Глава 7

Вот ведь наглость, а реставрацию потом кто оплатит? Вон… завтра же всех вон… Или счет выставить? Пригласить любезнейшего Аарона Марковича… Уж он-то, как никто другой, умеет доносить до окружающих мысль, что чужое имущество не то чтобы неприкосновенно, скорее уж прикосновения несанкционированные могут вылиться в весьма внушительную сумму.

Диттер захрипел и выгнулся, явно собираясь душу к богам отпустить. Э нет, красавчик, я так просто не позволю…

– Она его убива-а-ает! – этот голос ввинчивался в уши, заставляя пожалеть, что слух у меня стал куда острей прежнего.

Может, поэтому высшая нежить людей недолюбливает? Встретишь такую вот в темном переулке, а она визжать…

– Заткнись уже…

Он задыхался. Посинел и… Сердце с перебоями, но выдюжит, а вот дышать… заставим дышать… иначе меня здесь же и похоронят. Я прижалась к инквизиторским губам, от которых отчетливо пованивало тухлым мясом – надо будет доработать рецепт, мяты там добавить или кошачьей травы… а пока дыши, зараза… я не могу, а ты вот будешь.

Вдох. И надавить на ребра, имитируя выдох. И вновь вдох… и выдох… кажется, дверь-таки рухнула… двести лет стояла, никому не мешая, а тут нате вам… родственнички…

Кто-то взвизгнул. Кто-то… кажется, в обморок упал… Громыхнуло… полыхнуло огнем… и я рукой поймала черный шар проклятья, которое впиталось в кожу, не причинив вреда. Напротив, я ощутила прилив сил… а инквизитор закашлялся и задышал. Прелесть ты ж моя неумиручая…

– Отойди от него, тварь! – раздался дрожащий и не слишком-то уверенный голос.

А вот и жандармерия…

Да, определенно, кузина неплохо подготовилась. Сама ли? Сдается, на этакий выверт ее куриных мозгов не хватило бы, но если вместе с тетушкой. Или дядюшкой.

У Мортимера аккурат в жандармерии знакомые имеются… и отнюдь не те, которые ныне к стеночке жмутся и в бедную девушку оружием тычут.

– Еще чего, – я вытерла рот ладонью, запоздала вспоминая, что цвет зелье имело специфический…

– Она его сожрала, – слабо всхлипнула тетушка Фелиция, хватаясь за грудь. Она и глаза закатила, но от обморока удержалась.

– Убийца! – охотно подхватила кузина. – Помогите… помогите мне…

Помогать почему-то не спешили.

Правильно, понимаю… Они рассчитывали обнаружить мои останки и, полагаю, не только мои, а тут целая я… активная, так сказать…

Я руку на грудь Диттера положила. Дышит. И ритм выровнялся. И вообще, кажется, кризис миновал, осталось дождаться, пока глаза откроет… Надеюсь, что откроет и пошлет эту благодарную публику лесом дальним.

– Руки вверх! – Молодой жандарм, на круглой физии которого читалась готовность к подвигу, взмахнул револьвером. – А то стрелять буду!

– Стреляй, – разрешила я, усаживаясь по-турецки. – Но, если ты мне тут что-нибудь разобьешь, возмещать будешь из своей зарплаты.

Жандарм сглотнул.

А то… понаехали тут… вон, ковры затоптали, двери выломали… и никакой управы.

– Сделайте же что-нибудь! – потребовал дядюшка Мортимер и попытался толкнуть второго жандарма, но тот был опытен, солиден и телом, и обличьем, а потому на провокацию не поддался.

– Не положено, – веско ответил он, отступая к двери.

С меня он не сводил настороженного взгляда, явно прикинув, что одной зачарованной пулей меня не остановить, а вторую выпустить я не позволю. И вообще, тише будешь себя вести, дольше проживешь.

Это нехитрое правило было понятно.

– Она же… она его пожирает! – тетушка Нинелия прижалась к стене. – Живьем!

Диттер дернулся. Закашлялся и открыл глаза. Живой, засранец… будет знать, как открывать двери подозрительного вида девицам.

– Целиком не сожрет, – веско заметил молоденький жандарм.

А револьвер у него не форменный. Где только раскопал этакую дуру? Или тоже романчиками Нового Света увлекся? Дух свободы, колоний и прерий… дикари, золото… Может, зря я отказалась поучаствовать в перевозках? Говорят, дело неплохо идет… еще и торговлю наладили спецтоварами для желающих немедля на золотые прииски отправиться?

Или все-таки… Сегодня золотая лихорадка есть, а завтра нет, и пошли убытки.

Я почесала кончик носа, мысленно одобрив принятое когда-то решение. Долго Остербойское товарищество не протянет… наверное.

– Но… но как же?

