По следу смеющегося маньяка

Глава 1

Мы с полицейским подняли Лауру и отнесли ее в медпункт. Там, на операционном столе, лежало тело Мортона Льюиса, закрытое простыней. Мы опустили Лауру в шезлонг, и полицейский выбежал, чтобы найти доктора Френча.

Я не очень-то разбирался в вопросах первой помощи, но все-таки нашел чистое полотенце и смочил его в холодной воде. Опустившись рядом с Лаурой на колени, я вытер кровь на ее лице. Теперь я рассмотрел прямо над левым виском ужасную рваную рану, из которой продолжала обильно струиться кровь. Увидев, что веки Лауры вздрогнули, я тихо позвал ее.

Она открыла глаза и посмотрела на меня, и я прочел в них страх и боль. Из груди ее вырвался прерывистый вздох облегчения.

— Джим! — произнесла она и снова потеряла сознание.

Питер и Гарделла пришли до появления доктора. Питер выглядел потрясенным. Толстый полицейский бурлил от гнева. Несмотря на присутствие полиции и всеобщую настороженность, на протяжении всего одного часа маньяк совершил два преступления! Я ничего не мог им рассказать, кроме того, что увидел, как Лаура, пошатываясь, спускалась со второго этажа и как мне удалось подхватить ее у самого подножия лестницы. Я припомнил слова Рича о том, что приблизительно минут за двадцать — тридцать до этого она звонила из своего номера.

Думаю, все мы пришли к одному и тому же заключению. Она звонила в Нью-Йорк в надежде нащупать след мужчины Джейн. Кто-то попытался помешать ей получить эту информацию или передать ее полиции, если ей удалось все-таки что-то узнать. Никто из нас не сомневался, что ключ к разгадке всего этого ужаса был в руках этого мужчины, который был готов на самые отчаянные шаги, лишь бы его не раскрыли.

— Должно быть, он потерял голову! — сказал Гарделла, стараясь овладеть собой. — Рано или поздно мы обнаружим его, и он это понимает!

— Но нужно иметь в виду следующее, — сказал Питер холодным, отрешенным тоном. — К сожалению, мне кажется, ему есть на что надеяться. Что бы вы, Гарделла, ни говорили насчет того, что останетесь здесь всю зиму, через сутки вам придется отпустить отдыхающих. Он рассчитывает уехать с ними, после чего окажется вне вашей досягаемости.

В этот момент в медпункт вбежал Джордж Причард. Он застыл в дверях, неотрывно глядя на неподвижную фигуру своей дочери, лежащей в шезлонге.

— Она умерла? — прошептал он.

Я все еще пытался остановить кровь влажным полотенцем.

— Она разговаривала со мной минуту назад, — сказал я, — а потом снова потеряла сознание.

— Она сказала, что с ней произошло?

— Нет.

Он в отчаянии затряс головой.

— Почему это должно было случиться со мной? — бормотал он. — Почему? Почему?

Типичная для него реакция, неприязненно подумал я. Все это случилось с ним, а вовсе не с его дочерьми. Появление доктора Френча с женой помешало мне сказать Причарду то, о чем я мог бы пожалеть. От этого человека можно было ожидать только нового взрыва истерики.

Результаты профессионального осмотра пострадавшей доктором Френчем были успокоительными. Разумеется, без рентгена он не мог быть абсолютно уверенным, но лично он полагал, что у нее всего лишь сотрясение мозга и эта рана, которую очень просто зашить, что он и сделал, пока она не пришла в себя.

— Думаю, лучше отнести девушку на носилках в ее комнату, — сказал он. — Не очень-то приятно ей будет очнуться в таком месте. — Он бросил взгляд на прикрытое простыней тело Льюиса, затем его проницательные синие глаза остановились на Гарделле. — Сколько еще это будет продолжаться, инспектор? Похоже, здесь скоро начнется массовая истерия.

— Делайте свою работу, док, а я буду продолжать свою, — сказал Гарделла. — Ей не повредит перемещение?

— Вы ведь хотите с ней поговорить, не так ли? Если она придет в себя в компании с этим телом, вы рискуете не получить от нее четких показаний.

Жена доктора, которая сменила меня на посту, прервала его:

— Чак, она приходит в себя.

Первое, что увидела Лаура, было спокойное лицо доктора, с улыбкой склонившегося над ней.

— Мы хотим поднять вас в вашу комнату, мисс Причард, — сказал он. — Вы набили себе приличную шишку на голове, но, думаю, мы сможем устроить вас удобнее в вашей постели.

— Джим! — произнесла Лаура.

— Я здесь, малышка, — сказал я.

— Я… я звонила в Нью-Йорк, — сказала она. — Дозвонилась до Марио из «Фэнтэзи-клаб», где часто бывала Джейн.

— Думаю, Лаура, вы нам позже обо всем расскажете, — грубовато сказал Питер.

— Питер? — Она повернула голову посмотреть на него.

— Да.

— Мне больше нечего рассказывать, — сказала она. — Марио только успел ответить мне, как у меня в голове что-то взорвалось. Я… я даже не смогла задать ему вопрос, ради которого звонила.

— Мы срочно позвоним ему, — сказал Питер.

— У вас ничего не болит, кроме головы, мисс Причард? — спросил доктор Френч.

— Левое плечо…

Гарделла протестовал против того, чтобы Лауру перенесли наверх. Он хотел осмотреть ее комнату, а кроме того, там будет трудно охранять ее. Я вышел позвать Макса или Хедду. Хедду я нашел в гостиной. Очевидно, она уже вполне пришла в себя. Из кухни доносился приятный аромат горячего кофе. Она казалась не вполне проснувшейся, но уже способной действовать быстро и эффективно. В комнате Рича приготовили постель для Лауры, и мы перенесли ее туда через вестибюль, не возбудив особого внимания. В баре уже снова барабанил по клавишам пианино ненасытный любитель бравурной музыки.

Дальнейший осмотр показал, что у Лауры сломана ключица. По мнению доктора Френча, ей здорово повезло.

— Могу только предполагать, — сказал он, — но, очевидно, на нее напали сзади. Она не помнит, чтобы слышала за спиной чьи-либо шаги, когда говорила по телефону. Возможно, действительно не слышала. Но вероятно, она случайно обернулась в самую последнюю минуту, когда удар уже наносился. В результате орудие убийства скользнуло по ее голове, а вся сила удара пришлась ей на плечо. Судя по всему, если бы ей угодили прямо по голове, то череп раскололся бы, как яичная скорлупа.

Он дал Лауре сильное успокоительное, и она заснула. Мы вели разговор в гостиной Лэндбергов. Присутствовали Питер, супруги Френчи, Причард, Хедда и я. Гарделла отправился на второй этаж в комнату Лауры.

То, что он там обнаружил, немного добавило к тому, чем мы уже располагали. Орудием преступления оказался тяжелый медный подсвечник. Около двери на столике стояла пара таких подсвечников. Использованный был аккуратно поставлен на место, но на его основании отчетливо виднелись пятна крови. Отпечатков пальцев на нем не оказалось. Или они были тщательны стерты, или убийца воспользовался носовым платком, а возможно, и перчатками. Стул около телефона, стоящего на прикроватной тумбочке, был перевернут, а лужа крови на полу свидетельствовала, что Лаура упала и пролежала здесь некоторое время, пока не собралась с силами, чтобы спуститься по лестнице. Очевидно, она не сообразила позвать на помощь по телефону, трубка которого, между прочим, была аккуратно положена на рычажки.

Рич Лэндберг, который дежурил на коммутаторе, когда Лаура звонила в «Фэнтэзи-клаб» в Нью-Йорке, тоже не добавил ничего существенного. Он помнил, что по просьбе Лауры соединил ее с междугородней. Он машинально записал номер вызываемого телефона, чтобы потом вставить в счет стоимость разговора. В это время Рич разрывался на части, чтобы обслужить всех желающих позвонить. Через некоторое время он спохватился, что кто-то висит на внешней линии. Абонент, какой-то мужчина, сказал, что он разговаривал с мисс Причард, но их разговор прервался. Рич позвонил в комнату, но ему никто не ответил. Он сделал вывод, что Лаура посчитала разговор законченным, и так и сказал мужчине. Казалось, тот был несколько озадачен, но тоже повесил трубку.

Напавший на Лауру спокойно положил трубку на рычажки после того, как сбил ее с ног. На телефоне никаких четких отпечатков. Последний человек, который брался за трубку, ничего не оставил и стер так же и те отпечатки, которые могли на ней быть.

Результаты беседы с полицейским, охранявшим лестницу, оказались для обычно хладнокровного Гарделлы последней каплей. Причардам не запрещалось подниматься к себе, поскольку они были вне подозрения: оба отсутствовали в «Дарлбруке», когда здесь убили двух девушек. Кроме них, никого из этого крыла не пропускали наверх, потому что осмотр комнат еще не был закончен. Но — и это было очень важным — в минуту общего возбуждения, когда Мортона Льюиса внесли сюда с улицы, полицейский оставил свой пост. Человеку с носилками понадобилась помощь, чтобы проложить путь сквозь охваченную безумием толпу. Тот полицейский, которому было поручено следить за лестницей, отошел всего минут на пять, чтобы оказать помощь товарищу. За эти пять минут любой мог незамеченным пробраться наверх и затаиться там.

Но если он оставался там чуть ли не целый час, чтобы выбрать момент и напасть на Лауру, предположил Гарделла, значит, он по-прежнему находится наверху. И снова — непростительная оплошность. Несчастный полицейский во второй раз покинул свой пост, чтобы помочь мне донести Лауру до медпункта. Он отсутствовал минуты две-три. Если преступник ждал наверху возможности выбраться, то он ее получил.

Пока Гарделла устанавливал все эти факты, Джордж Причард одолевал нас мольбами оставить в покое личную жизнь Джейн.

— Во всяком случае, пока у вас не появится абсолютной уверенности, что он именно из-за этого напал на Лауру, — умолял он Питера. — У вас найдется о чем еще писать в ваши журналы, Стайлс.

Питер вел себя с ним более обходительно, чем я ожидал.

— Позвольте мне объяснить вам кое-что, Джордж, — сказал он. — Я беспокоюсь о Лауре и любом, кто еще может оказаться на пути этого маньяка. Вы должны понимать, что, как только жизни Лауры перестанет угрожать опасность из-за ее раны, она снова будет представлять собой угрозу для него. Сейчас я намерен позвонить этому Марио из «Фэнтэзи-клаб» в присутствии всех вас, чтобы на этот раз разговор с ним состоялся. Мы должны определить этого человека. Если будет возможность уберечь имя Джейн, мы обязательно это сделаем, но мы должны получить необходимую информацию, где только сможем.

— Ничего из того, что вы можете сделать, не вернет Джейн! — сказал Причард. — Что толку из того, что вы дадите всем повод болтать о ней? Ради Бога, оставьте ее спать спокойно.

— И позволить улизнуть ее убийце? — спросил Питер. — Извините, Джордж, но мы не можем этого сделать.

К моему удивлению, Хедда поддержала Причарда:

— А вы не допускаете возможность, Питер, что этот человек держится в тени по тем же причинам, о которых говорит и мистер Причард? Это может только оскорбить память Джейн, задеть его самого и даст любителям жареного лакомый кусочек.

— Почему же Лауре не позволили закончить ее разговор? — упорствовал Питер.

— Чтобы похоронить прошлое, — сказала Хедда.

— Тогда ему лучше было объявиться, все рассказать нам, и, если бы он убедил нас, что не имеет отношения к здешним трагедиям, я первый выступил бы против раздувания публичного скандала только ради потехи. Я предложил ему эту возможность еще в баре — призвал лично обратиться ко мне или к Гарделле. Но он и не подумал откликнуться.

— Думаю, я смогу оказать вам некоторую помощь, — тихо сказал доктор Френч. Он взглянул на свою жену, которая ответила ему подбадривающей улыбкой. — Не знаю, известно ли вам, что я был доктором Марты Тауэрс.

— Мы знали об этом, доктор, — сказал Питер. — Просто у нас еще не было времени допросить вас.

Френч достал из кармана сигарету и закурил.

— Есть несколько чисто личных причин, по которым я сразу не заявил об этом, — сказал он. — Мы с женой обсуждали этот вопрос утром, когда стало известно о девушках, и нам показалось, что я не могу сказать вам ничего особенно значительного. Да я и сейчас не очень в этом уверен.

— Вы знаете, кто этот мужчина, с которым собиралась здесь встретиться Джейн? — спросил Питер.

Френч отрицательно покачал головой.

— Я его не знаю, — сказал он, — но знаю кое-что о нем. Он женат.

— О нет! — простонал Причард. — Это просто невозможно, доктор. Джейн ни за что в мире не вступила бы в связь с женатым мужчиной. Это противоречило бы самым основным моральным правилам, которыми она руководствовалась в жизни. Именно этого я и боялся больше всего — извращения, искажения действительности.

Френч задумчиво смотрел на него.

— По-моему, если бы вы сказали это месяц назад, вы были бы правы. Но не теперь.

— Как вы можете это знать?

Френч нервно затянулся дымом.

— Она сама сказала мне об этом, — ответил он.

— Джейн… сказала… вам?!

— Да, чтобы быть точным, это случилось в прошлую среду.

— Боже мой! — Причард закрыл дрожащими руками лицо.

— И вы весь день держали это при себе, доктор? — холодно спросил Питер.

— Позвольте мне попытаться объяснить вам почему, — сказал Френч.

— Будьте добры.

Доктор присел на подлокотник кушетки, и его жена подошла и встала рядом, положив руку ему на плечо. Между этими супругами нет проблем, подумалось мне.

