По линии взлёта

Глава 9

POV Биго

– Биго, – мягкие губы касаются моего уха, затем захватывают мочку, – может, поедем уже к тебе?

Тоненькие пальчики, завершающиеся острыми коготками, покрытыми красным лаком, касаются моего живота, затем быстро опускаются ниже, останавливаясь на бугре в моих штанах. Она оттопырила указательный палец и мизинец, затем потёрла мой член сквозь плотную ткань джинсов средним и безымянным пальцами.

– А зачем нам куда-то ехать? – спрашиваю псевдоигриво, отчего самому тошно.

Девушка поднимает лицо, чтобы возмущенно надуть накрашенные матовой помадой губки.

– Чтобы я могла попробовать его, – средний палец чуть сильнее надавливает, чтобы я уж точно понял, на что она намекает. Хотя какие тут намёки?

Сегодня на съемке я соврал. Мне не было скучно, возможно, впервые за три года. Я ожил на какие-то пять минут, пока Лора Ви была на сцене. К своему неудовольствию, я запомнил её имя. Интересно, это её настоящее имя?

Нет, черт тебя возьми! Тебе не интересно ни на грамм! Соберись!

Морщусь, когда костлявые пальцы перебарщивают с намёками. Девушка улыбается: она знает.

Кастинг давно закончился, а моя голова до сих пор не прошла. Не помог дорогой алкоголь, который я влил в себя в немалом количестве.

Перед глазами все равно стояла она, богатая девчонка. Её красивое лицо, обуреваемое непонятными мне эмоциями. Пухлые губы, которые она умудрилась сжать в одну линию. Руку на отсечение, она мысленно расчленяла меня.

Смотрю на блондинку, приближающую ко мне свое лицо, явно намеревающуюся подставить мне свои губы для поцелуя, и делаю то, чего никогда в жизни не делал. Я сравниваю. Белые прямые космы с блестящими вьющимися волосами. Её голубые раскосые глаза с большими карими. А ярко накрашенные и неестественно надутые губы с естественно розовыми, пухлыми от природы.

Эта сучка проиграла. Но и богатенькая куколка не выиграла. Пусть мне и понравилась её внешность, принципы ещё никто не отменял.

После её ухода меня уже ничего не привлекало. Я занялся тем, чем занимался до её появления. Ничем.

Позже, когда мы попали за кулисы, я слышал, как народ шептался, что она ревела, когда убежала со сцены.

Я не поверил: этого не может быть. Зачем ей плакать? А даже если и так, то богатенькие родители смогут подарить ей что-нибудь, чтобы её утешить. Песню, например, вкупе с клипом. Чего мелочиться?

Как она вообще додумалась спеть My heart will go on love? Титаник, мать вашу, серьезно? С Леонардо ДиКаприо и Кейт Уинслет? Великая любовь, одна из самых романтичных и трогательных, несмотря на смерть главного героя?

Какая же это хрень! Чушь собачья! Любовь? Ха три раза!

Нет никакой великой любви! Даже кровное родство не гарантирует наличие любви. Я знаю, о чём говорю.

Мне не нравится девчонка передо мной. Все так однообразно и до ужаса осточертело. Я не хочу везти её ко мне, не хочу ехать к ней. И даже возможность по-быстрому трахнуть её в туалете клуба не вызывает во мне адреналина. Раньше это все возбуждало, но сейчас кажется бессмысленным.

Я не принимаю приглашение на поцелуй, вместо этого наматываю на палец сухую прядь её волос. Мне не нужно подтягивать её к носу, чтобы сказать, чем она пахнет. Даже с такого расстояния я слышу приторную сладость. Фу, от такого аромата запросто заболит голова. И она уже начала потрескивать.

Пора валить отсюда.

– Что ты здесь делаешь?

Оборачиваюсь на знакомый голос. Вит.

В кромешной темноте его было сложно разглядеть. Он не раз меня пугал, появляясь словно из ниоткуда. Чёрная одежда, чёрные волосы до плеч почти делали из него невидимку. Выделились только его ярко-синие глаза, которые сверкали даже в ночи.

За нездоровое пристрастие к чёрному цвету в детдоме его обзывали готом. И звали так до тех пор, пока не поняли, что ему насрать на то, как его называют. Вит никогда не заботился о своем внешнем виде, считая, что гораздо важнее научиться виртуозно играть на гитаре, чем ходить в зашитых штанах. Поэтому на его черных штанах с каждым днем становилось все больше дыр, а на пальцах кровили мозоли.

