Пляж

Ко-Самуи

Путешествие от железнодорожного вокзала в Сураттхани до Ко-Самуи прошло как в тумане. Я смутно помню, как поднялся вслед за Этьеном и Франсуазой в автобус, следовавший в Донсак. Единственное воспоминание о паромной переправе – это как Этьен орал мне в ухо, перекрывая шум двигателей парома:

– Смотри, Ричард! – И показывал рукой в направлении горизонта. – Вон он, морской парк!

Вдалеке что-то голубело и зеленело. Я послушно кивнул. Куда важнее было найти место помягче на рюкзаке, чтобы использовать его в качестве подушки.

Мы добирались из порта Ко-Самуи до курорта Чавенг на большом открытом джипе «исудзу». Слева от дороги сквозь ряды кокосовых пальм мелькало голубое море, а справа тянулся покрытый джунглями крутой склон горы. За кабиной водителя сидели десять путешественников – между колен зажаты рюкзаки, на поворотах головы поворачиваются как по команде. Один прижимал к плечу бейсбольную биту, другой держал в руках камеру. В окружающей зелени мелькали коричневые лица.

– Дельта один-девять, – бормотал я, – это патруль «Альфа».

Джип оставил нас перед пляжными домиками, весьма приличными на первый взгляд, однако неписаный кодекс пешего туриста требовал, чтобы мы поискали место получше. Через полчаса утомительной ходьбы по горячему песку мы вернулись к домикам.

Отдельный душ, вентилятор около кровати, прекрасный ресторан с видом на море. Наши домики стояли в два ряда по сторонам дорожки, посыпанной гравием и обсаженной цветами.

– Très beau[3], – сказала Франсуаза, счастливо вздохнув.

Я был с ней согласен.

Закрыв за собой дверь домика, я первым делом подошел к зеркалу в ванной и посмотрел на свое лицо. Я уже дня два не видел себя в зеркале и хотел удостовериться, что выгляжу нормально.

Результатом я был несколько ошеломлен – находясь среди загорелых людей, я почему-то решил, что тоже загорел, однако привидение, смотревшее на меня из зеркала, вносило поправки. Белизну моей кожи подчеркивала щетина такого же угольно-черного цвета, как и мои волосы. Но помимо потребности в ультрафиолетовых лучах мне было необходимо срочно принять душ. Моя футболка стала твердой, как панцирь, пропитавшись потом и высохнув на солнце, и снова пропитавшись потом и снова высохнув, и так далее. Поэтому я решил не откладывая пойти на пляж и искупаться. Так я убивал двух зайцев – мог и позагорать, и помыться…

Чавенг походил на фотографию из рекламного проспекта. Гамаки в тени изогнутых пальм, песок слепящей белизны, водные мотоциклы, оставляющие за собой белый след, похожий на тот, что оставляют в ясном небе реактивные самолеты. Я устремился навстречу прибою, отчасти потому, что песок обжигал, отчасти потому, что всегда вбегаю в воду. Когда вода начала мешать моему продвижению, я подпрыгнул и по инерции пролетел вперед. В воздухе я повернулся, упал на спину и погрузился на дно, выдыхая воздух. Я лег на воду и расслабился, чуть приподняв голову, чтобы дышать носом, и стал прислушиваться к звукам моря – мягким щелчкам и шелесту подводных течений.

Я плескался в воде уже минут пятнадцать, когда ко мне присоединился Этьен. Он тоже пробежал по песку и нырнул в воду, но затем с воплем вынырнул.

– Что случилось? – крикнул я.

Этьен потряс головой и устремился к берегу – прочь от того места, куда нырнул.

– Это животное! Это… рыба!

Я начал пробираться к нему:

– Что еще за рыба?

– Я не знаю, как она называется по-английски… Ай! Ай! Тут еще и другие! Ай! Они же могут ужалить!

– Ах вот оно что, – сказал я, приблизившись к нему. – Медузы! Замечательно!

Я обрадовался, увидев плывущие в воде бледные создания, похожие на капельки серебристой нефти. Мне нравилась их явная необычность, они привлекали меня уже тем, что занимали странное положение между растительной и животной жизнью.

От одного паренька-филиппинца я узнал интересную вещь о медузах. Он был едва ли не единственным моим ровесником на острове, где я однажды жил, поэтому мы подружились. Мы провели вместе много счастливых недель, перекидываясь на пляже летающей тарелкой и купаясь в Южно-Китайском море. Он объяснил мне, что медуза не ужалит, если взять ее ладонью. Потом, правда, нужно как следует вымыть руки, потому что, если потрешь рукой глаза или почешешь спину, осевший яд проникнет под кожу и боль будет невыносимой. Мы проводили медузьи бои, бросая друг в друга желеобразные лепешки. В тихую погоду медузьи «снаряды» можно пускать по воде, подобно плоским камешкам, хотя, если швырнуть их слишком сильно, они «взорвутся». Он также рассказал мне, что медуз можно есть сырыми, как суши. Не вопрос. Конечно, их можно есть сырыми, если только вы готовы потом несколько дней стойко переносить рвоту и боли в животе.

Я посмотрел на медуз, окружавших нас. Они были похожи на филиппинских, поэтому я решил, что стоит рискнуть и подставить руки под яд. Авантюра оправдала себя. Когда я быстро вытащил дрожащий шарик из воды, глаза Этьена чуть не вылезли из орбит.

– Mon Dieu! – воскликнул он.

Я улыбнулся. Мне не верилось, что французы действительно говорят «Моn Dieu». По-моему, это все равно что ожидать от англичан слова «что?» в конце каждого предложения.

– Тебе не больно, Ричард?

– Ни капельки. Нужно знать, как ее правильно держать, вот и все. Это как с крапивой. Попробуй.

Я протянул ему медузу.

– Нет, я не хочу.

