Победа Блунделля. Выигрыш. Серый попугай

* * *

ПОБЕДА БЛУНДЕЛЛЯ

Вы, странный человек, Блунделль, — произнес м-р Турнбулль[1]

Вения Турнбулль развлекала себя очень спокойным и простым способом. Приятная прохлада в гостиной Турнбулльской фермы доставляла тем больше удовольствия, что на улице было настоящее пекло.

Милая девица удобно расселась в кресле у окна и с немалым интересом прислушивалась к разговору, которым ее отец, сидевший в глубине комнаты, старался занимать двух ее поклонников; это было тем трогательнее с его стороны, что он для этого пожертвовал своим воскресным послеобеденным сном.

— Отец в восторге от того, что вы оба пришли, — наконец удостоила и она их своим вниманием. — Ведь ему, собственно говоря, очень скучно проводить праздники в одиночестве со мной.

— Я не могу себе представить, чтобы кому-нибудь было с вами скучно, — пылко возразил ей сержант Дик-Дэли, выпялив на нее свои темные глаза.

М-р Блунделль только мрачно насупился при этих словах; вот уже третий раз, как сержант сказал комплимент, в то время как Блунделль все еще собирался открыть рот.

— Да я вовсе и не думаю скучать, — возразил м-р Турнбулль.

Ни один из джентльменов не счел нужным опровергнуть его. Оба молодых человека только переглянулись между собою, а потом посмотрели на Вению. Взгляд сержанта выражал приятное восхищение, а м-р Блунделль сидел в своем кресле, наподобие истукана, и едва осмеливался бросить на нее робкий взгляд. М-р Турнбулль постоянно ворчал, когда замечал его застенчивость.

— Сад выглядит очень живописно, — сказал он торжественным тоном, продолжая занимать гостей.

Сержант выразил свой восторг, добавив, что он вовсе этому не удивляется, так как знает, кто ухаживает за садом. Надо заметить, что он был очень ловкий парень. Не прошло и 10 дней с тех пор, как он впервые приехал в город погостить у своих родных, как он уже успел за это короткое время, к огорчению м-ра Блунделля, стать частым гостем в доме Турнбулля и прекрасно спеться с отцом. Вении он рассказывал необыкновенные приключения из морской и сухопутной жизни, и в тех случаях, когда он был уверен что фермер совершенно не осведомлен, его знаниям и сведениям не было конца. Он начал говорить с Венией таким тихим голосом, что сердце несчастного м-ра Блунделля положительно упало. Предоставленный самому себе, м-р Турнбулль сладко заснул. Блунделль сидел, развалившись в кресле, и был бессилен предотвратить флирт. А мисс Турнбулль, воспользовавшись довольно редким случаем (сном папаши), стала флиртовать во всю, да так искусно, что изумила его; даже сержант был поражен и решил, что у нее наверное был большой опыт.

— Неужели на улице действительно ужасно жарко? — проговорила она под конец и подошла к окну.

— Нет, просто довольно тепло, — возразил ей сержант.

— Ах, вы знаете, я боюсь, что мы можем разбудить отца разговором, — проговорила осмотрительная дочь; — скажите ему пожалуйста, что мы пошли немного прогуляться, — обратилась она к Блунделлю.

Блунделль, который в начале ее слов встал, чтобы сопровождать ее, вновь уселся и с мрачным видом следил из окна за парочкой, пока она не скрылась у него с глаз. Только через час фермер проснулся и увидел, что он вдвоем с м-ром Блунделлем; узнав в чем дело, он остался недоволен и обвинил его в происшедшем.

— Почему вы не пошли с ними? — спросил он.

— Потому что меня об этом не просили.

М-р Турнбулль смерил его презрительным взглядом.

— Знаете, я сказал бы, что для такого взрослого малого, как вы, Джон, — воскликнул он, — у вас слишком уж мало смелости.

— Я не имею никакого желания идти, если меня не просят, — возразил м-р Блунделль.

— В этом-то и заключается ваша ошибка, — строго смотря на него настаивал Турнбулль. — Девушки любят мужчин, умеющих повелевать, а вы вместо того, чтобы идти твердо к своей цели, спокойно сидите в кресле и, как я уже вам говорил, зеваете, как трусливый… трусливый…

— Трусливый, что? — допытывался, обидевшись, м-р Блунделль.

— Право, не придумаю даже, — откровенно заявил Турнбулль, — ну, как самое трусливое существо, которое вы сами можете придумать. Смотрите: перед вашим носом, как бы смеясь над вами, этот Дэли рассказывает чудеса в решете о Ватерлоо и Крыме, хотя наверное сам никогда там и не был. Я, по правде сказать, думал, что между вами гораздо лучшие отношения, чем теперь оказывается.

— Я тоже был раньше такого мнения, — ответил ему в тон молодой человек.

— Ведь вы же взрослый человек, Джон, — продолжал Турнбулль, — но какой вы отсталый! Вы весь состоите из мускулов, а вот головы, ума у вас и нет.

— Видите я обдумываю все потом; обыкновенно, когда я уже лежу в постели, — произнес застенчиво м-р Блунделль.

М-р Турнбулль встал, закрыл дверь и вернулся к своему молодому приятелю.

— Вы, вероятно, будете удивляться, что я так стремлюсь избавиться от дочери и настаиваю на ее замужестве, но дело в том, что я, видите ли, сам собираюсь вторично жениться.

— Вы? — проговорил изумленный м-р Блунделль.

— Да я, — повторил Турнбулль резко. — Но она не желает выходить за меня замуж, пока Вения дома. Но, Бога ради, это строжайший секрет; стоит только Вении узнать об этом, как она навсегда останется старой девой, чтобы только помешать этому.

— Кто ваша невеста?

— Мисс Сиппет, — был ответ. — Она может прохаживаться на счет Вении целых полчаса подряд.

М-р Блунделль, большой любитель точности, тут же, мысленно, сократил эту цифру до пяти минут.

— Теперь оказывается, насколько я вижу, — продолжал огорченный Турнбулль, — что моя дочь заигрывает с Дэли. Ну, с ним дело протянется целые годы. Теперь она помешана на героях. Да, она мне вчера вечером об этом сказала и целый вечер пичкала мне ими голову. Не буду ставить точки над i, но она упомянула и о вас.

М-р Блунделль покраснел от удовольствия.

— Она сказала мне, что вы не герой, — объяснил м-р Турнбулль. — Ну, конечно, я принялся вас защищать. Я ей разъяснил, что вы просто слишком благоразумны, чтобы подвергать зря свою жизнь опасности. Я ей сказал, что вы очень осторожный человек, и тут же рассказал до чего вы боитесь сырых простынь. Ваша прислуга мне говорила об этом.

— Это все вздор, — с надменным видом ответил м-р Блунделль. — Я прогоню в три шеи эту старую дуру, раз она не умеет держать язык за зубами.

— Это очень благоразумно с вашей стороны, Джон, — сказал ему м-р Турнбулль. — И благоразумная девушка сумеет это оценить. Но Вения просто фыркнула мне в лицо, когда я ей рассказал, что вы носите фланелевые фуфайки. Она сказала, что любит лишь бесстрашных людей.

— Вероятно, она думает, что Дэли бесстрашный человек, — проговорил обиженный м-р Блундель. — Вообще, я очень хотел бы, чтобы люди не говорили ни обо мне, ни о моей фуфайке. Неужели у них нет других тем для разговоров?

М-р Турнбулль пришел в искреннее негодование.

— Я старался сделать для вас все, что мог, — сказал он, устремив суровый взор на неблагодарного. — Я старался показать, какой из вас выйдет осторожный муж. Знаете, мисс Сиппет, например, совершенно иначе, чем моя дочь, смотрит на эти привычки; ну а Вения, так та просто спросила меня: не употребляете-ли вы и грелки.

Но тут м-р Блунделль до того возмутился, что, не попрощавшись даже с хозяином, вышел и сильно хлопнул дверью.

Он покраснел от бешенства и всю дорогу до дома прошел мрачный, углубленный в свои невеселые мысли, вспоминая то время, когда горячо любившая его мать приучила его к укутыванию, за что он и перенес теперь такое унижение.

В продолжении следующих дней м-р Блунделль, к тайному огорчению Вении, не показывался на ферме, — факт, делавший ее флирт с сержантом совершенно неинтересным.

— Вы знаете, у нее, положительно, слабость к солдатам, — заявил м-р Турнбулль, явно желая подстрекнуть явившегося наконец м-ра Блунделля к протесту. — Я наблюдал за нею и понял ее: она романтична, вы для нее чересчур уж неподвижны, обыкновенны. Ей нужно что-то более загадочное. Она вчера днем заявила и Дэли, что обожает героев. Она это сказала ему прямо в лицо. Как жаль, Джон, что вы не герой.