– Я тебя не звал, – рыкнул я, затем пошатнулся. И чтобы не упасть, пришлось наклониться вперед и упереться рукой в гараж. Голова закружилась. Я прижал лоб к холодному металлу.

– И что случилось на этот раз? – спрашивает Вит спокойнее некуда.

– С чего ты взял? – хмыкаю, приподнимая правый уголок верхней губы.

– Ты всегда ломишься в мой гараж, когда напиваешься.

– Не всегда! – отталкиваюсь от металлической двери, чтобы мотнуть рукой, но не получается. Чёрт! Снова приваливаюсь к гаражу, ища опору. На этот раз плечом.

– Ага, точно, – усмехается Вит, – совсем забыл. Только тогда, когда тебе хуёво. И ты долбишь в эту дверь, словно пытаешься попасть в прошлое и найти там спасение.

Игнорирую его выпад. Потому что даже в таком состоянии я признаю сто очковое попадание этого говнюка.

– Открой, – стучу кулаком. По пустому гаражному кооперативу разнеслось громыхание. – Открой!

– Нечего тебе делать в моём гараже. Иди домой. В свою квартиру в новой высотке.

– Это и мой гараж! – К горлу подступил гнев. Я сплюнул вязкую слюну.

– Больше нет. – Я не вижу засранца, но такое чувство, словно он медленно, но верно вводит нож мне в подреберье. Стискиваю зубы. – Он перестал быть твоим, когда ты съехал.

– Я не хотел и дальше так жить!

– Тебе нравилось так жить. – Не знаю, что бесит больше – его уверенный тон или правота. Частичная правота.

– Мне нравилось писать тексты для твоей музыки, но не нравилось жить в гараже! Чёрт возьми, кому может нравиться жить в гараже?

– Мне.

Вит останавливается за моей спиной, вытягивает руку, отталкивает мой локоть, чтобы воткнуть ключ в замочную скважину. Мне пришлось поскрести по сусекам самоконтроля, чтобы остаться в вертикальном положении без помощи посторонних предметов. Дверь открылась. Вит наклонил голову, протиснулся сквозь метровый дверной проём, вырезанный в воротах гаража.

Я намеревался проделать ту же манипуляцию, но не смог поднять ногу, чтобы перешагнуть, споткнулся, с хрюком полетел на бетонный пол гаража. От грохота содрогнулась земля, не иначе.

– Сука! – Неужели нельзя придумать нормальную дверь в гараже? Кто вообще придумал делать их такими узенькими и так высоко от земли?

На встречу с твёрдой поверхностью все тело отозвалось болью. Особенно щека.

– Ау, – крякнул я, стараясь приподняться. Получалось не очень.

– Серьёзно? – недовольно пробурчал Вит, после чего схватился за мои плечи, потащил вверх. Он толкнул меня в сторону. Следующее приземление было уже на жёсткий диван с торчащими из него пружинами. Ну, это хотя бы лучше бетонного пола.

Мои глаза ослепил тусклый свет единственной лампочки, висящей на проводах под потолком. Я окинул взглядом место, в котором три года назад я проводил все свое время. Спал, ел, сочинял тексты. Здесь ничего не изменилось. Разве что, угнетало отсутствие следов жизни. Вит, видимо, тоже перебрался в другое место.

Железная коробка двадцать квадратных метров, разделённая на три зоны: отдых, еда и музыка. Справа от входной двери стоял старый видавший виды диван. На нём сейчас развалился я. Напротив – маленький деревянный стол, на котором расположились мини-телевизор и электрическая одноконфорочная плита. Нам больше и не нужно было. Телек и жратва не входили в наш приоритет. Мы перебивались дошиком. Все с трудом заработанные деньги мы вкладывали в то, что занимало большую часть гаража – самодельная студия звукозаписи. Боже, как же мы ей гордились! Я и сейчас горжусь, хоть и считаю убогой. Мы записали более двадцати треков, ни один из которых не пробился в музчарт.

Я сморщился, вспоминая, как мы бегали по кастингам, отбивали пороги продюсерских дверей, различных лейблов. Никто не захотел взять нас под свое крыло. Кроме Тёмы. Но и ему наша музыка не была нужна. Он хотел только смазливые мордашки, которые можно было продать малолеткам.

Кстати о внешности. Я дотронулся до щеки. Ох, черт! Подношу пальцы к глазам, чтобы убедиться: я располосовал кожу вдоль скулы с правой стороны.

– Шрамы украшают мужчину, – хмыкает Вит, наблюдая за мной.

– Захлопнись! – огрызаюсь, слыша в ответ лишь смешок.

Он возвышается надо мной, словно пытается раздавить авторитетом. Мы ровесники, но Вит всегда считал себя старше и мудрее.

