши, – подхватил водитель.

– Швеи-мотористки, – ляпнула Вика, вызвав новый взрыв хохота.

– Мотористки, – передразнили её.

– А вы, я смотрю, весельчаки, – нимало не смутилась она.

– Ага, ещё какие! – поддакнул «козырёк». – А сколько вам лет-то, мотористки?

– Восемнадцать, – Вика зачем-то прибавила год.

– О! Так вам уже и шпилиться можно?

– Остановите, я выйду, – запаниковала Рита, ей за вечер и Ёжика хватило с лихвой.

– А ты чего так занервничала, красотуля? Довезём вас в лучшем виде, не кипишуй.

Рита стиснула зубы. Убить эту Вику мало!

Пиликнул сотовый, высветилось: «Вам пришло новое сообщение от абонента Игорь». Текст сообщения: «Сладких снов! Целую». Её Игорёк… Каким же милым и замечательным он казался по сравнению с этими уродами! Все его минусы, подчас бесившие её неимоверно, виделись теперь совершенно незначительными. Можно сказать, и не минусы вовсе. Подумаешь, любит прихвастнуть, покрасоваться… Ничего в том ужасного, тем более если есть чем. А Игорьку определённо было чем гордиться: самый умный, самый видный, самый богатый. Богат, конечно, не он – родители, но сути это не меняет. Всё равно он самый-самый во всей школе. За ним многие бегают, а он любит только её, Риту. И так вдруг захотелось его увидеть, хоть плачь. Может, набить ему эсэмэску? SOS! Помоги! А что написать? Она ведь даже номер Хонды не заметила. Адрес! Можно писать ему, где они проезжают. Рита посмотрела в окно. Ехали они какими-то закоулками, в темноте и не разобрать, где именно. Сердчишко испуганно затрепетало. Может, парни просто срезали дворами? А вдруг нет? А вдруг сейчас завезут туда, где их потом никто никогда не найдёт? Даже дура Вика встревожилась:

– Вы не заблудились?

Парни снова мерзко хмыкнули, но хонда, нырнув в беспросветную темень и подёргавшись на ухабах пару сотен метров, неожиданно вывернула на Академическую. Почти рядом с домом Вики.

Рита перевела дух.

Остановились у соседней девятиэтажки, Викина – через двор напротив. Это у неё принцип конспирации такой: «никогда не палить реальный адрес».

Но уловка пошла прахом.

– Ну что, девчули, приехали, с вас пятьсот рэ, как договаривались.

Вика потихоньку дёрнула ручку, но двери были заблокированы.

– Куда ломишься, мотористка? – заметили её движение парни. – Сначала бабки, потом домой.

Рита оцепенела. Взглянула на Вику, но подруга вмиг растеряла обычную бойкость. Дашка тоже заёрзала.

– Что молчим? Кошелёк дома забыли, да?

– Ага, – с готовностью подхватила Вика и состряпала самую невинную улыбочку.

– А когда к нам прыгали, забыли, что забыли? Думали, мы лохи и нас можно кинуть?

– Ну-у… понимаете, молодые люди, там было так холодно, страшно… домой очень хотелось… ну вы же понимаете, – полукокетливо, полужалостливо заворковала Вика.

– Ну-у… подруги, это ваши проблемы. Мы потратили своё время, усилия, бензин, в конце концов. Опять же моральный ущерб…

Вика заткнулась.

– Дэн, чего с ними делать-то будем? – спросил у водителя тот, что в кепке.

– Наказывать. Сурово, но справедливо. А потому что нехрен врать. Что, думали, самые умные?

– Вик, у тебя дома есть деньги? – спросила Рита.

Вика обречённо помотала головой.

– Слушайте, – Рита обратилась к парням, – давайте сделаем так: отпустите девчонок, а потом подъедем к моему дому. Тут недалеко, на Вознесенской. Я возьму деньги и вам вынесу.

– Не, не пойдёт. Да, Дэн?

– Шестьсот! – предложила Рита.

– Да хоть семьсот! Знаем мы вас, умных. Вы нам уже заплатили пятихатку.

Пока Рита думала, чем их убедить, у «козырька» зазвонил мобильник.

– Здорово, брателло. Как сам?

На секунду он отвёл мобильник от уха, повернулся к водителю и зашептал:

– Это Лютый. У них там тусня какая-то намечается. – Потом снова забубнил в трубку: – Ну, в принципе, можем подтянуться, мы как раз неподалёку. Только сейчас тут с тёлками разберёмся. Да ничего особенного. Так, динамщицы. Ха… Ну ничего такие… Ладно… Как скажешь…

Дал отбой.

