По дороге домой

Илья Кочергин

По дороге домой

(Алтайские рассказы)

Три алтайки сидят на скамейке в Юркиной кухне и смотрят, как я пью чай. Это соседки, которые пришли поболтать с Чечек. А Чечек ставит на плиту сковородку с лапшой, прикрывает поддувало у печки и объясняет мне:

- Сашка уехал, к вам туда уехал уже неделю как. Рыбачить. Пацанов всех своих взял, Катьку взял, и они поехали. Он на своем "трумэне" поехал, наверное, оставил его у Иваныча в Ташту-Бажи, а дальше на лошадях.

- А Паспак на своем мотоцикле не сможет меня довезти?

- Паспак в городе. Паспак в город уехал. Сейчас вот подожди, - Юрка придет, может, он отвезет тебя. Пока ешь вот, чай пей. А то одиннадцать часов на автобусе - легко ли.

- Автобус - тяжело, - пожилая алтайка качает головой.

И я ем под сосредоточенными взглядами женщин.

Еще ни разу так не приезжал, чтобы Сашка был дома и чтобы машина при этом у него была на ходу. Всегда так - или он свой "трумэн" раскрутил до винтика и чинит, или куда-то уже его унесло, легкого человека.

Чечек что-то говорит своим соседкам по-алтайски, они смеются.

- Серега, в Актале тебе не скучно жить? Я говорю, - такой молодой, как без бабы может один жить? Сашка рассказывал, как ты там себе хлеб пекешь, а сам весь белый от муки. Так смешно! Везде, говорит, муку насыпал, по всей кухне, и сам белый. Я не могу представить, как ты хлеб пекешь. - Чечек весело смеется.

- Один - тяжело. Совсем тяжело. - Пожилая соседка опять качает головой, на которую намотано несколько платков.

- Надо тебя сватать. Вот за ее дочку и будем сватать, - Чечек кивает на соседку, потом смотрит в окно. - Вон Юрка приехал, даже трезвый.

Юрка всегда сумрачный. Они как раз подходят друг другу с Чечек - одна трещит без умолку, другой все время думает что-то про себя.

Он пожимает мне руку:

- Здорово, здорово, - садится, не раздеваясь, к столу и закидывает ногу на ногу. - Рассказывай, как там, в Москве.

Улыбается. Я рассказываю.

- Тебя, значит, везти надо, наверное? Сашки-то нет, он бы, конечно, довез.

Думает, курит.

- Давай деньги, я сейчас съезжу - заправлюсь и брата найду. А то один ехать обратно боюсь - вдруг машина сломается. Вечером поедем. Пятьдесят рублей давай, хватит.

У меня только сотка. Юрка заверяет меня, что вернет сдачу, и уезжает, а я остаюсь с женщинами.

Через час приходит еще какой-то сосед, тоже алтаец. Взглядывает на меня, кивает. Садится молча на то место, где Юрка сидел, и вытаскивает четвертинку. Чечек ставит на стол два стакана и опять уходит к своим подружкам.

- Сам с Москвы, да? - спрашивает сосед.

- Да, из Москвы. Из отпуска еду в Актал.

- Чучмецкий спирт знаешь? - разливает по стаканам.

- Нет, не знаю.

- Алтайский арачка знаешь?

- Арачку знаю.

- Как по-русски алтайский арачка называется? Чучмецкий спирт, да?

- Арачка - она арачка и есть. Что ты ко мне с этим спиртом пристал?

- Если бы ты сказал мне - чучмецкий спирт, я бы тебя сразу прибил.

- Поссориться, что ли, хочешь?

- Ссориться не хочу. Я тебя просто проверял: если скажешь - чучмецкий спирт, значит, ты нас, алтайцев, чурками считаешь, чучмеками. Понял?

Я выпил с хитрым соседом неполную четвертинку алтайской молочной водки, не дал ему взаймы десять рублей, а потом завалился на кровать и стал ждать Юрку. А сосед ушел.

