По закону военного времени…

13.

Очнулся в какой-то землянке на грубых нарах. Возле меня лежали еще человек десять и человек пятнадцать сидели на полу или на таких же “топчанах” у противоположной от меня стены. Я был в камуфляже, но без бронежилета, ремня, шнурков и оружия. Еще раз огляделся: народ собрался здесь самый разный. Одни были в форме, а другие – в гражданке. После удара прикладом в голове стоял ужасный звон и хотелось пить. На соседних нарах сидели два мужика и играли в кости, сделанные из затвердевшего хлебного мякиша. Дернул соседа слева за рукав:

– – Слышь, браток, а где я?

– – В приемнике-распределителе фильтрационного лагеря для военнопленных и военных преступников.

– – А какого черта здесь? Я ведь ничего такого не совершил.

– – Да все здесь такие – ничего не совершавшие. А ты как сюда попал?

– – Выходил из окружения, раненную девчонку на себе пер, а потом на меня какие-то мудаки напали и прикладом по башке, а дальше не помню.

– – Понятно. Только особисты тебе не поверят. Мародерство пришьют, как пить дать. Девчонка хоть живая?

– – Типун тебе на язык. Та живая. Кстати, меня зовут Володей.

– – Можешь меня Михалычем называть.

– – Слушай, Михалыч, а воды здесь раздобыть можно?

– – Можно, если у тебя есть деньги. За деньги здесь все можно. А если нет бабулесов, то можно подохнуть от голодухи. Можно заработать деньги услугами.

– – Слушай, прямо как на зоне.

– – А что? Уже приходилось что ли? А здесь и есть зона.

– – Да нет, Бог миловал пока.

– – Михалыч, а тебя-то за что загребли? Ты вроде гражданский.

– – Да мародерку шьют. А взял-то всего пару консерв у убитого. Жрать-то хочется.

– – Ясно.

Тут зашел боец с автоматом и крикнул мою фамилию. Неторопясь встал, подошел к нему и он, защелкнув на моих запястьях наручники, вывел из камеры. Конвоир вел меня по небольшому пустырю, огороженному колючкой, к какому-то вагончику. Меня завели в прокуренную комнату, где сидел мужик с сединой на висках в камуфляже с погонами майора. Позади вагончика тарахтел дизельный генератор, который давал электричество вагончику. Майор указал мне на стул на другом конце стола, я сел.

– – Ну, что, молодой человек? Сразу сознаетесь или будете мурку водить?, – спросил он беззлобно, что-то написав на чистом листе серой бумаги.

– – В чем я должен сознаваться? – сразу напрягся я.

– – Да ладно расслабься это я так, прикалываюсь. Закуривай.

– – Да нет, спасибо, бросил. – отказался я, хоть и хотелось курить. Первый принцип: никогда на допросе не бери у следователя сигарету, конфетки или еще чего-нибудь, потому что ты невольно попадаешь в психологическую зависимость от него. Надо брать разговор в свои руки.

– – Молодец. Ну, давай, фамилия, имя, отчество, дата и место рождения.

– – Свешников Владимир Анатольевич, 23 июня 1983 года, в городе Симферополь.

– – Хорошо, чем ты можешь подтвердить свою личность? Или кто может подтвердить твою личность?

– – Так у меня же документы на руках были.

– – У тебя их было аж два комплекта.

– – Так это на погибших товарищей, для сдачи в штаб, чтобы не считали их пропавшими без вести. Плюс еще санитарка Таня, которую я тащил может подтвердить. И вообще, на документах все-таки фотографии есть.

– – Ну ладно, а где и кем служишь? Воинское звание?

– – Служу командиром 3-го взвода 2-й роты 2-го батальона 3-й бригады морской пехоты Черноморского флота. Звание – младший лейтенант.

– – Почему оказался за линией фронта?

