По следам минувших эпидемий

От легенд и суеверий к научному познанию

Возраст человека исчисляется миллионами лет. В различные геологические периоды изменялся характер поверхности Земли и биологические условия, определяющие ее флору и фауну. Человек унаследовал от своих предков многие биологические свойства, в том числе и способность взаимодействовать с теми микроскопическими агентами, которые на ранних этапах органической жизни на Земле, вызывая заболевания и смерть, служили, вероятно, одним из факторов регуляции численности видов. В Африке в породах древностью около трех миллиардов лет обнаружены следы различных по морфологии бактерий.

Наиболее точные сведения о заболеваниях, затрагивающих костные ткани, можно получить, изучая сохранившиеся останки древних людей. Например, уже в мезозойскую эру встречалось такое заболевание, как остеомиелит, в эпоху неолита и бронзы наши предки болели туберкулезом, который спустя тысячелетия стал воистину бичом бедняков. Результаты изучения египетских мумий показали, что трахома и туберкулез легких поражали египтян в незапамятные времена.[1] Дошли до нас и сведения о грозных вспышках инфекционных болезней, уносивших в могилы миллионы жертв. Они получили название эпидемий (от греческого «эпи» — на, «демос» — народ). Различные инфекционные болезни эпидемического характера наши предки нередко объединяли словом «мор», а на Руси их до недавнего времени называли повальными.

Эти болезни издавна потрясали воображение людей внезапностью возникновения, жестокостью течения и высокой смертностью. Не зная истинных причин губительных эпидемий, их рассматривали как кару духов (а позднее — богов) за нарушение различных запретов и повелений и, чтобы получить прощение, приносили богам жертвы, прибегали к заклинаниям, пели гимны об исцелении. Нередко эпидемии сопровождались грозными явлениями природы: наводнениями, землетрясениями, опустошительными налетами саранчи. Это еще больше укрепляло суеверных людей в мнении, что причиной бедствий является гнев богов. Повальные болезни связывали с кознями злых духов или с колдовскими магическими действиями врагов. И нередко к погибшим от «моровых поветрий»[2] присоединялись новые жертвы: мнимые отравители, чародеи и колдуны, убитые обезумевшей толпой.

Древние римляне верили в существование богов проказы и чесотки, в Китае и Индии приносили жертвы богине оспы. Множество приемов лечебной магии, существовавших у различных народов, описал английский религиовед Дж. Фрэзер в книге «Золотая ветвь». Так, греки, населявшие Малую Азию в VI веке до нашей эры, при эпидемических вспышках, голоде или других бедствиях выбирали из числа жителей калеку или урода, который должен был «взять» на себя все напасти. Намеченную жертву сперва кормили сыром, сушеными фигами и ячменным хлебом, а затем под музыку флейт семь раз ударяли корневищем морского лука, якобы обладающего способностью отвращать злые чары, сжигали на погребальном костре, а пепел выбрасывали в море.

Племена, населявшие некоторые острова Индийского океана, считали болезни живыми существами. Поэтому при вспышках массовых заболеваний они строили небольшое суденышко, нагружали его рисом, табаком, яйцами и пускали на волю волн. При этом они обращались к болезням со следующими словами: «Вы, которые столь долго прогостили у нас и произвели столь сильные опустошения, прекратите мучить нас отныне. Отчаливайте и плывите прочь от нас». Если же эпидемия повторялась, думали, что она связана с приходом совсем другой болезни, которую также торопились умилостивить новыми дарами.

Однако и в глубокой древности человечество пыталось бороться с болезнями не только путем молитв и жертвоприношений. Эмпирически накопленный опыт, правда, чаще всего воплощался в виде религиозных запретов, но иногда находил отражение в законодательных актах и практических делах. Археологи обнаружили, например, остатки древних городов, в которых имелись сооружения санитарного благоустройства — канализация, водопровод, бассейны.

