Море лизнуло обнажённые ноги, шурша белоснежной пеной по золотистому песку, и отхлынуло, оставив россыпь морских «сокровищ» на память. На сером, хмуром, как поздней осенью, небе бежали косматые облака. Чайки бесновались где-то там высоко-высоко, рядом с мутно горящим солнцем. Солёные брызги летели в лицо, белые барашки морской пены мчались наперегонки по бушующей глади. Медленно обретая очертания коней. Стройных, белоснежных скакунов с пышными гривами из морских водорослей. Я улыбнулась, любуясь своим творением. Чуть больше белого, немного меньше пены, больше воды.
Фантазия поддалась, менялись и цвет грив, и сложение животных. Теперь в бирюзовых водах гарцевали снежно-белые кони с серебристыми гривами. Идеальные, удивительные, почти реальные. Я протянула руку, наткнувшись на мокрую, прохладную гриву, расчесала пальцами слипшиеся пряди. Потом хлопнула животное по шее, отпуская на свободу. Кони громко заржали и, взметая фонтаны брызг, умчались к потемневшему горизонту. Ветер усиливался, трепал намокший подол платья, бросал в лицо пряди волос, швырялся холодным песком. Моя тюрьма, мой персональный ад, вечное напоминание о том, что я не достойна жить нормальной жизнью.
Но только здесь я хоть ненадолго могу ощутить себя свободной. Ощутить себя счастливой. Это мой мир, такой, какой я хочу видеть, такой, в котором хочу жить. Новый порыв ветра донёс едва слышный вздох, от которого по спине прошлась шеренга мурашек. Я обернулась, ища взглядом источник звука. Из тумана, клубящегося вокруг, на меня смотрели два красноватых огонька. Мой мир ощетинился, реагируя на пришельца. Море с рёвом бросалось волнами на берег, ветер разгонял туман, желая изгнать незнакомца. Я вглядывалась в туман, пытаясь увидеть того, кто сумел преодолеть границу моего мира, но увы, не успела.
Крики чаек медленно сменялись воем полицейской сирены и руганью дворника под окном. Звон трамваев и крики дворовых котов вытеснили напрочь шелест океанских волн. Вместо песка подо мной верный и безнадёжно продавленный матрац. М-да, действительность во всей своей неприглядности. Добро пожаловать домой, Виктория.
Из сна я возвращалась осторожно, шаг за шагом, медленно открывая глаза. И тут же резко их зажмурила. Реальность пошла в наступление подобно броневику и сбавлять обороты не собиралась. Жуть, что во сне, что в жизни.
— Доброе утро, мисс, — радостно заявил Зогр, оскалившись, демонстрируя крайнюю степень дружелюбия.
Увы, кто как начинает свой день, я вот с созерцания кривой улыбки домашнего гоблина. Реальность, чтоб её…
— Доброе утро, Зори, — прокряхтела я, садясь в постели.
Зори кивнул и, убедившись, что произвёл нужное бодрящее впечатление, поплёлся раздвигать шторы на окне. Да, будить он умеет, сон спугнул основательно и безвозвратно. С такой-то улыбкой! Мечта дантиста, ночной кошмар ортодонта, от этого зрелища не то что сон, любой грабитель с визгом скроется за горизонтом, даже не догадываясь, что Зори желал напоить его чаем. Хотя какие грабители? В моей квартире Зори и есть единственная ценность.
— Завтрак будет готов через пять минут, — одёргивая фартук, заявили мне, двигаясь к выходу из спальни.
Я молча кивнула, продолжая разглядывать обновку своей домашней тварюшки. Где он его откопал? У меня в доме такой цветастой дряни с рюшечками отродясь не было. Да у меня и еда-то не всегда дома была… но это было до появления Зори. И покой тоже раньше был. Эх, было же время!
К завтраку я вышла, полная нехороших предчувствий. Переступая под стеночкой мокрые разводы от тряпки на полу, я поплелась на кухню, с каждым шагом понимая, что мои самые худшие подозрения оправдаются. Ого! Даже превзошли все ожидания!
— Что это, Зори? — сипло уточнила я, окидывая взглядом стол, накрытый к завтраку.
— Ваш завтрак, мисс! — пафосно сообщило это ушастое бедствие и начало отодвигать мне стул.
Мой вымученный диетами желудок радостно заурчал, кишечник в восторге завязался в узел. А где-то в спальне рыдала и оплакивала мою талию измерительная лента. Я уныло глянула на сияющего улыбкой гоблина, на стол. И так постоянно, стоит мне найти и начать воплощать в жизнь новомодную диету, как эта болотная зараза берётся печь пироги. Желудок опять жалобно заурчал, напоминая, что пачка орешков, заброшенная в него вечером в поезде, уже успела раствориться и всосаться без остатка. Эх, пропала моя фигура, пропали все мои старания по её сохранению. Чистая победа, Зори. Подпольщик зеленокожий.
— А это что? — раскладывая на коленях салфетку, алчно уточнила я.
— Яйца «Бенедикт», тосты, джем, мёд, тут у нас овсяночка. Ни соли, ни сахара не добавлял, не знал, с чем вы предпочтёте, — услужливо сообщил гоблин, оперативно снабжая меня столовыми приборами и наливая кофе в чашку.
О, Богиня, да я за свой марафонский забег к фигуре мечты слопала этой овсянки несколько мешков, так что фору могу дать любому скакуну. Сама удивляюсь, как не начала ещё ржать и бить копытом. Я решительно мотнула головой и потянулась к яйцам «Бенедикт».
— Ваша лимонная вода, мисс, — сообщил мне Зори и смылся мыть плиту.
Гад. Диверсант! Кулинар недобитый, сорвал мне такую диету. И я потянулась к тарелке с тостами. Да! Масло, жареный хлеб, жирный соус, то что нужно для хорошего настроения и стойкого чувства вины. Горечь от поражения я запила сладким кофе. А ничего так утро началось.
Зори же вовсю скакал по кухне, надраивая полки, шкафчики, окна. В общем, протирая всё, что могло попасть под его горячую руку. Трепетали оборки на фартуке, трепетали гоблинские уши на сквознячке, и весь мой гоблин выглядел безгранично счастливым и радостным. Как мало ему нужно для счастья — чистящее средство и простор для уборки. Поэтому в моей квартире царит безграничный и местами пугающий порядок.
Да, гоблин с обсессивно-компульсивным расстройством — что-то. Хотя это «что-то» и стало причиной изгнания Зогра из клана, где он своей любовью к чистоте достал до печёнок даже головастиков. Ага, очень странное расстройство для жителя болотных земель. Там не то что руки не моют, там отродясь не ведают, как выглядит чистая водопроводная вода. А он полы моет. О! Уже опять начал.
В парке я со вкусом обгладывала куриную ножку, когда мимо меня промчался постовой. Я рассеянно отследила его стремительный забег и потянулась к пирожку с яблоком. Мало ли по какой причине бегают постовые? Может, к дождю или урагану. Может, новшество от правительства, может, какая-то шишка проезжает неподалёку? Когда я перешла к распитию чая из термоса, мимо по парковой аллее промчалось уже двое постовых. Я начала что-то подозревать. Их галоп был таким стремительным, что я не удержалась и решила отправиться следом. Исключительно профессиональный интерес, ведь если кто-то куда-то бежит, то точно не просто так. Профессиональные навыки всегда со мной независимо от записи в документах.
Мои подозрения опять превзошли все ожидания. Наш с постовыми забег завершился у паркового озера, где на берегу лежало распростёртое тело свежевыловленного утопленника. Зеваки, подобные мне, нетерпеливо топтались по газону, отгороженные от полиции пёстрой бело-красной лентой.
— Это Сэм Харди, — сообщил седоволосый мистер, вглядываясь в фигуру на газоне. — Видимо, с очередной гулянки возвращался.
— Наверное, освежиться полез, — вздохнула я, разглядывая заросшие камышами и кувшинками водные просторы.
Главное, поддерживать беседу, так больше шансов разговорить собеседника. А, судя по виду, дяденька и так расплещет всё, что знает, только дай понять, что ты «подходящие уши». А я именно те «уши», которые ему нужны.
— Да что вы, мисс! Сэм воды боялся до смерти, он бы к озеру и близко не подошёл, — возмутился мой бесценно информированный собеседник. — А уж купаться не полез бы — это точно.
Моя внутренняя акула пера кровожадно клацнула пастью и облизнулась. Ещё не ясно что, но я явно наткнулась на что-то интересное. Или, по крайней мере, странное и загадочное.
— Смотрите, а эти здесь что забыли? — отозвался ещё один неугомонный гражданин, «торчащий» из куста жасмина.
Я проследила взглядом туда, где по мощёной дорожке у пруда шагали трое в чёрном. Сначала меня бросило в холод, потом в жар. Клеймо на спине начало неприятно ныть. Инквизиторы. Три штуки, все как на подбор, высокие, стройные, наглые и преисполненные презрения ко всем окружающим. Они по одному вышли из подъехавшего авто и направились к постовым. Я с отвращением проследила их неторопливое шествие вдоль пруда. Не то чтобы я ненавидела конкретно кого-то из них. Нет, это чувство я испытывала ко всем представителям инквизиторской братии.
— И то верно, — а мужчины в кустах щебетали не хуже синичек. — Неужели убийство? Магия?
Я против воли потянулась рукой к метке на шее. Глупый жест, словно я в чём-то виновна.
— А с какого перепугу сюда инквизиторов вызвали? Точно маг замешан.
— Чего ещё ждать от меченых.
Я медленно отошла в сторону, не желая слушать дальнейший разговор. Противно. В глаза магам улыбаются, лебезят, заискивают. А за глаза поливают помоями. Всех. Для людей мы все уроды, бешеные псы, от которых не знаешь, чего ожидать. Я снова коснулась татуировки, скрытой лёгким газовым шарфом. Там чёрной краской была выбита руна «Тьма». Моя метка, её мне нанесли в младенчестве, как и всем магически одарённым детям. Мы все меченые, словно коровы на бойне. Да и живём столько, сколько будет угодно мясникам. Только зовем мы их — инквизиторы.
