По зову сердца

Глава 7

Ему нужна жена. Ха. Хьюго смотрел на взятые и отданные шахматные фигуры. Неужели она намекала на себя, желая обрести положение в обществе? Нет, на нее это не похоже. Не потому ли он реагировал на ее слова так резко? Проклятие. Ему не нужна жена.

Но миссис Грэм ему нужна.

Он не винил миссис Грэм за склонность к уединению, но она казалась ему подозрительной. Ее выдавал загнанный взгляд, когда он расспрашивал ее, пытаясь узнать побольше, словно она ждала, что клетка захлопнется и ей из нее не выйти.

Джевенс принес бренди, лицо его выражало неодобрение.

— Будут еще приказания, милорд?

— Нет, благодарю. — Сознавая, что рука у него дрожит, он подождал, когда дворецкий уйдет, прежде чем наполнить бокал. Он сделал долгий медленный глоток и потер бедро. Раза два согнул ногу в колене, стараясь облегчить боль. Ему было хуже, чем когда-либо, — черт, да и выглядела рана ужасно. Придется, видимо, отправиться в Лондон, к этому чертову хирургу.

Услышав стук колес по гравию, Уонстед посмотрел в окно, как будто мог увидеть ее прямую фигуру в двуколке и лицо под полями простой шляпки.

Он обожает ее улыбку, от которой ее щеки становятся еще более округлыми, словно сочные груши. Уонстеду хотелось услышать, как она смеется. Но, находясь в его обществе, не очень-то посмеешься. Да он и не станет стараться, если хочет оставаться верным своей клятве. Кроме того, он обязан уважать ее верность мужу, который отдал жизнь за Англию. Он ощутил укол зависти. Неужели он завидует мертвому?!

Не исключено. Но почему с некоторых пор взгляд ее стал затравленным? Что-то тревожит ее? Но что? Эту загадку ему предстоит разгадать.

Она не нуждается в его помощи. Достаточно того, что он против собственной воли позволил ей остаться во вдовьем доме.

Нет, этого недостаточно. Совершенно недостаточно. Он доберется до сути того, что ее тревожит, пусть даже для этого придется устроить у себя этот дурацкий деревенский праздник.

Он заставит себя не думать о ее роскошном теле, о пышной груди, о ногах цвета сливок, которые обхватят его бедра. Чтобы прорваться сквозь заграждения, возведенные скрытностью этой женщины, необходимо выработать стратегический план, как для военной операции. Для этого нужно время.

Бедро у него дергалось и горело. Врач сказал, что потребуется время, пока нога заживет. Потребуется время, чтобы выяснить, на что смотрит миссис Грэм, оглядываясь на свое прошлое. Он налил себе бренди и опустился в кресло.

Денег у него мало, а времени с избытком.

— Доброе утро, миссис Грэм.

Люсинда, срезавшая розы, чтобы поставить их в вазу, испуганно выпрямилась.

Лорд Уонстед, в сапогах и с хлыстом в руке, стоял по другую сторону изгороди. Сердце у нее екнуло и замерло. Она нахмурилась.

— Я не слышала, как вы подъехали.

Это никак нельзя было счесть теплым приветствием. Она настороже, взволнована, часто дышит. Уонстед поморщился.

— Я приехал в экипаже. — Он ударил хлыстом себя по бедру.

— Я могу быть вам чем-нибудь полезна, милорд?

— Да, — сказал он. — Утро прекрасное, и я хочу вам кое-что показать.

Она удивилась.

— Вот как?

Он озорно усмехнулся:

— Я хочу показать вам луг, где будет устроен праздник.

От блеска в его глазах в венах ее загудела кровь, и Люсинда ощутила приятное тепло. Отчаянная попытка, которую она сделала, чтобы успокоиться, успеха не принесла.

Она покачала головой.

— Лучше отвезите туда преподобного Постлтуэя, милорд.

Любезное выражение на его лице исчезло.

— Это вы предложили, чтобы я устроил праздник на своей земле.

— Викарий возглавляет наш комитет.

— Я был бы признателен, если бы вы одобрили мою идею, — сказал Уонстед. — Понимаете, я вспомнил, что мой дед всегда отдавал под праздник нижнюю луговину у реки.

Так вот что он придумал, лишь бы не открывать свой дом для соседей.

— Понятно.

