Победа века

Воздушные штурманы. С. Шарманов

Директивой Генерального штаба Красной Армии от 4 марта 1936 года предусматривалось создание летного училища в Челябинске. Оно получило наименование «15-я военная школа летчиков-наблюдателей». В мае 1938 года школа была преобразована в военное авиационное училище летчиков-наблюдателей, затем в январе 1941-го — в военную авиационную школу стрелков-бомбардиров, в мае 1943-го — в военную авиационную школу штурманов и стрелков-радистов, в июле 1944-го — в военное авиационное училище штурманов и стрелков-радистов. И наконец в 1960 году — в Высшее военное авиационное училище. Первоначально школа базировалась там, где находится сегодня автомобильное училище — в Красных казармах, но затем переведена в поселок Шагол.

В школу по специальному набору поступали комсомольцы по комсомольским путевкам. Первыми курсантами школы стали студенты первых курсов высших учебных заведений Москвы, Ленинграда, Днепропетровска, Киева, Свердловска, а также выпускники средних учебных заведений. Фамилии многих впоследствии стали широко известны в Военно-Воздушных Силах. Это Н. А. Гунбин, А. Ф. Петров, Л. Ф. Тюрин, Ф. С. Яловой, ставшие Героями Советского Союза; А. А. Башилов, В. А. Быхал, В. И. Кириллов, Г. Г. Клименко, ставшие генералами и видными учеными.

Создание школы, готовящей штурманские кадры, — дело кропотливое. Много труда и энергии в организацию школы, строительство авиагородка, обучение и воспитание курсантов вложили первые ее руководители: начальник школы Э. Ю. Лепин, комиссар школы полковой комиссар И. С. Правдин, начальник политотдела полковой комиссар А. И. Пудинов, начальник штаба полковник А. И. Ражковский, штурман школы капитан В. И. Бородулин и другие.

Непросто было наладить учебный процесс в новой школе. Необходимо было подобрать опытный преподавательский и летно-инструкторский состав. Эта проблема решилась за счет перевода преподавателей из других летных школ и училищ. В дальнейшем командный, преподавательский и летно-инструкторский состав подбирался из числа выпускников училища. Так, в 1938 году здесь досрочно выпустили 32 курсанта. Половина из них стала слушателями штурманского факультета Военно-воздушной академии. Другая половина была оставлена на преподавательской работе.

На первых порах в школе был только 1 самолет ПО-2, на котором поднимались в воздух лишь курсанты — отличники учебы. В конце 1937 года школа получила самолеты Р-5, позднее — ИБ-1 и ТБ-3, на которых производилось первоначальное летное обучение курсантов.

За короткий срок была подготовлена учебная база для теоретической подготовки, в ее создании приняли участие офицеры С. Н. Голенко, В. Ф. Григорьев, Н. И. Гудилин, А. Л. Кричевский, Н. А. Микулин, Н. И. Тараканов.

В 1938 году начальником школы назначается полковник Е. Ф. Емельянов, под руководством которого закончилось строительство аэродрома, учебного корпуса, жилых домов, казарм, столовой, начались полеты. Ежегодно увеличивался набор курсантов (с 475 человек в 1938 году до 640 человек в 1940-м).

В начале 1938 года на базе школы было создано отделение младших авиаспециалистов по подготовке механиков по приборам и вооружению. В течение трех лет было подготовлено 170 авиаспециалистов.

С первых дней Великой Отечественной войны школа перешла на обучение курсантов по программе военного времени. Срок обучения был сокращен с двух лет до шести месяцев. Учебная работа была перестроена применительно к требованиям войны. Курсанты занимались по 10–12 часов в сутки. Количество учебных часов полетов было увеличено с 30 до 40.

Очень много для того, чтобы училище было переориентировано на выполнение военных задач, сделал полковник В.П. Белов, назначенный в июле 1941 года начальником школы. Талантливый организатор, энергичный руководитель, он быстро завоевал любовь личного состава. Перед коллективом школы была поставлена задача создания учебной базы для подготовки штурманов и стрелков-радистов. Было оборудовано 5 лабораторий, 2 тренажера, 4 учебных класса, изготовлено 163 действующих макета, более 500 схем, наглядных пособий, созданы учебно-методические разработки и сборники задач по аэронавигации и бомбометанию, задачник по штурманскому расчету.

По-фронтовому трудились работники всех служб и отделов. Специалисты авиамастерских, возглавляемых инженером-полковником Д. И. Седько, в первый год войны восстановили более 70 самолетов и 100 авиамоторов. Коллектив автопарка подготовил автомашины для уходящего на фронт автомобильного батальона.

С октября 1941-го по сентябрь 1942 года школа приняла участие в формировании и подготовке летных экипажей пяти авиаполков, отправляющихся на фронт. Командирами полков были назначены подполковник В. Н. Кулаков-Павлов, майоры П. Д. Бондаренко, И. В. Селиверстов, капитаны М. Н. Афанасьев, К. В. Яровой. В состав авиаэскадрилий вошли летчики-инструкторы училища, а штурманами экипажей стали выпускники школы. За годы войны здесь было 25 выпусков штурманов, 18 выпусков стрелков-радистов, школа подготовила 7524 воздушных бойца. За большие заслуги в деле подготовки штурманских кадров для боевых частей авиации около 800 командиров, преподавателей и инструкторов были награждены орденами и медалями. В канун 1944 года училищу вручили боевой орден Красного Знамени.

28 выпускников училища стали Героями Советского Союза. Сотни воспитанников стали заслуженными военными штурманами СССР, штурманами-снайперами. Тысячи штурманов несли и несут ратную службу почти во всех авиационных гарнизонах России.

Старейшее военное училище, а ныне военный институт, продолжает готовить специалистов высшего класса для военной авиации России.

С. Шарманов

Военные автомобилисты. Н. Чариков

Великая Отечественная война показала, какую огромную роль играла артиллерия в исходе сражений, в достижении победы над врагом.

Вновь создаваемые артиллерийские части и соединения к 1944 году были полностью переведены на механическую тягу, что в значительной степени повысило их маневренность и маршевые возможности.

В связи с интенсивным техническим оснащением артиллерийских войск возросла потребность и в специалистах, способных эксплуатировать сложную автомобильную и гусеничную технику. Для подготовки таких специалистов для артиллерии стали создаваться курсы автотракторных техников. В январе 1944 года начальником Главного артиллерийского управления Красной Армии был подписан приказ о формировании курсов автотракторных техников № 40 в Куйбышеве.

Первыми курсантами стали фронтовики — солдаты и сержанты, имевшие права водителя или тракториста. Среди них прошли курс обучения Герой Советского Союза Я. Ф. Шапошников; участники обороны Ленинграда и прорыва блокады Б. И. Олехов, В. И. Резвов, И. П. Тоболов, И. А. Шарий; защитники Сталинграда И. М. Баков, И. И. Фука и другие.

Однако объем знаний, который курсанты получали на курсах, не в полной мере отвечал требованиям, предъявляемым к офицерам автотракторной специальности. Поэтому 30 мая 1944 года курсы были преобразованы в училище автотракторных техников артиллерии. Местом постоянной дислокации училища стал Челябинск.

