По мосту через пропасть

5

Внизу кто-то стучал в дверь. Анна натянула на голову одеяло и пожелала этому кому-то приятного времяпрепровождения.

Видимо, времяпрепровождение ему и вправду понравилось, потому что стук продолжался минут пять. Ну, кого принесла нелегкая? Весь город знает, что в понедельник у нее выходной! Она села на кровати и взъерошила волосы, которые в этом явно не нуждались, но думать стало полегче.

Где-то в глубине души шевельнулся страх — а вдруг полиция все-таки прознала про случай с Эйдом?

Нет. Быть не может. Зато это может быть сам Эйд…

В оконное стекло звякнула монетка.

Стал бы граф Рочестерский таким образом вызывать ее на беседу?

Анна накинула пеньюар и выглянула.

Стал бы.

Это свидетельствовало о том, что у него к ней дело несомненной важности. Анна полагала, что у деликатного Адриана должен быть сверхсрочный повод, чтобы он позволил себе побеспокоить ее утром единственного выходного дня. Она махнула ему рукой — мол, сейчас открою.

Сейчас, правда, несколько затянулось: ну нельзя же появиться перед ним, как есть, — в пеньюаре, растрепанной, неумытой и бледной!

Когда она распахнула перед ним дверь, то выглядела уже несравнимо лучше — ни грамма косметики, зато терракотовый джемпер подчеркивает природные краски лица, волосы зачесаны назад, улыбка играет на губах. Возможно, он даже не заметит, что она не выспалась.

— Привет, Эйд!

— Привет. Прости, что так рано… — Он выглядел немного измученным. Беззаботная веселость, которая расцвела в нем в последние дни, вмиг испарилась. Что-то не так. Очень сильно не так.

— Да ничего страшного, — вежливо солгала Анна. Интересно, почему ложь повсеместно осуждается, а вранье из вежливости только приветствуется? Попробуй иной раз сказать человеку правду… — Заходи.

— Спасибо. Я не хотел тебя будить, но подумал, что, если я просто исчезну на пару дней, это будет гораздо хуже.

— А ты собираешься исчезнуть? — удивилась Анна. Голос ее прозвучал расстроенно, так очевидно расстроенно, что она даже смутилась.

— Да, возникли неотложные дела в Лондоне.

— А-а. Кофе будешь?

— Лучше чай. Черный. И очень крепкий.

— Вот это да. Ладно, сейчас заварю. Садись.

Он занял свое обычное место — поближе к ней.

— Хочешь рассказать, что случилось? — тактично спросила Анна, включая газ под своим антикварным чайником.

— Пожалуй, нет. Мелкие неприятности, если честно, но они требуют моего вмешательства. — Адриан коротко вздохнул.

— Мелкие проблемы — это тоже проблемы. И их тоже нужно решать. Хорошо, если ты при том не переоцениваешь их масштаб, — заметила Анна.

— Есть еще нюансы. Например, иногда на тебя вешают проблемы, которые ты не хочешь, а по правде говоря, и вовсе не обязан решать.

— Хм. Это цена, которую нужно платить за некоторые отношения. Любовные, семейные, дружеские…

— Когда ты в конце-то концов дашь мне свою книгу? Я хочу постичь ту вселенскую мудрость, которую ты наверняка в нее заложила.

Анна хмыкнула.

— Ничего я никуда не закладывала. А ты не уходи от темы. Мы говорили о твоих проблемах, а не о моих.

— Да в общем-то и не о моих. — Адриан помолчал, посмотрел, как Анна ополаскивает горячей водой белый заварочный чайник. — У Сьюзен неприятности с отцом, она хочет, чтобы я помог ей уладить конфликт.

— А, понятно.

Сьюзен. Разумеется, Анна про нее слышала, не очень много, но смысл понятен. Возможно, ей понятен больше, чем самому Адриану. Молоденькая девочка, красивая, умная, ему — ровня, наверняка десять тысяч раз обдумала перспективы развития их отношений. Наверняка ей не нравится то, что они до сих пор друзья. В семнадцать это еще можно пережить и утешать себя тем, что любовниц у него может быть сколько угодно, а вот лучшая подруга — только одна, и это в некотором смысле даже ставит ее на пьедестал. Но в двадцать ситуация начинает раздражать, а в двадцать три… В общем, отношения либо изменятся, либо прекратятся совсем. Причем в обозримом будущем. Анна вздохнула. Она была убеждена, что «маленькая Сьюзен» влюблена в своего «большого Эйда» без памяти. То, что в Адриана можно не влюбиться, просто не приходило Анне в голову.