— Прежде всего, — сказал Френч, — мы с Конни ничего не слышали о трагедии с девушками почти до сегодняшнего полудня. Мы приехали сюда кататься на лыжах, поэтому, как всегда, рано вышли на гору. Мы оказались на заброшенных тропинках и не слышали ни слова об этом, пока не выбрались на обратную дорогу в «Логово», торопясь к ленчу. К этому моменту полиция уже прибыла и занялась расследованием. Мы услышали, что она ищет человека, который столкнул вас с горной дороги год назад, Стайлс. Кажется, никто и не думал, что этот человек сегодняшний убийца. Я сказал вам, что у меня были личные причины держаться в тени. Прежде всего, о Марте Тауэрс шли очень неприятные разговоры. Если связать ее имя с моим, это означало бы, что начали бы сплетничать и обо мне. Позвольте мне более четко кое-что объяснить. Марта Тауэрс была моей пациенткой, не больше и не меньше. — Он поднял руку и похлопал ею по ладони своей жены. — Мне она нравилась и, когда приходила ко мне в процессе лечения, довольно откровенно рассказывала о себе, о своих проблемах и случайно, не очень давно, о проблеме одной своей подруги — неизвестной мне тогда Джейн Причард. То, что я узнал о Джейн и ее мужчине, в которого она влюбилась, не имеет абсолютно никакого отношения к убийце-психопату. Я сказал себе, что будет только справедливо предоставить ему самому разрешить свои собственные проблемы. Я даже убедил себя в том, что Джейн тоже предпочла бы это. Главное, я не хотел оказаться вовлеченным в долгое разбирательство: в Нью-Йорке меня ждут пациенты, которые нуждаются в моей помощи и внимании. Вы сами понимаете, репутация доктора является важной составляющей его профессии. Я хотел предотвратить сплетни о себе и вообще нелепые и неверные слухи. Поэтому мы с Конни предпочли убедить себя, что наши сведения не имеют значения для полиции, что мы только поставим невиновного человека в неудобное положение и что Джейн никак не хотела бы причинять ему такие неприятности. Так мы думали до нападения на Лауру Причард. Теперь, честно говоря, мы стали сомневаться в нашей позиции.

— Вы долго преодолевали сомнения, доктор, — сказал Питер.

— Всем нам приходится сталкиваться с проблемами, стоящими некоторым образом вне четкой грани, разделяющей противоположные моральные устои, мистер Стайлс, — сказал Френч. — Насколько я понимаю, вы приехали сюда, чтобы осуществить личную месть человеку, который сделал вас инвалидом и убил вашего отца. Это вполне понятно, но, простите, вы ведь вступаете в противоречие с законом.

Питер стиснул челюсти, но не произнес ни слова.

— Человек, которого полюбила Джейн, женат, — продолжал Френч. — У него есть жена. Как бы он выкручивался со своим браком, если бы Джейн осталась в живых, не предмет нашего разговора. Возможно, сейчас он пытается решить эту задачу. Его жена, сказал я себе, могла не знать об этом, а теперь ей и не обязательно знать. Мне казалось, что, если бы мы рассказали о том, что нам известно, это только бессмысленно искалечило бы жизнь этой женщины. Но, как я сказал, теперь у меня появились сомнения. Если этот мужчина напал на Лауру Причард, тогда оставлять его на свободе опасно.

— И все-таки я не могу этому поверить, — хрипло сказал Причард. — Вы утверждаете, что Джейн рассказала вам?

— Раз уж мы с женой решились говорить, позвольте мне самому изложить все по порядку, — сказал Френч. — Все началось с Марты Тауэрс, поэтому, думаю, вам следует знать о ней. Она пришла ко мне ровно два года назад. Это была красивая, милая, добросердечная и веселая девушка. Она собиралась выйти замуж. С медицинской точки зрения она была невинной. Ко мне она пришла на обычный осмотр. Она стремилась к замужеству и материнству, ко всему, что сопутствует счастливому браку. Но мне — тяжкий долг врача — пришлось сказать ей, что все, о чем она мечтает, невозможно. Она страдала болезнью Ходжкина[2]. При соответствующем уходе и лечении она могла рассчитывать прожить еще полтора — три года, не больше. Но мы до сих пор не знаем, как лечить эту болезнь. Мы можем только замедлить ее развитие, вот и все. Могу сказать, что по самым оптимистичным прогнозам ей оставалось жить два, ну, три месяца, когда она приехала сюда на эти выходные.

— Бедная девочка, — пробормотал Питер.

— Она восприняла это известие мужественно, как солдат, — сказал Френч. — Помимо мрачной перспективы близкой смерти, девушку беспокоила ее помолвка. Она очень сильно любила этого человека. Что делать? Открыть ему истину, чтобы он, возможно, настоял на свадьбе, а потом ему пришлось бы сидеть рядом и смотреть, как она медленно угасает? Смогла бы она убедить его оставить ее, уйти и начать искать для себя новую жизнь? Видно, он был добрым парнем. Он ее не бросил бы и предпочел бы перенести все, что ее ожидало до самого горького конца. — Френч пожал широкими плечами. — Она приняла единственный способ, которым могла изгнать его из своей жизни. Она сама бросила его. Сделала свою жизнь предметом публичного скандала. Стала спать со всеми подряд. Ей удалось убедить своего бывшего жениха в том, что он глубоко ошибался в ней, но, к счастью, вовремя выбрался из этой передряги. До сих пор он не знает правды. Кстати, он женился и несколько месяцев назад у него родился первенец. Он живет в Калифорнии. Когда он окончательно ушел из ее жизни, она продолжала вести себя вызывающе, возможно, в качестве наказания самой себе, возможно, потому, что была слишком слаба и слишком близка к концу, чтобы что-то менять. А может, она видела в этом единственный способ находиться среди людей, не нуждаясь в их жалости.

— Но насчет Джейн! — чуть ли не закричал ему Причард.

Доктор грозно сощурился и швырнул сигарету в камин:

— Я хочу, чтобы вы поняли, что за человек была Марта! Чтобы вы поняли, как случилось, что я пришел к Джейн поговорить, но не как доктор, а как друг. Или лучше сказать, как друг ее подруги. Жизнь Марты, какой ее знали окружающие за последние два года, не была отражением истинной Марты. Я думаю, Марта привлекала внимание Джейн тем, что была искушенной женщиной, а Джейн уже исчерпала свои возможности и силы жить так, как она жила.

— Нет! — заявил Причард.

Доктор даже не глянул на него:

— Появился этот мужчина, женатый и, как мне кажется, несколько старше ее. Представляю себе, что его ухаживание было изощренным, нежным и убедительным. Без сомнения, он обещал ей, что постарается развестись с женой. Но разумеется, это потребует времени. Должны ли они долгие месяцы ждать, пока не смогут принадлежать друг другу? Джейн была не из тех, кто очертя голову бросается во все тяжкие только после одного касания к ее руке. Ей предстояло принять серьезное решение. Сможет ли она отречься от строгих моральных правил, которым следовала до сих пор? Она была влюблена, очень влюблена. В этом нет сомнений. Она определенно чувствовала, что этот мужчина — тот, которого она ждала, и это — на всю жизнь. Его брак был нежелательным препятствием, но отнюдь не непреодолимым. Нужно ли ждать, пока не будут пройдены все законные процедуры, когда она с такой уверенностью ощущает, что это человек, назначенный ей судьбой?.. Из-за его брака их связь хранилась в строжайшем секрете. В конце концов, поскольку он настойчиво добивался ее, она не смогла принять решение, предварительно не посоветовавшись с кем-нибудь. Она нуждалась в поддержке того решения, на которое уже отважилась. К кому же она могла пойти? Не к вам, мистер Причард. И не к своей сестре Лауре. Она знала, что ответили бы вы оба.

— Но она пришла к Лауре! — выкрикнул Причард.

— Только после того, как все бесповоротно решила, — возразил доктор. — Человек, к которому она обратилась за помощью, была Марта. Она пошла к Марте, которая казалась ей бесшабашной девчонкой, чье поведение заставляло Джейн быть уверенной, что она скажет: «Желаю удачи и наслаждения!» Только ведь она знала не подлинную Марту. Подлинная Марта сразу поняла всю ситуацию. Она знала этого человека и была крайне огорчена за подругу. Джейн натолкнулась на неожиданную реакцию со стороны Марты, которая не стала ее благословлять. Марта тоже оказалась в сложном положении, потому что, когда выразила свои сомнения в том, что этот человек сделает, как обещал, Джейн заподозрила ее в том, что сама Марта влюблена в него. Они здорово поссорились, и Марта пригрозила, что откроет все жене ее избранника, если Джейн не обратится к какому-нибудь беспристрастному человеку за помощью и советом. Судьей выбрали меня.

— Тогда вы должны знать, кто он? — спросил Причард.

— Я уже сказал вам, что не знаю, — ответил Френч. — Марта держала его имя в глубокой тайне. Этот человек почти на двадцать лет старше Джейн, сказала она мне, очень привлекательный и не имеет ни малейшего намерения вдруг разрушить все, что все вокруг считали в высшей степени его удачным браком. Он просто бегал за всеми красивыми девушками. Джейн ничего этого не видела, потому что у нее уже не оставалось сил устоять против нахлынувшего чувства. Ей нужно было оправдать для себя свою связь, поэтому она позволяла себе верить его обещаниям.

— У меня не было особенной уверенности, что я смогу чем-то помочь. Но когда Джейн пришла ко мне, рассерженная и упрямая, — ее принудила прийти Марта, — я старался изо всех сил. Она была красивой девочкой, рассудительной во всех отношениях, а здесь сломалась. Она уверена, что это ее нареченный, убежденно твердила она. Затем она сказал мне кое-что, что дало мне последнюю возможность предостеречь ее. Она поедет сюда на уик-энд. Этот человек со своей женой тоже будут находиться здесь. И Джейн собиралась воспользоваться случаем и сказать ему «да». Это позволило мне подвергнуть его критике на более серьезном основании, нежели только на предположении о его непорядочности. Человек, который устраивает свои любовные делишки в подобном месте под самым носом у своей жены, это вам не сэр Галахад[3]. Думаю, мне удалось немного поколебать ее почти фанатичную убежденность. Я даже пригрозил ей, что сам приеду сюда, чтобы помешать ей это сделать. Заявил, что ей не удастся провести с ним тайное свидание. Мы с Конни и Мартой явимся сюда и станем следить за ней. Мне пришлось объяснить ей, что, если она в состоянии устраивать свои отношения с мужчиной, когда где-то в тени присутствует его жена, тогда ей лучше перестать тешить себя иллюзией, что все это — самый большой роман всех времен, и признать, что все, что ее интересует, — это сексуальное приключение. Во всяком случае, тогда она будет честна сама перед собой.

Признаюсь, я надеялся, что она, возможно, откажется от своего намерения. Но когда мы с Конни прибыли сюда вечером в пятницу, мы увидели здесь и Марту, и Джейн. Я решил, что мне не удалось убедить ее, но в те несколько секунд, которые я смог провести с Мартой, она сказала мне, что, как ей кажется, Джейн еще колеблется.

— Вы спросили ее, приехал ли этот человек? — прервал его Питер.

Френч кивнул.

— Он был здесь, — сказал он. — Мы с Конни весь вечер пытались угадать, кто он. Это было нелегко. Здесь собралось около тридцати или сорока женатых мужчин в возрасте примерно сорока лет. Но мы кое-что заметили. Казалось, Джейн не приближалась ни к кому, кто отвечал бы нашим требованиям, насколько мы их знали. Большую часть времени она провела с Мартой и толпой ее ухажеров. Когда она удалялась — а это было дважды — с ней были Бобби Дауд, горнолыжник, и позже вы, Стайлс.

— Она не стала бы открыто подходить к этому мужчине, если с ним была его жена, — сказал Питер.

Френч закурил новую сигарету.

— Вот какова моя история, и вот на чем она закончилась, — сказал он.

— И вы не подумали, что ее стоило рассказать полиции сегодня утром? — холодно спросил Питер.

— Сослагательное наклонение — неблагодарная вещь, — сказал Френч. — Когда мы днем услышали о трагедии, казалось, убийцу несложно будет найти. Вы определили его, Стайлс: хохочущий маньяк, который столкнул вас с дороги год назад, безумный парень. Однако это никак не увязывалось с человеком, с которым собиралась встретиться Джейн, женатым человеком лет сорока. Мы с Конни посоветовались и решили, что ничего не выиграем, если обнародуем ее связь. Позор, павший бы в этом случае на возлюбленного Джейн, не помог бы воскресить девушку, не помог бы Гарделле найти убийцу, а только нанес бы вред этому человеку в том случае, если он надеется снова склеить свою супружескую жизнь. И чего скрывать, мы думали о том, что это вовлечет и нас, а поскольку мы не могли сказать ничего, что помогло бы найти преступника, нам и не хотелось быть замешанными в этой истории. Но сейчас, — и он кивнул в сторону кровати, где спала Лаура, — сейчас нам кажется, что мы допустили ошибку.

— Весьма вероятно, — сказал Питер. Он обернулся к Хедде, которая опустилась в большое кресло у камина: — Вам никого не напоминает этот сорокалетний женатый мужчина, Хедда?

Она медленно покачала головой.

— Как и сказал доктор Френч, это может быть любой из двадцати или тридцати гостей. — Она сухо и печально усмехнулась. — Это может быть даже Макс!

— И в конце концов, убийцей может быть жена этого человека! — добавил Питер.

Хедда снова усмехнулась:

— Имеете в виду меня?

— Разве вам не ясно, что Джейн все-таки изменила свое намерение? — ворвался в разговор Причард. — Разве вам не ясно, что она решила придерживаться своих принципов? Я благодарю вас, доктор Френч, за то, что вы с ней беседовали. Если бы я был дома, она обратилась бы ко мне. А сейчас мы только зря тратим время на все эти разговоры.

— У вас есть свое объяснение причин, по которым кто-то напал на Лауру? — спросил Питер.

