По законам волчьей стаи

РАЗБОРКА

Разборка для российской братвы — дело привычное. Она не всегда бывает кровавой, в большинстве случаев криминальные объединения, будь то бригады или целые группировки, стараются решить вопросы путем мирного диалога. Но «демонстрировать мускулы» все же приходится.

В начале девяностых эта демонстрация приобрела наиболее внушительные размеры. Тогда на стрелку — оговоренную встречу в преступной среде — собиралось огромное количество боевиков. Наибольшие трепет и уважение вызывала та группировка, которая сумела выставить большее количество боевиков. Доходило до того, что вереница автомобилей, выстроившихся в ряд на Кольцевой дороге, составляла чуть ли не километр.

Но бурные девяностые подходили к концу, и мода на гигантские стрелки прошла. Они уже считались дурным тоном и излишними понтами. При разборе тех или иных вопросов стали все больше цениться изворотливый ум и смекалка.

Феликс ехал на встречу в один из московских ресторанов, захватив с собой Германа, Сему Комода и еще четверых надежных парней из своей бригады. В разборке его попросил принять участие хороший знакомый Жора Люберецкий, зная, что встреча обещает быть не из легких.

Это была уже вторая встреча по одному и тому же вопросу. Отбивался достаточно внушительный долг банка, находящегося под крышей Люберецкой группировки. На первую стрелку Жора пригласил с собой молодого грузинского вора Зураба Кика. Тот, хотя и коронован был сравнительно недавно, бахвалился тем, что состоял в близком родстве со старым грузинским вором Робертом Такиладзе.

На встречу с противоположной стороны тоже подтянулся грузинский вор Леван Седой. Разобравшись в сути вопроса и не вступая в долгий спор из уважения к имени старого грузинского законника Такиладзе, Леван Седой признал необходимость возвращения долга. Оговорили сроки отдачи.

Жора Люберецкий потирал руки в предвкушении немалой премиальной доли за успешное решение проблемы. Зураб самодовольно хвалился сравнительно легко одержанной победой.

Но оказалось, что радовались они преждевременно. Буквально за несколько дней до срока возврата первой суммы произошло несколько событий, враз спутавших карты.

Во-первых, от рака скончался старый грузинский вор Роберт Такиладзе.

Во-вторых, Леван Седой, совершая уже шестую свою ходку, снова сел на нары.

Ну, а в-третьих. Кика упорол косяк, то есть до пустил непростительный поступок, и братья воры раскороновали его.

Узнав об этом, должники пошли в отказ от принятого на последней встрече решения и потребовали нового разбирательства.

На этот раз качать приехал подельник Левана Седого — Гия Потийский.

Жора же пригласил для поддержки Феликса, а тот в свою очередь подтянул Германа.

Когда сели за большой круглый стол, слово взял близкий друг Левана и Гии Тимур, невысокий лысоватый грузин в черном двубортном пиджаке и черной шелковой рубашке с воротником-стойкой.

— Ну что, братки, делать будем? Ваш Зурабчик косяков напорол хренову кучу. Вряд ли ему отмыться. Мы-то уши ему отшлифовали, но и вашу делюгу заново обкумекать придется. Прошлый раз мы на уступки пошли и сделали скачюху из-за уважения к Роберту Такиладзе. А он, оказывается, как мы разобрались, даже родственником ему не приходится. Короче, Кика фуфло прогнал, а мы, поверив ему и уважая названного им старого законника, пошли вам на слишком добрые уступки. — Тимур хитро посмотрел на гостей. — Могли ведь обосновать, что честное кидало сработали с уделением на общак. И тогда какая может быть к нам предъява?

— Нет, братан, не горячись. Тормози, — уверенным тоном возразил ему Феликс. — Может, наш общий знакомый и упорол косяк… Но кто сказал, что из-за этого должен страдать наш человек? Или ты думаешь, что за нас мало воров доброе слово скажут?

— Да нет, биджо. Я не ставлю под сомнение, что вы люди уважаемые и водите дружбу со многими законниками. Но их в тот раз на встрече не было. Присутствовал Кика. Так что давайте заново перетрем насчет этого долга.

— Угомонись, Тимур. По второму кругу «терки» не будет. И почему ты весь базар сам ведешь? Вот присутствует вор. — Феликс указал на подельника Седого — Гию. — Хотелось бы знать, что он думает по этому поводу?

Гия — высокий грузин с седой бородой, окинул всех спокойным взглядом и произнес:

— Я не присутствовал на первом разборе, но со слов Тимура знаю, что оговоренная на прошлой встрече сумма денег завышена. Сейчас я готов выслушать две стороны, и порешаем все по справедливости. Вы готовы к базару?

— Мы-то к нему всегда готовы, — неожиданно взял слово Герман. — Но вот, уважаемый, в чем я вижу неувязочку. По этому вопросу в любом случае была уже разборка и твой брат и подельник Леван Седой уже принял решение. Обе стороны ударили по рукам. Неужели ты, уважаемый вор, пойдешь поперек своего же брата? И если…

— Э, геноцвали, но ведь с вашей стороны Кика был! — перебил Германа Тимур. — А ему ведь по ушам надавали! А потому…

Но тут его осек Феликс:

— Тимур, когда ты говорил, тебя не перебивали, так что и ты, бродяга, будь добр — не перебивай.

— Ну ладно. Без базара. Слушаем.

Герман продолжил:

— Так вот что я хотел сказать. Это не важно, что с нашей стороны в прошлый раз был Зураб Кика. На его место мы потянули бы любого другого из наших друзей и близких. Более правильного и уважаемого. Как вы сказали— у вас в этом сомнений нет? — Герман вопросительно посмотрел на оппонента.

— Да нет, мы знаем ваших близких, — кивнул Гия.

— И главное, — продолжил Герман, — я на сто пудов уверен, что Леван решил этот вопрос так или иначе не из-за уважения к Роберту Такиладзе. Вернее, не только из-за уважения к нему. Он решил его так, а не иначе, по-другому, а именно из-за воровской справедливости. Я слышал, что в грузинском языке слова «курды» и «мартали» стоят рядом?

Когда Герман произнес эти грузинские слова, которые обозначали «вор» и «справедливый», все грузины удивленно посмотрели на него. Герман поставил в тупик соперников, и Гии Потийскому ничего не оставалось делать, как признать справедливость его слов. Ведь он не мог не придерживаться воровских заповедей.

Тимур еще слабо пытался противостоять в споре Герману и Феликсу, но вопрос стрелки был уже решен. Невзирая на косореза Кику и отсутствие сидевшего Левана, Гии пришлось подтвердить предыдущее решение практически без изменений.

Первая часть денег была получена в срок.

«НАКРЫТЬ ПОЛЯНУ»

Зимний вечер. Подмосковье. Джип «Гранд-Чероки» свернул вправо от Дмитровского шоссе и Устремился по пустой заснеженной дороге в сторону Клязьминского водохранилища.

Снежинки, словно искры разворошенного костра, резвясь, метались в потоке света мощных фар. Мохнатые, запорошенные придорожным снегом ели так и норовили ненароком стегануть двоими лапами по лобовому стеклу автомобиля. Сделав очередной поворот, джип резко притормозил у металлических ворот, за которыми возвышался большой двухэтажный коттедж из красного кирпича.

Водитель нажал на сигнал. Прошла пара минут, и ворота со скрежетом отворились. В проеме показалась приземистая фигура. Подойдя к машине с противоположной от водителя стороны, человек заглянул в боковое стекло. Стекло плавно опустилось, и из салона послышался насмешливо-уверенный голос:

— Что, бродяга, транспорт не признал?

— Ну что ты, Феликс? — осклабился приземистый парень. — Как можно?! Только снег густой валит, да твои прожектора дюже слепят. Проезжай, пожалуйста. Георгий тебя, поди, как целый час дожидается. Истомились уж все…

— Ну не обессудьте, — ухмыльнулся Феликс. — Пробки виноваты. Да и дороги больно скользкие. В народе ведь сказывают: «Лучше поздно, чем никогда».

Сегодня Феликс и его близкие были приглашены на дружеское застолье. Жора Люберецкий в качестве благодарности за неоценимую помощь со стороны Феликса и Германа, за отбивку долга своего подкрышного банка, помимо отсчитанной, заранее оговоренной доли, решил «накрыть поляну», то бишь организовать банкет со всеми вытекающими из него последствиями: сауной, бильярдом и, конечно же, что само собой разумеется, сексапильными представительницами древнейшей профессии. Как же без них?

Подтянув к финансированию данного проекта благодарного управляющего банком Константина Семеновича Соловьева, Жора вместе с ним и со своим подельником Геной Боровом в окружении трех девушек уже целый час потягивали виски в гостиной, где они расположились за щедро сервированным столом, дожидаясь запоздавших гостей.

Вновь прибывшие вошли в гостиную. Феликс и Герман были одеты в длинные кожаные пальто с теплыми меховыми воротниками. У Феликса воротник был отделан норкой, а у Германа — черной нерпой. За ними стояли личный водитель Феликса, Гоша, и его же напарник и правая рука Семен, именуемый в братве из-за своих внушительных размеров не иначе как Сема Комод.

— Ну, наконец-таки объявились! — Жора поднялся навстречу гостям. — Чикаго, я тебе на сотовый уже несколько раз пытался пробиться, а там эта овца со станции МТС постоянно отвечает, что, дескать, «отключен» или «в зоне недосягаемости». Я уж, грешным делом, подумал, не мусора ли приняли.

— Не обессудь уж, братуха, мой сотовый здесь хреново принимает: погода, снег, расстояние. А задержались — пробки, дороги скользкие. Столько аварий на дороге… Кранты, короче…

— Ну, считай, отмаз принят, — весело заулыбалось круглое Жорино лицо, посаженное при отсутствии шеи на его же кругло-квадратное объемное тело. — А вот от штрафной вам уж отвертеться не получится. — С этими словами Жора наполнил три стакана содержимым бутылки «Джонни Уокер».

Обнявшись с гостеприимным Жорой, поздоровавшись с «благодарным» банкиром и остальными, вошедшие, скинув одежду, присели к столу.

— Ну что, братки? — взявший на себя роль тамады Жора поднял бокал. — За успешное завершение безнадежного дела!

Подмигнув Феликсу и похлопав по плечу господина Соловьева, пятидесятилетнего респектабельного мужчину, он опрокинул в себя содержимое бокала и запил колой.

— Вот так-то, Семеныч, результат налицо, а ты все за голову хватался, дескать, утекли твои восемьсот косарей грина. Кинули, дескать. А фиг им! Задницу себе надорвут наших близких кидать! На каждую хитрую жопу есть член с винтом! Так ведь, Феликс?

— Базара нет! Русскому бизнесу без защиты— грош цена!

Виски приятно обжигало горло. Закуски были подобраны со вкусом. Икра, осетрина и прочие многочисленные деликатесы, а также фрукты обильно украшали стол.

