Заняв место у окна в самолете авиакомпании «Саутуэст эрлайнз», который следовал рейсом из Бербанка [6] в Лас-Вегас, Босх пристегнулся ремнем и через несколько минут уснул. Это был глубокий сон без сновидений, и Босх не проснулся до тех пор, пока его не разбудил толчок шасси о бетон посадочной полосы. Босх стряхнул с себя дремоту и почувствовал, что час отдыха буквально возродил его.
Но, покинув терминал, оказался в полуденном пекле и, пока шагал к гаражу, где его поджидала взятая напрокат машина, ощущал, как на жаре уходят заново обретенные силы. Обнаружив автомобиль в указанном гараже, он включил на полную мощность кондиционер и поехал в «Мираж».
Босх никогда не любил Лас-Вегас, хотя расследования часто приводили его в этот город. У него было нечто родственное с Лос-Анджелесом – в оба эти места бежали отчаявшиеся люди. А когда они бежали из Лос-Анджелеса, часто оказывались именно здесь. За внешним лоском, деньгами, кипучей энергией и сексом билось темное сердце. Сколько бы ни старались приукрасить этот город неоном и семейными развлечениями, он так и оставался продажной шлюхой.
Но если что-то и могло поколебать Босха в этом мнении, то только «Мираж». Он оказался символом нового Лас-Вегаса – чистый, роскошный, достойный. Окна здания отражали золото солнца. Хозяева не пожалели денег на пышное убранство казино. Первое, что поразило Босха в вестибюле, – белые тигры за стеклянными загородками. От вида таких животных у любого содержателя зоопарка немедленно потекли бы слюнки. Стоя в очереди к портье, Босх рассматривал огромный аквариум, где за стеклом плавали акулы.
Портье заметил на заказе Босха специальный значок и вызвал охрану. Явился начальник дневной смены Хэнк Мейер и заверил Босха, что отель и казино окажут ему полное содействие.
– Тони Алисо был хорошим и ценным клиентом, – сказал он. – Мы сделаем все, чтобы помочь вам. Однако крайне нежелательно, если его смерть будет связана с пребыванием в нашем отеле. Мы – самое чистое заведение в городе.
– Понятно, Хэнк, – отозвался Босх. – Не сомневаюсь, что вы не желаете пятнать свою репутацию. Однако я и не предполагаю откапывать криминал в «Мираже». Но должен выполнять все, что положено. Впрочем, как и вы.
– Да.
– Вы его знали?
– Нет. Три последних года я дежурил в дневную смену, а он играл в основном ночью.
Мейеру было лет тридцать, и он являл собой типичный образец того, чем «Мираж» и весь Лас-Вегас хотели предстать перед миром. Мейер объяснил, что номер, где останавливался Алисо, опечатали, и он ждал, когда его осмотрит Босх. Дал ему ключ, но попросил вернуть, как только работа будет закончена. И добавил, что Босх сможет допросить сдающих за столами и принимающих ставки на результаты спортивных игр, которые работают в вечернюю смену. Все они знали Энтони Алисо, поскольку тот регулярно посещал их заведение.
– У вас там установлена камера?
– Да.
– Я хотел бы посмотреть видеозапись с четверга на пятницу.
– Конечно.
Босх договорился встретиться с Мейером в кабинете охраны на втором этаже в четыре часа. В это время менялись смены и на службу заступали те, кто знал Алисо. И там же он мог посмотреть записи потолочных камер видеонаблюдения.
Через несколько минут Босх вошел в номер, сел на кровать и огляделся. Комната оказалась меньше, чем он предполагал, но гораздо удобнее, чем все, что ему приходилось видеть в Лас-Вегасе. Он взял телефон с прикроватного столика, поставил себе на колени и позвонил в голливудское отделение. Ему ответил Эдгар.
– Говорит Босх.
– Как же, как же – Микеланджело убийств, Роден тяжких преступлений!
– Необыкновенно остроумно. Что там у вас происходит?
– Первое: Упертая выиграла сражение, – проинформировал его Эдгар. – Никто не пытался отобрать у нас дело.
– Хорошо. Ну а ты как? Есть что-нибудь новенькое?
– Только-только начал отчет, но опять пришлось отложить. В половине второго засяду со сценаристом. Он заявил, что адвокат ему не требуется.
– Отлично. Это за тобой. Сообщи лейтенанту, что я зарегистрировался.
– Ладно. Кстати, в шесть она назначила еще одно совещание – хочет обсудить, как идут дела. Позвони, и мы выведем тебя на динамик.
– Обязательно.
Босх немного посидел. Ему очень хотелось опрокинуться навзничь и заснуть, но он понимал, что у него нет такой возможности. Необходимо заниматься расследованием.
Он встал, распаковал сумку и повесил в шкаф рубашки и брюки. Положил на полку белье и носки, закрыл номер, сел в лифт и отправился на верхний этаж. Номер, который снимал Алисо, располагался в конце коридора. Ключ-карточка сработал без проблем, и Босх шагнул в комнату вдвое больше той, где остановился сам. В номере были гостиная и спальня, а также овальное джакузи рядом с окном, выходившим на пустыню и раскинувшуюся к северу от города цепь гор цвета светлого какао. Прямо под окном бассейн и дельфинарий. Под сверкающей поверхностью воды скользнула серая спина.
– Дельфины в пустыне! – буркнул Босх себе под нос.
По любым меркам этого города, номер считался шикарным и предназначался щедрым игрокам. Несколько секунд Босх постоял у кровати и огляделся. Ничего необычного он не заметил. Пушистый ковер хранил волны от недавней уборки пылесосом. Даже если в комнате и оставались улики, они безвозвратно утеряны. Однако он продолжал делать все, что положено. Заглянул под кровать и в шкафы. Нашел за бюро коробку спичек из местного мексиканского ресторана «Лас фуэнтес», но невозможно было определить, сколько она там валялась.
Ванная комната была отделала красным мрамором. Вся сантехника – из полированной меди. Босх открыл прозрачную дверцу в душевую кабинку и тоже ничего не обнаружил. Но, закрывая дверцу, обратил внимание на сток. Снова открыл кабинку и посмотрел вниз. Придавил пальцем блестевший, словно золото, кусочек на резиновом обрамлении стока, поднял руку и присмотрелся к приставшей к коже крошке. Он решил, это похоже на то, что найдено в отворотах брюк убитого. Теперь оставалось выяснить, откуда взялись блестящие крупинки.
Полицейское управление располагалось на Стюарт-стрит в деловом центре. Босх объяснил дежурному, что он детектив, в командировке и желал бы нанести визит вежливости коллегам. Его направили на третий этаж – дежурный провел через пустую комнату сотрудников в кабинет начальника. Капитан Фелтон оказался загорелым мужчиной лет пятидесяти, с могучей шеей. Босх подумал, что только в последнее время он наверняка обращался с приветственными словами не менее чем к сотне приехавших из разных городов полицейских. Уж такое это место – Лас-Вегас.
Фелтон пригласил гостя сесть и произнес:
– Добро пожаловать в Лас-Вегас! Вам повезло, что вы меня застали – накопилось много бумаг, вот и пришлось поработать в выходной. Иначе здесь никого бы не было. Надеюсь, ваше пребывание у нас будет приятным и продуктивным. Если что-нибудь потребуется, не стесняйтесь, звоните. Ничего не могу обещать, но, если то, что вы попросите, окажется в моей власти, с удовольствием помогу. А теперь расскажите, что вас привело в наш город?
Босх коротко ввел его в курс дела. Фелтон записал фамилию и имя Энтони Алисо, название отеля и дни, когда тот в последний раз находился в Лас-Вегасе.
– Я просто пытаюсь установить, чем он здесь занимался, – объяснил Босх.
– Полагаете, его проследили отсюда и напали в Лос-Анджелесе?
– Пока нет никаких улик.
– Надеюсь, и не будет. Нам бы не хотелось, чтобы в прессе Лос-Анджелеса появились такого рода материалы. Что-нибудь еще?
Босх положил на колени кейс и открыл крышку.
– На трупе обнаружены отпечатки пальцев двух людей.
– На трупе?
– Он был в кожаном пиджаке. Отпечатки обнаружили при помощи лазера. Мы связались с Национальным центром информации о преступности, Американской федерацией обществ по обработке информации и министерством юстиции, но данных не получили. Может, вы пропустите их через свой компьютер? Вдруг что-нибудь да выскочит.
Автоматизированная система идентификации отпечатков пальцев объединяла множество баз данных, но не все в стране. Полицейские управления в крупных городах имели собственные базы данных. В Лас-Вегасе снимали отпечатки пальцев у тех, кто устраивался на работу в городе или казино. Здесь хранились отпечатки пальцев людей, попавшихся на махинациях; официально их не полагалось держать в управлении, поскольку они принадлежали тем, кто подозревался, но их вина не была доказана и их ни разу не подвергали аресту. Босх надеялся, что именно в такой базе данных Фелтон прокрутит отпечатки Алисо.
– Дайте поглядеть, что там у вас, – отозвался капитан. – Не могу ничего обещать. Конечно, у нас есть кое-что, чего нет в общенациональной базе данных, но дело, сами понимаете, ненадежное.
Босх подал карты отпечатков пальцев, которые подготовил для него Арт Донован.
– Так вы начали с «Миража»? – промолвил капитан, откладывая карты на край стола.
– Да. Показал фотографию убитого. В общем, обычная процедура.
– Вы все мне говорите?
– Все, – солгал Босх.
– Ну хорошо. – Фелтон открыл стол, достал визитную карточку и протянул Босху. – Здесь мой рабочий телефон и пейджер. Звоните, если что-нибудь всплывет. Пейджер всегда при мне. По поводу отпечатков пальцев свяжусь с вами завтра утром.
Босх поблагодарил и вышел. Из дежурной части он позвонил в отдел криминалистики полицейского управления Лос-Анджелеса и попросил к телефону Донована. Спросил, проверил ли он блестящие крупинки, которые они нашли в отворотах брюк убитого.
– Да, – ответил Донован. – Но боюсь, результат тебя не порадует. Мишура. Крашеная алюминиевая фольга. Ее используют для украшения маскарадных костюмов и на праздниках. Твой тип, наверное, был на вечеринке, там разбрасывали эту дрянь, и на него попало. То, что он заметил, счистил, а за отворотами брюк осталось.
– Что еще?
– Ничего. Во всяком случае, из улик.
– А вообще?
– Гарри, ты помнишь того малого, с которым ты говорил по телефону, пока мы были в ангаре?
– Карбоуна?
– Да, Дома Карбоуна. Заявился сегодня в лабораторию.
Босх помрачнел, и Донован продолжил:
– Сказал, что пришел по какому-то другому делу и просто интересуется. Гарри, мне кажется, тут не просто любопытство.
– Понятно. Ты ему много рассказал?
– Пока сообразил, что к чему, ляпнул про отпечатки на пиджаке. Извини, Гарри, я так возгордился. Не часто удается получить дельные отпечатки с одежды трупа. Вот и расхвастался.
– Ладно, все в порядке. Ты ему сообщил, что у нас с отпечатками ноль?
– Да. Сказал, что мы запрашивали везде и никаких результатов. А затем… он попросил копию. Мол, покопается сам, что уж там это значит, не знаю.
– И ты?
– А как ты думаешь? Дал.
– Серьезно?
– Шучу. Ответил, если ему нужны отпечатки, пусть звонит тебе.
– Отлично. Что еще?
– Все.
– Ты молодец, Арт. Увидимся.
– Пока, Гарри. Где ты сейчас?
– В Лас-Вегасе.
– Да ну? Слушай, поставь за меня пятерку в рулетку на семь. Сделай это хоть раз. Расплачусь, когда приедешь. Если только не выиграю. А если выиграю, расплатишься ты.
Босх вернулся в свой номер за сорок пять минут до назначенной встречи с Хэнком Мейером. Принял душ, побрился, надел свежую рубашку и почувствовал себя настолько лучше, что был готов отправиться в пекло пустыни.
Мейер устроил так, чтобы Босх мог допросить по очереди в его кабинете всех, кто работал в четверг и пятницу там, где играли в покер. Среди них оказалось шесть мужчин и три женщины. Восемь человек сдавали карты, а одна принимала спортивные ставки. Как выяснилось, Алисо часто пользовался ее услугами. В казино шесть столов для покера. Во время смены сдающие менялись за столами каждые двадцать минут. Следовательно, все восемь сдавали карты Алисо и, поскольку он часто появлялся в казино, немедленно его узнали и объявили, что он им хорошо известен.
Мейер сидел рядом и наблюдал, и Босх быстро покончил с допросом всех сдающих – всего за час. Он установил, что Алисо, как правило, играл за столами пять к десяти. Это означало, что партия начиналась со ставки минимум пять, максимум десять долларов. Разрешалось троекратное повышение во время каждой сдачи. Поскольку играли в стад на семи картах, в течение одной партии сдавали пять раз [7]. Босх быстро подсчитал, что, если за столом присутствовали все восемь человек, банк составлял несколько сотен долларов. Алисо играл в лиге гораздо выше, чем их пятничные забавы покером с коллегами из детективного бюро.
Согласно показаниям сдающих, вечером в четверг Алисо играл около трех часов и остался примерно при своем. В пятницу вечером он играл два часа и по общей оценке оставил противникам пару тысяч. Никто не припомнил, чтобы Алисо когда-нибудь много выиграл или много проиграл. Обычно срывал небольшой куш или спускал несколько тысяч. Судя по всему, знал, когда следует бросить игру.
Сдающие заметили, что Алисо легко расставался с чаевыми – давал десятку после обычного выигрыша и двадцать пять после особенно большого. Благодаря этой привычке он оставил о себе благоприятное впечатление. Играл один, пил джин с тоником и почти не общался с другими игроками. В последние месяцы его видели в обществе блондинки не старше двадцати лет. Она никогда не садилась за карточный стол, но забавлялась с игральными автоматами и обращалась к Тони, когда у нее заканчивались деньги. Алисо никому ее не представлял, и никто не слышал, чтобы он называл ее по имени. Босх записал в блокнот «Лейла» и поставил знак вопроса.
Вслед за сдающими явилась похожая на мышку пшеничная блондинка Ирма Чантри, принимавшая ставки на результаты спортивных игр. Она села и сразу закурила. А когда заговорила, голос выдал в ней женщину, которая почти не расстается с сигаретой. Ирма сообщила, что оба вечера, когда Алисо находился в Лас-Вегасе, он ставил на «Доджеров».
– У него была своя система, – добавила она. – Он постоянно удваивал ставки, пока не выигрывал.
– Это как?
– Ну вот, например, в первый вечер Алисо поставил на «Доджеров» штуку, но они проиграли. На следующий день он поставил две, и «Доджеры» выиграли. И вот он даже после вычетов казино покрыл потери и взял еще половину. Но только не забрал выигрыш.
– Он не брал выигранные деньги?
– Никогда. Но в этом нет ничего необычного. Его баксы никуда не пропадали – оставались при нем. Так практиковалось и до него. Человек выигрывал, но оставлял у нас деньги до следующего приезда в город.
– Откуда вы знаете, что он не брал деньги у другого крупье?
– Тони никогда так не поступал – всегда вел расчеты со мной. Любил давать мне чаевые. Говорил, что я – его очаровательное везение.
Босх немного подумал. В пятницу вечером «Доджеры» играли на своем поле, а самолет Алисо вылетел из Лас-Вегаса в двадцать два часа. Можно с достаточной вероятностью предположить, что игра еще не кончилась, когда он был в международном аэропорту Маккаррана или уже на пути в Лос-Анджелес. Но ни в бумажнике, ни в карманах не оказалось квитанции о получении ставки. Гарри вспомнил о пропавшем кейсе. Может, она там? Неужели корешок на четыре тысячи, из которых еще вычтут причитающееся казино, послужил причиной убийства? Вряд ли. Но разобраться все-таки стоит. Босх посмотрел на Ирму и спросил:
– А если кто-нибудь другой забрал выигрыш у крупье. Можно это выяснить?
Ирма колебалась, и в беседу вмешался Мейер:
– Очень большой шанс. Каждый приход кодируется номером крупье и временем получения ставки. – Он покосился на женщину: – Тебе много ставили в пятницу вечером на «Доджеров» по две тысячи?
– Никто, кроме Тони.
– Тогда все в порядке. – Мейер обратился к Босху: – Начнем проверять с вечера пятницы. Если выигрыш мистера Алисо забрали, мы будем знать когда и у нас будет видеоизображение того, кто это сделал.
Из всех работников казино, с которыми разговаривал Босх, Ирма единственная называла Алисо по имени. Ему хотелось спросить, не было ли в их отношениях чего-нибудь большего, чем прием ставок на спортивные команды, но он понимал, что казино запрещает служащим встречаться или устанавливать дружеские связи с клиентами. Немыслимо задавать подобный вопрос при Мейере и ждать откровенного ответа. Решил, что найдет Ирму позже, и закончил допрос.
Он взглянул на часы: до совещания с Биллетс осталось сорок минут. Босх спросил у Мейера:
– Есть возможность посмотреть запись камер слежения в зале для игры в покер за четверг и пятницу? Хочу увидеть, как он себя вел.
– Да, – отозвался Мейер. – Пленки готовы. Я же вам говорил, мы стремимся к полному сотрудничеству.
Они покинули кабинет и направились по коридору в аппаратную. В помещении царил полумрак и было очень тихо – только гудел кондиционер. В два ряда располагались шесть консолей с шестью мониторами на каждой. За ними сидели мужчины в серых блейзерах и наблюдали за экранами. На экранах Босх заметил игорные столы с разных верхних точек. Все места наблюдателей были снабжены электронными пультами управления, позволявшими изменять фокус и степень приближения объективов камер.
– Если надо, – прошептал Мейер, – они могут подсказать, какие у кого на руках карты. Потрясающе.
Он проводил Босха в кабинет начальника аппаратной. Там тоже стояло видеооборудование и высились горы кассет. За столиком сидел мужчина в таком же, как у остальных, сером блейзере.
