По водным просторам

Запасных мышек нет. Делаем из двух удочек одну и остаток ночи рыбачим по очереди. Один ловит, а второй стоит рядом и переживает.

Под ногами шуршит трава, зябнут ноги. Подморозило. Перед рассветом клев прекращается. Луна светит откуда-то сбоку, из-за деревьев, и становится темнее. Усталые, но счастливые, мы возвращаемся к пепелищу нашего костра, разводим огонек и согреваемся чаем.

Потом мы расстилаем плащи, разводим пожарче костер и, прижавшись друг к Другу, дремлем, укрывшись ватниками. Во сне все мерещатся мышки, внезапные всплески и возня крупных рыб.

Под утро чертовски холодно. Костер давно потух. За ночь вся долина поседела от инея. Мы совершаем с гиканьем вокруг костра "танец диких", вскидывая высоко руки и ноги.

- Ну как, оттаял?

- Нормально!

Восход солнца встречаем со спиннингами. Еще несколько ленков добавилось в наш рюкзак. А когда обогрело, мы сменили спиннинги на легкие удочки и отправились на перекаты ловить хариусов. Клевало на редкость хорошо, и мы не заметили, как солнце поднялось уже довольно высоко.

Снова костерок, пахучий чай. Какой-то особенный, чуть помятый и отдающий рыбой, но необычайно вкусный хлеб... Отблески солнца зайчиками играют на берегу. Давно обсохла и согрелась пожелтевшая осенняя трава,так приятно поваляться на ней, глядя в бездонное голубое небо. Незаметно задремываем - вте равно днем плохо клюет - и просыпаемся уже после полудня.

Павел идет в прибрежный березняк погонять рябчиков. Через несколько минут слышу раскатистый выстрел, потом второй, уже значительно дальше.

А я никогда не променяю удочку ни на какое огнестрельное оружие...

Уже вечереет, когда мы пускаемся в обратный путь. Мешок с рыбой и дичью до стоянки мотоцикла несем по очереди.

К сожалению, в этом году нам уже нс удалось больше порыбачить. Привалило много работы, а там захолодало, и наступила ранняя дальневосточная зима. Так и не пришлось приспособить "самаринскую" мышку к спиннингу. Эту мысль я не оставляю и обязательно осуществлю ее в следующий рыболовный сезон.

Как быть с грузом? Ведь мышка легкая, без груза нс забросишь, а груз ее потопит...

Придумаем что-нибудь!

СО СПИННИНГОМ

Раннее августовское утро. Над хребтами гор чуть светлеет край неба. Холодеет воздух, роняя капли росы на деревья, на травы. Плотным пологом тумана окутываются горные распадки...

Еще в субботу все приготовлено к рыбной ловле. Проверен и заправлен мотоцикл. Увязаны в чехол спиннинг и удочки. В рюкзаке - коробочка с разнообразными блеснами, искусственными мушками, запасными лесками и крючками, непременный рыбацкий котелок и краюха хлеба.

Тихо, стараясь не будить домашних, выскальзываю во двор, включаю мотор и, разрезав предутренний мрак голубым лучом фары, как ветер, мчусь мимо спящих домиков таежного поселка к реке. До нее сорок километров по шоссе. Но у нас на востоке это обычное расстояние до соседней деревни. Час езды. Проносятся мимо кусты, лесная глушь, мостики, мелькают телефонные столбы... Мотор то рокочет, преодолевая крутые подъемы, то отдыхает с мягким выхлопом, спускаясь с горы. Вокруг становится все светлее. Блекнет впереди пятнышко света от фары.

Просыпаются птицы - их звонкие трели слышны даже сквозь треск мотоцикла. Вот последний перевал - ив долине река, окутанная туманом. Свернув с шоссе, я по едва приметной тропке медленно еду к знакомым местам. Потянуло влагой, уже слышен рокот и звон перекатов.

Лимури! Это имя как нельзя больше подходит к дикой.

холодной и быстрой реке, со скалами, нависшими над стремниной, с заломами из вековых ильмов, где бурлят и пенятся холодные струи, с непролазными зарослями берегов, с быстрой и ловкой красавицей-рыбой. Можно и день, и неделю бродить по ее берегам, пить ее кристальную воду, дышать таежными ароматами, ловить рыбу до самозабвения - и не встретить ни одного человека. Разве, редко-редко проскользнет, как тень, ульчская оморочка и, мурлыкая свою народную песню, похожую на журчанье воды, проедет старик ульч да окликнет ласково:

- Здравствуй-ка, друг-паря! Как живее, как ловис?..

И нет ничего привлекательнее для меня, как провести здесь весь выходной день, вернувшись потом домой с полным рюкзаком рыбы, немножко усталым, немножко опьяненным воздухом, светом, движением, но отдохнувшим и вполне счастливым.

От густого тумана на реке пасмурно. Поставив мотоцикл в сторонку и раскатав сапоги, я отправляюсь со спиннингом вниз по реке. Вот яма, огромный омут, который я называю черным.

Мощная пенистая струя бьет с переката в противоположный берег и уходит вниз вдоль скал, оставляя сбоку водоворот со спокойным обратным течением. С легким свистом ложится к противоположному берегу ниточка шнура, и невидимая бежит в глубине моя уннверсалка. Для схожести с маленьким хариусом я привязал на якорь пучок красных и желтых шерстинок. Пробую " первый раз это нововведение. И вот вижу: уже у самого берег:} что-то крупное, темное гонится за блесной. Поворот!.. Мимо!..

Ленок уходит обратно в глубину. Второй заброс. Не успел повернуть несколько раз катушку, как почувствовал удар. Леска заходила з разные стороны. Но сопротивление слабое. "Рыба крупная",- и я форсирую подмотку... Вот он! Обессиленный, ошалевший, ленок килограмма па полтора без бою сдается.

В яме больше ничего не берет. Обращаю внимание на то, что па плесе ниже омута, хотя там и мелко, то и дело всплескивает рыба. Перебираюсь ниже. Долго выбираю место и целюсь, чтобы не зацепить за кусты. Взмах - и серебристая жилка, описав дугу, бесшумно ложится на воду. Здесь сильно несет, вращать катушку можно медленнее. Блесну сносит вниз по течению, она разворачивается... Рывок! Высоко в воздух взлетает крупная рыба, потом кидается под берег. "Не уйдешь!" - Несколько минут борьбы - и ленок уже на берегу...

Поднимается туман, в разрывы его мутной пелены видно голубое небо. Еще небольшое усилие солнца, и в природе начинается бесшумное и какое-то незаметное глазу движение: туман вдруг тает, остатки его, цепляясь за вершины береговых скал и деревьев, уходят вверх; расплавленным серебром вспыхивают, искрятся в лучах солнца перекаты. Сразу теплеет.

Время браться за удочку. Сейчас ловить первых проснувшихся мошек выходит хариус. Начиная с конца июня хариуса лучше всего ловить на искусственную мушку - днем на рыженькую, а вечером на белую. Удочка для хариуса у меня легкая, гибкая, с жилкой 0,3. Ни поплавка, ни грузила не нужно. Плавный взмах - и мушка бесшумно ложится на воду. Ее немного сносит, и она идет по кругу, пересекая течение. И вдруг - чмок! В этот момент - не зевай: если промедлить хоть долю секунды, хариус выбросит мушку. С чмоканьем, высовывая только нос, берут обычно крупные хариусы "лапти". Хариус помельче, грамм на 200-300, с шумом выпрыгивает из воды и падает на мушку своим телом, топит ее, а уж потом хватает. Иногда за мушкой выскакивает сразу несколько рыб, мушка прыгает из стороны в сторону, пока самый ловкий не ухватит ее и не поплывет прочь.

Особенно хорошо ловятся хариусы летом не в главном русле, а в боковых рукавах - протоках. Видимо, летом здесь больше пищи - бабочек, личинок. Но какая же глухомань по берегам таких проток! Не шелохнутся, стоят огромные ильмы и седые аянские ели и пихты. А под ними, в густом подлеске, звенят неумолчные хоры птиц. Идти тяжело: под ногами валежник, густой краснотал и черемушник цепляются за ноги, за одежду, сбрасывают фуражку. Зато каждый омуток впереди сулит рыболову добычу.

Вот и полдень. Становится жарко. Приятная усталость разливается по телу, хочется посидеть, умыться, съесть что-нибудь.

С пойманной рыбой едва выбираюсь из зарослей на главное русло реки, где оставлены спиннинг, утренний улов и рюкзак.

Ярко светит солнце. На небе - ни облачка. Вдоль реки чуть тянет прохладный ветерок. Пора бы и ехать, но жалко расставаться с рекой.

Собрав вещи и перекусив, я больше ради тренировки, чем в надежде что-нибудь поймать в это время дня, начинаю забрасывать спиннинг. В чистой воде отлично видно, как бежит блесна.

Делаю разные манипуляции, чтобы она "играла". Ведь тренировка для спиннингиста так же необходима, как и для всякого спортсмена, а на спиннинг я ловлю только второй сезон и еще иногда, в дни сомнений, предпочитаю ему простую удочку...

Вот получился удачный заброс - метров за 70 без всплеска легла блесна. Но что это?.. Удар... Леска натягивается и останавливается. Полное впечатление глухого зацепа. Дергаю и так, и эдак - ни с места. "Пропала блесна!" Но только я решился потянуть посильнее, как у противоположного берега из воды показалась огромная голова рыбы. Сверкнул на солнце широкий светлый бок, затем огненно-красный хвост, и леска медленно пошла против течения.

"Таймень!"-мелькнула мысль, и сердце забилось радостно и часто.

Медленно трещит катушка. Чуть придерживая ее пальцем, я по шнуру чувствую, как мощно и плавно двигает хвостом рыба.

Пять метров, десять... Движение прекращается. Таймень "залег" - не надо его тревожить. Я закуриваю. Главное - не волноваться. Малейшая оплошность - и испуганный хищник порвет леску, или сломает якорек, или кинется в коряги, нагроможденные у противоположного берега.

Вот он сам начинает сдавать назад. Трудно ему стоять на быстром течении. Метр за метром подматываю шнур. Вот таймень уже поравнялся со мной, вот спускается ниже... Лишь бы он не повернулся головой вниз по течению и не пошел бы во всю силу - тогда не удержишь.

Плавно нажимая, веду рыбу к своему берегу, где мельче и РИДНО дно. Таймень тяжело ворочается, но не рвется. Да вот он!

В прозрачной глубине отчетливо вижу метровое, как торпеда, тело с красными плавниками. Около губы сверкает блесна.

Опасно - значит, зацеплен только за губу. "Спокойно",- говорю я себе, а самого так и пробирает охотничья дрожь и немного трясутся руки. Еще оборот катушки. Будто опомнившись, таймень легко виляет хвостом, уходит в глубину, тянет против течения, увлекая за собой метров десять шнура. Маневр повторяется снова: рыба ложится, потом начинает медленно сдавать назад.

"Нужно намутить воду",- соображаю я и бесшумно, но энергично работаю ногами. Широкая полоса мути облаком спускается вниз по течению.

На этот раз уставший таймень без сопротивления подходит к берегу. Вот он стоит в мутной воде у моих ног. Сачком не взять - слишком велик. Медленно подвожу руки... Чувствую, как колеблется вода от движения жабр. Решающий момент! Одной рукой хватаю рыбу за загривок, второй - обнимаю за туловище. Мощные удары хвостом, каскады брызг - но поздно! В две секунды выскакиваю на берег и бросаю свою добычу на траву. Таймень медленно движет жабрами и смотрит на меня маленькими злыми глазами. Укол ножом в позвоночник - и борьба кончена. Какая удача!

Собрав вещи, сумку с рыбой - какой мелочью, кажется она в сравнении с тайменем! - взваливаю тайменя на плечо и понемногу выбираюсь к тропинке, где стоит мотоцикл. После тайменя уже не хочется ловить маленьких хариусов... Домой!

Солнце нещадно палит. Мотоцикл медленно ползет по кочковатой болотистой тропе, фыркает, греется мотор, испуская неприятный запах масла. Но вот и шоссе. Мягко покачиваясь, мотоцикл набирает скорость. Сразу становится прохладнее. Отдыхают натруженные руки и ноги, а на душе легко и радостно, как может быть только у рыбака и охотника, когда после удачного похода он приближается к дому.

Таймень весил 12 килограммов. В этот день суровая супруга простила расходы по приобретению спиннинга, и эта замечательная снасть навсегда заняла первое место в моем рыболовном арсенале.

СТАРЫЙ СИБИРЯК

Посвящаю памяти Николая Яковлевича Булдакоеа, сибиряка и истинного любителя природы и рыбной ловли.

Октябрь. На Нижнем Амуре в это время уже глубокая осень.

Лиственницы желтеют и медленно, бесшумно теряют хвою. По ночам крепко подмораживает. Но рыба по ямам клюет еще хорошо.

Особенно жадный клев бывает на вечерней и утренней зорях.

Для меня всегда невыразимо привлекательны места глухие, неизведанные. Иногда в поисках таких мест я исхаживал десятки километров по непролазной тайге, лишь бы узнать - что там, за этим леском, за этой сопочкой, голубеющей впереди и манящей своей неизвестностью.

К реке мы с Николаем Яковлевичем подошли, когда уже смеркалось. Берега в этом месте заросли могучим ельником и пихтачом. Быстрая прозрачная река Пильда круто поворачивала, образуя глубокую яму, наполовину заваленную подмытыми и упавшими деревьями.

Через несколько минут мы уже настроили свои удочки и, в ожидании успеха, забросили...

- По первой! - радостно воскликнул мой спутник, почти мгновенно выбрасывая на берег упругого, крепкого ленка в полкилограмма весом. За ним последовал второй, третий... А у меня рыба совершенно не клевала. Леску с легким грузилом все время сносило, угрожая зацепить за ветвистые стволы затонувших деревьев.

- В чем дело? - с огорчением произнес я, уже в который раз впустую перезакидывая удочку.

- Дело просто,- усмехнулся Николай Яковлевич,- Я давно жду, что спросишь старого рыбака... Все гордость ваша, да! Ведь ты все еще по-летнему ловишь, на ходового червя. А рыба сейчас наверх не глядит, делать ей там нечего. На-ко вот!

И, порывшись о кармане ватника, он протянул мне свинцовый шарик размером с ружейную пулю, с отверстием.

- Цепляй повыше своего грузила, чтобы скользил по леске, и попробуй!