Наш мир изменился, магов и колдунов давно уже не жгут на кострах, и среди инквизиторов много магически одарённых, но отношения у нас остались напряжённые. А у меня к инквизиции своё особое отношение… как и у неё ко мне.
Обратный путь домой я просидела, уныло глядя себе под ноги. Не радовал ни вид за окном, ни простор в тесном трамвае. А ещё из головы не выходила фраза, услышанная в парке : «Да что вы, мисс! Сэм воды боялся до смерти, он бы к озеру и близко не подошёл. А уж купаться не полез бы — это точно». Она бешеной кошкой скреблась в душе и не давала спокойно думать о своих делах. И инквизиторы эти, целых три головы. С чего бы такое скопление? А ещё память постоянно подсовывала мне картинки из утреннего сна. Меня бросало в дрожь каждый раз, когда я вспоминала две светящиеся точки в тумане. Что это было и что ему было нужно от меня? Тайна, как и то, зачем человеку, боящемуся воды, лезть в озеро. От всех этих мыслей настроение медленно скатывалось к отметке грунтовых вод, и домой я добралась абсолютно разбитой и подавленной.
Такая вот, угнетённая и нервная, я и засела за корреспонденцию. Угнетённость и нервозность усилились. Не знаю, кто в состоянии распечатывать конверты со счетами за коммунальные услуги и не вздрагивать от ужаса. По мне, так к каждому конверту должна быть приложена пилюля успокоительного, дабы арендатор не испустил дух раньше, чем изучит все присланные конверты. Я девушка бывалая, а оттого к делу подошла со всей ответственностью, прихватив с собой бутылку вермута из бара.
После первых двух бумажек с мелкой россыпью циферок во мне уже плескалось два бокала «успокоительного», а в душе рождался страх, что алкогольное отравление наступит раньше математических подсчётов. Лёгкую передышку мне обеспечивали пёстрые рекламные брошюрки, но счастливые рожи, изображённые на них, вгоняли меня в ещё большее уныние. За окном сгущались сумерки, в радиоприёмнике бубнили дикторы, изображая терзания влюблённой парочки из очередной мыльной оперы. Зори звенел посудой и готовил чай.
В стопке осталось ещё с десяток конвертов, и я решила разнообразить свой ежемесячный стресс, устроив маленький розыгрыш. Итак, кто следующий?
— Ребе, рубу, раба, — слегка нескладно и отчасти невнятно произнесла я считалочку, — Кто тут у нас?
Мой палец, подрагивая, упёрся в конверт с синей полоской, скромно лежавший на дне стопки. Я потянула этого стесняшку и сфокусировала взгляд на графе «отправитель». Второй раз за день я решила зажмуриться, дабы не видеть пугающей действительности.
— Какая монументальная мерзость, — решительно сообщила я своим спутникам, разглядывая небоскрёб, перед которым меня высадили из машины.
Огромное здание, построенное по последнему слову техники и декорированное соответственно последнему воплю моды. Металл, камень, огромные окна, сверкающий на солнце шпиль. Всё инквизиторское величие, вывернутое напоказ. Парадный вход так вообще венец позёрства. Толстенные двери высотой в три человеческих роста, окружённые сияющими шестерёнками. Стоило нам (мне и двум озверевшим инквизиторам) подойти к двери, как эти шестерёнки принялись вращаться, со скрипом отодвигая кошмарную дверь.
Это мы так на прислуге экономим? Чем им не угодил дядька в ливрее, коих полным полно в других офисах? Нет, нужно показать, кто тут особенный. Кто тут пуп земли! Ненавижу!
Внутри интерьер продолжал вгонять визитёров в состояние благоговейного трепета, пробуждая скрытые в душе комплексы. Высоченные, сводчатые потолки, словно в древнем храме. Мраморный пол, отшлифованный до зеркального блеска, сверкающие тысячами кристаллов люстры причудливых конструкций. Но мои комплексы уже были готовы к тому, что встретят на пути, а оттого сидели тихо и донимать меня не торопились. Обо всё это великолепие очень хотелось потушить сигарету. Но закурить мне так и не дали, отняв спички. И портсигар тоже. Я даже не знаю, в чём провинилась, а ко мне уже применили пытки.
Я гордо прошагала по мраморному полу, вздёрнув подбородок и кутаясь в огрызок лисьей шкурки. Не то чтобы мне было холодно, но на встречу с очередной инквизиторской шишкой я решила заявиться раздражающе шикарной. Чёрное, расшитое бисером платье, вычурная шляпка, лисий хвост на плече, мундштук с сигаретой. В общем, от одного моего вида любого борца за мораль и добродетель должно было скрутить в бараний рог. По крайней мере, я очень на это надеялась.
«Мои» инквизиторы плелись следом. Молча, хмуро, зло наблюдая мой «виляющий» (виляла я бедрами, и тоже исключительно на благо образа) вояж к лифту. Наше общение в машине оставило неизгладимый след на нежной мужской психике. Подозреваю, если бы не приказ довезти меня в целости и сохранности, следующей остановкой был бы тёмный лес, где бы меня с удовольствием зарыли в землю. Живой.
А так приходится тащиться следом и терпеть мой довольный вид. А я довольна. Давно живу по принципу «сделал гадость — в жизни радость». Особенно если гадость сделал инквизитору. Злобное сопение за спиной стихло лишь тогда, когда меня подвели к огромной дубовой двери, перед которой разинул пасть лифт. Дверь распахнулась, я отважно шагнула в неизвестность. Дверь с грохотом закрылась. Интересно, у гроба крышка так же громко захлопывается?
— Ждите! — донеслось через толстую дубовую дверь. — Мистер Стоун скоро будет.
Можно подумать, у меня есть выбор. За дверью двое амбалов, готовых свинтить мне шею по первому приказу, а за окном такая высота, что прыгать пропадает всякое желание. Я подошла к окну, присвистнув от открывшегося вида. Огромный город сверкал и переливался в вечерней мгле, как полный самоцветов сундук, опрокинутый неуклюжим воришкой. А над городом раскинулось безграничное и прекрасное небо. Звёзды алмазами сверкали в его чёрных, похожих на бархат глубинах, насмешливо глядя, как суетятся люди среди поддельных огней.
Искусственный блеск затмевает свет звёзд, и разглядеть их с улиц города почти невозможно, грохот улиц оглушает, роскошь и суета кружит голову. И смотреть в небо нет уже ни сил, ни желания. Скольких перемолола эта яркая ловушка, обещая славу и богатство. Скольких ещё перемелет… Но люди всё так же стекаются в столицу, надеясь найти здесь счастье, любовь, богатство… Наивные. Выжить здесь могут единицы.
Глазеть на город я устала. Обернулась к двери, топота спешащего ко мне инквизитора я не расслышала. Чудно. И я принялась бродить по комнате, разглядывая её убранство. Скромненько. Неожиданно. Комната так разительно отличалась от кичливого убранства фойе, что казалась почти пустой. Хозяину кабинета, очевидно, было плевать на моду и царящие в её мире правила. И на роскошь ему было плевать. Светлые стены, простой дубовый стол у окна, диван и столик посредине комнаты, светлый, почти без рисунка ковёр на полу. Шторы на окнах отсутствовали, картины на стенах тоже. Зато писчие принадлежности были расставлены со скрупулёзной точностью, словно под линейку.
Я не удержалась и сдвинула подставку с ручками, хоть так пытаясь досадить неизвестному мне мистеру-инквизитору. Выпитое вечером слегка выветрилось за время поездки, но хмель всё ещё блуждал в моей крови, заставляя делать глупости.
Потом я прошла дальше и устало рухнула на диван. Хотелось курить. Очень. И мундштук при мне, и сигарета… а спички остались в кармане моего конвоира. Я злобно скрипнула зубами и огляделась. На журнальном столике стояли пепельница и причудливая зажигалка в форме грифона. Мерзкая такая, белая с позолотой. Абсолютно не вписывающая в этот аскетичный интерьер. Но очень нужная в быту штучка. Я крутила в руках фигурку, ища тот самый рычажок, высекающий пламя. Рычажок скрывался от меня, игнорируя все попытки его найти. Я почти уже потеряла надежду успокоить нервы привычным способом, когда злобный грифон крякнул и показал мне огненный «язычок». Я обрадовалась и потянулась к отложенному на диван мундштуку.
Но моим нервам покой и умиротворение в этот вечер были противопоказаны. Сигарета подло вывалилась из мундштука, и подхваченная сквозняком, укатилась под диван. А она у меня одна! Я застонала и сползла на ковёр, желая подобрать беглянку и мстительно выкурить её до фильтра за одну затяжку. Не знаю, выйдет ли, но я попытаюсь. Увы, конструкция дивана оказалась настолько причудливой, что просто так залезть под него рукой не вышло, пришлось нырять туда с головой. Ничего, сейчас как достану, как накурюсь… Задымлю здесь всё, чтобы помнили меня ещё лет двадцать.
— Вы будете работать в офисе, — мечтательно заявил Зори, поплевав на утюг.
Я угрюмо глянула на своего оптимистичного гоблина. Его жизнерадостная позиция достойна восхищения. Даже гуляя по кладбищу, он умудряется восхищаться качеством ковки и оттенками мрамора. Непробиваемое существо.
— Тебя не смущает, что работать я буду в офисе с теми, кто ещё недавно называл твоих сородичей животными?
Зори задумался. Почесал себя за ухом, снова плюнул на утюг и серьезно изрёк:
— Может, они и правы, — а потом, снова просияв своей бесподобной улыбкой, выдал: — а у вас будет свой стол.
— Угу, — фыркнула я. — И стул… надеюсь, не электрический.
Зори в ответ на мой каламбур злобно припечатал утюгом ещё одну складку на простыне и передал мне отутюженный элемент постельного гарнитура. Мой гоблин презирал прачечную, а потому наш балкон напоминал бригантину, севшую на мель, весь в белом, уныло болтающемся тряпье.