– Дэн, гони на хату к Лютому.

– А этих куда?

– А этих с собой – и, повернувшись к девчонкам, добавил: – Всё, девоньки, приплыли. В другой раз будете знать, как договариваться, а потом сливаться.

– Пожалуйста, отпустите нас! – завопили все трое в голос. – Мы больше так не будем!

– Завтра штуку вам отдам. Честно! – упрашивала Рита. – Две! Вот айфон могу дать в залог. Или золото!

– Поздно, девчули. Раньше надо было залог предлагать, может, и согласились бы, а теперь всё, поезд ту-ту.

– Ну пожалуйста, пожалуйста!!!

– Да хоть сто раз пожалуйста. Лютый сказал, чтоб вас к нему привезли. Так что извиняйте. Кстати, а ну-ка дайте сюда свои мобилы.

– Зачем? – всколыхнулась Рита, крепче сжав айфон.

– Затем! Чтоб не вызвонили кого не надо. Быстро, я сказал!

– Не отдам, – Рита от возмущения даже плакать перестала. Отдать телефон? Да это её последняя надежда!

Не сводя глаз с парня, она на ощупь нажала вызов, лихорадочно вспоминая, кто был последний в списке звонков. Отец? Мама? Игорь? Но тут «козырёк» схватил Риту за запястье и резко вывернул. Она вскрикнула от боли и разжала пальцы. Телефон упал на колени, но поднять его она не успела – парень опередил её. Повертев айфон в руках, оценил:

– Зачётный. Папик подарил? Опаньки! А кому это мы звоним? Ах ты коза! – Он сбросил вызов (кому – Рита так и не узнала) и выключил телефон. – Теперь вы. Или что, тоже бороться будем?

Вика и Дашка отдали свои без разговоров.

– Давай ещё Саню позовём? – обратился водитель к «козырьку».

– Можно, – согласился тот, снова уткнувшись в телефон.

– Санёк? Здорово! Занят? Подтягивайся тогда к Лютому. Да так, просто душевно посидим. Ну всё, ждём.

Оставшуюся часть пути ехали молча. Только Дашка подрагивала да всхлипывала. Рита тоже боялась до тошноты. Лютый! От одной клички с ума можно сойти от страха!

Ну ничего, решила про себя Рита. Только выйдут из машины, она попробует убежать. Не получится сбежать, так орать будет во всю глотку. А затащат в подъезд – такой шум поднимет, что всех соседей перебудит. Выйти-то, конечно, вряд ли выйдут – люди сейчас пошли осторожные, но полицию наверняка вызовут. Так что помощь придёт. Обязательно!

Но хонда вновь съехала с освещённой дороги на какую-то боковую тёмную улочку и пошла петлять и прыгать по колдобинам. Потом и вовсе выползла в частный сектор. У крайнего дома машина остановилась, но двери открывать никто не спешил. Дэн трижды коротко посигналил. Залилась лаем собака, по цепочке подхватили эстафету сторожевые со всех окрестных дворов. Рита окончательно впала в отчаяние: в таком собачьем хоре её могут и не услышать!

В окне на первом этаже колыхнулась занавеска. Потом распахнулась дверь, выпустив на улицу чьи-то голоса, смех, звуки музыки.

К машине приближалась высокая грузная фигура. Только когда парень подошёл, Дэн разблокировал замки. Тут же вышел сам и распахнул дверь со стороны Вики. «Козырёк» вылез следом.

– Гриня, здорово, – пожал он руку толстяку и кивнул на Риту: – Бери вон ту, а то она шибко борзая.

Гриня выволок из машины упирающуюся Риту, а следом и Дашку. Обеих подхватил и повёл, почти понёс, к дому. Какой тут побег? Какое сопротивление? Этого толстого десять таких как она с места бы не сдвинули.

Ноги от страха совсем ослабели и стали ватными. У самого крыльца Гриня вдруг выпустил её, и Рита не удержалась, рухнула, и, как назло, в лужу.

– Пошла, – хлопнул он Дашку по заду, подтолкнув вперёд, а сам встал над Ритой, распластавшейся в холодной грязной жиже. Подняться не помогал, да она и не хотела вставать. Даже подумалось: умереть бы прямо сейчас, – потому что страшно было так, что живот сводило… Спазм скрутил желудок, и её вырвало.