Феликс непринужденным, изучающим взглядом окинул девушек и подмигнул Герману. Да… Несмотря на грубоватую внешность, Жора отличался неплохим вкусом. Девочки были как на подбор: высокие, стройные, со смазливыми лицами, модно, но несколько вызывающе одеты, что подчеркивало их специфическую принадлежность к определенному роду деятельности. Они весело улыбались, перешептывались между собой и с кокетливым любопытством разглядывали гостей. Употребляемые в течение часа аперитивы, очевидно, помогли им избавиться от первоначальной робости и скованности. Они расслабились и достаточно свободно себя чувствовали.

— Ну что, как телки? — поинтересовался Люберецкий, заметив взгляд Феликса. — Вроде сегодня ничего улов? Да и это еще не все. Для большего куража и веселья сейчас еще четырех подгонят. Так что всласть порезвимся. — Жора засмеялся и похотливо потер свои огромные ручищи.

— Ты же знаешь, братишка, мое отношение к подобным развлечениям, — устало махнул рукой Феликс. — Ну да ладно, разве что для куража.

— А то для чего же? Тебе с ними в десна не целоваться, а вот оргия знатная получится. Дождемся пополнения и начнем увеселительную программу.

Дальнейшие события развивались по привычной, достаточно банальной в такой обстановке схеме. Произносились традиционные тосты. Как по шаблону. Интенсивно поглощалось спиртное и уничтожались закуски.

Девушкам же, в отличие от еды и напитков, уделялось до поры до времени исключительно мизерное внимание. На вопросительный намек Германа по поводу конкретного пренебрежения женским обществом Феликс прочитал ему небольшую, но категоричную лекцию.

— Зачем? Ведь деньги за них уплачены. А следовательно, они автоматически попали в разряд вещей, покупок. Покупка и есть покупка. Приобретая товар, ты становишься хозяином того товара, который купил. А со своей вещью что хочешь, то и делай. Хорошо служит она своему хозяину — замечательно, плохо — можно и на помойку угодить. Как тебе, браток, мое объяснение?

— И что тебе сказать, старик?.. — ответил ему Герман. — У медали есть две стороны, но я не хочу по этому вопросу вдаваться в глубокую полемику.

Да, Герман на эту тему говорить не хотел, но все же подумал: «Да уж, конечно, откуда в данной ситуации взяться зажигающему сердце флирту, когда мужчина, словно павлин, распускает веером свой хвост, дабы снискать у дамы ее расположение. Он начинает обхаживать ее, расточать комплименты, оказывать всевозможные знаки внимания. И все ради единственной цели — понравиться ей. Она же, в свою очередь, хоть и не всегда показывая вид, желает понравиться ему. И это неудивительно. В этом и заключается природа взаимоотношений между разными полами. В этом-то и есть нечто интригующее. Нечто, предшествующее достойному, обоюдно желаемому сексу. Ведь, как заявляют искушенные, для удовольствия важен не сам секс, а процесс, предшествующий ему. То бишь прелюдия. Вот этот самый процесс, эта самая прелюдия, приносит истинному мужчине, истинному ловеласу, максимальное, ни с чем не сравнимое наслаждение. Но здесь-то какая может быть прелюдия? Какие ухаживания? Зачем? Для чего? Нелепость!»

По вышеизложенным причинам Герман не входил в число поклонников жриц «продажной любви». Он был достаточно избалован женским вниманием и достаточно искушен в амурных вопросах, чтобы испытывать интерес к проституткам. Они ему претили как таковые. Он считал их пустыми и неинтересными объектами, для того чтобы уделять им какое-либо внимание.

Его раздражало, что эта профессия стала такой популярной в России. Если подарит природа девчонке привлекательную внешность, то она, повзрослев, с молниеносной скоростью спешит продать ее подороже, разменивая на зеленые банкноты. Теперь уже не только легендарная Тверская, не только злачные места и притоны кишат «ночными бабочками», каждый ночной клуб, престижные дискотека или казино забиты ими до отказа. Куда ни плюнь, попадешь в смазливое лицо путаны с очаровательными глазками, в каждом из которых кроется тоска по стодолларовой купюре.

А еще не так давно посещение аналогичных заведений вызывало в нем некий охотничий азарт, каждая привлекательная особа сулила интригу нового приключения. Пусть непродолжительного. Пусть на одну ночь. Но от этого чувство романтики отнюдь не притуплялось, не становилось тусклее. А там кто его знает? Может быть, это окажется началом очередного сногсшибательного романа? А может, и нет?

Все ж, как ни крути, это, несомненно, интересней, чем просто общаться с проститутками. Разве не бессмысленно тратить на них время, если итог заранее известен? «Не стоит метать бисер перед свиньями», — гласит народная мудрость. В данном конкретном случае она действительно недвусмысленна.

Размышляя об этом и потягивая виски, Герман делал вид, что внимательно слушает дифирамбы Соловьева, посвященные ему, Феликсу и Жоре Люберецкому. Заливаясь соловьем, он весьма соответствовал своей фамилии, словоохотливый банкир не скупился на лестные высказывания. Его словесный поток нарушила трель телефонного звонка. Звонил сотовый телефон Феликса.

— Сечешь, люди, когда хотят, дозваниваются, — подмигнул он Люберецкому. — Хотя, возможно, это по причине того, что дом стоит на возвышенности, — заключил Феликс и обратился к трубке: — Да, слушаю.

Выслушав говорившего, по-видимому, просящего о помощи, и задав ему несколько вопросов, Феликс успокоил собеседника:

— Ну что за паника? Не переживай. Минут через сорок мои ребята к тебе подъедут. Все. Жди.

Выключив сотовый, Феликс скорбно и многозначительно посмотрел на Семена. Догадавшись, о чем пойдет речь, Семен, лицо которого приняло страдальческое выражение, спросил:

— Ну что там еще стряслось?

— Ничего особенного, но присутствие, к сожалению, потребуется. Звонил Диего. На его ночной клуб «Эльдорадо», который, кстати, если ты не забыл, отчасти и наш, опять наехали те же самые архаровцы, дагестанцы. Беспредельничают, требуют крышу подтянуть. Так что, Семен, выдвигайся. Езжай с Гошей. В Медведково захвати пацанов. Заранее оповести их по мобильному, чтобы были готовы. Возьми еще пару машин. Стволов много с собой не берите, думаю, не понадобятся. Обработайте их руками и битами, спуску не давать. Переломайте этим отморозкам хребты, чтобы им и им подобным в следующий раз неповадно было. Как управитесь, так подъезжай. Уж не обессудь — дело превыше всего. Трогай!

С этими словами он похлопал Комода по плечу — разочарованный вид Семена не оставлял сомнений в том, с каким настроением ему приходится покидать пирушку. Но ничего не поделаешь. Феликс не любил повторять два раза. Ребята нехотя покинули стол.

— Может, подсобить моими? — участливо поинтересовался Жора.

— Да нет, дело житейское, рядовое. Неужели ты думаешь, что если бы потребовалось, я бы к тебе не обратился?

— Ну, я так, на всякий случай. Мало ли что?

— Ну, тогда, на всякий случай, спасибо, — парировал Фил, и они, хлопнув друг друга по ладоням, рассмеялись.

ВАКХАНАЛИЯ УРОК

Не успела закрыться дверь, как тут же открылась снова и в ней показался юркий молодой человек лет двадцати с хитрыми бегающими глазами. Его звали Николай, но все именовали Кольком. И сейчас он вернулся с пополнением из женского контингента. Залетев в гостиную, Николай услужливо отрапортовал:

— Все исполнено, шеф, в наилучшем виде, козочки кайфовые! Вышечка! — Он пропустил в комнату четырех девушек. — Заходите, малышки, раздевайтесь. Можно пока не до конца. Вливайтесь в компанию. С дядей Жорой не заскучаете! Да, дядь Жор? Как товар? Угодил я тебе аль нет? — заулыбался шустрый Колек.

Георгий подошел и придирчивым купеческим взглядом, каким на ярмарке рассматривают лошадей, оглядел девушек. По-видимому, остался ими доволен.

— Ну, проныра! Ну, молодец! Угодил! Что сказать, мой ученик, — поощрительно отметил Жора. — У кого их позаимствовал?

— Да у Тамары. У нее сейчас как бы монополия. Товар качественный. В основном, конечно, приезжие. Из Украины, Белоруссии, Молдовы. Этих же крошек из полсотни выбрал. — И, обратившись к крошкам, добавил: — Ну, а вы то что глазки глупо вылупили? К столу давайте! К столу! И по штрафной как опоздавшим!

Девочки расположились за столом рядом со своими прибывшими ранее коллегами. Оглядев друг друга и познакомившись, приняли участие в общем застолье. Им налили в фужеры по большой порции спиртного. Чтобы раскрепоститься, девушкам пришлось опустошить посуду до дна. Да, нелегкая это работа… Тем временем фуршет продолжался. Прошло, как пролетело, еще полчаса. Гости изрядно захмелели. Мужские разговоры набили оскомину. Взявший на себя роль распорядителя бала Люберецкий решил оживить программу вечеринки.

По его распоряжению были сдвинуты несколько столов. Убавив освещение и прибавив громкость в магнитофоне, Жора деловито и пафосно обратился к путанам:

— Торжественная часть окончена! Пора вам и за работу приниматься. Я человек добрый, но люблю, когда мои распоряжения выполняются беспрекословно. Знаете почему? А просто чтобы меня не злить! А то в гневе я ужасен! — вращая глазами, погрозил пальцем изрядно подвыпивший Жора. — А теперь первое действие моей пьесы. Слушайте сценарий. Сейчас вы все гуртом забираетесь на сцену, — указал Жора на сдвинутые перед камином столы. — Живей! Живей! Ускорьте процесс! Ну вот, умницы! А теперь эротично, двигаясь в такт музыки, все раздевайтесь. И вот еще что. Если на ком-то останется хоть какая-нибудь одежда, я сам ее сорву и швырну в окно. Я, в натуре, не шучу. Ну, начали!

Девушки растерянно взобрались на столы. Лучше не мешкать. Строптивость в данном случае может привести к непредсказуемым результатам. Двигаясь в такт звучавшей мелодии, некоторые девушки решительно, некоторые робко оглядываясь на подруг, стали раздеваться.

Процесс избавления от верхней одежды — кофточек, блузок, брючек и юбок — прошел достаточно скоро и успешно. А вот с нижним бельем дело обстояло несколько сложнее. Более опытные подруги, повидавшие на своем профессиональном веку еще и не такие куражи, оголились донага и шепотом советовали менее опытным не шутить с огнем, не будить в пьяной братве зверя, по-быстренькому скинуть до окончания музыки оставшиеся трусики и бюстгальтеры.