– Ничего не будет. Давай не бойся.

– Правда?

– Да-да. Сложи руки, как я.

Я стряхнул медузу в подставленные им руки.

– Ого, – промолвил он. На его лице проступила широкая ухмылка.

– Но ее можно касаться только ладонями. Если ты прикоснешься к ней другим участком кожи, она ужалит тебя.

– Только ладонями?.. А почему?

Я пожал плечами:

– Не знаю. Таковы правила.

– Может, кожа в этом месте толще?

– Может. – Я вытащил из воды еще одну медузу. – Странные они, правда? Сквозь них можно смотреть. И у них совсем нет мозгов.

Этьен энергично кивнул.

Некоторое время мы молча разглядывали наших медуз, а затем я заметил Франсуазу. Она шла по пляжу, направляясь к воде, – в белом купальнике. Увидев нас, помахала рукой. Когда она подняла руку, купальник ее натянулся, и тень от полуденного солнца обозначила груди, впадинку под ребрами и мышцы живота.

Я взглянул на Этьена. Он все еще рассматривал медузу, заставив ее выпустить щупальца из-под колокола, и она лежала на его ладони, как стеклянный цветок. Близость с Франсуазой, вероятно, притупила в Этьене способность восторгаться красотой девушки.

Когда она подошла к нам, наше занятие не произвело на нее впечатления.

– Терпеть их не могу, – бросила она. – Не хотите искупаться?

Я показал рукой на воду – мне по грудь. Франсуазе вода доходила до плеч.

– А мы что, не купаемся?

– Нет, – сказал Этьен, оторвавшись наконец от медузы. – Она имеет в виду заплыв. – Он махнул рукой в открытое море. – Вон туда.

Во время заплыва мы играли в такую вот игру. Примерно через каждые двадцать метров мы ныряли на дно и выныривали с горстью песка.

Мне такие игры не нравятся. На глубине одного метра тропическое море внезапно становится холодным, так что, болтая в воде ногами, можно было почувствовать границу между теплом и холодом. Когда ныряешь, сначала стынут кончики пальцев, а затем холод быстро распространяется по всему телу.

Чем больше мы удалялись от берега, тем чернее и мельче становился песок. Вскоре вода внизу сделалась слишком черной, чтобы в ней можно было что-нибудь разглядеть, и я лишь бил ногами и слепо шарил руками, пока мои пальцы не погружались в ил.

Холодная вода вселяла в меня страх. Я торопливо зачерпывал горсть песка и старался как можно быстрее оторваться от морского дна, хотя в легких оставалось еще полно воздуха. Дожидаясь на поверхности Этьена с Франсуазой, я поджимал под себя ноги, держась на воде только при помощи рук.

– Куда мы плывем? – поинтересовался я, когда люди, загоравшие на пляже, превратились в муравьев.

Этьен улыбнулся:

– Хочешь назад? Устал? Можно развернуться.

Франсуаза высунула руку из воды и разжала пальцы. Комок песка выскользнул из ее руки и погрузился в воду, оставив после себя расплывшееся серое пятно.

– Ты устал, Ричард? – спросила она, выгнув брови.

– Со мной все в порядке, – ответил я. – Поплыли дальше.

К пяти вечера температура понизилась, небо почернело и пошел дождь. Внезапный и оглушающий. Тяжелые капли падали на пляж, образуя на песке все новые и новые воронки. Я сидел на невысоком крыльце домика и смотрел, как на песке появляется миниатюрное море Спокойствия. На крыльце своего дома, через дорожку, на миг появился Этьен и торопливо схватил сушившиеся на улице плавки. Он крикнул мне что-то, но его слова потонули в раскатах грома, после чего Этьен нырнул обратно в свой домик.

У меня на руке расположилась маленькая ящерица. Она была длиной около трех дюймов, с огромными глазами и просвечивающей кожей. Сначала ящерица минут десять сидела на моей пачке сигарет. Когда мне надоело наблюдать за тем, как она выбрасывает язык и ловит, будто арканом, мух, я протянул руку и взял ее. Вопреки моим ожиданиям она даже не попыталась убежать, а лишь устроилась поудобнее на новом месте. Удивленный ее отвагой, я позволил ящерице сидеть, где она сидела, несмотря на то что руку приходилось держать в неестественном положении, ладонью вверх, отчего вскоре мышцы в районе локтя заныли.

Мое внимание отвлекли двое бежавших по пляжу парней. Они приближались, их вопли слышались все отчетливее. Когда они поравнялись с моим домиком, то свернули с пляжа и в один прыжок оказались на соседнем крыльце.

– Ну и ну! – крикнул один, светлый блондин с козлиной бородкой.

– Вот это гроза! – откликнулся другой, чисто выбритый золотистый блондин. – Клево!

– Американцы, – шепнул я ящерице.

Они постояли у своей двери, потом выбежали обратно под дождь и устремились к пляжному ресторану, прыгая из стороны в сторону, пытаясь увернуться от дождевых струй. Через минуту-другую они вернулись и снова бросились к своей двери. И тут светлый блондин, по-видимому, впервые заметил меня.

– Проклятье, ключ потеряли! – объяснил он, а потом ткнул большим пальцем в сторону ресторана. – И они тоже! Не можем попасть внутрь.

– И мокнем, – добавил золотистый блондин. – Мокнем под дождем.

Я понимающе кивнул:

– Не повезло. Где же вы потеряли его?

Светлый блондин пожал плечами:

– Где-то на этом чертовом пляже, дружище! За много-много миль отсюда! – Он подошел к деревянным перилам, разделявшим два наших крыльца, и заглянул ко мне. – Что это у тебя? – спросил он.

Я поднял ящерицу повыше.

– Ой! Она что, дохлая?

– Нет.

– Великолепно! Можно, я перелезу к тебе? Соседи все-таки, познакомимся.