Я покорно сложила простыню в аккуратную стопочку уже отглаженного белья. Попробовала бы я схалтурить, и Зори принялся бы переглаживать всё заново. Честно, я знаю менее болезненные способы получить нервный срыв, чем наблюдать припадок чистоплюйства у Зори. Лучше потерпеть и уйти расшвыривать вещи в своей комнате, где всё ещё сохранилась заповедная зона приятного моему сердцу беспорядка.
Я проспала половину дня, проснувшись от звона кастрюль и ворчания Зори. Гоблин сетовал, что неведомые гости наследили на ковре в гостиной и сбили ему весь график уборки. От Зори я ничего скрывать не стала. Во-первых, он едет со мной, во-вторых… во-вторых, мне было так тошно, что поговорить хотелось хоть с кем-то. А тут Зори и пирог. Сегодня я наплевала на диету, осчастливив гоблина наличием у меня аппетита. Слопала всё до крошки.
Сложив остаток белья, я оставила Зогра собирать необходимые в отлучке вещи, а сама заперлась в своей спальне. На столе так и осталась валяться стопка бумаг, вручённая мне Стоуном на прощание. Подписка о неразглашении, анкета, договор… Я уселась за стол, сдвинув свою покрытую пылью печатную машинку. Всё впустую, все мои мечты, все надежды летят в пропасть, и всегда виной всему инквизиция и мой дар. В детстве я мечтала стать лекарем, помогать больным возвращаться к жизни, но мои мечты разбились о реальность, когда мне заявили, что носителя тёмной силы лечить людей не допустят.
А потом ко мне заявились дядьки в костюмах и увезли в холодные застенки одного из храмов инквизиции. Я как сейчас помню тот день, когда проснулась и поняла, что что-то во мне изменилось. Что-то незаметное, неуловимое, словно чья-то тень пряталась за спиной. Мир стал другим, серым и неинтересным, словно выцветшие страницы старой книги. А потом был первый сон, где я ощутила, как сила пульсирует вокруг меня, тысячи дверей манили заглянуть, прогуляться в миры, придуманные не мной.
Я проснулась в холодном поту и поняла, что весь мой мир рухнул. Я стала настоящим призрачным магом и теперь уже никогда не смогу жить так, как живут простые люди. Потом была боль от печати и равнодушная тётка, вписывающая моё имя в какой-то свиток. Были хмурые маги, проверившие меня на наличие силы и заявившие, что печать работает. А потом потянулись дни в одиночестве, когда я поняла, что ничего в моей жизни уже не наладится. Люди хотят видеть только то, что на поверхности. Что им до того, какая я? Что им мои взгляды и надежды, мечты, принципы? Есть клеймо «Тьма», есть печать, и большее им не интересно. Две крохотные руны на коже сделали меня чужой как для людей, так и для магов.
Хотя чему удивляться, если для своей семьи я стала чужой в день своего рождения. Всё, что я знаю о себе — это то, что родилась я зимой и оказалась не нужна своей матери. Ну не бросают желанных детей замерзать на морозе. Не оставляют заботливые мамаши своих новорождённых дочерей на вокзале лежать среди чужих чемоданов. Ни записки, ни вещей. Ничего, что помогло бы узнать, кто я. Да и узнавать особо не хочется. Зачем? Чтобы разочаровать живущих где-то родителей, что я выжила, а не испустила дух. Нет уж, раз я им не нужна, то и они мне тоже.
Хотя в детстве я часто представляла, что они ищут меня по миру. Что меня просто выкрала злая ведьма, и теперь убитая горем родня рыдает и мечется в поисках своей кровиночки. Но детство прошло вместе с иллюзиями. Теперь я от них абсолютно свободна. Время лечит и не такое, теперь я свободнее отношусь к слову «дружба», «близость». Теперь это только слова. В моей жизни мало близких людей, и я не держусь за них. Я уже давно поняла, что чем меньше привязываешься к кому-то, тем легче его отпустить. Так было не раз в моей жизни… увы, ещё не раз мне придётся испытать это вновь. Что же, судьбу не выбирают. Она сама выбирает нас и отыгрывает только ей известный сценарий. Зараза.
Послышался стук в двери (дверной звонок объявил бойкот ещё с утра), пробудивший меня от неприятных воспоминаний. Я всё так же сидела за столом, комкая в руке наполовину заполненные бумаги. Опять мокрые щёки, опять в душе словно ведро помоев разлилось. Гадко, мерзко.
— Мисс…— ушастая голова Зори просунулась в приоткрытую дверь. — Вас там хотят в гостиной.
И удалился. Я сдавленно хрюкнула от смеха в ответ на заявление гоблина. «Хрюк» вышел истеричным. Стало интересно, кто же так сильно и оригинально жаждет моей персоны прямо в гостиной. Когда я вышла из комнаты, в гостиной меня встретил чемодан. Да какой там чемодан, ЧЕМОДАНИЩЕ! Этот жуткий жёлтый монстр стоял посреди комнаты с торчащим из него чулком, словно показывал мне язык. Зори подобрал ещё какую-то тряпку и принялся трамбовать вещи дальше. В прямом смысле трамбовать, оседлав чемодан, гоблин принялся скакать на нём, пытаясь застегнуть молнию.
— Вечер добрый, мисс, — не голос, блеяние.
— Хотите сказать, этот клоповник лучше? — с вызовом уточнила я у Стоуна, когда мне предложили выйти из машины.
Всё то время, пока меня везли на новую квартиру, я молчала. Стоун тоже молчал, разглядывая ночной город за окном авто. Джаспер жался на водительском сидении, то и дело косясь на мои голые колени в зеркало заднего вида. Да, ехала я в чём забрали. Босая и в расшитом золотыми цветами алом халате. Зогр в компании чемодана сидел рядом, заставляя того же Джаспера коситься и на гоблина. Ну да, кто поверит, что вот это вот зубастое нечто отличается безграничным миролюбием и любит читать книги и устраивать чаепития. Бедный мальчик, заработает себе такую форму астигматизма, что ни магия, ни наука не справятся.
— Этот клоповник проверен нашей службой и признан безопасным, — без тени раздражения отозвался инквизитор, шире распахивая двери авто. — Вам помочь?
Холодный тон и пристальный взгляд обещали мне новый виток позора и специфических телесных наказаний, если я начну артачиться. Не то чтобы я боялась Стоуна… но мне хватило. Я гордо вздёрнула подбородок и вышла из машины, игнорируя протянутую руку. Мостовая была тёплой и шершавой, так что идти по ней было даже приятно. А вот подъезд не вызывал желания устраивать босоногие прогулки. Ух, из одной дыры да в дырищу. Из одного захолустья в другое. Моё новое жилье отличалось такой же захудалостью, как и предыдущее.
— И на что только идут налоги граждан? — прошипела я, пытаясь поставить ноги на заплеванные ступеньки.
— Здешние жители их не платят, — послышался голос Стоуна над головой.
Потом мне протянули тапочки. Мои, с мохнатыми помпонами. Я обернулась, заметив за спиной ещё и Зори, закрывающего чемодан. Эх, чудище моё заботливое. Кто бы знал, каких объёмов сердце спрятано в этой впалой груди! Да только стоит Зогру улыбнуться, как окружающие теряют желание познавать его внутренний мир. Им хватает внешности.
По ступеням мы тоже двинулись молча. Квартира оказалась не такой мерзкой, как дорога к ней. Но всё вокруг выглядело казённым. Стол, стул, кровать. В таких местах хорошо сводить счёты с жизнью. Атмосфера — то что нужно.
Я со вздохом обвела помещение взглядом, наткнувшись на лишний элемент интерьера. Увы, концентрация инквизиторов на один квадратный сантиметр увеличивалась. В кресле у окна сидел ещё один. Эльф. Нет, ну что этого-то занесло в инквизицию? Сидел бы в своём лесу, фиалки бы выращивал.
Моё появление вызвало у нового персонажа мечтательную улыбку. Мой внешний вид зажёг странный огонёк в бездонных голубых глазах. У меня сей индивид вызвал только усталость. Я крайне негативно отношусь к красивым мужчинам. У меня они вызывают подозрения… и очень часто эти подозрения оправдываются. Да, мой жизненный опыт подсказывал, что первое впечатление о собеседнике всегда правильное. Другой вопрос, как я этот опыт наживала. Ценой собственных нервов и самооценки. Но я об этом желаю не вспоминать.
— А вот и удивительная мисс Лэмон, — поднимаясь из кресла пропел… эльф.
Потом плавной походкой хищника поплёлся ко мне. Ба! Какая осанка, какой взгляд! Да от одного этого прищура девичьи сердца крошатся на мелкие осколки. Таким взглядом плавят лёд и разжигают пламя. Но вот такие взгляды, такие жесты и такие манеры — это то, что бесит меня больше, чем откровенное хамство. Меня раздражают мужчины, уверенные в своей красоте и в том, что любая женщина тут же рухнет к его ногам. Вон уже и на меня впечатление произвести пытается. Ха! Сейчас впечатление буду производить я.
— Вы даже не представляете, как я могу удивить, — изображая книксен, сообщила я.
— Это Вельд Манои, — со вздохом произнёс Стоун, — специалист в области артефактов.
Манои растянул губы в улыбке и осторожно взял меня за руку. Честно, грубость и холодность Стоуна вызывали у меня меньше отторжения, чем жеманные манеры нового знакомого. Хотя любая другая дама на моём месте давно бы уже поплыла от такого обхождения. Ну, я, как известно, девушка нестандартная.
— Очень рад знакомству, — поднося мою руку к губам произнёс… эльф.
Надеюсь, я сдохну при первом путешествии в сон и мои муки на этом закончатся. Или меня сожрёт та тварь, что бушует в мире снов. Я уже жажду встречи с ней.
— Заканчивай, Вельд, ты на работе, — грубо гаркнул Стоун, выдирая мою ладонь из цепких пальцев Манои. — У нас прорва работы. Ты принёс всё что нужно?
— Обижаете, сэр, –Манои нехотя отошёл от меня, отбрасывая с лица смоляные пряди волос.
Далее «новосельё» происходило без моего участия. Зори принялся распаковывать свой чемодан, Манои достал саквояж и выгрузил из него груду каких-то амулетов. Стоун усадил меня в кресло и положил на стол очередную бюрократическую писульку. Джаспер опять слился с ландшафтом.
