Зима выдалась суровая, и даже когда ей на смену вроде бы пришла весна, крокусам, обладающим трогательной и непоколебимой верой в смену времен года, приходилось упорно пробиваться сквозь тонкую корку снега. Низкое и серое небо готово было в любую минуту выдать очередной снегопад, а вокруг нашего дома завывал колючий ветер. В общем, погодные условия нельзя было назвать идеальными для посиделок, особенно в случае с моей семейкой.
Мы впервые собрались вместе в Англии после окончания Второй мировой войны, и надо же такому случиться, что в этот день мела метель. На моих домашних это подействовало не лучшим образом: повышенная раздражительность, обиды по пустякам и ни малейшей готовности прислушаться к чужому мнению.
Словно прайд угрюмых львов, мы все сошлись вокруг огня, полыхавшего так немыслимо ярко, что казалось, вот-вот займется дымоход. Моя сестра Марго пять минут назад притащила из сада сухое деревце, один конец которого засунула в камин, а второй спокойненько лежал на ковре. Мать как будто сосредоточилась на вязанье, но, судя по отсутствующему выражению лица и молитвенно шевелящимся губам, обдумывала меню завтрашнего обеда. Мой средний брат Лесли уткнулся в солидное пособие по баллистике, а старший брат Лоренс в свитере с высоким воротом, в каких обычно ходят рыбаки (к тому же слишком свободном, на пару размеров), стоял у окна и регулярно сморкался в большой ярко-красный носовой платок.
– Какая ужасная страна, – развернувшись, бросил он нам с вызовом, как будто мы персонально несли ответственность за установившуюся погоду. – Стоит только сойти на берег в Дувре, как на тебя набрасываются полчища микробов… Вы хоть понимаете, что у меня первая простуда за двенадцать лет? А все потому, что до сих пор у меня хватало ума держаться подальше от острова Пудинг. Кого ни встретишь, у всех насморк. Круглый год в Великобритании все только тем и занимаются, что ходят по кругу и сладострастно чихают друг другу в лицо… ни дать ни взять карусель инфекций. И какой, спрашивается, шанс у тебя выжить?
– У тебя обычная простуда, а ведешь ты себя так, словно это конец света, – сказала Марго. – Почему мужчины такие нытики, не могу понять.
Ларри испепелил ее взглядом слезящихся глаз.
– Знаете, в чем ваша беда? Вам нравится быть мучениками. Только люди, склонные к мазохизму, способны жить в этом вирусном раю. Вы стагнируете. И вам нравится угасать в море инфекций. Можно еще понять людей, которые ничего другого не видели, но после греческого солнца… Вам есть с чем сравнивать.
– Да, дорогой, – примирительно сказала мать. – Но тебе просто не повезло с погодой. Здесь бывает очень даже хорошо. Весной, например.
Ларри уставился на нее:
– Не хочется тебя выводить из затяжного, как у Рипа ван Винкля, сна, но весна уже наступила… якобы. Чтобы добраться до почты, надо запрягать упряжку с эскимосскими лайками.
– Полдюйма снега, – фыркнула Марго. – Ты все преувеличиваешь.
– А я с Ларри согласен, – заявил Лесли, выныривая из своей книги. – Настоящая холодрыга. Делать ничего не хочется. Даже толком не поохотишься.
– Вот-вот, – торжествовал Ларри. – Если в нормальной стране вроде Греции можно позавтракать в саду, а потом искупнуться в море, то здесь у меня так стучат зубы, что я вообще с трудом могу жевать.
– Хватит уже о Греции, – осадил его Лесли. – Сразу вспоминается Джерри с его кошмарной книжкой. На меня целый год все смотрели косо.
– Целый год? – съехидничал Ларри. – А что тогда говорить обо мне? Ты себе даже не представляешь, какой урон моей литературной репутации нанесла эта карикатура а-ля Диккенс.
– Его почитать, так я ни о чем другом не способен думать, только об оружии да лодках, – возмутился Лесли.
– Что чистая правда.
– Больше всего он отыгрался на мне, – вступила Марго. – Сколько страниц он посвятил моим прыщам!
– По-моему, всех вас он изобразил довольно правдиво, – заявила мать. – А вот из меня сделал какую-то ненормальную.
