«В холодильнике пусто», – пишу я Шахову сообщение.
Жду пять минут, десять, но он не отвечает. Это начинает злить. Усугубляет ситуацию моя гудящая голова. Сейчас жалею, что вчера пила.
«Ты не слишком гостеприимен», – строчу еще одно сообщение и нажимаю кнопку «Отправить».
Тишина.
«Можно хотя бы обезболивающее выйти купить? Я правда вернусь».
И снова молчание.
Растираю пальцами ноющие виски, оставляю телефон в покое и шумно вздыхаю. Как смириться, что на этот вечер я узница? Даже доставку не смогу заказать, потому что дверь закрыта и открыть ее не получится. Опять хочется взять телефон, чтобы напомнить этому тирану, что на дворе двадцать первый век и пытки остались в Средневековье.
Я иду в спальню, оттуда в гостиную. Камеры видеонаблюдения действительно есть в каждой комнате. А еще кругом идеальный порядок. Все поверхности блестят. Хотя в этом нет ничего необычного. Если бы Шахов сам чистоту наводил, как моя бабуля, тогда бы я удивилась.
Сажусь на диван с пультом от телевизора и пытаюсь его включить. И впрямь установлен пароль, а я так нервничала, когда говорила с Григорием, что забыла какой. То ли три пять девять, то ли три пять восемь. Подходит в итоге три пять семь. Почти запомнила.
Включаю какую-то дешевую комедию и пытаюсь отвлечься, но не выходит. Сначала парочка задорно пикируется, затем девушка напивается в хлам, почти как я, а потом она просыпается в квартире парня, в которого начинает влюбляться. Благо ее принц, в отличие от моего, о ней позаботился и дал таблетку обезболивающего, даже покормил наутро. Шахову явно далеко до киношного героя.
Прикрываю глаза и проваливаюсь в голодный сон. Снится, будто меня зовут. Услышав свое имя отчетливее, я подскакиваю на диване.
Едва не теряю сознание от страха, когда вижу перед собой незнакомого человека с пакетами.
– Извините, не хотел напугать. Перед тем как войти, я стучал, а как зашел, звал вас по имени. Григорий Игоревич просил завезти вам продукты.
Я хватаюсь за сердце, мне дурно. Еще хуже, чем когда проснулась в первый раз с жуткой головной болью и похмельем.
Здоровяк направляется на кухню. Оставляет пакеты и уходит. Слышно, как хлопает дверь.
С дивана я встаю не сразу и иду в прихожую. Проверяю замки и дергаю ручку. Закрыто. Ну и зачем так делать? Почему Шахов не предупредил, что пришлет своего человека? Я чуть не умерла от испуга!
Плетусь на кухню и проверяю пакеты. Там не только продукты, но и готовая еда, три вида обезболивающего. Есть за что поблагодарить Шахова, но я из принципа не собираюсь это делать. Достаю лапшу, индейку и свежую выпечку. Все горячее и пахнет изумительно! Как будто только что приготовили.
Значит, сообщения мои дошли? Можно написать, что на кухне не хватает цветов, а девушкам, тем более любовницам, принято дарить украшения. Интересно, Григорий тогда вернется из командировки и с тем и с другим?
Пока ужинаю, смотрю страницы с украшениями в интернете, а потом отправляю Шахову ссылку, заодно и на букет. Специально выбираю кольцо. Для мужчин же это принципиально. Они не дарят кольца просто так?
Ответа, как и в предыдущие разы, не удостаиваюсь. Это задевает. Мне нужно общение, отклик, эмоции, я очень страдаю, если их нет. Проверяю шкафчики в поисках спиртного и нахожу вино. Причем открытое. Наполняю бокал и звоню Нине. Мы давно не болтали по душам. Кажется, я созрела на разговор. Тем более повсюду камеры, Шахов услышит.
– Привет, пропащая, – отзывается подруга после третьего гудка. – Всё в порядке? Ты сегодня не была на работе…
– Приве-ет, – тяну я. – Не особо прекрасны мои дела, но пока грех жаловаться.
Разглядываю этикетку на бутылке. Вкус у вина восхитительный! Надо запомнить марку.
– Пока? – уточняет Нина.
– Да, пока я пью второй день.
– Второй день, – хмыкает она. – Что-то новенькое. Не похоже на тебя.
– На меня много чего не похоже. С первыми встречными проходимцами я обычно не сплю, не езжу с ними в командировки, и они не трахают меня, как шлюху.
