Победа на Янусе

Глава 1 БЕДСТВИЕ

Экспедиционный корпус трогов внезапно напал на лагерь терранских изыскателей за несколько минут до рассвета. Пришельцы-захватчики с методической точностью посылали видимые невооруженным глазом энергетические лучи, испепеляющие все вокруг. И единственный спрятавшийся свидетель происходящего, забравшийся в расщелину скалы немногими метрами выше, понимал, что, как только погаснет последний желто-красный энергетический луч, внизу не останется ни одного живого существа. Он изо всех сил впился зубами в обшлаг рукава, еле сдерживая пронзительный вопль ужаса и ярости, исходящий из глубин его души. Сердце готово было выскочить из груди от страха.

Чтобы нс выдать себя, он вжался в узкую расщелину. Наблюдая за жуткой бойней, происходящей внизу, Шенн Ланти не в силах был пошевелиться. Сокрушительная и бессмысленно-жестокая атака трогов мгновенно лишила его сил. Одно дело — слышать рассказы о нападениях трогов, и совсем другое — быть непосредственным свидетелем их зверств. Тело Ланти содрогалось, несмотря на утепленную форму Корпуса изысканий.

До сих пор он не видел ни одного из пришельцев, а только их летающие аппараты в форме тарелок. Они могли оставаться в воздухе, пока их дальнобойные орудия сметали всех противников. Как же им удалось напрочь уничтожить силы терранцев? Судя по последнему сообщению, ближайшая база трогов находилась по меньшей мере на расстоянии двух планетных систем от Колдуна. И патрули проходили в системе Цирцеи в ту минуту, когда изыскатели отметили ее вторую планету как пригодную к колонизации. Так или иначе, жуки просочились через предполагаемый прочный кордон и теперь смогут закрепиться на захваченной местности с обычной для них скоростью. А они захватят ее без труда, раз сумели покончить с небольшим отрядом терранцев при помощи энергетической атаки.

Месяцем-двумя позднее они, вероятно, не смогли бы этого делать. Сети были бы подняты, и с любым летательным аппаратом трогов, рискнувшим появиться в янтарном небе Колдуна, было бы сразу покончено. В гонке за выживание в качестве галактической силы терранцы имели небольшой перевес над роями врагов. Терранцам было достаточно «застолбить» обнаруженный мир и установить на его поверхности защитные сети. После этого планета становилась неприступной для жуков. Критическим становилось время между открытием планеты, пригодной для колонизации, и моментом, когда в полную силу запускалась сеть. В прошлом планеты бывали утеряны за время этой вынужденной задержки; точно так же, как Колдун был утерян для Терры сейчас.

Троги и терранцы… Больше века по планетарному времени они вели между собой беспощадную войну среди звезд. Терранцы искали планеты, чтобы колонизировать их; древняя страсть обрести собственную землю вела человечество с перенаселенных планет Солнечной системы к далеким звездам. Миров, лишенных собственной разумной жизни, пригодных для жизни колонистов, было мало, слишком мало, и были они разбросаны на огромные расстояния друг от друга. Лишь полдюжины подобных планет были обнаружены за четверть века; и из этой шестерки лишь на одной могли жить люди, не прибегая к длительной и дорогостоящей адаптации. Колдун оказался именно такой счастливой находкой, случавшейся столь редко…

Троги были хищниками-грабителями, существующими благодаря разбою. До сих пор люди никак не могли обнаружить места их постоянного обитания, равно как ни одна живая душа не знала, с какой они планеты. Наверное, они вечно обитали на своих плоских кораблях и, для того чтобы выжить, были вынуждены постоянно скитаться по вселенной, нападая и разрушая планеты, на которых они поначалу жили. Во всяком случае, теперь они стали налетчиками, опустошая беззащитные планеты, забирая себе богатства разрушенных городов, в которых не оставляли никого в живых. Хотя их временные тайные базы были разбросаны по всем уголкам галактики, они не меньше терранцев нуждались в планетах, атмосфера которой была такая же, как на Терре. Несмотря на гротескные насекомоподобные тела и совершенно чуждый разум, троги были теплокровными существами, дышащими кислородом.

После первых столкновений терранские исследователи изо всех сил старались заключить с мирный договор между двумя расами, но обнаружили, что между двумя расами нет никаких общих точек соприкосновения. Абсолютные различия в работе мозга приводили к непреодолимому непониманию сторон. В итоге терранцы терпели одно поражение за другим, до тех пор пока они не довели до ума защитные сети. С этого момента колонии находились в безопасности; по крайней мере, в тех случаях, когда хватало времени.

На Колдуне не хватило.

Последняя ярко-красная вспышка взрыва над горой развалин внизу. Шенн заморгал и чуть не ослеп от резкого света. Он до боли сжал челюсти. Это конец. Прерывисто дыша, он приподнял голову, начиная осознавать, что остался совершенно один в этом чужом негостеприимном мире, теперь находящемся под полным контролем врагов. Да, он один, без убежища, воды и пищи.

Он глубже протолкнулся спиной в узкую расщелину, которая была входом в его укрытие. Как представитель рода человеческого, Шенн вообще не производил ни на кого особого впечатления, а в эти мгновения, когда его тело сотрясала дрожь, он и не пытался с ней справиться; и выглядел сейчас даже меньше и уязвимее. Шенн уткнулся коленями в подбородок. Капюшон его куртки, смахивающей на одежду дровосека, он откинул на спину, несмотря на утренний морозец, после чего начал хлестать себя тыльной стороной ладони по губам и подбородку этаким старинным ребячьим жестом.

Никто из людей внизу, которые еще несколько минут тому назад были живы, не были ему близкими друзьями. Шенн так ни с кем и не познакомился за свою короткую бродячую жизнь. Большинство людей не обращали на него никакого внимания, кроме тех случаев, когда ему отдавались приказы, а к двоим из них Ланти относился с неприязнью — особенно к Гарту Тор-вальду. Лицо Шенна исказилось в болезненной гримасе, когда он вспомнил недавнее прошлое, а спустя некоторое время гримаса исчезла, сменившись удивлением. Если бы младший Торвальд намеренно не навлек на голову Шенна неприятности, открыв клетку с росомахами, Шенна сейчас не было бы здесь — целым и невредимым, ибо в эти мгновения он находился бы внизу вместе с остальными.

Росомахи! Впервые с тех пор, как Шенн услышал грохот атаки трогов, он вспомнил причину, по которой оказался здесь, на горе. Во всей команде изыскателей Шенн Ланти считался самым незначительным. Его никто и в грош не ставил, поэтому вся грязная, утомительная и рутинная работа, не требующая технической подготовки, но которую обязательно нужно было выполнить для удобной и отлаженной работы лагеря, всегда доставалась ему. И он принимал свой «статус» охотно, просто потому, что ему очень хотелось, войти в штат Службы изысканий. Нс сказать, правда, что Шенн грезил даже слабой надеждой получить в рамках службы статус «И-3-3».

Итак, в его обязанности входила чистка клеток с животными. И тут Шенн Ланти обнаружил для себя нечто новое, что-то настолько захватывающее, что большая часть тупых, утомительных работ, выполняемых им, словно перестала для него существовать. Теперь он старался скорее выполнить все остальные работы, чтобы вновь вернуться к этим очаровательным животным.

Команды изыскателей уже давно обнаружили преимущества использования мутировавших тренированных терранских животных в качестве помощников в исследовании незнакомых планет. Из биологических лабораторий или терранских ферм, где их выращивали, часто присылали таких специализированных «ассистентов». Некоторые из животных были жестокими бойцами, молчаливыми и исполнительными, и более опасными, чем оружие, которое люди носили у себя на поясе. У некоторых были пронзительные, зоркие глаза, носы намного чувствительнее человеческих; они были разведчиками намного опытнее и хитрее, чем мог когда-либо породить человеческий род. Они были созданы для разных целей. Некоторых отбирали по уму, некоторых — по размеру, других — по степени адаптации к чужим условиям, и такие животные-разведчики с Терры очень высоко ценились.

Росомахи, древние «дьяволы» северных областей Терры, впервые были использованы на Колдуне. Их сверхосторожность, обостренное чувство опасности, высочайшее качество породы, делало их лучшими исследователями новых территорий. Способные разорвать на части животное, втрое превосходящее их в размерах, они считались превосходными защитниками для людей, которых сопровождали в дикие, неизведанные места. Их свирепый нрав, умение великолепно лазить по горам и плавать и, кроме того, их необузданное любопытство считались весьма ценными качествами.

Шенн начал знакомство с ними с чистки их клеток; и в конце концов эти миниатюрные медведи с коротенькими пушистыми хвостами очаровали его. И его безграничная любовь и внимание к своим питомцам стало взаимным. В присутствии Тагги и Тоги он был личностью, причем — важной личностью. Эти зубы, способные разодрать чью-либо плоть на мелкие кусочки, нежно щекотали его пальцы. Без всякого принуждения они давались ему в руки, облизывая при этом его нос и подбородок. Поэтому дважды, когда они сбегали, побег не имел успеха; оба раза Шенн находил их по следам и возвращал в лагерь и несколько раз препятствовал им делать набеги на съестные припасы команды.

Но во второй раз его застал за этим Фадакар, шеф службы управления животными, и поймал до того, как Шенн успел запереть нарушителей в клетку. Воспоминания о грязных ругательствах, которыми Фадакар усыпал Ланти, до сих пор заставляли его лицо багроветь от бессильного гнева. Все объяснения Шенна были самым отвратительным образом отвергнуты, и ему поставили ультиматум. Если он еще хотя бы один раз проявит свою нежность к питомцам, то немедленно будет отправлен на Терру на первом же корабле, причем с «волчьим» билетом, запрещающим впредь работать в этой области и выкидывающим его со службы до конца жизни.

А все из-за подлого поступка Гарта Торвальда за ночь до этого. Именно из-за Торвальда Ланти был вынужден искать сбежавших животных в кромешной темноте ночью и в полном одиночестве. Он должен был найти их и вернуть в лагерь до рассвета, прежде чем Фадакар будет проводить утренний осмотр.

Так что глупая попытка Торвальда навлечь на Шенна неприятности спасла ему жизнь.

Шенн набросил на голову капюшон, отчего его тщедушная фигура стала казаться еще меньше. Один из летательных аппаратов трогов бесшумно возник в утреннем небе, словно выплывая из тумана, едва подкрашенного янтарным цветом. Корабль на какое-то время завис над затихшим лагерем. Пришельцы, по-видимому, проверяли место своей блистательной победы над противником. И самым безопасным местом для любого терранца теперь было находиться настолько дальше от ужасных руин, оставшихся от лагеря, насколько близко в данный момент от них укрывался Шенн. Тщедушное тело Шенна стало преимуществом, ибо только благодаря своей худобе он сумел забраться в узкую расщелину на склоне скалы. Он полез туда, потому что знал все тропинки, по которым могли удрать росомахи, потому и последовал за ними по одному из их маршрутов. Несколько минут ходьбы по их хитрым, извилистым дорожкам, и вот он очутился в чашеобразной котловине и ошарашенным взором разглядывал непроходимые кусты Колдуна с пурпурными листьями. С другой стороны Ланти увидел еле заметный проход на отлогой стене горы, ведущий в еще одну котловину, не такую широкую, на которой разбили лагерь, но весьма подходящую для укрытия среди деревьев и буйно разросшихся кустов.

Легкий ветерок гулял среди деревьев, и дважды Шенн слышал шорохи, постукивания, чье-то щелкающее «клак-клак» — очень напоминающее удары теннисного мяча по ракетке. Он понял, что это пролетела какая-то птица с кожаными крыльями, обитающая в горных расщелинах. Его неожиданное появление нарушило постоянную «музыку» этих пустынных мест, где не ступала нога чужака. Ибо это «клак-клак» громко и настойчиво-угрожающе предупреждало его, что он явился охотиться не на свою территорию.

Шенн заколебался. Он понимал, что ему надо убираться из этого проклятого места, и как можно подальше от разгромленного лагеря. Тем более что совсем недалеко приземлился корабль трогов. Однако привлекшее его внимание это назойливое «клак-клак» буквально притягивало его. Наверное, умнее было бы остаться в одиночестве на вершине горы, чем рискнуть спуститься вниз в поисках укрытия, особенно тогда, когда корабль противника патрулирует окрестности.

Небольшая пыльная полянка, укрытая скалой в форме зуба, первой подсказала Ланти, что Тагги и его подруга по клетке недавно прошли перед ним, ибо он увидел отчетливые отпечатки знакомых когтей росомах. Шенн лелеял себя надеждой, что оба зверя нашли себе убежище в диких зарослях.

Он облизал пересохшие губы. Покинув лагерь тайно, Ланти не захватил с собой НЗ, и теперь Шенн сделал мысленную опись своего имущества — полевая сумка, сверхпрочная рубашка, короткая куртка с капюшоном с прилагаемыми к ней рукавицами. На груди Ланти поблескивал значок Корпуса изыскателей. На ремне пристегнута кобура с шокером, поражающим жертву электротоком, и широкий нож для рубки кустарника, а в прошитых толстенным швом карманах покоились три кредитных жетона, моток провода, чтобы запирать клетки, в которой жили росомахи, упаковка энергетических таблеток, две идентификационные и рабочие карточки и длинный кусок веревки. Ни запаса пищи и воды — спасение храбрецов, — ни дополнительных зарядов для шокера. Но все равно его куртка оттягивалась вниз из-за прикрепленного к ней маленького фонаря.

Тропинка, по которой он шел, внезапно оборвалась на самом краю скалы, и лицо Шенна исказилось от запаха, поднимающегося снизу. Несмотря на то, что означала эта вонь, Шенн спустился вниз в лощину, совершенно не боясь привлечь внимание неведомого «клак-клак». Возле скалы поднимались вонючие пары от химических минеральных источников, тем самым защищая любую птицу, гнездившуюся в этом месте.

Шенн вновь поднял капюшон и натянул на лицо прозрачную маску. Он должен уходить отсюда, чтобы найти пищу, воду, убежище. Это было волей к жизни, которая заставляла Шенна Ланти вступать в несчетное количество сражений в прошлом; это было приказом, выполняемым им с тупой решительностью.

Зловонные пары клубились вокруг, поднимаясь ввысь и обволакивая легким туманом его по пояс, но он упрямо шел вперед, двигаясь к открытой местности и чистому воздуху. Запах лавандовых кустов, окаймляющих источник, смешиваясь с ядовитыми испарениями, вызывал тошноту. Ланти видел, что кусты буквально погружены в источник, и щурился от их пурпурно-зеленого цвета. Потом он оказался в какой-то роще, а ветки деревьев, устремленные к небу под абсолютно прямым углом, торчали из их ржаво-красных стволов.

Что-то маленькое внезапно поднялось в воздух с поросшей мхом земли, издавая тревожный пронзительный крик, и исчезло из вида так же внезапно, как и появилось. Шенн сжался между двумя деревьями и остановился. Ствол большего дерева был испещрен глубокими царапинами, кора содрана, и Шенн видел вязкую голую древесину, из которой сочилась живица, пенящийся ярко-алый сок. Это Тагги оставил свою метку, и не так уж давно.

На мягком ковре из мха когти росомах не оставили следов, но Ланти подумал, что догадался о цели животных — озеро внизу долины. Теперь Шенн начал продумывать план дальнейших действий. Троги нс стали разрушать лагерь полностью; сперва они хотели убедиться в гибели всех его обитателей. Это означало, что какие-нибудь сооружения они должны использовать. Поскольку в полевом лагере изыскателей поживиться было сравнительно нечем, да еще тем, кто захватил сокровища целых городов по всей галактике. Тогда зачем им сооружения? Что нужно этим проклятым трогам? И будут ли пришельцы-захватчики находиться в оккупированном лагере еще какое-то время?

Словно воочию Шенн вновь увидел перед собой безжалостную атаку трогов. Однако с самого раннего детства ему приходилось бороться за жизнь, которая почти всегда находилась на границе со смертью — особенно в Трущобах Тира — ему приходилось использовать весь свой жизненный опыт и хитрость, чтобы сохранить свое худое маленькое тело в живых. Тем не менее, с тех пор как он оказался среди изыскателей, он больше не был совсем уж худым.

Его официальное образование было близко к нулю, однако неформальное — весьма необычное и, можно сказать, довольно обширное. А теперь, с годами работы, произошел обычный в подобных случаях процесс: Шенн пообтесался в жизни, сделался более жестким, что помогало ему во многих сложных ситуациях; он научился быстро приспосабливаться к новым жизненным условиям, в основном — опасным. Он остался один в совершенно чужом и, скорее всего, враждебном мире. Вода, пища, безопасное убежище вот что теперь самое важное. И снова, и снова его не оставляла мысль: надо как можно дальше убраться от лагеря, где он руководствовался желаниями и требованиями других. Теперь, в одиночку, он планировал свою жизнь на свободе. Позднее (его рука машинально опустилась к шокеру), возможно позднее, он сумеет найти способ извлечь пользу и от жуков.

Но сейчас он должен держаться подальше от трогов, что означало — подальше от лагеря. Вдруг сквозь аметистовую листву перед ним показалось зеленое пятно — озеро! Шенн с трудом преодолел последнюю преграду из кустарника и остановился, чтобы оглядеться вокруг. Шенн, сложив пальцы, сунул их в рот и свистнул. Глянцевая лоснящаяся коричневая голова тотчас показалась на его поверхности. Голова повернулась, черные глаза-пуговки устремились на него, короткие лапы начали взбалтывать воду. К радости Шенна, пловец подчинился его призыву.

Тагги вышел на берег, остановился на гладком сером песке на краю озера и начал неистово отряхивать с себя воду. Затем росомаха неуклюжим галопом побежала к Шенну. Неизведанное доселе чувство переполняло терранца, когда он опустился на колени и запустил обе руки в жесткую коричневую шерсть. Он ощутил теплоту в сердце, когда Тагги бурно приветствовала его появление.

— А Тоги? — спросил Ланти, словно смог бы услышать ответ. Он вглядывался в поверхность озера, но спутницы Тагги нигде не было видно.

Тупая, почти квадратная голова под его ладонью то и дело поворачивалась, черная кнопка носа указывала на север. Шенн точно не знал, насколько умны росомахи. Он подозревал, что Фадакар и другие специалисты всегда недооценивали их и оба зверя понимали намного больше, чем считалось. Теперь Шенну предстояло убедиться на деле в том, что он уже пробовал сделать несколько раз, но ни разу не доводил до конца. Поглаживая плоскую голову Тагги, Шенн думал о трогах и их нападении, пытаясь вызвать у животного ответную реакцию на собственные страх и ярость.

И Тагги среагировал. Его тихое бормотание превратилось в злобный рык, зубы зловеще лязгнули — эти жестокие зубы плотоядного зверя, его страшное оружие. Опасность… Шенн подумал «опасность». Потом поднял голову, и росомаха резко отстранилась от него и направилась на север. Человек последовал за зверем.

Они обнаружили Тоги в небольшой пещере с неровными краями, где росомаха скрывалась от последнего прилива. Она уже плотно позавтракала, о чем говорили останки водяной крысы, которые животное предусмотрительно закопало на будущее, если снова возникнет необходимость в пище. Увидев Шенна, она посмотрела на него, и в ее глазах он прочел молчаливый вопрос.

Здесь была вода и хорошая охота. Но это место находилось слишком близко от трогов. Если один из их летательных аппаратов-разведчиков засечет их, то маленькой группе наступит конец. Поэтому лучше будет спрятаться, что и должны сделать трое беглецов. Шенн нахмурился, но не на Тоги, а на ландшафт. Он страшно устал и был голоден, но должен продолжать идти.

Из пещеры вытекал небольшой ручеек, ведущий на запад, своего рода указатель. Со своим ограниченным знанием местности, Шенн решил последовать за ручейком.

Солнце над головой образовывало на небе обычный золотой туман. Озерные гуси, собравшиеся на утренний завтрак, оставляли за собой отчетливые зеленые полоски на глянцевой поверхности воды. Озерные гуси были отличной пищей, но у Шенна не было времени на охоту. Тоги шлепала по берегу ручейка, Тагги следовал за ней. Либо они уже мысленно нашли дорогу отсюда, либо брели наугад.

Внимание Шенна привлекла какая-то бесформенная куча сломанных веток. Он свернул к ней и спустя некоторое время уже имел оружие собственного изготовления — увесистую дубину. Низко нагибаясь под ветвями, он шел вслед за росомахами.

Примерно через полчаса он тоже позавтракал. Парочку подбитых дубиной небольших птичек он связал вместе крепкой травой и подвесил кремню. Конечно, это не деликатес, но все-таки какое-никакое мясо.

Все трое, человек и росомахи, продолжали идти по берегу ручейка к низине, пробираясь сквозь горки и холмы, изрезанные глубокими оврагами. Когда добрались до устья ручья, они увидели водопад и наконец разбили свой первый лагерь. Судя по сгущающемуся туману Шенн понял, что можно разложить небольшой костер. Он скорее высушил, чем поджарил подбитых

птичек, после чего содрал с них кожу и отделил мясо от тоненьких косточек и наконец немного поел. Росомахи лежали бок о бок на галечнике, время от времени тревожно поднимая головы и принюхиваясь. Или просто всматривались в даль.

Внезапно из глубины глотки Тагги раздался предупреждающий рык. Шенн быстро забросал огонь костра пригоршнями песка. У него осталось время только на то, чтобы упасть лицом вниз, надеясь, что выцветшая тускло-коричневая форма сольется с цветом земли, на которой он лежал с напряженными до боли мышцами.

Совсем рядом с холмом проплыла тень. Шенн вжал голову в плечи и, казалось, сделался еще меньше. Этот страх был ему знаком еще в расщелине, когда он с ужасом ожидал, как луч, направленный сверху, лизнет по нему, как это случилось прежде с его друзьями. Троги вышли на охоту…

Глава 2 ГИБЕЛЬ КОРАБЛЯ

Вздох потревоженного воздуха не громче бриза, однако он отозвался в ушах Шенна чудовищно громким эхом. Он не мог поверить своему счастью, когда звук постепенно начал затихать над лощиной, а после и вовсе исчез. С бесконечной осторожностью он поднял голову, по-прежнему с трудом осознавая тот факт, что продолжал лежать не дыша, пока троги и их корабль не скрылись из виду.

Но эта черная тарелка кружилась где-то в тумане, едва подсвеченном солнцем. Один из трогов мог заподозрить, что из лагеря терранцев удалось кому-то сбежать, и распорядился выслать дополнительные патрули. В конце концов, откуда пришельцы могли знать наверняка, что перебили всех в лагере, кроме одного? Все летательные аппараты-разведчики, принадлежащие лагерю, находились на земле, а погибшие так и остались на своих спальных местах, атака вполне могла казаться завершенной до конца.

Когда Шенн пошевелился, Тагги и Тоги тоже подали признаки жизни. Они быстро заходили по земле, и человек был уверен, что животные почуяли опасность. И не в первый раз Ланти осознал свое похороненное в глубине души желание иметь формальное образование, которого у него никогда не было. Находясь в лагере, он только выслушивал приказы, исполнял скучную рутинную работу, чтобы «нечаянно» подслушать сообщения и разговоры лучших специалистов в своем деле. Шенну удалось накопить столько информации, что даже его цепкой памяти не удавалось переварить ее всю, равно как понять и разложить по полочкам. Это было сродни тому, когда человек пытается сложить головоломку, имея при себе только четверть ее элементов. К примеру, Шенн не знал, насколько был велик контроль над животными-разведчиками, то есть над его пушистыми или пернатыми помощниками? И была ли часть их мастерства ментальной связи между человеком и животным у них в крови или создана путем долгих тренировок?

Насколько росомахи будут повиноваться ему, особенно когда они уже не вернутся в лагерь в свои клетки, ожидающие их, как символ человеческого превосходства? Не приведет ли их путешествие по дикой природе к бунту ради приобретения свободы? Если Шснн будет зависеть от животных, это станет серьезной проблемой. Не только их более развитые способности к охоте, чтобы добывать пищу для всех троих, но и их обостренные чувства разведчиков, намного превосходящие его, могут создать весьма тонкую стейку между жизнью и смертью.

Исследователями с Терры были обнаружены несколько крупных животных, обитающих на Колдуне. И ни одно из них (а их было пять или шесть) не проявило враждебности, если его не провоцировали к этому. Но это ничего не означало здесь, в самом сердце дикой природы, куда еще глубже забирался Шенн, не имея никаких знаний о планете, как таковой. Вероятно, им могут повстречаться какие-нибудь твари, намного хитрее и кровожаднее росомах, даже приведенных в ярость.

Тогда, раньше, в лагере это были только странные сны-видения, которые положили начало многим дискуссиям и спорам. Шенн высыпал колкий песок из сапог и задумался. Так были они или их вовсе не существовало? Можно было спорить сколько угодно, сделав окончательное заявление о чем-либо или против чего-либо, но именно странные, необъяснимые сны появились вместе с первым разведчиком, приземлившимся на этой планете.

Система Цирцеи, в которой Колдун был второй из трех планет, впервые была исследована четыре года назад одним из тех путешествующих в одиночку кораблей Службы изысканий. Все знали, что «Первые в поиске» — это странные люди, чуть-ли не мутанты терранских кровей. Их сообщения зачастую содержали странные наблюдения

Поэтому тревога относительно Цирцеи, желтой звезды солнечного типа, и ее трех планет не была ни для кого новостью. Ведьма, планета, расположенная на орбите, ближайшей к Цирцее, была слишком раскалена и потому не приспособлена для человеческого обитания без применения специальных мер. А это было очень дорогостоящее мероприятие, и поэтому Ведьму оставили в покое. Чародей, третья планета от Солнца, вся была покрыта голыми скалами и очень ядовитой водой. Но Колдун, вращающийся между своими брошенными на произвол судьбы соседями, казался как раз тем, что надо, поэтому и был отдан приказ об его колонизации.

Неожиданно изыскатель-разведчик, даже находясь в безопасном коконе своего вооруженного до зубов корабля, начал видеть сны. И эти кошмарные сны на пустой планете продолжались до тех пор, пока он не покинул планету, чтобы не сойти с ума. После, для проверки этого, на Колдун прислали второй корабль — планета была настолько идеальной для колонизации, что просто нельзя было от нее отказаться. И при этом не было череды кошмарных неестественных снов или свидетельства о каком-то потустороннем влиянии на высокочувствительное и технически сложное оборудование корабля-носителя. Поэтому вскоре туда была послана команда изыскателей, чтобы подготовить все для приема первых колонистов, и ни один из них больше не видел снов — по крайней мере, необычных. И все же нашлись те, кто отмечали, что между первым и вторым посещением Колдуна произошла смена сезонов. Первый корабль приземлился на планету летом; его преемники прибыли на Колдун осенью и зимой. Они спорили, что попытку освоения планеты нельзя считать удачной, пока Колдун не завершит свой полный годовой цикл.

Но давление со стороны Управления Эмиграции вынудило ускориться изыскателей из-за опасений, сбывшихся теперь, что на планету нападут троги. Так что большое начальство явно поспешило с заявлением о том, что Колдун — открытая планета. Только Рагнар Торвальд яростно протестовал против этого решения и месяц тому назад возвратился в штаб-квартиру, где с пеной у рта еще раз попытался выступить с заявлением насчет очень осторожного исследования Колдуна.

Шенн закончил отряхивать песок с плотных фабричного производства сапог, доходящих ему почти до колен. Рагнар Торвальд… Шенну снова припомнилась бетонированная площадка посадочной полосы космопорта другого мира, и вспоминал он это с чувством глубокой потери, которую никак не мог постичь до конца. Почти заканчивался второй важнейший день в его короткой жизни; первый важнейший день в его жизни был раньше: когда ему разрешили вступить в ряды изыскателей.

Он, спотыкаясь, брел не разбирая дороги, неся свой незамысловатый груз, вещевой мешок — очень тощий мешок, который он перекинул через худое плечо, а в глубине его души разгоралось горячее желание, стремление к какой-то заветной цели, которую он и сам толком еще не знал, и так продолжалось до тех пор, пока Ланти не осознал, что он не сможет придушить в себе это состояние дикого счастья. Его ожидал звездолет. И он — Шенн Ланти — из Трущоб Тира — недалекий человек, не закончивший даже обычной школы, — направлялся к кораблю в коричнево-зеленой форме Службы изысканий!

Потом он заколебался и никак не мог осмелиться пересечь несколько футов бетонного покрытия, отделяющего его от небольшой группы людей, одетых в точно такую же форму — только с небольшой разницей в виде знаков отличия и их рангов. Но он направлялся к ним с бессознательной самоуверенностью человека, который совершал это прежде и не один раз.

Однако пролетело мгновение, и вся группа, к его собственному стыду, стала оценивать только квалификацию одного человека — Рагнара Торвальда. В своем несчастном и вечно ущемленном детстве, а впоследствии и в потерянном юношестве Шенн никогда прежде не знал никого, перед кем стоило бы поклоняться, как перед героем. Поэтому он не смог бы дать название новому ощущению, охватившему его так внезапно; своему горячему желанию доказать на деле, что он все умеет, что он никого не подведет и что он будет занимать не только свою крохотную нишу в команде, в которую попал с таким трудом, но будет стараться подняться еще выше и выше и станет подниматься до тех пор, пока не сможет стоять точно так же, как члены эти группы, и свободно разговаривать с высоким человеком с непокрытой головой, кажущейся золотой в лучах солнца, да, именно с этим человеком, чьи холодные серо-стальные глаза резко выделялись на загорелом лице.

Не то чтобы эти безумные мысли родились у Шенна именно в те минуты; теперь он понимал, что думал об этом и в последующие месяцы. Наверное, эти мечты были настолько же безумны, как и донесения с первого корабля-разведчика с Колдуна. Сейчас Шенн лишь хмуро усмехался своим мальчишеским надеждам и уверенности, что ему удастся совершить великие дела. В лагере один только человек никогда не обращал внимания на Шенна, и это был Гарт, младший брат Рагнара Торвальда. Шенн для него просто не существовал.

Гарт Торвальд — совершенно невыразительная — кто-нибудь сказал бы «расплывчатая» — копия своего брата. Рагнар никогда не расхаживал по лагерю с наглой улыбкой щеголя; Гарт же в своей первой миссии был всего лишь в звании кадета. Он все время пытался унизить Шенна, заставляя его осознать разницу между человеком, занимающимся ручным трудом, и офицером в полном смысле этого слова. При этом он любил размахивать своим с трудом приобретенным дипломом. Казалось, что с их первой встречи он отлично знал, как превратить жизнь Шенна в сплошные мучения.

Теперь, сидя возле погасшего костерка, вдали от разрушенного трогами лагеря, Шенн почувствовал, как пальцы впервые сжались в кулаки. Он заколотил ими по земле, представляя себе, как с ним случалось очень часто, что лупит ими по ухмыляющейся красивой физиономии Гарта, по его прекрасной лепки лицу. Никто не смог бы выжить в Трущобах Тира, не умея вовремя воспользоваться кулаками, башмаками и целой кучей всевозможных трюков, которым не обучают ни в одной академии. Шенн не сомневался, что всегда сумеет победить Гарта, если они схлестнутся. Но если бы он дал волю кулакам, не сумел бы сдержаться и клюнул бы на провокацию, то не видать ему Службы изысканий как своих ушей. Гарт же доказывал себе, что умеет разговаривать с ним, избегая любой ссоры, он мягко, но очень обидно корил его даже за самую незначительную должностную провинность, и, конечно же, рангом он был гораздо выше Шенна. Рабочему с Тира приходилось проглатывать все, за что другой бы на его месте двинул бы по физиономии. Шенн надеялся, что в своем следующем назначении его сделают членом другой команды, только не младшего Торвальда. Хотя из-за Гарта Торвальда «дань» Шенна черному списку росла с угрожающей быстротой, и с каждым днем его шанс попасть в другую команду становился все туманнее.

Шенн рассмеялся. Смех у него был горьким. Это было одной из тех неприятных вещей, о которых ему не придется больше беспокоиться. Больше у него не будет новых назначений. Троги уж как-нибудь позаботятся об этом. А Гарт… что ж, теперь больше между ними не будет ни словесных, ни кулачных стычек. Ланти поднялся. Корабль трогов исчез; они могли продолжать свой поход.

Он нашел трещину в скале, по которой можно было подняться, и поманил за собой росомах. Когда они взобрались на вершину, откуда виднелся водопад, Тагги и Тоги терлись об его бока и тихим рычанием привлекали его внимание. Казалось, они тоже нуждались в утешении, которое хотели получить от него, ибо оба зверя тоже были чужаками на этой враждебной планете, правда, относились к представителям другого вида.

Пока Шенн не имел никакой определенной цели, он продолжал идти по течению ручья по совершенно плоскому плато. Солнце жарило беспощадно, поэтому он снял куртку и перекинул ее через плечо. Тагги и Тоги медленно бежали впереди, дважды по пути поймав небольших птичек, которых с наслаждением съели. По голой стене скалы скользила чья-то тень, и терранец вновь подумал об укрытии, пока не заметил, что ее отбрасывает огромный сокол, выискивающий дичь где-то на вершине скалы. Но чтобы окончательно увериться в безопасности, Шенн снова стал искать укрытие, мысленно ругая себя за беспечность.

Только к вечеру они добрались до самого конца плато, упирающегося в крутой подъем на высокую гору с запорошенной снегом вершиной. В это время солнце светило мягким персиковым цветом. Шенн огляделся в поисках более или менее удобной тропинки, но все равно засомневался, хватит ли ему сил преодолеть ее без соответствующей экипировки. Он должен свернуть либо на север, либо на юг, хотя из-за этого ему придется отойти от ручья с живительной водой. Ночью он разбил бы лагерь прямо на том месте, где находился. Он даже еще не осознавал, насколько устал, пока не нашел некое углубление в скале, смахивающее на небольшую пещеру. И тогда Ланти забрался в нее. Разводить огонь в таком месте было слишком опасно, поэтому ему пришлось довольствоваться теми «удобствами», которые у него имелись.

К счастью, росомахи протиснулись в пещеру вместе с ним и полностью заполнили ее. Их теплые, покрытые шерстью тела окружили его со всех сторон, так что все трое образовали нечто вроде сэндвича, и он начал задремывать. Он широко зевнул и задремал, прислушиваясь к ночным звукам: пронзительным крикам птиц, свисту, рявканью… Дикая природа Колдуна жила своей ночной жизнью. Порой кто-нибудь из росомах поскуливал и беспокойно ерзал во сне.

Солнечные лучи буквально вонзились в Шенна, словно копья, и он тотчас же открыл глаза и быстро зажмурился. Потом пошевелил затекшими членами, несколько раз моргнул, отгоняя сон, неспособный в первые мгновения понять, почему нежно-белая гипсовая стена его естественного ночлега превратилась в неотесанный красный камень. И тут он вспомнил. Он был один и с бешеной скоростью выскочил из пещеры, испугавшись, что росомахи ушли прочь. Но тотчас же успокоился. Оба зверя точили когти о гальку, причем делали это с неистовым упорством, словно за этими усилиями стояла какая-то важная цель.

Острое жало вонзилось ему в тыльную сторону ладони, и Шенн стремительно отдернул руку. Оказывается, росомахи отыскали норку земляной осы и устроили охоту на ее сытных личинок, тем самым подняв всех обитателей норки «на ноги». И, естественно, приведя их в праведное негодование.

Шенн столкнулся с довольно сложной проблемой собственного завтрака. Как и всем членам команды, ему сделали уколы для поддержания иммунитета, и он принял условия игры, заведенной еще первыми исследовательскими партиями. Прививки окрестили «безопасностью». Однако теперь он пребывал в полной растерянности, не зная, сколько может продержаться человек на эрзаце натуральной пищи. Рано или поздно ему придется проводить эксперименты над самим собой. Он уже выпил воды из ручья, предварительно не добавив в нее очистителя, но пока еще не чувствовал никаких признаков недомогания. Ручей предполагает наличие в нем рыбы. Но вместо нее он выбрал другого водного обитателя, который выбрался на берег немного позагорать. Им оказалось медлительное неповоротливое полосатое существо, с плавниками и тонкими слабыми ножками, торчащими из тела, покрытого пластинчатой броней. Очень легкая добыча для его дубины.

Шенн предложил голову и кишки существа Тоги, которая только что отошла от осиного гнезда. Она осторожно принюхалась к пище и только потом проглотила се. Шенн развел небольшой костер и обжарил на огне зеленоватую плоть. Вкус жаркого был пресный, особенно без соли, но еда быстро заполнила пустоту в его желудке. Приободренный, Ланти пристально посмотрел на юг, надеясь обнаружить, нет ли там какой-либо воды.

В полдень его оптимизм оправдался, ибо он обнаружил ручей, а росомахи притащили откуда-то тонконогого зверька, который прятался в тени густого кустарника с пурпурными листьями. Зверек оказался намного меньше терранского оленя, с вытянутой безрогой головой и весь покрытый густой шерстью, достигающей в некоторых местах почти двенадцати дюймов длины. Шенн неумело нарубил из него нечто вроде бифштексов с неровными краями, в то время как росомахи искренне ликовали, аккуратно закапывая голову жертвы в землю.

Когда Шенн встал на колени возле ручья, чтобы умыться, он услышал знакомое «клак-клак». Он не слышал и не видел ни одного летательного аппарата с тех пор, как покинул долину с озером. Но теперь этот шум становился все громче и громче, пока не достиг оглушительной мощности, и Шенн решил, что где-то неподалеку обосновалась огромная колония птиц и ее обитатели кричат, почуяв надвигающуюся опасность.

Он по-пластунски добрался до ближайшего укрытия, направляясь к источнику шума. Если это клацанье издает разведотряд трогов, то он хотел в этом удостовериться.

Распластавшись на земле и прикрывшись ветками, терранец пристально вглядывался в вытянутую полоску песка, которая круто спускалась к югу и могла привести их к той местности, которую они сейчас пересекали, только намного ниже их местоположения.

Клацанье раздавалось тут и там, затем оно превратилось в пронзительное стаккато призыва к войне. Шенн, делая беспорядочные движения, полз в направлении летающей, как он считал, группе, и решил, что из-за того, что они находятся наверху, в этом месте их никто не увидит. Почему бы ему просто не убраться отсюда, пока неприятности не окажутся совсем близко? Это подсказывала ему осторожность; и все-таки он колебался.

Ему не хотелось идти на север или попытаться преодолеть горы. Не-ет, юг — самый лучший путь, к тому же он не сомневался, что эта дорога была самой близкой, прежде чем он отступит назад.

С тех пор как к шуму прибавилось клацанье, а их, возможно, разыскивает враг, терранец пополз в заросли высокой травы, которая сыграла роль своего рода экрана на вершине горы. Там он быстро остановился и замер, а его руки машинально стали рыть землю.

Внизу с земли поднялся огромный клуб пара, и Шенн увидел стоящую на земле ракету, выбросившую из своего сопла ярко-красное пламя, а буйная трава мгновенно превратилась в серую кучку пепла. Внизу готовился подняться в воздух маленький разведывательный корабль. Но когда Ланти поднялся во весь рост, чтобы приветствовать его, крик застрял у него в горле. Один из стабилизаторов ракеты подкосился, и корабль накренился вбок, что не давало ему возможности совершить попытку взлета. И вдруг над низким холмом с запада появилась огромная темная тарелка трогов.

Корабль трогов приближался с невиданной скоростью, и Шенн напряженно ожидал каких-либо ответных действий со стороны корабля-разведчика. Эти крохотные быстроходные терранские корабли были благоразумно снабжены смертельным оружием, совсем не соответствующим их размерам. Шенн не сомневался, что корабль терранцев не сдаст свои позиции трогам; он даже решил, что терранцы уничтожат проклятую тарелку противника. Однако из корабля терранцев не выстрелили. Троги осторожно кружили над ним, очевидно ожидая западни. Ведь никто не стрелял! Дважды аппарат трогов отлетал назад, туда, откуда прилетел. Когда он возвратился из своего второго полета, в янтарном небе Колдуна появилась еще одна черная точка.

Шенн ощутил головокружение, тошноту и жуткую слабость. Теперь корабль терранцев лишился всех своих преимуществ и, возможно, надежды. Троги могли разделаться с ним, разрезать сбитый корабль на мелкие кусочки при помощи своих энергетических лучей. Шенну безумно захотелось уползти куда-нибудь подальше, чтобы не стать свидетелем последней катастрофы людей, к роду которых он относился. Но внезапно его телом овладел непреодолимый ступор.

Троги начали кружить над пропащим кораблем; они издавали громкое «клак-клак», зависали над своей жертвой, пролетали мимо накренившегося носа терранского корабля. Затем применили свои смертоносные лучи, последствия которых Шенну уже довелось видеть после разгрома его лагеря. Мощный энергетический луч полоснул по самому центру корабля. Человек, пилотирующий герранский корабль, если уже нс умер (что могло объяснять отсутствие каких-либо защитных действий), то, должно быть, пал жертвой этого луча. Но троги, как всегда, решили удостовериться в своей окончательной победе. Появился их второй корабль. Он довольно долго балансировал в небе над спаленным терранским кораблем, затем выпустил еще один заряд. Шенн зажмурился от нестерпимо яркого света, а по всему его телу пробежали мурашки, которые постепенно исчезли вместе с последней надеждой на чудо.

Что же все-таки случилось, когда сверхосторожные троги были захвачены врасплох появлением этого корабля? Шенн плакал, выл от бессильной злобы, зарываясь лицом в ладони, когда алая шутиха вернула его зрение в нормальное состояние. Но тотчас же все для Шенна снова погрузилось во тьму. Это был взрыв, оглушительный. Ланти сперва показалось, что он оглох и ослеп. Только спустя некоторое время, когда он пришел в себя, он попытался осознать, что произошло.

Сквозь слезы он видел расплывчатые очертания летательного аппарата трогов, теперь уже не обращающего внимания на довольно серьезную силу тяготения Колдуна, а летающего кругами по небу. Их корабль сейчас напоминал поднятый ветром с земли опавший лист. Обод их тарелки едва не касался ржаво-красной скалы, иногда он налетал на нее и отскакивал рикошетом, издавая при этом скрежещущий звук, режущий слух. Затем троги опустились, отлетев примерно на полмили от дымящегося кратера, в котором покоились искореженные остатки терранского корабля.

Должно быть, смертельно раненный пилот решил сыграть с противником в последнюю отчаянно-смертельную игру, использовав свой корабль как приманку.

И терранцу все же удалось забрать один из кораблей трогов с собой на тот свет. Шенн протер глаза и теперь смог наблюдать, как вторая тарелка быстро скользит по небу на запад. Возможно, из-за дыма, испарений и взрывов зрение Шенна ухудшилось, но ему показалось, что тарелка трогов летит как-то неуверенно, словно ее пилот боится второго выстрела или, вероятно, корабль противника получил какие-то повреждения.

Над лощиной поднимались ядовитые кислотные пары, и Шенн долго кашлял. Глаза его слезились. Из команды терранского корабля-разведчика никого не осталось в живых, и он не мог этому поверить. Равно как и не мог поверить, что трог остался жив в своей искореженной, поврежденной тарелке. Но вскоре здесь окажутся другие жуки! Они не рискнут покинуть Колдун, как следует не изучив планету. Шенн думал о том разведчике. Неужели троги следили за лагерем изыскателей; ведь отсутствие хотя бы одного корабля подняло их по тревоге, и они сделали специальный крюк, чтобы обезвредить его? Или троги попытались напасть на терранский корабль в верхних слоях атмосферы, подбить его там, заставив сделать вынужденную посадку? Но по крайней мере этот бой стоил трогам одного из их кораблей, хотя это и слишком малая цена за уничтоженный лагерь.

Для Шенна время между посадкой терранского корабля и нападением на него трогов пролетело настолько быстро, что он действительно не видел никакой надежды на спасение. Корабль был совершенно разрушен. С другой стороны, видя, какой урон понесли троги, Шенн понимал, что в их сознании подорвано их превосходство. Он не имел никакой возможности обзавестись запасами с подбитого корабля. Но у него были Тагги, Тоги и его разум. С тех пор как волею судьбы он был вынужден стать вечным жителем на Колдуне, они должны найти хоть какой-нибудь способ отомстить жукам за их бесчинства.

Он облизал губы. Эффективная военная акция против пришельцев требовала долгого и отлично проработанного плана. Шенну придется узнать побольше о том, что сделало трогов трогами; во всяком случае, он должен узнать намного больше того, о чем рассказывали бесконечные и неправдоподобные истории, которые он слышал в течение многих лет. Должен же найтись какой-нибудь эффективный способ уничтожить жуков. К тому же у него было много времени, возможно вся оставшаяся жизнь, для того чтобы разрешить все эти вопросы. Та тарелка трогов явно повредилась, ударившись о подножие скалы… вероятно, ему удастся провести небольшое расследование, прежде чем на Колдуне появится спасательный отряд. Шенн подумал, что такое решение — лучшее из всего, что он мог предпринять, и он свистнул своим росомахам.

Глава 3 СОМКНУТЬ РЯДЫ!

Шенн сделал крюк, чтобы обойти огромную дымящуюся воронку, где лежали искореженные обломки терранского корабля. Когда он подошел к летающей тарелке трогов, то не заметил рядом с ней никаких признаков жизни. Примерно четверть ее корпуса в задней части была сжата, поэтому Ланти был уверен, что в такой «давильне» никто из пришельцев не выжил, даже несмотря на свои жесткие ороговевшие панцири.

Он чихнул. Отвратительный, тяжелый запах носился в утреннем воздухе, но такое зловоние не смог бы вынести ни один человеческий нос. Входной люк черного корабля пришельцев остался открытым, вероятно после сокрушительного удара о скалу. Шенн приблизился было к нему, как вдруг в площадку, отделяющую его от тарелки, ударило несколько мощных энергетических зарядов, а край покореженного входного люка тотчас же покраснел.

Шенн рухнул на землю, вытащил шокер, в эти секунды понимая, что подобное оружие против бластера все равно что соломинка против горящего угля. Им овладело холодное оцепенение, когда он ожидал второго залпа, способного превратить его в головешку. Значит, кто-то из трогов все-таки выжил.

Однако шло время, а трог не подавал признаков жизни. Пока противник по какой-то причине не мог легко покончить с Шейном, тот собирался с мыслями. Только один выстрел! Почему? Неужели враг настолько сильно ранен, что он не способен даже удостовериться в том, погибла ли его почти беззащитная жертва или нет? Троги редко захватывали пленников. А когда они это делали…

Шенн крепко сжал губы. Он провел рукой по телу, распростертому на земле, нащупывая рукоятку ножа. С его помощью он смог бы быстро убраться отсюда, чтобы не стать пленником трога, и он сделал бы это с радостью, если бы надеялся сбежать. А вдруг в бластере противника остался еще один заряд? Шенн лихорадочно перебирал в мозгу массу причин, почему трог не подает признаков жизни, и Шенн даже не осмеливался оглянуться, опасаясь получить выстрел в спину. Он также боялся и посмотреть, что сейчас может делать трог.

Разыгралось ли у него воображение или зловоние за несколько последних секунд значительно усилилось? Мог ли трог незаметно подкрасться к нему? Шенн навострил уши, стараясь уловить любой посторонний звук. Рядом с тарелкой раздалось несколько «клак-клак», а это значит, что трог все-таки жив, и тогда Шенн решился на контратаку.

Он свистнул росомахам. Парочка не слишком охотно последовала за ним вниз по лощине. Им пришлось сделать огромный круг, чтобы обойти воронку. Однако, если росомахи слушаются его, значит, у него точно сеть шанс!

Вот! Вот он звук, а вонь стала еще нестерпимее. Наверняка трог незаметно идет за ним. Шенн снова свистнул, мысленно собрав в кулак всю свою ненависть к жуку и думая только об уничтожении пришельца. Если животные понимали мысли и чувства своего компаньона-человека, то для него как раз наступило время отдать им бесшумный приказ.

Шенн сильно хлопнул ладошкой по земле и перекатился на бок, держа взведенный шокер наготове.

И теперь он увидел гротескное существо, бредущее за ними, качаясь из стороны в сторону на своих тонких ножках. В середине уродливого туловища Шенн заметил приподнятый бластер. Вдруг трог остановился; возможно, Тагги он напомнил своим силуэтом какое-то четвероногое, на которое он часто охотился. Ибо росомаха молниеносно прыгнула на его покрытые панцирем плечи.

От такого прямого нападения трог прогнулся и немного продвинулся вперед. Но Тагги, по-видимому неспособный вынести смрада, исходящего от атакуемого им существа, пронзительно закричал и отступил назад. У Шенна появилась прекрасная возможность. Он выстрелил, и мощный луч из его шокера угодил прямо в плоскую тарелкообразную голову пришельца.

От страшной атаки, способной лишить сознания мамонта, трог лишь накренился вбок. Шенн вновь перекатился по земле и нашел себе временное укрытие за подбитым кораблем. Его тело изогнулось от боли, когда раскаленный металл чуть не спалил его куртку. Затем Шенн увидел отблеск второго выстрела бластера, произведенного секундой позднее.

Теперь трог связал Шенна по рукам и ногам. Но чтобы захватить терранца, трогу пришлось бы показаться, и тем самым у Шенна появился один шанс из пятидесяти, что, конечно, делало его положение лучше, нежели еще три минуты назад, когда его шансы соотносились один к ста. Он понимал, что не может рассчитывать на помощь росомах и тем более заставлять их ему помогать. Отвращение Тагги было слишком явным; Шенн даже обрадовался, что животное совершило неудачную атаку.