Непривычно было ловить с таким большим грузилом, но очень скоро я понял все преимущества, какие давало это нехитрое приспособление. Пуля сразу же погружала леску на дно омута, и вместе с тем леска, свободно проходя сквозь отверстие, показывала малейшую поклевку. Почти сразу же у меня дернуло раз.

другой, потом потянуло, и крупный медно-красный хариус с шумом вылетел на берег. Николай Яковлевич был рад, казалось, еще более моего:

- Ага! Видал? То-то!

Но только что разгорелись наши страсти, как стемнело. Лески стало не видно, и мы начали готовиться к ночлегу.

- Самое главное - дровишки,- говорил Николаи Яковлевич,- ты пока таскай валежник, какой посуше, а я стенку сделаю...

- Какую стенку?

- А вот увидишь. Сибирскую, значит, штаб-квартиру!

Он вытащил из мешка топорик, срубил колья и забил их в землю. Затем ловко и даже как-то неестественно быстро для однорукого человека ободрал кору с гнилой березовой валежины и укрепил ее на кольях.

- Костер здесь клади! - командовал он.- Сюда, сюда. поближе! Вот береста, запаливай!

Валежник вспыхнул, осветив ярким трепетным светом наш бивуак и небольшой круг поблекшей некошеной травы. В тайге и над речкой от этого сделалось еще темнее. Мы заварили ушицу...

Что может сравниться с ухой из свежих, только что вытащенных из воды хариусов, особенно когда еще прошел перед этим десяток километров по свежему воздуху?.. Дружно работая ложками, мы в пять минут опорожнили котелок.

- Добро, комар тебя забодай,- сказал Николай Яковлевич, аппетитно обсасывая косточки.- Объеденье! Теперь чайку - и на боковую!

Чаевничали мы долго, с разговорчиком.

- Рыбалка - дело первейшее на свете, ежели человек отдохнуть хочет,говорил старик, прикусывая как-то по-особенному, бочком, кусочек сахару.И не рыба даже сюда меня тянет, а вот это все... Окружающее...

- Природа?..- подсказал я.

- Вот, вот. Обстановка. Вечная она, не старится. Мы вот старимся, а она нет. Глядишь, сегодня листики облетели, вроде конец.

А пришла весна, зазеленело этак все приятно, птицы тут чирикают. Цветы... Вроде опять молодость. И на душе отляжет, будто тебе не седьмой десяток попер, а того половина...

У берестяной стенки было тепло и уютно, почти как в комнате. Замечательная выдумка сибирских охотников! Позже она не раз выручала меня, когда в холодное время приходилось ночевать в лесу.

С удовольствием разувшись и протянув к огню ноги, я попивал крепкий ароматный чай и слушал своего собеседника, следил за его выразительным лицом и глазами; они то скрывались под густыми щетинистыми бровями, то поблескивали оживленно и молодо в свете костра.

- Уж как досадно стариться, когда самая жизнь пошла,- говорил между тем Николай Яковлевич.- Дела пошли большие...

Я вот всю жизнь мечтал какое-нибудь большое дело сделать, паря. Не так прожить, как мошка,- помер, и нет ничего, а чтобы совершить что-то... Подвиг, понимаешь?..

- Так разве вы не совершили подвига, дядя Коля,- сказал я,- а в партизанах, когда руку потеряли?..

- Эх, паря,- отмахнулся старик,- это долг был, а не подвиг. Да и давно. В войну вот просился я на фронт, не пускают.

Смеются. Тебе, говорят, дед, на печке лежать об одной-то руке, я не с немцами воевать. Обиделся я тогда, доказывал, что стреляю хорошо, делать все могу... Пет, не взяли. Или вот теперь. Ну, разве это работа заведующий складом. День за днем идет, никому, вроде, от меня и пользы-то нет.

Он помолчал.

- Пойдем-ко ночевать!

- Куда же это от костра-то?

- А ты видал там стожок сена? Это мой, летом косил. За первый сорт переспим.

- Не стоит ворошить...

- Идем, идем, когда в гости зовут. Ворошить его мы не будем. Руби-ко три жерди с вилками!

Все еще недоумевая, я срубил по указанию Николая Яковлевича три жерди с рогатинами, и мы подошли к стогу сена.

- Теперь смотри, рыбак, как от мороза спасаться! - воскликнул старый сибиряк и воткнул жерди в стог с трех сторон рогатинами поближе к вершине. Затем поочередно подсовывая жерди выше, он легко поднял верхушку стога на полметра вверх, забрался в образовавшуюся щель и долго разгребал там сено, пыхтя и отдуваясь.

- Готово гнездо! Лезь сюда, паря!

Я забрался по жерди в стог. Там было темно, тепло и пряно пахло свежим сеном. Свернувшись калачиком, мы повозились еще немного, подтыкая под себя со всех сторон сено, согрелись и задремали.

Проснулся я под утро. Снаружи было холодно и бело: за ночь крепкий морозец осыпал инеем кусты и желтую поблекшую траву. У нашей берестяной стенки уже ярко, с треском, пылал костер. Николай Яковлевич прилаживал над ним чайник.

- Гляди, светает! - приветствовал он меня.- То-то я и поднялся, думаю, как бы зорьку не проспать!.. Однако, паря, и денек же сегодня будет!

- Значит, половим!

Выпить по кружке чая, опустить на место верхушку стожка и собрать наши пожитки было недолгим делом. И вот мы уже опять на берегу. От ночного морозца хрустит под ногами трава, в тихих местах на воде образовались корочки заберегов. Журчит, клокочет на перекатах стремительная речка, от нее в рассветный сумрак поднимается тонкий, едва видный парок тумана.

- По первой!-шепчет Николай Яковлевич. Мы разом закидываем удочки и замираем в ожидании, тянемся вперед за трепещущей леской и почти разом выбрасываем на берег по крупному, радужно-синеватому хариусу.

Светлеет. Все выше и выше поднимается оранжево-розовый полог зари и тихо-тихо, будто бы в вечном сне, стоят на его фоне строгие купы елей и пихт.

Вот и солнце, красное и неяркое, выкатилось из-за сопок, вот уж и поднялось над ними, а мы все. бродим вдоль "еловых ям" по непролазным кустам и кочкам, и каждый поворот речки, каждый омуток обещает нам новые удачи. К полудню запас червей кончается. Останавливаемся перекусить, уложить перед дорогой сумки, посмотреть друг у друга рыбу.

На душе так легко и весело, будто и не было никогда у нас в жизни всяких забот и неурядиц. Обратный путь проходит опять в разговорах - о рыбе, об охоте, о разных таежных встречах и происшествиях.

Расходясь по домам, немного усталые, но бодрые, мы долго трясем друг другу руки и уславливаемся, если постоит погода, сходить на рыбалку еще разок в этом году для "закрытия сезояа".

Но мечты наши не сбылись. Зато сбылась, может быть, главная мечта Николая Яковлевича - мечта о подвиге, мечта всей его жизни.

Однажды ночью над таежным горняцким поселком тревожно взвыла сирена. Отблеск зарева на низких облаках... Бегут люди.

Пожар! Загорелся склад, которым заведовал Николай Яковлевич.

Люди толпятся у горящего здания. Копошатся пожарник;;.

У них вечно что-нибудь не ладится. Но вот заработал мотор, и струя воды хлынула в огонь. Поздно! Здания уже пс спасти.

Но рядом стоят еще постройки, в них машины, миллионные ценности...

В толпе появляется высокий человек. Он машет своей единственной рукой и кричит:

- Разойдись! В складе эфир! Сейчас взорвется!..

И Булдаков, обмотав голову какой-то тряпкой, бросается в огонь. Через минуту он появляется с бутылью. Его обливают водой, и он снова скрывается в облаках дыма... Когда все бутыли с опасной жидкостью были вынесены, Николай Яковлевич, подхваченный людьми, потерял сознание.

Я не стану описывать дальнейшее. Но, я думаю, читатели поймут мои чувства, когда, проходя мимо кладбища, я обнажаю голову и шепчу:

- Здравствуй, друг!..

* * *

В. Гарновскай

БЕЛОЗЕРСКИЕ ЗОРИ

Станция Череповец. От нее до села Вашки - районного центра, куда я еду на работу,- почти двести километров. Февральские метели шумят уже не первый день, автомашины стынут в гаражах. Надо добираться до Вашск гужом,

Скрипят и скрипят сани по накатанной дороге. Метель, наконец, стихла. В холодном ночном небе россыпи дрожащих от стужи звезд. На севере мерцает, то меркнет, то разливается шире мутное зеленое зарево - северное сияние...

Вот и Вашки - большое рыбацкое село. Ветры с севера намели вокруг домов трехметровые сугробы. Перед селом - бескрайняя ледяная равнина - Белое озеро, за селом - плоское поле с редкими кустиками, дальше - синяя полоса леса.

Так вот оно, почти круглое, как блюдо. Белое озеро! Где-то на том, южном берегу древний город Белозерск, ровесник Киева и Новгорода. В озеро впадает река Ковжа. На карте почти рядом с нею - устье реки Кемы. Из озера вытекает только одна река Шексна. На территории Вашкинского района - свыше сотни больших и малых лесных озер, много речек.

Начинаю заводить знакомства с рыбаками. Как на зло - ни одного удильщика. С кем ни заговоришь - промысловик: колхоз-то здесь рыболовецкий. А известно, с каким пренебрежением смотрит промысловик, сетевик, на бедного удильщика.

- У нас рыбу в Белом озере не удят,- слышу я полунасмешливые ответы, когда пытаюсь узнать кое-что о своем любимом спорте.

Ну, что ж! Поживем-увидим, сами попробуем...

* * *

Вот и пришла милая рыбацкому и охотничьему сердцу северная весна! За селом на пашне уже стрекочут тракторы, а за ними черными облаками кружатся грачи и белыми - чайки. Поторапливаться приходится птицам: тракторный плуг не медлительная соха. Раньше за сохой грачи вперевалочку шли, словно купцы по рынку, а теперь, смотришь, клюнет раз-другой - и на крыло, догонять трактор. И чайки за грачами. Крик, галдеж!

По селу, радуясь обсохшей дороге, носится босоногая детвора.

На старых березах - скворчиный гомон.

А посмотришь на Белое озеро - скучновато становится. Разъедает на нем лед талой водой, стало озеро серым, грязным. Но лед все еще крепок, лежит гигантским мертвым полем. Только у берегов все шире и шире с каждым днем полосы чистой воды, такие же голубые, как и небо над ними. А на этих закрайках - - стайки уток, куликов и между ними белокрылыми фрегатами пары лебедей.

Охотники издали любуются на дичь, но разве возьмешь ее на чистом месте?

Рыбаки готовятся к путине. Настежь раскрыты двери рыбацких "сетевых" амбаров, поставленных на сваях над речушкой, что пробегает посреди села. На порогах амбарушек старики в полушубках, в очках. Эти отплававшие свое, "вирают", чинят сети, "садят" их, подвязывают грузила по нижней тетиве и деревянные "пулы", поплавки, по верхней. Над плоским песчаным берегом неумолчный скрип чаек. Сладко пахнет дымом смолы: у берега чинят, смолят тяжелые рыбацкие лодки, двухмачтовые траловые парусные боты "двойки".

Речка уже освободилась ото льда, сбросила его в озеро и теперь шумит, качает, трясет прошлогоднюю осоку.

И вот однажды вечером на улице села я встречаю Павлика Чеканова, ученика-наборщика районной типографии. На плече - березовые удилища, в руке. - несколько порядочных язей.

- Павлик, где удил, когда, на что? - радостно допытываюсь я.

Павлик-крепыш голубоглазый и спокойный. Ветер с озера шевелит на его голове непокорную россыпь льняных кудрей.

- Здесь, на речке, я удил,- отвечает он неторопливо.- Язей только теперь и удить, пока в речке, вода есть. Пойдемте со мной утром...

Родственная душа нашлась! С неделю мы добываем язей в в речке, затем в нее заходит крупная плотва, как говорят здесь "зимовица", то есть зимующая в озере.

И вдруг клев язей и плотвы прекращается.

- Вода на спад пошла,- говорит мне Павлик, сматывая удочки.- С недельку обождем и на Вашк-озеро отправимся, окуней удить. А сейчас лучше удочки спрятать.

- А ты не пробовал в Белом озере удить? - спрашиваю я Павлика.

- Пробовал. Только толку из этого мало. У берегов мелко, одни ерши клюют, а дальше в озере - ничего не попадается. Да и редко затишье на озере бывает, а на саженной волне много не наудишься.

* * *

Белая ночь у костра проходит незаметно, только и успеваешь чаю напиться. У нас нет ни лодки, ни плота, приходится удить с берега, закидывая удочки через прибрежную траву и водоросли.

Стою на гранитном валуне. Еще рано, поплавки едва видны среди травы. Начало июня, но перед, восходом солнца на молодую траву легла хрупкая крупа заморозка. Тихо на озере, только в'еловых'и березовых чащах веселая птичья возня, чириканье, щебет, писк. Тяжело работая крыльями, над нами проносится гагара и шумно садится на воду, вспахивая ее мощной грудью.

Несколько минут гагара зорко осматривается, потом начинает купаться, плескаться, нырять. Из-за леса вылетела чайка - солнце еще для нас не взошло, но чайка уже видит его: крылья ее словно в золоте. Она спускается к озеру, садится на корягу над темной водой и замирает на ней.

Поплавок дрогнул. Начался клев. До звона натягивается волосяная леса, и вот первый окунь бьется в траве. Вот и другой поплавок качнулся, замер и вдруг уходит в воду...

У кустов сильный всплеск - щука! С испуганным кряканьем вырывается из осоки утка, свистя крыльями проносится над нами.

А в лесу все веселее, все шумнее. Но что может быть лучше - услышать ранней летней зарей серебряный свист рябчика, такой простенький, звонкий и так не похожий ни на какие другие птичьи песни. Вот и второй рябчик откликнулся первому...

Поднялось солнце. Скоро наступит жаркий день, скоро надо домой, но разве забудешь когда-нибудь утреннюю зарю на лесном Вашк-озере?

*

Лет сто назад Белое озеро было меньше по площади и глубже у берегов.

Озеро входило в систему водного пути Рыбинск - Петербург.

Этим путем издавна, еще с петровских времен, шли грузы с Волги.

Но проход озером для непаровых судов того времени был труден. При первом же ветре груженые баржи садились на мели или их выкидывало на берег.

Дальше водный путь от Белого озера шел через Онежское и Ладожское озера. Чтобы обойти их все, надо было для судов выкопать обходные каналы. Строительство их было начато еще при

Петре Первом, а закончен Белозерский канал только в половине прошлого века.