– – Во время артналета меня контузило, потерял сознание. – сказал я и рассказал ему все до мельчайших подробностей о своих приключениях. Следователь внимательно меня слушал и что-то писал на том же листе бумаги. Иногда задавал вопросы общего плана.

– – Вот, что, Володя, я склонен тебе верить, но до конца проверки информации, которую ты мне рассказал, ты должен будешь находиться здесь. Ты мне нравишься, и поэтому я тебе организую одиночку, чтобы ты мог нормально отдохнуть.

– – Я на положении заключенного?

– – Пока да.

– – А сколько займет проверка?

– – Недели две.

– – Ну, что ж, я подожду.

– – А у тебя есть выбор?

– – Это точно. А письма домой написать можно, чтобы сообщить своим, что живой?

– – Извини, Володя, это исключено.

– – Ну, а книжку какую-нибудь почитать?

– – Тоже запрещено. В общем, сиди и отдыхай. Кормить тебя будут нормально. Дадут матрац и одеяло с подушкой. Будешь жить как кум королю.

– – Спасибо, товарищ майор, а чем вызвано такое благожелательство?

– – Воспринимай это как мою добрую волю к тебе. Кстати, а что ты вообще умеешь?

– – В каком плане?

– – Ну, владеешь ли языками и тому подобное.

– – В совершенстве знаю украинский язык литературный и три диалекта.

– – Хм, а какие диалекты?

– – Южноукраинский, закарпатский и который распространен в Винницкой, Ивано-Франковской и Ровенской областях.

– – А ты что, жил там?

– – Да нет. Просто служил с ребятами из тех мест, а языки мне всегда легко давались.

– – Это хорошо, а какие еще знаешь языки?

– – Английский в объеме, который хватает для общения. Во всяком случае, в стиле: “Мальчик жестами объяснил, что его зовут Хуан” объясниться смогу.

– – Really? Ok, tell me please, how can I take in Sevastopol from fifth kilometer to the Kamyshovaya-bay? (Неужели? Хорошо. Расскажи мне пожалуйста, как в Севастополе мне добраться с 5-го километра в Камышовую бухту?)

– – You need take fourteenth taxi to the end. And you can take twelfth taxi to the stop of Lazarev square and there take tenth taxi to the end. I want to warning you, my English is not very good, because I had not any practice during last five years. (Вам необходимо сесть на 14-й маршрутку до конечной остановки. А также можно сесть на 12-й топик до остановки «площадь Лазарева», а там сесть на 10-й до конечной остановки. Хочу предупредить: мой английский язык не очень, так как я не практиковался уже лет пять.)

– – I see. (Понятно). Хорошо, это очень хорошо.

– – А что ж хорошего – пять лет не практиковался.

– – Хорошо, что есть навыки.

– – Это вы к чему?

– – Да так, мысли вслух.

– – Понятно.

– – Кстати, ты полковника Мамчура знаешь?

– – Да, конечно.

– – А откуда?

– – Мы с ним вместе в военкомате служили, точнее был под его началом некоторое время.

– – То есть ты с ним можешь общаться и не в официальной обстановке.

– – Ну да.

– – Хорошо, я понял.

– – А что случилось?

– – Да так ничего особенного, не обращай внимания.

– – Как скажете. А как там Таня?

– – Какая Таня?

– – Ну, та раненая санитарка, которую я на себе из окружения вынес.

– – А что, у тебя с ней «любовь-морковь»? – двусмысленно осклабился майор.

– – Нет, мне же нужно знать как там человек, который может подтвердить мои слова и личность. Да и что, зря ее что ли пер на себе?

– – Не волнуйся, она уже в госпитале. Показания с нее взяли, поэтому я с тобой так мирно разговариваю.

– – Ну, слава Богу. – перекрестился я.

– – Ну ладно, до встречи. – сказал он и нажал кнопку звонка.