Вероятно, позорное бегство человека и росомахи сделали трога безрассудно-опрометчивым. Шенн не мог разобраться в мыслительных процессах этого существа, поэтому его вовсе не удивило, что трог начал, пошатываясь, ходить вокруг кромки летающей тарелки; его пальцы, больше напоминающие когти, неловко сжимали оружие. Терранец произвел еще один выстрел из шокера, надеясь хотя бы остановить врага. Но это было всего лишь обманом самого себя. Если бы он повернулся и начал взбираться на скалу, трог очень просто схватил бы его.

Со скалы свалился огромный камень, со страшной силой ударив куполообразную, лысую голову трога. Его покрытое панцирем тело дернулось вперед, ударилось о борт летательного аппарата и отрикошетило на землю. Шенн ринулся вперед за бластером, нещадно стал бить ногами по пальцам-когтям, наконец выронившим его; он схватил оружие и прижался к скале с бластером в руке. Его сердце бешено колотилось в груди.

Камень, свалившийся со скалы, не мог упасть оттуда случайно; Шенн не сомневался, что кто-то тщательно прицелился в свою жертву, перед тем как сбросить этот громадный кусок горной породы. Трог не мог убить одного из своих товарищей. Или мог? Предположим, думал Шенн, что трог получил приказ доставить пленника на корабль и ослушался его. Но тогда почему камень, а не выстрел из бластера?

Шенн медленно обошел летательный аппарат трогов с отбитым краем, который являлся превосходной защитой от любого нападения сверху. Он надеялся отыскать в этом убежище своего неизвестного спасителя.

И снова совсем рядом от земли послышалось «клак-клак». Кто-то смело осветил панцирь неподвижно лежащего трога; луч неуклюже прошелся по гребню поверженного врага. С бластером в руке Шенн продолжал ждать. Его терпение было вознаграждено, когда это изучающее клацанье сменилось несколькими гневными фразами. Шенн услышал на скале звук, похожий на скрип сапог, но это вполне могло оказаться трением роговистого тела о камни.

Потом тот, другой, находившийся наверху, наверное, поскользнулся, причем не очень далеко от Шенна. И тут вниз посыпались мелкие камешки и комья земли, и вместе с ними в нескольких ярдах от Шенна вниз соскользнул человек. Шенн пригнулся и ждал, его бластер был направлен на человека, который только теперь поднялся на ноги. Сердце Шенна екнуло. Он не мог ошибиться ни в знакомой форме, ни в человеке. Шенн не знал, как и для чего Рагнар Торвальд очутился в этом месте на Колдуне. Однако он был здесь, и это не мираж.

Шенн устремился вперед. Как только он увидел Торвальда, то осознал, насколько нестерпимо и горько его одиночество. Теперь на Колдуне находились двое терранцев, и он не хочет ни знать, ни понимать — почему! Главное, их двое! Торвальд пристально смотрел на него и явно не узнавал.

— Кто ты? — осведомился он, и в этом вопросе прозвучало чуть ли не подозрение.

Услышав звук другого голоса и его тон, Шенн внезапно ощутил, как доверие словно водой смыло. Он почувствовал в голосе

Торвальда некую угрозу, которая уже успела зародиться и в нем, пока он блуждал в одиночестве среди дикой природы. Но всего три слова вновь превратили его в Л анти, неквалифицированного рабочего.

— Я — Ланти, — ответил он. — Я из лагеря…

Нс дав ему закончить, Торвальд быстро спросил:

— Скольким удалось уйти? Где остальные? — Теперь он смотрел куда-то мимо Шенна, на отлогую вершину и долину, словно надеясь там увидеть изыскателей из лагеря, копошащихся в траве.

— Только я и росомахи, — ответил Шенн бесцветным голосом. Он опустил бластер к бедру и немного отвернулся от офицера.

— Ты… и росомахи? — Торвальд был явно ошарашен. — Но… где? Как?

— Троги напали на лагерь ранним утром. Они перебили весь лагерь. Росомахи сбежали из своих клеток, а я отправился на их поиски…

Шенн поведал Торвальду свою историю без прикрас. Все как было на самом деле.

— Ты уверен насчет остальных? — В голосе Торвальда Шенн услышал стальные нотки ярости.

«Словно своим гневом ты сможешь что-то изменить, — подумал Шенн. — Ты, наверное, просто не веришь, что единственный выживший — это никчемный Шенн Ланти, в то время, как более важные люди все погибли».

— Я наблюдал за нападением сверху, с горы, — произнес он словно в свою защиту. Ведь он в самом деле жив, разве не так? Или Торвальд думает, что он должен был сломя голову бежать вниз и перебить всех жуков с жалким шокером в руке? — Они использовали энергетические лучи… до тех пор пока все не погибли.

— Я почувствовал, что происходит что-то неладное, когда лагерь не отвечал на наши сигналы при входе в атмосферу, — растерянно проговорил Торвальд. — Затем на орбите появилась одна из их тарелок, и тут моего пилота убили. Когда мы сели при помощи автопилота, у меня было времени только на то, чтобы устроить небольшой сюрприз кое-кому из вражеских разведчиков, прежде чем я добрался до скалы…

— Один из них сбит, — показал Шенн.

— Да, их зацепило ракетой-носителем; впрочем, она не сможет подняться еще раз. Но они вернутся, чтобы забрать остатки корабля.

Шенн взглянул на мертвого трога.

— Спасибо за помощь. — На этот раз его голос был холоден, как у Торвальда. — Я направляюсь на юг… И, — прибавил он тихо, — я намерен продолжить свой путь.

После нападения трогов команды изыскателей больше нет. Он не обязан повиноваться Торвальду, и он не клялся ему на верность. Ему и так хорошо с тех пор, как лагерь разбили враги.

— Юг, — повторил Торвальд задумчиво. — Что ж, неплохое направление, тем более сейчас.

Однако они не стали объединяться. Шенн нашел росомах, поманил их к себе и ласково приказал следовать за ним окольным путем, чтобы держаться подальше от обоих погибших кораблей. Торвальд поднялся на гору, словно собирался двинуться далее вперед размеренным шагом с походной сумкой, перекинутой через плечо. Потом он остановился, наблюдая за Шейном и животными.

Затем рука Торвальда опустилась к дулу бластера. Рука Шенна сжала оружие, напряглась, словно ему частично передалась сила Торвальда.

— Может быть, давайте… — начал тот.

— Зачем? — спросил Шенн, предполагая, что из-за метко брошенного Торвальдом камня, убившего трога, офицер собирается заняться этим постоянно, чтобы добыть побольше военных трофеев, и Ланти испытал чувство глубокого возмущения.

— Мы не будем уносить это отсюда, — сказал Торвальд, ловко поигрывая оружием.

К глубокому изумлению Шенна, Торвальд вернулся и опустился на колени рядом с мертвым трогом. Он приподнял его вялую когтистую лапу и подложил под нее бластер, затем внимательно изучил, что получилось. Шенн громко возразил:

— Нам он понадобится!

— Разумеется, с бластером нам будет очень хорошо там, где… — Торвальд замолчал и потом прибавил хриплым, нетерпеливым голосом, словно ему очень не нравилось вдаваться в объяснения: — Нам нет никакого смысла демонстрировать то, что мы остались в живых. Если троги обнаружат пропажу бластера, они задумаются над этим и начнут рыскать повсюду. А мне бы хотелось сделать передышку перед тем, как начать охоту за этими мерзавцами.

Подобное объяснение, несомненно, имело смысл. Но Шен-ну было жалко расставаться с таким совершенным оружием. Теперь они вообще не смогут захватить летающую тарелку в качестве трофея. Он молча повернулся и стал смотреть на юг, туда, куда ему предстояло пробираться с огромным трудом. Он не надеялся, что Торвальд возьмет его с собой.

На некотором расстоянии от выжженной площадки росомахи пустились вперед своим неуклюжим галопом, достигая при этом удивительной скорости. Шенн знал, что их чутье намного превосходит человеческое и что люди, последующие за этими животными, будут предупреждены об опасности еще задолго до ее появления. Поэтому, ничего не сказав своему компаньону, он выслал их вперед, к небольшому лесочку, который станет их убежищем на случай прилета еще одного корабля трогов.

Когда настало время, он начал подумывать о подходящем месте для ночной стоянки. Лес был отличным убежищем.

— В этом лесу есть вода, — сказал Торвальд, нарушая тишину в первый раз с тех пор, как они покинули обломки кораблей.

Шенн понимал, что его спутник обладает большим опытом и это заключается не только в знании местности; он разбирается и в технических средствах, в чем Шенн был полный профан. Но то, что Торвальд напомнил ему об этом, привело его в крайнее раздражение, даже большее, чем перестраховка с бластером. Не промолвив ни слова, Шенн принялся искать обещанную воду.

Росомахи первые обнаружили небольшое озерцо и разгуливали по берегу, когда к ним присоединились люди. Торвальд принялся за работу по разбивке лагеря, но, к удивлению Шенна, он не отстегнул со своего ремня боевой топор. Согнув несколько молоденьких деревьев, он обложил их корни камнями, соорудив таким образом нечто вроде шалаша с небольшим отверстием, куда могло протиснуться его стройное, изящное тело. Шенн вытащил нож, чтобы взяться за другое молодое дерево, когда Торвальд остановил его коротким приказом:

— Используй для этого камень, как я.

Шенн не видел никакого смысла в таком трудоемком процессе. Если Торвальд не желает пользоваться топором, то почему Шенн не может применить для работы свой тяжелый нож? Он заколебался, готовый всадить лезвие в тонкий ствол дерева.

— Послушай… — вновь раздался строгий голос офицера; казалось, необходимость объясняться действовала ему на нервы. — Рано или поздно, троги могут выследить нас и обнаружат этот лагерь. Если это случится, они не найдут ни одного следа человеческой деятельности.

— Но кто же еще мог здесь побывать, кроме нас? — протестующим тоном осведомился Шенн. — Насколько мне известно, на Колдуне нет местного населения.

Торвальд перебрасывал с руки на руку свой импровизированный каменный топор.

— А откуда трогам об этом знать?

Еще дома подобная мысль уже приходила в голову Шенна. Теперь он начинал понимать, что, вероятно, намеревается делать Торвальд. Похоже, он раскусил его планы.

— Теперь здесь будет местное население, — произнес Шенн вместо очередного вопроса и заметил, что офицер наблюдает за ним с каким-то новым выражением лица, будто он в признал в нем человека без звания и личного дела и мысленно присвоил ему самый низший ранг Службы изысканий.

— Да, теперь здесь будет местное население, — подтвердил Торвальд.

Шенн вложил нож в ножны и отправился к берегу озера в поисках подходящих камней для обустройства лагеря. И даже теперь он все равно выполнял работу более тяжелую, нежели Торвальд. Он выбирал одно деревце за другим, пока кожа на его ладонях не покрылась волдырями, а дышать стало так трудно, что у него заныли ребра. Торвальд тем временем занимался другим делом: он отрывал концы у длинной неподатливой виноградной лозы, обдирал с нее листья и выкладывал ими землю, причем очень толстым слоем, словно они пролежали здесь долгие годы.

Вдвоем с офицером Шенн связал вместе верхушки столбиков, вбив их расщепленные концы в землю, так, что у них получилось сооружение конической формы. Вход в этот своеобразный шалаш они закрыли ветвями с крупными листьями, так что попасть в шалаш можно было лишь на четвереньках.

Их жилище было обращено выходом к озеру. Их убежище было компактным и довольно уютным, и Шенн ничего подобного прежде не видел, ибо оно весьма отличалось от сооружений уже несуществующего лагеря. И, растирая зудящие от боли руки, он сказал об этом Торвальду.

— Это очень древняя форма строений, которые сооружали примитивные народы на Терре, — пояснил тот. — Безусловно, что жуки пойдут не в самом начале через озеро.

— Неужели мы не останемся здесь? Или мы проделали такой адский труд ради одной ночи?

Торвальд проверил прочность убежища, несколько раз резко его тряхнув. Зашелестели листья, но каркас стоял прочно.

— Это всего лишь маскировка. Как на сцене, — улыбнулся Торвальд. — Нет, мы здесь долго не задержимся. Это — доказательство в поддержку нашей игры. Даже троги не настолько тупы, чтобы поверить, что аборигены проделали путь через всю планету, не оставив никаких следов своего пребывания.

Шенн со вздохом сел. У него уже не было сил ни спорить, ни возражать. Он закрыл глаза и сразу увидел Торвальда, продвигающегося на юг и повсюду методически воздвигающего подобные хижины. И все для того, чтобы сбить с толку проклятых трогов. А офицера уже занимала другая проблема.

— Нам понадобится оружие…

— У нас есть шокеры, боевой топор и ножи, — проговорил Шенн. Он не добавил, как сильно ему хотелось бы, чтобы у них были бластеры.

— Оружие аборигенов, — задумчиво промолвил Торвальд со своей обычной резкостью. Он ушел на пляж и возвратился оттуда с целой грудой камней, выковырянных из гравия.

Шенн вырыл крохотную ямку прямо перед хижиной и разложил небольшой костер. Он был голоден и с тоской поглядывал на походный ранец Торвальда. Осмелится ли он порыться в нем в поисках пищи? Ведь, вне всякого сомнения, у Торвальда есть с собой концентраты.

— Кто же тебя научил так раскладывать костер? — раздался знакомый голос.

Торвальд снова вернулся с озера и теперь начал отбирать круглые камни размером примерно с его кулак.

— А что, есть правила? — с вызовом спросил Шенн.

— Да, есть правила, — согласился Торвальд. Он уложил камни в ряд, а затем бросил ранец Шенну. — Слишком поздно для охоты. Но нам придется довольствоваться этой пищей, пока мы не сумеем раздобыть еще.

— Где?

Неужели Торвальд знал о каком-то запасе провианта, который они смогли бы присвоить?

— У трогов, — ответил Торвальд тоном, не допускающим возражений.

— Но они не едят нашу пищу…

— Для них было бы самым благоразумным оставить в лагере нетронутыми съестные припасы.

— В лагере?

Сначала губы Торвальда изогнулись в некоем подобии улыбки, которую нельзя было назвать ни веселой, ни теплой.

— Налет аборигенов на лагерь захватчиков. Что может быть естественнее? И для нас лучше будет сделать это как можно быстрее.

— Но как? — Подобное предложение казалось Шенну совершенным безумием.

— Когда-то на Терре были инженерные службы, — сказал Торвальд. — И у них был девиз: «Невероятное мы совершаем мгновенно; невозможное — чуть дольше». Что, по-твоему, мы будем делать? Сидеть тут и хандрить в этом чертовом лесу и дать возможность трогам объявить Колдун одной из их баз, не оказав им сопротивления?

С этого мгновения Шенн представлял себе только одно будущее, и он был вполне готов принять суровую правду; только некоторая мрачность в голосе офицера удерживала его от того, чтобы высказать свои мысли вслух.

Глава 4 ВЫЛАЗКА

Наконец, через пять суток они добрались до юга, как раз в то место, откуда Шенну удалось увидеть лагерь терранцев совершенно с иной стороны. С первого взгляда могло показаться, что в нем произошли совсем небольшие перемены. Шенна интересовало, воспользовались ли чужаки лагерными постройками как убежищами для себя. Даже в сумерках несложно было заметить, побывали ли троги на станции связи со шпилем-антенной передатчика, пронзающего ее крышу, и в огромном помещении склада.

— Две их тарелки приземлились на посадочной полосе, — донеслось до Ланти.

Это Торвальд материализовался из тени, его командный голос сейчас превратился в шепот.

Шенн почувствовал, как росомахи беспокойно трутся о его бока. С тех пор как Тагги набросился на трога, больше ни одно животное не осмелилось появиться рядом с тем местом, где ощущался зловонный запах пришельцев. Так что лагерь, куда они добрались, был ближайшей точкой, к которой человек смог бы подманить какое-нибудь животное, кроме росомах, что явилось для Шенна неприятной неожиданностью, поскольку росомахи были бы превосходнейшими партнерами для неожиданной вылазки, планируемой ночью. Они разделили бы с людьми опасность. Но проклятая вонь от трога…

Шенн гладил животных по холке, покрытой жесткой шерстью, стараясь снять с них напряжение и давая тем самым сигнал, что надо немного подождать. Но теперь он сомневался в их послушании. Вообще набег на лагерь, занятый противником, казался ему безумной идеей, и Шенн даже удивлялся, как он мог согласиться на подобное безумие. Однако он по-прежнему шел рядом с Торвальдом, даже позволил тому добавить ему дополнительный груз, такой, например, как жесткий мешок, набитый листьями, зажатый в эти минуты у него между колен.

Торвальд уверенно шагал вперед, всматриваясь на запад, где он надеялся «окопаться». Шенн по-прежнему ожидал еще одного сигнала, как вдруг из лагеря раздался жуткий звук, способный привести в ужас любого. Этот протяжный вой не мог исходить из горла нормального живого существа, человека или зверя. Шенн ощутил боль в барабанных перепонках, а вой постепенно затихал, отдаваясь мощным эхом, чтобы прозвучать опять, на этот раз с еще большей силой.

Росомахи, казалось, обезумели. Шенн видел, как они убивали своих жертв в лесу, однако подобный всплеск злобной ярости он заметил у них впервые. Они словно отвечали страшному призыву из лагеря, опустив головы и издавая протяжные вопли, прикрывая морды лапами. И вот оба животных резко остановились, затем миновали первое строение, а потом исчезли в непроглядной мгле. В нескольких футах справа Шенн увидел какую-то искорку; Торвальд уже был готов идти, так что у Шенна не оставалось времени подозвать к себе животных.

Он то и дело ощупывал шарики из влажного мха в своем травяном мешке. Пропитанные едким химическим веществом, они заглушали затхлую вонь от трогов, разносимую ветром по территории лагеря. Шенн приготовился швырнуть первый катышек мха в ослепляющий их огонь и наконец бросил его четким, отработанным движениями. Мох вспыхнул в огне, потом свернулся и тотчас же потух.

Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что из воздуха появилась ракета; так что эффект оказался куда лучше, нежели ожидал Шенн.

Второй шарик — искры… вспышка… потух. Первая «ракета» упала на землю рядом со станцией связи; мощь от ее воздействия была такова, что легковоспламеняющиеся стены станции вспыхнули с невероятной силой. Шенну почудилось, что вокруг сооружения разлетелись ярко-красные брызги. Еще через секунду он хорошенько прицелился, и всю землю на два фута вокруг объяло пламенем.

Вновь раздался жуткий вой, от которого у Шенна чуть не лопнули барабанные перепонки. Он совершил третий бросок, четвертый. Невероятное чувство духовного подъема овладело им, ибо в эти мгновения ему казалось, что он выступает перед огромной аудиторией. В отблесках огненных луж беспорядочно метались троги, их уродливые тела отбрасывали странные тени на стены здания. Они пытались погасить огонь, но Шенн уже по своему опыту знал, что один зажженный шарик, ударяясь о другой, тотчас воспламеняет его, как и третий, и четвертый, и пятый, поэтому этот костер будет гореть до тех пор, пока не выжжет все, находящееся поблизости.

Тут и Торвальд принялся за дело. Внезапно один из трогов резко остановился, судорожно сжался, словно пружина, и перелетел через пожарище. Его обуглившиеся ножки угодили в своеобразное лассо, изобретенное Торвальдом в первую ночь его знакомства с Шенном. Тогда Торвальд прикрепил к концу виноградной лозы по довольно тяжелому круглому камню. Торвальд продемонстрировал эффективность своего устройства, уложив одним ударом маленького лесного «оленя», животного достаточно быстрого, чтобы чувствовать себя в полной безопасности как от человека, так и зверя. И теперь трог попался в ловушку, как тот олененок.

Швырнув свой последний огненный шар из мха, Шенн стремительно переменил позицию, переместившись к востоку от лагерных строений. Там он вступил в бой с врагом с помощью еще одного примитивною оружия, изобретенного Торвальдом: копий, которые он бросал во врагов изо всех сил. Эти копья были намного опаснее обычных, так как их концы были объяты пламенем. Может быть, эти «ракеты» никого не убили, но могли тяжело ранить. Множество копий угодили в искривленные, покрытые панцирем спины трогов и в их незащищенные брюшки, представляющие собой отличную мишень. Одна из жертв Шенна уже валялась на земле, отчаянно суча ножками, что говорило о том, что этот противник очень серьезно ранен.

Огненные шары, копья… Торвальд продолжал свое убийственное занятие. Теперь он с каким-то неистовством устроил на поле боя целый ураган из тонких, но довольно увесистых стрел с круглым глиняным катышком у каждой на конце. Большинство этих стрел угодили в цель, как и предполагали терранцы. И они уже не обращали внимания на вонь. Ибо зловоние, издаваемое жукообразными, смешивалось с кислотой, саднящими горло ядовитыми парами, исходящими из горячего источника. Оказывали ли эти едкие пары такое же неблагоприятное воздействие на дыхательные пути трогов, как и на людей, нападающие сказать не могли, но они надеялись, что такой сильный обстрел вызовет у врагов серьезное замешательство.

Шенн начал выпускать стрелы более аккуратно, стараясь во что бы то ни стало поразить цель. Он понимал, что рано или поздно их боеприпасы кончатся, хотя они с Торвальдом все свободное от сна время в течение нескольких дней посвятили его изготовлению и испытанию. К счастью, в лагере у трогов не было энерголучевого оружия. Кроме того, они находились слишком далеко от своих тарелок, а подняться к ним за оружием не могли.

Но трогам все же удалось постепенно прийти в себя и сосредоточиться. Огонь из бластеров озарил сумерки. Теперь пришельцы распластались на земле, посылая нескончаемую полосу огНя по периметру лагеря. Темный силуэт возник между Шенном и ближайшей к нему поляной горящего мха. Терранец поднял было копье, но тут ощутил едкий запах росомахи, разгоряченной жаркой схваткой. Шенн тихонько свистнул, подманивая к себе зверя. Ведь его животные были в страшной опасности под яростным огнем трогов.

Квадратная голова шевельнулась. Шенн заметил, как сверкают глаза на покрытой шерстью морде; Тагги это или его подруга? В конце концов жуткая смесь зловония трогов и химических веществ, носящихся над лагерем, могла привлечь к себе росомах. Животное закашлялось и побежало на запад мимо Шенна.

Хватит ли Торвальду времени и возможности совершить запланированный им налет на лагерный склад провизии? В такой суматохе время летит незаметно, и Шенн сомневался, что Торвальд сможет выполнить задуманное. И он начал считать, вслух, громко, как они и договаривались. Когда он досчитает до ста, это значит, что он должен начать отступление; когда досчитает до двухсот, то он должен бежать к реке, что протекала в полумиле от лагеря.

Широкий ручей привел бы беглецов к морю, береговая линия которого изрезана неровной бахромой фиордов, весьма богатых великолепными убежищами. Троги редко изучали какую-либо территорию пешком. Для них пуститься в пешее путешествие было равносильно угодить в руки терранцев, на которых они же и охотились. А их летательные аппараты могли прочесывать территорию с воздуха, и видели они из них только скалы, поросшие диким лесом. И больше ничего…

Шенн досчитал до ста. Дважды за это время его заставил зажмуриться заряд, выпущенный из бластера и разорвавшийся совсем близко от него. Однако большинство зарядов пролетали над его головой. У Шенна кончились все его копья, кроме одного, который он сохранил, надеясь поразить свою последнюю мишень. Один из трогов, отделившийся от остальной группы и командующий обстрелом, оказался как раз напротив Шенна. Какая превосходная возможность поразить командира трогов! — подумал Шенн, тотчас избрав его своей жертвой.

Терранец не строил иллюзий насчет меткости своей стрельбы. Самое большее, на что он надеялся, — это то, что его примитивное орудие причинит довольно сильную боль врагу, защищенному крепким панцирем. Возможно, если Шенну повезет, ему удастся сбить противника с его когтистых лап. Однако этот довольно зыбкий шанс, витавший над полем сражения, обратился на пользу Шенна. Как раз в нужный для Шенна момент трог вытянул голову из ее обычного положения, когда ороговевший панцирь служил защитой для всех уязвимых частей тела пришельца, и Шенн увидел совершенно открытый низ его горла. И объятое пламенем острие копья глубоко вонзилось в незащищенное место. Троги всегда молчали, или по крайней мере ни один терранец ни разу не слышал звука их голосов. Этот тоже не закричал. Но он заковылял куда-то вперед с поднятыми передними лапками, когтистые пальцы пытались выдернуть из горла удушающее копье, угодившее точно под верхнюю челюсть, а голова противника была повернута под неестественным углом. Не обращая никакого внимания на своих собратьев по оружию, трог неуклюже побежал прямо на Шенна, словно мог видеть его в темноте и стремился лично отомстить терранцу. В этом странном беге было что-то настолько жуткое, что Шенн решил отступить со своей позиции. Когда его рука выхватила из ножен, прикрепленных к ремню, нож, каблук его сапога зацепился за какой-то корень, скрытый высокой травой, и Шенн потерял равновесие. Раненый трог, по-прежнему пытаясь вытащить из горла копье, возвышающееся над его грудной клеткой, продолжал нестись вперед.

Шенн отполз назад и тотчас же угодил в нежные объятия кустарника, так что он не смог достичь земли. Он схватил в охапку несколько острых веток и, расчистив ими довольно широкий участок земли, лег. Потом он вновь услышал тот пронзительный вой из лагеря, от которого у него в первый раз заледенела душа. Вой подбодрил его; он понял, что победил. Он свободен. Но он не мог обернуться на раненого трога и продолжал отступать в сторону.

В темноте трог уже успел выбраться из лагеря. Он шел напролом через кустарник, сметая все на своем пути. Двое из трогов с линии огня последовали за своим командиром. Шенн снова ощутил их запах, а раненый трог все еще двигался наобум, без всякой цели, как робот.

Самое лучшее — это продвигаться к реке. Высокая трава цеплялась Шенну за ноги, когда он пустился бежать. Несмотря на темноту, он сомневался, что сумеет пересечь совершенно открытое пространство. Ночью флора на Колдуне выглядит особенно таинственной. Трава приобретает десять… двадцать оттенков, а деревья издают бледное фосфоресцирующее свечение, разнообразное по силе, но все же создавая некое подобие света. И дорога перед Шенном теперь переливалась неровными пятнами этого свечения, но не настолько сильного, как пропитанные химическим составом горящие шары из мха, которыми нападающие усеяли лагерь точно свечами. Зато этого тусклого света вполне хватало, чтобы выдать с головой любое неосторожное существо, пересекающее территорию. К тому же у Шенна не было никаких причин считать, что зрение трогов слабее человеческого; возможно, напротив, они видели куда лучше его. Шенн пригнулся и, перепрыгивая через кочки, зигзагами добрался до спасительного берега реки.

Примерно где-то в миле вниз по течению должен находиться плот, сооруженный терранцами, на котором Торвальд надеялся добраться до моря, лежащего в пятидесяти терранских милях к западу. Однако в эти мгновения ему необходимо преодолеть всего одну милю.

Росомахи? Торвальд? Существовал единственный способ, могущий заставить животных встретиться. Тагги завалил «оленя» совсем незадолго до того, как они оставили здесь плот. И тогда вместо того, чтобы разрешить животным устроить себе праздник с сытным обедом, Шенн бросился к хлипкой платформе из связанных лианами ветвей и бревнышек и подтолкнул плот по течению, несмотря на то что он по-прежнему был привязан к берегу.

Росомахи всегда прячут часть добычи, которую они не доели, и, как правило, закапывают останки жертвы в землю. Поэтому Шенн надеялся, что, уйдя из хижины, оба зверя, когда проголо-

даются, возвратятся туда, где зарыли «оленя». А они голодны, потому что как следует не ели практически целый день.

Торвальд? Что ж, офицер-изыскатель, сумевший претворить в жизнь план, который готовил пять суток, не пропадет. Шенн достаточно хорошо успел узнать его и понял, что его непростой компаньон гораздо сообразительней и способнее его в условиях дикой природы, что он и сумел доказать, в то время когда Шен-на обуревали мрачные сомнения насчет правильности направления пути к выживанию.

Он прикинул в уме свой последующий путь отступления, лежащий вдоль берега реки. Когда он бежал, сердце было готово выскочить из груди, но не из-за физической нагрузки, а из-за леденящего душу жуткого воя, вновь донесшегося из лагеря. Более сильный свет обозначил край проема между холмами, куда убегал водный поток, о чем Шенн раньше не знал. Он ринулся вниз и, крепко прижимаясь к земле, стал ползком преодолевать последние несколько футов.

То, что он увидел внизу, можно было легко принять за неясное бледное свечение. Шенн облизнул пересохшие губы и попробовал на вкус вязкий сок, оставшийся на его лице во время его борьбы с почти непроходимым кустарником. Когда наконец перед ним расстелилась полоска луга, поросшая низенькими растениями, проем внизу оказался довольно широкой лощиной, заросшей старыми ивами, склоняющимися над водой. Итак, спускаться вниз было равносильно тому, чтобы обратить на себя внимание любого преследующего его трога. Так что Шенн мог идти только по верхнему оврагу, надеясь добраться до конца светящейся растительности внизу.

Шенн находился всего ярдах в пяти от места, откуда он мог начать спуск к реке, когда внезапный шум за спиной поверг его в ужас и заставил осторожно оглянуться. Лагерь был виден наполовину, а костры уже догорали. Но прямо на него через лужайку катился огромный, спутанный живой клубок.

Торвальд отбивается от врагов? Или росомахи? Шенн приподнялся, чтобы приготовиться наброситься на противника. Он колебался, чем лучше воспользоваться в драке — шокером или ножом? В стычке с раненым трогом шокер не причинит ему сильного вреда. И тогда Шенн решил испробовать на враге нож. Сможет ли он, изготовленный из суперпрочной стали, пробить бронированный панцирь противника?

Он вновь посмотрел надвигающуюся массу. Безусловно, шла борьба не на жизнь, а на смерть. Что-то страшно уродливое наконец рухнуло наземь и покатилось вниз прямо на ярко освещенные деревца. Шенн увидел тускло мерцающий панцирь трога и… ни следа шерсти, плоти или одежды. Неужели это сражались два чужака? Но почему?

Одна из фигур с трудом поднялась и согнулась над безжизненной грудой, лежащей на земле, и что-то тянула к себе. Шенн едва сумел разглядеть древко своего копья. Фигура, лежащая на земле, не шевелилась, когда копье наконец было выдернуто. Неужели командир трогов мертв? Шенн очень надеялся, что это так. Он спрятал нож обратно в ножны, похлопал по его рукоятке, чтобы убедиться, что нож четко покоится на своем месте, и пополз прочь. Река, извиваясь тут и там, впереди впадала в небольшое озеро, окаймленное высокой тенистой травой. Берег, поросший ивами, резко оборвался. Со своего места Шенн посмотрел на место сражения и заметил второго трога, стремительно пересекающего лужок. Шенн проследил, как он подошел к своему товарищу и, взвалив его на спину, понес обратно в лагерь.

Троги могут казаться неуязвимыми, однако Шенн недавно стал свидетелем, как один из них прикончил другого, при помощи удачи и более мощного оружия.

Это укрепило уверенность Шенна в собственной смелости, и он осторожно начал спускаться вниз, преодолевая ступенчатый берег, пока не оказался у кромки воды. Когда его ноги вступили в маслянистую воду, он быстро начал идти по течению вниз, чувствуя, как вода заливается ему в сапоги, сначала по лодыжку, затем по икры. Сезон для сильного разлива реки еще не наступил, поэтому он не боялся наводнения, а впереди поток был широк и глубок, хотя течение было несильным.

Ему несколько раз пришлось огибать небольшие островки со светящимися деревцами, а один раз ему попалось молодое дерево, буквально купающееся в розоватом свечении, хотя остальные светились призрачно-серым сиянием. В туманной дымке, образованной сомкнувшимися над водой ветвями, перелетали с места на место крошечные птички, какие-то насекомые; в воздухе стоял тяжелый аромат наполовину раскрытых бутонов неведомых цветов, но Шенн просто не обращал на него внимания.

Он рискнул свистнуть: издал приглушенный звук, надеясь, что росомахи услышат и ответят на его призыв через проем в высоких берегах. Но хотя он остановился и прислушивался до тех пор, пока каждая клеточка его хилого тела не почувствовала усталости, он не услышал ответа ни от росомах, ни от Торвальда. Никто из троих не удостоил его даже намеком о своем присутствии.

Что же предпринять дальше, если никто из его спутников не присоединится к нему где-нибудь внизу по течению? Торвальд заявил, что не станет задерживаться здесь до наступления сумерек. Еще Шенн понимал, что, если его действительно разыскивает вражеский патруль, он станет ждать только до тех пор, пока не узнает точно, какая судьба постигла остальных. Ведь Тагги и Тоги для него важны не менее, чем офицер-изыскатель. Возможно, росомахи важны для него даже больше, сказал он сам себе. И еще он понимал их лишь до определенного уровня, равно как и то, что их «партнерство» не требовало от него ничего взамен, чего он не мог сказать о человеке.

Почему же тогда Торвальд настаивал на том, чтобы идти к берегу моря? Шенну казалось, что его первоначальный замысел отправиться к восточным горам куда благоразумнее и удобнее.

На этих вершинах столько же убежищ и укрытий, как и в фиордах. Но Торвальд совершенно внезапно начал категорически настаивать на путешествии на запад, и Шенн поддался его уговорам. Хотя Шенн в глубине души боролся с предложением офицера, однако принял его, подчиняясь приказу старшего как по званию, так и по возрасту. Странно, что только когда он остается один, как сейчас, то сразу начинает интересоваться как мотивами, двигающими Торвальдом, так и его авторитетом.

Три тоненькие веточки светящегося куста с полураскрытыми почками образовывали треугольник. Своего рода опознавательный знак. Шенн остановился и выбрался на берег. Он начал вытряхивать воду из сапог, подобно тому как Тагги отряхивал свое косматое тело. Возможно, это было неким знаком, чтобы < отметить место их встречи…

Шенн резко повернулся, выхватил шокер. Он заметил на поверхности воды темное пятно в нескольких футах впереди. И вдруг чуть не свалился. Не из-за того, что случайно снова угодил в воду и провалился в какую-то яму. Или его понесло течением. Он услышал возмущенное рычание и тотчас расслабился. Затем громко рассмеялся. Ему не нужно волноваться за росомах; эта «ловушка» сработала как нельзя лучше. Оба зверя с удовольствием поглощали еду, хотя им пришлось устроить свой праздник на их плоту, а это временное средство передвижения было довольно хлипким.

Когда он медленно приблизился к росомахам, они не обратили на него никакого внимания. Когда он подошел совсем близко, они вытягивали из воды виноградную лозу, служащую швартовым. Должно быть, ветер донес до них знакомый запах. Когда вода дошла до его плеч, Шенн положил руку на крайнее бревно плота. Одна из росомах издала тихий рык, предупреждая, что ей мешают. Неужели это относилось к нему?

Шенн застыл на месте, напряженно прислушиваясь. Да, откуда-то сверху раздался шлепающий звук. Кто бы ни следовал за ним по пятам, он не собирался скрывать это, а шаг новоприбывшего был настолько стремительным, что его появление явно сулило неприятности.

Троги? Терранец напряженно ожидал реакции росомах. Он был уверен, что если чужаки выследили его, то оба зверя предупредили бы его. Ушли же они прочь, когда из лагеря доносился жуткий вой. Тогда они решили избежать встречи с врагами.

Но из всех многочисленных звуков, носящихся над рекой, ни один не заставил росомах оторваться от еды. Выходит, неизвестное существо не было жуком. С другой стороны, почему бы тому же Торвальду так не афишировать свое появление, если по каким-то причинам необходимость идти как можно быстрее сильнее осторожности? Шенн туго натянул швартов, вытащил нож и стал пристально всматриваться сквозь туманную мглу. Фигура миновала опознавательный знак из трех веточек и быстро подошла к плоту.

— Ланти? — донесся до Шенна хриплый, требовательный шепот.

— Я.

— Все, заканчиваем. Надо убираться отсюда!

Торвальд ринулся вперед, и оба мужчины взобрались на плот. Весьма непрочный каркас частично погрузился в воду под их тяжестью. Но прежде чем росомахи смогли улизнуть, самодельный швартов из виноградной лозы лопнул, и их понесло по течению. Чувствуя, что плот носит из стороны в сторону и кружит, как волчок, росомахи заскулили и сжались посередине того, что теперь казалось очень хлипким сооружением.

За ними достаточно далеко, но весьма отчетливо раздавался жуткий вой, приносимый дыханием вечернего ветра.

— Я видел… — начал Торвальд, однако запнулся и замолчал, будто наполнил в легкие воздух настолько, что словам не оставалось места. — У них есть «ищейка»! Вот что ты слышал.

Глава 5 ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

Когда плот, продолжая медленно вращаться на воде, еле-еле скользил вниз по реке, Шенн заметил, что вскоре он стал двигаться быстрее, ибо течение усилилось, увлекая за собой их утлое средство передвижения. Росомахи крепко прижались к Шепну, и он почувствовал, как его всего обволакивает мускусный запах их косматых тел. Одна из росомах глухо заурчала, вероятно в ответ на страшный вой из лагеря.

— Ищейка? — переспросил Шенн, поворачиваясь к Торвальду.

Тот сидел рядом с ним и управлял, как веслом, одной из толстых ветвей, выправляя ход плота по воде. Судя по сосредоточенно-раздраженному выражению его лица, ему нужен был более длинный шест, чтобы свободно проводить плот между скал и крупными подводными камнями. Тем более течение становилось все быстрее и быстрее.

— Какая еще ищейка? — вновь спросил Шенн, на этот раз резко и требовательно. Он негодовал на своего спутника, не получив незамедлительного ответа.

— Троги пустят по нашим следам ищейку. Но почему они вообще привезли ее с собой? — В голосе Торвальда явно ощущалось недоумение. Спустя несколько секунд он прибавил со своей обычной решительностью: — Теперь мы можем угодить в серьезную передрягу.

— Почему?

— Когда троги используют ищейку, это значит, что они хотят захватить пленников…

Когда Торвальд отвечал, то казалось, что он тщательно раскладывал свои мысли по полочкам.

— Гм, они могли бы выслать ищейку сразу, на тот случай, если пропустили одного из нас во время первоначальной зачистки, — размышлял вслух офицер. — Наверное, если они поверили, что мы аборигены, им захотелось захватить экземпляр для изучения.

— Почему бы им просто не расстреливать из бластера каждого терранца, попавшего в их поле зрения?

Торвальд отрицательно покачал головой.

— Наверное, им нужен живой терранец, причем очень нужен и скоро.

— Зачем?

— Скорее всего, в лагере им нужен радист, который бы вызвал помощь.

Замешательство, обуревавшее Шенна, мгновенно испарилось. Он достаточно хорошо знал Службу изысканий и ее процедуры, чтобы догадаться о причине подобного желания со стороны трогов.

— Им нужно заманить на Колдуна транспорт колонистов?

— Да, им нужен наш корабль. Но он не может сесть на Колдуна без соответствующего сигнала, который трогам неизвестен. Если они не захватят корабль, их время истечет даже прежде, чем они стартуют отсюда.

— Но откуда они знают, что скоро должен прилететь наш корабль? Когда мы перехватываем их сигналы, они для нас — абсолютная тарабарщина. Разве троги способны расшифровать наши радиокоды?

— Предположительно — нет. Но только все, что мы знаем о трогах, — тоже сплошные предположения. Что бы там ни было, им известен весь порядок основания терранской колонии, а мы не можем изменить эту процедуру, кроме каких-либо несущественных тонкостей, — угрюмо произнес Торвальд. — Если наш корабль не получит соответствующего сигнала для посадки по расписанию, его капитан вызовет эскорт Патруля… который выйдет прямо на базу врага. Но если жукам удастся обманом заманить корабль и захватить его, тогда у них будет в запасе пять или шесть месяцев для укрепления здесь своих позиций. Если им удастся, то, чтобы нам очистить от них Колдун потребуется целый флот, а не один патрульный крейсер, как сейчас. Таким образом троги получат еще одну планету, чтобы вести свою грязную игру. Причем очень важную планету, — прибавил он. — Колдун находится на прямой линии между системами Одина и Кулькульки. Такая база трогов, расположенная прямиком на торговом пути, может отрезать нас от этой части галактики.

— Значит, по-вашему, они хотят захватить нас, чтобы заманить сюда наши корабли?

— Твои рассуждения не лишены логики, — заметил Торвальд. — Но только в том случае, если им известно, что мы здесь. Они не будут высылать слишком много ищеек, поскольку они никогда не рискуют ими для выполнения мелких задач. Надеюсь, что нам удастся как следует замести следы. Но нам придется пойти на риск и атаковать лагерь… Мне понадобится планшет с картами! — Казалось, что Торвальд снова заговорил сам с собой. — Время… и правильные карты… — Он опустил сжатый кулак на плот с такой силой, что тот затрясся. — Вот что теперь мне нужно!

Впереди появился еще один островок, поросший крупными ивами, и пока они проплывали по этой призрачно светящейся водной дорожке, то переглянулись. Каждый успел как следует рассмотреть лицо своего спутника. Лицо Торвальда было бледно, напряженно, глаза смотрели на воду, словно он ожидал, что на ее поверхности неожиданно покажется трог.

— Предположим, они выслеживают нас, — сказал Шенн, указывая подбородком вперед. — Как хотя бы выглядит их ищейка? — Слово «ищейка» подразумевало для него терранских собак, но все его воображение было бессильно, чтобы представить что-то общее у трогов с любым млекопитающим.

— Скорее всего, мы увидим весьма впечатляющую помесь жабы с ящерицей с еще какими-нибудь жуткими характерными чертами, примерно что-нибудь в этом роде. Но это так, общее описание, — ухмыльнулся Торвальд. — Во всяком случае, ничего красивого ты не увидишь, поскольку дальние предки трогов наверняка относились к какому-либо виду насекомых. Если эта тварь будет выслеживать нас, в чем я ни на секунду не сомневаюсь, нам надо принимать меры. Пока у нас есть преимущество, их ищейки не способны вести поиски на своих чертовых тарелках, а сами жуки никогда не отличались любовью к ходьбе. Так что нам не придется ожидать быстрой охоты. Если их ищейки забредут в труднопроходимую местность, то мы можем попытаться устроить им засаду. — Шенн заметил, как сдвинулись брови его спутника. — Я уже дважды облетал территорию впереди нас, а там творится черт знает что. Безумный ландшафт. Так что если нам удастся добраться до этой жуткой местности, окаймляющей море, то мы «сделаем» этих ублюдков в первом же раунде. Уверен, что там троги не смогут за нами угнаться. Поэтому им остается только охотиться на нас пешком. Либо они могут использовать свои энерголучи для обстрела любой подозрительной местности, но там сотни похожих тропинок и лощин, так что им понадобится уйма времени. Или они попытаются как следует вытрясти нас оттуда с помощью разрывных снарядов, но я сомневаюсь, что они захватят его сюда.

Шенн поежился. Он уже наслышался страшных историй о разрывных снарядах трогов.

— Потому что они не смогут притащить сюда это оружие, — продолжал Торвальд таким тоном, словно они обсуждали какие-то отвлеченные материи, а не вопрос о собственной жизни и смерти. — Для этого им понадобится лететь на одном из своих основных кораблей. А они не решатся опустить корабль слишком близко к земле. Наш самый опасный участок пути мы должны будем преодолеть завтра сразу после рассвета, если течение нам позволит добраться туда вовремя. Это совершенно ровная пустыня с одной стороны гор. Стоит им послать туда тарелку, и они увидят нас, как на ладошке…

— А что, если нам сейчас спрятаться и продолжать путь только по ночам? — предложил Шенн.

— В обычных условиях я бы согласился. Но сейчас нас поджимает время, поэтому я говорю — «нет». Если мы продолжим путь без остановки, то сможем добраться до подножия гор примерно через сорок часов, возможно, и меньше. И мы должны все время оставаться на реке. Идти такое гигантское расстояние пешком без хороших запасов провианта — просто глупо.

Два дня. Возможно, с целой сворой трогов-ищеек за спиной и их летательными аппаратами в небе. Пустыня… Шенн погладил росомах. Да, безусловно, перспектива не кажется такой уж простой, как в ту ночь, когда Торвальд планировал их побег. Но тогда офицер просто исключил несколько моментов, которые счел нереальными. А мог ли он упустить что-нибудь важное? Шенну захотелось спросить его об этом, но почему-то он промолчал.

Спустя некоторое время его потянуло в сон, голова упала на колени. Вскоре он проснулся; он словно вырвался из сна наяву, сна настолько четкого, что он глубоко запечатлелся в его мозгу. Шенн был настолько ошеломлен, что долго и неподвижно смотрел в линию берега, полуосвещенную ранним рассветом.

Кроме этой полоски земли и буйной растительности, мимо которой проплывал их плот, он увидел в небе огромный совершенно голый череп — череп, странные очертания которого явно не принадлежали человеку. Из пустых глазниц то вылетали, то возвращались обратно какие-то летающие предметы, в то время как резко выступающая вперед нижняя челюсть словно поглощалась водой. Цвет черепа был ярко-красный, даже точнее — пурпурный. Шенн снова прищурился, вглядываясь в линию берега, мысленно восстанавливая в уме этот призрачный череп, глазницы, напоминающие пещеры, носовое отверстие, челюсть с зубами как у ядовитой змеи. Этот череп был горой или гора была черепом — это так важно для него, черт возьми! В конце концов, он должен осознать, что перед ним!

Он медленно пошевелился; его ноги и руки застыли, но не от холода. Росомахи потерлись об его бока. Торвальд безмятежно спал, свернувшись на плоту и по-прежнему сжимая в руке палку-весло. Планшет с картами висел на веревке на его шее; Торвальд прижимал этот тонкий планшет, смахивающий больше на конверт, под мышкой к телу, словно для большей безопасности. Шенн заметил на нем запечатанную пломбу с эмблемой изыскателей, которую для прочности крепко придавили пальцем.

Во сне с Торвальда слетел весь его офицерский лоск, который так поразил Шенна, когда он впервые встретился с ним в космопорту. Его щеки ввалились, отчего очертания его лицевых костей отчетливо виднелись через бледную кожу; а глазницы с закрытыми глазами придавали ему некоторое сходство с тем жутким черепом, пригрезившимся Шенну во сне. Его лицо посуровело, полевая форма местами испачкалась и порвалась. Только великолепные волосы блестели, как всегда.

Шенн машинально провел ладонью по лицу, не сомневаясь, что его вид тоже оставляет желать лучшего. Он осторожно наклонился к воде, но вода была настолько темной, что не могла стать для него зеркалом.

Плот сильно качнуло, когда Шенн поднялся на ноги, чтобы изучить местность вокруг. Он был, наверное, на треть ниже Торвальда и намного меньше его, но стоя он сумел разглядеть нечто, находящееся за возвышающимися берегами, окаймляющими речное русло. Трава на обширном лугу была высокой и густой, такой, что сквозь нее поле казалось разрезанным на несколько частей. Вся местность была бледно-лавандового цвета. Приглядевшись, Шенн заметил чуть поодаль длинные полосы обезвоженной сухой земли. Все вокруг светилось не обычным голубым светом, а мертвенно-бледным, а полосы земли казались в этом свете серыми; кустарник же по краям берега был редким и очень низким. Должно быть, они достигли пустыни, о которой упоминал Торвальд.

Шенн посмотрел на запад, где небо освещалось сильнее, поэтому Шенн увидел на его фоне высокие темные пирамиды. Они наконец достигли самых отдаленных гор, тех, которые с другой стороны омывались морем. Шенн тщательно изучил каждую вершину и понял, что они разные по высоте.

Интересно, находился ли среди них тот страшный череп? Его не покидало убеждение, что местность, которую он видел во сне, существует на Колдуне на самом деле. Ему нужно не только определить очертания ландшафта этого дикого места, но и изучить его как следует. Но зачем? Шенн задумался над этим и вдруг ощутил сильнейший страх, возрастающий в нем с каждой секундой.

Торвальд пошевелился. Плот вновь качнуло, и росомахи грозно зарычали. Шенн сел, предупреждающе положив руку на плечо офицера. От его прикосновения Торвальд немного отодвинулся в сторону и машинально поднял руку для удара, которого Шенну удалось избежать только благодаря тому, что именно в ней офицер сжимал свой планшет.

— Успокойтесь! — резко произнес Шенн.

Торвальд заморгал. Он посмотрел вверх, но так, словно вообще не заметил своего спутника.

— Пещера Вуали… Завесы… — пробормотал он. — Утгард… — Вдруг его взгляд сосредоточился, и он сел, осматриваясь по сторонам, нахмурив брови.

— Мы в пустыне, — пояснил Шенн.

Торвальд встал, его тотчас же качнуло немного в сторону. Он пристально всматривался в выцветшее бесконечно широкое пространство, расстилающееся впереди от реки. Затем посмотрел на горы; присел на корточки и нащупал самодельный замок на планшете с картами.

Росомахи забеспокоились сильнее, хотя по-прежнему смирно сидели на плоту. Они приветствовали Шенна, громко заскулив. Шенн с Торвальдом утолили голод горстями концентратов из походного рациона. Но эти сухие таблетки не годились для животных. Шенн изучил местность более придирчивым взглядом, нежели неделю назад. Там, впереди, не на кого было охотиться, однако оставался берег реки.

— Нам надо накормить Тагги и Тоги, — нарушил он тишину утра. — Если мы это не сделаем, они бросятся в воду и уплывут куда глаза глядят.