Отсюда, из районного центра, до нашего кордона Актал семьдесят километров. Без груза можно добежать пешком за полтора дня, но у меня много груза - я еду из отпуска. Два тяжелых рюкзака, пять литров уксусной кислоты для выделки шкур, саженцы яблонь, два лимона в горшках (Колька, мой начальник, заказывал), да еще я маленький деревообрабатывающий станок себе купил. Он один килограммов десять-двенадцать весит. Так что только на машине нужно ехать. А в Ташту-Бажи просить у Иваныча коня, на коне еще двадцать километров.

А ждать Юрку можно недолго, а можно очень долго - несколько дней. А может случиться, что Юрка и вовсе не поедет. Может быть, поедет кто-то другой, и ему тогда тоже придется давать деньги на бензин. Это как карты лягут, как повезет. Городской человек, впервые попадая к нам, всегда утомляет окружающих странными вопросами: "Когда мы поедем?", "Когда приедем?", "Сколько осталось?" и прочими подобными. Что может ответить ему на это даже самый умный местный житель? Он ответит ему, что это зависит от того, как лягут карты или, иными словами, как повезет.

Здесь, вдали от городского шума, вдали от суеты, человек чутче вслушивается и вглядывается в окружающий мир. Человек может стоять, курить, болтать с мужиками, может даже зайти к кому-нибудь и посидеть - выпить немного. И вдруг что-то подсказывает ему, что пришло время, например, ехать в Ташту-Бажи. Тогда он едет на заправку, покупает бензин, если остались деньги, потом отыскивает своего брата, а потом едет с москвичом в Ташту-Бажи.

Ну а если ничто не подскажет ему, что пришло время ехать, то он не поедет. Или поедет, но не в Ташту-Бажи, а в Чибит, или в Паспарту, или в Балыктуюл.

Мы выехали вечером, в темноте. У Юрки был бортовой "УАЗ", и мы покидали вещи в кузов, я с Юркой сел в кабину, а Юркин брат - тоже Юрка, и фамилии у них одинаковые, и даже с виду они похожи, - этот брат сел на мои вещи в кузове и поднял воротник куртки. Сумку с самыми хрупкими вещами, то есть с лимонами, саженцами и бутылками с уксусом, я поставил себе под ноги.

Юрка завел машину и сказал:

- Если бы на одном передке ехать, то я точно не поехал бы. Хорошо, мне Сашка весь автомобиль перебрал недавно. - От Юрки здорово несло водярой. Он подумал, выжал сцепление, взялся за рычаг переключения скоростей, потом добавил: - Я пятьдесят рублей тебе потом верну. Там, понимаешь, знакомый из заключения освободился, мы отмечали немного.

И мы поехали. Когда выехали из поселка, Юрка, который сидел в кузове, стал стучать по крыше, чтобы остановились. Мы остановились, в окно снаружи заглянула его физиономия:

- Министра-то где будем забирать?

- Вот министр сидит, - ткнул в меня пальцем Юрка и нажал на газ. Физиономия качнулась и скрылась.

- Я его по поселку искал, кое-как нашел. Сидит - и вокруг него четыре девки. И водка у них была. Я говорю - ехать надо в Ташту-Бажи, а он отказывается, ему и там хорошо. Я тогда сказал, что министра надо везти, тогда только он согласился. Его девки любят, они его балуют.

Когда съехали с трассы на восьмом километре, машина вдруг стала подкидывать задок, как брыкающаяся корова. Нас снесло с дороги, еще два раза подбросило, и мы остановились. Юрка держался за руль, а я за ручку впереди. Юрка выключил двигатель, немного подумал, а потом вылез. Я проверил, не разбились ли бутылки и горшки, не поломались ли саженцы, и тоже вылез на улицу.

Оказалось, что на кардане срезало болты, он отвалился спереди, уперся в землю, и поэтому машина "лягалась". Бампером мы уперлись в печальную каменную бабу, которая, скрестив руки на животе, стояла здесь вкопанная уже бог знает сколько времени. От бампера она еще немного покосилась.