— Итак, мисс, — начал вещать Стоун, — вашей первой задачей будет нащупать след того, кого мы ищем.
Я согласно кивнула, подписываясь под соглашением, что я «никому», «и ничего», «совершенно и никогда».
— И как мне его искать? — яда во мне было предостаточно, и я желала излить его на ближнего. — По запаху, по звуку? По следам? Может, у него плоскостопие?
Манои поперхнулся и принялся активнее ковыряться в своей «бижутерии». Зори мерзко хихикнул. Джаспер… возможно скончался, мне его видно не было. И только Стоун был верен себе, игнорируя все мои колкости. Не человек — скала. Непробиваемый абсолютно. Ничего, я найду в его броне трещинку.
— Нам нужно понять, кто он и где его искать в реальном мире, — продолжили мой инструктаж. — Он выйдет на охоту сегодня. Максимум завтра ночью.
— Режим — дело святое, — согласилась я.
— Ваш мятный чай, мисс, — прокряхтел Зори, поставив на стол щербатую чашку.
— Спасибо, ушастик, — я вздохнула и потянулась к напитку.
— Не за что, мисс, — радостно кивнул гоблин и снова ускакал на кухню. — Мистер Стоун попросил помочь вам расслабиться. Я решил, что мята подойдёт.
Я уже отпила ароматного напитка. Проглотить не получилось, само упоминание инквизиторов вызывало рвотный рефлекс. Молча вернула всё, что не проглотилось, обратно в «емкость» и встала из— за стола.
— Мистер Стоун просил сообщить, — Зори высунул голову из прохода на кухню, — он отходит ко сну в двадцать два ровно.
У меня появилось устойчивое и непобедимое желание запустить в Зогра тапком. Прямо помпоном в глаз. Что тут вообще происходило, пока я блуждала в глубинах своего запылённого сознания? Заглянула на кухню, где гоблин уже начал безжалостно нарушать мирный быт тараканов. Несчастные спасались бегством, предчувствуя масштабы будущей уборки. Нет, ну, гоблин всё же мой. Такие отклонения — это редкость, я проверяла.
Часы на стене услужливо ткнули стрелками в девятку и десятку. Если верить Зори, то инквизитор уже начал отходить в мир снов. Всё у него не как у людей. Может, у него рубильник какой-то есть, отключающий сознание?
— На столе нужные для обучения книги! — Зори щебетал как соловей, даже не подозревая о моих коварных планах.
Нет, я точно сейчас прихлопну его чем-то.
— Зори, что он с тобой сделал? — взвизгнула я, подойдя к стопке книг, лежащей на краю стола.
— Попросил, — Зори выскочил из кухни с веником в руках.
— Просто попросил? — язвительно уточнила я.
— Нет. Он сказал волшебное слово, — и честный взгляд на меня. — Пожалуйста.
От злости я громко взвыла. И не врёт же. Для Зори это слово и вправду «волшебное». Гоблин слишком буквально воспринимал понятия вежливости и этикета. На столе стояла шляпная коробка. Под помятой картонной крышкой лежал всякий хлам. Шарф, перчатки, треснувшее пенсне, потёртый портсигар. Просто гора старых вещей, но за ними стоят реальные люди. Погибшие страшной смертью. Как бы я ни ненавидела инквизицию, плюнуть на погибших я не могла. Сделаю всё, что смогу, но новых смертей быть не должно.
Я ещё повздыхала и поплелась к кровати, заботливо застеленной Зогром. Засыпала я всегда хорошо, вот и в этот раз провалилась в темноту, стоило прикрыть глаза. Привычный сумрачный пляж встретил меня ветром и шелестом волн. Мир, созданный мною, моё убежище, служившее тюрьмой. Теперь туман вокруг пляжа рассеивался, открывая безграничный горизонт за океаном. И дверь. Кто бы сомневался!
За скрипучей преградой меня встретило всё то же пыльное скопление коридоров и проходов. Вот где бы Зогр стал абсолютно счастливым. И как мне искать Стоуна? Хотя… я прислушалась к себе, бредя по коридору. В ушах раздался тихий звон, и меня дёрнуло в сторону. По переходу, влево, вправо, прямо. Я оказалась перед чёрной как уголь дверью, которая тут же открылась, стоило мне подойти.
— Ау! — заорала я в полумрак за порогом. — Костры здесь разжигают?
В ответ послышался приглушенный смех. Я перешагнула порог, ступая по пушистому ковру босыми ногами. Стоун нашёлся в кресле у камина. Похоже, это был кабинет. Скучный и привычный дубликат того, куда меня пригласили в день вербовки.
— Желаете оказать помощь в поджоге? — оборачиваясь ко мне, усмехнулся инквизитор.
— Увы, — я развела руками, — спички у меня ещё ваши подопечные отобрали. А на новые Зори ассигнования не выделил.
Стоун поднялся с кресла и собирался сказать ещё что-то, но, оглядев меня с ног до головы, произнёс только:
— А вы одеться не думали?
Я тоже решила на себя посмотреть. Ну, одета. Вот в чём спать ложилась, в то и одета. Весна, духота, так что наряд в стиле минимализма. Обзору инквизиции были предоставлены и мои голые плечи, и щиколотки, и даже (о, ужас!) колени. Я гордо одёрнула рубашку и язвительно заявила:
— Ой, бросьте! Можно подумать, это первые женские ноги, увиденные вами! — потом, после паузы задумчиво добавила: — А если так, то наверстывайте упущенное. Благодарностей не нужно.
Ответом мне был тяжёлый вздох. Стоун прикрыл глаза и пробурчал себе что-то под нос. Я улыбнулась ещё шире. Достала! Программа минимум достигнута. Как максимум хорошо бы довести его до инфаркта.
— Зачем вы так себя ведёте? — со вздохом уточнил инквизитор.
— Пытаюсь соответствовать общественному мнению, — привычно огрызнулась я.
— Скорее, вы не пытаетесь его изменить, — Стоун подошёл ко мне вплотную.
Высоченная фигура инквизитора нависала надо мной, освещённая со спины алыми отблесками огня. Я горько усмехнулась словам мужчины, потом подняла голову, заглядывая в сверкающие янтарные глаза.
— Мистер Стоун, независимо от того, как я себя веду, общество уже составило мнение обо мне. Не важно, что я говорю или делаю. Даже если я стану светиться от святости, для людей я останусь пугающим порождением тьмы. И не нужно ваших проповедей. Оставьте их для своих адептов.
— Я надеялся, что вы возьмёте себя в руки и перестанете конфликтовать…
— Я! Я ещё и виновата! Вы притащили силой меня в свой кабинет, потом силой же вывезли из квартиры! Сначала лишили дара, потом так же без спросу его вернули! Будь моя воля, я бы послала вас извилистым путем в анатомическую экспедицию!
От моей наглости обалдела даже я сама, но не Стоун. Ни один мускул не дрогнул на каменной роже. Даже бровь не дёрнулась. Да что с этим мужчиной не так?
— Что мешает? — холодно осведомились у меня.
«Сны — не что иное, как другие миры, в которые открыт путь для всех. Мы путешествуем из мира в мир, но, когда открываем глаза, забываем обратную дорогу. Дав миру жизнь, мы не можем вернуться в него снова. Только единицы способны идти против правил этих миров. Только они могут вспомнить обратный путь. Они дети двух миров, их души до конца не принадлежат ни миру реальному, ни миру грёз».
Я устало перевернула страничку, сдерживая очередной зевок. Сколько пафоса, сколько позёрства.
«Маги сна способны создавать свои миры и делать реальными грёзы других. Для них нет границ и запретов, от них нет запоров и замков. Это в них восхищает, это же и внушает страх. Призрачный маг среди друзей — благо. Призрачник враг — мучительная гибель. Ведь только они способны оживить как мечты, так и кошмары. Сбежать можно от любого ужаса, но от себя побег невозможен ».
Я снова зевнула и глянула в окно. Зори копошился на кухне, звенел кастрюлями, шуршал скатертью. В общем, с самого утра был до отвращения активен. Я сидела в кухне на подоконнике, кутаясь в свой пёстрый халат, и читала. Надежда была на то, что в книгах будут нужные мне подсказки. По этой причине я встала в такую рань, и по этой причине читала с самого утра. Подсказки я искала уже битый час, и уяснила одно — воевать с пучеглазой тучкой придётся только при помощи моих инстинктов. Чудно! Всё как всегда, судьба сказала «Ха!» и предложила выпутываться самостоятельно.
Солнечный диск лениво выползал из-за черепичной крыши соседнего дома. Небо выцветало на глазах, из синего становясь серым. Покрывшись облачными «барашками», заливалось золотистым румянцем. Я начала грустить, потом дремать, проваливаясь в состояние далёкое от сна, но похожее на транс. Утреннее такое состояние, общее для всех людей в мире.
В открытое окно врывался пахнущий свежестью ветерок, принося аромат цветущих деревьев и утренней пыли. Прохладу вытесняло робкое тепло первых лучей. Они прыгали по подоконнику, скользили по пузатому боку кофейника, сверкали на золочёной каёмочке чашки с кофе. Словно котёнок, терлись о щёку. Для полной идиллии не хватало самой малости. А то и вправду рухну с подоконника на мостовую.
— Зори, принеси мой портсигар, — попросила я, облизывая палец.
— Нет, — заявили мне с воинственным видом.
— В смысле «нет»? — удивилась я, перестав листать книгу. — Если ты про сигареты, то они есть и лежат в комнате на комоде.
— Их там нет. И нет, я вам их не дам, — заявил гоблин, скрещивая руки на груди.
НА-ЧА-ЛОСЬ. С Зори такое бывает в период обострения его патологии. «Гиперопека» называется.
— Зори, — мой тон был настолько ласковым, что любой другой бы уже зарезался сам во избежание более тяжких телесных повреждений.
Но у Зори обострение. Он сейчас и по углям за мной пойдёт с тарелкой супа в руках. Всё вынесет, если я соглашусь покушать, поспать и надеть тёплые носочки, связанные этой зимой.