Торвальд перевел взгляд с Шенна на животных; затем посмотрел на тонкую кожу планшета с картами, и снова Шенн заметил, что офицер смотрит словно с какого-то расстояния. Его глаза разглядывали теперь ни Шенна, ни животных, а негостеприимный берег.

— Как ты собираешься их накормить? — осведомился он. — У тебя есть какая-нибудь идея?..

— В горной реке водится рыба, — ответил Шенн, вспоминая об инциденте, происшедшем несколькими днями раньше. — В скалах, где есть ручьи, тоже можно обнаружить рыбу. Она часто находит там себе убежище. Заодно мы могли бы и изучить местность.

Он понимал, что Торвальду не хочется сходить с плота на берег и тратить время на такую охоту. Но как можно спорить, когда рядом с тобой сидят две голодные росомахи? К тому же Торвальд прекрасно понимал, что Шенн ни за что не бросит животных из-за его прихоти.

И Торвальд не стал возражать. Они пустили плот по течению, направив его к южному берегу под укрытие из длинного ряда ив. Шенн выбрался на сушу, росомахи тотчас же последовали за ним, принюхиваясь к земле у своих лап, пока он переворачивал довольно крупные камни, выискивая под ними водяные убежища, где могла прятаться рыба. И они ее обнаружили. Плавники не смогли спасти ее от острых когтей голодных животных, которыми они вырывали ямки на мелководье и вытаскивали свою добычу. Еще попалось какое-то странное существо с глянцевитой шерстью, плоской головой и плавниками вместо передних лап, которого Тагги схватил прямо под носом у Шенна. Тот даже не успел изучить несчастную жертву как следует. С огромной скоростью росомахи опустошили территорию в полмили, прежде чем Шенну удалось заманить их обратно на плот.

Когда они охотились, ему в голову пришла неплохая мысль насчет земли рядом с рекой. Земля была сухая, а растительности встречалось все меньше и меньше, если не считать каких-то похожих на кактусы колких растений, торчащих из земли, как пальцы с длинными ногтями, раздувшихся и красных. Они очень контрастировали с растениями Колдуна, обычно — аметистового оттенка. Солнце постепенно вставало над планетой, и в его свете этот участок земли казался совершенно голым, что сперва вызывало у людей отвращение, но уже спустя некоторое время заинтересовало их.

Шенн обнаружил Торвапьда стоящим на отвесном берегу и рассматривающим так долго ожидаемые им горы. Торвальд повернулся, когда Шенн загнал росомах на плот, а потом присоединился к ним. Шенн заметил у него в руке свернутую в трубочку карту.

— Положение не такое хорошее, как мы надеялись, — сообщил он Шенну. — Мы должны уйти с реки и перебраться через горы.

— Почему?

— Дальше будут пороги, а потом — водопад, — ответил Торвальд. Он расстелил перед собой карту и начал нервно тыкать в нее пальцем. — Отсюда мы выйдем. Вот это — труднопроходимый участок. Но на юге в горе есть пролом, сквозь который можно пройти. Этот пролом снят при помощи аэрофотосъемки.

Шенн был достаточно сообразительным, чтобы осознать всю несуразность и глупость перехода через совершенно голую местность. Сверху ты будешь виден как на ладони, стоит только двинуться по пустыне. Еще непреодолимые трудности заключались в том, что эта ровная земля сливалась е небом. И все-таки Торвальд планировал это путешествие так, словно он уже изучил путь их отхода, и он отказался таким же простым и легким, как беспечная прогулка по главному транспортному пути Тира. Почему же для них так необходимо добраться до моря? Тем не менее пока Шенн не стал возражать, хотя эти неопределенные сведения ему весьма не понравились. Шенн также не стал спрашивать своего спутника, почему он принял на себя командование походом, а молча повиновался. Пока.

Когда они взошли на плот и снова поплыли по течению, Шенн лишь изучающе разглядывал своего спутника. Торвальд так спокойно перечислил предстоящие им трудности. И еще казалось, что его ничуть не беспокоило, смогут ли они добраться до моря, а если и беспокоило, то он просто-напросто замкнулся в своей непробиваемой скорлупе и не подавал виду, что его тревожит неудача, способная обернуться для обоих гибелью. Поначалу, в первый день их совместного житья, молодой терранец решил, что Торвальд относится к нему как к рабочему инструменту, который офицер использовал для претворения в жизнь какого-то своего проекта, и рассматривал он этот проект как дело первостепенной важности. Негодование Шенна по поводу его оценки Торвальдом ему пока удавалось сдерживать. Шенн высоко ценил осведомленность офицера во многих вопросах, однако его презрительное и надменное отношение к своему младшему товарищу все сильнее отталкивало Шенна от Торвальда, так же как и то, что он отвергал все его советы и желания. Такое поведение уже нельзя было считать даже полу-партнерством в совместной работе.

Во-первых, почему Торвальд возвратился на Колдун? И зачем ему понадобилось рисковать жизнью, если его гипотеза о том, что для трогов главное — это захват в плен терранца, правильна? Когда Торвальд впервые заговорил о вылазке, то имел в виду пополнение их запасов провианта; и тогда он ни разу не упомянул ни о каких картах. Судя по всему, Торвальду была поручена какая-то миссия. И что случится, если он, Шенн, вдруг перестанет быть послушной пешкой и немедленно потребует объяснений?

Шенн достаточно хорошо успел изучить людей, чтобы также понимать, что он не получит от Торвальда никакой информации и что ему не стоит даже надеяться на это. Все его вопросы «на засыпку» и проверки не будут удостоены ответом, а все закончится лишь его полным разгромом и крушением его собственных планов. Теперь на лице Шенна играла насмешливая улыбка, ибо он вспомнил свои возвышенные чувства, когда впервые увидел Рагнара Торвальда несколько месяцев назад. Стать хотя бы похожим на этого офицера было пределом всех его мечтаний! Пределом мечтаний Шенна Ланти. В данный момент Торвальд казался ему пустым местом. Он не мог ему нравиться или не нравиться… он был всего лишь расплывчатым сном. Да, разумеется, ведь реальность и сны редко приближаются друг к другу. Мечты…

— На какой-либо из этих карт береговой линии обозначена гора, формой очень напоминающая череп? — внезапно спросил он.

Торвальд резко отшвырнул палку.

— Череп? — переспросил он немного рассеянно, как делал часто, отвечая на вопросы Шенна, пока разговор не касался чего-то более важного.

— Да, череп. И очень странного вида, я бы сказал, — ответил Шенн. Сейчас он словно наяву представлял себе гору-череп, как тогда, когда он только что проснулся. Он даже видел, как в пустых глазницах появляются и исчезают какие-то летающие предметы. И вот что казалось очень странным: впечатления от сна очень быстро стираются из памяти через несколько часов после пробуждения, а сейчас все происходило наоборот. — Еще у него выступающая вперед челюсть, а волны набегают на… красно-пурпурную скалу…

— Что?

Теперь он полностью завладел вниманием Торвальда.

— Где ты об этом слышал? — быстро последовал резкий вопрос.

— Я об этом не слышал. Ночью я видел его во сне. Я стоял прямо напротив него. Там еще были птицы… или что-то летающее, как птицы; они влетали в его глазницы и вылетали оттуда.

— Что еще ты видел? — Торвальд нагнулся за палкой, его взгляд ожил, стал каким-то алчным и странным, словно если бы он не услышал ответа, то выбил бы его из Шенна силой.

— Это все, что я помню: гора-череп, — промолвил Шенн. Ему не хотелось дальше рассказывать о своих впечатлениях, о том, что ему захотелось найти этот череп; что он должен его найти.

— Значит, больше ничего… — задумчиво начал Торвальд и замолчал. Затем он медленно и с явной неохотой заговорил: — Больше ничего? Ты не видел пещеры с зеленой завесой… с широкой зеленой завесой, заслоняющей ее?

Шенн отрицательно покачал головой:

— Только гора-череп.

Торвальд посмотрел на него так, словно не поверил ни единому его слову, однако выражение лица молодого мужчины было настолько убедительным, что офицер коротко рассмеялся.

— Что ж, насколько я понимаю, это еще одна красивая теория о воздействии тумана на зрение! — проговорил он. — Нет, твой череп нс указан ни на одной из наших карт, равно как и моя пещера тоже никогда не существовала. Это мираж, галлюцинации, вызванные преломлением солнечных лучей через завесу тумана! Это нечто вроде дымящихся экранов…

— Тогда что… — Но Шенн не успел закончить вопроса.

В пустыне поднялся сильный ветер, он пронесся через проход в скалах, достиг реки и взметнул в воздух целую кучу песка, который начал медленно оседать в воду, обволакивая серой туманной дымкой людей, животных и плот. В эти мгновения песок очень походил на падающий снег.

Только он не смог скрыть тонкого пронзительного крика, растворившегося на бескрайних просторах земли, расстилающейся за их спиной; но этот долгий улюлюкающий вой они уже слышали в лагере трогов. Торвальд грустно усмехнулся.

— Ищейка идет по следу.

Он наклонил шест, используя его как весло, и плот быстро помчался по течению. Шенн, похолодевший от ужаса, несмотря на палящее солнце, последовал примеру офицера и тоже взялся за длинную ветку, думая лишь об одном: осталось ли у них время для борьбы?

Глава 6 ИЩЕЙКА

Солнце, неровный и огромный огненный шар, поджаривало землю, после чего, каким-то странным образом, точно откатилось назад и продолжало жечь с той же жестокостью. В прохладной тени восточных гор Шенн ни за что не поверил бы, что на Колдуне может стоять такая неистовая жара. Еще до полудня они с Торвальдом сняли куртки, чтобы было легче управляться с шестами-веслами. Однако они не рискнули снять остальную одежду, боясь обгореть на солнце. И снова сильный порыв ветра вздымал песок на берегу реки, чтобы спустя некоторое время тот медленно опустился на воду.

Шенн протер глаза, на некоторое время прекратил утомительную греблю, чтобы посмотреть на скалы, которые они проплывали в довольно опасной близости. Ибо русло реки, окаймленное редким колючим кустарником, быстро сужалось. На отвесных стенах совершенно голых скал виднелось огромное количество небольших пещер-убежищ, забитых песочной пылью, хотя дно быстрой прозрачной реки все было усеяно галькой и крупными валунами.

Он не ошибся, их плот несло вперед все быстрее и быстрее, даже несмотря на шесты, при помощи которых они помогали плоту продвигаться по воде. По мере сужения русла течение подхватывало плот со свежей силой и стремительно несло его по воде. Шенн отметил это, и Торвальд кивнул в знак согласия.

— Мы подходим к первым порогам, — пояснил он.

— Где мы сойдем на берег и отправимся пешком, — печально промолвил Шенн. Песок и пыль скрипели у него на зубах, раздраженные глаза слезились. — Мы останемся рядом с рекой?

— Насколько долго это нам удастся, — мрачно ответил Торвальд. — У нас нет ничего, в чем можно нести воду.

Да, человек может жить на очень скудной пище, продолжая пробираться вперед по скверной дороге, если у него есть таблетки-концентраты. Но без воды, и тем более в такую жару, им быстро наступит конец. Довольно часто они прислушивались к очередному вою позади, дикому крику, говорящему им о том, насколько близко от них движутся ищейки трогов.

— Пока сюда не долетели их тарелки, — заметил Шенн. Он как следует успел изучить одну из темных тарелок, появившуюся довольно далеко от них, когда ищейка указала точное направление для преследующих их трогов.

— Они не могут летать в такую погоду, — отозвался Торвальд, еще крепче сжимая шест и указывая подбородком на туман, клубящийся в воздухе над рекой и скалами. Тут река стала еще глубже, и Шенн увидел самое начало каньона. Они могли вздохнуть свободнее. Песочная пыль по-прежнему медленно опускалась на них, но песка было значительно меньше, чем какие-то полчаса назад. Небо над их головами напоминало сероватый колпак, с трудом пропускающий солнечные лучи, и тут путешественники ощутили живительную прохладу.

Торвальд осмотрелся по сторонам, внимательно изучая оба берега, словно выискивал там какой-то особый знак или отметину. Наконец, воспользовавшись шестом как указкой, он ткнул им в направлении большой кучи галечника, виднеющейся впереди. В этом месте когда-то случился оползень, который на четверть засыпал реку, но постоянные сезонные разливы со временем превратили бесформенную кучу камней и песка в узкий стреловидный полуостров.

— Туда…

Преодолевая сильнейшее течение, они вытащили плот на берег. Росомахи, ослабевшие от жары и пыли, подскочили к скалам со скоростью пассажиров тонущего корабля, которые увидели спасательное судно. Торвальд, прежде чем соскочить на берег, крепче прижал под мышкой планшет с картами. Когда все очутились на суше, он снова спустил плот на воду и длинным шестом толкал его до тех пор, пока его не подхватило течение.

— Слушай! — внезапно воскликнул он.

Но Шенн уже уловил отдаленный рокочущий звук, громкий, сильный, точно кто-то бил в гигантский барабан. Безусловно, это не был герольд, возвещающий о прилете корабля трогов, тем более что звук исходил откуда-то спереди, а не из-за их спин.

— Пороги… а может быть, даже водопад, — проговорил Торвальд. — Давай-ка поглядим, где мы сможем отыскать здесь дорогу.

Полуостров из валунов и гальки, который за многие годы нанесло течением, своим узким концом, похожим на язык, упирался в скалу, возле которой протекала река. Но затем он поднимался к расщелине, расположенной несколькими футами выше. А на высоте примерно футов в пятьдесят виднелась полоса земли, идущая параллельно реке. За ней вода ударялась о прочную совершенно отвесную стену. Они могли бы взобраться наверх и следовать за потоком вдоль вершины по этой нерукотворной набережной, но это вынудило бы их намного отдалиться от источника воды.

Словно с молчаливого обоюдного согласия мужчины опустились на колени и большими пригоршнями стали черпать воду и жадно пить ее, обливать водой головы и смывать с лица пыль и песок. Затем они начали взбираться на крутой подъем, который уже успели преодолеть росомахи. Наверху было не очень темно, но они снова почувствовали на лицах осыпающийся гравий, застревающий у них в волосах.

Шенн остановился, чтобы соскрести полоску грязи с губ и подбородка. Затем совершил последний рывок, поднимая свое щуплое тело наверх, изо всех сил борясь с жестокими порывами ветра. Но потом ветер подул ему в спину с такой силой, что чуть ли не помогал ему в его сложном восхождении. Шенн старался изо всех сил. Он мысленно отдал себе приказ — подняться во что бы то ни стало! Он понимал, что, как только окажется наверху, он побредет под скалой, аркой нависшей над ним. И Шенн знал, что это нужно сделать как можно быстрее, ибо в любой момент может случиться оползень из песка.

Тут Шенн натолкнулся на огромный камень и, протерев глаза от песка, догадался, что очутился в небольшой нише в скале. Задрав голову, он увидел отблеск янтарного неба, просачивающийся через щель этой крохотной пещеры, но спустя несколько секунд сумерки превратились в кромешную тьму.

Шенн нигде не видел росомах. Он заметил Торвальда, пробирающегося к южной пещере, и последовал за ним. И снова они лицом к лицу столкнулись со смертоносным обрывом. Ибо расщелина с единственным спуском к реке теперь находилась справа; за спиной возвышалась гранитная скала, ведущая к бездонной пропасти, заставившей Шенна упасть на живот, как только он осмелился посмотреть вниз.

Если какой-нибудь боевой корабль межзвездной флотилии прошелся бы энергетическим лучом по горам Колдуна, разрезав то, что покоилось под первым слоем наружной оболочки планеты, то, вероятно, образовавшаяся «рана» очень бы походила на эту жуткую пропасть, на краю которой лежал побледневший от ужаса Шенн. Ему и в голову не приходило, что могло образовать между скалой и торчащим неподалеку горным пиком такую гигантскую трещину? Наверняка некогда здесь произошел невиданной силы катаклизм. Конечно, и речи быть не могло о том, чтобы спуститься вниз и взобраться на гору напротив, стоящую напротив скалы, где лежал Шенн. Беглецам надо было либо возвращаться к реке со всеми ее опасностями и неожиданностями, либо отыскать какой-нибудь иной путь через проем, который теперь являл собой такую мощную преграду на пути на запад.

— Вниз! — резко произнес Торвальд и вытолкнул Шенна из полумрака песочной бури в расщелину с такой силой, что Шенн чуть не упал. И они снова оказались в пещере, в которой уже побывали.

На залитом солнцем небе появилась двигающаяся тень.

— Назад! — Торвальд опять схватил Шенна, и поскольку он был намного сильнее молодого человека, то буквально поволок его во тьму пещеры. Он тащил его без остановки, и Шенн не мог перевести дух, даже когда они очутились снова в укрытии. Наконец они добрались до темной дыры в южной стене, мимо которой уже проходили. И Торвальд снова толкнул Шенна туда.

Внезапно страшной силы взрыв отбросил Шенна к стене. Толчок оказался такой мощный, что молодому человеку показалось, как из его легких вышел воздух. У него перехватило дыхание, и теперь не давала покоя ноющая боль в ребрах. С трудом открыв глаза, он увидел, что расщелина вся охвачена огнем. Из-за яркого пламени Шенн какое-то время ничего не видел. Словно он временно ослеп. Эта вспышка была последним, что он помнил, когда плотная кромешная тьма сомкнулась над ним, погрузив его в бессознательное небытие.

Он медленно пришел в себя и сперва почувствовал нестерпимую боль. Ему было больно дышать; но тут он осознал: раз он дышит, то боль будет продолжаться, потому что он дышит. Потому что он жив. Все его тело представляло собой сплошную тупую боль, а на ногах словно лежало что-то очень тяжелое. Затем он почувствовал на лице прерывистое дыхание какого-то зверя. Шенн, собравшись с силами, поднял руку и коснулся плотной шерсти; потом ощутил влажный шершавый язык, облизывающий ему пальцы.

Он был близок к ужасу, обуявшему его, ибо в течение нескольких секунд он понял, что ничего не видит! Но тут сквозь тьму начали пробиваться кроваво-красные искорки, и он почему-то решил, что они скачут внутри его глаз. Он начал ощупывать темноту перед собой. Со стороны косматого тела животного, прижавшегося к нему, раздался тихий скулеж. Шенн ответил на это легким движением.

— Тагги? — спросил он.

От довольно сильного толчка он снова вжался в стену и ощутил страшную боль в ребрах, когда росомаха отозвалась на свою кличку. Второй толчок с другого бока и намного мягче первого говорил ему о том, что это Тоги тоже требует к себе внимания.

Что же тогда произошло? Торвальд со всех сил толкнул его назад, как только в небе появилась тень, пролетающая над скалой. Эта тень! Мысли Шенна беспорядочно громоздились в голове, когда он пытался осознать смысл того, что ему удалось вспомнить. Тарелка трогов! А потом этот жуткий удар, нацеленный на них; один-единственный залп, точно такой же, при помощи которых был сметен с лица земли целый лагерь! А он по-прежнему жив!..

— Торвальд? — тихо позвал он своего спутника. Не услышав ответа, Шенн окликнул его снова, на этот раз громче. Затем он опустился на четвереньки, мягко отстранил от себя Тагги и начал ползком пробираться по неровной поверхности скалы.

Его пальцы нащупали что-то, что могло быть только одеждой, прежде чем Шенн ощутил теплоту человеческой плоти. И он в ужасе нагнулся над лежащим навзничь офицером и, только когда почувствовал слабое сердцебиение, понял, что Торвальд жив.

— Что?.. — Тот произнес единственное слово, но Шенн издал что-то похожее на всхлип от облегчения, как только услышал это тихое бормотание. Он присел на корточки и кистью руки с силой надавил себе на ноющие от боли глаза, решив, что от этого он снова начнет видеть.

Вероятно, от этого нажатия временная потеря зрения прошла, потому как Шенн неистово заморгал и теперь вместо кромешной тьмы перед ним появились расплывчатые серые очертания стен, и он не сомневался, что откуда-то слева исходит приглушенный свет.

В них стреляли с корабля трогов. Однако чужаки не сумели использовать свое оружие в полную силу, иначе ни один из терранцев не остался бы в живых. Что означало (разрозненные мысли Шенна постепенно стали облекаться определенным смыслом, который в свою очередь принес с собой дурные предчувствия), что троги, вероятно, намереваются не убить их, а только вывести из строя. Им нужны пленники, как и предупреждал Торвальд.

Сколько же врагу понадобится времени, чтобы поймать их? Для корабля, с которого был произведен смертоносный залп, здесь не имелось места для посадки. И поблизости таких мест тоже нет. Жукам придется садиться на краю пустыни и взбираться на гору пешком. А для трогов это очень сложно. Выходит, у беглецов еще есть некоторое время.

Время для чего? Что они могут предпринять? Сама местность небезопасна для беглецов. На юго-западе возвышается преграда. Если возвращаться на восток, то это означает попасть прямо в лапы охотников. Снова спуститься к реке, где остался плот? Но теперь он совершенно бесполезен, если не сказать большего. Остается лишь единственная пещера в скале, в которой они укрывались. А когда прилетели троги, то они выбили терраицев из их убежища, и наверняка использовали энергетические лучи.

— Тагги? Тоги? — крикнул Шенн, внезапно обнаружив, что уже некоторое время не слышит поблизости росомах.

Ответом ему был тяжелый протяжный рык — и раздавался он с юга! Неужели животные отыскали еще один выход? Неужели

эта ниша оказалась не такой уж простой? Неужели это протяженная пещера или даже проход, через который можно выйти обратно к вершинам с внутренней их стороны? Обуреваемый слабой надеждой, Шенн вновь склонился над Торвальдом, не в силах даже сдвинуть с места его неподвижное тело. Тогда он вытащил из внутренней петли своего плаща сигнальный фонарь и надавил на самую нижнюю кнопку.

Глаза Шенна резко защипало от яркого света, и по запыленным щекам потекли слезы. Но он сумел разглядеть все, что находилось перед ним, и увидел отверстие, ведущее к внешней стороне скалы, отверстие, которое может послужить им своеобразной дверью к побегу.

Офицер пошевелился, приподнялся на руках, глаза его были полузакрыты.

— Ланти?

— Да. И прямо за вами туннель. Росомахи отыскали выход…

К его удивлению, на губах Торвальда появилось некое подобие улыбки.

— И нам лучше убраться отсюда до прихода гостей, верно? — бодро спросил он.

Значит, он тоже думал о том, как выбраться отсюда, причем его мысли шли в той же последовательности, как и у Шенна. Он принимал решение в зависимости от того, что смогут предпринять троги.

— Ты что-нибудь видишь, Ланти? — Вопрос был задан до боли небрежно, будто мимоходом, но Шенн все равно ощутил в голосе офицера скрытые нотки тревоги; в нем не звучало ни уверенности, ни одобрения, как тогда в первый раз, когда между ними возникла стена, и это случилось возле поверженного корабля.

— Теперь я вижу лучше, — быстро ответил Шенн. — Я не знаю, смогу ли я так же хорошо видеть, когда пойду первым…

Торвальд открыл глаза, но Шенн догадывался, что офицер временно ослеп, как и он сам, когда только что очнулся. Он взял офицера за ближайшую к себе руку и положил ее на свой ремень.

— Беритесь за него, ну же! — Теперь Шенн отдавал приказы. — Лучше нам попробовать пролезть через во-он то отверстие. У меня есть фонарь.

— Недурно, — произнес Торвальд, и его пальцы обхватили ремень Шенна спереди, затем — со спины. Шенн начал пролезать в отверстие, таща за собой держащегося за его ремень офицера.

К счастью, им не пришлось ползти далеко, поскольку очень скоро они миновали пролом в породе или горной жиле и очутились в некоем подобии коридора, достаточно короткого, что даже Торвальд преодолел его без остановки. Чуть позднее он отпустил ремень Шенна, сообщив, что уже видит достаточно хорошо, чтобы продвигаться самому.

Луч фонаря выхватил стену и исходящее от нее сверкание, от которого становилось больно глазам; это оказалась гигантская друза, состоящая из зеленовато-золотых кристаллов. В нескольких футах сверху они увидели еще одну друзу, вкрапленную в горную породу. Они могли стоить целое богатство, но ни один из терранцев не остановился, чтобы как следует изучить их. Шенн даже не осветил их фонарем. Время от времени он посвистывал. И всякий раз росомахи отзывались на его свист откуда-то спереди. Поэтому люди продолжали ползти, надеясь не попасться вдовушку, расставленную трогами.

— Выруби на секунду свой фонарь! — приказал Торвальд.

Шенн повиновался, и свет погас. И все же какой-то свет был виден — впереди и наверху.

— Впереди проход, — сказал офицер. — Как же нам до него добраться?

Шенн вновь включил фонарь, который высветил им узкую каменную лесенку в том месте, где проход поворачивал налево к югу. Мужчины последовали туда. Впоследствии Шенн вспоминал этот подъем как чудо, совершенное ими. А они действительно совершили его, несмотря на то что оба продвигались очень медленно, то и дело передавая фонарь друг другу, чтобы убедиться, правильно ли каждый из них ставит ногу.

Когда Шенн сделал последний рывок, чтобы подтянуться к проходу, он ощутил себя суперменом. Его руки были оцарапаны, ногти сломаны. Поднявшись, он сел, чтобы отдышаться, и, охваченный слабостью, тупо глядел по сторонам.

Торвальд с нетерпением окликнул его, и Шенн протянул ему фонарь. Торвальд тоже вскарабкался наверх и сел, осматриваясь вокруг с тупым изумлением.

Оба разглядывали высокие горные пики, пронзающие янтарное небо. Они находились в небольшой котловине, напоминающую собой чашу, в которой беглецы нашли себе убежище. Их изумлению не было конца, ибо вся чаша была покрыта буйной растительностью. Их удивленным взорам предстали деревья, кусты и сочная трава, такая же высокая, какую им довелось встретить на лугу. По небольшой аллейке весело носились росомахи, всем своим видом выражая наслаждение от обретенной свободы.

— Превосходное место для лагеря, — заметил Шенн.

Торвальд отрицательно покачал головой и сказал:

— Мы здесь не останемся.

И, словно в доказательство его мрачного пророчества, из пролома, который они только что преодолели, раздался приглушенный, но очень грозный вой ищейки трогов.

Офицер взял фонарь и, встав на колени, осветил внутренности прохода, лучом очертив вокруг отверстия крут. Торвальд вытянул руку и измерил его.

— Когда эти твари чувствуют горячий след, — проговорил он, выключая фонарь, — жуки уже не смогут контролировать их. Поэтому им нет никакого смысла даже пытаться лезть сюда. Ищейки запрограммированы только на два приказа: убить или взять в плен. Полагаю, этот выполняет приказ «захватить». Потому троги и пустили его впереди всего отряда.

— А мы можем вырубить его? — осторожно спросил Шенн, на этот раз полностью полагаясь на опыт своего спутника.

Торвальд встал.

— Чтобы уничтожить ищейку, нам нужен бластер с самым мощным и полным зарядом. Нет, мы не сумеем его убить. Однако мы можем установить у пролома своего рода «привратника». Это поможет нам выиграть время.

Он зашагал по аллейке, Шенн пошел рядом. Он ничего не понимал, но по крайней мере догадывался, что в голове у Торвальда созрел какой-то план. Офицер нагнулся, внимательно исследовал землю и начал вытягивать из расчищенной им от грязи поверхности переплетенные друг с другом виноградные лозы, которые они использовали как прочные веревки. Затем бросил Шенну целую груду этого поспешно снятого «урожая» и коротко приказал:

— Сплети из них такой толстый канат, какой только сможешь.

Шенн выполнил приказ и был приятно удивлен, обнаружив, что от сильного нажатия лозы выделяют липкий пурпурный сок, который не только прилипает к его рукам, но и склеивает одну лозу с другой. К тому же эта задача, сперва показавшаяся ему почти невыполнимой, оказалась довольно несложной. Торвальд размахнулся топором и срубил две низенькие чахлые сосенки, тем же топором очистил их от веток и подвесил стволы рядом со входом в отверстие.

Они работали не покладая рук, стараясь успеть покончить с делом к нужному времени, и, глядя на Торвальда, Шенн восхищался его практическим опытом. Дважды раздавался жуткий вой ищейки, он доносился из глубины пещеры где-то у них за спиной. Когда солнце пошло на закат и теперь уже почти село, едва освещая аллейку, Торвальд наконец соорудил каркас для своей ловушки.

— Мы не сможем поразить ищейку, как не сумеем поразить любого трога. Но удар шокера должен задержать его на некоторое время, если это сработает.

Тагги с какой-то целью рылся в траве, приближаясь к отверстию. Тоги бежала за ним справа. Обе росомахи уставились на дыру; их поза страстного ожидания чего-то, когда они охотились, была уже знакома Шенну. Он вспомнил, как впервые вой ищейки прогнал обоих животных из оккупированного лагеря.

— Они тоже были с нами, — сказал Шенн Торвальду, имея в виду росомах в ночь их вылазки.

— Возможно, ищейки собираются захватить и их, — отозвался офицер. — Но нам ни в коем случае нельзя смешиваться с ними; иначе это приведет к роковому концу.

Вой раздался во внутреннем коридоре. Тагги оскалил зубы, отступил на несколько шагов и только после этого издал свой боевой рык.

— Приготовься! — Торвальд подскочил к подвешенным стволам; Шенн поднял свой шокер.

Тоги вторила кличу своего друга. Она издавала подряд несколько пронзительных угрожающих криков, с каждым разом крича еще громче. Из ее горла исходил странный, плачущий, леденящий душу вопль. Вдруг в отверстии, словно черт из табакерки, появилась чудовищная отвратительная голова, и Шенн выстрелил в нее из шокера. В ту же секунду Торвальд отпустил свою ловушку.

Тварь пронзительно закричала. Толстые веревки, опутавшие ее, натягивались с неимоверной силой. Росомахи отскочили от огромных челюстей, угрожающе щелкающих без всякого результата. К облегчению Шенна, его звери, казалось, радовались ловушке с попавшимся в нее пленником. Его голова оказалась в ней словно в воротнике. Шенн ощущал страх, без которого не бывает ни один ближний бой. Но вскоре он справился с ним. Вероятно, удар шокера замедлил все рефлексы ищейки, поскольку жуткие челюсти лязгнули в последний раз, а морда, смахивающая на маску ящерицы (голова ищейки по виду не гармонировала со всем остальным его телом, насколько это было известно терранцам), бессильно повисла на толстых веревках; остальная часть тела закупоривала отверстие, как пробка. Тагги только этого и ждал. Он прыгнул, выставив вперед смертоносные когти. А Тоги ринулась за своим другом, чтобы принять участие в сражении.

Глава 7 НЕВИДИМЫЙ ПРОВОДНИК

Когда ищейка пришла в себя, вокруг тотчас же полетели камни и комья земли. Она пыталась избавиться от своих мучителей. Всюду стоял жуткий грохот и вопли. Шенн, избегая опасности, все время старался держаться от клацающих челюстей чудовища на расстоянии вытянутой руки. Ведь попади его рука или нога в эту мясорубку, они превратятся в порошок. Тварь отбивалась от росомах изо всех сил. Шенн заметил на земле небольшой кусок выдранной плоти и осколки костей. Шенн попытался оттащить

Тоги, взяв ее за нос. Он запустил обе руки в жесткую шерсть вокруг горла Тагги, стараясь оттащить росомаху-самца от отбивающегося чудовища. Он выкрикнул приказ, к его удивлению, Тоги повиновалась, оставив монстра в покое. Рассвирепевший Тагги никак не унимался. По-видимому, росомаха никак не ожидала такой вспышки ярости у ищейки.

Несмотря на то что Шенн чувствовал боль от раны на тыльной стороне ладони, нанесенной ему чересчур возбудившимся Тагги, в конце концов ему удалось оттащить обоих животных от отверстия, закупоренного плененной и израненной тварью. Торвапьд от души хохотал, наблюдая за действиями своего молодого товарища.

— Такое уж точно должно задержать жуков! Пора бы и им пораскинуть мозгами насчет своей участи! Если у них, разумеется, есть мозги! Если они притащат своего песика обратно домой, то он обязательно выместит на них свою ярость. Мне бы так хотелось увидеть, как они будут окапываться вокруг!

Шенн посмотрел на чудовищную голову, зажатую большими камнями, словно воротником. Ищейка мотала ею из стороны в сторону и грозно рычала. Тут Шенн понял, что Торвальд совершенно прав. Он опустился на колени перед росомахами, гладя их ладошкой и что-то тихо приговаривая, стараясь ласково внушить им, что приказы надо выполнять беспрекословно.

— Ха-а! — Торвальд хлопнул испачканными грязью руками, и резкий звук привлек внимание обоих росомах.

Шенн начал карабкаться наверх, помахивая животным исцарапанной рукой в сторону запада; эти незамысловатые движения означали охоту и одновременно сигнал осторожности. Тагги с явной неохотой в последний раз рявкнул на ищейку, отвечая на его режущий слух жуткий вой, и засеменил в указанном Шенном направлении. Тоги побежала за другом.

Торвальд взял кровоточащую руку Шенна, изучая рану. Из специальной аптечки, прикрепленной к ремню, он достал какой-то порошок и ленту лечебного пластыря, чтобы сперва очистить, а после забинтовать руку своего спутника.

— Это обязательно нужно сделать, — пояснил он. — И нам лучше уйти отсюда до наступления полной темноты.

Маленький рай лужайки и аллейки нельзя было назвать безопасным местом для разбивки временного лагеря. Чудовище продолжало реветь и выть вслед уходящим беглецам, и жуткие звуки уносились в потемневшее небо. Двигаясь по следам росомах, люди вскоре нагнали животных, пьющих из небольшого ручейка, и с наслаждением припали к воде. Затем они быстро продолжили свой путь, не забывая, что где-то среди вершин в тумане скрывается готовый к нападению летательный аппарат трогов.

Только темнота заставила людей сбавить шаг. Здесь, на открытом пространстве, они могли воспользоваться фонарем. Пока они находились в пределах лощины, а тропинка, по которой они шли, была отмечена фосфоресцирующими кустами. Однако, оказавшись в кромешной тьме, они снова пришли в то место, где торчала голая скала.

Росомахи поймали нескольких птичек и даже сгрызли их мягкие косточки, ибо так и не смогли утолить голод их крошечной плотью. Однако, к облегчению Шенна, звери не стали уходить слишком далеко. И когда люди наконец остановились на краю скалы, где за огромным камнем обнаружили некое подобие убежища, росомахи свернулись рядом с ними, согревая их своими горячими телами. Шенн с Торвальдом даже ощутили некоторый комфорт в этом временном месте для отдыха.

Время от времени Шенн пробуждался из неспокойного полусна от жуткого воя ищейки. К счастью, звук не стал громче. Если бы троги забрали его, то, безусловно, сделали бы это именно сейчас, ночью; но они либо не пришли за ним, либо не сумели вытащить его из ловушки. Шенн снова задремал, на этот раз без сновидений, а когда проснулся, то услышал пронзительное клацанье. Однако, внимательно изучив небо, он не увидел ни одной птицы, обитающей в горах Колдуна.

— Весьма вероятно, что их внимание привлек наш симпатичный приятель, оставшийся возле аллеи, — угрюмо заметил Торвальд, тоже глядя вверх и словно читая мысли Шенна. — Надо же им чем-то заняться.

Клацанье издавали какие-то плотоядные существа; ибо они осмеливались напасть только на ослабевшую или раненую жертву, с которой им легко справиться. Вероятно, недвижимая ищейка и привлекла их своей беззащитностью. А пронзительные вопли, раздающиеся на несколько миль вокруг, должны были привлечь внимание обитателей скал.

— Вон там! — воскликнул Торвальд, и, подтянувшись на руках, взобрался на огромный камень, пристально вглядываясь на запад. Его исхудалое лицо выражало искренний интерес.

Шенн, ожидая увидеть по меньшей мере корабль трогов, выискивал на камне удобный выступ, чтобы выглянуть, не привлекая внимания. Следовало оставаться спрятанными за грудой камней. Торвальд даже не шевелился. И Шенн посмотрел по направлению его взгляда.

Впереди внизу он увидел извивающийся лабиринт из холмов и лощин, крутых спусков и пилообразных подъемов. Но за самой кромкой этой труднопроходимой местности тускло мерцало зеленое морс Колдуна. Покрытое еле заметной рябью, оно ‘скрывалось за туманным горизонтом. Наконец-то они увидели свою цель собственными глазами.

Имей они хоть один летательный аппарат для изучения местности, которых в разрушенном лагере было немало, то они сумели бы добраться до песчаного пляжа за час. Вместо этого им пришлось пробираться по этому дьявольскому ландшафту целых два дня. Дважды они удирали от тарелки (или тарелок) трогов, продолжающих планировать над изрезанной линией берега, а однажды еле успели нырнуть в укрытие и сидеть там, теряя драгоценное время, как загнанные звери, спасаясь от корабля-разведчика. Но в конце концов убедились, что ищейка не идет по их запутанному следу, и решили, что его вывела из строя ловушка.

На третьи сутки они спустились к одному из фиордов, который клином врубался в сушу, уродуя прямую линию берега. У них не было недостатка в птичках, нанизанных на веревку из лозы, так что и люди и росомахи с аппетитом поели. Хотя после сражения с чудовищем у росомах пострадала шерсть, их «одежда» выглядела куда лучше, нежели чем форма Шенна и Торвальда.

— Куда теперь? — спросил Шенн.

Если бы он знал намерения офицера, ведущие его к этому берегу! Несомненно, такая изрезанная фиордами и покрытая

горами местность могла стать великолепным убежищем, но ничуть не лучшим укрытием, чем в скалах. Офицер медленно развернулся на гальке, изучая вершины за его спиной, и морской залив, покрытый небольшой рябью. Открыв свой драгоценный планшет с картами, он внимательно стал изучать какие-то знаки, отмеченные им кусочками липкой ленты.

— Нам надо спуститься к самому берегу, — произнес он.

Шенн прислонился к стволу дерева конической формы, растущего из горы, машинально сдирая с него кусочки коры цвета красного вина, из-под которых сочился сок, говорящий о смене сезона. Озноб, овладевающий им в лощине, сменился здесь влажным теплом. Весна переходила в лето, примерно такое же, как на северных континентах Терры. Даже свежий ветер, дующий с моря, жестоко не пронизывал их до костей, как это было два дня назад; оба ощущали теперь влажный соленый туман, обволакивающий их с головы до ног.

— Что мы там будем делать? — настойчиво спрашивал Шенн.

Торвальд подвинул к нему карту его ноготь с черной каемкой пополз по ней вниз к фиордам, проведя косую черту, которая указывала на кружево из островков, бисеринками раскинутых на морской глади.

— Мы идем сюда, — пояснил Торвальд.

Его слова не имели для Шенна никакого смысла. Эти острова… почему? Зачем им идти туда? Они могли бы найти куда лучшее убежище для лагеря на этой негостеприимной земле, где находились сейчас. Даже тарелки-разведчики трогов скорее предпочли бы исследовать с воздуха море, чем эту дикую сушу.

— Зачем? — мрачно осведомился Шенн. Пока он повиновался приказам старшего товарища, поскольку в них был смысл. Но он не собирался подчиняться Торвальду во всем только из-за его офицерского ранга.

— Потому что там есть кое-что, что в корне изменит наше положение. Колдун — не пустая планета.

Шенн перекатывал между пальцами кусочек оторванной коры. Может быть, Торвальд слегка повредился в уме? Он понимал, что офицер полностью отвергал полученные изыскателями данные. И, проведя с Торвальдом несколько суток вместе, Шенн догадался, что офицер предпочитает работать в одиночку. И принимать решения сам. Также Шенн знал, что именно Торвальд оказался в меньшинстве, когда отказался подписать рапорт о том, что на Колдуне не существует разумной жизни, и тем самым был готов к тому, что планета подвергнется колонизации, потому что она считалась незаселенной. Однако он продолжал придерживаться своего убеждения, не приводя убедительных доказательств, что многим указывало на его умственное расстройство.

И теперь, словно читая его мысли, Торвальд относился к Шенну с неприязнью и раздражением. «Думаешь, что я ублажаю свои капризы, не так ли? — говорили его глаза. — Или считаешь меня сумасшедшим?» — «А вдруг я поддамся на его дикую идею, которая приведет меня к гибели?» — размышлял в свою очередь Шенн.

Если Торвальду захотелось идти к этим островам в поисках чего-то, никогда не существовавшего, то Шенн не последует за ним. А если офицер попытается применить силу, что ж, у Шенна есть шокер и, теперь он окончательно верил в это, полный контроль над росомахами. Впрочем, можно просто сделать вид, что он согласен участвовать в этом проекте… Только он не верил Торвальду, глядя в самую глубину его серых глаз, пристально смотревших на него; он не верил, что кто-то сумеет отговорить Торвальда от его навязчивой идеи.

— Ты ведь, конечно, не веришь мне? — донесся до Шенна требовательный голос.

— Ну почему же? — Шенн решил потянуть время. — У вас огромный изыскательский опыт; вам известно почти все. А я… я не претендую ни на какие самостоятельные действия.

Торвальд молча сложил карту и сунул ее в планшет. Затем запихнул его в секретный внутренний карман куртки. Потом вытянул руку, разжал пальцы и показал Шенну свое сокровище.

На его ладони лежал медальон, величиной с небольшую монету; он был белый, как кость, но от него исходило странное свечение, которое не может исходить от обычной кости. Медальон был резной. Шенн осторожно протянул к нему палец, хотя почему-то не хотел касаться этого предмета. И тогда он испытал ощущение, очень похожее на несильный удар электрического тока. Но когда он взял медальон, то ему страшно захотелось не отдавать его, а изучить как можно внимательнее.

Медальон был украшен очень сложной резьбой, выполненной с огромным мастерством и тщательностью, хотя Шенн никак не мог понять, что означали эти сложные завитушки, замысловатые выпуклости и лентообразные тонкие полоски. Спустя некоторое время Шенн осознал, что его взгляд, следуя за этими витками и извилинами, внезапно «зафиксировался», что ему потребовалось бы огромное усилие, чтобы отвести глаза от медальона. И тут он почувствовал тревогу, такую же, как от жуткого воя ищейки трогов. И, возвращая медальон Торвальду, он ощущал, что с трудом расстается с ним. Шенн сумел отдать эту странную вещь только благодаря огромному усилию воли.

— Что это?

Торвальд спрятал медальон в потайной карман.

— Это ты мне скажи, — усмехнулся офицер. — Я могу сказать главное: в Архивах нет ни слова ни о чем подобном.

Шенн прищурился. Он с рассеянным видом вытирал пальцы о свою разодранную куртку. Ведь эти пальцы недавно держали эту костяную монетку… если это была монетка. Этот странный оттенок… неужели он по-прежнему чувствует его? Или вновь с ним играет воображение? Если сведений о нем нет даже в самых исчерпывающих обзорах Архивов Изысканий, то не принадлежит ли эта штука к какой-нибудь совершенно новой цивилизации, новой звездной расе?

— Этот предмет определенно ручной работы, — продолжал офицер. — Я нашел его на берегу одного из тех морских островов.

— Троги? — спросил Шенн, уже зная, каков будет ответ.

— Чтобы троги сделали — это? — ответил Торвальд, не скрывая своего презрения. — У трогов даже нет понятия о подобном искусстве. Ты видел их летающие тарелки — вот воплощение красоты для жучар! Неужели у этих жестянок есть хоть отдаленное сходство с медальоном? — И он усмехнулся.

— Тогда кто же его сделал?

— Либо на Колдуне есть… или когда-нибудь существовало… местное население, достигшее высокого уровня цивилизации, чтобы у них смогло развиться такое изысканное искусство, либо до нас и трогов здесь побывали другие гости из космоса. Но в последнее мне не верится…

— Почему?

— Потому что медальон вырезан из кости или из какого-то другого, порожденного живым существом материала. В лаборатории нам не удалось точно определить его состав, но это органика. Он довольно долго находился на открытом воздухе во все времена года и все равно остался в превосходном состоянии, а вырезан он мог быть лет пять тому назад. Это удалось выяснить, но нс очень точно. К тому же у нас есть доказательства, что в этом секторе планеты не побывали ни мы, ни троги и никто из каких-либо межзвездных цивилизаций. И я утверждаю, что его изготовили здесь, на Колдуне, не очень давно и сделало его разумное существо очень высокого уровня цивилизации.

— Но тогда здесь были бы города, — возразил Шенн. — Мы находились здесь несколько месяцев и изучили почти всю планету. Мы обязательно обнаружили бы эти города или хотя бы следы бывших городов.

— Возможно, это древняя раса, — задумчиво произнес Тор-вальд. — Очень древняя раса, которая, вероятно, пала, но кто-то все-таки остался и счел разумным скрыться в каком-нибудь надежном убежище. Нет, мы не обнаружили ни городов, ни доказательств местной культуры прошлого либо настоящего. Но это… — Он дотронулся до своей куртки. — Его я нашел на берегу острова. Наверное, мы искали аборигенов не в том месте.

— А море… — Шенн с интересом взглянул на зеленую поверхность, подернутую мелкой рябью у самого края фиорда.

— Именно так! Море!

— Но ведь год тому назад или чуть раньше здесь побывали наши изыскатели. Они не обнаружили никаких следов чьего-либо пребывания.

— Все наши четыре опорных лагеря располагались внутри континента, а исследования берега проводились главным образом с флиттера, если не считать одной поисковой партии… тогда я и нашел медальон. Естественно, у местного населения имелись веские причины не показываться нам. Потому они и не живут на суше вовсе. Кстати, вполне возможно, что в отличие от нас они способны существовать и в воде при помощи каких-нибудь дополнительных искусственных вспомогательных средств.

— А теперь…

— Теперь мы должны совершить настоящую попытку обнаружить их, если они живут где-то поблизости. Дружественная местная раса может помочь нам изменить жизнь на этой планете. И главное — помочь в борьбе с трогами.

— Значит, когда вы спорили с Феннистоном, вы говорили совсем не о снах и видениях, верно? — вставил Шенн.

Торвальд пристально посмотрел на него:

— Когда ты слышал это, Ланти?

К своему смущению, Шенн почувствовал, что покраснел.

— Я слышал ваш разговор в тот день, когда вы покидали штаб-квартиру, — тихо ответил он и добавил в свою защиту: — Честное слово, вы так громко спорили, что вас могла услышать добрая половина лагеря!

Хмурое выражение исчезло с лица офицера. Он издал короткий смешок и промолвил:

— Да-а, сдается мне, что тем утром мы так орали… Сны! Ха! — Он немного помолчал и вновь вернулся к теме разговора: — Да, сны, вероятно, это были сны… но очень важные. Мы их предупреждали все время, даже на стартовой полосе. Лор-ри был первым в поиске; именно он составил карту Колдуна, и он — прекрасный парень! Я думаю, что могу нарушить тайну и теперь рассказать тебе, что его корабль был оборудован новейшим экспериментальным оборудованием, которое запечатлевало все происходящее… что ж, можешь назвать это «эманацией», если угодно… но излучение было настолько слабо, что его источник обнаружить так и не смогли. И всякий раз, когда это регистрировалось, считалось, что Лорри видел это во сне. К несчастью, оборудование было совсем новым и только на стадии тестирования, а когда позднее данные попали в лабораторию, то все посчитали настолько странным и непостоянным, что власть предержащие стали задавать вопросы по поводу полученной информации. Ну, им представили с полдюжины ответов касательно записанной пленки, а Лорри получил сигнал только тогда, когда находился в большом заливе на юге. Позже прибыли еще два корабля изыскателей и доставили уже отлаженное и протестированное оборудование. Они не сделали никаких записей, а все записанное во время первого эксперимента стерли, как ошибочные данные. На такой большой планете, как Колдун, очень сложно что-либо обнаружить, когда нет доказательств, что она заселена. И на Колдун наложили лапу ребята-колонизаторы.

Шенн вспомнил свой собственный полусон-полуявь, когда видел скалу-череп, возвышающуюся у самой кромки воды. Интересно, у этого ли моря? Еще одна незначительная, но часть головоломки…

— Когда я спал на плоту, то видел гору, похожую на череп, — медленно проговорил он, думая о том, есть ли вообще какой-либо смысл в его словах.

Внезапно Торвальд вскинул руку и указал на Тагги, застывшем в тревожной стойке. До них донесся сильный настораживающий запах.

— Да, на плоту тебе пригрезилась гора-череп. А мне пещера с зеленой завесой, смахивающей на вуаль. Между прочим, мы оба находились на воде… на воде, которая связана с этим морем. Могла ли вода стать проводником? Интересно… — Его рука снова полезла под куртку и достала медальон. Он нервно заходил по пляжу, усеянному галькой, затем приблизился к воде и окунул в нее пальцы. Затем уронил с нее несколько капель на медальон, который держал в другой руке.

— Что вы делаете? — спросил Шенн, ничего не понимая.

Торвальд не проронил ни слова. Теперь он прижимал влажную руку к сухой, ладонь к ладони, крепко сжимая между ними костяной кругляш. Он немного повернулся к воде, обратив к нему лицо и устремив взгляд далеко в открытое море.

— Сюда, — произнес он бесцветным и совершенно чужим голосом.

Шенн уставился на лицо офицера. В эти мгновения тревога покинула его совершенно. Сейчас Торвальд больше не был человеком, которого он знал; рядом с Шенном стоял кто-то другой. Торвальд словно поменял личность. Молодой терранец сперва испугался, но буквально через секунду он понял, что нужно действовать. Он вспомнил старые деньки, обычно заканчивающиеся кровавыми потасовками в Трущобах Тира.