Я не знаю, о чем говорили между собой братья, я по-алтайски не понимаю, наверное, обсуждали происшедшее. Они сначала сидели на корточках около бабы, потом около машины, курили и думали. Потом младший Юрка - брат, который не хотел ехать, залез под машину и отвинтил кардан сзади. Его тоже забросили в кузов к моим вещам. Было страшно холодно, наверное, заморозок. Так-то заморозкам уже пора, сентябрь месяц все-таки. Как Юрка в кузове без шапки едет - я не знаю.

- Так это ты "министр", - спросил меня этот самый Юркин брат. - А то я гляжу, вроде это не министр, а из поселка уже выезжаем. Я подумал, что министра забыли, и стал стучать. Да, если бы Юрка меня не обманул, то я ни за что не поехал бы.

Мы опять расселись по своим местам. Фары освещали край каменной бабы.

- Не получилось у нас, Серега, довезти тебя. Но ты сам видишь, на одном передке нам не доехать, там, помнишь, какой подъемчик после ручья? Опрокинемся, как нечего делать. Так что не обижайся. - Юрка обнял руль и положил на него голову, потом выключил фары, поставил машину на ручной тормоз и, снова устраиваясь на руле, сказал: - Я чуть вздремну пять минут, а потом домой поедем.

Минут пятнадцать стояла тишина. Я думал, на ком бы мне все-таки уехать до Ташту-Бажи. Потом прикинул и решил, что лучше всего пойти пешком, а вещи оставить у Юрки. Дойду до дома, а потом на коне съезжу за вещами и вернусь. Даже лучше двух коней взять.

По крыше снова стал стучать младший Юрка, но на этот раз, наверное, чтобы ехать. Юрка оторвал голову от руля, включил зажигание и сдал чуть назад, чтобы не опрокинуть каменную бабу. Потом вывернул на дорогу.

Юрка очень плохой водитель, Сашка все время на него ругается.

- Ты с ручного тормоза забыл снять, - сказал я.

Он притормозил, опустил ручку и поехал дальше.

- Да, Сашка меня опять материть будет, ему же машину чинить. Я ведь не умею.

Мы ехали вперед, по направлению к Ташту-Бажи. Вокруг в темноте лежали волнистые пастбища.

Около заброшенной пастушьей стоянки мы остановились. Тот Юрка, который сидел в кузове, зарядил винтовку, достал из-под брезента фару, подключил ее к автомобильному аккумулятору, тоже спрятанному под брезентом, и стал светить на пологий склон, оказавшийся с левой стороны дороги. Поехали.

Через некоторое время он стукнул по крыше, машина затормозила, и бухнул выстрел. Юрка из кузова пошарил лучом по склону, заглянул опять в окошко и сказал:

- Промахнулся, наверное.

Больше косули нам не встречались, а вскоре мы и вовсе въехали в лес. В этом месте пересекал дорогу тот самый ручеек, за которым был крутой и опасный подъем. Юрка газанул на спуске, пролетел ручей, и "УАЗик" начал натужно тащиться вверх. Кое-как вылезли.

А раз вылезли, то я, считай, уже в Ташту-Бажи. Дальше дорога более или менее простая. Там переночую у Иваныча, а с утра поеду до дома.

Юрка снова нажал на тормоз. Как-то он резко так всегда это делает, что лбом наклоняешься почти до самого стекла.

- Видишь, Серега, это место?

Фары высвечивают две колеи в желтой траве, и больше ничего не видно, по сторонам - хоть глаз выколи, такая темень. Зато даже из кабины видны сумасшедшие осенние звезды. В кузове тихо сидит Юрка, которого увезли от четырех девушек и от выпивки. Как он может ехать без шапки на таком ветру? Мне и в кабине холодновато.

- Вот на этом месте я встретил врага рода человеческого. - Опять сцепление, рычаг переключения скоростей и резко на газ.

