По ту сторону от тебя

Глава 1

– Маш, ты не можешь танцевать в клубах бесконечно. Мама рано или поздно узнает и тебе влетит, несмотря на то, что ты совершеннолетняя. Правила действуют, пока ты живешь здесь. Я молчу, что будет, если отец пронюхает. – Стелла забрасывает на стол длинные ноги, открывая флакончик с лаком для ногтей. Она красивая, стройная и кажется слишком взрослой для своих пятнадцати лет. Умная, целеустремленная; отличница и многократный областной чемпион по плаванию на коротких дистанциях. Я была совсем другой в ее возрасте, не хватала звезд с неба, училась средне и влипала в не самые красивые истории. Родители, хотя и не произносили вслух, но давно смирились с тем, что я самый непутевый член нашей многочисленной дружной семьи. Дружной – это не в кавычках. Мы и, правда, очень дорожим друг другом. Так нас воспитали. Сейчас с родителями осталось только семеро детей. Самая младшая Миленка, ей девять, и она почти хакер. Представляете, до какого уровня мне нужно тянуться? Нет?

Тогда я поясню.

Сейчас я почти самая старшая из тех, кто до сих пор висит на шее у приемных родителей. Если думаете, что наше государство настолько щедрое, чтобы обеспечить подобные семьи всем необходимым, то ошибаетесь. Если вам почему-то взбрело в голову, что родители берут в семью больше десяти человек, рассчитывая на пособия и льготы или руководствуясь другими меркантильными соображениями, то тоже ошибаетесь. Попробуйте воспитать хотя бы пятерых, даже если ваш дом – полная чаша. Сами воспитать, без помощи нянь, репетиторов и других приходящих людей. И не просто воспитать, а выпустить в мир достойных людей, специалистов, самостоятельных и успешных.

Мои родители не суперлюди. Они живые, настоящие, со своими слабостями, но с сильными несгибаемыми принципами. И они, как бы правильно выразится, утописты, мечтатели, которые вознамерились создать свою модель идеальной семьи. Пара трещин случалось, но в целом им удалось. Самым главным промахом стала я и… Марк.

Родители так много времени отдали приемным детям, внимания, любви и заботы, но при этом не смогли удержать родного сына, который больше пяти лет назад покинул не только город, но и страну. Не знаю, как им удалось пережить подобный удар, но сейчас, немного повзрослев, я понимаю Марка. Не могу его осуждать. Мы начудили, конечно, но я ставлю себя на его место и понимаю, почему все так случилось. Марк был лучшим из нас. Самым умным. Ему удавалось все, за что бы он ни брался. А брался Марк за многое. Когда он пошел в первый класс, мама выпустила книгу, точнее, пособие «Как вырастить вундеркинда». И даже премию какую-то получила. Родители очень им гордились, но никогда открыто не демонстрировали свои чувства, и строжили больше, чем остальных. Но ребенок есть ребенок, и ему обидно, что его, родного, любят, вроде как, меньше, чем приемных, хотя лично я разницы не замечала. И когда Марк на три года раньше сверстников окончил школу, то рассчитывал на какое-то особенное отношение родителей, но они только сильнее давили на него своим авторитетом и новыми образовательными программами; хотели, чтобы он стал гениальным математиком, ученым. И Марк мог бы! Сколько математических олимпиад было выиграно. И притом, что зубрилой Марк никогда не был. Просто чудо природы какое-то. И еще умудрялся активными играми увлекаться. Футбол, волейбол, карате, теннис и даже скалодром. В семнадцать увлекся мотокроссом (мотоцикл у него был и раньше, но он только в частном секторе мог ездить), чем чуть не свел с ума родителей. Но на тот момент он уже в МГУ учился, и им было сложнее его контролировать. Когда в первое лето каникул Марк приехал на месяц позже, сообщив, что участвовал в соревнованиях по гребле на байдарках на озере Байкал, и лазал по горам Урала, то предки поняли, что бесполезно сражаться с его чрезмерной активностью, и смирились. Сложнее было смириться с кое-чем другим. Но это отдельная история. И закончилась она некрасиво. Я могла бы чувствовать себя виноватой, если бы на тот момент была чуть старше.