– Девки-то ваши совсем обдолбанные, а говорил, нормальные, – повернулся он к «козырьку». Потом несильно пнул носком ботинка Риту в бок: – Долго валяться будешь? А ну встала!

Но Рита не шевелилась, только тихонько скулила. Тогда толстяк схватил её, как щенка, за шкирку, поволок в дом и захлопнул за собой дверь.

Как зашли, в нос ударило дешёвым табаком, перегаром и ещё чем-то затхлым.

В коридоре было сумрачно. На полу валялась разномастная обувь, от кроссовок до кирзовых сапог, коробки, склянки, бутылки и прочий хлам – просто ступить негде.

«Наколи мне домик у ручья… пусть течёт по воле струйкой тонкою…» – рвался из комнаты хриплый голос Ждамирова, заглушая чьи-то разговоры.

Толстяк втолкнул Риту в комнату, сизую от дыма. Обстановка и вовсе удручала: голые стены с выцветшими обоями, продавленный диван с засаленной и рваной на подлокотниках обивкой, посредине – стол, уставленный стаканами, грязными тарелками, объедками. И, словно в насмешку, среди этой убогой нищеты в углу громоздилась огромная плазма, дюймов на полста, не меньше. Вика с Дашкой забились в угол дивана и жалобно скулили, рядом с ними развалился «козырёк», которого здесь называли Рафиком, а Дэн и ещё двое, явно постарше, сидели за столом. Их лиц Рита не разглядела. Поплывшая тушь щипала, и слёзы застилали глаза.

– Ну и красотка, – усмехнулся один и добавил: – Рафик, Дэн, где вы этих шлюшек подобрали? Под каким забором?

Говорил он гнусаво, но по-хозяйски. Каким-то чутьём Рита сразу определила, что это и есть Лютый.

– Да она пьяная в ноль, а может, и вмазанная, ноги не держат, – вклинился толстяк, подталкивая Риту в спину. – В луже там у тебя искупалась.

– Пусть умоется, а то смотреть страшно, – велел гнусавый. – Гриня, проводи.

– Я провожу, – сказал кто-то сзади. Видимо, он только что вошёл, но, странное дело, этот голос с лёгкой хрипотцой показался Рите очень знакомым.

– О! Здорово, Санёк. Молодца, что забежал. Ну, если не в лом, давай, займись. Пусть приведёт себя в товарный вид. А то как-то шибко печально всё… хотя ножки вроде ничего, зачётные, да, пацаны?

От его слов, от гнусавого голоса и повелительного тона её залихорадило. Хотела было кинуться к ним в ноги, молить о пощаде, обещать что угодно, любые деньги, лишь бы не трогали, лишь бы отпустили… Но этот самый Санёк уже стиснул её локоть и грубо потащил за собой куда-то по узкому тёмному коридору. Затем открыл дверь в закуток с умывальником. Пустил воду на весь напор и, не говоря ни слова, рывком нагнул её и сунул головой прямо под кран. Рита задохнулась, мощная ледяная струя обрушилась на волосы, шею, затекла в уши, в нос, за воротник. Она забилась, попыталась вывернуться, но крепкая рука прижала её ещё сильнее.

– Не дёргайся, дура пьяная. Может, хоть малость протрезвеешь.

Рита пыталась сказать, что она и не пьяна вовсе, но вода с ржавым привкусом тотчас хлынула в рот. Рита закашлялась, потом зажмурилась, стараясь не дышать, пока он наконец не отпустил её. Выпрямившись, она увидела своё отражение в мутном, с бурыми разводами зеркале. Волосы мокрые, спутанные, глаза опухли, нос красный, лоснится. Одежда тоже намокла и вся в грязи. Чёрные колготки на коленках порвались. А туфли, её дорогущие, новые, почти не ношенные Loriblu, выглядели сейчас не лучше, чем калоши у свинарки.

«Мама дорогая, неужели это чудище – я?! Какая страшная… бичиха просто. Ну и пусть», – Рита обречённо вздохнула, боясь взглянуть на парня, устроившего ей ледяную пытку, а когда всё-таки осмелилась – буквально остолбенела. Явлегин! Её одноклассник! Как? Почему? Боже, зачем он здесь?! Лучше бы кто угодно, только не он!

