Плотина

Глава 13

Из старенького «мустанга» Фила, не подвергаясь неустранимой тряске, можно было выжать не более ста пятнадцати километров в час, поэтому он и придерживался такой скорости, не забывая поглядывать одним глазом в зеркальце заднего обзора: нет ли признаков дорожной полиции. В скоростном авто он мог бы с абсолютной безопасностью ехать вдвое быстрее, так как междуштатное шоссе номер пять, проложенное по центральной долине Калифорнии, было шире, прямее и глаже любой другой автострады. Пожалуй, даже слишком широкое и прямое. Водители впадали в азарт, разжигаемый монотонностью, своеобразной гонки за лидером. Автомобили, невинно припаркованные у обочины, порой подвергались неоднократным наездам сзади.

Вероятность того, что Фил задремлет и попытается прокатиться по какой-нибудь припаркованной машине, была очень небольшой. Слишком возбужденный важностью своей миссии и слишком осведомленный о значении местности, через которую проезжал, ибо о ней часто рассказывал его отец, он вел машину, сжимая рулевое колесо обеими руками и наклонившись вперед в подсознательном усилии заставить машину мчаться быстрее своих возможностей. Он замечал каждый дорожный знак, каждую черту ландшафта, удивленный тем, сколь многое кажется ему неуловимо знакомым. Как следовало из отцовских рассказов, Центральная долина была колыбелью технического прогресса и своего рода выставкой инженерных достижений.

Отец Фила, Карл Крамер, был смотрителем дорог в округе Сэджвик. Такая работа весьма престижна в окрестностях Вичиты, однако, как обнаружил Фил, став служащим фирмы «Рошек, Болен и Бенедитц», для уха калифорнийца это звучало забавно и провинциально. Фил любил своего отца, восхищался им и всегда сильно по нему скучал. Порядочность, сердечность постоянно погруженного в раздумья трудолюбивого отца казались такими же прирожденными, как тембр голоса или цвет глаз. Круг его интересов выходил далеко за пределы обязанностей мужа, отца и окружного инженера. Он всерьез изучал историю инженерного дела. Человек, как он утверждал, не вправе считать себя образованным, пока не изучит историю собственной профессии. Он сам был одним из самых образованных людей в мире. Едва ли проходил год без того, чтобы университеты, высшие учебные заведения города Канзас и штата Канзас не предлагали ему разработать курс истории техники для инженерных факультетов. Но он всегда отвергал эти предложения, хотя все-таки читал по нескольку лекций в год в каждом из них. Ему нравилась его малообременительная работа в округе, нравилось разъезжать по дорогам от фермы к рынку – в основном его творениям, то и дело останавливаясь, чтобы поболтать с фермерами, владельцами ранчо, полицейскими и торговцами. Его профессиональные амбиции сосредоточились на сыне. Отец умер, когда Фил был аспирантом первого года обучения. «Продолжай работать хорошенько, – наставлял отец в последнем письме. – У тебя есть кое-какие способности, и нет нужды говорить, что ты далеко можешь пойти». Он утверждал подобное так часто и с таким убеждением, что Фил временами почти верил ему.

Фил посмотрел на восток, где горизонт застилала тонкая дымка тумана. За этой дымкой лежала Сьерра-Невада, там, по рассказам отца, возведены плотины более крупные, чем где-либо еще на земле. Дюжина мощных рек устремлялась с высокогорья к подножиям холмов, чтобы влиться в текущую на север реку Сан-Джоакин. Это были такие реки, как Кингс, Мерсед, Туолумн, Станислаус и Америкен. На некоторых из них соорудили так много дамб, что вода там текла почти уступами, прямо-таки каскадом, на всем протяжении. Миновав одну дамбу, устремлялась к другой. Дамбы у Мамонтова озера, Пайн-Флэт, Уишон, Кортрайт, Дон Педро, Парди и Каманчи – Карл Крамер мог их перечислить – дамбы в обмен на энергию, вырабатываемую дикими реками, регулировали паводки, создавали озера для отдыха, поили Сан-Франциско и Лос-Анджелес, а также подавали воду для ирригации, что превратило пустыню в фантастический регион производства сельскохозяйственной продукции. Десять процентов валового сбора в США поступало из Центральной долины протяженностью всего шестьсот пятьдесят километров благодаря воде из горных водохранилищ, распределяемой по гигантской сети каналов и трубопроводов.

К востоку от Сан-Франциско междуштатное шоссе номер пять проходило мимо Стоктона, замечательного, по всей видимости, городка с населением сто пятнадцать тысяч человек, о котором большинство некалифорнийцев никогда и слыхом не слыхивали. В первые десятилетия двадцатого века в Стоктоне была разработана серия землеройных машин, революционизировавших способы планировки земли при ирригации, строительстве дамб и дорог, рытье каналов и даже ведении войн. Небольшая стоктонская промышленная фирма «Холт и Бест», позднее перебазировавшаяся в Пеорию, штат Иллинойс, уже как «Катер-пиллар трактор компани», разработала гусеничный двигатель со стальными треками, что обеспечило сельскохозяйственным и строительным машинам возможность работать на рыхлой и болотистой почве, а также привело к созданию гусеничного трактора-вездехода и военного танка. Несколько механиков из Стоктона экспериментировали с навесными стальными ножами, чтобы можно было сгребать грунт и перемещать его без транспортных средств. Так были созданы бульдозер и автогрейдер. А в тридцатых годах некий веселый, огромного роста сварщик по имени Боб Ле Турне, богобоязненный любитель цитировать Библию, объединил бульдозер, погрузчик и грузовик-самосвал в единую машину, которая могла самостоятельно рыть, перевозить и распределять грунт. Скрепер, так назвали этот гибрид, для которого характерны огромные шины и двигатель, расположенный над передним мостом, теперь популярен во всем мире. Позднее Ле Турне перевел свое сборочное предприятие из Стоктона в Лонгвью, штат Техас, и там в свободное от работы время основал колледж, где техническое обучение сочеталось с изучением Священного писания.

Фил заметил, что несколько раз на трехсотдвадцатикилометровом отрезке пути между Бейкерсфилдом и Стоктоном шоссе пересекало Калифорнийский акведук или шло параллельно ему. От своего отца Фил знал, что этот акведук был частью самой грандиозной водораспределительной системы из когда-либо построенных. Чтобы после второй мировой войны перебросить воду из северной части штата, где она понапрасну изливалась в море, в Центральную долину и в бассейн Лос-Анджелеса, где в ней нуждались, Калифорния израсходовала два миллиарда долларов на постройку восемнадцати плотин, пяти электростанций, пятнадцати насосных станций и шестисот девятнадцати километров каналов. Калифорнийский акведук шириной девяносто метров, протянувшийся с севера на юг, по пропускной способности соперничал с крупнейшими реками мира.

Даже то шоссе, по которому ехал Фил, считалось одним из выдающихся достижений гражданского строительства. Междуштатное шоссе номер пять между Бейкерсфилдом и Модесто было самым длинным главным шоссе из когда-либо построенных заново на полосе отчуждения: двухполосная лента бетона длиной триста двадцать километров протянулась через пустынные нижние склоны горной цепи Коуст, обходя стороной города и деревеньки. Когда шоссе открыли, на нем не было ни единой комнаты отдыха или бензоколонки.

В окружении столь многих супердостижений и столь насыщенной истории инженерной мысли Фил интересовался, не подойдет ли и он сам для какой-нибудь книги рекордов. Он, вероятно, самый самонадеянный, безрассудный, подверженный мании величия и, уж конечно, самый смешной молодой инженер в мире. Едет же он по этой стране чудес, где реализованные знаменитые проекты и справа и слева и у него под ногами, а он направляется к одному из самых знаменитых, чтобы доказать, если сможет, что этот проект представляет собой серьезную угрозу общественной безопасности. Фил Крамер, студент-несмышленыш из Вичиты, штат Канзас. Ничего себе шуточки! Ему следовало бы оставаться дома, где он знал, что думают окружающие, и то, что они строили, не выходило за рамки понимания. Быть может, проектирование бордюрных ограждений и водосточных желобов, сосуществование с мамочкой – для него самый лучший образ жизни, невзирая на мечты отца. В Канзасе человек может и ошибиться, и выставить себя дурачком, но на фантастическом уровне Калифорнии это недопустимо.

Ну вот, доберется он до плотины, и что тогда? Он еще так и не решил, что станет делать, если тамошние ответственные лица посмеются над ним и захлопнут дверь перед его физиономией. Быть может, все это путешествие ошибка, о которой будет сожалеть до скончания дней. Он действовал эмоционально, разгневанный несправедливым увольнением, и надеялся отыскать нечто такое, что приведет в замешательство Теодора Рошека, единственную личность в мире, которую он когда-либо ненавидел. Вряд ли это был здоровый импульс для начала инженерного расследования. Ему бы следовало посидеть и спокойно все обдумать.

«Как ты собираешься объяснить происшедшее своей матери, – спрашивал он себя, ослабляя нажим на педаль акселератора, – в особенности если окажешься за решеткой? Как ты собираешься объявить, что ее гордость и радость развеяны по ветру и ты лишился безусловно замечательной работы из-за того, что соизволил наорать на президента фирмы? Ну, мама-то все равно захочет, чтобы ты поскорее прилетел домой, где она сможет прижать холодное полотенце к твоему лбу. Ты, должно быть, такой же ненормальный, как и глупый. Ну а Джанет? Должна же она была понять, насколько ты ошалел от слишком большой дозы мексиканского пива, и отговорить тебя уезжать из города. Твой отец так бы и поступил, если бы был жив. А может, нет? Он ведь верил, что нужно раскапывать факты и, опираясь на них, действовать».

Фил проезжал Сакраменто. Сквозь правое окно машины увидел, как лучи заходящего солнца отражаются от купола здания администрации. Если он собирается вернуться или провести ночь в каком-нибудь мотеле, то это отличное место для остановки. Здесь же был наклонный выезд вправо. Он оставил его позади, нажал на газ и перестроился в скоростной ряд.

– Я уже спокоен, – громко сказал он. – Я должен все обдумать. Возвращаться теперь, после того как он забрался так далеко, – только доказать, что он сумасшедший. А если поспешить к Саттертону, до которого всего-навсего полтора часа езды, то самое худшее, что может случиться, – это то, что он окажется не прав. Так лучше оказаться неправым, чем сумасшедшим. «Когда ты чувствуешь, что в чем-то прав, – говаривал отец, – не отступай от своего, пусть даже на тебя обрушатся ад или наводнение».

Ад и наводнение... Если его теория верна и он начал действовать слишком поздно, то здесь как раз можно получить вдоволь того и другого.

Кондиционер в окне над раковиной воинственно гудел, но жара к концу дня в Стоктоне была слишком сильной даже для него. Эмиль Хассет сидел за кухонным столом напротив сына, пот катился с его лица к складкам шеи. Он отстегнул кобуру и снял китель униформы охранника, а потом закатал рукава выше локтей. Когда оторвал предплечья от клеенки, звук был – словно рвут бумагу. Откинувшись в кресле, сумел дотянуться до холодильника и достал еще две жестянки пива «Курз». Одну толкнул через стол.

– Ты ведь не подставишь меня, как цыпленка, а, Фредди?

– Если тебя сцапают, легавые выйдут на меня. А у меня ведь даже испытательный срок еще не кончился.

– А что они смогут доказать? Если не увидишь спускающегося по дороге бронегрузовика, сядешь в аэропорт на обратный рейс – и ты в безопасности. Господи, да посмотри на это, как я. Никогда раньше не прыгал с парашютом, а ты это делаешь каждый уик-энд.

Фредди Хассет, невысокий мужчина с жидкой каштановой шевелюрой, чувствовал себя неуютно. Он еще не пришел в себя после возвращения из тюрьмы Сан-Квентин, где провел три тяжелейших года за то, что во время шумной ссоры в баре пырнул противника ножом.

– Можешь вступить в клуб и сделать несколько прыжков, чтобы попрактиковаться. А без этого уж как пить дать сломаешь себе шею.

– Да у меня просто шанса такого не будет. Я собираюсь спрыгнуть с самолета единожды в жизни, и это случится завтра. А ты будешь точнехонько позади меня. С двумястами тысячами баксов по крайней мере.

– И с Ллойдом, стреляющим в нас все время спуска.

– Черт подери, дай уж мне позаботиться о Ллойде. Он вернется в универмаг и станет соображать, как позвонить легавым. Своей пушкой пользовался только раз за пятнадцать лет, и то для того, чтобы расколоть рукояткой несколько грецких орехов. Когда отъеду и оставлю его у пристани, он от удивления будет целый час искать свою кобуру. Ты что же, хочешь провести остаток жизни в Стоктоне, пощипывая кассу в залах для игры в пул, гоняясь за дешевыми кошечками и ввязываясь в поножовщину? Жить на этой свалке со своим стариком, который тоже никуда больше не собирается? Мэри Лу была права. Вчера ночью она сказала, что мы с тобой вечно проигрывающие. А теперь мы нашли способ выиграть... крупно выиграть.

– У тебя-то, во всяком случае, есть постоянная работа.

– Конечно, есть. Двенадцать лет и дня не пропустил. А они так до сих пор и платят мне четыре с половиной бакса за час. Никаких повышений, говорят они. Наши финансовые ресурсы в данный момент несколько истощены, говорят они. Ну хорошо! Они и вправду станут теперь здорово истощены, когда я с ними разделаюсь. Ох, как же они меня затрахали! А теперь мне нужен ты, Фредди. Я ведь могу доверять только тебе. Ты должен выполнить свою часть работы. Если не приземлишься на дорогу, чтобы подобрать меня, то я пропал. Я пропал.

– Не знаю, но в этом дельце что-то несерьезное.

– Что же в этом несерьезного? Когда мы взяли тот, другой автомобиль выше по ущелью, ты посчитал, что это здорово. А теперь находишь несерьезным? Тебе же нравилась лачуга, которую я арендовал, и ты говорил, что участок тоже прекрасный. Месяца два отсидимся там, пока ситуация не поостынет, а потом свободно отправимся домой. Все, что от тебя требуется, – это раздобыть самолет.

– Я зарезервировал «Сессну». Двухместную.

– А с нее легко прыгать?

– Да чепуха. Единственная проблема – при ветре со скоростью сто шестьдесят километров в час дверь открывается туговато. Поэтому я открою ее еще в аэропорту. Это для отвертки работенка минут на десять. Ты не станешь возражать против небольшого ветерка в кабине, а? Ты же будешь пристегнут к сиденью ремнем.

Эмиль Хассет по-отечески лучезарно улыбнулся сыну, а потом засмеялся.

– О, ты должен согласиться, что это замечательно, Фредди. Самолет полетит дальше и разобьется к чертовой матери, и никто, черт подери, не узнает, где же мы с тобой.

– А ты уверен, что сможем обнаружить эту хижину из поднебесья?

– Без труда. Посмотри-ка карту. Она в шести километрах от плотины ниже по течению. Обещай, что подхватишь меня, когда грабану этот грузовичок. Посмотри мне прямо в глаза и пообещай.

– Я обещаю. Я буду там. Мы это сделаем, если нам повезет.

Фредди Хассет редко показывал плоховатые зубы, но на сей раз улыбнулся.

– Знаешь, папаша, ты будешь выглядеть ужасно забавно, паря в небе в своей униформе охранника.

– Это уж точно, буду, черт подери. И сам стану смеяться больше всех.

Глава 14

Уилсон Хартли, начальник полиции Саттертона, вытер с подбородка растаявшее масло и взял протянутую женой телефонную трубку. Зерна кукурузы с кочерыжки невозможно обкусать аккуратно, и то же самое можно было сказать о многих его любимых блюдах: спагетти, артишоках, постных ребрышках, крабах в надтреснутом панцире, жареной индейке... Когда его жена подавала что-нибудь из этого, обеденный стол быстро приобретал вид городской свалки.

Звонил сержант Кэрш, ночной дежурный.

– Извините, что беспокою вас дома, шеф, но тут один парень на проводе, которому почему-то приспичило потолковать с вами совершенно приватно, если такое возможно. А еще он сказал, что его зовут Герман Болен, и что он звонит из компании «Рошек, Болен и Бенедитц» из Лос-Анджелеса.

– Ради Бога, Кэрш, давай мне его сюда.

Хартли узнал название инженерной фирмы, которая отвечала за плотину, и предположил, что возникла какая-то проблема безопасности. Он вышел из-за стола и перенес телефонный аппарат. За ним на письменный стол в соседнюю комнату волочился провод. У ремня болталась салфетка.

– Не знаю, помните ли меня, – сказал Болен, когда Хартли снова взял трубку. – Мы познакомились на церемонии открытия десять лет назад или около этого.

Хартли не помнил.

– Да, разумеется, помню. Как жизнь, Герман?

Разговаривая с начальником полиции, люди становятся скованными, поэтому у Хартли выработалась привычка обращаться к ним по имени и в приятельской манере. Так он старался помочь им расслабиться.

– У меня все отлично, спасибо, мистер Хартли. Возникло одно дело, с которым нужно с осторожностью разобраться. Я уверен, вы знаете Лоуренса Джефферса, нашего начальника эксплуатационной службы на плотине.

– Ларри? Разумеется, знаю. Хожу с ним каждый год на оленью охоту. Нам никогда не удавалось подстрелить что-нибудь, потому что, когда он принимается насвистывать и напевать, все звери удирают, спасаясь. Вы собираетесь сообщить, что Ларри попал в какую-то беду? Такому трудно поверить.

– Перейду прямо к делу. Он куда-то исчез на целый день. Изложу как можно точнее: я разговаривал с ним сутки назад и с тех пор не могу установить, где он. На работе не появился, домашний телефон не отвечает. Меня беспокоит вот что: он обещал нынешним утром первым делом перезвонить мне. Возможно, беспокоюсь попусту и он пропал только в моем воображении. Откуда мне знать, вдруг прямо сейчас он обедает с вами, или навещает больного приятеля, или попросту забыл позвонить мне и сказать коллегам, где будет.

Начальник полиции заверил Болена, что Джефферса в данный момент у него под рукой нет, и согласился, что для такого основательного человека весьма странно исчезнуть с глаз долой.

– Хотите, чтобы я посмотрел тут вокруг, так? Навел кое-какие справки?

– Именно так. Но мне не хотелось бы никого без нужды беспокоить. Я собрался было обзванивать больницы в вашем округе, но потом сообразил, что у вас, по всей вероятности, отработана система действий на такой случай. Я пытаюсь выяснить одно: есть ли у меня вообще какое-либо основание беспокоиться. Я незнаком с его личной жизнью, не знаю, есть ли какая-либо женщина, к которой он ходит после работы. Если откровенно, не хочу доставлять неприятности себе или ему тем, что начну поиски человека, который, возможно, никуда и не пропадал.

– Картина ясна. Я вот что скажу: съезжу к нему домой и посмотрю, стоит ли его машина в гараже, а потом я позвоню нескольким его друзьям в городе. Если не найду, позвоню в дорожный патруль и в больницы, чтобы узнать, не попал ли он в аварию. У вас есть какие-нибудь соображения по поводу того, куда он мог подеваться?

– Может быть, в Сакраменто. Вы можете также проверить, нет ли его машины на стоянке у электростанции.

– Хорошо. Дайте ваш телефонный номер, и через пару часов я перезвоню.

– Большое спасибо, мистер Хартли. У меня было предчувствие, что вы сумеете в этом разобраться.

После разговора с начальником полиции Болен попытался дозвониться до Фила Крамера. Потерпев неудачу, рассеянно уставился на кучу бумаг на письменном столе, соображая, что следует предпринять, если Хартли не отыщет следов Джефферса. Если так случится, необходимо отправить кого-нибудь поискать его в дренажной галерее, даже если придется признать, что он сам приказал Джефферсу провести ночную проверку. Должен ли он признаваться в этом? Можно ведь заявить, что просто беседовал с Джефферсом по какому-то другому вопросу, а тот, мол, сказал ему, будто собирается сходить на плотину...

Болен нахмурился и взял со стола лист бумаги. Это была записка его секретарши:

"После того, как вы уехали в южно-калифорнийскую компанию Эдисона, был звонок от мистера Терри из калифорнийского отделения управления по сохранности плотин. Он сказал, что видел самые последние данные из ущелья Сьерра, и ему кажется, что требуется исследование на месте, которое он собирается провести лично завтра (в субботу). Он не смог дозвониться до мистера Джефферса на плотину, и еще он интересовался, не хотите ли вы сопровождать его. Он прибудет туда примерно в полдень.

Шарлей".

– Черт подери! – выругался Болен.

Почему в это должен влезать еще и штат? Вряд ли прошел и месяц, как управление по сохранности плотин провело очередную периодическую инспекцию, да и эти новые данные о протечке воды были не так уж плохи. И теперь ему, возможно, придется ни свет ни заря встать, чтобы к полудню добраться до Саттертона, если только он не решит лететь на собственном самолете, в котором при долгих полетах начинала болеть спина. Да к черту его, этого Джефферса! Он там выкроил себе до хрена времени, чтобы порыбачить, или упиться в стельку, или чем он еще сейчас занимается. Заслуживает выволочки, и можете не сомневаться, он ее получит. Джефферс славный мужик, да, но временами далековато заходит в этом своем «все, мол, замечательно» да «посвищу-ка я за работой»... Ты же должен присматривать за плотиной стоимостью двести миллионов долларов, Ларри, не забывай об этом. Ох, я надеюсь, что Хартли разыщет тебя. Ну уж и получишь тогда взбучку! Я покажу тебе такую сторону в Германе Болене, какая тебе никогда и не снилась!