Стоп-стоп-стоп. Анна от молниеносно мелькнувшего осознания так растерялась, что рассыпала чай. Такого с ней не случалось уже несколько лет. Чем бы ни были заняты мысли, руки делали свое дело превосходно.

Нет. Что за чушь. Не может быть.

Тогда к чему все эти размышления на тему невозможности дружбы между мужчиной и женщиной?!

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Адриан.

Анна поймала себя на том, что стоит с банкой чая в одной руке, ложкой в другой и невидящим взглядом смотрит на просыпавшиеся чаинки.

— Да. В полном, — преувеличенно бодро ответила она. — Знаешь, нет такого закона природы, который запрещал бы просыпавшимся чаинкам образовывать на столе силуэт Эйфелевой башни. Вот я и проверяю. Почему-то никогда не складываются.

Адриан повел бровью — видимо, решил, что напрасно не дал ей выспаться.

— Так что там со Сьюзен? — Анна за подчеркнутым энтузиазмом пыталась скрыть охватившее ее смятение.

— Да по сути ничего страшного. Она хочет лететь на стажировку в Нью-Йорк, ее папа хочет, чтобы она летела в Сидней.

По мне, так никакой разницы, подумала Анна, но ничего подобного не сказала.

— Что ж, рано или поздно приходится либо отстоять свободу своего выбора, либо до конца жизни оставаться послушной дочкой. Или сыночком.

Ну зачем мы сейчас о ней говорим?

— Да. Понимаешь, я чувствую, что должен ей помочь, но на самом деле… Разбиралась бы она сама…

— Эй, осторожнее. Слышу в твоих словах слабость. Рыцарского духа. Две недели назад ты помчался бы к ней с радостно бьющимся сердцем. Все рыцари страшно радуются, когда выпадает случай спасти принцессу. Неужели это я так плохо на тебя повлияла?

— Ага, — ухмыльнулся Адриан. — Теперь я делаю все то же, что и положено рыцарю, но при этом задумываюсь — а мне самому этого хочется?

— И что, не хочется?

— Не хочется. Уезжать не хочется.

— Это же всего пара дней.

— За пару дней многое может произойти. — Он странно на нее посмотрел, и Анна ощутила, как от этого взгляда грудь обдало жаром.

Она отвернулась к огню.

— Знаешь, я не разделяю того мнения, что для всего на свете существует только один подходящий момент. То, что не произойдет в эти два дня, запросто может случиться в другое время, — осторожно проговорила она.

— Наверное. Судьба?

— Судьба все сделает так, как нужно, — убежденно ответила Анна.

— Хорошо бы. Я не понимаю только одного.

— Чего?

— Ты берешь выходной в понедельник, потому что по понедельникам не можешь быстро заваривать чай? — спросил Адриан, озорно, по-мальчишески, прищурив один глаз.

— Нет, потому что по понедельникам я особенно кровожадна и могу случайно кого-нибудь… съесть!

Или сбить на машине. На свою беду.

День не задался. По радио передавали невнятные новости, почему-то больше всего в них говорилось о странах третьего мира. Новости перемежались с какими-то бессмысленными и безвкусными песенками и назойливой рекламой, рассчитанной на кретинов. Джеймс был зол. Впрочем, это было его обычное состояние, в которое он впадал не реже четырех раз за день. Он резким движением отключил магнитолу. К великому своему счастью, он мог себе позволить не церемониться с техникой.

На лобовом стекле висела мелкая водяная пыль, которую дворники успешно развозили и превращали в тонкую водяную пленку. Октябрь. Чего еще от него ждать?

Джеймс вытащил коробку сигар и закурил. Курил он принципиально только сигары, но вовсе не потому, что они великолепно подходили к его имиджу, а потому, что ему больше нравилось ощущать дым во рту — это вкусно, чем в легких — это странно. Из зеркала заднего вида на него сверкнули углями черные опасные глаза. Джеймс усмехнулся. Хорошо, когда наружность не порождает напрасных ожиданий.