В Древнем Египте, Индии, Китае предупреждение болезней возводилось в ранг официальной доктрины. Вопросы общественной и личной гигиены и профилактики получили некоторое отражение в Библии — своде книг, создававшихся на протяжении нескольких веков, — особенно в ее первой части — так называемом Ветхом завете. В нем имелись указания гигиенического характера, о постройке жилищ. Запрещалось загрязнять почву внутри стана (для отправления естественных надобностей предписывалось выходить за его пределы и засыпать испражнения землей), пить болотную воду, прикасаться к трупам людей и животных. Страх перед заражением породил и ряд правил по отношению к военной добыче: неприятельское «золото, серебро, медь, железо, олово и свинец, и все, что проходит через огонь, проведите через огонь, чтоб оно очистилось… все же, что не проходит через огонь, проведите через воду; и одежды ваши вымойте в седьмой день… и после того входите в стан» (Библия, Числа, 31, 22–24).

Древние китайцы и индусы не только изолировали инфекционных больных, но и владели некоторыми практическими навыками активной профилактики, например, пропитывали одежду выделениями из оспенных пустул, просушивали и надевали на детей, чтобы вызвать у них легкую форму заболевания и последующую невосприимчивость к нему.

Рассказ об эпидемических болезнях, пожалуй, правильнее всего начинать с работ Гиппократа (ок. 460–377 гг. до н. э.), в числе которых были и «Семь книг об эпидемиях». Однако прошли века, прежде чем представления о природе инфекционных болезней встали на прочную материалистическую основу. Если успехи хирургии шли, по словам известного хирурга Бильрота (1829–1894), через горы трупов, то эпидемиология, а затем микробиология прошли тяжелый путь порой трагических и кровавых по их последствиям заблуждений, мифических представлений о сущности заразных болезней и причинах их распространения, ожесточенной борьбы мнений, уязвленного самолюбия, человеческих жертв.

Древние врачи пытались объяснить некоторые болезненные явления в организме человека влиянием внешних условий, тем более что при особенно впечатляющих по силе эпидемиях, которые называют пандемиями (от греческого «пандемос» — всеобщий), наблюдались также эпифитии и эпизоотии, то есть массовые болезни растительного и животного мира. Астрологическая медицина говорила о могучем и таинственном влиянии космических сил на возникновение эпидемий и их ход, подчеркивая смертоносную власть Сатурна.

Учение Гиппократа о «внутренней гнилости» организма сменилось представлениями о миазмах — ядовитых испарениях почвы, вызывающих заболевания. В то же время «прилипчивость», то есть заразность, чумы не вызывала сомнений уже у греческого историка Фукидида (V в. до н. э.). Но только в XV веке преподаватель Падуанского университета Джироламо Фракасторо с поразительной для того уровня знаний ясностью сформулировал представление о сущности и путях распространения инфекций. В его труде «О контагии, контагиозных болезнях и их лечении» четко различались три возможных пути заражения: путем непосредственного соприкосновения, через предметы, которые воспринимают зародыши контагия и сами становятся вследствие этого очагами заразы, и наконец, через воздух. Во всех случаях, считал Фракасторо, заражение осуществляется через мельчайшие ядовитые «семена» или «зародыши» болезни. С этого времени слово «контагионисты» надолго вошло в медицину — им стали называть сторонников представления о контактной передаче болезней.

Новые факты и наблюдения способствовали распространению контагионистских взглядов. День, когда голландец Антони ван Левенгук (1632–1723) с помощью тщательно отшлифованной линзы сконструировал первый микроскоп и открыл новый неведомый мир «забавных зверюшек — анималькулей», молено считать днем зарождения микробиологии. Спустя столетие итальянец Ладзаро Спалланцани развенчал миф о самозарождении микроорганизмов, показав, что они размножаются делением, И все-таки научная микробиология, а соответственно и эпидемиология, всерьез начинаются с работ французского ученого Луи Пастера и немецкого микробиолога Роберта Коха, которые не только открыли возбудителей ряда инфекций, но и предложили действенные меры их профилактики.