Вернемся к нашей идеальной семье и самородкам, которых она взрастила.

Итак, мою маму зовут Елизавета Красавина, сейчас ей пятьдесят семь лет, и она все еще полна сил. Отец – Дмитрий Красавин, недавно отметил шестидесятилетний юбилей. У обоих высшее педагогическое образование. Мама – учитель начальных классов, папа закончил физвос. Мы живем в частном секторе, в пригороде Твери, в просторном и уютном доме. Два этажа, гостиная, спортзал, шесть спален. Не у всех детей есть возможность занимать отдельную комнату, но я на данный момент живу одна, чему безумно рада. У нас имеется приусадебный участок, двенадцать соток, на котором помимо бесконечных грядок находятся: баня, летний домик, огромный гараж для трактора, мотоцикла, культиватора, газели и семиместной подержанной иномарки. Родители считают, что дети с детства должны быть приучены к труду, и поэтому помимо работы на земле, нам еще приходится ухаживать за многочисленной скотиной: кролики, птица, коровы, козочки, свиньи. Куда без хрюшек?

Только не подумайте, что нас тут используют, как рабочую силу. Это не так. Существует четкое расписание, которое составляется с учетом многочисленных нюансов. Меня, например, ни разу не заставляли делать что-то, если я не хотела. Всегда можно поменяться обязанностями с братом или с сестрой. Не хочешь полоть картошку, иди мой посуду. И мама с папой не сидели дома у телевизора, пока мы пахали в хлеву или на грядках. Нет. Они всегда были рядом. Работали с нами, больше нас. Естественно мы жили своим хозяйством, ну, и на пособие, которое платило государство. На питание уходило не очень много, потому что в доме всегда было полно скотины и запасов с огорода, но вот с одеждой приходилось туго. Мы не жаловались. Никогда и ни на что. Небалованные. Никто из моих братьев и сестер ни разу не загремел в полицию, не украл, не стал участником скандала или заварушки. И когда три года назад мама получила президентскую премию «Родительская слава», мы собрались все вместе в саду, потому что в гостиной не хватило бы места для родителей и четырнадцати детей, у некоторых из которых уже появились свои дети…, и это было такое счастье. Отец сиял от гордости, но в тоже время в его глазах, как и во взгляде мамы читалась затаенная грусть. Пришли поздравить все, кроме родного сына. Конечно, Марк не смог приехать. Это не из Москвы на электричке прикатить. Он даже не знал про награждение, потому что с момента отъезда в Америку прекратил любое общение с родителями и с нами.

Маме было всего двадцать пять лет, когда она и ее муж приняли решение удочерить первых своих близнецов. Света и Юля. Новорожденные. Я знаю, что родители девочек погибли в автокатастрофе. Отец вез беременную жену в роддом, когда случилась трагедия. Малышек чудом спасли, выходили. Лиза училась на одном курсе с мамой близнецов, и поэтому эта история ее так задела. Она не могла остаться равнодушной, учитывая тот факт, что родственников у девочек не осталось. Оба родителя были детдомовскими. Лиза долго не решалась сказать мужу о своем желании взять малышек в семью. Тогда они сами жили в однушке, работали в школе за гроши и о своих детях даже не мечтали. Но сложилось так, как сложилось. На семейном совете было принято решение. Девочек сначала взяли под опеку, а потом через год удочерили.

Через два года девушка из органов опеки во время очередной проверки рассказала трагическую историю о мальчике, которого недавно распределили в дом малютки. Мамаша уснула пьяная или в наркотическом дурмане. Вся семья, включая двух сестренок погибла в пожаре, а он выжил, не получив ни одного ожога. Вынесли из огня пожарные. Родился в рубашке, так сказали. Артур. Тоже новорожденный. Мама хотела съездить, чтобы просто отвезти кое-какие вещи, оставшиеся после девочек. Ну, и вернулась в слезах. Через месяц они с отцом уже готовили документы на усыновление. Продали квартиру и все вместе с тремя детьми переехали за город.