– Валяй.

– У меня косяк есть, покурим?

– Покурим.

– Отлично!

Оба парня перемахнули через перила и представились. Светлого блондина звали Сэмми, а золотистого – Зеф.

– Зеф – странное имечко, а? – спросил меня Зеф, пожимая мою левую руку, чтобы не потревожить ящерицу. – Знаешь, от какого имени это сокращение?

– От Зефана, – уверенно ответил я.

– А вот и нет, чувак. Оно вообще никакое не сокращение. Меня назвали Зеф, а все думают, что это от Зефана. Круто, да?

– Точно.

Сэмми начал сворачивать косяк, вытащив из водонепроницаемого полиэтиленового пакетика, лежавшего у него в кармане, бумагу и травку.

– Ты англичанин? – спросил он, разглаживая «ризлу» пальцами. – Англичане всегда кладут в косяки табак. Как видишь, мы этого не делаем. Много куришь?

– Боюсь, что да, – ответил я.

– А я нет. Вот если бы я клал в косяки табак, то тоже привык бы. А траву я курю весь день напролет, как в той песне. Как там поется, Зеф?

Зеф запел: «Не зажимай косяк, приятель», но Сэмми оборвал его:

– Не эта. Другая.

– Какая? «Два косяка утром ранним»? Эта?

– Да.

Зеф прокашлялся.

– Ну, в ней такие слова: «Два косячка утром ранним, два косячка перед сном, два косячка жарким днем, и жизнь моя… пом-пом-пом…» Потом: «В мирное время два косячка, два – военной порой, два косячка, потом еще два…» – и все такое, что-то опять с утра. Дальше я не помню. – Он потряс головой.

– Это не важно, дружище, – сказал Сэмми. – Дошло, Рикардо? Я много курю.

– Похоже на то.

– Вот так.

Пока Зеф пел, Сэмми скрутил косяк, зажег его и протянул мне.

– Я знаю еще одну вещь о сумасшедших англичанах, – прошипел он, выпуская дым изо рта небольшими порциями. – Вы целую вечность не можете оторваться от косяка. Мы, американцы, делаем одну-две затяжки и передаем его дальше.

– Это правда, – согласился я, затягиваясь.

Я собрался было извиниться за плохие манеры своих соотечественников, но неожиданно закашлялся.

– Рикстер! – по-отечески сказал Зеф, похлопав меня по спине. – Да тебе нужно лечиться.

Через секунду-другую над морем сверкнула ослепительная молния. Сэмми сказал полным благоговения голосом:

– В высшей степени великолепно, дружище!

Зеф быстро подхватил:

– Ну, просто чудесно, compadre!

Я уже открыл было рот, но тут меня охватили сомнения.

– Великолепно, дружище… – задумчиво пробормотал я.

– Великолепно, – повторил Сэмми.

Я застонал.

– Что такое, Рикардо?

– Ребята, вы надо мной глумитесь.

Сэмми и Зеф переглянулись, а потом посмотрели на меня:

– Глумимся? Над тобой?

– Вы морочите мне голову.

Сэмми нахмурился:

– Выражайся по-английски, дружище.

– Это все… штучки в духе Кеану Ривза, как в фильме «Необычайное приключение Билла и Теда». Вы просто прикалываетесь. Ведь обычно вы говорите по-другому, правда?

Последовало непродолжительное молчание, а затем Зеф выдавил:

– Нас раскусили, Сэмми.

– Да, – отозвался тот. – Перебор.

Они оказались студентами Гарварда. Сэмми изучал право, а Зеф – афроамериканскую литературу. Их неподражаемая игра была формой протеста против высокомерия европейцев, с которыми они постоянно сталкивались в Азии.

– Это протест против стереотипов, – объяснил Зеф, пытаясь пальцами расчесать свою спутанную золотистую гриву. – Европейцы думают, что все американцы тупые, поэтому мы и ведем себя глупо, чтобы подтвердить их мнение. А потом мы превращаемся в умников и тем самым опровергаем предрассудок эффективнее, чем если бы демонстрировали свой интеллект с самого начала, что обычно вызывает лишь смущение, сменяющееся в конце концов возмущением.

– Правда? – сказал я, все еще находясь под сильным впечатлением от разыгранного спектакля. – Круто придумано.

Зеф рассмеялся:

– Ерунда. Это так, шутка.

Они продемонстрировали и другие свои любимые приколы. Зеф обожал изображать спасателя Малибу, а Сэмми выступал в роли друга ниггеров. Уже одно название говорило о том, что этот образ порискованнее, чем спасатель Малибу.

– Однажды мне здорово двинули между глаз, когда я так прикалывался, – рассказывал Сэмми, скручивая новый косяк. – Аж на спину брякнулся.

Меня это не удивило. Прикол был таков: Сэмми начинал грузить совершенно незнакомых людей, настаивая на том, что раз в Африке есть страна под названием Нигер, то все люди из Нигера называются ниггерами – не важно, белые они или черные.

– А разве не нигерийцами их называют? – спросил я несколько резко, хотя прекрасно понимал, что это прикол.

Сэмми отрицательно покачал головой:

– Все так говорят, но у меня другое мнение. Ну, сам подумай, Нигерия находится к югу от Нигера. Они граничат, и, если бы нигерийцами называли жителей обеих стран, это привело бы к полному хаосу.

– У меня все же большие сомнения, что их называют ниггерами.

– Я тоже сомневаюсь в этом. Просто высказываю личную точку зрения… Черт его знает какую, но… – Он затянулся и передал косяк мне. – Так учил меня дед. Он был полковником морской пехоты. «Сэмми, – говорил он, – цель всегда оправдывает средства». И знаешь что, Ричард? Он был прав.