В комнату зашел солдат с наручниками и автоматом за спиной. Завел мои руки за спину и щелкнул браслетами наручников. Первым вывели меня, а потом вышел майор. Отвели сначала в общую землянку. Через полчаса меня опять крикнули на выход с вещами. Отконвоировали на другой конец лагеря и заперли в «одиночной камере». Это был кунг, который был раньше, по-видимому, штабной машиной. Внутри уже на привинченной к полу панцирной кровати лежал матрац, и одеяло с подушкой. Я повалился на нее и забылся мертвецким сном.

Проснулся от стука ключей в замочной скважине, открылось окошечко в двери и на небольшом подоконнике окошечка появилась алюминиевая миска с дымящейся кашей, кружка с чаем поверх которой лежали два куска черного и один кусок белого хлеба, а также пайка масла. Давно так сытно и вкусно не ел. Каша оказалась с тушенкой, а чай – был сладким и масло на хлеб намазывалось. После того, как одним махом проглотил то, что принесли, растянулся на кровати и потянулся. Жизнь показалась не такой уж и плохой. Недаром в шутку всем говорил, что у меня самая легковозбудимая эрогенная зона – это желудок. Ну да, путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Чтобы не задеть мозги и легкие. Это прописная истина. Интересно, почему ко мне так хорошо отнеслись? Это не спроста. Что-то во всем этом напрягает. Особист, который идет тебе навстречу это обычно к плохому. Бойся данайцев дары приносящих. А точнее бойся особистов дары приносящих. Скорее всего хотят вербануть и сделать «барабаном», то есть стукачом. Наверное, сейчас сделают запрос в бригаду и потом передадут в «теплые объятия» особого отдела курирующего нашу бригаду. А те тоже начнут рассказывать лекции «О влиянии бурана на яйца барана в степях Казахстана». Короче, не меньше месяца. А то и больше придется “на нарах чалиться”, как говорят на зоне. Кстати, нужно себя чем-нибудь занять иначе от скуки с ума сойти недолго. Но скучать не давали: на следующий день заставили собственноручно написать свои злоключения в окружении. И так через день в течении недели. Все остальное время проводил в размышлениях о смысле жизни. Кстати, наверное, меня можно обвинить в плагиате, но дошел до такой мысли: «Жизнь – это неизлечимая болезнь с летальным исходом, передающаяся половым путем». Недаром же говорят, что на военной службе и в браке либо становишься алкоголиком, либо философом. Теперь у меня, было достаточно времени, чтобы философствовать.

Через полторы недели в мою «камеру» пришел солдат с наручниками и повел в тот самый вагончик, где обычно допрашивали. Там опять ждал майор Кустов – следователь, который вел мое дело.

– – Ну, что, Володя, у меня хорошие новости: пришли ответы на наши запросы. Мы сейчас тебя отправим под конвоем в Управление военной контрразведки штаба СОРа. А уж они там тебя освободят и отправят в часть. Судя по запросам, ты чист. Есть пожелания, жалобы или еще что-нибудь?

– – Нет, все было нормально. Спасибо, товарищ майор, что хорошо ко мне отнеслись.

– – Да я просто уже не первый год с людьми работаю и научился видеть, где человек врет, а где говорит правду. Ну, будь здоров, младшой. – и он пожал мне руку.

Меня вывели из вагончика и подвели к автозаку.Залез во внутрь, там была стальная клетка, в которой обычно помещался заключенный. У бортика увидел свои вещи, а также оружие. За мной вошли два сержанта с автоматами. Один из них открыл решетчатую дверь клетки и жестом приказал мне туда войти. Захлопнулась дверь и оба сопровождающих уселись на скамейку между клеткой и выходом из будки. Мы ехали около часа, трясло немилосердно, потому что уже смеркалось и водитель ехал на огромной скорости по разбитой дороге, чтобы не стать жертвой случайной ракеты или еще чего-нибудь. Ну, и качество дорог после того, как несколько месяцев подряд по ней идет бесчисленное количество техники, в основном гусеничной, можете себе представить. И еще частенько америкосовская авиация по ней работала. Приходилось заруливать в лес, чтобы переждать налеты вражеских самолетов. Эти сержантские уроды во время налетов выбегали из машины и прятались неподалеку, а я оставался в клетке. Вероятность гибели в машине у меня была в сотню раз больше, чем побега. Зачем мне это? Всеравно везли освобождать.