Явлегин стоял в дверном проёме, привалившись плечом к косяку и скрестив руки на груди. На чёрных волосах и смуглой коже блестели капельки воды. Зелёные глаза беззастенчиво разглядывали её, мокрую, дрожащую, запуганную… Рита искала в его взгляде насмешку, злорадство, торжество, наконец, но он смотрел холодно и даже, как ей показалось, чуточку брезгливо. Ни тени ухмылки и на губах.

Совсем некстати пришла нелепая мысль: «Какие у него, оказывается, красивые губы… какие яркие… чувственные». Рита впервые видела его так близко, впрочем, они вообще редко виделись. За последний год их встречи по пальцам можно пересчитать. На уроках Явлегин почти не появлялся.

«И глаза тоже, и вообще…» – почти удивилась она, но тут же одёрнула себя:

«Дура! О чём я думаю?! Это ж надо было так вляпаться! Ещё неизвестно, кто страшнее, те гопники, или кто они там, или этот Явлегин».

Явлегина в школе сторонились, потому что побаивались. Учителя в один голос твердили, что долго ему на свободе не гулять. О нём и правда какие только слухи не ходили!

Слухи слухами, но у Риты имелось несколько достоверных и весьма красноречивых эпизодов из личного опыта.

Класс второй или третий… Явлегин тогда был самым маленьким среди них, это сейчас он так вымахал, что всех перерос, даже Игорька, а тогда, в начальной школе… Господи, да что там во втором, когда он и в восьмом-то был ниже неё! Как она его называла? Клоп-недоросток. А теперь она, сама довольно высокая, едва достаёт ему до подбородка.

В общем, был Явлегин малявка малявкой. И не дружил ни с кем. Даже не разговаривал, только взирал на всех угрюмо, исподлобья, как волчонок. Они с Игорьком и остальными ребятами дразнили его после уроков. Сперва в шутку, не со зла. Это уж потом…

Сначала дразнили цыганом – за смуглую кожу и чёрные как смоль кудряшки. Он злился, с вызовом заявлял, что он русский. Но это ребят только сильнее распаляло. Тогда он перестал беситься, и дразнить стало неинтересно. А потом Рита случайно узнала, что его мать работает в школьной столовой. На другой день, перед уроком, пока учительница не пришла, Риточка, нарядная, как куколка, с роскошными белыми бантами и золотистыми локонами, встала из-за парты, повернулась, нацелив на него маленький пальчик, – Явлегин всегда сидел в самом конце крайнего ряда – и звонко, на весь кабинет воскликнула: «Сын кухарки! Сын кухарки!» Тут же весь класс подхватил её слова, и… вот уже тридцать детских голосов выкрикивают дружным хором: «Сын кухарки!» Как сейчас Рита помнит горящие жгучей ненавистью круглые глазёнки странного озлобленного мальчика. Помнит, как он одним махом взлетел на парту, перепрыгнул на другую, третью, держа в руках стул. Взмах – и стул летит в неё. Она и ойкнуть не успела, как он угодил ей в голову, в сантиметре от левого виска. Боли не помнит. Только потрясение и страх. И ещё – как визжали девочки, как на белоснежной блузке алела кровь, как началась невообразимая суета. Рита потом две недели лежала в детской нейрохирургии. А когда вернулась в школу, маленького Явлегина пытались заставить извиниться перед ней, требовали, угрожали, ругались. Но он только злобно смотрел на всех, нет, не на всех, на неё одну, не мигая, в упор. Будто мысленно кричал: «Ненавижу!» От его взгляда внутри всё скукоживалось. Такое разве забудешь? Да и шрам вот остался навсегда.

Тогда Риточка совершенно искренне чувствовала себя невинной жертвой, ведь она-то шутила, а этот ненормальный – всерьёз. От обиды ли, из вредности, или ещё по какой причине, сейчас Рита и сама не могла сказать, но допекать его она не прекратила, даже наоборот. Так что та стычка была первой, но далеко не единственной.

Класса до девятого между ними кипела настоящая вражда. Вражда, в которую Рита вовлекла остальных одноклассников. Не без помощи её верного Игорька, разумеется. Пусть не весь класс, но добрую половину удалось настроить против Явлегина. В известном смысле травить его не осмеливались, знали, чем такие шутки могут кончиться. Но подлянки устраивали регулярно и с энтузиазмом. Однажды, в шестом классе, тайком налепили ему в журнале пятёрок по всем предметам, а учителя подумали на него – на то и был расчёт. Как они всполошились – ЧП! Созвали педсовет, где всем скопом распекали его вместе с матерью, та потом вышла в слезах. А класс ходил довольный – шутка удалась! Особенно радовалась Рита – ведь её идея была.