Водную систему от пристани Вознесенье на Онежском озере до Рыбинска на Волге назвали Мариинской. Теперь она носит другое, более точное название Волго-Балтийского водного пути.

Многочисленные шлюзы перегораживают реки Шексну и Ковжу. Эти шлюзы подняли уровень Белого озера, оно, затопиз часть прибрежных лугов, приняло современные очертания.

Строители шлюзов менее всего интересовались тем, какое влияние окажет шлюзование Шексны на рыбье население реки и Белого озера.

Стерлядь была в свое время промысловой рыбой и па Шексне и на Бело?,! озере. Но шлюзы закрыли проход волжской рыбе, и поимка стерляди на Белом озере теперь случается раз в несколько лет как диковинное событие.

Последнюю белугу в Белом озере, как говорят рыбаки, поймали в 1883 году. Была она весом в двадцать четыре пуда и шесть с половиной фунтов, и продали ее рыбаки за семьдесят пять рублей. С тех пор о белугах на озере ничего не знают.

Из волжских рыб только плодовитая и уживчивая чехонь, очень вкусная, но и очень костлявая, осталась в Белом озере.

Но Белое озеро славилось не столько волжской, заходной, сколько своей рыбой. Знамениты и по сей день белозерские снетки, прекрасны судаки, великолепна "озерная сардинка" - ряпушка. Ерш, мусорная рыбка, на Белом озере - объект промыслового лова. После схода льда ловят сто "мутниками" для сушки в печах, и тогда все села на побережье крепко пахнут сушеным ершом.

Рыбы в озере много, а удить ее нельзя. Почему?

Прибрежная полоса отмелей уходит на полкилометра от берега. Она тянется почти вокруг всего озера. Средняя глубина воды над отмелями не превышает метра, и лишь затем начинается "завал"-древний берег Белого озера, скрытый водой. Там начинается глубина в среднем шесть метров.

Отмели густо поросли водорослями. Тепло и кормно здесь 'л рыбьей молоди, и всякой рыбе. Но закинуть удочку среди водорослей нельзя. Некуда.

На глубине удить тоже пустое дело. Не скоро кто-либо вздумает соблазниться вашим червяком.

Только с весны ребятишки на "мушечные" крючки удят на отмелях пескарей "яснозобиков" и белозерских ершей светло-песчаного цвета, почти прозрачных, пузатых и пучеглазых бандитов, жадно клюющих и днем.

Но все это нс уженье.

В озеро впадает много мелких речек и ручьев. Но шумят и бурлят они только весной водами талого снега. Эти ручьи очень нужны белозерской рыбе. Она заходит в них для нереста. Первыми в ручьи являются язи, за ними плотва, сорога, по-местному.

Отнерестившись, рыба остается в речке еще несколько дней.

Вот и все время для удильщиков. Язя удят на червячную кисть.

Если угадаешь на стайку язей, то улов бывает неплохим. Однако радоваться много не приходится: если сегодня попадались язи по килограмму-полтора, то завтра на крючок пойдет мелочь.

Через неделю будете ловить подъязков по сто граммов, а затем и этого нет: язи возвращаются в озеро.

То же и с уженьем плотвы. Несколько дней во время нереста и после него вы будете добывать ее, а затем удочки приходится сматывать.

Окуня в Белом озере, по сравнению с другими водоемами, очень мало, и в речки его заходит немного. Я как-то подсчитал, что на сотню разной рыбы, взятой в озере промысловиками "бродникоы", небольшим неводом, приходилось всего два-три окунька.

Итак, для удильщиков Белое озеро - невеселое место. Нет в нем ни обрубистых берегов с нависшими ивами и ольхами, нет отмелей с каменистым грунтом, которого придерживаются окуни.

А ловить наугад в километре от берега, заранее зная, что, вероятно, ничего не поймаешь,- дело скучное.

Только раз пришлось мне видеть, как некий "шкипарь", капитан грузовой баржи, удил чехонь на... тараканов. Чехонь клевала бешено, яро. Но мои последующие попытки удить ее ни к чему не привели.

Не приходилось испытывать на Белом озере дорожку и спиннинг. Пожалуй, основное затруднение было в том, что тихие дни на озере очень редки. Почти всегда оно шумит мутно-желтыми светлыми волнами, за что и прозвано Белым. Возможно, ктонибудь, более настойчивый, попробует ловить щук и особенно судаков. Ими, не в пример другим озерам, богато Белое озеро.

- Так что же, скучно рыбаку-спортсмену на Белом озере? - спросит кто-нибудь, прочитав то, что написано.

Скучно? Не думаю. Просто еще не взялись рыболовы-спортсмены за освоение этого огромного водоема, не прощупали его своими снастями, не проверили своими догадками, опытом. Все это будет в свое время.

В Вашкинском районе я с усидчивостью \'дил только на лесных озерах и речках. Более всего я посещал Вашк-озеро, расположенное в девяти километрах от районного центра. Это озеро, вернее цепь озер, соединенных протоками, богато окунем, язем, плотвой, щукой.

Есть в нем и крупные караси. Рассказывают, что они были запущены мальками на расплод лет сорок тому назад одним из вашкинских рыбаков, который этим решил отметить память своего сына, погибшего в бурю на Белом озере.

Озеро лежит в таежном дремучем лесу, и только часть его берегов занята полями деревни Вашк-озеро.

Есть здесь все, что нужно удильщику: и каменистые отмели, и травяные заросли, и омуты. Лов самый простой. Волосяная леса в шесть или восемь волосков, крючок № 7, банка с червями. Но добыть рыбу на уху не просто. Нужны большая наблюдательность, знание рыбных местечек, уменье приспособиться к погоде, времени дня или года. Впрочем, кому из рыболовов неизвестно, что самое скучное - это ловить рыбу без осечки, "вычерпывать" ее.

Приходилось мне удить и на светловодном Вашпанском озере, где видишь, как к червям подплывают некрупные окунишки. Бывал я и на Свят-озере с его крупными окунями такого темного цвета, что плавники казались ярко-красными. Сиживал я с удочками и на берегу тихой речки Водобы, впадающей в Белое озеро.

Клевала рыба здесь замечательно, уже через полчаса можно было заваривать уху на пятерых. И уженье приходилось прекращать: не понесешь добычу с собой за тридцать километров лесом!

Соблазнился я как-то рассказами о хорошем клеве окуней на Агафоновском озере. Отправились мы туда втроем. Свернув с большой дороги, четыре километра шли лесными тронами, окруженные гуденьем бесчисленных оводов, а под вечер - несмолкаемым комариным писком.

Небольшое озеро стиснуто с берегов крутыми холмами, на которых высятся огромные ели.

Между холмами неторопливо несет свои черные воды безымянная речка. Только и есть место для костра, что у устья этой речки, на песчаном пятачке.

Глухо и тихо на озере. Черны и тихи его воды. Шуметь и даже разговаривать громко здесь не советуют: рыба'в озере чуткая, сторожкая.

В омутах речки мы обнаружили язей. То и дело в темной воде что-то отсвечивало золотом - это язи гуляли под навесом густых береговых зарослей.

Утро принесло нам много рыбацкой радости. Окуни брали хотя и не часто, но такие большие, что иногда лопалась леса в восемь волосков.

И только дома мы поняли, что на озеро ходить не следовало.

Рыба, добытая в нем, оказалась малопригодной для еды: она пахла торфом. А у крупных окуней даже хребтовая кость оказалась темного цвета.

- Если бы пристань Коиево не на болоте стояла, быть бы

здесь городу,- так шутят жители Шольского района. Они в известной мере правы.

Здесь по правому берегу в глубоководную Ковжу вливается сплавная река Шола, а по левому берегу река Кема связывается протоком Шолопастью с той же Ковжей.

В свою очередь, Ковжа через восемь километров вливается в Белое озеро, и почти рядом с ней в озеро впадает Кема.

Белое озеро здесь мелководно, поросло камышами, в него вливаются еще мелкие речушки Водоба, Солонец, Муюг...

Весной из озера в Ковжу, Шолу, Кому поднимается рыба на нерест и, отнерестившись, до осени держится в реках. Здесь и создаются рыбные богатства Белозсрья.

Как только сходит лед, начинается нерест щуки, за ней язя, потом плотвы, окуня, голавля, судака, сига. Не каждый год, но все же в реки поднимается на нерест и снеток, а за ним следуют и судаки. В такие годы судаки клюют днем па червя, как окуни.

Бывает, что ходу рыбы мешают запани на Шоле и Кеме.

Сплавной лес иногда забивает до дна все русло реки. К счастью, так бывает не каждый год.

Промысловый лов в низовьях Шолы, Ковжи и Кемы затруднен из-за низинных берегов, затопляемых вешней водой.

Зато Шольский район и его водоемы - царство удильщиков, хотя уженье ведется здесь по-старинке, попросту.

Клев рыбы начинается весной очень рано. Плотву удят на червя по последнему льду. Уже дня через три-четыре после ледохода можно забрасывать свою снасть на лещей. П по первой же добыче судишь, зашла ли рыба с Белого озера. Местная рыба темнее цветом, отличается этим от "белозерки".

На червячную кисть клюют лещи, язи, судаки. Попадаются, но не часто голавли и даже сиги. Но очень мало добывают плотвы и окуня. Белозерские реки, как и само Белое озеро, окунем и плотвой небогаты.

После нереста язя и голавля начинают их удить на ржаной или пшеничный хлеб, а при вылете стрекоз - на стрекозу.

Кое-кто из рыбаков применяет прикормку - пареный одсс или ячмень. Уловы особо обильными назвать нельзя, но два-три леща или столько же язей за зорю - вещь обычная. А ведь больше удильщику и не надо! С середины июня уженье па Шоле близ устья постепенно теряет свою прелесть. Отдохнувший после нереста ерш начинает разбойничать, не дает дойти до дна червячной кисти. Клюет ерш и днем, да пожалуй, жаднее, чем ночью.

Особенно свирепствует он в низовьях рек. Но уже в среднем течении ерша мало. Это понятно: в низовьях много "заходного"

белозерского ерша, а подниматься по реке выше ему мешают плотины. И удильщики перебираются повыше по реке, подальше от ершей.

В разгаре лета начинают удить судаков на ерша. Перед закатом солнца ловят несколько ершей, отрезают им головки, вырывают колючие "перья", сдирают кожу.

Ерш становится белым, похожим на снетка - любимую пишу белозерских судаков. Ставят пять-шесть донных удочек с ершовой насадкой, и почти на каждой из них бывает в течение белой ночи поклевка.

Особенно добычливо уженье у запаней. Объясняется это в немалой степени тем, что из сплавного леса выпадает в воду много червей, личинок различных насекомых - вредителей леса.

Здесь и спиннингист поохотится вволю. Его добычей будут и щуки, и судаки, и крупные окуни, а при удаче и четырехкилограммовые жирные сиги. Однако настроение спиннингисту портят бесчисленные топляки, которыми густо засорена река.

И все-таки многие удильщики предпочитают добычливым запаням реку повыше, в лесу, где так тихо и безлюдно. В зеленых лесных стенах течет темноводная Шола. Здесь, в омутах, царство лещей, язей и голавлей. Любители нахлыстового лова могут испробовать свои силы и по хариусу, чудесной рыбе речных перекатов северных рек.

Хариуса ловят на Шоле только на кузнечика, "скачка". Хорошо берет хариус на Святом пороге, среди огромных валунов, в кипящей струе.

На кузнечика берет и голавль, но чаще удят голавлей ночью, на лягушонка. Признаюсь в своей слабости - ни разу не прибегал к такой наживке: очень жалко мне удивительно симпатичных лягушат, не хочется мучать их. Берет же голавль на хлеб.

Особенно хитрым, воистину спортивным ловом я считаю уженье крупных ельцов. Трудность состоит в том, что елец берет очень решительно, рывком. Надо быть особо внимательным, чтобы в какую-то долю секунды уловить поклевку и подсечь ельца.

Впервые на среднем течении Шолы мне пришлось побывать в июле. Почти восемь километров шли мы лесными тропами.

Река шумела в камнях где-то внизу под крутыми берегами, густо поросшими ольхой, ивой, шиповником. На ее перекатах завидная добыча - хариусы, но для их лова время еще не пришло. Нам надо было добраться до Святого порога, до лугов за ним. И вот мы на месте. Как между зеленых стен, идет здесь река среди леса, и только узкие полоски прибрежных лугов отделяют ее от еловых чащ, от сосновых боров. До селений далеко, глушь, тишина.

Я выбираю омуток под ивами. Темная вода медленно кружится в нем. Покачиваются у берегов листья кувшинок. В вечернем воздухе все время слышен слабый треск: тысячи крупных стрекоз пляшут над водой, садятся на листья кувшинок, на поплавки.

Солнце уже за лесом, но вершины елей еще в закатном огне.

И вот начинается лещовый хоровод. То и дело слышишь характерный гулкий всплеск и видишь над темной водой тяжело всплеснувшую золотую рыбу.

Так продолжается с полчаса. И вдруг все замирает. Лещ отыгрался и пошел на дно. Теперь жди клева.

Отошли весенние птичьи песни, отгнездовалась птица. Только скрипят и скрнпят в ивовых зарослях дергачи.

Все нахальнее и нахальнее становятся комары. Впрочем, какому удильщику нс. приходится страдать от них? Но и о комарах забываешь, как только поплавок косо поехал... не от берега, а к берегу.

Трехкилограммовый лещ тяжело ворочается в моем сачке...

Добываю еще одного, поменьше. Вот уже почти не видно поплавков ни воде, но я все слежу за ними.

У самого моего лица метнулся козодой. В лесу заверещал зайчонок: попался не то лисе на зубы, не то сове в когти.

Совсем темно. Пора бросать уженье, но сидишь и сидишь с одной мыслью: а вдруг...

За кустами вспыхивает пламя костра. Понимаю, что пора н честь знать, надо. отдохнуть до утренней зари.

У костра начинаем самый приятный для удильщиков разговор - каждому есть о чем рассказать, каждому хочется в своем рассказе еще раз пережить сегодняшний вечер, свою удачу, свои переживания, когда дугой согнута вершина удилища, звенит туго натянутая леса, а на ее конце тяжело ворочается золотистый лещ.

Все возбуждены. Спать не стоит: летняя ночь коротка и ждешь, чтобы скорее пришла утренняя заря с ее новыми рыбацкими радостями.

А утром, сидя над удочками, опять не шевельнешься, разве изредка сгонишь с лица комара. Плывут над рекой клочья тумана, где-то заботливо крякает утка. Вот пролетела над рекой тетерка, а за ней стрелой промчался ястреб, но промахнулся разбойник - тетерка уже в кустах.