Я было собрался возразить Сэмми, но понял, что он опять глумится. И тогда я подыграл ему:

– Нельзя сделать омлет, не разбив яиц.

Сэмми улыбнулся и посмотрел на море.

– Вот так молодец, – послышалось мне. Я подумал, что это сказал Сэмми.

Молния осветила растущие на пляже пальмы, и в ее свете они сделались похожими на когти на тонких лапах. Испугавшись вспышки, ящерица поспешно соскользнула с моей руки.

– Хорош малыш, – снова раздался голос.

– А? Что? – нахмурился я.

Сэмми обернулся ко мне, улыбаясь:

– О чем ты?

– Разве ты сейчас ничего не говорил?

– Ничего.

Я взглянул на Зефа.

– А ты не слышал, что он сейчас сказал?

Зеф только пожал плечами:

– Я на молнию смотрел.

– А, понятно.

Ганжа в действии, решил я.

Наступила ночь. Но дождь все лил не переставая. Этьен и Франсуаза сидели в своем домике, а Зеф, Сэмми и я торчали на крыльце, пока не одурели от наркотиков настолько, что у нас уже не было сил разговаривать. Мы лишь отпускали странные комментарии, когда раздавался особо сильный удар грома.

Примерно через час или два после наступления темноты к нашему крыльцу подошла работавшая в гостинице маленькая женщина-таиландка – ее почти полностью скрывал под собой гигантский пляжный зонт. Взглянув на наш наркоманский инвентарь, она слабо улыбнулась и протянула Зефу запасной ключ от их с Сэмми дома. Я воспользовался моментом, чтобы отправиться спать. Когда я пожелал им спокойной ночи, Сэмми прохрипел в ответ:

– Эй, мы были рады с тобой познакомиться. Увидимся завтра, чувак.

Вроде он сказал это без обычной своей иронии. Я не мог понять, то ли он продолжал прикалываться, то ли трава вышибла из него весь гарвардский интеллект. Выяснять уже не было сил, поэтому я ограничился лишь тем, что сказал «конечно» и закрыл за собой дверь.

Часа в три я на некоторое время проснулся: во рту у меня пересохло, я по-прежнему балдел. Я прислушался к тому, что происходило вокруг. До меня доносились стрекот цикад и шум набегавших на пляж волн. Гроза закончилась.

На следующее утро небо еще было затянуто облаками. Когда я вышел на крыльцо, усеянное намокшими от дождя окурками, у меня возникло странное ощущение. Мне показалось, что я нахожусь дома, в Англии. Воздух был немного прохладный, я чувствовал запах мокрой земли и листьев. Протирая глаза от сна, я направился по холодному песку к дому Этьена и Франсуазы. Я постучал, но никто не отозвался, поэтому я пошел поискать их в ресторане; оказалось, что они уже завтракают. Я заказал салат из манго, решив, что экзотический вкус, возможно, заглушит ощущение, что я в Англии, и сел рядом с ними.

– С кем это ты познакомился вчера вечером? – спросил меня Этьен, когда я пододвинул стул к столу. – Мы видели, как ты с кем-то разговаривал на крыльце.

– Мы наблюдали за тобой из окна, – добавила Франсуаза.

Я вытащил сигарету, чтобы убить время, пока принесут завтрак.

– Я познакомился с двумя американцами – Зефом и Сэмми.

Франсуаза кивнула:

– Ты рассказал им о нашем пляже?

– Нет, – ответил я, зажигая сигарету. – Нет.

– Ты не должен никому рассказывать о нашем пляже.

– Да я им ничего и не говорил.

– Это секрет.

Я с шумом выдохнул дым.

– Вот поэтому я ничего им не сказал, Франсуаза.

В разговор вмешался Этьен:

– Она боялась, что ты мог… – Фраза осталась незавершенной, а сам он нервно улыбнулся.

– Да мне это и в голову не приходило, – раздраженно ответил я и с силой потушил сигарету. На вкус она была как дерьмо.

Когда принесли салат, я попытался расслабиться. Я рассказал своим спутникам, как американцы надо мной вчера прикалывались. Франсуаза нашла эту историю очень смешной. Ее смех отчасти разрядил напряжение, и мы принялись строить планы на грядущий день.

Мы решили, что нам нужно нанять лодку. Обычные турагентства не подходили, потому что они чересчур организованны и вряд ли нам удалось бы ускользнуть от них. Нет, надо было найти рыбака, который не знает о запрете на посещение парка туристами или которому на это наплевать.

После завтрака мы разделились, чтобы повысить шансы на успех предприятия. Я пошел на север, по направлению к Ко-Матлангу, а Этьен с Франсуазой двинулись на юг, в маленький городок, который мы проезжали на джипе. Мы договорились встретиться через три часа возле наших домиков.

Когда я шел по Чавенгу, солнце выглянуло из-за облаков, но настроение мое не улучшилось. Вокруг моей головы жужжали привлеченные запахом пота мухи, и прогулка все более осложнялась, потому что после ночного дождя песок уже успел высохнуть.

Я начал считать попадавшиеся на пути прибрежные гостиницы. Через двадцать минут я насчитал их уже семнадцать, и не было никаких признаков, что дальше они станут попадаться реже. По крайней мере, количество «рэйбанов»[4] и бетонных патио возле пальм только увеличилось.

Как-то в 1984 году я сидел в гостиной, играя на своем «Атари» и слушая рассказ приходящей няни-студентки о Ко-Самуи. Пока я очищал экран компьютера от космических пришельцев, названия прочно засели в моей голове.

Паттая была обычной дырой. В Чиангмае было дождливо и холодно. На Ко-Самуи было жарко, и остров был прекрасен. Здесь она прожила со своим другом пять месяцев, болтаясь по пляжу и делая странные вещи, о которых она как бы нехотя и в то же время с удовольствием рассказывала.