— Это мог быть прокравшийся в комнату вор, которого она застала врасплох, — сказал Причард. — Это мог быть…

— Это мог быть убийца Джейн, и, скорее всего, он и был, — нетерпеливо прервал его Питер.

Глава 2

После рассказа доктора мы оказались в полном тупике. Питер позвонил в Нью-Йорк метрдотелю «Фэнтэзи-клаб» Марио. Он рассказал Питеру, что Джейн была завсегдатаем ресторана, как и другие сотрудники журнала, где она работала. Обычно она и приходила вместе со своими сослуживцами. Он не припоминал, чтобы она постоянно появлялась у них с каким-то одним мужчиной, тем более старшим ее по возрасту. Но он добавил еще кое-что, что насторожило нас. У Марио сложилось впечатление, что за кем-то из компании Джейн — он не был уверен, что именно за ней самой, — постоянно следили. Последние несколько раз, когда Джейн приходила с друзьями, появлялся человек, который показался Марио частным детективом.

Следующий, с кем связался Питер, был Фрэнк Девери, его редактор. Тому до сих пор ничего не удалось выяснить. Он уже дал соответствующее задание одному из своих опытных репортеров и, чтобы ускорить расследование, нанял еще одного частного детектива. Никто из них пока ничего не докладывал, но он ожидает их сообщений утром, а может, и раньше, если они что-либо обнаружат.

Гарделла, который занимался изнурительным расследованием, тщательной проверкой самых разных данных и допросами, получил от Макса и Хедды список их женатых гостей в возрасте около сорока. Надежда, что кто-либо из них добровольно признает свою связь с Джейн, иссякла. Но дело есть дело, и Гарделле приходилось им заниматься. Эта нудная, кропотливая работа была единственным, что спасало нас от абсолютного бездействия.

Энергия Гарделлы казалась неистощимой. Но Питер, который находился на ногах с трех часов утра, уже едва держался, как, впрочем, и я. Гарделла убедил нас подняться к себе и поспать хотя бы пару часов. Он обещал Питеру, что немедленно разбудит его в случае каких-либо новостей. Питер сказал, что он пойдет в постель только на час. Думаю, он тоже понимал, что силы у него на исходе. Он ужасно тревожился о Лауре и успокоился только тогда, когда у дверей комнаты, где она спала, поставили часового. Гарделла, у которого на учете был каждый человек, какое-то время возражал, но затем уступил.

Было около одиннадцати вечера, когда мы поднялись в двести пятый номер. У Питера явно было необщительное настроение. Собственно, и говорить-то нам было не о чем, кроме как снова и снова перебирать все факты, которые все равно не указывали какого-либо определенного направления.

Мы не стали раздеваться, а просто легли на кровати и укрылись одеялами. Питер распахнул окно, и морозный ветер быстро превратил нашу комнату в ледник.

Я уснул, как только моя голова коснулась подушки. Обычно мне никогда не снились сны, но в эту ночь мне виделись во сне картины одна другой страшнее, пока наконец этот кошмар не завершился пронзительным насмешливым хохотом, от которого я и очнулся, вскочив на кровати.

Я понял, что этот жуткий смех не приснился мне.

Я снова его услышал. Я посмотрел на Питера. Укутавшись в одеяло, он беззвучно двигался к окну. Я последовал за ним, и он приложил палец к губам, призывая меня к молчанию.

Мы остановились у окна плечом к плечу и выглянули наружу. Внизу мы увидели двух человек, лица которых скрывали капюшоны курток. И пока мы смотрели на них, пытаясь узнать кого-либо из гостей «Логова», один из них снова захохотал. Это был знаменитый смех Вайдмарка.

Питер поспешил выйти, на ходу подхватив свою парку, брошенную в ногах кровати. В коридоре он повернулся ко мне, возбужденно сверкая глазами.

— На этот раз мы его поймали, — сказал он.

Помню, я взглянул на свои часы, когда мы спускались в вестибюль. Был час ночи, значит, мы проспали почти три часа.

В вестибюле никого не было, правда, в баре еще находились несколько человек. Я хотел получить кого-нибудь в помощь, но, к моей досаде, не увидел ни одного полицейского. Гарделла, вероятно, сидел в кабинете.

За стойкой тоже никого не оказалось, так же как и у коммутатора.

— Я схожу за Гарделлой, — сказал я Питеру.

— Некогда, — возразил он, торопливо шагая к парадной двери. — Не дай Бог, если он теперь ускользнет от нас…

В последний раз я беспомощно оглядел пустынный гулкий холл и последовал за ним в ледяную ночь.

Затем все произошло так стремительно, что я ничего не понял. Кто-то сильно толкнул меня в спину, и я увидел, что Питер падает вниз головой с лестницы на обледеневшую дорожку. Кто-то дал мне здорового пинка, и я слетел за ним. Я так резко рухнул внизу на четвереньки, что не сразу пришел в себя.

Я услышал издевательский хохот, поддержанный хором восторженного пронзительного гогота. Приподняв голову, я увидел, как на Питера набросились три человека. Я набрал воздуху в легкие, чтобы позвать на помощь, но в этот момент тяжелым ботинком мне ударили сбоку в голову, я упал и на какое-то время потерял сознание.

Кажется, я вынырнул из темного, бешено вращающегося тумана уже через несколько секунд. Подняв голову, я потряс ею, чтобы окончательно стряхнуть наваждение, и увидел до ужаса дикую, невероятную картину. Один из нападавших в скрывающей его лицо парке, который до этого прыгнул на Питера, выпрямился и безумно захохотал. В поднятой вверх руке он зажал искусственную ногу Питера. За ним поднялись и двое других, оставив Питера лежать лицом в снег. Первый негодяй бросил протез другому. Они начали перебрасывать его по кругу, надрываясь от хохота. Могу поклясться, что слышал где-то слева и сзади от себя радостное женское повизгивание.

Меня охватила жгучая, ослепляющая ярость. Я начал подниматься, но почувствовал, что меня крепко схватили за руки. С обеих сторон меня оглушал сумасшедший смех.

— Твоя очередь наступит позже, старик, — сказал один из хохотавших.

Я начал вырываться, и кто-то стукнул мне сзади по шее ребром ладони. Снова все поплыло у меня перед глазами, и подо мной подогнулись ноги.

Когда туман бессознания немного рассеялся, я увидел, что Питер стоит на коленях и смотрит вверх на человека, стоящего перед ним.

— Мы так и думали, старик, что смех выманит тебя наружу, — сказал этот тип.

Это был Брэден!

Они уже прекратили играть с протезом Питера, и один из хулиганов воткнул его в сугроб.

Питер медленно осмотрелся, как будто искал кого-нибудь, кто поможет ему встать на ноги. На какое-то мгновение взгляд его задержался на торчащей из снега его искусственной ноге.

— Я обещал тебе, что следующий тайм мы проведем на моих условиях, — сказал Брэден.

— Могу дать вам, проклятые подонки, один совет, — вздрагивающим от бессильной ненависти голосом сказал я изнемогающим от смеха парням, державшим меня за руки. — Лучше убейте меня, потому что иначе я сам вас убью, как только сумею.

— Ах ты, хвастливое трепло! — сказал кто-то из них и опять ударил меня по шее ребром ладони.

У меня в глазах снова все потемнело, но я расслышал голос Брэдена.

— Это расплата, старик, — сказал он.

Я услышал удар и короткий вскрик боли или ярости Питера. Это был единственный звук, который у него вырвался до самого конца. Зрение у меня прояснилось, и я увидел Брэдена, стоявшего над Питером и методически колотившего его по голове то левой, то правой рукой. Питер медленно осел на снег, и в бледном лунном свете я разглядел темные пятна, должно быть, кровь.

— Ну ладно, герой, — сказал Брэден. — Давай вставай и получи, что тебе причитается!

Он схватил Питера за куртку и вздернул его вверх.

— Эй, поддержите-ка его, ребята! — сказал Брэден.

Один из парней подскочил сзади и поддерживал Питера, стоящего на одной ноге.

— Сукин ты сын! — изо всех сил заорал я.

— Побереги дыхание, трепло несчастное!

Чей-то кулак двинул мне в челюсть. Меня пронзила невиданная боль.

Брэден отступил на шаг от Питера, тщательно примерился и изо всех сил заехал ему правой в скулу. Держащий его сзади человек отскочил, и Питер рухнул спиной в снег. Я надеялся, что его окутала милосердная темнота бессознания.

— А он оказался не таким уж крутым! — сказал один из бандитов, и все рассмеялись.

В поле моего зрения попали две девушки, которые подошли поближе, чтобы посмотреть на избиение. Их глаза блестели нездоровым возбуждением.

Бандиты подняли Питера, как куль с мукой, и посадили его, прислонив спиной к сугробу. Брэден наклонился и зачерпнул горсть снега, из которого стал лепить твердый снежок.

— Твоя очередь, дорогая, — сказал он и кивнул своей жене.

Издав ликующий вопль, та подбежала, взяла у него готовый снежный снаряд, прицелилась и попала Питеру прямо в лоб. Он свалился набок как мертвый.

Казалось, Брэден потерял к нему интерес.

— Я думал, он будет покрепче, — сказал он. Затем повернулся ко мне: — Давайте займемся этим болтуном.

Державшие меня с силой вытолкнули меня на открытое место, и я упал вниз лицом. Секунду я оставался в этом положении, отчетливо сознавая, что меня ожидает. Как и Питера, меня будут бить до бессознательного состояния на радость двум хохочущим девицам. Но в отличие от Питера, который мог стоять только на одной ноге, я намеревался и сам нанести хоть один удар. Это будет удар в живот крепким лыжным ботинком.

— Поднимите его, — сказал Брэден.

Меня схватили сзади, вздернули вверх и связали руки сзади. Я весь сосредоточился на мысли об убийстве этого ублюдка. Он ударит меня, они меня отпустят, и я упаду. И когда он снова нагнется надо мной, я дам ему почувствовать свой удар.

Когда Брэден встал передо мной, я увидел его жестокие глаза, сверкающие наслаждением. Слова «убийца ради потехи» до этого казалось мне просто принятым нами к этому случаю определением. Но оно как нельзя больше подходило к нему.

— Скажешь Стайлсу, когда он придет в себя, если он вообще очнется, — сказал Брэден, — что я предоставил ему такую же возможность, как он мне, когда заехал лимоном мне в живот.

— Хочешь сказать, когда он не дал тебе глумиться над беспомощным человеком, у которого сломана шея, — сказал я.

Я сам едва расслышал свой голос. Губы у меня распухли, и мучительно болела шея.

— Я хочу сказать, когда он сунул свой нахальный нос в дело, которое его не касается, — уточнил Брэден. — Никто не может меня заставить пресмыкаться и после этого спокойно уйти восвояси, ты, трепло паршивое! — Он потер рукой в перчатке ушибленные костяшки другой руки и снова безумно расхохотался. — Он ведь всегда такой правильный парень, этот твой старик, что валяется вон там. Интересно, как он все объяснит толстяку? Он услышал снова этот смех, верно? И выбежал на улицу. Именно так оно и было. И он был прав насчет прошлой ночи. Мы прятались вон там, в хижине, и видели, как он выскочил на улицу и начал рыскать в поисках своего убийцы. Это мы все время смеялись, болтун ты несчастный, просто чтобы посмотреть, как этот кретин станет реагировать. Тот парень, что посмеялся над ним в прошлом году, где-то здесь и, наверное, здорово наслаждается всем этим. А теперь, только для того, чтобы дать твоему дантисту возможность богато справлять Рождество несколько лет…

Он занес кулак, и я внутренне весь подобрался. Господи, взмолился я, не дай мне только надолго потерять сознание!

И вдруг что-то взорвалось. Я решил, что он нанес свой удар и этот взрыв произошел в моей голове. Помню, у меня перед глазами мелькнули мои колени и ноги в лыжных ботинках. И я с размаху хлопнулся на спину!

Но Брэден не ударил меня. Я увидел всплеск страха в его глазах и понял, что взрыв произошел за моей спиной. И затем увидел Гарделлу, проскочившего мимо Брэдена к лежащему Питеру. Я с трудом поднялся на ноги. Прямо за мной оказались двое полицейских с оружием в руках. Они сделали несколько выстрелов над головой Брэдена. Шесть гнусных компаньонов Брэдена сгрудились в кучку и испуганно оглядывались по сторонам.

Вот тогда я бросился вперед. Я обрушил на Брэдена удар, в который вложил все силы, что у меня оставались.

— Прекратите! — закричал мне Гарделла. — Не сейчас!

Побелевший Брэден зловеще усмехался мне прямо в лицо.

— Вы слышали, что я сказал? — повторил Гарделла. — Не сейчас!

Со всех сторон нас окружают человеческая жестокость и насилие. Эта болезнь разъедает мир, в котором мы живем. Мы читаем о жутких историях в газетах и книгах, видим их по телевизору, собственно, ими заполнено все то, что мы в шутку называем своим развлечением. Но ничего подобного с нами или с нашими соседями не происходит. Чаще всего взрывы насилия случаются в городских трущобах, населенных жалким человеческим сбродом, в игорных домах Невады, в какой-нибудь церкви в Бирмингеме или на раскаленных солнцем улицах одного из городов славного Техаса, но только не рядом с нами.

Когда же вдруг лично мы оказываемся жертвами неоправданного насилия, это настолько нас потрясает, до такой степени недоступно нашему пониманию, так бессмысленно и вместе с тем беспредельно ужасно, что с этим невозможно смириться.

Впервые в своей жизни Брэден увидел нас — беднягу Кили, Питера и меня — всего несколько часов назад. Но ему удалось оставить нас такими потрясенными, что мы уже никогда не сможем этого забыть. И всю свою бесчеловечную жестокость он обрушил на нас только потехи ради! Только для того, чтобы расплатиться за другую забаву, которую посмел прервать Питер.