Жора, оторвавшись от рюмки и пьяного спора с банкиром, встал и направился к импровизированной сцене. Из семи девушек лишь две были не до конца обнажены. На одной оставались трусики, которые она по мере приближения «пьяного злодея» успела быстренько скинуть. На другой — о ужас! — оставался еще весь комплект нижнего белья. Она робко ежилась и со страхом смотрела на подходящего Жору Люберецкого. Девушка была совсем юна и, по-видимому, в данной ситуации оказалась впервые.

— Ты почему не выполняешь мои инструкции? — зло прохрипел Жора, срывая с нее бюстгальтер и трусики.

Подойдя к окну, он вышвырнул их туда. Пострадавшая за нерасторопность девчонка, чувство стыда которой почему-то пересилило чувство страха, присела на стол и истерично зарыдала.

— Утри сопли! — угрожающе завращал своими выпученными и налившимися кровью глазами Жора.

— Сволочи вы все! Сволочи! — не унималась рыдающая девчонка.

Ее слова и слезы окончательно вывели пьяного Люберецкого из себя. Схватив девицу в охапку, он выволок ее на морозный балкон и, держа за щиколотку правой ноги, свесил вниз головой. Несчастная девушка отчаянно пыталась за что-нибудь зацепиться.

Второй этаж — не девятый, но и его вполне достаточно, чтобы жертве крепко разбиться об заледенелый асфальт. Все остальные остолбенело наблюдали за происходящим.

От Жоры, обладавшего недюжинной силой и не в меру набравшегося спиртным, можно было ожидать чего угодно. От напряжения и виски его мотало. Ситуация становилась критической.

Несмотря на расслабленное состояние, Герман молниеносно, одним прыжком перенес свое натренированное тело через стол. Еще мгновение — и он вырвал трепыхающееся голое тело из рук пьяного Жоры и впихнул девушку в комнату.

От ее строптивости не осталось и следа, она жалобно всхлипывала и дрожала больше от страха, чем от холода. Шустрый Колек и Гена Боров тем временем увели к столу обозленного Жору. С разными шутками-прибаутками налили ему стаканчик водки. Случаем спасенная по-прежнему дрожала и всхлипывала.

Плеча Германа ласково коснулась подошедшая к нему шатенка с очаровательными завлекающими глазами и прошептала ему на ухо:

— Спасибо, милый. Ты такой великодушный. Она еще совсем дура. Ты позволь, я уведу ее в ванную. Успокою, приведу в порядок.

— 0'кей, я не против. Уведи ее, — ответил Герман.

Он не то чтобы осуждал Жору, прекрасно понимая, почему в этой жестокой жизни люди становятся такими озлобленными. Просто остаться безучастным в данной ситуации было выше его сил. Хотя не раз и не два сделав людям добро, он получал в ответ в лучшем случае неблагодарность.

Глядя вслед уводящей все еще всхлипывающую подругу шатенке, на ее стройные ноги и соблазнительную круглую попку, на ее гибкую спину, на ниспадающие на плечи пышные волосы, он понял, что в очередной раз не ошибся, выделив опытным глазом именно ее среди остальных.

Вечер набирал обороты. Жора, вверивший бразды правления и режиссуру вездесущему Николаю, постукивал рюмкой в такт музыке и наблюдал за спектаклем. Колек же, дорвавшись до власти, извращался вовсю. Сначала он заставил пятерых оставшихся девушек танцевать попарно, меняясь друг с другом, включая в свой танец элементы лесбийской любви. Потом его больная, извращенная фантазия начала рисовать ему различные композиции, и он стал расставлять девушек в самых замысловатых и бесстыдных позах, демонстрируя сидящим за столом зрителям их самые откровенные места.

— С твоими режиссерскими способностями только в Голливуде порнофильмы снимать, — похотливо заметил ошалевший от увиденного «воротила финансового бизнеса» Константин Семенович, уже изрядно охмелевший и потирающий вспотевшие ладони.

Люберецкий хмыкал и выкрикивал пошлые советы, подбадривая Колька и его «актрис».

Феликс безучастно, даже слегка скучая, взирал на происходящее, то и дело потягивая из бокала спиртное. Герману и вовсе надоело это извращение, но остальным присутствующим спектакль нравился.

Вдохновленный пьяными Жориными репликами и комплиментами завеселевшего банкира, Коля откровенно вошел в раж. Он все более затейливо и эротично сплетал женские тела. «Ночные бабочки», по требованию новоиспеченного режиссера, предавались оральному сексу, лаская друг другу груди, ягодицы, проникая языками и пальцами глубоко в промежности. Клубок обнаженных тел колыхался и постанывал в такт музыки. Казалось, девочки почувствовали своего рода интерес к предложенной им игре и их собственные фантазии уже возникали помимо режиссуры сексуально озабоченного Колька.

— Стоп, козочки, — антракт. А то ишь как увлеклись…— провозгласил Жора. — Маленький перерыв перед решающим боем. Пропустите по рюмашке. Мы все же не звери какие-нибудь. Даже лошадям дают отдых, а вы замечательные лошадки.

Девушки не заставили себя долго ждать, быстренько сползли со сцены и подсели к столу. К удивлению, на их раскрасневшихся лицах не было заметно и следа недовольства по поводу унизительного спектакля.

Удивительное свойство человеческой адаптации к любым условиям…

«СУББОТНИК» ДЛЯ САДИСТОВ

— Ну что, браток, — обратился Феликс к Герману. — Я вижу, ты не входишь в число ярых поклонников подобных извращений.

— Да, старик. В этой вакханалии есть что-то от случки животных. Какая-то грязная жестокость.

— О, брат, это еще что. Это еще милая безобидная шалость по сравнению с тем, какие действа я видел на своем веку. Как-то раз заехал я в сауну в гости к одной достаточно отмороженной группировке. А у них там гудеж в полном разгаре. Субботник в полный рост. Что есть субботник, ты, конечно, знаешь.

Запихав на Тверской несколько проституток в джипы, они их привезли в свою блатсауну. А там еще дюжина их пацанов. Пьяных. Обкуренных. Вот там-то, я скажу, было глумление так глумление. Жесточайшее презрение и унижение человеческой личности. Даже мне, видавшему виды бродяге, пиво пить расхотелось. Противно. Но что с них взять — звери, они и есть звери.

Одну кралю положили голой лицом вниз и ну на ней в карты резаться. Двоих под этот же стол загнали и игру затеяли: кто их пнет сильнее, тому и минет делают. Да так, чтобы случаем не прикусить. А то кранты. Челюсть враз свернут.

Одну подле стола поставили. Рядом. Как цаплю. На одной ноге. Пепельницу ей в руки всучили, при этом сказали, что если шелохнется или ногу опустит, бычки об ее задницу тушить будут. Обещание свое они сдержали.

Потом стало еще хуже. Одну девку из-под стола за космы вытащили да к деревянной двери лицом поставили и привязали. Стали вокруг ее обнаженного тела ножи метать. Да поскольку они были нехило обкуренные, один гусь финку ей сдуру в ягодицу вонзил. Она верещит, разрывается, кровь из раны хлещет. А эти — хоть бы хны. Поржали, поскалились. Залепили рану лейкопластырем и еще по печени настучали. Чтоб не верещала. И продолжили свои развлечения.

До чертиков обрыдла мне эта садистская блудня. Но в чужом монастыре права качать я не вправе. Да и по понятиям из-за блядей в падлу вписываться. Но живодерам этим я пару слов все же высказал. На что они мне возразили сразу двумя аргументами.

Во-первых, только за день до вышеописанного бедлама, точно такие же, по их словам, твари продажные, проститутки с Тверской, на их кентов мусоров навели. Сдали их с потрохами, в их же собственной квартире. Пацаны же в бегах были, теперь им нехилый срок чалиться. А во-вторых, говорят: «Бляди — они и в Африке бляди». Проститутки есть продажные дешевки. Вписаться якобы за них по всем понятиям в падлу.

Не стал я им ничего доказывать. Уехал просто. Ну вот что я тебе скажу, братишка. В сауне звери были, конечно, беспредельные, конченые. Жертвы же их во мне тоже вызывают мало симпатии и жалости. Они же сами допустили, что их, словно на базаре, как коров и свиней, покупают.

И еще я вот что тебе скажу, и это самое главное: если шлюхам будет жизнь малиной казаться, то каким примером это послужит честным, порядочным женщинам? Для наших жен, сестер, дочерей? Это мое личное мнение. Ты можешь с ним не соглашаться.

— А как тебе, старик, Мария Магдалина? — поинтересовался Герман. — Помнишь, как Христос сказал горожанам, желающим забить падшую женщину камнями, что пусть в нее кинет камень тот, кто сам без греха?

— Я вижу, мы спорим о разном. Ты что, оправдываешь продажную любовь?

— Да нет, что ты. Просто ты уж слишком резко их осуждаешь.

— А я вообще урка резкий, — засмеялся Феликс. — Люблю жесткие позиции: или грудь в орденах, или жопа в шрамах, третьего не дано. И кстати, та женщина, за которую заступился Мессия, не была проституткой, она просто изменила своему мужу…

— Просто изменила мужу? А это, по-твоему, нормально?

— Ну, братан, мы с тобой сейчас совсем в дебрях морали заплутаем.

В это время Люберецкий, уставший от застолья, провозгласил:

— Братва! Банкет продолжается!

Колян прибавил звук музыки. Девушки выпили по последней рюмке и проследовали к сдвинутым столам.

Пресловутая сцена ждала их. Новоиспеченный режиссер вновь начал осуществлять свои сексуально-порнографические фантазии.

Ох уж этот Колек! Холуй холуем. Шестерка. Своей подобострастной услужливостью смог приблизиться к довольно узкому кругу воротил теневого бизнеса. Но место свое он знал.

Шоу достигло кульминации. Весьма опьяневшие «актрисы», разгоряченные спиртным и сексом, по собственной воле предавались бесстыдным импровизациям. В буйстве этой вакханалии трудно было различить, где чьи ноги, руки, попы, груди. Доставив удовольствие зрителям и себе этой феерией пьяных лесбийских чувств, Колян решил приблизить естественный финал. Он поставил девочек в ряд каждую в позицию «партер» на четвереньки так, что их обнаженные попки были направлены в сторону зрителей.

— Лед тронулся, господа присяжные заседатели! — продекламировал фразу небезызвестного героя Колек. — Кушать подано, наслаждайтесь.

С трудом дождавшись приглашения, первым к ряду округлых ягодиц, пыхтя, устремился Константин Семенович, расстегивая на ходу непослушную молнию ширинки.

Следом за ним косолапо засеменил Гена Боров. Тут же под шумок к одной из попок попытался пристроиться и сам Колек. Но неожиданно раздался рык Жоры.

— Куда же вы, гоблины, так торопитесь?

Все резко тормознули свой похотливый рывок.