— Да, да, — проворчал м-р Блунделль. — хотя я уверен, что если бы я был героем, то она полюбила бы что-нибудь другое.

Отец отрицательно покачал головой.

— Ах, если-бы вы проделали что-нибудь геройское, — зашептал он, — ну, хоть скажем, полу-убили бы кого-нибудь, или спасли кому-нибудь жизнь, но так, чтобы она это видела. Не можете-ли вы пойти, например, на набережную и там броситься в воду, чтобы спасти утопающего?

— Пожалуй, смог бы, — возразил Блунделль, — если бы кто-нибудь упал в воду.

— Но вы, ведь, можете сказать, что вам показалось, будто кто-то упал в воду, — сказал м-р Турнбулль.

— Благодарю вас: для того, чтобы меня высмеяли, — заявил м-р Блунделль, который знал Вению, как свои пять пальцев.

— У вас всегда найдутся отговорки, — недовольно проворчал Турнбулль. — Я уже раньше заметил в вас эту черту.

— Я сумел бы довольно долго удержаться на воде, если бы там нужно было кого-нибудь спасать, — продолжал м-р Блунделль, — хотя я и не особенно важно плаваю…

— Тем лучше, — прервал его Турнбулль, — тем более ярко вы проявите этим вашу доблесть.

— Но мне не особенно-то хочется утонуть, — мрачно добавил молодой человек.

М-р Турнбуль положил в раздумьи руки в карманы и прошелся взад и вперед по комнате. Брови его были нахмурены, губы сжаты. М-р Блунделль почтительно следил за ним издали.

— Вот что: мы все пойдем в это воскресенье в 4 часа дня гулять по набережной, — наконец проговорил м-р Турнбулль.

— Ну и что? — изумленно спросил м-р Блунделль.

— А вот что, — ответил ему в тон Турнбулль, — может случиться, что Дэли упадет в воду, особенно, если бы вам удалось удачно оступиться.

— Я никогда не оступаюсь, — заявил до пунктуальности точный м-р Блунделль. — Я не знаю человека более твердого на ногах, чем я.

— Или, вернее, более тупой башки! — вышел из себя м-р Турнбулль.

М-р Блунделль на этот раз только спокойно посмотрел на него; ему пришло в голову, что тот, вероятно, немного выпил.

— Оступиться, — продолжал м-р Турнбулль, кое-как поборов свое неудовольствие, — оступиться, однако, может всякий. Вы, например, нечаянно споткнулись о камень и толкнули при этом Дэли, он от толчка падает в воду, и вы, быстро сбросив свой пиджак, моментально бросаетесь за ним в воду. Он ведь, кстати, совершенно не умеет плавать.

Тут м-р Блунделль, затаив дыхание, уставился в полном изумлении на м-ра Турнбулля.

— Там, наверное, будет народ, — продолжал советчик, — около вас соберется пол-города и все будут вас восхвалять и приветствовать вашу храбрость; и все это произойдет на глазах у Вении, понимаете?! Во всех газетах появится описание вашего поступка и вас наградят медалью.

— Ну, а представьте себе, что вдруг мы оба утонем? — рассудительно спросил м-р Блунделль.

— Утонете? Вздор! Невозможно! Впрочем, если вы боитесь…

— Я это сделаю! Я согласен! — решился наконец м-р Блунделль.

— Но только не делайте этого с таким видом, будто это очень легко, — учил его Турнбулль; — нет, вы должны при этом сами как-бы тонуть, или, в крайнем случае, притвориться утопающим. И когда вас вытащат на берег, то не сразу приходите в себя, а сделайте вид, что только постепенно приходите в себя. Даже пусть это у вас дольше тянется, чем это произойдет со спасенным Дэли.

— Ладно, — сказал м-р Блунделль.

— После некоторого времени вы можете открыть глаза, — продолжал свое поучение Турнбулль, — и знаете, я на вашем месте сказал бы: "Прощай Вения" — и опять закрыл бы глаза. Сделайте все это чистенько и затем известите об этом ваших тетушек.

— Пожалуй, это правильная мысль, — одобрил м-р Блунделль.

— Это великолепная мысль, — самодовольно поправил его м-р Турнбулль. — Итак, вот вам идея. Теперь от вас зависит исполнить ее. Даю вам два дня на размышление.

М-р Блунделль поблагодарил его за совет и два дня обдумывал весь проект, но, так как он был точный и осторожный человек, то подумал и о другом, а именно: он написал завещание. В воскресенье он явился к Турнбуллю в довольно веселом настроении.

Там он застал сержанта, который, стоя у окна, тихо беседовал с Венией. М-р Турнбулль сидевший, по обыкновению, в дубовом кресле, бросил на входившего Блунделя выразительный взгляд.

— Мы только что собирались пройтись по набережной, — невинно обратился он к Блунделлю, как только тот вошел.

— Как, в такую то жару? — капризно спросила Вения.

— А я только что хотел сказать, как у вас здесь приятно, прохладно, — галантно вставил сержант, заранее радуясь, что повторится тот-же флирт наедине, как и в прошлое воскресенье.

— Нет, на улице прохладнее, — спокойно заявил Турнбулль, явно не желавший считаться с фактами.

Он пошел с Блунделлем вперед, а Вения с сержантом пошли за ними, стараясь держаться по возможности в тени…

Солнце высоко стояло на небе и отражалось в воде, бросая свои палящие лучи на публику, гулявшую по набережной. Зеленые волны плескались о каменный берег.

Они прошлись по всей набережной, уже два раза, но ничего не случилось. Наконец, сержант прошел почти перед самым носом отца и отвел Вению ближе к берегу, чтобы показать девушке пароход.

— Вы, странный человек, Блунделль, — произнес неугомонный м-р Турнбулль.

— Я знаю, что мне надо делать, — медленно проговорил Блунделль.

— Почему же, в таком случае; вы не делаете этого? — спросил Турнбулль. — Вероятно вы откладываете до того времени, когда на набережной будет больше народу, чтобы еще кто-нибудь заметил, как вы его нарочно толкнули в воду?

— Вовсе не то, — медленно проговорил Блунделль, — я просто задумался над вашим планом, и мне пришла в голову мысль изменить его.

— Ну, дальше? — спросил Турнбулль.

— Это вовсе не такая уж блестящая мысль — спасать Дэли, — заявил глубокомысленно Блунделль, — я пришел к этому выводу, вот почему: он ведь будет подвергаться такой же опасности, как и я, значит, его ждет такое же внимание, как и меня, а, может быть, даже и большее.

— Что-ж, не хотите-ли вы мне сказать, что идете на попятный двор? — проговорил возмущенный м-р Турнбулль.

— Нет, — немедленно заметил м-р Блунделль, — но я предпочел бы спасти кого-нибудь другого. Я вовсе не хочу, чтобы Дэли пожалели.

— Эге, — возмущенно крикнул м-р Турнбулль, — вы испугались, струсили! Вы просто испугались холодной воды!

— Неправда, — запротестовал м-р Блунделль, — но я настаиваю на том, что гораздо лучше будет спасать кого-нибудь другого. Дэли стоит здесь, ничего не делая, а я должен буду из-за него подвергать свою жизнь опасности. Я конечно медлителен в своих решениях, но зато, когда берусь за что-нибудь, то знаю, что делаю. Вы должны это знать.

— Это-то все так, — проговорил м-р Турнбулль, — но кого же вы собираетесь бросить в воду, вот в чем вопрос?

— Ну, это не так уж страшно, — неопределенно проговорил м-р Блунделль. Не беспокойтесь об этом, я уж найду кого-нибудь подходящего.

М-р Турнбулль окинул всю набережную критическим взором. Хотя он и доверял решениям м-ра Блунделля, но не особенно то верил в его храбрость.

— Да, для меня загадка, где он найдет тут жертву, — прошептал он про себя. — Ну, верно, из этого ничего не выйдет. Кажется… Послушайте, вы осторожнее, чорт вас возьми, будьте осторожнее! Вы чуть меня не столкнули.

— Разве? — грубо сказал м-р Блундель. — Очень сожалею.

М-р Турнбулль, рассердившись на непозволительную неосторожность, не особенно благосклонно отнесся к его извинению и, нахмурившись, зашагал дальше; вдруг он нервно остановился, так как ему пришла в голову ужасная догадка. Хотя предположение это ни на чем не было основано, но он стал держаться подальше от воды, и поэтому не особенно смело предложил своему молодому приятелю поменяться местами.

— Да ведь здесь гораздо приятнее ходить, — уговаривал его тот.