После выпускных экзаменов нас с друзьями разбросало по всему земному шару. В августе мы начали потихоньку собираться, и я узнал, что рай моей няни стал уже вчерашним днем. Теперь новой таиландской Меккой был расположенный по соседству остров Ко-Пханган. Через несколько лет, когда я оформлял паспорт, намереваясь вылететь в Бангкок, мне позвонила одна моя подруга и дала совет.

– Не забивай себе голову Ко-Пханганом, Рич, – сказала она. – Хатрин давно уже не тот. Теперь там продают билеты на праздник полнолуния. Ко-Taо. Вот куда стоит поехать.

Через час я уже потерял всякую надежду найти какого-нибудь рыбака. Мне попадались только таиландцы, торговавшие бижутерией и бейсболками. Я вернулся в Чавенг уставший, обгоревший и злой. Я пошел прямо в ресторан и купил пачку сигарет. И задымил под сенью пальмы, поглядывая, не идут ли Этьен с Франсуазой. Оставалось только надеяться, что им повезет больше.

Самые убедительные трансвеститы – таиландцы, да и вообще все жители Юго-Восточной Азии. Секрет их успеха – хрупкое телосложение и гладкие лица.

Сидя под пальмой, я увидел совершенно удивительного трансвестита. Его силиконовые груди были безупречной формы, а за такие бедра можно было расстаться с жизнью. Его пол выдавало только платье из золотистого ламе. Слишком кричащее… Тайская девушка не стала бы гулять в таком по Чавенгу. Под мышкой он держал доску для триктрака. Поравнявшись со мной, он спросил, не хочу ли я сыграть с ним.

– Нет, спасибо, – ответил я с нервозной поспешностью.

– Почему? – поинтересовался он. – Наверное, ты бояться, что я выиграть?

Я кивнул.

– О’кей. Может быть, ты хотеть поиграть в постели? – Он потянул за платье в месте длинного разреза, открывая потрясающие ноги. – Может, в кровати я дать тебе выиграть…

– Нет, спасибо, – снова повторил я, слегка покраснев.

Он пожал плечами и пошел дальше по пляжу. Через два-три домика кто-то клюнул на его предложение поиграть в триктрак. Меня одолевало любопытство, кто именно, но этого я не смог разглядеть из-за ствола склонившейся к земле кокосовой пальмы. Несколько минут спустя я снова посмотрел в ту сторону, но таиландец уже исчез. Я понял, что он нашел себе партнера.

Вскоре появился сияющий Этьен.

– Эй, Ричард, – обратился он ко мне, – ты видел проходившую здесь девушку?

– В платье из ламе?

– Да! Боже мой! Какая же она красивая!

– Ага.

– Вот что, Ричард, пошли-ка в ресторан. – Он протянул руку и помог мне подняться. – По-моему, у нас теперь есть лодка, на которой мы доберемся до морского парка.

Хозяин лодки был тайским вариантом гангстера. Однако вместо крысиной мордочки, тонких усиков и яркого костюма мы увидели маленького толстячка в выцветших джинсах, заправленных в гигантские кроссовки «Рибок».

– Эта можно будет устроить, – произнес он фразу из международного жаргона предпринимателей. – Конечно да. – Он ухмыльнулся и широко развел руками. Во рту у него сверкнули золотые зубы. – Никакой трудность для меня сделать эта.

Этьен кивнул. Сделку заключал он, и для меня это было очень кстати. Вести финансовые операции в бедных странах – это не по мне. Меня раздирает на части сознание того, что не следует торговаться с нищими, и ненависть к вымогателям.

– Дела том, мои друзь, что ваша путеводить неправильный. Вы можете остаться на Ко-Пхелонге одна ночь, две ночь – о’кей. Но этот остров вы можете остаться только одна ночь. – Он взял книжку Этьена и ткнул своим пухлым пальцем в остров рядом с Ко-Пхелонгом.

Этьен посмотрел на меня и подмигнул. Насколько я помнил лежавшую в домике карту мистера Дака, нужный нам остров находился по соседству с этим.

– О’кей, – сказал Этьен, заговорщически понизив голос, несмотря на то что вокруг не было ни души. – Именно этот остров мы думаем посетить. Но мы хотим остаться там дольше чем на одну ночь. Это возможно?

Подозрительный толстяк украдкой глянул через плечо на пустые столики.

– Хорошо, – прошептал он, подавшись к нам. Потом снова огляделся. – Но это больше деньги, вы понимать.

В конце концов мы сговорились на 1450 батах – Этьену удалось сбить первоначально запрошенную сумму в 2000 батов. Мы условились, что встретимся с толстяком завтра в шесть в ресторане и он отведет нас к своей лодке. Этьен предусмотрительно настоял на том, что только тогда мы и отдадим ему деньги. Через три ночи он должен был вернуться, чтобы забрать нас, – таков был наш план на случай, если мы там застрянем.

После этого оставались лишь две-три мелкие проблемы.

Если мы все-таки доберемся до острова, на котором находится пляж, то толстяк не обнаружит нас, когда приедет обратно. Во избежание осложнений Этьен выдумал историю о том, будто бы мы должны встретиться там с нашими друзьями и поэтому, возможно, вернемся раньше, все вместе. Никаких поводов для беспокойства.

Другая трудность заключалась вот в чем: как попасть на остров с пляжем с соседнего острова, на который доставит нас перевозчик? Можно было бы попросить толстяка сразу отвезти нас на место, но, не зная точно, с чем мы столкнемся на пляже, мы не хотели добираться туда на моторке. И вообще, поскольку остров с пляжем закрыт для туристов, мы решили, что лучше будет выбрать для старта остров, на котором туристам разрешено находиться (пусть всего одну ночь).