– Никак не сожрет, – уверившись, что прямо сейчас я нападать не стану, жандарм приободрился. – Даже у нежити желудок имеет ограниченный объем. Некоторые виды, правда, при наполнении его имеют обыкновение извергать свежесожранное…

Несожраннный инквизитор пошевелился и открыл второй глаз. В них мне привиделся немой вопрос.

– Однако и в этом случае остается немалый объем биологического материала для проведения экспертизы.

– К-какой, к матери твоей, экспертизы?! – вскипел дядюшка. А амулетик надеть не решился, благоразумный ты наш… поэтому и нервничает, привык к дармовой силушке.

– Криминалистической. – Жандарм сдавил серебряную ласточку на лацкане, отправляя сигнал в участок. Стало быть, не пройдет и четверти часа, как прибудет подкрепление.

Странно, что они вообще малыми силами сунулись. Или… два трупа и чем меньше свидетелей, тем лучше… а в толпе за всеми не уследишь, вдруг да заприметит кто лишнего?

– И что исследовать станут? – поинтересовалась я, поддержания беседы ради.

А заодно медленно наклонилась над Диттером. Медленно – ибо нервы у жандармика слабые, приключенческим чтивом расшатанные, еще пальнет… и попадет сдуру, а мне потом с заклятым серебром разбирайся. Может, для нынешнего моего организма особого вреда не будет, но рисковать не хотелось.

– Кости, – подумав, ответил полицейский. С меня он не спускал настороженного взгляда. – Степень погрызенности. И следы погрызов будут сличать со строением челюстей.

– Это важно, – поддела когтем шнур, но тот оказался довольно-таки прочным.

Диттер лежал тихонько, явно не совсем осознавая, где находится и что вокруг происходит.

– А еще концентрацию желудочного сока, – паренек слегка зарделся. – В последнем номере «Нежитиеведения» была статья уважаемого мэтра Крюнгерхдорфа…

А я номерок пропустила. Впрочем, доставляли почту исправно, значит, будет в библиотеке. Как раз и ознакомлюсь. Работы мэтра и в моей душе находили отклик…

– …что концентрация желудочного сока у ряда видов индивидуальна, к тому же различается содержанием некоторых белковых компонентов…

Шнур поддался. Путы и вовсе развеялись, стоило лишь подумать, и Диттер с немалым облегчением пошевелил руками.

– Он… двигается, – слегка запинаясь, произнесла Нинелия.

– Это агония.

– Двигается!

– Мэтр Брюхгирненнер, наш специалист по вскрытию, утверждает, что в некоторых случаях физическая активность тела сохраняется часами…

Диттер закашлялся.

– А… может, он того… – Нинелия сделала шажочек к двери.

– Невозможно, – веско заметил жандарм. – Способность к трансформации не передается ни через погрызы, ни через ослюнение…

– Я его не слюнявила! – Нет, это уже и не безумие даже, а дурная комедия. – И не грызла.

А то мало ли… пойдут слухи, потом не разгребешь. Знаю я местных сплетников, будут со смаком описывать, как я облизывала свежепреставившегося дознавателя с целью поднять оного из мертвых. И главное, что свидетели найдутся, а здравый смысл и даже вполне себе здравствующий Диттер – не аргумент.

– И половым путем тоже…

Может, этому умнику просто шею свернуть? А что, хрусь и все…

– Я жив, – Диттер соизволил подать голос.

– Это еще доказать надо! – Дядюшка Мортимер был настроен скептически. – Может, он тоже… и вообще, даже если жив, еще не значит, что в своем уме!

На редкость здравая мысль, жаль, что не в нашу пользу.

– Проверить просто, – Диттер коснулся пальцами плеча, потом что-то такое сделал, и мне стало неуютно.

Очень неуютно. Настолько неуютно, что я сама не заметила, как вновь на потолке оказалась.

Нет, я знала, что Плясунья и Осиянный не слишком-то ладят, но вот… ощущение, что с меня шкуру содрать попытались и, главное, не совсем безуспешно. А еще понимание, что знак, на долю мгновения вспыхнувший над головой Диттера, способен меня упокоить. Окончательно. И главное, ему ни кол не понадобится, ни пули зачарованные, ни… достаточно захотеть.

Я зашипела. Вот значит, на что кузина рассчитывала.

Знала? Откуда? Я ведь… я читала об инквизиции… приличный некромант должен знать, с кем его с высокой долей вероятности сведет судьба, но вот… в книгах писали о противостоянии, равновесии, договоре, который обе стороны блюдут с тщательностью завзятых бюрократов… Я знала, что есть у них способы остановить разгулявшуюся тьму, но вот чтобы… а кузина… ишь, поблескивает глазами.

– Убей ее! – велела она.

А Диттер стер знак и поинтересовался:

– С какой стати? Оружие уберите, будьте любезны…


В зеленой гостиной из зеленого были лишь шторы и коллекция нефритовых статуэток в стиле локхау. Вполне вероятно, статуэтки были настоящими и представляли немалую ценность, как и каждая вторая вещь в этом доме, но я к ним привыкла как к предмету интерьера…

– Я… я не знала… – Кузина старательно всхлипывала, прижимая то к одному, то к другому глазу кружевной платочек. – Я лишь… Что теперь будет?