Не упускала она и возможности вставить при любом удобном случае шпильку в адрес Явлегина. Когда тот был помладше – психовал, гневно сверкал глазами, ругался, норовил ударить. Иногда ей и влетало от него, но это ничуть не останавливало, напротив, словно подстёгивало. Ну а класса с седьмого Явлегин приноровился отвечать ей колкостью на колкость. Как-то она подбила ребят сдать обед в столовой нетронутым, мол, есть невозможно. А затем, на следующей перемене, ехидно поинтересовалась у Явлегина, отчего так невкусно кормят столовские повара. И сама же ответила:

– Хотя и так понятно. Мамаша, видать, продукты домой тащит, а нам всякую пакость подают.

Ждала бурной реакции, а он ей почти спокойно ответил:

– Ты, Загорецкая, мою мать по своим предкам не суди.

Или взять тот ужасный случай, когда они скидывались на подарок классной ко дню рождения. Ещё накануне Рита высмотрела у Явлегина на локте крохотную, еле заметную штопку. Вот и не преминула съязвить, красноречиво потирая собственный локоть: «Явлегин пусть не сдаёт. Он у нас бедненький. Ходит в школу в рванье. Пусть лучше новую кофту себе купит». А он преспокойно парировал: «Лучше ходить в дырявой кофте, чем жить с дырявыми мозгами и языком без костей». Рита вспыхнула, бросила со злостью: «Идиот!» Но Явлегин лишь ухмыльнулся. Конечно, захотелось отомстить, и так тщательно всё продумала, а в итоге вышло ещё хуже.

Они тогда обсуждали, что подарить одноклассникам на Двадцать третье февраля. Хорошо хоть остальных мальчишек в классе не было. Рита специально так подгадала, чтобы в кабинете Явлегин сидел один – классная часто его после уроков оставляла: давала задание, а сама уходила. Вернётся где-то через полчаса, проверит. Только так он и получал какие-никакие оценки, потому что на уроках упорно молчал, о чём бы его ни спрашивали.

Рита знала, что он там: видела, как классная его в кабинет завела, а сама ушла. Вот Рита и позвала туда девчонок, громко объявив: «Девчонки, идите сюда! Здесь никого! Давайте, пока мальчишек нет, придумаем, что будем им дарить. Сюрприз ведь должен быть». Уж очень хотелось показать Явлегину, что он для неё, нет, для всех – пустое место. Пока обсуждали, тот, казалось, даже не слушал. Уткнулся в учебник и глаз не поднимал. Прямо досадно стало. Потом Рита углядела, как он запустил пятерню в волосы, взъерошил и без того непослушные вихры. «А давайте Явлегину подарим расчёску, – предложила она, демонстративно повернувшись к нему спиной. – Если он, конечно, знает, что это такое и как ею пользоваться». А в ответ услышала: «Какая ты, Загорецкая, заботливая. Спасибо, буду только рад. Тогда и я тебе на Восьмое марта сделаю подарок – дезодорант. А то там, где ты, всегда так воняет». Девчонки сразу стихли, опешили. Рита и сама от потрясения не нашлась что ответить. Потом целый урок ревела за школой, кляня Явлегина на чём свет стоит. Если раньше она его недолюбливала, относилась к нему свысока, то после этих слов возненавидела всеми фибрами души. Как он посмел ей такое сказать? Да за ней даже десятиклассники бегали! Она ведь самая красивая в классе. Нет, в школе! У неё есть всё, чего ни пожелает! С ней все хотят дружить! А этот хоббит в обносках такое ей заявил! Да его убить за это мало!