От ее неприязненного тона настроение у него испортилось.

— Это хорошее место. Не так далеко, из деревни оттуда: можно дойти пешком. Вы сначала посмотрите, а потом отказывайтесь.

Если она будет разъезжать по окрестностям с его сиятельством, пойдут сплетни.

— Сегодня у меня полно дел.

— Знаю. Во второй половине дня у вас собрание комитета. Вы захотите обсудить с ними мое предложение.

Господи, неужели у него на все готов ответ?

— Но София…

Энни высунула голову из задней двери, заметила его сиятельство и густо покраснела.

— Милорд, — ахнула она и хотела, было присесть в реверансе, но округлившийся живот позволил ей лишь наклонить голову. — Простите, что помешала.

— Миссис Даннинг, не так ли? — осведомился лорд Уонстед.

Энни просияла: — Да, милорд.

— Вы сможете присмотреть за мисс Софией пару часов? Мы с миссис Грэм должны сделать одно дело.

Люсинда воззрилась на него. Надменный повеса. Она уважаемая вдова, а не легкомысленная барышня, которую впервые повезли кататься в Гайд-парк. Люсинда решила отказаться.

— Да, милорд, — ответила Энни. — Езжайте, миссис Грэм. Я возьму Софию в деревню, пусть поиграет с двойняшками.

Господи, ну неужели перед ним никто не может устоять?

— Сегодня во второй половине дня мне нужно присутствовать на собрании.

— Ну и пожалуйста, — сказала Энни. — Я присмотрю за малышкой, как мы и договорились, а его сиятельство довезет вас до дома викария.

София протиснулась через дверь мимо Энни.

— Двойняшки? — спросила она с лучезарной улыбкой. Люсинда обескуражено вздохнула. Все против нее.

Как можно не отозваться на такое выражение детского личика?

— Хорошо. Пойду за шалью.

Люсинда поспешила в дом, на ходу отдавая Энни указания.

Она вышла через переднюю дверь, и остановилась при виде ожидающих на лужайке двух черных как смоль лошадей, запряженных в открытую коляску с высоким сиденьем.

— Боже мой, — выдохнула она. Лорд Уонстед повлек ее вперед.

— Они прибыли вчера вечером. — И он похлопал одну из лошадей по лоснящемуся боку.

Это были великолепные создания с блестящей шкурой и широкой грудью.

— До чего же они красивые! Я и не знала, что у вас есть такие прекрасные лошади. Вы знаток лошадиных статей, милорд.

Он бросил на нее резкий взгляд.

— Очевидно, вы тоже, миссис Грэм. Поскольку я знал, что Альберт в его возрасте не в состоянии ухаживать за ними, отослал их в мой охотничий домик, пока меня не было.

— Вы очень заботливы, милорд. Уонстед нахмурился.

— Это всего лишь здравый смысл.

Нет, это доброта, хоть он в этом и не признается. Чем больше она узнает его, тем больше понимает, что за грубой внешностью скрывается нежная душа.

— Если мы собираемся посмотреть на луг и вовремя вернуться на собрание, нам нужно поторопиться.

И снова на ней остановился его дразнящий взгляд, который так взволновал ее в среду.

— Позвольте, я помогу вам.

Обдумывая его намерение, она и представить себе не могла, что он может поднять ее так высоко, пока он не обхватил ее руками за талию, и она не взлетела вверх. При этом она ощутила себя необыкновенно женственной. Она положила руки на его широкие плечи и почувствовала, как под пальцами у нее перекатываются мускулы. Люсинда сразу же забыла о прошлом, об ошибках, о боли. И улыбнулась ему.

Он подмигнул ей, и она вспыхнула.

Уонстед усадил ее на сиденье и поморщился от боли. Люсинда смотрела, как он обходит коляску. Он явно не пьян. Но двигается как-то неловко, прихрамывая. Он человек гордый и наверняка скрывает последствия полученных ран.

Уонстед сел рядом с ней и взялся за поводья.

— Ваша рана все еще беспокоит вас? — спросила Люсинда.

Уонстед пришел в замешательство. Он вывел коляску с лужайки, пустил лошадей быстрым шагом и сделал вид, будто это не стоило ему никакого труда. Когда-то она наблюдала, как Джеффри учится обращаться с поводьями, и сама попыталась править лошадью, поэтому не могла не восхищаться его искусством.