Он ехал в Эшинтгон, и это ему не нравилось. Он вообще не понимал, для чего тетя Маргарет сорвалась в середине осени и отправилась на свою «провинциальную виллу», да еще и прихватила с собой любимчика Эйда. Эйд, конечно, редкостный флегматик в том, что касается деловой жизни, но голова у него работает хорошо, а Джеймсу это сейчас очень бы пригодилось. Собственная его голова уже буквально раскалывалась от обилия обрабатываемой и генерируемой информации. Дела в последнее время шли не очень хорошо, слияние с более крупной компанией уже маячило на горизонте, но нужно было правильно выбрать партнера и просчитать все выгоды, которые можно извлечь. А также позаботиться о том, чтобы в новом совете директоров занять не последнее место. В такие моменты умному, но вспыльчивому, склонному рубить сплеча Джеймсу остро не хватало рассудительности младшего брата и его «шахматистского» мышления. Разумеется, он в этом никогда не признавался. После смерти родителей их пути сильно разошлись. Джеймс помнил смутную нежность, которую когда-то испытывал к маленькому братику, но последующие годы мало что от нее оставили. Спасибо, хоть есть что вспомнить.

Джеймс не любил маленьких городов. Джеймс не любил больших городов. Он любил свою квартиру с четырьмя спальнями, картинами немецких экспрессионистов и балконом на Гайд-парк. Поездка в Эшингтон была ему не в удовольствие. Ему предстояли долгие разговоры с тетей Маргарет о делах, а значит, в ближайшем будущем ничего приятного его не ожидало. Как развлечься в славном и древнем городе Эшингтоне, Джеймс решительно не знал. Может, Адриан что-то придумал? Нужно будет спросить. Хотя зачем ему развлечения, когда у него есть доступ к тетиной библиотеке! Джеймс лихо свернул — едва не пропустил нужный поворот, а ездить он любил на большой скорости: чем ощутимее опасность, тем легче почувствовать себя живым.

Тетя Маргарет встретила его бледная и с поджатыми губами. Джеймс знал, что это мигрень. Значит, тетя будет подолгу думать, прежде чем сказать что-нибудь, и едва заметно морщиться, когда будет говорить он. Неприятно, даже если знаешь, что ты тут в общем-то ни при чем. Тем более Джеймса всегда грызло подозрение, что тетя Маргарет использует такие дни для того, чтобы лишний раз выразить свое истинное отношение к нему. Может быть, это рано развившаяся паранойя.

— Здравствуй, дорогая тетя Маргарет. — Ему показалось или она поморщилась от его сыновнего поцелуя?

— Здравствуй, Джеймс. Рада видеть тебя. Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, хорошо. — Эти этикетные глупости всегда раздражали его сверх всякой меры, но даже ему не хватало дерзости опустить их в общении с тетей Маргарет.

— Хочешь отдохнуть с дороги, я полагаю?

— Да, было бы неплохо.

— Эмили подаст чай в пять часов.

Ох, вечно эти церемонные условности!

— Хорошо, я спущусь к чаю. А почему мой любимый брат не вышел меня поприветствовать? Это невежливо, а значит, на него не похоже.

— Он уехал в Лондон. У него возникли какие-то проблемы, которые нужно было немедленно решить.

— Понятно. Но я не удивлюсь, если он просто не захотел лишний раз со мной встретиться.

Джеймс скачками поднялся на второй этаж. Отдых ему требовался не так уж сильно.

Тетя Маргарет тоже это заметила, но ничего не сказала.

За чаем Джеймс напомнил ей того угрюмого подростка, каким когда-то был. Он рассматривал содержимое своей чашки с таким видом, будто ему туда налили раствор крысиной отравы, с видом величайшей сосредоточенности разбавлял этот сомнительный «чай» сливками, клал один за другим кусочки сахара и в конце концов объявил, что это невозможно пить, и потребовал, чтобы ему принесли кофе.

Тетя Маргарет фыркнула. С некоторых пор ее отношение к кофе было окрашено в неприятные тона.

Джеймс, естественно, принял ее фырканье на свой счет.

— Тетя?

— Да, Джеймс?

— Тебе кажется, может быть, что я как-то не так себя веду? — осведомился он. — Так не лучше ли сказать об этом прямо?

— Джеймс, ты взрослый мужчина, разве я могу критиковать твое поведение? То время, когда ты нуждался в воспитании, прошло, — вздохнула тетя Маргарет.

— И ты хочешь сказать, что тебя в моем поведении ничего не смутило?