Увидев плотину, Фил почувствовал, что осознание важности задачи снова в нем ослабло. Он ехал медленно, что было обычным при режиме работы светофоров на Главной улице Саттертона в пятницу вечером, не в силах оторвать глаз от темной, кажущейся необъятной стены, заполнившей собой половину ночного неба. Едва замечал залитую светом ратушу, эстраду для оркестра на площади, бар «Колесный фургончик», протянутое поперек улицы объявление о третьем ежегодном мазэрлодском марафоне. Дорога, проложенная по гребню плотины, была отмечена огнями, и, чтобы охватить взглядом всю эту сверкающую линию, Филу пришлось приблизить лицо к ветровому стеклу. Плотина оказалась настолько подавляюще высокой и огромной, что трудно было осознать ее как сотворенную человеком, равно как и трудно было представить себе водохранилище позади нее.

– Господи, – чуть слышно произнес Фил.

Плотина казалась горой, которая простоит так же долго, как и окружающие нерукотворные горы. И все-таки по мере подъема по городской улице она уменьшалась, и становилось очевидным, что это все-таки не гора. Огромные холмы и отвесные скалы по обеим ее сторонам были выше и массивнее, но взгляд все равно притягивала именно плотина. Было некое гнетущее ощущение угрозы, что горам несвойственно. Плотина была чужеродной, а горы – нет.

В нескольких кварталах от нижней части города Главная улица снова становилась сельской дорогой, проходящей через невысокий сосняк к уступу, вырезанному в скалистом склоне. Фил осторожно проехал мимо ряда припаркованных строительных машин и предупредительных огней. На выступе над плотиной была устроена смотровая площадка, где местные подростки, высыпавшие из нескольких автомобилей, слушали музыку, пили пиво, не обращая никакого внимания на открывающийся вид. Фил припарковался и подошел к перилам ограждения, с наслаждением распрямив руки и ноги. Было половина одиннадцатого, значит, он доехал сюда из Лос-Анджелеса всего за восемь с небольшим часов с единственной короткой остановкой в Мэрисвиле. Прохладный ветерок с водохранилища донес аромат вечнозеленых деревьев и свежей воды, нежно освежив после духоты Центральной долины. Единственными звуками были раздражающая рок-музыка из припаркованных поблизости машин да отдаленный рев воды, низвергающейся по водосливу в реку с высоты трехсот метров. Справа от Фила чернело сверкающее зеркало водохранилища с желтой дорожкой света от ущербной луны. Береговую линию водохранилища обозначали низкие морщинистые холмы, позади них вздымались более высокие заснеженные хребты, и пики высокогорья Сьерра вырисовывались на фоне далекой гряды темных туч. Из водохранилища прямо под смотровой площадкой высовывался этакий бетонный бублик. Фил знал, что это верхушка заборно-вентиляционного канала. Немного левее, чуть выше уровня воды, высился гребень плотины. На дне долины, ниже плотины, виднелся ярко освещенный прямоугольник электроподстанции. Между нею и подножием плотины со стороны нижнего бьефа, скрытый от глаз выступом склона холма, находился вход в туннель к подземной электростанции. А далеко слева брызгами крошечных огоньков поблескивал Саттертон.

Всматриваясь в плотину. Фил начал понимать, насколько глупым он должен выглядеть в глазах Рошека и Болена. Изучать математическую модель и чертежи плотины и столкнуться с ее реальным обликом – это далеко не одно и то же. Она была так огромна, так великолепна, так незыблема... Элегантно перекрывала ущелье и, казалось, без труда противостояла давлению огромной массы воды. Была закреплена береговыми устоями на скальном основании столь надежно, словно никакая сила на земле не могла ее сдвинуть. Компьютерные изображения и колонки цифр, потрясшие Фила своей значительностью, вдруг показались неуместными, случайными, лишенными сущности световыми рисунками, бессмысленными значками на бумаге. Рошек прав: смешно думать, что он способен получить сколько-нибудь реальное представление о таком вот сооружении с расстояния восьмисот километров, не видя ничего, кроме абстрактных символов. И снова шевельнулось желание повернуть обратно, в Лос-Анджелес, пока не выставил себя еще большим дураком, чем теперь. Возможно, он обязан извиниться перед Рошеком.

Но с другой стороны... Ведь во всем этом была другая сторона. Если он и обучился чему-нибудь в инженерной школе, то, главное, вот чему: никогда не игнорировать эту проклятую другую сторону. Данные о протечке воды не были несообразными и абстрактными. Да, снаружи плотина выглядела аккуратной, мощной и незыблемой, но что происходит внутри? Глубоко в ее недрах, если показания измерительной аппаратуры верны, вероятно, таятся фатальные изъяны. Плотина колоссальна и противоестественно мощна, но таково же и водохранилище.

Он забрался в машину и поехал вниз по склону. Напомнил себе, что в последние годы преодолел свою детскую застенчивость. Нашел в себе мужество сделать так, чтобы его слышали в компаниях, научился легко знакомиться с женщинами и возражать людям намного старше его. И сейчас не должен допустить, чтобы его отбросило назад, в прежнюю скорлупку, из-за какой-то простой плотины.

Герман Болен сидел в своем домашнем кабинете в Уэствуде с прижатой к уху телефонной трубкой.

– Да, мистер Хартли. Я очень высокого мнения о вашей деятельности. Благодарю вас. Пожалуйста, звоните мне по этому номеру в любое время ночи, если что-нибудь позднее прояснится.

Он положил трубку на место. Итак, автомобиля Джефферса нигде не обнаружили, равно как и самого Джефферса. Его не было ни у друзей, ни у бывшей жены, ни у дочери, ни у соседей. Его не было в саттертонском баре. Его автомобиль не попадал ни в какую аварию, о которой было бы известно полиции и дорожному патрулю. Не было его также ни в больнице, ни в тюрьме. Так где же он тогда? Болену не нравились наиболее вероятные ответы на этот вопрос: он либо свалился вместе с машиной с одного из сотен обрывов на горных дорогах вокруг Саттертона, либо все еще находится внутри плотины. Возможно, когда он ехал от административного здания к электростанции, какая-нибудь оса залетела в окно машины, заставив его потерять управление и съехать с дороги над главным входом в туннель. Нет-нет, он никак не мог оказаться мертвым внутри дамбы. Скорее лежит в автомобиле на дне выпускного канала. Но в обоих случаях, к сожалению, мертв.

Прежде чем он смог наметить следующий шаг, снова зазвонил телефон. Это был еще один полицейский, представившийся полисменом Бейкером из отделения Беверли-Хиллз.

– Я звоню из дома мистера и миссис Теодор Рошек, – доложил голос в трубке. – Рошеки развязали семейный конфликт. Короче сказать, драку. Не смогли бы вы приютить мистера Рошека на ночь? Завтра узнаем, насколько серьезна рана у миссис Рошек и не пожелает ли она выдвинуть обвинения.

– Господи, Святая Мария и Иосиф... Буду через пятнадцать минут.

Глава 15

Фил решил взвалить свою проблему на Лоуренса Джефферса. Выложить ему все данные и предоставить опытному инженеру-эксплуатационнику самому решить, есть ли там что-нибудь такое, из-за чего стоит волноваться. Но Джефферс не отозвался на звонки ни телефонные, ни в дверь. Его дом, который Фил отыскал без труда, был темен, в нем находилась только без умолку лаявшая собака. Гараж был пуст, а на дорожке от крыльца к улице валялась утренняя газета.

План был запущен в действие из телефонной будки у бензоколонки. Вооружившись кучкой десятицентовых монеток и телефонной книгой округа, Фил принялся названивать одиннадцати записанным в книге Дунканам.

– Я пытаюсь связаться с Чаком Дунканом, – объяснял он женщине, ответившей на пятый звонок, – инспектором, который работает на плотине. Я попал туда?

– Разумеется, да. Я его мать. Чак поехал в кинотеатр для автомобилистов с Бэртом и Карлой и еще с этой девушкой Петерсонов. А это же мистер Ричардсон, нет?

– Извините, нет. А скоро ли ждете его домой?

– Вечером в пятницу вряд ли. Он, возможно, и вовсе не появится дома, но это уже другая история. – Она гнусаво, надтреснуто засмеялась, чем напомнила Филу его тетушку Лорену из Топики. – Фильм, вероятно, закончился, поскольку уже одиннадцатый час. Попробуйте-ка поискать в «Колесном фургончике». Они частенько заглядывает туда и торчат до закрытия.

– "Колесный фургончик"?

– Ну да, это на Главной улице. Я поняла, вы не из нашего города, вот почему и подумала, что вы, возможно, и есть мистер Ричардсон.

– Так Главная улица? Благодарю вас, миссис Дункан. «Колесный фургончик» представлял собой нечто вроде музея Старого Запада или, по крайней мере, старых фильмов-вестернов. Перед входом столб для привязи лошадей, над дощатым тротуаром низкий навес. По одну сторону бара изгородь из фургонных колес внахлест, а за домом заржавевший трамвайный вагон времен начала горной промышленности, уже пришедший в полную негодность. Характер постоянной клиентуры заведения можно было определить по средствам передвижения, уткнувшимся в тротуар, словно лошади в кормушку. Одно из них и было лошадью, прекрасным ухоженным животным, которое, судя по подергиванию ушей, не испытывало особой любви к музыке, льющейся из дверей. Неплохой вид транспорта, подумал Фил, пока парковался и запирал свой автомобиль, для человека, который намерен напиться. Лошадь доставит домой, даже если упьешься до потери сознания. Но большинство посетителей прибыли на пикапах с шинками для езды по снегу, с багажниками на крыше для лыж и винтовок, нашлепками в виде голов на задних окнах и пластиковыми статуэтками на приборных досках. Впервые с тех пор, как он покинул Канзас, Фил увидел пару лохматых игроков в кости. Он заучил приклеенную к бамперу надпись «Господь, оружие и мужество – вот что сделало Америку великой», чтобы расцветить ею отчет о своем путешествии, который он рано или поздно представит Джанет.

Это был вечер сельского Запада в стиле диско. «Колесный фургончик» был битком набит. Фил постоял у дверей, приучая глаза к тусклому свету, а уши почти непереносимому шуму. Музыку для вечера обеспечил и усилил при помощи электроаппаратуры волосатый октет под названием «Коли Холленбек и его сраные баламуты». Музыканты были в клетчатых рубашках, джинсах, ковбойских шляпах и узорчатых кожаных сапожках, все бородатые, и женщины и мужчины были одеты как участники какого-то родео, а не как зрители. Кругом пели, танцевали и орали. Никто не замолчал и не уставился на незнакомца так, как показывают в коммерческих телепередачах. Фил мог бы разрядить в потолок шестизарядный пистолет, и никто даже ухом не повел бы. На стенах смиренно висели плотно набитые и траченные молью головы лося, оленя и буйвола.

Фил пробился к стойке бара и сумел привлечь внимание бармена, крупного малопривлекательного мужчины с обгоревшими носом и лбом.

– Вы знаете Чака Дункана? – прокричал Фил сквозь шум.

– Старого Чака или молодого Чака?

– Молодого, я полагаю. Инспектора при плотине.

– Да. А вот старика никогда не видел.

– А он здесь?

– А кто это им интересуется?

– Мы работаем на одну и ту же фирму. Его мать направила меня сюда.

Бармен пожал плечами, перешагнул через коробку с пивом и вгляделся сквозь неясную дымку через головы танцоров.

– Он в угловой кабине. Парнишка-блондин с глупой физиономией. Передайте ему, что я так и сказал.

Фил обогнул танцевальную площадку, чтобы избежать случайных травм, и пробрался между переполненными столиками к притулившимся к стене кабинам. В угловой скучала компания из четырех человек: Дункан и, если Фил правильно запомнил слова миссис Дункан, Бэрт, Карла и девушка Петерсонов.

– Вы Чак Дункан?

Молодой человек, к которому обратился Фил, обернулся и постарался сосредоточить свой взгляд. Если быть точным, его лицо не было глупым, но представляло собой убедительный довод против соединения алкоголя и марихуаны.

– Что? – спросил он.

Фил повторил свой вопрос погромче. Юноша улыбнулся.

– К вашим услугам.

Дункану на вид было не более девятнадцати. Едва ли такому можно доверить свои тревоги по поводу структурной целостности самой высокой в мире насыпной плотины, даже если проигнорировать некоторое помутнение сознания под воздействием химикатов.

– Меня зовут Крамер. Я из лос-анджелесской конторы фирмы «Рошек, Болен и Бенедитц».

– Ну да? Ну и ну, разрази меня гром!

– Могу я поговорить с вами минутку?

– Что?

– Я спросил, могу ли я поговорить минутку с вами. Музыка такая громкая, что я даже не могу ничего расслышать.

– Клевая музыка, а?

– Давайте выйдем наружу.

– Да я уж там был.

– Пошли, пошли. Ваши друзья не захотят слушать наш разговор о пьезометрах и давлении в скважинах. Это займет всего минуту.

Сидевшую рядом с Дунканом девушку лишь частично прикрывала красная фланелевая рубаха, расстегнутая до самой талии. Фил кивнул и улыбнулся ей из вежливости и чтобы извиниться за вмешательство. Он взял Дункана за руку и мягко поставил на ноги. Молодой инспектор ворча повиновался и позволил вывести себя через боковую дверь.

– Давайте покончим с этим быстренько, – сказал Дункан, когда они оказались вне дома. – Этот проклятый Бэрт собирается атаковать Карлу, и я знаю, он это сделает.

Холодный ночной воздух, уличные огни и понадобившееся для ходьбы усилие, казалось, вывели его из транса.

– Не волнуйтесь, – успокаивающе сказал Фил. – Он не на той стороне стола. Она в любом случае не услышит ни слова из того, что он скажет.

– Этот сукин сын отыщет способ. Он уже проделывал это с нею и раньше.

– Послушайте, я не хочу отнимать у вас ни на минуту больше времени, чем требуется. Где я могу найти Лоуренса Джефферса?

Дункан уселся на крыло какого-то автомобиля и скрестил ноги.

– Этак из меня все дерьмо можно вышибить, – сказал он. – Я слышал, большие боссы из Лос-Анджа тоже его разыскивают. Кажется, его заднице грозит ремень. Они что же, прислали вас сюда, чтобы вы его отыскали? Бог мой, как хорошо от этого воздуха. А в этом проклятом заведении слишком уж жарко.

– Никто меня сюда не посылал. Я... У меня отпуск. Я один из тех, кто просматривает отчеты о показаниях приборов, которые вы составляете каждый месяц. Я еду в Рено и подумал: остановлюсь-ка здесь и узнаю, нельзя ли взглянуть на дренажные галереи.

В ответ Дункан скорчил гримасу и покачал головой.

– Нет, вы не хотите взглянуть на дренажные галереи.

– Не хочу?

– Нет.

– Отчего же нет? Это даст мне наглядное представление о том, что отражают эти цифры.

– Вы не хотите взглянуть на дренажные галереи, потому что у вас тогда засвербит в заднице. Задница прямо зудеть будет. Там вам пришлось бы карабкаться по двум сотням ступеней сперва вниз, потом обратно наверх. Там темно. Там мокро. Просто дерьмо сплошное. Хотите получить представление об этом? Ну, тогда встаньте прямо в одежде в полной темноте под холодный душ. А потом побегайте вверх и вниз по лестнице пятнадцатиэтажного дома с пристегнутым к заднице водомером. Вот тогда и получите полное представление об этом.

И Дункан захихикал, довольный своим образным пояснением.

– Это что же, настолько плохо, да?

– Я заслуживаю повышения в зарплате за то, что снимаю показания приборов там, внизу. Возвращайтесь в Лос-Анджелес и скажите большим боссам, что Чарльз О. Дункан заслужил прибавку хотя бы за то, что каждый месяц рискует жизнью. И еще за то, что он замечательное существо. Когда спускался в последний раз, думал, вот-вот утону. А я разве жалуюсь? Не-а-а...

– Что, много воды просачивается?

– Да, много воды. Знаете, как я называю эту дамбу? Ссущая Лена. Этот год самый плохой. Бьюсь об заклад, из одной только галереи D мы откачиваем больше воды, чем проходит через турбины.

Фил достал из кармана рубашки записную книжку, щелчком раскрыл ее и нацарапал несколько слов.

– У меня не было ни малейшего представления, что настолько плохо. Я определенно порекомендую дать вам прибавку. В последний месячный отчет вы не включили показания целой группы измерительных приборов. Почему так?

– Я снял эти показания, но Джефферс сказал, чтоб не включал. Слишком глупые, сказал он. Некоторые были на нуле, а некоторые выходили за верхний предел. С каждым годом барахлит все больше и больше датчиков, и мы перестаем снимать показания. Надеюсь, они все сломаются, и тогда я перестану ходить туда, вниз. В любом случае все эти датчики просто куча коровьего дерьма. Да вы спросите Джефферса, он скажет. Я знаю ребят, которые работают на других плотинах неподалеку. Им не приходится лазить вниз в разные норы и снимать там показания датчиков. Послушайте, я лучше вернусь обратно в салун. Бэрт там, наверное, уже запустил обе лапы Карле под рубашку.

– Подождите минутку, – задержал Фил, положив руку на плечо Дункана. – Показания этих испорченных датчиков, они что, все еще у вас?

– Конечно, они у меня.

– Я могу на них взглянуть?

– А почему бы и нет?

– И где же они?

– В багажнике моей машины.

– А где ваша машина?

– Так я на ней сижу. Думаете, стал бы сидеть на машине, которая не моя? Некоторые из парней в салуне – настоящие ублюдки.

Фил последовал за Дунканом к задней части машины и впервые заметил на дверце буквы «Р. Б. Б.» – знак фирмы. Под наблюдением Фила Дункан открыл багажник и принялся рыться в коробке, полной конвертов манильской бумаги, время от времени поднося один из них к свету и с прищуром разглядывая.

– Я все-таки хочу сходить на плотину, самолично взглянуть на датчики, – сказал Фил. – Если Джефферс и завтра не вернется, не проводите ли меня? Прямо с самого утра, а?

– Никоим образом. Суббота мой выходной. Прямо с самого утра отправлюсь на середину водохранилища рыбку половить. Может быть, в понедельник.

– Понедельник – это слишком поздно. А как насчет того, чтобы прямо сейчас?

Дункан выпрямился и изумленно посмотрел на Фила.

– Мужик, ты что, рехнулся? – спросил он, захлопнув багажник и передавая Филу конверт. – Да я и за миллион баксов средь ночи в эту дыру не полезу, хотя за миллион, может, и пошел бы. Говоришь, у тебя отпуск? Как это тебе удается: выглядишь трезвым, а говоришь как пьяный?

– А кто-нибудь другой мог бы отвести меня?

– Не в половине двенадцатого ночи. Местные людишки не дураки. Ладно, я пошел обратно в бар, оторву чертовы лапы от Карлы. Приятно было с вами познакомиться.

Фил шел за Дунканом по деревянному тротуару, пытаясь выдавить еще хоть несколько обрывков информации.

– А я могу пройти в эти галереи один?

– Конечно, если сумеете пробраться мимо Уизерса.

– А кто такой Уизерс?

– Ньют Уизерс, ночной дежурный инженер на электростанции. Он рассмотрит вас на телеэкране кругового обзора и, если то, что увидит, ему не понравится, нипочем дверь не поднимет. Вы из фирмы, так что вас, может, и впустит. А с чего вдруг такая спешка? Большим боссам кажется, что здесь что-нибудь не в порядке?

– Нет, большие боссы считают, что все прекрасно. Просто я любознательный, вот и все. Полагаю, вы правы: предпринять этот поход на ночь глядя – безумие. Если Джефферс утром не появится, просто вообще забуду об этой идее.

– Я бы тоже так поступил. Пришлите этот конверт мне по почте, когда разберетесь с ним, ладно? И передайте привет старику Рошеку, когда снова попадете в Лос-Андж. Я с ним никогда не встречался, но слыхал, он настоящий душка.

– Конечно, передам, Чак. И спасибо за информацию. Удачи вам с Карлой.

Далекий голос телефониста был пронзительным:

– У меня тут звонок к Джанет Сэндифер за ее счет от Филиппа Крамера. Вы берете на себя оплату?

– Да, только ему придется сильно кричать.

– Джанет! Это Фил! Я звоню из телефонной будки со своего командного пункта в самом сердце нижнего Саттертона. Я тебя ни от чего не оторвал?

– Только от душа. Я насквозь мокрая.

– Не говори никогда таких вещей. А то просочусь в микрофон и казню сам себя, как на электрическом стуле.

– Как там у тебя дела? Что-нибудь выяснил?

– Наткнулся на богатую рудную жилу, как говорили в этих краях в восемьсот сорок девятом году. Я поговорил тут с одним человеком; после того что он мне рассказал, я более чем когда-либо уверен, что здесь собираются вырваться на волю все силы ада. Беда в том, что он и туп как бревно, и накачан чем только можно, а потому мог и преувеличить. Ты послушала бы, как он разболтался, когда я сказал, что посоветую повысить ему жалованье.