— Да, я знаю это, — соглашался с ним м-р Турнбулль, не спуская с него глаз; — но я предпочитаю эту сторону. Почему вы так прижались ко мне?

— Я пошатнулся, — сказал м-р Блунделль.

— Если бы вы сделали еще один шаг, то я упал бы в воду, — содрогнулся м-р Турнбулль.

М-р Блундель как-то загадочно устремил взор на море и ничего не ответил.

Вся компания опять дошла до конца набережной и остановилась, продолжая беседовать. Сержант был в восторге от беседы с Венией, а вторая пара шла позади и м-р Турнбулль все наблюдал, не найдет-ли м-р Блунделль подходящую жертву.

— На что вы так уставились? — недовольно спросил м-р Турнбулль, заметив, что м-р Блунделль вдруг остановился и засмотрелся на что-то.

— Смотрите, какая громадная рыба, ответил тот, — я никогда еще в жизни не видал такого морского чудовища. Наверное, в ярд длиной.

М-р Турнбулль начал смотреть, но ничего не увидел и даже когда м-р Блунделль указал ему пальцем, то и тогда он ничего не заметил. Он даже остановился, чтобы лучше посмотреть, но тут у него вновь зародилось подозрение, особенно, когда он почувствовал на своем плече чью-то руку. Не успел он обернуться и запротестовать, как эта рука его толкнула с такой силой, что он с диким криком, потеряв равновесие, упал и скрылся в воде.

Вения и сержант испуганно повернулись и увидали как брызнула вода.

— Бога ради, спасите его! — завопила Вения.

Сержант подбежал к самому краю берега и беспомощно смотрел, как м-р Турнбулл, появившись на секунду на поверхности воды, опять скрылся под нею. Но в то же мгновение м-р Блунделль, который в это время поспешно снял пиджак, побежал к краю гавани и, быстро бросившись в воду, схватил за воротник возмущенного м-ра Турнбулля.

— Не деритесь! — резко прокричал м-р Блунделль, когда разозлившийся фермер захотел ему ясно показать свое возмущение! — Не деритесь или я брошу вас!

— Спасите! — крикнул несчастный м-р Турнбулль, успев одним глазом заметить собравшуюся уже у берега кучку людей, следивших за ними.

На берегу, между тем, появился здоровенный рыбак. Он неуклюже подбежал к самой воде, держа под мышкой спасательный канат. Как только м-р Блунделль увидел это, он смекнул, что медлить дальше нельзя, поэтому, не обращая внимание на враждебно настроенного против него джентльмена, обхватил его за талию и поднял на поверхность воды. В то же время он был бесконечно счастлив, что сам благополучно отделался и, с радостью ухватившись за протянутую ему рыбаком веревку, благополучно выбрался со своею ношею на берег.

— Подождите, пока я вас подтяну на веревке к ступенькам, — проговорил рыбак.

М-р Турнбулль, немного придя в себя от неожиданной встряски, сам обмотал веревку вокруг талии и совершенно пришел в себя, когда их осторожно подняли на веревке по ступенькам лестницы. Добровольные руки протянулись, подняли обоих из воды и вытащили на берег. М-р Турнбулль, весь мокрый и выплевывая соленую воду, бросал бешеные взгляды на неподвижно лежавшего м-ра Блунделля. Около последнего возились подоспевшие первыми сержант Дэли и какой-то другой парень и прилагали все усилия, чтобы оказать первую помощь воображаемому утопленнику, тогда как здоровенный рыбак хлопотал насчет носилок для него.

— Он… он… меня ведь столкнул в воду, — бормотал возмущенный м-р Турнбулль.

Но никто не обращал внимания на него; даже Вения, как только убедилась, что отец цел и невредим, стояла на коленях у находящегося без сознания м-ра Блунделля.

— Он… притворяется, — орал забытый всеми м-р Турнбулль.

— Стыдитесь! — ответил ему кто-то из толпы, не оборачиваясь в его сторону.

— Он же меня нарочно сбросил в воду, — повторил м-р Турнбулль. — Он меня бросил туда.

— Ах, папа, как тебе не стыдно! — возмущенно глядя на него, проговорила укоризненно Вения.

— Стыдитесь! — коротко отрезал ему посторонний зритель, с волнением наблюдая, вместе с толпой, за слабыми признаками возвращения к жизни м-ра Блунделля.

Он все еще лежал с закрытыми глазами, но так как слух у него был превосходный, то услышав приближение носилок и даже брата милосердия, который прибежал, задыхаясь от быстроты бега, он как-то моментально почувствовал значительное улучшение.

— До свидания, Вения, — проговорил он слабым голосом, — прощай…

Мисс Турнбулль с рыданиями схватила его руку.

— Он притворяется, — завопил м-р Турнбулль, раздраженный донельзя тем, что м-р Блунделль так точно исполнял программу его инструкций. — Он меня сбросил в воду.

Тут недовольный ропот раздался среди посторонних зрителей.

— Будьте же благоразумны, м-р Турнбулль, — сказал сержант довольно резким голосом.

— Смотрите, он чуть не отдал за вас жизнь, — заметил ему здоровенный рыбак, — более смелого поступка я никогда не видал. Если бы я не протянул вам вовремя веревки, то вы бы оба потонули.

— Шлю всем свой прощальный привет, — продолжал умирающим голосом, Блунделль. — Прощай Вения! Прощайте м-р Турнбулль.

— Где же носилки? — взволнованно спросил здоровенный рыбак.

— Что-ж, мы до ночи будем ждать, что-ли? А, вот наконец-то! Эй, вы, возьмите…

Но тут как раз м-ру Блунделлю при помощи Вении и сержанта удалось, хотя и с большим усилием, приподняться и сесть. Ему пришло в голову, что, так как он произвел желаемый прекрасный эффект, то вовсе не стоит портить впечатления носилками. Все, за исключением одного, смотрели на Блунделля с восхищением и со слезами на глазах. Глаза этого одного, хотя тоже были влажны, но не от восхищения.

— Вы все, господа, просто позволяете себя дурачить, — произнес он наконец и даже затопал ногами. — Я вам говорю, что он меня сбросил в воду… с умыслом.

— Боже мой, папа, как ты можешь это говорить? — сердито упрекнула его Вения.

— Он меня сбросил в воду, — повторил фермер. — Он попросил меня посмотреть на какую-то чудовищную рыбу и в это время столкнул меня.

— Но зачем? — спросил сержант Дэли.

— Зачем… — начал было м-р Турнбулль… но тут он посмотрел на ничего не подозревавшего сержанта, и слова замерли у него на устах. Он неопределенно проворчал что-то.

— Да, зачем? — продолжал торжествуя сержант. — Будьте благодарны м-р Турнбулль. Где тут логика: сначала толкнуть вас нарочно, а потом броситься, с опасностью для жизни, вас же спасать? Это мог бы сделать только сумасшедший. А он был так храбр при этом, что я ничего подобного не видел еще.

— У вас просто голова закружилась м-р Турнбулль, — хлопнул его дружески по плечу здоровяк-рыбак, — просто маленький солнечный удар, и поэтому вы упали в воду, думая, что получили толчок.

— Ну, конечно, — согласился Дэли.

— Видите, вы теперь красный, как рак, — продолжал рыбак, смотря на него критическим взором, — и глаза ваши как-то смотрят необычайно. Послушайтесь-ка моего совета, пойдите сейчас домой, ложитесь в кровать и как только вы придете в себя, вы сами же побежите благодарить вашего спасителя Блунделля за все, что он для вас сделал.

М-р Турнбулль осмотрелся кругом и встретил во всей толпе такое общее единодушие, ясно выраженное взглядами, что от бессильной злости у него даже все затуманилось перед глазами. Один ему посоветовал тут-же обвязать лоб мокрым носовым платком.

— Я вовсе не хочу, чтобы м-р Турнбулль благодарил меня за услугу, — слабым голосом произнес м-р Блунделль, когда его поставили наконец на ноги. — Я так же охотно готов вторично ему помочь.

Здоровенный рыбак от умиления ласково погладил Блунделля по плечу, а м-р Турнбулль, вдруг почувствовал себя, как пророк, пророчество которого исполнилось, когда он увидел, как целая толпа восторженно окружила кольцом м-ра Блунделля.

Нежно подняли они героя на руки и понесли его по набережной к его дому, рассказывая подробно встречным соседям о его поступке и хваля его доблесть. М-р Турнбулль поддерживаемый под руку, шел позади процессии и мрачно выслушивал поздравления подходящих новых зрителей.