— Джеймс, будь на твоем месте кто-нибудь другой, я бы расстроилась, потому что речь зашла о еде в моем доме. Но ты же член моей семьи, и это дает тебе некоторые вольности. И накладывает обязательства.

— То есть мне послышалось, да?

— Не скандаль, пожалуйста. Я усмехнулась, потому что твой брат в последнее время питает странную привязанность… к кофе.

Джеймс умел отлично улавливать подтексты. Это умение просигналило ему, что тетя Маргарет волнуется сейчас вовсе не о здоровье Адриана.

— А подробнее?

Тетя Маргарет махнула рукой, будто прогоняя назойливую муху.

— Не обращай внимания.

— Нет, мне уже интересно. Неужели наш маленький Эйд сделал что-то, что выходит за рамки твоего представления о «хорошо»?

— Нет, отнюдь. Знаешь, если бы ты лучше к нему относился, я, может быть, и рассказала бы тебе. — Тетя Маргарет бросила на Джеймса взгляд из разряда тех, которые, как рентгеновский луч, просвечивают человека насквозь.

— Я к нему отношусь, как к брату. Просто наша братская дружба как-то не заладилась, — серьезно сказал Джеймс.

Тетя Маргарет пожала плечами. В голове ее черной бабочкой билась мысль, которую она никак не могла поймать. Что-то связанное с Джеймсом и с этим безумием Адриана…

— Эйда сбила на машине одна женщина.

Джеймс напрягся.

— Не волнуйся, ничего серьезного. Он уже даже не хромает. Она содержит кофейню в старой части Эшингтона. Знаешь, он проводит с ней столько времени…

— Серьезно?!

— Похоже, более чем.

— Вот это да! — Джеймс расхохотался. — Эйд спутался с поварихой?

— Знаешь, мне кажется, за эти слова он дал бы тебе пощечину. Я не буду.

— Извини, тетя, просто больно уж забавная ситуация. У него же в Лондоне столько поклонниц… А что она собой представляет?

Тетя Маргарет пожала плечами.

— Кажется, она даже чуть старше его.

— С ума сойти… Слушай, я хочу с ней познакомиться!

— Тоже будешь ходить к ней пить кофе?

— Не факт. Я очень разборчив.

— Я заметила. Особенно по части напитков. — Тетя Маргарет не удержалась от шпильки.

— Где, говоришь, находится это волшебное заведение?

— Не знаю.

— А как ее зовут?

— Анна. Анна Бартон.

— Ага. Учту. — Джеймс спрятал улыбку в усах. Вот, значит, как развлекается в этой дыре Адриан. Что ж, все понятно. Но тогда ничто не мешает и ему присоединиться к этому карнавалу… — Ладно, ты очень подняла мне настроение. Может, пора поговорить о делах?

— Хочешь в благодарность испортить настроение мне?.. — задала риторический вопрос тетя Маргарет.

Она была хороша. Очень хороша. Не глянцевый лоск светских львиц Лондона, не порочная красота дорогих проституток… Джеймс видел в своей жизни немало красивых и очень красивых женщин, со многими из них спал, но такую, как она, встретил впервые. Анна. Такое простое и в то же время звучное имя. Как отзвук колокола. Он сел за столик у самой двери, чтобы иметь возможность понаблюдать за ней. Ему хотелось за ней следить, как охотнику за… Нет, не за жертвой. За большой хищной кошкой, которую, может быть, он убьет. А может быть — она убьет его. Игра есть игра.

Да, она похожа на черную пантеру — высокая, гибкая, с короткими темными волосами. Движется быстро и плавно. Джеймс ощущал, как губы теплеют в легкой улыбке — хорошо, что он сюда пришел.

Найти кофейню Анны Бартон не составило никакого труда. Первый же прохожий приветливо указал ему дорогу. Значит, тут ее знают и любят. Не зря.

Она махнула ему рукой:

— Извините, заказы принимаются здесь! — Улыбнулась.

Джеймс подошел к стойке. Она смотрела на него приветливо и спокойно, не без некоторого любопытства — видимо, нечасто здесь увидишь новое лицо.

— Добрый вечер, — низким голосом сказал Джеймс.

— Добрый, — кивнула она.

— Что вы можете мне порекомендовать?

— Вы любите кофе крепкий или помягче?

— Крепкий.