– Ты ему так и сказал? – рассмеялась Джанет. – Я не сомневаюсь, что твой совет будет очень весомым.

– Он дал мне листок с данными, которых не было в последнем отчете. Я знаю, в твоей конторе есть монитор с наборными устройствами. У тебя есть ключи, сможешь туда войти? Ладно, тогда вот что мне нужно, чтоб ты сделала. Введи в программу эти новые цифры. Я дам телефонный номер компьютера компании «Рошек, Болен и Бенедитц» и кодовое слово, которое откроет доступ. Сомневаюсь, чтобы они изменили его только потому, что меня уволили.

– Бога ради. Фил, уже ведь за полночь! Я совершенно голая и готова лечь в кровать.

– Сейчас не время для секса. Набрось приличный костюм и давай волоки задницу в свою контору. Я позвоню, когда вернусь, и ты скажешь, что означают эти новые данные.

– Меня могут арестовать.

– Так ведь и меня могут. Если компьютер покажет то, что, я полагаю, он должен показать, попытаюсь пробраться в плотину. Должен же быть какой-нибудь способ отключить сигнализацию и миновать конуру дежурного. Сейчас попробую получить комнату в мотеле и изучить схему плотины, пока ты будешь делать то, что я сказал.

– С тобой все в порядке? Голос такой, будто тебя слишком сильно просквозило. Ты что, тоже туп как бревно и накачан чем только можно?

– Мне все видится с почти мистической ясностью.

– Избавь меня от этого коровьего дерьма.

– Хорошо. Вместо него я дам тебе цифры. У тебя карандаш наготове? Джанет вздохнула.

– Ладно, – сказала она, – выкладывай.

Глава 16

Несколько минут ехали молча. Рошек сидел рядом с Боленом и пристально смотрел прямо перед собой, брови сведены, глубоко посаженные глаза сощурены. Дважды он поднимал руки, словно готовясь объяснить что-то, а потом давал им упасть. Оба чувствовали себя неловко, и, казалось, ни один из них не знал, как начать разговор. Болен мельком взглянул на своего компаньона и был шокирован нехарактерной для него аурой растерянности и поражения.

– Не хочешь ли рассказать, что произошло? – осторожно спросил Болен. – Полиция ничего определенного не сообщила.

Прежде чем ответить, Рошек облизнул губы и сглотнул слюну.

– Не могу всего припомнить, – сказал он сдержанно. – Это все очень... выбивает из колеи. Раз или два в жизни я был пьян, ну и похмелье длилось еще несколько дней, однако всегда мог до мельчайших подробностей вспомнить, что делал или говорил. Но только не сейчас. Несколько минут начисто выпали. – Он поднял руку ко лбу. – Бог мой! Возможно, мне нужно показаться врачу.

После паузы Болен рискнул задать еще один вопрос:

– Полиция намекнула, ты ударил ее и она, мол, убежала из дому. Это так, Теодор? Было физическое насилие? Рошек глубоко и неровно вздохнул.

– Мы сидели в гостиной. Разговаривали о нашей совместной жизни. Взвешивали «за» и «против». Это было что-то вроде компиляции результатов исследований. Оба старались держаться спокойно и не говорить ничего, что могло бы вызвать раздражение другого. Это было страшное напряжение. Спустя час или два после такого прессинга мы оба разом более или менее надломились.

Болен свернул на въезд к своему дому. Дверь гаража автоматически открылась и так же закрылась, когда автомобиль оказался внутри. Болен выключил двигатель и посмотрел на Рошека, который сидел мрачнее тучи.

– Я не подозревал, что кто-либо из нас способен на подобную враждебность, – монотонно произнес он, – на подобную ненависть. – Он наклонил голову вперед и потер виски. – Не знаю, что заставило это всплыть на поверхность. Помню, как я взъярился из-за тона, которым она отвергла мое предложение пройти ей навстречу более чем полпути. Я взял на себя вину за то, что она несчастна. Предложил проводить с ней больше времени. Не как тактический ход, но потому, что искренне чувствовал симпатию к ней. Когда увидел, что в вопросе о разводе она уступать не собирается, щедро предложил урегулировать это, если отложить подачу заявления. Но на нее ничто не действовало. Предполагаю, она подумала, будто я собираюсь управлять ею, откупиться деньгами. Не знаю. Я почувствовал, как во мне закипает гнев, словно вода в кипятильнике. Мы оба повысили голос. Начались оскорбления, потом проклятия... Через считанные секунды уже орали друг на друга. В какой-то момент она сказала: «Не смей мне угрожать», хотя я не помню, чтоб угрожал. Правда, помню, обозвал ее неблагодарной свиньей и швырнул бокал в стену. В нее не бросал. Я определенно его не бросал в нее. – Он поднял голову и посмотрел на Болена, удивленный собственными словами и, по всей вероятности, не находя в себе сил поверить, что в истории, которую он рассказывал, замешан он сам. – Она приказала убираться из дома, Герман. Я отказался. Сказал, что меня не удастся вышвырнуть из дома, который я сам купил и оплачиваю. Сказал, что покину его только ногами вперед в сосновом ящике или под дулом пистолета. Тогда она побежала к телефону и попросила соединить ее с полицией. Услышав это, я вышел из себя. Бросился через всю комнату, опираясь, дабы удержать равновесие, на мебель и крича ей, чтобы положила трубку. Сшиб по пути какую-то лампу. – Он отвернулся и снова глубоко вздохнул. – Я поднял костыль и опустил его, пытаясь вышибить из ее руки трубку. Думаю, попал ей по запястью. Да, должно быть, так и было. Она заверещала. Этот звук никогда не выветрится из моей головы.

Болен внимательно изучал Рошека. Лицо искажено, словно его донимала боль. Руки, бледные и тонкие, с вздувшимися венами, сомкнуты на коленях, будто когти птицы.

– Давай-ка войдем внутрь, – сказал Болен. – Выпьем бренди и поболтаем еще немного, если захочешь.

– Вот как раз в этом месте, – продолжил Рошек, – память меня и подводит. Могу припомнить, как Стелла стоит на коленях, ухватив свою руку, как раненое животное. Она смотрела на меня снизу с выражением ужаса, словно боялась, что я собираюсь убить. Не помню, как она выбежала из дома, но увидел, что застекленные французские окна во внутренний дворик открыты. Слышал издалека ее завывания и то, как она колотила в дверь к соседям. А я обессиленный упал в кресло и сидел так, может, час, а может, и больше, пока не приехала полиция. Я согласился, что мы со Стеллой не можем оставаться в одном доме. Я назвал им твое имя. – Он распахнул дверь автомобиля и по дуге переместил ноги на пол гаража. – Не могу поверить, что могло так случиться. Мы оба были невменяемы.

Болен достал инвалидное кресло с заднего сиденья и помог Рошеку устроиться в нем.

– Полиция отнеслась с большим пониманием, я так бы сказал, – говорил Болен, толкая кресло с Рошеком по огороженному тротуару к дому. – Они поняли, как важно сохранить дело в секрете. Я сам поговорю утром со Стеллой. Поползут ведь какие-нибудь слухи. Если она не выдвинет обвинения, все будет спокойненько замято. Естественно, ты можешь оставаться со мной и с моей женой столько, сколько понадобится.

– Извини, что доставил так много хлопот. Теперь я у тебя в вечном долгу.

– Ерунда. Наоборот, я у тебя в долгу.

В холле жена Болена сказала, что, пока его не было, дважды звонили по телефону. Один джентльмен не назвался, а другой, какой-то мистер Уизерс с электростанции в ущелье Сьерра, просил ему позвонить.

Джанет Сэндифер, одна среди едва различимого в темноте моря пустующих столов, стульев и пишущих машинок, открыла записную книжку и набрала номер, который дал Фил. Раздался сигнал звонка, за которым последовали два резковатых щелчка. Устойчивый тон дал знать, что она добралась до рошековского компьютера и тот подключился. Она опустила телефонную трубку на углубленные в выемку рычажки на верху корпуса монитора. На экране беззвучно появился ряд зеленых букв и цифр, а следом за ними и надпись: «Рошек, Болен и Бенедитц». Штаб-квартира. Банк технической информации. Лос-Анджелес. Пожалуйста, дайте идентификацию".

«Вот в этом месте, – сказала себе Джанет, – я пересекаю границу закона. Удивительно, чего только не сделает в общем-то порядочная женщина ради хорошей случки».

Ее пальцы проворно двигались над клавиатурой. Одна за другой на экране появлялись буквы: «Филипп Крамер. „Р. Б. Б.“ Секция проектирования гидросооружений. Штаб-квартира, Лос-Анджелес».

Затем она нажала ключ ввода в память, и эти слова исчезли, а на их месте появилось: «Пароль». Джанет тщательно ввела: «Грэнд-Коули». – «Неправильно, – ответила машина. – Попытайтесь снова».

– Ах ты, черт, – сказала Джанет, повнимательнее посмотрев на свои записи.

Оказывается, она набрала заглавными не те буквы, надо было «гРэнд-кОули». Когда набрала верно, машина немедленно отозвалась: «Принято. Дана связь. Линия свободна. Жду указаний». Джанет набрала: «Дайте колонку 7. Ввод». Спустя три секунды экран заполнился заголовками программы. Она переместила движок на линию значка седьмого пункта, к крамеровской модели аварий дамб. При прикосновении к ключу ввода экран стал чистым, а потом выдал следующее:

«Поздравляем! Вы встретились с поразительной моделью дамб Крамера. Пользуйтесь ею на доброе здоровье. Только для персонала со специальным допуском! Нарушители будут удалены за шкирку».

Джанет работала как могла быстро. Она ведь нарушала закон, и ей вовсе не хотелось проводить ночь напролет за этим занятием. Какие именно законы относились к тому, что она сейчас делала, Джанет наверняка не знала. Вероятно, крупная кража. Или же, если в конце концов окажется, что программа Фила ничего не стоит, мелкая кража. Может быть, незаконное проникновение. Если выдать себя за какого-то инженера – преступление, то она, вероятно, виновна в этом, особенно потому, что она женщина, а инженер, за которого она себя выдавала, мужчина. К счастью, подумала она, пытаясь себя успокоить, в Калифорнии это не считается незаконным.

Джанет ввела переданные Филом показатели пьезометров, датчиков нагрузки, заполненности смотровых колодцев (а они уже были переполнены) по галерее D, после чего ввела запрос: «Модель 4. Наилучший случай. Оцените. Жду указаний». Машина тотчас ответила: «Один момент, пожалуйста. Я думаю». Джанет откинулась назад и подождала. Чтобы оценить состояние дамбы при самых оптимистичных допущениях, компьютеру понадобилось три минуты. Он ответил: «Наилучший случай: начать понижение уровня водохранилища. Провести визуальную инспекцию галерей С и D».

Джанет быстро записала этот ответ, потом склонилась над клавиатурой и ввела новый запрос: «Модель 4. Наихудший случай. Оцените. Жду указаний». Когда спустя пять минут на экране появился ответ, она не смогла не улыбнуться. Фил рассказывал, что именно он ввел в программу на случай безнадежного аварийного состояния плотины фразу: «Бегом спасайте свои жизни!»

В свою квартиру она вернулась во втором часу ночи. Телефон разрывался, это звонил Фил.

– Говорю из превосходного мотеля «Вид на дамбу», из Саттертона, штат Калифорния. Это ворота в прекрасную горную страну, – сказал он бодро. – Если провести по поверхности озера Граф Уоррен линию в юго-западном направлении, попадешь в место, где я окажусь под двумястами метрами воды.

– Видимо, это прекрасное местечко. Если твоя теория верна, ты обречен.

– Джанет, помнишь, я тебя просил не напоминать о твоем теле, не то просочусь в телефон и устрою себе электрический стул? Я хочу взять свои слова обратно. Я обдумал это. Напряжение в телефонной сети настолько мало, что не получить и шока, не говоря уж о смертельном исходе.

– Я как-то не обратила внимания. Насколько я заметила, ты не сможешь просочиться достаточно точно, чтобы попасть в нечто такое маленькое, как телефонный микрофон. Так ты поэтому позвонил?

– Ты знаешь, почему я позвонил, моя сладенькая. Я звоню каждые десять минут. Тебе удалось изнасиловать рошековский компьютер?

– Конечно, удалось.

– И что?

– Чертовски перетрусила. Прямо в дрожь бросает, когда торчишь в пустом конторском здании. То есть я полагала, что оно пустое. Только прилепилась к монитору, как услышала какой-то шум. Подняла глаза и узрела трех пижонистых негров с дубинками и булыжниками! На самом-то деле они оказались уборщиками со швабрами и ведрами. Извинились, что перепугали меня. Оказались очень милыми ребятами. Когда уходила, самый старший, такой солидный, седоволосый, проводил до машины, удостоверился, что я в безопасности.

– Очень мило с его стороны.

– Я тоже так думаю. Поэтому и пригласила его к себе домой. Он и сейчас здесь, со мной. Ну, одно тянет за собой другое, так что через несколько минут я забеременею.

– Надеюсь, он не будет возражать, если мы секундочку поговорим о делах. Так что же выдал компьютер?

– То, что ты, уверена, и сам знал. Предложил тебе бегом спасать свою жизнь.

– Ты спрашивала его о наиболее вероятных точках аварии?

– Да. Ответил, что для точного прогноза данных недостаточно, но отважится сделать предположение. Карандаш при тебе? В верхнем бьефе между отметками 5075 и 5095, на подъеме 565. А в нижнем – между отметками 5043 и 5019, на подъеме 375.

Фил еще раз прочитал вслух эти номера, дабы удостовериться, что расслышал правильно.

– Похоже, речь идет о стыке насыпи со скальным основанием. Вода, должно быть, пробилась через бетонированный заслон под защитным блоком прямиком в галерею. Я тут изучаю планы, и если смогу пробраться на плотину, то уверен, сумею отыскать это место.

– Ну, и что дальше?

– Позвоню Болену домой. Он человек благоразумный и считает меня только полусумасшедшим. Ему будет интересно услышать, что никто не знает, где его главный инженер-эксплуатационник, а три смотровых колодца переполнены водой и инспектор, снимающий показания датчиков, говорит, будто в нижних галереях настолько мокро, что нужен акваланг. Возможно, Болен поручит проверку мне. Он понимает, об этой плотине я теперь знаю больше кого-либо другого, даже Рошека. Я не собираюсь звонить Рошеку. Он параноидальный шизофреник и самое настоящее дерьмо.

– Ну, а если Болен скажет, чтобы ты не лез не в свое дело?

– Проведу проверку в любом случае. Если не удастся туда проникнуть обманно, смогу спуститься в заборно-вентиляционный канал. Там есть небольшой лифт, этакая клетушка на одного. Проблема добраться до его верхушки, она торчит на шесть метров выше воды. Я подумываю, не стащить ли какую-нибудь яхту и не вскарабкаться ли на мачту.

Джанет застонала.

– Это звучит все хуже и хуже. Тебя поймают и швырнут за решетку, если ты до этого сам не свернешь себе шею. В любом варианте некому будет водить меня на обед.

– А почему бы не взглянуть на это с более светлой стороны? Ты очень привлекательная женщина и безо всяких затруднений подыщешь себе другого инженера.

– Не смеши меня. Я ведь учусь на своих ошибках.

Глава 17

Фил свернул на дорогу, ведущую к электростанции, и мгновенно ему пришлось нажать на тормоза: обе полосы движения были перекрыты двухсекционными воротами с замком на цепи.

– Черт подери, – пробормотал он. – Дункан об этом не упомянул.

Он оставил машину с включенными фарами и работающим двигателем, чтобы осмотреть препятствие. Ворота крепились к забетонированным столбам из стальной трубы диаметром десять сантиметров, а висячий замок посредине весил не менее полутора килограммов и выглядел неприступным. Шарнирная цепь, с которой он соединялся через петлю, могла бы неделю противостоять усилиям опытного взломщика. К счастью, ни на воротах, ни на примыкающей к ним изгороди не было никаких электрических соединений. А это означало, что, если он каким-либо образом сумеет силой открыть их, сигнал тревоги по всему тихоокеанскому побережью не прозвучит.

Он вернулся в машину и сел за руль, обдумывая варианты. Вскарабкаться на изгородь и пройти километр до главного входа в туннель не составило бы труда, но инспектор из управления техники безопасности и здоровья, а именно за представителя этой федеральной службы он решил себя выдать, едва ли вправе проникать на объект таким образом. Правительство США не предписывает своим агентам пробираться посреди ночи тайком по пустынным дорогам, словно сбежавшим уголовникам. Можно попытаться отомкнуть замок куском проволоки. Нет, на это уйдет вся ночь. Если у местной полиции есть ключи от этих ворот, то он, возможно, сумеет обманом убедить отпереть их. Нет, слишком рискованно. Нужно действовать быстро, если он собирается воспользоваться отсутствием Болена, жена которого ответила по телефону, что муж должен вернуться домой в течение часа.

Положив руки на рулевое колесо, Фил переводил глаза от ворот до массивной громады плотины, неясно маячившей позади. Это гигантское сооружение, казалось, спало, купаясь в слабом свете уже высоко поднявшейся луны. Плотины, которые Фил повидал раньше, были наиболее вдохновляющими и восхитительными символами инженерного искусства – ошеломляющими, дерзкими, вызывающими трепет. Плотина в ущелье Сьерра не такая, в ней нечто зловещее и опасное. Чем дольше он всматривался в нее, тем неуютнее себя чувствовал. «Успокойся, – убеждал он себя, – ведь нет никакой непосредственной угрозы. Беспокойство, которое ты испытываешь, всего лишь эмоциональная реакция на твое знание о внутренних процессах в плотине. Она, черт ее побери, так огромна! Какая-то исполинская кошка из джунглей, гладкая и мускулистая, притаившаяся в ущелье, выгнув спину дугой, чтобы сдержать напор водохранилища». Но рядом с ней Фил чувствовал себя чем-то вроде комара. Если в он хоть немного приблизился, эта гигантская кошка могла бы уничтожить его одним легким ударом своей когтистой лапы.

«Но ведь и у плотин и у кошек из джунглей, – сказал себе Фил, отчаянно силясь не растерять решимости, – наверняка имеются слабые места, незаметные со стороны. Самый мощный и свирепый зверь может споткнуться о какую-нибудь колючку и погибнуть из-за рассеченной артерии». Он дал задний ход и медленно отъехал от ворот.

– Что мне нужно, – сказал он громко, – так это способ провести этот вот автомобиль через эти вот ворота. Какой-нибудь простой и элегантный, что сделает честь обладателю докторского диплома одного из самых замечательных на Среднем Западе институтов.

Когда машина оказалась в сорока пяти метрах от ворот. Фил остановился, проверил крепость ремня безопасности, передвинулся пониже и дал полный газ. Крепко вцепившись в руль и посильнее уперевшись, отпустил сцепление. Покрышки взвизгнули.

– Что-нибудь этакое утонченное и изощренное, – пробормотал он, когда автомобиль ринулся вперед.

Скорость 65 километров в час оказалась достаточной, чтобы отшвырнуть ворота, смять решетку, разодрать передние шины, содрать передний бампер и разбить всмятку одну из фар. Чем хорош старый автомобиль, подумал Фил, приходя в себя после столкновения, так это тем, что несколько дополнительных царапин практически ничего не меняют.

В основании вертикальной стороны скалы была врезана стальная дверь входа в туннель, ведущий к электростанции. Рядом с ней находился забетонированный щит управления с заглубленными в него микрофоном и громкоговорителем. Держа рулон чертежей под мышкой одной руки, а блокнот – в другой. Фил нажал большую черную кнопку. Загорелся красный огонек, из громкоговорителя послышалось шипение, а затем голос:

– Диспетчерская.

– Это мистер Ньют Уизерс? – решительно спросил Фил.

– Да, это Уизерс.

– Я Чарльз Робинсон из управления техники безопасности и здоровья. Это была самая крупная ложь за всю жизнь Фила Крамера. Когда штат Канзас был в 1861 году принят в состав США, Чарльза Робинсона избрали губернатором.

– Можно еще раз? – спросил Уизерс.

Фил повторил свои вымышленные имя и должность.

– Надеюсь, вы ждете меня, – добавил он.

– Как, вы сказали, вас зовут? – спросил Уизерс после паузы. – Робинсон?

– Мистер Уизерс, – ответил Фил с деланным нетерпением, – разве мистер Джефферс или мистер Болен не говорили вам, что в конце этой недели может быть ночная инспекция УТБЗ?

– Прошу прощения, но мне никто ничего не говорил. Мне не разрешается поднимать эту дверь без приказа.

– В которому часу вы заступили на дежурство?

– В десять вечера, сэр.

– И никто не оставил для вас никакого сообщения?

– Я ничего такого не заметил. Могу спросить, как вам удалось миновать верхние ворота?

Фил слегка повысил голос:

– С помощью ключа, который сегодня днем дал мне в Лос-Анджелесе Герман Болен. Ваша связь, кажется, далека от должного уровня. Это заставляет меня полюбопытствовать, что еще тут может быть не в порядке. Я говорил Ларри Джефферсу вчера, а Герману Болену сегодня утром, чтобы они проверили, извещен ли весь личный состав электростанции о новой программе УТБЗ. И они заверили, что не будет никаких проблем и меня примут в любое время дня и ночи.