– Кэл Смольц, – представил его Мейер. – Он здесь главный. Ну как, все готово?
Смольц указал на один из пятнадцатидюймовых мониторов:
– Я приглашал сдающего, чтобы он определил того, кто нам требуется. Он пришел в четверг в восемь двадцать и играл до одиннадцати.
Смольц включил пленку. Она оказалась черно-белой и зернистой, как из камеры видеонаблюдения «Арчуэй», но была снята в режиме реального времени. Запись началась с того, что распорядитель провел к свободному месту за столом человека, в котором Босх узнал Алисо. Распорядитель нес стопку фишек, затем опустил их на стол. Алисо обменялся улыбками со сдающей – эту женщину Босх уже допрашивал, – и игра началась.
– Сколько в стопке? – спросил Босх.
– Пятьсот, – ответил Смольц. – Я прогонял кассету на ускоренной перемотке. Он больше не покупал фишек. А когда в конце получал деньги, как будто даже стеснялся, что у него полная стопка. Будете смотреть с нормальной скоростью или сделать быстрее?
– Крутите на ускоренной.
Босх внимательно смотрел, как менялось изображение. Алисо выпил четыре порции джина с тоником, при каждой сдаче рано открывался, пять раз взял банк целиком, шесть раз проиграл. В общем, все обыденно, ничего незаурядного не происходило. Когда время на счетчике подошло к одиннадцати, Смольц замедлил движение ленты и Босх увидел, как Алисо подозвал распорядителя, рассчитался и исчез из кадра.
– Ну вот, – промолвил старший оператор. – А с пятницы у нас есть две кассеты.
– Как это? – удивился Босх.
– Он играл за двумя столами. Когда он пришел, за столом пять к десяти все места были заняты. Мы держим один такой стол. Не так много клиентов, которые готовы на такие ставки. Алисо играл за столом один к пяти, пока не освободилось место. Эта пленка с дешевого стола.
Новая запись. Алисо действовал так же, как на предыдущей кассете. На сей раз он был в спортивном кожаном пиджаке. Босху показалось, что, обменявшись улыбками со сдающим, он кивнул игроку напротив. Этим игроком была женщина, и она ответила ему кивком. Но угол поворота камеры не позволял разглядеть ее лица. Босх попросил Смольца пустить воспроизведение с нормальной скоростью и несколько минут следил, не возникнет ли новых признаков того, что игроки узнали друг друга. Но похоже, больше они не общались. Через пять минут сменились сдающие: за стол села женщина, которую Босх допрашивал час назад. Она явно узнала обоих: и Алисо, и ту, что сидела напротив него.
– Остановите, – попросил Босх.
Смольц включил режим стоп-кадра. Изображение замерло на экране.
– Спасибо. Кто эта сдающая?
– Эми Рорбэк. Вы с ней беседовали.
– Да, Хэнк. Есть возможность ее пригласить?
– Разумеется. Могу я спросить зачем?
– Вот эта дама, – Босх показал на сидевшую напротив Алисо женщину, – судя по всему, была знакома с ним. А Эми Рорбэк ее только что узнала. Видимо, она – постоянная клиентка. Я хотел бы с ней поговорить. Не исключено, что ваша сдающая знает ее фамилию.
– Хорошо, я ее приведу. Но если она в игре, придется подождать.
– Ладно.
Пока Мейер спускался в казино, Босх и Смольц продолжили смотреть запись в ускоренном режиме. За столом один к пяти Алисо играл двадцать пять минут, потом к нему подошел распорядитель, взял его фишки и отвел к более дорогому столу. Смольц поставил кассету с того стола, и они наблюдали, как следующие два часа Алисо проигрывал. Три раза он покупал стопки фишек по пятьсот долларов и сразу терял их. Наконец оставил несколько фишек в качестве чаевых сдающей и поднялся.
Пленка закончилась, а Мейер с Рорбэк еще не пришли. Смольц предложил перемотать кассету с изображением таинственной женщины, чтобы она была наготове. Когда лента вернулась к началу, Босх попросил запустить ее в ускоренном режиме опять – он хотел убедиться, нет ли в записи момента, когда видно лицо незнакомки. Пять минут напряженного слежения за быстрыми движениями людей на экране принесли свои плоды: женщина подняла голову к камере.
– Вот! Верните и сделайте медленнее!
Смольц послушался. Босх смотрел, как женщина достала сигарету, закурила и, выдыхая дым, откинула голову к потолочной камере. Дым затуманил лицо. Но, пока оно не скрылось в тумане, Босх узнал эту женщину. Он застыл в молчании. А Смольц тем временем вернул пленку к самому четкому кадру и остановил движение. Босх смотрел и ничего не говорил.
Оператор рассуждал, что это лучшее, на что они могли надеяться. Открылась дверь, и появился Мейер. Один.
– Эми только что начала сдавать. Она будет занята около десяти минут. Я оставил ей записку, чтобы она поднялась к нам.
– Позвоните и скажите, что ей ни к чему утруждаться. – Босх так и не отвел взгляда от экрана.
– Серьезно? Почему?
– Я знаю, кто она.
– Кто же?
Может, от того, что Босх видел, как женщина зажгла сигарету, или от внезапного ощущения тревоги, но ему отчаянно захотелось курить.
– Так, знавал когда-то давно, – промолвил он.
Босх сидел на кровати, поставив телефон на колени, и ждал, когда ему позвонят с совещания. Вспоминал женщину, которая, как он полагал, давно ушла из его жизни. Сколько лет назад это было? Четыре? Пять? В нем так бурлили мысли и чувства, что он не мог сосчитать. Неудивительно, что она уже вышла из тюрьмы.
– Элеонор Уиш, – произнес он вслух.
Босх представил палисандры перед ее домом в Санта-Монике. Вспомнил, как они занимались любовью, маленький шрам в виде полумесяца на ее скуле. И вопрос, который она задала в постели: «Ты веришь, что можно оставаться одному и не чувствовать себя одиноким?»
Зазвонил телефон. Босх стряхнул с себя наваждение и поднял трубку. Говорила Биллетс:
– Гарри, мы собрались. Ты хорошо меня слышишь?
– Не слишком.
– Ничего не поделаешь – казенное оборудование. Хорошо, приступим. Поделимся новостями. Что у тебя?
– У меня не много.
Босх рассказал, что ему удалось: о пропавшей квитанции – хотя бы что-то заслуживающее внимания – и о том, как смотрел пленки, но не упомянул, что узнал Элеонор Уиш. Решил, что в данный момент между ней и Алисо невозможно установить явной связи. Так что лучше об этом пока помолчать. Он закончил ближайшими планами: он собирался навестить «Долли» – то место, куда Алисо звонил из своего кабинета в «Арчуэй». И некую Лейлу, с которой беседовал.
Следующим отчитывался Эдгар. Он объявил, что сценарист чист, поскольку имеет алиби. К тому же чутье подсказывало Эдгару, что, хотя молодой человек имел полное право ненавидеть Алисо, он не из тех, кто мог схватиться за оружие.
Эдгар общался с рабочими в гараже, где мыли и полировали машину Алисо, пока тот находился в Лас-Вегасе. Гараж принадлежал аэродромной службе, и человек, который отдавал Алисо «роллс-ройс», сообщил, что пассажир был один, спокоен и никуда не спешил.
– Обычное дело, – продолжил Эдгар. – Алисо забрал автомобиль, отвалил двадцатку на чай и поехал домой. А перехватили его по дороге. Я полагаю, где-нибудь на Малхолланд-драйв. Уж больно там много безлюдных, закрытых поворотов. Если действовать быстро, можно запросто тормознуть. Работали, наверное, вдвоем.
– Что сказал служитель насчет его багажа? – спросил Босх.
– Ах да, – спохватился Эдгар. – У него были сумка и кейс. Точно такие, как описывала жена. Серебристый кейс и сумка с наплечным ремнем. Ни то ни другое Алисо в багаж не сдавал.
Босх кивнул, хотя был в номере один и никто его не видел.
– А пресса? – поинтересовался он.
– Всё под контролем, – успокоила его Биллетс. – Завтра служба связи с журналистами выпустит пресс-релиз. В нем будет фотография «роллс-ройса». Машину позволят снимать на видео в полицейском гараже. А я это все озвучу. Будем надеяться, писаки проглотят. Так, Джерри, что у тебя еще?
Эдгар подытожил доклад, сказав, что закончил с бумажками по убийству и отработал половину списка – тех, кто выдвинул различные иски против Алисо. А с остальными намерен встретиться завтра. В заключение он сообщил, что звонил в службу коронера и выяснил, что вскрытие Алисо пока не планируется.
– Хорошо, – произнесла Биллетс. – Киз, что у тебя?
Райдер разбила свой доклад на две части. Первая касалась ее беседы с Вероникой Алисо. Райдер рассказала, что во время утренней встречи вдова была немногословна и в отличие от вечера накануне, когда они с Босхом сообщили ей об убийстве мужа, вела себя замкнуто. Отвечала односложно и добавила лишь несколько деталей. Супруги поженились семнадцать лет назад. Детей у них не было. Вероника снималась в двух фильмах мужа и больше никогда не работала.
– Ты полагаешь, она успела посоветоваться с адвокатом, как себя держать с нами? – задал вопрос Босх.
– Сама она об этом не сказала, но я считаю, что так оно и было, – промолвила Райдер. – Все сведения пришлось тащить из нее клещами.
Во второй части доклада Киз говорила о финансовых делах убитого. Даже на расстоянии, при неважной слышимости, Босх понял, что она взволнована тем, что удалось открыть.
– Финансовое положение Алисо свидетельствует о достаточно высоком уровне жизни: на личных банковских счетах пятизначные суммы, обнуленные кредитные карточки; из миллиона стоимости за дом семьсот тысяч уже выплачено. Вот что я выяснила. «Роллс-ройс» взят в аренду, «линкольн» жены тоже. – Она немного помолчала и продолжила: – Кстати, Гарри, если будет время, может, проверишь? Обе машины арендованы его студией «ТНА» через дилерское агентство в Лас-Вегасе. Оно называется «Райделонг». Адрес: Индастриал-драйв, две тысячи два, офис триста тридцать.
Блокнот Босха лежал в кармане пиджака, который висел на стуле в другом конце комнаты. И он записал название и адрес на приготовленной на прикроватном столике бумаге отеля.
– Ну вот, – продолжила Райдер, – теперь мы переходим к его делам и сталкиваемся с довольно любопытными вещами. Из тех папок, что мы изъяли у Алисо в кабинете, я успела просмотреть половину, но и по ним ясно, что Алисо был первостатейным жуликом. Я не говорю о том, что он сдирал сценарии у студентов-простофиль. Надо думать, это было его побочным хобби. Речь идет об отмывании денег. О том, что Алисо кого-то прикрывал.
Босх сдвинулся к краю кровати, от возбуждения у него стало покалывать в затылке.
– Перед нами налоговые декларации, заказы на производство и аренду съемочного оборудования, обязательства и платежи за съемки нескольких фильмов – больше дюжины. Все – откровенное порно, как и говорила Вероника. Я посмотрела кое-что из того, что стоит у него в кабинете. Ужасно! Никакого действия, если не считать нагнетания напряжения, пока раздевается актриса. Но проблема в том, что бухгалтерия не соответствует тому, что на пленках, а большинство крупных платежей направлялись студией «ТНА» компаниям, которые, как я выяснила, существуют лишь на бумаге.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Биллетс.
– В отчетах указано, что на съемки этих так называемых кино израсходовано от миллиона до полутора, а посмотришь кассеты – и скажешь, что потрачено не более ста тысяч, ну, может, от силы двести. Мой брат работает редактором в кино. Поэтому я в курсе, что чего стоит. То, что отражено в отчетах Алисо, израсходовано не на фильмы. А ролики использовались для отмывания денег.
– Объясни, – попросила лейтенант. – Как это происходило?
– Начнем с источника. Назовем его пока мистер Икс. У мистера Икс имеется миллион долларов, которых у него не должно быть. От торговли наркотиками или иных дел – не важно. Он желает отмыть этот миллион, легализовать и положить в банк, чтобы тратить, не привлекая к себе внимания. Икс дает этот миллион Алисо, так сказать, инвестирует в его компанию. А Алисо снимает на эти деньги дешевый фильм, но при этом расходует не более десятой части суммы. Но в отчетах пишет, что потратил на производство все. Почти каждую неделю он рассылал чеки производственным компаниям и фирмам по прокату реквизита и оборудования, но в них значились суммы, которые были в восемь-девять раз ниже тех, что сообщались государственным органам.
Босх внимательно слушал, закрыв глаза и сосредоточившись. Он восхищался способностью Райдер выуживать информацию из отчетов.
– Когда фильм был снят, Алисо делал несколько сотен копий, продавал или пытался продать независимым видеомагазинам и распространителям, поскольку официальный прокат никогда бы не стал связываться с подобной мутью. Конец представления. Тони прокрутил деньги и вернул изначальному инвестору, то есть мистеру Икс, примерно восемьдесят центов с доллара в виде платежей подставным компаниям. Вроде игры в наперстки. Тот, кто стоит за этими компаниями, получает свои же деньги за услуги, которые он не оказывал. Но теперь деньги легализованы. Их можно поместить в банк, уплатить с них налог и начинать тратить. Тони Алисо со своей стороны имеет хороший гонорар и приступает к новому ролику. Похоже, он производил их два или три раза в год и зарабатывал около полумиллиона долларов. Мешала одна проблема.
– Спутало карты налоговое управление, – подхватил Босх.
– Точно, – ответила Райдер, и он представил, как она улыбнулась. – Плутовство отменное, но вся его схема едва не рухнула. В конце месяца к нему должна была нагрянуть финансовая инспекция. И если я расколола его аферу за день, инспекторам налогового управления хватило бы часа.
– В таком случае Тони становился опасен для мистера Икс, – заметил Эдгар.
– Особенно если бы Тони пошел на сотрудничество с ними, – добавила Райдер.
Кто-то на другом конце провода присвистнул, но Босх не сумел определить кто. Решил, что Эдгар.
– Что дальше? – спросил он. – Как станем искать этого мистера Икс?
– Объясняю малопонятливым, – хмыкнула Райдер. – Сейчас я готовлю факс, утром отправлю его в министерство корпораций штата. В нем я перечисляю все подставные компании. Будем надеяться, что этот тип прокололся и хотя бы раз указал настоящее название или адрес. И еще я добиваюсь нового ордера. У меня имеются погашенные чеки студии Тони. Я хочу выяснить, на какие счета были переведены эти средства, и, если возможно, узнать, куда делись деньги после того, как Алисо их отмыл.
– А что с налоговым управлением? – напомнил Босх. – Ты с ним общалась?
– У них выходные. Но, судя по уведомлению, которое получил по почте Алисо, аудиторскому номеру предпослан криминальный символ. Это наводит на мысль, что запланирована не рядовая проверка. Кто-то снабдил налоговиков информацией. Этим делом занимается специально выделенный агент. И первое, что я сделаю утром, – позвоню ему.
– Вся это история с отказом ОБОП от дела дурно пахнет, – заявил Эдгар. – С кем там снюхался наш Тони, с итальяшками или с кем-либо еще, но если это не организованная преступность, что в таком случае организованное преступление? Ставлю на кон последнюю пуговицу, обоповцы что-то вызнали, а от налоговиков или откуда еще – пока сказать не могу.
– Ты прав, – согласилась Биллетс.
– Я вот о чем забыл, – снова вступил в разговор Босх. – Сегодня мы говорили с Артом Донованом и он сообщил, что тип из ОБОП, тот самый Карбоун, с которым я общался вчера вечером, объявился у криминалистов и принялся расспрашивать его о деле. Арт сказал, что Карбоун притворялся, будто его ничего не интересует, однако держал уши на макушке.
Все долго молчали.
– Как мы поступим? – спросил Эдгар.
Босх закрыл глаза и ждал. Ответ Биллетс повлияет на ход дела и на его отношение к ней. Он догадывался, как бы поступил ее предшественник – всеми силами постарался бы свалить дело на ОБОП.
– Никак, – отозвалась лейтенант. – Это – наше дело, и мы станем им заниматься. Но будьте начеку. Если ОБОП сначала пустил дело побоку, а затем принялся всюду разнюхивать, значит, что-то в этом деле есть, о чем мы не знаем.
Возникла новая пауза, Босх открыл глаза. Биллетс нравилась ему все сильнее.
– О’кей, – подытожила лейтенант. – Считаю, что прежде всего нам надо сосредоточиться на компании Алисо. Гарри, можешь быстрее закончить работу в Лас-Вегасе и вернуться?
– Если только не появится что-нибудь интересное. А так собираюсь вылететь завтра до обеда. Однако не забывайте, миссис Алисо сообщила нам, что ее муж ездил в Лас-Вегас встречаться с инвесторами. Вероятно, мистер Икс проживает именно здесь.
– Очевидно, – промолвила Биллетс. – Ладно, ребята, все хорошо потрудились. Будем продолжать в том же духе.
Они распрощались, и Босх поставил телефон обратно на прикроватный столик. Он очень воодушевился успехами расследования. Сидел и наслаждался буйством адреналина в теле. Босх уже давно не испытывал подобных ощущений. Наконец он сжал кулаки и ударил одним о другой.
Он вышел из лифта и двинулся через казино. Оно показалось ему тише аналогичных заведений: никто не кричал, не вопил за столами и не требовал громогласно, чтобы выпала семерка. Здешние игроки были иного типа. Они приходили с деньгами и, сколько бы ни проиграли, уходили тоже с деньгами. Это казино предназначалось для богатых.
Босх поравнялся со столпившимися у рулетки людьми и вспомнил о просьбе Донована. Протолкался между двумя азиатками и попросил на пятерку фишек, но ему ответили, что минимальная ставка – двадцать пять долларов. Одна азиатка указала сигаретой на другой стол с рулеткой.
– Вот там примут пять баксов! – презрительно бросила она.