В соответствующих главах читатель более подробно ознакомится с историей изучения таких опасных болезней, как оспа, чума, проказа, холера, бешенство, малярия и сыпной тиф.

Заразные болезни давали богатую пищу воображению. О них повествуют не только исторические документы — нередко они делались темой художественного слова и изобразительного искусства. В ряде легенд и мифов вымысел нередко переплетался с реальными фактами и меткими наблюдениями.

Фантастические представления о «повальных» болезнях отражали культурный уровень и социальные условия той или иной эпохи. Народный эпос «Калевипоэг» так рисует картину человеческих напастей:

В этих могильниках скрыты рабство, войны, голод, то есть те условия, при которых инфекционные болезни получали особенно широкое распространение и характеризовались особой злокачественностью. Не случайно народная фантазия поместила «лютый мор в шестой могиле, а в седьмой — чумы заразу».

Народный фольклор, исторические хроники и древние летописи помогают более полно восстановить картину эпидемических бедствий, узнать, как менялись представления о причинах и сущности болезней. Именно поэтому авторы широко использовали не только медицинскую литературу, но и исторические, а также этнографические исследования, мемуары и художественные произведения, библейские тексты и материалы научной критики Библии.

Страницы истории инфекционной патологии являются наглядной иллюстрацией борьбы религиозных и научных взглядов на происхождение и природу болезней, а соответственно и способы их профилактики и лечения. После падения Римской империи, где охране общественного здоровья уделялось немало внимания, наступившая в Европе эпоха христианства знаменовала собой общий упадок знаний, полученных опытным путем. Христианство заняло резкую оппозицию по отношению к языческому культу здорового и красивого человеческого тела, которое теперь признавалось лишь бренной, недостойной забот оболочкой. Физической культуре нередко противопоставлялось умерщвление плоти. Болезни стали рассматривать исключительно как божье наказание за грехи, поэтому их возникновение уже не связывали с нарушением элементарных норм санитарии и гигиены.

Достаточно красочное описание средневекового города, являвшегося буквально рассадником заразы, можно найти в книге Г. Ф. Вогралика «Учение об эпидемических заболеваниях» (Томск, 1935): «Король Филипп-Август, привыкший к запаху своей столицы, в 1185 году упал в обморок у раскрытого окна своего дворца, когда проезжающие мимо него телеги расшевелили нечистоты, покрывающие проходящую у дворца улицу. Император же Фридрих, проезжая верхом в 1485 году по улицам Рейтлингена, едва не погряз в нечистотах вместе с лошадью». И даже в начале XX века, когда возбудители многих инфекционных заболеваний уже были открыты и достаточно хорошо изучены, простонародье не верило, что антисанитарные условия способствуют вспышкам заразных болезней. Так, крестьянин Смоленской губернии был уверен, что «если бы болезни от вони и грязи заводились, так на свете и людей бы не было: давно бы все перемерли».[3]

По верованиям, сохранившимся к началу нашего столетия среди крестьян Орловской губернии, болезни живут между небом и землей в доме из железа с медными дверями. Двери эти закрыты на 12 замков, на замках для верности поставлены божьи печати, так как ключи от них находятся у дьявола. Когда господь прогневается, он посылает ангела выпустить одну из болезней, чтобы образумить людей. Ангел подлетает к «дому болезней», снимает печати, а дьявол отпирает дверь. Выпущенная на волю болезнь поражает тех, кому это назначено от бога, о чем и дает ему ответ. После этого ангел снова отводит ее в «дом болезней», запирает двери и накладывает печати.[4]