– Не знаю, что и сказать, – оправдывался Уизерс. – Мои постоянные инструкции состоят в том, что...

– Если меня не впустят внутрь после того, как я известил о своем визите служащих, ответственных за это сооружение, вынужден буду предположить, что здесь что-то пытаются скрыть.

– Это не так. Инспекция УТБЗ была у нас несколько месяцев назад. Мы получили высокие оценки.

– Эти оценки были совсем не такими высокими, как вы, по всей видимости, полагаете. Встал вопрос о качестве воздуха, того самого, которым приходится дышать вам, мистер Уизерс. Были и перегоревшие лампы в смотровых галереях. Субподрядчик, заменявший ротор в третьем генераторном соединении, не выполнял стандартных процедур безопасности. Прошу прощения, я не имел в виду обвинять вас за ошибки других, примите это к сведению. Вот что я хотел бы от вас: позвоните прямо сейчас домой Лоуренсу Джефферсу и Герману Болену. Я подожду здесь. Не тревожьтесь, если придется их разбудить. Скажите, что я велел. Они подтвердят мой с ними недавний разговор и распорядятся пропустить меня. А если этого не сделают, буду вынужден представить рапорт своему начальству в Вашингтоне, равно как и местному отделению штата, отвечающему за безопасность плотины.

– Да, сэр. Я сделаю это немедленно.

Красный огонек погас, громкоговоритель замолчал. Если повезет, подумал Фил, Болена не будет дома. По номеру Джефферса тоже никто не ответит. Уизерсу тогда придется самому решать, и, вероятнее всего, он сдастся. Фил повернулся и посмотрел вверх, на плотину.

– Нет необходимости глядеть на меня так угрюмо, – сказал он, обращаясь к ней, словно она живая. – Я всего лишь пытаюсь помочь. Если у тебя в лапе колючка, так ведь надо ее выдернуть, разве не согласна? А потом сможем и подружиться.

Через несколько минут на верху щита управления зажглись два прожектора, осветив Фила, словно певца на эстраде. Он повернулся и прищурился.

– Встаньте на середину платформы, пожалуйста, – предложил голос Уизерса в громкоговорителе, – смотрите в камеру.

Только теперь Фил заметил телекамеру, примостившуюся на скальной стене в полутора метрах над его головой. Он увидел, как объективы втягиваются вглубь, беря его в фокус.

– Могу я спросить, что за цилиндр у вас с собой?

– Вот это? Комплект чертежей плотины и инспекционных туннелей.

– Не могли бы вы развернуть их?

Фил исполнил это, понимая, что Уизерс хочет удостовериться, не припрятана ли там какая-нибудь винтовка или бомба. Он поднес листы бумаги поближе к камере.

– Вы можете разглядеть в нижнем углу печать фирмы Рошека, – сказал он.

– Да, вижу. У вас есть с собой что-нибудь металлическое?

– Только пряжка на ремне.

– А как насчет блокнота?

– Он пластиковый.

Блокнот был, по правде говоря, детским, Фил купил его в секции школьных товаров круглосуточно работающей бакалейной лавки.

– Если у вас есть при себе какой-нибудь другой металл, то, когда будете проходить через детектор, в полицейском участке Саттертона прозвучит сигнал тревоги. Я собираюсь приподнять эту дверь достаточно высоко для вас, мистер Робинсон, но не для вашего автомобиля. Вам придется пешком идти по туннелю. Если у вас есть с собой аппаратура, которую слишком тяжело нести, то вам надо будет вернуться за ней утром, когда мой босс примет дежурство.

– Весьма любезно с вашей стороны.

Тяжелая дверь, громыхая, покатилась вверх, нижний край ее остановился метрах в полутора от дорожного полотна. Фил поднырнул и услышал, как дверь закрылась за ним, прогрохотав в последний раз.

– Говорит Герман Болен.

– О да, мистер Болен. Это Ньют Уизерс. Спасибо, что перезвонили. Извините за столь поздний звонок, но мне надо кое-что выяснить, а отыскать мистера Джефферса я не мог.

– У вас там все в порядке? Надеюсь, нет никаких внезапных протечек или чего-нибудь еще? – Болен коротко хохотнул.

– Все отлично, насколько мне известно. На борту без происшествий.

– Хорошо. Должен сказать, что я был удивлен, когда передали, что вы звонили. Потому что сам собирался позвонить на электростанцию. Но кое-что произошло, и мне пришлось на время уехать из дому. Пытаюсь выяснить, что же стряслось с нашим мистером Джефферсом. Вот уже больше суток, как он куда-то запропастился.

– Я знаю, что сегодня он домой не приходил. Начальник местной полиции уже звонил мне раньше и спрашивал, не знаю ли я, где он.

– Уизерс, я должен сказать вам, что немного беспокоюсь. Что могло с ним произойти? Могло случиться, что его машина где-нибудь свалилась с дороги... этого больше всего боюсь. Не исключается что-то вроде несчастного случая li нижних дренажных туннелях. Когда я разговаривал с ним в четверг вечером, он сказал, что хотел бы проверить несколько датчиков, прежде чем пойти спать. Нет никаких оснований для беспокойства, – быстро добавил Болен, услышав, как Уизерс протяжно свистнул. – Это только предположение.

– Если он внутри дамбы, то почему же здесь нет его машины? Я не видел ее на стоянке, когда входил.

– Хорошая мысль. И все же мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь повсюду посмотрел там, внизу. Чего желательно избежать, так это общей тревоги, сообщения о пропавшем человеке по телевидению. В общем, чего-нибудь подобного. Это создало бы сложности для фирмы, да и для Ларри тоже, если выяснится, что он просто бродил где-то, никого не предупредив. Вы не могли бы сделать перерыв и спуститься в нижние галереи?

– Ну, мне не положено покидать диспетчерскую больше чем на десять минут. А спуститься на самое дно, а потом вернуться – это полчаса. Инспектор из управления техники безопасности и здоровья сказал, что он намерен проверить галерею. Это было минут двадцать назад... Когда вернется обратно, я его спрошу, не...

– Что еще за инспектор из УТБЗ?

– Тот самый, с кем вы разговаривали сегодня утром. Ну, тот, кому вы дали ключ от верхних ворот. Я и позвонил вам несколько минут назад, чтобы удостовериться, есть ли у него должные полномочия. Ни вас, ни Джефферса не было, а он вроде бы начал раздражаться. Ну, я и решил впустить.

– Я не знаю никакого инспектора из УТБЗ. Мой ключ к верхним воротам заперт в моем письменном столе.

Уизерс застонал.

– О Господи, только не это. Он сказал, что его зовут Чарльз Робинсон, приехал провести ночную инспекцию и что вам, мол, все об этом известно.

– Я не знаю никого с таким именем. Это, должно быть, тот, кто пытался дозвониться до меня, когда я выходил. Он знал, что меня нет дома, потому-то и сказал, чтоб вы мне позвонили. Этот человек – обманщик.

– Если и обманщик, то здорово подкован. Знает эту плотину изнутри и снаружи. У него даже есть комплект чертежей с печатью фирмы «Рошек, Болен и Бенедитц». Мне что, позвонить ребятам из полиции?

– У него комплект чертежей? А как он выглядит?

– Высокий парень, может быть, метр восемьдесят пять. Примерно двадцати пяти лет. Волосы такие рыжеватые.

– А ходит большими шагами, словно фермер, перешагивающий через две борозды, да?

– Ну да. Можно сказать и так.

Болен негромко выругался.

– По описанию похож на Крамера. Вы можете включить свет на автостоянке с того места, где находитесь? Посмотрите, не удастся ли нащупать его автомобиль вашей камерой.

– Так, одну секунду. Давайте-ка посмотрим... Да, это, должно быть, его машина, вот справа от меня. Подождите, пока я возьму в фокус. Так, поймал! Похоже на «мустанг». Ему этак годиков шесть-семь. Здорово помят.

– Звоните в полицию. Ваш инспектор из УТБЗ – это Фил Крамер, инженер, которого Рошек уволил часов двенадцать назад. Он убежден, что плотина в любую секунду может рухнуть. Абсолютно одержим этой идеей. Потому-то и пришлось его выставить.

– А он не агрессивен? Бог мой, я же здесь совсем один.

– Не думаю, что есть хоть малейшая опасность насилия. Насколько мне известно, вполне разумен, когда дело не касается плотины. Если не ошибаюсь, когда он поднимется снизу, захочет, чтобы вы объявили общую тревогу. Он никогда не бывал внутри какой-либо плотины и не имеет ни малейшего представления о том, насколько сильна там протечка воды. Когда увидит, как туда просачивается вода, подумает, что плотина вот-вот развалится.

– Надеюсь, полицейские доберутся сюда до его возвращения.

– Уизерс, если можно будет это устроить, я хочу, чтоб его в чем-нибудь обвинили. Лучше всего для нас, если полиция попридержит его и не даст отправиться к газетчикам, пока я сам до вас не доберусь. Собираюсь встретиться с одним инспектором из управления безопасности плотин из Сакраменто в полдень. Мы не хотим, чтобы о нашей плотине начали распространяться слухи. Улавливаете суть? Когда доберусь, возьму этого Крамера под свою опеку. Уверен, смогу втиснуть немного здравого смысла в его голову. Так что удержим это в тайне, если сможем.

Болен разговаривал по настенному телефону в кухне. Повесив трубку, повернулся к своей жене и к Рошеку, пившим кофе за кухонным столом. Рошек явно осознал всю картину, услышав только одного из собеседников. Щеки налились краской, в глаза вернулся огонек. Стал выглядеть почти нормально.

– Мы должны притянуть этого ребеночка к ответу и попытаться упрятать за решетку до конца жизни. Он – угроза для нашей фирмы. Болен устало кивнул.

– Поговорим утром. Попытаемся-ка немного поспать. Я тебя разбужу, Теодор, если Уизерс вдруг позвонит с какими-нибудь сногсшибательными новостями.

Глава 18

Фил протиснулся мимо автомобиля, припаркованного позади шестой турбины. «Есть ли там, несмотря на поздний час, кто-либо из рабочих по обслуживанию туннелей?» – мысленно поинтересовался он. Если есть, надует его так же, как Уизерса. Он поспешил к стальному лестничному пролету и потянул на себя дверь с пометкой «Опасно, вход воспрещен!». Схватил со стеллажа фонарь и полутрусцой направился вниз по туннелю. Он не мог удержаться от улыбки, вспомнив об успехе своего актерского дебюта. Официозная, слегка раздраженная манера разговаривать совершенно сбила с толку Уизерса.

Бедняга вынужден был обороняться от огневого шквала вопросов по поводу условий труда рабочих, перил ограждения, огнетушителей, комплектов первой медицинской помощи и всего прочего, что пришло Филу в голову. Он не оставил Уизерсу ни малейшей возможности потребовать какое-либо удостоверение или самому спросить о чем-нибудь.

Туннель больше подходил для воплей ужаса, чем для лучезарных улыбок. Он был не просторней коллектора для труб под сельскими дорогами отца и так слабо освещен расположенными с большим интервалом лампочками на потолке, что Филу пришлось включить свой фонарь. Воды было столько, что ботинки намокли сразу же. Бог мой, думал Фил, направляя луч фонаря на запачканные минеральными отложениями стены и быстротекущий ручеек в желобе вдоль дорожки, если столько воды просачивается здесь, при таком удалении от основания, то что же делается на пятьдесят метров ниже?

Воздух был спертым, а сам туннель, казалось, становился все уже и уже, хотя он знал, что это всего лишь обман зрения. В первый раз с детских лет нахлынула клаустрофобия, недостаточно сильная, чтобы заставить повернуть обратно, но ощутимая настолько, что вызвала в памяти, как его, пятилетнего, заперли в сортире мучители – хохотавшие соучастники детских игр, которых совершенно не трогал его ужас. Их в конце концов разогнала мама, услышавшая его приглушенные вопли с заднего двора. И теперь не оставляло ощущение, что овладевший им тогда страх все еще гнездится где-то глубоко внутри и может снова, если Фил позволит, всплыть на поверхность. Он заторопился вперед, с каждым шагом производя всплеск, напомнивший, как он любил шлепать по лужам после летних дождей. Захотелось оказаться вдруг в Канзасе, подальше от этого мрачного туннеля, где, казалось, давят стены, в Канзасе, где горизонты всегда удалены на километры.

На пересечении с каким-то поперечным туннелем Фил развернул схемы и положил их на свое приподнятое колено. Вряд ли была необходимость обращаться к ним снова, но вид детализированных технических чертежей, заполненных измерениями, поперечными разрезами и пояснениями, помогал контролировать разум в противоположность эмоциям. Чертежи, казалось, говорили: «В туннелях ничего загадочного, и бояться нечего. Ты не потерялся в аду или в лабиринте парижской канализации».

Справа от него находился смотровой туннель, пронизавший скалу у северного устоя дамбы, над ним – проход к основанию заборно-вентиляционного канала, а слева – как раз то место, куда он намеревался проникнуть.

Этот боковой туннель определенно меньше, подумал Фил, продвигаясь с еще большей осторожностью, наверное, не более двух метров в диаметре. Господи, теперь-то понимаю, почему Дункан так не любит бывать тут. Можно кричать во всю глотку или палить из пушки, и ни одна живая душа не услышит. В парижской канализации это по крайней мере взяли бы на заметку крысы, а может быть, и полиция. Будь я в самом деле инспектором УТБЗ, уж я бы устроил бучу из-за этих туннелей: мало света, ужасный воздух, ненадежный пол... Возможно, я это так или иначе еще устрою. Ведь необходимо заставить просачивающуюся воду литься, как положено, по дренажным и радиальным коллекторным трубам, а не через трещины и швы в стенах туннеля. Это же черт знает что такое...

Фил остановился у верхнего края главного лестничного колодца, круто уходившего вниз. Луч его фонаря мало что мог поделать со сгустившимся под ним мраком. Слышался слабый звук быстро текущей воды, и появилась уверенность, что такое не может быть нормальным. Постоял, затаив дыхание, прислушался... Вода струилась и капала вокруг него, текла по выводному желобу вдоль дорожки, однако привлекший внимание звук был глубже и сильнее, напоминая рев круто падающего водопада. Он быстро двинулся вниз по ступенькам. Как сказал Дункан, их было двести. Если бы Фил споткнулся и упал, покатился бы вниз без остановки.

В два часа ночи с пятницы на субботу бары Саттертона закрывались. Дежурство несли два полицейских патрульных автомобиля: один расположился близ придорожного кафе «Рэнди», к югу от города, а другой – напротив салона «Колесный фургончик». Опыт показал: когда завсегдатаи этих двух крупнейших в городе питейных заведений выходили на улицу, вид полицейских машин ускорял отрезвление.

Полицейские Джон Колла и Ли Саймон из автомобиля номер два, что стоял у «Колесного фургончика», были довольны сдержанностью и добропорядочностью поведения покидавших бар. Казалось, никто не собирался нарушать покой и потревожить кого-либо. И никому не требовалась помощь полиции, чтобы устоять на ногах или идти. В радиоприемнике-передатчике послышался шумок статистических помех, и полицейский диспетчер спросил об их местонахождении. Сидевший за рулем Колла взял микрофон.

– Автомобиль номер два находится у «Колесного фургончика». Спокойно, как на церковном пикнике.

– У нас тут двести двадцать три электростанции. Звонил дежурный инженер Уизерс. Ехать надо ВОС.

Полицейские обменялись короткими взглядами: 223 было кодовым номером, означавшим вторжение в чужое владение при помощи транспортных средств, а ВОС – что, подъезжая, следует выключить огни и сирену.

– Какой это Уизерс, Чет? – спросил Колла. – Ньют?

– Да. Полагают, нарушитель – некий Фил Крамер, который использовал вымышленное имя и лживую историю, чтобы проникнуть внутрь с неизвестной целью. Подозреваемый находится где-то внутри плотины и не знает, что нам звонили. Ньют заперся в диспетчерской и поднимет дверь, когда вы позвоните у входа.

Колла включил двигатель и отъехал от тротуара. Развернувшись, они поехали к плотине.

– Оружие? – спросил Колла.

– Детектор не показал никакого металла. Никаких сведений насчет подозреваемого в полиции нет. Может вести себя неустойчиво. Известно, он какой-то фанатик. Думает, что наша плотина вот-вот рухнет.

– А как насчет верхних ворот?

– Ваш ключ номер пятнадцать должен открыть. А если нет, на подходе люди Ньюта, они помогут въехать.

– Звучит довольно кисло. А еще какую-нибудь помощь получим?

– Дорожный патруль посылает машину.

– Понял. Конец связи.

Из отделения для перчаток полисмен Саймон достал кольцо с ключами.

– Нам, возможно, достался какой-то психопат, – сказал он.

– Да, похоже на то. Надеюсь, такой, что можно успокоить ласковыми речами.

Его надежда действовать скорее психологией, нежели силой, рухнула при виде сорванных и искореженных верхних ворот.

Пожелав Рошеку доброй ночи, Герман Болен подождал в коридоре за дверью гостевой спальни, чтобы посмотреть, ляжет ли тот спать или же будет сидеть, пытаясь заставить себя успокоиться. Когда узкая полоска света под дверью почернела, Болен вздохнул с облегчением.

По крайней мере я на какое-то время спихнул его с себя, перевел он дух, спускаясь по лесенке в свой маленький рабочий кабинет. Уселся за письменный стол и набрал номер телефона электростанции. Удивительно, насколько вдруг осложнилась жизнь. Вопросы о безопасности плотины в ущелье Сьерра поднимались в самых последних инспекционных докладах: один из наиболее надежных служащих фирмы непостижимым образом исчез и виновен по меньшей мере в явной беспечности; Рошек заявил, что может оставить свой трон на несколько лет, а затем принялся терроризировать жену и выдворен полицией из собственного дома. А теперь еще и эта история с Крамером. Одно то, что Крамер возражал Рошеку и сам же добился своего увольнения, не может не удивить, но в то, что он потом поехал в Саттертон и сумел пробраться внутрь плотины, было вообще почти невозможно поверить. Если Рошек решит настоять на своем, парень попадет в тюрьму. Болен испытывал отвращение к себе за то, что счел того ужасного типа рассудительным, и подумал: не было ли у этого молодого инженера в прошлом каких-нибудь психических заболеваний? Звонок к его родным или в клинику Меннингера, возможно, помог бы раскопать что-нибудь.

– Это снова Герман, – сказал он, когда Уизерс ответил. – Есть что-нибудь новое?

– Полицейские уже едут, но пока сюда не добрались.

– Хорошо. Крамер снова не появлялся?

– Полагаю, он все еще внизу, в этой дыре.

– Не впускайте его в диспетчерскую. Если он там разбушуется, может в самом деле причинить массу вреда.

– Вы думаете, может разбушеваться? Господи, как я рад, что эти большие окна пуленепробиваемые.

– Не знаю, что он может сделать. Я совершенно неверно оценил его. Не думаю, что следует беспокоиться по поводу каких-то пуль... хотя... если только полиция не разнервничается и не откроет пальбу... Надеюсь, они применят минимальную силу. Все думаю о своем последнем разговоре с Крамером. Он был в особенности расстроен тем, что посчитал чрезвычайно высокой протечку воды в галерею D. Можете сказать мне что-нибудь о том, какие там условия, вот прямо с вашего места?

– Галерея D? Там, я думаю, несколько дистанционно контролируемых датчиков давления в скважинах. Я, знаете ли, занимаюсь только электрической частью, а в гидравлике не силен. Не вешайте трубку, пока не подойду к другому аппарату, он на панели нижней галереи в том конце комнаты... Слушаете, мистер Болен? Здесь три циферблата по галерее. У двух стрелка на нуле, у третьей на пределе. Думаю, они неисправны. Я работаю здесь уже полгода, и эти показания никогда не изменяются. Могу проверить протечку в настоящий момент по расходу электроэнергии... Одну секунду... поглядим... Похоже, всего треть нормального. Могу предположить, что два из трех насосов не работают.

– Два насоса не работают? Это означает, что на полу туннеля, возможно, несколько сантиметров воды. Если трещина у третьего насоса в трубопроводе высокого давления, Крамер подумает, что туда вливается озеро. Не дайте ему себя запугать.

– Я понял.

– И еще: если эти насосы не работают, немедленно отправьте кого-нибудь снова подключить их к линии. Мы не хотим, чтобы инспектор от штата обнаружил там кучу испорченного оборудования.

В самом низу этих ступеней Фил стоял в темноте, вода доходила до бедер. «Не надо волноваться, – сказал он себе, – только из-за того, что свет над головой не горит, а насосы не работают. Все это вряд ли нормально, но нет никаких признаков надвигающейся катастрофы». Оставив рулон чертежей на сухой ступеньке, он начал пробираться вперед, туда, откуда слышался шум потока воды. Луч фонаря проникал всего лишь до следующей завесы воды, капавшей со стен и потолка туннеля. В пятнадцати метрах от лестницы он обнаружил то, что показалось главным источником этого потока: воду, энергично бьющую ключом откуда-то снизу. Он попытался ступней на ощупь определить, прав ли он, что она хлещет из-под пола из пробитой трубы. Однако струя была слишком мощной, ногу отбросило в сторону, и она наткнулась на какой-то погруженный в воду, приткнувшийся к стене, похоже цилиндрический предмет, завернутый то ли в холст, то ли в сукно. Когда Фил пробирался мимо, предмет откатился в сторону.