Босх поблагодарил и направился к дешевому столу. Поставил пять долларов на семь и наблюдал, как раскручивают колесо и щелкает по цифрам маленький металлический шарик. Он ставил не за себя, но был согласен с заядлыми игроками: главное – не выигрыш или проигрыш, а предвкушение. Не важно, что его вызывает – карты, стук бросаемых костей или бег шарика рулетки.
Выпала цифра «пять», и Донован остался должен ему пять долларов. Босх стал оглядываться в поисках столов, за которыми играют в покер. Наконец заметил указатель и зашагал в ту сторону. Было еще рано – около восьми часов, и за столами оставалось несколько свободных стульев. Босх скользнул взглядом по лицам игроков. Элеонор Уиш среди них не было, но он и не ожидал ее увидеть. Он узнал многих сдающих, которых раньше допрашивал, и в том числе Эми Рорбэк. Возникло желание сесть за ее стол и спросить, откуда она знает Элеонор Уиш, но Босх понимал, что нельзя задавать вопросы сдающей за работой.
Пока он решал, как поступить дальше, к нему приблизился распорядитель и осведомился, не собирается ли он сыграть. Босх видел его на видеозаписи, этот человек провожал Тони Алисо к столам.
– Нет, – произнес Босх. – У вас найдется минута, пока здесь затишье?
– Минута на что?
– Я полицейский, который допрашивал ваших людей.
– Ах вот как! Маленький Хэнк мне рассказывал.
Он представился Фрэнком Кингом, и Босх пожал ему руку.
– Извините, не мог подняться. Но я не меняюсь и должен постоянно находиться на месте. Речь идет об Алисо?
– Да. Вы его знали?
– Конечно. Его все здесь знали. Хороший парень. Ужасно, что так все случилось.
– Откуда вам известно о произошедшем?
Босх сознательно никому не сообщил во время допросов о смерти Алисо.
– От Хэнка, – ответил распорядитель. – Сказал, что Тони застрелили в Лос-Анджелесе. Неудивительно. Живешь в этом городе – жди чего угодно.
– Согласен. Как давно вы знакомы?
– Очень давно. До «Миража» я работал во «Фламинго». В то время Тони останавливался там.
– Вы с ним встречались за пределами казино?
– Раз или два. Но как правило, случайно. Я куда-нибудь заглядывал, а там оказывался Тони. Мы с ним выпивали. Было приятно поболтать, но не более. Он был гостем, а я – служащим отеля. Никаких приятельских отношений.
– Ясно. Где вы с ним встречались?
– Не помню. Одну минуту, я сейчас. – Кинг рассчитался с игроком, который вышел из-за стола Эми Рорбэк.
Босх понятия не имел, с чего тот начал, но закончил сорока долларами и недовольной миной. Кинг пожелал ему успеха и вернулся к Босху.
– Так вот, как я уже сказал, мы встретились с ним в баре. Давние дела. Один, в Стардасте, держит мой приятель, и иногда я заскакивал туда после работы. Там и увидел Тони, он пропускал за воротник. Три года назад, не менее. Не возьму в толк, какой вам от этого прок.
– Он был один?
– Нет, с молодой девчонкой, я ее не знаю.
– А во второй раз?
– Год назад. Мы устраивали мальчишник – в честь Марти, который здесь работает, – и решили встряхнуться в «Долли». Это такой стрип-клуб в северной части города. Тони тоже там оказался. Он был один, подошел и заказал выпивку. На весь стол. А нас было человек восемь. Хороший парень. Вот так.
Следовательно, по крайней мере год назад Алисо часто посещал клуб «Долли». Босх планировал съездить туда и выяснить, кто такая Лейла. Не исключено, что она работала там танцовщицей, а Лейла – вымышленное имя.
– А потом вы его с кем-нибудь видели?
– С девицами?
– Да. Одна из ваших сдающих сообщила, что недавно Алисо приходил с некоей блондинкой.
– Видел его с блондинкой пару-тройку раз. Он давал ей бабки играть в автоматы, а сам перекидывался в карты. Но кто она такая, понятия не имею.
Босх кивнул.
– Все? – спросил Кинг.
– Последнее. Элеонор Уиш. Знаете такую? В пятницу вечером она играла за дешевым столом. Некоторое время Тони играл за тем же столом. У меня сложилось впечатление, что они знакомы.
– Элеонор я знаю. Хотя ее фамилию слышу впервые. Симпатичная. Каштановые волосы, карие глаза, и, как говорится, вопреки времени все еще в форме. – Кинг улыбнулся своему красноречию, а Босх остался серьезным.
– Похоже, это она. Часто приходит сюда?
– Да, вижу ее раз в неделю. Может, чуть реже. Она местная. Местные у нас регулярно появляются. Не во всех казино играют в покер. Доход от него заведению совсем невелик. Мы организуем игру по желанию клиентов, но надеемся, что они немного сразятся в покер, а затем засядут за очко. Но поскольку местные ходят не только к нам, у них нет постоянных соперников. Сегодня они у нас, завтра – в «Хара», послезавтра во «Фламинго», а потом несколько вечеров в казино в центре города.
– Хотите сказать, что она – профи?
– Нет, просто местная и часто играет. А есть ли у нее постоянная работа или она живет покером, этого я не знаю. Не припомню, чтобы, рассчитываясь с ней, я отстегнул более двух сотен. Невелика сумма. Я слышал, она не скупится на щедрые чаевые сдающим. Профессионалы так не поступают.
Босх попросил назвать все известные казино в городе, где играют в покер, и поблагодарил Кинга.
– Думаю, они знакомы на уровне «здравствуй-прощай», – добавил Кинг.
– Почему?
– Старовата. Привлекательная особа, но Тони не подходит. Он предпочитает молодых.
Босх отпустил Кинга, а сам в недоумении пошел по казино. Он не знал, как поступить с Элеонор Уиш. Босх был заинтригован тем, что она появляется каждую неделю в казино, и объяснениями Кинга. Ее знакомство с Алисо скорее всего носило невинный характер, однако Босха не оставляло желание поговорить – сказать, что ему жаль, что все так получилось, и он виновник того, как повернулась ее судьба.
У входа в казино висели платные телефоны-автоматы, и он позвонил в справочную. Записанный на пленку голос сообщил, что номер телефона Элеонор Уиш не дают по требованию клиентов. Босх немного подумал и нащупал в кармане карточку с номером пейджера капитана Фелтона. Чтобы никто не воспользовался его телефоном-автоматом, Босх не снимал ладони с трубки. Через четыре минуты раздался звонок.
– Фелтон?
– Да. Это кто?
– Босх. Виделись сегодня.
– Помню. Лос-Анджелес. По отпечаткам пока ничего. Но я рассчитываю скоро получить.
– Я звоню по другому поводу. Хочу спросить, насколько хороши у вас или у ваших людей отношения с телефонной компанией, чтобы мне предоставили номер телефона и адрес?
– Их нет в справочнике?
У Босха чуть не сорвалось с языка, что, если бы такие сведения там были, он не стал бы звонить.
– Нет.
– О ком речь?
– Местная. В пятницу вечером играла за одним столом с Энтони Алисо.
– И что?
– Капитан, они знали друг друга, и я хотел бы с ней побеседовать. Если вы не сумеете мне помочь, я найду ее иным способом. А звоню потому, что вы мне сказали, чтобы я обращался, если мне потребуется помощь. Она мне потребовалась. На вас рассчитывать или нет?
Некоторое время в трубке царило молчание.
– Хорошо, – наконец произнес Фелтон. – Назовите ее фамилию. Попробую что-нибудь сделать. Где вы будете?
– Я то здесь, то там. Разрешите, позвоню вам сам.
Фелтон продиктовал ему свой домашний номер и попросил перезвонить через полчаса.
Босх воспользовался этим временем, чтобы пересечь Стрип и заглянуть в «Хара». Он хотел посмотреть, как там играют в покер. Но Элеоноры Уиш в «Хара» не оказалось. Тогда он повернул в другую сторону и двинулся во «Фламинго». Пиджак Босх снял. Несмотря на вечер, все еще стояла жара, но вскоре стемнеет, и он надеялся, что наступит прохлада.
Он нашел Элеонор во «Фламинго». Она играла с пятью мужчинами за столом с максимальным повышением ставок до четырех. Слева от нее пустовал стул, но Босх туда не сел, а вместо этого смешался с толпой у рулетки и принялся потихоньку наблюдать за Элеонор.
По ее лицу он понял, что она сосредоточена на игре. А соседствующие с ней за столом мужчины исподтишка бросали на нее взгляды, и Босх ощутил странное возбуждение, сообразив, что она им нравится. За десять минут Элеонор выиграла партию – правда, Босх стоял далеко и не заметил, какую сумму, – а в пяти других рано открыла карты. Судя по всему, она здорово обгоняла соперников. Полная стопка фишек лежала перед ней и еще шесть на голубом сукне.
Когда Элеонор выиграла еще одну партию – на сей раз взяла полный банк – и сдающая принялась сдвигать к ее месту синие фишки, Босх оглянулся в поисках телефона-автомата. Он позвонил Фелтону, и тот дал ему номер домашнего телефона и адрес Уиш.
Капитан пояснил, что Сэндс-авеню, где она проживает, расположена неподалеку от квартала многоквартирных домов. Там обитают служащие казино. Босх не сказал ему, что нашел Элеонор, только поблагодарил и повесил трубку.
Когда он вернулся в зал, Элеонор там уже не было. За столом по-прежнему сидели пятеро мужчин, но сдающий сменился. Босх упустил ее.
– Кого-нибудь ищешь?
Он быстро обернулся. Элеонор стояла у него за спиной. Она не улыбалась. На лице – гримаса раздражения, а может, вызова. Взгляд Босха остановился на маленьком белом шраме на ее скуле.
– Я… м-м-м… да… тебя.
– Ты никогда не умел прятаться. Я тебя засекла через минуту после того, как ты здесь появился. Подошла бы сразу, но пришлось повозиться с малым из Канзаса. Он вообразил, будто сумеет угадать, когда я блефую. Ни черта-то он не понимает. Как и ты.
Босх промолчал. Он вовсе не так представлял их встречу. И теперь ломал голову, как вести себя дальше.
– Я просто хотел узнать, как ты поживаешь. И для этого…
– И для этого сел в самолет и прилетел в Лас-Вегас? Не валяй дурака. В чем дело, Босх?
Они находились в самой людной части казино. Везде толкались игроки, стоял невообразимый шум – звенели игровые автоматы, раздавались торжествующие и разочарованные возгласы. И от всего этого мельтешило в глазах и гудело в ушах.
– Хочешь выпить или поесть?
– Выпить.
– Знаешь какое-нибудь тихое местечко?
– Только не здесь. Пошли.
Они покинули казино и окунулись в вечернее пекло. Солнце закатилось, и теперь небо озарял неон.
– В «Цезаре» есть тихий бар, там нет ни одного игрального автомата.
Элеонор повела Босха через улицу, они влились в людской поток и вскоре оказались перед «Цезарем». В холле миновали конторку портье и вошли в бар, где, кроме них, было всего трое посетителей. Там не играли в покер и не крутили игральные автоматы. Босх заказал пиво, Элеонор – виски с водой. Она закурила.
– Раньше у тебя не было такой привычки, – заметил Босх. – Я помню, ты…
– Это было давно! – отрезала она. – Зачем ты приехал?
– Расследую дело.
– Что за дело и какое оно имеет отношение ко мне?
– Речь не о тебе, но ты знала потерпевшего – играла с ним в пятницу в покер в «Мираже».
От недоумения и любопытства Элеонор наморщила лоб. Босх вспомнил, как она это делала в прежние времена и какой привлекательной тогда ему казалась. Ему захотелось дотронуться до ее руки, но он сдержался, напомнив себе, что Элеонор не та, что раньше.
– Энтони Алисо, – промолвил он.
Босх сразу понял, что удивление на ее лице – неподдельное. В отличие от игрока из Канзаса он мог определить блеф. Элеонор ничего не знала о смерти Алисо.
– Тони, – протянула она.
– Ты хорошо его знала или вы только играли?
– Виделись в «Мираже». Я там играю по пятницам. И встречала его дважды в месяц. Сначала даже решила, что он тоже местный.
– А как догадалась, что он приезжий?
– Он сказал мне. Около двух месяцев назад мы вместе выпивали. За столами не оказалось мест. Мы оставили наши фамилии Фрэнку – тому, что работает в вечернюю смену, – попросили пригласить, когда освободятся места, а сами отправились в бар. Там Тони мне сообщил, что он из Лос-Анджелеса и работает в кинобизнесе.
– И все?
– Мы просто с ним болтали. Ничего интересного. Коротали время, пока нас не позвали к столу.
– С тех пор вы с ним встречались лишь за игрой?
– Да. Слушай, Босх, ты намекаешь, что я подозреваемая? И только потому, что выпила с человеком?
– Нет. Я ни на что не намекаю.
Он тоже достал сигарету и закурил. Официантка принесла напитки, и Босх с Элеонор долго сидели молча. Босх опять смутился и не знал, как себя вести.
– Похоже, у тебя сегодня выдался удачный вечер, – наконец промолвил он.
– Удачнее многих. Взяла свою норму и вышла из игры.
– Норму?
– Если я выигрываю две сотни, сразу иду рассчитываться. Понимаю, что каждый вечер долго везти не может. Больше сотни я никогда не проигрываю. Выигрываю две, если улыбается удача. Сегодня я быстро с этим справилась.
– Как ты… – начал Босх и замялся.
– Интересуешься, как я так хорошо научилась играть в покер, чтобы зарабатывать себе на жизнь? Проведешь три с половиной года за решеткой – научишься курить, играть в покер и многому другому. – Элеонор в упор посмотрела на Босха, словно хотела выяснить, хватит ли у него смелости что-либо возразить. Затем отвернулась и достала новую сигарету. Босх поднес ей зажигалку.
– Значит, нигде не работаешь? Живешь на то, что приносит покер?
– Угадал. Почти год. Видишь ли, очень трудно найти приличную работу. Говоришь работодателю, что ты – бывший агент ФБР, и у того загораются глаза. Потом признаешься, что недавно вышла из федеральной тюрьмы, и взгляд сразу гаснет.
– Сочувствую, Элеонор.
– Не надо. Я не в обиде. На жизнь мне хватает. Иногда везет, и я знакомлюсь с приятными людьми, как, например, Тони. Мой доход не облагается налогом. На что жаловаться? Разве на то, что девяносто дней в году стоит жара? – В ее голосе прозвучала горечь.
– Мне жаль, что все так получилось, – проговорил Босх. – Элеонор, тебе, наверное, безразлично, но я хотел бы вернуться. Я многое понял с тех пор и вел бы себя теперь по-другому.
Она затушила окурок в стеклянной пепельнице и сделала большой глоток виски.
– Мне, пожалуй, пора. – Она поднялась.
– Тебя подвезти?
– Нет, спасибо, у меня машина. – Элеонор направилась к выходу, но вдруг остановилась и промолвила: – Знаешь, а ты прав.
– В чем?
– В том, что мне безразлично.
Босх смотрел ей вслед, пока она не скрылась за дверями бара.
Следуя записям, сделанным во время телефонного разговора с Рондой из кабинета Алисо, Босх нашел «Долли» в северном Лас-Вегасе. Это оказался элитный клуб: двадцать долларов за вход, не менее двух порций выпивки, и к месту посетителя сопровождал крепкий мужчина в смокинге с накрахмаленным воротничком, который, словно гаррота, впивался в его шею. Танцовщицы тоже высший класс: юные и красивые, но вряд ли у них хватало опыта и таланта для выступления в больших шоу на Стрип.
Человек в смокинге провел Босха к крошечному столику, стоявшему в восьми футах от главной сцены, которая в этот момент пустовала.
– Новые танцовщицы выйдут через пару минут, – сообщил он. – Приятного вечера.
Босх не знал, положено ли здесь давать чаевые за то, что его посадили так близко к сцене. Он решил, что сойдет и так. «Смокинг» удалился – не стал крутиться рядом с протянутой рукой. Босх едва успел достать сигарету, как к нему подплыла официантка в красном шелковом платье, на высоких каблуках, в чулках в сеточку и напомнила о правиле двух порций выпивки. Он заказал пиво.
Пока Босх ждал пиво, он осматривался. В этот вечер дела в заведении шли явно не блестяще. Был понедельник, день после выходных, и в зале, кроме Босха, собралось не более двух десятков мужчин. Они не обращали внимания друг на друга и надеялись на предстоящее шоу.
По бокам и в глубине зала висели огромные зеркала. Стойка бара тянулась по левой стене и упиралась в заднюю, где над арочным проходом алела неоновая надпись: «Только для танцовщиц». Переднюю стену занимали сцена и нарядный занавес. От сцены к центру зала шел подиум, и на него были нацелены укрепленные на решетке под потолком прожектора. Они бросали на подиум яркие лучи, и он сверкал на фоне полутемного прокуренного зала.
Диск-жокей из кабинки с левой стороны сцены объявил, что следующий танец исполнит Рэнди. Из акустической системы зазвучала старая песня Эдди Мани «Два билета в рай», и из-за занавеса появилась высокая брюнетка в красном лифчике и шортах, которые были настолько укорочены, что из них выглядывала нижняя часть ее ягодиц. И принялась двигаться в такт музыке.
Женщина оказалась настолько красивой, что Босху захотелось спросить, зачем ей понадобилось здесь выступать. Он всегда считал, что красота помогает женщинам избежать многих трудностей в жизни. А вот эта – не женщина, скорее девчушка, при всем своем очаровании работает тут. Может, именно это и притягивает приходящих сюда мужчин, решил Босх. Не вид полуобнаженного тела, а мысль, что еще одна потерпела неудачу. Босх подумал, что он ошибался насчет красивых женщин.
Официантка поставила на крохотный столик две порции пива и сообщила, что с Босха причитается пятнадцать долларов. Он чуть было не попросил еще раз назвать цену, но сообразил, что дороговизна объясняется местом, где он оказался. Дал двадцатку, и когда официантка, собираясь отсчитать сдачу, принялась копаться в куче денег на подносе, махнул ей рукой.