Экипаж свернул на дорогу, которая шла вдоль стены Грейнджа с одной стороны и зеленой изгородью с другой и вела к Блендону. Люсинда старалась не обращать внимания на крепкое мускулистое бедро рядом с собой, на широкие плечи, занимавшие слишком много места, на лимонный запах его мыла, от которого мысли у нее в голове путались, а внутренности превращались в кашеобразное варево.

— Она беспокоит вас? — снова спросила Люсинда. — Ваша рана?

Уонстед пожал плечами.

— В сырую погоду причиняет множество неудобств, — ответил он. — Или если я долго сижу без движения.

И, конечно же, эта рана причинила ему боль, когда он поднял особу весом с пони, хотя был слишком любезен, чтобы признаться в этом. Может быть, именно из-за раны он то и дело спотыкается? А вовсе не из-за бренди?

— Вам следовало бы обратиться за советом к доктору.

— Это касается только меня, миссис Грэм. — Взгляд его снова стал холодным.

— А разве только вас касается, что вы появляетесь у дома, где живет незамужняя женщина? Разве только вас касается, что вы разъезжаете с ней по окрестностям в экипаже, который молодые люди в Лондоне, насколько мне известно, называют «убийцей дамских репутаций»? И, тем не менее, вы этим занимаетесь.

— А вам многое известно из того, что говорят молодые люди в Лондоне?

Снова осторожное прощупывание. Снова он приблизился к ее оборонительным сооружениям, чтобы избежать ее вопросов.

— Даже до жителей севера доходят рассказы о великой столице. — Когда ее братья повзрослели, они только об этом и говорили.

— Пожалуй. Но от кого вы все это слышали?

— От мужа.

Она напомнила ему о своем положении вдовы, и это явно было для него шахом и матом. Она припрятала это наблюдение про запас и откинулась назад, на пружинистую спинку сиденья, наслаждаясь солнечным теплом на лице и втягивая в себя воздух, пропитанный запахом свежескошенной травы и сладкого клевера. Легкий ветерок шевелил пенистую листву дикой петрушки, в изобилии растущей вдоль обочины дороги. В зеленой изгороди распевали черные дрозды и чирикали воробьи.

Уонстед свернул с большака и поехал по проселку. Плети ежевики тянулись к ним, царапая борта экипажа, сквозь арки из березовых ветвей на тенистую дорожку падали золотистые лучи.

— Как красиво, — сказала Люсинда. — Куда ведет эта дорога?

— Увидите.

— Разумеется. Но мне хотелось бы знать, куда я еду.

— Зачем?

— Вы сказали, что это недалеко от деревни, но мы, судя по всему, едем в другом направлении.

— Склонна к подозрительности и любит командовать, — пробормотал он.

— Прошу прощения?

— Я сказал, что вы не только склонны к подозрительности, но и любите командовать в курятнике. — Он искоса посмотрел на нее, словно хотел узнать ее реакцию, но блеск в его глазах лишил его слова колкости.

Люсинда не сразу нашлась с ответом. Неожиданно лошади остановились в тупике, с трех сторон окруженном деревьями. Где-то вдали слышались звуки бегущей воды.

— Доехать в коляске можно только до этого места, — сказал он. — Дальше придется идти пешком.

Она ухватилась за его последние слова:

— Уверена, земля слишком сырая, чтобы идти пешком.

— Вздор. — Голос его прозвучал слишком самодовольно, и она сердито посмотрела на него, когда он помогал ей сойти на землю. Он держал ее в своих объятиях не дольше, чем требовалось, чтобы поставить на ноги, но когда отпустил, жар его рук остался на ее теле, которое когда-то страшилось мужских прикосновений, а теперь сожалело о том, что прикосновения эти кончились слишком быстро. Потрясающе приятное ощущение; ощущение, на котором ей не следовало бы зацикливаться.

Он пошарил под сиденьем, вытащил оттуда корзину с крышкой и что-то похожее на свернутый тент.

Она нахмурилась.

— Что это, сэр?

— Мне бы не хотелось, чтобы вы пропустили ленч.

Она росла с четырьмя братьями, и этот взгляд не одурачил ее. Несмотря на ее попытки держаться равнодушно, он ощущал ее реакцию на него, как и она, сама, и решил довести ее до крайности.