Глубже в туннеле фонарь Фила осветил прямоугольное помещение, на его левой стене полуоткрытая стальная дверь с надписью «Галерея D». Фил знал, что доказательство его правоты – там. Он сдерживал свой страх, сосредоточиваясь на технических сторонах работы, которую предстояло сделать. Он уже чувствовал, что был вправе прорваться сюда. Это фантастическое количество воды лучше всяких словесных доводов демонстрировало, что дренаж, система насосов, инспекция и методы контроля, чем так гордился Рошек, не выполнили своего теоретического назначения. Более того, его. Фила, компьютерная программа, хоть и была, возможно, далеко не безупречной, подтвердила его предположения. Даже если подводная струя всего лишь результат разрыва выпускной трубы, совесть его чиста, он первым подал своего рода сигнал тревоги. Прежде всего, если тотчас же не начать экстренную откачку воды, ее уровень поднимется настолько высоко, что все насосы и измерительные приборы в этой части сооружения придут в негодность. У него теперь было достаточно фактов, чтобы стереть это презрительное выражение с физиономии Рошека и перебороть снисходительное отношение Болена. Но Филу хотелось также проверить свою более важную догадку, что плотина в принципе непрочна. Чтобы доказать это, он пожелал взглянуть на измерительные приборы в галерее D, которые пока еще находились над водой и действовали.

Коридор позади этой двери постепенно опускался, и всего метров через двадцать пять Фил оказался в воде по грудь. Он остановился и посветил фонарем вверх, чтобы определить, как далеко еще до датчиков. В шести метрах от себя увидел мерцающую горизонтальную плоскую струю, которая заставила его рот открыться, а плоть съежиться: вода под сильнейшим давлением била из зазубренной трещины от одной стены туннеля до другой. Водяной поток на глазах нарастал, несколько небольших кусков бетона у его основания оторвались и выстрелили через туннель с силой винтовочных пуль.

– Это не протечка, – сказал он, делая несколько шагов назад и пытаясь сглотнуть слюну, – и не прорыв трубы. Это проклятый пролом...

Он повернулся и зашагал в направлении главного туннеля как только мог быстро, соображая: а не будет ли быстрее, если поплывет? Он впервые осознал с тревогой, насколько скользок пол у него под ногами. Скользкий? Подняв фонарь одной рукой повыше, опустил другую до дорожки, для чего пришлось погрузить в воду голову и плечи. Он поскреб ребром ладони вдоль бетона и вытащил руку из воды. Свет фонаря подтвердил подозрения: сложенная чашечкой ладонь была полна глины. Поступавшая в туннель вода несла с собой часть насыпи. Он вылил эту жидкую глину в карман своей рубашки и застегнул пуговицу. В трех метрах от него внезапные волны в главном туннеле начали закрывать дверь в галерею D. В отчаянном прыжке он сумел просунуть руки в сужающуюся щель и с силой отпихнуть дверь обратно, достаточно далеко для того, чтобы протолкнуться. Его больше не волновали ни подтверждение собственных догадок, ни спасение карьеры, ни стремление сказать последнее слово Болену и Рошеку. Теперь имело значение только спасение собственной жизни. Задыхаясь, он карабкался вверх по ступеням. Путь преградил бурлящий подводный фонтан, который теперь бил до потолка туннеля раз в десять сильнее прежнего. Фил в безумном порыве нырнул вперед... прямо в холодные, закоченевшие руки Лоуренса Джефферса.

А в здании электростанции стрелки на двух циферблатах, считавшихся неработающими, скакнули от нуля к самым верхним отметкам.

Теодор Рошек не мог заснуть. Он нащупал в темноте лампу на тумбочке у кровати, включил свет, спустил ноги на пол и поставил телефонный аппарат на колени. Он должен позвонить Элеоноре. Она никогда не была особенно расположена слушать, когда ему хотелось обсудить дела, которые она считала «тяжелыми». Но, возможно, когда услышит, через что ему пришлось пройти, простит за то, что разбудил, и скажет что-нибудь ободряющее. Да просто услышав ее голос, он почувствовал бы себя лучше. К сожалению, когда он позвонил в «Лесной ручей», свою дачу на реке Сьерра-Кэньен, послышался сигнал «занято». По всей вероятности, она решила хорошенько выспаться и, как обычно, сняла трубку.

Он опустил голову на подушку и лежал, пристально глядя в потолок. А внизу, в кухне, Герман Болен стоял у плиты, подогревая себе еще одну кружку кофе и дожидаясь, когда же зазвонит телефон.

Глава 19

Когда небольшая струя воды в полу туннеля превратилась в мощный гейзер, ее возросшая сила сдвинула застрявшее у стены тело Джефферса и покатила его вверх этаким необычным кувыркающимся колесом с нелепо растопыренными руками. Прежде чем это тело натолкнулось на него, Фил увидел на смертной маске остекленевшие глаза с застывшим в них выражением ужаса еще большего, чем его собственный. Фил в страхе отпрянул назад, уронил фонарь и, потеряв равновесие, упал. Его хриплый вопль был заглушен накрывшей с головой водой. Когда он сумел подняться на ноги и, оказавшись в сплошной темноте, побрел на звук поднимающейся воды и снова натолкнулся на тело, плавающее лицом вверх и загораживающее проход, Фил плотно зажал в кулаках рубашку мертвеца и начал толкать его перед собой. Глубоко вдохнув и нырнув под воду, двинулся вперед, используя труп как щит и как средство удержания равновесия. Когда миновал фонтан, стрелявший вверх подобно струе из разорванного гидранта, вода оказалась на уровне его талии – на тридцать сантиметров выше, чем когда он проходил здесь всего десять минут назад. Фил с усилием продвигался вперед, толкая перед собой тело для ориентировки, постоянно касаясь одной ступней края дорожки. У подножия лестницы посмотрел вверх и высоко над собой увидел слабые огни. Слава Богу, подумал он, свет отключился только у дна. Он начал восхождение, преодолевая разом не больше одной ступеньки и волоча за собой неуклюжее тело. Продвинувшись метров на шесть, он ослабил хватку и уселся, чтобы перевести дух. Труп соскользнул вниз на несколько ступеней и вклинился в водосточный желоб между дорожкой и изгибом стены туннеля. Фил попытался собраться с мыслями. Была ли у него возможность вытащить тело наружу и при этом спастись самому? Какой смысл рисковать собственной жизнью ради того, чтобы спасти чей-то труп? Он ощутил растущий холод в ногах и заинтересовался: не признак ли это того, что он впадает в шок? Всмотревшись вниз, в полумраке увидел, что лестница под ним заполнена водой. Беззвучно поднимаясь, она лизала его ступни, икры, колени... Он откатился от нее и снова начал карабкаться на четвереньках вверх по ступеням к этим далеким огням.

Уизерс проклинал собственную глупость. Какого черта я позволил этому парню войти внутрь? Поднимай дверь только для людей, которых ты знаешь или которые имеют оговоренные заранее полномочия, – вот каковы инструкции. О Господи, ну и получу я по заднице, когда сюда доберется Джефферс, или Болен, или еще кто-нибудь из персон. Но я-то думал, что по заднице надают, если я не позволю ему войти в помещение! Откуда же я мог знать, что он обманщик? Он же знал и говорил все, что нужно. Да любой другой на моем месте сделал бы то же.

В стену были вделаны четыре телеэкрана кругового обзора. Один из них показывал площадку перед входом в туннель и автостоянку, Другой – электрический распределительный щит, третий – генераторный зал, а четвертый – щит управления турбинами. Два последних обычно были наведены на циферблаты датчиков, но их можно Дистанционно сдвинуть, чтобы осмотреть любую часть этих помещений. Манипулируя двумя небольшими ручками, Уизерс навел четвертую камеру на дверь, ведущую к смотровым галереям. Он переводил взгляд с первой камеры на четвертую, надеясь, что полиция появится раньше нарушителя.

Прожужжал гудок, и вспыхнул огонек на телефоне горячей линии, связанной с Тихоокеанским центром распределения газа и электроэнергии в Окленде, откуда по всей северной Калифорнии растекалась энергетическая мощь.

– Ущелье Сьерра.

– Центр распределения электроэнергии. Ранчо-Секо можно отключить через несколько часов. Во время утренней пиковой нагрузки нам понадобятся от вас дополнительно двадцать мегаватт. Я полагаю, вы сможете утрясти это? У нас ваши показания равны восьмидесяти шести процентам штатной нагрузки, не считая третьего агрегата. У вас там что, какая-то утечка энергии? Какой у вас подъем после прилива?

– Ну, у нас тут растеклось с полметра, но послеприливный уровень уже понижен. Дополнительные двадцать мегаватт не составят проблемы.

На четвертом телеэкране Уизерс увидел, как Крамер вломился через дверь в конце турбинного зала и обвис на стальных перилах ограждения, явно пытаясь отдышаться. Он судорожно глотал воздух; плечи и грудь тяжело вздымались. Уж не рвало ли его? Прищурившись, Уизерс все же не смог этого определить. Куда же запропастились эти проклятые полицейские?

– Я могу вам перезвонить? – спросил он диспетчера. Голос из Центра распределения электроэнергии монотонно продолжал:

– Проверяя поступающие к нам сведения по ущелью Сьерра, мы, кажется, отмечаем частые колебания в течение последних тридцати минут или около этого. Ничего серьезного, совсем чуть-чуть. А что там по вашим приборам?

– Послушайте, я вот прямо сейчас ужасно занят. Перезвоню примерно через полчаса и...

– Заняты в три часа ночи?

– У меня тут небольшая проблема. Позже объясню. Уизерс положил трубку и поднялся со стула, вглядываясь в экран.

Одежда и волосы Крамера выглядели мокрыми, глаза расширены, рот разинут.

– Боже милостивый, – прошептал Уизерс, – должно быть, разорвало какую-нибудь трубу и его окатило брызгами. Он выглядит так, будто совершенно съехал с катушек.

Пока он наблюдал за Крамером, тот закрыл рот и с трудом сглотнул, оглянувшись назад, словно его кто-то преследовал. Потом сполз вниз по коротенькому маршу ступенек у основания турбины и исчез из поля зрения камеры.

А Уизерс опустился на стул и развернулся в направлении окон, окаймлявших одну из стен диспетчерской. Он должен удержать Крамера, пока не прибудет полиция. Надо держаться с ним спокойно и рассудительно. И надеяться, что не разбушуется. Уизерс заскрежетал зубами при мысли о том, как много ущерба может причинить сумасшедший. Третий агрегат был отключен от линии, а генераторный щит усыпан инструментами и приспособлениями, которые могли быть использованы для разрушения с таким же успехом, как и для ремонта. Кувалда или ведро с болтами, брошенные в один из роторов, могут вызвать ущерб на дикие суммы. Если что-то подобное произойдет, осознал Уизерс, то, поскольку это он пропустил человека без разрешения, его выгонят с работы и можно будет навсегда оставить надежду снова устроиться где-нибудь оператором электростанции.

Внезапное видение, появившееся по другую сторону окна, было похоже на призрак из дурного сна. Одежда Крамера насквозь пропитана водой и разодрана, из пореза на голове по лицу текли струйки крови. А выражение лица как у того, кто отчаянно борется со своими личными демонами и весьма слабо связан с реальностью. Он пробежал по кафельному полу, словно пьяный, потом, скользя, затормозил и прижал руки к окну. По селектору к Уизерсу донесся пронзительный задыхающийся голос:

– Плотина рушится! Мы должны объявить тревогу! Плотина рушится же!

Уизерс с полным сочувствия видом кивнул, но не двинулся с места.

– Вы меня слышите? Плотина рушится! Уизерс наклонился вперед, чтобы придвинуть губы поближе к микрофону на верху стойки.

– Да, я вас слышу.

– Водохранилище прорвалось в туннели... Один человек уже погиб... Мы должны предупредить город... – Крамер безумно осмотрелся кругом, потом ринулся мимо окон и попытался открыть дверь в диспетчерскую. – Отоприте дверь! Что с вами такое? Ведь плотина рушится!

Уизерс сосредоточился на том, чтобы произвести впечатление спокойствия, хотя его пульс бешено колотился, а на лбу выступили капли пота. Он вцепился в край стола с такой силой, что кончики пальцев побелели. Крамер что же, в самом деле сказал, будто погиб какой-то человек?

– Я не могу открыть эту дверь, – сказал он. – Следует получить разрешение от...

– Да пошли они в задницу, эти правила! – заорал Крамер. – Дело крайней срочности! Мы должны сделать что-то прямо сейчас: предупредить людей, поскорее унести собственные зады... Вы что, с ума сошли? Разве одного трупа не достаточно? Может быть, плотину еще удастся спасти... Мы должны позвонить по телефону...

– Успокойтесь, мистер Крамер. Очень уж вы взволнованы.

– Конечно же, я взволнован! Господи Иисусе! – Он нахмурился. – Вы назвали меня Крамером. Откуда узнали, что моя фамилия Крамер?

Уизерс заколебался, надеясь, что не допустит еще одной страшной ошибки.

– Я разговаривал с Германом Боленом несколько минут назад. Ему удалось опознать вас. Когда вы сказали «труп», вы что же, имели в виду...

– Позвоните ему по телефону! Дайте мне поговорить с ним. Когда расскажу, что увидел... Звоните ему! Звоните всем подряд! Вы, проклятый манекен! Сделайте же что-нибудь!

– Мистер Болен будет здесь к полудню. Вот тогда и сможете поговорить с ним.

Крамер потряс кулаками.

– К полудню этой плотины уже, возможно, не будет! Возможно, и Саттертона не будет! Если не приведете все в движение, будете плавать в этом вот кресле посреди бухты Сан-Франциско. Ведь... плотина... уже... рушится! – Он закатил глаза, не веря, что его слова не произвели на Уизерса никакого впечатления. – Тут плотина рушится, а мне приходится иметь дело с каким-то роботом.

Он завертелся волчком и увидел ряд кабинетов по противоположной стороне вестибюля. Он стал бегать от одной двери к другой, пытаясь позвонить по телефону и отбрасывая аппарат за аппаратом, когда звук соединения так и не появлялся.

– Эти телефоны отключены, – сказал Уизерс. – Весь коммутатор отключается в пять часов, когда уходят сотрудники. Мистер Крамер, надо взять себя в руки. Почему бы не присесть за один из этих столов и не вздремнуть? Мы обсудим эти дела попозже.

Где же, черт их подери, эти легавые? – подумал Уизерс. А Крамер сжал кулаки и зашагал назад, к окнам диспетчерской.

– Вы думаете, я проклятый буйный сумасшедший, да? – спросил он. – Болен сказал вам, что я зациклился на том, что дамба рушится, и меня не следует принимать всерьез, так ведь? Защищает репутацию фирмы.

– Вам кажется, что дамба рушится. Но вы не знаете, что она рушится. Если бы дамба рушилась, то приборы бы...

– Ваши приборы неисправны! Спросите Дункана, он расскажет. Целая батарея вышла из строя. Я знаю, что дамба рушится. Своими собственными глазами я...

Крамер шлепнул себя обеими руками по лицу, в отчаянии вонзил ногти в лоб, по всей вероятности, не ощущая крови на щеках. Его плечи тряслись. Уизерс поднялся, внимательно глядя на Крамера в надежде, что возбуждение вот-вот сменится апатией. Крамер опустил руки. Ему удалось стереть с лица напряженность. Мужчины пристально смотрели друг на друга через двойные рамы с пуленепробиваемым стеклом. Когда Крамер снова заговорил, Уизерсу показалось, что он делает огромное усилие, чтобы голос не прерывался и речь не была слишком быстрой.

– Я никакой не чокнутый, – сказал Крамер, сдержанно жестикулируя. – До вчерашнего дня работал в отделе гидротехнического проектирования фирмы «Рошек, Болен и Бенедитц» в лос-анджелесской конторе. Структурная целостность этой плотины тревожит меня уже три недели. Меня уволили, потому что я доложил свои подозрения Рошеку и вышел из себя, когда он не воспринял их всерьез. – Он сделал паузу, чтобы глубоко вздохнуть. – Я приехал сюда посмотреть, прав я или нет. Я солгал вам, чтобы попасть внутрь, потому что это казалось единственным способом. Тысяча извинений, мистер Уизерс, за мой трюк. – Его голос и лицо стали спокойными. По мере того как он говорил, создавалось впечатление, что он совершенно расслабился. – Я только что спускался в нижние дренажные галереи и обнаружил, что мои наихудшие опасения подтвердились. Водохранилище прорывается внутрь под давлением, даже вот когда мы стоим здесь и ведем эту дружескую беседу. Я видел два пролома. Через каждый из них втекает предположительно два или даже четыре кубометра воды в минуту.

Уизерс мало-помалу осознал, что голос Крамера и выражение его лица приобрели некую покровительственность, словно он высмеивал Уизерса.

– Я уверен, мистер Уизерс, что как инженер вы осознаете, что вода, втекающая внутрь под давлением, это... как бы это лучше сказать?.. это плохие новости.

– Я... я не инженер.

– Зато я инженер. У меня докторская степень по гражданскому строительству. Область моих специфических интересов – как раз прогнозирование аварий плотин. Некоторые разводят гортензии или коллекционируют миниатюрные бутылочки из-под виски. А я вот изучаю аварии плотин. Занимаясь этим, вы узнаете, что протечка под давлением – очень дурной знак. Другой дурной знак – присутствие глины в воде, это показывает, что водонепроницаемое ядро не так уж непроницаемо, как, возможно, хотелось бы, и смывается этой вот водой под давлением, о чем я только что упоминал. – Он опустил палец в карман рубашки и протянул его к Уизерсу. – Видите? Я соскоблил это со свода в нижней галерее. Из-под более чем метра воды. – Он провел серую линию на разделявшем их стекле. – Это глина. – Он сплел пальцы рук. – И все вместе – давление, глина, быстрое нарастание потока – означает, что дамба рушится. Вот так это обстоит, говоря проще! – Он улыбнулся, словно был удовлетворен собой, поскольку отыскал слова, которые способен понять даже безнадежный тупица детсадовец. – Вот как это просто. Дамба рушится! Итак, мистер Уизерс, что должны сделать два взрослых разумных человека, когда они сталкиваются с проблемой рушащейся дамбы? – Его лицо помрачнело, и голос начал повышаться. – Должны ли они предупредить об этой опасности власти или же они будут болтать, как два проклятых идиота? Звоните по телефону.

– Я не эксперт и не специалист по гидравлике...

– Я, я эксперт и специалист по гидравлике! – заорал Фил. – Я выдающийся, черт подери, авторитет!

– ...и я не намерен поднимать шум только из-за того, что вы рассказываете истории, которые могут быть плодом вымысла или воображения, а может быть, основываются на неверно истолкованных данных. Утром те, кому положено, смогут проверить то, что вы говорите.

– К черту этих кому положено! Может вообще не оказаться никакого утра! У нас нет времени ходить по туннелям, вы, тупой сукин сын! Знаете, сколько времени было потеряно в Болдуин-Хиллз из-за того, что первые люди, появившиеся на месте происшествия, отправились по туннелям? В нашем распоряжении, может, часы, а может, минуты. Плотина, возможно, готова расколоться, как упавший с грузовика арбуз. – Фил заколотил кулаками по окнам. – Один уже погиб, и мы можем последовать за ним! Хотите остаться здесь? Прекрасно. Тогда отоприте внешнюю дверь, чтобы я смог выбраться отсюда к чертовой матери. В противном случае я схвачу ломик там, внизу, на лестнице, и разнесу все в куски. Разобью эти окна и вышибу вам зубы!

Уизерс сильно вспотел.

– Какой человек погиб? Кто погиб?

Уж не могло ли статься, что там, в смотровой галерее, с Джефферсом произошел несчастный случай? Крамер, возможно, на ощупь набрел там на поврежденный трубопровод под давлением и еще нашел Джефферса в бессознательном состоянии, когда шнырял там повсюду в галерее D. Это любого напугало бы до полусмерти, и неудивительно, что он так возбужден.

– Откуда я могу знать? Полагаю, что парень, чья машина стоит позади турбин.

– Вы его видели?

– Да он свалился прямо мне на голову! Видел ли я его? Бог мой, да я танцевал с ним!

– Как он выглядел? Такой высокий лоб?

– Он выглядит ужасно! Он выглядит мертвецом! – Фил поднял глаза к телеэкранам позади Уизерса. – Его брови поднялись. – Эй, да вы что же, вызвали полицию?

Уизерс обернулся к мониторам и увидел на автостоянке полицейский автомобиль. Легкое касание кнопки переключило камеру, и на экране появилось лицо полисмена.

– Ньют? Это Ли Саймон. Ты там в порядке? Что происходит?

Уизерс взял второй микрофон.

– Я в порядке, Ли. Сейчас подниму дверь. Доезжай до конца туннеля и поднимайся по ступенькам в диспетчерскую.

– Ты задержал нарушителя?

Фил снова заколотил в стекло.

– Не впускайте их! Скажите им, чтобы будили город!