На березе надо мной слышу сердитый цокот белки. Поднимаю глаза. Сидит она, пьтшнохвостая,^ на сучке и вовсю бранит меня:

пришел какой-то, уселся у рркн, мешает зверьку спуститься к воде, напиться!

А когда взглядываю на удочки, забываю и тетерку, н белку.

Поплавка на правой удочке не видно. Подсекаю-тяжело!

И опять ворочается лещ на крючке. Опять острые секунды тревоги, сомнений, опять шепчешь сам себе:

- Осторожнее, не торопись, осторожнее! Где подсачек?.. Ага, мой!

Ковжа глубоководна, течение ее спокойно. Здесь особенно увлекаются уженьем с восьмиметровой глубины лещей и судаков.

Удят на донку. Проволочные катушки нашим удильщикам почти неизвестны. Снасть состоит из короткого уднльннка и длинной лесы. При поклевке после подсечки вытягивают се, перебирая лесу руками. При таком вываживании сходы рыбы очень часты.

Судака удят вечерами и ночами на мелкую белую рыбку плотицу, уклейку или опять-таки на ободранного ерша.

Под осень по омутам усиливается клев леща, щуки. И поэтому наиболее заядлые, терпеливые рыбаки удят до середины октября, а если осень теплая, то и дальше.

Тому, кто привык удить на реке с вечным движением ее струи, с разнообразным рыбьим населением, когда можно ожидать поклевки и леща, и голавля, и окуня, и судака,- лесные озера нравятся меньше.

Окунь и плотва, а на живца щука - вот на что можно рассчитывать на лесных озерах.

Озер в Шольском районе около двухсот, если считать озерами.

и водоемы небольшие, километр по окружности. Но если в Вашкинском районе озера схожи друг с другом, то в Шольском есть озера на разный вкус.

Вот Ул-озеро - в полутора километрах от районного центра.

Оно невелико, но средняя глубина его - восемь метров. Вода в озере зеленоватая, прозрачная.

- Настоящее уральское горное озеро,- сказал мне один товарищ, бывавший на Урале.- Даже песчаные бугры, поросшие соснами, болота с порослью карликовой тундровой березки, как будто с Урала сюда перенесены.

Окунь, плотва, щука и караси-население Ул-озера, если не считать еще раков.

Рыба здесь особо капризна. Нечего итти на озеро при северных и восточных ветрах. Нечего забираться туда и при солнечной ясной погоде. Идти на Ул-озеро лучше всего в пасмурный или дождливый день. Тогда добыча будет.

Рядом с Ул-озером совсем маленькое Нин-озеро с темной водой. Его жильцы - окуни и щуки. Есть в нем и мелкая рыбка скнсц, вроде плотички, но размером не более спички. Это прекрасная насадка на окуня. Обычно рыбаки стараются марлевым сачком поддеть с горсть синца и ловить на него.

Впрочем, если нет синца, то можно, поймав плотичку, разрезать ее на кусочки II удить на них. На эту насадку берет крупный окунь.

Лесное Ширп-озеро. Добираться до него не так просто: надо итти борами и болотами почти восемь километров от райцентра.

Но это единственное озеро, где можно хорошо поудить... карасей.

Ни в каком другом озере Шольского или Вашкинского районов караси на крючок не попадаются.

Сот-озеро - большое, почти пять километров в длину. Но удить на нем не так уж интересно. Правда, можно натаскать много порядочной плотвы, но это слишком монотонное, однообразное занятие...

Лесное Елоп-озеро. В нем вода удивительно прозрачна: на дса метра под лодкой видно песчаное дно озера, стаи окуней. А поймать их дело хитрое. Выбирай погоду пасмурную, сиди, не шевелись.

Большое в дремучем лесу Сол-озеро. Оно особенно изобильно щукой. Трудно добираться до него, надо итти лесными тропами шестнадцать километров. Но, дойдя до озера, увлекшийся рыболов забывает об этом. Он выуживает окунька, насаживает его на щучий крюк, и через несколько минут в его руках крупная щука.

- Хватит тебе! - подсказывает рыболову трезвый голос.

- Еще, еще одну! - отвечает этому голосу рыбачий азарт.

Вечер. Пора домой. Удильщик взваливает на спину двухпудовую ношу, а через километр со вздохом отсыпает половину добычи под ель, думает:

- Зачем я пожадничал? И того, что осталось, кажется, будет не донести. Далеко еще до дома!

Тот, кто побывал на Сол-озерс, никогда не позабудет его, как не забудет и нелегкий путь обратно.

- Ввек больше на Сол-озеро не пойду!- каялся мне один азартный рыболов.- Закрою глаза - видится, как щуку тащу, как ворочается она на крючке. А как вспомню лесные тропы, комаров, оводов, мошку... Бр-р-р! И ноша за плечами!

Осень. Дует скучный ветер с севера - "зимарь", облетели листья с осин и берез, просторнее и угрюмее лесное озеро. Но для рыболова это самый приятный вид. На лесные озера выходят любители "тяпки".

Выужен окунек, насажен на крюк. Шлепая резиновыми сапогами, бредет рыболов болотистым берегом озера, "тяпает", опускает на несколько секунд св"ою наживку в прогалинки между листьями кувшинок.

Резкий толчок. Бурлит вода под щучьим хвостом. И вот она, беспощадная хищница!

С каждым днем заморозки все сильнее. Только к полудню осеннее солнце сгонит иней с лугов, но скоро и это будет ему не под силу. Закончился листопад. Заморозки сменяются холодными дождями, и вот опять в ночь звезды в чистом небе, с севера тянет острым ветерком.

Скоро зима!

Вечерами мы, три друга-рыболова, собираемся вместе. Пусть за деревянными стенами дома воет ветер, пусть по окнам стегает дождь или мокрый снег - нам не до них. Мы изготовляем новые блесны, готовим зимние удильники, составляем такие планы зимних походов, что и трех зим для них, пожалуй, будет маловато.

- Нынче надо обязательно побывать на Керг-озере! - напоминает кто-либо. Все согласны. И разрабатывается маршрут, составляются рыбацкие графики...

И вот приятная весть. Озера замерзли. Вчера на Мор-озере школьники на коньках бегали...

Семь часов утра, но еще темно, а мы торопливо увязываем свои рюкзаки, проверяем, не забыли ли чего.

Все в порядке. В путь!

Глухо гудит под нашими каблуками крепко промерзшая земля.

Идем напрямую, не улицей, а огородами, полями, болотами...

Уже сереет рассвет. Надо вовремя, пораньше, быть на озере:

день теперь короткий, в три часа сматывай лески.

Почти совсем светло. На полевых межах по чернобыльнику, слабо позванивая, перепархивают стайки снегирей. Иногда ворона лениво пролетит над лесом.

Только дятлы по-прежнему постукивают то там, то здесь в притихшем бору.

Озеро! Звенят пешни. Черная вода покачивается в лунке. Серебристая блесна исчезает в ней.

Пусть кто-нибудь скажет, что скучно ранней зимой пасмурным днем в лесу, в полях, на озере! Рыболов удивленно посмотрит на такого иытика, пожмет плечами, подумает:

- Эх, не бывал ты зимним утром с блесной на озере, не лавливал окуней!..

Тугой толчок. Есть! Нс торопись, но и не медли. Вот она, твоя первая добыча- красноперый окунь!

О каждой речке, о каждом озере много может рассказать удильщик, побывавший на них.

Бесчисленные озера Белозерья, его реки, речки - рыболовецкая радость.

Но удят у пас все еще по-старинке... Березовое или можжевеловое удилище, волосяные лесы, поплавки из пробки или коры, крючок, какой удалось добыть в магазине сельпо,- вот и все снаряжение удильщика в наших местах.

Лишь за последние годы стала появляться жилка. Идет она только на поводки.

Никто не знаком с ловом нахлыстом. О спиннинге знают только те, кто читает книги о рыболовстве.^ Но спиннинговой снасти ни у кого до последнего времени в районе не было.

Совершенно не применяется зимний лов рыбы на насадку (мотыля). Незнаком лов с мормышкой.

И пока еще никто не задумался об обогащении наших лесных озер новыми видами рыбы.

Впрочем, всему будет свое время.

* * *

Вл. Архангельский

ИЗ АЛТАЙСКИХ

ВПЕЧАТЛЕНИЙ

Четыре тысячи километров - от Москвы до Бийска - были преодолены за пять суток. И эта часть путешествия не оказалась затруднительной, хотя в июньскую жару не так уж приятно просидеть в вагоне почти неделю.

Собственно говоря, не очень утомила и пересадка в Барнауле, и даже вынужденные прогулки по жарким и пыльным улицам с утра до поздней ночи: жадный глаз новичка всегда находит в новом для себя городе много интересного.

Жаль, конечно, что в Барнауле не очень ласково встречают путешествеиников. Туристской базы в городе не оказалось, а в гостинице "Алтай" дежурный администратор не уставал раз сто в сутки повторять одну и ту же фразу: "Мест нет!"

Железнодорожные хлопоты остались позади, когда первого июля мы вышли из вагона и затерялись в большой разноголосой толпе на привокзальной площади в Бийске. С железной дорогой мы расставались надолго: из степного Алтая в горный нужно передвигаться на автомашинах.

Вечером - первое знакомство с Бией.

Название Бии связано с алтайским словом "бий", что значит "чиновник", "начальник". Река многоводна и широка. И, как подобает начальнику, по-своему величественна; в нижнем течении она напоминает Оку значительно ниже Рязани.

Большая река обмелела из-за сильной засухи, и песчаные косы, намывы и острова несколько затрудняли судоходство в черте города.

Быстрая и чистая река разрезала город на две части. На берегах густо сидели ребятишки с самыми примитивными удочками и с громкими восклицаниями вытаскивали из воды пескарей (мульков) и чебаков, причем под чебаками подразумевалась всякая мелкая белая рыбешка: ельцы, красноперки, плотицы.

Невдалеке от нас плеснулся на струе небольшой таймешка, как бы торопя нас поскорее отправиться вверх по Бие, где много тайменей - и больших, и малых. Вверх, вверх, к истокам реки, где лежит в горах чудесное Телецкое озеро!..

Дорога идет высоким правым берегом, то удаляясь от реки, то подбираясь к ней почти вплотную. Вокруг - необъятная ширь степи, которая так зримо напоминает украинские просторы где-то под Запорожьем или Мелитополем.

Дали безграничны. В небе жаворонки и кобчики, над которыми слишком яркое и щедрое на тепло алтайское солнце. В воздухе - серебристое марево. На земле, у обочин грейдера, синие цикории, редкие купы березок низкорослых и корявых, подсолнечники, которые поворачивают на восток или на юг золотые венчики своих широких тарелок, широкие поля пшеницы и редкие деревеньки, где непременно увидишь белую мазанку, иногда крытую соломой. А в пойме Бии по берегам - густые тальники, ольха, тополи и... соловьи!

Степная дорога, изредка переваливаясь через холмы, тянется больше ста километров. Затем горизонт в южной стороне начинает закрывать горы. На пути стоит деревянная арка с надписью:

"Автономная Горно-Алтайская область". Степь обрывается как-то сразу, и начинается собственно Алтай - страна гор и тайги, страна бурных рек, край медведей и глухарей, тайменей и хариусов.

Дорога бежит по сопкам, петляет в распадках гор. Здесь березы и тополя, осинники и ольшанники встречаются только в низинах; глаз радуют высокие ели, сосны, но и они очень скоро уступают место стройным пихтам, которые тянутся к поднебесью, и кряжистым, могучим кедрам.

Вечер. Солнце скатилось за сопки. Прозрачная Бия беснуется на порогах и лижет скалы, в черном омуте воронкой .вихрится вода. Вдоль реки тянет прохлада.

Шофер останавливает машину у высокого бома (утеса), называющегося Большой Иконостас. Камни, с узкими трещинами, расположенными вертикально и горизонтально, кажутся потускневшими от времени картинами или иконами. И как только умолкает гул мотора, становится слышно, как многоголосо кричат птицы. Это каменные стрижи. Их тысячи в расщелинах Иконостаса. Словно по команде, вырываются они из своих нор, делают над Бией круг, другой, третий и возвращаются к птенцам то с мошкой, то с бабочкой.

Что ни поворот, то красивее н красивее виды вокруг. Грозно высятся отвесные утесы с зелеными шапками из кедров. Широкие, тихие плесы сменяются порогами, где вода кипит и клокочет. На берегах все больше круглой плоской гальки, а в просветах между отполированными камнями пучков зеленого дикого лука.

Пассажиры начинают разговор о медведях, которые встречаются в этих местах.

- Точно!-оживился парень в солдатской фуражке.-Во вторник, на той неделе, прямо вот тут мишка дорогу перескочил.

И здоровяк - четвертей шестнадцать -будет! Так себе спокойненько глядит на машину, и топ-топ, вон туда в кусты подался.

Все пассажиры, конечно, уставились в те кусты, где когда-то скрылся медведь. Но по дороге пробежал только крохотный полосатый зверь бурундук, а со скал красноносые галкн-клушпцы проводили нас громкими криками.

Про медведя скоро забыли, потому что завязался оживленный разговор о рыбалке и кто-то из пассажиров стал клятвенно заверять, что прошлым летом поймали в устье Чулышмана, па юге Телецкого озера, "невозможного тальменя" сто пять килограммов весом. Надо' ли говорить, с какой детской доверчивостью слушали этот рассказ те из нас, которые имели честь принадлежать к беспокойному и славному племени рыболовов!..

Ночь и половину дня мы провели в небольшом поселке Турочаке. Турочак районный центр таежной зоны края. Еще год назад отсюда до Телецкого озера тянулась лишь хорошая горная тропа, по которой ходили лесники, охотники, лесорубы да туристы. Теперь строится шоссе. Взрывы тола слышатся там, где вековую тишину нарушали выстрел охотника, осенний рев марала и грохот воды на порогах Бии. Наспех сделанная дорога служит пока путем для самосвалов, тракторов н дорожных катков. На другой день мы добрались только до поселка Кебезень, а к Телецкому озеру прибыли лишь на третьи сутки.

Между кедрами сверкнула на солнце широкая полоса воды, и мы въехали в небольшую алтайскую деревушку Артыбаш, расположенную почти у самого истока Бии.