Она сжала его плечо и наклонилась так, чтобы он мог обозреть впадину между ее грудей.
– Спасибо, дорогой. Скажи, если понадобится что-нибудь.
– Лейла сегодня здесь?
– Нет.
Босх кивнул, и официантка выпрямилась.
– А Ронда?
Она указала на сцену:
– Рэнди.
– Нет, Ронда, как в песне – «помоги, помоги мне, Ронда». Она сегодня работает? Она танцевала вчера.
– Ах, эта… Ронда… Да, здесь. Ты пропустил ее выступление. Наверное, переодевается.
Босх достал из кармана пять долларов и положил их на поднос.
– Слушай, сходи к ней, скажи, что друг Тони, с которым она вчера общалась, хочет ее угостить.
– Ладно.
Официантка опять сжала его плечо и удалилась, а Босх повернулся к сцене. Рэнди закончила танцевать под одну песню, и сразу началась другая – «Адвокаты, пистолеты и деньги» Уоррена Зевона. Босх давно ее не слышал и вспомнил, что во времена, когда он служил патрульным, эта песня считалась их гимном.
Вскоре танцовщица выскользнула из одежды и осталась в одной туго повязанной на левом бедре подвязке. Мужчины вскочили, встречая ее, а она медленно двинулась по подиуму в зал. За подвязку стали засовывать долларовые банкноты, а тот, кто расщедрился на пятерку, удостоился особого внимания: Рэнди оперлась о его плечо, несколько раз вильнула задом и поцеловала в ухо.
Босх, наблюдая это представление, сообразил, откуда у Энтони Алисо на плече миниатюрный отпечаток ладони. К нему подсела блондинка.
– Привет. Ты пропустил мое выступление?
– Да. Извини.
– Ничего. Через полчаса снова моя очередь. Я выйду на сцену и проделаю все с самого начала. Ивонн сказала, ты собирался меня угостить?
Словно по сигналу, официантка повернула к их столику, и Босх наклонился к Ронде:
– Слушай, я предпочел бы потратиться на тебя, а не на бар. Так что будь добра, не проявляй излишеств.
– Излишеств? – Ронда непонимающе сморщилась.
– Не заказывай шампанского, – шепнул он ей.
– Ясно. – Она заказала мартини, и Ивонн уплыла в темноту. – Я не запомнила твоего имени.
– Гарри.
– Ты друг Тони из Лос-Анджелеса и тоже работаешь в кино?
– Не совсем.
– А откуда знаешь Тони?
– Недавно познакомились. Вот какое дело: мне надо отыскать Лейлу – у меня для нее весточка. Ивонн сообщила, что она сегодня не выступает. Где ее найти?
Босх почувствовал, как напряглась Ронда, и понял: что-то получилось не так.
– Во-первых, Лейла здесь больше не работает. Вчера, когда мы беседовали, я этого не знала. Она ушла и больше не вернется. А во-вторых, если ты друг Тони, почему спрашиваешь, где найти Лейлу?
Вопреки первому впечатлению Босха девушка оказалась сообразительной, и Босх решил говорить напрямик:
– Спрашиваю, потому что не могу спросить его – он убит. Мне необходимо найти Лейлу и предостеречь ее.
– Что? – взвизгнула Ронда.
Все, включая голую Рэнди, повернули головы в их сторону, решив, что клиент сделал танцовщице непристойное предложение и назвал оскорбительно малую сумму.
– Тише, Рэнди, – попросил Босх.
– Я не Рэнди, я Ронда.
– Хорошо, Ронда.
– Что с ним случилось? Он недавно был здесь.
– Кто-то застрелил его, когда Тони возвращался в Лос-Анджелес.
– А ты кто такой? Ты правда его друг или нет?
– В определенном смысле. Теперь я его единственный друг. Я – полицейский. Меня зовут Гарри Босх, и я пытаюсь выяснить, кто совершил преступление.
Лицо Ронды исказил страх. Так случается, когда люди узнают, что с ними беседует полицейский.
– Побереги свои деньги, – посоветовала Ронда. – Я не могу с тобой разговаривать.
Она поднялась и поспешно направилась к двери рядом со сценой. Босх окликнул ее, но его голос заглушила музыка. Он оглянулся и заметил, что из темноты за ним внимательно следит человек в смокинге. Босх решил, что нечего ему больше здесь болтаться и ждать второго выступления танцовщицы. Глотнул пива – ко второму бокалу так и не прикоснулся – и поднялся из-за столика. Но когда приблизился к двери, охранник сделал шаг от стены и постучал в зеркало. И только тут Босх догадался, что в зеркале прорезана дверь.
– Сэр, – произнес «смокинг», – не могли бы вы зайти в кабинет?
– С какой целью?
– Просто зайдите. Менеджер хочет переброситься с вами парой слов. – Охранник преградил ему дорогу на улицу.
Босх колебался, но, увидев в проеме двери освещенный кабинет и человека за столом, шагнул внутрь; охранник в смокинге последовал за ним и затворил за собой дверь. Босх взглянул на хозяина кабинета. Блондин, плотного телосложения. Если бы вышибала в смокинге и этот так называемый менеджер схватились в драке, он не знал, на кого бы поставить. Оба держиморды.
– Я сейчас общался по телефону с Рэнди. Она в раздевалке, сказала, что вы задавали вопросы о Тони Алисо.
– Не Рэнди, а Ронда.
– Рэнди, Ронда – один черт. Вы ей заявили, что Тони умер.
– И до сих пор не воскрес.
Менеджер говорил со среднезападным акцентом, и Босх решил, что он из южного Чикаго.
Блондин кивнул «смокингу», тот взмахнул рукой и ударил тыльной стороной ладони Босха по лицу. Босх отлетел к стене и ударился затылком. Прежде чем его сознание прояснилось, вышибала развернул его лицом к стене и навалился всем телом. Босх почувствовал, как он хлопал ладонями по его одежде.
– Хватит умничать, – процедил блондин. – Какого дьявола тебе понадобилось выпытывать у девчонки про Тони?
Прежде чем Босх успел ответить, «смокинг» нащупал его пистолет.
– У него ствол, – доложил он блондину.
Пистолет выдернули из наплечной кобуры, а Босх, слизнув с губ солоноватую кровь, ощутил, как в нем закипает ярость. «Смокинг» обнаружил наручники и бумажник и, прижимая Босха одной рукой к стене, швырнул их на стол менеджеру. Босх с трудом повернул голову и увидел, как блондин открывает его бумажник.
– Это коп. Отпусти.
Рука освободила шею, и Босх резко отстранился от вышибалы.
– Коп из Лос-Анджелеса, – добавил блондин. – Иероним Босх. Прямо как художник. Занимается какими-то странными вещами.
Босх промолчал. Менеджер вернул ему пистолет, наручники и бумажник.
– Зачем вы приказали ему меня ударить?
– Это была ошибка. Видите ли, большинство копов, которые являются сюда, объявляют о том, кто они такие, и сообщают, какое у них дело. А мы помогаем им, чем можем. Вы проскользнули втихую, инкогнито Босх. Мы здесь для того, чтобы защищать наш бизнес.
Менеджер открыл ящик стола, достал пачку бумажных платков и протянул Босху.
– Возьмите. У вас кровоточат губы.
Босх взял всю пачку.
– Это правда – то, что вы ей сказали? Тони умер?
– Да. Вы хорошо его знали?
– Вы выдвигаете предположение и на нем строите вопрос!
– Отвечайте.
– Он был здесь завсегдатаем. Снимал девочек, плел им, будто устроит их сниматься в кино. Старая песня, но они клевали. За последние два года он увел трех моих лучших девчонок. Теперь они в Лос-Анджелесе. Увозил их туда, использовал, как ему нужно, а затем бросал. Дурехи!
– Почему же вы пускали его, если он лишал вас лучших танцовщиц?
– Он тратил у нас большие бабки. А телок в Лас-Вегасе навалом. Сколько душе угодно.
Босх поменял тему:
– В пятницу он был тут?
– Нет… хотя постойте, забежал ненадолго. Я его засек. – Менеджер показал на экраны мониторов, которые показывали со всех ракурсов зал и вход в клуб. Оборудование вызывало такое же уважение, как то, что Хэнк Мейер продемонстрировал Босху в «Мираже».
– Гусси, ты припоминаешь? – спросил блондин вышибалу в смокинге.
– Точно был.
– Ну вот и выяснили.
– И никаких проблем? Пришел – ушел?
– А какие проблемы?
– Тогда с какой стати вы выгнали Лейлу?
Блондин прикусил губу.
– Ага, теперь понимаю: вы из тех, кто вьет паутину из слов – вдруг кто-нибудь попадется в вашу сеть.
– Не исключено.
– Так вот, никто не попался. Не отрицаю, Лейла – последняя подружка Тони. Но ее здесь больше нет. Она сюда не вернется.
– Что с ней произошло?
– Вы же слышали. В субботу вечером я выгнал ее.
– За что?
– За нарушение наших правил. Каких – поскольку вас это не касается – не имеет значения.
– Как, вы сказали, ваша фамилия?
– Я ничего подобного не говорил.
– Вам понравится, если я стану называть вас просто задницей?
– Здешние люди зовут меня Лакки. Это вас устроит?
– Устроит. Только расскажите, что случилось с Лейлой?
– Мне казалось, вы интересовались Тони. Так по крайней мере сообщила Рэнди.
– Ронда.
– Ну да, Ронда.
Босх начал терять терпение, но пересилил себя и ждал, что скажет менеджер.
– Так, значит, насчет Лейлы… В субботу она сцепилась с другой девчонкой. Нехорошая вышла история. Мне пришлось делать выбор. Модести – одна из моих лучших исполнительниц. Она выдвинула ультиматум: либо уйдет Лейла, либо она. Пришлось прогнать Лейлу. Модести за вечер раскалывает сидящих в зале козлов на десять – двенадцать порций шампанского, поэтому я предпочел ее Лейле. Лейла тоже хорошая девчушка. Смазливая и все прочее. Но Модести – наша топ-танцовщица.
Босх слушал и кивал. Пока все, что рассказывал Лакки, совпадало с тем, что говорила в телефонном сообщении Алисо Лейла. Вытаскивая из блондина подробности, Босх мог судить, насколько ему верить или нет.
– Что не поделили Лейла и другая девушка? – спросил он.
– Понятия не имею. И, если честно, мне все равно. Обычная грызня. Они никогда не любили друг друга. Видите ли, Босх, в каждом клубе есть своя топ-танцовщица. У нас – Модести. Лейла хотела занять ее место, а та не желала уступать. У Лейлы появились проблемы сразу, как только она сюда попала. Девушкам не нравилось, как она вела себя. Воровала у других песни и не бросила пользоваться лобковой пудрой, даже после того как я ей сказал. Эта девка доставляла нам много хлопот, и я рад, что она ушла. Я занимаюсь делом, и мне некогда нянчиться с испорченными шлюшонками.
– Лобковой пудрой?
– Ну да. Посыпала промежность порошком, он светился в темноте и сверкал в лучах прожекторов. Беда в том, что порошок осыпался и попадал на наших посетителей. Она садилась к клиенту на колени, и у него начинала сиять ширинка. Клиент возвращался домой, жена сразу понимала, откуда он явился, и устраивала ему головомойку. Я стал терять клиентов. Если бы не Модести, нашелся бы иной предлог. Я избавился от Лейлы, как только представилась возможность.
– Хорошо, – произнес Босх, – дайте мне ее адрес, и я не буду вам больше докучать.
– Дал бы, но не могу.
– Мне казалось, мы поняли друг друга. Покажите мне вашу платежную ведомость. Там должен быть ее адрес.
Блондин, назвавший себя Лакки, улыбнулся:
– Платежную ведомость? Мы не платим этим шлюхам ни цента. Это они должны нам платить. Работать здесь – все равно что получить лицензию.
– У вас должен быть ее телефон или адрес. Или вы хотите, чтобы вашего Гусси пригласили в полицейское управление за нанесение побоев копу?
– У нас нет ее адреса. Что я могу вам дать? И телефона тоже. – Менеджер поднял руки ладонями вверх. – Нет адресов ни одной девушки. Я составляю график, они приходят, танцуют и уходят. Если пропускают свое время, их больше сюда не пускают. Все мило, просто и четко. Так мы работаем. Что же до нападения Гусси, хотите сыграть в такую игру? Мы вам подыграем. Но учтите, вы явились сюда сами по себе, не назвались, никому не сообщили, что вам надо, выпили четыре пива меньше чем за час, оскорбили нашу танцовщицу, после чего мы были вынуждены попросить вас удалиться. Не пройдет и часа, как мы получим письменные показания.
Он снова поднял руки, на сей раз жест означал: «Оставьте нас в покое!» Босх не сомневался, что Ивонн и Ронда расскажут в точности то, что им будет велено. Он решил не нарываться и бодро улыбнулся:
– Доброй ночи! – Босх повернулся к двери.
– И вам тоже, офицер! – бросил блондин. – Будет время и настроение, заходите посмотреть шоу.
Дверь открылась сама собой – ею явно управляло какое-то невидимое устройство, которому подавали команды со стола. Гусси пропустил Босха вперед. Он подал мексиканцу с лицом, похожим на смятый бумажный пакет, талон на парковку, и они с вышибалой молча стояли, дожидаясь, когда пригонят его машину.
– Не держите на меня зла, – проговорил Гусси, когда появился автомобиль. – Я не знал, что вы полицейский.
– Думали, просто клиент?
– Точно. И сделал то, что требует от меня босс.
Он протянул руку. Боковым зрением Босх заметил, что машина рядом. Взял руку охранника, резким рывком притянул грузного Гусси к себе и ударил коленом в пах. Вышибала охнул и согнулся пополам. Босх выпустил его руку, дернул и, обездвиживая противника, натянул куртку ему на голову. Затем снова ударил коленом и с радостью осознал, что угодил в лицо. Великан опрокинулся на багажник стоявшего у входа в клуб черного «корвета». В это время парковщик кинулся на выручку коллеге. Он был старше и легче Босха. Тому не хотелось вовлекать в драку невинного человека, и он предостерегающе поднял палец:
– Не вздумай!
Парковщик остановился, оценивая обстановку, а Гусси заорал. Парковщик отступил, пропуская Босха к машине.
– Хоть у кого-то здесь хватает мозгов вести себя разумно, – усмехнулся Босх и сел за руль.
В зеркальце заднего обзора он заметил, как Гусси соскользнул с багажника «корвета» и распластался на мостовой. Парковщик хлопотал рядом.
Сворачивая с Мэдисон, Босх снова бросил взгляд в зеркальце. На рубашке вышибалы алела кровь.
Босх был слишком взвинчен, чтобы возвращаться в отель и ложиться спать. Его одолевали неприятные чувства. Вид обнаженной женщины все еще волновал его. Он не знал эту женщину, но ему казалось, что он вторгся в ее внутренний мир. Еще он злился на себя за то, что дал волю ярости и набросился на Гусси. Но больше всего тревожило, что он неправильно повел расследование. Направился в стрип-клуб, надеясь обнаружить след Лейлы, но ничего не добился. В лучшем случае получил вероятное объяснение, откуда за отворотами брюк Алисо и в стоке душа взялись крупинки блесток. Этого явно недостаточно. Придется утром возвращаться в Лос-Анджелес ни с чем.
Доехав до светофора в начале Стрипа, Босх закурил, затем достал блокнот и открыл на страничке, где записал адрес, который дал ему Фелтон.
На Сэндс-авеню повернул на восток и через милю оказался рядом с жилым комплексом, в котором обитала Элеонор Уиш. Там было несколько зданий. Босху потребовалось время, чтобы найти нужное. Прежде чем выйти из машины, он докурил и понаблюдал за освещенными окнами. Он не вполне сознавал, чего именно ему хотелось и правильно ли он поступал.
Пять лет назад Элеонор Уиш сделала для него самое худшее и самое лучшее, что могла: предала, подвергла опасности и спасла жизнь. Занималась с ним любовью. Босх продолжал думать о ней и грустил об ушедшем. Сегодня вечером Элеонор держалась с ним холодно, но Босх не сомневался, что притяжение действовало в обоих направлениях. Он всегда знал, что Элеонор была его отражением.
Он вылез из машины, бросил окурок и подошел к двери. Элеонор быстро откликнулась на стук, словно ждала, что он появится. Или кто-нибудь другой.
– Как ты меня нашел? Выследил?
– Нет. Сделал звонок, и все.
– Что с твоей губой?
– Пустяки. Ты меня пригласишь?
Элеонор посторонилась, пропуская Босха в дом. Жилье оказалось небольшим, с разномастной мебелью. Складывалось впечатление, что хозяйка покупала предмет за предметом, как только появлялись деньги. Первое, что заметил Босх, – иллюстрация «Полуночников» Хоппера [8] над диваном. Живопись Хоппера всегда трогала его, раньше у него висела на стене такая же. Это был подарок Элеонор пятилетней давности. Прощальный.
Босх перевел взгляд с картины на Элеонор, их глаза встретились, и он осознал: ее поведение сегодня – лишь поза. Он подошел ближе, коснулся ее шеи, провел пальцем по щеке. На лице Элеонор отчаянная решительность.
– Не могла дождаться, – промолвила она, и Босх вспомнил, что аналогичную фразу он произнес перед первой ночью их любви. Сто лет назад.
«Что я творю? – подумал он. – Разве можно вернуть прошлое?»
Он притянул Элеонор к себе, и они поцеловались. Затем она увлекла Босха в спальню, расстегнула блузку, сбросила на пол джинсы. Снова прижалась к нему, после нового поцелуя распахнула рубашку, приникла к его голой груди. Ее волосы пахли табачным дымом казино. Но Босх уловил и иной запах – легкий аромат духов, который напомнил о ночи пять лет назад. О палисандровых деревьях за окном и о том, как они покрывали землю лиловым снегом.