– Да, но пока никаких неприятностей. Он в вестибюле диспетчерской.

– Вооружен?

Уизерс посмотрел на Крамера, сжимавшего голову с боков, словно удерживая от взрыва.

– Нет, не думаю.

С этими словами Уизерс нажатием кнопки поднял дверь у начала подъездного туннеля, катящуюся на роликах по вертикальным направляющим.

– Вы совсем, видно, сошли с ума, – сказал Фил, бочком отходя в сторонку. – Мы все тут утонем...

– Послушайте, Крамер, полиция не собирается вас ни в чем обвинять. Болен просто хочет, чтобы вас попридержали, пока не доберется сюда. Оставайтесь спокойным, и все будет в порядке, идет? Окажите уж нам обоим любезность... И куда же, позвольте узнать, вы направляетесь? – Увидев, что Крамер бежит к ступенькам, ведущим на нижние уровни, Уизерс выругался, схватил микрофон и заорал в него: – Только дотроньтесь до генераторов – и проведете остаток жизни в тюрьме! Это я вам точно обещаю!

Глава 20

Автомобиль с заместителями шерифа из окружного управления прибыл на несколько минут позднее машины полиции. Уизерс сказал новоприбывшим, чтобы они разместились у входа в подъездной туннель на случай, если Крамер попытается сбежать в этом направлении, а потом повернулся к полисменам Колле и Саймону, стоявшим в вестибюле диспетчерской в ожидании дальнейших указаний.

– Он вернулся в смотровые галереи, – сказал Уизерс. – Видите эти ступеньки? Двумя пролетами ниже турбинный зал. В дальнем конце его стальная дверь. Я видел по монитору, как он вошел в нее.

– А он не вооружен? Ты уверен?

– Почти наверняка нет.

– Он может причинить какой-нибудь ущерб?

– Нет, если будете держать его подальше от генераторов. Может разбить кое-какую аппаратуру, дернуть некоторые провода. Но ничего слишком уж разрушительного.

– Мы постережем внизу, пока не подойдет кто-нибудь из твоих, кто знает эти туннели.

– Хорошо. – Внимание Уизерса привлек красный огонек, вспыхнувший на приборной панели слева. – Подождите-ка минутку... Господи, да он же в лифте!

Уизерс, хотя сам никогда там не бывал, знал, что внутри заборно-вентиляционного канала имеется лифт на одного. Ему следовало бы сообразить, что Крамер о нем знает. Красный огонек показал, что лифт в работе, а табло продемонстрировало, что его кабина находится на высоте двухсот метров и уверенно ползет к верхней площадке на отметке двести пятьдесят метров. С легкой улыбкой Уизерс перевел рычажок выключателя к надписи «Отключено». Стрелка на табло остановилась, а потом стала медленно отклоняться влево; чтобы кабина вернулась на дно шахты, требовалось примерно пять минут, когда она туда попадет, нарушителя встретят Уизерс и двое полисменов. Он открыл дверь диспетчерской и побежал к ступенькам.

– Пошли! – крикнул он, махая руками полицейским, чтобы они следовали за ним. – Он в ловушке, в лифте. Сейчас сцапаем!

Звуки прыжков троих мужчин, бегущих вниз по ступенькам, заглушили слабую пульсирующую вибрацию и жужжание генераторов. В диспетчерской загорелась серия огоньков, обозначающих усиление капели, потом они отключились, поскольку электрическую цепь замкнула влага. Затрезвонили два телефона.

Кабина лифта была просто открытой коробкой на платформе площадью в три десятых квадратного метра. Решетчатая изгородь высотой до талии отгораживала пассажира от бетонных стен канала. Одна из них была покрыта водоводными и вентиляционными трубами и пучками электропроводки. По другой стене, в вертикальной выемке квадратного сечения со стороной шестьдесят сантиметров, по всей высоте канала шли стальные скиты лестницы.

Фил прокрутил в памяти чертежи канала, которые изучал в мотеле. На верхней площадке лестничный пролет, ведущий к крышке люка. Открыв ее, он окажется снаружи, в шести метрах над поверхностью озера и примерно в шестидесяти метрах от берега.

Поднимаясь, кабина дребезжала, стукаясь о стальные направляющие. Фил покрепче прижался к перилам и смотрел вверх. Стальные затворы водозаборных труб, через которые вода из водохранилища поступала в канал, отстояли один от другого на двадцать пять метров, и каждый был отмечен огоньком. Он изо всех сил отжимал книзу рукоятку управления, силясь заставить кабину двигаться быстрее ее мучительно низкой предельной скорости. Был уверен, что достаточно опередил преследователей, чтобы доплыть до берега, отыскать телефон и протрубить тревогу до того, как Уизерс и эти полисмены выяснят, куда он делся.

Он не сводил глаз с последнего огонька, который находился в сорока пяти метрах над ним и медленно приближался. Вдруг кабина, слегка накренившись, остановилась.

– И что же теперь? – громко спросил он, дергая рукоятку. Первой мыслью было, что вода поднялась настолько высоко, что

вырубила генераторы... Но нет, ведь огоньки все еще горели. Может

быть, отключение только временное?

– Ну давай же, ты, ублюдок! – заорал он, ударив ногой по решетчатой загородке, дергая рукоятку взад и вперед.

Когда кабина начала опускаться. Фил сообразил, что Уизерс обнаружил, где он, и воспользовался устройством для экстренного возвращения лифта вниз. Он взобрался на ограждение, уцепился за одну из скоб лестницы, шагнул в сторону от проезжавшей мимо кабины и прижался всем телом к лестнице. Когда верхняя рама проехала вниз, начал карабкаться вверх. Скобы были мокрыми от струившейся по стенам воды, и он с трудом удерживал на них ноги, а сталь была очень холодной, и Фил боялся, что руки примерзнут к скобам, если он остановится. Он не сводил глаз с огонька над ним и старался не думать, что произойдет, если он не удержится и сорвется.

После нескольких минут упорного продвижения на руках он наконец добрался до верхней площадки. Сошел с лестницы и протиснулся в прямоугольное отверстие в бетонной стене. Лязганье и скрип шкивов и тросов прекратились: кабина достигла дна. Снизу долетели слабые звуки взволнованных голосов. Делегация, собиравшаяся его приветствовать, явно была огорчена.

Фил взбежал по ступенькам, распахнул крышку люка и выкарабкался наружу. С чувством глубокого облегчения, ибо спасся из смертельной ловушки, опустился на колени, чтобы перевести дух и оглядеться. Он находился на краю сооружения, напоминавшего, когда он впервые увидел его со смотровой площадки, бетонный бублик, плавающий в водохранилище. Луна красовалась на западной стороне неба и скоро должна была зайти, но пока еще купала в свете долину и проложила след на воде. Небо полно звезд, воздух недвижен, не слышно ни звука. Плотина, тянущаяся низкой стеной насколько видел глаз, казалась естественной частью пейзажа.

Это была картина такого спокойствия, что Фил начал сомневаться, а не сыграл с ним его разум какой-либо шутки? Уж не вообразил ли он просто-напросто всего того, через что минуту назад прошел? В течение часа с лишним он пытался спастись от некоего сюрреалистического кошмара, кровь полна адреналина, а у губ затаился вопль. Но под звездным куполом ночного неба в тишине окрестных лесов не было ничего, кроме абсолютного покоя. Пережитые ужас, паника и надвигающееся несчастье показались почти абсурдными. Возможно, растрескавшаяся рушащаяся дамба существовала только в его сознании. Возможно, Уизерс, этот кем-то изготовленный апатичный робот, был прав, не обратив внимания на его неистовую истерику.

Если я сумасшедший, подумал он, поднимаясь на ноги, они могут запереть меня на замок. А если нет, мне лучше бы двигаться. Вода, которую я видел бьющей фонтаном в нижних галереях, не была галлюцинацией. И я не вообразил себе это мертвое тело: я все еще чувствую его холодные мокрые руки вокруг своей шеи. Я должен добраться до какого-нибудь телефона... Легавые, возможно, уже в пути, чтобы задержать меня.

Фил положил ключ зажигания от своей машины между щекой и десной справа, а слева – две десятицентовые монетки, которые обнаружил в кармане. Они должны быть под рукой, если единственный телефон, который сможет отыскать, окажется общественным автоматом. Он снял туфли, носки, рубашку и брюки, сложил все аккуратной стопкой.

– Если все обойдется, – сказал он своей одежде, – я за тобой вернусь.

Он повернулся и соскользнул с края бетона, одной рукой прикрыв мошонку, а другой защемив нос. Шок от прикосновения холодной воды возбудил прилив энергии, и он поплыл к берегу ловкими, сильными гребками.

Глава 21

Герман Болен лежал на боку в постели, хмуро глядя на телефонный аппарат. Связь была плохой, и, чтобы расслышать слова, приходилось напрягаться.

– Он сказал, что видел труп?

– Да, сэр, – донесся голос Уизерса. – Это, должно быть, Джефферс. Когда я ходил с полицейскими к лифту, видел его автомобиль за последней турбиной.

Болен рухнул на спину и уставился в потолок. Джефферс! Мертвый! Мертв потому, что я отправил его в эту дыру посреди ночи... но он ли это?

– Это Джефферс или нет? – спросил он с внезапным раздражением, отбросив одеяло и усевшись на край кровати. – Есть там тело или его там нет? Вы не спускались вниз, чтобы удостовериться?

– Дела заварились такие, что у меня не было ни единой возможности.

– Так пошлите тогда кого-нибудь другого! Вызвали Купера и Риггса?

– Они прискакали только что. Помогают снаружи полицейским...

– К черту все, Уизерс! Хочу, чтобы кто-нибудь спустился вниз немедленно! – Болен прикрыл ладонью микрофон и повернулся к жене, стоявшей по другую сторону постели, натягивая халат. – Тупость этого парня совершенно невероятна. – Он снова взялся за телефон и спросил Уизерса, что еще говорил Крамер.

– Он сказал, что вода, мол, отовсюду бьет струями и разносит дамбу. Он достал пальцем какую-то грязь из кармана своей рубахи и провел ею полосу поперек стекла, будто это должно было что-то доказать.

– О Господи!

– Я не позволил себе растревожиться из-за всего этого. Вы же предупредили, что он собирается сказать, будто дамба рушится. Мои датчики показывают, два насоса вышли из строя, поэтому я и так знал, что там накапливается вода. Когда он увидел труп или подумал, что его увидел, он, как я смекаю, впал в истерику. Вам надо бы посмотреть, как он вопит и размахивает руками. Определенно ненормальный. Я не думаю, что его версия может реально соотноситься с тем, как в действительности обстоят дела.

– Ради всего святого, Уизерс! Надеюсь, у него просто были галлюцинации. А какова ваша версия насчет того, как в действительности обстоят дела?

– Похоже, что все три насоса в нижней галерее вышли из строя. Я не получаю никаких новых данных по колодцам-накопителям. Дистанционные датчики в галерее тоже отключились. Предполагаю, галерея залита водой.

– Великолепно, – сказал Болен с едким сарказмом. – Ну просто великолепно. А что же Крамер? Вы говорите, полиция загнала его в угол?

– Они видели, как он бежал через дорогу у левой смотровой площадки и на нем не было ничего, кроме трусов. Прячется в одном из зданий на строительном дворе. Они думают, что через несколько минут его поймают.

– Что еще за строительный двор?

– Братья Митчеллы заключили контракт с округом на расширение дороги.

– Свяжитесь с Леонардом Митчеллом и дайте задание откачать воду из нижних туннелей. Мы должны привести эти три насоса в действие, и немедленно! Бог мой, к нам же к полудню приедет парень из безопасности плотин! Скажите Куперу и Риггсу, чтобы они оставили Крамера полицейским. Мне от них нужен отчет о том, что происходит там, внизу. Я собираюсь выехать из Беверли-Хиллз прямо сейчас. – Стоявшие у кровати часы показывали 5.30 утра. – Думаю, смогу быть у вас через три часа. До восьми утра никаких коммерческих рейсов, а в Саттертоне нет аэродрома для самолета нашей компании «Лиэр», так что полечу на собственном самолете. Сяду прямо на плотину. – Болен повесил трубку и начал торопливо одеваться, сказав жене: – Постараюсь вернуться сегодня в конце дня. Когда Теодор проснется, скажи ему, что мне пришлось отправиться в ущелье Сьерра из-за ситуации с Крамером. Позвоню оттуда, как только смогу. Ты можешь позвонить Стелле? Посмотри, не удастся ли уговорить ее не выдвигать обвинения.

В гостевой спальне внизу Рошек осторожно опустил отводную телефонную трубку. Он перетащил себя из постели в кресло и уставился в темноту. Его челюсти напряглись, а губы сжались в тонкую линию.

Поднявшись по скалистому склону от водохранилища к дороге, дрожащий от холода Фил остановился, соображая, в какую сторону повернуть. До Саттертона минимум полтора километра вниз по холму направо. Смотровая площадка ближе, вверх по дороге влево, но он не приметил там телефона-автомата. По другую сторону дороги высились топливные и водяные цистерны. Похоже, это асфальтовая фабрика с несколькими строениями из гофрированного металла. На фоне неба виднелись провода, веером тянущиеся к этим строениям от столба неподалеку. Один из проводов мог быть телефонной линией. Фил рысцой потрусил через дорогу, чертыхаясь сквозь напряженное дыхание, когда в голые ступни врезалась галька.

Он почти добрался до тени на другой стороне дороги, но тут из-за ее изгиба вынырнула какая-то машина, и на мгновение Фил оказался в лучах фар. Он кинулся между двумя припаркованными гусеничными тракторами, надеясь, что его не заметили, и подергал ближайшую дверь. Она оказалась крепко запертой. Он побежал к задней стороне строения, почти прижатой к крутому утесу, увидел там ряд широких окон с верхним креплением на петлях, разбил одно из них камнем. Едва успел осторожно забраться внутрь, как услышал шум затормозившего на гравии автомобиля. Потрескивание двустороннего радиопередатчика и обрывки разговора подтвердили его опасения: это была полиция.

– Подозреваемый находится на строительном дворе на Стерлинг-роуд. У него нет шансов. Утес слишком крутой, не вскарабкаться. Возможно, он в одном из строений. Слушай, да ты просто пошли всех туда наверх, ладно? А мы постережем здесь, чтобы не улизнул.

Фил ежился и обнимал себя руками от холода, глаза его постепенно привыкали к темноте. Над ним смутно вырисовывались силуэты двух грузовиков-вездеходов с бульдозерными ножами. Скаты высотой два с половиной метра, а в кабину можно забраться только по лестнице. Один из них стоял на мощных блоках, задние колеса сняты. На рабочей скамье под окнами лежала куча замасленных тряпок. Он сгреб их и вытерся, разглаживая кожу на предплечьях. То, что при первом взгляде показалось стоявшим у стены и уставившимся на него человеком, превратилось в два белых рабочих комбинезона, висевших на вешалке. Он надел один из них, налетев при этом на стойку с инструментами. А снаружи подъехал второй автомобиль, потом третий. В мгновенную вспышку света фар Фил успел разглядеть, что его окружают. В дальнем углу находился какой-то кабинет, отгороженный от основного помещения стеклянными стенами и фанерой. Фил пробрался туда, перед каждым шагом ощупывая пол пальцами ног.

– Никакой стрельбы, – услышал он чей-то властный голос. – Там всюду емкости с топливом, а может, и с взрывчаткой.

– Да, – прошептал Фил, на ощупь пробираясь вперед, – давайте уж обойдемся без стрельбы. Подозреваемый ненавидит стрельбу.

В кабинете был письменный стол, а на столе телефонный аппарат. Фил поднес трубку к уху и облегченно закрыл глаза, услышав звук подключения. Спустя минуту отозвалась Джанет Сэндифер.

– Фил, Бог мой, ведь пять часов утра! Ты где? Ты попал на плотину?

– Попасть туда оказалось легко, а вот выбраться наружу чертовски трудно. За мной гонится полиция, загнали в какой-то гараж. Плотина рушится, теперь я в этом уверен. Вода вливается в туннели под давлением. Ты должна протрубить тревогу...

– Что-что?

– ...и устроить такую суматоху, какую только сможешь. Плотина рушится, и я никого не могу заставить поверить в это. Меня вот-вот арестуют за вторжение в чужое владение или еще за какую-нибудь хреновину. Говори всем, что плотина рушится. Звони в города ниже по течению, звони шерифу, звони своей матери. В штате должно быть что-то вроде службы катастроф... и туда позвони.

– Плотина рушится? Ты хочешь сказать, вот прямо сейчас, да?

– Прямо сейчас. Плотина в аварийном состоянии.

– Ты меня разыгрываешь. Это звучит как-то забавно. Твой голос...

– Я тебя не разыгрываю! Если мой голос и звучит забавно, то это, возможно, потому, что я перепуган до смерти. Я окружен полицейскими с пистолетами! Здесь тысячи людей спят под этой плотиной, и я единственный, кто знает, что она рушится...

– А разве полицейские не могут увидеть, что она рушится?

– Здесь нечего видеть, если не знаешь точно, куда надо смотреть. Вода с грязью просочилась, по всей вероятности, со стороны нижнего бьефа как раз там, где и определил компьютер. Но сейчас еще темно, и я не могу добиться, чтобы кто-нибудь меня выслушал. Ты моя единственная надежда... И это единственный телефонный звонок, который мне удастся сделать. Возможно, мой голос звучит забавно, но я уверен, черт подери, что ничего забавного тут нет. Мне не смеяться хочется, а плакать, если желаешь знать правду. Джанет, еще есть время, чтоб эвакуировать город. Ты должна поверить мне! Я знаю, я прав! И не шучу! Ты должна сделать все, что сможешь... пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

– Я верю тебе. Я сделаю все, что смогу. Многого ли смогу добиться из Санта-Моники, не знаю, но сделаю все, что только смогу. Фил! Я беспокоюсь. Насчет тебя. Не делай больше никаких попыток. Ты и так уже сделал достаточно. Хорошо?

Фил облегченно закрыл глаза.

– Вот так! Я знал, что могу на тебя рассчитывать. Все, я вынужден повесить трубку. Удачи тебе!

– Не делай больше никаких попыток! Обещаешь?

– Только еще одну. А потом – все. Потом это ляжет на тебя. Могу попробовать еще один трюк... Завтра прочтешь в газетах.

Когда начальник полиция Хартли прибыл на строительный двор, один из полицейских доложил обстановку. Обнаружили следы босых ног, идущие к задней части главного строения, там разбито оконное стекло. Заместитель шерифа попытался было с фонарем заглянуть внутрь, но в него едва не попал гаечный ключ, брошенный подозреваемым.

– Дайте мегафон, – сказал Хартли, – попытаюсь уговорить. – Затем вместе с несколькими помощниками он пригнулся к земле позади своей машины и поднес мегафон ко рту. – Говорит Уилсон "Хартли, – сказал он, и голос прогремел в тихом ночном воздухе, эхом отразившись от утеса позади строения. – Я начальник полиции Саттертона. Вы вполне можете сдаться нам, мистер Крамер. Просто спокойно выходите в эту дверь с поднятыми руками, и вам не причинят никакого вреда. Не заставляйте нас бросить внутрь шашку со слезоточивым газом. Вам это совсем не понравится.

Он опустил мегафон и прислушался, ожидая ответа. К своему удивлению, он его получил. За тридцатилетнюю карьеру полицейского мирного времени он шесть раз участвовал в поимке сбежавших подростков, беглецов из тюрем и грабителей, которые прятались в тех или иных сооружениях. И ни один из них ни разу не ответил на первый призыв сдаться.

– Вы обещаете не стрелять? – раздался голос изнутри здания. Хартли расширившимися глазами посмотрел на стоящего рядом заместителя.

– В округе Каспар мы не стреляем в лиц, вторгшихся в чужое владение, – ответил Хартли через мегафон. – Мои люди не станут стрелять, если только я не отдам им прямого приказа.

– Отлично, – донесся приглушенный ответ, – потому что у меня нет никакого оружия. У вас в этом передо мной большое преимущество. Я ненавижу оружие и стрельбу. Оружие и стрельба опасны для жизни.

– Что он сказал? – прошептал Хартли своему заместителю.

– Я не расслышал. Что-то насчет жизни.

– Если удается их разговорить, – продолжил начальник полиции шепотом, – обычно уже не делают ничего безумного. Установить контакт – вот главное.

– Я расслышал это, – произнес голос изнутри здания. – Контакт обоюдный. Сумеешь разговорить полицейского, и он тоже, как правило, не делает ничего безумного. А как вам нравится работа в полиции? Ваша жена не тревожится?

Хартли неодобрительно посмотрел на мегафон и щелчком несколько раз попереключал рычажок туда-сюда.

– Мы поговорим об этом попозже, – сказал он, удостоверившись наконец, что понял, как включается мегафон. – А сейчас мы хотим, чтобы вы вышли, прежде чем кому-нибудь будет причинен вред. Вокруг множество тех, кто жаждет вернуться к своим обычным обязанностям.

– Так и я того же хочу, – произнес голос. – Знаю, можем поговорить и попозже, но должны поговорить сейчас. Плотина рушится, вам никто этого не говорил? Я это знаю, потому что я гражданский инженер. Из штата Канзас. Вы и ваши люди должны разбудить город, вместо того чтобы терроризировать гражданского инженера, который пытается оказать всем услугу и уверен, что прав. Он не может вам не понравиться, несмотря на застенчивость, доставшуюся ему в наследство Бог знает от чего в детстве.