— Не отдам! Не отдам! Не отдам! — упрямился гоблин. — Эта гадость вас погубит!
Такая истерика, такие эмоции. Даже ножками топать принялся от переизбытка чувств. Похоже, мотать из меня нервы решили все кому не лень. Количество намотанных клубков рискует превысить возможности моего организма. Обнаглели. Все.
— Что значит не «отдам»? — я нахмурилась и спустила ноги с подоконника. — Где мои сигареты? У меня уже кислородное отравление начинается!
Зори слегка присел и прижал ушки к голове. Костлявые ручки прижал к груди и, взглянув на меня полным вселенской скорби взглядом, жалобно так выдохнул:
— Вы даже не кушали!
Нет. Нет!! На совесть давит паршивец! Нет её у меня! Давно нет, за ненадобностью отсохла, как рудимент. Я променяла её на крепкий сон и спокойные нервы. Я показательно взяла в руки чашку с кофе, оттопырив мизинчик. Одним махом выпила остывшую жижу и выдохнула:
— Завтрак окончен, гони курево.
Зори сокрушённо шмыгнул носом. Звук вышел внушительным, если учесть размеры этого самого носа.
— А я омлет сделал. Пушистый, с копчёной колбаской. Тосты, салат… А вы! — Зори отвернулся к плите, и шаркая тапками, поплёлся снимать сковороду с огня. — Вот заработаете гастрит, тогда один овёс грызть будете до конца дней своих.
Во мне шевельнулась совесть. Нет, не совсем издохла. её ещё не совсем разложившийся труп иногда возвращался к жизни, реанимируемый подлым гоблином. Вот и теперь я чувствовала, как эта паршивка разлепляет веки, как со скрипом открывает крышку гроба и высовывает из него костлявую ручонку.
А Зори стоял у плиты, сокрушённо глядя на омлет. Огромная ушастая голова была опущена. Спина ссутулена, коленки согнуты. «Бабах» — грохнула трухлявая крышка, отлетая в сторону. Совесть уже выбралась из гроба и принялась донимать меня своим гнусавым нытьём. «Смотри, как он старался, — гнусавила она. — Не спал, готовил, всё как ты любишь!»
— Ладно, давай сюда свой омлет, — устало вздохнула я, шлёпаясь на табурет возле стола.
Зори ожил молниеносно. Тут он страдал и гиб от тоски, а тут он уже носится по кухне, сервируя завтрак. Актёр непризнанный. Я со вздохом глянула на полную тарелку жаренных яиц с колбасой. Увы, мой желудок с гоблином был солидарен и активно заурчал, предвкушая обильную трапезу. Вот все против меня. Даже собственный организм.
В двери позвонили, и я поплелась вымещать зло от поражения на несчастном визитёре. А нечего в такую рань шататься по квартирам. Я не виновата, это всё омлет. Я зло рванула дверь на себя. Захлопнула. Ущипнула себя за бедро. Нет, проснулась. Кошмары остались далеко в другом мире… Значит, не кошмар. Паршиво. Снова открыла двери.
Вечером, после того как инквизиция покинула мои «апартаменты», Зори вытянул меня на прогулку до ближайшего рынка. Я устала шататься по обшарпанной гостиной, потому даже поход за баклажанами восприняла как выход в свет. Мы прогулялись среди мясных лотков, проверив на прочность терпение половины торговцев. Зори педантично мотал из них нервы, интересуясь убиенной свинкой или овцой так скрупулёзно, словно готовил расследование её умерщвления.
У зеленщика дёргался глаз, но он учтиво отвечал гоблину, где вырос вот этот вот щавель. Какой был график полива, и как часто вносили удобрения в почву. Уходя с рынка в обнимку с тремя баклажанами и пучком салата, я искренне радовалась, что осталась жива. Ещё никогда у продавцов не было таких кровожадных взглядов, как в этот вечер. Зори, как всегда, ничего подозрительного не замечал и искренне радовался морковке. Вот так мы и шагали по улицам города, греясь в лучах заходящего солнца, унылые — я и баклажаны, и радостный до ненормального Зогр с морковкой.
— Будет рататуй, — жмурясь от удовольствия, заявил Зори, — а ещё картофельный салат и курочка с ароматными травками…
Зори не затыкался всю дорогу, вызывая у меня бурное слюноотделение и невыносимую активность в желудке. Честно, меня пугали эти метаморфозы. Я привыкла голодать и лишение пищи воспринимала стойко и легко. Головокружение меня не волновало, вялость не пугала, прилипший к позвоночнику желудок — радовал. И что со мной стало? Захлебываюсь слюнями, слушая рассказы о еде! Зори меня окончательно испортил.
Я уже даже почувствовала аромат тех самых травок, когда мы свернули в переулок возле нового дома.
Я, выросшая в обстановке повышенной нервозности, тут же напряглась. Пускай за спиной с рёвом носятся по дороге машины, а мороженщик во всю глотку восхваляет сорбет из мяты. Здесь полумрак и закоулки. А закоулки меня всегда пугали и настораживали.
Как в подтверждение моих страхов, из тёмного угла вынырнула коренастая мужская фигура. Человек бодро зашагал в нашу сторону, засунув руки в карманы брюк.
Почему мне не понравился взгляд, брошенный в мою сторону? Что было странного в этом человеке? Есть вопросы, на которые у меня никогда не будет ответа. Но я неосознанно попятилась туда, где всё громче звучал голос мороженщика. Там люди, там спокойнее… Бросок сзади я предугадать не успела. Мне зажали рукой рот, поднимая над землей.
— Пусти! Пусти! А-а-а-а, помогите! — визг Зогра разнёсся по пустынной подворотне.
Гоблин принялся метаться из стороны в сторону, пока не повис на одной из моих ног. Началось перетягивание меня. Странное чувство — ощутить себя канатом. Я отчаянно выгибалась, пытаясь, по мере сил, помочь гоблину. Пнула неизвестного в ногу, но тот не ослабил хватку. Мы сражались слаженно и отчаянно, как партизанский отряд, попавший в окружение. Победа была бы близко… Только вот из-за угла показался ещё один человек и, прежде чем Зори успел увернуться, блеснула рукоять револьвера. Зори взвизгнул от удара и обмяк, рухнув на грязный асфальт.
— Уходим, — резкий голос над ухом.
Меня потащили куда-то по закоулкам незнакомых дворов, а я отчаянно выворачивала шею, пытаясь заметить, шевельнётся ли мой маленький гоблин, лежащий без чувств. Его худая, нескладная фигурка терялась в тенях домов, лишая возможности разобрать что-либо. Мне стало дурно от одной мысли, что мой ушастик не очнётся. Плевать, что будет со мной, начхать, куда меня увезут и что сделают, но Зори нельзя здесь бросить.
Кровь по венам побежала быстрее, сила заклокотала в крови. Шёпот в ушах стал громче, настойчивее, злее.
Она требовал выхода, свободы… крови. Мужчина, удерживавший меня, взвизгнул отдёргивая руку. Получив минутную свободу, я легко вывернулась из его захвата, падая на землю. Ободрала колени и переломала ногти, но бодро поползла прочь от невесть чего орущего мужика.
А чего он орёт-то? Врождённое любопытство заставило оглянуться. Змея? Огромная гадюка, обвивала руку мужчины, оскалив зубастую пасть. Чёрная, лоснящаяся на солнце тварь вырывалась, желая вцепиться жертве в лицо. Откуда она взялась? Хороший вопрос. И почему я уверена, что этот мужик до смерти боится змей? Вопрос совершенно не хуже предыдущего.
— Тварь! — злобно рыкнули где-то над головой, больно схватив меня за волосы.
Я взвизгнула от неожиданности и попыталась вырваться, получив пощечину. Я совершенно ничего не понимала. Кто эти люди? Откуда в городе змеи? Что происходит, в конце концов?!
Змею всё же оторвали от руки и со злостью отшвырнули прочь. Пресмыкающееся зашипело и рассеялось чёрным дымом, не достигнув земли. Меня опять подняли, чтобы продолжить похищать. Я всё так же брыкалась и норовила ударить похитителя головой, когда наперерез нам среди улицы выскочил барс.
Огромная, серебристо-серая кошка, с пушистым хвостом и россыпью почти чёрных пятен на спине. Зверь зарычал и оскалился, сморщив усатую морду. Похитители замерли, растерянно глядя на зверя. Животное широко расставило передние лапы, всем своим видом показывая, что дальше идти не позволит. Первый выстрел высек искры из пожарной лестницы, висящей на стене дома, но барс успел отскочить в сторону, лишь мазнув в воздухе хвостом.
— Опять твои штучки? — злобно отозвался «ловец змей» — Не сработает.
— Понятия не имею, о чём вы, — прокряхтела я, — и от всей души желаю кошечке приятного аппетита.
Ещё очередь выстрелов, но животное опять ловко увернулось, прыгнув на стену. Мощные лапы с когтями цеплялись за кирпич на стенах, кошка ловко прыгала от одного дома на другой, словно дразня стрелка. А потом… меня отпустили. И явно не по своей воле. Сначала крик, потом хруст ломающихся костей, и сжимавшие меня руки ослабели. Безжизненное тело рухнуло к моим ногам. Пока я пыталась прийти в себя от случившегося, барс вцепился в руку «стрелку», заставляя выронить оружие. Жуткие звуки повторились, поднимая в желудке дурноту. Ещё минута, и всё стихло. На холодной земле, в лучах заходящего солнца лежало два трупа… и ни одного любопытствующего. Никто даже не глянул, что тут происходит, ни воя полицейской сирены, ни зевак в окнах. Все сделали вид, что это не их дело… хотя кто из нас хоть раз поступал иначе?
— Это наши гости, Каэл, — Стоун тяжело вздохнул, обращаясь к сыну. — Так что поздоровайся.
Мальчик кивнул и, шлёпая босыми ступнями по мрамору, побежал вниз по лестнице. Замерев возле меня, вытянулся в струнку и, отвесив поклон, звонко заявил:
— Каэл Стоун, клан горных котов Северной Гряды. Рад знакомству.