После завершения реорганизации 16 июня 1944 года начальником училища был подписан приказ № 1. Этот день и стал днем рождения Челябинского военного автомобильного училища.

Училище первоначально состояло из двух батарей, которыми командовали майор В. П. Сичкарь и капитан А. 3. Михайлов. Два потока курсантов должно было выпустить училище в ноябре и декабре 1944 года. За полгода надо было подготовить из них офицеров, начальников ремонтных мастерских полков. Главное внимание уделялось специальной и военной подготовке с артиллерийским уклоном.

Ветераны вспоминали 4 августа, когда выпускники курсов сдавали экзамены прямо на станции. Обстановка была необычной: на погрузочной площадке были расставлены столы, разложены детали и узлы машин, развешены схемы. Курсанты сдавали экзамены уверенно, подтверждая хорошие знания. Отсюда же, с воинской станционной площадки, провожали на фронт выпускников курсов № 40.

7 августа эшелон, в котором разместилось училище, направился на Урал. Четыре дня пути — и он прибыл в Челябинск.

Военный городок, где устроилось училище, известен челябинцам под названием Красные казармы.

В ноябре — декабре 1944 года состоялись очередные выпуски специалистов с присвоением звания «техник-лейтенант». Молодые офицеры были направлены в действующую армию и приняли участие в освобождении Венгрии, Чехословакии, в битве за Берлин, в разгроме Японии.

В канун нового, 1945 года прибыло очередное пополнение из числа призывников, еще не служивших в армии.

Со временем училище имело почти все образцы отечественной автотракторной техники, подвижные ремонтные мастерские. В учебных целях использовались автомобили «ГАЗ-ММ», «ЗИС-5», тракторы «С-65», а также некоторые образцы американских машин.

Закончилась зима 1944/45 года — время становления училища. Офицеры и курсанты не жалели сил и труда, чтобы быть достойными тех, кто в это время с оружием в руках приближал победу над гитлеровской Германией.

В тот год весна в Челябинске наступила раньше обычного, украсив город молодой зеленью. В ту весну на нашу землю пришел великий праздник — День Победы. Он вошел в каждый дом, в каждую семью.

С окончанием войны изменилась система подготовки специалистов в военном автоучилище.

Необходима была перестройка системы подготовки офицерских кадров. Последний выпуск по программе военного времени училище сделало в сентябре 1945 года. Начинался переход на программу мирного времени с трехгодичным сроком обучения. Позднее Челябинское автоучилище стало высшим.

Н. Чариков

Пехотинцы, пулеметчики… А. Павлов

В Златоустовском военном училище в разные годы готовили командиров по нескольким военным специальностям. Сначала это было пехотное училище. Затем оно было переформировано в инженерное, потом в пулеметное, было и пулеметноминометным. И в конце концов снова стало пехотным.

Начальниками Златоустовского училища были: генерал-майор Алферов, полковники Кудрявцев, Лященко, Окишев, Михайлов, Лебедев.

Училище находилось неподалеку от Златоуста. Были в нем деревянные казармы, столовая, клуб, штаб и санчасть. Часть курсантов жила в Закаменке. В казармах курсанты жили в зимние месяцы, а осенью, весной и летом учеба проходила в загородных лагерях.

Большое внимание уделялось изучению спецдисциплин (таких как топография, инженерная подготовка, химзащита, танковое дело). Досконально требовалось знать устройство пулемета «Максим» и другого оружия. Проводили тактическую подготовку. Были, конечно, и политзанятия, физическая подготовка.

Готовили курсантов к боям опытные кадровые командиры. Многие из них успели повоевать на фронтах и знали, какие качества нужны командиру-фронтовику: выносливость, умение сохранять хладнокровие в любой обстановке, самостоятельно принимать решения, заботливое отношение к солдатам, вера в победу.

Не баловали курсантов в училище: были долгие походы в Медведевку, Кусу, переходы через Таганай, бивуачные ночевки в шалашах зимой, ночные броски на лыжах на 20–30 километров, заготовка дров для отопления казарм и многое другое. Как все это пригодилось на фронте!

Курсантам приходилось работать и на заводе имени В. И. Ленина. Не хватало рабочих рук в тылу. И все же находилось время и для занятий в кружках, в хоре. Выступали они в городском театре, в рабочих клубах.

Фронту нужны были офицеры и пулеметчики. Поэтому многие курсанты покидали стены училища до выпуска. Две отправки по триста — четыреста курсантов было только в месяцы, когда училище было пулеметным. Большинство становилось командирами расчета пулемета, многие впоследствии стали офицерами. В апреле 1943 года вышел приказ о присвоении выпускникам звания «младший лейтенант» и должности «командир пулеметного взвода». В начале мая состоялся выпуск. Направления были, в основном, на Ленинградский, Центральный и Закавказский фронты. В мае прошел еще один набор, до июля 1943 года курсанты обучались не только пулеметному, но и минометному делу. А затем снова, уже до расформирования, училище готовило пехотных офицеров.

А. Павлов

Командиры «катюш». И. Викторов

Наше училище было одним из старейших в стране. Оно было создано по инициативе В. И. Ленина на базе артиллерийских курсов 14 апреля 1918 года. В 1927 году училище получило имя наркома Л. Б. Красина и стало называться Первым Московским артиллерийским училищем имени Красина. 23 февраля 1941 года училище было награждено орденом Красного Знамени, а 31 августа 1943 года — орденом Красной Звезды.

Сначала училище готовило командиров артиллерийских войск, после эвакуации из Москвы в Миасс в ноябре 1941 года здесь стали готовить командиров для нового вида оружия — гвардейских минометов, получивших любовное имя «Катюша». Это было первое ракетное оружие в нашей армии.

В Миассе училище располагалось в казармах Васильковской авиационной школы, учебные занятия проходили в недавно выстроенном здании горного техникума.

Каждое утро после завтрака мы строем шли в учебный корпус, на это уходил час. Обедать возвращались в казармы, после обеда тоже проходили занятия. Артиллерия, внутренняя и внешняя баллистика, топография, тактика, военно-инженерное дело, связь, политподготовка — вот неполный перечень предметов, которые нам приходилось изучать.

В трудные для страны дни, когда на фронте складывалась особо сложная обстановка, курсанты вместе со своими командирами отправлялись на фронт. Так было в ноябре 1941 года во время битвы за Москву, так было и в конце лета, осенью и зимой 1942/43 года во время Сталинградской битвы.

Кроме этих стажировок, курсанты арттехнического и автотехнического дивизионов выезжали на производственную практику на оборонные заводы Свердловска и Челябинска, где работали наравне с кадровыми рабочими. Вместе с жителями Миасса и эвакуированными рабочими Московского автомобильного завода курсанты заложили фундаменты первых цехов Уральского автомобильного завода. Суровой зимой 1942/43 года курсанты работали на прокладке линии железной дороги от города к будущему заводу.

В конце 1943 года состоялся выпуск курсантов нашего 71-го взвода. Все мы получили звание гвардии младших лейтенантов и были направлены в действующую армию на разные участки фронта.