Этот необыкновенный солнечный удар, который по мнению некоторых являлся причиной его неблагодарности, продолжался у него еще целую неделю, после чего он наконец успокоился и начал здраво смотреть на вещи; тогда он заговорил, как другие, и Вения первая поздравила его с "просветлением"; но когда она услышала в день своей свадьбы с Блунделлем, что произошло очень скоро после геройского поступка Блунделля, как ее отец громогласно объявил о своей скорой женитьбе на мисс Сиппет, она решила, что просветление отца было только частичное.

Blundell's Improvement (1903)

ВЫИГРЫШ

Старик стоял у окна и смотрел на лежащие вдали поля, утопавшие в снегу. Невдалеке стояла карета, и дыхание лошадей, превращавшееся от холода в пар, поднималось к небу и окутывало ее густыми клубами.

— Развлечение? — медленно проговорил старик, отходя от окна и усаживаясь, дрожа от холода, на свое обычное место у огня. При этом он смотрел на проезжего, который задавал ему праздные вопросы. — В этой местности почти нет развлечений. Вот, например, последнее из развлечений, которое я вспоминаю, был случай с Бобом Притти; но когда его удалось поймать на слове, то он все-таки вышел сухим из воды; но из-за этого произошла такая сумятица, что все пришли в уныние.

Он опять встал, беспокойно зашагал вокруг стойки и почему-то надолго уставился пристальным взглядом на три или четыре кружки, стоявшие на столе.

— Иногда в них после посетителей остается недопитое пиво, — объяснил он, уловив вопросительный взгляд незнакомца. Тот стукнул по столу ножом и сказал, что его спутник сообщил ему, будто старик самый ярый трезвенник во всем местечке.

— Ну, уж это опять одна из проказ Боба Притти, — проговорил старик, покраснев. — Как только я увидел вас разговаривающим с ним, то понял, что это вас к добру не приведет. Это ужаснейший негодяй. Я и раньше был в этом уверен, а теперь готов поклясться в этом.

— Несчастный браконьер, вот он кто! — ругался старик, задыхаясь от волнения.

— Вор! — продолжал он еще громче. — Удивляюсь, как это Смис взялся его перевозить.

Тут он опять прибрал пустую кружку со стола и только что принялся задумчиво рассматривать пол, как новый музыкальный стук ножа о стол, заставил хозяина вспомнить о своих обязанностях.

— Пожалуйте, — сказал он, ставя наполненную кружку перед гостем, и стал медленно раскуривать длинную глиняную трубку. — Кстати, когда вы опять встретитесь с Бобом Притти спросите его, что случилось или что приключилось с выигранной им корзиной. Немало Боб натворил тогда бед, но и местечко об этом происшествии не скоро забудет. Видите-ли, впервые эта мысль пришла в голову Энери Воакеру. Дело в том, что Энери поехал тогда к дяде своей жены, у которого были деньги и некому было их оставить. Когда он вернулся, то весь был полон мыслями, навеянными стариком.

— Пусть каждый из нас, — заявил он тогда, — будет откладывать по два пенса в неделю до Рождества. На все наши сбережения мы купим большую корзину, в которую положим жирного гуся или индейку, бутылки рома, виски и джина, потом устроим лотерею и тот, кто выиграет, будет обладателем этой корзины.

Через 4 дня собралось 23 человека; они заплатили по 2 пенса Энери, которого избрали кассиром.

Боб Притти также присоединился к нашему договору; узнав об этом, многие хотели взять свои деньги обратно и выйти из компании. Однако, когда Смис объяснил, что он берет все на свою ответственность, то все успокоились.

За неделю до Рождества Смис, хозяин трактира, заявил, что денег теперь набрано достаточно — и три дня спустя все явились, чтобы присутствовать при розыгрыше лотереи. Корзина, в которой лежал весь выигрыш, была громадных размеров — взята была самая большая, которую только мог раздобыть Смис; в ней лежали: прекрасная жирная индейка, большой гусь, 3 фунта сосисок, бутылка виски, бутылка рома, бутылка бренди, бутылка джина и 2 бутылки вина.

— Как же мы теперь разыграем лотерею? — спросил Джон Биггс, кузнец.

— Мы сейчас свернем в трубочки 23 бумажки, — ответил Смис, — и пронумеруем их подряд, от 1 до 23. Потом мы их перемешаем и бросим, вот в этот мешок; затем я буду по очереди протягивать мешок, чтобы каждый из 23-х присутствовавших вытянул себе номер, и тот, которому достанется бумажка с № "1", выиграет рождественскую корзинку.

Он приготовил 23 одинакового размера бумажки и написал на них номера; все тесно обступили его и следили за каждым его движением. Потом, усердно перемешав билетики, он обратился к товарищам и сказал:

— Ну, кто хочет начинать первым?

Но почему-то все отодвинулись назад, смотря друг на друга; всем почему-то казалось, что больше шансов на выигрыш окажется тогда, когда в мешке останется мало номеров.

— Ну, господа, начинайте, — приглашал Смис. — Кто-нибудь должен же начать!

— Начинай Джорж Кеттль, — сказал Боб Притти. — Ты наверное выиграешь; я видел во сне, что ты выиграл.

— Начинай сам, — огрызнулся Джорж.

— Я никогда не был счастлив в лотерее, — возразил Боб Притти, — но так и быть, если первый вытянет билетик Энери Воакер, то я вытяну за ним вторым.

— Конечно, конечно, конечно, — вставил Энери, — но если ты так нетерпелив, то почему бы тебе самому не начать?

Сколько ни старался Боб улизнуть от этой чести, но они так его обступили, что Боб Притти, наконец, вынул свой носовой платок и протянул его Смису, хозяину.

— Ладно, я согласен первым вытянуть бумажку, но с условием, чтобы Смис мне завязал глаза платком, — объяснил он.

— Этого вовсе не надо, Боб, — сказал Смис. — Ты все равно не можешь видеть через мешок, и даже если бы видел, то и тогда тебе это в данном случае не принесло бы пользы.

— Все-таки лучше, если ты мне перевяжешь глаза, — заявил Боб, — это послужит для других хорошим примером.

Смис согласился и, когда он перевязал Бобу глаза, тот опустил руку в мешок, чтобы вынуть билет; кругом было так тихо, что слышно было бы, если бы муха пролетела.

— Смис, пожалуйста открой билетик и прочти, какой на нем номер, — попросил Боб Притти. — Наверное 23; я всегда был несчастлив в лотерее.

Смис медленно развернул бумажку, взглянул и вдруг побледнел, а глаза его чуть не выскочили из орбит.

— Он выиграл! — проговорил он задыхающимся голосом. — На бумажке стоит номер "1". Боб Притти выиграл корзину.

Никогда еще в трактире не было такого шума и крика, как после объявления выигрыша; все старались перекричать друг друга, а Боб Притти бегал от возбужденной толпы по комнате, доказывая свою правоту.

— Молчать! — наконец, прикрикнул на толпу Смис, — Молчать! Как вы смеете кричать и галдеть в моем заведении? Хотите погубить мое реномэ! Боб выиграл корзину совершенно честно и открыто. Ничего не могло быть честнее. Вам всем должно было бы быть стыдно за себя.

Боб Притти вначале не хотел даже верить своему выигрышу. Он говорил, что Смис верно просто смеется над ним, говоря, что он вытянул первый номер. Тогда Смис сунул ему под нос бумажку; тот, однако, все еще держал свой платок перед глазами, не желая смотреть на билет.

— Нет, я не верю, ты надо мной смеешься, а грешно смеяться над таким бедным тружеником, как я. Если я посмотрю, то увижу, что ты нарочно сказал такой номер.

Никогда я не видел более изумленного человек, чем Боб Притти, когда, наконец, он убедился, что действительно у него в руках был номер первый и что он, значит, выиграл. Он сразу встал от изумления в такую позу, подняв голову и разинув рот, как человек, который не понимает, где он и что с ним. Немного погодя, он пришел в себя и выпил кружку пива, которую ему предупредительно поставил Смис. Выпив ее, Боб произнес маленькую речь, в которой поблагодарил Смиса за справедливое и честное отношение к делу; затем он забрал выигранную им корзину.

— Здорово она, однако, тяжела, — проговорил счастливец, поднимая свою ношу. — Итак, до свиданья товарищи…

— Как! И ты… и ты даже не предложишь нам выпить по стаканчику, хоть из одной выигранной бутылочки?! — спросил его Петр Гюббенс, видя что Боб подходил уже к двери.

Но Боба уже и след простыл, как будто он и не слыхал этой фразы.

Тут снова поднялся такой шум и галдеж, что Смис вынужден был силой вывести за дверь Джоржа Веттль.