– Ладно бы меня карикатурно вывели в хорошей прозе, – заметил Ларри и трубно высморкался, – но когда еще и стилистическая беспомощность… невыносимо.
– Одно название чего стоит, – продолжила Марго. – «Моя семья и другие звери»! Меня уже достали вопросом: «А из других зверей ты кто?»
– А мне название показалось довольно забавным, – сказала мать. – Только жаль, что лучшие истории выпали.
– Да, верно, – согласился с ней Лесли.
– Это какие же? – с подозрением спросил Ларри.
– Например, как ты отправился на яхте Макса вокруг острова. По-моему, чертовски смешно.
– Если бы он это напечатал, я бы его засудил.
– Ну и зря. Действительно смешно, – сказала Марго.
– А если бы он рассказал, как ты занималась спиритизмом? Это бы тебе понравилось? – ехидно поинтересовался Ларри.
– Вот еще! Он не посмеет, – ужаснулась Марго.
– То-то же, – позлорадствовал он. – А помнишь, Лесли, как на тебя подали в суд?
– Меня-то ты зачем сюда приплел?
– А кто жаловался, что он не вставил лучшие истории?
– Ах, я про все это даже забыла, – рассмеялась мать. – Мне кажется, Джерри, они смешнее тех, которые ты включил в книгу.
– Хорошо, что ты так считаешь, – сказал я задумчиво.
– Это еще почему? – уставился на меня Ларри.
– Потому что я решил написать про Корфу еще одну книгу и вставить туда все эти истории, – ответил я простодушно.
Это вызвало настоящую бурю.
– Я тебе запрещаю! – прорычал Ларри и оглушительно чихнул. – Категорически запрещаю.
– Не смей писать о моих занятиях спиритизмом! – выкрикнула Марго. – Мама, скажи ему!
– И о том, как на меня подали в суд, – проворчал Лесли. – Я этого не потерплю.
– А если хотя бы упомянешь яхту… – угрожающе начал Ларри.
– Ларри, дорогой, можно не так громко? – попросила мать.
– Тогда запрети ему писать продолжение! – прокричал он.
– Не говори глупости. Как я могу ему запретить?
– Ты хочешь, чтобы все это повторилось? – прохрипел Ларри. – Банк потребует, чтобы ты срочно погасила кредит. Лавочники будут на тебя многозначительно поглядывать. Нас завалят анонимными бандеролями со смирительными рубашками, от нас отрекутся все родственники. Кто у нас глава дома? Вот и запрети ему писать!
– Дорогой, ты, как всегда, преувеличиваешь, – сказала мать. – В любом случае, если он хочет писать, я не могу сказать «нет». Не вижу в этой затее ничего вредного, тем более что речь идет о лучших историях. Почему бы ему не написать продолжение?
Тут семейство встало как один и громогласно объяснило ей, почему мне нельзя писать продолжение. Я подождал, пока буря уляжется.
– Есть и другие интересные истории, – сказал я.
– Какие же, дорогой? – поинтересовалась мать.
Вся семья – раскрасневшись, ощетинившись, сверля меня взорами – замерла в ожидании.
– Ну… – Я задумался. – Опишу твой роман с капитаном Кричем.
– Что? – Она даже взвизгнула. – Только посмей!.. Роман с этим мерзким стариком… Я тебе запрещаю!
– По-моему, самая замечательная история, – елейным голосом сказал Ларри. – Тайная страсть, по-старомодному очаровательное ухаживание… то, как ты водила за нос этого беднягу…
– Ларри, помолчи. – Мать совсем расстроилась. – Не выводи меня из себя. Джерри, мне кажется, продолжение книги – это не лучшая идея.
– Вот и я о том же, – поддакнул Ларри. – Если ты это напечатаешь, мы всей семьей подадим на тебя в суд.
Перед лицом такого твердого и единодушного отпора домашних, готовых на все, чтобы только зарубить идею на корню, мне ничего не оставалось, кроме как сесть и написать эту книжку.
В данном случае перед автором вставали серьезные проблемы. Новых читателей будут раздражать постоянные отсылки к предыдущей книге, которую они не читали, а те, кто с ней знаком, станут досадовать на частые повторы уже известных им событий. Надеюсь, что мне удалось проложить курс между Сциллой и Харибдой.