Я от такого обращения слегка опешила. Для меня, не знающей даже своего настоящего имени, представление в обществе всегда было пыткой. Такое чувство, что врёшь людям о своём имени и фамилии. А ещё я не очень хорошо лажу с детьми. Мне неуютно рядом с ними, и я смущаюсь, не зная, как себя вести. Они меня раздражают и нервируют, хотя я понимаю, что причина в моей подсознательной зависти к этим маленьким, домашним птенчикам.
— Зогр! — раздалось в повисшей тишине. — Зогр — гоблин с южного болота.
Пока я собиралась с мыслями, Зори, как всегда, не растерялся и решил проявить дружелюбие во всём объёме, на которое был способен. И мой гоблин полез жать руку мальчику, расплываясь в своей «сверхдружелюбной» улыбке. Со стороны казалось, что это ушастое нечто в бинтах хочет загрызть бедного ребёнка, даже я вздрогнула. Мальчик попятился, но от побега всё же удержался, дворецкий потянулся к стоящей на подставке вазе. Стоун же только дёрнул уголком рта, сдерживая смешок.
— А это мисс Лэмон! — Зори уже тряс Каэла за руку и тыкал в меня пальцем. — Нас чуть не убили сегодня! Она испугалась, а я герой… И ваш отец тоже, и мы все… Вот.
Исчерпывающее объяснение.
— Виктория, — протягивая руку мальчику, представилась я. — А Зори добрый, просто это не сразу заметно.
Последнее я произнесла, силой оторвав гоблина от перепуганного ребёнка. Мальчик сглотнул, улыбнулся и, глянув на отца, снова стал по стойке «смирно».
— Тогда добро пожаловать, — заявил ребёнок. — И спокойной ночи.
После этих слов Каэл снова поклонился и помчался вверх по ступеням. М-да, вот это дисциплинка в доме. Не удивлюсь, если едят они по гонгу, а гулять ходят по расписанию.
— Спальни готовят, — сообщил дворецкий.
Стоун кивнул и жестом указал мне куда-то в сторону.
— Предлагаю подождать в гостиной, — сообщил инквизитор.
Можно подумать, у меня есть выбор! Меня вторые сутки возят по городу как багаж! К чему эта игра в учтивость? У меня два варианта — или пойти за Стоуном, или разлечься на полу в холле. Пневмонию я недолюбливала ещё с детства, так что покорно поплелась в указанном направлении.
— Я помогу с комнатами! — Зори был сегодня в ударе.
Гоблин сложил ручки в умоляющем жесте и преданно глянул на Стоуна выпученным глазом с налившимся под ним синяком. Край бинта размотался окончательно и свисал с оттопыренного гоблинского уха печальной лианой. Стоун задумался, потом коротко кивнул. Гоблин взвизгнул и с топотом метнулся к дворецкому, тот шарахнулся в сторону и просто указал рукой дальнейший путь для гоблина. Зори помчался вверх по лестнице. Ну что же, хоть кто-то рад сегодняшнему переезду.
В гостиную мы с инквизитором прошли молча. Я устала, и меня запоздало накрыло паникой от пережитого нападения. Я не особенно разглядывала обстановку комнаты, отметив, что она такая же сдержанная, как и сам дом. Что же, какой хозяин, такое и жилище.
— Присаживайтесь, Виктория, — подходя к бару, заявил инквизитор.
Я молча шлёпнулась на диван, забросив ногу на ногу. Безумно хотелось курить и спать. А ещё хотелось прояснить ситуацию.
— Так это ваш дом.
— Поразительная сообразительность, — усмехнулся метаморф. — Я же говорил, мы сработаемся.
— А миссис Стоун не будет против того, что в вашем доме будет жить незнакомая женщина и гоблин? — язвительно уточнила я.
Стоун скривился, словно я при нём упомянула что-то неприятное до тошноты. Взял из бара стакан, плеснул туда коньяк и залпом выпил, даже не поморщившись.
— Миссис Стоун против не будет, — рыкнул инквизитор, напугав меня ярким свечением в глазах. — Она мертва, и я буду благодарен, если вы не станете упоминать её в этих стенах. Особенно при Каэле.
Я от неожиданности вздрогнула, втянув голову в плечи. Кивок получился сам по себе, тело сделало это без участия мозга, боясь за сохранность своего существования.
— Мисс, — Стоун глубоко вздохнул, — я понимаю, что мы с вами не в самых лучших отношениях. Но я всё же прошу вас прислушиваться к моим советам и просьбам…
— Приказам, — невесть зачем огрызнулась я.
Стоун снова глубоко вздохнул, отчего его ноздри раздулись, как у быка перед нападением. И почему я не родилась немой? Вот мычала бы себе в ответ, всем было бы хорошо. Все бы были счастливы. А так… А так меня сейчас всё же пришибут. Или выпорют… а ведь обещали… Некстати вспомнилось предупреждение инквизитора и шлепки по заду. Ой, что сейчас со мной сделают…
Видимо, удача всё же вспомнила обо мне. Именно тогда, когда Стоун сделал шаг в мою сторону. Из-за двери в гостиную донёсся пронзительный женский визг, потом послышался крик. Мы с инквизитором синхронно обернулись к двери в тот самый момент, когда она с грохотом распахнулась.
На пороге стояла немолодая дама в форменном платье прислуги. Белый чепец сполз с аккуратно уложенных седых волос. Дама негодовала и желала сообщить об этом мистеру Стоуну.
— Миссис Пиркс? — инквизитор удивлённо вздёрнул светлую бровь.
— Сэр! Что это? — взвизгнула дама, указывая на что-то за дверью.
Мы тоже наклонились так, чтобы разглядеть, что же там такое. А там был Зори. Довольный и радостный, с детской пижамой в руках. Зори был счастлив и, совершенно спокойно обойдя даму, подошёл ко мне.
Снова на моём пустынном пляже было неспокойно. Снова бесновалось море и холодный ветер трепал волосы. Снова орали чайки в небе, хрустела галька под ногами. Кому-то этот суровый пейзаж показался бы хмурым и угнетающим, но мне было здесь уютно. Было что-то умиротворяющее в этой неудержимой стихии, своя особая красота в хмуром небе и ледяных морских брызгах. Возможно, оттого, что это отражало всё то, что творилось в душе? Не знаю. Но, приходя в снах на этот пляж, я ощущала себя дома. Под защитой.
— Красиво. Мне это нравится больше, чем замшелые коридоры.
Я улыбнулась на это заявление, но поворачиваться к Стоуну не спешила. Мы просто молча шагали по пляжу, молча каждый о своём. Я любовалась пейзажем, инквизитор… понятия не имею о его занятии, он плёлся за мной.
— Но я ожидал бурлеска, огней… ну или хотя бы пальм, — не унимался инквизитор.
— Я выгляжу настолько пустой и поверхностной? — я не обиделась, просто стало интересно.
Я всё же остановилась, ожидая, когда Стоун поравняется со мной.
— Честно? — Стоун криво улыбнулся. — Да. Тем, кто судит о людях с первого взгляда.
Я не нашла что ответить, просто пожала плечами, и мы пошли дальше, вслушиваясь в шуршание волн и завывание ветра. Странное дело, но мне было уютно. Ещё ни разу в моём мире не было гостей, но рядом со Стоуном я не ощущала дискомфорта. Что было причиной? Может, его поступок в реальности и оказанная поддержка? А может быть, сдержанность и осторожность, с которыми инквизитор шагнул в мой мир. Мужчина держался отстранённо, и я не чувствовала нужды вести беседу. Ему вполне хватало звуков природы, мне было вполне достаточно его молчания. Странные ощущения… Странные, но на удивление приятные.
— Вы что-нибудь чувствуете? — решил нарушить молчание Стоун.
Я пожала плечами и огляделась. Мне сложно было описать свои эмоции и ощущения. Они были для меня естественны и понятны, но я не знала, как у меня выходит ощущать присутствие нашего «чудовища».
— А если он сегодня не нападёт? — вздохнула я.
— Тогда это будет самым лучшим дежурством из всех, — глядя вдаль, отозвался Стоун.
Я кивнула, и мы шагнули в белёсый туман над пляжем. Полупрозрачная дымка окутала нас, сверкая в слабых лучах солнца капельками влаги. Я представила себе тропу, что ведёт нас из мира в мир, без скрипучих дверей и пыльных коридоров. И мир поддался, размывая свои границы, пропуская меня в мир чужих грёз.
Мы со Стоуном шагали в странном, фэнтезийном мире, с травами цвета лазури. Огромные деревья с розовой листвой и парящие в небе рыбы. Я даже замерла, пытаясь разглядеть, как солнечные блики искрятся на серебристой чешуе. А вокруг нас уже порхали… медузы. Крохотные, не больше бабочек, полупрозрачные создания. Они зависали в воздухе, расправляли щупальца и кружились над полянкой.
— Уму непостижимо, — потрясённо заявил Стоун, протягивая руку к маленькой летунье.
— Для фантазии нет невозможного, — протянула в ответ я. — Всё, что можно представить, уже существует в воображении. А это уже мир…
А в душе уже натягивалась та странная нить, что однажды привела меня к нашему убийце. Сила колола кончики пальцев, щекотала где-то в районе солнечного сплетения. И я решительно зашагала прочь из мира подводных чудес. Лазурная трава гнулась к земле под ветром, шелестела, путалась в ногах, словно не хотела отпускать.
— Виктория?
Я снова проигнорировала Стоуна, схватив его за руку, увлекая за собой в новый мир. Инквизитор решил не отвлекать меня пустыми расспросами и ускорил шаг. Нужно быть честной — мне приятна его понятливость.
Мир ночи встретил нас пением цикад. Лунный свет серебрил листья плакучих ив, замерших у огромного пруда. Водная гладь отражала диск ночного светила и осколки звёзд, разбросанных по небосводу.