Убить не убить, но отлупить наглеца Рита попросила. Строго говоря, просить даже и не пришлось, она просто без лишних подробностей нажаловалась Игорьку, что её оскорбили и унизили. Публично! Игорёк уже тогда за ней увивался и сразу воспылал решимостью проучить Явлегина. Но толком ничего не вышло. Маленький, жилистый и дикий Явлегин так отметелил Игорька, что у того живого места не осталось. После той драки они ещё несколько раз бились, и один на один, и двое на двое, и стенка на стенку. Один раз Рита случайно наблюдала их бойню. Ужас! Явлегин, точно хищник, бросался на здорового, но неповоротливого Игорька, бил резко, яростно, беспощадно, сам же от ударов ловко уворачивался. «Не дерись с ним больше, – попросила она Игоря. – Он как бешеный зверь, загрызёт ещё чего доброго». «Тоже скажешь!» – фыркнул Игорь. Но с драками завязал. Ему и самому надоело с синяками ходить. А после девятого Явлегин резко, буквально за лето, вымахал, окреп, раздался в плечах, да ещё и, по слухам, стал водиться с опасными личностями. Весь прошлый год прогуливал напропалую, почти перестал ходить на уроки. Впрочем, все только вздохнули с облегчением. Связываться с ним даже учителя теперь не решались. Молча ставили ему липовые тройки. Даже классная забросила послеурочные задания. Хотя мать Явлегина по-прежнему работала в школьной столовой, правда, выросла до заведующей. Но, видимо, и она не могла повлиять на сына. А ещё сплетничали, что у неё связь с директором школы, Петром Алексеевичем. Так это или нет – точно неизвестно, но то, что директор закрывал и продолжает закрывать глаза на все выверты её сынка и тянет его из класса в класс, – факт.

На этой почве, после довольно долгого затишья, между Ритой и Явлегиным и возникла последняя и, пожалуй, самая серьёзная стычка. Случилось это почти четыре месяца назад, в конце мая, как раз шли экзамены. Рита с девчонками стояла у кабинета литературы. Рядом крутился Игорёк, отпускал шуточки. Девчонки притворно дрожали от страха перед грядущим тестом. Лишь Рита не волновалась ни капельки. Маринка Грибанова вдруг ни с того ни с сего вспомнила:

– Интересно, а как Явлегин будет сдавать? Он ведь почти не ходил.

– Известно как, – усмехнулась Рита. – Его мамочка попросит Петра Алексеевича, а тот всё устроит.

– А почему он вообще её слушает? Почему Явлегину помогает? – хлопала глазами Маринка.

– Ты такая наивная, – Рита не обратила внимания, как внезапно побледнела и съёжилась Грибанова, как затихли остальные девчонки. – У них бартер. Он ей сынка-идиота тянет, а она ему за это платит натурой.

Лишь тогда Рита заметила безмолвные жестикуляции Вики, оглянулась – и оцепенела. За спиной стоял Явлегин, белый от гнева. Только глаза яростно сверкали. Тогда он залепил ей такую пощёчину, что Рита на ногах не устояла, упала, а в голове всё зазвенело. Игорька, что ринулся с кулаками, походя оттолкнул, и тот грузно завалился.

– Ты у меня ещё заплатишь за свой поганый язык, – прошептал Явлегин тихо-тихо, возвышаясь над Ритой. И ушёл. Не по себе стало от его слов. И за пощёчину стыдно, хоть девчонки и принялись щебетать, какой он варвар и куда ему давно пора отправиться. Хорошо хоть больше она с ним не пересекалась. До сегодняшнего дня. В этом году он ещё ни разу в школе не показывался, правда, они и учатся всего ничего – только две недели с начала занятий прошло. Но лучше бы она его совсем не видела. Никогда. И он её. Тем более такой: грязной, оборванной, жалкой.

Риту трясло, и непонятно, от чего больше: от страха, от холода или от невыносимого унижения. Лютый и вся эта кодла считали, что они с Викой и Дашкой кругом виноваты. Дуры, которые сели в машину неизвестно к кому, да ещё и решили кинуть парней на деньги. И Явлегин наверняка так думал. Теперь уже в его взгляде явственно читалось ледяное презрение. Но почему он молчал? Самое время поглумиться, как она когда-то над ним…

Но он лишь молча сдёрнул с крючка несвежее полотенце и небрежно швырнул Рите.

Что сказать, она не знала. Попросить его, чтобы отпустил их домой? Но как? После всего… после всех её гадостей и издёвок. Да и как это было бы унизительно! Хотя… куда уж унизительнее.

В коридоре загромыхало. Рита вздрогнула.

– Пойду отолью, – сообщил всем гнусавый, а потом окликнул Явлегина: – Санёк, ты чего там застрял? Или ты уже приходуешь нашу чухонку?

Рита зажмурилась. Щёки вспыхнули от стыда. Из глаз брызнули слёзы.

– Чего ревёшь, Загорецкая? – наконец нарушил тягостное молчание Явлегин. – Ты вообще каким местом думала, когда к ним в тачку прыгала?