— Тогда, думаю, кофе сильной обжарки, сваренный по-турецки, вам понравится. Он варится в турке на горячем песке и подается вместе с гущей.

— Хорошо. Я вам полностью доверяюсь.

— Кстати, мы ведь еще не знакомы, верно? Меня зовут Анна. Анна Бартон.

— Очень приятно. Джеймс Томсон.

Мгновенное замешательство.

— Ах. Любопытно. — Она опустила глаза, улыбнулась, и Джеймсу почему-то показалось, что она похожа на Мэри Поппинс.

— А что именно любопытно?

— Вы случайно не брат Адриана Томсона? — Быстрый взгляд из-под пушистых ресниц.

— Случайно — брат, — подтвердил Джеймс.

— То есть все семейство теперь имеет своей резиденцией Эшингтон? — усмехнулась Анна.

— Не все. Не хватает еще пары троюродных братьев и сестричек с супругами, — поправил Джеймс.

— Очень мило. — Похоже, ситуация ее то ли забавляет, то ли злит.

— Брат мне рекомендовал ваше заведение, и теперь я вижу, что он ничего не приукрасил, — солгал Джеймс.

— Спасибо. Но вы еще не пробовали кофе.

— Ах, ну да. Полагаю, что он вообще вознесет меня на седьмое небо.

— Не перехвалите меня. Вам подать за столик или сюда?

— Сюда, конечно. Если вы не возражаете.

— Не возражаю. — Она замолчала, занятая варкой кофе.

Джеймс не знал, что Анну очень сложно отвлечь разговором от любимого дела, и ее молчание означает, что она о чем-то задумалась.

О Джеймсе она знала только то, что он существует, и то, что у них с Адрианом «не очень теплые отношения». Значит, они и вправду по теплоте лишь чуть-чуть отличаются от льда. О Сьюзен Анна и то слышала больше. А теперь — нежданный подарок судьбы! — Джеймс нагрянул к ней собственной персоной. Вряд ли Адриан обсуждал с ним их внезапно завязавшуюся дружбу или даже просто подсказал брату, где в городке варят лучший кофе. Значит, скорее всего, он узнал о ее существовании не от Адриана. А от кого? Милая тетя Маргарет. Больше некому.

В том, что тетя Маргарет станет рекламировать ее кофейню еще каким-то родственникам, особенно мужского пола, Анна сильно сомневалась. Значит, есть какая-то другая причина…

— Анна, милая, привет! — раздался за ее спиной голос Лин.

— А, привет! — Анна обернулась. Лин стояла как раз рядом с Джеймсом и выразительно косила на него глаза. Анна сделала вид, что не понимает ее ужимок. — Как дела?

— Дела хорошо, бегу из школы. Мой младшенький опять разбил директорское окно мячом. Похоже, растет снайпер. Сделаешь мне чаю? — выпалила Лин на одном дыхании.

— Конечно.

— На молоке.

— Ага.

— А у вас тут совсем домашняя атмосфера, — вставил Джеймс.

— А мы семья, — благодушно сообщила ему Лин. — А вы и есть тот самый…

— Нет, Лин, не есть и не тот, — быстро перебила ее Анна.

— Жалко… — со всей непосредственностью протянула Лин.

— Лин, а как же твоя элегантность? — укоризненно спросила Анна.

— Ой, Энни, у тебя же… Кофе, — обескураженно уронила Лин.

Так вот откуда этот шипящий звук — выкипел кофе. Воистину, близок конец света.

Джеймс оказался не так галантен, как Адриан, но в нем, безусловно, было что-то притягательное. Анна ощущала на себе его взгляд, как прикосновение. Он ловил каждое ее движение с той же настойчивостью, что и Адриан, но делал это с очевидным подтекстом. Анна стеснялась предположить с каким. Он просидел в кофейне до самого ее закрытия и, казалось, был бы рад пробыть там до утра, да тонкая амальгама воспитания не позволяла предложить. Анне от этого было не очень уютно — и в то же время немного приятно, сладковато-приятно, потому что Адриан в эти минуты, она точно знала, был со Сьюзен, и это осознание несколько мешало ей наслаждаться жизнью. Ладно, пусть он уехал, но она тоже не скучает здесь в одиночестве и забвении…

Анна отругала себя за глупые мысли, которые особе старше школьного возраста вынашивать не пристало, и принялась расставлять посуду по полкам.

— Анна, вы закрываетесь?