После я много раздумывал над этим случаем. Что должно было произойти с людьми — со взрослыми людьми! — что они потеряли всякое сходство с человеческими существами? Должно быть, это началось у них с детства. Если обратиться к истокам их первобытной жестокости, возможно, обнаружится след бесчеловечного насилия, перенесенного ими в раннем прошлом. Но кто станет в этом разбираться? Кого это волнует? Неужели Гарделла был прав в своей «речи на Четвертое июля»? И неужели до тех пор, пока нам не запретят выпивку или каким-либо другим образом не стеснят наши желания и свободу, нас ничего вокруг не будет задевать? И пусть все идет своим чередом, но только пока это не касается одного из нас.

Я сказал, что много размышлял об этом, но, разумеется, не тогда. Окрик Гарделлы остановил меня, и Брэден нерешительно отошел прочь в лунном свете. Помню, я опустился на снег и зарыдал, как малый ребенок. У меня болело буквально все, но я плакал не от этого. Внутри меня жгла ненависть и злоба, каких я не ведал до сих пор. Это было горячее сочувствие и острая жалость к Питеру. Всем своим нутром я представлял себе, что он должен был чувствовать, скрючившись в снегу и беспомощно наблюдая за изощренно жестоким издевательством бандитов, отстегнувших его протез и с хохотом перебрасывающихся им!

То, что происходило сразу после появления Гарделлы, я помню несколько смутно. Кто-то помог мне встать, и я увидел, что это Макс, чье лицо показалось мне смертельно бледным в призрачном лунном свете. Гарделла и двое полицейских хлопотали над Питером.

— Ради Бога, пусть они не забудут его протез, — пробормотал я Максу, указывая на сугроб.

— Господи Боже! — в ужасе простонал Макс, на минуту оставив меня.

Гарделла и полицейский, скрестив руки, сделали сиденье, и мне показалось, Питер начинал приходить в себя, потому что руками он обхватил их плечи, придерживаясь. Его лицо было темным и влажным от крови. Помню, я прошел по коридору между двумя рядами испуганных и любопытных лиц в кабинет Макса, где я упал в кресло и снова разразился рыданиями.

И в следующую секунду кабинет заполнился людьми, которые внесли Питера. Я слышал, как он сказал им: «Я справлюсь», и я понял, что он снова пристегнул свой протез.

Доктор Френч уже был здесь, он нагнулся над Питером, обрабатывая его синяки и ссадины. На меня подошла взглянуть Конни Френч, его жена.

— Ну, вы у нас уже большой мальчик, и вам не грех выпить, — невозмутимо сказала она, передавая мне бумажный стаканчик с виски. — Где у вас болит?

— П-повсюду, — сказал я. — Только я… я плачу… не из-за этого. Это потому, что… у меня так мерзко на душе и я… с ума схожу от ярости!

— Правильно, — сказала она. — Пора уже кому-нибудь возмутиться!

Она подошла к столу и что-то вынула из докторского саквояжа. Это оказалась пластиковая бутылка со спреем. Она побрызгала лекарством на синяк над моей бровью, а потом на челюсть. Боль стала понемногу ослабевать.

— Выпейте, — сказала она.

Я осушил стаканчик одним глотком. Горячим потоком спиртное пробежало по пищеводу, и это помогло мне справиться с рыданиями. Я огляделся. Сразу было видно, что Брэден и его компания отсутствовали. Гарделла наблюдал за работой доктора, стоя около Питера. Его пухлое лицо было непривычно унылым, зубы стискивали неизменную сигару. Шайкой Брэдена, очевидно, занимались другие полицейские.

Закрыв глаза, Питер откинулся на спинку стула, предоставив себя заботам доктора.

— Вам повезло, что они не сломали вам челюсть, — сказал он Питеру.

Питер открыл глаза.

— Я прикрывался, как мог, — сказал он. — Я же не мог встать и драться с ними, черт побери! Так что я притворился, что сразу потерял сознание.

— Вы и потеряли его.

— Нет, это со мной случилось, когда они занялись Джимом. А как Джим?

Я быстро подошел к нему.

— Со мной все в порядке, — сказал я. — Я не мог вам помочь, Питер. Все произошло так быстро. Они напали на меня со спины.

— Знаю. Не могу вам сказать, как мне стыдно, что я втянул вас в это дело. Для меня это самое страшное. Потому что я слышал, что он вам сказал, Джим. — Он повернул голову и взглянул на Гарделлу. — Вы и ваш товарищ Льюис были правы с самого начала, — сказал он.

— Приятно слышать, — отозвался Гарделла. — Но о чем вы?

— О смехе! — сказал Питер. — Это была имитация, с самого начала до конца. Вы говорили, что я не могу наверняка узнать тот смех. А я клялся, что смогу. Я клялся, что узнал его.

— Это и на самом деле не был хохот Вайдмарка?

— Думаю, нет, если только один из них не тот мой прошлогодний приятель. Я выясню это у Брэдена.

— Мы должны вытянуть это из Брэдена, — поправил его Гарделла. — Вам уже получше?

— Я не могу ждать! — сказал Питер. — Да, вы же не объяснили, как случилось, что вы там появились?

— Это благодаря миссис Лэндберг, — сказал Гарделла.

Мы все посмотрели на Хедду, крепко держащую Макса за руку.

— Я услышала этот хохот из гостиной, — сказала она. — Полицейский, которого вы оставили охранять Лауру, вышел на кухню сварить кофе. Кухня выходит на другую сторону, так что он ничего не слышал. Я позвала его, мы подошли к окну и увидели, что там происходит.

— Ну как, доктор? — спросил Гарделла. — Эти ребята могут присутствовать на маленьком чаепитии?

— В общем, они в порядке, — сказал Френч.

— Ладно, тогда вы все уходите, — сказал Гарделла, — за исключением Стайлса и Трэнтера. Мы собираемся выпить чаю. Макс! Пусть Гоуэн приведет сюда Брэдена.

Питер медленно прошелся по комнате, расправляя, как я знал по собственным ощущениям, болезненно ноющие мышцы. Внезапно он обернулся к Гарделле.

— Отдайте его мне! — попросил он.

Гарделла рылся в ящике стола в поисках своей бутылки. Он уже успел добыть себе новую. Его воспаленные глаза превратились в заплывшие щелочки. Он еще и мечтать не мог о том, чтобы поспать.

— Возможно, — сказал он и отхлебнул виски из горлышка.

— Вы можете себе представить, каково это было, — спросил Питер, — корчиться там, в снегу, когда твоя нога воткнута в сугроб, как лыжная палка, и ты знаешь, что ничего, абсолютно ничего не можешь сделать? Дайте мне с ним разобраться.

— Мне нужно завершать свою работу, — сказал Гарделла, — причем как можно быстрее. Этот ублюдок, за которым мы охотимся, может снова кого-нибудь убить, а мы не имеем понятия, кого оберегать от него. Вы думаете, Брэден участвует в этом?

— Черт возьми, мне все равно, участвует он или нет, — сказал Питер. — Я хочу, чтобы он оказался у меня в руках.

Гарделла улыбнулся.

— Я предоставлю ему возможность сделать выбор, — сказал он.

Мне некогда было ломать голову над загадочным смыслом этих слов, потому что в этот момент в кабинете появился Брэден в сопровождении Гоуэна, державшего руку на рукоятке своего револьвера.

Я смотрел на этого типа при ярком свете с некоторым недоумением. Из какого мира он к нам явился? Что за люди эти его сообщники, которые считают развлечением такие жестокие издевательства над людьми? Казалось, он совершенно спокоен, даже расслаблен.

— Похоже, здесь четверо против одного, — сказал он, нагло ухмыляясь.

— Ваш любимый вариант, — парировал Гарделла и кинул взгляд на Гоуэна: — Кто-нибудь из них сделал заявление?

— Для них все это представляется веселой потехой, — сказал Гоуэн.

— Если сегодня мы не сможем достать машину, завтра на рассвете я вывезу их отсюда на вертолете и посажу в окружную тюрьму, — сказал Гарделла. — Всех, кроме этого молодца. — Он улыбнулся Брэдену. — А этот молодец, который так любит играть, получит возможность продолжать свои забавные игры.

— Только попробуйте коснуться меня пальцем, и вы пропали, чертовы копы, — сказал Брэден, вовсе не испуганный.

— Ой, как страшно! — сказал Гарделла. — Займитесь остальными, Гоуэн. Может, вы сумеете их убедить в том, что шутка у них получилась далеко не смешной.

Гоуэн кивнул и вышел.

Гарделла откинулся назад на вертящемся стуле, который жалобно скрипнул под его весом.

— Ну, теперь позвольте мне разъяснить вам, Брэден, как обстоят дела, — сказал он. — Кажется, вы в некотором роде знакомы с юриспруденцией. Вам известно, что закон запрещает полицейским избивать задержанных. Ну а вместе с тем вам должно быть известно, что закон не запрещает мне выйти попить воды.

Брэден бросил на него озадаченный взгляд.

— Я намерен задать вам несколько вопросов, — чуть ли не весело продолжал Гарделла. — Будучи юристом, вы знаете, что не обязаны на них отвечать. Но как только вы не пожелаете отвечать, я выйду из кабинета, чтобы выпить воды. Следовательно, вы останетесь наедине с мистером Стайлсом и мистером Трэнтером. Мистер Стайлс просил, чтобы вас оставили с ним один на один, но я предпочитаю свою манеру работы, как вы — вашу. Поэтому я оставлю вас на них двоих. И должен поставить вас в известность, что на то, чтобы выпить стакан воды, у меня уйдет чертова уйма времени.

Брэден посмотрел на Питера, и краска сбежала с его щек. Он облизнул губы кончиком языка.

— Если вы это сделаете, вас обвинят в том, что вы меня били, — сказал он.

— Я готов этим рискнуть, — сказал Гарделла. — Но против Стайлса обвинение будет выдвинуть довольно трудно, после того что с ним только что произошло. Итак, перейдем к вопросу номер один. На улице вы сделали заявление, которое слышали Стайлс и Трэнтер. Вы сказали, что это вы хохотали под их окном прошлой ночью.

— Я этого не говорил! — резко возразил Брэден.

— Вы сказали, что прятались в одном из коттеджей и умирали со смеху, наблюдая, как Стайлс ищет вокруг дома «веселого киллера».

Брэден плотно сжал губы, ничего не отвечая.

— Это вы были хохочущим человеком? — спросил Гарделла.

— Нет!

— Вы знаете, кто это был?

Брэден бросил взгляд на Питера. То, что он увидел в напряженном лице Питера, видимо, заставило его почувствовать себя не очень уютно.

— Пожалуйста! Не надо отвечать! — тихо сказал ему Питер.

Гарделла мечтательно улыбнулся.

— Что-то мне слишком быстро ужасно захотелось пить, — сказал он и облокотился пухлыми ручками на подлокотники, собираясь встать.

— Подождите! — сорвавшимся голосом крикнул Брэден. — Мы не совершили никакого преступления. Вы сами, Гарделла, спровоцировали нас на это избиение своим незаконным задержанием!

— Говорите, говорите, — вежливо поощрил его Гарделла.

У Брэдена вырвался длинный судорожный вздох.

— Терпеть не могу пустозвонов и снобов, — сказал он, — а Стайлс самый типичный из них. Этакий фальшивый интеллектуал либерального типа. Вы можете этого и не знать, толстяк, потому что сомневаюсь, читаете ли вы что-нибудь, кроме односложных слов.

— Беспричинные оскорбления тоже вызывают во мне острую жажду, — продолжая улыбаться, сообщил ему Гарделла.

— Мир полон таких типов, как Стайлс, — продолжал Брэден. — Если вы читали его статьи, вы знаете, что они набиты всякой чепухой о простом человеке, об общих правах вне зависимости от расы, вероисповедания или уровня развития, разной слюнявой болтовней о демократии и обществе, где должны уважаться законы, и о том, куда, к черту, катится общественная мораль. И всякой другой высокопарной чушью. Обычно кретины, которые пускают по этому поводу слюни, имеют достаточно денег на жизнь и не имеют своих проблем. Кого волнует вся эта дребедень, когда завтра кто-нибудь нажмет кнопку и мы все умрем? На самом деле в жизни вовсе нет никакой радости и света, никто их не ощущает. Одни только пустобрехи болтают об этом. Некоторые из нас имеют голову жить так, как нам нравится, и не пытаются ни на что претендовать. Волк жрет волка. И к черту всякие сладкие разговорчики.

— Ваша болтовня довела меня до дикой жажды, — сказал Гарделла. — Я спросил вас, знаете ли вы, кто был тот хохочущий человек прошлой ночью. Может, вы перейдете к ответу, вместо того чтобы читать лекцию, как в Юнион-сквере?

Брэден сокрушенно покрутил головой, как будто отчаялся объяснить что-то неразумному ребенку.

— Да, я знаю, кто это был, — сказал он. — Я только пытался объяснить вам, почему это произошло.

— Сначала назовите имя, — сказал Гарделла.

— Мой друг Дэн Митчелл, — сказал Брэден.

Я вспомнил, что Митчелл был второй женатый парень из их компании.