Рита заплакала ещё горше. Что тут скажешь?

– Ты откуда вообще такая… никакая?

Она замотала головой и, всхлипывая, выдавила:

– Я не… не… не пьяная…

– Ну да, трезвая! Как стёклышко. Я видел, как ты там во дворе в грязи ползала. Решил, Рафик с Дэном каких-то марамоек обдолбанных привезли. Нахрена, думал, им эта шваль. Захожу – и оба-на! Это мои одноклассницы. Да не кто-нибудь, а сама Загорецкая! Поздравляю, тебе удалось удивить меня так, как никто не удивлял.

Рита упрямо качала головой, но сказать ничего не могла – наружу рвались одни рыдания.

– Ты хоть представляешь себе, куда ты попала и что с тобой могут сделать? Хорошо, если просто по кругу пустят, а потом на улицу выбросят.

Ноги подкосились, как у тряпичной куклы. Рита бессильно опустилась на корточки, подвывая в голос.

Явлегин ещё немного постоял, глядя сверху вниз, потом скривился брезгливо, буркнул: «Дура!» – и вышел.

В коридоре опять раздался грохот – вернулся гнусавый. Рита забилась в самый угол, перемежая глухой вой неистовым шёпотом: «Мамочка, мамочка, помоги мне! Господи, пожалуйста, умоляю!»

– Лютый, постой, – услышала она голос Явлегина. – Отпусти этих девок, а?

– Санёк, ты же знаешь, я тебя уважаю, но так не делается. Они нехорошо…

– Да-да, ты прав, всё так. Но они – дуры, малолетки, не понимают ни черта.

– Ну так вот, мы их и образумим.

– Лютый, я серьёзно, отпусти их. Не просто так прошу. Причина есть.

– Обоснуй.

– Ну… одна из них… – Явлегин замешкался, потом выпалил: – В общем, это моя бывшая. А эти две – её подружки.

– Бывшая?! Шутишь? И когда она у тебя была, эта бывшая?

– В прошлом году встречались. Разбежались миром, типа останемся друзьями и всё такое. Так что, сам понимаешь, не хочу, чтоб её обидели. А я с ней поговорю, будь уверен.

Гнусавый молчал, дышал глубоко, шумно, сипло. Наконец разродился:

– Ладно, забирай своих девок. Но только из уважения к тебе.

– Спасибо, Лютый. Дэн, дашь тачку? А я тебе бак залью.

Звякнули ключи. И снова на пороге возник он, всё с тем же холодным, презрительным взглядом. Ну и пусть! Пусть! Рита бы сейчас снесла от него что угодно, любые оскорбления, а уж взгляд-то и подавно, лишь бы увёз их поскорее из этой клоаки. Ей никак не верилось, что он, её давний враг, хотел их спасти! Уж не ослышалась ли она? Нет. Вот он наклонился, протянул ей руку:

– Вставай. Идти-то сможешь? Или опять поползёшь?

Ладонь его была сухая и тёплая. Рита даже почувствовала сожаление, когда затем он выпустил её холодные как лёд пальцы. Проходя по коридорчику, она бросила взгляд на Лютого и содрогнулась. Невысокий, сухопарый, он пристально смотрел на неё, и в бесцветных глазах его таилась нечеловеческая жестокость.

Рита выдохнула лишь тогда, когда за ними захлопнулась дверь этого жуткого дома. Ноги и в самом деле не слушались, мелко подрагивали в коленках, но худо-бедно удалось доковылять до злосчастной белой хонды.

– Стой.

Явлегин достал из бардачка газету, расстелил на сиденье рядом с водителем.

– Садись сюда. А то перемажешь всё. Вони потом не оберёшься.

Дашка с Викой, тоже зарёванные, трясущиеся, забрались на заднее сиденье.

Сначала Явлегин завёз Вику, та утянула Дашку за собой. Звала и Риту, но той хотелось одного – домой, только домой, и поскорее!

Не спрашивая адреса, он подъехал к её подъезду. «Надо же, знает, где я живу», – подумалось почему-то не без радости. И тут же вспомнилось: «моя бывшая… не хочу, чтоб её обидели…» И такая горячая благодарность захлестнула её, так вдруг захотелось сделать или хотя бы сказать ему что-то хорошее, но слова не шли. Ни единой мысли, разве что… назвать его по имени. Первый раз в жизни.

– Спасибо, Саша.

Загрузка...