В апреле 1984 года группа ветеранов гвардейских минометных частей из Челябинска и Свердловска отправилась в Миасс. Там в СПТУ № 9, где в годы войны размещались казармы 1-го гвардейского Краснознаменного ордена Красной Звезды минометно-артиллерийского училища им. Красина, была установлена мемориальная доска. Группу возглавлял В. Н. Четыркин, ректор Челябинского института механизации и электрификации сельского хозяйства, — выпускник нашего училища. Разговоры, воспоминания… Встретились люди, не видевшие друг друга более 40 лет. Вглядывались в лица, и старые фотографии помогали узнать старых друзей…

И. Викторов, бывший курсант

1-го гвардейского минометно-артиллерийского

училища им. Красина

Возвращение в строй. Г. Абрамович

Эти люди не выплавляли в годы войны броневой металл в Магнитогорске и Златоусте, не выпускали танки и «катюши» на заводах Челябинска, но то, что совершили они, сродни подвигу, достойно всенародного поклона. В ту тяжелую пору они являли образцы подлинного человеколюбия, самопожертвования, высокого понимания профессионального долга. В память об этом — мемориальные доски на зданиях бывших госпиталей. Таких «памяток» в нашем крае немало.

С самого начала войны, наряду с организацией выпуска боевой продукции, в нашей области предстояло развернуть сеть госпиталей — в предельно короткие сроки укомплектовать их лечебным и обслуживающим персоналом, подготовить необходимые медикаменты, соответствующие помещения, хозяйственный инвентарь. Возглавила эту работу заместитель председателя облисполкома врач М. Д. Ковригина.

В оснащении и становлении госпиталей (которым передавались многие здания школ, все санатории и дома отдыха) участвовали коллективы лечебных учреждений области. Медики Челябинска поделились с ними всем, чем располагали: инструментами, препаратами, перевязочными материалами, постельным бельем; направили сюда наиболее квалифицированных специалистов. Среди них были врачи, пользовавшиеся большим уважением горожан: Н. И. Игнатов, оказывавший помощь еще участникам первой мировой войны, а позднее раненым красноармейцам; Н. И. Смалин, который стал врачом в 1915 году и возглавлял в гражданскую войну красноармейский лазарет в Челябинске. Несмотря на возраст, оба работали в госпиталях до самого Дня Победы.

В конце июля 1941 года в области насчитывалось 10 госпиталей, а к концу года уже более 70. Они имели 24,5 тысячи коек. Неоценимую помощь работникам этих учреждений оказывали работавшие тогда в Челябинске крупные украинские ученые — профессора Киевского мединститута, на базе которого был организован Челябинский мединститут.

Госпитальная сеть продолжала увеличиваться, в середине 1942 года в Челябинске было уже свыше 120 госпиталей. Зачастую, в зависимости от обстановки на фронте, для организации новых госпиталей отводилось максимум 15 дней. Сейчас такое невозможно представить. Но не было случая, чтобы этот срок оказался невыдержанным. Медики Южного Урала в течение 1941–1943 годов приняли около 500 военно-санитарных поездов — почти 220 тысяч раненых.

На вооружение были взяты достижения медицинской науки того времени. Широко применялись сульфамидные препараты, для ускорения срастания переломов и заживления мягких тканей — сыворотка, предложенная академиком А. А. Богомольцем. Существенное значение придавалось введению в лечебный процесс физиотерапии, лечебной гимнастики. Большая заслуга здесь принадлежала врачу облздравотдела Н. И. Морозкину. В госпитале, развернутом в санатории на озере Медвежьем, использовали целебную грязь водоема и белую глину. Сапропетовую грязь озера Боляш использовали в санатории «Кисегач».

Почти 80 процентов раненых вернули в строй медики Южного Урала. Весомую лепту в это внес персонал Челябинского госпиталя № 1722, который возглавлял майор медсанслужбы П. М. Тарасов. Он в короткий срок сумел создать здесь дружный, преданный своему делу коллектив.

Госпиталь специализировался на лечении огнестрельных ранений нижних конечностей. Оперативное вмешательство при таких ранениях — дело сложное. Много значило профессиональное мастерство. Петр Михайлович, ведущий хирург госпиталя, в годы войны вернул к жизни более 1000 солдат и офицеров. Все они считались тяжелоранеными. Об этом подвиге напоминают ныне стенды музея Челябинской городской клинической больницы № 1. На нем экспонируется лишь небольшая часть осколков фашистских снарядов, извлеченных хирургом во время операций.

Так же самоотверженно отдавал себя выполнению благородной миссии весь персонал госпиталя. Военно-санитарные поезда прибывали и днем, и ночью, порой время в госпитале становилось понятием относительным. Операции начинались немедленно. Никого не удивляло, что врач, медсестры, санитарки по двое-трое суток не выходили из операционной. Это считалось нормой. Пока оперированного отвозили в палату, а другого больного готовили к операции, врачам удавалось немного отдохнуть. Невозможно перечислить, сколько сделали для спасения солдат хирурги Т. С. Мирющенко, 3. В. Плотникова, К. П. Борисова, Л. В. Панфилова, врач-ординатор Н. С. Тюрина. Им помогали фтизиатр А. Д. Усова, рентгенолог Е. А. Брилах, провизоры Р. Я. Абрамович и Л. А. Большакова, медсестра Д. П. Кутепова и другие.

Но успешно проведенная операция означала далеко не все. Не менее важно было после нее «выходить больного» — вернуть ему силы, поддержать морально, окружить вниманием. Работники госпиталя заботливо ухаживали за ранеными. Бережно, словно маленького ребенка, они выхаживали каждого.

Самые добрые слова заслужили и коллективы других челябинских госпиталей, руководимых умелыми организаторами М. М. Оржеховской, Е. А. Диановой, Н. С. Михеевой. В памяти раненых фронтовиков навсегда сохранились имена работавших здесь ведущих хирургов А. Д. Зинковской и М. В. Варфоломеевой, врачей А. Г. Воробьевой, Л. М. Рыскиной, Л. В. Власовой, А. Д. Мусарыгиной и других.

Можно без преувеличения сказать, что восстанавливать здоровье раненых, возвращать им силы помогал людям в белых халатах весь город.

Ежедневно на станцию переливания крови, возглавляемую Е. Д. Шустовой, обращалось до 700 доноров. Крови требовалось много, и она поступала отсюда в госпитали бесперебойно и в нужных количествах. Всего в годы войны сюда было поставлено 1500 литров донорской крови.

Работники контрольно-аналитической лаборатории аптекоуправления наладили выпуск необходимых госпиталям сульфамидных препаратов, стрептоцида, растворимого сульфидина. Сотрудники аптек участвовали в заготовке лекарственных трав. Активно помогали в этом взрослым пионеры и школьники.

Особую признательность заслужили женщины-общественницы — за свою готовность облегчить страдания раненых воинов, проявить о них материнскую заботу. После работы солдатские матери, сестры, жены спешили в госпитали. Они делились с ранеными нехитрой домашней едой, писали письма их родным и близким, читали раненым книги, газеты, журналы, а если требовалось, дежурили у госпитальных коек, выполняя любую работу.

Эти проявления милосердия не отмечались орденами и медалями. Люди просто выполняли свой человеческий долг. Но без этого не было бы Победы.