Когда Смис вернулся, то увидел, что все сгруппировались около маленького Дика Вида — портного, который сидел неподвижно, уставившись на какую-то точку на потолке.

— Что с тобою? — спросил его м-р Смис.

Дик Вид не удостоил его ответа. Он закрыл глаза, потом вдруг соскочил со стула.

— Наконец, я понял в чем дело! — воскликнул он. — Где этот мешок?

— Какой мешок? — удивленно глядя на него, спросил его Смис.

— Мешок, в котором лежали билетики, — пояснил Дик.

— Там, где, собственно говоря, должен был бы находиться Боб Притти, — язвительно вставил Билль Чемберс. — Мешок в огне.

— Что? — заорал Дик Вид. — Ну, теперь вы сами все испортили, чертовы перечницы.

— Говори по человечески, — рассердился Билль.

— Хорошо, — волнуясь проговорил Дик. — Кто вас просил бросать мешок в огонь? Кто просил тебя вмешиваться? Теперь я понял все, но уже поздно.

— Что поздно? — спросил Сэм Джонс.

— Когда Боб Притти сунул свою руку в мешок, — торжественно начал Дик, — у него уже был заранее зажат в руке билетик с номером "1". И вот, как он это проделал: в то время, как мы все следили за тем, как м-р Смис смешивал билетики, Боб втихомолку приготовил еще один такой же билетик, но с номером выигрыша на нем и держал уже приготовленным, в руке.

Ему пришлось три раза повторить им все это, пока они поняли проделку, после чего все бросились к камину и начали вытаскивать из пылающего камина билетики. Всего они вытащили 6 билетиков, но ни одного с желаемым номером. Бросив непосильный труд, они поднялись на ноги и начали горячо обсуждать, что им предпринять по отношению к мошеннику Бобу Притти.

— Ничего вы не можете сделать, — проговорил Смис. — Вы ведь не можете доказать этого. Ведь, в конце концов, это лишь предположение Дика.

Часть толпы начала пререкаться с хозяином, но Билль Чемберс незаметно для него подмигнул толпе и заявил Смису, что согласен с ним.

— Мы обязательно должны получить обратно нашу корзину, — сказал он толпе, как только успокоившийся хозяин пошел за прилавок. — Но смотрите, не говорите ему об этом ни слова. Ему неприятно сознавать, что Боб, как бы при его участии, надул нас всех, да он и не верит этому.

— Господа, пойдемте просто все к Бобу и отберем у него корзину, — предложил Петр Гюббенс, служивший долго в милиции.

Но Дик отрицательно покачал головой. — Он сможет тогда нас обвинить в грабеже, — возразил он, — и мы доставим ему этим только удовольствие.

Они толковали об этом до закрытия трактира, и никому не приходило в голову что делать; они еще продолжали обсуждать вопрос, стоя уже с пол-часа на улице, на трескучем морозе, споря и придумывая разные комбинации, чтобы добыть корзину обратно.

Понемногу однако, ничего не придумав, все начали расходиться по домам один за другим, и, когда осталось всего трое или четверо, то Энери вдруг пришла в голову мысль.

— Один из нас должен завтра вечером ожидать Боба Притти здесь, в трактире и поставить ему одну или даже две кружки пива, — начал он. — В то время, как он, значит, с одним из нас будет здесь, двое из товарищей, должны будут как раз в это время, у его дома завязать драку, нарочно, конечно. Мистрисс Притти и молодежь, наверное, выбегут на улицу посмотреть на зрелище, а пока никого не будет дома, кто-нибудь из товарищей спокойно заберется в дом и возьмет корзину.

Всем эта мысль показалась блестящей.

— А что делать с корзиной, когда мы ее добудем? — задал вопрос Сэм Джонс.

— Нужно будет опять ее разыграть, — сказал Энери. — Все придется сделать вторично.

На следующий день они переговорили на этот счет и с другими товарищами, и даже под конец Энери нашел, что говорили они об этом слишком уже много. Долго еще обсуждались все подробности плана, но затем решено было, что Петр Гюббенс возьмет на себя угостить Боба Притти; Тед Браун, который был известен своим буйным нравом, и Джо Смис должны были затеять драку, а Энери должен был улучить момент, когда все выбегут из квартиры посмотреть драку и, тогда тихонько пробраться в дом, забрать выигранную корзину и утащить ее домой.

Боб Притти, пожалуй, и попался бы в ловушку, если бы об этом не говорили слишком многие. Когда, на следующий день, он стоял у своей калитки в темноте и беззаботно курил трубку, проходил как раз Петр Гюббенс. Петр остановился и попросил закурить; вслед затем, они принялись болтать, причем Петр говорил о счастье, которое досталось на долю Боба, т. е. о выигранной корзине и о том, что он глубоко верит, будто все это сделано вполне честным путем.

— Конечно, у тебя нашлось достаточно храбрости вытянуть первым билет, — сказал он, — и ты выиграл.

Но Бобу Притти, почему-то не понравился этот разговор. Впрочем, Петр поспешил предложить ему кружку пива, чтобы показать, что между ними нет никаких недоразумений. Вскоре они оба вошли в трактир. Там сидела и вся остальная компания и меньше, чем в 10 минут, все окружили Боба Притти и разговаривали с ним, так радушно, как будто он был лучший человек во всем местечке.

— В конце концов, не может же человек сам себе помочь выиграть приз, — проговорил Билль Чемберс, многозначительно смотря на товарищей.

— Я никак не мог помочь себе, — возразил Боб, прервав беседу с Сэмом Джонсом. Через некоторое время несколько человек вышли на дорогу, чтобы посмотреть, что слышно там, где происходила драка. Все уж начали волноваться, так как условленное время прошло, — к довершению же всего Боб вдруг встал и сказал, что ему пора домой, но тут подвернулся ловкач Билль Чемберс, который схватил его за пиджак и упросил выпить ради дружбы еще пол-кружки пива.

Боб выпил еще пол-кружки, но после того, как он выпил еще кружку с Сэмом Джонсом, он решительно начал прощаться, заявив, что ему пора, так как его ждет жена. Он решительно нахлобучил шляпу Билля Чемберса тому на глаза — чего тот долго не мог ему простить и, набив свою трубку табаком из коробки Сэма Джонса, торопливо выбежал из трактира.

— Не забудьте господа, — сейчас же проговорил Билль Чемберс, обращаясь ко всем, — если бы Боб опять вернулся и сказал, что кто-то забрал его корзину, то не забудьте, что никто этого не знает.

— Надеюсь, что Энери Воакер проделал это все чисто и благополучно, — заметил Дик Вид. — Когда же мы узнаем результат?

— Он должен придти сюда, чтобы рассказать нам все, — ответил Билль Чемберс. — Да уж и время ему быть здесь.

Пять минут спустя дверь распахнулась и влетел Энери Воакер. Он был бледен, как полотно, шляпа его была нахлобучена на одну сторону головы и на щеке было несколько основательных царапин. Он прямо кинулся к кружке, которая только что была подана Биллю Чемберсу, и осушил ее одним глотком, затем опустился на стул, едва переводя дыхание от быстрого бега.

— Что случилось, Энери? — спросил Билль, уставившись на него с открытым от изумления ртом.

Энери Воакер, вместо ответа только застонал и покачал головой.

— Неужели ты не достал корзины? — весь побледнев, воскликнул Билль.

Энери вторично отрицательно покачал головой.

— Замолчи ты, — набросился он на Билля Чемберса, когда тот начал к нему приставать с расспросами. — Я сделал все, что я мог. И условия были прекрасные. Слушай: как только Тед Браун и Джон Смис затеяли драку, мистрисс Притти со своей сестрой и всеми детьми, за исключением грудного, моментально выбежали из дома. Но только что я успел забраться в квартиру и начал искать корзину, как услыхал, что все они возвращались назад. Тут, не зная, что делать, я как угорелый влетел в спальню Боба. Так как я ясно слышал, что мистрисс Притти и ее сестра направились наверх, — продолжал Энери Воакер с легкой дрожью в голосе, — то я поспешил спрятаться под кровать, но не успел я это сделать, как мистрисс Притти с громким криком вытащила меня оттуда и начала безумно меня царапать. Я даже подумал, что она сошла с ума.

— Да, у тебя на щеке важные царапины, — заметил иронически Билль Чемберс.

— Царапины, — воскликнул Энери. — Посмотрел бы я, что ты сделал бы на моем месте!

— Я уж как-нибудь да выпутался бы, — проговорил Билль Чемберс. — Разве она не знала, кто ты такой?

— Узнала-ли она меня? — возбужденно проговорил Энери, — Ну, конечно, она узнала. И, вообще, господа, вы так много говорили об этом, что я убежден, что Боб все знал и научил свою жена, как поступить.