— Да. За седьмой чашкой кофе приходите завтра, Джеймс, — отозвалась она и только потом подумала, что это, наверное, грубо.

А грубость никогда не возникает просто так. Грубость — это устрашающая маска для чего-то другого…

— Вы устали? — Его взгляд буквально ввинчивался ей между лопаток.

— Нескромный вопрос…

— Я знаю. Но мы же с вами люди просвещенные и можем обойтись без некоторых условностей.

— И это говорит мне человек, наверняка получивший воспитание в элитной школе?

— «Чедвик касл».

— О-о…

— Слышали?

— Случалось.

— Так вот, это самое воспитание не мешает мне пригласить вас прогуляться. Но если вы устали, приглашение будет бессмысленным, так ведь?

Признаться, Анна и сама собиралась пройтись, подышать свежим, уже, можно сказать, ночным воздухом. Ей трудно будет заснуть сегодня, и без прогулки не обойтись: нужно выспаться, потому что завтра предстоит долгий рабочий день, а она и так уже рассыпает чай и позволяет кофе закипеть в турке, что вообще недопустимо.

Что, собственно, мешает ей прогуляться в компании Джеймса Томсона?

— Если честно, я не против. Подождите здесь, я наброшу плащ.

— Конечно, — согласился Джеймс таким тоном, что Анна задала себе вопрос: а не передумать ли ей в срочном порядке? Нет, не передумать…

Вечерний воздух пах опавшей листвой и осенней влагой. Анна с наслаждением втянула его в себя, чтобы сразу — до самого дна легких, в сердце, в вены… Ветерок путался в волосах. Хорошо. Мысли растворяются одна за другой, словно облачка пара изо рта. Фонари в подернутом туманной дымкой воздухе выглядят сказочно. Свет с легким болотным оттенком от них не разливается, а будто висит в воздухе.

Анна шла рядом с Джеймсом и молчала. Говорить не хотелось — наговорилась за день. Пусть думает, что хочет, о ее невоспитанности. Плечи придавила усталость, и Анна не видела смысла в том, чтобы ее маскировать.

Джеймс, видимо, понимал ее состояние и развлекал ее рассказами о своих путешествиях. Он видел не так уж много на своем веку — всего лишь осень в Новой Англии, весну в Италии, Париж, Марсель и Алжир.

Анна слушала его вполуха. Он предложил ей руку, и она не отказалась, а теперь шла, ощущая сквозь ткань его плаща и рубашки силу и крепость рук, и думала, как же так получилось, что они с Адрианом так сблизились, а она до сих пор касалась только его ладони и почему он ни разу не приглашал ее гулять.

— Вам тут нравится? — спросил Джеймс.

— А вам? — механически переспросила Анна. — Это же вы приезжий.

— А вы из здешних мест?

— А вы как думаете?

Джеймс рассмеялся:

— А не слишком ли много вопросов?

— Я люблю вопросы. — Анна пожала плечами. — Вопрос всегда содержит в себе ответ. Открывает человека не меньше.

— Хорошо же. Тогда давайте задавать друг другу вопросы, не отвечая. Странное у нас получится общение.

— Мы уже попробовали. Меньше минуты назад. По-моему, вполне неплохо. Не лучше и не хуже, чем молчание и разговоры ни о чем.

— У вас есть мужчина?

От неожиданности Анна чуть не споткнулась. Хм. Есть ли у нее мужчина? Определенно, нет. Хотя у нее есть Адриан…

— А почему ваши отношения с Адрианом складываются вот так?

— А как складываются ваши отношения с Адрианом?

— А вы не боитесь, что дело закончится пощечиной?

— А вы не думаете, что я предпочту заслужить ее другим способом? — Он порывистым движением развернул ее к себе. Руки лежат на талии — не грубо, но властно, не хочется сопротивляться.

Их глаза находились почти на одном уровне. Мужчина… Да, у нее давно не было мужчины. Она почти забыла, каково это — физически находиться во власти того, кто заведомо сильнее тебя и, если захочет подчинить, подчинит… Как ощущается на теле прикосновение настойчивых мужских рук. Как пахнет мужская кожа. Как мужчина смотрит на женщину, которую желает.

Сердце зашлось в груди, в горле застрял горьковатый запах его одеколона. Анна ощутила, как шевельнулся в самой глубине ее тела теплый, тягучий зов. Вожделение. Она почти забыла… почти забыла женщину в себе. Задушила ее. Отказалась. И вот теперь чужой, жестокий, резкий мужчина враз напомнил ей, кто она на самом деле.