Наконец машина остановилась и сопровождавшие меня вертухаи уже через минуту выводили из «воронка». Мы оказались возле старого бомбоубежища, возле кинотеатра «Победа». Повели по длинному коридору и завели в “аквариум”. Дежурным оказался молодой лейтенант с небольшим следом от ожога на лице. Он, недолго думая, расстегнул одну дужку моих наручников и защелкнул ее на трубе батареи отопления. Так просидел около сорока минут, наблюдая за окружающей обстановкой. После почти двухнедельной отсидки и информационной изоляции, вся эта суета воспринималась с какой-то долей восторга. Невольно прислушиваешься к разговорам – вдруг какие-нибудь новости услышишь. Вокруг ходили люди в форме, каждый был чем-то занят. Приводили и уводили людей самой разной наружности. Лейтенант сидел и отвечал на непрекращающиеся звонки телефонов. Казалось, что обо мне забыли.

Наконец в дежурку зашел высокий старлей. Он о чем-то поговорил с дежурным-лейтехой, тот отстегнул наручники от трубы и вошли два прапорщика, которые под конвоем отвели меня в какой-то кабинет. Там предложили присесть и закурить (снова отказался). Меня допрашивали два майора, внешность которых не разглядел из-за того, что свет от электрической лампы бил мне прямо в глаза. Снова рассказал свою историю. Они позадавали еще пару вопросов и меня вывели. Опять прищелкнули к батарее и ждал еще пятнадцать минут. Потом пришел дежурный, отстегнул меня сначала от батареи, а после вообще снял наручники. Он приказал следовать за ним. Спустились на уровень ниже и через пару дверей зашли в кабинет. Там сидел какой-то подполковник.

– – Свешников Владимир Анатольевич? Присаживайтесь.

– – Спасибо.

– – У меня к вам есть небольшой разговор. Единственно прошу, независимо от его результатов сохранить его в тайне. Вот, распишитесь здесь. – сказал он, протягивая бланк обязательства о неразглашении.

– – Хорошо, обещаю.

– – Ну, так вот. Мы вам предлагаем свободу в обмен на сотрудничество.

– – Это очень хорошо, но в чем будет заключаться моя задача?

– – Постарайтесь втереться в доверие к полковнику Мамчуру и его заму по вооружению капитану Ленько. Ваша задача в том, чтобы вы стали для них настолько своим, чтобы они давали выполнять самые щекотливые поручения.

– – Это понятно, а как с вами связь держать?

– – Через вашего особиста – лейтенанта Мавросовидиса. Если заметите что-либо интересное с оружием, боеприпасами и т.д. немедленно докладывайте ему.

– – Я понял. А если я откажусь?

– – Вас тогда разжалывают в рядовые и попадаете в дисциплинарный батальон.

– – Нда-а, перспективка не ахти. А какие-нибудь поощрения за это будут?

– – В данном случае для вас ненаказание будет самым лучшим поощрением.

– – А в чем меня обвиняют?

– – В дезертирстве, мародерстве, распространении наркотиков, убийство начальника и шпионаже. А по закону военного времени сами знаете, что за это грозит.

– – Ну, а доказательства есть?

– – Сколько угодно. – сказал он и достал из рядом лежащей папки листы бумаги. – Это опись вещей изъятых у вас при задержании. Здесь указано: пять колец из желтого металла, предположительно золото; четыре зуба того же цвета; документы на имя майора Нестерова и рядовой Лабунец; личные вещи; валюта на сумму трех тысяч долларов США; продолжать?