Босх не подозревал, что все еще способен с такой страстью заниматься любовью. Это был грубый физический акт, который воспламеняло не чувство, а вожделение и, очевидно, память. Босх уже кончил, но Элеонор не отпускала его, и он продолжал ритмические толчки, пока она тоже не испытала оргазм и не утихла. Возвратилась ясность мысли, и они смущенно переглянулись, стесняясь своей наготы и того, как набросились друг на друга, словно звери.
– Совсем забыла спросить, ты не женат? – промолвила Элеонор.
Босх потянулся к валявшемуся на полу пиджаку и достал сигареты.
– Нет, – ответил он. – Я одинок.
– Могла бы сама догадаться. Гарри Босх – всегда одинок.
Она улыбалась ему в темноте. Босх закурил и предложил Элеонор сигарету, но она покачала головой.
– Сколько женщин у тебя было после меня? Расскажи.
– Не помню. Немного. И лишь одна целый год.
– Что с ней сейчас?
– Уехала в Италию.
– Это к лучшему?
– Не знаю.
– Ну если не знаешь, то она не вернется. По крайней мере к тебе.
– У нас с ней давно все закончилось.
Босх помолчал, и Элеонор спросила:
– А потом?
– Художница из Флориды. Мы с ней познакомились во время расследования. Но это продолжалось недолго. После нее опять появилась ты.
– А куда девалась художница?
Босх покачал головой, давая понять, что ему неприятен этот допрос. Не хотелось вспоминать о своих несчастных романтических связях.
– Расстояние, – буркнул он. – У нас ничего не получилось. Я привязан к Лос-Анджелесу, а она тоже не желала покидать насиженное место.
Элеонор придвинулась и поцеловала Босха в небритый подбородок.
– А ты? Одна?
– Да. Последний мужчина, с которым я занималась любовью, был копом. Сильным, но очень нежным. Не в физическом смысле. По жизни. Это было очень давно. Тогда мы оба нуждались в исцелении и помощи.
Они долго смотрели друг на друга в темноте. Элеонора потянулась к нему, но, прежде чем их губы слились в поцелуе, успела прошептать:
– С тех пор много воды утекло.
Ее слова заставили Босха отстраниться, и он откинулся на подушку. Элеонор оседлала его и принялась раскачиваться на бедрах. Волосы закрыли его лицо, и он оказался в полной темноте. Босх провел руками от ее талии к плечам, накрыл ладонями груди. Он чувствовал горячую влагу ее желания, но сознавал, что для него еще не настало время нового акта любви.
– В чем дело, Гарри? – промолвила Элеонор. – Хочешь немного отдохнуть?
– Не знаю.
Ему не давали покоя ее слова. «Много воды утекло». Может, даже слишком много. Элеонор продолжала раскачиваться.
– Я не знаю, чего хочу, – проговорил Босх. – А ты чего желаешь, Элеонор?
– Вот этого мгновения.
Вскоре Босх был готов, и они снова занялись любовью. Элеонор не проронила ни звука. Ее движения были нежными и неспешными. Она осталась сверху и, нависая над Босхом, делала короткие вздохи. Когда приближалась развязка и Босх всеми силами сдерживался, чтобы подождать партнершу, он почувствовал, как ему на щеку капнула слезинка. Босх увидел, что лицо Элеонор заплакано.
– Все хорошо, все хорошо.
Элеонор дотронулась до его щеки, и в темноте показалось, будто она слепая. Через секунду они соединились в порыве, которому не способно помешать ничто в мире. Ни слова, ни даже воспоминания. Они были вместе, и это мгновение принадлежало только им.
Босх то засыпал, то просыпался в ее постели. Элеонор крепко спала на его плече. А ему если и удавалось задремать, то он сразу открывал глаза и опять смотрел в темноту, ощущал запах их пота и любви и думал, куда же все это его приведет.
В шесть часов Босх освободился из сонных объятий Элеонор и оделся. Собрался, разбудил ее поцелуем и сказал, что ему пора.
– Сегодня я должен ехать в Лос-Анджелес, но я хочу вернуться, как только смогу.
– Хорошо, Гарри, – промолвила она. – Я буду ждать.
По дороге к машине он закурил первую сигарету. А когда выруливал на Сэндс-авеню, чтобы ехать по направлению к Стрип, увидел, что солнце окрашивает золотистыми лучами горы к западу от города.
Стрип все еще освещали миллионы неоновых огней, но толпа к этому часу на тротуарах рассеялась. Босха покорило зрелище света: мегаваттная воронка города двадцать четыре часа в сутки манила всеми цветами и оттенками. И он, подобно другим, не мог не поддаться его очарованию. Лас-Вегас напоминал проституток на бульваре Сансет в Голливуде – даже самые счастливые мужья оборачивались им вслед, пусть на секунду, хотя бы взглянуть, на что это похоже, и потом вспоминать. Таков Лас-Вегас с его животной притягательностью. Откровенное обещание денег и плотской любви. Но обещание, чреватое опасностью разорения, физического и духовного насилия. Вот где в этом городе начиналась истинная игра.
Войдя в номер, Босх заметил, что моргает сигнал непринятого вызова. Он соединился с оператором, и тот сообщил, что в час ему звонил капитан Фелтон, потом в два часа, а в четыре некая женщина по имени Лейла. Ни информации, ни номеров телефона звонившие не оставили. Босх положил трубку и нахмурился. Фелтона беспокоить пока рано. Но его очень заинтересовал звонок Лейлы. Если это действительно Лейла, то как она узнала номер его телефона?
Видимо, через Ронду. Накануне он звонил из кабинета Алисо в Голливуде и спрашивал Ронду, как проехать к «Миражу». А та могла рассказать об этом Лейле. Но почему она позвонила? Не знала о смерти Тони, пока ей не сообщила Ронда?
Босх решил до поры до времени оставить эту Лейлу. Экономические открытия Кизмин Райдер в Лос-Анджелесе, похоже, сместили фокус расследования. Лейлу допросить необходимо, но сейчас важнее вернуться в Лос-Анджелес. Он взял телефон, позвонил в авиакомпанию «Саутуэст эрлайнз» и заказал билет на рейс в 10:30. Он успеет связаться с Фелтоном, заглянуть в агентство, где, как выяснила Райдер, Алисо арендовал машину, и вернуться к обеду на работу.
Босх снял одежду и долго стоял под горячим душем, смывая с тела ночной пот. Затем завернулся в полотенце и, собираясь бриться, стер пар с зеркала. Он заметил, что его губа с одной стороны припухла, вздулась и усы не скрывают опухоли. Под глазами темные круги. Доставая из пакета с бритвенными принадлежностями капли «Визин», Босх не переставал удивляться, что привлекательного нашла в нем Элеонор.
Вернувшись в комнату, он увидел сидящего в кресле у окна незнакомого человека. При виде Босха тот отложил газету.
– Если не ошибаюсь, Босх?
Гарри покосился на бюро, где лежал его пистолет. Он был ближе к незнакомцу, чем к нему. Но Босх надеялся, что сумеет дотянуться до него первым.
– Расслабьтесь, – продолжил непрошеный гость. – Мы занимаемся одним и тем же. Я коп. Здешний. Меня прислал Фелтон.
– Какого черта вы делаете в моем номере?
– Постучал, не получил ответа. Услышал шум воды, и портье впустил меня. Не хотелось болтаться в холле. Одевайтесь, а затем я сообщу, что у нас есть.
– Покажите документы.
Незнакомец встал, достал бумажник и раздраженно взглянул на Босха. Раскрыл бумажник и продемонстрировал значок и личную карточку.
– Айверсон. Полицейское управление Метро. Я от Фелтона.
– Это Фелтон приказал вам ворваться в мой номер?
– Я не врывался. Мы звонили вам всю ночь и не могли связаться. Прежде всего хотели убедиться, что с вами все в порядке. И еще полагали, что вам надо присутствовать при аресте. Вот зачем он отправил меня к вам. Нам следует спешить. Давайте одевайтесь.
– Каком аресте?
– Одевайтесь, нам пора. С теми отпечатками, что вы с собой привезли, вы сорвали джекпот.
Босх взял брюки и нижнее белье, шагнул в ванную комнату, оделся и, вернувшись, обратился к Айверсону:
– Выкладывайте.
Пока Айверсон рассказывал, Босх привел себя в порядок.
– Вам что-нибудь говорит имя Джой Маркс?
Босх немного подумал и ответил:
– Что-то знакомое, но не могу вспомнить.
– Джозеф Маркони. Его прозвали Джоем Марксом еще до того, как он стал заниматься легальным бизнесом. Теперь он Джозеф Маркони, но своих темных делишек не бросил.
– Кто он?
– Мафиозо. Из Чикаго.
– Слышал о нем. Контролирует или по крайней мере имеет влияние на все, что расположено к западу от Миссисипи. В том числе Лас-Вегас и Лос-Анджелес.
– А вы в географии сечете. Пожалуй, мне не придется вас учить.
– Отпечатки на плече пиджака жертвы принадлежат Джозефу Маркони?
– Размечтались! Но они принадлежат одному из его главных тузов. И это, скажу вам, Босх, точно манна небесная. Мы его вытащим тепленьким из постели, вывернем наизнанку, он будет наш со всеми потрохами. С его помощью мы доберемся до Джоя Маркса, который лет десять был у нас бельмом на глазу.
– Вы ничего не забыли?
– Ах да, большое спасибо полицейскому управлению Лос-Анджелеса, а вам – персональная благодарность.
– Нет, вы забыли о том, что это мое расследование. Какого дьявола ваши люди берут парня, даже не удосужившись со мной побеседовать?
– Я вам говорил, мы пытались дозвониться. – В голосе Айверсона прозвучала обида.
– И что? Не застали и сразу поперли напролом?
Айверсон не ответил. Босх завязал шнурки на ботинках и, готовый покинуть номер, распрямился.
– Отведите меня к Фелтону. Просто в голове не укладывается!
В лифте Айверсон заявил, что, даже если возражения Босха примут, менять теперь что-либо поздно. Все уехали на командный пункт в пустыне, а оттуда направятся в дом подозреваемого, который расположен неподалеку от гор.
– Где Фелтон?
– На командном пункте.
– Понятно.
Большую часть пути Айверсон молчал. Босха это устраивало, поскольку он получил возможность обдумать развитие событий. Он внезапно понял, что Тони Алисо отмывал деньги для Джоя Маркса. Тот и был мистером Икс, о котором говорила Райдер. Но произошло что-то непредвиденное. Возникла угроза со стороны налогового управления, и Маркс ликвидировал отмывщика.
Факты неплохо укладывались в схему, но кое-что беспокоило Босха. Проникновение в кабинет Алисо через два дня после убийства жертвы. С какой стати неизвестный взломщик тянул столько времени, а забравшись в кабинет Алисо, не унес финансовые документы? Документы, если с их помощью можно установить связь между подставными компаниями и мафией, так же опасны для Джоя Маркса, как сам Энтони Алисо. Неужели убийца и взломщик – одно и то же лицо? Не похоже.
– Как зовут парня? Того, чьи отпечатки пальцев совпали?
– Люк Гошен. Его отпечатки обнаружились у нас, потому что он получал лицензию на открытие одного из стрип-клубов Маркса. Лицензия на Гошена. Так что Маркс ни при чем. Чистенький. Но теперь – нет! Отпечатки устанавливают связь Гошена с убийством, а это означает, что за ним стоит Джой.
– Как называется клуб?
– «Долли». Он в…
– Северном Лас-Вегасе. Вот сукин сын!
– Это вы про кого?
– Про Гошена. Его еще называют Лакки [9].
– После сегодняшнего дня прекратят. Лопнуло его счастье. А вы с ним, кажется, знакомы?
– Вчера вечером виделись.
– Где?
– В «Долли». Последний звонок из кабинета Алисо был в Лас-Вегас, в этот клуб. Я выяснил, что Алисо, приезжая сюда, проводил время с одной из танцовщиц из «Долли». Решил вчера поразнюхать и напоролся. Гошен натравил на меня своего вышибалу, и вот что он со мной сделал. – Босх дотронулся до опухшей губы.
– А я-то все гадал, откуда это у вас. И кто же вас так?
– Гусси.
– Проходимец Джон Флэнаган. Ничего, сегодня мы и его возьмем за свинячью задницу.
– Джон Флэнаган? А при чем тут Гусси?
– Потому что ходит расфуфыренный, как гусь. Вы же видели его наряд. Самый модный вышибала в округе. Вот так и заработал прозвище. Надеюсь, вы отплатили ему за губу?
– Поговорили немного на стоянке, пока пригоняли мою машину.
Айверсон рассмеялся:
– Вы мне нравитесь, Босх. Крепкий орешек.
– Не уверен, что способен ответить взаимностью. Мне не по душе, что ваши люди пытаются перехватить у меня расследование.
– Мы делаем одно дело. Вы пытаетесь раскрыть убийство, а мы – прижать к ногтю пару сволочей. Начальство порадуется – и ваше, и наше.
– Надеюсь.
– Кстати, – продолжил Айверсон, – у нас появилась наводка по поводу Лакки до того, как вы объявились.
– Какая?
– Анонимная. Поступила в воскресенье. Неизвестный не назвал фамилии, сказал только, что накануне вечером был в стрип-клубе и слышал, как пара здоровенных парней говорили об убийстве. Один называл другого «Лакки».
– Что еще?
– Добавили, что запихнули тело в багажник и закрыли.
– Фелтон уже знал об этом, когда вчера беседовал со мной?
– Нет, информация не отфильтрована. Возникла, когда обнаружилось, что привезенные вами отпечатки совпадают с отпечатками Гошена. Один из ребят собирался проверить информацию – подготовил запрос. Его бы направили в Лос-Анджелес, и вас бы прислали. А вы тут как тут. Просто появились чуть раньше.
Машина выехала за город, и появилась цепь шоколадно-коричневых гор. Возникли чьи-то владения. Построенные здесь дома ждала неминуемая судьба – пройдет время, и их непременно поглотит город. Босх однажды бывал на этой дороге, когда занимался расследованием и направлялся в дом отставного полицейского. Тогда ему пришло в голову, что это ничейная земля. И на сей раз местность произвела на него такое же впечатление.
– Расскажите мне еще о Марксе, – попросил он. – Вы упомянули, будто он старается легализовать свой бизнес?
– Пытается придать ему видимость легальности. Такие типы, как он, никогда не будут в ладах с законом. Сколько бы он ни зашибал денег, все равно останется грязным пятном на дороге.
– Чем он пробавляется? Если верить прессе, бандиты драпанули из города, уступив место мафии.
– Старая песня. Хотя в ней есть доля истины. Лас-Вегас изменился за десять лет. Раньше стоило лишь выбрать казино – и, пожалуйста, можно приступать к делу. Все они были одним миром мазаны. Если прогнило не само заведение, то снабженцы, профсоюзы, да что угодно. Приходи и бери. А затем Лас-Вегас превратился из города греха в пошлый «Диснейленд». Теперь у нас водяных горок больше, чем публичных домов. Но мне больше нравились прежние времена. Понимаете?
– Да.
– Но вот что хорошо: девяносто девять процентов бандитов покинули казино. Хотя осталось много такого, что мы называем «дополнительной» [10] активностью. Вот в ней-то и подвизается Джой. Он содержит несколько высокодоходных стрип-клубов. В основном в северном Лас-Вегасе, поскольку там не запрещены обнаженное тело и спиртное. А деньги – это и есть спиртное. Уверен, с одних клубов он качает пару миллионов в год. Мы натравливали на него налоговиков, но он оказался слишком хитер. Мы полагаем, он имеет свой кусок от содержания борделей, тоже на севере. Ростовщичества и укрывательства краденого. На него работают букмекеры, и он собирает дань почти со всего, что крутится в городе. Служба сопровождения и шоу, где подглядывают за голыми девицами, – это все его. Он король. Не имеет права войти ни в одно казино, потому что занесен в черный список. Но это не имеет значения – все равно он король.
– Как он умудряется заниматься букмекерством в городе, где можно зайти в любое казино и поставить на любую игру?
– Есть деньги на игру? Только не советую играть с Джоем. Он их у вас отнимет. А если не повезет и вы продуете, не тяните с расплатой, а то пожалеете. Достаточно упомянуть, как он накладывает лапу на имущество своих людей. Сажает их на крючок. Сначала дает в долг, а затем отбирает часть собственности – например, завод по производству краски в Дейтоне или что-нибудь еще.
– Или студию дешевых фильмов в Лос-Анджелесе.
– Вероятно. Таковы методы его работы. Ему подчиняются или непокорным расшибают колени. Знаете, Босх, в Лас-Вегасе до сих пор пропадают люди. Это на поверхности здесь «вулканы», «пирамиды» и «пиратские корабли», а копнешь глубже – там достаточно темно, чтобы человек сгинул без следа.
Босх протянул руку и немного повернул на себя воздушный дефлектор. Солнце уже поднялось, и пустыня начинала обжигать своим дыханием.
– Пустяки, – заметил Айверсон. – Подождите, что будет к полудню. Если мы оттуда не смотаемся, вот тогда почувствуете жару.
– Так что насчет видимости его легальности? – спросил Босх.
– У Джоя имеется собственность по всему округу. Кусочки легального мира, которые он приобрел путем махинаций. Он занимается реинвестированием. Отмывает всю приобретенную наличность и вкладывает в законные предприятия, даже в благотворительность. Содержит агентство по прокату машин, построил больницу, которую назвал по имени утонувшего в бассейне сына. В газете печатали его фотографию на открытии больницы. Босх, нам нужно либо из кожи вон выскочить, но остановить парня, либо отдать ему ключи от города. Хотя я не знаю, что правильнее. – Айверсон покачал головой.
Больше они не говорили и через несколько минут прибыли на место. Айверсон повернул к зданию окружной пожарной команды и объехал его с другой стороны. Там уже стояли полицейские машины, а рядом собрались детективы с картонными стаканчиками кофе в руках. Среди них Босх заметил капитана Фелтона.