Г. Абрамович

Опорный край державы. П. Данилов

В годы войны Челябинск вошел в историю как Танкоград. Но справедливости ради его можно назвать и Огнеградом. Вся промышленность города и области в самые короткие сроки была перестроена и приспособлена к нуждам фронта. «У нас не может быть теперь мирных предприятий, — писала 10 июля 1941 года «Правда». — Каждый завод, каждая фабрика должны работать для удовлетворения военных нужд».

Машиностроительные и металлообрабатывающие заводы, производившие до войны станки, плуги, сельскохозяйственные машины, стали выпускать танки, минометы, пулеметы, боеприпасы, снаряжение. Предприятия швейной промышленности перешли на пошив военного обмундирования, плащ-палаток, сумок для противогазов. Артели промкооперации — на изготовление шапок, обуви, валенок, варежек. В те годы многие предприятия стали «номерными», о них ничего не писали, еще меньше говорили, но все знали, что они выполняют заказ фронта. А когда в нашу область из прифронтовой полосы прибыло оборудование около 200 предприятий, «номерных» заводов стало еще больше. Потребовалось провести огромную работу, чтобы в сжатые сроки разместить их и организовать на них производство.

Большая часть эвакуированных предприятий влилась в действующие, для размещения некоторых были приспособлены гаражи, склады, школы, театры, клубы, магазины. Так, Московский часовой завод разместился в Златоустовском драматическом театре, «Калибр» — в Челябинском, еще недостроенном, оперном. В зданиях педагогического и института механизации сельского хозяйства — патронный завод № 541. Завод органического стекла занял здание пивоваренного и дрожжевого заводов. В гараже трампарка разместилась часть оборудования московского завода «Компрессор», ставшего филиалом завода имени Д. Колющенко. Именно отсюда вышли первые, зачехленные брезентом, челябинские реактивные установки — «катюши». Каждый день по нескольку вагонов боеприпасов отправлял на фронт небольшой завод, располагавшийся в то время на окраине Челябинска в складах «Заготзерно». Можно представить, какие тут были условия для работы. Помещения не отапливались, готовая продукция сразу грузилась в вагоны, никаких подсобных помещений не существовало. А люди работали, да еще как! Как они могли это выдержать, ведь среди них было немало женщин и подростков? Все это кажется невероятным, выше всех человеческих возможностей. Тогда это не называлось ни подвигом, ни героизмом — это была каждодневная реальность. Так трудились на всех предприятиях, которые по воле войны оказались «на передовой позиции».

И на старых уральских, и на обновленных предприятиях с каждым месяцем возрастало производство вооружения и боеприпасов. В течение всей войны труженики этих предприятий сражались не менее ожесточенно, чем на фронте. «Все для фронта!» — для них это был не просто лозунг, это была строгая, до предела суровая жизнь военного времени. Уже в первом квартале 1942 года, по сравнению с октябрем 1941-го, в 2,3 раза увеличилось среднемесячное производство реактивных минометов на заводе имени Д. Колющенко. Нескончаемым потоком с уральских заводов шли на фронт пулеметы, противотанковые пушки, минометы, автоматы, пистолеты, гранаты, снаряды всех калибров, мины, патроны. Не было такого рода войск Красной Армии, в вооружении и оснащении которого не принимали бы участие трудящиеся нашей области.

И в том, что к началу 1945 года наши Вооруженные Силы превосходили гитлеровскую армию: по танкам и самоходноартиллерийским установкам — в три раза, по орудиям и минометам — почти в четыре раза, по самолетам — в семь раз, — была немалая заслуга южноуральцев.

На завершающем этапе войны, в сжатые сроки, в трудных условиях военного времени в Миассе был построен мощный завод по выпуску автомобилей для армии. К июлю 1944 года он уже выпустил свыше 41 тысячи автомоторов и более 60 тысяч коробок скоростей. Первый миасский автомобиль «Урал-ЗИС» сошел с конвейера 8 июля 1944 года.

Да, линия фронта никогда не проходила близ городов Южного Урала. Не слышали наши земляки грохота канонады. Но за «обеспечение разгрома немецко-фашистских захватчиков в Великой Отечественной войне» города Челябинск и Магнитогорск награждены орденом Ленина, Златоуст — орденом Октябрьской Революции, 16 предприятий — орденами и медалями, 18 предприятиям переданы на вечное хранение знамена Государственного Комитета Обороны. Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» увенчала ратный подвиг более ста тысяч наших земляков.

Значит, таков был вклад южноуральцев в победу, что труд их приравнен к ратному подвигу.

А. Твардовский

П. Данилов

Есть огненное слово — Танкоград. Е. Ховив

Когда челябинские тракторостроители отмечали торжественные даты во Дворце культуры, в зал обязательно вносили дорогие реликвии — знамена Государственного Комитета Обороны.

33 раза в суровое лихолетье войны выходил победителем коллектив завода во Всесоюзном социалистическом соревновании, и 33 раза ему вручалось переходящее знамя ГКО. Два знамени оставлены навечно.

Навсегда запечатлен героический труд челябинских танкостроителей в памятниках-танках, установленных на постаментах там, где пролегал их боевой путь. Во всех боевых сражениях Великой Отечественной участвовали челябинские грозные машины.

На протяжении всей войны шло состязание конструкторских умов воюющих сторон. Германия трижды меняла конструкцию своих танков, однако им так и не удалось достигнуть боевой мощи советских машин. А творческая мысль конструкторов, самоотверженный труд танкостроителей Челябинска позволил создать и поставить на серийное производство 13 типов танков, самоходных артиллерийских установок и шесть типов моторов.

Танки на Челябинском тракторном начали производить до начала Великой Отечественной. В июне 1940 года было принято решение о выпуске танков на ЧТЗ. А уже 30 декабря на заводе был выпущен экспериментальный танк.

С первых дней войны перед коллективом встала задача — наладить серийное производство тяжелых танков «КВ». На первых порах не было качественного металла, броневого листа, материалов, необходимых для производства мощного мотора. Немало людей ушло с завода на фронт. Уже с 1 июля 1941 года цехи и участки, занятые выпуском деталей к «КВ», перешли на 11-часовой рабочий день. И все же людей не хватало, производство танков росло медленно.

Перелом произошел осенью 1941 года. С начала октября на ЧТЗ стали прибывать оборудование и работники Ленинградского Кировского, Харьковских дизельмоторного и станкостроительного заводов. Несколько позднее — московских заводов «Красный пролетарий», «Динамо» и шлифовальных станков. С 6 октября 1941 года завод стал называться Кировским. Как на поле боя, челябинские танкостроители, не считаясь с лишениями, ни днем, ни ночью не покидали своих рабочих мест. Завод выпускал могучие тяжелые танки «КВ» — настоящие стальные крепости на гусеницах. Производство боевых машин нарастало с каждым днем.

По решению Государственного Комитета Обороны коллективу завода поручалось одновременно организовать массовое производство средних танков «Т-34». Судьба фронта, судьба Родины во многом зависела от того, как скоро завод начнет выпускать эти танки. Предстояло на том же оборудовании, в тех же цехах делать две разные боевые машины и почти в два раза увеличить выпуск танковых дизелей. Надо было свершить чудо, чтобы за месяц установить 1200 прибывших станков и около 700 переместить из цеха в цех, спроектировать и изготовить тысячи наименований штампов, моделей, приспособлений, обучить тысячи рабочих и мастеров работе над новой машиной. Годы потребовались бы для выполнения подобного объема работы в мирное время. Но война свои устанавливала сроки. За 34 дня задание было выполнено. 22 августа 1942 года с бывшего тракторного конвейера сошли первые серийные танки «Т-34». Челябинские танкостроители сделали технически невозможное возможным.