Дом рос вместе с количеством членов семьи и широтой души моих родителей. Я знаю, что они любят всех нас. Гордятся нами. Хотят, чтобы мы выросли достойными людьми.

Свете и Юле сейчас тридцать два года. Обе закончили московскую медицинскую академию и работают по специальности в Москве. Юля стоматолог, Света – детский хирург. Обе замужем. У каждой дети родились. А тот мальчик, чудом спасшийся в пожаре, Артур, стал священником. Сейчас ему тридцать, работает в местной церкви, женился пять лет назад, двое сыновей, и жена девочкой беременная. Стоит ли говорить, что Артур частый гость и духовник нашей многочисленной семьи?

Следующим пополнением были близнецы-двугодки. Родители питали слабость именно к близнецам. Всегда их смотрели в первую очередь. Итак, следующие. Вика и Максим. Родители трагически погибли. Очень талантливые дети. Тоже упорхнули в Москву, закончив школу. Закончили МГУ, факультет искусств. Вика работает актрисой в театре, а Максим – модный фотограф. Сейчас им двадцать шесть каждому, красивые, успешные, свободные, материально независимые. Приобрели небольшой таунхауз в ближайшем в Москве пригороде.

Шестым стал Артем. Мать – поэтесса, умерла от рака, отец неизвестен. Взяли годовалым. Сейчас ему двадцать два года. Здоровенный, высоченный красавец-блондин с голубыми глазами. Нас часто принимают за родных, потому что мы похожи внешне. Немного отставал в умственном развитии, но мама вытянула. Отец натаскал в физическом плане. Сейчас у Темыча контракт с успешным российским хоккейным клубом, и он уже два года мотается по соревнованиям. Купил особняк в Москве и живет на широкую ногу. Я дважды останавливалась у него на лето, пока пыталась попасть в МГУ на юрфак, но оба раза провалилась. Параллельно пыталась попасть в хореографический колледж, но и здесь меня признали недостаточно талантливой. Вот такая я. Пирожок ни с чем. В семье не без урода, как говорится.

Седьмым ребенком в семье стал Божий дар, как однажды выразилась бабушка Люба. Она умерла, когда мне было восемь лет. Хорошая была женщина. Веселая, с юмором.

Мама забеременела Марком в тридцать три года. Именно он стал седьмым. Сразу две библейские важные цифры. Тридцать три – возраст Христа на момент его распятия, а семь – число дней для сотворения мира. Марк начал «чудить» сразу. Лизе Красавиной ставили бесплодие с двадцати лет. И забеременеть в тридцать три, и выносить без малейшего осложнения и нарекания врачей уже было событием особенным. Артур говорил, что родителям воздалось за благие дела и нравственную духовную жизнь. Церковь занимала важную роль в семье и детей приучали к религии, воспитывали по христианским понятиям.

В десять месяцев Марк пошел ножками и заговорил предложениями. В полтора года знал все цифры и буквы. В три научился читать, считать и писать, а в четыре уже рассказывал стихи на английском, знал, что такое дроби и умножал трехзначные цифры. В школу раньше шести лет не брали, и поэтому сильно опередить сверстников он не мог. Однако, вопреки ожиданиям, родителей, начальная школа далась Марку тяжело. Он знал программу, и ему было скучно. Он не умел вести себя, был неадекватен, спорил с учителями, ходил по классу во время уроков, мог уйти домой в любой момент. Его откровенно недолюбливали как учителя, которые недотягивали до уровня мальчика, так и ученики, с которыми Марк вообще отказывался общаться. Со стороны он мог казаться заносчивым и высокомерным, и отчасти эти черты присутствовали в его характере. В средних классах дела пошли успешнее. Прибавилось предметов, Марк заинтересовался различными кружками и спортивными секциями, и на базе общих увлечений сошелся, наконец, со сверстниками. А позже со старшеклассниками, потому что начал активно опережать школьную программу, перепрыгивая через классы. Одиннадцатый класс Марк закончил в шестнадцать лет с красным дипломом, медалями и грамотами. Но не побежал поступать в университет. Целый год отдыхал. Ну, а потом МГУ, прикладная математика. Поступил, даже не сдавая экзамены. Самородка взяли сразу. Не то, что некоторых неудачниц (не будем показывать пальцем).