Бня вытекает из озера, словно сваливаясь из переполненной гигантской чаши. Шириной больше полкиломс1ра, она сразу же набирает скорость, проносится через порог Карлагач, зажимается в каменные тиски берегов и больше ста километров кипит на порогах и перекатах. А затем становится более или менее спокойной равнинной рекой и после Бнйска, сливаясь с Катунью, образует одну из величайших рек земного шара - могучую Обь.

А вот и долгожданное Телецкое озеро! В глубокой котловине лежит эта жемчужина Алтая. Вода, как хрусталь, и на глубине более четырех-пяти метров виден каждый, самый крохотный, камешек. По берегам - горы, заросшие кедрачом и сосной. Тайга!

В подлеске - черные и красные ковры зрелой смородины. Легкие облака в синеве неба. Воздух чистый, и дали видны превосходно. Ни комаров, ни гнуса, даже мух нет.

Места вокруг озера по-настоящему еще не обжиты. Но на западном берегу, против Артыбаша, уже появился поселок лесорубов, а рядом с Артыбашем туристская база, где мы и остановились. Это красивое двухэтажное здание, с балконами н террасами. От главного входа спускается к озеру лестница с доброй сотней ступеней.

В июльскую жару днем хорошо было на озере, так как прохладная вода несколько умеряла летний пыл солнца. Сказочно было вечерами и ночью, когда золотой столбик от луны дрожал на поверхности воды, и ранним утром, когда золотились вершины гор.

Все дни, что мы жили на базе, озеро было спокойно: не гуляли по нему штормовые волны, не бороздили его катера. Лодок на нем почти нет, если не считать крохотного каботажного флота турбазы. Изредка проходят по озеру два катерка, которые совершают рейсы с товарами и почтой.

На географических картах Телецкое озеро напоминает "корень жизни" женьшень.

Против Артыбаша ширина его меньше километра. Но невдалеке от этого поселка, где озеро почти под прямым углом разворачивается к югу, оно становится значительно шире и местами его берега удалены друг от друга на шесть километров.

Через все озеро - от истоков Бии до устья Чулышмана - семьдесят восемь километров. Глубина у берегов обычно не очень большая, но в северной части, против устья рек Корбу и Чодор, обнаружена мощная котловина глубиной в триста двадцать пять метров.

В Телецкое озеро впадает шестьдесят восемь речек и одна большая горная река Чулышмаи, которая дает почти три четверти всего водосбора.

Окружено озеро довольно высокими горными вершинами, например Алтын-ту (2400 м) и Истэбе (1330 м). Во многих местах скалы отвесно обрываются в воду, и, конечно, там нет удобных подходов, чтобы ловить рыбу с берега.

Основные спортивные рыбы Телецкого озера - таймень, хариус, щука и чебак, причем два последних вида встречаются только в заливах, где хорошо прогревается вода. Обычно же температура воды в озере четыре-шесть градусов тепла, а в этих условиях щука и чебак не могут быть жизнедеятельными. Даже когда стоит сильная жара, на поверхности озера вода согревается лишь до четырнадцати-пятнадцати градусов. Самые заядлые купальщики делают возле туристской купальни очень небольшие круги и, выйдя нз воды, долго нс могут согреться.

Из-за дел, которые привели меня на Алтай, мне не удалось специально побродить по озеру с блесной, а попытки поймать тайменя на спиннинг или дорожку поблизости от Лртыбаша не увенчались успехом. Местные рыболовы отговаривали меня от таких попыток, предупреждая, что таймени скапливаются у истоков Бии не раньше второй половины июля, когда начинается ход телецкого сига, которого там неправильно называют сельдью.

Летом же крупные таймени обычно жируют в устье небольших горных речек, впадающих в озеро, там, 'где предпочитают держаться и хариусы, составляющие основную пищу этих хищников.

Наблюдения местных рыболовов оказались правильными:

если туристы и ловили иногда тайменей до десяти-пятнадцати килограммов весом, то лишь на почтительном расстоянии от базы, когда совершали длительное путешествие по озеру на паруснике.

Как-то я встретил рыбаков, возвращавшихся с Чулышмана, и они развеяли легенду о "невозможном тальмене" в сто пять килограммов, о котором шла речь в машине еще по дороге в Артыбаш. Директор школы Воронцов действительно поймал крупного тайменя, но весил он сорок пять килограммов. Тем не менее, какие острейшие минуты пришлось пережить рыболовуспортсмену, когда эта рыбина схватила спиннинговую блесну!..

В свободное время мне удавалось совершать прогулки за порог Карлагач на Бие, чтобы половить хариусов. Это очень веселое занятие! В любом месте реки, особенно в неглубоких протоках и рукавах, хариусов много. Утром и вечером 'часто видны их характерные вскидки. Иногда же над поверхностью воды можно видеть и самих серебристых, пятнистых рыбок, занятых ловлей мошек, мух, бабочек или кузнечиков. Не. прекращают они охоты и днем, особенно в пасмурную погоду.

Артыбашские рыболовы ловят хариусов на очень длинные удилища. Иной раз мальчишка лет тринадцати держит в руках шест в шесть-семь метров, вытесанный из пихты или березы, с тонким кончиком из черемухи, и, сгибаясь под тяжестью удилища, старается послать мушку на струю, где только что сверкнул хариус.

На правом берегу Бин, удобном для ловли, почти нет кустов и рыболову негде укрыться. Он стоит на гальке или на камнях открыто, фигура его освещена ярким солнцем. Осторожные хариусы не подходят к берегу ближе семи-восьми метров, и только на этой дистанции их можно ловить.

В этом я легко убедился в первый же день, когда появился за Карлагачеу, со своей пятиметровой удочкой, Местные рыболовы потаскивали хариусов и посмеивались надо мной, так как поклевки у меня были крайне редко. Более того, верхом ехала пожилая ллтайка по берегу реки, увидала, как я ловлю хариусов, и засмеялась:

- Ай да рыбак! И что за удочка! Мальчишке ее отдай, не срамись!

На другой день я пришел со спиннннговым удилищем, приспособил его для ловли в проводку, и дело пошло.

Ловят хариусов в проводку, без поплавка и груза, почти нахлыстом, подбрасывая на струю тех насекомых, которые чаще всего пролетают над водоемом. Насадка всегда под рукой.

Весной и 'осенью хариус хорошо идет на червя; тогда его ловят на обыкновенную удочку с поплавком и грузом. В любой сезон он отлично идет на пестрое, цветное перышко или просто на маленький пучок из волос. Ребятишки артистически вырывают их друг у друга из головы и тотчас же прилаживают на крючке.

По свидетельству юных рыболовов, хариус отдает явное предпочтение блондинам.

Очень любопытно отметить, что рыболовам никогда не. удается ощутить толчка при поклевке. Плывет по струе мушка или кузнечик, возле нее появляется еле заметный бурунчик,- вот, собственно, и все. Если во время появления бурунчика не была сделана подсечка, насадка оказывается сбитой. Поэтому подсечку приходилось делать каждый раз по зрительному сигналу, а на бурной струе, особенно при ярком солнце, нетрудно ее и прозевать.

По хариусы ловились неплохо: даже мальчишки могли кормить рыбой любую семью. Они брали за утро до четырех-пяти килограммов. А уха из этой рыбы, пожалуй, не уступает янтарному рыбацкому навару из ершей.

Крупных хариусов я не ловил и даже не видел. Обычно попадались рыбки в двести-триста граммов, реже - покрупнее, но не более шестисот граммов. Весной местные рыболовы выуживали хариусов и до полутора-двух килограммов. Па сильной струе вытащить рыбину, похожую на огромную сигару, словно сотканную из одних мускулов,- дело азартное. Ведь даже хариус в полкилограмма упирается сильнее, чем средняя щучка на спокойном подмосковном водоеме.

С тайменем мне пришлось познакомиться через несколько дней. когда мы с большой группой туристов спускались по Бии на громоздком баркасе, рассчитанном на тридцать человек. Он должен был перебросить очередную группу из Артьтбаша в Бийск, пройдя за четыре дня триста километров, все десять бийских порогов п сотни чудесных плесов, глубоких, широких и местами очень тихих.

Бросало пас на порогах, и тогда все шестьдесят глаз пристально глядели, как за высокий борт бьет холодная прозрачная вода. Качало на перекатах, где холодные брызги били в лицо.

А отдыхали мы на плесах, где широкая и могучая Бия неторопливо текла в пологих берегах.

Первый таймень взял вечером, на стоянке выше Турочака, взял при забросе с берега, где плес начинал переходить в быстрину. Поклевка была слабая, и рыба не засеклась. На восьмом забросе таймень схватил снова и остался на тройн-нке. Леса пошла против течения, к глубине. Но сопротивление не казалось сильным, и рыба с каждым оборотом катушки подавалась к берегу. Метрах в тридцати показался бурунчик, а вслед за ним вышла из воды и спинка рыбы.

Таймень был маленький, не больше килограмма весом. Он сильно возился у береговой кромки, на отмели, и я выбросил его без багра на гальку.

Солнце уже ушло за скалу, освещение не было ярким, но даже в ранних вечерних сумерках мой первенец казался очень красивым. Удивительно нежного оранжевого цвета ^хвост напоминал большой лепесток цветка. Голова тупая, почти черная и лоснящаяся, с маленькими глазами, рот большой, с острой щеткой зубов, все тело в черных крапинках, похожих на букву "х", и довольно ярких пятнах, образующих скромную, но красивую пестрину.

Вот и сбылась давнишняя мечта - поймать и подержать в руках сильную рыбу, о которой довелось так много слышать!

На другой день я пытался ловить рыбу во время хода баркаса, но хороших условий для этого не было. Судно наше шло строго по расписанию; на быстрой реке, да еще с веслами, мы неслись с большой скоростью - до десяти километров в час; развернуть или затормозить баркас в случае надобности можно было далеко не всюду и с очень большими проволочками, и всякий задев грозил мне утратой лесы или даже поломкой всей снасти. Да и вываживать рыбу в таких условиях почти невозможно. Наконец, размахивая блесной над головами тридцати молодых, неспокойных, иной раз не в меру горячих хлопцев и девчат, я рисковал задеть кого-либо из них тройником. А это вовсе не входило в туристский план путешествия по реке.

С лоцманом нашего баркаса Иваном Ивановичем Лучшевым, который оказался усерднейшим спиннингистом, мы два дня стегали блеснами с берега, как только молодежь устраивалась на дневку или на ночлег.

Первая такая дневка была ниже устья Сара-Кокши. Здесь мы забрасывали с надеждой, так как при подходе к стоянке видели тайменя, который выкинулся высоко из воды. Был он в полпуда весом и сыграл в том месте, где хрустальная вода Бии принимает зеленоватую, мутную воду Сара-Кокшн.

Я нервничал, торопился, а это привело к потере четырех блесен и значительного куска лесы на корягах. Не лучше шло дело и у Ивана Ивановича^ хотя ему два раза удалось сбить блесну после зацепа.

Казалось, что мы делаем все правильно, а поклевок не было.

Но это только казалось. Поправку скоро внес таймень, с которым я столкнулся всего на один миг. Он дал нам понять, что в два часа пополудни, да в жаркий июльский день, нет смысла искать его на глубине.

Дело было так: пройдя все удобные для заброса места, я выбрался таежной тропой на небольшой утес, который в два человеческих роста высился над водой. Река в этом месте немного суживалась, и под ногами у меня струя отчаянно билась о камни.

Мне не хотелось терять блесну, и я повел ее высоко ото дна, повел, не веря в успех. Да и взять в этом месте рыбу было невозможно: на утес я лез на четвереньках, а спуститься с него было еще труднее.

Ведя блесну почти поверху, я засмотрелся на Ивана Ивановича, который с остервенением бил рукой по комлю удилища, снова пытаясь освободить застрявшую на дне блесну.

Метрах в семи от берега вдруг раздался оглушительный удар по воде, и сейчас же я ощутил такой рывок, что еле-еле удержал удилище в руках.

В какую-то долю секунды развернулись потрясающие события.

В воде сверкнула радуга, закипел крутой бурун. Желтое пузо рыбы мелькнуло в воздухе, звенящая блесна, словно ее пустили из пращи, пролетела мимо меня в кусты, и все стихло.

Рыба схватила блесну почти у берега, я не успел сделать подсечку, и встреча с тайменем оказалась весьма кратковременной.

Ругать себя? Да не стоит! Река впереди, а значит, впереди и удачи, и огорчения. Рассудим здраво: рыба была крупная, килограммов до десяти, я ее видел и на какой-то миг держал на крючке. И ощущение пережитого волнения и короткой яростной борьбы, конечно, вознаграждало меня за потерю этого красавца.

Л\ы заключили негласный союз с Иваном Ивановичем и на баркасе призвали беспокойных соседей к порядку, сделплп ;;х болельщиками, пообещав уху из тайменя из первой же стоппкс, если они будут соблюдать спокойствие, когда мы рыбачим с лодки.

Наш план удался на славу, и когда я делал заброс, все сидели в баркасе, не размахивая руками и не высовывая голов за борт.

Таймени брали либо в начале плеса, где вода только что начинала замедлять свой бег после переката, либо в конце, где снова начиналось быстрое течение. Если блесна пересекала путь жирующему тайменю, почти сейчас же ощущалась тупая, словно тяжелая, поклевка, похожая на зацеп.

К сожалению, далеко нс во всех случаях удавалось поймать рыбу. Если баркас уже несся по слнву. а таймень засекался на плесе, дело кончалось печально. Приходилось сдавать почти весь шнур, чтобы не тащить за собой рыбу волоком. Но шпур кончался, наступал рывок, таймень выкидывался свечой из воды или мелькал в ней желтоватым брюхом - и тяжелый вздох туристов раздавался над рекой.

Гораздо лучше кончалось дело, когда таймень успевал схватить блесну сразу же после очередного слива: на тихом плесе были все условия, чтобы его подвести к лодке и подбагрить.

Однако такое категорическое утверждение, .пожалуй, не вполне соответствует истине. Засекшийся таймень вызывал у туристов бурю восторгов. Находились охотники, которые хватались за лесу и чуть нс выпрыгивали из баркаса, когда рыба начинала ходить кругами возле судна. Все подавали советы, один фантастичнее другого, я стоял со спиннингом в руках, как на эстраде, и, разумеется, это создавало далеко не спортивную, нервную обстановку.

Но так или иначе - слово было сдержано: туристы отведали ухи из тайменя. Рыбины бывали больше шести килограммов весом, и иногда одной из них вполне хватало, чтобы удовлетворить аппетиты моих молодых друзей.

Последнего тайменя мы взяли девятого июля, после трех часов дня, на широком и тихом плесе. Кончились уже все пороги, реже стали встречаться перекаты, Бия шла по степи в невысоких берегах.