- Ехали тогда с Барбосом на мотоцикле. Я вижу - человек лежит, в белой такой материи закутанный. На обочине лежит и рукой мне машет, чтобы я остановился. Я - раз, спокойно так проезжаю, не останавливаюсь. Барбос в коляске сидел, я ему говорю - видел, мол, мужика в простыне? Нет. Проезжаем сто метров, - мотоцикл глохнет. Барбос давай копошиться в нем, а я-то знаю, в чем дело. А он уже рядом стоит - огромный такой стал, до неба почти, и видом как козел. Громко говорю, мол, пойду пешком. Громко говорю со спецом, чтобы тот, кому надо, услышал. И, главное, твердо про себя решил, что пойду, но не дамся. И он пропал. Сели на мотоцикл и поехали.

Юрка рассказывает дальше:

- Знаешь, я же всю эту дрянь вижу. Никто не видит из мужиков, вот как Барбос на этом месте, где я показывал, а я вижу. Года три назад вешаться хотел от этого. В коровьей стайке уже веревку привязал к потолку. А потом зло такое взяло, думаю, задавить меня хотят. Не стал вешаться.

Ветки лиственниц скребут по крыше кабины, потом лес заканчивается, дорога огибает склон и выходит опять на открытый простор. Теперь недалеко уже до Иваныча.

- У тебя что в сумке? Запах какой-то идет.

Щупаю горлышки бутылок. Кислота разлилась. Пролилась прямо в один из горшков с Колькиными лимонами. Он их решил на окошке разводить, чтобы зимой в тайге чай с лимоном пить.

- И вот, слушай, что самое интересное. Раньше меня во сне все время душили. И пацана моего душили, - проснусь и вижу, у него на горле черное такое сидит. Так донимали, что, я говорю, вешаться хотел. А потом я Библию взял, начал читать и понял, что человек сильнее всех этих духов. Человеку помогает Христос.

Да, Юрке, с его умением ездить, кто-то точно помогает.

- Все равно, конечно, и сейчас их всех вижу, но теперь не боюсь - они живут, я тоже живу. Но меня они не трогают, потому что я сильнее. Я знаю, что Христос меня любит. И как-то спокойнее жить становится.

Я еду и думаю, что сегодня все получилось самым что ни на есть удачным образом - сошел с автобуса и тут же уехал до Ташту-Бажи. Завтра днем уже буду дома. А дня через два можно будет махнуть с Колькой в тайгу - за месяц отпуска успел соскучиться по лесу.

Юрка поворачивается ко мне и смотрит изучающе:

- Ты же в Актале в том доме сейчас живешь, где раньше Колька Двоеруков жил, да?

- Да.

- Колька тебе рассказывал, как оттуда сбежал, как его там душили?

- Рассказывал.

- Я у него вообще не мог ночевать, пока он жил в том доме, уходил ночевать в летнюю кухню. А ты там как спишь, спокойно?

- Еще ни разу ничего такого там не видел.

Юрка качает головой.

- Вообще-то правильно. Если одному жить, то только бабы и снятся. А как женишься, то и задумываться начинаешь.

Вот и доехали. Сначала в свете фар появились корова и Сашкин "трумэн", потом тракторная телега, а затем и дом, где жил Иваныч. Около двери стояла белая собака и лаяла. Ее голос стал слышен, когда Юрка выключил мотор. Отпустил руль, посидел, задумавшись, и сказал: "Уф!".

Я сгрузил свои вещи и отнес их под навес, захватив с собой в дом только бутылку коньяка. Иваныч проснулся и ставил на стол пиалки.

- Министра привезли тебе, Иваныч. Сейчас коньяк пить будем.

Мы выпили коньяк и пожевали холодной козлятины.

- Что в Москве не остался? - спрашивает меня Иваныч. - Я уже думал, не приедет наш москвич. Нашел, наверное, там себе богатую женщину и остался.

- Ему на Алтае больше нравится, - говорит Юрка. - Нравится тебе, Серега, у нас на Алтае?

- Нравится, - отвечаю я.