Ребром ладони он резко ударил по запястью офицера. Костяная монетка упала в песок, а Торвальд пошатнулся. Затем он прошел несколько шагов, чтобы обрести равновесие, и, прежде чем это ему удалось, Шенн наступил на медальон.

Торвальд резко повернулся к нему, с необыкновенной быстротою выхватив шокер. Но Шенн уже приготовился и стоял напротив, сжимая в руке свой шокер. И он заговорил… очень быстро:

— Эта вещь опасна! Что вы сделали… что вы с собой сделали?

Его вопрос, заданный суровым требовательным тоном, будто пронзил офицера, и Торвальд вновь стал самим собой.

— Что я сделал? — переспросил он.

— Вы действовали так, словно кто-то управлял вашим разумом!

Торвальд с удивлением посмотрел на своего спутника, затем Шенн заметил в его взгляде искорку интереса.

— В ту минуту, когда вы капнули водой на медальон, вы изменились, — продолжал Шенн.

Торвальд спрятал шокер в кобуру.

— М-да, — задумчиво произнес он, — почему же мне захотелось капнуть на него водой? Выходит, что-то побудило меня это сделать… — Он провел все еще влажной рукой по щекам, затем по лбу, словно пытаясь избавиться от неведомой боли. — Что еще я сделал?

— Смотрели на море и сказали: «Сюда», — поспешно ответил Шенн.

— Почему ты попытался остановить меня?

Шенн пожал плечами.

— Когда я впервые дотронулся до этой штуки, я испытал шок. К тому же я видел людей, чьими мозгами управляли… — Ему захотелось прикусить язык, словно он кого-то выдал. Мир управляемых людей слишком далек от мира, в котором живет Торвальд и ему подобные.

— Гм, весьма занятно, — заметил офицер. — За год или немногим больше ты слишком много повидал, Ланти… и, по-видимому, ты помнишь большинство из увиденного. Но я должен согласиться, что ты поступил с этой игрушкой правильно, поскольку она несет в себе опасность и далеко не так невинна, как это может показаться. — С этими словами он оторвал несколько лоскутов от своего рукава. — Если ты уберешь ногу, мы все исправим.

Он взял медальон и тщательно завернул его в лоскутья, стараясь при этом не касаться его голыми пальцами. Потом спрятал получившийся сверток в секретный карман.

— Я не знаю, что у нас — ключ к незапертой двери или ловушка для безрассудных. Я понятия не имею, как и почему работает эта штука. Но мы можем быть абсолютно уверены, что это не просто-напросто безобидный девичий фермуар, равно как и не монетка, которую можно просадить в ближайшем баре. Значит, он указывал мне на море, верно? Что ж, это большее, что я готов позволить. Может быть, мы сможем возвратить его владельцу, после того как узнаем, кто он… или что из себя представляет.

Шенн пристально смотрел на зеленую воду, в глубину, непроницаемую для человеческого взгляда. Что-то могло притаиться в ней. Внезапно троги показались ему нормальными существами, уравновешенные этой неведомой жизнью в темных глубинах водного мира. Хорошо бы нанести еще одну атаку на захваченный трогами лагерь, чтобы обзавестись результатами исследований, о которых упоминал Торвальд. Пока Шенн не произнес ни слова протеста, а тем временем офицер снова смотрел в том же самом направлении, куда указывал ему медальон несколько минут тому назад.

Глава 8 УТГАРД

За час до рассвета подул сильный ветер с запада, яростными порывами нападая на окрестности, пока в воздухе не появился соленый туман, который гигантским влажным облаком опустился беглецам на головы. Волосы беглецов слипались, их кожа стала грязной от морских водорослей, принесенных ветром. Пока Торвальд не искал никакого убежища, вопреки своему обещанию на берегу. В их саногах хлюпал мокрый песок; они все время скользили на валунах, по которым идти было намного труднее, чем по гравию; Шенн видел большие наносы из плавника, ила и ракушек. Кроме того, его взгляд часто выхватывал какие-то странные кучи бледно-лавандового, сероватого или белого как кость цвета, которые изумляли Шенна. Но он знал, что все здесь зависит от смены сезонов, от приливов и отливов, яростных штормов и ураганов. Иными словами, природа, как и везде, жила своей жизнью. Этот дикий, Богом забытый берег все больше вызывал у молодого человека недоверие, вероятно усилившееся после знакомства с медальоном-проводником.

Шенн уже успел вкусить одиночества в горах, испытать на себе странный мир реки с ее светящимися деревьями и кустами на берегу: он лицом к лицу столкнулся с неподвижными равнодушными вершинами, пронзающими небесный янтарный купол Колдуна. И все-таки это путешествие мало чем отличалось от его походов на других планетах. Дерево везде было деревом, только где-то оно имело голый ствол, а здесь светилось пурпурным светом или отдавало оттенком красного вина. Скала была скалой, река — рекой. На Колдуне и на Тире он ощущал одинаковую влажность и тяжесть в воздухе.

Но сейчас он не сумел бы даже мысленно описать туман, висящий между ним и песком, по которому он шел; между ним и морем, брызги от которого проникали сквозь его промокшую, насквозь рваную одежду; между ним и этим диким берегом, изуродованным многовековыми штормами.

— …надвигается буря, — донесся до него обрывок фразы.

Торвальд остановился, закрывая лицо от неистового ветра и соленых брызг, и стал наблюдать за гневным морем, кидающимся на берег, точно разъяренное животное. Солнце бледным расплывчатым пятном стояло над горизонтом. Но пока света было достаточно, чтобы видеть замысловатую цепочку островов, постепенно тающих во тьме.

— Утгард…

— Утгард? — повторил Шенн это странное, ничего не означающее для него слово.

— Легенда моего народа, — произнес офицер, ладошкой вытирая соленые брызги с лица. — Утгард — это вон те, самые далекие острова, на которых живут гиганты. Они — смертельные враги древних богов.

Шенн всмотрелся в даль и увидел огромные глыбы; в основном это были голые скалы, только немногие из них покрывала редкая чахлая растительность. «Наверняка это была неплохая гавань для чего-то, — подумал Шенн. — Для чего-то, от гигантов до зловещих духов какой-то неведомой расы. Возможно, даже троги слагали легенды о всяких дьявольских выходках в ночи; о жуках-чудовищах, заселяющих жуткие неизведанные земли». Внезапно Шенну надоело бесцельно брести по берегу, слушая сказки, и он решил рискнуть. Он коснулся руки Торвальда и предложил начать кое-какие конкретные действия.

— Прежде чем грянет буря, нам нужно найти укрытие, — проговорил он решительно.

К его облегчению, Торвальд согласно кивнул.

Они снова двинулись через берег, на этот раз обратно. Теперь море и Утгард находились позади них. Когда Шенн произнес про себя это непривычно звучащее название, то решил, что оно отлично подходит к неровной цепочке островов и островков. Песчаный пляж сужался, а полоска голубоватого песка вперемешку с гравием вела к огромным холмам, нанесенным морскими волнами. Из этой каменной преграды, очень похожей на бруствер и с вкрапленными в нее странными образованиями костяного цвета, возвышались первые горы, которые Шенн осмотрел с чувством возрастающей тревоги. Выбора не было. Либо ветром их смоет прямо в бушующее море, либо им придется взбираться на гору, совершенно не внушающую ему доверия, как и любому человеку, плохо разбирающемуся в том, как выжить в полевых условиях. Им надо найти укрытие в какой-нибудь расщелине, расположенной подальше от фиорда, по которому они шли. И найти это укрытие надо как можно скорее, до наступления темноты и того страшного мига, когда буря разыграется в полную мощь.

Наконец росомахи обнаружили выход, представляющий собой узкий проход между горами. Тагги принюхался к темной полоске земли, бегущей прямо перед его мордой и упирающейся в скалу, и исчез. Тоги тотчас же последовала за ним. Шенн двинулся вслед за животными и вскоре увидел очень узкое отверстие в скале.

Он буквально нырнул во тьму, упершись вытянутыми вперед руками в шероховатую стену, отлого спускающуюся вниз. После того как он уже побывал на самом краю бездонной пропасти, ему не составило труда посмотреть через трещину, выходящую на море. Пещера, в которой он стоял, имела проход, ведущий в узенькую лощину, совершенно не похожую на лощины в фиордах. Грубые стены пещеры были покрыты толстым слоем мха, вокруг зеленела трава и росли деревца и кусты.

На этот раз Торвальд с Шенном трудились, как давно сработавшаяся, умелая команда. Они обложили пещеру ветками и кустарником, которые ветром нанесло внутрь через щель в скале. Теперь, сидя в этом каменном, но довольно уютном мешке, оба знали, что троги ни за что не вышлют поисковую тарелку навстречу надвигающейся буре. Поэтому беглецы разложили небольшой костер. Тепло от костра согревало их утомленные тела, а отблеск огня от горящих ветвей успокаивал нервы. Даже суровые складки на лице Торвальда умиротворенно разгладились. Весело пляшущие красные искры костра словно сжигали дотла мрачное покрывало того чуждого мира, который окутывал неспокойный морской берег, создавали у Шенна иллюзию дома, которого у него никогда не было, а вместе с ним отметались все заботы и треволнения, обуревавшие его во время опасного путешествия.

Однако ветер и погода отнюдь не собирались поддерживать условия «мирного договора». Над вершинами гор ветер устроил кошачий концерт, равный по силе вою по меньшей мере полудюжины ищеек трогов. И терранцы в своем крохотном убежище слышали не только громоподобный рев яростной бури, но ощущали сильную вибрацию, точно вот-вот наступит землетрясение. По-видимому, волны вырвались на берег и достигали их скалы, и только благодаря этой природной преграде беглецы оставались в безопасности. Они прижались друг к другу плечами и даже не разговаривали, что было бы совершенно бесполезно из-за жуткого рева вокруг.

Последняя янтарная вспышка на небе внезапно исчезла с быстротой задернутой шторы. Они знали, что на Колдуне ночь наступает сразу, минуя сумерки, но сейчас им показалось, что тьма буквально обрушилась на них. Росомахи свернулись в своей маленькой спасительной «гавани», время от времени жалобно поскуливая. Шенн гладил их по жесткой шерсти, стараясь успокоить и внушить им уверенность в безопасности, которую не испытывал сам. Никогда еще, пребывая на твердой земле, он не ощущал такого сильного ужаса от разгулявшейся стихии. Природа словно сошла с ума, и силы всего человечества, вместе взятого, в эти мгновения были ничем против нее.

Они с Торвальдом потеряли чувство времени. Вокруг царила кромешная тьма, неистово завывал ветер, а на их головы обрушился холодный соленый дождь. Костер вскоре потух, холод и тьма охватили их скрюченные тела, поэтому им пришлось встать и обнять друг друга, чтобы согреться. Так они и стояли, чувствуя, как горячая кровь стремительно бежит по венам каждого из них.

Чуть позднее ветер постепенно стих, дождь перестал лупить, как пули из автомата, поливая их хлипкое убежище, и только тогда им удалось провалиться в тяжелый сон без сновидений.

Красно-пурпурный череп… а из глазниц вылетают… а потом влетают обратно… Что? Шенн, спотыкаясь, брел по какой-то неустойчивой поверхности, проваливающейся под его весом, как плот во время их речного путешествия. Он подошел ближе к огромной голове и теперь смог разглядеть волны, заливающие нижнюю челюсть чудовищного черепа, попадая внутрь этой жуткой пасти сквозь провалы на месте отсутствующих зубов… которые в действительности были выломанными зубами-скалами… Создавалось впечатление, что череп постоянно пьет морскую воду. Чтобы возвратиться к жизни… Отверстие в том месте, где должен быть глаз, очень походило на сопло; дыра была темной, такой же темной и пустой, как глазницы. И эта непроглядная тьма удерживала Шенна от любого усилия бежать от этого страшного черепа. И вдруг его подхватило волной и понесло вперед прямо к челюсти; он с отчаянием выставил руки вперед, подняв их над головой, стараясь ухватиться за края носа-сопла, чтобы подтянуть свое тщедушное тело к этому жуткому отверстию.

— Ланти! — Чья-то рука хлопнула его по спине, мгновенно выведя его из этого маниакального наваждения… и сна.

Шенн с трудом открыл глаза; ему показалось, что ресницы прилипли к щекам.

Наверное, он все же исследовал тот подводный мир. Тонкие дымки тумана поднимались с земли, словно во время шторма проросли какие-то неведомые семена. С вершин не доносилось ни звука; ветер прекратился. Только под собой Шенн ощущал легкую вибрацию, когда волны ударялись о подножие скалы.

Торвальд склонился над ним и присел рядом на корточки, его рука настойчиво трясла молодого человека за плечо. Лицо офицера выглядело настолько изможденным, что сквозь загорелую тонкую кожу проглядывал его череп.

— Буря кончилась, — сказал Торвальд.

Когда Шенн садился, он весь трясся от озноба. Он ощупывал грудь, свою промокшую до нитки, рваную форму. Он чувствовал себя так, будто никогда не согреется. Когда он, шатаясь, двинулся к ямке, где раньше горел костер, то понял, что росомахи исчезли.

— Тагги?.. — Его собственный голос показался ему грубым и хриплым, будто соленый воздух повредил ему голосовые связки.

— Они охотятся, — проговорил Торвальд. Он собирал в охапку хворост в их импровизированном убежище, поскольку в том месте, где они лежали, их тела закрывали ветки, оставив их сравнительно сухими. Шенн последовал его примеру и, собрав столько веток, сколько сумел удержать, бросил их в ямку.

Когда им удалось разжечь огонь из того, что они собрали, они сняли одежду, как следует выжали ее и начали обсушивать над огнем по частям. Влажный ветер пронизывал их тела, и они двигались очень быстро, стараясь согреться в работе. Оба знали, что, пока над ними клубится туман, ни один солнечный луч сквозь него не пробьется.

— Тебе что-то снилось? — неожиданно спросил Торвальд.

— Да, — ответил Шенн в тон офицеру. Сон настолько встревожил его, что он чувствовал, что теперь никакой приказ не может быть суровее этого сна. Поэтому он решил не делиться своими впечатлениями с Торвальдом, даже если тот будет настаивать.

Однако все вышло по-другому.

— Я тоже видел сон, — равнодушным голосом промолвил офицер. — А тебе приснилась та гора-череп, не так ли?

— Я как раз взбирался на нее, когда вы меня разбудили, — отозвался Шенн, с явной неохотой поворачиваясь к старшему товарищу.

— А я проходил сквозь мою зеленую завесу-вуаль, когда Таг-ги задел меня, и я тут же проснулся. Ты уверен, что этот череп существует на самом деле?

— Да.

— Я тоже думаю, что эта пещера с завесой есть где-то на планете. Но почему, черт возьми? — Торвальд резко поднялся, огонь от костра отбрасывал прямые четкие линии на его загорелые руки, обветренное коричневое лицо и горло, на фоне которых его обнаженный торс казался ослепительно-белым. — Почему нам снятся такие странные сны?

Шенн пощупал рубашку, высохла ли она. Ему страшно не хотелось даже попытаться объяснить, почему им снятся эти сны; он был уверен только в одном: что однажды, где-то он найдет этот череп, и тогда-то он уж точно заберется в его носовое отверстие и доберется до самых его глубин, где наверняка гнездятся эти неведомые летающие создания… и не потому, что ему хотелось убедиться, что все это правда, а потому, что он должен это сделать.

Он провел руками по ребрам и сразу почувствовал зудящую боль: воспоминание об ударе энерголуча проклятых трогов. Тело Шенна нс отличалось силой и красотой, мышцы по-прежнему еле-еле выделялись сквозь кожу, более загорелую и обветренную, чем у Торвальда. Его волосы, за месяц превратившиеся в бесформенный ком, начали завиваться в черные кудряшки. Поскольку Шенн был моложе, слабее и меньше ростом, чем остальные изыскатели, он не отличался большим тщеславием. Он обладал совершенным иным видом гордости, ибо всего, что он добился, ему пришлось добиваться, преодолевая длинную череду препятствий, разочарований и враждебного превосходства остальных.

— Почему нам это снилось? — повторил он вопрос Торвальда. — Не могу ответить, сэр. — На этот раз он ответил, как положено отвечать солдату на вопрос старшего по званию. И к его вящему изумлению, Торвальд от души рассмеялся.

— Откуда ты, Ланти? — спросил он так, точно это и вправду интересовало его.

— С Тира.

— Калдонские рудники, да? — По-видимому, у Торвальда любая планета ассоциировалась только с тем, что на ней производится. — Как же ты попал в Службу?

Шенн натянул на себя рубашку.

— Устроился в качестве временного рабочего, — с некоторым вызовом ответил он. Торвальд попал в Службу разведки еще кадетом, позже вошел в команду изыскателей и наконец получил звание офицера. Он продолжал восхождение по иерархической лестнице, прислушиваясь к каждому «звоночку», чтобы быть готовым подняться еще выше. Откуда же такому человеку, как Торвальд, известно о рабочих трущобах, где жили всякие тупоумные, беглые преступники и прочие подонки общества, и все это тщательно скрывалось самой социальной системой? Чтобы выжить в этих трущобах первые три месяца, Шенну пришлось собрать воедино каждую частичку своей энергии, терпеливости, выносливости… и остаться несломленным. Им руководила единственная страсть: стать изыскателем. В любом качестве. Он по-прежнему удивлялся невероятной возможности, которой он рискнул воспользоваться, когда он случайно узнал, что Тренировочному Центру требуются дополнительные руки, чтобы чистить клетки и кормить экспериментальных животных.

Из Центра его направили в команду, где он быстро осознал, что, когда работаешь в маленькой группе людей, каждое твое действие и отношение к долгу замечается и рано или поздно окупается. На это у Шенна ушло три года, но он все же достиг статуса члена команды. Вряд ли это что-то значило сейчас. Шенн надел сапоги и посмотрел наверх, чтобы увидеть Торвальда, наблюдающего за ним каким-то новым заинтересованным взглядом, которого Шенн совершенно не понимал.

Шенн застегнул молнию на куртке и встал, ощущая небольшой голод, тупой, но настойчивый. В прошлом это чувство преследовало его долгие годы, так что сейчас он едва стал раздумывать о том, что предпринять.

— Как насчет еды? — решительно осведомился он, думая только о настоящем. Какое имеет значение, как и почему Шенн Ланти впервые оказался на Колдуне?

— То, что у нас осталось из концентратов, лучше использовать в самом крайнем случае, — ответил Торвальд, даже не пошевелившись, чтобы открыть походный мешок, взятый с корабля-разведчика.

И он пошел по почти обнаженной горной породе, выдергивая по пути пучки желтоватых растений. Это был ни мох, ни грибы, но странные растения имели признаки и того и другого. Шенн без всякого энтузиазма понял, что именно эти разновидности местных продуктов может без опасения переварить человеческий желудок. Растения оказались почти безвкусными и издавали довольно неприятный запах. Однако они временно утолили голод. Шенн надеялся, что вскоре с помощью росомах они смогут нормально поесть.

Но Торвальд не выказывал желания двигаться в глубь континента, где их могли ожидать какие-либо местные «достопримечательности». Он отверг предложение Шенна следовать за Тагги и Тоги, когда вдруг обе росомахи выскочили из буйных зарослей, явно сытые и довольные своей утренней охотой.

Когда Шенн яростно стал возражать, Торвальд с усмешкой произнес:

— Ты что, никогда не слышал о рыбе, Ланти? После такого зверского шторма мы найдем на берегу столько рыбы, сколько душа пожелает.

Но Шенн не сомневался, что Торвальд стремится на берег не только на поиски пищи.

Они снова проползли через узкое отверстие в скале. Песчаный берег, усеянный галькой и валунами, исчез, если не считать узкой полоски земли у самого подножия скалы, где вода сворачивалась в белые кружева, ударяясь в каменную преграду. Небо казалось безжизненным; солнечные лучи не могли пробиться сквозь толстые облака. Зеленоватое море казалось пепельно-серым и словно сливалось с облаками, и, сколько путники ни напрягали взгляд, пытаясь обнаружить горизонт, им так и не удалось найти линию, отделяющую небо от воды.

Утгард напоминал сломанное ожерелье; самые отдаленные островки-бусинки пропали, а тех, что находились между ними, поглотила вода. Шенн испуганно выдохнул воздух.

Вершина ближайшей к ним скалы отделилась и оказалась спиной какой-то сгорбленной твари с плотными пластинчатыми чешуйками и тяжелой головой с широкой челюстью. Ее огромный раздвоенный хвост бил по воздуху и очень смахивал на гигантские вилы, которые равнялась половине тела чудовища. Эта морская тварь была самым жутким существом, которое Шенн когда-либо видел на Колдуне, и даже отвратительнее ищейки трогов.

С огромной силой вбирая в себя воздух, тварь довольно вяло шлепала хвостом по камням, из чего можно было сделать вывод, что она не желает перенапрягаться, дабы не тратить впустую свои ограниченные силы. Всякий раз, переставляя переднюю лапищу, чудовище вытягивало голову вперед. И тут Шенн заметил жуткую рану у монстра на боку, как раз перед одной из задних лап, которые были значительно длиннее передних. Из рваной дыры на землю выливался пурпурный поток, тотчас же слизываемый волнами.

— Что это? — оцепенев от ужаса, тихо спросил Шенн.

Торвальд отрицательно покачал головой.

— Его нет в наших отчетах, — ответил он рассеянно, изучая умирающее существо с нескрываемым интересом. — Вероятно, его выкинуло из воды во время шторма. Что доказывает, что море изучено нами отнюдь не до конца!

Раздвоенный хвост вновь поднялся и упал; голова тоже поднялась над неуклюжим туловищем, затем чудовище стало то вытягивать, то втягивать шею, и беглецы заметили белесые складки на толстой шее. Потом чудовище подняло голову, и Торвальд с Шенном увидели огромную пасть, обращенную в небо. Челюсти раскрылись, и до людей донесся жалобный свистящий стон, который тотчас же потонул в грохоте волн. Затем, словно из последних сил, перепончатая лапа с огромными когтями ослабила свою хватку на скале, и чешуйчатое тело соскользнуло вбок и спустя несколько секунд исчезло в воде. Мужчины удивленно переглянулись. Чудовища словно не бывало. На воде не осталось никаких следов его падения, даже пены…

Шенн, наблюдающий за морем на тот случай, если рептилия появится снова, вдруг заметил еще один предмет. Круглой формы, он стремительно скользил по волнам, так же легко, как их плот по реке.

— Смотрите! — воскликнул Шенн.

Глаза Торвальда проследили за его указательным пальцем, и, прежде чем Шенн успел возразить, офицер соскочил со скального карниза на широкий камень, лежащий на уровне моря и представляющий превосходное укрытие. Он остановился на камне и стал рассматривать плывущий предмет с пристальнейшим вниманием, когда Шенн, последовав примеру офицера, вывел его из оцепенения. Но спустя несколько мгновений Торвальд вновь уставился на объект своего внимания. Шенн тоже всмотрелся в него.

Плывущий предмет оказался овальным, возможно футов шести в длину и трех — в ширину; когда он свернул от края воды, его средняя часть приподнялась над водой. Пока Шенну удавалось разглядеть, что предмет красно-коричневого цвета и с довольно шершавой поверхностью. И тут он решил, что предмет вполне может оказаться упавшим во время шторма грузом, способным держаться на воде, как поплавок, а двигается он благодаря своей эластичности и упругости. К явному смятению Шенна, его компаньон начал раздеваться.

— Что вы собираетесь делать? — изумился Шенн.

— Плыть к нему.

Шенн внимательно оглядел воду возле скалы. Чудовище с раздвоенным хвостом утонуло именно в этом месте. Неужели Торвальд окончательно спятил, чтобы поплыть без всякой страховки по морю, где водятся такие жуткие существа? Казалось, что да, ибо Торвальд, описав красивую дугу, нырнул в воду. Шенн ожидал на берегу. Он сидел, согнувшись в напряжение, словно готовый атаковать любое существо, которое посмеет напасть на его компаньона.

Наконец загорелая рука офицера показалась на поверхности. Торвальд уверенно плыл в направлении двигающегося по морю предмета. Когда он достиг его, то провел вытянутой рукой по его поверхности. И как только он коснулся его, тот сразу же изменил движение, потому Шенн предположил, что управлять неведомым предметом намного легче и проще, чем это казалось с первого взгляда.

Торвальд плыл назад, толкая объект перед собой. Когда он выбрался на берег и влез на камень, Шенн подтянул поближе его трофей. Они гладили его, постукивали по корпусу, выискивая люк или, на худой конец, какое-нибудь отверстие. В сущности, перед ними находилось готовое изделие, чем-то похожее на каноэ с тупой носовой частью. Но органического происхождения. В этом они не сомневались. Раковина? Шенн задумался, кончиком пальца ощупывая неровную поверхность.

Торвальд оделся.

— Теперь у нас есть лодка, — сказал он. — Теперь до Утгарда…

Использовать такую хрупкую вещь, чтобы рискнуть отправиться в путешествие к островам? Но Шенн снова не протестовал. Если офицер принял решение пуститься в такое плавание, то он пойдет вместе с ним. И еще, молодой человек не сомневался, что он должен сопровождать Торвальда.

Глава 9 В ПОЛНОМ ОДИНОЧЕСТВЕ

Высохнув под лучами горячего солнца, берег снова превратился в широкое пространство из песка, валуна и гальки. Солнце жарило нещадно, и Шенн не смог вспомнить ни одного дня на Колдуне, когда бы стояло такое пекло. Лето явно опередило свой срок. Терранцы работали в сравнительно сносной тени, отбрасываемой нависшей над морем скалой, не только чтобы защититься от палящих лучей, но также чтобы их не увидел воздушный патруль трогов.

Под руководством Торвальда своеобразная раковина была вытащена из воды. Если их плавучее средство было раковиной, поскольку ее структура, как и основная форма очень напоминали раковину. Она была оборудована каркасом, таким, как у шлюпки с выносными уключинами. Поэтому эта штука выглядела очень необычно, однако она послушно и легко неслась по волнам.

Когда солнце встало в зените, то они отчетливо увидели очертания островов: красно-серых скал, возвышающихся над аквамариновым морем. Им больше не попадались морские чудовища, и главным доказательством местной жизни на берегу были еще не виданные им клацающие существа, гнездящиеся в скальных пещерах и питающиеся отбросами, которые они выискивали в песках, а также множество удивительных рыб и небольших созданий, обитающих в ракушках, выброшенных приливом в небольшие озерца. Вся эта живность доставляла огромную радость росомахам, которые до отвала наелись рыбой на берегу, но все равно были готовые исследовать все, что выбросило на сушу яростным штормом.

— Отличная посудина, — заметил Торвальд, делая последнее усилие и заканчивая работу. Затем он выпрямился, прижал кулаки к бедрам и осмотрел их плавучее средство с чувством некоторой гордости.

Шенн не был так доволен, как офицер. Он действовал под стать Торвальду, но старался избегать опрометчивой спешки. Да, судно, если это было судном, готово к плаванию. Теперь они смогут исследовать Утгард, о котором столько говорил Торвальд. Но все равно червь сомнения глодал Шенна, сдерживая его энтузиазм к путешествию. Ему вполне достаточно было увидеть чудовище с раздвоенным хвостом, вылезшее из океана, и Шенну совсем не хотелось встретиться точно с таким же монстром, только на этот раз пребывающим в полном здравии. Если потревожить такого гиганта на его территории…

— К какому острову мы идем? — бодро спросил Шенн, стараясь скрыть свои личные сомнения насчет успеха их предприятия. Наиболее удаленная земля из цепи островов казалась ему еле заметным расплывчатым пятнышком.

— К самому большому… тому, на котором деревья.

Шенн свистнул. С ночи шторма росомахи снова вели себя послушно, и он старался, чтобы они и впредь также легко соблюдали дисциплину. Вероятно, ярость, проявленная стихией, натянула невидимую нить между животными и людьми и сблизила их, ибо и те и другие понимали, что они чужаки в этом загадочном, неизведанном мире. Теперь Тагги с подругой часто терлись о бока людей и вопрошающе смотрели на них. Но смогут ли росомахи довериться их суденышку? Шенн не рискнул отправить их к острову вплавь и ни за что не согласился бы оставить на берегу.

Торвальд уже сложил их скудный провиант на борт суденышка. А теперь Шенн удерживал судно у скалы, служащей им своего рода гаванью. Он поманил к себе Тагги. Хотя Тагги тихо запротестовал, в конце концов он взобрался на борт, затем свернулся на днище раковины, этакое воплощение понимания. Тоги понадобилось больше времени на принятие решения. Тогда Шенн сам, сперва погладив ее и сказав ласковые слова, взял Тоги на руки и отнес к ее товарищу.

Раковина немного осела под их весом, но Торвальд предусмотрительно повернул уключину вправо, чтобы судно стало пригодным к плаванью. Весла погрузились в воду, и они сделали довольно крутой поворот, поначалу держа курс на группу островов, расположенных между ними и открытым морем, служа своего рода волноломом.

Из-за довольно сильного ветра Торвальду то и дело приходилось менять курс, поскольку их мотало взад-вперед между разбросанными островками. Офицер использовал их как защиту для их каноэ от ветра, когда они оказывались с безветренной стороны, где море было спокойно. Шенн заметил, что примерно треть этих островков являют собой голые скалы, на которых гнездились только клацающие птицы и еще какие-то существа, очень похожие на терранских птиц. Они могли похвалиться своими пышными многоцветными перьями, хотя головки этих птичек были совершенно лысые. Еще Шенн отметил, что клацающие и «терранские» птицы не гнездятся на одном и том же острове; у каждых имелось свое собственное жилье, а их соседи никогда не залетали на чужую территорию.

Первый крупный остров, до которого они наконец добрались, был увенчан деревьями, но не имел ни пляжа, ни даже тонюсенькой полоски песка на уровне воды. Вероятно, можно было попасть на него, взобравшись по скалам берега, но Торвальд решил этого не делать и направил суденышко к следующему крупному острову.

Взору Шенна предстало кольцо рифов, напоминающих белые кружева. Они осторожно проплыли вокруг этой окружности, несмотря на свою безобидную красоту, на самом деле представляющую собой весьма опасную преграду. Наконец суденышко достигло входа в атолл. Внутри находились две клинообразные полоски земли, отлого поднимающиеся к самым высоким местам атолла. Шенн почти не заметил там растительности, если не считать нескольких деревьев, с расстояния казавшихся мертвенно-бледными, даже намного бледнее растущих на краю пустыни. Птицы с кожаными крыльями кружились над их каноэ, с вежливым любопытством разглядывая незваных гостей.

Пока они продолжали огибать атолл, за ними следовал целый косяк этих птиц. Торвальд все быстрее опускал свое весло в воду. Исследовав больше половины атолла с внешней стороны, им так и не удалось отыскать прохода внутрь этого затейливого кольца.

— Замкнутая ограда, — заметил Шенн. Ему начинало казаться, что эту преграду намеренно возвели от непрошеных посетителей. Палящие солнечные лучи, отражающиеся от поверхности воды, жарили их лица и запястья, поэтому они не рискнули снять одежду. Росомахи беспокойно поскуливали. Шенн не знал, сколько еще времени животные будут довольствоваться своим положением. Ведь косматые пассажиры вполне могли запротестовать против такой неудобной поездки.

— Когда же мы пойдем к следующему острову? — спросил Шенн, по недовольному выражению лица офицера прекрасно понимая, что Торвальд не в настроении вообще говорить, не то что отвечать на вопросы.

Тот молча орудовал веслом, которое использовал как руль, с тупой настойчивостью продолжая выискивать проход внутрь атолла. Шенн чувствовал, что теперь это стало личным делом между офицером Службы изысканий Рагнаром Торвальдом и стеной из рифов и что воля человека здесь столь же крепка, как и эти омываемые морем камни.

Наконец на самом краю юго-западного рифа они обнаружили возможный проход. Шенн с сомнением разглядывал узкую щель между двумя скалами, похожими на клыки. Ему казалось, что преодолеть эту щель совершенно невозможно и к тому же очень опасно, ибо внезапным ударом волны их просто разобьет об один из этих столбов, и тогда о том, чтобы спастись, не могло быть и речи. Но Торвальд уверенно повел их утлое суденышко прямо к щели, и тут Шенн осознал, что это действительно есть вход в атолл.

Торвальд мог быть упрямцем, но не дураком. И его маневр доказал его умение и опыт в подобных делах, когда каноэ за какие-то секунды очутилось внутри атолла. Шенн вздохнул с облегчением, но не проронил ни слова.

Теперь им пришлось медленно пробираться вдоль внутренней стороны атолла, чтобы достичь более или менее ровного берега, поскольку напротив них с этой стороны остров был отлично защищен грозными скалами, напоминающими те, что заслоняли цепочку островов, к которым они так стремились.

Шенн осмотрелся по сторонам, надеясь отыскать на этом мелководье морское дно или кого-нибудь из обитателей этих вод. Но его взгляд никак не мог проникнуть сквозь зеленоватую тьму воды.

Тут и там на несколько футов из воды торчали вершины крупных валунов или конкреций, которые приходилось огибать. Плечи Шенна горели от палящих лучей солнца, причиняя жгучую боль, поскольку его мышцы не привыкли к столь длительной работе веслами. Местами на его коже вздулись волдыри. Он облизал пересохшие губы и пристально вглядывался вперед в поисках хоть какого-нибудь берега.

Что же такое важное заставило Торвальда причалить к этому острову? Рассказы офицера о местной расе, которую он намеревался обратить против трогов, казались весьма неубедительными. Особенно сейчас, когда ничем не подтвержденная теория офицера тяжестью ложилась на горящие от нестерпимой боли плечи молодого человека, шанс добраться до негостеприимного берега, маячившего впереди, был примерно один к пятидесяти. А вот попасть в беду им ничего не стоило. И червь сомнения по поводу навязчивой идеи Торвальда с еще большей силой стал точить разум Шенна. Как он мог вообще довериться какому-то неведомому медальону и всяким фокусами Торвальда, которые он показывал на берегу? С другой стороны, что побудило офицера на подобные поступки? Не хотел же он произвести впечатление на Шенна?

Наконец-то берег! Когда они направили каноэ к нему, росомахи чуть не устроили кораблекрушение. Увидев и учуяв берег, животные беспокойно задвигались, навострили уши, понимая, что берег совсем близок. Тагги поднялся на задние лапы и прыгнул на самый край судна, и Шенн едва успел перенести свой вес в противоположном направлении, чтобы сбалансировать каноэ, когда Тоги ринулась за своим другом. Потом они прыгнули в воду и стремительно поплыли в сторону берега, в то время как Торвальд вел каноэ плавно и размеренно. Шенн схватил драгоценную сумку с провиантом, чтобы она не утонула. Покрытые песком и гравием росомахи выбрались на берег и весело запрыгали по земле, после чего остановились и стали отряхиваться.

Возле самого берега суденышко плыло медленно и неуклюже, и, хотя оно было легким, обоим мужчинам пришлось изрядно попотеть, чтобы тащить его по земле между камнями и кустарником без помощи весла-руля. Ни на секунду не забывая о трогах, им хотелось поскорее отыскать убежище, чтобы спрятать свое судно.

Тагги выкопал из углубления в земле яйцо и вылизал его зеленоватое содержимое, испачкав им шерсть. Росомахи не тратили зря времени на поиски даров природы и стали быстро разорять многочисленные гнезда. В каждом из углублений они отыскали по три-четыре яйца с довольно плотной скорлупой. Проходя по тропинке, отмеченной следами их когтей, терранцы взобрались на пологий холм из красноватой земли, уходящий в глубь острова.

Они обнаружили воду, но не кристально чистый горный ручей, а застоявшееся озерцо с затхлой водой, образовавшееся между скальными породами из-за частых дождей. Жидкость оказалась теплой, противной и солоноватой на вкус, и они, не обращая на все это внимания, алчно утолили жажду.

Вскоре они дошли до скалы, возвышающейся у края острова, от которой внутрь острова шел пологий спуск, точно такой же высоты, как и спуск к воде. По своей форме скала являла собой почти идеальный треугольник. Земля заросла густой травой пурпурно-зеленого цвета, среди которой виднелись какие-то растения и деревья. Место выглядело вполне приемлемым для жилья, но здесь не было больше ничего, хотя они тщательно изучили это место, стараясь обнаружить в нем вражеский аванпост.

На ночь они разбили лагерь в довольно глубокой впадине, образовавшейся в земле явно с незапамятных времен. Они жарили яйца и ели их содержимое, сильно отдающее запахом рыбы, не потому, что испытывали удовольствие от подобной пищи, а только потому, что это была какая-никая, но еда. Ночью на небе не появилось ни облачка. Поэтому, стоило кому-нибудь из них задрать голову, перед ним открывалось бесконечное небо, усыпанное сверкающими звездами. Вглядываясь в звезды, они обращали внимание на каждый посторонний огонек или искорку вспыхивающую в небе, потому что ими вполне могли оказаться разведывательные корабли трогов.

— Они не оставят нас в покое, — решительно заявил Шенн о том, что было очевидно для них обоих.

— Не забывай о кораблях колонистов, — напомнил ему Торвальд. — Если они не сумеют захватить пленника, чтобы связаться с ними, и ослабят свою бдительность, тогда… — он громко щелкнул пальцами, — то Патруль выйдет на охоту причем очень быстро! И им придется несладко!

Таким образом даже вдали от трогов они, в некотором роде, продолжали борьбу. Шенн откинулся назад и прислонился к дереву, и его тщедушные плечи отдыхали. Он пытался подсчитать, сколько дней и ночей пролетело до того момента, когда проклятые троги уничтожили их лагерь при помощи своего смертоносного оружия. Но один день сливался с другим, поэтому ему удавалось отчетливо вспомнить только ночь разгрома, затем их отчаянную вылазку, страшный шторм на море, бегство от корабля трогов в пещеру и их встречу с ищейкой. Затем он вспомнил их с Торвальдом странные эксперименты с медальоном. И сегодняшний день, когда они целые и невредимые, наконец добрались до острова.

— А почему вы выбрали именно этот остров? — внезапно спросил он офицера.

— Потому что я нашел медальон именно здесь, на краю той лощины, — сухо ответил Торвальд.

— Но сегодня мы совсем ничего здесь не обнаружили…

— Пока этот остров будет для нас точкой отсчета. Можно сказать, началом.

Началом чего? Тщательного исследования всех этих островов, и больших и маленьких, то есть всех островов, составляющих эту бесконечную цепочку? И как они открыто попадут на следующий остров, если в любую секунду в небе может показаться тарелка трогов? Сегодня они и так примерно час были превосходной мишенью, пока их не скрыл атолл. Усталый до изнеможения, Шенн протянул руки к огню слабого костра, ощущая кончиками пальцев его тепло. Еще ни разу прежде он так не выматывался. А что будет завтра? Снова они будут грести до потери памяти? Но это будет только завтра, а сейчас по крайней мере им не надо волноваться о том, что на них нападут троги. Стоит им только потушить костер, и их никто не заметит. Кстати, Торвальд постоянно уменьшал силу огня. Шенн улегся на постели из листьев и свернулся в клубок, как росомаха. Ночь выдалась спокойной и тихой. До него доносилось лишь убаюкивающее бормотание моря, и вскоре он погрузился в глубокий сон.

Неожиданно выкатившееся солнце ослепило Шенна. Он сонно повернул лицо к приятному теплу, затем открыл глаза и потянулся, как кот. Когда он окончательно проснулся, им вновь овладели воспоминания. Снова надо быть начеку. Рядом с собой он увидел примятую траву и сгоревшие угольки ночного костра. Однако нигде не заметил ни Торвальда, ни росомах.

Шенн не только остался один, но внезапно им овладело жуткое чувство, что его покинули все на свете; что Тагги, Тоги и офицер на самом деле взяли да исчезли. Шенн присел, а затем поднялся, порывисто дыша от страха. Тревога пронизывала все его естество, и он машинально дошел до внутреннего склона скалы и поднялся на каменную крестовидную площадку, откуда мог видеть берег, где они спрятали свое каноэ.

Длинные ветки и густая трава, которой они прикрыли суденышко от чужого взора, беспорядочно валялись вокруг, точно кто-то в спешке раскидал их. И не слишком давно…

Он увидел каноэ довольно далеко в зеркально спокойном море в пределах атолла, лопасти весла то вздымались, то опускались от умелых движений того, кто находился в каноэ. Встревоженная вода вокруг суденышка ярко сверкала на солнце. По блестящим валунам внизу бегали росомахи и громко, тревожно кричали.

— Торвальд!..

Шенн набрал полные легкие воздуха и крикнул еще раз, на этот раз во весь голос, так чтобы сидящий за веслами человек смог услышать его даже из-за скалы за его спиной. Но человек в лодке даже не оглянулся.

Шенн побежал вниз по склону к берегу; последние несколько футов он уже не бежал, а скользил вниз и с трудом сумел затормозить пятками, чтобы не свалиться головой вперед в воду. От этих «упражнений» его тело мучительно заныло от боли.

— Торвальд! — снова крикнул он. Но голова с блестящими на солнце волосами не повернулась, не говоря уже о каком-либо ответе. Шенн сорвал с себя одежду и сбросил сапоги.

Когда он прыгал в воду, он уже не думал о морских чудовищах; он плыл и плыл вперед, чтобы догнать каноэ, скользящее вдоль рифов, медленно подплывая к морским воротам, ведущим на юго-запад. Шенн был плохим пловцом. Сперва, возбужденный от неожиданности, он плыл довольно быстро, но потом ему пришлось бороться за каждый преодолеваемый им фут соленой воды. Страх еще сильнее овладел им, когда сидящий в каноэ человек добрался до прохода в атолле. Когда он звал Тор-вальда, он потратил времени и силы легких не больше, чем в своих тщетных усилиях догнать суденышко.

И он почти догнал его, его рука даже коснулась весла. Когда его пальцы сомкнулись на скользком от воды дереве, он взглянул вверх и тотчас же отдернул руку. Теперь единственной его мыслью было спасать свою жизнь.

Ибо, когда он нырнул с головой в воду, то перед ним до сих пор стояла отчетливая картина того, что он увидел: и картина настолько поразительная, что Шенн был потрясен до глубины души.

Наконец Торвальд перестал грести, поскольку весло понадобилось ему для другой цели. Если бы Шенн вовремя не отпустил его, то эта грубо вытесанная деревяшка проломила бы ему череп. Единственное, что он видел, — это две руки с веслом, поднятым как грозное оружие, и искаженное от гнева лицо Торвальда, от чего оно казалось нечеловеческим, как у трогов.

Наглотавшись воды, потрясенный Шенн выплевывал ее, стараясь вдохнуть как можно больше воздуха. Весло снова было использовано по своему прямому назначению, и каноэ поплыло вперед; гребец же не обращал никакого внимания, на то, что творилось у него за спиной, хотя он только что едва не убил и не утопил человека. Шенн в свою очередь решил не предпринимать еще одну попытку догнать офицера, ибо она могла закончиться для него не так удачно. К тому же он был слишком плохим пловцом, чтобы продолжать догонять каноэ и уворачиваться от ударов веслом, когда Торвальд, напротив, был специалистом в своем деле и мог запросто покончить с назойливым противником.

Шенн медленно доплыл до берега, где его дожидались росомахи, пока еще неспособные осознать произошедшее в атолле. Что случилось с Торвальдом? Что побудило его бросить Шен-на и животных на острове, на том самом острове, который он назвал отправной точкой для обнаружения на Колдуне аборигенов? Или все россказни Торвальд сочинил для того, чтобы скрыть свои, безусловно, безумные намерения, о которых знал только он один? Но у Шенна не имелось никаких доказательств того, что Торвальд не в своем уме. Разве что медальон да утверждение самого Торвальда о том, что эту резную штуковину он обнаружил именно здесь.

Шенн выбрался из воды на четвереньках и лег на прогретый песок, чтобы отдышаться. Прохладный ветерок носился над его измученным телом. Над ним склонился Тагги и облизал ему лицо, затем, тихо поскуливая, уютно устроился рядом. Над ними с пронзительными яростными криками носились птицы с кожаными крыльями, недовольные тем, что незваные гости потревожили их гнездовье. Шенна обильно вытошнило водой, затем он долго откашливался, потом сел и осмотрелся вокруг.

Море за атоллом было совершенно пусто. По-видимому, Торвальд обогнул южную точку этой земли и подошел к проходу между рифами; возможно, теперь он уже прошел через него. Даже не одевшись, Шенн взобрался на склон, часть которого он преодолел ползком и на четвереньках.

Он снова достиг крестовидной площадки и поднялся во весь рост. Солнечные лучи отражались в воде, заставляя его зажмуриться, так сильно сверкали волны. Но, подняв ладонь козырьком к глазам, Шенн снова увидел каноэ, уже за пределами рифа; оно двигалось прочь вдоль цепочки островов, а не обратно к берегу, как он ожидал. Торвальд продолжал свои поиски. Но чего? Существующей реальности или мечты, возникшей в его повредившихся мозгах?

Шенн сел. Он страдал от голода, ибо приключение в атолле высосало из него все соки. И теперь он был пленником. И он и росомахи стали пленниками острова размером в пол-длины разведлагеря, разрушенного трогами. Насколько он понимал, из питья у них оставалась затхлая солоноватая вода, скопившаяся после дождя в выбоине в скале, которая может очень скоро испариться от жаркого солнца, светившего теперь ему прямо в макушку. А между ним и берегом раскинулось море, в котором водятся жуткие чудовища с раздвоенными хвостами. Шенн с ужасом вспомнил умирающего монстра и поежился от страха.

Торвальд же сейчас в пути, но не к следующему острову в цепочке других, кажущемуся небольшой забавной шишечкой, торчащей из воды, а к тому, что находится далеко за ней. И он спешит, как спешат на какую-то встречу. Где и с кем?

Шенн поднялся и еще раз посмотрел вниз на берег, чтобы окончательно удостовериться в том, что офицер не намеревается возвращаться. Ясно то, что Торвальд действует по своему усмотрению, а с его опытом и физической силой он выживет. И он оставил Шенна живым и отчасти свободным в этой омываемой со всех сторон водой тюрьме.

Глава 10 ЛОВУШКА ДЛЯ ЛОВЦА

Шенн взял мягкий, похожий на мел камень и провел очередную белую линию на ржаво-красной глыбе, высоко торчащей из воды. Таким образом, на глыбе стало три таких отметки, означающих три дня с тех пор, как Торвальд бросил его одного. И сейчас он находился не ближе к берегу, чем в то, первое утро! Он сидел рядом с глыбой, понимая, что должен встать и попытаться добраться к совершенно недоступным птичьим гнездам, чтобы раздобыть еды. Пленники островка, человек и росомахи, уже разорили дочиста все гнезда, обнаруженные ими на пляже и скалах. Но только от одной мысли снова есть яйца желудок Шенна болезненно сводило, и он чувствовал позывы к рвоте.

Торвальда он не видел с тех пор, как тот скрылся между двумя островами, расположенными на западе. И слабая надежда Шенна, что офицер вернется, умерла вместе с его исчезновением. И вот он сидел внизу, пытаясь разрешить невозможную задачу: как ему самому сбежать с проклятого острова.

Вместе с исчезновением Торвальда пропали и топор, и вся скудная экипировка, поэтому для того, чтобы сделать из кустов и небольших деревцев некое подобие плота, Шенну приходилось пользоваться своим ножом. Однако ему не удалось отыскать виноградных лоз, чтобы как следует скрепить части своего «судна», поэтому, когда он попытался выйти на нем из, атолла, все обернулось жестоким разочарованием. Пока ему не удалось изготовить плот, способный продержаться на воде более пяти минут с одним Шенном на борту; а ведь ему было нужно добраться до ближайшего острова втроем, вместе с животными.

Впав в полную апатию, Шенн совершил последнюю попытку спустить плот на воду, но все оказалось тщетно. Его не покидала мысль о том, что дождевой воды, скопившейся в углублении в скале, осталось немногим более дюйма, да и вряд ли эту грязную затхлую жижу можно было назвать водой. За день до этого он исследовал самую чащу внутренней лощины, где при виде обильной растительности он надеялся найти воду, но не обнаружил ничего, кроме влажной глины и болотца с солоноватой илистой водой. Ею удалось хоть немного утолить жажду и ему и росомахам.

Безусловно, в атолле водилась рыба. Шенн задумался о том, что если где-то на острове скрываются какие-то водяные твари, то они нуждаются в пресной воде. Но у него не было ни сети, ни крючьев, так какая речь могла идти о рыбалке или охоте на водяных животных? Вчера, при помощи шокера, он подбил какую-то птицу, но с таким жестким скелетом и огромным количеством костей, что даже росомахи, способные сожрать любую падаль, отказались грызть ее.

Животные рыскали по обеим клинообразным полоскам земли, и Шенн решил, что они выискивают съедобное содержимое каких-то раковин, поскольку время от времени росомахи с усиленной энергией принимались разрывать землю, разбрасывая во все стороны гравий. Сейчас этим занималась Тоги, песок и галька летели вверх из-под ее коротких лапок; ее когти яростно разрывали землю; Тоги работала, как экскаватор.

И наконец результат ее раскопок принес Шенну первый лучик надежды. Она рыла землю с таким неистовством, что Шенну показалось, что росомаха отыскала нечто ценное. Возбуждение Тоги настолько передалось Шенну, что он быстро подошел к вырытой ею яме. При виде того, как Тоги своими когтистыми лапами превратила коричневую поляну в белое пятно, Шенн громко воскликнул от изумления.