Этот таймень запомнился не только потому, что он был последним. У него было всего четыре крепких зуба, все остальные напоминали срезанные пеньки. Значит, он, как и щука, в какие-то промежутки времени переживает смену зубов.

Километрах в шестидесяти от Бийска пришлось нам полюбоваться очень крупным, пудовым тайменем, который с громкими всплесками выкидывался из воды всякий раз, когда бреющим полетом проносилась над рекой береговая ласточка. Видимо, у старого тайменя был опыт ловли птиц над водой.

В два спиннинга мы стали подбрасывать ему приманку, по таймень носился по плесу с удивительной быстротой да и баркас уже стало тянуть к очередному сливу, и побороться с этим великаном нам не пришлось.

Ловля фактически закончилась. Горы остались позади, вокруг нас лежала беспредельная степь, и только древние речные террасы высились на почтительном расстоянии от нашего баркаса.

Кедры, сосны и ели уступили место ольхе, березе и тополю.

Иногда встречались одни лишь ольшанники с ярко-зелеными лоснящимися листьями. А где ольха, там нет рыбы на Бии: это дерево как бы отмечает естественную границу летнего обитания тайменей. Во всяком случае, уже в пятидесяти километрах от Бийска поимка тайменя - совершенно случайное дело, особенно летом. В другие сезоны небольшие таймени попадаются и в черте города, и несколько ниже, где Бия становится Обью. Там иной раз и летом рыболовы возвращаются в город с двумя-тремя хорошими рыбинами. А выше города, в непосредственной близости от него, таймени почти не встречаются.

Чтобы завершить рассказ о своих впечатлениях на Бии, мне остается сделать два-три небольших обобщения, которые могут быть полезными для спиннингистов, желающих провести отпуск на Алтае.

Таймень хорошо ловится в самом начале лета, в первой половине июня, когда у него наступает активный посленерсстовый жор. С утра и до полудня его нужно ловить в глубоких участках с быстрым течением, а со второй половины дня - у берегов, где он охотится за рыбьей мелочью. В этот сезон таймень идет к верховьям рек.

Хорошо ловится таймень с последних чисел августа и до глубокой осени, когда он передвигается от верхних участков реки к нижним. Мне же пришлось быть на Бии в межсезонье.

Местные, опытные рыболовы в один голос утверждают, что у тайменя на протяжении любого месяца есть два периода жора:

в новолунье и в полнолуньс. Каждый жор продолжается пятьшесть дней, затем рыба как бы отдыхает. Так ли это, судить не берусь. Вообще же периодичность жора у хищных рыб - явление более или менее типичное.

Всякие разговоры об особой форме блесны для ловли тайменей вовсе необоснованны. Очень хороша всем известная "Уралка", хороший результат дают и вращающиеся блесны типа "Успех"

или "Кеми".

А вот о цвете блесны следует сказать особо. В очень светлой воде Бии, да еще в яркие солнечные дни, лучше пользоваться темными блеснами, которые не сверкают. В пасмурные дни вполне пригодны более светлые блесны.

Так как не исключена вс1реча с очень крупной рыбой, удилище, катушка и леса, а также и тройники нужно подбирать с таким расчетом, чтобы иметь возможность взять сильную рыбу на быстрой струе. Тройники двойной прочности и леса сечением в 0,7-0,8 мм вполне отвечают таким требованиям. Местные рыболовы обычно пользуются очень прочным удилищем из пихты, благо материал для него всегда под рукой.

Вторая река, на которой мне пришлось побывать, это Катунь. У алтайцев есть слово "катын", что означает "жсищииа". Этим же слогом они именуют и реку, котопая в русской транскрипции стала Катунью.

Катунь изумительно красива, капризна, своекоавна и бурлива.

Это-типичная горная река, с ледниковым питанием.

Она начинается в самом высокогорном районе Алтая, на южном .склоне горы Белухи, где проходит высшая точка так называемых Катунских белков.

Эта река в два раза длиннее Бни (665 км) н значительно дольше ее идет в горах, прокладывая себе путь в каменистом русле, среди суровых серых теснин, заросших лиственницей, сосной и кедром. Сливаясь с Бией в двадцати пяти километрах ниже Бийска, она становится Обью.

Я был на Катуни в районе Немала, примерно в трехстах километрах от устья. Ничто здесь даже отдаленно не напоминало Ьии. Зеленоватая, очень мутная вода казалась подкрашенной молоком. Она с ревом и грохотом перескакивала через мощные каменные завалы в русле, лизала серые глыбы, беспорядочно набросанные у берегов и даже в середине фарватера, неистбво бесновалась на порогах, где в солнечный день всегда видна радуга.

И берега там совсем не бийские: почти невозможно найти подхода к воде. Скалы, утесы беспрерывно сменяют друг друга, с них-то и приходится любоваться бешеной рекой. В устье реки 1смал я прошел два километра вниз по Катуни и три километра вверх, прежде чем нашел местечко, откуда можно было сделать заброс спиннингом.

Подплотиной- что стоит в самом устье Чемала, возле небольшои ГЭС, дающей свет в корпуса горно-клнматичсского курорта Чемал, попался небольшой таймень. В этом месте среди'скал ловились и хариусы, но в самой Катуни ловля была безуспешной.

За время моего пребывания в Чсмале повезло лишь одному местному спиннингисту: он поймал хорошую нельму. Вообще же настоящая рыбалка на Катуни возможна только осенью когта ледниковое питание реки сокращается из-за заморозков в горах и вода на всем протяжении Катуни осветляется. В низовьях реки в конце сентября и в октябре, бийские спиннингисты от;сиь \о'- рошо ловят нельму, которая идет на нерест почти -ю Маш-ерокского порога и вскоре начинает скатываться вниз - в Обь Опытные рыболовы берут тогда до десятка рыбин в д^иь

В свободные часы я занимался поисками и ловлей хариусов.

Их много в Чемале, еще больше в его притоке Кубе, устье которого находится в шести километрах от поселка Чемал

Слов нет, рыбалка эта веселая и очень гкт^ийя Ко ее и^^я сравнить с ловлей тайменя или нельмы, которые т^к типич"1! для ргк Алтая. Но я был счастлиз. что повидал этот КУСОК р-ит-г в"- лпкои с-л.ны, г-то с;,-п ;-^,пих лесов д°нъ и и-"". б-спу^ могучая река, по которой никто не рискует покататься на

Странно было, конечно, видеть реку, где нет ни одной лодкя.

Долбленки и другие суденышки встречались мне лишь там, где Катунь приобретала характер степной, равнинной реки, примерно в восьмидесяти-ста километрах от устья.

Сильное впечатление произвел и знаменитый Чуйский тракт, прекрасная дорога, которая ведет от Бийска через весь горный Алтай к границам Монгольской Народной Республики.

Тракт проложен в пойме Катуни, на протяжении полутораста километров идет правым берегом реки, только возле Усть-Семы пересаливает на левый берег Катуни и, отдаляясь от реки, бежит через высокий Семинский перевал. С этого перевала в ясный летний день виден почти весь горный Алтай, включая и вершину Белухи, в ослепительно сверкающем ледовом панцыре. Более того, с перевала видны и многие районы степного Алтая.

Третья большая река Алтая, которую мне довелось повкдать,- Чарыш.

Чарыш короче Катуни, длиннее Бии. Но характер этой рекп совсем иной, чем у двух ее сестер. Она начинается в восточной части горного Алтая, течет бурно, но большой рекой становится только по выходе из предгорий, идет в степных районах и на большом протяжении (до впадения в Обь между Бийском и Барнаулом) вовсе не знает порогов.

Даже в тридцати километрах от Курьииского зерносовхоза, где только начинается среднее течение, Чарыш идет не быстрее Камы и очень напоминает знакомые нам реки средней полосы России.

Вода чуть мутна, как и в реках Подмосковья. По берегам - камыши, лоза, тальник. И только крупная галька на отмелях как бы говорит о том, что, беснуясь по весне, река тащит с гор и шлифует на пути куски гранита, кварца и порфира, выхваченные из скал в верховьях.

Рыбы, обитающие в Чарыше, знакомы каждому рыболову:

щука, язь, окунь, плотва, красноперка, елец, пескарь.

Но не за ними ехал я на Чарыш. И мне удалось повидать рыбку, которой гордятся алтайские рыбаки. Это - нельма.

Первый же рыбак, встретившийся мне на берегу Чарыша, древний дед Александр Трусов поглядел на мою снасть н сказал мечтательно:

- Вот вчсрась язя поймал. Добрая рыбина - килограмма на два. Съел его, а сам все думаю: ведь пирог-то с нельмой лучше, его ни с чем не сравнишь! Солодка нельма, жирна, во рту тает.

Э, да что говорить! Помотай, помотай блесной, может какая и сядет, хоть и не время еще: рыба пойдет у нас, когда внук недели дое-трн в школе проучится. В сентябре, в конце...

Я стоял на левом берегу Чарыша, где закрытая огромными тополями широко раскинулась деревня Трусово, старое русское поселение.

Мой берег был пологим, н по нему в половодье мчалась такая масса воды, что вековые тополя чуть не скрывались с верхушками. А на правом берегу, чуть выше деревни, горбились две сопки, которые тут зовутся булками. Эти булки местами теснились над самой водой и отдаленно напоминали скальный пейзаж на Бии, когда она только что заканчивает бег в горах.

Почти против деревни левый берег разрезала длинная и очень глубокая старица. Но в те места, которые казались особенно заманчивыми, потому что река там сжималась булками и в черном омуте, неподалеку от основной струи, виднелись всплески крупной рыбы, нельзя было попасть без лодки.

Я хотел было обратиться за помощью к старому рыбаку Трусову, который так аппетитно рассказывал о пироге с нельмой. Но он сам сказал мне:

- Перевезу тебя вон на тот мыс. Отрыбачишь - кликни.

И утром лодку возьмешь, вижу, как глаза-то у тебя горят. Рыбак, видать, товарищ, одним словом.

И мы покатили через старицу па утлом, вертком суденышке с маленьким, как солдатская лопата, кормовым веслом.

И вот - первый вечер на Чарыше!

По воде всюду сновали ельцы, охотясь за мошкарой. Возле камышей кипела вода: это гоняли мальков окуни. А в омуте, на границе основной струи, изредка обнаруживала себя какая-то крупная рыба, похожая с первого взгляда на язя. Над водой показывалась то спинка, то голова, то серебристый бок. Но плавники казались синими, а не оранжевыми, как у язя.

Река была довольно широкая, и у меня не хватало ни сил, ни умения забросить блесну за струю, шедшую в середине фарватера, хотя по всем данным я посылал приманку метров на шестьдесят-семьдесят.

Утомился я основательно, но поклевки не было. И лишь когда стал собираться домой, что-то толкнуло блесну. Удар показался знакомым, и я не очень удивился тому, что на тройнике большой блесны шел ко мне маленький окунь...

Колхозный кузнец Иван Трусов, племянник деда Александра, приютивший меня в своем доме, оказался страстным рыбаком в душе. Ему очень захотелось поглядеть, как ловят рыбу на спиннинг, и он решил поехать утром со мной на Чарыш. Это было как нельзя кстати, потому что в лодчонке деда Александра одному управляться нелегко.

Чарыш туманился, солнце еще было за далеким горным хребтом, когда мы поднялись выше деревни на два километра и стали на омуте под перекатом, близко от струи.

Нельма уже играла. Одна из рыбин выскочила головой против струи, и метровое ее тело, как торпеда, через миг скрылось под водой.

- Давайте! - шепнул Иван, и я тотчас же сделал первый заброс, по старой привычке посылая блесну сначала влево, затем против себя, потом вправо, словом - веером. И всякий раз я старался пересечь струю под углом, чтооы захватить и отмель левого берега, и провести блесну по глубине, невдалеке от лодки.

Забросе на десятом рыба очень мягко, без толчка, схватила блесну и повела влево. Я удивился, что тянет она так спокойно и даже легко и что пет нужды сдавать шнур. Оказалось, что Иван забыл про все на свете; зажав весло в коленях, не сводил глаз с лески, и рыба разворачивала наше суденышко по оси.

- Держи лодку! - сказал я и' вывел Ивана из оцепенения, которое могло испортить нам все дело.

Лодка остановилась. Я подматывал леску, и рыба шла довольно послушно. Метрах в семи от лодки мы увидали ее почти на поверхности. Вероятно, заметив нас, она шарахнулась в сторону. Я отпустил шнур, но было уже поздно: в воде мелькнуло большое серебристое тело, и блесна, с характерным всплеском чиркнув по воде, пошла па дно.

- Ну скажи ты! - охнул Иван.- Что ж такое?

- Рыбаки говорят - сход! Давай закурим да успокоимся:

день еще впереди.

В спешке мы не взяли с собой багра и договорились, что при первой же поклевке рулевой будет подгребаться к берегу.

Поклевка последовала очень скоро. Метрах в семи от лодки я тотчас же сдал шнур, чтобы рыба смогла свободно походить на кругах.

- Заворачивай к берегу!-крикнул я Ивану и включил тормоз.

Зачарованный Иван ткнул веслом вправо, влево. Лодка закружилась на месте, корма сунулась под леску. Я неловко позвал рыбу на себя. Она выбросилась из воды: красивая в розовом серебре ранней зари, изящная, сильная. Словно оперлась на хвост, раскинула синеватые плавники, резко мотнула головой. И снова стали мы охать да ахать, сидя па своем утлом суденышке.

- К берегу, Иван! - сказал я и устрашающе глянул на рулевого.

Иван молча вздохнул, нажал на весло, и мы понеслись через струю к левому берегу.

Кое-как скрутив цыгарку, Иван виновато поглядывал на меня, словно ожидая, что я сейчас успокою душу крепким словом. Ио я молчал, прекрасно понимая, что моя вина больше, чем его нерасторопность.

-- Вы нельму не ловили? Никогда? - обратился он ко мне, поглаживая удилище, рассматривая катушку, леску и блесну.

- Не приходилось.

- Дело не мое, конечно, и учить рыбака - только портить.

А все-таки скажу: крючки великоваты. На тайменя этот якорь - - первое дело. Так у пего же. - пасть! А у нельмы - рот. Берет она осторожно и, видать, нет у нее жору. Маленький тройничок надо поставить.

В заветной моей коробке мелких тройников не оказалось. Но помог случай. Пробуя новую "Уралку", я сделал заброс с берега и совершенно неожиданно вытащил из воды кусок лесы метров в сорок с грузом, очень небольшой блесной и якорьком.