– Господи, – прошептал Хартли, – этот парень в самом деле чокнутый.

– И это я уже слышал, – сказал голос. – Никакой я не чокнутый. Меня это обижает.

Хартли рассерженно потряс мегафоном.

– Как же все-таки, черт подери, работает эта штуковина? Как надо эту хреновину отключать?

– Должно быть, что-то заело, – сказал заместитель.

– Я так много говорю потому, – сказал голос, – что тяну время. Проверяю кое-что. Еще не совсем готов выйти, но уже почти. Ну вот, теперь, полагаю, готов. А вы готовы, шериф?

– Я не шериф, я начальник полиции. Мы готовы. Выходите спокойно и медленно. Держите руки над головой.

– Я не стану держать руки над головой. Получится, что я сам себя обвиняю, а это уменьшит мои шансы на справедливый суд. Я намерен обратиться с этим делом от начала и до конца к руководству Американского общества гражданских инженеров. Видите дверь гаража, шериф? Я нажму кнопку, которая ее открывает. А потом выйду отсюда. Хочу сказать: я выхожу вон.

И прежде чем Хартли смог что-либо ответить на то, что, по его разумению, было в каком-то смысле отвержением его ультиматума, подвешенная к рельсу дверь, громыхая, откатилась, открыв проем, достаточный для прохода самых огромных строительных машин. Хартли, вглядывавшегося в темноту внутри строения, напугали две замигавшие фары. Послышался рев дизеля, и из двери показался пятнадцатитонный самосвал. Одно из гигантских колес коснулось автомобиля начальника полиции и отшвырнуло его в сторону, будто пластмассовую игрушку. Прежде чем кто-либо опомнился, самосвал выехал со двора и свернул влево на шоссе. Заместитель поднял винтовку.

– Дайте приказ, – прошептал он, прицеливаясь.

– Никакой стрельбы, – скомандовал Хартли, прыгая в свой автомобиль. – Он может потерять управление и врезаться в какой-нибудь дом. Попытайтесь обогнать и поставить свою машину поперек дороги. А я прикажу по радио, чтобы ее там впереди заблокировали. В этом драндулете далеко не уедешь.

Хартли с силой нажал на газ и умчался, взметнув гравий. Включил мигалки на крыше, электронную сирену и менее чем через минуту нагнал самосвал. Когда попытался протиснуться слева, грузовик свернул прямо на узкую дорожку, пересекавшую плотину.

– Куда же, черт подери, он рассчитывает попасть? – сказал Хартли, тормозя и вывертывая рулевое колесо резко вправо, чтобы вписаться в поворот. – Ему нипочем не преодолеть крутые изгибы дороги на той стороне.

Сидевший рядом заместитель опустил свое стекло и снова начал целиться из винтовки.

– Позвольте прострелить ему шины, босс.

Хартли в нерешительности поджал губы.

– Господи, готов побиться об заклад, что эти огромные хреновины стоят по пять тысяч баксов каждая! Ну ладно, давай... Подожди, он останавливается! Поднимает кузов...

Хартли ударил по тормозам и плотно прижался к рулю, пока машина, буксуя, останавливалась. Ее капот замер под задней частью грузовика.

– Пошли, – сказал Хартли, – давай поймаем его. Но прежде чем они успели открыть двери, их автомобиль яростно встряхнуло. Десять тонн раскрошенной скальной породы высыпались из наклонного кузова на капот полицейской машины и завалили ее с боков. Когда оба выбрались через задние окна, позади застыла колонна из семи машин полиции и шерифа. А самосвал уже неуклюже катил прочь, и его поднятый кузов прорисовывался на фоне сереющего неба.

Глава 22

Фил остановил грузовик, когда увидел цифры «50+00», выведенные по трафарету на бетонном выступе дороги, идущей по гребню холма. Согласно данным, которые Джанет сообщила, когда он звонил из мотеля, наиболее вероятное место аварии со стороны нижнего бьефа находилось между отметкой 592 метра и этой вот точкой. Он сошел по лесенке из кабины на землю. На нем были найденный в гараже белый рабочий комбинезон, плохо сидящий, и резиновые сапоги по колено. Увидел приближающиеся в полукилометре фары, услышал сирену. Значит, одному из полицейских автомобилей удалось объехать кучу скального грунта.

Фил перебрался через перила и посмотрел на фасад плотины, ее крутой склон, исчезающий далеко внизу в тенях и тумане. Единственным звуком был грохот со дна водослива. Вдалеке, слева от основания плотины, на другой стороне реки находилась автостоянка для сотрудников распределительного устройства и электростанции.

Теперь там притаились уже шесть машин, включая его собственную. Несмотря на две спущенные передние покрышки и смятую переднюю часть, любимая развалюха выглядела обнадеживающе. Его язык коснулся ключа зажигания, все еще зажатого между щекой и десной.

Гребень плотины находился в трехстах двадцати метрах над уровнем моря, а предсказанная точка аварии – на высоте сто четырнадцать. Длинный спуск. Издалека фасад плотины выглядел совершенно гладким, точно поверхность стола, но в действительности состоял из грубых обломков скал, вырубленных в каменоломнях. Длина их со стороны, примыкавшей к утрамбованному земляному ложу, составляла несколько десятков сантиметров. Фил перепрыгнул через перила, свесился на мгновение с края бетонной дорожки и спрыгнул на верхнюю часть склона. Он услышал, как над ним остановился автомобиль, и открылись двери. Он начал спускаться вниз так быстро, как только мог, чтобы при этом не потерять равновесия.

– Возвращайся сюда наверх, – прокричал чей-то голос, – а не то наберешься неприятностей на целый горшок для дерьма.

– Я уже в целом горшке для дерьма, полном неприятностей, – ответил Фил, бросившись бежать вниз по скалам.

– Стой или буду стрелять!

Фил остановился. Два полисмена смотрели на него с шестиметровой высоты.

– Вы не станете стрелять в безобидного, невооруженного инженера. Начальник полиции приказал не стрелять без особого приказа. А вы не собираетесь последовать за мной? Я хотел бы этого. Покажу, где протекает плотина. И тогда узнаете, что я не такой чокнутый, как вы воображаете. Идет?

– Ах ты, сукин сын! Джон, сообщи по радио, что он спускается вниз по плотине примерно в ста восьмидесяти метрах от водослива. Пускай отправят кого-нибудь туда, вниз. А я пойду за ним. Оставайся здесь на случай, если кинется обратно.

Полицейский перепрыгнул через перила. Сложив руки рупором, крикнул:

– Даю тебе последний шанс остановиться. Если заставишь меня карабкаться вниз по всей проклятой плотине, сверну тебе шею, когда поймаю.

Ответа не последовало.

Звонили снова из Центра распределения электроэнергии.

– Ванчо-Секо придется снять напряжение большее, чем мы думали, – сказал диспетчер. – Нам нужно сорок дополнительных мегаватт из ущелья Сьерра, а не двадцать, как просили раньше.

– Никаких проблем, – сказал Уизерс, добавив голосу уверенности. – У нас здесь уйма воды.

В диспетчерскую вошли прибывшие Риггс и Купер.

– Секундочку, – сказал Уизерс, прикрыл микрофон ладонью и сообщил Риггсу и Куперу, что Болен уже в пути.

– Здорово психует. Хочет, чтобы вы визуально обследовали галерею и имели наготове доклад, когда он сюда доберется. Риггс, который был постарше и посолиднее, застонал.

– Нижние галереи?

Уизерс кивнул.

– Галерея D. Поищите там труп. Этот парень говорил, будто видел его. Возможно, это Джефферс. Отправляйтесь, у меня на линии диспетчер из Центра распределения электроэнергии.

Упоминание о Джефферсе взбудоражило Риггса и Купера. Они взглянули друг на друга и бегом кинулись к туннелям.

– Отлично, – сказал Уизерс в трубку, – стало быть, вам нужно немного дополнительной энергии. Сорок мегаватт, да? Ну, это нетрудно. Хотите получить ее разом?

– Пустите половину на линию через полчаса, а остальное – еще через полчаса.

– Идет. Будет сделано.

– У вас там вроде бы какие-то неприятности, а? Говорили, перезвоните мне, да так и не позвонили.

– Неприятности? Нет никаких неприятностей. Ну, была маленькая неприятность с одним из наших служащих. По сути, с бывшим служащим. Он заболел, и я сказал, чтобы он отправлялся домой, но он не ушел, принялся носиться вокруг. Ну и устроил, доложу я вам, кутерьму! Теперь ушел, и все спокойно.

Уизерс посмотрел на один из телеэкранов и сузил глаза. В полуоткрытой двери в конце турбинного зала что-то блестело. Неужто вода?

– Хорошо, – сказал диспетчер. – Рад слышать. И еще одно: у нас тут проблема с усилением частоты в предгорном секторе энергетической системы. Возможно, это связано с ущельем Сьерра, а возможно, с одной из автоматических подстанций ниже по течению. Какие у вас показания? Продиктуйте по каждому вашему агрегату.

Уизерс развернул свое кресло вправо и взглянул на ряды измерителей частоты. Все стрелки были на нуле.

– Что за черт его поде...

– Прошу прощения?

Уизерс привстал, наклонившись к циферблатам.

– Не могу точно разглядеть отсюда. Перезвоню через минуту. Проверю заодно и графики за последнюю пару часов.

– Да, пожалуйста.

Он повесил трубку и бросился к блоку датчиков генератора. Постучал пальцем по стеклянным крышкам циферблатов, а потом несильно ударил ребром ладони и по всей панели. Все циферблаты в пределах поля зрения Уизерса показывали ноль.

– Это все этот проклятый сукин сын, – сказал он, бегом возвращаясь к своему креслу. – Он, должно быть, отключил все детекторные прерыватели или устроил еще какую-нибудь хреновину.

Чертыхаясь, он проверил серию соединений, пытаясь выяснить, на какую часть системы это повлияло. Лампы над головой потускнели, а потом, когда заработал дублирующий дизель-генератор в соседней комнате, загорелись ярче прежнего. На телевизионном мониторе позади него серебристая полоса, которую он увидел в двери турбинного зала, выросла в небольшой водный поток, заструившийся по короткому маршу бетонных ступеней. Через окна он увидел, как Риггс бежит к нему, размахивая руками.

Фил стоял на плоской скальной площадке, оглядывая всю местность. Насколько он мог определить, это была как раз та точка, в которой, согласно оценке компьютера, наиболее вероятна авария. Но ничего подобного здесь не было. Даже никакой течи. Небо достаточно посветлело, и фасад плотины стал обозримым на триста метров в любом направлении. Нигде ни малейшего следа сырости. Сухо, как в Долине смерти.

– Так, черт подери, – сказал Фил, глядя на полицейских, пробиравшихся к нему сверху и снизу. – Вот тебе и математическая модель.

Он устало сел, положив руки на колени. Почувствовал боль в ногах. Начали сказываться два часа лазания вверх и вниз по ступеням и лестницам, бегания по туннелям, плавания через водохранилище и карабканья вниз по плотине. Ему ни в коем случае не следовало бросать бег трусцой.

Преследовавший сверху полицейский добрался первым. Мгновение постоял рядом с Филом, успокаивая дыхание и глядя на него с отвращением, искривившим углы рта.

– Я полисмен Ли Саймон, – сказал он, – нагрудный знак тысяча четыреста шестьдесят три, и арестую вас от имени управления полиции Саттертона. Закон обязывает меня предупредить, что любое заявление, которое вы сделаете, может быть использовано против вас. И так, черт подери, будет, раз уж я должен об этом сказать. Не могли бы вы подняться наверх вместо того, чтобы заставлять меня спускаться туда, вниз, разорвав при этом свои брюки, черт бы вас подрал?

Фил проникновенно вздохнул и с отчаянием посмотрел вверх.

– Я вынудил вас спуститься сюда, вниз, чтобы показать протечку в плотине. Как видите, здесь никакой протечки нет, и это выставляет меня... в невыгодном свете. В компьютерной индустрии есть старая поговорка: «Мусор внутрь и мусор наружу». Это означает, что...

На его плечи опустились руки. Теперь его окружили трое полицейских. Только что прибывшие двое тяжело дышали и выглядели вовсе не дружелюбно.

– Видишь это? – спросил первый полицейский. – Наручники. А такое видал? Это дубинка для ночных дежурств. Давай свои лапы, чтобы я мог защелкнуть наручники, не то познакомлю свою дубинку с твоей башкой.

– Хорошо сказано, – заметил Фил, – только вот в наручниках нужды нет. Сдаюсь. Сожалею, что доставил вам так много хлопот.

– Да уж доставил, – сказал полицейский, пристегивая запястья Фила одно к другому. – Я, кажется, так стер ноги, что неделю не смогу ходить. Ну-ка, пошли.

Фила рывком поставили на ноги. Он сморщился от боли в икрах и бедрах.

– Предположим, я захромаю, – сказал он. – Отнесете меня до автомобиля?

– Если захромаешь, мы покатим тебя пинками, как футбольный мяч.

У подножия плотины они шли гуськом по тропе на стыке насыпи и естественного склона холма.

– Глядя на плотину, купающуюся в свете утренней зари, – сказал Фил, – нипочем не предположить, что она вот-вот развалится на части, не так ли? Выглядит неуязвимой.

– Господи, ну что за работа, – сказал один из полицейских, не обращая внимания на замечания Фила. – Я сегодня собирался рыбку половить. А теперь пиши пропало, придется несколько часов потратить на отчет, как мы задерживали этого проклятого засранца.

– Видимость может быть обманчивой, – продолжал Фил. – Плотина кровоточит, это факт. Можно ли ее спасти быстрыми действиями, не знаю, но то, чего добился, пытаясь предупредить людей, что-нибудь да значит... Даю восемь против пяти, что к полудню плотины здесь не будет.

– Уж не ты ли смахнешь ее, паренек? Ладно, объяснишь это в понедельник в суде. Мы поместим тебя в замечательную тюрьму. Самую замечательную тюрьму, которая у нас только есть. В ней сможешь рассказывать о плотине новым приятелям, с кем там познакомишься.

– Вы не должны сажать меня в тюрьму. Это будет напрасной тратой денег налогоплательщиков. Лучше просто высадите на автобусной остановке.

– Ну, тюрьма как раз там, так что мы и ею можем воспользоваться.

– Вы выглядите разумными. Внутри плотины вырываются на свободу все силы ада. Водохранилище вот прямо сию минуту просачивается в смотровые галереи. Рано или поздно оно пробьет себе дорогу к фасаду, обращенному к нижнему бьефу. Тогда можете начать отсчет по минутам. Надо трубить тревогу, а не волочь меня в тюрьму.

– Вот и расскажешь это судье.

Полицейский, возглавлявший шествие, предупредил остальных, что тропа неровная.

– Вы не можете посадить меня в тюрьму, – сказал Фил голосом, в котором начинала зарождаться тревога. – Я там утону. Я же ничего не сделал. Это мое первое нарушение. Обещаю, больше никогда не буду врываться на эту плотину. Я же ничего не украл и не причинил никакого ущерба.

– Никакого ущерба, говоришь? – сказал полицейский, идущий позади Фила и подталкивавший его в плечо. – Да ты уничтожил спецмашину шефа, похоронив ее в камнях. Вот что ты сделал.

– Я сделал? Это несчастный случай. Нажал не ту кнопку. Я пытался включить радио. Бог мой, не сажайте меня в тюрьму сейчас!

– А он побольше, чем когда мы поднимались вверх, – сказал идущий впереди полицейский, перепрыгивая через какой-то ручеек. – Черт подери, мои ботинки промокли.

Фил остановился.

– На какой высоте тюрьма? Она что, ниже линии затопления при катастрофической аварии дамбы?

Он посмотрел на свои резиновые сапоги, утонувшие в грязи. Перед ним тропинку пересекал поток бурой воды шириной в несколько десятков сантиметров и глубиной сантиметров от двух до пяти. Фил взглядом проследил за ним до той точки, откуда он вытекал из-под нижнего края скального блока на фасаде плотины. Полицейский за спиной снова принялся толкать его в плечо, говоря, чтоб не останавливался. Но Фил стоял, словно пригвожденный, переводя взгляд от своих сапог к плотине. Выражение лица изменилось от отчаяния к торжеству.

– Подождите минуту! Вот оно! Вот где протечка! Плотина рушится! – Он подпрыгнул. – Аллилуйя, ведь плотина рушится! Я же говорил, что не чокнутый, а вы не желали слушать! – Улыбка сошла с его лица, и он медленно прикрыл рот скованными руками. В благоговейном трепете прошептал: – Боже милостивый, плотина рушится!

Его сграбастали за обе руки и грубо пихнули вперед.

– Весенняя вода, – сказал один из полицейских. – В горах в это время года много ручьев.

– Но это никакая не гора, это плотина, – возразил Фил, пытаясь выкрутиться из чужих рук. – Вода в ручьях чистая, а эта грязная. – Его так быстро гнали толчками по тропе, что ноги едва касались земли. – Знаете, что скоро произойдет! Щель будет расширяться и расширяться, пока ее не перестанет что-либо сдерживать... Мы должны сообщить это властям... Позвольте мне сходить в...

– Мы и есть власти.

Они дошли до группы поджидавших полицейских автомобилей. Фила бросили на заднее сиденье. Он ринулся к дальней двери и попытался открыть ее, но там не оказалось никакой ручки. Он перекатился на спину и увидел полицейского Саймона, нацелившего на него свою ночную дубинку.

– Ты сейчас попадешь кое-куда, где быстро успокоишься, – сказал Саймон. – Если наткнемся на какого-нибудь инженера, мы ему расскажем, что видели какую-то струйку.

– Да я и есть инженер, – завопил Фил, – и я вам говорю, что эта струйка скоро станет потоком! Город необходимо эвакуировать! Вы что, не понимаете этого? Вы что, совершенно тупые?

Ему пришлось мгновенно пожалеть о том, что он произнес слово «тупые». Саймон плечом вперед протиснулся в машину и концом дубинки нажимал на Фила, пока его голова не откинулась назад и не прижалась к спинке сиденья.

– Занимайся своим делом, а мы уж займемся своим, хорошо? Твое дело – вторгаться в чужие владения и уничтожать собственность городских властей. Никакой ты не инженер, насколько мне известно. Для меня ты просто кусок дерьма. Итак, либо ты извинишься за то, что ты только что сказал, либо я поставлю тебе несколько фиолетовых синячков.

– Я искренне сожалею о том, что только что сказал.

Саймон сердито посмотрел на него, потом задом выбрался из машины и захлопнул дверь, фил повернул голову, откинулся лицом в обивку спинки и за десятиминутную поездку до городской тюрьмы Саттертона не издал ни единого звука. Он был в отчаянии не только из-за неудачной попытки убедить хоть кого-нибудь, что приближается катастрофа, и не только из-за ноющих ног и сильно болевшей губы. Когда дубинка полицейского Саймона зажала нос, он проглотил ключ от машины и двадцать центов.

Джанет Сэндифер налила стакан апельсинового сока и отнесла его вместе с телефонным аппаратом на обеденный стол. Села за него и положила два остро отточенных карандаша рядом с листом бумаги, на который выписала названия и номера телефонов учреждений, куда следовало позвонить. Прежде всего властям штата Калифорния. Ведь если рухнет самая высокая в стране плотина, они наверняка должны первыми узнать об этом.

Набрав номер 411, услышала записанный на пленку покровительственный голос, всегда приводивший ее в бешенство:

– Вы смогли бы реальным образом помочь сократить стоимость телефонных переговоров, если бы воспользовались вашей справочной книгой. Если нужный вам номер там не указан, оператор даст его вам. Пожалуйста, имейте это в виду.

– Почему я должна иметь это в виду, скотина, – сказала Джанет. – Я же не собираюсь сообщать о катастрофах с плотинами каждый день!

В трубке возник женский голос:

– По какому городу вам нужна служба справочной помощи?

– По всей вероятности, Сакраменто, но, может быть, и Лос-Анджелеса.

– Для связи со службой справочной помощи в Сакраменто наберите номер 916-555-1212.

– Я это знаю. Возможно, у управления штата, которое мне нужно, есть какой-нибудь филиал здесь.

– О каком управлении речь?

– Я не знаю наверняка. Я хочу сообщить о надвигающейся катастрофе плотины. О неминуемой катастрофе плотины.

– Как бы это звучало по буквам?

– Ну, в любом случае это начинается с "Н". Кому передать это сообщение?

– Из служб штата, начинающихся на букву "Н", у меня есть «Невосприимчивость к болезням» и «Наследственное налогообложение».

– А как насчет буквы "К", катастрофа? У штата нет чего-нибудь такого, что называлось бы службой катастроф?

– "К", как в имени «Карл»? У меня есть «Комитет школ по диагностике детей с неврологическими заболеваниями» и «Комитет штата по контролю над стоматологами».

– Я полагаю, мне лучше попробовать позвонить в Сакраменто.

– А эта плотина в Сакраменто?

– Нет. Благодарю вас за вашу помощь. Не знаю, откуда только телефонная компания добывает таких прекрасных людей для работы в такое раннее время.