— Слушай Энери, ты это все затеял, — проговорил Билль Чемберс, — теперь и выпутывайся сам, как знаешь; это твое личное дело.

— Как, что такое? — возмущенно закричал Энери Воакер, — все мы были заодно и вы так же виновны, как и я. Разве только, что твоя роль была приятнее моей. Ты сидел себе тут уютно и попивал пиво, в то время, как я выносил на своих плечах все дело. Ведь это просто чудо, что я еще так легко отделался.

Билль Чемберс посмотрел на него и схватился даже за голову. Как раз в это время с улицы послышался голос Боба Притти, который спрашивал, где Энери Воакер. Вслед затем открылась дверь и появился Боб Притти, который с гордым видом вошел в комнату.

— Где Энери Воакер? — необычайно громким голосом спросил он опять.

Энери Воакер неестественно улыбнулся ему.

— Алло, Боб, — приветствовал он его.

— Что ты делал у меня в доме? — строгим тоном обратился к нему Боб Притти.

— Я… я… пошел посмотреть туда, где же ты, Боб, — заикаясь проговорил Энери.

— Вероятно, потому-то тебя и нашли под кроватью, — иронически добавил Боб Притти. — Я жду честного и прямого ответа, Энери Воакер, и я его добьюсь, в противном случае я направлюсь немедленно в Кутфорт за полицейским Уайтом.

— Я был у тебя, чтобы отобрать выигранную корзину, — выпалил Энери Воакер, набравшись храбрости. — Ты выиграл ее у нас вчера вечером не честным образом и мы все, сообща, решили отобрать ее у тебя.

— Господа, я обращаюсь к вам, чтобы вы все подтвердили, что он сказал мне это, — повернулся ко всем Боб. — Итак, Энери Воакер громогласно заявил, что пошел ко мне в квартиру, чтобы украсть у меня корзину. Он не нашел ее не по своей вине. Дело в том, что я — бедный человек, и не мог себе позволить такой роскоши. Поэтому я сегодня утром продал ее торговцу за 30 шиллингов.

— Что-ж, значит, в таком случае больше нечего шуметь, — проговорил Билль Чемберс.

— Я продал ее за 30 шиллингов, — продолжал Боб Притти, — и, когда я сегодня днем вышел, то оставил деньги на камине — 1 фунт, 2 ¹/₂ кроны, 2 монеты по 2 шиллинга и 2 — по шесть пенсов. Моя жена и ее сестра обе были при этом. Они готовы в этом поклясться.

— Хорошо, но к чему же нам это знать? — удивился Сэм Джонсон, смотря ему в глаза.

— После того, как моя бедная жена на коленях упрашивала Энери Воакера пощадить ее жизнь и уйти, — продолжал Боб Притти, — она посмотрела на камин и… и увидела, что денег там уже больше не было — они исчезли.

Услыхав такую нахальную ложь несчастный Энери Воакер встал бледный, как смерть, ломая руки и задыхаясь от волнения.

— Разве ты этим хочешь сказать, что я их украл, — наконец, проговорил он.

— Да, я это думаю, — совершенно спокойно заявил Боб Притти. — Ты же сам раньше сказал при них и при м-ре Смисе, что пошел ко мне воровать корзину. А какая разница украсть корзину с вещами или же деньги, которые я получил продав ее?

Энери хотел ему что-то ответить на это, но от волнения не мог выговорить ни слова.

— Я оставил мою бедную жену всю в слезах от огорчения, просто жаль на нее смотреть, у нее душа готова разорваться от огорчения, — продолжал Боб Притти. — Она даже не так убивается, что украдены наши деньги, как о том, что Энери Воакер способен был на такой поступок, и теперь она волнуется, что он попадет за это в тюрьму.

— Я не трогал твоих денег; ты сам это отлично знаешь, — овладев, наконец, собою, простонал Энери Воакер. — Я вовсе не верю тому, что деньги лежали там. Ты и твоя жена можете клясться, сколько вам угодно.

— Ну, как хочешь Энери, — возразил спокойно Боб. — Но только я направлюсь прямо в Кутфорт к полицейскому Уайту, а он, наверное, с радостью схватит преступника, это я знаю. Мы трое можем поклясться, что ты был найден у меня под кроватью.

— Ну, Боб, послушай, не будь уж так строг, — попробовал было задобрить его Билль Чемберс, кисло улыбаясь.

— Нет, товарищи, — решительным тоном проговорил Боб Притти. — Я добьюсь своих прав, но, конечно, господа, я не захочу и сам быть жестоким к человеку, которого я знал всю свою жизнь, и поэтому, если сегодня мне вернут эти 30 шиллингов, то я обещаю не говорить об этом и не возбуждать дела.

Затем, поклонившись всем, он вышел из комнаты, гордо подняв голову.

— Конечно, господа, он никаких денег не оставлял на камине, — возмущенно проговорил Сэм Джонсон. — И вы все этому не верите. Но, все-таки, ты за это попадешь в тюрьму, Энери.

— Ну, это еще не особенное утешение для Энери при его положении, — необыкновенно мягко проговорил Билль Чемберс.

Но Энери Воакер не слушал товарищей и ходил или, вернее, метался по комнате, как сумасшедший. Он, наконец, предложил, чтобы все сообща выложили нужную сумму, а недостающую часть одолжили у хозяина Смиса и всю сумму внести Бобу.

Вначале никто и слышать об этом не хотел, но потом, когда вмешался хозяин, Смис, и заявил, что, пожалуй, им всем за эту историю придется попасть в тюрьму, — тогда они, наконец, согласились выложить свою долю.

Боб Притти как раз собрался уже пойти к полицейскому Уайту, когда вся компания пришла к нему с деньгами, причем получилось совсем обратное тому, что они надумали раньше. Они сперва было, решили ему дать деньги и при этом откровенно сказать ему в лицо свое мнение о нем; но на самом деле оказалось, что Энери пришлось долго еще уговаривать Боба и умолять его взять эти деньги, и только после бесконечных просьб со стороны униженного Энери, Боб Притти, наконец, как бы в одолжение, принял деньги, а на следующий день, когда принес хозяину пустую корзину, заявил нам нахально, что он выкупил проданную корзину за очень дорогую цену.

Prize Money (1909)

СЕРЫЙ ПОПУГАЙ

Главный инженер и его третий помощник сидели как-то за чаем на пароходе "Курлей", стоявшем в одном из портов Западной Индии[2]. Не особенно опрятный стюард подал две чашки чая и удалился. Вдруг, они были оглушены громким пронзительным голосом, собственник которого сперва, было, вежливо попросил уделит ему немножко пищи, а потом стал так орать, что решено было узнать, кто это так кричит и тут же призвать его к ответу.

— Ну, для попугая — это очень остроумно, — заявил третий помощник, после того, как недоразумение разъяснилось. — Видно, он понимает, что говорит. Нет, не давайте ему ничего, иначе он перестанет говорить.

— Не могу сказать, что его грубая речь доставляет мне удовольствие, — проговорил с достоинством главный инженер.

С этими словами он взял кусочек хлеба с маслом, рассеянно опустил его в чашку своего помощника и стал затем ловить кусочки в чашке. Изумленный помощник внимательно следил за этой операцией.

— Человек, у которого я купил попугая, — сказал главный инженер, покормив птицу, — заявил мне, что птица хорошо воспитана и не знает ни одного ругательного слова. Я жажду преподнести ее скорее жене.

— Это большая ошибка с вашей стороны, — произнес, с неприятным смехом, третий. — Вы думаете, что нужно жену кутать в вату и держать взаперти. Из 10 шансов один, что вы вашим попугаем доставите ей удовольствие.

Главный инженер пренебрежительно пожал плечами.

— Я купил попугая, чтобы ей было веселее, — медленно проговорил он, — ей будет очень скучно в мое отсутствие, Роджерс.

— Откуда вы это знаете? — недоверчиво спросил помощник.

— Она сама мне это сказала.

— Если бы вы были так долго женаты, как я, — то знали бы, что все они рады, когда могут отделаться от нас, хотя бы на время.

— Почему?

— Видите ли, — произнес помощник с тайным злорадством, — вначале они, конечно, рады, когда вы возвращаетесь домой, но потом, они еще более счастливы, когда вы уходите.

— Бывают жены и "жены", — нежно произнес молодожен.

— И у меня хорошая жена, — иронически возразил помощник, — а все-таки она не будет огорчена, если я от нее уеду. Ваша жена моложе вас на 30 лет, не так ли?

— На 25. Видите ли, я больше всего боюсь того, что на нее уж слишком много будут обращать внимания.