Тагги, переваливаясь, спускался по склону на помощь своей подруге, и в его глазах светилось возбуждение не меньше, чем у нее. Шенн склонился над краем ямы, которую росомахи удлиняли с каждым взмахом лап. Коричневая полянка становилась все больше и больше; рядом с ямой выросла уже довольно высокая горка из гравия, песка и земли. Шенну даже не пришлось касаться руками шероховатой поверхности того, на что наконец наткнулись росомахи. Этим предметом оказалась огромная раковина, очень похожая на их каноэ, выброшенное штормом на берег.

Тем не менее, пока росомахи рыли яму, казалось, что конца этой раковине не видно, как ожидал Шенн. Действительно, сторонний наблюдатель подумал бы, что раковина зарыта в землю настолько глубоко, что выкопать ее просто невозможно. Заинтригованный, Шенн возвратился к кромке воды, срезал длинную палку и стал проверять глубину воды в этом месте. Наконец со своим самодельным лотом он вернулся к росомахам.

На этот раз они копали втроем, и в конце концов перед Шейном образовалась большая яма, куда он с любопытством заглянул. Он ощупывал края раковины, выискивая место, за которое можно взяться, чтобы вытащить ее наружу. К его удивлению, «судно» настолько крепко сидело в земле, что руки постоянно соскальзывали с него. Но Шенн решил справиться с любым препятствием, вставшим ему на пути. Он отполз немного назад и тут увидел очищенный кусок дерева, конец которого был раздроблен и расплющен, словно угодил под механический молот.

Впервые за все время он осознал, что они наткнулись не на пустую раковину, зарытую в землю мощным приливом, а на раковину, в которой обитало какое-то существо с Колдуна, и эта раковина служила ему естественным укрытием. Еще Шенн догадался, что обитатель раковины, похоже, будет бороться за владение этой раковиной. Стоило Шенну еще раз изучить искореженный кусок дерева, он понял, что предыдущий владелец раковины был способен постоять за себя.

Шенн окликнул росомах, но те носились где-то поодаль, по-видимому, выискивая другую добычу. Шенн прекрасно понимал, что если он попытается силой привести их обратно, то они могут обратить свои острые когти и зубы против него.

И он снова принялся отрывать раковину, хотя больше не пытался поднять ее наверх. Но тут к нему подскочил Тагги, и начал когтями очищать поверхность раковины, в то время как Тоги беспокойно топталась рядом с ним. Она то и дело останавливалась, выбрасывая наверх грязь и песок, однако делала это очень осторожно, как существо, в любой момент ожидающее нападения.

Теперь они почти очистили раковину, хотя она по-прежнему крепко сидела в земле и никто — ни Шенн, ни животные — не замечал никакого протеста или движения с ее стороны. Она была меньше примерно на две трети той, что отыскал и впоследствии превратил в средство передвижения по морю Торвальд. Но и эта могла бы доставить их на материк, если бы Шенн сумел превратить ее в каноэ с веслами.

Обе росомахи беспокойно ходили по земле, явно чем-то озадаченные. Время от времени они набрасывались на раковину ударяя ее лапами, словно проверяя на что-то. Когти не оставляли на ней никаких следов, кроме неглубоких царапин. Они бы продолжали заниматься этим вечно, пока Шенн, наконец, не решил справиться с этой проблемой.

Он присел на пятки и тщательно изучил все, что находилось рядом с ним. Яма, вырытая вокруг спрятавшегося в раковине существа, находилась примерно в трех ярдах над уровнем моря и в нескольких футах от песчаной полоски, которую лениво облизывали волны. Шенн с возрастающим интересом внимательно наблюдал, как волны медленно набегают на берег. И тут его осенило, что если их совместные усилия потерпят крах в борьбе с обитателем раковины, то теперь можно будет приспособить для этого море.

И Шенн снова принялся выкапывать желоб, ведущий от линии воды до ямы, занятой упрямой раковиной. Он не сомневался, что существо, живущее в раковине или скрывающееся под ней, хорошо знакомо с соленой водой. Однако оно расположило свою нору или убежище вне досягаемости моря, и поэтому будет весьма недовольно внезапным появлением воды в своем лежбище. Но Шенн понимал, что его план стоит того, чтобы им воспользоваться, поэтому он изо всех сил продолжал работу, в душе очень желая, чтобы росомахи догадались ему помочь.

Но они по-прежнему бродили рядом с добычей, разбрасывая лапами песок возле раковины. Шенн подумал, что в конце концов их действия вынудят обитателя раковины приготовиться к побегу. Шенн отделил от своего плота удобную палку, которой воспользовался как лопатой, отчаянно выбрасывая из ямы песок и гравий. Его рваная рубашка пропиталась потом, а соленый песок прилипал к рукам и лицу.

Он покончил с рытьем своего «окопа» и теперь надеялся, что под таким углом вода быстро наполнит яму, тем самым сломив последнюю преграду от волн. И оказался совершенно прав.

Вода быстрым широким потоком устремилась к раковине; росомахи отскочили назад с недовольным рычанием. Шенн ножом заточил длинную ветку, обзаведясь таким образом неплохим копьем. Он стоял, сжимая его в руке, приготовившись к чему угодно, ибо он не знал, чего ему ожидать. И когда вода хлынула в яму, ее движение было настолько внезапным, что, несмотря на все приготовления, его захватило потоком и бросило, как ему показалось, в пучину.

Ибо мощным потоком грязи, песка и воды раковину со всей силы выбросило из ямы. Спустя некоторое время он увидел перед собой подхваченное водой существо, состоящее из коричневых когтистых членов. Его стремительно носило то взад, то вперед. Под разрушающим воздействием воды, одна из стен ямы обрушилась, а непонятное существо, пытающееся удержаться на ней, неистово махало когтистыми лапами в воздухе.

Шенн метнул свое копье и одновременно выставил вперед руку с ножом, чувствуя, как его острие вонзилось куда-то настолько глубоко, что он не сможет его вытащить оттуда. Буквально в нескольких футах от его ноги взметнулась членистая когтистая лапа, и он едва успел отдернуть ее. Это внезапное нападение на неведомое существо, потерявшее равновесие, сработало, причем неплохо. Края раковины немного сдвинулись; теперь ее округлый бок зажало мокрым песком, а тщетные усилия существа выбраться из ловушки потерпели фиаско. Вышло так, что оно само похоронило себя в яме.

Терранец с интересом разглядывал разделенное на сегменты брюхо существа, на его парные лапы, растущие, как ему показалось, прямо из ребер. Шенн не мог определить, где находится самая удобная мишень — голова существа. Однако он достал шокер и выстрелил в окончание живого овала, затем выстрелил еще раз — в самую его середину, надеясь поразить центральную нервную систему этой твари. Он не знал, который из его выстрелов достиг своей цели, но противник безумно замахал лапами, после чего их взмахи стали замедляться, пока, наконец, нс прекратились. Все выглядело так, словно кончился завод у игрушки. Впрочем, Шенн понимал, что существо могло не умереть, а только лишилось сознания.

Тагги только и ждал подходящей возможности для нападения. Он схватил одну из лап, с силой потряс ее, а затем подскочил к лежащей твари, чтобы разодрать ей брюхо. В отличие от раковины эта часть тела существа не была защищена панцирем, поэтому росомаха бодро приступила к убийству, а его подруга радостно присоединилась к нему.

Началась кровавая бойня, и Шенн с отвращением отошел, пока она не кончилась. Ему надо было заняться раковиной, ибо она могла представить ему единственный шанс для бегства с острова. Росомахи рвали на куски светло-зеленую плоть, но Шенн не мог присоединиться к ним. Он взобрался наверх, чтобы поискать себе яиц, но вместо них обнаружил весьма приятную еду в виде очень вкусных грибов, произрастающих во мхе.

Ближе к вечеру он вернулся к совершенно пустой раковине. Росомахи убежали, чтобы закопать часть добычи, как они всегда делали после нападения на какую-либо жертву. Тем временем птицы с кожаными крыльями выхватывали крошечные кусочки оставшейся плоти и вместе с ней поднимались к своим гнездам, находящимся в самой глубине атолла.

С наступлением темноты Шенн оттащил окровавленную раковину от берега и поднял ее на гору, хорошенько запомнив место, где ее оставил. Меньше всего ему хотелось лишиться такого сокровища. Затем он стряхнул с одежды землю, грязь и песок и вымыл ее, после чего как следует умылся сам, песком отскребая грязь с рук и тела. Он все еще не мог поверить в свою удачу. Он был уверен, что прибой принесет ему материалы для уключины и весел. Еще денек или два, и он сможет уплыть отсюда. Выжимая рубашку, он пристально вглядывался в далекую линию горизонта. Как только новое каноэ будет готово, то ранним утром, когда туман еще будет над морем, он попытается вернуться. К тому же раковина послужит ему прекрасным укрытием от кораблей-разведчиков трогов.

Днем он настолько устал, что ночью спал как убитый. Шенн не видел снов, точнее, то, что он видел, не было сном; это было нечто подсознательное, и ничего подобного он не видел даже после налета трогов на лагерь. Утром он проснулся с непонятным чувством вины. Он сумел немного напиться водой, скопившейся в ямке, вырытой им в лощине. Он почти забыл о вкусе чистой пресной воды. Затем, хлюпая по грязи, устремился к берегу и взбежал на гору, боясь, что раковина пропала. Последняя удача, выпавшая ему на долю…

Однако раковина оставалась на том месте, где он ее спрятал ночью. Шенн даже ощутил внутренний подъем от радости. Какие-то мелкие твари разбежались по своим укрытиям, как только завидели его, а в небо взметнулось несколько птичек, питающихся падалью. Они до конца очистили раковину от останков ее прежнего обитателя. При виде этой чистоты и блеска Шейном во второй раз овладело вдохновенное чувство, что все складывается как нельзя лучше.

Он вновь притащил раковину на берег и утопил ее в воде, набросав в нее камней, чтобы ее не унесло. За какие-то мгновения раковина наполнилась маленькими изящными рыбками с колючими хвостами. Удостоверившись, что раковина плотно утвердилась на дне, Шенн возвратился, чтобы поискать древесины, оставшейся от его неудавшегося плота, чтобы подобрать подходящую доску для весла. Единственной помехой было полное отсутствие виноградных лоз для сооружения «машинного отделения» раковины. И когда Шенн решил пожертвовать тем, что осталось от его одежды, он увидел Тагги, волочащего за собой членистые ножки обитателя раковины, которые росомахи оставили на хранение после расправы над жертвой.

И вновь Тагги положил на гальку свой трофей, держа наготове когтистые лапы, словно опасаясь, что кто-то утащит его законную добычу. Но Шенн догадался, в чем дело. По-видимому, эта часть добычи была неприступна даже для знаменитых зубов Тагги, поэтому спустя некоторое время он с отвращением оставил ее валяться на гальке, а сам повернулся и направился к запасу более приемлемой пищи. Шенн стал изучать членистый орган убитой росомахами твари.

Его оболочка была не такая твердая, как у рога или раковины, определил Шенн после пристального изучения лежащего перед ним предмета; скорее это походило просто на толстую кожу. Он попытался счистить ее ножом и вскоре понял, что ему предстоит утомительная работа, требующая огромного терпения; что даже если трудиться очень быстро, то он не скоро доберется до поврежденной ткани. Однако если работать очень аккуратно, то он сможет нарезать из нее несколько ремней примерно в фут длиной. А связав их вдвое или втрое, их можно использовать для изготовления нужной конструкции, которая прекрасно выдержит как морские волны, так и палящие лучи солнца.

Когда через час он рассматривал свою пробную модель, то увидел, что кожаные ремни отлично ложились каждый на свое, словно предназначенное для него место. С таким же успехом один кусок дерева можно склеить с другим. Шенн вскочил и от радости сплясал победный танец, потом проверил под водой раковину. Птички-чистильщики здорово справились со своей работой. Еще несколько усилий, и его судно будет окончательно готово к путешествию.

Но этой ночью Шенну снились сны. На этот раз он не взбирался на гору-череп. Напротив, он снова видел себя на берегу, до полного изнеможения работая над каким-то чужеродным предметом, назначение которого он совершенно не понимал. Причем трудился он безнадежно, точно раб, зная о том, что плоды его непосильного труда предназначены для кого-то другого. И еще он не мог остановиться, потому что где-то за пределами его разума находилась чья-то господствующая и непреодолимая воля, удерживающая его в этой рабской зависимости.

Он проснулся на берегу очень рано, на самом рассвете, не зная, как он здесь очутился. Горячий пот покрывал его тело, словно он целый день проработал под палящими лучами солнца, а все его мышцы болели от страшной усталости.

Но когда он увидел то, что лежало в его ногах, он съежился от ужаса. Его сооружение из ремней для управления каноэ, которое он почти закончил перед сном, было сперва разобрано, а потом разбито на куски. Все ремни, которые он с такой тщательностью изготовил, были разорваны на крохотные кусочки длиной не больше дюйма и, естественно, уже не могли для чего-либо пригодиться.

Шенн завертелся на месте, затем устремился к раковине, которую ночью вытащил из воды и оставил в безопасном месте. Ее поверхность, похоже, не пострадала. Изнывая от волнения, он ощупал каждый дюйм ее округлости. Потом очень медленно возвратился к бесполезной груде сломанного дерева и обрезков ремней. Он был уверен, даже слишком уверен в одном. В том, что он сам совершил эти разрушения. Во сне его настроили удовлетворить желания врага; в реальности он разрушил все, что сделал. Шенн не сомневался, что это весьма обрадовало его противника.

Сон просто являлся частью этого. Но кто или что может заставить человека сперва погрузиться в сон, затем так воздействовать на его тело, что этот человек предаст самого себя? С другой стороны, что заставило Торвальда бросить его здесь? Теперь в первый раз Шенн нашел новое, совершенно безумное объяснение дезертирства офицера. Видения — и круглый диск, гак странно подействовавший на Торвальда. Предположим, что Торвальд сказал правду. Что медальон действительно был найден на этом острове и именно где-то здесь находится ключ к этой загадке.

Шенн облизал пересохшие губы. Что-то послало Торвальда в далекий путь, и это что-то руководило Шенном ночью. Неужели это так? Почему Шенн оставлен здесь, когда Торвальда отправили прочь, чтобы он сохранил эту тайну? А вдруг Шенн сам захотел остаться, причем это желание настолько сильно овладело им, что он собственноручно уничтожил средство для побега? Что-то могло заставить его совершить такое по двум причинам: чтобы оставить его здесь и чтобы внушить ему, насколько он бессилен перед своим неведомым противником.

Бессилие! В эти мгновения Шенна охватило тупое упрямство. Он принимает этот вызов! Отлично, эти таинственные они сотворили над ним такое. Однако они недооценили одного: что своими тайными действиями они дали ему знать о своем присутствии! А предупрежден, — значит вооружен, как гласит пословица. И Шенн снова приготовился к сражению.

Присев на корточки рядом с обломками, он начал собирать сломанные куски дерева. Шенн прекрасно понимал, что в этот момент он наверняка выглядит жалким и несчастным для любого шпиона. Шпион, вот кто это был! Кто-то или что-то, должно быть, целый день наблюдало и следило за ним и за его действиями, и так будет продолжаться до тех пор, пока он не начнет противостоять этому. А если где-то рядом шпион, значит, где-то недалеко и ответ на загадку. Ловушка на ловца. Впрочем, подобная акция может намного превосходить его силы, но все-таки это будет его собственной контратакой.

Так что с этой минуты ему придется играть роль. Он не только не станет разыскивать по острову шпиона, но будет ходить с таким видом, будто даже и не подозревает о присутствии врага. А росомахи ему в этом помогут. Шенн встал и, опустив плечи, медленно побрел по склону с видом подавленного и побитого человека, тихо посвистывая, призывая к себе Тагги и Тоги.

Он начал свои разведывательные действия с их приходом. Он бродил по берегу, якобы выискивая подходящей длины досочки и палки, которыми бы он смог заменить разломанные детали рулевого механизма своего каноэ. Но при этом Шенн глаз не спускал с росомах, надеясь по их чуткой реакции определить место, где может скрываться невидимый соглядатай.

На большей из двух полосок земли осталась метка, где высадились терранцы и где было уничтожено существо, обитающее в раковине. Меньшая полоска была намного уже второй; она тонким клинообразным языком уходила в глубь атолла. То и дело на ней попадались внушительных размеров преграды. Во время своих первых посещений этих мест Тагги и Тоги обнюхали все впадины, дыры и щели с обычным для них охотничьим любопытством. Но теперь оба зверя старались уйти в сторону, не выказывая никакого желания спускаться к морю.

Шенн покосился на Тагги и заметил, что он чем-то встревожен. Он все время вертелся на месте, поскуливал, но не боролся за свободу действий, как он делал, учуяв запах трогов. Впрочем, Шенн даже не думал, что кто-то из трогов управляет тем, что теперь происходило на острове.

Шенн жестом приказал Тагги спуститься к нему и заметил, что росомахе явно не по себе. А когда человек поманил его ближе к двум скалам, со сходящимися вершинами, образующими некое подобие арки, Тагги оскалил зубы и предупредительно зарычал. Из дыры угрожающе высовывалось толстое бревно, которое давало Шенну некоторый повод на рискованное предприятие приблизиться к отверстию. Не сводя взгляда с росомах, Шенн резко остановился, чтобы определить длину бревна, а заодно и оглядеть пещеру.

Вода плескалась прямо над бревном, образующим как бы дверной проем к атоллу. Здесь была тень, и похоже, что прямой солнечный свет никогда не появляется в этом забытом богом месте. Шенн приблизился к бревну, ощупывая пальцами плоский камень, являющий собой превосходный мостик для чего и кого угодно, решившего воспользоваться этой своеобразной дверью как входом на остров.

Влажный! Камень оказался влажным! Это значило, что гость недавно прибыл или просто не очень давно на камень брызнула вода. Однако мысленно Шенн уже решил для себя, что это место и есть вход, через который неведомый шпион попадает на остров! Можно ли превратить его в ловушку? Он с равнодушным видом поднял с земли еще несколько веточек и возвратился обратно на вершину скалы.

Ловушка… Шенн прокручивал в уме все известные ему ловушки, которые он мог бы использовать в подобной ситуации. Он уже решил соорудить ловушку собственного изготовления. Нели его план удастся, а, как говорится, надежда умирает последней, то на этот раз он не станет тратить время ни на какую лишнюю работу.

Поэтому он приступил к той же самой работе, которой занимался прошлым днем. Он снова изготовлял кожаные ремни, как он сам решил, уступающие по качеству тем, первым. Теперь только ловушка занимала его мысли, и ближе к закату он наконец понял, что будет делать и как.

Несмотря на то что Шенн не знал невидимого противника, он решил, что догадывается о двух слабостях, могущих заманить врага в его руки. Во-первых, противник ни на секунду не сомневался в успехе своего предприятия. А противник, не сумевший полностью проследить за действиями Шенна, существенно потеряет в силе.

Во-вторых, из-за такой своей самоуверенности враг не сможет воздержаться от того, чтобы не наблюдать за манипуляциями пленника острова. Поэтому Шенн был уверен, что противник будет рядом повсюду, куда бы он ни пошел, чтобы, когда Шенн заснет, снова разрушить его работу.

Возможно, Шенн ошибался в обоих своих предположениях, но внутренний голос подсказывал ему, что дело обстоит именно так. Тем не менее ему придется дожидаться темноты, чтобы получить ответ на свой вопрос, настолько простой, что он не сомневался, что враг даже не подозревает об этом.

Глава 11 ВЕДЬМА

Внутри лощины виднелось тусклое свечение от фосфоресцирующих растений. Некоторые из них низко стелились по земле, другие же, напротив, возвышались, как деревья. В любую другую ночь, кроме этой, Шенн только приветствовал бы это бледное свечение, но теперь он затаился насколько это возможно, считая светящиеся растения невольными предателями, готовыми выдать его, притворившегося спящим, и тем самым сорвать все его планы.

Он специально устроился в тени, росомахи свернулись рядом. Шенн подумал, что животные своими телами прикроют его, когда он решит неожиданно выйти из укрытия. Одной рукой, лежащей на животе, он крепко сжимал довольно сложное приспособление, сделанное им из остатков порванных неведомым врагом ремней. Вскоре его ловушка должна сработать!

Теперь, когда он знал, как добраться до критического места, избегая светящихся растений, Шенн был готов к решительным действиям. Он крепко прижал ладонь к голове Тагги, давая ему молчаливую команду оставаться на месте, и росомаха повиновалась ему.

Точно такую же команду он отдал и Тоги. Потом дюйм за дюймом начал выползать из укрытия, двигаясь как червяк к узкой тропинке, бегущей вдоль скалы. Именно по ней кто-то или что-то приходит через морские ворота на берег. И Шенн должен находится там, чтобы наблюдать за линией берега.

В основном план терранца основывался на удаче и предположениях, но этот план полностью принадлежал ему — Шенну. И когда он натягивал ремни своей ловушки, его сердце билось с неистовой силой, готовое вырваться из груди. Он вслушивался в каждый ночной шорох. Он проверил, хорошо ли держится его сеть, подтянул на ней каждый узел и только потом затаился во тьме, слушая ее не только ушами, но и каждой клеточкой своего напряженного тела.

Удары волн о скалу, свист ветра, сонный жалобный вопль какой-то птицы… А постоянные всплески! Может быть, это рыба, а может тот, кого он ожидает? Стараясь не издать ни звука, Шенн отполз обратно к пещере, где находилась его импровизированная постель.

Он добирался туда, не дыша, только сердце стучало в груди; губы пересохли, как будто он только что пробежал марафонскую дистанцию. Тагги вопросительно потерся носом об его руку, и сделал это бесшумно, словно тоже понимал, что за краем лощины притаилась опасность. Неужели враг уже добрался до тропинки, где Шенн установил ловушку? Или Шенн попросту ошибался? Неужели враг уже идет за ним, придя с другого берега? Влажной от напряжения рукой Шенн сжимал шокер. Он ненавидел ожидание.

Каноэ… его работа, которую он оставил без присмотра. Вот до чего доводит беспечность. Что бы ты ни делал, нужно стараться делать это как можно лучше. А он? Каноэ было очищено до блеска и готово к выходу в море, а он так напортачил! Весь его план потерпел фиаско; теперь-то он ясно себе представлял, что ему нужно делать. Программа дальнейших действий была заложена в его мозгу. Целая мысленная картина!

Шенн встал; росомахи беспокойно зашевелились, хотя никто из них не издал ни звука. Картина в его мозгу! Но на этот раз он не спал; он не спал и не видел сна, который мог бы использовать для своего же поражения. Только на этот раз все было иначе, о чем не знал его противник. Чуждое воздействие на его разум, внушающее ему мысли о том, что надо делать, и воспринимаемое какой-то частью его мозга как неоспоримый факт, на этот раз не руководило его действиями. Лишь предполагалось, что он находится под чьим-то контролем; и Шенн не сомневался в этом. Отлично, он продолжит играть свою роль. Он должен сыграть эту роль и сыграть на отлично, чтобы заманить противника в ловушку.

Убрав шокер в кобуру, он медленно продвигался по открытой местности, теперь не обращая никакого внимания на освещенные фосфоресцирующим светом места, попадающиеся на его пути. Он шел по уже протоптанной им же тропинке к берегу, где находилось каноэ. Когда Шенн шел, то изображал походку человека, сосредоточенного на какой-то навязчивой идее.

Теперь он находился у самой кромки воды, обращенной к пологому склону скалы, и изо всех сил боролся с искушением обернуться, чтобы посмотреть, не спускается ли кто-нибудь за ним. На каноэ было больно смотреть; оно олицетворяло собой полную безнадежность, от которой ему необходимо избавиться немедленно, если он хочет утром освободиться из острова-тюрьмы.

Воздействие неведомой воли, исходящей от врага, возрастало с каждой минутой. И теперь, когда Шенн раскусил его характер, он счел подобные выходки с его стороны чрезмерной самоуверенностью. Тот, кто посылал его разрушить собственный труд, не подозревал, что его жертва не полностью подвластна контролю и к тому же готова в любой момент схватиться за нож или за топор. Шенн брел по склону. Он ощущал небольшой страх, ибо осознавал, что в некотором смысле его невидимый противник прав; он чувствовал воздействие на свой разум, хотя на этот раз не спал. Шенн попытался дотянуться до шокера, но вместо этого его пальцы схватились за нож. Он выхватил его, когда паника овладела им; мысли беспорядочно метались в голове, тело охватил озноб. Шенн явно недооценил мощь своего противника…

И эта паника вылилась в открытую борьбу, заставив Шенна забыть о своих предусмотрительных и осторожных планах. Теперь он должен силой вырваться из-под проклятого контроля. Он размахивал ножом во все стороны, но ножом управляла рука, а не воля.

Он ощутил еле слышное дыхание, затем вспышку тревоги; по это были не его тревога и нс его дыхание. Он избавился от чуждого воздействия, он вырвался на свободу! А тот, другой, — нет! С ножом в кулаке Шенн повернулся и побежал по склону, сжимая в другой руке фонарь. Он увидел, как на фоне светящихся зарослей извивается и дергается какой-то силуэт. И, опасаясь, что незнакомец может прийти в себя и исчезнуть, терранец направил на своего пленника фонарь и ярко осветил его, не думая в эти мгновения ни о трогах, ни о вражеском подкреплении.

Чужак сгорбился, явно ошарашенный внезапной вспышкой яркого света. Шенн резко остановился. Он еще не успел мысленно составить образ того, кого обнаружит в своей ловушке, однако уже понимал, что пленник настолько чужд ему, как и трог. Свет фонаря отражался от кожи с переливающейся чешуей; от шеи и груди исходило сверкание бриллиантов и драгоценных камней, которые спиралью обвивали верхние лапки, талию и бедра существа, словно оно носило на себе панцирь из драгоценностей, как живое тело. На существе не было ничего одето, если не считать некоего подобия пояса вокруг изящной тонкой талии, к которому были подвешены два своеобразных мешочка и какие-то странные предметы, держащиеся на петельках; на теле были только эти хитросплетения узоров, петлей, колец и лент из драгоценностей.

При ближайшем рассмотрении фигура существа хотя и с натяжкой, но больше смахивала на человеческую, нежели у трога. Верхние конечности чем-то напоминали руки терранца, хотя на них было всего четыре пальца, и все одинаковой длины. Тем не менее фигурой существо больше смахивало не на человека, а на ящерицу. На фоне ослепительной плоти его огромные желтые глаза с узкими зелеными зрачками напоминали кошачьи. Нос сразу переходил в челюсть, и от этого получалось не лицо, а нечто похожее на рыло, а из высокого куполообразного лба торчали острые V-образные шипы, спускающиеся на спину и плечи, где они расширялись до размера крыльев.

Пленник больше не пытался вырваться из ловушки, а тихо сидел в переплетении ветвей и ремешков, пристально рассматривая терранца. Он не испытывал никаких трудностей смотреть на Шенна сквозь излучаемое им же сверкание, в то время как глаза терранца готовы были ослепнуть от такого яркого света. Но Шенн сейчас думал о другом. Странно, но он не испытывал к чужаку с внешностью рептилии ни отвращения, ни неприязни, хотя, впервые увидев похожего на жука трога, он сразу почувствовал в нем отвратительного и смертельного врага. Шенн машинально положил фонарь на камень и вошел в светлое пятно, излучаемое пришельцем. И он оказался совсем рядом с существом, пришедшим из моря.

По-прежнему разглядывая Шенна, пленник поднял одну из лапок и указал ею на свой пояс. Шенна, заметившего этот жест, охватила странная догадка, побудившая его подойти к пленнику совсем близко. Несмотря на необычное строение его костей и чешуйчатую сверкающую кожу, это существо отличалось грациозностью, изяществом и своего рода красотой, а также хрупкостью членов. Это и рассеяло все подозрения Шенна. Гипнотические чары существа словно растворились, и теперь Шенн двигался по своей собственной воле, полностью владея своим телом и разумом. И, полностью осознавая свои действия, Шенн остановился, чтобы разрезать путы своей ловушки.

Пленник продолжал наблюдать за тем, как Шенн спрятал нож в ножны, а потом вытянул руку вперед, словно протягивая ее для рукопожатия. Желтые глаза, ни разу еще не моргнувшие, смотрели на терранца, и в них Шенн увидел ни страх или тревогу, а молчаливую оценку, смешанную с любопытством, явно основанным на твердой уверенности в своем превосходстве. Сам не зная почему, Шенн не сомневался, что существо из моря по-прежнему не было ему врагом, что ему не придется бороться за свою жизнь, ибо он не ожидал от желтоглазого никакой опасности. И, удивительно, в который раз Шенна не раздражало бессознательное высокомерие чужака; скорее он был заинтригован и озадачен.

— Друзья?

Шенн использовал основной галактический — язык, изобретенный изыскателями и вольными торговцами, смысл которого зависел от соответствующих модуляций голоса и его тона. Так с незапамятных времен общались друг с другом существа, говорящие на незнакомых языках.

Его визави молчал, и Шенн подумал, обладает ли пленник способностью изъясняться при помощи звуков. Он отошел на два шага, а затем потянул на себя ловушку и начал высвобождать от пут изящные лодыжки желтоглазого существа. Покончив с этим, он свернул ремни в моток и швырнул его через плечо. Потом сорвал сеть с плеч чужака.

— Друзья? — снова спросил он, показывая свои пустые руки, стараясь придать своему голосу нужные модуляции в надежде, что желтоглазый поймет его мирные намерения если не в разговоре, то в его действиях.

Летучим, легким движением бывший пленник поднялся. Но, даже выпрямившись в полный рост, обитатель Колдуна казался очень хрупким. Шенн от рождения не отличался высоким ростом. Но абориген все равно был ниже, не более пяти футов высоты, поэтому V-образные шипы на его голове доходили Шенну только до плеча. Любой из странных предметов, прикрепленных к поясу аборигена, мог оказаться оружием, которое терранец не мог идентифицировать. Тем не менее бывший пленник даже не попытался вытащить его.

Вместо этого он поднял одну из четырехпалых рук и протянул ее к Шенну, который ощутил на своей коже прикосновение кончиков пальцев, очень напоминающее легкое касание пером. Затем абориген ощупал его губы, щеки, и наконец, его пальцы крепко прижались ко лбу терранца, прямо между его бровями. Это был своего рода контакт, но не при помощи слов или какого-нибудь неописуемого потока мыслей. В нем не ощущалось враждебности, по крайней мере, в этом прикосновении не было ничего, что хотя бы напоминало неприязнь. Любопытство да, и еще с каждой секундой возрастающее сомнение, но не в Шен-не, а в заранее составленном о нем мнении со стороны самого желтоглазого. Шенн оказался не таким, каким посчитал его абориген, и теперь от волнения его самоуверенность несколько поубавилась. Шенн оказался прав в своих предположениях. И он улыбнулся, а вместе с улыбкой его охватило приятное изумление, но не в отношении чужака, а насчет себя самого. Ибо он имел дело с женщиной, с очень молодой особью женского пола, которая в своем роде была намного женственнее, нежели любая девушка с Терры.

— Друзья? — спросил он в третий раз.

Но теперь он ощутил исходящую от нее осторожность, а не только удивление. И этот слабый контакт, состоявшийся между ними, поразил Шенна до глубины души. Он не вышел бы к этому обитателю Колдуна поздней ночью, если бы тот был мужского пола; в эти мгновения Шенн благоговел перед чужаком просто как перед женщиной. Он чувствовал ее робость и застенчивость, но не было ощущения равенства. Сперва его охватил гнев из-за своего нелепого положения; но ею снова овладело любопытство. Впрочем, он по-прежнему так и не услышал ответа на свой вопрос.

Кончики ее пальцев больше не касались его, создавая между ними контакт. Она отступила назад, теперь ее руки потянулись к одному из мешочков, свисающих с пояса. Шенн осторожно наблюдал за каждым ее движением. И поскольку он перестал ей доверять, он свистнул.

Ее голова резко поднялась. Она могла быть немой, но уж точно не глухой. И она уставилась на пещеру, когда росомахи ответили на его призыв угрожающим рычанием. Ее профиль напомнил Шенну что-то очень далекое; но то было золотисто-желтое, а не серебряное, из чего были сделаны два кольца, продетые сквозь рыльце пришедшей. Да, эту маленькую пластинку с похожим изображением он видел в кабине одного из офицеров корабля. Очень древняя терранская легенда: «дракон», так офицер окрестил это создание. Только у того существа было тело змеи, лапы ящерицы и крылья.

Внезапно Шенн вышел из оцепенения, вызванного воспоминаниями. Он подумал, что надо быть осмотрительнее. А что, если она каким-то образом вывела его на уединенную тропинку этих полузабытых воспоминаний, причем с какой-то целью?

Потому что теперь Шенн заметил в ее пальцах какой-то предмет. При этом она пристально смотрела на него немигающими желтыми глазами. Глаза… глаза… Словно сквозь туман Шенн услышал тревожные крики росомах. Он попытался вытащить шокер, но уже было слишком поздно.

Все вокруг него обволокла туманная серая мгла: скалы, остров, лощину со светящимися растениями, ночное небо, мерцающий свет фонаря. Сейчас он продвигался сквозь туман, как кто-то пробирается сквозь ночной кошмар, бредет с неимоверными усилиями, как будто плывет против сильного течения. Звуки, виды, одно за другим — эти чувства покидали его. В полном отчаянии Шенн ухватился за единственное, что у него осталось, за ощущение собственного «я». Он был Шенн Ланти, терранец, родом с Тира, изыскатель. Какая-то часть его повторяла эти неоспоримые факты с неистовым упорством; так он пытался бороться с неведомой силой, постепенно разрушающей его самосознание, делая его не человеком, а инструментом… или оружием… для того чтобы им воспользовался другой.

И терранец беззвучно, но неистово сражался на поле боя, находившемся внутри его самого, каким-то дополнительным чувством ощущая, что его тело повинуется чужим приказам.

— Я — Шенн!.. — про себя закричал он. — Я — это я сам! У меня две руки и две ноги… Я думаю сам! Я — ЧЕЛОВЕК…

И тут ему пришел смутный, еле различимый ответ, небольшой порыв воли, подстегнувший его сопротивление; волевой порыв, который пытался оттянуть его от бездонной пропасти, куда влекла его невидимая сила. Прежде чем его воля ослабела, оставив лишь слабое чувство замешательства, он ощутил исток своей тревоги.

— Я — ЧЕЛОВЕК! — выкрикнул он с такой же силой, с какой метал копья в трогов. Но против того, с чем он столкнулся теперь, его оружие было так же бесполезно, как копья против бластеров. — Я — Шенн Ланти, терранец, человек… — Это были неоспоримые факты, и никакой туман не мог стереть их из его разума.

И снова в нем вспыхнула чужая воля, словно легкая отдача после выстрела; возможно, это была лишь прелюдия к следующему налету на его последнюю цитадель. Он выставил эти три факта, как щит, лихорадочно собирая воедино другие, могущие послужить ему орудием последнего доказательства своего существования. Существования Шенна Ланти.

Сны, видения. Жители Колдуна управляют снами. И против этих снов могут быть только факты! Его имя, место рождения, пол — вот эти факты. И сам Колдун — тоже факт. Земля под его сапогами — факт. Вода, омывающая остров, — факт. Воздух, которым он дышит, — факт. Плоть, кровь, кости — все это факты. Теперь он боролся за свое «я», заключенное в его мятежном теле. Но ведь это тело реально. Он ощупал себя. Сердце качало кровь, легкие то наполнялись воздухом, то выдыхали его. Его борьба заключалась в том, чтобы ощутить все эти жизненные процессы.

И тут он испытал ужасное потрясение. Оболочка, сдерживающая его, исчезла. Потрясенный Шенн боролся с водой. Он размахивал руками, сучил ногами. Рука пребольно ударилась об камень. Едва соображая, что он делает, Шенн боролся за свою жизнь. Он ухватился за скалу и высунул голову из воды. Кашляя и задыхаясь, он почти тонул; огромная слабость навалилась на него вместе с паникой от осознания скорой гибели.

Долго ли он сможет продержаться на воде, цепляясь за спасительную скалу, ослабевший и потрясенный, когда вода билась вокруг его тела, а сильное течение сдавливало его сведенные судорогой ноги? Он видел вокруг неяркие вспышки зеленого света, мерцающие неподалеку и напоминающие такой же приглушенный свет, какой был в кустах того, внешнего мира. Ибо он больше не видел над собой ночного неба. Над его головой нависала скала; должно быть, он очутился в какой-то пещере или туннеле, проходящем под водой. И снова его охватил ужас, когда он понял, что теперь он угодил в ловушку.

Вода продолжала омывать его тело, и в эти мгновения у Шенна возникло искушение отдаться стихии, ибо чем больше он будет бороться, тем скорее его силы иссякнут окончательно. В конце концов он перевернулся на спину, попытавшись поплыть по течению, абсолютно уверенный, что больше не выдержит борьбы.

К счастью, между каменным потолком и водой оставалось несколько дюймов, поэтому Шенн мог дышать. Но страх такого ужасного конца: быть заживо похороненным в подводной пещере, вытягивал у молодого человека все нервы. И охвативший его животный страх постепенно уничтожал его последние силы, пока его не вынесло в какое-то другое место. Куда — он не знал…

Было ли это лишь его разыгравшимся воображением, или течение вдруг стало медленнее и мягче? Шенн пытался определить скорость своего передвижения через какой-то туннель, местами освещаемый зеленым светом. Теперь он повернулся и медленно поплыл, чувствуя себя так, будто к рукам подвешены тяжеленные гири. Ребра напоминали ему клетку, в которой были заперты его легкие, готовые разорваться от боли.

Еще один освещенный участок… еще один, чуть больше… потом еще больше, он растянулся над головой подобно крыше. Вот, наконец-то он вырвался! Он вырвался из туннеля в пещере, просторной настолько, что ее аркообразный потолок напоминал небесный свод над головой. А участки света стали ярче, и теперь они попадались странными группами, что-то напоминая Шенну.

Ничего нет лучше свободы над головой, думал Шенн, и тут заприметил берег, находящийся не очень далеко от него. И он поплыл к этой гавани, собрав остатки своих сил, зная, что если ему не удастся быстро добраться до берега, то ему — конец. Он сам не понимал, как ему удалось доплыть до цели, и теперь его щека ощущала мягкость песка, казавшегося ему нежнее всех вещей на свете; его пальцы впились в песок, когда он пытался вытянуть из воды свое тело. Когда он лишился сознания, его ноги по-прежнему оставались в воде.

Он очнулся от звука. Но это не было звуком шагов по песку. Однако Шенн понимал, что больше он не один. Он обхватил себя за плечи руками и, ощущая нестерпимую боль, приподнялся. Как-то ему удалось встать на колени, но стоять он пока не мог. Его тело наполовину откинулось назад; поэтому он встретил пришельцев в сидячем положении.

Их… их было трое. У них были головы драконов и изящные, усыпанные драгоценными камнями тела, сверкающие даже в полутьме. Их желтые глаза сосредоточенно, но холодно смотрели на него, и в них не отражалось ни одного человеческого чувства, возможно, кроме холодного любопытства. А за ними стоял четвертый, которого Шенн сразу узнал по грациозным очертаниям ее тела.

Шенн сцепил руки на коленях, чтобы удержать тело от дрожи, и вызывающе глядел на них. Он не сомневался, что именно они доставили его сюда, как пленника, равно как знал того, кто был их шпионом или посланником, который так глупо попался в его ловушку.

— Что ж, я у вас, — хрипло произнес он. — Что дальше?

Его слова глухо прозвучали над водой и отозвались эхом по пещере. Ответа он не услышал. Они просто стояли, наблюдая за ним. Шенн напрягся, взял себя в руки, решив не сдаваться, а главное, помнить о своем «я», ибо это было единственным оружием против их мощи.

Та, из-за которой Шенна притащили сюда, наконец зашевелилась, со свойственной ей своеобразной застенчивостью, описала вокруг остальных окружность. Шенн резко отдернул голову, когда ее лапа протянулась к его лицу. Но через некоторое время, предположив, что она искала свой — особый — вид связи, он подставил лицо кончикам ее пальцев, несмотря на то что теперь от этого легкого, но уверенного прикосновения по его коже пробежали мурашки. Ему безумно захотелось избежать любого контакта с ней.

На этот раз не случилось ничего необычного. К его удивлению, в мозгу оформился вполне конкретный вопрос, такой же ясный, словно его задали ему вслух:

— Ты кто?

— Шенн… Шенн Ланти, — отвечал он вслух, после чего превращал слова в мысли. — Шенн Ланти, терранец, человек.

Он старался отвечать им так, чтобы не поддаться их власти окончательно и бесповоротно.

— Имя — Шенн Ланти, человек… да, — принял его ответ чужак. — Терранец?

Это уже было вопросом.

Имеют ли эти существа хоть какое-то представление о космических полетах? Смогут ли они понять концепцию другого мира, населенного другими разумными существами?

— Я прибыл с другой планеты… — Шенн попытался создать в уме четкую картину — шар планеты в космическом пространстве, свободно летящий корабль…

— Смотри!

Ее пальцы все еще покоились между его бровями, но другая лапа обитательницы Колдуна показывала на куполообразный потолок пещеры.

Шенн выполнил ее приказ. Он пристально изучал светлые участки, казавшиеся ему такими знакомыми с первого взгляда; он изучал их как можно внимательнее, чтобы понять, что они обозначали. Карта звезд! Карта звездного неба, какую они видели с внешней оболочки Колдуна.

— Да, я прибыл оттуда, со звезд, — ответил он, и его голос гулким эхом пронесся по пещере.

Пальцы упали с его лба; чешуйчатая голова повернулась к остальным, и они обменялись взглядами. Теперь она бесшумно разговаривала со своими соотечественниками. Затем лапа снова вытянулась вперед.

— Пошли!

Пальцы взяли его за правое запястье, сжимая его с удивительной силой; и вместе с этой силой он почувствовал, как в его изможденное тело влился поток свежей энергии. Когда она дернула его вверх, он мгновенно окреп и прочно встал на ноги.

Глава 12 ЗАВЕСА ИЛЛЮЗИЙ

Вероятно, теперь Шенн стал пленником, но он очень устал, чтобы требовать объяснений от своих сопровождающих. И даже обрадовался, когда его привели в очень необычное круглое помещение без потолка, оставив в полном одиночестве. В одном углу лежал толстый матрас, похожий на коврик, слишком короткий даже для его тела, но оказавшийся мягче любой «постели», на которой он спал после налета трогов на разведлагерь. Над ним тускло мерцали пятна света, символически изображающие некогда угасшие звезды. Он пристально смотрел на них до тех пор, пока они не стали объединяться в созвездия, чем-то напоминая спирали драгоценностей, обвивающие тела аборигенов; потом он уснул и не видел снов.

Терранец проснулся от странной тревоги, овладевшей всем его существом; наверное, это было подсознательное чувство неведомой опасности, витающей где-то рядом с ним. Но оно не исходило не от моделей звезд, мерцающих над его головой, равно, как не от круглой комнаты. Шенн перевернулся на своем ложе и тут осознал, что вся его боль напрочь исчезла. Только мозг его работал неимоверно быстро и четко, так что его тело без всяких усилий отвечало на его потребности. Шенн не испытывал ни голода ни жажды, если учесть то долгое время-, когда он преодолевал таинственный и запутанный путь к выходу на поверхность планеты.

Несмотря на влажность, его одежда высохла прямо на теле. Шенн поднялся, чтобы привести в порядок жалкие остатки его формы. Ему страстно захотелось идти. А вот куда и с какой целью — он не знал.

Он подошел к двери, толкнул ее, но тщетно — она оставалась закрытой. Шенн отступил назад, прикидывая расстояние от пола до верха стены этого помещения, не имеющего потолка. Стены были ровные и глянцевые, как внутренняя поверхность раковины, но с тех пор, как он проснулся, им овладела необузданная уверенность, что преодолеть такое небольшое препятствие не составит никакого труда.

Он сделал два пробных прыжка, и оба раза его пальцы не смогли дотянуться до верха стены. Шенн собрался с силами, ежался, как кошка перед прыжком, и совершил третью попытку, вложив в нее все оставшиеся силы, решительность и волю. И у него получилось; теперь он висел на стене, уцепившись за ее верх. Затем ему удалось перекинуть ногу через ее край, и он уселся на стене. Теперь он мог увидеть остальную часть здания.

По форме оно не напоминало ничего из того, что он когда-либо видел на Терре или на доступных ему трехмерных снимках, сделанных изыскателями. Все помещения были овальными или круглыми, каждое отделялось от соседнего коротким коридорчиком, поэтому создавалось полное впечатление, что здание состоит из десяти ниточек бус, расходящихся лучами от одной очень большой центральной залы. Стены каждой комнаты были перламутровыми и почти лишенными обстановки.

Пока Шенн балансировал на своем узком «насесте», он не замечал никого движения в комнатах-бусинах, расположенных к нему ближе всего. В коридорчиках, соединяющих комнаты, тоже не было ни души. Он встал и, словно по толстому канату, пошел по верхушке стены к внутренней зале, которая была сердцем вивернского… дворца? Города? Здания? Прибежища? Во всяком случае, место, куда он попал, было единственным сооружением на Колдуне, поскольку он уже знал, что все вокруг окружено лишь песками, опоясывающими остров. Сам же остров был до удивления симметричным, совершенным овалом, даже слишком совершенным, чтобы являть собой произведение природы, созданное из песка и камней.

Здесь, в пещере, не было ни дня, ни ночи. Свет, падающий с потолка, светил ровно и постоянно, и этот световой поток мягко отражался от стен по всему зданию. Шенн дошел до первой комнаты в цепочке и, присев на корточки, осмотрелся. Она ничем не отличалась от той, из которой он ушел; те же ровные стены, толстый матрас в дальнем углу, и никаких следов того, что в ней кто-то когда-то находился.

Когда Шенн достиг следующего отрезка коридора, то внезапно ощутил легкое дуновение воздуха, принесшее с собой знакомый ему запах росомах. Шенн двинулся на этот запах, вселивший в него чувство надежды на взаимопонимание с чужаками.

Он обнаружил Тагги и Тоги в следующей комнате. Обе росомахи беспокойно ходили по комнате из одного угла в другой. Единственную обстановку комнаты — матрас — они уже разодрали в клочья. Судя по виду животных, они ощущали неуверенность. Когда Шенн тихонько окликнул их, Тагги отступил к противоположной стене и стал водить когтями по ее ровной, гладкой поверхности. Росомахи чувствовали, что попались окончательно, словно их бросили в гигантский аквариум, что им, разумеется, очень не понравилось.

Как же сюда попали животные? Неужели они тоже внезапно очнулись среди мощного потока воды, а потом, как и он, тем же непонятным способом были доставлены сюда через туннель?

Терранец не сомневался, что дверь их комнаты заперта так же крепко, как и та, из которой он выбрался. И теперь росомахи не представляли опасности ни для кого. А Шенн не мог освободить их. И тут он ощутил все сильнее возрастающую уверенность, что если он хочет обнаружить кого-нибудь из местных «тюремщиков», то искать его он должен в самом центре этого хитроумного колеса из комнат и коридоров.

Шенн больше не стал привлекать к себе внимание животных, а продолжил путь по своей узенькой дорожке. Он миновал еще несколько комнат, оказавшихся пустыми и ничуть не отличающимися от остальных; потом он дошел до центральной залы, которая в четыре раза была больше комнат, и освещалась намного ярче, нежели остальные помещения.

Терранец пригнулся и для равновесия положил одну руку на верх стены-перегородки, а другой рукой сжимал свой шокер. Странно, но по какой-то причине захватившие его существа не обезоружили его. По-видимому, они решили, что им нечего бояться этого инопланетного оружия.

— Неужели у тебя выросли крылья?

Эти слова, внезапно сформировавшиеся у него в мозгу, привели его в молчаливое изумление, одновременно заставив прекратить глупое исследование здания, чем-то напоминающее первые, неуверенные шаги ребенка, только что научившегося ходить. Шенн боролся с охватившей его вспышкой гнева. Он знал, что, потеряв даже частичку контроля над собой, он тем самым окончательно откроет им дверь к себе в душу. Он остался там, где стоял, будто не «слышал» никакого вопроса, с деланым равнодушием изучая помещение внизу.

Стены залы были не ровные, как в комнатках, а состояли из одинаковых пиш, чем очень напоминали пчелиные соты. И в каждой из ниш покоился до блеска отполированный череп, не человеческий череп. Только в его очертаниях было что-то знакомое, ибо Шенн тотчас вспомнил огромную пурпурно-красную скалу и глазницы, откуда вылетали какие-то предметы. Скала имела форму черепа, но что-то сделало ее такой или она имела эту форму от природы?

Внимательно разглядывая черепа, стоящие в нишах, Шенн заметил, что они не одинаковые. От ряда к ряду менялся их цвет, смягчались их очертания, скорее всего они стирались от времени.

Еще Шенн увидел черный матовый стол, на ножках высотой не больше нескольких дюймов, поэтому с того места, откуда он смотрел, он казался частью самого пола. За ним в ряд, как продавцы в ожидании покупателей, сидели трое аборигенов. Они сидели на тюфяках со скрещенными ногами и со сложенными на груди лапами. В сторонке сидела четвертая, та, которая угодила в ловушку на острове.

Ни одна из увенчанных шипами голов не поднялась, чтобы взглянуть на Шенна. Но они знали, где он; вероятно, они очень быстро узнали, что он выбрался из своей комнаты или ячейки, в которой они его заперли. Они выглядели так самоуверенно… И вновь Шенн с трудом подавил в себе гнев. Теперь к нему вновь возвратилось былое спокойствие вместе с упрямой решительностью, которые привели его на Колдун. Терранец спрыгнул вниз, оказавшись лицом к лицу с троицей, сидящей за низким столом. Шенн выпрямился и теперь возвышался над ними, испытывая беспредельное наслаждение от такого простого факта.