– – Да нет не стоит. – я понял, что меня прижали к стенке. – Насчет золотишка и валюты – это мне подбросили, изъятие проводилось, когда был в бессознательном состоянии.

– – А вы докажите. На всех этих предметах нашли ваши отпечатки пальцев. А откуда у вас доллары США и фальшивые украинские гривны?

– – Подбросили. Тем более, что Татьяна, которую тащил на себе все может подтвердить, что ничего такого я не делал. И у майора Кустова из фильтрлага есть ее показания.

– – Кто подбросил? Фамилии? Эта девушка уже дала показания. И утверждает, что вы ей угрожали и держали в заложниках. Это написано в показаняих рядовой Лабунец, которые нам передал майор Кустов.

– – Не знаю, я же говорю, что был в отключке. Интересно получается, угрожал и держал в заложниках, а потом еще ее раненную тащил на себе. Нестыковочка, товарищ подполковник. А можно глянуть на эти показания?

– – нет, глянуть нельзя. Ну, а во-вторых, вы, как лояльный гражданин и добросовестный военнослужащий должны оказывать содействие правоохранительным органам.

– – Если бы вы начали со второго, то я бы согласился. А в чем обвиняются Мамчур и Ленько?

– – Если дадите согласие, то расскажу.

– – Хорошо, я согласен.

– – Подпишите это обязательство, предварительно ознакомьтесь с его содержанием. – и он протянул мне лист бумаги. На нем была стандартное обязательство при оформлении на допуск к госсекретам, правда, с несколькими поправками, относительно моей деятельности. Подписал и протянул обратно.

– – Очень хорошо, очень разумно с вашей стороны, Владимир Анатольевич. Суть дела в чем, по нашей информации, Мамчур и Ленько снабжают оружием и боеприпасами татарских сепаратистов, даже оставляют им технику. А все списывают на боевые потери. Нам известно, что они иногда снаряжают целый грузовик и вывозят его в лес, где происходит обмен на деньги или наркотики. Всех свидетелей они убивают. Так, что нужно вывести этих козлов на чистую воду.

После допроса следак вызвал конвоиров-прапорщиков. Опять куда-то повели. Зашли в какой-то кабинет, где, как мне показалось, был у них склад. Там к нам подошел старый старший прапорщик. Выдал все мои вещи и оружие, потребовал расписаться в накладной. Ну, что ж, раз порядок требует – надо расписаться. Один из прапоров забрал у меня оружие, обещая вернуть его на выходе, повел меня дальше.

На выходе он сдержал слово – вернул автомат и пистолет. Вот теперь можно пойти к своим. Не знаю, где они находятся сейчас, но не это было важным – я наслаждался свободой. И тут начался дождь, природа просыпалась от зимней спячки: все-таки начало мая. В это время обычно девчата уже снимали зимние одежды, выставляя свои формы и прелести напоказ. Но это было в прошлой жизни, как мне кажется – в мирное время. Город окончательно изменился – улицы было не узнать и уже не мог сориентироваться, где нахожусь. Кругом одни развалины, на остатках планировки улиц копошились солдаты и строительная техника. Люди разбирали завалы, освобождая дороги. Развернул воротник бушлата, где находился капюшон и, накинув его поверх шапки, побрел дальше. У первого же патруля спросил, где находится комендатура. Они сначала с подозрением посмотрели на меня и потребовали документы. Морпехи были уже одеты по-весеннему, а я еще в бушлате и шапке. Отдал документы на ознакомление. Начальник патруля, старший лейтенант в морской форме с автоматом спросил меня кто я и откуда. Рассказал ему вкратце, где, что и как. Он посмотрел на меня немного по-другому. И потребовал мое оружие. Пришлось подчиниться, солдат сзади застегнул наручники, и опять повели меня куда-то.