И туман. Необыкновенно пушистый и густой. Он поднимался над водой, расползаясь по травам, затапливал всё вокруг, словно от брошенного в воду кусочка сухого льда. Волшебный туман. Сказочный… и идеальный. Я остановилась, изучая пейзаж вокруг. Скрупулёзно продуманный, выверенный, просчитанный до миллиметра, ни одной неточности. Так не бывает. Не может человеческий мозг настолько всё просчитать и учесть. Людям свойственно метаться из одного отрывка фантазии в другой. Но это было иное место. Стабильное, я бы даже сказала — «обжитое». И мы в этом мире были не единственными гостями. Я ощущала опасность, но всё ещё не могла выяснить, откуда она движется. Откуда и на кого нападут?
Вот на полянку вышла девушка в летящих одеждах. Длинные волосы струятся по спине, босые ноги касаются мягкой травы. Она шагала, не оглядываясь, к пруду. Улыбалась, придерживая подол полупрозрачной туники. Так не блуждают в снах. Так шагают знакомой дорогой домой или в гости… Она понимает, где она. И в этой безмятежности раздался тихий, угрожающий рык.
Но прежде чем я или Стоун успели среагировать, из кустов выскочил огромный чёрный пёс и бросился к девушке. Та взвизгнула и попятилась, прикрывая лицо руками. Мир вокруг стремительно терял краски, выцветал. Пожухла трава, а по водной глади пошла рябь от налетевшего ветра.
Всё происходило с такой скоростью, что я не успевала даже понять, что делать. И прежде чем сообразила отогнать тварь от несчастной, псу ему наперерез бросилась чёрная тень. Женский крик разорвал сонную тишину леса. Послышался треск ткани и хруст ломающихся костей. Когда мы добежали до полянки, то там пса уже не было. Только лежащая на земле девица и мужчина склонившийся над ней.
— Отойдите от девушки! — инквизитор в Стоуне проснулся молниеносно.
Мужчина поднял на нас взгляд. Бледное, до одурения красивое лицо в ореоле смоляных кудрей. Прямой нос, волевой подбородок, чёрные, бездонные глаза. Кажется, это какой-то актёр. Я вздохнула, Стоун тихо зарычал. Ну ясно, кто ещё может спокойно блуждать в чужих снах. Да ещё и в женских. Инкуб. Порождение тьмы. Низший демон, пьющий жизнь жертвы из её снов. И каких снов…
— Что случилось? — слабым голосом уточнили у нас.
Девушка выглядела напуганной и уставшей, а ещё… крайне нездоровой. Но от этого не менее прекрасной. Совсем ещё девочка, на вид не больше семнадцати лет. И очень красивая. Такой внешности нельзя добиться гримом или причёской, такими только рождаются. Длинные волосы цвета спелой пшеницы мягкими волнами падают на плечи. Огромные голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц. Тонкие черты, хрупкая фигура. Во мне даже вяло шевельнулась зависть. Алмаз, найденный в горе навоза. Да, зависть шевелиться перестала.
— Не волнуйтесь, жечь не собираемся, — и с чего бы это я такая весёлая?
За спиной горестно вздохнул Стоун и втолкнул меня в комнату. От неожиданности девушка села на кровать. Ну, особенно места для манёвра у неё не было. Я тоже примостилась на край разобранной постели. Инквизитор остался подпирать двери, скрестив руки на груди. А я всё так же любовалась девицей, пытаясь понять — пьет её инкуб или нет. Судя по его виду — нет. Судя по её виду — почти высосал досуха.
— Мисс, — подала голос инквизиция, — наш визит покажется вам странным, как и наши вопросы… Но нас интересуют ваши сны.
Девушка моргнула и… покраснела, опустив глаза. Ай инкуб, ай шалун.
— Сны? Инквизицию? Зачем?
— Сегодня вы чуть не погибли во сне… — что-то сегодня я болтливее обычного. — Вы же собак боитесь, да?
Сюзанна обернулась ко мне и кивнула, мне показалось, с облегчением. Неужели она боится за того, кто является ей в снах? И встречный вопрос… Она знает, кто он?
— Меня едва не загрызла в детстве бездомная псина, — тихо заговорила Сюзанна, — с тех пор боюсь даже болонок. Но как вы…
— А мы подглядывали, — на сей раз острить вызвался Стоун.
Инквизитор перевёл взгляд на меня и подмигнул. И что? Это такой знак? К чему? Что он молодец и весело пошутил, а мне пора смеяться? Уже бегу, теряя туфли. Стоун опять пристально глянул на меня. Что? Я попыталась выразить глубину своего непонимания взглядом. Кивок в сторону Сюзанны… Говорить дальше? Ну ладно.
— Сюзанна, то, что напало на вас во сне, убило уже несколько человек, — откашлявшись, начала я.
— Убило? — Сюзанна искренне ужаснулась услышанному. — Но как?
— Обернуло их кошмары против них, — пояснила я. — Вас кошмары часто мучили?
Девушка неопределённо дёрнула плечом, бросив взгляд на ободранные стены своей комнатки. В тусклом свете старой лампы можно было разглядеть вырезки из газет и фото, развешанные на стенах. Дешёвые фотооткрытки с портретами актёров кино и вырезки из жёлтой прессы, изображающие жизнь высшего света. Блестящие кабриолеты, сверкающие люстры, фонтаны с шампанским. Сказка, которой живут единицы.
— Кошмара мне хватает и в жизни, — невесело усмехнулась девушка, — в сны я сбегала от них… Там… Там я была счастлива… А он?
И Сюзанна посмотрела на меня полными слёз глазами. Да что же они сегодня все на меня так смотрят? Я же не железная! Захотелось схватить что-то тяжёлое и пойти поломать что-то ценное в кабинете министров. Можно даже министра. Ну вот не попадают такие Сюзанны в такие места по доброй воле. Не идут они торговать собой, таких продают. Детьми продают родители или опекуны. Кто за долги, кто за бутылку джина. Кто отдаёт просто так, чтобы глаза не мозолила. А где власти? Ведь если я знаю о таких вещах, то власть уж точно в курсе… Я сегодня точно что-то расколочу в доме Стоуна!
— Он жив и невредим, — кивнула я. — Вы давно встречаетесь во снах?
— Не очень. Но то, что я пережила там, стоит целой жизни…
Девушка так светло улыбнулась, вспоминая свои свидания с инкубом, что я непроизвольно сжала кулаки. Ещё одна жизнь, лишённая права на счастье. Два любящих сердца, запертые в разных реальностях…
— Он ходил к вам? — потрясённо отозвался инквизитор.
Судя по тону, ему было известно об инкубах больше, чем мне.
— Не всегда, иногда я приходила к нему, — шепнула Сюзанна.
Хорошо, что я села раньше. Стоун тоже отлип от двери и склонился к девице. Сюзанна снова смутилась, а потом встала с постели и прошла к тумбочке у кровати. Из ящика была вытащена обтрёпанная книжица в яркой обложке.
— Сначала я просто её читала от скуки, а потом стала пробовать повторить эти практики, — заявила девица, протягивая мне книгу.
Она ещё и читать умеет. Точно продали, и скорее всего, опекуны. Вряд ли родители сначала отдали девочку в школу, а потом продали бы её в бордель. Зачем при этой работе грамота?
Книга оказалась дешёвеньким изданием в мятой обложке. В таких пишут советы о том, как покорить мир, как познать тайны бытия. Эта вот обещала… подчинить своей власти сны…
— И вы смогли подчинить себе сновидения? — удивлённо спросил инквизитор, листая книжонку.
Сюзанна опять села рядом со мной, аккуратно расправив на коленях застиранный халатик:
— Не сразу. Но я смогла возвращаться в одно и то же место, которое придумала. А потом…
— Он стал туда приходить к вам?
— Да. Сначала я думала, что он тоже сон, но потом… Потом…
Сюзанна разразилась надрывным кашлем, согнувшись пополам. Я тут же потянулась к девушке, но была ею остановлена. Приступ закончился, и Сюзанна снова подняла на нас взгляд, убрав носовой платок от бледных губ. И я, и Стоун смогли разглядеть багряные пятна на белой ткани.
— Это была сказка, — снова заговорила девушка, — Сказка, о которой я не могла бы даже мечтать.
— И никаких странностей, кошмаров, предчувствий?
До завтрака ещё была куча времени, и я без стыда и мук совести решила уединиться там, где меня никто не найдёт и не помешает травить организм никотином. Место для единения с «пороком» я выбирала тщательно, чтобы меня не только не было видно, но чтобы даже унюхать было невозможно. Ведь если Зори меня застукает за этим занятием на голодный желудок, то терпеть мне нудную лекцию о язве желудка как минимум несколько часов.
Уединение нашлось в пушистых зарослях жасмина, у искусственного ручейка. Ручеёк журчал, пуская солнечные зайчики в синеющее небо, птички пели, я дымила, сидя на камне. РАЙ. И тут:
— Доброе утро, мисс Лэмон.
Мой рай рухнул, разлетелся вдребезги от вида самодовольной рожи Манои. Сегодня эльф был обворожителен до неприличия. Да уж, именно таких мужчин принято рисовать на афишах кинотеатров. Именно от таких типажей млеют престарелые домохозяйки и трепещут прыщавые школьницы. Но я испытывала только усталость. Может, потому, что до старости мне было ещё далеко, а период прыщей остался в далёком прошлом? Не знаю, но меня Манои раздражал. Я достаточно пожила на свете, чтобы знать, какие уродства души порой скрывает внешняя привлекательность. От Манои разило гнилью. Не в смысле, что он спал на тюках с гнилой картошкой. А в смысле душевной грязи, нечистоплотности, двуличия.
— А вот и вы, мистер Манои, — устало улыбнулась я, затягиваясь дымом. — Какими судьбами?
Мне обворожительно улыбнулись. Да уж, из-за таких улыбок режут вены, рыдая в ванной под унылый джаз. Или идут на мост топиться от осознания своей никчёмности. Некстати в памяти всплыли картинки из прошлого. Промозглый вечер, дождь… Я даже тряхнула головой, отгоняя навязчивое ведение.
— Меня вызвало начальство, — охотно пояснил эльф, присаживаясь на соседний камень. — Хотел обсудить что-то. Вы не рады видеть меня, мисс?