Босх забыл прихватить из Лос-Анджелеса пуленепробиваемый жилет, и ему пришлось позаимствовать его у Айверсона. Еще ему дали пластиковый жилет патрульного. Когда жилет застегивали на молнию, на груди можно было прочитать яркие желтые буквы – ПУЛВ [11].
Они стояли у «тауруса» Фелтона, обсуждали план и ждали, когда появятся коллеги. Исполнение судебного приказа на арест осуществлялось по законам Лас-Вегаса. Это значило, что когда детективы стучатся в дверь подозреваемого, при этом должен присутствовать хотя бы один наряд в полицейской форме.
Босх и Фелтон уже успели обменяться «любезностями». Они заскочили в помещение пожарной команды раздобыть стаканчик кофе для Босха, и Босх не преминул устроить капитану разнос за то, как тот обошелся с привезенными отпечатками пальцев, обнаружив, что они принадлежат Лакки, то есть Люку Гошену. Фелтон изобразил на лице раскаяние, но ответил, что не переставая звонил в отель. Босху пришлось отступить. Он получил от капитана все, что хотел. По крайней мере на словах. Оставалось прикусить язык и слушать его болтовню.
Кроме Фелтона и Босха, у машины стояли еще четверо – из отдела по борьбе с организованной преступностью полицейского управления Метро: Айверсон и его напарник Сикорелли и еще двое – Бакстер и Пармили. ОБОП был частью вотчины Фелтона, но сегодня всем заправлял Бакстер – чернокожий, почти лысый, лишь на висках оставался седой пушок. Бугристые мускулы и вся его наружность словно бы говорили: не желаю никаких стычек. Он показался Босху человеком, который способен применить как силу, так и насилие. А это разные вещи.
Из их разговоров Босх понял, что дом Гошена им хорошо известен – следили и раньше. Он располагался примерно в миле на запад. Бакстер успел туда прокатиться и видел, что черный «корвет» Гошена стоял под навесом.
– Ордер имеется? – поинтересовался Босх.
Он представил, как дело разваливается в суде из-за того, что полиция ворвалась в дом подозреваемого без законных оснований.
– Отпечатков пальцев вполне достаточно, чтобы получить ордер на обыск и арест, – ответил Фелтон. – Утром мы обратились к судье. Кстати, мы ведь тоже получили информацию. Полагаю, Айверсон вам сообщил?
– Пусть это его отпечатки. Но их недостаточно, чтобы выдвинуть обвинение. Мы слишком торопимся. Убийство произошло в Лос-Анджелесе. Но у меня нет оснований увезти туда подозреваемого. А ваша информация? Смеху подобно! Анонимный звонок – грош ему цена!
На Босха посмотрели так, словно он рыгнул в обществе девиц на первом балу.
– Гарри, пропустим еще по стаканчику кофе? – предложил Фелтон.
– С меня довольно.
– Все-таки давайте возьмем.
Капитан увлек Босха в помещение пожарных. Там на кухонной стойке стоял чан с кофе, и, прежде чем продолжить беседу, Фелтон налил себе горячий напиток.
– Послушайте, Гарри, это потрясающая возможность и для нас, и для вас.
– Да, поэтому я не хочу все испортить. Неужели нельзя было подождать, пока у нас не появится что-нибудь реальное? Это мое расследование, а распоряжаетесь всем вы.
– Я полагал, мы обо всем договорились.
– Я тоже. Но договариваться с вами все равно что мочиться против ветра.
– Вот что, детектив. Сейчас мы отправимся и возьмем этого типа. Потом обыщем дом, посадим его в камеру, и я вам гарантирую: если и не он убил, то сдаст вам убийцу. А заодно нам – Джоя Маркса. Так что будем действовать и не ворчать.
Он похлопал Босха по плечу и вышел. Босх несколько минут постоял и последовал за ним. Он понимал, что напрасно возмущается. Когда обнаруживают отпечатки пальцев на трупе, того, кому они принадлежат, немедленно хватают. А с деталями разбираются после. Но Босху не нравилось, что он оказался в роли стороннего наблюдателя. Он признался себе, что дело именно в этом. Ему хотелось самому заправлять расследованием. Но здесь, в пустыне, он чувствовал себя беспомощно бьющейся на песке выброшенной из воды рыбой. Следовало позвонить Биллетс, но было слишком поздно – она ничего не могла предпринять. К тому же Босх не собирался признаваться, как дело уплыло у него из рук.
Когда он вышел из здания пожарной части в пекло, на улице уже стоял патрульный автомобиль с двумя полицейскими в форме.
– Ну вот, – произнес Фелтон, – все в сборе. По машинам, поехали брать сукина сына.
Через пять минут они были на месте. Дом Гошена стоял среди Дезерт-Вью-авеню. Достаточно большой, но не чрезмерно, он резко отличался от окружающего пейзажа только бетонной стеной с воротами, которая огораживала пол-акра частной собственности. Вокруг ничего не было, но хозяин счел необходимым обеспечить безопасность и отгородиться от мира.
Полицейские остановили машину. Бакстер вытащил из багажника две стремянки. Они установили одну рядом с воротами, и Айверсон первым полез на стену. Оказавшись наверху, он втянул вторую стремянку и опустил по другую сторону ограды. А затем чуть замешкался.
– Эй, никто не видел собак?
– Тут нет никаких собак, – промолвил Бакстер. – Утром сам проверял.
Айверсон спустился, а за ним остальные. Ожидая своей очереди, Босх оглянулся и в нескольких милях к востоку заметил отмеченную неоновыми огнями границу Стрипа. Даже солнце над ним казалось красным неоновым шаром. Воздух из теплого превратился в горячий, обжигал и драл горло, как наждачная бумага. Босх вспомнил о лежащем в кармане медицинском карандаше для губ «Чапстике» с ароматом вишни, который он купил в ларьке отеля, но ему не хотелось пользоваться им на виду у местных полицейских.
Перевалив через стену и следуя за остальными к дому, Босх посмотрел на часы. Было почти одиннадцать, но дом казался пустым. Ни движения, ни звука, ни света – ничего. Окна зашторены.
– Вы уверены, что он здесь? – шепнул он Бакстеру.
– Да, – отозвался тот, не понижая голоса. – Около шести я перебрался через стену и потрогал капот «корвета». Он был теплым. Парень только явился домой и теперь отсыпается. Гарантирую. Для этого типа девять утра все равно что четыре для нормальных людей.
Босх покосился в сторону «корвета». Он запомнил эту машину со вчерашнего вечера. Затем обвел взглядом пространство внутри стены. Под ногами расстилался ковер сочной травы. Засадить травой подобное пространство стоило хозяину целого состояния. И не меньше приходится тратиться на поливку. Имение выделялось в пустыне, словно полотенце на березе. От этих мыслей его отвлек громкий стук: Айверсон колотил ногой во входную дверь.
С оружием на изготовку Босх и другие устремились в темноту. И с предостерегающим криком «Полиция! Стоять! Ни с места!» кинулись по коридору налево. Босх побежал за лучами их фонарей. И почти сразу услышал женский крик.
Когда он оказался в спальне, Айверсон уже склонился над широченной кроватью и держал короткоствольный «смит-и-вессон» в шести дюймах от лица Люка Гошена. Здоровяк, с которым Босх встречался накануне, лежал под черной шелковой простыней и взирал на ситуацию без особого трепета, словно бросающий по кольцу Мэджик Джонсон [12]. Он даже поднял голову и обозрел сцену в укрепленном над головой потолочном зеркале.
Волновались женщины. Их тут было две. Обе голые. Они стояли по обе стороны кровати, не стесняясь своей наготы, и кричали. Бакстер не выдержал и приказал:
– А ну-ка уймитесь!
Однако потребовалось еще несколько секунд, чтобы наступила тишина. Никто не шевелился. Босх не сводил глаз с Люка Гошена. Он был единственной реальной угрозой в этой комнате. Босх чувствовал, что другие копы и оба полицейских в форме, которые пришли обыскивать дом, тоже вошли в комнату и толкались у него за спиной.
– На живот, Люк! – велел Айверсон. – А вы, девчонки, прикройтесь! Быстро!
– Вы не имеете права… – начала одна из женщин.
– Заткнись! – оборвал ее Айверсон. – Одевайся или отправишься в город нагишом. Выбирай!
– Рэнди! – Голос Гошена прогудел низко, как из бочки. – Заткни свою глотку и одевайся. Они вас никуда не заберут. И ты тоже, Харм.
Все мужчины, кроме Гошена, машинально повернули головы к той, кого арестованный назвал Харм. Похоже, она весила не более девяноста фунтов. У нее были белокурые волосы, груди, которые она могла спрятать в чашечках детского сервиза, в складках влагалища блестело золотое колечко. Выражение страха лишило ее лицо всякой красоты.
– Хармони, – поправила девушка.
– Давай, Хармони! – поторопил ее Фелтон. – И ты тоже. Отойдите к стене и одевайтесь.
– Пусть возьмут одежду и выметаются отсюда, – предложил Айверсон.
Хармони, которая натягивала джинсы, замерла и посмотрела на мужчин, отдающих противоречивые приказания.
– Так что нам делать? – раздраженно спросила Рэнди. – Может, вы сначала разберетесь между собой?
Босх узнал в ней женщину, которая накануне танцевала в «Долли».
– Выведите их к чертовой матери! – прорычал Айверсон. – Живее!
Полицейские в форме приблизились, собираясь выдворить обнаженных девушек из комнаты.
– Не трогайте меня! – взвизгнула Рэнди. – Я сама уйду.
Айверсон сдернул с Гошена простыню и застегнул на заведенных за спину руках наручники. Светлые волосы Люка были заплетены на затылке в тугую косичку. Накануне Босх этого не заметил.
– В чем проблемы, Айверсон? – произнес арестованный, вжимаясь лицом в матрас. – Вся возня из-за этого хмыря? У тебя совсем крыша поехала?
– Сделай одолжение, заткни пасть! – отозвался детектив.
Гошен со смехом прорычал угрозу. Он сильно загорел и был крупнее, чем показалось накануне Босху. Тело накачано, руки словно окорока. Понятно, почему Люк спит сразу с двумя женщинами и те лезут к нему в постель.
Гошен притворно зевнул, чтобы всем стало ясно, что он нисколько не напуган происходящим. На нем были только трусы, такого же черного цвета, что и простыни. На спине татуировки: на левой лопатке – обозначение одного процента, на правой – эмблема «харлей-дэвидсон». На правом предплечье еще одна татуировка – цифра «восемьдесят восемь».
– Это что, твой ай-кью [13]? – Детектив шлепнул его по руке.
– Пошел ты, Айверсон, вместе со своим фальшивым гребаным ордером! – бросил Люк.
Босх знал, что означают его татуировки. Достаточно насмотрелся этого добра в Лос-Анджелесе. Восьмая буква английского алфавита – «Н». Следовательно, «88» – двойное «Н» и означает «Хайль Гитлер!». Значит, Гошен провел какое-то время в среде фашистов. Но Босх помнил, что большинство попадавшихся ему подонков, имевших такие татуировки, получили их в тюрьмах. Он удивился, что увидел аналогичную у Люка. За тем не числилось никакого криминала, он не провел ни суток за решеткой. Если бы с ним случилось нечто подобное, компьютер служб обработки информации распознал бы оставленные на пиджаке Алисо отпечатки пальцев. Но Босх оставил эти размышления, заметив, что Люк пытается повернуть голову и взглянуть на него.
– Это тебя… тебя должны арестовать за то, что ты сделал с Гусси.
Босх наклонился над кроватью:
– Речь не о вчерашнем вечере. Речь идет о Тони Алисо.
Айверсон рывком уложил Люка на матрас.
– Ты о чем, черт подери? Если кто-то завалил того малого, я совершенно ни при чем. Нечего на меня вешать… – Люк хотел сесть, но Айверсон крепко прижал его к кровати.
– Не рыпайся. Будет время, выслушаем и твою песню. А пока надо покопаться в твоем барахле. Вот и ордер. – Детектив положил ему ордер на грудь.
– Ничего не могу прочитать.
– Не моя вина, что тебя выперли из школы.
– Покажи!
Айверсон не обратил внимания на его слова и сказал коллегам:
– Давайте разделимся и пошарим по дому. Вы, Гарри, возьмите на себя эту комнату. Будете в компании нашего приятеля.
– Хорошо, – согласился Босх.
– Один из вас пусть тоже останется здесь, – велел детектив полицейским в форме. – Просто стойте и присматривайте за этим стервецом.
Полицейский кивнул, а его товарищ покинул спальню.
Босх и Гошен посмотрели друг другу в глаза.
– Я не могу прочитать, что написано в ордере.
– Ты уже говорил.
– У вас ничего на меня нет, потому что я ничего не совершал.
– Тогда кто? Гусси?
– Никто. Вам это не удастся на меня повесить. Требую своего адвоката.
– Получишь, как только будет зарегистрирован привод.
– На каком основании?
– На основании обвинения в убийстве, Лакки.
Гошен все отрицал и требовал адвоката, а Босх принялся осматривать комнату. Выдвигал ящики туалетного столика, но оглядывался на Люка. Ему казалось, будто он стоял рядом с клеткой льва: понимал, что находится в безопасности, но хотел лишний раз убедиться. Босх не сомневался, что Гошен наблюдает за ним в зеркало над кроватью. Когда Гошен наконец успокоился, Босх начал задавать вопросы. Он делал это небрежно, не прекращая обыска, словно его не интересовали ответы.
– Так, где ты был в пятницу вечером?
– Засунь своей маме.
– Она умерла.
– Еще бы. Ей совсем не понравилось, как ты ей засунул.
Босх прервал работу и посмотрел на арестованного. Гошен хотел, чтобы он его ударил. Он стремился к насилию – насилие было тем полем, на котором он умел играть.
– Ну, так где ты был? В пятницу?
– Спроси у моего адвоката.
– Непременно. Но сейчас ты говоришь со мной.
– Работал в клубе. Ты же знаешь, у меня адова работа.
– До которого часа ты там терся?
– До четырех. Домой приехал еще позднее.
– Где находился? В кабинете?
– Да.
– Кто-нибудь тебя видел? Ты выходил оттуда?
– Не помню. Спроси у моего адвоката.
– Не беспокойся – спросим.
Босх возобновил обыск и открыл дверь гардеробной. Она была просторной, но только на треть увешана одеждой. Гошен жил налегке.
– Это уж как пить дать! – выкрикнул Люк с кровати. – Спросишь как миленький.
Прежде всего Босх перевернул подошвами вверх две пары ботинок и кроссовки «Найк». Он изучил рисунки, но ни один даже отдаленно не напоминал тот, что отпечатался на бампере «роллс-ройса» и на бедре лежащего в багажнике Тони Алисо. Босх оглянулся на Гошена – хотел убедиться, что тот по-прежнему лежит на кровати. Гошен не двигался. Тогда он потянулся к полке над висевшей одеждой и снял полную коробку с фотографиями. Это были рекламные снимки танцовщиц. Девушки хотя и не голые, но в очень соблазнительных костюмах. Под снимками напечатаны имена каждой и номер модели с пометкой «Миллион». Босх решил, что это название местного агентства, поставляющего танцовщиц клубу. И рылся в коробке до тех пор, пока не отыскал номер с именем Лейла.
Он вглядывался в изображение женщины, которую искал накануне вечером. Гладкие, со светлой искоркой, каштановые волосы, темные глаза, пышная фигура и припухлые полураскрытые детские губы, демонстрировавшие белые зубки. Она была красивой девушкой и показалась Босху знакомой. Возможно, той сексуальной злостью, которой обладали все женщины на фотографиях и те, кого он видел вчера в клубе.
Босх вынес коробку из гардеробной и поставил на бюро. Вынул из нее снимок Лейлы.
– Что это за фотографии, Лакки?
– Всех, кого я трахал. А как дела у тебя, коп? Готов побиться об заклад, что самая худшая здесь гораздо лучше тех, что имел ты.
– И что из того? Хочешь помериться членами? Я рад, что у тебя было много женщин. Больше у тебя их не будет. Трахаться-то ты станешь, и тебя станут трахать, но только не женщины. Вот я о чем.
Гошен замолчал, обдумывая его слова. А Босх тем временем поставил фотографию Лейлы на бюро рядом с коробкой.
– Слушай, Босх, скажи, что вы там накопали, а я расскажу, что знаю сам, и мы все выясним. Я ничего не совершал, так что не будем дурить и попусту тратить время друг друга.
Босх не ответил. Он вернулся в гардеробную и поднялся на цыпочки взглянуть, нет ли чего-нибудь еще на полке. И кое-что там обнаружилось – сложенный наподобие носового платка кусочек ткани. Босх снял его с полки и развернул. Ткань пропитана маслом. Босх понюхал ее и узнал запах.
Он вышел из гардеробной и швырнул материю так, что она угодила Гошену в лицу и упала рядом с кроватью.
– Что это?
– Тряпка в оружейном масле. А где само оружие?
– Никогда не держал оружия. И это тоже не мое. Ни разу прежде не видел.
– Ладно.
– Что ладно? Говорю тебе, никогда раньше я ее не видел!
– Не психуй, Гошен.
– Ох, как с вами непросто – так настырно суете свои носы ко мне в задницу!
Босх наклонился над ночным столиком и открыл верхний ящик. Там лежала пустая пачка из-под сигарет, перламутровые серьги-колечки и нераспечатанная упаковка презервативов. Он швырнул презервативы в Гошена, и те отскочили от его груди.
– Вот что я тебе скажу, Лакки: купить презервативы еще не значит обеспечить себе безопасный секс. Их надо надеть.
Он выдвинул нижний ящик. Он оказался пустым.
– Давно здесь живешь?
– Переехал сразу после того, как вывернул твою сестру задницей вверх. Потом выпер на улицу. Так она до сих пор торгует своей задницей в «Кортесе».
Босх выпрямился и внимательно посмотрел на арестованного. Гошен улыбался, постоянно его подначивал – хотел взять верх в ситуации, даже лежа на кровати в наручниках. Хотя рисковал пролить немного собственной крови.