— Совсем нюх потеряли. Про субординацию забыли. Мы еще с братками Феликсом и Германом себе по заднице не выбрали, а вы уже спешите свой кочан попарить. Тормозните малость. — И, обратившись к Феликсу и Герману, добавил: — Ну что, братаны, выбирайте. Красота-то какая. Какие задницы вам приглянулись?

— Старик, ты уж не обессудь. Больно я утомленный для такой мощной групповухи. Если не возражаешь, я откинусь в одной из комнат с теми двумя, которые в ванной последствия стресса смывают, — сказал Герман.

— А я-то думаю, что они там так долго, не пора ли экзекуцию повторить? Ну да ладно, братуха. Какой базар. Забирай, конечно. Все мое — твое! Ну, а коль неласковые будут, ты их сюда обратно гони. В общий, так сказать, воспитательный процесс. Ну а ты. Фил, как?

— Да ты за меня не беспокойся, — устало махнул рукой Феликс. — Что-то мне сегодня оргия не всласть. От усталости еле на ногах стою. Глаза слипаются. Пойду в свободную комнату, малость подремлю, а потом, если желание возникнет, выдерну какую-нибудь из вашей групповухи.

— Что-то ты, братуха, сдаешь свои позиции, — заулыбался Жора.

— Посмотрел бы я, как тебя на баб тянуло, если бы ты двое суток не спал.

С этими словами он пошел искать себе место для отдыха, а Герман направился к ванной. Отворив дверь, Герман заглянул внутрь. Девушки испуганно обернулись. Две пары глаз, одни заплаканные, другие грустно-благодарные одновременно посмотрели на него.

— Ну что, удобно устроились? Не отсидели свои мягкие места на краю ванны? Пошли со, мной.

— Туда, ко всем? — со страхом спросила юная путана.

— Ну, если настаиваешь, — улыбнулся Герман. — А если нет, то можете остаться со мной.

— Спасибо! Ты просто прелесть! — сказала та, что постарше, и поцеловала Германа в мочку уха. — Надеюсь, ты в нас не разочаруешься… — многозначительно добавила она.

Удалившись в отдельную комнату и заперев за собой дверь, они присели на огромную, как аэродром, кровать.

СЛАДОСТРАСТИЕ ВТРОЕМ

В то время когда младшая, а ее звали Лина, разливала «Джим Бим» и колу по бокалам, Рита, так звали старшую, опустилась перед сидящим на кровати Германом на колени и, лукаво улыбаясь, начала расстегивать его рубашку. Расстегнув все пуговицы, она прильнула губами к его волосатой груди. Покрывая ее поцелуями, Рита опускалась все ниже и ниже. И когда горячие губы коснулись низа его живота, дыхание ее участилось, а руки инстинктивно потянулись к брючному ремню. Быстрыми и умелыми движениями расправившись с застежкой, она еще быстрее расправилась с ширинкой. Нырнув туда рукой, молодая женщина извлекла на свет твердую мужскую плоть.

— Какой же ты у меня красивый, какой большой и твердый. Какая горячая, большая головка… — шептала Рита, обращаясь к фаллосу, ласкала его губами и языком, со страстью впивалась в него, поглощая до самого основания.

У Германа невольно возник нелепый вопрос: как он там весь помещается? Но как раз в данный момент его меньше всего занимал конкретный ответ. Пусть это останется загадкой мастерицы высококлассного минета.

Маргарита сменила страсть на нежность. Ее озорной язычок бегал по стволу напряженного члена, плавно переходя на внутреннюю часть бедер, а потом вновь поднимался выше и блуждал по волосяному покрову нижней части живота.

Герман в блаженном кайфе от такого удивительного орального искусства откинулся на спину и ласково запустил руку в пышные пряди Ритиных волос. Он гладил ее локоны, которые иногда закрывали от его взора ее лицо.

Брюки спали с его колен на щиколотки, и он одним махом освободился от них. Девушка вновь заглотнула его плоть. Ее стремительные движения становились все чаще и чаще, все быстрее и быстрее, и тут настал кульминационный миг. По телу Германа пробежала сладостная дрожь, все мускулы напряглись. Из донельзя напряженного члена в нёбо девушки брызнула мощная струя животворной влаги. В это же мгновение прозвучал удовлетворенный, глухой стон Германа, и одновременно с ним неподдельно застонала сама Маргарита. Она слегка сбавила темп и с жадностью поглотила горячую влагу всю без остатка. Маргарита наконец-то оторвалась от Германа и мутными от наслаждения глазами посмотрела на него.

— Ты доволен, милый?

— А ты как думаешь? Ты просто волшебница секса! Умница.

— И я довольна твоим красавцем. Между прочим, я даже кончила вместе с тобой. А это, скажу честно, бывает совсем не часто.

Все это время Лина тихо, но восторженно наблюдала эту сцену. И кураж, с которым ее подруга нежно обрабатывала Германа, непроизвольно передался ей. Желание овладело ее существом. От былого страха и унижений не осталось и следа. Она почти вплотную приблизилась к занимавшейся любовью паре и, держа бокал виски вспотевшими от волнения руками, наблюдала за ними. Маргарита, оторвавшись от Германа, повернулась к ней:

— Ну, что ты уставилась, дурашка? Поди, уже сама жаждешь отблагодарить своего спасителя! Не стесняйся. Присоединяйся к нам. — И, протянув руку, она дотронулась до влажного лона Лины. — Сильно, однако, тебе хочется! Но нашему герою необходима временная передышка. Иди ко мне.

Она нежно потянула к себе слегка растерявшуюся, но послушную Лину и усадила ее рядом на мягкий ковер. Погладив ее белокурые волосы, Рита ласково повалила девушку на спину и стала целовать ее упругие, еще девичьи груди, губами оттягивая и нежно покусывая набухшие соски.

— Ты до конца расслабься, девочка, лишь при полном расслаблении ты получишь настоящее наслаждение.

Лина, вняв совету своей старшей подруги, в совершенстве владевшей таинствами искушения, в невероятном блаженстве закрыла глаза, отдаваясь потоку захлестнувшего ее сладострастия. А неутомимая искусительница овладевала ее телом все больше и больше, заставляя партнершу покориться немереной активности ее сексуальной натуры.

Герман, развалившись на кровати, с возбуждающим любопытством наблюдал эту эротическую игру. Две нимфы, два обнаженных стройных тела как бы олицетворяли собой некую особо чувственную нежность. Потягивая налитое Линой виски, он почувствовал легкое щекотание в своем инструменте. Скосив глаза, заметил его приподнятое настроение. Через несколько мгновений его член уже был готов к бою. Он активно рапортовал об этом своему хозяину. Герман внял его стремлению, поставил на пол бокал и положил руку на плавно покачивающуюся перед ним, открытую во всей своей прелести попку Риты. Попка слегка вздрогнула, и почти сразу же на его руку легла свободная рука обладательницы умопомрачительных ягодиц. Эта рука настойчиво звала его руку углубиться в свои вожделенные чертоги. И когда его пальцы коснулись любовной влаги, он не выдержал. Его младший друг, давно напряженно стоявший, указывал точно вверх на незажженную, хрустальную люстру.

Герман опустился к стоящей на коленях Маргарите и, обхватив ее бедра, с силой вогнал в нее свой жаждущий фаллос. Она вскрикнула, но резкая боль так же мгновенно прошла, как и возникла. Одновременно с ее криком послышался сладострастный стон Лины, накатившийся на нее оргазм полностью поглотил ее. Она с закрытыми глазами внимала внезапно нахлынувшему удовольствию.

Тем временем Герман активными, мощными толчками входил в Риту. Изогнувшись, как кошка, она синхронно двигала бедрами в такт партнеру.

— А теперь твоя очередь, милая, приласкать нас, — сладострастно прошептала Рита. — Поцелуй нас там…

Помогая рукой Лине проскользнуть между ногами партнеров, она определила место для головы своей младшей подруги. Губы Лины оказались под активно действующим поршнем из человеческих органов, мужского и женского. Столь близкого и сильного восприятия полового акта она никогда не испытывала. Обхватив руками бедра Германа, она с трепетом прильнула к влажному стыку двух человеческих тел. Это было нелегко при их постоянном движении. Но зато как было изумительно и всепоглощающе в откровенности своей вновь открытое сексуальное чувство. Все трое слились как бы в единое целое, пульсирующее от наслаждения, живущее только им в этот восхитительный миг. Герман положил одну руку на ягодицу Риты, другую же руку отвел назад и стал ласкать и теребить влажное лоно увлекшейся Лины.

Синхронность движений трех действующих персонажей сей эротической пьесы была удивительна и непроизвольна. Движения Германа становились все более неистовыми. Их совместные стоны, общее учащенное дыхание сплетались в некую своеобразную оду богу Эросу. И вот накал страстей достиг своего апогея. Их совместный оргазм наступил одновременно у всех троих — одного самца и двух самок.

Развалившись на кровати, они, расслабленные, внимали удовольствию, волнами пробегавшему по их телам.

Утомленная страхами, нервным напряжением и новыми, прежде неизведанными ощущениями, Лина незаметно отправилась в царство Морфея — повелителя сна. Герману почему-то спать не хотелось. Сонное состояние, постоянно сопутствующее ему в застолье, рассеялось благодаря активному усердию и фантазиям Риты. Она же сама, как ни странно, на вид не усталая и не пьянеющая, наполнив бокал Германа и свой очередной порцией виски, смешала его с кока-колой. Протянув бокал молодому человеку, Рита негромко поинтересовалась:

— О чем ты задумался?

— Да так, понемногу обо всем и ни о чем конкретно, — после небольшой паузы изрек Герман. — Вот, например… У меня возникает риторический вопрос. Почему такая неординарная и обворожительная красавица, как ты, занимается столь гнусным ремеслом? Ведь могла бы, наверное, сделать какую-нибудь приличную карьеру. Например, в шоу-бизнесе. Или, по крайней мере, удачно выйти замуж за какого-нибудь достойного человека.

— В этом бренном мире не все так просто, как кажется. Но прими мою искреннюю благодарность за добрый комплимент, — заметила Маргарита.

— Искреннюю благодарность, — передразнил Феликс. — Охотно принимаю. Представь себе, слышал я множество историй от так называемых твоих коллег по бизнесу, но все-таки я не против поинтересоваться и твоей. Любопытно не потому, что ты сама гораздо лучше, привлекательнее и ярче многих твоих соратниц по ремеслу. Хотя, в общем-то, так оно и есть.

