ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Поставлена точка в конце последней главы книги. Просматриваю написанное и думаю, как мало удалось рассказать. Сколько всего интересного осталось «за бортом», а вернее — по сторонам дороги. И заброшенные монастыри в Новгородских лесах, и пустые храмы, что стоят в чистом поле на месте некогда многолюдных сел, и разрушенные дворцы усадеб, и остатки мостов на покинутых дорогах. В Сибири, в тайге Красноярского края, стоят заброшенные шлюзы Обь-Енисейского водного пути.

С каждым из этих мест связана своя история, на каждом из них мы видим отпечаток людских судеб. И эти судьбы, порой не менее интересные, чем самые примечательные руины,

Изначально эта книга задумывалась как рассказ об артефактах — материальных свидетельствах прошлого, но постепенно все больше и больше превращалась в рассказ о людях, оставивших нам эти свидетельства. О мещанах и крестьянах, предпринимателях и инженерах, помещиках и ученых. Мы очень мало знаем о них. Как показывают результаты социологических исследований, семейная история более чем половины семей России начинается с 20 — 30-х гг. XX века. А далее — обрыв. То есть современный человек знает, кто был его дедушка и прадедушка, но не более того. Именно в это время коренной ломки общественного уклада был создан этот чудовищный разрыв в семейной памяти. Основной механизм передачи информации — рассказы о том, кто был мой дед или прадед, оказались заблокированы. Прошлого стали бояться. Уничтожались семейные альбомы — там же фотографии с царскими погонами. Это касалось и крестьян, и рабочих — погоны унтера на фото были столь же опасны, как и генеральские. Ибо могли донести — храните фотографии прошлого, значит — жалеете о прошлом, жалеете о прошлом — не одобряете советскую власть, не одобряете власть — значит, являетесь ее врагами… Этого чувства страха оказалось достаточно, чтобы разорвать семейную память.

Многими этот разрыв воспринимается как окончательный и непреодолимый, но… Но как показывает опыт тех, кто решил его преодолеть, ничего невозможного тут нет. В региональных архивах сохранились метрические книги и исповедальные ведомости, электронная связь позволяет делать запрос в архив, не вставая из-за компьютера, и достаточно оперативно получать ответ. Работа кропотливая, но интересная, как и любое путешествие в прошлое.

Чем нам, людям XXI века, может быть полезен опыт предков, живших столетие назад? Можно обозначить много аспектов, но хочется выделить один, наиболее важный — это умение самоорганизовываться и самостоятельно решать проблемы, не перекладывая решение на кого-то другого, например, власть.

На страницах этой книги мы не раз встречали примеры такого поведения наших предков. Сколько всего в России делалось и строилось самостоятельно, без участия, или при минимальном участии власти. Больницы и школы, дороги и мосты, храмы и памятники. Именно эта колоссальная по своим масштабам активность населения позволяла Российской империи обходиться весьма небольшим управленческим аппаратом. Официальная советская историография описывала систему управления царской империи как донельзя «забюрократизированную, косную, и неэффективную». По-другому и быть не могло, ведь сам «вождь мирового пролетариата» указал на то, что «ни в одной стране нет такого множества чиновников, как в России»{154}. Но так ли это?

В 1913 году на действительной государственной службе Российской империи (исключая военное и морское ведомства) состояло 252 870 чиновников{155}. Необходимо различать понятия «чиновник» и «государственный служащий». К первым в Российской империи относились только лица, имеющие классный чин в соответствии с Табелью о рангах. При этом чиновник далеко не всегда был управленцем. В системе Министерства народного просвещения классный чин имели не только управленцы, но и преподаватели государственных учебных заведений. Таким образом, надворный советник (чин, равный армейскому подполковнику) мог быть и инспектором учебного округа (управленец), а мог быть и преподавателем гимназии с большим стажем выслуги. Поэтому современные эксперты оценивают численность управленческого аппарата Российской империи от 300 до 400 тыс. человек{156}.

Много это или мало? Население России в 1913 году составляло 174 миллиона человек. Для сравнения, в республиканской Франции насчитывалось 700 000 госслужащих (при вчетверо меньшем населении), а в США — 846 740 (при населении, в два раза уступающем российскому){157}.

Отметим, что в 2000 году в органах исполнительной власти Российской Федерации насчитывалось 1029,5 тыс. служащих{158}. Таким образом, если в 1913 году численность управленческого аппарата составляла 0,14% от населения страны, то к концу XX века этот показатель составил 0,8%,{159} хотя территория и население страны значительно сократились. При этом современная Россия не является донельзя забюрократизированной страной — в современных демократических странах процент населения, занятого в аппарате управления, еще выше: в Великобритании этот показатель составляет 3,5%, в США — 4,4%, во Франции — 4,9%, а в Швеции — целых 9,4%!

Навыки к самоорганизации советская власть подавляла наиболее жестко. Все, что делалось в СССР, должно было находиться под контролем если не государственных, то партийных и общественных структур. Все должно было быть встроено в систему. А в результате, когда система рухнула, общество оказалось атомизированным, не способным к простейшим формам самоорганизации. Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в подъезд многоэтажного дома — небрежная уборка, а то и попросту грязь, небрежная покраска, мусор… А ведь если заглянуть за бронированные двери квартир, то мы увидим, как правило, порядок и чистоту. Но за пределами своей индивидуальной ячейки наш современник становится беспомощным.

Но нужда заставляет. И за минувшие двадцать лет в России стали создаваться добровольные объединения граждан. Пока весьма нестойкие. Люди могут объединиться для решения конкретных вопросов, оказания помощи друг другу, но эти объединения пока не стойки. Хотя постепенно накапливается опыт общественного делания, и появляются все новые и все более интересные и сложные проекты. Жарким летом 2010 года, когда по всей Центральной России горели леса и торфяные болота, когда пожарные машины МЧС, подобно подбитым танкам, оставались обгорелыми остовами в лесах, тысячи людей, организовавшись в добровольные дружины, пришли на помощь профессионалам, В городах прошел сбор вещей в пользу погорельцев и доставка их нуждающимся. Вся эта операция была сделана обществом почти без участия государства. И в такой деятельности опыт прошлого может быть более чем полезен.

И здесь неожиданно проявляется связь прошлого и настоящего. 1 апреля 2010 года в селе Колионово Егорьевского района Московской области распоряжением областных чиновников была закрыта сельская больница. Обычное, увы, для современной России дело. Необычной была реакция жителей села — они обратились к властям, но не с бесполезным протестом, как обычно бывает, а с предложением — передать больницу сельскому обществу. Власти отказались, жители не уступили. Полтора года шла борьба между чиновниками и сельчанами, во главе которых стал глава крестьянского хозяйства Михаил Шляпников. Чиновники, пусть и не сразу, но сдались. Было зарегистрировано предприятие «Колионовская земская больница», начались восстановительные работы. Помощь в восстановлении оказывают и многочисленные волонтеры из столицы и других городов. По планам земская больница должна принять пациентов весной 2012 года.

Название «земская» — не случайно. Дело в том, что больница в Колионово была основана во времена Государя Императора Александра II Освободителя именно местным земством. Почти полтора века здесь оказывали медицинскую помощь, и потребовались земские силы, чтобы сохранить ее. Вот так прошлое и настоящее сошлись в одной точке.

Есть и другие общественные проекты, связанные с описанием и восстановлением памятников старины, возрождением национальных традиций воспитания и образования. Они уже появляются, а раз так, то опыт подданных Российской империи — наших предков, будет востребован. А значит — путешествие по следам исчезнувшей России не закончено. И открытия нас ожидают буквально за каждым поворотом.


Загрузка...