Этьен и Франсуаза, казалось, были обеспокоены этой проблемой куда меньше, чем я. Они предложили простое решение – добраться туда вплавь. Изучив карту мистера Дака и карту в своем путеводителе, они пришли к выводу, что острова расположены примерно в километре друг от друга. По мнению Этьена и Франсуазы, это было приемлемое расстояние. Я же сомневался, вспоминая нашу вчерашнюю игру в воде с нырянием. Пока мы плыли, течение снесло нас намного ниже пляжа в Чавенге. Если, когда мы поплывем к острову, случится то же самое, расстояние, которое нам предстоит преодолеть, фактически удвоится, ведь нам придется постоянно корректировать свой маршрут.

И последняя проблема – что делать с вещами? Этьен с Франсуазой и здесь нашли выход. Видимо, они многое обдумали этой ночью, пока я курил. Мы сидели на мелководье, набегавшие волны приносили песок к нашим ногам, и мои спутники выложили мне свой план.

– Ричард, рюкзаки – это ерунда, – сказала Франсуаза. – Может быть, они даже помогут нам плыть.

Я вскинул брови от удивления:

– Как это?

– Нам нужно несколько полиэтиленовых пакетов, – пояснил Этьен. – Мы их завяжем покрепче, чтобы туда не смогла попасть вода. И… они будут держаться на плаву. С воздухом внутри.

– Ты думаешь, получится?

Этьен пожал плечами:

– Думаю, да. Я видел это по телевизору.

– По телевизору?

– В сериале «Команда „А“».

– «Команда „А“»? Замечательно. Тогда все будет в порядке.

Я лег обратно в воду и положил голову на руки, упершись локтями в дно.

– По-моему, тебе крупно повезло, Ричард, что ты познакомился с нами, – засмеялся Этьен. – Без нас ты вряд ли смог бы добраться до пляжа.

– Ага, – добавила Франсуаза. – Но нам тоже повезло, что мы встретились с ним.

– Ну конечно. Без твоей карты, Ричард, мы бы не смогли найти пляж.

Франсуаза нахмурилась, а затем улыбнулась мне:

– Этьен! Нам в любом случае повезло, что мы с ним познакомились.

Я улыбнулся в ответ, отметив про себя, что плохое настроение, которое было у меня утром, безвозвратно исчезло.

– Нам всем повезло, – сказал я радостно.

– Да, – кивнул Этьен.

Несколько минут мы молчали, прямо-таки наслаждаясь своим счастьем. Наконец я встал и хлопнул в ладоши.

– Ну хорошо. А почему бы нам теперь не совершить дальний заплыв? Это была бы неплохая тренировка.

– Замечательная идея, Ричард, – отозвался Этьен, тоже вставая. – Пошли, Франсуаза.

Она помотала головой и надула губы:

– Я, пожалуй, останусь здесь позагорать. Отсюда я буду наблюдать за двумя сильными мужчинами. Поглядим, кто из вас заплывет дальше.

Меня охватили сомнения. Я взглянул на нее, пытаясь определить, действительно ли в ее словах кроется особый смысл. Она смотрела на направлявшегося к воде Этьена, ничем не выдавая себя.

Увы, подумал я, это всего лишь мои фантазии.

И все же я не знал, что думать. Когда я вошел в воду вслед за Этьеном, то никак не мог избавиться от мысли, что сейчас глаза Франсуазы устремлены на меня. Перед тем как вода стала достаточно глубокой, чтобы можно было плыть, мне захотелось убедиться, что это действительно так, и я оглянулся. Франсуаза выбралась подальше на сухой песок и теперь ложилась на живот – головой от воды.

Значит, все-таки фантазии…

Закат был великолепен. Красное небо мягко переходило в темную синеву, где уже сияли несколько ярких звезд. Пляж был полон гибких теней, которые отбрасывали в оранжевом свете возвращавшиеся в свои дома люди.

Я накурился. Я дремал на берегу с Франсуазой и Этьеном, отходя после нашего с ним героического заплыва, когда появились Сэмми и Зеф, который нес унцию завернутой в газету травы. Они провели весь день в Ламае в поисках пропавшего ключа и нашли его висящим на воткнутой в песок деревяшке. Чтобы отпраздновать это событие, они купили травки.

– Кто-то повесил ключ туда, зная, что мы придем его искать, – сказал Зеф, подсаживаясь к нам. – Неплохо придумано, а?

– Наверное, это была не очень умная мысль, – ответила Франсуаза. – Кто-нибудь мог взять ваш ключ и ограбить вас.

– Вообще-то, да. – Зеф взглянул на Франсуазу, по всей вероятности впервые заметив ее, и слегка тряхнул головой. Возможно, он старался отогнать только что появившееся у него в мозгу видение. – Нет, ты определенно права.

По мере того как трава начинала действовать, солнце быстро спускалось к горизонту. Теперь мы все сидели и сосредоточенно наблюдали игру красок на небе, как будто смотрели телевизор.

– Эй! – громко сказал Сэмми, возвращая нас из грез к действительности. – А замечал ли кто-нибудь из вас, что если смотреть на небо, то в облаках можно разглядеть очертания животных и даже лица?

Этьен огляделся вокруг.

– Это ты нам? – переспросил он.

– Ну да, – продолжил Сэмми. – Удивительно. Смотрите, прямо над нами плывет маленькая утка, а вот это облако похоже на человека с большим носом.

– Вообще-то, я воображал себе подобные штуки, когда был еще совсем маленьким.

– Маленьким?

– Да. Конечно.

Сэмми присвистнул.

– Черт возьми! А я вот только теперь это заметил. Видишь ли, тут дело в моей родине.

– Правда? – удивился Этьен.

– Понимаешь, я вырос в Айдахо.

– А, – кивнул Этьен и смутился. – Айдахо. Да-да, конечно. Я слышал об Айдахо, но…

– Ты слышал об Айдахо? Там никогда не бывает облаков.