— Ну, ты уж так совсем меня захвалишь. Смотри, загоржусь. А насчет моей истории… — Она немного задумалась. — Истории о том, как чистая девочка Маргарита докатилась до такой жизни? Так изволь. Если тебе, конечно, не лень познакомиться с моей биографией. Но, поверь, моя история ничем особенным от множества других не отличается. Так же грустна и тривиальна. Итак…

ИСПОВЕДЬ ПРОСТИТУТКИ

Родилась я в небольшом провинциальном городке, в Белоруссии, в самой что ни на есть обычной семье. Мать преподавала в школе географию, а отец преданно посвятил свою жизнь родному заводу, где работал токарем и гордился своим «почетным» пролетарским происхождением. Будучи ударником труда в цехе, дорогой папочка ударно потрудился и на брачном ложе, создав помимо меня еще двух братишек и сестренку. Не скажу, что семья сильно нуждалась, но семейного бюджета с трудом хватало от зарплаты до зарплаты. Мой папа был «самых честных правил», конкретный типаж своего поколения. По крайней мере, он сам так убежденно считал. Посему, в отличие от своих товарищей, запчасти с завода не воровал. Мама, добрейшая женщина, была закоренелой моралисткой и нас, своих детей, впрочем, как и своих учеников, стремилась воспитывать в жестких рамках.

Из четырех детей я по счету была третьей и самой одаренной, по мнению маминых коллег, учителей нашей школы. Учеба мне давалась легко, особенно гуманитарные предметы, из которых я более всего жаловала литературу. Позже, в старших классах, это увлечение переросло в увлечение театром, и практически все свободное время я пропадала в нашем школьном самодеятельном театральном кружке. Дома же к моим занятиям никто не относился серьезно.

Зато наш художественный руководитель Сергей Степанович души во мне не чаял и, восхищаясь моим юным талантом, предсказывал головокружительную карьеру. Я к этому времени стала превращаться из гадкого утенка, как многие девочки переходного возраста, в прекрасную птицу — лебедя. Точь-в-точь как в сказке Андерсена. Это перевоплощение, так же как и дарование юной артистки, было замечено моим бесценным, внимательным художественным руководителем. Глазастый малый. А так как я была в него тайно влюблена, как и большинство девочек нашего школьного театра, то в десятом классе, после непродолжительного романа, насыщенного стихами и прочей романтической дребеденью, коей привыкли кружить головы малолеткам взрослые кавалеры, я неожиданно потеряла девственность. Впрочем, на этом останавливаться не буду. Не стоит. Зачем бередить воспоминания о наивности и непосредственности, так похожие на элементарную глупость? Словом, в начале моего сошествия с Олимпа чистоты и целомудрия я оставалась достаточно непорочной…

Закончив общеобразовательную школу с приличным аттестатом, окрыленная верой в свой театральный талант, я устремила свой наивный и жаждущий взор не куда-нибудь, а на столицу, на Москву, на ГИТИС.

Но, увы, не всем удается уберечь свои романтические надежды от краха. Не всем суждено родиться Золушками.

Не пройдя на третий тур творческого конкурса, я оказалась перед выбором своего дальнейшего пути. Следующего шага.

Распутье, на котором стояла неудачливая абитуриентка, имело, в сущности, всего лишь две дороги: зацепиться в столице или вернуться домой, в глухую провинцию. Перспектива периферийной жизни после увиденного в Москве казалась настолько безысходной и мрачной девочке с широкое раскрытыми глазами, что, несмотря на ущемленное самолюбие, мое все еще полное розовых надежд сознание принялось судорожно искать возможные варианты.

В те уже далекие дни мое непорочное воображение никак не могло представить меня на панели. Даже самая случайная мысль об этом показалась бы кощунством. Боже, как я была наивна!

Не сомневаясь в своей счастливой звезде и сделав ставку на смазливое личико и стройную фигуру, я решила попробовать себя на поприще фото— модельного бизнеса.

Было начало девяностых. Перестройка и демократия создали новые возможности. В Москве появилось несколько модельных агентств. Обойдя большинство из них, максимум, что я сумела получить, — это дружелюбные улыбки и неопределенные обещания о возможном дальнейшем сотрудничестве. Во многих агентствах мои данные и координаты были внесены в реестр, в компьютер. Но я не сдавалась. Усердно обивала пороги. Мое упорство в итоге вроде бы вознаградилось.

В агентстве с тривиальным названием «Красавицы России» меня заприметил щегольского вида молодой человек, который, как оказалось, входил в руководство фирмы. Звали его Алексей.

Побеседовав со мной на общие темы и задав несколько формальных вопросов, он протянул свою визитную карточку:

— Позвони мне, пожалуйста, завтра, во второй половине дня. Мне кажется, для тебя я смогу что-нибудь придумать… — доверительным тоном закончил он.

На следующий день я получила работу. Не скажу, что она целиком соответствовала моим амбициям, но все же позволяла снять квартиру и покрывать расходы на мое существование. И продолжать надеяться…

Естественно, я не подписывала сногсшибательных контрактов и мое лицо не украсило обложки модных журналов. В большинстве случаев мои обязанности в агентстве сводились к тому, что я, как и прочие модели, занималась тем, что разбавляла своим присутствием различные презентации, фуршеты и прочие мероприятия, на которые нас заказывали клиенты. Мы вручали цвета, подарки и попросту составляли свиту желающим. Все гонорары уходили в основном агентству, а нам доставались жалкие крохи. Но многим нашим ровесницам и такие гроши показались бы весьма внушительными. Подруги из моего городка, провинциальные девчонки, о таких деньгам только мечтали.

Помощь Алексея, как я догадалась позже, не была бескорыстной. Я вошла в круг его фавориток и вскоре, как и следовало ожидать, оказалась в постели моего благодетеля. Конечно, я была не единственной его пассией. Его ложе периодически посещали и другие девушки, но к своим любимицам он относился особенно дружелюбно и наилучшие халтурки по работе подбрасывал именно нам, что обеспечивало сравнительно безбедное существование.

Впрочем, как мужчина он был мне достаточно интересен. Хотя я знала, что у него не одна, наши отношения воспринимала как любовные. Даже умудрялась ревновать его, дуреха, считая его, несмотря ни на что, своим любовником. А поскольку с другими девицами отношения он специально не афишировал, то наши взаимоотношения я считала вполне нормальными. Но все это была лишь вершина айсберга…

Увы, фаворитки у профессионального ловеласа и акулы модельного бизнеса не постоянны. На смену одним неминуемо приходят другие. Новые. Свежие.

Я заметила, что отношение ко мне Алексея изменилось. Он стал меня игнорировать. На мероприятия, которые считаются более престижными и лучше оплачиваются, меня стали приглашать гораздо реже. Он явно охладел к моей персоне, что сказывалось не только в постели, но и в получении престижной работы. И конечно, настораживало…

И вот однажды, на удивление, вопреки общей тенденции почти не давать мне приличной работы, я была приглашена на презентацию одной фирмы, с высокой оплатой. Фирма казалась солидной и преуспевающей. В числе приглашенных были достаточно известные люди из коммерческой сферы и шоу-бизнеса. После формальной торжественной части состоялся обильный фуршет, во время которого меня и еще двух девушек подозвал Алексей.

Указав на одного обрюзгшего коммерческого магната с маленькими, маслянистыми глазками, он объявил, что мы должны сопроводить его и его компанию на загородную дачу. Что, дескать, все это — продолжение мероприятия. И добавил, что мы получим щедрые добавочные премиальные. Тон Алексея давал понять, что это одно из тех предложений, от которых он не рекомендует отказываться. Алексей объявил, что для фирмы эти клиенты очень важны, и недвусмысленно намекнул, чтобы мы с ними были очень и очень ласковы.

Честно говоря, я была шокирована столь откровенным предложением. Но, посмотрев на реакцию своих подружек, поняла, что аналогичные просьбы для них не в новинку. Догадавшись, что в случае отказа я окажусь на улице без работы и без средств к существованию, безропотно согласилась.

Я знала, на что шла. Меня это пугало. Но перспектива потерять хотя бы то, что у меня было, оказалась страшней, и я поехала, куда мне указали. Это был первый шаг на пути моего последующего падения.

Опущу подробности того, что произошло на этой даче. Все достаточно ясно и без лишних слов.

Первый шаг неизбежно повлек за собой следующий.

В дальнейшем подобные предложения мне от агентства повторялись все чаще и чаще. Я входила в постоянный, стабильный ритм. Так сказать, в рабочий режим. Нелепо скрывать, что большая часть всех моделей обычно предназначается для подобного рода развлечений состоятельных людей. Лишь для неизмеримо малой части девушек существовала фантастическая надежда вырваться из этой трясины, всплыть со дна этого бизнеса на поверхность да еще удержаться на плаву. Мало кому повезет вкусить сладкие плоды и сливки этой профессии. Такова мрачная изнанка модельного бизнеса.

Подавляющее большинство, в том числе и я, вынуждено всеми мыслимыми и немыслимыми способами ублажать нужных хозяевам клиентов. Грязно. Противно. Но, к сожалению, альтернативы не существует. Остается лишь слабая, призрачная надежда на какую-нибудь эфемерную случайность. Единственная надежда — на пресловутую сказку о Золушке.

Так настал в моей молодой жизни тот реальный и циничный промежуток времени, когда происходит переоценка ценностей: нежно-розовые цвета, плотно соприкоснувшись с повседневной грязью, приобретают грязно-серый оттенок.

Я была милой, доверчивой девочкой. Что плохого я сделала людям? Зачем они рушат весь мой сказочный мир, мой мираж? Может, я слишком много хотела от жизни? В чем же я так страшно ошиблась? Может, сделала неправильный шаг? Но зачем крушить мои иллюзии, принципы и идеалы?

Увы, мир жесток! Ответов он мне не давал… Он просто молчал…

Депрессивное состояние стало моим постоянным спутником. Где же ты, мой сказочный принц? Принц на белом коне. Когда же ты спасешь меня от этой злой обыденности? Увы, принца все не было. Горизонт был пуст.

Надежды угасали. Постепенно это склизкое состояние стало настолько угнетать меня, что пришлось искать другие пути выхода из моей тупиковой ситуации. Пути, которые бы вели меня в мир эфемерный и придуманный, но туда, где я еще могу обрести радость и покой…

Именно так, помимо спиртного, я открыла для себя наркотики. Началось с небольших и редких доз кокаина. Хотелось взбодриться, поднять жизненный тонус и попросту уйти от гнетущей действительности.

Постепенно дозы становились все больше и больше. Хотелось нюхать этот манящий белый порошок все чаще и чаще. В действие вступила сила привыкания.

Денег уже не хватало. Приходилось занимать. Но чем плохи долги — берешь чужие, а отдавать приходится свои. Свои же должны откуда-то появляться.

Вот так, нежданно-негаданно, я полностью погрузилась в это нехитрое ремесло. Чтобы покрывать денежные траты на кокаин и таблетки экстази, мне приходилось как минимум два-три раза в неделю выходить на охоту за похотливыми клиентами.

Охотилась в ночных клубах. А там уж как посчастливится. В каждом клубе или казино существует давно сбитый костяк постоянных работниц сферы сексуальных услуг. Зачастую приходится отстаивать право работы на территории в злобных перебранках или даже в потасовках с конкурентками. Но и это не самое гнусное.