Люсинда едва удержалась, чтобы не посмеяться над его дерзким маневром.

— Земля слишком сырая, чтобы есть на открытом воздухе.

Он взмахнул тючком, который держал в руке.

— Здесь подстилка и одеяло. — Его глаза снова озорно блеснули. Он был совершенно уверен, что выиграл. — Способ, которому я научился в Испании. Когда спишь на голой земле, к утру все у тебя затекает и ноет.

— Представляю. Он рассмеялся.

— Большую часть времени мы стояли на постое у горожан.

— Да, мой бра… Том писал мне о том, как плохо бывает на постое, особенно если до этого в доме уже стояли французы.

Он, кажется, не заметил ее обмолвки.

— Он так писал? Значит, вы лучше осведомлены обо всем этом, чем большая часть англичан. Они, судя по всему, полагают, что война — это великолепное приключение.

— У меня на сей счет, нет никаких иллюзий.

Он с отвращением прошипел сквозь зубы:

— Черт бы побрал мой болтливый язык.

Он выглядел таким несчастным, что Люсинда невольно кивнула.

— Не хотите ли опереться о мою руку?

Люсинде показалось, будто солнце исчезло за облаками, которые плыли по небу. Внутренний голос твердил ей, что это к лучшему, но сердце у нее слегка сжалось. Это нужно прекратить. Ей хочется, чтобы все было иначе, но это не имеет значения — ей нечего предложить этому человеку, да и вообще кому бы то ни было.

— Я сама, благодарю вас.

Идя следом за ним, Люсинда перелезла по ступенькам через ограду и пошла по тропинке, огибающей заросли березы и лещины.

Деревья кончились, и открылся пейзаж, который она, когда была моложе, назвала бы волшебным. Перед ними простиралась луговина, поросшая изумрудной травой. С одной стороны эта луговина была ограничена говорливой речушкой, от дороги ее отгораживали деревья. Деревянный мостик со сплетенными рогожкой поручнями вел через поток к построенному в романском стиле летнему домику.

— Ода, — произнесла Люсинда. — Здесь великолепно. У деревьев, можно будет расставить палатки. Вон там устроить игры, — ну, знаете, бег парами, «яйцо и ложка» и все прочее для детей.

Услышав, что он резко втянул в себя воздух и чертыхнулся, Люсинда посмотрела на него и была поражена гримасой боли, исказившей его лицо.

— Прошу прощения. Я болтаю, а ваша нога причиняет вам страдания. Позвольте, я понесу что-нибудь из вещей.

— Из вещей? — На мгновение он пришел в замешательство, а потом опустил тючок и корзину на землю. — Простите. Что вы сказали?

Должно быть, он снова повредил ногу. Поскольку не хотел говорить на эту тему.

— Я просто восхищалась красотой этого места, прикидывая, где мы разместим палатки и устроим игры.

— Их можно разместить вон там, — сказал Уонстед; лицо его снова стало непроницаемым. — Много тени и достаточно далеко от реки, чтобы никто не свалился в воду.

— Нам понадобится навес на случай дождя. Нехорошо, если в эль попадет вода.

Напряженные складки вокруг его рта исчезли.

— А если будет жарко, кто-то из молодых, возможно, захочет искупаться. — Он округлил глаза и покачал головой. — Нет, это плохая идея.

Уонстед имеет в виду их одежду. Люсинда с трудом сдержала смех.

— Согласна. Но что нам понадобится, так это веревка, натянутая от одного берега до другого. Что скажете насчет состязаний — Грейндж против Холла?

— Пожалуй, — произнес он с сомнением. — Вряд ли Джевене или старый Альберт годятся для этого, а Дрейбет, насколько мне известно, работает теперь на конюшне.

— Человек вашего телосложения мог бы один составить целую команду.

— Эй, попрошу не насмехаться над теми, у кого не хватило ума, вовремя перестать расти.

— Но вы правы, — продолжала Люсинда. — Из мистера Брауна и Трента получилась бы хорошая команда.

Люсинда прошла по периметру, отмечая удобства то одного, то другого места. Лорд Уонстед следовал за ней. Он наклонился, сорвал травинку, натянул ее между пальцами и дунул. Раздался громкий и довольно грубый звук.

— Не очень-то музыкально, — сказала Люсинда.