— Когда-то он был актером на радио. Занимался пародиями. По совпадению, он оказался здесь вчера, когда приехал Стайлс. Мы сидели в баре и оттуда увидели Стайлса у регистратуры. Его история известна всем. О ней писали в газетах чуть ли не весь год — как его столкнул с горной дороги какой-то тип, который смеялся, как Ричард Вайдмарк. Понимаете, мы не сразу это придумали. Когда бар закрылся, мы все перебрались в хижину Митчеллов продолжить вечер. У нас завязался бурный разговор насчет Стайлса и ему подобных, и Митч задумал сыграть с ним шутку. Поэтому он вышел, остановился под окном Стайлса и стал хохотать, подражая Вайдмарку. Конечно, минут через пять Стайлс, Трэнтер и тот ночной сторож выскочили на улицу. Представляете, какой смех? Стайлс все время твердил, что узнает этот смех, если услышит его еще раз. Ну и конечно, он его услышал. Он так легко в это поверил, что не стоило особо и трудиться. И так же легко попался и сегодня, когда у нас были другие причины выманить его на улицу. А теперь, прежде чем вы что-то скажете, Гарделла, можете проверить все про нас. Никто из нас не был здесь в прошлом году во время случая со Стайлсом. Мы сыграли с ним эту шутку прошлой ночью, потому что он всегда так чертовски уверен в себе. Сегодня мы решили достать его для другой цели. Он сделал из меня дурака у всех на глазах и должен был поплатиться за это.

Я посмотрел на Питера. Он застыл, как каменная статуя. Думаю, он, как и я, не сомневался, что Брэден говорит правду про этот смех. Это был трюк, зловещая выходка, и Питер полностью попался на их крючок. Он был так уверен, что слышал смех того подлинного негодяя, что убедил почти всех, кроме несчастного Мортона Льюиса, что хохочущий человек — наш убийца, тот, которого он ищет. Его слабое место, его личная рана сделали его легкой добычей подлой проделки.

Гарделла не проявил ни удивления, ни каких-либо иных чувств.

— Значит, вы провели ночь, разыгрывая шутки, — сказал он. — Если я не смеюсь над ними, это потому, что у меня примитивное чувство юмора. В конце концов, мне придется предоставить Стайлсу действовать, как ему заблагорассудится. Ты такой ценный образец пресмыкающегося, сынок! — Он рассмеялся своей шутке. — Ну а теперь серьезно. Две девушки были заколоты ножом в двадцати ярдах от коттеджа Митчеллов, пока вы там хохотали до упаду над одноногим человеком. Вас было там семеро. Вы не спали. Насколько я понимаю, свет был включен. Не слишком ли рискованная обстановка для убийцы, а?

— Пожалуй. — Брэден отступил на шаг назад. — И вбейте себе в голову, толстяк. Мы всемером были вместе с того момента, когда закрылся бар, до того, как Стайлс выбежал из отеля искать своего хохочущего приятеля. У нас у всех есть алиби друг на друга на время убийства.

— С вашей стороны будет благоразумнее больше не называть меня толстяком, — сказал Гарделла. — Я разрешаю только своим друзьям обсуждать размеры моей талии. И позвольте мне заявить вам, что ни одному из вас я даже под присягой не поверю, да и суд, думаю, тоже. Но я все равно спрашиваю вас: вы видели кого-нибудь, кто направлялся к шестому коттеджу после закрытия бара?

— Нет.

— А мы знаем, что кое-кто туда приходил, — сказал Гарделла. — Это Марта Тауэрс и двое парней, которые ее провожали.

— Мы их не слышали и не видели, — сказал Брэден.

— И позже тоже никого не видели и не слышали?

— Нет, никого.

— Никаких криков о помощи? Я спрашиваю вас, хотя знаю, что вы не протянули бы руку и своей тонущей матери.

— Мы ничего не слышали и не видели. С этим нам не повезло.

— Не повезло, потому что вы оказались лишены удовольствия видеть, как кто-то заколол этих девушек? — спросил Гарделла неожиданно жестким тоном. Он резко встал. — Пока это все, — объявил он.

— Вы намерены поверить ему? — спросил я.

— На данный момент, — сказал Гарделла. — Пожалуйста, позовите Гоуэна.

Ярость прорвалась во мне, не давая промолчать.

— Вы совсем ничего не спросили у него об убийстве Льюиса, о нападении на Лауру! — возразил я.

— Я слишком хорошо знаю нашего приятеля, чтобы задавать ему эти вопросы, — сказал Гарделла. — Он не пошел на риск оказаться избитым в случае, если бы отказался рассказать нам о том, какой он ловкий шутник. Но он не станет отвечать на другие вопросы, если у него на них есть положительный ответ. Однако в любом случае мы еще вернемся к его допросу, чтобы вытянуть из него все, что он знает. А пока не пригласите ли Гоуэна?

Брэдена увели, и мы втроем остались наедине. Гарделла что-то записывал в блокноте. Питер подошел к окну и застыл там спиной к нам, вперив взгляд в темноту.

— Не стоит так расстраиваться, друг мой, — сказал Гарделла, не поднимая головы. — Полагаю, любое подражание хохоту Вайдмарка в этом «Смертельном поцелуе» звучало бы похоже. Вы не слышали его уже целый год. Вас оказалось легко провести. Может, это убедит вас в ненадежности свидетелей вообще. Я видел, как абсолютно честный человек при опознании преступника из числа полицейских указал на совершенно невиновного копа. Двое свидетелей, которые видели одно и то же, которые описывают это совершенно по-разному, — старый, всем известный пример. Люди, которые слышали какие-то звуки во время преступления, слышат разное. — Он поднял на меня глаза. — Я не спрашивал его о Льюисе и Лауре Причард, потому что я знаю — они ни при чем, — сказал он. — Помните, все семеро пытались прорваться сквозь блокпост? Полицейские привели их обратно в «Логово». Мы с Льюисом разговаривали здесь, когда их доставили. После этого они были под наблюдением. Все семеро сидели в баре, когда Льюис столкнулся с убийцей. Может, я стараюсь как-то облегчить себе работу, но все же надеюсь, нам нужно искать одного, а не целых трех убийц.

Телефон на столе зазвонил, и Гарделла рявкнул в трубку:

— Да? Это вас, Стайлс, междугородная.

Питер подошел к телефону и взял трубку.

— А, привет, Фрэнк, — сказал он. Он долго слушал, и морщинки вокруг его губ прорезались резче. Наконец он очень тихо сказал: — Спасибо, — и положил трубку.

Он застыл на месте, ладонями опершись на стол.

— Это был мой босс из Нью-Йорка, Фрэнк Девери, — сказал он. — Частный детектив, которого он пустил по следу Джейн Причард, кое-что выяснил. Последние три месяца Джейн часто видели с одним женатым мужчиной средних лет. Его личность установлена.

— Не говорите, дайте я отгадаю, — сказал Гарделла. Он откинулся на спинку стула, прикрыв глаза припухшими веками. — Макс Лэндберг!

Медленно кивнув в подтверждение, Питер пораженно уставился на него.

Глава 3

— Это дело учит распознавать неверные ноты, — сказал Гарделла, — как дирижер оркестра слышит, что третья скрипка где-то сфальшивила. Сегодня вечером я услышал это фальшивую ноту, но был слишком занят, чтобы подумать над этим.

Я не понял, о чем он говорит, но Питер согласно кивнул.

— Это когда я спросил у Хедды, не напоминает ли ей кого-нибудь сорокалетний женатый мужчина, — сказал он.

— Верно. Она ответила, что это может быть любой из наших гостей, которых с этими признаками наберется человек двадцать или тридцать. — Гарделла достал новую сигару. — Затем она коснулась фальшивой ноты. Она засмеялась и сказала: «Это может быть даже Макс!» Она пыталась выяснить, думаем ли мы о нем. Возможно, она также прощупывала нас, когда вы сказали, что убийцей может быть жена этого человека. «Имеете в виду меня?» — спросила она, все еще стараясь улыбаться. Я услышал здесь какой-то намек, ту самую фальшивинку, но поздно все сообразил. — Он протянул руку к телефону. — Пригласите Макса и Хедду зайти к нам через минуту, — попросил он кого-то.

Я видел, как Питер закуривал, и его руки нервно вздрагивали.

— Вы были совершенно правы насчет меня, Гарделла, — сказал он. — Мне нужно было отстраниться и предоставить вам вести это дело. Я допустил, чтобы меня поймали на удочку с этим хохотом. Я отказывался трезво взглянуть на Макса, даже подумать не мог, что он может быть знакомым с Джейн, потому что он — мой друг. Я даже не использовал того, что узнал о Джейн Причард и что могло бы мне помочь.

— А что такого вы узнали? — спросил я.

— Девушка была по-своему откровенна со мной. Она действительно ждала человека своей судьбы. Он был женат, что оказалось для нее тяжелым испытанием, но она могла оправдать себя, если он убедил ее в своей неудачной семейной жизни. Но отправиться в какое-то место, где он должен быть со своей женой, было абсолютно не в ее характере. Значит, она совершенно потеряла голову, сказал я себе. Но допустим, что единственное место, где она могла встретиться с ним в эти выходные или в другое время в ближайшем будущем, пусть даже просто поговорить с ним, было место, где будет обязательно находиться и его жена, — а именно «Дарлбрук»? Потому что он вынужден находиться в «Дарлбруке»! Кто еще вынужден здесь находиться, кроме Макса? Это должно было быть ясно, но не мне. Ведь Макс — мой друг! Я не позволил себе даже размышлять на эту тему.

— Ну, моим другом он не является, а я тоже только-только начал задумываться, — признался Гарделла.

Он снял трубку и попросил прийти Гоуэна и полицейского, который умеет стенографировать.

Когда в комнате появились держащиеся за руки Макс и Хедда, мне остро захотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Они были и моими друзьями. Я полюбил их за те несколько последних недель, которые провел здесь по работе.

— С тобой все в порядке, Питер? — спросил Макс. — Ты что-нибудь вытянул из Брэдена?

— Не в порядке, — тусклым голосом сказал Питер. — Я совсем не в порядке.

Макс кинул на меня быстрый взгляд, затем резко повернулся к Гарделле. Он выглядел измученным на протяжении всего дня, вспомнил я, но это казалось оправданным всеми проблемами, которые свалились на него. Сейчас его обычно розовощекое здоровое лицо осунулось, кожа посерела.

— Как вы узнали? — спросил он. — Разве Брэдену это известно?

— Мы наняли частного детектива в Нью-Йорке, который проверил связи Джейн, — сказал Питер. — Он обнаружил тебя. — Он взглянул на побледневшую напряженную Хедду. — Мне очень жаль.

Затем вошли Гоуэн и второй полицейский.

— Желаете все сами рассказать нам или предпочитаете, чтобы мы вас допросили? — спросил Гарделла и указал второму полицейскому занять место за столом рядом с собой.

Макс беспомощно посмотрел на жену:

— Здесь нечего много рассказывать.

— Трое убитых и пострадавшая девушка — по-моему, этого достаточно! — сказал Гарделла.

— Господи, да я не имею к этому никакого отношения! — закричал Макс.

На какое-то время в комнате наступила мертвая тишина. Никто не двигался и не говорил. Мы все неотрывно смотрели на Макса. Даже полицейский замер на полпути к письменному столу.

— Послушайте, — отчаянно заговорил Макс, — давайте сразу объяснимся по поводу этих преступлений! Я не совершал ни одного из них! Не имею к ним абсолютно никакого отношения!

— День был очень длинным, — сказал Гарделла. — Расскажите все, Макс, как хотите, только говорите.

В первый раз он не сумел скрыть признаков переутомления. Ему хотелось, чтобы Макс не слишком все усложнял.

— Думаю, один раз каждый мужчина поступает как дурак, — сказал Макс.

— Хорошо, если только один раз, — не удержался Питер.

— Ты, конечно, прав, но мой случай был тяжелым. Я пытался объяснить все Хедде, но это звучало совершенно бессмысленно, даже для меня, когда я попытался выразить все словами.

— Попробуйте объяснить нам, — сказал Гарделла, чертя закорючки в своем блокноте.

— Я встретил Джейн около четырех месяцев назад, — тусклым голосом начал Макс. — Я был по делам в Нью-Йорке и зашел в какой-то бар выпить. По чистой случайности я столкнулся с Мартой Тауэрс, которая часто бывала в этом баре. Она была с друзьями, в числе которых находилась и Джейн, и пригласила меня присоединиться к ним. Я, конечно, согласился. Я оказался за столом рядом с Джейн. — Он тяжело вздохнул. — Я мог бы долго рассказывать об этом, мог бы попытаться оправдать свое поведение, но не вижу в этом смысла. Эта девушка… она была совершенно особенной. Она была такой жизнерадостной, такой искренней, такой настоящей. Я не знаю, что там за таинство происходит между людьми, когда их толкает друг к другу. Я пригласил ее поужинать, и она согласилась. Она говорила о себе, о своей семье, о своих планах на будущее. Бог свидетель, в тот вечер я не думал ни о чем, кроме удовольствия находиться в обществе такой юной, необыкновенно очаровательной девушки. Любому мужчине это было бы приятно. Думаю, и ты это почувствовал, Питер, вчера вечером.

Он взглянул на Питера, ожидая его подтверждения, но Питер стоял к нему спиной.

— Вы должны понять кое-что, — чуть ли не с мольбой продолжал Макс. — В моем положении мне каждый день приходится общаться с красивыми женщинами. Ради интересов дела я всегда поддерживаю с ними отношения легкого флирта. И Хедда это понимает. Я никогда — клянусь! — не заходил дальше такого, скажем, производственного флирта, с тех пор как женился на Хедде. И в тот вечер, когда познакомился с Джейн, тоже не собирался развивать наши отношения. После ужина мы пошли куда-то развлечься, и это хорошо у нас получилось. Около двух часов ночи я проводил ее домой, и она пригласила меня съесть яичницу и выпить кофе. Ах, если бы я просто попрощался с ней, вместо того чтобы подняться… — Он сокрушенно повертел головой. — Но я поднялся. И здесь я понял сразу же, что в ее глазах оказался человеком, которого она ждала всю свою жизнь. Это было так лестно и возбуждающе, что я… я… ну, я буквально бросился на нее! Вы бы мне не поверили, если бы я сказал, что мне казалось просто невежливым не поступить так. То есть когда она призналась мне, что все время сдерживала себя, чтобы отдаться только своему истинному избраннику. Приключение, так сказать, на одну ночь ее не интересовало. Но оно ее еще как интересовало, я это знаю, я почувствовал это! Ну а поскольку в ту ночь перед моим носом захлопнули дверь, меня тоже охватил внезапный азарт. Она согласилась поужинать со мной на следующий вечер.