– Сначала мать, затем сестра. Кто будет следующей? Жена?
– Да. У меня на нее есть кое-какие планы…
– Заткнись, хорошо? У тебя все равно ничего не получится. Ты меня не зацепишь, не получится. Побереги силы.
– Зацепить можно любого. Обещаю, Босх.
Босх окинул его взглядом и удалился в ванную комнату при спальне – просторное помещение, с душевой кабинкой и ванной почти такой же формы, как в номере Алисо в «Мираже». Туалет располагался в маленьком, размером со шкаф, закутке за решетчатой дверью из планок. Босх завернул туда, поднял крышку водяного бачка, но не нашел ничего необычного. Не опуская фаянсового верха, он наклонился и заглянул между стеной и бачком. То, что он там увидел, заставило его позвать из спальни полицейского в форме.
– Да, сэр, – ответил коп.
На вид ему не было и двадцати пяти лет. Темная кожа отливала почти голубизной. Он стоял в свободной позе и держал руки на форменном поясе – правая в нескольких дюймах от рукоятки пистолета. На нагрудной табличке Босх прочитал его фамилию – Фонтенот.
– Фонтенот, посмотрите за бачок!
Коп послушался, но рук от ремня не отнял.
– Что это? – спросил он.
– Полагаю, пистолет. А теперь чуть посторонитесь, я его вытащу.
Босх просунул руку в щель величиной в два дюйма между стеной и бачком. Пальцы сомкнулись на пластиковом пакете, который прилепили к задней стенке бачка при помощи серой эластичной ленты. Босх отклеил ее от фаянса, достал пакет и показал полицейскому. В пакете находился пистолет вороненой стали с привинченным глушителем длиной три дюйма.
– Двадцать второго калибра? – уточнил полицейский.
– Да, – подтвердил Босх. – Позовите-ка сюда Фелтона и Айверсона.
– Слушаюсь.
Босх вышел вслед за Фонтенотом из ванной комнаты. Пакет с пистолетом он нес, как рыболов, который держит свою добычу за хвост. В спальне он не удержался и улыбнулся, заметив, как расширились глаза Гошена.
– Не мое! – сразу заявил тот. – Подбросили, мать вашу! Слушай, сукин сын, я требую адвоката!
Босх пропустил его слова мимо ушей, зато внимательно следил за выражением лица. Что-то мелькнуло у Гошена в глазах и исчезло. Все, что угодно, но не страх. Гошен не позволил бы страху проявить себя. Нечто иное. Босх смотрел на арестованного и ждал, чтобы это выражение снова появилось у того на лице. Смущение? Разочарование? Но теперь его взгляд казался пустым. Однако Босх решил, что разгадал реакцию. Удивление.
В спальню вернулись Айверсон, Бакстер и Фелтон. Айверсон увидел пистолет и торжествующе завопил:
– Ага! – Он ликовал.
Босх объяснил, где и как он обнаружил оружие.
– Ах вы, хреновы гангстеры! – Айверсон посмотрел на Гошена: – Думаете, копы не смотрели «Крестного отца»? Кто так прятал пистолет? Майкл Корлеоне.
– Я требую адвоката! – закричал Гошен.
– Получишь, – пообещал Айверсон. – А теперь поднимайся, кусок дерьма. Одевайся и поедем.
Когда Айверсон снимал с арестованного один наручник, Босх не спускал того с мушки. Потом они оба держали Гошена под прицелом, пока он натягивал черные джинсы, ботинки и тенниску. Она была ему маловата.
– Всегда берете числом, – проворчал Гошен. – Я против вас один, а все равно напустили в штаны.
– Давай, давай, Гошен, – поторопил его Айверсон. – Что нам с тобой целый день возиться?
Когда он оделся, на него снова нацепили наручники и усадили на заднее сиденье машины Айверсона. Детектив запер пистолет в багажнике, после чего они вернулись в дом. Во время короткого совещания в холле было решено, что Бакстер и два других детектива останутся заканчивать обыск.
– А что с женщинами? – напомнил Босх.
– Полицейские присмотрят, пока ребята не закончат, – объяснил Айверсон.
– Хорошо. Но как только закончат, пусть сразу позвонят. Мы начать не успеем, как адвокат Гошена встанет нам костью в горле.
– Я за этим прослежу. Кстати, машина Гошена здесь? А где ключи?
– На кухонном столе, – ответил один из детективов.
– О’кей, – отозвался Айверсон. – Тогда мы пошли.
Босх последовал за ним и увидел, как он забрал ключи с кухонного стола и положил себе в карман. Они завернули под навес для машин, где размещалась небольшая кладовка. На стенде с крюками висели инструменты. Айверсон выбрал лопату и направился на задний двор. Он нашел место, где от столба на улице к дому тянулась телефонная линия, и одним взмахом лопаты оборвал связь.
– Не представляете, какие сильные дуют в пустыне ветры, – заметил он и заглянул за дом. – У девчонок нет ни машины, ни телефона. Ближайшее жилище отсюда в миле, город – в пяти. Полагаю, они дадут нам какое-то время. А это все, что нам необходимо. – Айверсон бросил лопату за ограду в кусты.
– Что вы обо всем этом думаете? – спросил его Босх.
– Чем выше они забираются, тем больнее падают. Гошен наш, Гарри. Ваш.
– Я не о том. О пистолете.
– А что с пистолетом?
– Уж слишком все очевидно.
– А кто сказал, что преступники хитроумные люди? Гошен явно не семи пядей во лбу. До сих пор ему везло. Но теперь везение кончилось.
Босх кивнул, хотя что-то не давало ему покоя. Речь не о том, хитрые преступники или нет. Все они следуют определенным правилам, но прятать пистолет в собственном туалете – просто абсурд.
– Я заметил удивление в глазах Гошена, когда он увидел пистолет, – промолвил Босх.
– Никто не отрицает, что он – хороший актер. Вероятно, это другой пистолет. Вам придется взять его с собой и провести экспертизу. Давайте сначала установим, что убийство совершено из данного оружия, а потом будем беспокоиться, что все так удачно складывается.
Босх достал сигарету и закурил.
– Не знаю. Мне все время кажется, я что-то упустил.
– Послушайте, Гарри, вы хотите довести дело до суда?
– Разумеется.
– Тогда забираем его к себе, сажаем в камеру и смотрим, что можно у него выяснить.
Босх вспомнил, что забыл фотографию Лейлы в доме. Он сказал Айверсону, чтобы тот заводил автомобиль, а он через минуту вернется. Когда он сел в машину, у арестованного из уголка рта сочилась кровь. Айверсон усмехался:
– То ли ударился, когда его вталкивали на сиденье, то ли сделал это нарочно, чтобы решили, будто я его стукнул.
Гошен промолчал, и Босх отвернулся. Айверсон вывел автомобиль на дорогу, и они направились в город. Жара усиливалась, и Босх почувствовал, что его рубашка прилипла от пота к спине. Кондиционер старался справиться с духотой перегретого во время стоянки салона. Воздух казался сухим, как старые кости. Босх наконец не выдержал, достал из кармана медицинский карандаш и обвел саднящие губы. Теперь ему было наплевать, что о нем подумают Айверсон или Гошен.
Они подняли Гошена в специальном лифте, затем провели по коридору через комнату сотрудников – в крохотное помещение для допросов. Пристегнули наручниками к металлическому кольцу в середине стола и заперли на ключ. Когда Айверсон закрывал дверь, Гошен крикнул, что хочет позвонить.
По пути к кабинету Фелтона Босх заметил, что комната сотрудников словно вымерла.
– В чем дело? Где люди? – спросил он коллегу.
– На задании. Берут остальных.
– Каких остальных?
– Вашего приятеля Гусси. Капитан хочет припугнуть его. И еще девицу.
– Лейлу? Вы ее нашли?
– Нет. Другую. Которой вы вчера интересовались. Ту, что играла с убитым в «Мираже». Как выяснилось, она уже сидела.
Босх схватил Айверсона за рукав:
– Вы взяли Элеонор Уиш?
Он не стал дожидаться ответа и бросился в кабинет капитана. Фелтон беседовал по телефону, и Босх нетерпеливо мялся перед его столом, ожидая, когда он повесит трубку. Капитан указал ему на дверь, но Босх лишь покачал головой. Он заметил, как вспыхнули у того глаза, когда он говорил своему собеседнику:
– Не беспокойтесь, все под контролем. Я с вами свяжусь. – Потом он бросил на рычаг трубку и произнес: – В чем дело, Босх?
– Позвоните своим людям, прикажите оставить в покое Элеонор Уиш.
– Вы о чем?
– Она не имеет отношения к делу. Я ее вчера проверил.
Фелтон подался вперед и сцепил ладонями руки.
– Что значит – проверил?
– Допросил. У нее с убитым мимолетное знакомство. Уиш ни при чем.
– Вы знаете, кто она такая? Ее историю?
– Она служила агентом ФБР и была назначена в лос-анджелесский отдел борьбы с ограблениями банков. Пять лет назад ее посадили по обвинению в преступном сговоре с целью организации серии проникновений в хранилища банков. Но это не имеет никакого значения – теперь она ни при чем.
– А я полагаю, что есть смысл ее немного потрясти. Пусть ребята на нее поднажмут. Для уверенности.
– Я и так уверен! – воскликнул Босх и, оглянувшись на дверь, осекся.
В проеме стоял Айверсон и слушал. Босх вернулся к двери, прикрыл ее, взял стул, сел перед столом и наклонился к Фелтону:
– Видите ли, капитан, я знал Элеонор Уиш по Лос-Анджелесу. Тоже занимался делом банковских хранилищ. Мы… были больше чем партнерами. Потом все рухнуло, и я не встречал ее пять лет, пока не узнал на пленке камеры слежения в «Мираже». Вот почему я вам звонил: хотел с ней поговорить, но не по поводу дела. Она отмотала свой срок и чиста перед законом. Прошу вас, позвоните своим людям.
Фелтон молчал. Босх чувствовал, как он напряженно размышляет.
– Я работал над делом почти всю ночь, – промолвил капитан. – Звонил вам, но телефон в вашем номере не отвечал. Вы не горите желанием рассказать, где пропадали?
– Не горю.
– Нет, – покачал головой Фелтон. – Я не могу сбросить ее со счетов.
– Почему?
– Потому что есть нечто такое, чего вы о ней не знаете.
Босх на мгновение закрыл глаза. Так поступают маленькие дети, ожидая, что их шлепнет суровая мать, однако готовятся стоически снести наказание.
– Что же я такого о ней не знаю?
– Может, с убитым ее не связывало больше ничего, кроме случайного знакомства, зато она прекрасно знала Джоя Маркса и его банду.
Все оказалось гораздо хуже, чем предполагал Босх.
– Объясните.
– После того как вы мне вчера позвонили, я переговорил со своими людьми. Выяснилось, что на Элеонор Уиш у нас накопился материал. Ее не раз замечали в обществе некоего Терренса Куиллена, он работает на Гошена, а тот, в свою очередь, – на Джоя Маркса. Много раз, детектив Босх. Если хотите знать, я послал людей выяснить, что нам может сказать Куиллен.
– Что значит «замечали в обществе»?
– Судя по донесениям, у них исключительно деловые отношения.
Босх чувствовал, словно его ударили. Невероятно. Он провел ночь с женщиной, а она его предала! Но в глубине души Босх был убежден, что Элеонор говорила правду и все это какая-то большая путаница.
В дверь постучали, Айверсон просунул голову в кабинет.
– Босс, ребята вернулись. Разводят всех, кого привезли, по комнатам для допроса.
– Отлично.
– Вам что-нибудь нужно?
– Нет. Закрой дверь.
Айверсон исчез, а Босх обратился к капитану:
– Она арестована?
– Нет, она согласилась приехать к нам добровольно.
– Позвольте мне побеседовать с ней первым.
– Мне кажется это неразумным.
– Плевать, разумно или нет. Дайте мне с ней пообщаться. Если она кому-либо что и скажет, то только мне.
Фелтон немного помолчал и кивнул:
– Хорошо, давайте. У вас пятнадцать минут.
Босх подумал, что, наверное, стоило бы поблагодарить капитана, но не стал. Он поднялся и направился к двери.
– Детектив Босх! – окликнул его Фелтон. Гарри оглянулся. – Я сделал для вас все, что мог. Но по большому счету это нарушение.
Гарри не ответил. Он понимал, что обязан Фелтону. Тот не обладал чувством такта, но вправе был произнести то, что произнес.
Босх миновал первую камеру для допросов, куда привели Гошена, и открыл дверь во вторую. Там, прикованный наручниками к кольцу на столе, сидел Гусси. Его нос распух и сделался похож на картошку. Из ноздрей торчали тампоны. Он посмотрел на Босха, и тот понял, что Гусси его узнал. Босх закрыл за собой дверь.
Элеонор Уиш оказалась за дверью под номером три. Она была взъерошена – копы управления Метро явно вытащили ее из постели. В глубине глаз страх загнанного в угол животного, и это резануло Босха по сердцу.
– Гарри, что они творят?
Босх поспешно вошел, затворил за собой дверь, ободряюще дотронулся до плеча Элеонор и сел напротив.
– Извини.
– За что?
– Вчера, после того как я узнал тебя на видеопленке из «Миража», я попросил Фелтона – это здешний капитан – дать мне твой адрес и номер телефона, поскольку их не было в справочнике. Он дал, но, не известив меня, вытащил на свет божий твое досье. А потом, не посоветовавшись, послал за тобой людей. Это все связано с делом Тони Алисо.
– Я же тебе сказала, что почти не знала его. А теперь меня притащили сюда лишь потому, что я случайно оказалась с ним за одним столом? – Элеонор отвернулась. Она понимала: так будет всегда. И причина – в ее криминальном прошлом.
– Мне надо тебя кое о чем спросить. Выяснить один вопрос и вытащить тебя отсюда.
– О чем?
– Кто такой Терренс Куиллен.
Он заметил в ее взгляде изумление.
– Куиллен… при чем тут… его подозревают?
– Элеонор, ты же знаешь порядки. Есть вещи, которые я не имею права говорить. Просто ответь на вопрос. Ты знаешь Терренса Куиллена?
– Да.
– Откуда?
– Примерно шесть месяцев назад он подошел ко мне, когда я выходила из «Фламинго». Я жила здесь четыре или пять месяцев, обустраивалась и играла шесть вечеров в неделю. Он на свой манер объяснил мне, что к чему. А сам к тому времени уже кое-что обо мне знал, был в курсе, что я недавно освободилась. Он заявил, что существует определенная такса и я должна ее платить. Все местные платят, а если я откажусь, у меня возникнут неприятности. Если соглашусь, то он станет за мной приглядывать и в случае чего всегда окажется рядом. Ты же знаешь, как это происходит – неприкрытое, наглое вымогательство.
Элеонор не выдержала и расплакалась. Босху потребовалась вся его выдержка, чтобы не обнять ее и не попытаться утешить.
– У меня не было ни одного знакомого, – продолжила она. – Я всего боялась. Стала платить. А что делать? У меня ничего не осталось, и мне некуда было податься.
– Черт! – сквозь зубы выдохнул Босх. Поднялся, обошел стол, притянул Элеонор к себе и поцеловал в макушку. – Ничего не бойся, все будет хорошо, обещаю.
Несколько мгновений он молча обнимал ее, а Элеонор тихо плакала. А затем отворилась дверь, и на пороге появился Айверсон. Он жевал зубочистку.
– Пошел вон! – крикнул Босх.
Дверь медленно закрылась.
– У тебя будут из-за меня неприятности, – испугалась Элеонор.
– Не из-за тебя. Все неприятности – мои собственные.
Вскоре он вновь вошел в кабинет Фелтона. Капитан поднял голову, но не проронил ни слова.
– Она откупалась от Куиллена, чтобы ее оставили в покое, – объяснил Босх. – Платила две сотни в неделю. Уличная такса. Она ничего ни о чем не знает. А в пятницу играла около часа за одним столом с Алисо совершенно случайно. Она ни при чем. А теперь отпустите ее. Прикажите своим людям.
Фелтон откинулся на спинку стула и принялся постукивать авторучкой по нижней губе. Он демонстрировал Босху глубокую задумчивость.
– Не знаю, не знаю… – пробормотал он.
– Хорошо, предлагаю сделку: вы ее отпускаете, а я звоню своим.
– И что вы им скажете?
– Что установил сотрудничество с управлением Метро и считаю, что операция должна быть совместной. Заявлю, что мы собираемся прижать Гошена, поскольку от него тянется ниточка к Марксу. Он сдаст Маркса, а Маркс тот самый тип, который держал на крючке Алисо. И еще я скажу: желательно, чтобы главенствующую роль в операции играли вы, ведь вы лучше знаете местную почву и Маркса. Ну как?
Фелтон выстукал еще одно закодированное сообщение по губе.
– Звоните прямо сейчас, – наконец решился он. – А после того как пообщаетесь со своим начальником, передайте мне трубку.
– У меня начальник женщина.
– Мне без разницы.
Через полчаса Босх сидел за рулем машины без опознавательных знаков, которую позаимствовал в полицейском управлении Метро, и вез скрючившуюся на сиденье Элеонор. Разговор с лейтенантом Биллетс прошел относительно нормально, и Фелтон тоже не обманул. Элеонор выпустили, но навредить успели порядком. Ей удалось начать новую жизнь, и она смирилась со своим существованием, но недоверие, унижение и сознание уязвимости выбили у нее почву из-под ног. И все из-за него. Босх вел автомобиль молча, не в состоянии придумать, что ей сказать и как утешить. Это мучило его, он искренне переживал. До прошлой ночи он не видел Элеонор пять лет, но она постоянно оставалась в его подсознании, даже если он встречался с другими женщинами. Некий голос постоянно нашептывал, что Элеонор Уиш – его единственная. Его половинка.
– Меня никогда не оставят в покое.
– Что?
