ГЛАВА 32 Борзов. Перестрелка на дороге

Не зря Борзой скалился, делал пальцами неприличные жесты, а голосом произносил матерные слова. Знал он, паскуда, ведал, когда, на каком транспорте и в каком количестве прибудет на его земли привет от Алавердяна. Он даже знал цель прибытия — придать его лютой смерти и предсмертным мучениям. Понятно и без подсказок, армянин посчитал себя безвинно продырявленным и захотел поквитаться. Ну, что ж — Welcome to the Hotel California, впрочем, до отеля они вряд ли доедут.


Подготовка к радушному приёму, хлебосолью и салюту в честь прибывающих было отработано ещё во времена первой криминальной 1990–1993 г.г. войны.


* * *

На трассе, ведущей к Птурску, не доезжая до развилки, с поворотом на Старые Кобели, как и много лет назад появился весёленький и разукрашенный детскими санками и ромашками пост ГАИ-ГИБДД.


Именно на этом посту были остановлены две чёрные пречерные машины, в каждой, если не считать водителей, находилось по четыре чёрных пречёрных «быков-бандитов».


Ряженные гаёвые закричали, засуетились. Давай, шумят на ездунов, повертай взад на штрафную стоянку, мать-перемать и всю родню в душу-передушу — машины числятся в угоне.


У водителя первой машины, нервы оказались покрепче, а интуиция более размашистая (захочешь жить и не то еще будет). Второй водила уже даже поворотник включил. А у первого сомнения с каждой секундой всё крепли, а взгляд становился всё острее. Парнишке очень не понравилась развязная манера стража дорог цедить слова сквозь зубы, наличие голдовых цепей на шее и навороченных гаек на пальцах, чисто конкретно — наподобие братвы, сидящей у него в машине. Кроме цепурок, на нём завис слишком новенький автомат, в дополнение к несуразной шутовской форме.


О том, что это вражеская засада, наблюдательный водитель первой машины, подал тревожный сигнал всем остальным. Сделал он это достаточно своеобразным способом. Выхватив из под руля волыну, через закрытое окно он бабахнул склонившемуся лже-полицаю с большой дороги, точно в лобешник.


Для всех остальных сидящих в машинах, падение переодевашки послужило сигналом к тому, чтобы они не семечки лузгали, а начали доставать стволы и расчехлять дремлющие чувства опасности и самосохранения.


* * *

Когда из придорожных кустов стали расстреливать первую машину, «посланники ада» или алавердянские бандюки из второй тут же влупили из своих помповиков в ответ, да, и тэтэшкам отлежаться в заплечных кобурах не удалось, им также хватило работы. Началась потеха с двух рук.


Нападавшие бандиты не ожидали такой прыти от убиваемых коллег. Да, что ж мы, не понимаем — совсем у них сдали нервы, когда оставшиеся в живых хлопцы, разгоряченные кровью погибших друзей и горячкой боя, ни с того ни с сего, как представители незабываемого племени штрафников — бросились на них в рукопашную атаку.


Борзовские брателы на деле оказались жидкого замеса. Широкий волчий оскал был набит гнилыми зубами. Увидев бегущих в их сторону вооруженных пацанов, которые еще успевали, и стрелять с двух рук, несколько из них, по-собачьи поджав хвосты, дернули на пяту в лесосеку. Двое были затейливо застрелены из их же оружия, а одного, с отдышкой и обмороком, как истинные гуманисты, убивать не стали — захватили в плен.


После нервно закурили. Подсчитали потери и созвонились с Алавердяном. Тот только крякнул, узнав, что из восьми бойцов, не считая водителей, трое убиты наповал, один тяжело ранен, а у остальных были лёгкие ранения. Дал команду операцию сворачивать трупы загрузить в багажник и возвращаться по месту жительства и прописки. А с пленного бандита, пылинки сдувать, холить, лелеять, чтобы ни вирус, ни бацилла по дороге его не настигли — а то и словом перекинуться о грехах наших тяжких, будет не с кем.


* * *

Этого пленного индейца даже бить не надо было. После двух увесистых оплеух его двадцать минут приводили в чувство, отливали водой, пытаясь вывести из состояния глубокого обморока. После чего, он сразу выложил всё. Оказался настоящим подарком судьбы, как источник достоверной, а главное полной информации.


Когда же, устав слушать и записывать густой словесный понос сведений, поинтересовались у пролежавшего почти 10 часов в багажнике борзовского подручного:


— Мил, человек, а звать, величать тебя как?


Тот стушевался, покрылся испариной и попросил косяку пыхнуть, видно, для храбрости. Косячок ему забили, зашнуровали по всем правилам, не забыли и про «пятку». Марыха была высшего сорта, дальневосточная. От неё создавалось эдакое кустисто-ветвистое состояние в душе. Однако, захваченный в плен взял паузу, мусолил из одного угла рта в другой этот окурок… И пока он пытался выиграть время, допросчики опять продолжили курочить его светлое, но пока не названное имя.


— Судя по росписям, ты у нас чалился за взятие мохнатого сейфа? — Обидно ржали они, напомнив былинному герою блатного эпоса не самую достойную страницу его героической биографии. — Может бабку свою ссильничал, а она от внучка залетела, а, блатной?


* * *

«Пленный румын» оказался известным местечковым уголовником. Наставник и правая рука Борзого — в узких кругах отзывавшийся на уважительное имя — дядя Паша. Именно он руководил первой бригадой рэкетиров, бомбящей ушастых фраеров, кооперативщиков и попсовиков-ларёчников.


От повествований дяди Паши, тягучих, как былины и правдивых, как батальные картины Верещагина, ниточка Ариадны потянулась к незабвенному образу врага-предателя затаившегося в их рядах. К жаждущему власти, а с ней и денег — пока ещё не вычисленному Пердоватору.


Дядя Паша гикнулся, скончался после прослушивания и просмотра видика, где с учетом требований соцреализма с безжалостной прямотой на видеозаписке была изображена его большая и искренняя любовь к захватившим его в плен. Но, главное, как понимают любители нового реалистического кино, воспетого Франсуа Трюффо, Жан-Люк Годаром и Андреем Тарковским — очень уж его угнетала мысль о пытках, которым он будет подвергнут, после просмотра копии этого занимательного фильма его учеником и по совместительству патологическим маньяком Борзым… Сердце не выдержало образного разгула фантазий и ассоциативных восприятий фантомов прошлого.


* * *

Если в босоногом пионерском детстве у всех детей главным героем для подражания был если и не Павлик Морозов, то, как минимум Мальчиш-Кибальчиш, произведенный на свет дедом известного младореформатора Егора Гайдара, Аркадием Голиковым из созданного им советского конструктора «Сотвори себе кумира». А вот у Пердоватора любимым героем был Мальчиш-Плохиш, который большую большевистскую тайну выдал за тонну печенья и бочку варенья. Отсюда и дальнейшая модель всего последующего поведения: пионер, комсомолец, коммунист, стукач и подручный бандита.

Загрузка...