— Вы сказали ей, что женаты? — спросил Гарделла.

— Не в тот вечер, — ответил Макс. — Но вдруг, впервые с нашей с Хеддой женитьбы, я захотел быть с другой женщиной. Если бы она просто сказала мне «нет», я бы ушел и забыл все. Но я ее интересовал. Поэтому на следующий вечер я рассказал ей обо всем — о Хедде, о «Дарлбруке». Только… я, конечно, не говорил ей всей правды. Я сочинил трогательную историю о своем неудачном браке. Это было только частью игры. Я вел туда, куда я должен был завести эту девушку. Я должен был это сделать!

В эту вторую ночь я ничего не достиг, кроме того, что понял — она так же пылает страстью, как и я. Думаю, в ее глазах я предстал героем, которого не уважали и не ценили по достоинству.

Назавтра мне нужно было вернуться домой, но я договорился с ней о свидании на следующей неделе. И так все шло приблизительно полтора месяца. Главное событие казалось все ближе и ближе. Я понимал, что единственное условие, при котором оно могло совершиться, было убедить ее, что я считаю наш союз пожизненным. Поэтому я нагло врал и ей, и самому себе. Затем здесь начался наш сезон, а между нами так ничего и не произошло. Я больше не мог приезжать в Нью-Йорк, но продолжал звонить ей каждый раз, когда выпадала такая возможность. Я просил ее приехать сюда на уик-энд. Я надеялся, что как-нибудь смогу с ней уединиться. И наконец она согласилась.

Но когда в пятницу она появилась здесь с Мартой, я понял — что-то произошло. Марта, конечно, уже была посвящена в нашу историю. Она воспользовалась возможностью сказать мне об этом. Я солгал и ей — заверил, что собираюсь оставить Хедду. Я готов был сказать и сделать все, что угодно, лишь бы добиться своей цели. Затем я сумел перехватить Джейн на пару минут. Наша беседа сильно разочаровала меня. Она сказала, что любит меня и сделает то, о чем я прошу, но только не здесь, где находится Хедда. Для нее это невозможно. Она заявила мне это со всей ясностью и определенностью. Я не смог убедить ее изменить свое решение, но надеялся, что за эти дни как-нибудь уговорю ее. — Он тяжело вздохнул. — Но, как вы знаете, такая возможность мне уже не представилась.

— Не знаю, — сказал Гарделла. — Я не знаю, ходили ли вы в ее коттедж прошлой ночью, когда ваша жена легла спать.

— Я не ходил.

— Когда вы рассказали об этом миссис Лэндберг? Думаю, это уже не было для нее новостью.

— Вчера утром… после того как обнаружили тела девушек.

— А вы и не подозревали о том, что происходит, миссис Лэндберг, пока Макс не признался вам? — спросил Гарделла.

— Вы думаете, женщина не догадается, когда ее муж заинтересуется кем-то еще?

— Значит, вы уже все знали до признания Макса?

— Не знала только кто, где и когда, — ответила Хедда. — Я лишь догадалась, что Макс в кого-то влюбился.

— Как давно вы это поняли?

— Наверное, шесть или восемь недель назад, — бесцветным голосом сказала Хедда.

— Вы расспрашивали его об этом?

— Нет.

— Почему же?

— Все по-разному устраивают свою семейную жизнь, — сказала Хедда. — Мы с Максом всегда были честными друг с другом. Это с ним произошло в первый раз. Я ожидала, когда он сам все мне расскажет.

— А сами вы не пытались выяснить, кто эта женщина?

Хедда горько рассмеялась.

— Да я, словно орлица, высматривала каждую женщину, которая приезжала сюда, — сказала она. — Наблюдала за ним. Эта женщина не появлялась здесь. Я это знала.

— Как вы могли это знать?

— Потому что сразу узнала, как только она появилась — в пятницу днем. Я поняла это в ту же минуту, стоило лишь Джейн Причард подойти к регистрационной стойке.

— И что вы сделали?

— Ничего.

— Вы пошли спать с головной болью, верно? — спросил Питер, стоя у окна.

— Так я сказала Максу.

— А на самом деле? — спросил Гарделла.

— Я поняла: то, что может произойти со мной и нашим браком, вероятно, случится теперь, в этот уик-энд. Я… я не хотела наблюдать за этим.

Гарделла уставился на свой исчерканный листок блокнота:

— Вы с мужем живете в этих апартаментах дальше по коридору от холла, миссис Лэндберг. Я видел только гостиную и комнату, где сейчас находится Лаура, — комнату вашего сына. У вас с мужем общая спальня?

На щеках Хедды загорелись багровые пятна.

— Я вовсе не намерен лезть в вашу интимную жизнь, миссис Лэндберг, — сказал Гарделла. — Моя работа все время касается вопросов алиби. Макс утверждает, что он не имеет отношения к трагедии, происшедшей с девушками. Ладно. Мы считаем, что это случилось между половиной третьего и четырьмя часами утра. Так у вас общая спальня?

— Обычно мы спим вместе, — сказал Макс. — Перед спальней есть гардеробная, где стоит односпальная кровать. В выходные я чаще всего ночую на ней. В пятницу и субботу наша работа заканчивается очень поздно. Я вынужден долго оставаться с нашими гостями, это ведь часть моей работы. Хедда обычно уходит спать раньше, потому что она занимается хозяйственными вопросами: завтраки, уборка комнат. В эти дни я стараюсь войти так, чтобы не потревожить ее.

— И в ночь этой пятницы вы тоже так поступили — легли спать в гардеробной, не разбудив ее?

— Да.

— Вы слышали, как он ложился спать, миссис Лэндберг?

Она глубоко вздохнула, прежде чем ответить:

— Не слышала. Я… я приняла снотворное около полуночи, потому что по вполне понятным причинам не могла заснуть. — В ее голосе вдруг прозвучали более страстные нотки. — Мне ничего не стоит сказать вам, мистер Гарделла, что я его слышала. Однако я убеждена, Макс не имеет отношения к этому преступлению, потому что знаю его. Самое лучшее для нас, я полагаю, — это говорить вам чистую правду.

— Вы знаете его настолько, что не были удивлены, что у него связь — или он планирует вступить в связь — с другой женщиной? — спросил Гарделла.

— Все семейные люди в то или иное время сталкиваются с неверностью своего супруга, — сказала Хедда. — Если ваш брак чего-то стоит, вы пытаетесь принять это с возможным великодушием. Лишь когда у супруга измены входят в привычку, становится невыносимо жить с этим. У Макса это был первый случай.

Гарделла посмотрел на Макса:

— Вы проверяли, как дела у миссис Лэндберг, когда вчера пошли спать? Заглядывали в ее комнату, чтобы убедиться, спит ли она?

— Нет, — сказал Макс. — Свет у нее не горел. Если бы она не спала, она заговорила бы со мной. Я… мы… у нас так заведено. Когда она не спит, мы немного говорим о делах. Если она не окликает меня, я как можно тише ложусь в гардеробной. В эту ночь так и было. Я не видел Хедду до четырех часов утра.

Гарделла поднял голову:

— До четырех?

— Это когда Питер позвонил мне — насчет хохочущего человека. Телефон разбудил нас обоих. Я разговаривал с Хеддой тогда и позднее, когда наконец снова отправился спать после того, как Питер выходил наружу и вернулся к себе.

Гарделла переместил сигару в другой уголок рта.

— Это не очень хорошо, — сказал он. — Ни один из вас не может подтвердить алиби другого на критический момент.

Макс пораженно воззрился на него:

— Вам нужно алиби для Хедды?!

— Разумеется, — невозмутимо ответил Гарделла. — У кого еще может быть лучший мотив для убийства, как не у женщины, которая знает, что на сцене появилась опасная соперница и что ее муж готов вступить с ней в любовные отношения прямо у нее под носом?

— Но это безумие!

— Я могла бы ее убить, — еле слышно проговорила Хедда, — если бы была на это способна. Я ее так ненавидела!

— Во всяком случае, ваша жена вполне объективна, Макс, — сказал Гарделла. — Давайте запишем ваши личные показания, по крайней мере для протокола. — Он кивнул в сторону стенографиста. — Вы пошли спать, миссис Лэндберг, где-то в начале вечера. В полночь вы приняли снотворное. Вы не слышали, как пришел ваш муж. Телефонный звонок разбудил вас в четыре часа утра. Это был Стайлс, который звонил вашему мужу, чтобы сообщить, что на улице он услышал хохот. Так оно было?

Хедда кивнула.

— А вы, Макс? Как прошел ваш вечер, скажем, часов с двенадцати?

Макс потер утомленные глаза.

— Кажется, с тех пор прошло так много времени… — сказал он. — Большую часть вечера я провел в баре. Бродил, общался с гостями. Я оставался там — за исключением пары окликов от стойки насчет разных мелочей — до двух часов, когда бар закрылся, и еще немного, пока все гости не выпили уже заказанные напитки и не разошлись по комнатам. Последними ушли Марта и те два парня, что ее провожали. Я забрал ключи и кассовую ленту у бармена, который все закрыл, и вышел к регистрационной стойке. Там был Джек Кили, он ожидал, чтобы заступить на свое дежурство. Я немного поболтал с ним о разных делах, о завтрашних состязаниях, словом, ничего важного. Затем отправился спать. По-моему, было четверть третьего. Ребята, которые провожали Марту до ее коттеджа, уже вернулись, и я видел, как Джек запер входную дверь. Вот и все.

— У вас с миссис Лэндберг есть все ключи, — сказал Гарделла. — Любой из вас мог выйти в боковую дверь к коттеджам и вернуться так, что Кили вас не заметил бы, верно?

— Могли бы, но мы этого не делали, — сказал Макс.

— Говорите за себя, Макс, — сказал Гарделла. — Вы даже не посмотрели, находится ли ваша жена в спальне, когда вернулись. И она, как мы здесь слышали, не знала, когда вы пришли, потому что приняла снотворное. Один из вас может быть виновен, а другой этого не знает, если говорит правду. — Он обернулся к Гоуэну. — Приведите сюда Джека Кили. Во всяком случае, мы можем проверить часть рассказа Макса.

Наступило неловкое молчание, пока Гоуэн ходил за Кили. Не знаю, что думали другие, но я был совершенно уверен, что Хедда не солгала нам. Насчет Макса у меня такой уверенности не было. С другой стороны, мне не приходил в голову вразумительный мотив, по которому Макс мог бы убить девушек. Джейн уступила бы ему, если не в эту ночь, то в какой-то другой раз. У Хедды были более веские причины. Гарделле не составило бы труда завести дело против любого из них. Требовалось лишь связать одного из них с пропавшим ножом, обнаружить запачканную кровью одежду в их квартире, найти кого-нибудь, кто видел кого-то из них в пятницу ночью или прошлой ночью на автостоянке с Льюисом или пробирающимся на второй этаж, когда Лаура звонила в своей комнате по телефону, и игра закончена.

Гоуэн возвратился из вестибюля вместе с Джеком Кили. Подбитый глаз сторожа уже стал отекать, что придавало его лицу сардоническое выражение. Он взглянул на Макса и Хедду, как будто ожидал от них намека на то, что здесь происходит.

— Джек, миссис и мистеру Лэндберг нужна ваша небольшая помощь, — сказал Гарделла.

— В любое время, — с готовностью отозвался Кили.

— В пятницу ночью — или, точнее, в субботу ранним утром — бар закрылся в два часа, и к половине третьего все разошлись по своим комнатам в «Логове» или в коттеджах. Вы как раз тогда заступили?

— Фактически я был на месте в два часа ровно, мое дежурство с двух до семи утра.

— И в эту ночь на субботу вы видели Макса после закрытия бара?

— Конечно, мы виделись. Я всегда встречаюсь с ним, когда выхожу на смену. Он приносит ключи от шкафов с напитками и кассовую ленту к стойке, и я прячу их в сейф. Так у нас заведено.

— И так же все было, когда закончилась пятница?

— Конечно.

— Все разошлись спать?

— Все ушли из бара и вестибюля. Двое ребят пошли проводить Марту. Она уходила последней. Они сказали, что сразу вернутся, и я не закрывал дверь, пока они не пришли.

— И Макс ушел спать?

— Не тогда. Мы с ним поговорили, пока не вернулись эти парни, пожелали им спокойной ночи, и они поднялись по лестнице. Тогда Макс попрощался со мной и тоже отправился спать.

— Откуда вы знаете?

— Ну, я же видел, как он пошел!

— В постель?

— Вы понимаете, что я хотел сказать. Я видел, как он направился в свою квартиру.

— Вы не видели, как он снова вышел?

Кили напрягся:

— Конечно, не видел.

— А миссис Лэндберг? Вы видели, как она выходила?

— А в чем дело? — возмутился Кили.

— Это, мой друг, то, что называется допросом. Полагаю, вы слышали, что мы ищем парня, с которым у Джейн Причард было назначено свидание?

— Слышал, — сказал Кили.

— Ну, так мы его нашли, — сказал Гарделла.

— Они хотят сказать тебе, Джек, что это был я, — понуро сообщил Макс.

Кили пришлось повернуться всем туловищем, чтобы взглянуть на Хедду. Его лицо было взволнованным.

— Я надеялся, что ты об этом не узнаешь, Хедда, — сказал он.

— Ты это знал? — спросила она.

— Да, знал, — сказал он и глубоко вздохнул. — Поэтому я их и убил.