Вот и мне интересно. За такие шуточки, говоря по правде, каторга грозила или, если у судьи случился приступ любви ко всему живому, вечная ссылка. Но что-то подсказывало, кузина выкрутится.

Диттер молчал. Тянул укрепляющий отвар, морщился, то ли от вкуса, то ли от слез кузины. Тетушка хлопотала, уверяя бедняжку, что все поймут… нельзя же из-за недоразумения жизнь девочке ломать.

Дядюшка Мортимер пыхтел и судорожно пытался сообразить, где выгода. На кузину с ее страданиями ему было глубоко плевать, но вот поодиночке у них шансов против меня не было.

– Я… мне… ромала встретилась… она сказала, что на мне венец безбрачия, – кружевной платочек замер в дрожащей руке. – Что поэтому ничего не складывается…

– А не потому, что ты мелкая потаскушка? – поинтересовалась я. И получила полный ненависти взгляд. – Что? Не так давно с одним кувыркалась. Я сама видела, что кувыркалась, так что не строй из себя оскорбленную невинность. А сегодня к другому полезла.

Даже я себе подобного не позволяла. Нет, любовники у меня были. Всякие. Но песен о любви я никому не пела и уж тем более не пыталась разум подчинять.

Кузина пошла пятнами и жалобно проблеяла:

– Это… это все зелье… – И новая мысль показалась ей на редкость удачной. Она прижала пальчики к вискам. – Я… я плохо помню, что со мной было…

– Разве можно покупать зелья у ромал! – воскликнул дядюшка, причем возмущение его было столь притворно, что, кажется, он сам себе не поверил.

– Бедная моя девочка… – Тетушка поцеловала дочь в макушку. – Ты так страдаешь… бедняжка тоже пострадала… будет совершенно бесчеловечно угрожать ей судом… любой поймет, что она не виновата.

Диттер прикрыл глаза. И тетушка замерла. А кузина и вовсе дышать перестала. Он пострадавшая сторона, и, чтобы эти курицы ни пели, как решит, так и будет. И судья разбираться не станет: кому охота ссориться со Святым престолом, особенно в ситуации столь однозначной.

Ромалы…

Да, ромальские шептухи еще та зараза. И заморочить способны, и внушение слабенькое навесить, чтобы потом за снятие его стрясти последние гроши. И совести у них не особо, точнее, гаджо она не касается, но… их ворожба иного свойства.

Травы?

Да, используют, но в основном дорожные, обычные. И силу из них не тянут, скорее пишут свою… да и ни одна ромалка в здравом уме не рискнет делать что-то настолько противозаконное. Во всяком случае, не для чужака… максимум – любовный эликсир с легким возбуждающим эффектом…

– Она… она так говорила… говорила… простите, я не помню… – Кузина смежила веки и сползла на стуле. – Совершенно не представляю, как… я ведь никогда прежде… шла из храма… молилась Невесте… наверное, она там всех поджидает.

– И сколько вы отдали? – поинтересовался Диттер.

– Все… все, что было… двадцать марок и золотое кольцо… прости, мама, я не сказала… мне было так… так стыдно…

Я фыркнула.

Дядя Фердинанд постучал пальцем по записной книжке.

– Когда это произошло?

– Недавно… месяц назад…

Двадцать марок и золотое кольцо? Сомневаюсь, что оно имело хоть какую-то ценность, а значит, пошло бы по цене лома… Итого получается в сумме марок тридцать? Да одни ингредиенты потянут на сумму, в три раза большую…

Но я промолчала. Почему? Кузина… Судя по мрачному взгляду Полечки – что, не ожидал? – мальчик молчать не станет. А значит, пара дней и репутации милой крошки наступит конец.

Ей придется уехать. На год… два… десять. И если так, то смысл разбирательство затевать? Суд опять же… Она, как ни крути, часть семьи, а значит, трепать будут не ее имя, но мое… проклятье!

– Мамочка! – взвыла кузина, понимая, что дело пахнет каторгой. – Мамочка моя… я ничего плохого не хотела… чтобы на меня посмотрели… как на нее… чтобы меня тоже любили…

В разных позах.

– Суда не будет. – Диттер допил отвар и, отставив флягу, икнул. – Прошу прощения, но… у меня нет ни малейшего желания тратить время на судебные разбирательства.

Кузина бросила на него взгляд, весьма, как по мне, далекий от благодарности.

– Но леди Осборн придется проявить благоразумие…

Покаяние. И рекомендательное письмо настоятельнице Бернской обители… Что ж, полгода в монастыре, глядишь, и добавят кузине если не смирения, то всяко мозгов. Да и сплетни поутихнут. Большей частью.

Загрузка...