- Не иначе - бабка нагадала! - засмеялся Иван.- Это наш Козлов обронил. Жаловался он на той неделе, что большая рыбина забрала у него леску под самую катушку. Попробуем?

Я оснастил лесу случайно попавшейся блесной, отточил якорек, и мы снова стали на то место, где у нас сошли две нельмы.

Иван был прав: рыба, которую мы после этого все же подвели к берегу, еле держалась на острие одного крючка!

И выходит, что тонкая, но прочная снасть - очень важный залог успеха. И на такую снасть можно ловить даже тогда, когда нет хорошего жора.

Прав оказался и древний дед Александр: пирог с начинкой из нельмы-действительно превосходная штука!..

* * *

Е. М. Сергеев

С УДОЧКОЙ В КАРА-КУМАХ

В один из мартовских дней 1951 года на платформе Казанского вокзала у состава Москва - Ашхабад было особенно шумно. Это геологи Московского университета, в большинстве молодежь, провожали своих товарищей в экспедицию, которая должна была провести ряд исследований в каракумских песках, и в частности в районе Узбоя.

Я явился на вокзал с удочками. Всем это показалось таким странным, что хохоту не было конца. Экспедиция едет в безводные пески, в Кара-Кумы, в те самые Кара-Кумы, которые славятся песчаными бурями, и вдруг появляется на вокзале взрослый человек с удочками!

Готовясь к поездке, я, как и другие геологи, просматривал литературу, относящуюся к геологии н природе Туркмении. В одном из сборников мне попалась статья выдающегося советского ученого Л. С. Берга, в которой указывалось, что в русле Узбоя есть три пресноводных озера: Ясхан, Кара-Тагелек и Топчатан. В этих озерах водится рыба - сом, сазан, окунь и плотва.

Как только я прочитал эти строки, так сразу же решил во что бы то ни стало половить рыбу в этих озерах.

Прошло около месяца после нашего приезда в Кара-Кумы, прежде чем мне понадобились мои удочки. Наконец, настало время совершить поход на озеро Ясхан. Это озеро находится з русле Узбоя, в 70 км к северу от Казанджика.

Через девять часов езды почти без отдыха на машине с высокой гряды мы увидели озеро Ясхан. Оно представляет собс!"' подковообразную старицу Узбоя, к югу от которой поднимаются высокие песчаные гряды, поросшие саксаулом, а к северу тянется белесая пойма с редкой верблюжьей колючкой. Резким контрастом к этому пейзажу служил зеленый бордюр камышей, окаймляющий берега Ясхана.

Берега не были безлюдны. Невдалеке от места нашей остановки виднелись землянки и палатки экспедиции, которая производила здесь бурение. Несколько человек сидели на берегу озера с удочками. Я подошел к ним. Удилищами служили небольшие и очень корявые ветви саксаула. К ним были привязаны самодельные лески и самодельные же крючки. На такую примитивную снасть бойко ловились сазанчики. Насадка - кусочки мяса плотвы, окуня или даже сазана. Рыболовы одолжили мне две плотички, и я расположился удить на камышовых плавнях. Плотичку я разрезал на две части. Одну предназначил для заготовки кусочков, а другую - пустить на донку. Ее удалось закинуть примерно метров на 25 от берега. Потом я оборудовал поплавочную удочку. Измерил глубину: "Ого! Около самых камышей глубина озера более 4 метров!" У йог моих плескалась чистая голубоватая вода озера Ясхаи.

Первые минуты ожидания поклевки были очень приятны.

Приходили мысли о том, почему среди господствующей в КараКумах горько-соленой воды сохранилось красивое пресноводное озеро Ясхан? Откуда в нем рыба? Сохранилась ли она здесь еще от тех далеких дней, когда мощный поток нес свои воды по руслу Узбоя из Сарыкамышского озера в Каспийское море, или рыба размножилась из икры, случайно сюда занесенной водоплавающей птицей? Какова наибольшая глубина озера? Есть ли здесь крупная рыба?

Прошло около часа, прежде чем дрогнул поплавок.

Я вытащил сазана весом около килограмма. Вскоре последовала вторая поклевка. После подсечки сразу стало видно, что такой сильной рыбы еще ни разу в жизни я не держал на удочке.

Снасть моя - на пределе прочности. Рыбу трудно оторвать ото дна и не пустить под камышовые плавни. Но вот сопротивление начинает ослабевать. Голова сазана высовывается из воды раз, другой. Рыба покорно плывет к моему помосту. Сазан совсем рядом - большой, золотистый.

Вдруг рывок - и... сазана уже нет!

Крепкий норвежский крючок оказался разогнутым. Поплавок стоял тихо и больше не шевелился.

Все это время я совсем не думал о своей донке. Вдруг кольца лески ожили; одно за другим они стали падать в воду все быстрее и быстрее. Когда же до конца лески оставалось метров пять, я остановил ее движение и сильным взмахом руки подсек.

Сразу же стало понятно, что бывают рыбы и больше упущенного мною сазана!

Натянутая как струна леска резала руки. Уступая силе, рыба пошла к берегу, но вдруг рванулась обратно. На гладкой поверхности озера появлялась круговая струя - водоворот. Мелькнула мысль: "сом"!

Не знаю почему, но у меня всегда было представление, что сом берет только ночью. Можете себе представить, как я волновался!

Пришлось обратиться за помощью. К счастью, поблизости оказался наш шофер.

Не раздумывая, он бросился в воду в костюме, в ботинках и обхватил сома (это действительно был огромный сом) руками.

Сом не взбунтовался даже и тогда, когда его тащили на берег.

На Ясхане, после первого посещения, мне приходилось бывать несколько раз. По-прежнему ловились сазаны, но сомы почемуто нс брали, хотя по рассказам чабанов-туркменов в озере сомов много и некоторые из них достигают огромных размеров.

* * *

В. Саперов

В ВЕРХОВЬЯХ ЗАПАДНОЙ ДВИНЫ

Я получил письмо от старого рыболова Р1ваиа Андреевича.

Он сообщал, что лодку сделал,- значит нужно было заканчивать приготовления и трогаться из Москвы.

Двенадцать часов в поезде прошли незаметно, затем радостная встреча с Иваном Андреевичем, долгожданный осмотр лодки.

Мы остались довольны ею: в меру широкая и до шести метров в длину. На такую посудину можно грузить около тонны.

Не теряя времени, принялись за оборудование лодки. Багаж, уложенный на носу, занял немного места. Вся средняя часть была отведена под спальню, над ней мы сделали съемный тент на железных дугах. Тент надежно прикрывал запас продовольствия и постель. Ближе к корме размещались весла, рыболовные снасти, якоря и другой необходимый инвентарь.

На оборудование лодки ушел полный день. Только к вечеру мы спустили ее в озеро Кодосно, а на другой день рано утром при пасмурной дождливой погоде отправились в путь.

Маршрут, по которому мы двигались, не был знаком ни мне, ни моему товарищу. Правда, однажды я побывал на озере Кодоспо и даже знал места, где держится крупный окунь. Туда мы и завернули. В течение часа я поймал на спиннинг восемь окуней, граммов по четыреста весом.

Необыкновенно красивая речка Кодоснянка вытекает из озера. Ее берега сплошь пор"сли деревьями и кустарником. Местами столетние ивы, протягивая свои длинные ветви друг к другу, сплелись кронами к образовали над рекой тенистые арки.

Кодоснянка соединяет два больших озера и изобилует рыбой.

Особенно в ней много крупных язей, и охота за ними нс составляет большого труда.

Мы медленно продвигались по реке, и, наконец, перед нами открылось зеркало большого Жижицкого озера. Дождь перестал, погода установилась, день обещал быть солнечным, безветренным. Мы любовались широким озером, на котором много причудливых острогюв, покрытых густой зеленью слей, сосен, орешника и малинника.

Один из красивейших островов Жижицкого озера - остров Долгий. Назван он так потому, что в отличие от других островов он неширок, но длина его больше километра. Этот остров как бы разделяет озеро на две части. За Долгим, в сторону деревни Ямище, островов больше нет, там чистый плес.

Когда мы подходили к Долгому, день уже близился к концу.

Первую ночь мы решили провести на этом острове.

На вечерней заре нас удивило большое количество всплесков крупной рыбы. Местами вода словно кипела. По всплескам мы определили, что жируют лещ и судак. В камышах перекликались утки.

Ранним утром пересекли большой Жижицкий плес, озеро Жакто и выехали в речку Жижца, которая соединяет все эти озера с Западной Двиной.

На первом же глубоком месте, у деревни Ямище, решили половить спиннингом. Товарищ, никогда не бравший в руки спиннинг, ловить отказался: он, видимо, боялся оконфузиться перед колхозниками, которые собрались у нашей лодки. Я же сделал первый заброс с моста и к своему удивлению поймал килограммовую щуку. Сделал еще заброс - снова поклевка, и снова щука.

Так в течение тридцати-сорока минут я поймал семь щук.

Колхозники перебрались ко мне на мост и стали рассказывать, что крупной рыбы в реке Жижца очень много, по на .такую вот снасть, как у нас, никто нс ловит.

Всю пойманную рыбу съесть мы не могли, часть ее отдали колхозникам и, распрощавшись с ними, двинулись дальше.

На привале, километрах в трех ниже Ямища, я занялся костром и приготовлением ухи, а товарищ пошел учиться делать забросы со спиннннгового удилища. Через час он прибежал радостно возбужденный и принес двух больших щук. За обедо.м он все повторял, что научился делать забросы до двадцати метров, что упустил очень крупную щуку и еле-еле взял этих двух.

По реке Жижца мы плыли четыре дня и все время хороню ловили.

На щучьи блесны попадались крупные язи, голавли, жерехи, окуни, но главным образом щуки. Некоторые из них достигали метра в длш;у.

Мы просто не были подготовлены к таким уловам, рассчитывая ловить немного, так сказать для себя. Солить и коптить рыбу не собирались. Но страсть брала верх, рыба ловилась отлично, и мы наделяли ею местных жителей.

Река Жижца протекает, в основном, в лесистой местности, она часто петляет, у поворотов - глубокие подмоины и омута. Местные жители утверждали, что в омутах держатся сомы-великаны, но, к сожалению, мы их не ловили, зато очень крупные шук[[ ежедневно плыли на кукане за нашей лодкой.

К вечеру четвертого дня мы вышли к простора?,! Западной Двины.

Там, где мы остановились ночевать, па отмели активно бил жерех; бой его продолжался до наступления темноты.

Утром на этом месте мы сделали несколько забросов, но ничего не поймали. Встретившийся нам местный рыболов-любитель рассказал, что ниже по течению есть много островов, сужающих русло реки, быстрых каменистых перекатов и что там всегда стоят шелссперы, голавли и судаки.

Рыболов оказался прав. На одном из перекатов мы заметили жерехов на жировке, прицепили девоиы, сделали по нескольку забросов. В начале жерехи не реагировали на наши приманки, но бить продолжали. Тогда мы стали бросать точно по всплескам и довольно быстро посадили на куканы пять красавцев. Жерехи оказались крупные, до четырех-пяти килограммов.

Запомнился нам перекат недалеко от поселка Кресты. Я сделал заброс спиннингом, товарищ отдыхал. Вдруг последовал очень сильный рывок, я крикнул товарищу, он быстро бросил якорь. Лодка остановилась. Через короткое время пятикилограммовый судак уже бился в подсачеке. Теперь уже мы оба делали забросы, каждые пятнадцать-двадцать минут кто-нибудь из нас тащил крупного судака. Часть судаков сорвалась, но девять штук мы все же взяли. Трудно сказать, сколько времени продолжалась бы наша охота за судаками, если бы не помешал дождь, скучный, надоедливый.

Места в верховьях Западной Двины живописные. Иногда путь соде преграждают крупные камни, между ними течение быстрое, а за камнями, как правило, немало крупных судаков и щук. Если удачно проведешь блесну и ее не собьет течением, поклевка крупного хищника почти, обязательна. Иногда встречаются песчаные отмели, тихие плесы и, главное, очень большие и глубокие виры.

Везде мы пробовали ловить и постоянно были с хорошими уловами.

В одном из виров, перепробовав несколько блесен, на тяжелую ложку из красной меди я подсек какую-то очень крупную рыбу, которая после продолжительной борьбы с нами порвала капроновую жилку в 0,7 мм и ушла.

Один местный житель, с которым мы разговорились, сказал, что однажды он видел здесь громадного сома, который, спрятав голову под корягой, лежал на очень мелком месте. Сом был убит топором, и оказалось в нем около пяти пудов. Другой местный житель подтвердил этот факт: говорил, что сом был чуть больше двух метров длиной.

В последующие дни нам не везло: дул сильный ветер, борьба с которым выбивала нас из сил, клев рыбы резко сократился, так как стала вылетать метлица. В этот период жерехи и голавли на блесну не брали. Мы ловили только щук, что уже не доставляло большого удовольствия.

На двадцать первый день нашего путешествия мы подходили к Витебску. Последнюю ночь провели в лодке, а днем уже садились в поезд, чтобы возвратиться в Москву. Как много незабываемых впечатлений осталось на всю жизнь от этой поездки!

Теперь мы твердо убеждены, что нет лучшего отдыха для рыболова-любителя, чем путешествие по реке во время отпуска.

* * *

Ал. Григорьев

НА МАРКИЗОВОЙ ЛУЖЕ

Летом в ранние утренние часы северная прибрежная зона Финского залива от Ленинграда к Зеленогорску обычно усеяна рыбацкими лодками. Расположенные на побережье дачи и курорты Лахта, Ольгино, Лисий Нос, Сестрорецк, Солнечное, Репино, Комарове, Зеленогорск, Ушково - излюбленные места многих тысяч ленинградских рыболовов-любителей.

Все эти города и поселки связаны с Ленинградом электропоездом. И нужно сказать.

того, кто хоть раз порыбачил на заливе, будет снова и снова неудержимо тянуть сюда. Привлечет его не только красота и величие природы, но и почти гарантированный великолепный улов. Пусть наш Финский залив некогда и называли Маркизовой лужен, но в этой "луже" рыболов найдет п судака, н окуня, и ерша, и леща, и вездесущую плотву, и язя, и ельца, н угря, и щуку иной раз килограммов на десять.

За сорок лет моей рыбацкой практики я побывал на десятках больших и малых рек и озер. Но нигде и никогда не получал такого наслаждения, как на Финском заливе, и нигде не имел более богатого и разнообразного улова.

К сожалению, в литературе о рыбкой ловле в Финском заливе ничего вразумительного не сказано.