Глава 4

Казалось, в комнате стало нечем дышать. Мы все замерли, один только Питер отвернулся от окна, и в его глазах появился недобрый блеск.

— Так это вы убили девушек? — спокойно спросил Гарделла.

Кили кивнул.

— О нет, Джек! — воскликнула Хедда.

— И Мортона Льюиса? — продолжал Гарделла.

— Да.

— И вы напали на мисс Лауру Причард в комнате двести десять?

Кили растерянно сморгнул:

— Да… Да, как мне кажется.

— Вам кажется?

— Да, это сделал я, — сказал Кили.

На какой-то момент Гарделла перевел взгляд своих припухших глаз на Питера. Я подумал, что он просит у него помощи, но он ничего не сказал.

— Ну, мистер Кили, — сказал он, — что, если вы расскажете нам обо всем, только не волнуйтесь и не торопитесь.

— Я этому не верю, Джек! — взорвалась Хедда. — Ни одному твоему слову не верю!

— Пусть он расскажет нам, миссис Лэндберг, — сказал Гарделла.

Кили тяжело отвернулся от Хедды.

— Тут и нечего особенно рассказывать, — начал он. — Я говорил вам, что мы с Мартой были друзьями. От нее я узнал, что Макс встречается с этой девицей в Нью-Йорке. Я не знал, что и делать. Всем, что у меня осталось, я обязан Максу и Хедде. Будь я проклят, если позволю какой-то шлюхе встать между ними и разрушить их жизнь! Когда она приехала сюда с Мартой, я понял, что должен положить этому конец. Я поговорил с Мартой, и она сказала, что ничего не может сделать. Все зависит от Макса и девицы Причард. В ту ночь я все здесь запер и направился в коттедж номер 6. Все равно моя обязанность обойти всю территорию. Девушки еще не спали. Я… я сказал им, что нужно сразу кончать эту историю с Максом, пока все не зашло слишком далеко. А они… они только рассмеялись. Когда я представил себе, что все это будет означать для Хедды, я, наверное, просто потерял голову. Я схватил нож и убил девицу Причард, а потом… ведь Марта так кричала… ну, мне пришлось покончить и с ней.

Он замолчал, как будто на этом его исповедь закончилась.

— Вы связали их до или после того, как убили? — спросил Гарделла. — Ведь они были связаны, а рты у них были заткнуты кляпами.

— Я… Я не очень помню, — промямлил Кили. — В голове у меня будто туман. Я…

— Отметьте это, — сухо сказал Гарделла стенографисту. — Подозреваемый будет ссылаться на временное умопомешательство. Значит, затем вы просто вернулись в дом и занялись своим делом?

— Да.

— И никакой крови не заметили на своей одежде?

— Думаю, нет. Так случилось, что я не запачкался.

— Ладно, — сказал Гарделла. — А потом шайка Брэдена сыграла вам на руку, подстроив шутку с хохочущим человеком, и мы все бросились искать убийцу совершенно в другом направлении.

— Да, мне здорово с этим повезло, — согласился Кили.

— А позже на вас снова нашло помутнение разума и вы убили Льюиса?

— Он обо всем догадался, — сказал Кили.

— Каким образом?

— Не знаю. Он… Я встретил его на автостоянке. Он обвинил меня в убийстве, и я заставил его замолчать, поразив лыжной палкой.

— Так просто?

— Да.

— А еще позднее вы поднялись в комнату мисс Лауры Причард и, ударив ее по голове подсвечником, не дали ей позвонить?

— Да.

— Кому она звонила?

— Я… Я подумал, что она звонила кому-то спросить про Макса.

— Вы слышали, как она спрашивала об этом?

— Да.

— Но она никого не спрашивала! — воскликнула Хедда. — Ей так и не удалось поговорить! И, Джек, когда был убит Льюис, ты находился со мной. Ты принес охапку дров для камина, мы сидели в гостиной, пили и разговаривали. Вы помните, Джим? Джек же был там, когда вы с мисс Причард зашли ко мне! Он сидел у меня уже полчаса. Он не мог убить Льюиса.

— Я убил его! — упрямо сказал Кили.

Гарделла воздел очи к потолку.

— Господи, почему это должно было случиться со мной?! — сказал он, ни к кому не обращаясь. Затем опустил взгляд на Кили. — Ладно, герой, давайте по порядку. Все потемнело у вас в глазах, так что вы не помните, связали вы девушек перед или после убийства, так?

— Да, все было как в тумане.

— Ну а нож? Он тоже покрыт туманом? Вы сказали: «Я схватил нож». Где он был?

— Там… прямо там.

— Он что, висел на стене или валялся на столе? Где конкретно он находился?

— Он… по-моему, он лежал на столе, — сказал Кили, облизнув пересохшие губы.

— И какой это был нож?

— Кажется… да, это был кухонный нож… да, для мяса. Они что-то ели там, в коттедже, сандвичи или еще что-то.

— Что вы с ним сделали потом?

— Я его выбросил… куда-то в снег.

— А тарелку для сандвичей и поднос, на котором их принесли?

— Я оставил их там.

— Интересно, их-то кто выбросил? — спросил, обращаясь к потолку, Гарделла. — Потому что в коттедже не было ни тарелки, ни подноса, когда девушек обнаружили. Но оставим это пока. Перейдем к Льюису. Вы встретили его на стоянке?

— Да.

— И он обвинил вас в убийстве девушек?

— Да.

— Что именно он сказал?

— Он сказал, что все знает.

— А у вас в руках оказалась лыжная палка?

— Да.

— Как она у вас очутилась?

— Она… она просто валялась на снегу. Я как раз только что поднял ее, когда появился Льюис.

Внезапно Гарделла с силой грохнул по столу кулаком.

— Ну, кажется, мы дали вам все факты, которыми располагаем на это время, — сказал он. — Миссис Лэндберг утверждает, что вы находились с ней в гостиной в течение получаса до того, как к ней зашли Джим Трэнтер и Лаура Причард. Вы подтверждаете это?

— Да. Я… Я убил Льюиса после того, как ушел от нее.

Гарделла проигнорировал это заявление:

— Трэнтер и мисс Причард находились у миссис Лэндберг, когда Рич Лэндберг пришел сообщить, что ранен Льюис. Сколько, вы сказали, Трэнтер, вы провели времени с миссис Лэндберг?

— Минут двадцать, может быть, полчаса, — сказал я.

— Значит, у миссис Лэндберг есть алиби почти на целый час. Послушайте меня, Кили. Она не могла убить Льюиса! Вы можете это понять своей упрямой башкой? И она не могла уйти после этого из своей квартиры. Весь вестибюль был заполнен толпой газетчиков. У нее нет алиби на то время, когда были убиты девушки, но два других преступления она точно не могла совершить. Вам этого достаточно, чтобы перестать валять дурака?

Кили покачнулся и схватился за спинку стула.

— В вашей истории больше дырок, чем в швейцарском сыре, — сказал Гарделла. — Я помню, вы как-то заявили, что жизни своей не пожалеете для Лэндбергов. Но вам и не нужно ею жертвовать.

Хедда быстро шагнула к Кили:

— Ты хотел покрыть меня, Джек?

По щекам Кили скатились две крупные слезы.

— Я бы все сделал для тебя, Хедда, — сказал он. — Все, что угодно.

— Ты подумал, что я убила этих девушек, потому что Макс влюбился в одну из них?

— Я… я бы не стал вас в этом винить, — сказал Кили.

Она протянула руки и обняла его, нежно прижав к себе.

Итак, мы поймали хохочущего мужчину, и это оказался не тот конец ниточки. И мы выяснили, кто был загадочным возлюбленным Джейн Причард, и, если только я не ошибался, эта ниточка тоже не вела к разгадке убийств.

— Наступило время и толстяку немного поспать, — сказал Гарделла, когда в кабинете остались только мы с Питером. — Достаточно я всего наслушался, больше нет сил. Не могу сконцентрироваться.

— Вы удовлетворены, что у нас нет ничего ни на Лэндбергов, ни на Кили? — спросил Питер.

— Удовлетворен — не то слово, — задумчиво ответил Гарделла. — Рассказ Кили — сущая романтическая брехня. Я вычеркнул его. Лэндберги? — Он пожал плечами. — Все эти убийства не могла совершить одна миссис Лэндберг. Она не могла убить Льюиса и не имела возможности выйти из своей квартиры и подняться наверх, чтобы ранить Лауру Причард. Когда я слушал, я раздумывал, не вместе ли супруги работали. Но здесь что-то не сходится. Видите ли, мой друг, мы проделали множество проверок. Если я пробегусь по своим записям, я смогу доказать, что все то время, пока Льюис отсутствовал и подвергся нападению, Макс находился в баре. Значит, он не виновен в смерти Льюиса. Так что, если вы не хотите обвинить их, вам придется сделать вывод, что в убийстве Льюиса виновен какой-то третий человек. Я подумал о молодом Риче. Ну, тут уж мой мозг вовсе возмутился. «Убийцы Лэндберги!» Слишком уж похоже на объявление об акробатическом этюде, вставленном в старомодный водевиль. — Он устало покачал головой. — Уж очень все запутано. Мы потеряли где-то след, дружище. Ну, я пошел вздремнуть. Даже мы, Гарделлы, иногда должны поспать. — И он тяжело поднялся на ноги.

Питер не проявлял ни малейших признаков сонливости, его глаза возбужденно блестели.

— Меня беспокоит Льюис, — сказал он. — Он не был дураком, Гарделла. Может, слишком самоуверенным, но не дураком. Если бы он встретился с человеком на автостоянке, с человеком, у которого в руках была лыжная палка, сказал бы он ему: «Я обвиняю вас в убийстве» — и дал бы себя убить? Я так не думаю. Если бы он хотел выдвинуть обвинение, он сделал бы это в присутствии полицейских и, скорее всего, на публике. Я не представляю себе, чтобы он пожертвовал своей жизнью ради эффекта. Он слишком себя любил.

— Значит? — потягиваясь, спросил Гарделла.

— Значит, то, что произошло на автостоянке, случилось внезапно. Он что-то увидел, обнаружил или услышал. Он был убит прежде, чем успел связаться с вами и рассказать.

— И что же он увидел, обнаружил или услышал?

Питер пожал плечами:

— Если бы мы это знали, мы бы нашли преступника.

— Я иду спать, — сказал Гарделла. — А вы берегитесь, а то можете зайти слишком далеко. Наверное, с нашим гением так и случилось.

Питер поднял на него глаза:

— Что вы хотите сказать?

— Он сказал мне, что играл в покер у своих друзей в Манчестере почти до четырех утра. Он проспал всего несколько часов, когда отсюда поступил вызов. Может, он просто не выспался и потому потерял осторожность. Это не для меня, и я рекомендую вам тоже возвратиться в свой номер и поспать хоть часик, дружище.

Питер покачал головой:

— Только не я. Я знаю, Гарделла, мы что-то упустили. Что-то совершенно очевидное.

— Если вам придет в голову что-нибудь стоящее, найдете меня на одной из свободных кроватей, — сказал он. — Позовете меня.

После того как Гарделла ушел, Питер долго бродил по кабинету.

— Как я ни стараюсь, Джим, — сказал он, — не могу сложить все в стройную картину. Нужно взять за данное, что мы имеем дело с одним убийцей, а не с серией никак не связанных между собой преступлений. Например, я не могу поверить, что кто-то хотел убить Марту и убил Джейн просто потому, что она там оказалась; что кто-то другой убил Льюиса по совершенно другой причине; а третий напал на Лауру, чтобы не дать ей провести тот телефонный разговор. — Он замолчал, раскуривая сигарету. — Последнее преступление больше всего не дает мне покоя. Через некоторое время мы все равно узнали бы рассказ метрдотеля и всю историю про Макса и Джейн от детектива Фрэнка Девери в Нью-Йорке. Убийца слишком многим рисковал, покушаясь на жизнь Лауры, чтобы выиграть лишь немного времени. Какую роль играло время? Он никуда не мог отсюда деться.

— Просто повезло, что он ее не убил, — отозвался я. — Френч сказал, что, если бы в последнее мгновение она не повернулась, вся сила удара пришлась бы ей точно по голове.

Питер не сводил с меня взгляда, как будто я сказал что-то невероятно важное.

— Господи, Джим, наверное, ты прав! — сказал он. — Конечно же он хотел убить ее, думал, что убил!

— Но зачем? Если это не из-за телефонного звонка, тогда она вообще ни для кого не представляла опасности.

— Скорее всего, нам не хватает ответа именно на этот вопрос, Джим. А это заставило бы все факты собраться воедино и составить определенную картину. — Он с силой затянулся дымом. — Кто-то хотел убить Джейн, кто-то хотел убить Лауру, кто-то нанял детектива следить в Нью-Йорке за Джейн.

— Это могла бы быть Хедда, если бы мы уже не убедились, что она не имела возможности этого сделать, — сказал я. — Она ненавидела всех девушек, которые здесь увивались за мужчинами.

Питер нетерпеливо взмахнул рукой:

— Ты знаешь кого-нибудь, связанного со всем этим делом, кто имеет привычку и возможность нанимать частных детективов?

— Нет, пожалуй, — сказал я. — Хотя вот Джордж Причард пятнадцать лет назад нанял детектива следить за своей женой. Но… — Я замолк, потому что Питер пристально смотрел меня, весь горя от волнения. — Но ведь Причарда не было здесь, когда были убиты девушки!

— Откуда ты это знаешь?

— Потому что…

— Может, именно на это и наткнулся Льюис, — сказал Питер. — Может, узнал, что «несчастный» отец находился здесь, в «Дарлбруке», когда были убиты девушки.

— Это не имеет смысла! — вскипел я. — Его собственные дочери!