– Никогда не бывает облаков?

– Да, в Чикаго очень ветреная погода, а Айдахо – безоблачный штат. Это как-то связано с атмосферным давлением, я плохо в этом разбираюсь.

– Там что, совсем не бывает облаков?

– Совсем. – Сэмми выпрямился, сидя на песке. – Помню, как в первый раз увидел облако… Это случилось летом семьдесят девятого в окрестностях Нью-Йорка. Я увидел эту громадную пушистую штуку в небе и протянул руку, чтобы схватить ее… но она была слишком высоко. – Сэмми печально улыбнулся. – Я повернулся к маме и спросил ее: «Мамочка, почему у меня нет такой сахарной ваты? Ну почему?» – Голос Сэмми стал прерывистым, и он отвернулся. – Извините. Всего лишь глупое воспоминание.

Зеф наклонился к нему и похлопал его по спине.

– Эй, – сказал он достаточно громко, чтобы мы его услышали. – Все в порядке. Выговорись. Мы же все тут твои друзья.

– Да, – поддержал Этьен. – Мы ничего не имеем против. У каждого есть какое-то печальное воспоминание.

Сэмми быстро обернулся. Все его лицо сморщилось.

– А у тебя, Этьен?.. У тебя тоже есть какое-то печальное воспоминание?

– Да. У меня в детстве был маленький красный велосипед, но его украли.

Сэмми помрачнел.

– Похитители велосипедов? Они украли твой маленький красный велосипед?

– Да. Мне было тогда семь лет.

– Семь! – вскрикнул Сэмми и сильно ударил по земле кулаком, обсыпав всех песком. – Господи Исусе! С ума можно сойти!

Наступило неловкое молчание. Сэмми вытащил «ризлу» и начал судорожно скручивать косяк, а Зеф сменил тему разговора.

Эта вспышка была, скорее всего, тонким ходом. Ответ Этьена настолько умилял, что было бы жестоко открывать парню карты. У Сэмми оставался единственный выход – положить розыгрышу конец. Насколько я знаю, Этьен до конца жизни был уверен, что в Айдахо не бывает облаков.

Когда мы выкурили этот косяк, солнце уже почти исчезло за горизонтом. Над морем мерцала лишь еле заметная желтая дуга. Подул легкий ветер, погнавший по песку обрывки «ризлы». Он принес запахи еды из ресторана – лимонной травы и жареных моллюсков.

– Я хочу есть, – сказал я.

– Хорошо пахнет, правда? – спросил Зеф. – Я бы легко управился сейчас с большой тарелкой лапши с курятиной.

– Или лапши с собачатиной, – добавил Сэмми. Он повернулся к Франсуазе. – Мы ели лапшу с собачатиной в Чиангмае. По вкусу похоже на курицу. Собаки, ящерицы, лягушки, змеи – все они по вкусу похожи на курицу.

– А как насчет крыс? – поинтересовался я.

– А-а, и крысы тоже. Этих вообще не отличишь от курицы.

Зеф зачерпнул рукой горсть песка и начал просеивать его между пальцами, выводя узоры на полоске, ограниченной его расставленными ступнями. Затем он кашлянул, как будто стоял на трибуне и хотел привлечь к себе внимание.

– Эй, – обратился он к нам, – а вы слышали о жареной крысе по-кентуккийски?

Я нахмурился. Это было похоже на новый розыгрыш. Я подумал, что если Этьен опять поведется, то я заплачу. У меня перед глазами все еще стояло его лицо, когда он рассказывал о своем красном велосипеде.

– Нет. А что это такое? – осторожно спросил я.

– Одна очень известная история.

– Городская легенда, – добавил Сэмми. – У кого-то в горле застряла косточка. А потом оказалось, что это была крысиная косточка.

– Да. Это случилось с двоюродным братом тетушки одного моего друга. Такое не случается с человеком, с которым разговариваешь.

– А, – сказал я. – Ясно.

– Сейчас эта басня очень популярна. Но есть еще одна история. Хотите послушать?

Я кивнул.

– Про пляж. Про изумительный пляж, затерявшийся где-то – никто точно не знает где.

Я отвернулся. У самой воды мальчик-таиландец играл с кокосовой скорлупой, подбрасывая ее в воздух коленями и боковыми сторонами ступней. Он сделал неловкий удар, и скорлупа упала в воду. Несколько секунд он стоял – наверное, раздумывал, стоит ли окунаться ради того, чтобы достать скорлупу. Потом побежал по песку к гостинице.

– Правда? – обратился я к Зефу. – Никогда не слышал. И что этот пляж?

– Лучше будет так, – сказал Зеф. – Я нарисую вам картину. – Он снова улегся на песок. – Закройте глаза и представьте себе лагуну, которую не видно со стороны моря и с проплывающих мимо лодок благодаря изогнутой гряде высоких скал. Потом вообразите пляж с белым песком и коралловые рифы, которые никогда не страдали от взрывов динамита или рыболовных сетей. На острове, покрытом джунглями (не таиландскими лесами, а именно джунглями), множество водопадов с пресной водой. Трехъярусные шатры из листвы, тысячелетиями нетронутые растения, птицы с причудливым оперением и резвящиеся на деревьях обезьяны. Община избранных путешественников целыми месяцами живет на белых песках, ловит рыбу в коралловых рифах. Кто хочет, тот уезжает; кто хочет, возвращается обратно. Лишь пляж остается таким же, как и раньше.

– Община избранных? – тихо, как сквозь сон, переспросил я. Картина, нарисованная Зефом, полностью захватила меня.

– Да, избранных, – подтвердил он. – Молва молвой, но доходит она лишь до немногих счастливчиков.

– Это просто рай, – пробормотал Сэмми. – Эдем.

– Эдем, – согласился Зеф. – Очень подходящее название.