Легендарная «тридцатьчетверка»… Сколько о ней сложено легенд и песен! На фронте ее называли «ласточкой». Несколько тысяч быстроходных танков получила армия от Танкограда в годы Великой Отечественной.

«Тридцатьчетверка» прошла всю войну от начала до конца, — вспоминал Маршал Советского Союза И. М. Конев, — и не было лучше боевой машины ни в одной армии. Ни один танк не мог идти в сравнение с ней — ни американский, ни английский, ни немецкий. До самого конца войны «Т-34» оставался непревзойденным. Как мы были благодарны за него нашим уральским и сибирским рабочим, техникам, инженерам!»

Вскоре фронту потребовалось большое количество новых тяжелых машин — танков прорыва. И завод в сжатые сроки перестроился на выпуск нового танка — «ИС». Благодаря своей бронезащите, артиллерийскому вооружению и маневренности он до конца войны оставался непревзойденным. Когда танки «ИС» появились на полях Отечественной войны, немецкое радио вынуждено было признать, что этот танк является «чудом большевиков».

За годы войны коллектив танкостроителей дал фронту 18 тысяч тяжелых танков и самоходно-артиллерийских установок, 48,5 тысячи танковых дизель-моторов, 85 тысяч комплектов топливной аппаратуры. В этом — великая заслуга талантливых конструкторов, инженеров, многих тысяч рабочих, в числе которых трудились представители 55 национальностей, 40 процентов составляли женщины, 32 — молодежь.

Танк «Победа» — ровесник Победы, последняя боевая машина военных лет — стоит сегодня на высоком постаменте у стен прославленного завода. В нем навечно запечатлена эпопея героических дней танкостроителей, их подвиг в годы Великой Отечественной войны.

Е. Ховив

Конструктор боевых машин прорыва. Ж. Я. Котин. А. Моисеев

Герой Социалистического Труда, главный конструктор Кировского танкового завода Ж. Я. Котин

Жозеф Котин прилетел в Челябинск из Ленинграда 11 октября 1941 года. Незадолго до этого ему и директору Кировского завода И. М. Зальцману было присвоено звание Героя Социалистического Труда, вручены ордена Ленина и золотые медали «Серп и молот» — за детище конструкторского бюро Котина, тяжелые танки «КВ», которые уже показали себя в боях. Гитлеровские снаряды не могли пробить их броню, а огневая мощь их пушек наводила на врагов ужас.

В Челябинске Котин оставался в прежней должности — был главным конструктором Кировского, но завод стал иным, в несколько раз мощнее довоенного. Работы добавилось еще и потому, что одновременно он был назначен замнаркома танкостроения. Наркомат располагался от завода недалеко, в здании только что отстроенного универмага (ныне «Детский мир»).

Из Танкограда уже в конце 1941-го потоком пошли на фронт «КВ», а затем и средние танки — «тридцатьчетверки». А мозговой центр завода — КБ Ж. Я. Котина и Н. Л. Духова — ломал голову не только над совершенствованием своего детища (хорош «Клим», а надо, чтоб стал еще лучше), но и над созданием новых, еще более грозных машин.

Осенью 1942-го Котина вызвали в Москву. Вернулся он в половине одиннадцатого вечера, а на следующий день, в 11.00 пригласил в свой кабинет ведущих конструкторов. Собрать их было недолго — с завода тогда никто не уходил. Главный конструктор информировал: в Москву поступили сведения о новых немецких танках — «тиграх» и «пантерах». Похоже, крепкие орешки. Приказано срочно создать технику, которая могла бы успешно их щелкать. Срок для выполнения задания Государственный Комитет Обороны поставил жесткий: на все — проект, воплощение в металле и обкатку — один квартал. После споров до утра конструкторы пришли к соглашению: надо усовершенствовать тяжелый танк и наладить выпуск тяжелых самоходных орудий на его базе.

Таким танком, принципиально новым по инженерной идее, стал «ИС-1», названный в честь Верховного Главнокомандующего «Иосиф Сталин». Этот танк вошел в историю войны как машина прорыва. Остановить «ИС-1» было невозможно. Охотником за вражескими бронированными машинами стала тяжелая самоходная артиллерийская установка (САУ). Мощное орудие, установленное на шасси тяжелого танка, выводило из строя и «тигры», и «пантеры». За выполнение ответственного задания Жозеф Яковлевич и целый ряд других конструкторов были отмечены Сталинской премией.

После войны Котин, как и большинство кировцев, вернулся в Ленинград на родной завод. Его конструкторы стали работать над созданием мощных колесных тракторов «КТ-12» и «К-700». Позднее Жозефа Яковлевича перевели в Министерство оборонной промышленности, он стал заместителем министра. После войны танкостроители перестали выпускать стальные мастодонты — тяжелые машины, стали нужны быстрые, маневренные, вездеходные и неуязвимые танки. В их создании принимал участие и конструктор Котин.

А. Моисеев

Тайна «катюши». М. Фонотов

Уже в первые месяцы войны, когда превосходство противника угнетало и подавляло, беспощадные залпы «катюш», наводивших ужас на врага, были предвестниками неизбежной расплаты. Сбивая спесь с фашистов, «катюши» вселяли в наших бойцов гордость и восторг: и мы не лыком шиты. «Катюши» поднимали боевой дух наших воинов, учили презирать врага.

В годы войны и много лет после нее «катюши» оставались под покровом тайны, которую мы сами берегли. Мы позволяли себе лишь удивляться: откуда «вдруг» появились «катюши» — оружие, которое никто не имел, кроме нас? Мы не знали, кто их создал, кто, где и как выпускал. Мы удивлялись, откуда в них такая мощь, такая огненная сила.

Так кто же создавал «катюши»?

Один из них — Семен Михайлович Тарасов. В годы войны он был главным конструктором завода имени Д. Колющенко.

Студент Томского индустриального института, затем инженер завода имени Колющенко — таков его путь до войны.

За два года до войны он создал новый плуг. Придумал новый механизм подъема плуга с любой стороны пахоты за один оборот колеса. Это первое изобретение Тарасова. Авторское свидетельство было опубликовано в журнале 31 марта 1941 года.

Говорят, у «катюши» и космических ракет один исток. Это факт. Но есть у них еще одно начало: плуг, перекованный в меч.

Плуг забыли сразу же, как началась война.

— Уже в июле, в первой декаде, я получил чертежи снаряда «РС-132». А 9 августа Государственный Комитет Обороны обязал ряд заводов, в том числе и наш, освоить производство установок «БМ-13».

— Семен Михайлович, кто выпускал «катюши»?

— Кто? Пока нам не дали бронь, самые квалифицированные рабочие ушли на фронт. Мы приняли сотни женщин и подростков, которые и подойти к станку боялись. Несколько легче стало, когда прибыли оборудование и люди из Херсона, Сум, Москвы. Но опять загвоздка — где их разместить? Представьте себе: цех без одной стены, ее переносят на новое место. Снег, холод. Горнушки — только руки погреть.

