По светлому следу

Откровенный разговор

Было уже темно. В квартире Антона Кирилловича горел свет. Он писал что-то за своим огромным письменным столом, уставленным разными безделушками. Через окно Курганову было видно его сухое, узкое лицо, склонившееся над какой-то бумагой.

Евгений постучал в оконное стекло. Сарычев вздрогнул и, щуря близорукие глаза, стал всматриваться в темноту.

— Кто там? — спросил он. — А, это вы, Евгений Николаевич? Заходите.

Курганов вошел. Антон Кириллович предложил ему камышовое кресло и коротко спросил:

— По поводу Дмитрия Ивановича?

— Да, — ответил Евгений, все еще не садясь в предложенное кресло. — Что бы это могло значить, Антон Кириллович?

У Сарычева было бледное лицо, в глазах светился тревожный огонек.

— Ничего не могу понять… — растерянно проговорил он.

— Но все-таки, — настаивал Курганов, — есть же у вас какое-нибудь предположение? Он ваш ученик, так что вы лучше других должны его знать. Кроме того, в последние дни…

— Вот именно, в «последние дни»! — вспыхнул вдруг Сарычев. — Не результат ли это «последних дней»?

— Объясните яснее, — нахмурился Курганов, не совсем еще понимая мысль Сарычева, но уже догадываясь, к чему он клонит.

Антон Кириллович ответил не сразу. Помолчав, он произнес медленно, с трудом подбирая нужные слова:

— Я полагаю, что его сильно обидело решение комиссии. Совершеннейшей бестактностью было с их стороны заявить Дмитрию Ивановичу, что он занимается бесплодными экспериментами…

— Зачем же вы утрируете так заявление комиссии? — возмутился Евгений. — Никто не говорил Дмитрию о бесплодности его экспериментов. Ему лишь посоветовали не спешить с постановкой новых опытов, а серьезно изучить уже достигнутые результаты. Я лично считаю это мудрым советом. Ведь в последний год Дмитрий почти не продвинулся вперед в своих поисках сверхсветочувствительного металла для фотоэлементов. Он попросту топтался на месте, нервничал и, видимо, совершал ошибки. Ему нужно было переменить тактику в достижении своей главной цели; заняться временно другим делом, попытаться реализовать уже достигнутые результаты, и, кто знает, может быть, это подсказало бы ему новое, более удачное решение трудной задачи. Что же обидного в таком совете комиссии?

Антон Кириллович нервно теребил какую-то бумажку. Не глядя на Курганова, он заметил раздраженно:

— Вам не понять этого, Евгений Николаевич, а я это очень остро чувствую… Когда я в одиночку трудился над этой проблемой, надо мною просто посмеивались, обрекая всю мою идею на полную неудачу. Вы представить себе не можете, как это было обидно!.. — Антон Кириллович резко поднялся. — Но в отношении меня это еще было понятно, — продолжал он, немного успокоившись. — Я достиг лишь ничтожных результатов: коэффициент полезного действия моих фотоэлектрических батарей составлял не более полутора — двух процентов. А ведь Астров добился большего! Он уже аккумулирует с помощью фотоэлементов электрический ток довольно значительной силы и достиг бы вскоре еще больших успехов. — Антон Кириллович тяжело вздохнул и добавил, понизив голос: — И вот, вместо того чтобы поддержать талантливого ученого, ему становятся поперек дороги…

— Кто становится! — почти выкрикнул Евгений, начиная терять терпение. — Что за ересь вы несете, Антон Кириллович! Честное слово, у меня такое впечатление, что вы сами кружите голову Астрову. Во что бы то ни стало хотите доказать всем, что идея использования солнечной энергии с помощью фотоэффекта чуть ли не единственно верная и, главное, легко осуществимая. Воспользовавшись первыми успехами Астрова, вы уже видите скорую и полную его победу, суетитесь, спешите, торопите Дмитрия. Но ведь это же несерьезно!

Сарычев сидел, нахмурившись, ссутулясь и как-то вдруг постарев. Он хотел возразить Курганову, но Евгений решительно перебил его:

— Нет, уж вы выслушайте меня до конца. Нечасто случается такой откровенный разговор. Мне кажется, что ошибка ваша в том, что вы единолично хотите решить эту трудную проблему. Отсюда, видимо, и спешка ваша, и суета, и даже, пожалуй, обидчивость. Вас ведь, по-моему, в этом именно и обвиняли всегда, а вовсе не в том, что вы взялись за безнадежное дело. Мне кажется, что решение этой задачи посильно только большому, дружному коллективу. Ведь ясно уже теперь, что вам не обойтись без опытных химиков в поисках светочувствительных металлов для фотоэлементов. Да и многие другие вопросы гораздо легче было бы решить сообща. Вы-то этого, может быть, уже и не в состоянии понять, но Дмитрий поймет рано или поздно. Откровенный разговор с председателем комиссии, мне кажется, открыл ему глаза на многое. Не сгущаете ли вы краски, предполагая, что он обиделся за что-то…

— Я не предполагаю, — раздраженно перебил Евгения Сарычев, — я убежден в этом! Он имел намерение поехать в институт и лично директору высказать свое возмущение.

— Он намеревался или вы пытались внушить ему такую мысль? — с усмешкой спросил Евгений. Сарычев резко ударил рукой по столу:

— Да что же это такое, в конце концов!.. Допрос, что ли? — Голос его прерывался от волнения. Пальцы рук заметно дрожали, и он убрал их со стола. Вы не смеете так разговаривать со мной! — продолжал Антон Кириллович, доставая из кожаной папки, лежавшей перед ним, какую-то бумажку. — Вот текст телеграммы, которую я послал в институт. Астров мог уехать с дневным поездом и к вечеру быть в Баку. Значит, ночью или завтра утром мы уже можем получить сообщение, что он в институте.

— Вас успокаивает такое предположение? — спросил Евгений, пристально посмотрев в глаза Антону Кирилловичу.

— К сожалению, это единственное, что можно предположить, — ответил Сарычев.

— А меня не успокаивает! — решительно тряхнул головой Евгений и встал с кресла. — Не могу я поверить, чтобы Астров уехал тайком, не сообщив никому о своем отъезде, не оставив вам записки… — Направляясь к двери, он добавил:-Прошу вас, Антон Кириллович, как только придет ответная телеграмма из института, поставить меня в известность.