В первое лето, когда Марк с опозданием, из-за своих байдарок, приехал домой, ему уже было без пары месяцев восемнадцать. Самоуверенный, взрослый, дерзкий. Я смотрела на него, как на небожителя, открыв рот. Пятнадцатилетняя малолетка, у которой еще даже грудь расти не начала.

Все девчонки в деревне были влюблены в Марка. А что творилось, когда он надевал кожаную косуху и выезжал из двора на своем черном мотоцикле! Некоторые дурочки практически вслед бежали. С девчонками у Марка складывались особенные отношения. Одноразовые. Родители не знали, что их сын немного гуляка, но до меня сплетни доходили. Я не сердилась, а наоборот, шлейф разбитых сердец, который тянулся, придавал его образу еще большую привлекательность.

Да, кстати, я оказалась восьмой по счету. Взяли меня после четырехлетнего перерыва. Я тоже, своего рода, особенный ребенок. Подкидыш. О моих родителях ничего не известно. А еще у меня был порок сердца. Врожденный и очень серьезный. Родители возили меня в Москву, где я перенесла три операции на открытом сердце в трехгодовалом возрасте. И шрам остался. Они вытащили меня с того света… Больше других я должна быть благодарна, но, к сожалению, стала самым большим разочарованием. Из-за меня они потеряли сына. Из-за моей дурости и глупой детской влюбленности. Никто не снимает ответственности с Марка, но и я должна была думать головой, а не каким-то другим местом.

Большая любовь.

Сейчас даже вспомнить смешно. Стыдно. Шестнадцать лет! Я могла еще года два играть в куклы, не зная ничего об интимных отношениях. И Марк был прав, когда сказал потом, что дал мне то, чего я хотела. Эпизод. Я была разовая. Хотя нет. Многоразовая. Поймали нас далеко не в первый раз. Он меня не совращал, хотя родители и считают по-другому. Я сама на него вешалась. После, когда дело было сделано, Марк не видел смысла отказываться от того, что так откровенно предлагают. Если бы все можно было отмотать обратно, и вставить мои сегодняшние мозги той шестнадцатилетней дурочке, то все сложилось бы иначе. Хотя я не думаю, что Марк так уж несчастен в своей Америке. Родители лепили из него гения, чересчур давили, и требовали больше, чем от других. Он не жаловался, но я видела этот его загнанный взгляд мятежника. Я понимала его, как никто. Сейчас он, наверное, наслаждается своей свободой и даже не вспоминает обо мне. Не всем нам нужны родители, дом, тыл, близкие люди. Я же не просто была влюблена в него, он был моим другом, родным человеком. Мы все его любили. Но любил ли кого-то Марк?

Ладно, не будем о наболевшем. Неловко, тяжело и горько вспоминать такие моменты.

Остановились на мне? Итак, нас осталось на шее у родителей семеро. Игорь – старший. Ему двадцать один, хотя усыновили после меня. Он учится в Тверском педагогическом университете на учителя физкультуры, и всерьез увлекается футболом. Сейчас ждет контракт с каким-то клубом. Так что скоро тоже улетит в свободное плавание.

Марина моя ровесница, но она в семерку не входит. Она у нас фигуристка. Чемпионка. Появляется раз в полгода, не чаще. Вижу ее в новостях спорта и каждый раз ощущаю собственную никчемность.

Даже Стелла в свои почти шестнадцать уже без пяти минут мастер спорта по плаванию. Ванечка хоть и учится в десятом классе, но уже знает, кем хочет стать. Знакомьтесь, будущий кардиохирург.