– Ты, видимо, и правда пьяна…
Еще не очень, но желание поиграть на публику велико. О чем вслух я, естественно, не говорю.
– Просто… мне очень плохо. Очень. Я безумно скучаю по мужу, – ступаю на запрещенную территорию. – И не знаю, как смириться с тем, что меня просто используют. А ведь совсем недавно я была женой, единственной любовью Миши.
– Ась, – цокает Нина. – Все в прошлом. Миши больше нет. Шахов… – Ее интонация становится мягче. – Он тебя обижает?
Прямо в эту минуту – очень. Не отвечает, игнорирует, закрыл одну в квартире, как пленницу.
– Ну что ты молчишь?
– Мне плохо, Нин, – на этот раз без фальши, искренне говорю я.
– Где ты? Я приеду.
– Не стоит. Я сейчас не одна. И вообще, ошибкой было тебе позвонить. Пока, Нин. – Настроение резко уходит в минус.
Зря я все это затеяла. Шахов прав: меня штормит. Я сильно из-за этого мучаюсь.
С одной стороны, хочется не думать о моральной составляющей отношений с Григорием и просто наслаждаться тем, что отпустила Мишу и начинаю жить. С другой стороны, мне страшно. Очень. Многие подсознательно боятся боли и разочарований, а я уверена, что именно ими все в итоге и закончится. Как перестать об этом думать?
Наливаю себе еще вина, глядя, как вибрирует телефон на столе. Нина снова пытается до меня дозвониться, но я больше не хочу разговаривать ни о себе, ни о Шахове. Домой хочу. К бабуле. Но в таком состоянии ей не позвонишь.
Выпиваю бокал и чувствую, что мне на сегодня достаточно. Поднимаюсь из-за стола и медленно подхожу к окну. Город как на ладони. Но все равно жутко смотреть на него с такой высоты.
Больше чем на десять минут меня не хватает. Возвращаюсь в кровать. Причем на этот раз – в комнату Шахова.
Вырубаюсь почти сразу. А просыпаюсь от того, что слышу, как Григорий с кем-то разговаривает по телефону. Я улавливаю жесткие интонации в его голосе. Шахов выходит из спальни, прикрыв за собой дверь. Возможно, у него опять неурядицы. Но с таким большим бизнесом и бешеным ритмом это неминуемо.
Встаю с кровати, прочесываю волосы пятерней, поправляю одежду и иду в гостиную. Григорий уже закончил беседу и стоит посреди комнаты. Его телефон лежит на журнальном столике. От внимания не ускользает огромный букет цветов, фотографию которых я вчера скидывала, и красная бархатная коробочка.
Против воли улыбаюсь. Это все-таки чертовски приятно. Хоть Шахов и бесит.
– Я вообще-то пошутила, – киваю на букет и кольцо. – Но подарки приму. За столь длительное ожидание и свой плен.
– Вот и отлично, Агния, – говорит Григорий, расстегивая рубашку и наступая на меня.
Понимаю, зачем он держал в заложниках и что сейчас будет. Одна часть меня противится сексу с Шаховым, а другая очень хочет с ним близости. Виной всему – вспыхнувшая страсть. Ну и симпатия. Куда без нее? В Григории чувствуется уверенность и надежность. Это подкупает и восхищает.
– Разговор с подругой был назло. На самом деле я думаю иначе… – зачем-то вспоминаю о вчерашней ошибке.
– Какой разговор? – Шахов приподнимает бровь, но по глазам вижу, что он смотрел видеозапись.
– Мой и Нины.
– Ты пила вино. Почти прикончила бутылку. По пьяни чего только не скажешь.
Он подходит ближе, не сводя с меня взгляда.
– Ты… оказался прав на мой счет, – признаюсь шепотом. – Меня штормит. Очень. Я хочу быть с тобой, но боюсь боли и разочарования. Иногда кажется, не переживу еще раз что-то такое, как произошло с моим…
– Просто не думай об этом, Агния, – обрывает меня Григорий и привлекает к себе, обняв за талию.
Я сбита с толку его чувственными интонациями.
– Ну и если это тебя хоть немного успокоит, то мне тоже страшно.
Невольно улыбаюсь.
– Страшно? – переспрашиваю с недоверием.
– Да. Боюсь разбить твое доброе и нежное сердечко. Но постараюсь этого не допустить.
Григорий прижимается к моему рту теплыми губами и гладит по голове, а я ощущаю, как по щекам текут слезы.