— А знали ли вы, какое оружие было вам доверено?

— Откровенно сказать, нет. Собранную «катюшу» видели немногие. А на тех, кто видел, она не производила особого впечатления: уж слишком проста и в то же время необычна. Сначала и я недоумевал: как же она стреляет? Нужно по одному наводить каждый из снарядов? Только потом я узнал, что пускающее устройство «катюши» — как арифмометр: крутишь ручку — и снаряды вылетают один за другим. Что ни секунда — два снаряда.

Не сразу узнали мы, какой ужас наводили «катюши» на врага.

— Но все-таки видели, как она стреляет?

— Нет, не видел. Приезжали к нам фронтовики принимать «катюши». Спросить бы, да нельзя. И те молчат. Только иной большой палец покажет. Хорошая, дескать, штука, давайте побольше. Понравилось, и то ладно.

Был у меня такой случай. Прибыл с фронта брат двоюродный. Сели мы за стол, как положено, разговариваем про дела на фронте и в тылу. Гпяжу, брат вроде что-то по секрету хочет мне сказать. Как только жена отойдет от стола, наклонится и шепчет: «Ты знаешь, что я на фронте видел!..» — «Что?» — «Мы занимали склон горы. С наблюдательного пункта далеко видно. Внизу, вдоль реки, немцы сосредоточились. Много их набралось, аж черно на снегу. И тут наши как пальнули, на том месте — сплошной огонь. Представляешь?» И он, оглянувшись, закончил: «Есть у нас орудие такое…»

К тому времени я уже догадывался, как воюют наши «катюши». И тут понял, что брат говорил о них. Он, конечно, удивился бы, скажи я ему, что это орудие мы делаем на своем заводе. Но я промолчал тогда…

Так рождались легенды о «катюшах». Будто они, как в сказке, появляются неизвестно откуда. А чудо было в другом — их в голоде и холоде выпускали подростки, вчерашние школьники, стоявшие у станков по две смены.

— Как было в те годы? Надо, и все! Помню, не могли мы сверлить отверстия диаметром 2,9 миллиметра. Сталь твердая, сверла летят, идет брак. Кто ни возьмется, не получается. И тут — прием в обкоме партии. Отвечая на вопрос секретаря Н. С. Патоличева, как идут дела, колющенцы признались: беда, сверла слабоваты. И тогда Николай Семенович открывает сейф и достает несколько пачек сверл. Видимо, знал он про нашу беду.

В первый же день Зина Черноскулова, работая новыми сверлами, сделала несколько деталей. А всего восемнадцать девушек были заняты на этой же операции. Мы им даже отгородили место в цехе, чтобы никто не мешал. И дело пошло.

Конечно, мы догадывались, какое важное дело нам поручено. Уже в декабре 1941 года в «Правде» в списках награжденных увидели фамилии своих товарищей. Работники тыла в первые месяцы войны награждались крайне редко.

Должен сказать, нам было очень важно знать, как действуют наши «катюши». Вести с фронта поступали нечасто, особенно в первые годы. Но когда мы узнавали, что там довольны нашей продукцией, это очень помогало в работе, всех буквально подстегивало. Мы радовались и забывали о трудностях.

Главное в «катюше», конечно, снаряд. Он — реактивный. В камере двигателя — семь шашек пороха (длиной 55 и диаметром 4 сантиметра). Сгорая, порох создает в камере давление в 300 атмосфер, температура поднимается до трех тысяч градусов. Раскаленные газы, вырываясь через сопло, создают тягу. При сходе скорость снаряда 70 метров в секунду, а максимальная — 355. Ну, и головка, в ней боевой заряд. Дальность полета — 8,5 километра. Так устроен снаряд «РС-132».

Просто? Теперь-mo просто. А тогда… Ведь у нас был плужный заводик, старенькое оборудование.

Сама же установка была еще проще. Направляющие, ферма, поворотная рама. Сложность была в том, что подрамники надо было делать под разную тягу: от тракторов до «студебекеров»…

Сборка «катюш» велась в одном месте. Это старый гараж на углу улиц Елькина и Труда. Оттуда все они и отправлялись, конечно же, скрытно. На этот счет было очень строго.

Однажды был у меня повод поволноваться. Иду зимним вечером по улице Труда, подхожу к гаражу: что такое? Окна большие, покрытые тонким слоем инея. И при вспышках сварки на окнах — силуэты «катюш». Тому, кто их видел, нетрудно догадаться, чем заняты в гараже. Пришлось тут же переставить станки так, чтобы тень не падала на окна. Время было такое…

— Семен Михайлович, а само слово «катюша» когда вы услышали?

— Я знаю несколько названий. Офицеры говорили «гвардейские минометы». Солдаты по-разному их называли: «гитара», «секретка», «адская мясорубка» и даже «Раиса Семеновна с гитарой». А осталось одно название — «катюша». Кстати, мы на заводе направляющие называли спарками, а снаряды — ровсами.

…«Катюши» многое объясняют в войне, увенчанной победой. «Катюши» не с неба свалились. Теперь ясно: они были маленькими ракетами, которые ныне поднялись до космических высот.

М. Фонотов

Спасибо вам, девчата с патронного! А. Моисеев

Бригадир фронтовой комсомольско-молодежной бригады патронного завода № 541 (Челябинск)

Нила Трусилина

На старом, краснокирпичном корпусе Челябинского института механизации и электрификации сельского хозяйства (ЧИМЭСХ), ныне агроинженерного университета, по улице Красной в Челябинске белеет мраморная мемориальная доска. На ней высечено: «В этом здании в годы Великой Отечественной войны размещался один из цехов патронного завода».

Об этом заводе не знает никто. Разве только те, кто здесь работал. И это неудивительно. С войной он родился и в День Победы был закрыт. Не нужна стала людям его смертоносная продукция. Коллектив завода распался: кто перешел на другие предприятия, кто продолжил прерванную учебу. Собственных корпусов завод не имел, квартировал с временной пропиской в зданиях ЧИМЭСХ, пединститута и в том, что стояло напротив. Челябинский патронный именовался в сводках и газетах военных лет заводом № 541 или предприятием директора Алешина.

Не осталось летописи патронного. Где-то хранятся его архивы, но у историков еще не дошли до них руки. Пусть же историю завода № 541 расскажут те, кто здесь работал.

Обращение молодежной бригады завода № 541 со страниц газеты тех лет:

«Мы, работницы фронтовой комсомольско-молодежной бригады имени Зои Космодемьянской, приложим все силы для выпуска дополнительной продукции для доблестных воинов Красной Армии… Мы взяли на себя обязательства — выполнить программу марта не ниже чем на 180 процентов, совершенно ликвидировать брак, овладеть вторыми специальностями, чтобы заменить своих товарищей, ушедших защищать нашу Родину.

Обращаемся ко всем женщинам и девушкам города с призывом последовать нашему примеру.

Выше знамя социалистического соревнования! Больше вооружения, боеприпасов для нужд фронта!

По поручению бригады обращение подписали бригадир Нила Трусилина, члены бригады Кучеренко, Масаева, Гусихина, Баландина».

Почин фронтовой бригады Нилы Трусилиной был широко подхвачен, а тон в соревновании задавали сами инициаторы. Они стали лидерами соревнования комсомольско-молодежных коллективов не только завода, но и области.