Осталась только малышня. Очередные близнецы Вася с Женькой, мальчишки, им по одиннадцать лет, и Миленка – девять. Что из них получится, еще никто не знает, но боюсь предположить, что я так и останусь тем «самым слабым звеном» в нашей семейке гениев и талантов, если ничего не изменю.

И когда красивая, благоразумная отличница плавунья Стелла говорит, что мне необходимо бросить мои танцы и заняться делом, я с ней полностью солидарна.

– Завтра будет известно, попала ли я на юрфак в наш Тверской филиал Московского гуманитарно-экономического института. – выдаю я Стелле свой большой секрет. Зеленые глаза распахиваются от удивления, даже кисточка съезжает с ногтя и мажет лаком кожу.

– Серьезно? – шепотом спрашивает Стелла. Расплывается в улыбке, порывисто обнимает меня. – Молодец, а что молчала-то?

– Не хочу пока говорить. Вдруг опять облом.

– Но это же не Москва. Тут требования скромнее, – решила успокоить меня сестрица. – Класс. Я так рада.

– А еще меня в школу балета позвали преподавать. Через день по два часа. Вечерние сеансы получается.

– Обалдеть! Да у тебя белая полоса поперла.

– Тьфу, не сглазь. Хорошо, что у меня хотя бы сертификат на преподавание хореографии есть.

– Слушай, я не знаю, что там Москва придралась, но танцуешь ты круто. Только не эти вот гоу-гоу в клубе, а балет и бальные мне нравились, – Стелла мечтательно улыбнулась. – Танго, вальс… А сейчас, что? Брр…

– Прозвучало так, словно я стриптизерша какая-то. Я, между прочим, в одежде танцую. И да, за вальс или белого лебедя в клубе никто не заплатит.

– Ну да, кожаные шорты и топ – это офигеть, какая одежда. Я молчу про обувь. И слухи, которые ходят на счет приват танцев.

– Это было один раз, – качаю головой заливаясь краской стыда. – И то, потому что мне парень понравился.

– Значит, не врут слухи? – прищурив глаза, спрашивает Стелла. – И как, не распускал руки?

– Нет, не распускал. И, вообще, маленькая еще.

– Да, брось ты, у меня все уже было, – заявляет Стелла, вызывая у меня изумленный вздох.

– Слушай, когда ты все успеваешь? Стоп. Это не тренер? Стелла! Смотри на меня.

– Нет, дура, что ли! Парень из команды. Вместе тренируемся, – «утешает» меня сестра. Черт, почему я не верю ей?

– Тебе шестнадцать, ты помнишь об этом? И о том, как дети появляются ты в курсе? – наставническим строгим тоном спрашиваю я.

– Я в курсе, что кому-то, вообще, шестнадцать было. Ты тогда о детях думала? – парирует маленькая стерва.

– Мне тогда думать нечем было. И с парнем этим, с привата ничего не было. Он мне в любви признавался, говорил, что полгода уже на меня смотреть ходит. Вот и все. Ты рано решила стать взрослой, Стелла, – сдержанно произношу я. – Ни к чему хорошему неразумные отношения не приведут. Понимаешь?

– Почему неразумные? – хмурится сестра.

– Твоя жизнь расписана по минутам. Впереди карьера, о которой многие только мечтают. Не просри это ради сомнительного перепиха.

– Почему же сомнительного. Мне понравилось. И не собираюсь я голову терять. Я не ты, чтобы, как в омут с головой. Ты же до сих пор ни с кем не встречаешься, потому что своего Марка ждешь. Дура ты. Еще меня учишь. Не вернется он. Где он и где ты, Машка! Какой дурак из Голливуда в Тверь вернется, за свиньями убирать?

Я ничего не ответила, проглотив обиду. Стелла та еще сучка, и ее слова задели за живое, но она отчасти права. Мне нужно прекратить жить прошлым. Только… сложно это. Смотрю на парней, которые оказывают мне знаки внимания, и понимаю, что ни один из них не сравнится с Марком. Не потому что он был красивее и умнее всех, хотя такой грешок за ним водится. Нет… Он был родным, близким, моим. Я любила его. Сложно забыть, когда по-настоящему…