А жаль! Ведь Ленинградский курортный район стал всесоюзной здравницей. Сюда летом в многочисленные санатории и дома отдыха и в живописно раскинувшуюся на берегу залива Репинскую туристскую базу, располагающую, кстати говоря, большими, удобными для рыбалки на море лодками, приезжают на время отпусков тысячи людей 113 разных концов страны. И среди них немало спортсменов-рыболовов...

Как и на каждом водоеме, для успеха рыбалки в заливе важен выбор места.

Прибрежная полоса залива мелкая. В большинстве мест глубина в два-три метра находится от берега примерно в полкилокетре. Но добраться туда на лодке нетрудно. Ловить нужно обязательно на каменистом дне. Это - главное условие успеха.

Сколько раз бывало - нс успеваешь таскать окуней на две удочки, а шагах в двадцати от тебя, на другой лодке, тишь да гладь: ни одной поклевки! А все дело лишь в одном - лодка стоит над каменной грядой, а у соседа - дно песчаное. Вот он к сидит, вылавливая в лучшем случае в час по рыбешке. По здешним местам, это не рыбалка, а горе!

Как же рыбаку найти каменистое дно, а точнее - подводную каменную гряду? Ведь это все же залив, а нс озерко, которое можно исколесить вдоль и поперек.

Самый простой совет: посмотреть, где стоят лодки опытных местных рыболовов. Их лодки чаще всего вытягиваются почти по прямой линии - вдоль одной из длинных, но узких подводных каменных гряд. Вот и гребите к лодкам, либо чуть правее, либо левее, а когда начнете пересекать "кильватерную колонну" - прощупайте удилищем дно. Большинство подводных гряд имеет довольно крутые скаты, напоминая железнодорожную насыпь. На самом скате, на глубине двух-трех метров, лучшее место для ловли.

Рыболовы, выезжающие впервые, находят гряду таким способом: к прочному шнуру они привязывают круглый груз, граммов в 250-300, и волокут его по, дну за лодкой, держа шнур в руке. Когда груз запрыгает по камням, надо проверить удилищем дно, и если под лодкой не случайные камни-одиночки, а гряда, то бросают якорь. Так как ветер в заливе часто меняет направление, желательно ставить лодку на два якоря - с носа и с кормы.

Обычная поплавочная удочка - основная снасть для рыбалки па заливе. Только наши рыболовы и с лодок предпочитают ловить удилищем метров до четырех-пяти длиной.

Оснастка удочки - жилка сечением 0,3 мм. Крючок ,№ 6-7.

Жилку желательно окрасить в зеленый цвет. Можно пользоваться катушкой, но я лично обхожусь без нее.

Хорошо ловятся окуни, плотва, ельцы, подлещики, попадаются отдельные экземпляры до 509-800 граммов, а иногда и до полутора килограммов (окуни, лещи, язи). Поимка на удочку леща или язя весом более двух килограммов уже событие, о котором не скоро забывают местные рыболовы.

Итак - жилка 0,3, крючок № 6-7, запас лески - на мотовильце. А поплавок? Поплавок рекомендуется лежачий. Это - важное условие для успешной ловли на морской волне.

Обычный стоячий поплавок, погруженный на три четверти своей длины в воду, будет на волне обманывать самого опытного рыбака. Уследить первичную поклевку на нем очень трудно.

А подсекать на заливе нужно, как правило, при первом же движении поплавка. Опыт показывает, что это резко повышает уловы.

Ленинградцы делают поплавок из обычной бутылочной пробки, просверливая по центру сквозное продольное отверстие и вставляя в пего длинное гусиное перо - сантиметров до двадцати. Пробка достаточно туго двигается вдоль пера. Леску пропускают в отверстие пробки и закрепляют любым способом па конце пера со стороны, обращенной к крючку. Другой конец лески, идущий к удилищу, выходит прямо из-под пробки и па конце пера не закрепляется. Пробка устанавливается примерно на середине пера. Небольшие сдвиги се к тому или иному концу зависят от грузила, которое должно быть минимальным одна дробинка "бекасннка". Прикрепляют ее сантиметров на пятнадцать-двадцать выше крючка. Окончательно отрегулировать поплавок нужно па воде, лучше при небольшой волне, добиваясь, чтобы он всегда оставался в горизонтальном положении и без поклевки совершенно не "кивал" носом. После двух-трех передвижений пробки вдоль пера это легко достигается.

Такой поплавок необычайно чувствителен к малейшей поклевке, и, главное, ее очень легко заметить на любой волне: когда рыба берет насадку, верхний конец пера приподнимается и встает торчком. В этот момент и надо подсекать. Ждать, пока весь поплавок уйдет под воду, не следует: это будет уже запоздалая подсечка, рыба может уйти.

Определить по такому поплавку, какая рыба клюет, даже легче, чем по обычному, стоячему. При поклевке окуня верхний конец гусиного пера быстро принимает вертикальное положение.

Нужно заметить, что даже сравнительно крупный окунь - в пятьсот граммов и выше - редко утаскивает весь поплавок под воду; плотва заставляет конец' пера дрожать, чуть приподнимая и снова опуская его на воду.

Надо уловить момент, когда перо чуть привстанет, и подсечь.

Язь клюет даже более верно и резко, чем окунь, нередко сразу утаскивая весь поплавок под воду. Так поступают и ерши, средняя длина которых, кстати говоря, в заливе достигает пятнадцатидвадцати сантиметров.

При поклевке леща чуть-чуть приподнимается кончик пера с одновременным движением в сторону и вглубь. Ничего не выжидая, в этот момент и надо подсекать.

И еще одна интересная особенность ловли леща в заливе: он берет одинаково как на донную, так и на висячую приманку, находящуюся от дна в пяти-десяти сантиметрах. Поэтому для рыбалки на заливе специальной "лещевой" удочки не требуется.

Всех рыб, за исключением угрей, здесь ловят на висячую приманку. По-видимому, нет необходимости пользоваться специальным поводком. Лично я, как и многие другие рыболовы, обходимся без него.

Приманкой на заливе всегда служит земляной или навозный червь. Что же касается подкормки, то се в заливе почти не применяют: при удачном выборе места клев и без нее всегда достаточно интенсивен.

Залив привлекателен еще одним обстоятельством. Допустим, что лодку достать не удалось. Некоторые рыболовы обходятся ц без нее. Дело в том, что по всему побережью, через километрдва, а то и чаще, с берега в залив тянутся возвышающиеся над кодой каменные гряды. Иная гряда, как, например, у поселка Комарове, уходит в залив метров на полтораста. Рыболовы пробираются с берега по камням на конец косы и удобно располагаются для рыбалки. Глубина там небольшая - метр-полтора.

Ловятся те же рыбы, что и с лодки, но только помельче. Особенно хорошо здесь берут ельцы и плотва, часто попадаются окуни.

А на худой конец можно ловить и прямо с берега, где дно покаменнстее. Особенно удачна бывает такая ловля весной, как только ветер подует с берега и прибрежный лед начинает уходить в залив. Надо взять удилище подлиннее, оснастку сделать потоньше, червей выбирать помельче, и-успех обеспечен. Несмотря на то, что глубина в четырех-пяти метрах от берега не превышает пятидесяти-семидесяти сантиметров, рыба, иногда даже и крупная, после ухода льда, устремляется к берегу и здесь с жадностью берет насадку в течение всего дня. Ловить с берега можно все лето, но клев здесь лучше в мае - начале июня...

* * *

Н. Баканов

МОЕ ОТКРЫТИЕ

МЕДВЕДИЦЫ

Первое мое знакомство с Медведицей, притоком Волги ниже Кимр, произошло в августе 1951 года... Получив отпуск, я решил его провести на волжских просторах. От станции Скнятино мы с сыном отправились на реку Печухну, взяв лодку на базе общества "Рыболов-спортсмен".

Но каково же было наше разочарование, когда умчали, что Печу.хна наводится в зоне охотничьего хозяйства и строго охраняется егерями.

Хозяйство это кончается лишь у устья Медведицы, километрах в ьосьмн вверх по Волге.

Что делать? Выхода не было... Или вперед на неизвестную Медведицу или обратно в Москву. Порешили первое.

И каково же было наше приятное удивление, когда вместо скромной речушки мы увидели широкую, оснащенную береговыми знаками и бакенами реку, по которой регулярно ходиг катер Кимры - Романове.

Бывает так: встретишься с человеком, и сразу как-то он понравится тебе, тянет к нему. И потом, чем больше узнаешь его, тем более он привлекает тебя.

Так случилось у нас с Медведицей. Едва только наша лодка прошла вверх от устья несколько километров, как мы уже полюбили ее.

Да и было за что.

Вдоль фарватера, насколько хватало глаз, тянулась широкая пойма, отделявшаяся от русла грядой камыша и небольшими островками.

Утки стаями поднимались в ВОЗДУХ и, свпстя крылья?.;!!, сделан небольшой круг, снова садились на воду.

Вдо.чь берегов, сливаясь с горизонтом, тянулся лес. Все дышало спокойствием и величием. С каждым ударом весла Медведица открывала перед нами все новые и новые красоты.

Наши спиннинги лежали в бездействии. Мы не сделали еще ни одного заброса, хотя время от времени то там, то здесь раздавались веселящие сердце рыбака всплески крупной рыбы.

У Малой Пудицы, правом притоке Медведицы, нас потянуло к берегу. Скользнув по песчаному дну, лодка мягко врезалась в берег, и мы сделали свой первый привал, решив, что здесь после отдыха всерьез займемся как рыбной ловлей, так и охотой.

Едва мы развели костер и раскинули свою "скатерть-самобранку", к нам подошел старик и очень охотно присоединился к нашему завтраку.

Долго и любовно рассказывал он нам о своей родной реке.

И по мере того, как мы слушали его, перед нашими глазами вес яснее и яснее вставала Медведица, то сказочно-тихая, то гневнобурлизая, то выходящая на просторы лугов, то прячущаяся в непроходимые заросли лесов, и нам вдруг неудержимо захотелось ехать дальше, вверх по реке. Записав со слов старика все места.

заслуживающие внимания, мы сердечно распростились с ним и вновь двинулись на веслах. Теперь мы уже знали, куда едем.

У нас сложился примерный план нашего движения. Первую свою остановку мы наметили вблизи устья Большой Пудицы, против деревни Акатово.

День клони - л к вечеру, когда мы подъехали к Акатову. Вечернее небо купалось в реке, окрашивая в розовый цвет не только воду, но и прибрежные сосны.

Если б не рассказ старика, то вряд ли у нас хватило настойчивости покинуть эти чудесные по красоте и, как мы узнали питом, рыбные места. Деревушка Акатово, всего с десяток домов, окружена лесом. В стороне, на очень живописном месте,- школа.

Мы еще не знали тогда, что в будущем в этой школе откроется рыболовная база, что скоро многочисленная армия рыболововспортсменов будет здесь проводить свой отдых, испытывать свое рыболовное счастье.

Особенно хорош плес вблизи Акатова, в устье Большой Пудицы. Здесь можно ловить на вес: на кружки, спиннинг, дорожку.

Сосновый бор, спускающийся чуть ли не к самой воде, прекрасное место для отдыха. Недаром туристы Москвы, раскинув свои палатки, живут в них чуть ли не все лето. В заливных лугах и поймах без умолку крякают утки.

В заливе глубокого ручья, вблизи старого Акатова, излюбленное место удильщиков: здесь берут окунь и линь. 1-1 вряд ли умелый рыболов во время жора найдет время закурить. Ручей этот, называющийся Борок, вернее речушка, берет'начало далеко в лесу.

Утром, еще до восхода солнца, мы с сыном были уже в лодке.

Новые неизведанные просторы Медведицы лишили нас отдыха и сна.

Мы уже не могли удержаться от того, чтобы не ехать. После рассказа старика нам казалось, что какое бы хорошее место перед нами ни было, а там, за поворотом, где-то впереди, еще лучше.

Не раздумывая, мы ехали туда, и действительно, чем выше поднимались вверх по реке, тем живописнее становилась Медведица.

Не успели проехать крутой поворот, выше Акатова, как перед нами открылся новый широкий плес, видимый до самой деревни Нарбожье.

Вряд ли здесь спиннингист удержится от того, чтобы не испытать счастье.

В предутренней тишине то здесь, то там, пуская огромные круги по воде, играла щука.

Распустив дорожку, мы не спеша двигались вперед, лишь изредка задерживаясь, чтобы снять с крючка очередного хищника, схватившего блесну.

Против деревни Нарбожье, чуть выше развалин стоявшей здесь когда-то церкви, мы решили сделать привал. Развели костер. Свежая рыба и только что сбитая утка бывают очень вкусны на свежем воздухе, тем более, когда они приготовлены рукой рыбака.

Пока я готовил завтрак, сын, стоя в лодке, ловил спиннингом и раз за разом бросал в лодку приличных окуней. Завтрак был уже давно готов, а я никак не мог оторвать его от ловли.

Солнце медленно клонилось книзу, когда мы тронулись к деревне Романове. Вздымая крутую волну, качнув нашу лодку, прошел мимо нас катер.

Нужно было подумать о ночном пристанище, хотя и не хотелось прерывать движение. Где-то впереди был еще неизведанный нами таинственный Черный ручей, о котором так много говорил старик. Уже в сумерках, подъехав к деревне Романове, мы устроились на ночлег и запаслись в местном магазине недостающими продуктами.

Обильной росой и безветрием встретило нас утро следующего дня.

Отдохнув как следует на сенов.але, мы чувствовали прилив силы и бодрости.

После Романова, Медведица как бы застеснялась своей красоты и ушла в высокие и обрывистые берега, часто покрытые лесом, сбегающим почти к самой воде.

Но от этого река сделалась еще красивее. Отражая в тихой воде голубое небо, она кажется бездонной, а опрокинутый лес как бы подчеркивает ее глубину... Только ребята, прилипнувшие к ее сыпучим берегам, с удочками в руках, напоминали нам о действительности.

Поднявшись от Романова еще с километр вверх по реке, мы решили, что тут можно обосноваться на более длительный привал.

С левой стороны нас встретила небольшая, затерявшаяся в зелени деревня Туровнно. Скоро маленький домик, стоявший почти около самой воды и привлекший чистотой и опрятностью, сделался нашим гостеприимным пристанищем, а приветливая хозяйка, тетя Маша, к концу нашего отпуска стала большим другом.

Теперь у нас было место, где можно было оставить лишние вещи, и на следующее утро мы отправились вверх по реке, решив обследовать се, если не. до конца, то возможно дальше.