Ох, знал бы он насколько я не рада видеть всех их, вместе взятых. И где бы предпочла видеть всю инквизицию и в каком виде. В ответ я только улыбнулась. Это всегда спасает, когда хочется сказать гадость.
— Вы сегодня просто очаровательны, мисс, — расцветая ответной улыбкой, оживился Манои.
Ну, раз у меня нет возможности сбежать от этого прилипалы, сделаю так, чтобы он сбежал от меня сам. Видит небо, он первым начал.
— Только сегодня? — кокетливо осведомилась я, — Я стараюсь быть очаровательной всегда!
Манои улыбнулся, растягивая чётко очерченные губы в подобии оскала. Угу, и не надейся, что я с тобой флиртую.
— Ваше остроумие просто лишает слов.
Если бы оно лишало меня и нежелательной компании.
— Как вам дом мистера Стоуна? — Манои судорожно искал предлог для беседы.
И не находил. Я только улыбалась и пожимала плечами, иногда затягиваясь дымом из догорающей сигареты. Светская беседа трещала по швам, а я всё гадала, на кой чёрт я нужна этому напомаженному хлыщу. В том, что Манои что-то от меня нужно, я не сомневалась ни секунды. Нет, я увлекалась в юности романами о любви с первого взгляда, но с тех времён утекло столько воды, что смыло напрочь все имевшиеся у меня иллюзии касательно мужчин.
— Вас кто-то обидел? — с деланой грустью уточнил эльф. — Вам неприятно моё общество, очаровательная мисс?
Нет, ну если он так настаивает, то к чему томить собеседника. Я всегда за прямоту и искренность в общении.
— Что вам от меня нужно? — мурлыкнула я.
Манои моргнул и растерянно глянул на меня:
— О чём вы?
Я послала мужчине ещё одну из своих очаровательных издевательских улыбок.
— О том, что я скорее поверю в то, что вы ревнуете Стоуна ко мне, — подавшись к эльфу, шепнула я — чем в то, что вы воспылали страстью к моей персоне.
Во взгляде Манои стало читаться откровенное восхищение.
— Вы сильно недооцениваете себя, мисс, — меняя тон, произнёс эльф.
Более не было игривых ноток в его баритоне. Не было томных взглядов и дешёвых ужимок провинциального жиголо. Со мной этот фокус не прошёл, хотя, судя по напору, ранее работал безотказно. Ну что же, когда маски сброшены, можно и поговорить.
— Да? А вы, я так понимаю, оценили по достоинству, — ехидно уточнила я, выпуская изо рта колечко дыма.
— Вы редкий экземпляр, — задумчиво протянул Манои, наблюдая за мной. — Находка. Вам известно реальное положение призрачных магов?
— Судя по тому, что инквизиция вцепилась в меня мёртвой хваткой, выбирать вам было не из кого, — блеснула я наличием интеллекта.
— Вы не только красивы, но и умны…
— И у вас какие-то планы на меня. И место Стоуна?
Смоляная бровь собеседника приподнялась. Вскоре её примеру последовала и другая. Манои был поражён ходом моих мыслей. Поражён и обескуражен. Впрочем, отпираться он не стал.
— Изначально это дело было отдано под мою юрисдикцию. Я руковожу магической лабораторией при офисе инквизиции. Но потом Стоун… Я опытнее его! Мои знания и ваши способности… Я добился бы большего, отдай мне руководство отделом…
— А с чего вы взяли, что мне есть дело до ваших подковёрных игр? — грубо оборвала я гневную тираду.
— Я думаю, сотрудничество будет полезно нам обоим, — завершил свою мысль эльф.
— И что я должна делать?
— Ничего. Ровным счётом ничего. Маленький саботаж, и руководство заберёт это дело у Стоуна. А мы…
— Станем виновными в чьей-то смерти, — в моём тоне было столько жёлчи, что её можно было ощутить на вкус.
Манои поперхнулся. На его красивом лице отразилась искренняя растерянность. Он даже не подумал об этом. Настолько был увлечен своей карьерой, что упустил из виду одну деталь — чужие жизни.
Какое-то время в столовой был слышен лишь звон вилок и суетливый топот Зори, подкладывавшего мне в тарелку оладьи. Гоблин всем своим видом показывал, что не держит на меня зла за недавнюю попытку его убить, а я вовсю изменяла диете из чувства благодарности к Зори. Идиллия.
Потом Стоун взмахнул рукой, заставив вспыхнуть браслет на моей руке. У Манои засиял кулон на шее, а потом пространство над столом прошили мерцающие силовые линии, образуя купол. Хорошее средство от подслушивания. Где-то за границей нашего тесного круга «доверенных лиц» синхронно вздохнули Каэл и Зори. Прислуга даже не отреагировала на произошедшее.
— Итак, у меня две новости, — печально изрёк Стоун.
— Начните с хорошей, — отпивая из стакана сок, предложила я.
— А кто вам сказал, что там будет хорошая? — сострили мне в ответ с каменным выражением лица.
Я только развела руками, потянувшись к вазочке с яблоками. Просто, когда я не жую, Зори страшно нервничает и подкладывает мне в тарелку еду. А я больше не съем. Во мне не осталось места даже для вдоха. Поэтому буду долго и вдумчиво грызть яблоко, перетирая его в кашу.
— Судя по всему, именно найденная у Сюзанны книга и стала причиной её прогулок в снах. Точно такая же обнаружилась в библиотеке нашего «альпиниста», — огорошил меня Стоун.
А потом извлек пёстрый томик из кармана пиджака и протянул его эльфу.
— Но почему он нам не сообщил о книге? — удивилась я.
— Потому, что идиот! — рявкнул Стоун. — Ему было то ли стыдно, то ли страшно. То ли он не вспомнил о книге. Из его невнятного бормотания удалось узнать только то, что он не очень верил в эти практики, книгу купил ради забавы у уличного торговца.
— Самиздат, — листая книгу, отозвался Манои, — дешёвая брошюрка. Таких полно во всех подворотнях.
— Да, но сверхспособности открываются не от каждой, — задумчиво произнёс Стоун, — и не от каждой люди умирают.
— Так это их убивает? — перестав жевать, отозвалась я. — Это упражнения для развития ауры или чего-то там?
— Это просто мантры и практики по медитации, — нахмурился эльф, продолжая листать книгу. — Просто набор дыхательных упражнений в ореоле сомнительной философии.
— Да, но именно после проведения этих ритуалов люди гибли во сне, — Стоун сложил руки на груди, глядя на книгу. — И мы всё ещё не знаем, с чем имеем дело. Это новость номер два.
— Это человек. Я убеждён, — Манои отшвырнул книгу на стол с такой силой, что та едва не вылетела за границы нашего «купола тишины». — Возможно, его привлекали эти люди.
— Согласен, — кивнул Стоун. — Но как он это делает, мы не знаем. Как и того — зачем…
В столовой опять стало тихо. Зори воспользовался моей рассеянностью и, подкравшись, сунул на тарелку ужасающих размеров вафлю. От объёмов предстоящего «перекуса» яблоко стало мне поперёк горла. Хоть бы Стоун меня уже отпустил прятаться в кустах его сада. А то ведь скончаюсь от разрыва желудка прямо в его гостиной. Хотя от такой обильной трапезы разорвёт не только желудок, но и меня всю. Забрызгаю всё вокруг, оставив свой «след» на белоснежных стенах.
— Но двух людей нам удалось защитить, — вздохнула я, любуясь вафлей.
— Мартинсу я категорически запретил спать, и эту ночь он выдержал стойко. У Сюзанны были надёжные тылы, — оповестил меня Стоун. — Все смерти происходили ночью, днём спать, наверное, безопасно.
— Наверное, — ехидно выдохнул Манои, — но люди всё равно заснут. Все убитые и спасённые были людьми, так что особой выносливостью не обладают. Будете и дальше их пытать бессонницей?
Я продолжала ужасаться вафле. Зори маячил за спиной, горестно вздыхая и заглядывая мне через плечо. Взбитые сливки подтаивали, фрукты пускали сок, а я разыскивала в себе силы на начало дегустации. Силы пропали без вести. А ещё было гадко от осознания того, что мы ни на шаг не приблизились к разгадке. Каждая ночь готовит нам новый сюрприз, и как защитить людей, мы всё ещё не знаем. Даже Сюзанну и Мартинса. Вот куда можно запереть их дух, пока они спят? Ведь наш убийца может проломить любую преграду… Просочиться в любой призрачный мир… Идея пришла так неожиданно, что я даже опешила. Так просто, так очевидно. И почему я не придумала это раньше?
— А что, если их собрать в одном месте под охраной? — предложила я. — Там, где наш убийца точно не властен.
Подняв взгляд, встретилась глазами со Стоуном. Метаморф слегка улыбнулся и приподнял бровь. Понял. Какой он до отвращения понятливый.
— Они и так под охраной, — фыркнул эльф. — У посла был полный дом спецагентов.
Улыбка Стоуна стала шире. Мы словно говорили на только нам понятном языке. Я улыбнулась в ответ, продолжая ковыряться ложкой в завтраке. А решение и вправду было простым. Ведь все миры, созданные нашей фантазией, живут и развиваются даже тогда, когда мы их покидаем. Все. Всегда. Я могу шнырять по ним бесконечно, не встретив ни одного похожего. Но миры призрачников особые. В них правит тот, кто их создал. Теперь я уже не сомневалась, кто приходил навестить меня во сне. Пришёл и остался ни с чем…
— И вы пойдёте на такую жертву, Виктория? — опёршись локтями на стол, шепнул Стоун.
Манои во время нашего разговора напрягся, чувствуя себя явно лишним. Вот почему я останусь со Стоуном. Мне не нужно даже договаривать фразу, чтобы меня поняли. И не только касательно расследования. Есть эмоции и чувства, которые не заменить материальными благами.
— Неохотно пойду, но это лучше, чем смотреть, как гибнут те, кого мы спасли. Этот мир создала я, и точно знаю, что чужака он не пустит, — я ощущала себя всесильной и непобедимой. — Могу Аурелиса оставить на страже.