– Помнишь фильм с Хэмфри Богартом? Там коп говорит: «Заметем постоянных подозреваемых». Они и заметают. Вот и я теперь из их числа. А до сегодняшнего дня не верила. Постоянная подозреваемая. Я должна тебя благодарить, что ударил наотмашь по лицу правдой.
Босх не знал, как себя вести, потому что Элеонор не кривила душой.
Через несколько минут они оказались у ее дома. Босх провел Элеонор в гостиную и усадил на диван.
– Как ты?
– Прекрасно.
– Когда придешь в себя, осмотрись, не взяли ли чего-нибудь.
– У меня нечего брать.
Босх поднял взгляд на иллюстрацию «Полуночников» над диваном. Пустое вечернее кафе. За столиком парочка. Поодаль еще один мужчина. Босх всегда считал, что одинокий мужчина – это он.
– Элеонор, – произнес он. – Мне нужно возвращаться. Но я приеду, как только сумею.
– Хорошо, Гарри. Спасибо, что вызволил меня.
– Держись!
– Ладно.
– Обещаешь?
– Да.
Айверсон ждал его в управлении и допрос Гошена без него не начинал. Фелтон отдал Гошена Босху – это было все еще его расследование.
В коридоре Айверсон остановил Босха и похлопал по руке.
– Слушайте, Босх, я не знаю, что там у вас с этой женщиной. Думаю, это никого не касается, раз капитан решил ее отпустить. Но если нам работать вместе, хочу сказать: мне не понравилось, как вы выставили меня из кабинета.
Босх с минуту смотрел на него. Зубочистка все еще торчала у Айверсона изо рта.
– Айверсон, я даже не знаю вашего имени.
– Джон, но все зовут меня Айви.
– А мне, Айверсон, не понравилось, как вы толкались под дверью капитана и рядом с комнатой для допросов. У нас в Лос-Анджелесе копов, которые подсматривают, подслушивают и нарушают правила, называют шустрилами. Мне плевать, обиделись вы или нет. Вы и есть шустрила. Только вздумайте устроить мне неприятности, я сразу отправлюсь к Фелтону и устрою вам. Заявлю, что застал вас у себя в номере. А если этого окажется недостаточно, добавлю, что выиграл накануне шесть сотен в рулетку, но после вашего появления деньги исчезли из бюро. Ну как, все еще хочешь заниматься допросом?
Айверсон схватил его за воротник:
– Ты со мной не шути, Босх!
– А ты со мной, Айви.
Айверсон усмехнулся, ослабил хватку и отступил. Босх поправил рубашку и галстук.
– Пошли, ковбой! – предложил Айверсон.
Они шагнули в комнату для допросов. Гошен сидел с закрытыми глазами, подсунув ладони под затылок и положив ноги на стол. Айверсон взглянул на разорванный металл, где наручники прикреплялись к кольцу, и его щеки вспыхнули от гнева.
– А ну-ка, дерьмо, встать! – приказал он.
Гошен поднялся, держа скованные руки над головой. Айверсон достал ключ и снял один наручник.
– Что ж, повторим, – процедил детектив, завел его руки за спину, посадил и продел наручники за стальную перекладину спинки стула. Пододвинул ногой себе стул и сел наискосок от арестованного. Босх устроился с другой стороны.
– Отлично, фокусник Гарри Гудини, теперь за тобой еще и порча государственной собственности.
– Ай-ай-ай, Айверсон. Убого. Очень убого. Похоже на тот раз, когда ты завалился в клуб и отвел Синду в кабинет прихотей. Мне показалось, что ты назвал это допросом. А она заявила, что это было нечто иное. Сегодня чем мы закончим?
Лицо детектива исказилось гневом. А Гошен, радуясь, что ему удалось зацепить полицейского, гордо выгнул грудь и усмехнулся.
Босх двинул его столом в солнечное сплетение. Великан согнулся пополам и задохнулся. Босх вскочил, обогнул стол, на ходу доставая цепочку от ключей, на которой висел перочинный нож. Открыл лезвие, прижал Гошена грудью к столу и обрезал косичку на затылке. Затем вернулся на свой стул и, когда арестованный распрямился, бросил перед ним его скрученные, длиной в шесть дюймов волосы.
– Косички вышли из моды свыше трех лет назад. Ты, наверное, об этом не слышал?
Айверсон раскатисто расхохотался. Гошен посмотрел на Босха бледно-голубыми глазами, в которых души, казалось, было не больше, чем в кнопках какой-нибудь машины. Но ничего не сказал – показывая, что способен терпеть. Он – крепкий орешек. Босх по опыту знал: вечно терпеть не может никто, когда-нибудь да сломается.
– У тебя проблема, Лакки, – заметил Айверсон. – Большая проблема.
– Стой! Я не хочу с тобой общаться. И не хочу, чтобы ты со мной говорил. Ты говнюк и слабак, я тебя не уважаю. Пусть говорит кто-нибудь другой. Вот он. – Гошен кивнул на Босха.
Возникла пауза, во время которой Босх переводил взгляд с арестованного на детектива.
– Пойдите выпейте кофе, – предложил он Айверсону. – Мы здесь разберемся.
– Но вы…
– Пойдите выпейте кофе! – перебил его Босх.
– Вы уверены? – У Айверсона был такой вид, словно его турнули из студенческой компании, потому что остальные ребята решили, что он им не подходит.
– Уверен. Текст с правами при вас?
Детектив вынул из кармана сложенный листок и швырнул на стол.
– Я буду за дверью.
Когда Гошен и Босх остались вдвоем, они некоторое время изучали друг друга. Наконец Босх произнес:
– Хочешь закурить?
– Не изображай доброго полицейского. Говори, что к чему.
Босх пожал плечами, встал и достал цепочку с ключами. Но на сей раз открыл один из наручников. Гошен принялся растирать запястье, пытаясь восстановить кровообращение. Ему попалась на глаза косичка, и он сбросил ее со стола на пол.
– Вот что я тебе скажу, начальник. Я был в таком месте, где что бы со мной ни делали, все равно не могли пронять. Был и вернулся.
– Эка невидаль! Кто не посещал «Диснейленд»?
– Я не о твоем гребаном «Диснейленде». Я провел три года в каталажке в Чихуахуа. Меня там не смогли сломать, и ты не сумеешь.
– Вот что я тебе скажу. За свою жизнь мне пришлось убить немало людей. И если возникнет необходимость, у меня не дрогнет рука. Ни на мгновение. Речь не о том, Гошен, какой я полицейский – плохой или хороший. Это не кино, в котором плохие парни непременно носят косички. Это – настоящая жизнь. Ты для меня не больше чем кусок мяса. И я намерен тебя раздавить. Теперь все зависит от тебя – насколько болезненно и как глубоко тебе падать.
Гошен усмехнулся:
– Ну хорошо. Вот мы и познакомились. Теперь побеседуем. И я возьму у тебя курево.
Босх пододвинул к нему пачку и спички. Арестованный закурил, Босх молча ждал, пока он выпустит первый клуб дыма.
– Но сначала вот это. Ты знаешь порядок, – начал Босх и, развернув оставленный Айверсоном листок, зачитал Гошену его права. Тот расписался на бумаге.
– Нас записывают?
– Пока нет.
– Тогда выкладывай, что у тебя есть.
– Отпечатки твоих пальцев обнаружены на теле Тони Алисо. Пистолет, что мы нашли у тебя за бачком, сегодня отправится в Лос-Анджелес. Отпечатков хватает. Но если установят, что найденная в трупе Алисо пуля выпущена из твоего пистолета, тебе крышка. Какое бы ты ни соорудил себе алиби, что бы ни наплел, будь твоим адвокатом сам Джонни Кочран, ты будешь не просто куском мяса, а дохлым куском мяса.
– Пистолет не мой. Подбросили, мать вашу… Ты это знаешь не хуже меня. С пистолетом у вас не выгорит.
– Намекаешь, я подбросил? – Босх заметил, что лицо Гошена покрылось капельками пота.
– Устроили шоу! Не знаю, кто подбросил: ты, Айверсон или кто-нибудь еще. Подстава, вот что это такое.
Босх постарался подавить вспышку гнева и произнес:
– Будешь настаивать на своем, пеняй на себя. Подержат десяток лет в одиночке, а затем привяжут и воткнут иголку в руку. Скажи спасибо, что теперь нет газовых камер и вашему брату легче.
Босх откинулся назад, но помещение оказалось настолько тесным, что спинка стула уперлась в стену. Он достал лечебный карандаш и снова намазал губы.
– Ты наш, Гошен. У тебя осталось маленькое окошко, то есть ты пока держишь крохотный кусочек собственной судьбы.
– Какое окошко?
– Тебе прекрасно известно. Такие, как ты, пальцем не пошевелят без того, чтобы им не приказали. Сдай того, кто велел тебе убить и уложить Тони Алисо в багажник. Но учти: это не сделка, и я не вижу никакого просвета в конце тоннеля.
Гошен судорожно выдохнул и потряс головой:
– Я этого не делал. Не делал!
Босх не ожидал, что он ответит иначе. Арестованного еще предстояло сломать. Он перегнулся через стол и проговорил:
– Хочу, чтобы ты понял: я не пудрю тебе мозги. Может, это сэкономит нам время.
– Валяй, только учти – это ничего не изменит.
– В пятницу вечером на Энтони Алисо был черный кожаный пиджак с лацканами шириной два дюйма.
– Ты понапрасну тратишь время…
– Ты схватил его вот так. – Босх обеими руками стиснул воображаемые лацканы на воображаемом пиджаке. – Вспомнил? Я трачу время понапрасну? Вспомнил или нет? Теперь признайся, кто кому пудрит мозги?
Гошен покачал головой, но Босх знал: счет в его пользу. В памяти арестованного уже что-то забрезжило.
– Вот какое нехорошее дело: выделанная таким образом кожа сохраняет аминокислоты отпечатков пальцев, как сообщили эксперты. Мы получили отличные отпечатки. Убедительные для окружного прокурора и большого жюри. Убедительные для того, чтобы нам явиться в твой дом и взять тебя с потрохами.
Босх подождал, пока Гошен взглянул на него.
– В твоем доме найден пистолет. Если будешь запираться, придется ждать результатов баллистической экспертизы. Но у меня предчувствие, что все подтвердится.
Гошен грохнул обеими руками по металлической крышке стола. Звук был такой, словно эхо раскатилось после выстрела.
– Подстава! Ваши люди подбросили…
Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Айверсон. Он держал пистолет, как киношный коп.
– Все в порядке?
– Да, – отозвался Босх. – Лакки немного нервничает. Дайте нам несколько минут.
Айверсон молча удалился.
– Вот выставляется, – прокомментировал Гошен. – А ведь больше ни на что не способен. Как насчет телефонного звонка?
Босх навалился грудью на стол.
– Можешь звонить, только не ошибись. Мы же оба понимаем, что это будет не твой адвокат, а Джоя Маркса. А теперь подумай, чьи он станет защищать интересы? Твои? Нет, Джоя Маркса. – Босх поднялся. – Придется тебе это все устроить.
– А ты меня все-таки не взял. Отпечатки? Недостаточно. Пистолет? Подбросили – каждый понимает.
– Говори, говори… Завтра утром я все узнаю из баллистической экспертизы.
Трудно было понять, клюнул арестованный или нет.
– У меня алиби! – крикнул Гошен.
– Да ну? Алиби? Откуда тебе известно, когда совершено убийство?
– Ты спрашивал меня про вечер пятницы. Значит, ночью.
– Я этого не сказал.
С полминуты Гошен сидел неподвижно. Босх наблюдал, как он напряженно думает. Гошен понимал, что сболтнул лишнее, и теперь гадал, как далеко может зайти дело.
– У меня есть алиби, я чист, – наконец промолвил он.
– Ты будешь чист тогда, когда мы это решим. Выкладывай свою историю.
– Только своему адвокату.
– Сам себе вредишь, Гошен. Говори, ты ничего не теряешь.
– Если не считать свободы.
– Я проверю твой рассказ и, если ты не лжешь, может, соглашусь, что тебе подбросили пистолет.
– Рассказывай! Это все равно что доверить заключенным управлять тюрьмой. Будешь общаться с моим адвокатом. А сейчас дай мне позвонить.
Босх поднялся и дал знак Гошену завести руки за спину. Тот повиновался, Босх надел на него наручники и вышел.
После того как он рассказал, как арестованный выиграл у него первый раунд, Фелтон приказал Айверсону принести в комнату для допросов телефон и разрешить Гошену позвонить своему адвокату.
– Пусть понервничает, – усмехнулся капитан, когда они остались одни. – Посмотрим, как ему понравится в камере.
– Он сообщил, что отбывал три года заключения в Мексике.
– Гошен это всем говорит, на кого хочет произвести впечатление. И с татуировками то же самое. Пару лет назад мы покопались в его прошлом. Он никогда не ездил на мотоцикле, не был участником байкерских банд, и мы не нашли никаких сведений, что он отбывал наказание в мексиканской тюрьме. Ночь в камере сделает его податливее. А ко второму раунду у нас появятся результаты баллистической экспертизы.
Босх попросил разрешения позвонить начальству и выяснить насчет пистолета.
– Садитесь за любой свободный стол и чувствуйте себя как дома. Предположу, как будут развиваться события, чтобы вы просветили лейтенанта Биллетс. Вероятно, адвокат, которому он позвонит, – Микки Торрино. Он человек Джоя Маркса. Он станет протестовать против экстрадиции и настаивать, чтобы Гошена выпустили на поруки. Предложит любое поручительство, чтобы вырвать его из наших рук и заполучить в свои. Вот тогда они смогут принять решение.
– Какое?
– Убить или оставить в живых. Если Джой решит, что Гошен способен расколоться, он увезет его в пустыню и мы его больше не увидим. Никто не увидит. А теперь идите звоните. А я позвоню прокурору, спрошу, когда планируется провести слушание по экстрадиции. Думаю, чем раньше, тем лучше. Если удастся вывезти Лакки в Лос-Анджелес, он скорее разговорится. Если мы его раньше не расколем.
– Хорошо бы получить результаты баллистической экспертизы до слушания. Если установят, что пуля выпущена из найденного нами пистолета, это повлияет на решение. Но в Лос-Анджелесе все происходит очень медленно. Я сомневаюсь, что успели произвести вскрытие.
– Звоните, а потом мы произведем рекогносцировку.
Босх сел за пустой стол рядом со столом Айверсона и поднял телефонную трубку. Он застал Биллетс в кабинете и догадался, что она ест. Сообщил о том, как провалилась попытка разговорить Гошена, и о планах выйти на прокурора и назначить слушание по экстрадиции.
– Что ты собираешься делать с пистолетом? – спросил он.
– Прежде всего надо, чтобы он как можно быстрее оказался у нас. Эдгар просил коронера, чтобы вскрытие произвели сегодня во второй половине дня. К вечеру пули должны быть у нас. Если получим пистолет, завтра утром проведем баллистическую экспертизу. Сегодня вторник. Сомневаюсь, чтобы слушание по экстрадиции назначили раньше четверга. К тому времени заключение экспертизы будет у нас.
– Хорошо. В таком случае я поспешу на самолет.
– Давай.
Что-то в ее тоне насторожило Босха. Он догадался, что мысли Биллетс занимала не только баллистическая экспертиза и то, что она пережевывала.
– Лейтенант, – произнес он, – что-нибудь случилось?
Биллетс мгновение поколебалась и ответила:
– Да.
Лицо Босха моментально покрылось потом. Он решил, что Фелтон его подставил и рассказал об Элеонор Уиш.
– Что?
– Мне удалось установить личность того, кто находился в кабинете Тони Алисо.
– Отлично. – Босх испытал огромное облегчение, но его удивил мрачный тон лейтенанта. – Кто же?
– Ничего отличного. Доминик Карбоун из ОБОП.
Босх оторопел и долго не мог вымолвить ни слова.
– Карбоун? Но какого черта?
– Не знаю. Навожу справки и хочу, чтобы ты вернулся до того, как мы решим, что делать. А Гошен до слушания подождет. Судя по всему, он ни с кем не станет общаться, кроме своего адвоката. В общем, возвращайся. Обмозгуем все вместе. С Джерри и Киз я пока не беседовала. Они по-прежнему занимаются финансовыми вопросами.
– Как удалось установить личность Карбоуна?
– Простое везение. После нашего разговора с тобой и капитаном из Лас-Вегаса наступило затишье, и я съездила в центральное управление. Там у меня есть подруга из ОБОП, тоже лейтенант. Лусинда Барнс. Знаешь такую?
– Нет.
– Я хотела выяснить, почему они все-таки отфутболили дело. Мы сидели, болтали, и вдруг вошел человек. Я узнала его, но не могла сообразить, где видела раньше. Спросила Лусинду, и она сообщила, что это Карбоун. И тогда я вспомнила типа, которого видела на пленке. Он был без пиджака, а рукава рубашки закатал. Я заметила у него татуировку.
– Ты рассказала о нем подруге?
– Что ты! Виду не подала и сразу смоталась. Ох, не нравится мне все это!
– Что-нибудь придумаем. Ладно, мне надо бежать; приеду, как только смогу. А ты пока поднажми на экспертов, скажи, что баллистическая экспертиза – первая задача на завтрашнее утро.
– Постараюсь.
Купив билет на самолет, Босх успел схватить такси, заехать в «Мираж» и на обратном пути заскочить к Элеонор попрощаться. Но на его стук в дверь она не ответила. Босх не знал, какая у нее машина, и не мог проверить, дома Элеонор или нет. Он нацарапал записку на вырванной из блокнота страничке – написал, что позвонит, – плотно свернул листок и засунул в щель между створкой и притолокой, чтобы бумажка выпала, как только дверь откроют.
Босх хотел немного подождать и поговорить с Элеонор, но времени не было. Через двадцать минут он покинул службу безопасности аэропорта. Пистолет из дома Гошена был упакован в конверт для улик и хранился в его кейсе. Через пять минут Босх сел в самолет, который взял курс на Лос-Анджелес.