Лихорадку, связанную с защитной реакцией организма, в народе объясняли действиями «бесиц-трясавиц». Народная фантазия считала их «дщерями царя Ирода» и представляла в виде обнаженных женщин с крыльями. Имена «бесиц-трясавиц» отражали их вредоносные действия: Трясея трясет, Огнея разжигает, Ледея озноб посылает, Гнетея на ребра и утробу ложится, Грынуша на грудях ложится и выходит харканьем, Глухея голову ломит и уши закладывает, Ломея тело и кости ломит, Пухнея отек пущает, Желтея желтуху насылает, Коркуша корчи вызывает, Глядея спать не дает и ума лишает, Невея — «всех проклятее — поймает человека, и не может человек тот жив быть». Соответственно этим представлениям в качестве лечебной меры применялись различные заговоры против лиходеек.

Пользуясь одними и теми же предметами обихода, наши предки нередко передавали друг другу различные болезни. Однако поскольку у каждой болезни есть свой инкубационный (скрытый) период, могло получиться так, что к моменту появления болезненных симптомов у заразившегося человека у первично заболевшего они уже практически исчезали. Это породило ложное мнение о том, что от любой болезни можно избавиться, передав ее другому лицу, животному, птице или даже неодушевленному предмету. В сущности, именно на этом наивном убеждении и основано большинство «лечебных» заговоров.

Кроме молитв, заговоров, в которых причудливо смешивались христианские и языческие воззрения па природу болезней, для борьбы с эпидемиями на Руси широко применялось так называемое опахивание. Суть этого обряда заключалась в проведении магической черты, через которую якобы не могла переступить нечистая сила (вспомним страницы гоголевского «Вия»), Происхождение обряда уходит своими корнями в глубокую древность и отражает взгляд на болезнь как на порождение злых сил.

Опахивание производилось ночью или рано утром на заре в полном молчании или, напротив, со специальными песнями. Иногда в этой процедуре более отчетливо проявлялись отголоски язычества, иногда она носила более осовремененный религиозный характер. Например, впереди процессии шла женщина с восковой свечой или церковным подсвечником, а все участницы процессии пели:

Немудрено, что в умах крестьян царили подобные представления, ибо русская православная церковь усиленно поддерживала мнение о том, что вспышки «повальных» болезней вызваны божьим гневом. Узнав о приближении холеры, иероехимомонах Макарий писал, что «такого рода болезни попускаются для обращения нашего к богу». Другой «святой» — старец Амвросий — по поводу эпидемии чумы утверждал, что «не кто иной действует, как посланный от господа ангел наказания». Увы, и сегодня находятся люди, которые всерьез рассматривают упомянутых старцев как духовных учителей не только простого народа, но и многих великих русских писателей.[5]

Духовенство нередко поддерживало народные суеверия. В 1738 году во время моровой язвы в Подолии жители села Гуманец по совету священника устроили крестный ход по полям, затем схватили крестьянина Михаила Матюковского и, обвинив его в чародействе, сожгли тут же на поле. Присутствовавший при этом священник не только не помешал расправе, но сказал: «Мое дело — заботиться о душе, а о теле — ваше, жгите скорее».

В 1797 году Синод ввел особую духовную цензуру, которой были предоставлены весьма широкие полномочия в области издания научных и художественных произведений. Игнорируя успехи научной медицины и данные микробиологии, духовные цензоры враждебно встретили книгу Роберта Коха «Природа и человечество в свете учения о развитии». И это вполне понятно, ведь эпидемии использовались духовенством для укрепления влияния религии на массы и умножения церковных доходов за счет пожертвований на строительство божьих храмов. Надо сказать, что и сами церковные обычаи и обряды немало способствовали распространению инфекции. При целовании икон, крестов, Евангелия, плащаницы, прикладывании к мощам «святых угодников», «христосовании» возбудитель заболевания мог передаваться множеству людей, на что неоднократно указывали врачи. Например, в журнале «Врачебное дело» в 1925 году была опубликована статья Б. М. Аубрехта «Иллюстрация к вопросу о заражении сифилисом при причастии».