— Ты пришел.

Эти слова прозвучали подобно какому-то политическому лозунгу. Поэтому Шенн повторил их вслух, стараясь говорить в тон своему собеседнику:

— Я пришел.

И, не ожидая приглашения, он уселся напротив них точно в такой же позе и со скрещенными ногами. Теперь он оказался более или менее на одном уровне с сидящими за столом аборигенами.

— И почему ты пришел, звездный путешественник?

Эти слова показались Шенну сконцентрированной мыслью всех троих, нежели чем обычный допрос. Точно они думали только об этом.

— И почему вы доставили меня? — Он колебался, стараясь тщательно подобрать слова, чтобы они прозвучали вежливо. Он знал, какими словами на других планетах называют их пол, и эти слова показались ему неприемлемыми по отношению к причудливым фигурам, сидящим напротив него. — Мудрейшие.

В желтых немигающих глазах не отразилось ровным счетом ничего. К тому же Шенн не сумел бы определить перемены выражения на их нечеловеческих лицах.

— Ты — существо мужского пола.

— Да, — подтвердил он, еще не понимая, относится ли эта констатация факта к какой-то скрытой дипломатии или к его недавним впечатлениям на острове.

— Где же твой ведущий но мыслям?

Шенна озадачила эта формулировка, и он задумался, что бы это значило.

— Я сам себе ведущий по мыслям, — решительно ответил он, вложив в свой ответ всю силу своего убеждения, на какую только он был способен.

И снова его взгляд встретился с зеленовато-желтыми глазами, пристально смотрящими на него. И он увидел в них перемену. Самодовольства в них стало меньше; его ответ, подобно камню, брошенному в воду тихого озера, потревожил их и нарушил безмятежное спокойствие.

— Рожденный среди звезд говорит правду!

Это «произнесла» первая начавшая беседу.

— Это может лишь казаться, — сдержанно возразила ей вторая из троицы, и Шенн догадался, что им известно об его «подслушивании».

— Вполне возможно, Читающие-по-ветвям, — проговорила третья, сидящая в середине триумвирата, — что не все живые существа следуют нашему образу жизни. Такое возможно. Особь мужского пола, думающий за себя… без ведущего, который спит и видит сны! Или который сам способен разобраться в своих снах и извлечь из них истину! Да, его народ должен быть весьма необычным. Разделяющие-мое-мнение, давайте спросим совета у Старейших. — Впервые одна из голов шевельнулась, переведя взгляд с Шенна на черепа, спустя несколько секунд остановилась на одном из них.

Шенн, готовый к любым чудесам, не выдал своего изумления, когда костяной обитатель одной из ниш зашевелился, выкатился из своего небольшого отсека и плавно перелетел по воздуху к правому краю стола, где и устроился. Когда он удачно приземлился на стол, глаза аборигена обратились на другую нишу, расположенную в противоположной стороне закругленного помещения. Ниша находилась почти на уровне пола. Из нее поднялся потемневший от времени череп, вскоре занявший левый угол стола.

Наконец из сверхъестественного хранилища прилетел третий, последний череп, который устроился между первыми двумя. И вот самая молодая из присутствующих аборигенов поднялась со своего матраса и принесла чашу из зеленого кристалла. Одна из ее старших соплеменниц взяла чашу обеими лапами, пронесла ее перед всеми тремя черепами, словно предлагая им испить из нее, а затем пристально посмотрела через ее край на терранца.

— Мы бросим ветви, человек-который-думает-без-ведущего. Возможно, тогда мы узнаем, насколько действенны твои сны… Сможешь ли ты использовать их себе во благо или они сломают твою дерзость.

Она раскачивала чашу из стороны в сторону и прислушивалась к шепоту, доносившемуся из ее глубины. Словно из чаши медленно выливалось ее содержимое. Потом одна из присутствующих протянула лапу вперед и резко ударила по дну чаши, и Шенн увидел, как на столешницу высыпался целый дождь из сверкающих разноцветных иголочек длиной примерно в дюйм.

Шенн, ошарашенно взирая на это представление, увидел, как, несмотря на кажущийся беспорядок, груда иголочек, рассыпавшаяся по гладкой поверхности, стала превращаться в упорядоченный разноцветный узор. Он ломал голову, каким образом получился этот искуснейший трюк.

Трое аборигенов склонили голову и начали изучать узор из тоненьких иголок, их юная подчиненная тоже наклонилась вперед, с искренним интересом рассматривая причудливый рисунок и еле сдерживая свое любопытство в присутствии старших. Теперь между Шенном и чужаками возникло нечто вроде занавески. Связь, возникшая между ними вместе с его появлением в зале с черепами, внезапно прервалась.

Взметнулась вверх рука, сверкнув драгоценностями и браслетом, охватывающим ее запястье, затем последовал еще один взмах — и вспыхнул огонь. Пальцы бросали иголки обратно в чашу; четыре пары желтых глаз снова смотрели на Шенна, однако занавесь, разделяющая их, еще не исчезла.

Молодая волшебница взяла чашу у старшей, затем довольно долго стояла неподвижно, сжимая чашу ладонями, сосредоточив на Шенне свой странный взгляд. Потом подошла к нему. Одна из сидящих за столом вытянула свою короткую лапу.

На этот раз Шенну не удалось взять себя в руки, когда он явственно услышал голос. И этот голос не принадлежал ему. Он застыл от неожиданности, увидев, как самый старый, пожелтевший от времени, череп на левом краю стола задвигался. И задвигался, потому что его челюсти то открывались, то закрывались, издав слабое блеяние, состоявшее из двух или трех слов.

Молодая обитательница Колдуна подняла лапу. На этот раз ее пальцы сложились в манящем жесте. Шенн приблизился к столу, но он не смог заставить себя подойти совсем близко к говорящему черепу, даже когда тот перестал вещать.

Шенну предложили взять чашу со сверкающими иголками. Это по-прежнему нс было телепатическим посланием, но он сумел догадаться, что им от него нужно. Коснувшись чаши из кристалла, он не ощутил холода, как ожидал: нет, скорее чаша оказалась теплой, словно он дотронулся до живой плоти. И разноцветные иголки, заполняющие ее на две трети, беспорядочно лежали внутри.

Шенн сосредоточился, чтобы как следует вспомнить церемонию, которую аборигены устроили перед первым разбрасыванием иголок. Самая старшая из них обнесла чашей черепа по очереди. Черепа! Однако Шенн не был специалистом по черепам. Все еще прижимая чашу к груди, он смотрел вверх через стены, на карту звезд на потолке пещеры. Так-так… это созвездие Рамы, а слева от него, чуть-чуть ниже — система Тира, которая изменила его, Шенна. Пустой, бесцветный мир, оставивший очень мало приятных воспоминаний, но все равно Шенн Ланти был его частицей. Терранец поднял чашу к свету, обозначающему бледное солнце Тира.

С кривой ухмылкой он опустил чашу и с презрительным выражением на лице протянул ее говорящему черепу. И тут же он осознал, что этот жест подействовал на чужаков словно удар током. Сперва медленно, а затем все быстрее и быстрее чаша закачалась из стороны в сторону, а иголки стремительно задвигались внутри, смешиваясь друг с другом. И как только Шенн увидел это, он перевернул чашу и высыпал на стол все ее содержимое.

Абориген, передавший ему чашу, оказался тем самым, кто несколько минут тому назад ударял по дну ее, вызвав тогда сверкающий дождь из иголок. К удивлению Шенна, высыпавшиеся иголки снова составили причудливый узор, но вовсе не такой, какой получился у волшебников. Туманная завеса между ними исчезла окончательно; и они опять могли телепатически общаться.

— Быть по сему, — произнес абориген, сидящий в середине и водя четырехпалой лапой поверх иголок. — Что читается, то и читается.

Опять лозунг. Шенн «услышал» ответ, который хором проговорили остальные.

— Что читается, то и читается. Спящему — сон. Пусть этот сон понимается как он есть, а это есть жизнь. Пусть этот сон будет для спящего обманом, а все остальное забыто.

— Кто может узнать мудрость у Старейших? — спросил самый старший. — Мы те, кто читают послания, посылаемые ими, благодаря их милосердию. Они приказывают нам делать странные вещи, человек: открыть тебе дорогу наших посвященных к завесе иллюзий. Она всегда была закрыта для особей мужского пола, которые засыпают без умысла и не способны отличить правды от лжи, которым не хватает смелости направить свои сны к истине. Делай так, если сумеешь! — Тут Шенн почувствовал легкую насмешку вместе с чем-то еще, что казалось сильнее презрения, но слабее ненависти и тем не менее было враждебным.

Ведьма вытянула лапы, и теперь Шенн увидел на медленно сжимаемой ладони диск, точно такой же, какой показывал ему Торвальд. В первые секунды им овладел страх, но это длилось какое-то мгновение; затем наступила тьма, совершенная тьма, чернее любой ночи, которую ему довелось когда-либо увидеть.

И снова свет, странный, мерцающий зеленоватый свет. Стены с выстроенными в ряд черепами исчезли; теперь Шенн больше не видел ни стен, ни здания, окружающего его. Он медленно брел вперед, и его сапоги утопали в песке, таком мягком, атласном песке, окружавшем островок, лежащий в пещере. Но Шенн не сомневался, что он не на этом острове, даже не в этой пещере, хотя высоко-высоко над ним куполом возвышался ее потолок. Он находился совершенно в другом месте.

Источник зеленого мерцания был слева от него. Почему-то ему очень не хотелось поворачивать голову, чтобы посмотреть на то, что источало этот жутковатый свет. Это могло привести его к действиям. Тем не менее Шенн повернулся.

Вуаль, завеса, волнистая зеленая завеса. Ткань? Нет, скорее туман или свет. И все это зависело от какого-то источника света, находящегося высоко над его головой и скрывающегося в тумане; завеса, явившаяся препятствием, которое он должен преодолеть.

Несмотря на нервное напряжение, Шенн двинулся вперед, уже не способный к отступлению. Когда он проходил сквозь эту загадочную дымку, то поднял руку, чтобы защитить лицо. Завеса оказалась теплой, и этот газ (если это был газ), несмотря на то что сплошь состоял из тумана, не оставлял на его коже ни капельки влаги. И это оказалось не вуалью или завесой, потому что, уже углубившись в ее туманную суть, Шенн не видел ее конца. Он пробирался вперед на ощупь, как слепой, не видя перед глазами ничего, кроме вздымающихся зеленых воздушных колонн, то и дело останавливаясь и опускаясь на колени, чтобы ощупать песок под ногами, дабы удостовериться в реальности своего путешествия.

Так и не встретившись по пути с опасностью, Шенн решил отдохнуть и расслабиться. Его сердце почти не работало; он настолько изнемог, что у него не хватило бы сил вытащить нож или шокер. Он понятия не имел, где он и зачем сюда пришел. Однако он не сомневался, что все это было неспроста, ибо вслед за ним шли обитатели Колдуна. «Дорога посвященных», — сказала их главная. Тогда у Шенна и возникло твердое убеждение, что эти слова были некой проверкой, придуманной аборигенами.

Пещера с зеленой завесой — его память пробудилась. Господи, да это же сон Торвальда! Шенн остановился, стараясь вспомнить, как офицер описывал это место. Выходит, он воплотил в жизнь сон Торвальда! Интересно, а вдруг именно сейчас офицер в свою очередь живет сном Шенна и взбирается в одну из ноздрей горы-черепа?

Зеленая туманная бесконечная дымка. И Шенн, заблудившийся в ней. Долго ли еще он будет бродить, как призрак, в этом тумане? Он попытался прикинуть, сколько времени пролетело с тех пор, как он угодил в водный мир усеянной звездами пещеры. Он понимал, что он не ел, не пил и не хотел ни того ни другого… да и сейчас не хочет. И все-таки он совершенно не ослаб; напротив, еще никогда он не испытывал такой неутомимой энергии, которая овладела его тщедушным телом.

Неужели все это было сном? Как он тонул, а потом его несло подводным кошмарным потоком? Нет, все-таки во всем этом была какая-то определенная схема, точно так же, как в том узоре из иголок, рассыпанных по матовой черной столешнице. И одно логически вело к другому; из-за этого специфического узора из иголок он очутился именно здесь.

Он вспомнил предостережение ведьмы: его безопасность в этом месте будет зависеть от его способности отличить истинные сны от ложных. Но как… почему? Пока он ничего не сделал, а только пробирался сквозь зеленый туман, и вполне могло оказаться, что он все это время ходил кругами.

Поскольку ему не оставалось ничего другого, Шенн продолжал идти; его сапоги утопали во влажном песке, издавая при этом тихий хлюпающий звук. Спустя некоторое время он остановился, чтобы отыскать хоть какие-нибудь приметы тропинки или дороги, способной вывести его из тумана. И вдруг до него донеслись еле слышные звуки, похожие на плач младенца. Значит, не только Шенн странствовал по этому жуткому месту!

Глава 13 ТОТ, КТО ВИДИТ СНЫ…

Туман оказался весьма неспокойным; он закручивался вихрями, вздымался, то смыкался, то рассеивался вновь, и так продолжалось до тех пор, пока впереди не появились полускрытые темные тени, напоминающие призраки, один из которых вполне мог оказаться врагом. Шенн продолжал пробираться по песку, все его нервные клетки подсознательно ощущали непонятную тревогу. Поэтому он с каждым шагом внимательнее вглядывался в туманную пелену. По-прежнему он почти не сомневался, что слышал звуки, издаваемые кем-то, идущим неподалеку от него. Кто же это? Кто-то из аборигенов, следующий за ним по пятам? Или еще какой-нибудь пленник тумана, заблудившийся в этой непроглядной мгле? А может быть, это Торвальд?

Наконец звук прекратился. Его не было слышно даже там, откуда он донесся впервые. Вероятно, идущий за Шенном понял, что он услышан и может быть обнаружен. Шенн облизал сухие губы. Внезапно им овладело сильное желание окликнуть незнакомца: попытаться войти с ним в контакт; вдруг им окажется друг? И только осторожность удержала его от крика. Он встал на четвереньки, чтобы проверить, в верном ли направлении идет, ибо его не покидало ощущение, что он сбился с пути.

Шенн решил продвигаться на четвереньках. Он подумал, что некто, ожидающий встретить идущего человека, придет в смятение от вида непонятной фигуры, передвигающейся на четырех конечностях. И снова он остановился, чтобы прислушаться.

Он оказался прав! До него донесся звук приглушенных шагов. Однако он не мог понять, идет ли кто-то один или их несколько. Шенн понимал одно: звук становился громче, а это значит, что незнакомец приближался. Шенн поднялся во весь рост и положил руку на шокер. Его обуревало искушение приглушить свет фонаря, надеясь, что незнакомец пройдет мимо, так и не заметив его.

Тень, точнее, что-то намного быстрее тени и намного быстрее клубящихся зеленоватых завихрений тумана, двигалась прямо к нему явно с каким-то намерением. И вновь только обостренное чувство предосторожности удержало Шенна от призывного крика.

Силуэт стал отчетливее. Терранец! Им мог оказаться Торвальд! Однако, вспомнив, как они расстались, Шенн не очень-то стремился с ним встречаться.

Призрачный силуэт вытянул длинную руку вперед, словно раздвигая в стороны воздушные пары, создающие между ним и Шенном полупрозрачную завесу. Вдруг Шенн ощутил сильный озноб, будто туман внезапно превратился в снежную метель. Ибо туман стал медленно откатываться назад, так что теперь оба стояли в самом центре образовавшегося светлого пятна.

Перед ним оказался не Торвальд.

Ледяные объятья животного страха овладели Шенном, но почему-то его не покидала надежда, что он не видит перед собой ничего невероятного.

Эти руки, всегда готовые ударить, с заведенным за спину хлыстом… этот страшно изуродованный нос, сбитый набок; жуткий шрам от выстрела из бластера, пробившего щеку, и бесформенное ухо… эта злобная, полная ненависти ухмылка. Щелк, щелк… и хлыст заплясал в руке своего хозяина; толстые пальцы крепко сжимали его рукоять. Еще мгновение — и он обовьется вокруг Шенна, а Шенн почувствует на своих незащищенных плечах раскаленную огненную ленту. Потом человек с кличкой Бревно засмеется своим садистическим смехом, а ему будут вторить остальные, играющие роль шакалов при грозном льве.

И тот — другой — взмахнул хлыстом.

Остальные люди… Шенн сильно тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. Но ведь он не стоял у стойки грязного бара «Злачный клёв». И он больше не был запуганным юнцом, куском мяса для развлечения Бревна. Только хлыст поднялся снова и обвил Шенна точно так же, как много лет назад, оставив на теле кровоточащую болезненную рану. Но ведь Бревно погиб, пронзительно вопил мозг Шенна. Он неистово боролся с гем, что видели его глаза на самом деле, а также с ноющей болью в груди и на плечах. И его дружок Громила, сосланный на космические шахты, тоже мертв, ведь именно его позывные слышали много лет назад, когда он бежал из системы Аякса.

Бревно снова завел хлыст за спину, готовясь к очередному удару. Шенн оказался лидом к лицу с человеком, умершим пять лет назад, но тем не менее мертвец ходил и дрался. Шенн до боли прикусил нижнюю губу, отчаянно пытаясь избавиться от безумной догадки: действительно ли перед ним стоит Бревно? Бревно — дьявол из его детства, заново оживший благодаря чарам планеты обитателей Колдуна. Или Шенн сам оживил и человека, и все с ним связанное, и теперь, как и раньше, испытывал животный страх, как это бывает, когда создание становится оружием, убивающим своего творца? Видеть сны, правдивые или ложные. Бревно был мертв; значит, этот сон — обман, так оно и есть.

И Шенн двинулся вперед навстречу ухмыляющемуся великану, вышедшему из его старых ночных кошмаров. Его рука больше не лежала на рукоятке шокера, а переместилась на бок. Он видел приближающийся хлыст, злобный взгляд маленьких узких глаз. Да, сейчас перед ним стоял Бревно в расцвете своей мощи, когда Шенн боялся его больше всего на свете, и поэтому он продолжал существовать в закоулках его детских воспоминаний многие-многие годы. Но Бревно не был жив; он существовал только во сне.

Хлыст снова ударил Шенна и обвился вокруг его туловища. И тотчас же растворился, как и исчезла зловещая усмешка с лица Бревна. Его мускулистая рука приготовилась к третьему удару Шенн продолжал наступать, вытянув руку вперед, но не для того, чтобы двинуть по потной небритой физиономии, а чтобы убрать Бревно со своего пути. И при этом думая лишь об одном: это не Бревно, потому что этого не может быть. С их последней встречи прошло десять лет. А пять лет тому назад Бревно погиб. Значит, это действуют чары Колдуна, а все для того, чтобы окончательно сбить Шенна с толку и довести его до безумия.

Шенн остался один. Его вновь обволакивали стены тумана. Яркая отметка на его плече по-прежнему горела. Шенн сдвинул рваную форму и увидел больное место — длинный кровоточащий рубец. И когда увидел это, его неверие пошатнулось.

Когда он верил в Бревно и в его оружие, то бандит обладал реальностью, достаточной для нанесения удара, который и оставил на теле Шенна глубокую рану. Зато когда Шенн как бы «окунул» призрак в реальность, то ни Бревна, ни его хлыста не стало. Их просто не существовало. По телу Шенна пробежали мурашки. Он изо всех сил старался не думать о том, что может ожидать его впереди. Видения из ночных кошмаров, способные материализовываться. Раньше ему часто снился Бревно. Он видел и другие сны, тоже приводящие его в ужас. Неужели он повстречается с большинством из своих кошмаров? А вдруг — со всеми? Но почему? Чтобы просто развлечь обитателей Колдуна или доказать их утверждение, какой же он был дурак, когда бросил вызов их ведьмам — владычицам иллюзий?

Как ему узнать, какое из видений они используют, чтобы сломить его? Либо он сам станет и актером и режиссером жуткого действа, происходящего в тумане, и будет наблюдать за «пьесой», участником которой станет сам? Все будет происходить подобно тому, как трехмерное изображение, запечатленное на пленке, развлекает зрителя?

Увидеть во сне правду — это значит пройти через туман, который тоже был сном? Сны внутри других снов… Шенн положил руку на голову ошарашенный, измученный. Ему казалось, что он сходит с ума. Он прижал к голове ладонь, но упрямая решительность, овладевшая им, никуда не делась. В следующий раз он должен как следует приготовиться к неожиданной встрече, чтобы мгновенно отпугнуть любое давно позабытое воспоминание, воскресшее из мертвых.

Медленно пробираясь сквозь туман, Шенн часто останавливался, чтобы прислушаться к любому шороху, могущему возвестить ему о приближении новой иллюзии. Пока он шел, то старался догадаться о том, с каким из прежних кошмаров ему доведется повстречаться. Но уже прекрасно понимал, что любая встреча не будет просто разновидностью какого-либо сна. Ожесточенный былыми страхами, он достойно встретится с любым кошмаром или новым впечатлением.

В воздухе что-то затрепетало, и вдруг раздался протяжный стонущий крик. Пока еще ничего не соображая, Шенн вытянул вперед руки и просвистел две ноты, которые его губы вспомнили быстрее, нежели его разум. Силуэт, двигающийся ему навстречу из тумана, разрывая стену окружающей его боли, постепенно обретал некогда знакомые любимые черты. Он летел ему навстречу, немного склоняясь в сторону; одно из хрупких, едва окрашенных крыльев было сломано, и никогда оно уже не выпрямится, не излечится от нанесенной раны. Вот серафим устроился у Шенна между ладонями и воззрился на него с былым и искренним доверием.

— Трав! Трав! — вскричал Шенн, бережно баюкая хрупкое создание, радуясь ощущению его крылатого тельца, закругленным перышкам на гордо вскинутой головке, чувствуя ладонями шелковые прикосновения малюсеньких коготков, нежно щекочущих его пальцы.

Едва осмеливаясь вздохнуть, Шенн сел на песок. Трав — опять! Чудо этого волшебного возвращения, на которое он никогда не надеялся, переполняло его волнами счастья, такого огромного и сильного, какой была боль, причиненная ударом хлыста во время встречи с Бревном. Но эта была иная боль, боль любви, а не страха или ненависти.

Хлыст Бревна…

Шенн задрожал. Трав поднес крошечный коготок к лицу Шенна и издал жалобный плач, в котором выражались все его чувства: узнавание, просьба о защите, попытка снова стать частью жизни Шенна Ланти.

Трав! Как мог он вынести эту боль, когда Трав перешел в небытие; как он мог снова вынести тяжкие воспоминания, унесшие Трава навеки? Трав был единственным существом, которого Шенн любил всем сердцем и который отвечал ему неизбывной любовью, вряд ли способной уместиться в столь крохотном тельце.

— Трав! — прошептал Шенн. Затем он сделал над собой величайшее усилие, чтобы справиться с этим вторым ударом, доставившим ему такую же нестерпимую боль, как много лет назад. Шенн решительно боролся с горьким воспоминанием, нежно убаюкивая изуродованное существо, умершее в нестерпимых муках, и в эти мгновения Шенн ощущал эти муки на себе. И что было еще хуже, на этот раз у него возникли сомнения, гложущие его естество. Что, если бы он не вызвал эти горькие воспоминания? Возможно, он смог бы взять Трава с собой, живого и невредимого, по крайней мере на время?

Сейчас Шенн сидел, закрыв лицо пустыми ладонями. Увидеть кошмар, не вызывающий у него ничего, кроме страха, — невелика беда. Но встретиться с видением, являющим собой часть его потерянного рая — это было ужасно! Словно ему нанесли глубокую незаживаемую рану. Терранец с трудом поднялся и, спотыкаясь от изнеможения, поплелся вперед.

Будет ли когда-нибудь конец этому бесцельному кружению по планете из зеленого тумана? Еле волоча ноги, он с трудом пробирался сквозь зеленую дымку. Сколько же времени это продолжалось? Но Шенн не чувствовал времени, он видел только постоянный свет, сопровождающий его повсюду во время блужданий по призрачной планете.

Внезапно он услышал нечто. Но это был не шум шагов по песку, не жалобный плач давно умершего серафима. Он слышал голос. Кто-то или пел, или мелодично что-то декламировал, но Шенн никак не мог разобрать, что это за звуки. Он остановился, выискивая в лабиринтах своей памяти то, что мог бы означать этот звук.

Но, несмотря на различные сцены, чередою проносящиеся перед его мысленным взором, этот голос явно не относился к прошлому. Тогда Шенн двинулся на звук, на ощупь определяя дорогу и стараясь как можно скорее очутиться на месте встречи. Но хотя он упрямо шел вперед без остановки, казалось, что голос не приближается, в то время как странное пение то начиналось, то обрывалось, затем доносилось вновь. Шенну показалось, что в голосе невидимого пленника тумана ощущается невыносимое страдание. Создавалось впечатление, что поиски незнакомца выведут Шенна в никуда.

Когда он повернул за невидимый угол, песня снова разорвала тишину и звучала уже громко и решительно. Теперь Шенну удалось различить знакомые ему слова.

Голос был хриплый, надтреснутый, слова разделялись неровными промежутками, когда поющий вбирал в легкие воздух. Песня звучала так, словно человек, исполняющий ее, репетировал несчетное количество раз, стараясь при помощи этой песни избавиться от безумия и использовать ее как якорь, чтобы уцепиться им за зыбкую реальность. Услышав песню, Шенн замедлил шаг. Происходящее не было частицей его воспоминаний; и он был уверен в этом.

Хриплая песня внезапно прервалась со странным неприятным звуком. Точно у часов сломалась пружина. Шенн устремился вперед, на призыв, которого вовсе и не слышалось в словах песни.

И опять туман, словно свернулся в трубочку, оставив Шенну совершенно открытое пространство. На песке сидел человек, по самые запястья зарыв руки в гальку, его усталые, воспаленные глаза неподвижно смотрели куда-то вдаль, а тело время от времени раскачивалось то взад, то вперед, будто в такт распеваемой им песни.

— Торвальд! — Шенн поскользнулся на влажном песке и упал на колени. Как только он увидел, в каком состоянии пребывает офицер, он тотчас же забыл все обстоятельства их временной разлуки.

Торвальд не переставая раскачивался, но все же, услышав Шенна, он слегка повернул голову, а его серые глаза попытались сосредоточиться на Ланти. Вдруг кожа на лице офицера натянулась, отчего его сухопарое лицо показалось еще тоньше, и он тихо рассмеялся.

— Гарт! — вдруг сказал Торвальд.

Шенн напрягся, но не успел он возразить, что офицер ошибся, как тот продолжил:

— Значит, ты поднялся еще на одно звание, сынок! Я всегда говорил, что ты сможешь это сделать, если хорошенько постараешься. Впрочем, в твоем личном деле имеется парочка черных отметок, конечно, конечно… Но ведь ты можешь их стереть, стоит тебе как следует постараться. Торвальды всегда были изыскателями. Наш отец мог бы нами гордиться.

Голос Торвальда стал монотонным, улыбка с лица исчезла, только в серых глазах еще теплились какие-то эмоции. Неожиданно он резко подался вперед, и его пальцы сомкнулись на горле Ланти. Он повалил молодого человека на песок, и Шенн отчаянно отбивался от человека, возможно потерявшего разум.

Тут Шенну удалось нанести обманный удар, которому он научился еще в Трущобах Тира, и, когда его противник согнулся от боли, пытаясь набрать воздуха, Шенн высвободился из-под него. Упершись коленом чуть повыше поясницы Торвальда, он вдавил его в песок, одновременно прижимая его руки книзу, несмотря на его сопротивление. Когда офицер успокоился, Шенн, немного восстановив дыхание, попытался вдолбить Торвальду хоть крупинку разума.

— Торвальд! Это же я, Ланти! Ланти! — Его фамилия отдавалась в туманной мгле каким-то неестественным жутким эхом.

— Ланти? Нет, трог! Ланти… трог… он убил моего брата!

От такого обвинения у Шенна перехватило дыхание, и он ослабил хватку. Но Торвальд больше не вырывался, поэтому Шенн решил, что он потерял сознание.

Немного передохнув, Шенн перевернул офицера лицом к себе. Торвальд послушно двигался, точно резиновая кукла, и теперь спокойно лежал, устремив взор в небо. Песок и гравий застряли в его всклокоченных волосах и хрустели на пересохших губах. Молодой человек аккуратно вытер песок с губ офицера, и гот открыл глаза. Теперь он смотрел на Шенна своим прежним равнодушным взглядом.

— Ты жив, — прошептал он. — Гарта убили. Тебя тоже должны были убить.

Шенн отодвинулся назад, смахнул песок с рук, и его заботу точно смыло водой от этих враждебных слов. Вдруг из серых глаз Торвальда исчезло обвинительное выражение, и черты его лица разгладились, потеплели.

— Ланти! — донеслось до Шенна. — Что ты здесь делаешь?

Шенн подтянул ремень.

— Примерно то же, что и вы, — ответил он отчужденно, теперь снова не признавая никакого различия в рангах. — Хожу кругами в тумане, выискивая дорогу.

Торвальд сел, внимательно разглядывая вздымающиеся воздушные стены, окаймляющие своего рода полянку, на которой они находились. Затем вытянул руку и дотронулся до запястья Шенна.

— Ты настоящий, — просто заметил он, и его голос показался Шенну теплым и добрым.

— Не будьте так уверены в этом, — раздраженно возразил Шенн. — Здесь нереальное может оказаться реальным. И он машинально коснулся ноющей раны на плече.

— Владыки иллюзий, — кивнул Торвальд.

— Владычицы, — поправил его Шенн. — Здесь полно весьма симпатичных ведьм.

— Ведьмы? Ты их видел? Где? А что… кто они? — начал забрасывать его вопросами Торвальд, снова обращаясь к Шенну резким командным тоном.

— Это существа женского… — Шенн замялся и продолжил: — Даже слишком женского пола, способные совершать всякие невероятные штуки. Я бы назвал их ведьмами. Одна из них попыталась удержать меня на острове. Я построил на нее ловушку и поймал; а потом она каким-то образом переместила меня… — И Шенн быстро пересказал все события, от его неожиданного пробуждения в туннеле на какой-то реке до своего нынешнего проникновения в этот туманный мир.

Торвальд внимательно слушал его. Когда Шенн закончил, офицер яростно начал растирать ладонями худощавое лицо, сметая с него песчинки.

— Знаешь, по крайней мере у меня есть кое-какие мысли о том, кто они и как доставили тебя сюда. Я почти ничего не помню, как сам сюда попал. Только то, что я заснул на острове, а проснулся уже здесь.

По выражению лица Торвальда Шенн понял, что тот говорил правду. Он не помнил ничего о своем отплытии, как он бросил Шенна на коралловом рифе, как он дрался с ним. Тогда офицером управляла неведомая сила обитателей Колдуна. Шенн поспешно поведал Торвальду о чужаках и об их действиях, что явно того обескуражило, хотя он и не стал выпытывать у своего молодого товарища подробности и требовать доказательств.

— Тогда они забрали меня! — тревожным шепотом произнес он. — Но зачем? И почему мы здесь? Неужели это тюрьма?

Шенн отрицательно покачал головой.

— Сдается мне, что все вокруг нас, — и он плавно обвел рукой зеленую стену, колышущуюся, словно занавеска на ветру, потом указал куда-то вдаль, за границу туманной дымки, — что все это своего рода тест. Эти дела со снами… Совсем еще недавно я думал, что меня не было здесь никогда, что все это, вероятно, мне просто-напросто снится. Потом я встретил вас.

Торвальд все понял.

— Да, но ведь и наша встреча, возможно, происходит во сне. Как же мы тогда разговариваем? — Он немного помолчал, с взволнованным видом, и несколько неуверенно спросил: — Ты встречал здесь кого-нибудь еще?

— Да, — ответил Шенн, чувствуя, что как ему не хочется вдаваться в подробности.

— С людьми из прошлого, так?

— Да, — неохотно отозвался Шенн, не желая развивать эту тему дальше.

— Со мной произошло то же самое, — проговорил Торвальд. Судя по кислому выражению его лица, те, с кем он повстречался в тумане, оказались нисколько не приятнее призраков, повстречавшихся на пути у Шенна. — Все это говорит о том, что у нас были галлюцинации. Но вполне возможно, что теперь мы сумеем справиться с ними.

— Как?

— Ну, если эти призраки — порождение наших воспоминаний, то вместе мы с тобой видели их двух или трех — трога в ярости, ту ищейку в горах, застрявшего в нашей ловушке. Так что, если мы увидим нечто похожее, мы поймем, что это. С другой стороны, если мы вновь объединимся, но один из нас увидит нечто, чего никогда не сможет увидеть другой… что ж, уже одно это опознает призрака.

В его словах явно имелся смысл. Шенн помог офицеру подняться на ноги.

— Наверное, я лучшая мишень для их экспериментов, нежели ты, — удрученно промолвил Торвальд. — Они завладели моим разумом совершенно и сразу.

— Вы носите с собой медальон, — пояснил Шенн. — Возможно, он действует как фокусирующая линза для какой-то неведомой силы, при помощи которой они превращали нас в ручных животных.

— Вполне возможно! — воскликнул Торвальд, вытаскивая из-под рваной куртки костяной кругляш, завернутый в тряпку. — Да, он все еще у меня. — Но офицер не стал разворачивать тряпку, чтобы удостовериться, что находится внутри. А теперь… — начал он, затем осмотрелся по сторонам и, не увидев ничего кроме зеленой стены тумана, спросил: — А теперь куда?

Шенн пожал плечами. Он уже давно не думал о направлении. С тех пор как он начал вслепую брести сквозь туманную мглу, он мог тысячу раз возвращаться к исходной точке своего путешествия, чтобы пуститься в него снова и снова. Тут он показал на сверток с диском, который Торвальд по-прежнему держал в руке.

— Почему бы нам не подбросить его? — усмехнулся он. — Орел — пойдем вперед. — Он указал вперед. — Решка — назад.

Торвальд усмехнулся ему в ответ.

— Наверняка он нас выведет куда-нибудь, как хороший гид. Что ж, давай подбросим. — Он развернул тряпочку, извлек медальон и резким, коротким движением подбросил диск в воздух. Это напомнило Шенну движение молодой ведьмы, когда она переворачивала чашу с иголками.

Диск взлетел вверх, закрутился, и… они раскрыли рты от изумления… он не упал на песок. Вместо этого он вертелся в воздухе до тех пор, пока не стал похож на маленький шар. А цвет его из мертвенно-белого превратился в ярко-зеленый. Диск засветился. Шенн даже зажмурился. Он словно увидел крошечное солнце, вращающееся перед ним, но не по орбите, а по какой-то странной прямой, указывающей направо от них. Диск полетел.

С приглушенным криком Торвальд устремился за ним. Шенн побежал за офицером. Теперь они снова очутились в туманном туннеле, но не прекращали бежать за кругляшом, указывающим им дорогу. Они бежали что есть мочи, стараясь не отстать и не потерять диск из виду. Они понятия не имели, куда мчались, не разбирая пути, но в каждом теплилась надежда, что в конце концов диск выведет их из этого проклятого тумана, а вместе с ним — и из мира безумия, туда, где больше не будет сомнений, страхов и иллюзий.

Глава 14 ПОБЕГ

— Я вижу что-то впереди! — неожиданно воскликнул Торвальд, но, не замедляя скорости, продолжал бежать за крошечным зеленым солнцем. Больше всего оба терранца боялись отстать и потерять след их загадочного проводника. Отчего-то оба решили, что диск выведет их из тумана и сопутствующих ему иллюзий. И с каждым шагом их вера крепчала.

Теперь они более отчетливо видели темное, неподвижное пятно, часть которого терялась в тумане, а другая часть лежала за его пределами. К этому неясному силуэту, наполовину теряющемуся во мгле, и вел их диковинный кругляш. Наконец туман рассеялся, и их взору предстала какая-то огромная темная масса, в четыре или пять раз выше Торвальда. Оба мужчины резко остановились, поскольку диск перестал показывать им путь. Он по-прежнему вращался в воздухе вокруг своей оси, все быстрее и быстрее, пока не начал искриться, и вылетающие из него искры медленно таяли, ударяясь об монолитный темный камень, совершенно непохожий на все камни Колдуна, которые им доводилось видеть раньше. Он был ни красным, ни светло-коричневым, а аспидно-черным. Если бы он был обработан, то смог бы послужить огромной каменной плитой для памятника или какого-нибудь указателя, если не принимать во внимание, что для обработки такой громады понадобилась бы вечность, к тому же, как решили Торвальд с Шенном, для подобного тяжкого груда не имелось никакой веской причины.

— Мы пришли, — сказал Торвальд, подойдя к глыбе ближе.

По поведению диска они решили, что тот привел их к этой бесформенной черной глыбе с аккуратностью корабля, ведомого лучом маяка. Тем не менее они по-прежнему не могли постичь цели, преследуемой их проводником. Для чего он привел их именно сюда? Они надеялись найти выход из туманной мглы, а оказались возле огромной черной глыбы, обойдя которую они не нашли ни намека на какой-нибудь вход или выход. Под подошвами их сапог поскрипывал вечный песок, а их окружал туман.

— Ну и что теперь? — спросил Шенн. Они снова обошли глыбу вокруг, потом подошли к тому месту, где с невероятной скоростью крутился диск, извергая дождь изумрудных искр.

Торвальд покачал головой, с угрюмым видом рассматривая глыбу. Выражение надежды на его лице сменилось неимоверной усталостью.

— И все же должна же быть хоть какая причина, по которой мы оказались здесь! — наконец промолвил он, но в голосе его не ощущалось былой уверенности.

— Да, но если мы уберемся отсюда, то все начнется сначала, — сказал Шенн и махнул рукой в сторону тумана. Его рука на какое-то время застыла в воздухе, словно он показывал на кого-то, наблюдающего за ними сверху. — Тогда уж нам ни за что не выбраться оттуда. — Мыском сапога он поддел песок, будто показывая безрассудство их ухода от глыбы. — Ну а если сделать так?

Он поднырнул под вертящийся диск, чтобы положить обе руки на поверхность глыбы. И начал медленно ощупывать глыбу, выискивая то, что, возможно, ускользало от взгляда. Его пальцы ощущали холодную, едва шероховатую поверхность, и вдруг соскользнули в какую-то довольно глубокую щель.

Вне себя от радости и в то же время опасаясь ошибки, Шенн засунул пальцы поглубже в щель и провел ими по всей ее длине. И тут он обнаружил вторую щель. Первая находилась на уровне его груди; вторая — выше дюймов на двадцать. Он подпрыгнул, уцепившись за глыбу и рискуя сломать ногти, но все-таки добился своего. Там находилась третья узкая ниша, достаточно глубокая, чтобы вставить в нее мысок сапога. А над ней располагалась четвертая…

— Здесь что-то похожее на лестницу, — сообщил он Торвальду. И, не дождавшись от него ответа, Шенн начал взбираться на глыбу. «Ступени» настолько соответствовали друг другу по размеру и форме, что он не сомневался в их рукотворности; они были высечены для того, чтобы их использовали, как лестницу, по которой он поднимался на вершину огромного камня. Несмотря на то что он мог оказаться совсем не тем, что лежало за пределами его воображения.

Диск не поднимался, а вращался на одном и том же месте. Шенн миновал этот светящийся шар, поднимаясь все выше и выше во мрак, становящийся еще темнее. Выбоины на поверхности глыбы не обманули его ожиданий и продолжали попадаться; каждая представляла собой прямую линию, как и следующие. Взбираться на глыбу оказалось совсем легко. Наконец Шенн достиг верха, осмотрелся вокруг и быстро ухватился за безопасную опору.

Тем не менее он оказался не на ровной платформе, как ожидал. Поверхность глыбы, на которую он взобрался чуть ли не играючи, представляла собой внешнюю сторону стенки колодца, каминной трубы или кратера. Теперь он вглядывался вниз в бездонную пропасть, начинающуюся примерно в ярде от верха глыбы, но видел лишь пугающую пустоту, ибо туман, обволакивающий все вокруг, не позволял проникнуть взгляду в ее глубину.

Шенн с трудом справился с головокружением. Теперь он прекрасно понимал, как легко потерять равновесие, споткнуться и низвергнуться в эту черную бездну. Для чего же здесь этот колодец? Может быть, это просто-напросто ловушка, заманивающая свою жертву слишком легким подъемом наверх, чтобы потом захватить его силой тяжести и поглотить? Ситуация становилась совершенно бессмысленной. И вполне возможно, что бессмысленна только для него, Шенна Ланти, размышлял он, собравшись с мыслями. Если же это подстроили аборигены, то ситуация могла быть совсем иной. Это глыба имела какой-то смысл, иначе она не возвышалась бы в этом месте.

— Что случилось? — донесся до него полный нетерпения голос Торвальда.

— Эта штука — колодец, — откликнулся Шенн. — Он открыт и, насколько я понимаю, ведет в недра планеты.

— Внутри тоже есть лестница?

Шенн чуть не сгорел от стыда за свою несообразительность. Ну конечно же, там была лестница, это же совершенно очевидно! Крепко держась за край колодца, он свободной рукой провел по шершавой поверхности изнутри. Да, там были ступеньки, точно такие же, как и снаружи. Однако перекинуть ногу через узкий островок безопасности и начать спускаться в черную бездну колодца гораздо опаснее, нежели любое действие, совершенное им с того памятного утра, когда троги разрушили лагерь. Зеленый туман не смог бы вызвать ужаса сильнее, чем эти невообразимые черные глубины, которые вскоре поглотят его. Однако Шенн перебросил ногу и поставил ее на первую ступень… затем на вторую. И начал спускаться.

Наверное, только предыдущее тяжкое испытание кошмарами вселило в Шенна мужество медленно преодолевать ступеньку за ступенькой. Но почему-то теперь он был уверен в себе. Конечно, в нем оставался страх, что, когда он соберется поставить ногу на следующую ступень, ее не окажется на месте и ему придется лезть обратно из последних сил, чтобы выбраться из колодца.

Постепенно исчезали благополучные ощущения надежды и веры, какие Шенн испытывал, шагая сквозь туман; неимоверная усталость сковывала руки, он чувствовал непреодолимую тяжесть в плечах. Он механически переставлял ноги со ступени на ступень, затем на следующую и следующую… Светлый прямоугольник наверху становился все меньше и меньше. Время от времени это светлое пятно наполовину закрывалось телом Торвальда, спускающегося за ним по внутренней стенке колодца.

Сколько же еще осталось до конца их спуска? Шенн даже захихикал, настолько смешным был этот вопрос, или он ему только казался забавным? Он был уверен, что сейчас они находятся ниже уровня моря. А конца этой пропасти так и не видно.

Внизу ни огонька, ни вспышки света. У Шенна создавалось впечатление, что он ослеп. Теперь Шенн спускался на ощупь и, по мере того как он осторожно исследовал невидимые препятствия, встречающиеся ему по пути, все сильнее ощущал изменения в характере окружающего его пространства. Он изо всех сил прижимался ослабевшими руками и ногами к прочной внутренней стенке колодца, и до сих пор его не покидало опасение, что рано или поздно ниши-ступени кончатся, а он останется один на один с бездонной пропастью. И вместе с тем он чувствовал, что труба расширяется книзу. Спустя некоторое время он уже не сомневался в том, что теперь он очутился в широком открытом пространстве, вероятно в еще какой-то пещере, в которой стояла совершеннейшая темнота.

Лишенный зрения, он полагался на свой слух. И вот до него донесся звук, слабый, еле различимый и, по-видимому, искаженный акустическими свойствами пространства. Шенн прислушался к этому тихому шороху. Вода! Но не грозные волны прилива, с грохотом обрушивающиеся на берег, а скорее приглушенный плеск реки или ручья. Наверняка внизу вода! — мелькнуло у него в голове.

И подобно тому, как после выхода из тумана им овладела страшная усталость, теперь его мучили голод и жажда, требуя немедленного их утоления. Терранцу хотелось как можно скорее добраться до воды, и он уже рисовал ее в своем воображении, напрочь отбрасывая мысль о том, что она может оказаться морской, а значит, непригодной для питья.

Верхнее отверстие, ведущее в туманную пещеру, теперь находилось где-то высоко над Шенном, поэтому, чтобы рассмотреть его, следовало очень постараться. Теплота, ласково окутывающая его до сих пор, исчезла. Теперь его до костей пронизывал холод, а ступени стали очень влажные, так что Шенн больше всего боялся поскользнуться и сорваться вниз. Когда журчание воды стало громче, Шенн на расстоянии вытянутой руки услышал звук, напоминающий шлепки. Мысок его сапога выскользнул из ниши. Онемевшими от боли и напряжения пальцами Шенн вцепился в нишу над собой, изо всех сил стараясь не сорваться. Но тут другой сапог выскользнул из ниши. Шенн повис на одних руках, тщетно пытаясь отыскать опору для ног.

Больше руки не смогли его держать, и он с громким криком полетел вниз. Вода сомкнулась над ним, и на мгновение он ощутил ледяной удар, парализующий его тело. Он молотил руками по воде, стараясь высунуть голову на поверхность, чтобы вдохнуть хотя бы немного драгоценного воздуха.

Течение в этом месте было очень быстрое. Шенн вспомнил другой поток, принесший его в пещеру, где находилось загадочное обиталище жителей Колдупа. Хотя в этом туннеле не было светящихся кристальных друз и Шенн ничего не видел, он все-таки лелеял слабую надежду, что угодил в тот же самый поток; что очень скоро появятся и кристаллы и, вполне возможно, он снова окажется в исходной точке своего бессмысленного путешествия.

Поэтому он лишь старался держать голову над водой. Услышав за спиною шумный всплеск, он крикнул во тьму:

— Торвальд?

— Ланти? — тотчас же услышал он ответ; плеск стал громче, и наконец Шенна догнал второй пловец.

От неожиданности Шенн раскрыл рот и чуть не захлебнулся, проглотив очень много воды. Она оказалась затхлой на вкус, но не совсем соленой, и, хотя она неприятно пощипывала губы, он немного утолил жажду.

Светящиеся кристальные друзы не украшали стены этого бесконечного тоннеля, и надежда Шенна, что он снова попадет в пещеру на острове, постепенно угасала. Поток стал быстрее, и ему пришлось собраться с силами, чтобы удерживать голову над водой. Измученное тело едва реагировало на ощущения.

Журчание стремительно бегущего потока еще громче отдавалось в его ушах или звук оставался таким же, как прежде? Чувства его почти атрофировались, и Шенн больше не был уверен в правильности своего предположения. Единственное, что он знал наверняка, — это то, что скоро у него иссякнут силы и он не сможет удержаться на поверхности. А потом он попадет в водоворот, и этот стремящийся поток поглотит его навсегда.

Наконец его выбросило прямо в пылающий свет, и он, точно пуля из древней терранской винтовки, угодил в удушающий дикий поток. Шенн задыхался, отчаянно шлепал руками по воде; он почти тонул. Но стоило ему отдаться на волю стихии, как вода подхватила его тщедушное тело и буквально шарахнула об каменную поверхность, и он едва не лишился сознания от боли. Теперь он лежал, еле-еле шевеля руками и хватая ртом воздух. Он лежал до тех пор, пока не нашел в себе силы подняться. Его мучительно вырвало. Каким-то образом он поднялся еще на несколько футов выше и снова лег. Ослепленный светом, он лежал, то и дело отдергивая руку от раскаленных камней. Ему казалось, что он больше не способен ни на что.

Первой его связной мыслью стало размышление о реальности всех этих впечатлений, которые наконец-то разрешились. Вполне вероятно, что это не было галлюцинациями; во всяком случае, такая последовательная связь событий просто не могла быть галлюцинацией. Он лежал и думал об этом, как внезапно чья-то рука легла ему на плечо. Шенн почувствовал прикосновение живой плоти.

Он закричал и повернулся. Рядом с ним сидел Торвальд. С его разодранной одежды стекала вода; волосы прилипли к голове.

— Ты в порядке? — спросил офицер.

Шенн тоже сел, вытер воспаленные глаза от песка. Его тело ныло от боли, но серьезных ран не было. Одни ссадины и царапины.

— Думаю, да, — ответил он. — Где мы?

На губах Торвальда появилась скорее кривая ухмылка, а не улыбка.

— Этого места нет ни на одной из моих карт, — ответил он. — Сам посмотри.

Они сидели на узкой полоске берега, больше походящего на коралловый риф, потому что вместо песка он был покрыт крупными неотесанными камнями. Место, где они находились, окружали голые скалы. Скалы ржавого цвета высохшей крови; они торчали из воды, напоминая какие-то фантастические скульптуры, а посередине находилась крошечное пространство, где и расположились Торвальд и Шенн.

Это открытое пространство имело форму вилки, каждый зубец которой был вымыт потоками воды, многие века подмывающими обе стороны скалы. Эти потоки низвергались с отвесного утеса, торчащего напротив скалы неподалеку, и силы этих потоков вполне хватило, чтобы промыть в каменной громаде эту вилку. Шенн, разглядывающий ее и думающий о том, что бы эго значило, глубоко вздыхал. И тут же он услышал сдавленный смех своего спутника.

— Да, ну и попали же мы с тобой, сынок. Как насчет путешествия обратно?