Франсуаза была совершенно обескуражена тем, что Сэмми и Зеф тоже знают о существовании пляжа. Она не могла бы вести себя более подозрительно, даже если бы специально старалась. Неожиданно она встала.

– Вот что, – начала она, стряхивая с ног песок. – Завтра рано утром мы отправляемся на этот… как его, на Ко-Пханган. Поэтому нам, пожалуй, пора ложиться спать. Этьен! Ричард! Пошли.

– Что? – удивился я, растерявшись из-за того, что образ пляжа в моем воображении неожиданно рассыпался. – Но, Франсуаза, еще только половина восьмого.

– Мы отправляемся рано утром, – повторила она.

– Но… Я еще не ел. Я буквально умираю от голода.

– Хорошо, пойдем поедим. Спокойной ночи, Сэмми, Зеф, – сказала она американцам, прежде чем я успел предложить им присоединиться. – Было очень приятно познакомиться с вами. Но этот ваш пляж… Такая глупая история! – Она весело рассмеялась.

Этьен сел прямо, глядя на нее так, будто она сошла с ума. Она не обратила внимания на его замешательство и двинулась по направлению к ресторану.

– Послушайте, – обратился я к Сэмми и Зефу. – Я думаю, что она… Если вы не против… давайте поужинаем вместе…

– Да, – вмешался Этьен. – Идемте с нами.

– Круто, – улыбнувшись, ответил Сэмми. – Но мы посидим на берегу еще немного. Желаю вам приятно провести время на Ко-Пхангане. Вы собираетесь вернуться в Чавенг?

Я кивнул.

– Хорошо, тогда еще встретимся. Мы пробудем здесь некоторое время. Минимум неделю.

Мы пожали друг другу руки, а потом вдвоем с Этьеном отправились вслед за Франсуазой.

Ужин прошел в тяжелом молчании, которое периодически прерывалось непродолжительными диалогами на французском. Франсуаза понимала, что поступила глупо. Когда мы желали друг другу спокойной ночи, она попыталась загладить свою оплошность.

– Не знаю, – объяснила она, – но вдруг я почему-то испугалась, что они захотят отправиться с нами. Зеф все так описывал… А я хочу, чтобы мы были только втроем… – Она нахмурилась, досадуя на неспособность выразить свои мысли. – Как вы считаете, они догадались, что мы знаем о пляже?

Я недоуменно пожал плечами:

– Трудно сказать. Все были реально под кайфом.

Этьен кивнул.

– Да, – сказал он и положил ей руку на плечо. – Все были под кайфом. Не стоит беспокоиться.

В ту ночь я долго не мог уснуть. Не только из-за волнений по поводу завтрашнего дня, хотя и из-за этого тоже. Но в основном меня тревожило то, что я чересчур поспешно простился с Зефом и Сэмми. Мне нравилось их общество, и я понимал, что вряд ли найду их снова по возвращении на Ко-Самуи. Мы попрощались слишком быстро и неуклюже, одурманенные наркотиками и тайной. Я чувствовал, что не успел сказать им что-то очень важное.

Я не могу назвать это сном. Встречи с мистером Даком совершенно не походили на сны. Они скорее напоминали какой-то боевик или выпуск новостей, снятый переносной телекамерой.

Мистер Дак бежит ко мне через лужайку перед посольством. На запястьях его по-прежнему видны свежие раны, из которых, когда он сгибает руки, хлещет кровь. Меня пошатывает от шума беснующейся толпы и вертолетов. Я наблюдаю за снегопадом из искромсанных в измельчителе документов. Бумажные снежинки, кружась под влиянием обратной тяги от лопастей винтов, опускаются на подкрашенную траву.

– Опоздал родиться лет на двадцать, а? – орет мистер Дак, нанося удар кулаком мимо меня и делая в воздухе «колесо». – Плюнь на это! – Хлещущая из ран кровь при кувырке повисает на короткое время в воздухе, подобно следу от фейерверка. – Посмотри туда!

Я послушно смотрю в указанном направлении. С крыши взлетает что-то похожее на насекомое. Люди цепляются за его лапки-шасси. Под тяжестью груза оно резко теряет высоту и срезает крону растущего возле посольства дерева.

Я кричу от охватившего меня возбуждения.

– Вот это мальчик! – орет мистер Дак, ероша мне волосы мокрой рукой, отчего намокает воротник моей рубашки. – Хорош малыш!

– Мы будем эвакуироваться с крыши посольства?! – ору я ему в ответ. – Я всегда мечтал об этом!

– Эвакуироваться с крыши посольства?

– Будем или нет?

– Конечно, – смеется он. – Черт побери, еще бы!

Я быстро рисовал, вспотев, несмотря на утреннюю прохладу. У меня не было времени рисовать карту так старательно, как мистер Дак. Острова – круги неправильной формы, изрезанная береговая линия Таиланда – несколько неровных штрихов. На карте остались лишь три названия – Ко-Самуи, Ко-Пхелонг и Эдем.

Внизу я написал: «Ждите нас в Чавенге три дня. Если не вернемся к этому времени, значит мы добрались до пляжа. Увидимся там? Ричард».

Я тихонько выбрался на улицу. В домике Этьена и Франсуазы уже горел свет. Дрожа от холода, я подкрался к соседнему крыльцу и подсунул карту под дверь Сэмми и Зефа. Потом поднял свой рюкзак, запер домик и пошел в ресторан дожидаться остальных.

Мальчик-таиландец, игравший вчера вечером с кокосовой скорлупой, подметал пол. Когда я вошел, он выглянул наружу – неужели столько времени? Но нет, было рано, как он и предполагал.

– Вы хотеть банана блинчик? – осторожно спросил он.

Я отрицательно покачал головой:

– Нет, спасибо. Мне нужны два блока сигарет.