Трупы погибших от чумы, холеры и многих других опасных болезней продолжают оставаться источниками заражения, поэтому для предотвращения распространения заразы врачи рекомендовали не захоранивать их в земле, как это принято, а сжигать. С эпидемиологической точки зрения обычай предавать тела умерших огню, существующий у некоторых народов, гораздо предпочтительнее захоронения. Однако внесенный в Государственную думу законопроект о кремации был опротестован святейшим Синодом на том основании, что сжигание трупов противоречит догмату православной церкви о воскресении всех умерших в день «страшного суда» и лишает возможности причислять к лику святых тех, чье тело превратилось в нетленные мощи. Следует отметить, что, приспосабливаясь к духу времени, в наши дни духовенство признает возможность кремации умерших.

В 1897 году в России насчитывалось около 80 тысяч церквей и 295 тысяч лиц духовного сословия, в то время как врачей катастрофически не хватало — их было всего 16 тысяч 956 человек, и большинство из них практиковало в городах. Положение с медицинской помощью в сельской местности было еще более тяжелым. Мрачную картину представляло и санитарное состояние страны. Конечно, по сравнению со средневековьем цивилизация шагнула вперед, и горожане могли не опасаться, что увязнут в нечистотах, как император Фридрих. Однако благоустройство городов оставляло желать лучшего. По данным Всероссийской гигиенической выставки 1913 года лишь 17 городов располагали системой канализации. Из каждых пяти городов только в одном был водопровод, причем чаще всего без фильтров. Санитарное законодательство ограничивалось, в основном, Уставом медицинской полиции. Государственные ассигнования на здравоохранение в расчете на душу населения составляли в 1914 году один рубль, причем на санитарные мероприятия предназначалась копейка с четвертью.

После Великой Октябрьской революции генеральной линией советского здравоохранения стала профилактика заболеваний. Советская санитарно-противоэпидемическая служба насчитывает свыше 50 тысяч врачей, то есть в два с лишним раза больше, чем врачей всех специальностей в царской России накануне революции. А всего на страже здоровья советских людей стоит более миллиона врачей и около трех миллионов средних медицинских работников. Ушли в прошлое опустошительные эпидемии. Сегодняшние молодые врачи не видели и, вероятно, не увидят классически протекающих заболеваний натуральной оспой, чумой, эпидемическим сыпным и возвратным тифом.

Поставить мощный заслон на пути инфекций помогли открытия микробиологов, успехи клиницистов, организация санитарно-предупредительного надзора. Для того чтобы значение последнего было более понятно, напомним, что ежегодно только из-за плохого водоснабжения в мире болеют около 500 миллионов человек.

В новой редакции Программы КПСС, принятой на XXVII съезде партии, указано, что более широкое развитие должны получить такие формы организации науки, которые обеспечивают междисциплинарное исследование актуальных проблем. Поэтому содружество клиницистов, эпидемиологов, микробиологов, иммунологов и других специалистов в борьбе с инфекционными болезнями станет еще более тесным и эффективным, так как энергичное вмешательство в инфекционный и эпидемический процессы путем вакцинации, массового применения антибиотиков и химиопрепаратов привело к изменению клиники инфекционных болезней, появлению вирусов и бактерий, устойчивых к лекарственным средствам, а главное, к угнетению естественных защитных сил организма. И перед медиками встали новые задачи. Религиозные проповедники умело обыгрывают сложные и пока нерешенные проблемы медицины, связанные с последствиями научно-технической революции, ссылаясь на библейское изречение о том, что, «умножая познания, умножаешь скорби». О том, в каком направлении ведут сегодня поиск ученые, мы расскажем в заключительной главе. А пока воскресим страницы далекого и недавнего прошлого, чтобы представить, как шла эволюция инфекционных болезней, как менялись представления об их природе и способах защиты от них.