— Да, но женщины это очень любят.

— Но я, чорт возьми, не люблю этого, сердито закричал главный, — и как только вспомню об этом, меня всего бросает в жар.

— Ничего, это пройдет.

— Я попросил нашу домовладелицу потихоньку следить за моей женой, — заявил начальник, — моя жена ведь очень молода и неопытна. Приехала она сюда недавно, так что я придумал очень умно, чтобы за ней следила более пожилая дама.

— Вы рассказали об этом вашей жене? — спросил Роджерс.

— Нет. Мне пришла в голову блестящая мысль — и я купил попугая. Я уговорю жену, будто эта птица так натаскана, что передает все, что происходит вокруг нее и что она мне передаст все, что происходило во время моего отсутствия, — таким образом, все, что мне передаст домовладелица о жене, я смогу свалить на попугая. Вот, например, я ей запретил во время моего отсутствия выходить позже 7 часов вечера из дому, и она обещала подчиниться моему требованию. А если бы она не послушалась, то я об этом узнаю, как бы от попугая. Ну, что вы скажите, умно придумано?

— Что я об этом думаю, — иронически произнес помощник, — просто смешно, чтобы взрослая женщина поверила вашей басне о попугае.

— Верит же моя жена в разные предчувствия и суеверные выдумки, — возразил начальник, — почему бы не поверить ей и этому!

— Посмотрим, когда вы вернетесь, верит ли она в необыкновенный дар попугая, — сказал Роджерс, — а очень жаль будет птицу, она так здорово говорит.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я просто думаю, что она свернет ей голову.

— Ладно, ладно, там увидим. Уж я сумею ей отомстить за такой поступок.

— Никогда я больше не увижу этой птицы, — упрямо повторял Роджерс и огорченно поник головой, когда начальник забрал клетку с попугаем и передал ее матросу, который должен был пойти вместе с инженером и донести клетку до дому.

Затем эта странная парочка сошла с парохода и отправилась вниз по Восточно-Индийской Адмиралтейской дороге. Шли они рядом. Единственное их приключение по дороге состояло в том, что, когда матрос нечаянно уронил клетку, то попугай его так обругал, что услышавший это полисмен вступил в горячий спор с инженером, доказывая, что именно он — инженер — отвечает за нарушение попугаем общественной тишины.

У дома инженер взял клетку и, не без некоторого опасения, внес ее в гостиную и поставил на стол. Мистрис Ганнет, добродушная молодая женщина, с сонными, темно-коричневыми глазами, захлопала от радости в ладоши.

— Посмотри, разве не красота эта птица? — опросил мистер Ганнет. — Я купил ее специально для тебя, чтобы тебе не было так скучно, когда я уеду.

— Правда? Ты слишком любезен, Джон, — ответила жена и начала в восхищении вертеться вокруг клетки. После того, как мистрис Ганнет обошла пять раз вокруг клетки, попугаю это, наконец, надоело, и он обругал ее грубо, как матрос.

— Джем! — сконфужено воскликнула жена.

— Эта бестия великолепно разговаривает, — поспешно сказал Ганнет, — и повторяет все, что только слышит; но не беспокойся, она наверное скоро забудет морской разговор.

— Ты только посмотри на нее, — она как будто понимает, что ты говоришь, — проговорила жена. — Посмотри-ка, какой у нее хитрый вид.

Тут инженеру подвернулся такой удобный случай, который было бы глупо упустить, и он в нескольких словах рассказал мистрис Ганнет о необыкновенной способности, которой обладает попугай.

— Но ты, наверное, сам не веришь этому? — спросила его жена.

— Нет, верю, — твердо проговорил инженер.

— Но как же попугай может знать, что я делаю, когда меня нет дома, — допытывалась жена.

— А это уж его тайна, — возразил ей муж. — Немало людей старалось проникнуть в нее, но пока безрезультатно. Это волшебная птица, и раз ты что-нибудь скажешь или сделаешь — она все мне расскажет. Ты сама убедишься в необычайной способности птицы, после моего возвращения, когда она мне сообщит все подробно о тебе.

— Вот чудеса, — продолжала изумляться Ганнет.

— Да. Помни, что если ты только вздумаешь возвращаться позже семи часов вечера, или сделать что нибудь другое, чего я не люблю, — продолжал многозначительно инженер, — то птица мне обо всем доложит.

— Что-ж, пусть говорит, все-равно ничего плохого обо мне она не скажет, или она просто соврет, — спокойно заметила жена.

— Она никогда не врет, — возразил муж.

На следующий день после завтрака он отправился на пароход "Курлей", который днем должен был отправиться в плавание.

Оставшись одна, мистрис Ганнет прежде всего принялась за уборку пыли в зале, а затем, подойдя к клетке, уставилась на диковинного попугая, смотря на него с громадным любопытством. Ей даже показалось, что птица смотрит на нее как-то особенно злобно.

Она продолжала рассматривать птицу, как вдруг в дверях раздался стук и в комнату вошла пикантная, довольно полная, маленькая, нарядно одетая, дама.

— Я зашла к вам, моя дорогая, потому что гуляла, а пройтись мне полезно, — быстро проговорила гостья. — И если вы ничего не имеете против, то я пойду с вами в гавань посмотреть, как будет отплывать пароход.

Мистрис Ганнет была очень рада этому. Наверное, муж будет в восторге, когда увидит, что она пришла с провожатым.

— Какая прелестная птица, — сказала гостья, машинально начав дразнить попугая зонтиком.

— Смотрите, не делайте этого, — поспешно остановила ее подруга.

— Какой вздор, вот смотрите. — И подойдя вплотную к клетке, она вдруг раскрыла зонтик. Попугай принялся неистово, пронзительно орать.

— Ну, будь это моя птица, — я бы ей живо свернула шею, — проговорила мистрис Клюфинс.

— Нет, вы бы этого не сделали, — печально возразила ей хозяйка и, чтоб заставить замолчать птицу, она накрыла клетку куском материи, — после чего начала посвящать подругу в необыкновенные способности попугая.

Мистрис Клюфинс даже присела от изумления.

— Вы хотите меня убедить, что ваш муж сказал вам все это.

Мистрис Ганнет утвердительно кивнула головой.

— Он невыносимо вас ревнует, — слегка улыбаясь проговорила гостья. — Вот показала бы я ему ревность, если бы он был моим мужем!

— Но все-таки это доказывает, что он меня сильно любит.

— И вы верите этим бредням, — проговорила гостья насмешливо. — Эх, какая же вы глупенькая, простодушная!

— Я и не думаю даже верить этому, — возразила мистрис Ганнет, — но я просто делаю перед мужем вид, что верю.

Пока подруги шли в гавань и вошли на пароход, мистрис Клюфинс совершенно успокоилась. Она сейчас же принялась задавать всем бесконечные праздные вопросы, кокетничая напропалую.

— Я буду думать о тебе каждый день, нежно проговорила мистрис Ганкет.

— И я каждую минуту буду вспоминать о тебе, — также нежно ответил инженер с ласковой улыбкой; но увидев, как отчаянно мистрис Клюфинс флиртует с одним из мичманов, сделал недовольное лицо.

— Она очень легкомысленная особа, — проговорила мистрис Ганнет, следя за взором мужа.

— Она, — начал было муж кратко… Но тут мистрис Клюфинс закрыла свой зонтик и игриво хлопнула им мичмана Дженкинса по плечу. — Она, видно, хорошо знакома с моим помощником, раз она так фамильярна с ним.

— Бедные молодожены, — сказала мистрис Клюфинс, подойдя к супругам — Не бойтесь мистер Ганнет, я буду охранять вашу женку, и не дам ей скучать.

— Вы очень добры, — ответил ей медленно инженер.

— Нам будет превесело, — продолжала мистрис Клюфинс. — Я часто жалею, что мой муж не моряк. Жена должна иметь больше свободы. Я постоянно завидую женам моряков. Они могут делать, что хотят. В продолжении 9 или 10 месяцев нет мужа, который сидел бы над душой.

Возмущенный инженер только что собрался прочитать ей нотацию, как пароход дал третий свисток, — поэтому провожающие должны были покинуть пароход, который медленно отошел от берега и плавно заработав колесами, стал быстро удаляться.

Обе дамы поспешно пробрались на утес, чтобы оттуда следить за пароходом, пока тот не скрылся с глаз.

После этого мистрис Ганнет с каким-то необыкновенным чувством отправилась вместе с подругой домой.

Мистрис Клюфинс часто приходила к мистрис Ганнет коротать время. Попугай постоянно кричал так пронзительно, что его надолго закрывали, и мистрис Клюфинс советовала продать птицу, но ее подруга только пугливо отмахивалась от нее и ни за что не хотела продавать попугая — даже трактирщику на углу, который, узнав, что птица говорит, очень хотел ее приобрести.