В каждом престижном заведении имеются типы, курирующие этот секс-бизнес. Увы, за рабочее место положено платить. Проценты, которые каждая путана отстегивает сутенеру, составляют большую часть полученной суммы, а то и две трети. «Сердобольные» сутенеры изымают деньги у девушек сразу после того, как те договариваются с клиентами, мотивируя свои действия тем, что встречаются некоторые клиенты, которые, попользовавшись проституткой, отбирают у нее все имеющиеся в наличии деньги. На место работы они едут облегченные. Свою долю девчонки, как правило, получают на следующий день.

В свою очередь сутенеры раскидывают эти деньги по разным направлениям: подкармливаются администрация заведения, охранники и менты. Российская братва отошла от этого бизнеса, в отличие от своих коллег за рубежом. Там проституция считается одним из основных столпов криминального бизнеса, помимо торговли наркотиками, оружием и деятельности, связанной с азартными играми. У нас же в России, из-за специфики отечественного криминалитета, то есть того, что в вашей среде называют понятиями, этот бизнес для братвы стал очень хлопотным.

— Ну ты оригинальная женщина! — прервал ее исповедь Герман. — Мне об этом рассказываешь. Ну поучи, поучи меня понятиям.

— А почему нет? — продолжила Маргарита. — Во-первых, провести разборку по какому-либо конфликту, связанному с проститутками, между вами, то есть братвой, считается недостойным серьезной братвы и малореальным. Во-вторых, пацанам надоело с ментами воевать за эту сферу деятельности, которая все же им, ментам, гораздо ближе и родней по жизненным принципам…

— Да, у них принципиальное сходство, — вставил Герман. — И те и другие продажные.

Но Рита не обратила на реплику своего собеседника никакого внимания и продолжила:

— Взять, к примеру, улицу Тверскую. Там, как тебе, наверное, известно, уже давно все местные «мамочки» работают с милицией. Деньги проходят огромные. Этих специальных точек в подворотнях и переходах не счесть. А в каждой примерно от тридцати до шестидесяти девочек. Малолетки в основном из бывших братских республик. Из ближнего зарубежья. Тарифы там поменьше, чем в ночных клубах, но пробиться в престижное заведение удается далеко не каждой. Вот и стоят несчастные дурашки и в дождь, и в мороз за пресловутые сто — сто пятьдесят долларов. Из коих «мамочке» нужно заплатить третью часть и своему сутенеру столько же. Что остается самой — нетрудно подсчитать. И это в лучшем случае. Негусто, если учесть, что, бывает, всю ночь впустую отстоишь. Либо, что еще хуже, бандиты на «субботник» загребут. Разумеется, на халяву и наверняка с проблемами. Но на «субботник» могут и сами же менты забрать. С этими еще похлеще. Они еще наглее и беспредельнее бандитов раза в два.

Благо мне везло и на Тверскую я старалась никогда не выходить, лишь только в самых крайних случаях. Ведь, разумеется, в цивильных заведениях и работа престижней, и заработок выше. Да и торг там уместен. Начинаешь клиента разводить долларов эдак с четырехсот-пятисот. Но если он окажется несговорчивым или утро близится, то постепенно опускаешь цену. Однако порог — не ниже двухсот. И то в редких случаях. Но у этих заведений один основной недостаток — «рыбными» они являются только в пятницу и в субботу. В будни же они, как правило, полупустые. А когда среди недели деньги кончаются и кокаин нестерпимо манит, то уж ничего не поделаешь — приходилось порхать по Тверской. В конце концов, ведь бывает еще хуже. Вот, например, разные там вокзальные дешевки. Их вообще за несколько долларов купить можно. Но и качество, разумеется, соответствующее. Таких, в общем-то, и проститутками назвать сложно. Так, шмары замусоленные. Это самая низкая ступень. Ступень, ниже которой лишь бомжихи. Но, впрочем, что о них говорить…

Вот так текла моя шальная, совсем невеселая жизнь. Днем — работа в агентстве. Ночью, по необходимости, — на панели. Постепенно моя карьера на так называемом модельном поприще стала рушиться. Зачастую я приходила на работу не в подобающей форме. Моя недавно яркая внешность поблекла. Взгляд либо безумно шальной, либо тусклый и бессмысленный. Раньше хоть и редко, но удавалось позировать фотографу, сняться в какой-либо рекламке. Теперь же, критично осмотрев себя в зеркале, я с горечью сознавала, почему меня почти перестали приглашать в качестве профессиональной модели.

Приглашать меня на различные мероприятия начали гораздо реже. Вскоре и вовсе скрывать мое пристрастие к наркотикам стало сложно. На фуршете, посвященном юбилею одной из нефтяных корпораций, я попросту вырубилась. Потеряла сознание то ли от передозировки, то ли от каких-либо примесей в кокаине. Попала в больницу. Естественно, после этого случая меня вежливо поперли из агентства. Так что из двух моих профессий осталась лишь одна. Теперь я полностью принадлежала панели и кокаину.

Неизвестно, на какой глубине дна закончилась бы моя биография, возможно, наркологической лечебницей, а возможно, и женской исправительной колонией — по предложению своих новых знакомых, типов отмороженных и грязных, я попробовала свои силы в работе с клофелином. Ты наверняка слышал о клофелинщицах, которые подсыпают клиенту в бокал определенную дозу клофелина. После чего тот вырубается, засыпает. А ты, в свою очередь, обчищаешь его как липку. Если в квартире есть что-нибудь ценное, то к тебе на помощь приходят твои дружки, и тогда уже выносится все подчистую.

Так вот. Эта операция с клофелином два раза у меня проскочила. А на третий раз я прокололась. То ли неправильно дозу рассчитала, то ли с клофелином обманули, не то подсунули, но дело в том, что через короткое время клиент очнулся. Я же, обшмонав его карманы и забрав все ценное, хотела покинуть гостиничный номер, но была застигнута потерпевшим у самых дверей. Благо клиент при понятиях оказался: хоть и отметелил меня, как положено, так, что неделю из дома выйти не могла, но ментам не сдал. Пронесло меня, бедолагу. А то пришлось бы мне, как вы говорите, топтать зону несколько лет.

После этого случая с клофелином я завязала и вновь вернулась к своей прежней панельной жизни. И вновь: наркотики, наркотики и наркотики.

Но, как видно, в этой жизни грешнику иногда достается соломинка для спасения. Тот шанс, за который нужно ухватиться обеими руками. Вот, видно, и мне мой ангел-хранитель надумал кинуть спасательный круг.

В одном небезызвестном тебе казино я, как обычно, вела рыбалку на живца, которым была я сама. Прожорливой рыбкой должен был стать клиент, которого я подкадрю.

Час уже был поздний или, вернее сказать, ранний, судя по тому, что часовая стрелка приближалась к четырем утра. Я заприметила одиноко играющего за столом рулетки мужчину средних лет. Он не был трезвым, но и не сильно пьяным. С безразличным видом выставляя фишки, он тут же их проигрывал. Легкая досада была заметна лишь в уголках его губ.

Подсев к нему, я пропела несколько дежурных заученных фраз. Что-то про изменчивую фортуну, с которой я, дескать, на короткой ноге и непременно принесу ему удачу.

Пристально посмотрев на меня, мужчина недолго помолчал и без каких-либо приветствий просто спросил:

— На красное или на черное?

— На черное, — эхом ответила я.

Он много фишек поставил на черное, а остальные расставил на те цифры, которые с задором продиктовала я.

И о чудо! Бывает же такое! Он выиграл около четырех тысяч долларов. После этого, сказав, что истинный игрок должен всегда уметь вовремя остановиться, он на глазах разочарованного крупье сгреб все фишки.

Через несколько минут мы сидели в баре и потягивали джин с тоником. Он не любил много говорить. Зато замечательно умел слушать. Воспользовавшись этим, я плотно присела ему на уши. Мои старания увенчались успехом. Отстегнув мне, не торгуясь, нагло запрошенные мною пятьсот долларов, он устремился к выходу.

И вот мы уже мчались по направлению к моему дому.

Вообще, как правило, я избегала водить клиентов на свою квартиру, но этот друг меня к себе чем-то расположил.

После бурной ночи мое расположение к нему выросло еще больше.

Утром, уходя, он протянул мне триста баксов и сказал, чтобы я продлила аренду квартиры. Подумав, он добавил еще двести баксов, сказав, что это на продукты. Потом, внимательно посмотрев на меня, мой неожиданный благодетель объявил просто и ясно, но достаточно весомо и строго, чтобы на съем я больше не выходила. А он, дескать, вечером придет снова. Ты поймешь меня, если скажу, что спорить с ним вовсе не хотелось. Более того, мне это было чертовски приятно.

Так странно началась моя совместная жизнь с Сергеем. Он отучил меня от наркотиков очень быстро. Просто поставил жесткое условие. Ослушаться его я не смела, несмотря на ужасное состояние в первые четыре дня. Первые дни без наркотиков. Кто это проходил, тот поймет. Ломало тело и душу. Выворачивало всю изнутри. Хоть и не было той страшной ломки, что бывает от героина, но и моих ощущений было достаточно для полной меланхолии и упадка сил.

Постепенно мои муторные ощущения стали ослабевать. Наконец я практически вошла в колею обычной жизни. Я была страшно благодарна Сергею за то, что он своей подавляющей волей заставил меня избавиться от наркотической зависимости. Я и сама не заметила, как по уши влюбилась в этого немногословного человека.

Жили мы неплохо, и в достатке. Деньги у Сергея водились, и, естественно, мне не приходилось ломать себе голову, где их взять или идти ради них на унижения. Я практически все время проводила дома, что мне нравилось: так осточертели любые увеселительные мероприятия и заведения.

Я занималась хозяйством, готовила еду, читала, смотрела телевизор и все время ждала Сергея, который часто уходил, бывало, на два-три дня. Как правило, он возвращался с деньгами.

О том, чем он занимался, я догадывалась… Лежащий в тумбочке пистолет, недвусмысленного вида типы, часто заходившие к нам, не оставляли сомнений в его криминальной профессии. Он был налетчиком. Его бригада в основном занималась разбойными нападениями на офисы и квартиры новых русских, которых они именовали лохами, а менты — терпилами. В подробности я не вникала, а он о них и не распространялся. Так принято.

Беседуя с друзьями, он всегда просил меня удаляться на кухню.

В повседневной жизни, в быту, Сергей относился ко мне внимательно и нежно. Мне наконец-то показалось, что я счастлива, что все прошедшие унижения остались в прошлом и растаяли как туман, что настала нормальная, похожая на семейную, жизнь.

Но счастье имеет свойство быстро кончаться. Через полгода его убили…

После его ухода на очередные «гастроли» прошло пять дней. А он обещал через пару деньков вернуться. Ни звонка, ни весточки. Сердце мое закололо от страшного предчувствия.