Он проделал все во второй раз, звук стал более громким и долгим, и, наконец, ему удалось добиться того, что бы звук походил на побудку, при этом забавно раздувал щеки.

Люсинда рассмеялась и не могла остановиться. Она зажала руками уши.

— Прекратите сию же минуту, иначе я… Он посмотрел на нее с надеждой.

— Съедите весь ленч?

Тут в животе у Люсинды заурчало.

— Ленч так ленч.

— Слава Богу, — пылко проговорил Уонстед. — Я бы не посмел посмотреть в глаза миссис Хобб, если бы привез всю еду обратно.

Люсинда посерьезнела. Неужели все в деревне узнают об этом пикнике?

— Мы будем, есть под дубом. Там трава посуше, — сказал лорд Уонстед. Он оглянулся. — Но может быть, вы предпочитаете другое место?

— Лучшего места не найти.

Уонстед разложил подстилку и одеяло, поставил корзину в одном углу и взмахнул рукой.

— Прошу вас, садитесь.

Люсинда опустилась на колени на краешек одеяла. В столь маленькой деревне пикник в лесу с холостым мужчиной может вызвать настоящий скандал. И хотя она вдова, ее репутация может пострадать так же, как и у незамужней барышни. Ах, если бы она действительно была вдовой.

Уонстед сел рядом с ней и поднял крышку корзины.

— Интересно, что у нас здесь? Вино. Хлеб, сыр, холодный ростбиф. Два пирожных. Пикули. Яблоки и изюм.

Корзина казалась бездонной. Миссис Хобб плохо считает, но готовит великолепно.

— Она, видимо, решила, что в пикнике будут участвовать несколько человек.

— Вода, — сказал он, вынимая флягу и ставя рядом с Люсиндой. Потом поднял бутылку. — Вина?

— Мне, пожалуйста, воды.

Он открыл флягу. Люсинда вынула два толстых оловянных бокала и подала ему. Он наполнил один и вернул ей.

Пальцы их соприкоснулись. Люсинда, как всегда, отреагировала на прикосновение. Она ничего не могла с собой поделать. Ее влекло к этому мужчине.

— Позвольте, я передам вам булочку и кусок ростбифа, — предложила Люсинда.

— Благодарю вас.

Люсинда положила себе пирог с мясной и картофельной начинкой, приправленной пряностями, сочный и необыкновенно вкусный.

— Мм…

— Нравится, да?

Он подумает, что она отвратительно прожорлива. Люсинда положила пирог на тарелку и подняла глаза на лорда Уонстеда.

— Великолепно.

Судя по его виду, нельзя было сказать, что она вызывает у него отвращение. Скорее наоборот.

— Я попросил миссис Хобб приготовить пирог особым образом. Можно мне попробовать?

Она протянула ему кусочек.

— О да. Таким он мне и запомнился. Самый вкусный пирог в Англии.

Она собралась, было рассказать о тех пирожках, которые пекла кухарка ее матери, но вовремя спохватилась.

— Скажите, миссис Грэм, у вас было счастливое детство с пикниками и тому подобным?

На Люсинду нахлынули воспоминания. Разумеется, было, подумала она. Вспомнила мать, братьев, сестер.

Люсинда была самой старшей. Остальные мал мала меньше. Вместе с ней всего девять. Пикники, разумеется, устраивали. Люсинда очень скучала по родителям, братьям и сестрам. Она совершила огромную ошибку, покинув ту усадьбу, где каждый уголок был любим, несмотря на размеры дома. Только теперь она это осознала.

— Блаженно счастливое, — ответила Люсинда. Уонстед округлил глаза:

— Блаженно?

Она посмотрела на лужайку, чтобы избежать его пронзительного взгляда. Не наговорила ли она лишнего? Но отречься от своей семьи было бы предательством.

— Да. Блаженно счастливое. — Она собрала остатки булочек и положила в корзину.

— В таком случае я вам завидую белой завистью. — Вы?

— Это кажется вам смешным, да? — Он вздохнул.

— Вы не были счастливы в детстве?

— По крайней мере, несчастен я не был. — Уонстед нахмурился. — Мы с отцом очень походили друг на друга.

— Вот как. Это очень похоже на… — Она чуть было не сказала на Джонатана, — моего брата. — Но мама поддерживала в доме мир.

— А вы похожи на вашу матушку?