– Неважно, какого качества бухло. Штырит тебя одинаково. И меры ты также не знаешь.

– Зато ты у нас спец! – рычу, но тут же жалею.

Не нужно было этого говорить. Вит меняется в лице. Его сложно вывести из равновесия. Только я знаю, что его задевает.

Вит не виноват. Никто их тех ребят, что окружали нас в детдоме, не виноват в том, что с нами случилось. Мы не выбираем, в какой семье родиться. Судьба та ещё сука.

Вит отворачивается, подходит к круглому стулу возле стены, на котором он обычно сидел, наигрывая новые мелодии.

Горло пересохло. Я хлопую по карманам, чтобы найти пачку сигарет. Ничего нет. Умудрился где-то потерять – вот непруха!

– Как ты узнал, что я здесь? – удивляю и себя и его подобным вопросом.

Час назад я вывалился из клуба, убегая от назойливой шлюшки и прилипалы Жеки. Я не хотел их видеть. Когда подъехало такси, мой язык выдал адрес прежде, чем мозг успел вообразить. И вот спустя тридцать минут, пошатываясь, я стоял в глухой темноте и относительной тишине, прожигая разъезжающимися в стороны глазами металлические стены гаража, который я когда-то называл домом.

– Мне позвонила Снежа.

– Не называй её так! – Вновь закипел, словно ржавый чайник. – Она не любит, когда её так называют.

– Ты сам её так называешь.

– Мне можно: я её брат. И вообще, почему она позвонила тебе?

– Потому что переживает о своем братце-имбециле.

Мне пофиг на то, как меня назвал Вит. И нисколько не обидно. В свое время мы называли друг друга и похуже.

– Мне не нравится, что вы созваниваетесь! – Я также пропустил мимо ушей слова Вита о том, что сестрёнка волнуется. Обо мне не нужно переживать. Я сам могу о себе позаботиться. И о ней тоже!

– Можно подумать, я стану тебя слушать.

Внезапно перед глазами появляются картинки того, как именно Вит может общаться с моей сестрой. Пелена заволакивает глаза. Зная Вита и его общение с существами женского пола, сложно предположить что-то другое. Хотя моё поведение и отношение к девушкам ничем не лучше. Но только Снежа не просто девчонка. Она – моя родная младшая сестрёнка, черт возьми!

– Только попробуй прикоснуться к ней! Я тебя на куски порубаю и зарою именно здесь! – Для убедительности киваю на люк, ведущий в погреб.

– Больной мудак! – Вит клацает зубами. – Снежа и моя сестра тоже!

– Не по крови, – убавляю гнев, выжидая, а, может, потому что силы на исходе.

– Это неважно. Для меня она сестра. И ничего этот факт не изменит. А ты можешь проваливать со своими угрозами и блевотными догадками. – Вит резко провёл по волосам, встряхивая. – Бога ради, как такая мысль проскочила в твоей башке? Совсем рехнулся на ебаной вершине музыкального Олимпа? А? Я ведь купал её в ванночке, после того как она бегала по лужам, и воровал деньги, чтобы купить ей конфетку, потому что ей было страшно и очень хотелось сладкого! Неужели после такого я могу хотеть её трахнуть? Пошёл ты!

Он прав. Я идиот. Я на взводе. И моё пьяное воображение вышло за рамки адекватности.

– Прости, – устало выдыхаю.

Мне хреново. Сегодня я поступил правильно, не взяв ту девчонку, ведь она точно не знает, что такое страх, одиночество, детдом, ночёвки в холодном гараже, когда утром приходится откапываться, чтобы выбраться наружу…

Но ведь она и не должна всего этого знать. Ни один человек не заслуживает такой жизни. Да, блять! Этого не заслуживает даже собака!

Тогда почему я так разозлился на Лору Ви? Ответ прост и противен.

Я позавидовал.

Чему? Таланту?

Да, она, безусловно, талантлива. Но нет, это не то: ведь я, Вит и Снежа тоже одарены.

У этой девчонки было, есть и будет то, чего нас лишили.

Возможность.

Возможность выучиться в лучшей музыкальной школе. Возможность купить дорогую дизайнерскую одежду. Возможность уверенно шагать вперед, зная, что тебя прикроют.

Я поступил правильно. Но тогда почему в глубине души меня точит червь сомнения. Не мог ведь я ошибиться? Нет ведь?

Меня начинает клонить в сон. Я зеваю.

– Спать можно было и в своей квартире. Неужели разваливающийся диван круче?

– Да, – уже почти провалился в сладкую негу сна, – намного круче.