– Если вам не удастся найти службу штата, которая вам нужна, наберите номер 916-322-9900.

– Это номер справочной службы штата?

– Он тут просто записан с пометкой: «Если вам не удастся найти службу штата, которая вам нужна».

– Огромное вам спасибо. О, Бог мой!

Оператор в Сакраменто напомнила Джанет, что большинство служб штата в конце недели закрыты, но даже и в будни они в половине шестого утра еще не работают.

– Но должно же быть что-то открыто в учреждениях штата, кроме вас.

– Очень немногое.

– Назовите хоть одно.

– Комната ночных сторожей.

– Не годится. Что еще?

– Служба экстренных ситуаций.

– Это оно! Это именно то, что нужно. Я хочу сообщить об экстренной ситуации. Большая плотина рушится, и я полагаю, кому-нибудь там у вас, быть может, захочется что-либо предпринять по этому поводу. К примеру, унести ноги.

– Вы, кажется, говорите несерьезно.

– Я чертовски серьезна! Я еще и раздражена. Я уже пять минут звоню по телефону и все еще не могу пробиться хоть к кому-нибудь. Самая крупная плотина в стране в ужасной опасности, и я не могу выяснить, кому об этом надо сообщить.

– Так, хорошо, я свяжу вас со службой экстренных ситуаций.

– Превосходно.

– Тут есть номера по угрозе радиации, землетрясениям, внезапной войне, ну, и так далее.

– Все что угодно! Быстрее!

Послышалось жужжание, а следом за ним серьезный голос, быстрый и чрезвычайно деловой:

– Служба экстренных ситуаций. Хоукинс.

– Я звоню, чтобы сообщить о разрушающейся плотине. Я туда попала?

– Разумеется, да. Вы на горячей линии по утечке бензина.

– Прорвалась плотина в ущелье Сьерра. Саттертон должен быть немедленно эвакуирован.

– Вы звоните с плотины?

– Нет, из Санта-Моники.

– Это Южно-калифорнийский центр контроля над катастрофами?

– О Господи! Я порой думаю о себе что-то в этом роде, это так, но в данный момент я просто частное лицо, пытающееся предупредить вас о протекающей плотине.

– Все плотины протекают, леди. Как вы попали на горячую линию утечки бензина?

– Вы не могли бы забыть об этом. Бога ради?

– Вы находитесь на большом расстоянии от ущелья Сьерра. У вас был какой-то вещий сон, что ли?

Джанет вдохнула и выдохнула сквозь стиснутые зубы, прежде чем ответить.

– Один инженер с этой дамбы позвонил мне и попросил, чтобы я поставила на ноги власти штата. Он сказал, что вода прорвалась в дренажные галереи и теперь только вопрос времени, когда она проложит себе путь через всю насыпь.

– Было очень мило с его стороны позвонить именно вам. Забавно, что он не позвонил нам. Или в полицию.

– Он не позвонил в полицию, потому что... потому что полиция позвонила ему. Там у всех руки сейчас заняты, как вы не понимаете? У этого инженера было время только для одного звонка, поэтому он и попросил меня поднять тревогу.

– Извините, но эти вещи так не делаются. Я не собираюсь давать приказ об эвакуации и мобилизовывать службы контроля над катастрофами по предложению домохозяйки из Санта-Моники, которой плохо спится. Я полагаю, вы неудачно шутите, и вежливо прошу вас отключиться от горячей линии по утечке бензина.

– Я никакая не домохозяйка, и насрать мне на вашу горячую линию по утечке бензина! Хотите сказать, что не собираетесь вообще ничего предпринять? Для какого тогда хрена нужна ваша служба экстренных ситуаций? Дождетесь, что об этом узнают газеты!

– Скажите вашему инженеру, чтобы он известил местные официальные власти, а в данном случае это управление полиции Саттертона или управление шерифа округа Каспар. Местные власти оценят эту просьбу и предпримут необходимые действия. Возможно, свяжутся с нашей службой, чтобы усилить функции штата по предупреждению и координации действий.

– Мой инженер не известил местные официальные власти, – рассерженно закричала Джанет, – потому что местные официальные власти хотят зубами вцепиться ему в задницу! Что до вашей задницы, то ее придется бинтовать, если хоть что-нибудь не предпримете!

– Мне не нравится, когда такими выражениями пользуется дама.

– Тогда ты просто свинья сраная и тупой кретин заодно, и пошел ты вообще в задницу!

Джанет швырнула трубку и в ярости принялась носиться по квартире, проклиная власти штата Калифорния, службу экстренных ситуаций и жестокий рок, который подсунул в ее жизнь Фила Крамера. После нескольких минут неистовства села и набрала следующий номер из списка, дав себе зарок никогда больше не связываться с мужчиной, который все принимает так близко к сердцу. Прислушиваясь к сигналам звонка, решила несколько переменить тактику, поскольку чистая правда, по всей видимости, была недостаточно убедительна.

Глава 23

Уизерс пристально наблюдал, как Риггс пробегает мимо окон диспетчерской и останавливается у дверей, возясь со своими ключами. Зазвонил телефон, и Уизерс автоматически ответил на звонок. Это был Леонард Митчелл, подрядчик.

– Да, мистер Митчелл, спасибо, что перезвонили. Вы не могли бы подождать секунду?

Риггс, задыхаясь, ворвался в комнату.

– Вода... вода просачивается из входа в галерею D... Надо ее перекрыть... Вода бежит в турбинные колодцы. Перекрывай все...

Он побежал к главному щиту управления и принялся дергать выключатели. Уизерс прыгнул за ним и сграбастал его руку.

– Ты что же делаешь? Мы не можем перекрыть... Я же должен начать давать дополнительные сорок мегаватт для...

– Вода...

– Ну, что вода? О какой воде ты говоришь? Риггс показал на телеэкраны мониторов.

– Об этой воде. Я надеюсь, мы еще сможем спасти генераторы... Когда Уизерс посмотрел на экраны, настала его очередь задохнуться. Поток воды толщиной сантиметров в тридцать лился из дверного проема, растекаясь по полу турбинного зала. Пока он ошеломленно наблюдал за этим, начал ритмически подавать голос какой-то гудок.

– А вот и предупредительная сирена, – сказал Риггс, манипулируя рычагами управления, которые должны были остановить массивные роторы генераторов. – Помоги мне, что ж ты?

– А где Купер?

– Он в туннелях, смотрит, не удастся ли определить, откуда поступает вода.

Уизерс тяжело сглотнул.

– Плотина рушится. Вот это-то Крамер и говорил.

– Послушай, – резко отпарировал Риггс. – Вода просачивается в турбинный зал. Это все, что мы знаем. Возможно, какое-то повреждение в линии стока. Возможно, какая-то трещина в защитном блоке со стороны верхнего бьефа. Вроде той, что была у нас лет пять назад. А может, в граните береговых опор. Да может быть десяток причин, которые вовсе не означают, что плотина рушится. Мы должны все перекрыть и разобраться, в чем причина. Давай-давай, надо работать.

Уизерс кивнул и поднял трубку телефона.

– Мистер Митчелл? Нам нужны от вас двенадцать человек и насосы. Подтяните все, какие есть на вашем строительном дворе, к нам сюда через южную сторону смотровой площадки. Можете это сделать?

– У нас есть несколько небольших. А у вас там много воды? До меня дошли слухи, что вроде плотина рушится, а?

– Нет-нет, с плотиной ничего не случилось. Вода поступает на электростанцию, и нам надо справиться с нею, пока она тут чего-нибудь не испортила. Думаем, дело вот в чем: все три наших насоса остановились одновременно... Что? Сирена? Так это предупреждение о том, что что-то не в порядке с дренажной системой. А вода у нас поступает со скоростью... Ух ты... ноль три кубометра в секунду. Сможете с этим справиться?

– Ну, я пригоню к вам нескольких человек и оборудование, и мы с этим разделаемся. А как собираетесь оплатить?.. Стоимость работы плюс пятнадцать процентов... или как? Я же должен оформить по расценкам работы в выходные дни, вы ведь знаете.

– Пока просто ведите записи, мистер Митчелл, держите это в секрете, пока не узнаем, с чем столкнулись. Мы не хотим паники.

– Понимаю. Ну, я начинаю действовать.

Уизерс показал Риггсу на ряды бездействующих измерительных приборов. Все соединенные с отсеками насыпи ниже уровня генераторного зала явно отключились.

– Господи, – мрачно произнес Риггс, – да мы так и в самом деле ничего не узнаем. И никакой возможности определить, что там творится. Вода, должно быть, просочилась в силовой узел турбинного водовода и все там отключила.

Их разговор перебил Купер. Он сильно покраснел, тяжело дышал, одежда промокла насквозь.

– Я добрался до пересечения с главной магистралью, – сказал он, упав в кресло. – Потом свет отключился, потому и вернулся. Не смог разобрать, вода поступает из заборного канала или из колодца в нижней галерее. А может быть, и нижние туннели, и лестничный колодец тоже затоплены? Хотя это и кажется невозможным.

Риггс снял со стеллажа комплект инженерных чертежей и развернул их на столе. Он переворачивал листы, пока не добрался до поперечного разреза насыпи, включая заборно-вентиляционный канал.

– Бьюсь об заклад, этот сопляк сделал что-то, когда носился там без присмотра. Может быть, ухитрился открыть затвор одного из водовозов и запустил водохранилище внутрь?

– Может быть и так, – кивнул Купер, а потом тревожно покачал головой. – Если так, нам придется понизить уровень водохранилища до этого водовода, чтобы закрыть затворы. Это займет целую неделю. Водным округам и службе ГЭС здорово понравится.

– Мы же тогда будем все выглядеть как компания затраханных клоунов, – застонал Уизерс. – Особенно я.

– Ты не мог бы выключить эту проклятую сирену? – спросил Купер. – Она меня с ума сводит.

Уизерс отсек ток от сирены. В диспетчерской повисло тяжелое молчание. Когда прекратилась выработка электроэнергии, и генераторы замерли, не слышалось даже обычного стрекота работающих электроприборов.

– Так, – сказал Уизерс, глядя на Риггса и Купера, – а вы не считаете, что мы обязаны сообщить шерифу и начальнику полиции о свалившейся на нас беде?

– Пока не стоит, – возразил Риггс. – Может быть, с насосами Митчелла сумеем осушить, и все будет спокойненько.

– Но как же нам удастся это спокойненько, – спросил Купер, – если мы отключили всю станцию? Думаю, надо предположить самое худшее.

– Позвони Рошеку, – предложил Риггс, – и спроси, что он хочет, чтобы мы сделали.

– Только не я, – отказался Уизерс. – Не собираюсь подставиться, чтобы он сожрал меня с потрохами. – Ну, тогда Болену.

– Он сейчас летит в своем самолете сюда, чтобы взять под опеку Крамера.

Риггс пошел к двери.

– Включи телефоны в кабинетах. Я позвоню в Окленд, в Центр авиасвязи. Не смогут ли они связаться с Боленом по радио.

– Давайте позвоним и в полицию, как раз будет кстати, – сказал Купер.

Риггс с этим не согласился, настаивая, что решение должен принять Болен. Когда Риггс вышел из комнаты, Купер снова принялся убеждать Уизерса известить полицию.

– Нам ведь надо начинать понижение водохранилища, – сказал он.

– Хочешь, чтобы я открыл ворота водослива? Ни за что, пока мне этого не прикажет кто-то с большими полномочиями, чем твои. Сейчас там переливается через верх сантиметров шестьдесят воды. Если я открою ворота, будет около семи метров. Это вызовет вполне приличное наводнение. Для начала смоет мост на Главной улице Саттертона. Подождем, что скажет Болен. Если связь с ним не получится, тогда и решим.

Купер вскочил на ноги и широко зашагал к двери.

– Я не намерен сидеть здесь и ковырять в носу. Объеду вокруг на машине и там, снаружи, осмотрю со всех сторон. И если я, Ньют, замечу, что не все стопроцентно в норме, протрублю тревогу, хотят этого твои хозяева или нет. В гробу я видел репутацию фирмы.

Зазвонил телефон. Уизерс ответил, помахав Куперу на прощанье. Звонил Билл Хоукинс из службы прогнозирования чрезвычайных ситуаций в Сакраменто. Не без веселья в голосе он сообщил:

– Нам только что звонила какая-то женщина из Санта-Моники и сказала, будто плотина у вас там рушится. Как полагаете, откуда она взяла это? Алло? Вы там?

– Какая-то женщина?.. Откуда?.. Что сказала?

– Какая-то женщина из Санта-Моники сказала, что бедная старая плотина в ущелье Сьерра скоро протянет ножки. Какой-то ее приятель якобы позвонил оттуда и сообщил, что вода, мол, вливается в плотину со всех сторон. Какой-то чокнутый, да? Во всяком случае, я передал вам этот звон. Удивительно, как начинают распространяться слухи.

Уизерс присвистнул.

– Крамер, должно быть, добрался-таки до телефона...

– Что-что?

– Да был тут у нас недавно один сумасшедший, пришлось даже напустить на него полицию. Это, должно быть, его подружка пытается выставить нас глупцами.

– Значит, все в порядке? Вода не вливается со всех сторон?

– Да нет, только на электростанцию.

– Только на электростанцию? Вода вливается на электростанцию... – Хоукинс медленно повторил эти слова, будто клал их на стол для изучения.

– У нас тут есть кое-какой поток, возможно, не совсем в норме. Уже едет бригада, чтобы ликвидировать. Мы отключили электростанцию.

– Если воды поступает столько, что пришлось отключить электростанцию, это, черт подери, конечно, ненормально. Слушайте, я рад, что позвонил! Так поступает только служба прогнозирования чрезвычайных ситуаций. Если ваша плотина рассыплется, мы услышим об этом в одиннадцатичасовых новостях.

– Ну, некоторая проблема у нас есть, в этом я с вами согласен. Но мы не думаем, что серьезная. Узнаем точно через несколько минут. Я нам перезвоню. Знаю, что полагается делать при чрезвычайных ситуациях. Ваш номер у нас в списке, висит на стене. Вы сразу после местных властей.

– Да, давайте уж не забывать и о местных властях.

– Извините, мне звонят по другому аппарату. Мы еще поговорим.

По другому аппарату звонила разгневанная диспетчер из Центра распределения электроэнергии.

– Что у вас происходит? У нас только что резко упала частота тока. Вы готовы начать подавать дополнительную мощность? Почему не перезвонили по поводу показаний датчиков?

– Как раз собирался звонить. Слушайте, насчет этой дополнительной мощности. У нас тут небольшое просачивание... ну вообще-то даже больше, чем просачивание. Просто настоящий поток... Он идет в турбинные колодцы, и нам пришлось выключить всю станцию. Потому и понизилась частота.

– Вы что сделали? Бог мой, да насколько же?

– Не могу сказать. Придется откачать воду из дренажных галерей, чтобы выяснить, в чем там дело.

– И плотина в опасности?

– О, черт подери, нет. Нет, дьявол, нет! Послушайте, как только получу отчет, тут же перезвоню.

– Если вы не подключитесь к сети через тридцать минут, нам придется, черт подери, уменьшить освещение.

– Тридцать дней звучит правдоподобнее.

– Да вы шутите! Скажите, что пошутили!

Уизерс повесил трубку и ответил на очередной звонок. А монитор показывал, что поток в турбинный зал ослабел. Возможно, эта течь или разрыв сами собой закупорились.

– Ньют? Это Люби Пеллетьер из службы катастроф округа Бутт, из Оровила. Ты меня помнишь? Мы познакомились в прошлом году на конференции по общественной безопасности.

– Да, Люби, помню.

– Ну, как у вас там все в этот замечательный день?

– И замечательно, и ужасно. Слушай, ты не мог бы...

– Плотина не разваливается на куски или там еще что-нибудь, а?

– Ну...

– Только что был загадочный звонок от одной женщины из Санта-Моники...

– Господи! Она, должно быть, трезвонит всем подряд в этом проклятом штате!

– Ты ее знаешь? Сказала, что она телепат и только что было видение, как ущелье Сьерра исчезает, а все вокруг кишит голыми людьми, разбегающимися по лесам. Кто она такая?

– Точно не знаем. Ее приятель работал здесь.

– Полагаю, от него-то она и узнала так много об этой плотине. Упомянула заборный канал, дренажные туннели, ну, и всю эту чепуху. Якобы к ней это пришло, как вспышка озарения. Я с трудом удерживался от смеха.

– Послушай, Люби...

– Сказала, пророчество – это, мол, ее основной дар и у нее особая любовь к катастрофам. Сущий бред! Я ответил, что не очень-то верю в этот бред, но проверю ее сообщение.

– Как выясняется, у нас в самом деле небольшая проблема. Во всяком случае, мы надеемся, что небольшая.

Уизерс внимательно смотрел на телеэкран. Поток, кажется, снова начал усиливаться.

– Ну, конечно, я на самом-то деле не говорил «дерьмо». У людей, выдающих себя за ясновидящих, кошмарные средние результаты. Одно удачное предсказание на пятьсот ошибок. Но об ошибках никто не помнит.

– Люби, я ужасно занят и вынужден повесить трубку. Нам, возможно, придется эвакуировать город.

С другой стороны вестибюля Риггс кивал ему, держа в руке трубку телефона. По всей видимости, он пробился к Болену.

– Взгляни на все философски, – хихикал Люби Пеллетьер. – Если что-то предсказываешь, то можешь быть уверен, что этого не произойдет. А что ты, собственно, предсказал? Понимаешь, что имею в виду? – Он помолчал, а потом добавил: – А что ты сказал насчет эвакуации города?

– Перезвоню попозже. Не строй никаких планов на сегодня. Следующий звонок раздался, как только Уизерс положил трубку. По селектору Риггс прокричал, что контролеры воздушного движения засекли самолет Болена над Фресно. Уизерс приветствовал эту новость взмахом руки, а звонил Ли Саймон.

– Твой дружок Крамер устроил нам веселенькую погоню, – сказал полицейский, – но теперь мы посадили его под замок.

– Здорово. Держите подальше от других, пока сюда не доберется мой босс.

– Он не навредил там внутри дамбы?

– Еще не знаем. Возможно, открыл кое-какие вентили. Нам пришлось вырубить электростанцию, пока все не проверим.

– Ну да? Этот тощий сукин сын – отличный довод в защиту жестокости полиции. Слушан, Ньют, мы видели там только что мокрое пятно внизу дамбы. Я подумал, что лучше бы сообщить тебе об этом. Возможно, какой-нибудь ручеек. В последнее время было ведь много дождей.

– Мокрое пятно? Где?

Как от поглаживания перышком, по плечам Уизерса поползли мурашки.

– Да примерно в сотне метров от берега реки, с северной стороны. Твой дружок Крамер ужас как разволновался, когда увидел это пятно. Но он ведь психует по любому поводу.

– Это просто мокрое пятно или там течет вода?

– Ну, что-то вроде струйки. Примерно как в водосточном желобе, когда кто-нибудь наверху моет машину. Думаешь, это что-нибудь означает?

– Купер сейчас ездит вокруг. Вызову по радио и скажу, чтобы взглянул на это. Ли, ты сейчас дома? Знаю, работал всю ночь, но спать пока не ложись. У меня ужасное ощущение, будто на нас свалилась большая беда. Оставайся у телефона, я перезвоню.

Уизерс взял радиопередатчик и связался с Купером, тот как раз направлялся проверить измерительные приборы в дальней клапанной камере. Уизерс приказал направляться на пункт наблюдения рядом с автостоянкой при распределительной станции. А телефон снова зазвонил, но прежде чем ответить, Уизерс быстро записал имена тех, кому обещал перезвонить.

– Электростанция, говорит Уизерс.

– Это из отдела новостей сакраментской газеты «Би». Мы тут разбираемся с одним слухом, будто плотина в ущелье Сьерра заминирована бывшими сотрудниками иранской тайной полиции. Согласно нашему источнику информации, взрывные устройства должны сработать через полчаса, так что Саттертон должен быть эвакуирован.

– Ваш источник информации – женщина из Санта-Моники?

– Вы ее знаете? Можете прокомментировать то, что она говорит?

– Я вам перезвоню.

Из громкоговорителя радиопередатчика послышался голос Купера, объявившего, что он прибыл на смотровую площадку. Уизерс наклонился к микрофону.

– Тебе видно подножие склона оттуда, где ты находишься? На северной стороне? Ничего странного не видишь?

– А что мне надо видеть-то?

– Мокрое пятно. Струйку воды примерно в сотне метров от берега реки. Посмотри вдоль шва между естественной почвой и подошвой насыпи.

– Обзор у меня хороший, только до этого места ведь около полукилометра. Подожди, наведу бинокль.

В наступившей после этого тишине Уизерс постукивал ребром ладони по стойке синхронно с биением, сердца. Мельком взглянул на настенные часы: было уже десять минут восьмого. В диспетчерскую вошел Риггс и начал было докладывать о только что состоявшемся разговоре с Боленом, но, услышав голос Купера из радиопередатчика, оцепенел.

– Это прорыв, Ньют... Господи Иисусе, должно быть, там расход пятнадцать или даже тридцать кубометров в секунду... Мы теряем ее, мы теряем всю эту проклятую штуку... Господи всемогущий плотина гибнет...