Через некоторое время пришли его друзья и рассказали мне, что Сергей был застрелен в перестрелке с враждебной группировкой. Они мне дали денег, пытались говорить какие-то успокаивающие слова и заверили, что отомстят за его гибель. Но я их уже не слышала…

Смутно помню, как прошли похороны. Все проплыло передо мной как в болезненном сне.

Некоторое время меня навещали его приятели. Приносили деньги, продукты и разные безделушки. Никто, как и принято в вашей среде, никогда не посмел позволить себе даже малого кокетства по отношению ко мне. Вскоре закончились и их визиты. Как я потом слышала, часть из них перестреляли, а часть посадили.

Опять я осталась одна. Денег хватило на несколько месяцев. И вот я снова перед выбором. А выбор-то у меня был небольшой.

Я вернулась к своему старому ремеслу. Снова клубы, казино, дискотеки. Вновь опостылевшие клиенты. Но другого выхода я не видела. Я не смогла себя заставить пойти работать на какую-либо фабрику или завод. Работу же с приличной зарплатой подыскать трудно. И вот я опять на панели. Как говорится, каждому свое. «Пахарю пахарево, а кесарю кесарево» — как гласит старая поговорка.

Глупо надеяться, что судьба снова подарит мне шанс. Что я вновь встречу своего принца. Как хотелось бы иметь семью, детей, свой домашний очаг. Но, увы, жизнь полна разочарований. Это только со стороны кажется, что если у человека привлекательная внешность и какие-никакие мозги, то ему постоянно будет везти. Но любому человеку, а особенно, я считаю, женщине хорошенькой и неглупой, как воздух, необходима удача. Подарок судьбы. И главное, она должна суметь этим правильно воспользоваться…

Вот сейчас, рассказывая о своей жизни, я вижу перед собой замечательного молодого человека, который внимательно меня слушает, и у меня сам собой напрашивается вопрос. Может, это и есть тот самый случай, которому суждено снова круто изменить мою жизнь? Если бы у меня появился такой человек, как ты!.. С трудом в это верится… Но если бы это было так, я бы могла быть очень преданной, послушной и заботливой… Не важно кем. Подругой, любовницей или просто близкой знакомой. Я тебя так мало знаю, но мне почему-то этого бы очень хотелось. Наверное, все это глупость, сущий вздор. И я, думаю, не нужна тебе ни в каком качестве. Так ведь?

Грустно улыбнувшись, Рита вопросительно взглянула на Германа. Он ей ничего не ответил. Герман лежал на высокой подушке, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Слева, уткнувшись ему в бок, мирно посапывала Лина.

УДАРЫ БЕЙСБОЛЬНЫХ БИТ

Издалека, из гостиной глухо слышались пьяные возгласы и хохот резвящейся компании. У участников оргии явно открылось второе дыхание, так как уехавшие по заданию Германа ребята вернулись — слышно было, как подъехал джип. Судя по их бодрым голосам, а громоподобный бас Комода сложно было не узнать, очередной выезд закончился успешно. Герману следовало спуститься и поинтересоваться подробностями проведенной разборки, но ему не хотелось это делать, и он отложил эту миссию на утро. Ведь и так было понятно, что у них все в норме.

Герман не ошибся. На самом деле приехали люди Феликса, посланные им по просьбе директора ночного клуба. Помимо Комода и Гоши, на дачу Люберецкого подтянулся еще Сергей с веселой кличкой Кипиш. Он получил свое погоняло за безудержную экспансивность. Где бы он ни появлялся, везде начинались суматоха и движение. Невысокий и худощавый, по темпераменту он был холерик и вся натура его была живой и неутомимой.

Год назад он заработал титул чемпиона Москвы по боксу в среднем весе и тоже являлся членом бригады Феликса.

Чикаго, доселе дремавший в одной из комнат, услышал, что прибыли его ребята, и вышел к ним.

— Ну что, бродяги, как прошло мероприятие? — поинтересовался он.

— В общем-то, как обычно, босс, — улыбнулся Сема Комод. — Как и рассказывал Диего, малолетние кавказские отморозки в дупль оборзели. Облюбовали наш клуб и каждый вечер стайкой прибивались там. То девчонок грязно домогаются, то драку учинят. На сотрудников клуба наезжают, хамят в полный рост. Главное, пару недель назад Кипиш подъезжал в клуб и предупреждал их о последствиях. Так ведь, Кипиш?

— Было дело, шеф. Заезжал, предупреждал, объяснил по-русски, что к чему. Да видно, неруси плохо поняли, — подтвердил Сергей слова своего кента. — Продолжали быковать. Оборзевшие хари. Но сегодняшняя ночка им надолго запомнится. В клубе они больше не покажутся. Ну пусть Комод расскажет.

— Ну, короче, подъехали мы к клубу на трех машинах. Кроме меня было еще десять человек. Трое остались около машин, а остальные взяли бейсбольные биты и поднялись в клуб. Беспредельные нарушители спокойствия сидели в ресторанном зале клуба, сдвинув три стола. Было их около дюжины. Они нагло себя вели и что-то громко орали на своем языке. Церемониться мы с ними не стали. Ворвавшись, как ураган, мы пустили в действие наши добрые биты. Отмолотив всех, мы стали партиями выволакивать их на улицу. Разговаривать с ними было не о чем. Какого хрена с ними разговаривать, если они не понимают русского языка или делают вид, что не понимают, или наглые такие. Кто был более борзой, того успокоили дополнительными ударами.

Но тут произошел неожиданный случай. Один из кавказцев, который возбухал меньше своих товарищей, тихонько поковылял к своей машине и вытащил из бардачка пистолет. Я в этот момент стоял шагах в пяти от него. Кавказец, недолго думая, попытался разрядить в меня обойму. Он несколько раз выстрелил, но то ли был сильно обкуренный, то ли просто Господь, надо мной сжалился… Ни одна пуля меня даже не задела. Я стоял ошарашенный и оторопело смотрел на беспредельного стрелка. А в это время Кипиш как ужаленный подскочил к кавказцу и со всего маху рубанул по руке, державшей пистолет. Потом, отбросив биту, он стал долбить моего убийцу-неудачника такими жесткими ударами, что превратил его морду в кровавое месиво. С трудом оттащили Кипиша от наглого чурбана, а то бы забил до смерти.

— Слушай, Сэмэн. Так ты сегодня заново родился! — удивленно и радостно воскликнул Феликс. — Вот так, не знаешь, где упадешь. Получается, что ты был на волосок от гибели. Это, видно, Господь дал тебе свое знамение. Надо будет сегодня в церковь съездить. Свечки поставить. И не куда-нибудь, а в Сергиев Посад. Ну а Кипиш — красавчик, молодец. Получается, и он поучаствовал в твоем воскрешении с того света. Ну слава богу, — Феликс перекрестился, а потом обнял Сережу Кипиша, Сему Комода, а заодно и Гошу. — Ну а теперь по рюмашке водочки. За успешное завершение мероприятия и второй день рождения Сэмэна, — промолвил Чикаго, разливая всем по рюмке водки.

Все бодро выпили и закусили солеными огурцами и квашеной капустой.

— А что со стрелявшим чурбаном сделали? — спросил Феликс.

— Этого урода, босс, мы отвезли в подвал. А старшему из кавказцев дали срок трое суток привезти пятнадцать косарей зелеными. По штуке с рыла. Мы еще по-божески их приговорили, — хмыкнул Сережа Кипиш. — Другие бы пацаны выписали бы им штрафняк не менее тридцатки.

— На получалово людей побольше возьмите. Сделайте полный сбор. Вооружитесь получше, — инструктировал Феликс. — А то от этих ублюдков чего угодно можно ожидать. Ну, короче, вам это не ново. Технику знаете… Ну а теперь расслабьтесь. Попейте, поешьте. Телок потрахайте. А я пойду прилягу.

— Да меня что-то тоже на телок не тянет, — задумался Семен. — Грех это. А меня сегодня Господь спас от гибели.

— Ты посмотри, каким Сэмэн праведником стал, — засмеялся Кипиш.

— Ну че ты, в натуре, Серега. Просто настроение такое, — засмущался Комод.

— Ну как знаешь, браток. А мы с Гошей слегка попарим кочаны, — потер руки Кипиш и, опрокинув очередную рюмку водки, вместе с Гошей пошел к девушкам.

ЧЕСТЬ СМОЛОДУ

Герман, выслушав повествование Маргариты о своей жизни, разлил по бокалам содержимое бутылки и с нескрываемой жалостью посмотрел на рассказчицу. Он толком не знал, что ей говорить, но понимал, что высказать свою точку зрения он должен. Герман осознавал, что Рита ждет этого, что ей это нужно. Но лукавить ему не хотелось. Недолго помолчав и нащупав какую-то мысль, он промолвил:

— Ты знаешь, пойми меня правильно, девочка. Не в том суть, что прошлое твое такое грязное. И слова твои о будущей благоверности вполне убедительны. Дело совершенно в ином. Дело во мне. Кто-то из великих изрек, что могут понять и оценить истинную чистоту лишь достаточно извращенные люди. Повидав жизнь в разных ее проявлениях, вкусив секс во всем его богатстве и разнообразии, я в итоге понял, насколько важно для меня женское целомудрие. Я — грешник. А посему моя душа истово стремится в кристально чистые дали. Иной раз хочется вырваться из нашей грешной жизни и умчаться совершенно в иную жизнь, полную любви, света и непорочности. Как бы смешно это ни звучало, но даже мне, видавшему виды, хотелось бы повстречать на своем пути юную, непорочную деву. В своем роде принцессу. Ведь не только женщинам свойственно мечтать о принцах. Но, увы, поскольку это все утопия и возвышенные фантазии вряд ли смогут воплотиться в реальность, приходится продолжать существование в этом реальном, противоречивом, но настоящем мире.

Герман глотнул виски и внимательно посмотрел на Маргариту. Та глядела на него широко открытыми глазами и с интересом слушала.

Герман сделал еще один глоток и продолжил:

— Судя по твоей истории, куда ни кинь, во всем, увы, виновата лишь ты сама. Стремясь удовлетворить свои жизненные амбиции и желания, ты пыталась с наскоку покорить все немыслимые вершины и, естественно, при этом спотыкалась и больно падала. А выхода из сложившейся ситуации искала наипростейшего. Ведь нет ничего проще, чем все время продавать себя. Ведь это не требует усилий и большого труда. Ты хотела легкого и задаром. Но так никогда не получается. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Слабость, которую ты проявила, и допущенные тобой ошибки оставят неизгладимую печать на твоем сознании, на твоей душе. Именно это заставило скатиться тебя до того уровня, на котором ты находишься и который осознаешь.

Что же тебе сказать про нас с тобой? Невзирая на то что ты мне очень симпатична и даже чем-то запала в душу, связать свою жизнь с тобой я бы не смог. Даже простив все, что у тебя было до меня, я никогда, слышишь, никогда не смогу этого забыть. Рано или поздно нахлынет на меня поток мерзко обжигающих воспоминаний, что сделает нашу совместную жизнь невыносимой. Но не все мужчины похожи на меня. У многих жизненные понятия гораздо проще.