— То есть, умею ли я поддерживать мир? Нет. — Люсинде не хотелось говорить о прошлом, и она сменила тему. — Почему вы пошли служить в армию?

Он едва заметно поморщился.

— Это длинная история. А что ваш муж? Нравилась ли ему армейская жизнь? Как он перенес разлуку с вами?

— Солдат идет туда, куда ему прикажут, милорд.

— Он знал о ребенке до того, как уехал?

— Нет. Появление дочери явилось настоящим сюрпризом. — Люсинда улыбнулась. — Этот сюрприз принес много радости.

— Остается лишь удивляться вашей храбрости. Растить ребенка одной!

— Делаю что могу. — Голос ее дрогнул, и она совсем расстроилась.

— Странно, что вы не вернулись в лоно вашей счастливой семьи.

Во рту у нее пересохло. Она судорожно сглотнула.

— Все изменилось.

— Роды были легкими? — спросил Уонстед. Люсинде стало не по себе.

Господи, о чем еще он может спросить? И что отвечать?

— Не очень подходящая тема для разговора, слишком интимная, но роды были легкие.

— Вам воистину повезло. — Он прислонился к дереву, закрыл глаза, расслабился и уже не казался таким суровым. Морщины на лбу и в уголках губ разгладились.

Ей захотелось поцеловать эти неулыбчивые губы. Но он не для нее. Другая женщина испытает радость, сделав его счастливым.

Обратил бы он на нее внимание, появись она в свете? Предпочел бы ее стройным, элегантным лондонским леди? Разумеется, нет. Если только не вознамерился жениться на деньгах.

Во рту у Люсинды пересохло. Сердце учащенно забилось. По телу побежали мурашки. В ней вспыхнуло желание.

Его взгляд упал на ее губы. Он придвинулся ближе.

«Отодвинься, Люсинда».

Он коснулся губами ее губ. Губы у него были горячие, мягкие, вызывающие желание.

Люсинда обвила руками его шею, пальцы скользнули в его шелковистые волосы.

Это было ни с чем не сравнимое блаженство.

Губы шевелились на ее губах, его язык дразнил, поощрял. Люсинда раскрыла губы. Ощутив во рту его язык, Люсинда, забыв обо всем на свете, выгнулась. Их сердца гулко стучали в унисон.

Горячее прикосновение его руки, описывающей круги на ее спине, повторяло осторожные толчки его языка, лишая ее воли.

Неожиданно Хьюго отодвинулся, его взгляд стая жестким.

Охваченная желанием, Люсинда забыла о своей; неполноценности. Она судорожно сглотнула и опустила глаза на одеяло, на остатки их пиршества. Она быстро сложила тарелки и уложила их в корзину. Все, что угодно, лишь бы не смотреть на него, не видеть презрения в его глазах, не ощущать глубину своего унижения.

Хьюго сел и положил свой бокал в корзину. Он собирался завоевать ее доверие, но утратил самообладание. Как это могло случиться после всего, что он знал о себе? Он швырнул ветчину в корзину.

Она выглядела такой красивой, раскрасневшейся, взгляд у нее был таинственный, пышная грудь была совсем рядом с ним. Мысль о том, что под пышной серой юбкой прячется соблазнительная плоть, мягкое тело, довела его до крайности. А сейчас казалось, что она вот-вот заплачет. Черт бы побрал все на свете. С каких это пор он утратил способность сдерживать свои инстинкты? Во время кампаний он месяцами не видел женщин и не испытывал ни малейшего желания совокупиться с первой попавшейся ему на дороге, а сейчас он повел себя как животное во время гона. Хотя понимал, что до добра это не доведет.

— Я должен извиниться перед вами, — сказал он. — Мне не следовало…

Она жестом остановила его.

— Это была ошибка. Давайте забудем о ней.

Он почувствовал себя набедокурившим мальчишкой. Возможно, он немного увлекся, но ведь она отвечала на его поцелуи.

На этот раз он пощадит ее стыдливость. Но в другой, будет действовать более осторожно. В другой раз? Хотя его тело отозвалось на эту перспективу, он понимал, что другого раза быть не должно.

Он ударил кулаком по дереву, с трудом поднялся, помог встать ей.

— И что же вы решили?

Она еще раз оглядела луговину и кивнула:

— Да, милорд, это место вполне подходит.