Шенн отрицательно покачал головой и сразу пожалел о столь резком движении, поскольку берег пошел ходуном перед его взором. Все вокруг завертелось, как юла. И тут Шенн словно воочию увидел перед собой их стремительный путь под землей, а затем янтарное небо над головой. Он вышел из оцепенения. Головокружение прекратилось. Шенн почувствовал жгучие лучи солнца, отвесно падающие на Колдуна и на его тело.

Сжав голову обеими руками, Шенн медленно обернулся, чтобы посмотреть, что находится у них за спиной. Потоки воды, журчащие с обеих сторон, говорили о том, что они снова попали на остров. И тут Шенна охватила странная и страшная мысль: Колдун — это непрерывная цепь островов, с которых невозможно убежать.

Нагромождение скал не вдохновляло терранцев на дальнейшие исследования этого места. Один взгляд на них усиливал усталость в их и без того изможденных телах. Скалы торчали из воды одна над другой, подобно ярусам в театре, образуя где-то высоко в небе что-то вроде короны. Шенн сидел, тупо глядя на скалы.

— Чтобы взобраться туда… — начал он неуверенно и затих.

— Взбираешься или плывешь… — донесся до него голос офицера.

Шенн взглянул на Торвальда и по его виду понял, что тот не спешит никуда идти.

И он снова стал разглядывать скалы. Нигде он не заметил даже намека на растительность. В небе не раздавалось ни клацанья, ни щелканья. Ни одной птицы с кожаными крыльями не пролетело над их головами. Шенн частично утолил жажду, но ощущение голода осталось. И это чувство вынуждало его на какие-либо действия. Впрочем, голые вершины не обещали им сытного обеда, однако, вспомнив, как росомахи притащили часть зарытой добычи со стороны скал, идущих вдоль реки, Шенн поднялся и, пошатываясь от слабости, двинулся на поиски какого-нибудь озерца, где могло обнаружиться что-либо съедобное.

Так, увлекшись поисками, Шенн очутился на противоположном конце острова, если место, давшее им убежище, вообще было островом. Вода плескалась рядом на протяжении всего пути, кое-где собираясь в небольшие озерца, подернутые рябью и заросшие желтой сорной травой, которая в струях воды сворачивалась в тонкие светлые ленточки.

Он окликнул Торвальда и жестом поманил его к воде. Затем, рука об руку, мужчины вступили в густые заросли, куда вела узкая тропинка. Дважды они набредали на небольшие озера, где водились какие-то гротескные существа с плавниками или когтями; они убивали их и съедали, даже не съедали, а пожирали, как голодные волки, яростно вгрызаясь в их плоть, очень странную на вкус. Спустя некоторое время в небольшой расщелине, которую едва ли можно было назвать пещерой, Торвальд случайно обнаружил великолепную находку: гнездо с четырьмя зеленоватыми яйцами, величиной с кулак.

Их скорлупа более смахивала на довольно тугую мембрану, нежели чем на настоящую скорлупу, и терранцам пришлось изрядно попотеть, прежде чем они добрались до их содержимого. Шенн закрыл глаза, стараясь не думать о том, что он высасывал из зеленоватой оболочки. Во всяком случае больше половины жидкости оставалось у него в желудке, и он с тревогой ожидал не совсем приятных последствий этой необычной дегустации.

Немного воодушевленные этой искоркой счастья, они с Торвальдом продолжали продвигаться вперед, ибо скальный выступ из довольно ровной поверхности превратился в целую череду неодинаковых ступеней, ведущих куда-то вверх. Они стали медленно подниматься. Подъем оказался очень долгим, но наконец они достигли конца этой «дороги». Шенн прислонился к удобному выступу в скале и застыл, чтобы перевести дыхание. Из оцепенения его вывел голос Торвальда, присоединившегося к нему и теперь стоящего на обнаженной скальной породе, с которой их взору открывалось удивительное зрелище внизу.

— Ты только посмотри! — воскликнул офицер.

Оба пристально разглядывали дно пещеры, представляющее собой мягкий изгиб из песка, по которому стелился туман, сероголубым ковром медленно поднимаясь от моря. Сейчас Шенн не сомневался, что эта широкая полоса воды, расстилающаяся перед ними, не что иное, как западный океан. Он был окружен со всех сторон каменными колоннами, высоко выступающими из воды. Самые дальние из них терялись в воде, так что видны были только их верхушки. Все они имели одинаковую форму и оканчивались гигантской аспидно-черной глыбой, точно такой же, в которую влезли путешественники. Они даже увидели каменные ступени. Они стояли на одинаковом расстоянии друг от друга, поэтому Шенн ни за что не поверил бы в нерукотворность их создания.

Между колоннами терранцы увидели действующих лиц этого удивительного спектакля. Одна из ведьм со сверкающими драгоценностями по всему телу выходила из моря, сложив ладони в терранском молитвенном жесте и тяжело дыша. Прямо плыл кто-то, явно принадлежащий к ее роду-племени. Но вдруг она тревожно задвигалась, по-видимому, каким-то непонятным для терранцев жестом показывая своим соплеменникам, что в их убежище находятся посторонние. На берегу стояли еще две ее спутницы, наблюдающие за ее действиями с пристальным вниманием. Иногда школьники так наблюдают за действиями преподавателя.

— Виверны! — с трудом выдавил ошарашенный Торвальд.

Шенн вопросительно посмотрел на него. Тот еле слышно прибавил:

— На Терре когда-то существовала легенда… В общем… что у них вместо задних лап змеиные хвосты, а головы… Это — виверны!

Виверны. Почему-то Шенну понравилось, как звучат эти слова. Мысленно они ассоциировались у него с ведьмами, живущими на Колдуне. А сейчас он наблюдал, как одна из них вышла из моря со своей загипнотизированной добычей. В сверкающих солнечных лучах виднелся раздвоенный хвост водяного чудовища, точно такого же, какое терранцы видели после шторма. Тварь медленно ползла по мелководью, сосредоточив свой неподвижный взгляд на сложенных в молитвенном жесте лапках виверны.

Она резко остановилась, довольно высоко приподнялась на песке, в то время как тело ее жертвы или пленника (Шенн не сомневался, что чудовище или то, или другое) полностью вышло из воды. Затем ведьма со скоростью молнии опустила лапки.

Чудовище с раздвоенным хвостом тотчас же ожило. Челюсти с огромными клыками лязгнули. Чудовище поднялось на задние лапы; в его сверкающих глазах чувствовалась беспредельная ярость. Причем ярость целенаправленная, ведущая к смертельному деянию. И прямо напротив разъяренной твари стояли хрупкие, изящные, невооруженные и совершенно беззащитные виверны.

И никто из их маленькой группы даже не попытался убежать. Когда коротколапая тварь с раздвоенным хвостом стремительно двинулась по песку им навстречу, Шенн увидел в их равнодушии нечто самоубийственное.

Но виверны, выманившие тварь на берег, не двигались с места. Спустя несколько секунд одна из колдуний взмахнула изящной лапкой, с самым беспечным видом приказывая чудовищу остановиться. Между ее пальцами Шенн увидел диск. Торвальд схватил Шенна за руку.

— Посмотри! Такой же, как у меня! Во всяком случае, очень похож! — воскликнул офицер.

Они находились слишком далеко от разворачивающейся сцены, чтобы удостовериться в полной идентичности диска, но оба отчетливо видели, что он имел форму костяной монетки. Теперь ведьма размахивала диском взад-вперед, что очень смахивало на движение стрелки метронома. Тварь сперва запнулась, затем остановилась и стала помахивать головой; сперва очень неохотно, а потом с все большей скоростью. Сперва направо, потом — налево, направо-налево, направо-налево… Таким способом ведьма гипнотизировала чудовище, как, по-видимому, и ту тварь, что Шенн видел после шторма.

То, что случилось потом, было произведено чистой случайностью. Ведьма стала медленно отходить назад по пляжу, уводя морскую тварь за собой по пятам. Они совсем близко подошли к выступу, на котором стояли изумленные терранцы, когда песок предательски провалился под ногами ведьмы. Ее лапка соскользнула в какую-то дыру, и она повалилась на спину, выронив из пальцев диск.

Чудовище тотчас же сбросило с себя ее чары и угрожающе вытянуло голову вперед, разинуло огромную клыкастую пасть и мгновенно проглотило упавший диск. Потом оно приняло точно такую позу, какую принимали росомахи, когда готовились к прыжку. Безоружная виверна теперь превратился в жертву, а обе ее подруги находились слишком далеко, чтобы прийти на помощь.

Шенн не смог бы объяснить, почему он решил вмешаться. Ведь у него не было никаких причин помогать обитателям Колдуна, одна из которых совсем недавно управляла им против его воли. Но Шенн спрыгнул с выступа и приземлился на песок на четвереньки.

Морская тварь развернулась кругом, явно сбитая с толку, ибо на этот раз перед ней находились две жертвы. Шенн выхватил нож и быстро вскочил на ноги, пристально глядя чудовищу в глаза, понимая, что он призван стать убийцей чудовищ не от хорошей жизни.

Глава 15 УБИЙЦА ЧУДОВИЩ

— Айэээ! — С губ Шенна сорвался боевой клич, в котором чувствовался неприкрытый вызов не только в отношении чудовища, стоящего напротив, но и вивернов; такой вопль Шенн издавал в Трущобах Тира, когда ему приходилось призывать на помощь своих товарищей, если на него наступали враги. Морская тварь снова пригнулась для убийственного прыжка, но этот хриплый, сдавленный дикий вопль, казалось, напугал ее.

Шенн, с ножом наготове, танцующей походкой наступал на врага справа. Он видел ненавистное чешуйчатое тело, скорее всего защищенное против лобовой атаки толстым панцирем, как существо из раковины, с которым он справился при помощи росомах. Как ему хотелось, чтобы его терранские звери — Тагги и его подруга — оказались сейчас рядом с ним! Своим поддразниванием и обманными движениями они бы отвлекали чудовище, как отвлекали ищейку трогов. Тогда бы у Шенна имелось бы больше шансов на победу. Если бы его росомахи очутились бы здесь!

Эти глаза, напоминающие красные дыры, на морде горгульи внимательно следили за каждым его движением. Эти жуткие глаза — возможно, именно они и окажутся единственными уязвимыми местами у чудовища.

Он заметил, как под чешуей перекатываются огромные мышцы. Терранец приготовился подскочить к монстру сбоку, а его поднятый нож был нацелен в эти жуткие глаза. Шенн заметил, как на спине чудовища поднялось коричневое «V», поросшее тонкой шерстью. И тут он не поверил своим глазам. Неуклюжим галопом к ним приближалось разъяренное, рычащее животное, которое внезапно остановилось рядом с ним. И тотчас же второй зверь очутился возле его ног.

Издав боевой рык, Тагги начал атаку. Голова чудовища то и дело поворачивалась, повторяя движения росомахи, точно так же, как немногим ранее она вторила движениям загадочного диска в лапке виверна. Тоги зашла к чудовищу с другой стороны. Шенн знал, что для росомах охота превращается в некоего рода игру. И еще ни разу они не демонстрировали ему такой слаженности в охоте, являя собой в эти мгновения единую отличную команду, как будто чувствовали каждое желание их хозяина.

Раздвоенный хвост угрожающе поднялся. Это было грозное оружие. Кости, мускулы, чешуйчатая плоть, наполовину зарывшаяся в песок, неистово двигались, рассеивая вокруг себя облака песка и гравия, которые попадали Шенну в лицо, а росомахам — в морды. Шенн отскочил назад, свободной рукой вытирая глаза от песка. Росомахи медленно ходили кругами, выискивая подходящий момент, чтобы броситься на врага в самое излюбленное место — на его холку. Ибо такая атака обычно кончалась поражением противника, потому что росомахи впивались ему в шею. Но голову чудовища защищал толстенный панцирь, он-то и отпугивал животных. И снова гигантский хвост поднялся и ударил оземь, на этот раз немного задев Тагги, который покатился по песку в сторону.

Тоги грозно зарычала и совершила дерзкий прыжок. Ей удалось поднырнуть под огромным хвостом, а затем вцепиться в него, чтобы всем своим весом прижать его к земле, а тем временем морская тварь яростно пыталась сбросить с себя отважную росомаху. Глаза Шенна слезились от попавшего в них песка, но он все видел. Некоторое время он наблюдал за боем, прикидывая, когда чудовище полностью отвлечется на борьбу с росомахой, пытаясь сбросить ее с хвоста. Тоги яростно вцепилась в хвост острыми клыками и прокусила его, пытаясь вывести из строя это оружие, разорвав его на куски.

Чудовище извивалось, пытаясь добраться до своего мучителя зубами и когтистыми лапами. И во время этой борьбы оно вытянуло голову неестественно далеко, тем самым обнажив незащищенный участок тела, расположенный под основанием черепа, откуда начинался спинной хребет, увенчанный «воротником» из острых шипов.

И Шенн устремился в атаку. Одной рукой он схватился за «воротник», острые шипы которого впивались в плоть чудовища из-за его неестественно повернутой головы; другой рукой он глубоко вонзил нож, пробив незащищенные складки кожи и поразив позвоночный столб. Лезвие зацепило кость, и голова твари резко откинулась назад, пытаясь захватить руку Шенна в ловушку. Но терранец стремительно отвел ее в сторону, опередив реакцию чудовища.

Хлынула кровь. И кровь Шенна смешалась с кровью врага. Только Тоги, не отпускающая убийственного хвоста, спасла Шенна от неминуемой гибели. Покрытое панцирем рыло уставилось в небо, когда монстр попытался шипами своего «воротника» впиться в руку терранца. Шенн, одурев от нестерпимой боли, всадил кулак прямо в глаз кошмарной твари.

Чудовище конвульсивно подпрыгнуло, тряхнуло головой; и, пролетев несколько футов по воздуху, Шенн очутился на свободе. И тут же бросился назад, еле держась на ногах. Чудовище извивалось, вздымая вокруг облака песка и камней. Но оно не могло вытащить из себя нож, равно как и собственные шипы, вонзившиеся ему в спину. Оно билось в конвульсиях, а смертельный воротник впивался все глубже и глубже в не защищенное панцирем место.

Сперва чудовище громко завыло, затем пронзительно заверещало. Шенн, прижав кровоточащую руку к груди, покатился по песку, подальше от агонизирующего монстра. Наконец он оказался возле одной из колонн. Обнаружив рядом опору, он поднялся, обнял колонну и долго стоял, качаясь, как пьяный, пытаясь рассмотреть, что творилось за песочной завесой.

Чудовище продолжало агонизировать, взбивая вокруг себя все больше и больше песка. Потом Шенн услышал победоносный крик Тоги. Он пришурился и сквозь тучи песка и камней увидел ее коричневое тело, вцепившееся в хвост чудовищу возле самой «вилки». Тоги буквально разрывала его на куски, используя все свое природное оружие, от острых клыков до длинных когтей. Наконец она добралась до позвоночника морской твари, и тогда хлынул целый фонтан крови. Чудовище еще раз попыталось поднять голову, но силы покинули его. Оно с гулким звуком повалилось на песок, бесполезно клацая зубами. Его гигантская челюсть то и дело открывалась, а длинный язык машинально загребал в разверстую пасть целые горы гальки и песка.

Сколько времени длилось это сражение на залитом кровью берегу? Шенн уже не чувствовал времени. Он крепче прижимал к груди раненую руку, затем прошел мимо издыхающей в конвульсиях морской твари и комков бурой шерсти, оставленной в бою росомахой. Он свистнул пересохшими губами. Тоги все еще добивала морскую тварь, а Тагги лежал на том месте, где его ударил смертоносный хвост чудовища.

Почувствовав головокружение, Шенн опустился на колени и погладил неподвижного Тагги по взъерошенной шерсти.

— Тагги!

Ответом было еле заметное движение. Шенн неуклюже попытался положить голову зверя себе на руку. Внимательно осмотрев Тагги, он не обнаружил на его теле открытых ран; но ведь у его четвероногого друга могли быть сломаны кости или были какие-либо внутренние повреждения. У Шенна не было никакого опыта, чтобы это определить.

— Тагги! — ласково позвал он еще раз, держа тяжелую голову зверя на коленях.

— Тот, что покрыт шерстью, не умер.

Какое-то время Шенн не мог понять, откуда раздались эти слова; сформировались ли они в его мозгу или проникли через его уши. Он посмотрел вверх и увидел виверну, направляющуюся к нему по розовому песку грациозной летящей походкой. И вдруг Шенн ощутил, как все его существо охватила холодная тупая ярость.

— Но не благодаря тебе, — вызывающе громко отозвался Шенн. Если ведьме хотелось понять его, так пусть постарается; сам же он не станет пытаться касаться ее мыслей по поводу случившегося.

Тагги снова пошевелился, и Шенн внимательно посмотрел на него. Росомаха тяжело дышала, открыв глаза и еле-еле покачивая головой, чем-то напоминающей медвежью в миниатюре. Тагги выдыхал большие кровавые комья, и эта темная, чужая кровь попадала Шенну на штаны. Потом Тагги тревожно поднял голову и посмотрел туда, где его подруга все еще занималась уже совсем утихшей тварью.

Шенн помог Тагги подняться, что тот и сделал с явным трудом. Терранец провел ладонью по его ребрам, выискивая сломанные. Один раз Тагги громко взвыл от боли, но Шенн так и не смог отыскать серьезных повреждений. Наверное, подобно коту, росомаха, получив сильнейший удар хвостом, в этот момент расслабилась достаточно, чтобы избежать серьезных ранений. Несмотря на то, что Тагги был отброшен в сторону, теперь он снова смог ориентироваться. Он высвободился из рук Шенна и неуклюжей походкой побежал к своей подруге.

Шенн заметил, как кто-то еще пересекает береговую полосу. Не обращая никакого внимания на вивернов, мимо них шел Торвальд. Он подошел прямо к своему спутнику. Положив раненую руку Шенна на колено, офицер несколько секунд изучал кровоточащую глубокую ссадину.

— Глубокий порез, — заметил он.

Шенн слышал осмысленные слова, но, когда Торвальд, взяв его руку, причинил ему сильнейшую боль, Шенн чуть не потерял сознание. Песок, камни и скалы поплыли перед его глазами. Боль ударила ему в голову, рассыпалась внутри красными искрами, и Шенну показалось, что все вокруг исчезло.

Из красноватого тумана, застилающего большую часть местности, возник один-единственный предмет, и им оказался круглый белый диск. И в затуманенном мозгу Шенна вдруг возникло очень дурное опасение. Он резко отмахнулся. Диск отлетел куда-то и исчез из поля зрения. Теперь Шенн отчетливо видел виверну, забравшуюся на плечи Торвальду. Виверна словно примеривала к нему свое странное оружие. С огромным трудом выговаривая слова, которые сперва сформировал в уме, Шенн крикнул им что есть мочи:

— Вы не бросите меня… снова!

На ее мордочке, украшенной драгоценностями, не отразилось ровным счетом ничего. Неподвижные глаза смотрели в никуда. Тогда Шенн вцепился в Торвальда, решив заставить его выслушать себя.

— Не позволяйте им воздействовать на вас этим диском!

— Я делаю все, что в моих силах, — услышал Шенн в ответ.

Но туман вновь поглотил Торвальда. Неужели одной из колдуний все же удалось сфокусировать на нем диск? Неужели им опять предстоит пройти все, что им довелось испытать? Их снова утянет потоком галлюцинаций, чтобы они очнулись опять, как пленники… например, в пещере с зеленой завесой? Терранец боролся каждой клеточкой своего естества с чужой могучей волей, пытаясь не лишиться сознания, но все его усилия потерпели крах.

На этот раз он очнулся не в подземном бурлящем потоке и не стоял напротив стены зеленоватого тумана. Рука продолжала болеть, и эта настойчивая боль отчасти успокаивала Шенна. Значит, он что-то ощущает, что-то действительно существующее! Прежде чем открыть глаза, он нащупал пальцами мягкую и гладкую поверхность, которая при дальнейшем исследовании оказалась не чем иным, как спальным матрасом, точно таким же, какие находились в сооружении, расположенном в пещере. Неужели он снова вернулся в это хитросплетение комнат и коридоров?

Шенну не хотелось открывать глаза до тех пор, пока он не ощутил некоторого рода стыд. Первое, что он увидел, было овальное отверстие длиной почти с его тело. Он лежал двумя футами ниже подоконника этого овального окна. И сквозь прозрачный овал на него падал золотой солнечный свет, а не зеленый туман или кристаллы, имитирующие звезды.

Небольшое помещение, в котором он лежал, имело гладкие ровные стены и напоминало то, в котором его заключили на острове. Никакой обстановки, кроме матраса, он не заметил. Над ним находилось что-то вроде лампы, покрытой сетчатыми волокнами, очень напоминающими паутину. К ней были прикреплены какие-то перья, покрытые с внешней стороны пухом. Шенн лежал совершенно голый под покрывалом, но под ним было настолько жарко, что он сбросил его с плеч и груди. Затем с трудом поднялся, чтобы рассмотреть, что творится за окном.

Поднимаясь, он полностью увидел свою разодранную руку. От запястья до локтя она была упакована в светонепроницаемую кожаную оболочку, совершенно не похожую на терранские бинты. Во всяком случае, эта штука — явно не из аптечки первой помощи, которую таскал с собой Торвальд. Шенн уставился в окно, но ничего не увидел, кроме бескрайнего неба. Лишь над горизонтом медленно проплывало несколько облаков лимонного цвета. Больше ничего не нарушало ровную янтарную гладь. Наверное, он находился в какой-то башне, намного выше уровня земли. Шенн еще раз осмотрелся и понял, что в этом месте он находится впервые, несмотря на схожесть «обстановки» и помещения.

— Снова с нами? — внезапно донеслось до Шенна.

Он увидел входящего Торвальда, одной рукой поднимающего дверную панель. Его рваная форма куда-то исчезла. На Торвальде были только прежние штаны из зеленой глянцевой ткани и стоптанные донельзя сапоги.

Шенн упал на матрас.

— Где мы?

— Думаю, это место можно назвать столицей, — ответил Торвальд. — Если же определять наше местонахождение относительно материка, то мы находимся на самом дальнем западном острове.

— Как мы сюда попали? — Шенну припомнилось, как они лезли на глыбу, он словно воочию увидел перед собой подземный поток… Неужели они побывали в реке, протекающей под морским дном? Однако Шенн не был готов к иному ответу.

— Посредством желания, — ответил Торвальд.

— Посредством чего!

Офицер кивнул, выражение его лица стало серьезным.

— Им захотелось, чтобы мы оказались здесь. Послушай, Лан-ти, когда ты набросился на того монстра, тебе ведь хотелось, чтобы росомахи оказались рядом с тобой?

Шенн мысленно прокрутил назад пленку воспоминаний, ибо все, что он помнил о сражении, не запечатлелось в его мозгу слишком ясно. Но да! Ему безумно хотелось, чтобы Тагги и

Тоги оказались на поле боя, чтобы отвлечь разъяренную тварь с раздвоенным хвостом!

— Вы хотите сказать, что я желал их увидеть рядом? — Тут он осознал, что все происходящее целиком и полностью связано с вивернами и их разговорами о видении снов. Поэтому он осторожно прибавил: — Или мне все это просто приснилось?

Он опустил глаза и увидел бинт. Под бинтом до сих пор нарывала глубокая рана. Еще болела спина и плечи после хлыста, которым его угостил Бревно. На спине даже осталась отметина… Настоящая боль от настоящего удара.

— Нет, ты не видел это во сне. Так уж случилось, Ланти, что одна из наших юных леди настроила тебя при помощи одного приспособления. Надеюсь, мне нет нужды напоминать тебе — какого. И вот поскольку ты был настроен соответствующим образом, то твое желание увидеть росомах сбылось. И они появились рядом с тобой.

Шенн болезненно поморщился. Это звучало невероятно. И все-таки он же встречался с Бревном и Травом… Может ли кто-нибудь доходчиво объяснить ему их появление? А как он тогда, вначале, спрыгнул с вершины скалы на остров, где угодил в самый центр потока, и совершенно не помнил о своем стремительном путешествии?

— Как это работает? — спокойно осведомился он.

Торвальд рассмеялся:

— Ты меня спрашиваешь? Что ж, попытаюсь объяснить, если сумею. У каждой виверны-ведъмы есть такой диск, и при помощи этих дисков они способны управлять различными силами. Когда мы снова очутились на берегу, то случайно попали в учебный класс, где новичков обучают обращаться с этими дисками. Знаешь, мы столкнулись с чем-то необъяснимым и непостижимым для нашего разума. Говоря их словами, это просто магия.

— А мы их пленники?

— Спроси меня о чем-нибудь, в чем я уверен. Я свободно разгуливаю повсюду, где мне заблагорассудится. Еще ни разу я не наблюдал даже намека на враждебность. Большинство из mix просто не обращают на меня внимания. Мне удалось побеседовать на телепатическом уровне с их руководительницами или старшими… или главными ведьмами… сам не знаю, как их называть, потому что им подходят все три названия. Они задавали вопросы, я как можно подробнее отвечал на них, но порой мне казалось, что полного взаимопонимания никак не получается. Тогда я задал несколько вопросов, они очень ловко и умело ушли от ответа или отвечали совершенно непонятно. Короче, несли какую-то чушь, как это часто делают демагоги. Вот насколько продвинулся вперед наш контакт.

И офицер печально улыбнулся.

— А что с Тагги и Тоги?

— Не знаю, бегают где-то. Сдается мне, что им сейчас куда лучше, чем нам. Но вот что странно, они стали разумнее и быстрее понимать команды. Возможно, тут не обошлось без воздействия диска, рядом с которым они крутились. Думаю, он каким-то образом повлиял на их поведение.

— А что с вивернами? И все ли они особи женского пола?

— Нет, однако система их племени строго матриархальная. Когда-то так было и у нас на Терре. Здесь все точно так же, как когда-то у нас. Плодородная мать-земля и ес жрицы, превратившиеся в ведьм, когда боги покорили богинь и стали главенствовать над ними. Здесь очень мало особей мужского пола и недостаток силы, чтобы приводить в действие диски. Действительно, — Торвальд угрюмо усмехнулся, — у их цивилизации собралось столько противоположного нам пола, что особи мужского пола здесь в лучшем случае имеют статус домашних любимцев, а в худшем — необходимых им злых демонов. Что с самого начала выставило нас в самом невыгодном свете. Мы же с тобой, как-пикак, мужчины, не так ли, ШеннЛанти?

— Вы считаете, что они не воспринимают нас всерьез, потому что мы — особи мужского пола?

— Вполне вероятно, — ответил офицер. — Я пытался рассказать им об опасности со стороны трогов, я подробно описал им, что может статься с ними, если жуки осядут здесь навсегда. Они полностью отвергли эту мысль. Отмахнулись от нее, если можно так выразиться.

— Разве вы не попытались убедить их, что троги тоже самцы?

Торвальд отрицательно покачал головой.

— Этого бы не сумел сделать ни один человек. Мы сражаемся с трогами с незапамятных времен. У нас есть записи, рапорты и сведения о трогах и их поведенческих образцах, которые в целом содержат приблизительно два абзаца стопроцентно доказанных фактов и многие сотни предположений и догадок, начиная от вероятного и кончая безумными фантазиями. О трогах можно рассказывать все, что угодно, можно даже найти множество разумных существ, готовых в это поверить. Но если высадившиеся на материке троги способны отзываться на «он», «она» или «оно», то у нас с тобой остается одна и та же проблема. Дело в том, что мы всегда считали трогов, с которыми сражались, особями мужского пола, но ведь с таким же успехом они могут оказаться и амазонками. Тогда этим крылатым ведьмам вовсе не о чем волноваться. Собственно говоря, их и сейчас ничего не волнует. По крайней мере, у меня создалось такое впечатление.

— Но в любом случае нельзя подойти к ним и заявить, дескать, мы с вами девушки, — заметил Шенн.

Торвальд громко расхохотался.

— Ну ты и скажешь! Кстати, мы не единственные нежеланные гости на Колдуне.

— Вы имеете в виду трогов? — спросил Шенн, садясь на своем ложе.

— Нет, что-то еще. Не с Колдуна и не виверн. И вероятно, у нас могут быть с ним проблемы.

— А вы его не видели?

Торвальд уселся, скрестив ноги. Янтарный свет, ровной струей льющийся в окно, попадал на его волосы, отчего они стали красно-золотыми, что придавало его худощавому вытянутому лицу некоторую свежесть.

— Нет. Но насколько я понимаю, чужак находится не совсем здесь. Дважды мне удалось поймать случайные телепатические сигналы, а новоприбывшие ведьмы, которые встретили меня, очень удивились. Они явно ожидали встретить нечто, совершенно отличающееся от них физически.

— Может быть, это еще один разведчик с Терры?

— Нет. Мне кажется, что для виверн мы очень похожи. Точно гак же, как мы не сумели бы отличить одну ведьму от ее сестры, если бы не отличались узоры на их телах. Обнаружить одинаковый узор практически невозможно, потому что они невероятно сложны, а все потому, что чем запутаннее у ведьмы узор, тем мощнее ее «сила», точнее, не ее самой, а ее предков. Им разрешается носить узоры, когда они получают право на свой диск, а вручается он после оценки способностей самой великой ведьме по ее семейной линии, как своего рода стимул жить согласно своим деяниям и по возможности улучшать и превосходить их. В общем-то логично. При условии, что дается правильная поведенческая и психологическая установка, подобная система может сослужить и нам неплохую службу.

Эти крупицы информации были почерпнуты Торвальдом из отчетов изыскателей. Но в эти минуты для Шенна намного ценнее оказались бы сведения о еще одном неведомом пленнике. Здоровой рукой он оперся о стену и поднялся. Торвальд наблюдал за ним.

— По-моему, ты неплохо разбираешься в ситуации. Скажи мне, Ланти, зачем ты вмешался в бой с тем чудовищем?

Шенн был бы сам рад ответить, что побудило его на столь импульсивные действия.

— Не знаю… — нерешительно пробормотал он в ответ.

— В тебе взыграл рыцарский дух? Прекрасная виверна в опасности? — настойчиво вопрошал офицер. — Или тебя вынудил совершить это диск?

— Не знаю…

— И почему ты воспользовался ножом, а не шокером?

Шенн был ошарашен. Только сейчас он осознал, что вступил в бой с самым страшным чудовищем на планете, причем используя такое примитивное оружие, как нож. Почему же он не попытался поразить чудовище из шокера? Прежде он не задумывался о том, почему выступил в роли убийцы чудовища.

— Не лучше ли было выпалить в него из шокера, или ты считал, что энергетический луч не подействует на монстра?

— А вы сами пробовали?

— Естественно. Но ведь ты не знал об этом; или все-таки ты где-то раньше выудил эту информацию?

— Нет, — медленно ответил Шенн. — Я не знаю, почему я использовал нож. Конечно, лучше было бы выстрелить из шокера.

Внезапно его затрясло, но когда Шенн повернул к Торвальду лицо, то оно выглядело спокойным и осмысленным.

— Сколько времени они управляют нами? — спросил он полушепотом, словно его слова могли проникнуть сквозь стены и долететь до посторонних ушей. — Чего они добиваются?

— Хороший вопрос, — ответил офицер. Его голос вновь приобрел решительный командный оттенок. — М-да, что они могут выкопать из наших мозгов, не имея наших знаний? Вполне вероятно, что эти диски всего лишь притворство, отвлекающий момент. Наверняка они способны работать и без них. Ведь очень многое зависит от впечатления, которое мы сможем произвести на этих ведьм. — Он снова печально улыбнулся. — М-да, действительно, мы неправильно назвали эту планету. Колдун — мужского рода, а тут сплошные ведьмы.

— Неужели у нас есть возможность самим превратиться в колдунов?

Улыбка исчезла с лицо офицера, и он кивнул Шенну, словно одобряя его мысль.

— Это именно то, чем мы займемся, и немедленно! Надо отнестись к попытке убедить этих упрямых дамочек так же серьезно, как к сражению с трогами… — Он пожал плечами. — Мы займемся правильным делом и не зря потратим время!

Глава 16 ТРЕТИЙ ПЛЕННИК

— Что ж, работает, как новенькая, — произнес Шенн, подставляя руку солнцу. Он только что извлек руку из кожаной оболочки, чтобы посмотреть на полузарубцевавшийся шрам, но когда он напрягал мышцы, сгибая и разгибая пальцы, то все же ощущал очень слабую остаточную боль. — Теперь что? И куда? — обратился он к Торвальду с нетерпением. Несколько дней заключения в этой комнатушке сделали Шенна нетерпеливым, и ему страстно хотелось очутиться на свободе. Как и офицер, он был одет в зеленые штаны фабричного изготовления — единственную ткань, знакомую вивернам, — и в свои растоптанные сапоги. Он удивился, когда обнаружил при себе шокер и нож, но спустя некоторое время осознал, что ведьмы посчитали неопасным для себя такое простенькое на их взгляд оружие.

— А ты что скажешь? Твои соображения не хуже моих, — ответил офицер. — Если бы ведьмы захотели тебя видеть, то настояли бы на этом, и скорее всего — весьма убедительно.

Город виверн состоял из рядов глубоких ниш на внутренней стенке скалы и напоминал пчелиные соты. Снаружи они увидели почти вертикальный откос, на котором не заметили никаких природных изъянов; внутри же стояла мертвая тишина. Обманчивая тишина. Ибо любой терранец прекрасно знал, что в подобной стене может обитать как горсточка, так и десятки тысяч существ, которых они высматривали, пробираясь по длинным коридорам, теперь указывающим им путь.

Шенн ожидал, что снова обнаружит залу со стеной, где рядами стоят черепа, при помощи которых ведьмы предсказывали его будущее. Однако вслед за Торвальдом вошел в овальную комнату, в которой большую часть внешней стены занимало окно. И, вглядевшись в то, что находилось за ним, Шенн резко остановился, снова сомневаясь, существует ли увиденное им в действительности или просто внушено ему его гостеприимными хозяйками.

В эти минуты они находились ниже той комнаты, где он залечивал рану, и не очень далеко от уровня воды. Окно выходило прямо на море. На зеленых волнах мерно покачивался красно-пурпурный череп; вода переливалась через его нижнюю челюсть, яростно вспениваясь от ударов, а потом проникая в проем между скалоподобными зубами. А из глазниц вылетали клацающие существа, они то влетали, то вылетали обратно, словно доставляя какому-то заключенному в черепе гигантскому мозгу информацию из внешнего мира.

— Мой сон… — прошептал изумленный Шенн.

— Твой сон, — услышал он. Но это не Торвальд вторил ему; ответ проник прямо ему в мозг.

Шенн повернул голову и увидел ведьму, ожидающую их. Ее взгляд был сконцентрирован на обоих мужчинах, и в нем ощущалась оскорбительная прямота и целеустремленность; это был открытый, пристальный взгляд, совершенно лишенный теплоты гостеприимства. Скорее он был наполнен враждебностью. По узорам на ее коже Шенн узнал одну из троицы, которая доставила его из тумана в пещеру. Рядом с ней стояла молодая ведьма, попавшаяся в ловушку той ночью, когда начались все эти странные события.

— Мы встретились опять, — медленно промолвил он. — С какой целью?

— Это нужно нам… и вам…

— Не сомневаюсь, что вам это для чего-то нужно. — Теперь мысли терранца текли плавно, создавая чисто формальную беседу, чего бы он ни за что не допустил в общении с человеком. — Но я не ожидаю ничего хорошего для себя…

На ее лице появилась непонятное выражение, которое невозможно выразить никакими словами. Шенн и не надеялся ни на что другое. Тем не менее в его неуравновешенном мозгу возникло легкое ощущение того, что она пребывает в некотором замешательстве, словно его мысленные процессы оказались слишком сложными для ее понимания, как головоломка с несколькими ключами.

— Мы не желаем тебе зла, звездный путешественник. Но ты представляешь собой гораздо большее, нежели мы подумали о тебе сперва, ибо, видя ложные сны, ты осознаешь это. Когда же ты увидел правдивый сон, ты тоже узнал об этом.

— И еще, — с вызовом вставил он, — вы собираетесь поручить мне некую задачу без моего согласия.

— Да, у нас есть для тебя задача, но она уже находилась в модели твоего правдивого сна. А ведь не мы устанавливаем подобные модели, звездный человек; это делается Величайшей Силою из всех. Каждый живет в пределах предписанной ему модели от Первого Пробуждения до Последнего Сна. Поэтому мы не станем требовать от тебя больше, чем ты уже сделал.

Она медленно встала с томным, ленивым изяществом, свойственным их грациозным, увешанным драгоценностями телам, и подошла совсем близко к нему. Ростом она была с ребенка, и поэтому рядом с ней терранец казался неуклюжей глыбой из костей и плоти. Она вытянула четырехпалую лапку, увешанную изумительной красоты браслетами, и, положив ее на руку Шенну, потерла его еще не заживший шрам.

— Мы — разные, звездный человек, и все-таки мы оба видим сны. А в снах заключена огромная сила и власть. Твои сны провели тебя через тьму между этим солнцем и тем, дальним солнцем. Наши сны проводят нас даже по незнакомым дорогам. А вон там… — один ее пальчик вытянулся и указал на череп, — там находится еще один, кто видит сны, ниспосланные ему силой, которая будет всех вас разрушать, непрерывно, если своевременно не сломать модель его сна.

— И я должен пойти на поиски этого сновидца? — Теперь Шенн полностью осознал свой подъем через носовое отверстие черепа.

— Иди.

Торвальд шевельнулся, и ведьма повернулась к нему.

— Один, — прибавила она. — Ибо это только твой сон, как это случилось сначала. Для каждого существует его сон, и другой не сможет пройти через него, чтобы изменить модель его сна, даже ради спасения жизни.

Шснн криво усмехнулся. Ему стало не до смеха.

— Похоже, меня выбрали, — проговорил он, обращаясь скорее к себе, нежели к Торвальду. — Но что мне делать с тем сновидцем?

— То, что подскажет тебе модель твоего сна. Все, что угодно, только не убивай его…

— Трог! — Торвальд решительно шагнул вперед. — Это трог! Ты не можешь отправиться туда без оружия, руководствуясь лишь этими приказами!

Должно быть, ведьма ощутила в словах офицера протест, ибо ее телепатический контакт тотчас же коснулся их обоих.

— Мы еще не имели дела ни с кем, чей разум близок к вашему. Он самый старший в своем роду, а его народ искал его и на суше и на море с тех пор, как его воздушный корабль разбился о скалы, и он нашел там убежище. Если хочешь, найди с ним общий язык, а также приведи его сюда, ибо его сны — это не твои сны, и он приводит в замешательство Достигших, когда они начинают идти Тропой поисков.

— Это может быть какой-нибудь важный трог, — решил Шенн. — Интересно, бывают ли у жуков какие-нибудь особо важные офицеры? Мы могли бы использовать его как заложника, чтобы как следует поторговаться с остальными.

Торвальд продолжал хмуриться.

— В прошлом мы никогда не смогли установить с ними какой-либо контакт, хотя наши лучшие умы после долгих тренировок попытались…

Шенн не воспылал особым интересом к этой довольно деликатной оценке его опыта к ведению дипломатических переговоров с противником. Он знал одно: подобного опыта у него просто не было. Тем не менее он мог испробовать один вариант, если, конечно, это разрешит ведьма.

— Можете ли вы дать диск силы этому звездному человеку? — И он указал на Торвальда. — Поскольку он мой Старший и к тому же Достигший Знаний. С такой сильной фокусировкой его сны будут со мной, когда я отправлюсь к трогу, и возможно, он сумеет мне помочь в моей миссии, которую в одиночестве я выполнить не смогу. Ибо это тайна моего народа, Старший. Мы объединим наши силы, чтобы сделать заслон против врагов, своего рода совместный инструмент для работы, которую мы обязаны выполнить!

— И такое случается, звездный путешественник, — снисходительным тоном проговорила ведьма. — Учти, мы не настолько глупы, как это может показаться с первого взгляда. Мы очень много узнали о вас, пока вы блуждали по Дворцу Ложных Снов. Тем не менее наши диски силы принадлежат только нам, и их нельзя отдавать незнакомцу, пока еще живы их владельцы. Однако… — Она снова повернулась, на этот раз очень резко, к старшему терранцу.

Наверное, офицер повиновался неслышному приказу, потому что он сложил ладоши и опустил их в сложенные ладоши ведьмы, затем наклонил голову так, что его серые глаза встретились с ее золотыми. И вдруг словно паутина связи опутала их. Торвальд с ведьмой были связаны тугим кольцом, не допускающим к ним Шенна.

Тогда Шенн явственно ощутил рядом какое-то движение. Самая молодая ведьма присоединилась к нему, чтобы наблюдать за клацающими летающими существами, кружащими возле голого купола острова-черепа.

— Почему они так летают? — спросил ее Шенн.

— Там их гнезда. Они кормят своих птенцов. Еще они охотятся за существами, живущими в скале в самой черной тьме.

— Существа, живущие в скале? — переспросил Шенн.

Если внутренности черепа кишат какой-то местной фауной, то ему хотелось узнать о ней побольше.

Каким-то своим методом молодая ведьма передала Шенну сильное ощущение отвращения, вызванное ее же собственными «словами» о существах, живущих в скалах.

— И все-таки вы там заключили в тюрьму трога, — заметил он.

— Вовсе нет! — тотчас же возразила она горячо. — Несмотря на наши предупреждения, существо с другой планеты прилетело на это место. И стало там скрываться. Однажды нам удалось выманить его в море, но он оборвал контроль и улетел обратно.

— Он освободился… — неуверенно проговорил Шенн. — Он освободился от контроля диска?

— Ну конечно! — воскликнула она немного удивленно. — Почему ты спрашиваешь, звездный путешественник? Разве ты сам также не освободился от силы диска, когда я вела тебя подземным путем. Помнишь, как ты проснулся на реке? Неужели ты считаешь другого настолько слабее тебя, что думаешь, будто он не способен на такие же действия?

— Я знаю о трогах не больше вот этого. — Сложив большой и указательный пальцы в крошечный кружок, он показал его ведьме.

— И все же ты знал о них, прежде чем прилетел на эту планету.

— Мой народ давно знает о трогах. Много-много раз среди звезд мы встречались с ними и вступали в бой.

— И вы ни разу не поговорили с ними телепатически?

— Никогда. Мы пытались найти способ контакта, но он так и не состоялся, ни при помощи мозга, а тем более — голоса.

— Тот, кого ты называешь трогом, совершенно не такой, как ты, — передала она. — И мы тоже не такие, как вы, мы чужие, и к тому же — женского пола. И все-таки, звездный человек, мы с тобой разделили сон.

Шенн изумленно уставился на нее, но его поразили не ее «слова», а их человеческий смысл. Или это тоже было всего лишь иллюзией?

— Там, за завесой… то существо, прилетевшее на крыльях, когда ты вспоминал его. Это хороший сон, хотя он и пришел из прошлого, и поэтому теперь — в настоящем — он оказался ложным. Но я отложила его в свое хранилище снов, ибо такой прекрасный сон надо хранить. Очень бережно хранить.

— Я очень бережно хранил память о Траве, — печально произнес Шенн. — Я случайно нашел ее в сломанной клетке в одном космопорте, когда был еще совсем ребенком. Мы оба промерзли до костей и страшно проголодались, и оба мы были одиноки и избиты. Поэтому я украл Трава из клетки, и я рад, что сделал это. И некоторое время мы оба были так счастливы! Правда, продолжалось это очень недолго… — Он с трудом прекратил свой рассказ.

— Итак, хотя мы совершенно непохожи друг на друга и телом и разумом, но все же мы оба чувствуем красоту, пусть даже во сне. Следовательно, между нашими народами может быть взаимопонимание. И, чтобы порадовать тебя, я могу показать тебе мое хранилище снов, звездный путешественник.

Перед глазами Шенна поплыли мерцающие картины, некоторые — жутковато-сверхъестественные, некоторые — изумительно красивые, и все — чуть-чуть искаженные, но не только из-за спешки, а из-за тумана в мыслях ведьмы, ибо это было частью модели ее памяти.

— Ты устроила мне праздник, поделившись со мной снами, — поблагодарил ее Шенн. — Все в порядке! — вдруг сорвались с его языка слова, мгновенно перенесшие его от окна к Торвальду. Офицер больше не держал сомкнутые ладони в ладонях ведьмы, но его лицо горело нетерпением и страстным желанием действовать.

— Мы обязательно испытаем твою идею, Ланти! Они дадут мне совершенно новый, чистый диск и покажут, как им пользоваться. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы при помощи его возвратить тебя. Но они настаивают, чтобы ты отправлялся гуда сегодня же.

— Что же им нужно от меня на самом деле? Чтобы я просто вытащил оттуда этого трога? Или попытался бы переговорить с ним в качестве посредника колдуний? И все это придется де-<шть под покровом сна!

— Им нужно, чтобы ты выманил его оттуда и он вернулся к своим, если, конечно, это возможно, — сказал офицер. — По-видимому, он оказывает на колдуний разрушительное влияние; когда он решительно вторгается в их «силу», то создает своего рода ментальную дыру. Им так и не удалось войти с ним в контакт. Их Старшая уверена, что ты предопределен для этой работы, равно как и то, что тебе известно, что делать, когда ты туда попадешь.

— Наверное, мне снова придется метать копья, — усмехнулся Шенн.

— Тем не менее они считают, что ты способен выкурить оттуда трога, и не собираются менять свое решение.

— Я бы его выкурил, будь у меня бластер, — заметил Шенн.

— Они говорят, чтобы ты отправлялся туда без оружия.

— Да что им известно о нашем оружии или об оружии трогов? — возмущенно воскликнул Ланти.

— Он не вооружен, — снова до мозга Шенна долетели слова виверна. — И поэтому он страшно боится. И этот страх разрушает его. С тех пор как у него нет оружия, он замкнут в тюрьму своих собственных страхов.

Шенн подумал, что взрослый трог, даже невооруженный, не такая уж легкая добыча. Его тело покрыто роговистым панцирем, лапы вооружены острыми когтями, а если вспомнить о всесокрушающих жучиных жвалах… К тому же он одного роста Шенном. Нет, даже невооруженный, трог смертельно опасен.

Пока Шенн размышлял о троге, вдруг его подхватило волной, которая принесла его к нижней челюсти острова-черепа. Вместе с Шенном она поднялась выше зубообразной скалы и бросила его к носовому отверстию черепа, то есть прямо к входу во вражеское убежище.

Вокруг Шенна то и дело раздавалось клацанье, а мимо его проносились встревоженные птицы, явно возмущенные его вторжением на их территорию. И когда они налетели на него и стали больно избивать крыльями и яростно впиваться клювами в его тело, Шенн обрадовался, что наконец добрался до этой необычной «двери» и поспешно нырнул туда. Шенн оглянулся. Он не увидел дыры в скале, возле которой остался Торвальд, и не чувствовал никакой ментальной связи с офицером. Он не на шутку испугался. Выходит, их надежда на связь потерпела крах.

Он медленно и неохотно двинулся вперед. Вскоре его глаза привыкли к полутьме, и теперь терранец получил первую помощь от виверн: зеленый кристалл, точно такой же, как те, что изображали звезды на потолке пещеры. Соорудив незамысловатую петлю, он подвесил кристалл к ремню, чтобы ничем не занимать руки. Затем в последний раз вдохнул полные легкие свежего морского воздуха и стал углубляться в недра черепа.

Стоило ему отойти на несколько футов от внешнего мира, как в нос ударило страшное зловоние. Это был запах встревоженных и поднятых со своих гнезд клацающих птиц. Несмотря на издаваемую ими вонь, Шенн почувствовал еще какой-то запах, сильный и очень устойчивый, словно ветер с моря никак не мог выветрить его, а если и выветривал, то он постоянно возвращался на свое место, создавая эту невыносимую атмосферу. Под подошвами сапог хрустели мелкие косточки, и, не обращая на них внимания, Шенн двинулся дальше. Зеленоватый свет, излучаемый кристаллом, освещал ему дорогу. И этот свет был совершенно непохожим на свет фосфоресцирующих кустов, поэтому Шенна и не поглотила целиком кромешная тьма.

По мере его продвижения пещера быстро сужалось, пока не превратилась в щель, точнее, в узкую трещину. Словно кто-то размозжил этот гигантский череп, оставив на нем трещину. Шенн осторожно шел вперед, останавливаясь через каждые несколько шагов. Теперь до него снова донеслось клацанье и пронзительные крики. Он решил, что наскальный «оркестр» снова чем-то встревожен. Волны ударяли о череп с такой силой, что он вибрировал изнутри. Шенн прислушался, нет ли кого-нибудь рядом, одновременно проверяя, насколько силен зловонный запах, выдающий присутствие затаившегося трога.

Когда Шенн наконец повернул в узкий коридор и увидел огромную трещину, сквозь которую пробивался дневной свет, он выхватил шокер. Даже самый сильный залп из шокера не сможет полностью парализовать трога, но он сможет несколько замедлить его нападение.

Внезапно Шенн увидел красные огоньки. Они то и дело вспыхивали. Глаза? А вдруг эти глаза принадлежат обитателям скал, которых так ненавидели ведьмы? Впереди Шенн заметил множество таких огоньков. Шенн снова обратился в слух, надеясь услышать какой-нибудь знакомый ему звук.

Но прежде чем он услышал звук, до него донесся отвратительный запах. Теперь его проводником стало жуткое зловоние, от которого Шенна чуть не вырвало. Расщелина завершилась небольшим замкнутым пространством. Из-за ограниченного света, испускаемого кристаллом, Шенн не смог рассмотреть противоположную стену помещения. И тут в слабом свете он увидел свою добычу.