Знаменитый бригадир Нила Трусилина-Матусевич вспоминает:

— Нас было восемнадцать девчонок. Мне в сорок первом, как раз в июне, исполнилось семнадцать, а иные были и помладше. Большинство эвакуированные, как и я. Я, например, из Ворошиловграда, Марта Кучеренко из Харькова, Клава, фамилию не помню, из Киева… Коренных челябинок среди нас, помнится, было шестеро: Зоя Гусихина, Шура Скулыбердина, Тася Баландина, Роза Гетьман, Шура Букина, сестры Ира и Эля Яновские.

Их называли осмотровыми работницами, потому что их обязанность — осматривать гильзы от патронов. ОТК — само собой, после них. И если недосмотрели изъян хотя бы в одной гильзе, должны были проверить заново всю партию. С тех пор у Нилы Ивановны болят глаза — перенапрягла. Ведь иной раз по двое суток с завода не выходили. Поспят на сцене или балконе часа три — и снова за смотровой стол. Цех их размещался в старом здании ЧИМЭСХ, а участок — в сегодняшнем актовом зале.

Бригада поначалу была молодежной, да и весь цех молодежный — постарше лишь женщины да инвалиды.

К. Д. Букреева:

— Попала я во второй цех, где делали пули. Сначала меня поставили на контроль, а потом на станок. И уже вскоре я выдавала по две-три нормы. Конечно, тяжело было нам, девчатам, таскать свинец с первого на второй этаж, а приходилось в смену переносить до 500–600 килограммов. Ну а курсы сандружинниц мне все-таки пригодились, когда нас стали посылать в госпитали. Мы ухаживали за ранеными, кормили их, даже закручивали цигарки — первое время они у нас никак не получались. Ничего, научились. Сегодня трудно поверить, как мы выдерживали: 12 часов смены, потом госпиталь — и снова на завод. Иной раз приходилось отдыхать по два-три часа в сутки. Переходили мы порой и на казарменное положение.

Голодно, холодно, трудно было нам, но мы знали одно: разве сравнить наши беды с теми, что выпали на долю людей, оставшихся в осажденном Ленинграде, в оккупации? Мы чувствовали себя перед ними в долгу и делали все, чтобы ускорить разгром врага.

— Особенно тяжела была ночная смена, — вспоминает Л. Г. Старикова-Коваль. — Чтобы не заснуть, пели песни, на всю жизнь тогда напелись. Получалось словно про себя, ведь все заглушал шум станков. А то играли в географию всем цехом, от одного к другому передавали, где какие государства, горы и реки находятся. Так заставляли мозг работать, чтобы не уснуть. Чтобы освежиться, выходили на балкон (наш монтажный участок находился на втором этаже). И такая стояла ночная тишина, что не верилось: где-то гремят бои. И невольно мечталось. Неужели когда-то на всей земле будет мирная тишина и ночью можно будет спать?

— Нас, малолеток, очень жалела старший мастер Елена Климентьевна Ковалева, — с благодарностью вспоминает Л. А. Зыкова-Долгополова. — Мы ей, пожалуй, годились во внучки. Она где-то доставала нам дополнительные талоны на хлеб и обеды. Работали мы сначала по восемь, а затем и по 12 часов. Калибровали гильзы вручную, тут мне было сподручно, а как поставили автоматы, я достать до них не могла. Что делать — стали мне подставлять ящик.

— Когда началась война, я училась в девятом классе школы № 50,— вспоминает К. А. Задорина-Потей. — Помню, к нам в школу пришла представительница завода № 541 и сказала, что нужны рабочие руки. Всех изъявивших желание работать пригласили в райком комсомола, там сообщили, что мы должны считать себя мобилизованными. До шестнадцати мне не хватало недели, так что в третий цех я пришла уже взрослой. И работать сразу стала как взрослая.

— О заводе мне сказали подружки. Я тогда работала в пекарне, но сразу же перешла на патронный. Здесь, считала, важнее. Пятнадцати мне тогда еще не было, — рассказывает Л. А. Зыкова-Долгополова.

Семнадцать лет исполнилось в сорок первом Л. Г. Стариковой-Коваль, шестнадцати не было А. П. Петровой, лишь И. М. Тихомировой было за двадцать. В годы войны она стала первой на заводе многостаночницей. При норме два станка работала на двенадцати, то есть за шестерых. О ней писали в газете, говорили по радио. Прилетал даже корреспондент из Москвы. О челябинской многостаночнице передавали стихи по радио.

«Правда» как-то посвятила челябинскому заводу № 541 целую полосу. Он тогда по Наркомату боеприпасов занял второе место. Находился наркомат, кстати, в Челябинске, занимал полукруглое здание на площади Революции. На «правдинской» полосе — выступление Н. Тихомировой «Я стала хозяйкой 11-ти станков».

— В конце сорок первого ввиду тяжелого военного времени нас, учащихся РУ-2, распределили по заводам. Несколько человек направили на номерной завод, который выпускал патроны, — вспоминает один из немногих мужчин, работавших на № 541-м, Г. А. Суворов. — На нашем свинцеплавильном участке во втором цехе делали для пуль свинцовую проволоку. Находился он в старом складе-сарае. Участок был молодежный. Мне было шестнадцать лет, да и остальные ненамного постарше, но работали, как взрослые — в две смены по 12 часов.

Часто приходилось оставаться и после смены, если какой-нибудь пресс выходил из строя. Ремонтировали их сами. Каждый из нас владел всеми специальностями, которые были необходимы на нашем участке. Были слесарями по ремонту, прессовщиками, кочегарами на печах для плавки свинца, грузчиками на загрузке ванн свинцом. Жили единой семьей и помогали и заменяли друг друга во всем.

— Я занималась универсальной шлифовкой в инструментальном цехе, — вспоминает Ф. 3. Архипова-Тарбазанова. — Помню, приезжал к нам представитель Наркомата обороны. Он рассказал, как нужны на фронте наши патроны, и мы после этого работали целый месяц, не выходя с завода, здесь и спали… Наш мастер Новак очень беспокоился, как бы наши косы не закрутило в станок, и все просил, чтобы мы повязывали свои головы.

Большое внимание на заводе уделялось созданию фронтовых молодежно-комсомольских бригад. В цехе № 3 работала фронтовая бригада Елисеевой имени героя Сталинграда, нашего земляка — снайпера Василия Зайцева. В конце войны Зайцев приезжал в Челябинск и встречался с членами бригады Елисеевой. Одной из лучших фронтовых бригад на заводе и в городе стал дружный коллектив, который возглавляла Дуся Оспельникова (Даренская). Бригадир Оспельникова (единственная на заводе!) получила медаль «За отвагу».

Третий цех был в основном женским. Только слесари-наладчики и грузчики — мужчины. В цех привозили гильзы, порох, пули, капсюли, а отправляли уже готовую продукцию, уложенную в непромокаемые коробки и ящики, прямо на фронт.