— Ну как? Уже достаточно? — прошептал он у самого уха, едва касаясь нежной кожи жесткой щеточкой усов. Щекой Анна ощущала тепло, исходящее от его щеки. — Для пощечины?

Чего-чего, а ударить его ей не хотелось. Она просто положила на горячую щеку холодные пальцы — не лаская, а осторожно отталкивая.

Он отстранился. В глазах его плескался вопрос. Анна выждала несколько мгновений, чтобы быть уверенной, что голос ее не дрогнет.

— Уже поздно. Мне нужно домой.

— Я провожу. — Он жадным взглядом следил за каждым движением ее губ, и Анна почувствовала, что ноги становятся ватными — даже самый бесстыдный поцелуй не выразил бы столько вожделения, сколько этот взгляд.

— Нет, Джеймс. Здесь не опасно. Спасибо за прогулку, — как могла равнодушно, сказала Анна. Испугалась на мгновение, что он не выпустит ее из тугого кольца рук. Нет, выпустил. — До свидания, Джеймс.

— До свидания, Анна. — Слова звучали уже под стук каблуков.

Джеймс с усилием проглотил комок, засевший в пересохшем горле. Он прикрыл глаза. С ума сойти! Безумно чувственная женщина, такое благодарное тело… пальцы еще помнили ощущение ее спины, прошедшую по ее телу дрожь. У нее сбилось дыхание. Он же чувствовал, что она вот-вот готова преступить черту, что она желает его не меньше, чем он ее, а он давно не испытывал такого яркого, неприкрытого вожделения к женщине. Тем более что женщины, которых он все-таки желал, ему не отказывали.

Джеймс выругался сквозь стиснутые зубы.

Все-таки Эйд… Этот мальчишка его обошел? Обошел в том, в чем никогда не был и вполовину так удачлив, как старший брат?!

Джеймс размахнулся и с силой врезал стиснутым кулаком по подвернувшемуся фонарному столбу. Столб никак не отреагировал, а вот у Джеймса от гудящей боли в голове прояснилось. Не сегодня, так завтра она сдастся. А если нет…

Анна долго-долго стояла под горячим душем, пока все тело не стало мягким, как разогретый воск, и не ушли последние тревожные мысли. Вероятно, мысли поджидали того момента, когда она ляжет в постель, на прохладные простыни, потому что тут же роем ворвались в сознание и исключили всякую возможность здорового, крепкого сна, на который Анна так рассчитывала.

Впервые за… стыдно подумать, за десятки месяцев она захотела мужчину. И надо же было такому случиться, что этим мужчиной оказался брат Адриана! При воспоминании об ощущениях, которые она пережила в объятиях Джеймса, щеки и шея ее тут же вспыхнули алым. Но ведь это всего лишь вожделение. Физическая потребность, которая не имеет ничего общего с любовью. Самка в ней почуяла в Джеймсе самца и потребовала свободы, но ведь… между людьми не должно быть так — просто до примитивности и грубо, без всяких чувств, без доверия и тепла. Анна со стоном закусила край одеяла — жест крайнего отчаяния. Если бы Адриан хоть раз дотронулся до нее не холодной рукой воспитанного человека, а теплой ладонью обычного мужчины, которому не чужды простые человеческие желания…

То все могло бы быть гораздо хуже. Так, по крайней мере, у нее есть друг. А заводить себе любовника, с которым не сможешь поддерживать отношений, пристало только авантюристкам и мазохисткам. И еще неудачливым писательницам, которым не хватает несчастий в жизни…

Анна пристроила на ухе подушку в наивной надежде, что сквозь нее непрошенные мысли не проберутся и можно будет поспать.

Не тут-то было. Сознание прокручивало вечер, как в замедленной съемке, делая стоп-кадр там, где мелькал Джеймс — взгляд, улыбка, необычный поворот головы, порывистое движение руки.

Вспомнилась слышанная где-то фраза: «Власть животных страстей для человека особенно унизительна». Хорошо, что не поддалась. Быть ей теперь свободной и гордой. А еще одинокой и истерзанной.

— Эйд, ну зачем ты уехал именно сейчас? — прошептала Анна, погружаясь в пестрый и бесконечно сумбурный сон.