— Напротив, это имеет самый серьезный смысл, — сказал Питер. — Это имеет даже очень большой смысл, если посмотреть на него как на человека, который полностью спятил. Он ненавидел свою жену, потому что она сбежала с другим мужчиной. Он пытался внушить своим дочерям, что мужчины — их враги. Это не сработало. У обеих появился интерес к мужчинам. Значит, они такие же порочные, как их мать!

У меня пробежал мороз по спине.

— Джейн, безупречная Джейн дошла до того, что казалось ему недопустимо аморальным поведением. Она собиралась разрушить чужой брак!

— Возможно, — сказал я. — Только ведь его здесь не было.

— Если он был здесь и Льюис это узнал, узнаем и мы, — сказал Питер. — Господи, Джим, впервые все с начала до конца складывается воедино. Даже то, что девушки оказались связанными и с заткнутыми ртами, что казалось мне совершенно бессмысленным и непонятным. Этот тип должен был прочесть им лекцию о морали, прежде чем убить их! Он сделал своих узниц невольными слушательницами!

У меня на лбу выступила испарина.

— Что будем делать?

— Ты знаешь, какая машина у Причарда?

— Конечно. Ярко-желтый «кадиллак» с откидывающейся крышей. Он выделяется, как маяк.

— Пойдем посмотрим, не увидим ли мы его на стоянке. — Он двинулся к двери и остановился. — Стой, Джим, все же сходится! Абсолютно все сходится! Причард мог добраться сюда в пятницу ночью только на машине. Он ехал сюда, потому что детектив доложил ему о Джейн. Он предстал перед Джейн и Мартой в их коттедже, связал и заклеил им рты, чтобы прочесть им свою лекцию, а потом убил девушек. Он уехал домой, так никем и не замеченный, пока не добрался до Манчестера. И здесь у него на пути оказалось чисто случайное совпадение. Окружной прокурор только что вышел от своих друзей, где до утра играл в покер, и увидел этот ярко-желтый «кадиллак», очень специфичный, который пронесся через город. Ты же сказал, что машина бросается в глаза, как маяк! Он не стал об этом задумываться, направился домой спать, а через несколько часов его разбудили и сообщили, что здесь произошло убийство. Он и не думал об этом желтом автомобиле, пока не вышел на стоянку достать что-то из своей машины и здесь увидел ее. Он сразу все понял. Он начал ее осматривать, и тут появляется Причард. Причард захотел узнать, что Льюис делает около его машины. «Ваша машина, — сказал Льюис, застигнутый врасплох. — Значит, вы были здесь прошлой ночью!» И это было сигналом для убийства Льюиса, прежде чем он мог все сообразить или двинуть пальцем, чтобы защититься.

Да, все цеплялось одно за одно, как звенья одной цепи. Трудно было в это поверить, но все рассуждения Питера имели основания. В первый раз я понял, как все шло с самого начала. Я словно слышал голос Лауры, которая рассказывала мне, как отец ненавидел жену все эти годы, как он внушал им враждебное к ней отношение, как пытался оградить их от мужчин. Я понимал, что все складывалось в картину проявления неуравновешенной ненависти.

— Я хочу взглянуть на машину, — сказал Питер.

Чувствуя легкое головокружение, я последовал за ним через вестибюль. И там мы встретили Джорджа Причарда. Он выглядел посеревшим от усталости, но принужденно улыбнулся нам.

— Вы так и не поспали? — спросил он.

— Нет, — сказал Питер.

— Я собирался пройти на кухню посмотреть, не найдется ли там горячего кофе, а заодно и сделать себе сандвич. Пойдемте вместе?

— Хорошо, — сказал Питер.

— Я сидел у комнаты Лауры, — сказал Причард. — Хотел быть рядом, когда она очнется. Ей захочется видеть близкого человека. Но видимо, доктор дал ей сильное снотворное.

— А полицейский по-прежнему там дежурит? — спросил Питер.

Причард кивнул:

— Хотя не понимаю почему. Ведь теперь Лэндберги находятся там.

Мы вошли на кухню. Я почувствовал сильный голод. Кухня сверкала чистотой, сияющими металлическими кастрюлями и сковородками. На газовой плите стояла кофеварка, полная кофе. Причард подошел и зажег под ней газ.

— Вот уж не думал, что снова захочу есть, — сказал он, — но страшно проголодался. — Он приблизился к одному из огромных холодильников и открыл его. — А, холодная индейка, — обрадовался он.

Он перенес птицу на большое блюдо в центре стола. Нашел хлеб в хлебнице, затем обернулся к подставке для ножей и вытянул большой острый нож.

— Приготовить вам сандвичи? — спросил он.

— Я не хочу есть. Выпью немного кофе, когда он согреется, — сказал Питер.

— Нарезать продукты всегда было делом мужчины в той семье, где я вырос, — сказал Причард. — В наши дни мужчины не любят этим заниматься. — С ловкостью хирурга он начал нарезать тонкие ломти белого мяса. В большом кувшине, прикрытом вощеной бумагой, было фунта два размягченного масла. Причард намазал маслом несколько кусков хлеба и начал раскладывать на них куски индейки. — Будь я проклят, если понимаю, что здесь происходит, — сказал он. — Когда я предложил вознаграждение, я думал, что делом займутся и копы, и газетчики, и все кому не лень. Как могло случиться, что за сутки никто не может найти ни единой ниточки к разгадке этих страшных преступлений?

— Все кончено, Причард, — спокойно сказал Питер.

— Что значит «все кончено»? — Причард сложил сандвичи вместе и разрезал их по диагонали.

Почему-то я не мог отвести взгляд от сверкающего лезвия ножа.

— Немного вашей помощи, и мы сможем распутать все в течение получаса, — сказал Питер.

— Какой помощи, Стайлс? Я сделал все, что мог.

— Просто дайте мне название вашего гаража в городе, где вы держите свою машину.

— Гаража? — нахмурившись, спросил Причард.

— Чтобы мы могли проверить время, — сказал Питер. — Время, когда вы выехали из города в пятницу вечером, чтобы добраться сюда; и время, когда вы снова направились сюда, когда Макс позвонил вам и сообщил об убийстве.

— Вы несете чепуху, — сказал Причард. — Хотите кофе, Трэнтер? Он кипит.

В каком-то трансе я подошел и снял кофеварку с огня.

— Чашки вон там, над вашей головой, — сказал Причард.

— Нам также поможет сэкономить время, — продолжал Питер тем же спокойным тоном, — если вы назовете имя частного детектива, которого вы наняли следить за Джейн. Разумеется, Джордж, мы можем получить все эти данные и без вашей помощи, но так оно будет быстрее. Действительно, все уже кончено, Джордж.

Кофейные чашки дребезжали, когда я ставил их на стол. Причард уверенной рукой налил себе кофе. Он стоял перед нами на другой стороне широкого кухонного стола.

— Значит, вы все знаете, — сказал он с пугающим спокойствием.

— Достаточно, чтобы обвинить вас в убийстве трех человек и в покушении на убийство вашей дочери Лауры, — ответил Питер.

Причард протянул руку и схватил нож с длинным лезвием быстрее, чем мы успели двинуться.

— Великолепный образчик, — сказал он, проведя подушечкой большого пальца по сверкающему лезвию. Он невозмутимо посмотрел на Питера. — Меня постигла неудача с девочками, — сказал он. — Они обе стали такими же, как их мать. Я не мог позволить, чтобы они отравляли своим поведением общество, в котором жили. Джейн чуть не разбила брак Лэндбергов. Я не виню Лэндберга. Ни один мужчина не способен устоять против женщины ее типа. Когда днем в пятницу я вернулся с побережья, мой детектив сказал мне, что Джейн будет здесь. Тогда я понял, что должен положить этому конец. Мой детектив работал добросовестно. Он узнал, что Джейн вместе со своей презренной подружкой Мартой остановится в коттедже номер 6. Так что, как вы уже знаете, я выехал в путь. Я был здесь без четверти три. Направился к коттеджу. Обе не спали. Тауэрс подняла шум. Я приставил ей к горлу нож и велел Джейн связать ее. Затем сам связал Джейн.

— Они должны были выслушать вас, верно? — сказал Питер.

— Они должны были понять, — спокойно сказал Причард, — за что я намерен их убить. Когда я достаточно ясно все им объяснил, я сделал это.

— А нож? — спросил Питер.

— Он из набора для пикника, который я вожу в машине, — сказал Причард и снова провел пальцем по лезвию. — Он так и лежит там, тщательно вымытый, конечно.

— Значит, затем вы вернулись домой и стали ждать, когда вам сообщат об убийстве.

Причард кивнул:

— Это пятичасовая поездка. Здесь заключался самый большой риск. Я успел переступить порог дома всего за двадцать минут до звонка Лэндберга.

— И вы не знали, что Льюис заметил, как вы проезжали по Манчестеру?

— Так вот оно в чем дело! — сказал Причард. — А я-то гадал. Я вышел к машине взять несколько косметических салфеток. У меня не было с собой загородной одежды — только легкие туфли. На улице было скользко, и я захватил в холле лыжную палку в качестве трости. Когда я добрался до машины, вокруг нее ходил Льюис. Он спросил, моя ли это машина, и я подтвердил это. Обычно люди всегда рассматривают «кадиллаки», а эта машина особенная. Затем он сказал: «Значит, вы были здесь прошлой ночью!» — Причард отхлебнул кофе. — Я не стал спрашивать его, как он об этом узнал. Я убил его лыжной палкой. Мне пришлось это сделать. Понимаете, Стайлс, я не хочу, чтобы меня кто-либо наказывал за содеянное, кто бы это ни был.

— А Лаура? — спросил Питер.

— Ну, я решил, что она тоже должна умереть, — сказал Причард, как будто беседовал о погоде. — У нас был номер на втором этаже, как вы знаете. Мы были вне подозрения. Я решил, что Лауре лучше умереть сейчас, когда все ищут убийцу из «Дарлбрука». Это будет безопаснее, чем потом. Я должен был избавиться от всей их дурной крови. Поэтому, когда она поднялась, чтобы позвонить, я напал на нее. Конечно, я подумал, что сделал то, что намеревался. Наверное, мне нужно было убедиться в этом, но… но не очень-то это приятное дело — убивать собственных детей.

— Согласен с вами, — сказал Питер. — И говорить об этом нелегко. Так почему бы нам не прекратить этот разговор, чтобы вы сделали официальное заявление Гарделле? Рано или поздно вам все равно придется через это пройти.

Он отвернулся, как мне показалось, чтобы скрыть внезапно нахлынувшие чувства. Затем нагнулся вперед, и Питер отчаянно закричал мне.

Причард рухнул до того, как мы подбежали к нему. Длинное лезвие по самую рукоятку вонзилось ему в живот.

Доктору Френчу не удалось остановить обильное внутреннее кровотечение, положившее конец взятой на себя Джорджем Причардом уродливо понятой им роли чистильщика общественной морали. Не приходя в сознание, он умер на операционном столе в медпункте отеля. На следующее утро вскоре после завтрака настало время Питеру, Гарделле и мне сообщить о случившемся Лауре Причард. Она сидела на кровати Рича Лэндберга, ее левая рука была подхвачена шелковой подвязкой. Кто-то нашел темные очки, которые теперь скрывали выражение ее глаз.

— Я виню себя в том, что допустил это, — сказал Питер. — Я был так уверен, что теперь, когда мы все узнали, он захочет публично оправдаться. Кажется, он искренне верил, что сделал то, что было необходимо. Я был готов к тому, что он бросится на меня или на Джима, но не на себя.

— Он предпочел более легкий путь, — тихим бесстрастным голосом сказала Лаура. Ее способность владеть собой снова вернулась к ней. — Никакого длительного публичного разбирательства. Никакого пожизненного заключения в психиатрической клинике. — Ее губы дрогнули. — Я еще не скоро осознаю, до какой степени он нас ненавидел.

— Он слишком далеко зашел в своей ненависти, — сказал Питер.

Мы вышли, оставив ее одну. Казалось, девушке необходимо было остаться в одиночестве. Вернувшись в кабинет Макса, Гарделла начал укладывать свои бумаги в потрепанный портфель. Оставалось несколько деталей, которые он должен был проверить: установление личности детектива, нанятого Причардом, время приезда и отъезда машины Причарда из гаража. Но само преступление было раскрыто.

— А как насчет вас, дружище? — спросил он Питера, перекатывая во рту новую сигару.

— Что насчет меня? — не понял его Питер.

— Вы же приехали сюда кое-кого найти, — сказал Гарделла, — но не нашли его.

Питер закурил и сощурил глаза от поднимающегося дыма. За его спиной я видел в окно, как на снеговых холмах бесчисленные лыжники оставляют сверкающие на солнце перекрещивающиеся следы своих лыж. Издали донесся звук колокола на вышке трамплина. Для большинства из здешних гостей все вернулось в привычное русло.

— Где-то здесь по-прежнему веселится человек, убивший моего отца, — сказал Питер. — Я хотел бы его найти.

— Я некоторым образом полюбил вас, — сказал Гарделла, — и возлагаю на вас большие надежды.

— Надежды?

— Работяги вроде меня будут продолжать искать вашего особого человека, — сказал Гарделла. — В конце концов обычно мы таких людей находим. Но кого мы можем винить за состояние умов, которое они представляют? Кто намерен сражаться с беззаконием, насилием, ненавистью и фанатизмом? Кто должен хотя бы постараться вырвать этот ядовитый сорняк из голов людей, которые наслаждаются этим? Я — всего лишь коп. Я могу действовать только после того, как случится преступление. А как насчет работы до того?

Питер удивленно смотрел на него, затем улыбнулся:

— А вы знаете, я тоже почему-то вас полюбил, дружище. Я обмозгую ваш вопрос.

— Пожалуйста, — сказал Гарделла. — И дайте мне знать, что там у вас получилось, если найдете время.

Питер глубоко вздохнул.

— Да, — сказал он. — Я дам вам знать.