— Интересно, что вообще могла бы рассказать о вас вашему мужу птица, — начала раз мистрис Клюфинс, когда они, три месяца спустя после отъезда мистера Ганнета, сидели как-то вместе.

— Ну, надеюсь, что он уже позабыл о той чепухе, которую говорил перед отъездом, — сказала мистрис Ганнет, сильно покраснев. — Он никогда не упоминает об этом в своих письмах.

— Продайте попугая, — проговорила та решительно. — Вам он ни к чему, а Хонсену очень хочется купить его.

— Муж разнесет весь дом, если я продам попугая, — с дрожью в голосе возразила она.

— Не беспокойтесь милая, все будет на месте, — ответила ей подруга. — Я просила моего мужа сказать Хонсену, что цена птицы пять фунтов стерлингов.

— Но все равно, ее нельзя продать, — твердила испуганно мистрис Ганнет.

— Положитесь на меня, — уверенно возразила подруга. — Все будет в порядке, обещаю вам.

5 минут спустя, мистрис Ганнет все еще протестовала; через 10 минут она уже сдалась, а через 15 минут энергичная подруга потащила клетку с попугаем к трактирщику.

Через 2 недели у ее подъезда остановилась четверка лошадей, и инженер, нагруженный пакетами, поднялся по лестнице, прыгая через 3 ступеньки.

— Чорт возьми, как приятно быть опять дома! — с восторгом воскликнул инженер, усаживаясь в мягкое кресло и посадив жену на колени. — Ну, рассказывай женка, что ты поделывала без меня. Скучала?

— Я потом привыкла, — мягко ответила жена.

— Но у тебя же был попугай для развлечения, — заметил муж.

— Да, да. У меня была волшебная птица, — сказала она.

— В какой же она комнате, — озираясь кругом, опросил муж. — Где она?

— Часть ее на камине, — стараясь говорить спокойно, начала жена, — часть в шляпной коробке, внизу, часть у меня в кармане, а здесь вот остатки.

Она вытащила и положила ему в руку дешевый перочинный нож.

— На камине? — повторил машинально инженер. — В шляпной картонке!

— Ну да, на камине — вон, те синие вазы.

Мистер Ганнет схватил себя за голову: попугай превратился в пару синих ваз, в шляпу и перочинный нож, — выходит, что попугай и впрямь был волшебной птицей.

— Я продала попугая, — внезапно выпалила жена.

Ииженер до того смутился, что моментально перестал обнимать жену и спустил ее с колен. Но она преспокойно уселась рядом с ним.

— Продать мою птицу! — громовым голосом рычал инженер.

— Да, он мне вовсе не нравился, Джем, — начала обиженно жена, — но зато мне очень понравилась возможность приобрести вазы, шляпу и маленький подарок для тебя.

Супруг отшвырнул подарок в другой конец комнаты.

— Видишь-ли, ведь она могла и не сказать правды, — продолжала мистрис Ганнет. — Она могла просто наговорить тебе целую уйму лжи — и тогда не было бы пределов несчастью.

— Никогда она не соврала бы ни полслова, — возбужденно заговорил мистер Ганнет, вскакивая с кресла и нервно шагая по комнате. — Это просто твоя преступная совесть… Преступная совесть заставила тебя струсить. Как ты осмелилась продать мою птицу?!

— Потому что она врала, — ответила жена, побледнев.

— Хотел-бы я, чтобы ты была хоть наполовину так правдива, как она, — завопил муж. — Ты… ты лживая женщина!

— Я… я избавилась от попугая, ради тебя, — заикаясь, сказала она. — Попугай ведь говорил о тебе такую ужасную ложь, что я просто не могла слушать этого.

— Обо мне? — мистер Ганнет даже сел от изумления. — Говорил обо мине ложь? Вот чепуха-то! Как же он мог говорить обо мне?

— Мне кажется, что это очень просто. Он мог говорить мне о тебе, так же легко, как и тебе обо мне, — заявила жена. — Да надо сказать правду, что эта птица оказалась еще более одаренной волшебным даром, чем ты говорил Джем. Она рассказывала о тебе положительно некрасивые вещи. Я их просто слышать не могла.

— Не воображаешь-ли ты, что ты говоришь с ребенком, или с дураком, — спросил сердито инженер.

Мистрис Ганнет тихо покачала головой, продолжая держать платок перед глазами.

— Первая его ложь насчет тебя, — начала мистрис Ганнет слабым, но ясным голосом, — касается того времени, когда ты достиг Генуи. Попугай наплел, что ты там посещал кафе-шантан, на другом конце города.

Одним свободным глазом жена заметила, что после этих слов инженер как бы окаменел в своем кресле.

— Я не знаю, существует-ли вообще там такое место? — продолжала она.

— Нет, да… мне кажется, что… что такое место есть, — проговорил он, заикаясь. — Я слыхал об этом… наши молодцы рассказывали.

— Но ты ведь там не был? — волнуясь, спросила жена.

— Никогда! — необычайно горячо запротестовал инженер.

— Ну, вот видишь, а между тем, эта злющая птица твердила, что ты частенько захаживал в тот шантан, — печально произнесла мистрис Ганнет, — а раз ты был так пьян, что даже разбил маленький мраморный столик, и бросил на пол двух служителей, и что, если бы тогда не присутствовал капитан другого парохода "Пурсвита", который забрал тебя оттуда, то тебя так скоро не выпустили бы. Ну, скажи сам, не ужасная-ли птица?

— Ужасная, — сухо согласился инженер.

— Хорошо, теперь слушай дальше: через несколько дней попугай заявляет, что ваш пароход "Курлей" бросил якорь в Неаполе.

— Я за все время стоянки в Неаполе ни разу не сходил на берег, — поспешил заявить инженер.

— Ну, вот видишь, а попугай врал, что ты был в Неаполе.

— Надеюсь, что ты будешь верить больше своему законному мужу, чем этой проклятой птице, — воскликнул инженер, вскочив с места.

— Конечно, я не верила птице, — сказала жена. — Я же тут все время бьюсь с тобою, чтобы ты, наконец, поверил мне, что птица не была правдивой, а ты так и не даешь себя разубедить в этом.

Мистер Ганнет вынул из кармана трубку и принялся ее закуривать.

— Как раз у самой гавани стояла девушка, продававшая фрукты, — продолжала жена, — и вот однажды, вечером, накупив в бесконечный раз у нее трехпенсовые фиги, ты обнял ее и хотел поцеловать, но ее возлюбленный, стоявший рядом, чуть не пырнул тебя кинжалом. Попугай говорил, будто ты тогда так испугался, что чуть не утонул. — Птица так напугала меня этими историями, что я положительно не находила себе места. Когда ты был в Суэце…

— Довольно, — заявил он непреклонным голосом.

— Мне и самой не особенно приятно повторять, что он говорил, насчет твоего пребывания в Суэце, — сказала жена. — Я просто думала, что тебе интересно знать об этом, вот и все.

— Не имею никакого желания, — пыхтя трубкой, проговорил инженер.

— Но теперь-то ты понял, почему я хотела избавиться от попугая? — спросила жена. — Если бы он тебе наговорил обо мне такую ложь, то ведь ты бы поверил!

— Нет, дорогая моя, — нет, не поверил бы ни слову, точно также, как и ты не поверила тому, что он говорил на мой счет.

— И я совершенно правильно поступила, что продала его? Не правда-ли, Джем?

— Совершенно правильно.

— Ты еще не слыхал самой ужасной лжи, — заметила ему жена. — Послушай только. Когда ты был в Суэне, то, если верить противной птице, ты…

Но тут муж стукнул по столу кулаком и решительно запретил ей говорить дальше на эту тему; он даже запретил ей произносить слово Суэц и предложил, вместо этого, позаботиться об ужине.

Только после того, как он услышал, что его жена занялась на кухне приготовлением ужина, он впервые призадумался над серьезностью создавшегося положения.

Потом его настроение круто переменилось и он в страшном возбуждении забегал по комнате, ломая себе голову над тем, кто бы мог сообщить об этом жене.

Вдруг он понял все.

— Это мерзавец, Дженкинс выдал меня с головой, — прошипел он. — Ну, да, как Божий свет ясно, что все это устроили проклятая кокетка Клюфинс и Дженкинс. А я-то еще хотел предупредить мистера Клюфинса, что влюбленный Дженкинс усердно переписывался с его женой! Вот уж я думаю, мистер Клюфинс изучил эти письма наизусть!

The Grey Parrot (1898)

Приложения