Не знаю, как насчет сказки о принце, но сберечь надежду, что на твоем пути встретится нормальный человек, способный понять, простить, а главное, полюбить тебя, просто необходимо. И ищи его не на панели. Притча о «красотке», роль которой сыграла Джулия Робертс в голливудском фильме, уже не актуальна и вышла из моды. Так вот, малышка, попытайся собрать все силы и покончить со своим ремеслом. Рано или поздно, ты все же сможешь обрести свой реальный шанс. Я не проповедник и далеко не моралист, но все же верю: фортуна улыбается достойным…

Завязывай. Решись и завязывай. Я буду очень рад встретить тебя через некоторое время и узнать, что ты смогла выбраться из этого болота. Я хочу посмотреть в глаза достойной, свободной женщины. От всей души желаю тебе удачи, Рита. А пока не поминай меня лихом. Оревуар.

Герман оделся и, выходя, на прощанье послал воздушный поцелуй. Он торопился. График этого дня был довольно насыщен. Накинув кожаный плащ, он вышел на крыльцо дома.

Стояло морозное зимнее утро. Сквозь вращающиеся снежинки слабо пробивалось солнце.

ВОЗМЕЗДИЕ

Спустя два месяца после этой бесшабашной, страстной и откровенной ночи Герман вошел в ночной клуб «Метелица».

Скинув пальто в гардеробе, он поднялся на второй этаж и присел за стойку бара. Публика только начинала собираться, а посему играла негромкая музыка, создавая ненавязчивый звуковой фон. Герман хотел согреться и заказал себе коктейль «Б-52».

Бармен тремя ровными слоями налил три компонента: бейлиз, болуа и куантро. Зажигалкой он зажег верхнюю часть коктейля, и из фужера полыхнуло небольшое синее пламя. Пододвинув коктейль Герману, он одновременно протянул ему пластмассовую трубочку. Весь шик заключался в том, чтобы через трубочку, до того как она оплавится огнем, успеть одним залпом втянуть содержимое коктейля в себя. Верному поклоннику «Б-52» это удалось виртуозно. По телу пробежала горячая волна.

— Повтори еще, — обратился Герман к бармену.

— С удовольствием, — вежливо ответил бармен и принялся колдовать над напитком.

В это время на барный стульчик рядом с Германом присела голубоглазая блондинка с вызывающим декольте.

— У вас, молодой человек, отменный вкус, — кокетливым тоном промолвила она. — Я тоже обожаю этот коктейль.

— Вас угостить? — вежливо поинтересовался Герман.

— Не смею отказаться от столь любезного предложения такого галантного кавалера, — не без лести произнесла она.

— Бармен, сделай две порции, — удвоил заказ молодой человек.

— А вы сегодня один? — поинтересовалась блондинка.

— «Я сегодня один, я — человек-невидимка, и сажусь в уголок. Сижу, словно в ложе, и очень похоже, что сейчас будет третий звонок», — ухмыльнувшись, Герман процитировал строчки из репертуара группы «Машина времени».

— Вы такой душечка. Как вас зовут?

Герман нарочито поднял бровь и представился:

— Граф Калиостро, к вашим услугам. Можно проще, Джузеппе Бальзаме.

— А если честно?

— А какая разница. Ну, например, можешь звать меня Германом.

— Очень приятно. Это, кстати, красивое имя более реально. А меня зовут Лолита.

— Боже мой, Лолита, как ты выросла! — съязвил Герман. — Ведь героине романа Набокова было, по-моему, всего лет двенадцать-тринадцать.

— Время идет, и я росту, — отшутилась Лолита.

— Лолита, можно я задам тебе один, слегка резкий и фривольный вопрос? Прости за прямоту, но я вижу, что ты меня кадришь. Ты путана или вдруг, случайно, нет?

— Ну как тебе сказать… Случаем, и да и нет. Прежде всего, я девушка. Я учусь в университете, и мне нужны деньги, а поэтому приходится иногда идти на компромисс со своей совестью и спускаться на панель.

— Но, увы, в данном случае у тебя, к сожалению, облом. Я не твой клиент.

— Прости, пожалуйста, но, может быть, тебя интересуют мальчики?

— Больше никогда не задавай такого вопроса, — строго предупредил Герман. — Я люблю девочек, но я не люблю их покупать. Разумеется, дело не в деньгах. Дело в том, что я не хочу процедурой покупки унижать в своих глазах женщину. Все ЭТО должно происходить по обоюдному желанию.

— А я считаю, что все в этом мире продается. И чем эта профессия отличается от множества других? Вот, например, ученый продает свой мозг, крестьянин — свои руки, певец — свой голос. Кстати, один мой клиент, пожилой профессор-культуролог, рассказывал мне, что в древнем мире, то ли в Греции, то ли в Риме, точно не помню, был такой храм, где жили красивейшие девушки, которые должны были удовлетворять желания любого мужчины, который туда заходил. Отсюда и пошло выражение «жрицы любви». А были еще гетеры, красивые, умные и образованные… Ты слышал про Таис Афинскую?

— Читал. Это произведение Ивана Ефремова, — ответил Герман и заказал у бармена апельсиновый сок.

— Так ответь же мне. Отчего же я, представительница древнейшей профессии, не могу продать свое тело?

— Да потому, что любовь — это нечто высокое и чистое и это не продается. Я не хочу показаться напыщенным, но считаю, что не все в этом мире продажно. Например, я не продаюсь.

— Но это смотря как посмотреть. Все в мире относительно.

— Но это уже чистой воды демагогия. С такими приемами полемики можно забрести в дремучие джунгли, а выбраться из них будет весьма сложно.

— Тогда можно взглянуть на проблему иначе, — не унималась Лолита. — Ну, например, почему обеспеченный человек не может просто помочь девушке материально?

— Почему не может? Очень даже может. Но это зависит исключительно от его желания. И не забывай, что у нас равноправие полов. Вот вы все презираете альфонсов. Мерзкие типы, я согласен. Но, поверь, продажная женщина, живущая на средства мужчин, отличается от них немногим.

— Да у вас целая теория, как я погляжу. Вы такой умный и интересный.

— Я же представился, меня зовут граф Калиостро.

— Может, вы позволите, ваше сиятельство, заблудшей овечке поболтать со столь неординарной личностью?

— Почему бы и нет. Еще по коктейлю?

— Спасибо.

Через некоторое время Герман поинтересовался у своей собеседницы:

— Слушай, а ты, случайно, не знаешь одну девушку по имени Маргарита? Такая стройная шатенка с серо-зелеными глазами? У нее еще маленькая родинка под мочкой левого уха.

Лолита изменилась в лице. Она резко помрачнела, черты как-то вытянулись и заострились.

— Да, я знала ее. Мы с ней часто общались. Но она… Ее уже нет…

— Как нет! Она куда-то уехала? Лолита помолчала, а затем промолвила:

— Можно и так сказать… Но уехала туда, откуда не возвращаются…

— Не говори загадками, — прервал ее Герман. — Где она?

— Она погибла. Бедная девочка. Такая хорошая была, и такая страшная смерть.

— Как это произошло? — Лицо Германа окаменело.

— А ты разве ничего не слышал? Здесь столько разговоров об этом было…

— Нет, не слышал. Рассказывай.

— Ее убили. Убил один маньяк. Извращенец и садист. Случилось это пару недель назад. Познакомился он с ней здесь, в «Метле». Щедро заплатил, и они поехали к ней на квартиру. Что этот гад с ней там проделывал, трудно представить. Но через два дня ее труп обнаружили там, весь изрезанный какими-то знаками, с выколотыми глазами и вырезанным сердцем. Руки и ноги ее были прикованы наручниками к спинке кровати. Во рту был кляп из ее же трусиков. Страшное зрелище. Жуткие пытки. Она так мучилась, бедняжка. — На глаза Лолиты навернулись слезы.

Глаза у Германа тоже повлажнели.

— Эту сволочь, этого гада, — продолжила девушка, — вскоре задержали. На его счету оказалось еще несколько трупов. Почерк был один и тот же. Жертвами его были, как правило, проститутки. Сейчас все наши девчонки в ужасе. Уезжают только со знакомыми клиентами. Говорят, эта мразь находится в следственном изоляторе «Лефортово». Там он, в больнице, косит под психа. Я бы в такую мразь зубами вцепилась. Вырвала бы каждую его жилу. Мразь, какая мразь! — уже не сдерживаясь, зарыдала Лолита.

— Да… мразь… — задумчиво произнес Герман.

Он пододвинул девушке стакан воды, рассчитался с барменом и, попрощавшись, вышел из клуба.

О чем думал Герман, догадаться было сложно. В голове его царил сплошной бардак. Ему было безумно жаль Маргариту. Она явно чем-то затронула его душу. Сейчас это ощущалось неоспоримо .сильней.

Он винил себя за то, что мог бы без труда помочь девушке как-то устроить свою жизнь, но вместо этого прочитал ей высокоморальную проповедь. А если бы он помог ей, то ничего бы этого не произошло и она осталась жива. Но кто же знал!

А эта гнида, эта садистская мразь, валяется себе уютно на больничной койке.

Вот кем должны заниматься компетентные органы. Именно им следует бросить все силы и использовать все возможности на поимку и уничтожение подобных оборотней. Их нужно на месте рвать на куски. Убивать мучительно и жестоко, без всякого суда и следствия, а не заниматься всякой чепухой и формализмом. А тут еще ввели мораторий на смертную казнь…

И эта мразь жива…

Прошло два дня, а Герман не мог найти себе покоя. Что-то мучило его и терзало. Не выдержав, он набрал телефон Феликса и сказал, что им необходимо повидать друг друга.

— Слушай, старик. У тебя есть люди, которые могли бы помочь проникнуть в «Лефортово», за любые деньги? — спросил Герман у Феликса при встрече.

— Ну, брат, ты загнул, — удивился Феликс. — Ладно бы в «Бутырку»… Но в «Лефортово»… Это, братуха, задача из разряда научной фантастики.

— Старик, безвыходных ситуаций не бывает. Всегда есть какой-нибудь вариант… Тем более, я же сказал, любые деньги.

— Деньги… Деньги… Человек в «Лефортово», — задумался Феликс. — Есть у меня кое-кто на примете. Надо хорошенько подумать…

— Так давай же думать! Есть одна мразь, это…

Утром следующего дня медсестра открыла дверь одиночной палаты больницы следственного изолятора. За ней вошел вертухай. Приблизившись к койке пациента, она издала ужасающий крик. На койке лежало, прикованное наручниками за руки и за ноги к кровати, бездыханное тело маньяка. Его гениталии были отрезаны и запихнуты в полость его же рта, а на груди виднелась отчетливо вырезанная надпись. Это было всего лишь одно слово: «Мразь»!