В подвале здания городской прокуратуры, куда я был препровожден, оказалась гарнизонная комендатура. По “рубке дежурного” плавал сизоватый табачный дым. В наспех сооруженной клетке сидело еще три человека. Меня посадили на стул в коридоре и пристегнули к трубе отопления. Подсела девушка в камуфляже со звездочками прапорщика, достала лист бумаги и что-то написала. Потом спросила мои данные. Я ответил и попросил ее связаться с моим начальством сообщить, что нахожусь здесь. Прапорщица ушла, оставив пристегнутым. Не заметил, как уснул. Блин, что-то в последнее время, как солдат-первогодок – «как только почувствую точку опоры – через минуту оттуда доносится храп».

Спал без снов и проснулся от того, что кто-то тормошит. Да и рука, за которую был пристегнут ужасно занемела и потеряла чувствительность. Хоть “незнакомку” делай (это из фильма «Угнать за 60 секунд»: садишься на руку, отсиживаешь пока эта конечность не потеряет чувствительность и начинаешь ею онанировать). Открыл глаза, меня тормошил майор Сазонкин – заместитель комбрига по воспитательной работе. Его не особо любили в бригаде, но сейчас я ему был рад, как будто встретил родственника. К нам подошел помощник дежурного по комендатуре и снял с меня наручники. Зашел в дежурку, получил обратно свои документы и оружие. Ехали на уазике, Сазонкин по дороге не расспрашивал меня, где и как попался комендачам. Он только приказал написать объяснительную и принести ее завтра после утреннего развода. Видимо, “политический” не знал, что я давненько уже пропал, а также решил, что повздорил с патрулем и те меня заграбастали в комендатуру. Бригада расположилась в четвертом секторе обороны, то есть в районе села Терновка Балаклавского района. Штаб находился в здании Терновского сельсовета. До линии фронта было около десяти километров, так как бригада была во втором эшелоне. Подъехали к штабу, возле крыльца стояли офицеры и курили. Когда я вылез из машины они посмотрели на меня, неожиданно от этой группы отделился человек и подбежал ко мне. Это был Саня Гурко. Он подбежал и, не стесняясь присутствия Сазонкина, начал обнимать.

– – Где ж ты пропадал, чертов сын? А мы уж подумали, что пропал без вести. Товарищ майор, – обратился он к Сазонкину, – разрешите забрать своего подчиненного.

– – Да нет, сначала комбригу его покажу, а то умудрился попасть в комендатуру, нас опозорил. Пусть он с ним разбирается, раз не может спокойно ходить по городу. Идемте, товарищ младший лейтенант, и ты тоже Гурко, раз это твой подчиненный.

– – Да вы что, товарищ майор?! Он же числится у нас как пропавший без вести после Орлиного.

– – То есть?

– – Когда нас выбили с опорного пункта на северо-западе Байдарских ворот у Орлиного, наша рота почти вся полегла тогда.

– – Это действительно так? – посмотрел он на меня.

– – Так точно, товарищ майор, – сказал я.

– – Так что же ты молчишь, сукин ты сын! Все равно идем к комбригу.

– – Ну, вы же не спрашивали…

Зашли в кабинет Мамчура. Его на месте не оказалось – уехал на позиции. Повели к начальнику штаба майору Семенову. Он поздоровался со мной за руку и усадил. После рассказа о своих приключениях был благополучно отпушен в сопровождении Гурко к своей роте.

Как хорошо снова оказать среди своих! На душе сразу появилась особая теплота и, можно сказать, слезы на глазах. Бойцы взвода искренне радовались моему возвращению. Пегриков забыл даже свое обычное чувство дистанции и субординации – чуть не раздавил в своих медвежьих обьятиях. Приятно, черт подери! Значит ты нормальный человек, член, так сказать коллектива, раз радуются твоему возвращению подчиненные. Теперь можно и дальше воевать!