Трог не встал, готовый к опасности, а только еще крепче прижался к стене. Он даже не пошевелился, когда Шенн стал к нему приближаться. Шенн задумался о том, заметил ли его жук? Он шел очень осторожно. И вдруг круглая голова с выпученными глазами едва повернулась, жвалы отвратительного разверстого рта задрожали. Да, безусловно, трог увидел его.

Но по-прежнему трог не шевелился и даже не попытался подняться, чтобы броситься на терранца. И тут Шенн увидел упавшую глыбу, придавившую членистую лапу трога к каменному полу. Вокруг пленника валялись останки его жертв, маленьких изуродованных существ, которые решили поживиться беспомощной жертвой и сами оказались убитыми трогом, который метал в них камни, единственное его оружие…

Шенн спрятал шокер в кобуру. Ему стало ясно, что трог беспомощен и не сможет дотянуться до него. Он попытался мысленно сконцентрироваться, чтобы обрисовать сцену, явленную его взору и каким-то образом передать ее Торвальду или ведьмам. Ответа не было. Ему оставался один-единственный выбор действий.

Терранец сделал известный во все времена дружеский жест, показав трогу безоружные руки, обратив к нему пустые ладони. Трог даже не пошевелился в ответ. Ни одна из его верхних лап не сдвинулась с места; его когти по-прежнему лежали на мелких камнях. В любой момент трог был готов швырнуть камень в Шенна. Все знания Шенна из истории встреч с чужаками не включали в себя такого непонимания — или нежелания понимать — этого приветственного жеста, означающего, что ты не вооружен, а значит, не желаешь нанести вред собеседнику. Похоже, трогу было совершенно все равно. Шенн еще раз оглядел множество трупов, валяющихся вокруг, и еще раз убедился в правильности рассказов о необычайной меткости трогов. И он представил себе, что один из камней запросто может угодить ему в голову и удар окажется для него роковым. И все же он послан сюда, чтобы освободить трога и изгнать его с территории вивернов.

От трога исходило такое зловоние, что Шенн закашлялся. Как ему не хватало сейчас росомах, которые сумели бы отвлечь врага на себя! Но на этот раз их появлению явно мешало присутствие диска. А Шенн не мог стоять здесь вечно и пялиться на трога. Оставался шокер. Жизнь в Трущобах научила любого человека, побывавшего там, быстро принимать решения, ибо каждый думал только об одном — о выживании. А это значило, что ты должен быть более быстрым и метким стрелком. И сейчас рука Шенна отработанным много лет назад движением метнулась к шокеру.

Сильный парализующий луч устремился прямо в голову трога, прежде чем тот сумел угодить камнем Шенну в плечо. Онемевшая рука терранца тут же выронила оружие. А второй камень выпал из разжавшихся когтей трога. Он попытался дотянуться до него, но его движения уже стали замедляться.

Шенн, с повисшей от удара рукой, быстро двинулся вперед и уперся плечами в каменную глыбу, удерживавшую трога. Трог снова прицелился Шенну в голову, но его движения были настолько медленными, что Шенн легко уклонился от летящего в него камня. Глыба сдвинулась и перекатилась по полу. Шенн тут же поспешил оказаться вне досягаемости броска со стороны противника, возвратился ко входу в пещеру, по пути остановившись, чтобы поднять свой шокер.

Трог очень долго не подавал признаков жизни. Он полулежал без движения; его затуманенные мозги работали еле-еле. Спустя некоторое время трог немного приподнял туловище и попытался встать, не используя поврежденную камнем лапу. Шенн напрягся в ожидании нападения. Что же теперь будет? Откажется ли трог идти? Если так, что ему с ним делать дальше?

Внезапно он ощутил послание, дошедшее до самых глубин его мозга. Но первоначальная радость Шенна, вызванная первым контактом, тотчас же исчезла.

— Корабль трогов… наверху.

Трог отделился от стены и, сильно хромая, направился к Шенну или, вероятно, только к выходу. Сжимая в левой, здоровой руке шокер, терранец начал отступать. По пути он вновь старался войти в телепатический контакт с Торвальдом. Ответа не было. Тогда он начал пятиться задом, стараясь как можно глубже уползти в расщелину. Он пятился, не желая оказаться к трогу спиной. Враг наступал столь решительно, насколько ему позволяла изуродованная лапа. Шенн понял, что трог стремится вырваться во внешний мир.

Корабль трогов наверху… Могли пленник пещеры каким-то способом призвать своих соплеменников на помощь? И что, если его, Шенна Ланти, захватят в плен? Это может сделать либо пленный трог, либо те, кто прилетел на корабле. Он уже не ожидал никакой помощи от колдуний, а что мог сделать Тор-вальд? Практически ничего… Сзади, у входа в носовую полость черепа, он услышал звук… И этот звук никогда не издавали ни клацающие птицы, ни вечно бушующее море.

Глава 17 ПРАВОСУДИЕ ТРОГОВ

Кислый, омерзительный смрад был настолько сильным, что желудок Шенна опять не выдержал. Он повернулся на бок, и его долго, натужно рвало, пока кислый запах его рвоты не перебил встречное зловоние, исходившее от летального аппарата противника. Шенн почти не помнил, как оказался в этом месте; его тело представляло собой сплошной комок нестерпимой боли, словно его обожгло. Обожгло! Неужели троги вырубили его своими энергетическими лучами? Последнее, что он помнил, — это свой поспешный спуск из расщелины скалы-черепа. Трог тогда находился совсем близко. И еще… и еще звук, донесшийся от входа в расщелину!

Он — пленник трогов! Шенном овладел ужас, вдвое сильнее боли и тошноты. Он знал, что троги никогда не оставляли терранцев в живых, когда те попадали в их лапы, и старались покончить с их существованием как можно быстрее. Обычно троги уничтожали терранцев прямо на месте. Но Шенн чувствовал, что его руки были стянуты за спиной и замкнуты каким-то сложным замком и это приспособление совсем не походило на специальные пластины-наручники, используемые для укрощения преступников.

Шенн лежал в крошечном помещении, напоминающем кукольный домик. Вокруг стояла кромешная тьма. Но легкая вибрация пола и перегородок возле него говорили о том, что корабль находится в полете. Шенн решил, что корабль врага может лететь только в двух направлениях: или к разрушенному лагерю, или к своему кораблю-носителю. Если гипотеза Тор-вальда верна и троги захватили терранца, чтобы выманить к себе корабль, то они направляются к лагерю.

И как любой человек, оставшийся в живых, Шенн не потерял надежду и думал теперь о лагере. Ведь для него попадание в лагерь означало пусть слабую, но возможность побега. Если он окажется на поверхности Колдуна, то он может попытаться сбежать; если же троги отправят его на корабль-носитель, то шансы побега равняются нулю.

Торвальд… и ведьмы! Может ли он ожидать от них хоть какой-нибудь помощи? Шенн смежил веки в полной темноте и попытался наугад послать телепатический сигнал на диск офицера или той ведьмы, с которой он разговаривал о Траве и делился снами. Шенн изо всех сил сконцентрировал свои мысли на юной ведьме, вызывая из памяти каждую деталь ее внешности, замысловатых узоров, драгоценностей, на ее изящных хрупких руках, но что-то иное закрывало ее прекрасные черты. Мысленно он видел ее, но она являлась ему в виде безжизненной куклы и, конечно же, полностью лишенной своей волшебной силы.

Торвальд… На этот раз Шенн старался выстроить в уме изображение офицера, стоящего у того окна, сжимающего в руке диск и прищуривающегося от ярких лучей солнца, падающих на его рыжеватые волосы и бронзовую от загара кожу. Эти серые глаза, порой холодные как лед, эти крепко стиснутые зубы, когда Торвальд ставил ловушку…

И вдруг Шенн ощутил контакт! До него дошло нечто, напоминающее очень скверно настроенное трехмерное изображение. Во всяком случае, то, что он мысленно увидел, было намного расплывчатее и неяснее изображений, показанных ему юной ведьмой. Но контакт все-таки был! И Торвальду тоже известно об этом.

И снова Шенн попытался полностью восстановить тонкую нить своего сознания. Теперь, уже спокойно, он еще раз создал изображение Торвальда, постепенно добавляя к нему различные упущенные до этого подробности, извлекаемые им из памяти; совсем крохотные, ибо до сих пор, ему казалось, он их не замечал. К примеру, тонкий стрелообразный шрам возле основания шеи офицера, кончики его волос, чуть вьющиеся у своих концов, совершенно прямую глубокую морщинку-упрямца, появляющуюся между бровями Торвальда, когда тот в чем-то сомневался. Шенну удалось воссоздать его облик настолько отчетливо, что теперь Торвальд словно воочию предстал перед ним, как Бревно или Трав в туманной иллюзорной мгле.

— …где?

К этому времени Шенн уже был готов к приему любых сообщений от друзей. Он не позволял мысленному образу Торвальда разлететься вдребезги из-за волнения, вызванного неожиданной удачей выхода на связь.

— Корабль трогов, — вслух отвечал он снова и снова, стараясь не упустить из мыслей образ офицера.

— …будет…

Лишь одно слово! Нить между ними снова оборвалась. Только теперь Шенн стал ощущать перемену в вибрации летального аппарата. Они садятся? Но где? Пусть же это будет лагерь! Это должен быть лагерь!

Посадка проходила очень мягко, и Шенн не чувствовал никакой вибрации. Единственное, что он понимал, — это то, что корабль приземляется именно на поверхность планеты, но пока еще находится в воздухе. И лишь спустя несколько секунд он приземлился. Шенн, напрягшись всем своим избитым телом, ожидал следующего шага со стороны захватчиков.

Он продолжал лежать в кромешной темноте, еле сдерживая тошноту от жуткого зловония, распространяющегося по всей его каютке. Сейчас он был слишком взволнован, чтобы пытаться связаться с Торвальдом. Когда его глаза наконец привыкли к темноте, он увидел над головой наглухо запечатанный люк и с нетерпением взирал на него… как вдруг чуть не ослеп от яркого света. Чьи-то когти больно подхватили его под мышки и начали вытаскивать наверх, отчего его обессилевшее тело моталось из стороны в сторону. Его проволокли через короткий коридор и вытащили из корабля, потом грубо швырнули на твердую землю и потащили куда-то. У Шенна создалось впечатление, что с него сдирают кожу, и он чуть не заорал от боли.

Теперь терранец лежал на спине, и, пока его глаза привыкали к яркому свету, он увидел над собою врагов. Троги встали в круг и внимательно рассматривали его, заслоняя своими жукообразными головами небо. Чудовищные жвала одного из них зашевелились, и он издал странный щелкающий звук. И снова когти подхватили Шенна под мышки, и его рывком подняли на ноги.

Теперь трог, отдавший приказ, подошел к Шенну поближе. Его лапы с грозными когтями сжимали небольшой металлический обод, обмотанный тонкой проволокой, от которого паутиной исходили ярко сверкающие на солнце нити. Трог поднял обод ко рту Шенна и несколько раз щелкнул своими жвалами, и тут до Шенна дошли едва различимые, сказанные на основном галактическом слова:

— Ты — мясо для трогов!

Сперва Шенн задумался о том, понимать ли слова жука буквально. Или у трогов это считалось традиционным обращением к пленникам.

— Делай, что сказано!

Это уже было достаточно понятно, тем более что терранец не видел иного выхода из создавшейся ситуации. Но Шенн сделал вид, что не понял ни одной из этих двух коротких фраз. Вероятно, противники и не ожидали от него ничего другого. Трог, который поднял его на ноги, продолжал удерживать его подмышками, но все его внимание сосредоточилось на радиопередатчике.

Из корабля трогов вышла вторая группа. В ее середине шел грог, хромой и невооруженный. И хотя он смотрел не на Шенна, а на другого трога, Шенн догадался, что это — пленник пещеры. И к удивлению Шенна, все указывало на то, что хромой грог' угодил из одного плена в другой и вызывал у своих собратьев явную неприязнь. Почему?

Трог, хромая, подошел к их лидеру, стоящему возле передатчика, и троги, охраняющие его, отошли назад. И снова защелкали жвала, потом другие — в ответ; и хотя Шенн ничего не понимал, он ощутил перемену в тоне «разговора». В одном месте рапорта (если подобное щелканье жвалами можно назвать рапортом) Шенн уловил, что «разговор» коснулся его, поскольку раненый трог указал когтистой лапой на Шенна. Но эта своеобразная конференция закончилась довольно быстро, причем таким образом, что Шенн долго не мог прийти в себя от потрясения.

Двое охранников выступили вперед, схватили раненого трога за лапу и потащили его на площадку за приземлившимся кораблем. Оставив его там, они быстро возвратились к лидеру. Офицер отдал команду. Мгновенно троги выхватили бластеры, и чем-то не угодивший трог в муках и корчах отправился на тот свет от мощных ударов энергетических лучей. Шенн затаил дыхание. Нельзя сказать, что ему нравились троги, но подобная казнь превзошла своей жестокой несправедливостью все хладнокровные убийства, которые довелось ему повидать на своем веку. Такой тупой жестокости он не встречал даже в Трущобах Тира.

Превозмогая боль и тошноту, он смотрел на уходящего офицера трогов. А спустя несколько минут он шел за другими трогами к зданиям лагеря, некогда принадлежащего терранцам. Еще через минуту он осознал, что его ведут именно к зданию радиорубки, где от него потребуют связаться с кораблями, проходящими через солнечную систему, а также с патрулем. Да, Торвальд оказался прав; человек им понадобился для радиосвязи. Чтобы таким образом замаскировать следы своего пребывания на Колдуне, а потом заманивать корабли в расставленную ими ловушку.

Шенн понятия не имел, сколько времени он провел у виверн. Корабль-носитель с ничего не подозревающими пассажирами мог уже находиться в системе Цирцеи и маневрировал для выхода на орбиту Колдуна, получив опознавательный сигнал и запросив радиосигнал для подтверждения посадки. Во всяком случае, именно этого и добивались троги. Только вот на этот раз им крупно не повезло. Ибо они захватили в плен человека, который даже при всем желании не смог бы им помочь. Множество сложнейших приборов, датчиков и панелей с мерцающими лампочками были для Шенна совершеннейшей загадкой. У него не было ни малейшего представления о том, как включить эти механизмы, и, даже если бы ему это удалось, он не знал правильного кода, чтобы выйти в эфир.

Он чувствовал, как страх овладевает всем его естеством, пронизывая с головы до пят его избитое и измученное тело. Он не сомневался, что троги ни за что не поверят ему. Они сочтут его незнание упорным отказом сотрудничать с ними. И то, что с ним произойдет, будет вне пределов человеческой стойкости. Сможет ли он блефовать… хотя бы некоторое время? Допустим, он выиграет какое-то время, но разве это поможет ему избежать неизбежного. И все-таки лучик надежды не угасал. И эта надежда основывалась на внезапном контакте с Торвальдом. Что и заставило его попытаться сблефовать.

С тех пор как троги захватили лагерь, в радиорубке произошли некоторые перемены. На полу стоял продолговатый ящик, а из его крышки торчали во все стороны какие-то странные трубки. По-видимому, этот ящик, принадлежащий трогам, был эквивалентом снаряжения терранцев, которое лежало на широком столе напротив двери.

Начальник трогов указал на передатчик.

— Ты вызовешь корабль! — приказал он.

Шенна грубо швырнули в кресло радиста и заломили его забинтованную руку за спину так, что ему пришлось наклониться вперед, чтобы вообще удержаться на сиденье. Затем притащивший его трог грубо надел ему на голову шлемофон с наушниками и микрофоном.

— Вызывай корабль! — проскрипел вражеский офицер.

Итак, время пошло. Теперь настал момент блефовать. Шенн покачал головой, надеясь, что этот отрицательный жест понятен всем существам в космосе, включая трогов.

Выпуклые глаза трога пристально всматривались в движение п о губ. Затем передатчик поднесли Шенну прямо ко рту. Шенн повторил свои слова, услышав серию щелчков, издаваемых трогами, и стал ждать. Теперь очень многое зависело от реакции трога-офицера. Станет ли он без долгих рассуждений настаивать на своем приказе или все-таки поймет, что не всем терранцам известен этот код, и потому он не сумеет вбить в голову пленника сведения, которые тот никогда не знал? Причем будет ли он применять при этом физическую силу или наоборот?

По-видимому, в мыслях офицера верх взяла логика. Своими огромными жвалами он поставил передатчик на место.

— Когда корабль вызовет — ты ответишь — готовь губы говорить! Скажешь здесь беда — нужна помощь! Человек кода мертв — ты вместо него. Я слышу. Скажешь не то — ты умираешь, ты очень долго умираешь. Все это время будет боль.

Все предельно ясно. Только бы выиграть хоть немного времени! Но сколько? Ведь он не знает, когда их вызовет прибывающий корабль. Похоже, троги надеются именно на это. Шенн облизнул пересохшие губы. Он не сомневался, что старший трог выполнит свою угрозу. Только долго ли проживет после Шенна тот же трог, если Шенн передаст сигнал бедствия? В дальних перелетах корабль-носитель всегда сопровождает патрульный корабль, особенно теперь, когда в этом секторе космического пространства часто разбойничают троги. Стоит Шенну поднять тревогу, о ней тотчас же узнают на патрульном корабле. И тогда на Колдун немедленно высадится карательный отряд. Троги заставят своего пленника пожалеть о своем опрометчивом поступке. А потом, когда прибудет патрульный корабль, то каратели уничтожат на Колдуне всех до одного — и пленников, и их захватчиков.

Что ж, если его последний шанс таков, он сыграет свою роль. Троги все равно его прикончат, в этом Шенн не сомневался ни на йоту. Они никогда не держали терранцев в плену слишком долго. Они просто убивали их. Да, он погибнет, но по крайней мере заберет с собой на тот свет это дьявольское жучиное гнездо! Не то чтобы эта мысль приглушила страх, делающий его слабым и бестолковым. Шенн Ланти был достаточно крут, чтобы постоять за себя в Трущобах Тира, но выступить с открытым вызовом против трогов, как герой, — это гораздо серьезнее! Он понимал, что у него не получится устроить яркое, незабываемое представление; он был бы рад, если удастся умереть без мучений.

В радиорубке появились еще двое трогов. Они направились к противоположному концу стола с оборудованием, часто останавливаясь по пути, чтобы свериться с пленками, на которых были записаны переговоры терранцев. При этом они пытались приспособить их к своему оборудованию. Они работали медленно, но со знанием дела, проверяя каждую пленку. Они явно готовились заманить в ловушку большой корабль-носитель и, когда он приземлится, удерживать его до тех пор, пока он не станет совершенно беспомощным здесь, на Колдуне. Шенн думал о том, как они намереваются захватить корабль, когда тот приземлится.

Корабли-носители вооружены для сражений на земле, а не в космосе. И хотя они пойдут на радиолуч, выпущенный из лагеря, они готовы к любым неприятным «сюрпризам», ожидающим их на поверхности планеты. Подобное уже случалось в истории Службы изысканий. Троги же считают свое оружие самым мощным, то-то их распирает от самоуверенности! Но способны ли они справиться с патрульным кораблем, всегда готовым к бою?

Троги-техники проверили последние записи и приборы и что-то проскрипели офицеру. Прежде чем те ушли, тот отдал приказ охраннику Шенна. На голову терранца накинули проволочную петлю, затем вторая петля крепко захватила его грудь, и Шенна буквально вырвало из кресла. Он закричал от боли. Затем на него набросили еще две петли, и после он остался в радиорубке один в весьма неудобной позе.

Все попытки высвободиться из металлических пут оказались тщетны. Каждое его движение сопровождалось жуткой болью, ибо стоило ему пошевелиться, как проволока еще сильнее впивалась в тело. Шенн закрыл глаза и попытался сконцентрироваться так же, как он делал это для того, чтобы обнаружить корабль трогов. Если бы ему удалось снова связаться с ведьмой! И немедленно! Тем более что пока у него было на это время.

Он опять выстроил ментальный образ Торвальда, не забыв ни одной подробности, как это делал, будучи на корабле трогов. И теперь, с этой единственной мыслью в голове, он попытался ухватиться за их невидимую связующую нить. Неужели расстояние между лагерем и городом, опоясанным морем, слишком велико для связи? А вдруг троги бессознательно стирали все мысленные указания колдуний, когда те послали его освободить пленника со скалы-черепа?

На его всклокоченные волосы падали капли воды, и каждая капля словно жалила его воспаленную кожу. Собрав все свои силы воедино, он стоял под этим душем, чувствуя себя так, словно долго и упорно работал на солнцепеке, причем со скоростью, недоступной человеческому телу.

Торвальд…

Торвальд! Но офицер не стоял возле окна, опираясь о подоконник в комнате вивернов. Торвальд стоял за его спиной на фоне буйной аметистовой растительности Колдуна. Этот новый образ показался Шснну настолько отчетливым, будто сам он находился всего в нескольких футах от него. Вот и Торвальд, а рядом с ним и росомахи, с одной стороны — Тагги, с другой — Тоги. За спиною Торвальда, сверкая на солнце драгоценными узорами, выстроились ведьмы.

— Где?

Это спросил офицер, отрывисто, ясно, по-военному четко — настолько отчетливо пронеслось это слово по всей радиорубке.

— В лагере! — заорал Шенн в ответ, отчаянно опасаясь, что связь снова оборвется.

— Они хотят, чтобы я вызвал корабль-носитель, — прибавил он, на этот раз тише.

— Когда?

— Не знаю. У них есть специальное оборудование для контакта. Я им сказал, что здесь повреждения, и им известно, что я не знаю кода.

Единственное, что он видел теперь, — это лицо Торвальда: напряженное, строгое, задумчивое. Глаза офицера сверкали холодными, стальными искрами, отчего выражение его лица стало такое же безжалостное, как у главного трога. Шенн решил сообщить, что он собирается предпринять.

— Я предупрежу корабль, чтобы он уходил; пусть они пришлют патруль.

На лице Торвальда не отразилось ровным счетом ничего.

— Держись, сколько сможешь! — произнес он.

Он сказал это довольно холодно, и в его тоне не ощущалось обещание прийти на помощь. Ничего, на что так надеялся Шенн. И все-таки сам факт, что Торвальд вышел из города колдуний, уже о чем-то говорил. К тому же Шенн вспомнил про буйную растительность за его спиной. Такое разнотравье можно встретить только на материке. И еще Шенн понял, что на берегу не только Торвальд, но и виверны. Неужели офицер сумел убедить ведьм Колдуна пренебречь их политикой невмешательства в чужие дела и присоединиться к нему для нападения на лагерь трогов? Однако Шенн не заметил в голосе офицера обещания помощи, он даже не понял, к нему ли движется спасательный отряд. И все же он не сомневался, что они идут к нему на помощь.

В дверях послышался шум. Шенн открыл глаза. Вошли троги. Один направился к передатчику, двое других — к Шенну. Он снова закрыл глаза, чтобы в последний раз попытаться связаться с терранцами. В эту попытку он вложил всю свою оставшуюся энергию и волю.

— Кораблю на орбите. Здесь троги.

Лицо Торвальда исчезло в туманной дымке, когда сокрушительный удар в челюсть отдался в голове Шенна с такой силой, что он оглох, а из глаз заструились слезы. В эти страшные минуты он видел перед собой трогов — одних только трогов. И один из них держал передатчик.

— Говори!

Поросшая жесткими волосками лапа, состоящая из трех членов, протянулась через его плечо, опустила рычаг, надавила на кнопку. В голове Шенна, превратившейся в одно огромное ухо, прогремел протяжный воющий звук — передатчик заработал. Когтистая лапа сунула микрофон прямо ему в губы, одновременно с этим паутинчатая антенна передатчика повернулась в нужном направлении.

Шенн затряс головой, морщась от боли. Треск от входящего кодового сигнала, казалось, разбивал его голову на части. Трог с передатчиком держал второй наушник возле своего уха. Когти охранника пребольно впивались Шенну в плечо, словно напоминая, что его ждет в случае неповиновения.

Треск кодового сигнала продолжался, когда Шенн лихорадочно думал: «Вот оно что! Он должен послать сигнал о бедствии, а потом троги претворят в жизнь угрозу своего офицера…» Шенну казалось, что он уже не способен ничего понять как следует. Словно неимоверные усилия связаться с Торвальдом уничтожили часть его мозга, поэтому теперь он почти что ничего не соображает. И это как раз в тот момент, когда он должен мобилизовать весь свой разум!

Происходящее в радиорубке выглядело неестественна и жутко. Шенн видел нечто подобное тысячи раз в фантастических фильмах… герой-терранец, которому угрожают пришельцы, пытается спасти… спасти…

А вдруг из какого-нибудь фантастического фильма, которые он жадно пожирал глазами в далеком детстве, он сумеет выудить частичку забытой информации?

И Шенн начал говорить в микрофон, поскольку кодовый сигнал перестал трещать в его голове. Он медленно формировал слова, причем использовал терранские слова, а не основной космический язык.

— Вызывает Колдун… опасность… связист мертв.

Его прервал другой код, прорвавшийся сквозь беспредельный космос. Когти охранника впились в его обнаженное плечо в угрожающем предупреждении.

— Вызывает Колдун… — повторил Шенн. — Нужна помощь…

— Кто вы?

Вопрос пришел на основном галактическом. На борту корабля-носителя всегда имелся список всех изыскателей из планетарной команды.

— Ланти, — выдохнул Шенн. Когти настолько глубоко впились ему в плечо, что он уже наверняка знал, что последует дальше.

— Майский день! — отчетливо проговорил он, отчаянно надеясь, что некто в рубке управления корабля на орбите, все же поймет истинное значение этих древних позывных, означающих полную катастрофу. — Майский День… жуки… здесь и вокруг!

Глава 18 КОНЕЦ БУРИ

Шенн не получил ответа с корабля-носителя; он слышал лишь монотонное гудение радиосвязи, по-прежнему открытой между его радиорубкой и контрольной каютой, находящейся в сотнях тысячах миль над планетой Колдун. Терранец дышал медленно, глубоко, чувствуя, как когти трога начинают разрывать его плоть. Но Шенн продолжал дышать полной грудью. Вдруг, словно перерезанное ударом ножа, гудение прекратилось. Контакт исчез. У Шенна еще оставалось время испытать чувство пусть небольшой, но победы! У него получилось. Он сделал это. Он вызвал подозрение у команды корабля-носителя.

Когда же офицер трогов проскрипел приказ о том, чтобы техники заняли места у луча-маяка, Шенн испытал еще большую радость. Должно быть, жук принял обрыв связи за обычное в космосе происшествие; он по-прежнему надеялся, что корабль терранцев угодит в его когти.

Однако передышка Шенна оказалась очень короткой. Ему ее хватило на несколько полных вдохов. Трог, следящий за лучом-маяком, наблюдал за своими контрольными приборами. И вот он что-то доложил своему начальнику, который резко повернулся к пленнику и пристально вгляделся в его лицо. Хотя Шенн не разбирался в выражениях «лиц» у жуков, ему не понадобилось ломать голову над тем, какие чувства испытывает его враг. Узнав, что пленник каким-то образом обманул его, главный трог теперь обдумывал, как более безжалостно воплотить в жизнь свою угрозу.

Когда же прибудет патруль? Его команду всегда использовали в экстренных ситуациях, и скорость патрульных в три или четыре раза превышала скорость неуклюжих кораблей-носителей. Если трогов не уничтожить сейчас, не застать их врасплох…

Проволочная веревка, удерживающая Шенна в кресле, ослабилась, и, стиснув зубы от боли, он дожидался, пока восстановится кровообращение в его онемевших членах. Троги рывком поставили его на ноги, лицом к двери, и толкнули его вперед с такой силой и злобой, что Шенн понял: скоро ему конец.

Наступали сумерки, и Шенн с тоской вглядывался в каждую тень, проскользнувшую во мраке, хотя теперь он потерял всякую надежду о спасении. Если бы он смог вырваться из лап охранников, то по крайней мере заставил бы жуков хорошенько побегать.

Он видел, что лагерь опустел. Вокруг не было ни души, даже троги не мелькали среди заброшенных строений. В самом деле, Шенн не заметил ни одного трога, кроме его конвоиров, вытолкнувших его из радиорубки. Ну конечно! Наверняка остальные враги сидели в засаде, ожидая корабль-носитель. А где же корабль трогов? Или корабли? Должно быть, они тоже в укромном месте. А единственное укрытие для их кораблей — наверху, в воздухе. Значит, несмотря на возможность быстро ретироваться, троги все-таки не воспользовались ею.

Да, враги могли уйти на противоположную сторону планеты и таким образом избежать первого обстрела с патрульного корабля. Однако они могли просто находится где-то поблизости, чтобы неожиданно наброситься на патруль во время его высадки. Таким образом жуки могли бы продлить себе жизнь на несколько часов, возможно — на несколько дней, но в действительности с ними было покончено уже с того момента, когда прервалась связь с кораблем-носителем. Шенн не сомневался, что тот офицер-терранец все-таки понял его.

Его грубо волокли к реке, по которой они с Торвальдом когда-то бежали от лагеря. Двигаясь сквозь туман, Шенн выхватил взглядом еще один хорошо вооруженный отряд трогов. Он промаршировал мимо, отчего Шенн предположил, что трогам еще не известно о поднятой им тревоге. Но насчет их кораблей он оказался прав, поскольку не заметил ни одного летательного аппарата на импровизированной взлетной полосе. Шенн чувствовал себя так, словно взвалил на себя тяжеленный груз. В лучшем случае он сможет немного задержать тех трогов, которым доверили его охрану; в худшем мог заработать энергетический луч из бластера, что было бы намного лучше долгой мучительной смерти, обещанной ему их командиром. Он с трудом передвигал ноги, хромал, то и дело падал на выжженную траву. И тотчас же раздавалось недовольное щелканье, и Шенна поднимали с земли грубым ударом когтистой лапы, от которого он даже не пытался увернуться. Когда он в очередной раз повалился ничком, то уже не поднялся, несмотря на неистовые тычки и удары.

Притворившись, что потерял сознание, Шенн прислушивался к недоступным для его разума щелчкам, которыми обменивались стоящие над ним конвоиры. Теперь его будущее зависело только от силы ярости офицера. Если жуку очень хочется исполнить свою угрозу, то он отдаст приказ доставить Шенна на корабль. Но с таким же успехом с ним могли покончить прямо сейчас.

Снова Шенн ощутил боль от вонзившихся в него когтей. Его положили на роговистый панцирь одного из охранников, узы на его запястьях расстегнули, затем его онемевшие руки вытянули вперед, чтобы он мог обхватить своего конвоира. Так он и лежал, совершенно беспомощный, закрывая своим телом выгнутую спину охранника.

В сгустившихся сумерках тускло мерцали кусты и деревья, едва освещая им дорогу своим призрачным светом. Шенн не мог определить количество врагов, встречающихся ему по пути. Но он не сомневался, что все вражеские корабли наверняка пусты, если не считать пилотов; тогда как другие троги переправились из своей базы-укрытия на какую-нибудь из планет ситсемы Цирцеи.

Единственное, что он мог рассмотреть из своего неудобного положения, — это спину несущего его трога. Но до него доносился шорох жукообразных тел, переправляющихся через берег реки. Противники направлялись в укрытие, и их крапчатые панцири полностью сливались с берегом. Во всех действиях трогов чувствовался длительный опыт в подобных маневрах. Неужели они все-таки намереваются отбить нападение карательного отряда с патрульного корабля? Это было бы чистейшим безумием. Или, решил Шенн, они хотят заставить терранцев выйти на один из их главных кораблей, зависший где-нибудь высоко над планетой Колдун?

Охранник, несущий Шенна, неожиданно свернул от русла реки и понес Шенна на поле, служившее терранцам посадочной полосой, которое впоследствии превратилось в посадочную полосу для трогов. Они проходили мимо многочисленных отрядов жуков, шагающих в неизвестном Шенну направлении. Шенн заметил, что троги несут с собой какие-то громоздкие предметы, назначение которых не смог определить. Затем его без всяких церемоний сбросили на твердую землю, где он провалялся всего несколько секунд, прежде чем его швырнули на какую-то странную конструкцию. Шенн взвыл от боли, когда его обнаженные израненные плечи ударились об этот каркас, к которому его привязали в позе орла с распростертыми крыльями. После короткого скрипа-приказа конструкцию подняли и резким стремительным движением поставили вертикально. Теперь Шенн оказался в вертикальном положении, и снова прямо перед его лицом оказался трог с передатчиком. Так вот оно что! Шенн уже сожалел об упущенном крохотном шансе умереть как можно скорее. Если бы он по пути попытался бы напасть на конвоира, то возможно вынудил бы трога открыть по нему огонь из бластера. А теперь…

Страх, подобно непроглядному туману, обволакивал его, и этот туман был намного толще той зеленой иллюзорной дымки. Воспаленными глазами Шенн пристально посмотрел на командира трогов, понимая, что тот не поверит ни единому его слову, и чувствуя, что теперь, стоит ему солгать, главный трог выместит на нем всю свою злобу. Иными словами, последней надежды, за которую цеплялся Шенн, больше уже не существовало.

— Ланти!

Этот оклик взорвался у него в мозгу, словно бомба, причинив жуткую боль. Сквозь полупрозрачную пелену Шенн смотрел куда-то в сторону, мимо трога с передатчиком, прислушиваясь к своему разуму, только что получившему телепатическое послание. И от этого Шенн ощутил сильнейший шок.

— Я здесь! Торвальд! Вы где?

И тут второй, более настойчивый оклик раздался в мозгу несчастного пленника.

— Веди нас к месту назначения, и старайся держать нас подальше от поля. Но не очень далеко. Быстрее!

Место назначения… что подразумевал под ним Торвальд? Место назначения… Почему-то Шенн подумал о выступе, на котором он лежал, наблюдая за первой атакой трогов на лагерь.

И этот выступ, отчетливо врезавшийся в его память, теперь сформировался в его помутненном мозгу. Он напрягал все силы, чтобы не потерять это драгоценное изображение.

— Торвальд… — Снова его голос и его разум вторили друг другу. Однако на этот раз ответа не последовало. Неужели те слова означали то, что Торвальд и ведьмы двигаются вперед, посредством ослабевающей на расстоянии силы ведьм с планеты Колдун, которую можно использовать по желанию? Но почему они не движутся быстрее? И каким образом они надеются справиться пусть с убегающими, но целыми и невредимыми силами противника? Виверны даже не сумели обернуть свою силу против раненого трога, так как же они намереваются справиться с хорошо вооруженными трогами в поле? Если к тому же учесть, что все эти троги подняты по тревоге и готовы к бою?

— Ты умрешь — медленно, — проскрипел офицер трогов, и этот бесцветный, бесчувственный и лишенный всяких эмоций «голос» проник в самые дальние закоулки разума терранца. — Твои придут — увидят.

Так вот почему они притащили его на посадочную полосу! Распятый на каркасе Шенн служил страшным предупреждением для команды патрульного корабля. Тем не менее троги глубоко заблуждались, если думали, что, убив таким оригинальным способом одного человека, они отпугнут профессиональных карателей, приземлившихся на Колдуне для их уничтожения.

— Я умру, ты — следующий, — произнес Шенн, стараясь придать своему голосу вызывающие нотки.

Интересно, что ожидал от Шенна главный трог: что тот будет молить о пощаде или о скорой смерти? И трог снова произнес свою угрозу — прямо в паутину антенны. И его скрип преобразовался для Шенна в слова.

— Возможно, — сказал трог. — Е[о ты умрешь первым.

— Ну и пусть! — громко отозвался Шенн. Он пребывал на пороге неизбывной ярости, и последней каплей его терпения стали не слова главного трога, а послание от Торвальда. Если гот сможет поторопиться в этом крапчатом тумане, то он будет здесь очень скоро.

Крапчатый туман… Троги проходили совсем неподалеку от пего. Шенн сумел разглядеть, что за ними расстилается светлый прямоугольник посадочной полосы. Шенн смотрел туда вовсе не за тем, чтобы увидеть кого-нибудь из спасателей, прорвавшихся туда. И когда он все же увидел свой шанс, то не поверил своим глазам.

Пятна мертвенно-бледного, воскового свечения, исходящего от отдельных деревьев, кустов и стелющихся по земле растений, внезапно становились все больше и больше, распространяясь повсюду и собираясь в одно большое озеро из света. Из центра этого сконцентрированного света медленно появились закручивающиеся штопором туманные столбы, напоминающие усики. Словно из моря вылезло какое-то многорукое существо, опираясь своими придатками о водную гладь. Затем поток этого сверхъестественного света с яростью хлынул на посадочную полосу. Коснувшись ее, он не стал отступать, как вода во время отлива, а начал плескаться на поверхности. Неужели он и в самом деле видел это? Шенн никак не мог поверить, что это так.

Свет продолжал прибывать вес быстрее и быстрее, и его скорость увеличивалась с каждой секундой. Почему-то Шенн связал это явление с завесой иллюзий. Если это случилось на самом деле, рассуждал он, то не без причины.

Он услышал, как троги тревожно заклацали челюстями. Кто-то из них наугад выпалил из бластера в ближайшую к нему серую массу, напоминающую язык. Ярко-желтый заряд лишь скользнул по ней; светящаяся дымка поглотила заряд, но не рассеяла его на части. Шенн с трудом повернул голову, изнывая от боли, ибо ему мешал каркас. Тем временем туман пронесся по посадочной полосе со стороны лагерных строений, поглощая все на своем пути.

Примерно с полдюжины трогов бежали неуклюжими прыжками от реки, всем своим видом демонстрируя, что они в панике. Когда один из них внезапно налетел на невидимое препятствие и рухнул чуть ниже языка фосфоресцирующего света, то издал пронзительный вопль, тонкий и жалобный, и по-прежнему полный бессознательного животного ужаса.

Троги, окружающие конструкцию с привязанным Шенном, палили в туман из бластеров, сначала прицельно, затем наугад. Их переполняла ярость, когда они видели, что их заряды не причиняют никакого вреда этой темной матовой завесе, постепенно обволакивающей их. Из глубины тумана раздавались и другие звуки: шорохи, крики и пронзительные вопли. Среди воздушных завихрений возникали странные силуэты; возможно, некоторые троги взлетали в воздух. Но Шенну стало очевидно, что в этой непроницаемой завесе блуждают не только троги. Спустя несколько минут он уже не сомневался, что по меньшей мере три расплывчатых силуэта (причем все разные) преследуют пытающегося взлететь трога. Шенн заметил, что эти силуэты отгоняют трога от небольшой открытой площадки, на которой по-прежнему торчал каркас с совершенно беспомощным Шенном.

Троги окружали Шенна со всех сторон: небольшая группа, пришедшая от реки, и остальные, те, которые притащили его на поле. Постоянно сгущающийся туман заставил их собраться в небольшую, но очень плотную толпу. Случайно ли они столпились около него, дабы убедиться, что их пленник никуда не делся, или заняли последнюю линию обороны против тех, кто крался в непроницаемой мгле? К небывалому облегчению Шенна, ему показалось, что враги забыли о нем. Даже когда один из трогов прижался спиной к каркасу, к которому был привязан пленник, жук даже мельком не взглянул на беспомощную жертву.

Они продолжали отчаянно палить из бластеров во тьму. Затем один из трогов бросил оружие на землю, поднял лапы над головой и жалобно завыл, точно так же, как совсем недавно выл его товарищ. Потом он неуклюже побежал через туман, где внезапно, совсем рядом с ним материализовался чей-то силуэт, навсегда отрезав бежавшего трога от его собратьев.

Такая внезапная перемена ситуации деморализовала остальных. Командир трогов выстрелил в своих же подчиненных из бластера и мгновенно поджарил их энергетическим лучом. Однако трое уцелевших успели броситься в туман, прежде чем их настигла смерть от руки своего же офицера. Один из них резко повернулся и выстрелил в офицера, угодив ему в панцирь, отчего тот повалился на колени. Воспользовавшись этим, стрелявший тотчас же скрылся в тумане. Еще один упал на землю и с отчаянием замолотил по ней когтистыми лапами. Тем временем верные своему начальнику троги продолжали стрелять по блуждающим в тумане расплывчатым силуэтам, но ни во что не попадали. Третий трог помогал офицеру подняться.

Командир трогов, пошатываясь и спотыкаясь, вернулся к каркасу с подвешенным пленником; зловоние, исходящее от него, со всей силы ударило Шенну в ноздри. Но трог тоже не обращал никакого внимания на Шенна, хотя его мощные лапы, покрытые плотной роговицей, больно оцарапали пленника. Обхватив лапами голову, главный трог побрел прочь и вскоре исчез в темной дымке.

Когда туман поглотил офицера, Шенн точно почувствовал прилив свежих сил, а бледный полупрозрачный свет мощной волной расчистил участок, на котором возвышался каркас. Шенна тут же охватил пронизывающий до костей холод. Это было убийственное дыхание потусторонней жизни. Или смерти…

Шенн ослаб, силы покидали его, поэтому его тело повисло на веревках, голова упала на грудь. Внезапно он почувствовал влажное тепло, коснувшееся его холодной кожи, а в мозгу возникло ощущение чего-то знакомого и очень дружественного. Шенн глубоко вздохнул, но тотчас же его пронзила страшная боль, ибо он не мог до конца наполнить измученные легкие этим морозным воздухом тумана. Он открыл глаза и попытался поднять голову. Серый свет отступил, и, хотя бластер трога лежал у его ног, а второй — примерно в ярде от каркаса, Шенн не увидел поблизости ни одного жукообразного.

Вместо них он увидел стоящих на задних лапах росомах, которые радостно прижимались к его груди, как обычно требуя к себе внимания. И увидев Тагги и Тоги, Шенн осмелился поверить, что все это невероятное зрелище — истинная правда. Да, похоже, он был спасен.

Он заговорил. Тагги и Тоги тотчас же радостно заскулили в ответ. Туман медленно отступал. Повсюду на земле валялись троги и брошенное ими оружие.

— Ланти!

На этот раз голос раздался не в его мозгу, а донесся к нему из воздуха. Шенн попытался ответить, но в горле застрял комок, и ему удалось издать нечленораздельный квохчущий звук.

— Я здесь… — прохрипел он.

Из тумана к нему приближался еще один силуэт. Наконец Шенн узнал Торвальда, который, увидев пленника, устремился к нему как мог быстрее.

— Что они с тобой?..

Шенну хотелось смеяться, но из пересохшего горла снова раздался хрип. Он беспомощно пожимал плечами до тех пор, пока не смог выговорить несколько слов.

— …все-таки не сумели справиться со мной. Вы прибыли как раз вовремя.

Торвальд развязал проволоку, стягивающую руки пленника, и немного чуть отодвинулся, чтобы поймать Шенна, когда его тело подалось вперед. Шенн увидел распростертые руки офицера, готовые принять его в свои объятия. Наконец, очутившись на земле, Шенн почувствовал, что не способен удержаться на ногах. Хотя его мозг был чист и свеж, как никогда.

— Что случилось? — требовательно осведомился он.

— Сила, — ответил Торвальд, внимательно осматривая каждую его царапину, многочисленные порезы и ссадины. — Жукам так и не удалось заставить тебя работать на них.

— Расскажите, откуда взялся этот туман, что разогнал трогов? — с нетерпением в голосе спросил Шенн.

Офицер мрачно усмехнулся. Призрачный свет продолжал таять по мере того, как рассеивался туман, но Шенн уже достаточно хорошо видел, чтобы заметить на шее у Торвальда один из костяных дисков, принадлежащих крылатым ведьмам.

— То, что ты видел, — один из вариантов действия завесы иллюзий. Под ее влиянием ты встречался со своими старыми воспоминаниями. Как и я. Может показаться, что ни один из нас не сумеет вести себя хуже трогов. Ты не сумел сыграть роль галактического разбойника и не хранил в своем подсознании определенное количество личных страхов и не помнил всех врагов, встречающихся в твоей жизни. Мы же нашли способы высвободить их, и они просто-напросто призвали своих собственных демонов к порядку. Все равно в самом ближайшем времени справедливость восторжествовала бы. Это и произошло. Иначе говоря, у «силы» мощные кулаки, когда терранец начинает ей управлять.

— И вы научились?

— О, всего лишь чуть-чуть. К тому же со мной была могучая поддержка Старейших, и еще меня прикрывали самые опытные из колдуний. В некоторой степени я помогал создавать своего рода канал для концентрации их сил. В одиночку они умеют творить «чудеса»; с нами же их умение распространилось и на совершенно новые области деятельности. Сегодня ночью мы охотились на трогов, как одна дружная команда, и, — он улыбнулся, — охота прошла весьма удачно.

— Однако они никак не могли справиться с одним трогом, засевшим в черепе.

— Да. Непосредственный контакт с разумом трогов вызывает у них нечто вроде короткого замыкания. Я вышел с ними на связь; а они обеспечили меня тем, в чем я нуждался. Теперь у нас был один ответ трогам — только один. — Торвальд оглядел поле, заваленное трупами противников. — Мы можем убивать трогов. Возможно, когда-нибудь мы сумеем научиться и другой хитрости: как жить с ними. — Тут он резко вернулся в настоящее. — Ты связался с кораблем-носителем?

Шенн рассказал, что произошло в радиорубке.

— Я решил, когда оборвалась связь, что меня поняли.

— Что ж, пусть будет так, — кивнул офицер. — А теперь пойдем. — Он помог Шснну подняться. — Если патрульный корабль скоро прибудет сюда, мне бы не хотелось попасть под пламя из их сопел, когда они будут садиться.

Патрульный корабль прибыл. Бригада «чистильщиков» появилась со стороны уже восстановленного лагеря, ведя с собой двух уцелевших трогов. Оба машинально брели за своими конвоирами. Только об этом Шенн узнал позднее. Он заснул, заснул так глубоко, что не видел снов, а когда проснулся, то сперва озадаченно оглядывался по сторонам. Словно не понимал, где он и что с ним произошло.

Форма Службы изысканий с кадетскими лычками висела на стене, напротив его койки в казарме, которую он покинул… сколько же дней или недель прошло с тех пор? Форма сидела на нем как влитая. Но он снял знак различия звания, которое ему не было присвоено. Когда он осторожно вышел из казармы, то увидел нескольких патрульных. Рядом с ними стоял Торвальд, наблюдая за патрульным кораблем, вновь поднимающимся в утреннее небо.

Тагги и Тоги, волоча за собой цепочки, внезапно выскочили невесть откуда и буквально набросились на Шенна, выражая бурную радость по поводу его появления. Торвальд, должно быть, услышал их веселое урчание и, проводив взглядом точку, в которую превратился патрульный корабль, приветственно помахал Шенну рукой, приглашая подойти.

— Куда отправился крейсер?

— Уничтожить базу трогов и выбить их всех из этой системы, — ответил офицер. — Они их засекли — на Ведьме.

— А мы остаемся здесь?

Торвальд удивленно посмотрел на него. И четко, по-военному ответил:

— В настоящее время здесь нет ни одного поселения. Наша задача — образовать на Колдуне пока еще условную посольскую миссию. Патруль специально оставил здесь охрану.

Посольская миссия. Шенн переварил это сообщение. Да, разумеется, Торвальд, из-за своих налаженных связей с вивернами, останется здесь на этот раз в качестве дежурного офицера связи с местным населением.

И Торвальд продолжал:

— Мы не имеем права допустить ошибку во время контакта с любой разумной инопланетной расой, которую мы обнаружим и с которой сможем установить долговременное сотрудничество для обоюдной выгоды. И мы не позволим здесь разбоя и прочих безобразий!

Шенн кивнул. Конечно, это имело смысл. Как только на Колдун прибудет какая-нибудь чужеземная команда, то на этот раз Торвальд станет налаживать с ними дружественный союз, что предпочтительнее, чем подготавливать планету для принятия колонистов с Терры. Останется ли он с ними? Шенн решил, что нет; похоже, что и росомахи больше здесь не понадобятся.

— Разве вы не знаете устав? — резко спросил Торвальд, пристально глядя на Шенна. В его голосе вновь ощущались командные нотки. Он критически разглядывал Шенна с ног до головы. — Вы явились одетым не по форме.

— Так точно, сэр, — произнес Шенн. — Я не сумел найти собственный вещевой мешок.

— А где ваши знаки различия?

Шенн снял фуражку и посмотрел на отметины, оставленные после того, как он осторожно открепил знаки различия.

— Мои знаки различия? У меня же нет звания, — ответил он, полностью сбитый с толку.

— В составе каждой команды должен быть по меньшей мере один кадет, — заметил офицер.

Шенн покраснел. Поскольку их всего двое, он стал кадетом; зачем же Торвальду понадобилось напоминать ему об этом?

— И еще. — Теперь голос офицера звучал где-то очень далеко. — Возможны самые всякие служебные поручения. По мере потребности. Назначения на эти работы остаются в ведении старшего офицера, и они обсуждению не подлежат. Повторяю, вы одеты не по форме, Ланти. Итак, вы произведете необходимые изменения в вашем облике, о чем доложите мне в помещении главного штаба. Как единственные терранские представители на Колдуне, мы будем вести специальный протокол, чтобы обсуждать его с нашими ведьмами, а они в свою очередь имеют полное право ожидать пунктуальности от парочки колдунов, поэтому ступайте!

Шенн все еще стоял, ошарашенный, недоверчиво уставившись на офицера. Затем Торвальд сменил официальный тон на теплую и дружелюбную улыбку.

— Идите же, — приказал он снова, — пока мне не пришлось особо отметить в журнале ваше невнимательное отношение к приказам.

Шенн повернулся и пошел, чуть не споткнувшись об лежащего Тагги, а потом побежал обратно в казарму, чтобы найти очень важные для него лычки, которые надеялся отыскать как можно скорее.