— Работать я и мои подружки Лида и Зина пошли в сорок втором году по окончании семи классов. Было нам по 14—15лет, — рассказывает А. М. Корецкая-Кружкова. — Поставили нас на участок упаковки патронов в коробки. Входило в коробку 360 патронов. Делали мы это аккуратно, перекладывали ряды промасленной бумагой, затем все патроны завертывали в бумагу, надевали коробку, сильно промасленную, чтобы не мокли патроны под дождем. Военпреды часто проверяли нашу упаковку — в корыте, полном воды. Но патроны оставались сухими. Часто мы выполняли по две нормы. Пожилым было трудно за нами угнаться. Обычный рабочий день их был 12 часов, а в воскресенье работали с восьми утра до четырех дня, потом шли домой, а в 12 ночи опять на работу до утра. Мы же, малолетки, работали по шесть часов в день, без выходных и отпусков. И так почти до самого Дня Победы.

И вот он пришел, этот долгожданный день! Мы получили сразу три выходных дня. День 9 мая был очень теплым, солнечным, все высыпали на парад. Шли со своим цехом. Был у нас в то время «оркестр», играли на баке из-под масла, на каких-то железках, ну и музыкальные инструменты тоже имелись. Играли всё — и марш, и вальсы. Нам было весело, радостно, город был убран очень красиво. Запомнился этот день на всю жизнь. Везде шли концерты, танцы, а когда стало темно, был салют. Такой!!! После никогда такого не было, какой был в сорок пятом. И опять — концерты, кино до утра.

Через три выходных дня мы пришли на работу — а завода уже нет, все увезли, все уехали. Мы еще месяц работали — «разоружались». На маленьком станочке вытаскивали пулю из гильзы, высыпали порох. Все, войне конец! Стали ждать возвращения родственников. Многие не дождались, мы тоже…

Есть вполне понятная нам субъективность в их воспоминаниях. Для них вся война — долгая, пасмурная зима, в которой и дневного света-то не было. Все ночь и ночь с черной светомаскировочной бумагой на окнах. В глазах будто песок от недосыпания. В ушах — неумолчный до самой Победы гул станков — их выключили только 9 мая. И лишь тогда они услышали тишину, увидели солнце на голубом небе.

Как и вся страна, жили они тогда одним — выстоять и победить. И они вынесли все. И выстояли.

Ваш вклад в Победу не забыт, девчата с патронного! Спасибо вам за ваш совсем не девичий труд!

А. Моисеев

Еще в довоенное время на Усть-Катавском заводе стали отливать корпуса авиабомб. Ну а в годы войны завод стал работать на фронт и был записан в «номерные». Устькатавцы доказали, что приметы — от темноты и невежества. Артиллерийский завод № 13 наркомата вооружения «за успешное выполнение заданий ГКО по выпуску артиллерийского вооружения для Красной Армии», как написано в наградном листе, был отмечен орденом Трудового Красного Знамени.

Как и большинство наших предприятий, в первые же месяцы войны Усть-Катав принял эвакуированный завод с опаленного войной запада страны. С августа 1941-го сюда стало поступать оборудование Брянского завода. Брянцы привезли свои платформы для зениток. Из наркомата поступил секретный заказ — выпускать реактивные снаряды для «катюш». Стали здесь выпускать и минометы.

Устькатавцам лучше знать, что у них хорошо получалось — не случайно на заводе памятником тех лет стоит зенитная повозка ЗУ-13, она считалась в годы войны одной из лучших. Конструктор А. П. Белостров стал лауреатом Государственной премии СССР.

На второй год войны завод стал артиллерийским, был переведен на выпуск 76-миллиметровых пушек для танка «Т-34». «Тридцатьчетверки» шли из Нижнего Тагила, помимо тяжелых выпускал средние танки (с усть-катавскими орудиями) и Челябинск. На изменения во вражеском вооружении устькатавцы реагировали чутко. Супертанком гитлеровские конструкторы объявили «тигр», 76-миллиметровка не брала его лобовую броню. Но недолго «тигр» оставался неуязвимым. Была придумана более мощная танковая пушка «ЗИС-С-53» калибра 85 мм, да еще полуавтоматическая, из которой было удобнее стрелять. Супертанки она щелкала как орехи. Пушка — оружие для охоты на «тигров» — стоит памятником войны на заводе. Кстати, платформа для зенитки на заводе тоже постоянно обновлялась.

Всего же, согласно заводским отчетам, устькатавцы поставили фронту 12 357 танковых пушек, 3096 минометов, 13 231 платформу для зениток и другое боевое снаряжение. Здесь гордятся, что первые залпы «катюши» сделали их реактивными снарядами. А первый артсалют 5 августа 1943 года в честь освободителей Белгорода и Орла был произведен с усть-катавских зенитных платформ.

Скажем и о тех, кто писал эту малоизвестную главу нашей военной истории. В основном это была молодежь, почти мальчишки и девчонки, женщины. По брони оставляли в тылу лишь специалистов высшей квалификации да тех, кто участвовал в операциях, где требовалась большая физическая сила.

Поначалу объединенный завод возглавлял В. Г. Шабров, потом более сведущий в военной продукции брянский директор А. В. Куранов. Цеха и службы возглавляли имевшие немалый опыт и знания, трудившиеся на предприятиях Брянска, Москвы, Сталинграда, Киева инженеры А. М. Спиридонов, А. Г. Бабицкий, П. Ф. Билибин, А. Ф. Великанов, М. М. Левченко, Б. Н. Лебедев и другие. Как и на других заводах, работавших на фронт, здесь было много героев труда, изобретателей и рационализаторов.

Вот только двое из их числа — И. Е. и Г. И. Кувайцевы. Иван Егорович был слесарем теплоэлектростанции. Вышла из строя топка, без энергии стал замирать цех, под угрозой срыва были задания. Иван Егорович обмотался тряпьем, облился водой и полез в топку. Какая в ней, неостывшей, соседствующей с работающей топкой, была жара — вообразить невозможно. Топку он исправил, цех не встал, срыва не было. Г. И. Кувайцев был технологом. Он придумал немало хитроумного в технологической цепочке производства танковой пушки. К примеру, его изобретение особых пуансонов высвободило несколько сверлильных станков и рабочих.

Как и везде, основной «рабочий класс» — молодежь — была объединена в комсомольско-молодежные бригады. Тогда здесь гремела бригада Алексея Сорокина, выполнявшая в смену по 5 (!) дневных норм. Бригада Анны Бахаревой, в которой были одни девушки, на тяжелой формовке выдавала регулярно две нормы. Таких называли «двухсотниками», и было их на заводе не менее полутора тысяч.

А. Жданов

Магнитка — фронту. Н. Горшенев

Магнитогорский металлургический комбинат — флагман черной металлургии — до войны был одним из передовых предприятий страны.

В первый же день войны директора комбината Г. И. Носова вызвала по телефону Москва. Было дано указание — перейти на производство качественного и высококачественного металла. До войны качественные марки стали составляли на комбинате 12 процентов. Для того, чтобы выполнить новый необычайно сложный заказ, требовалось коренным образом перестроить производство.

Не менее сложной и трудной была задача выплавки и прокатки броневого листа. Броня требовалась для изготовления танков, самолетов, кораблей и другой техники.

Стало известно, что принято решение перебазировать в Магнитогорск толстолистовой броневой стан с Мариупольского завода. Мы начали готовиться к его приемке и монтажу. Но было ясно, что справиться с этой задачей в сжатые сроки не удастся. Требовалось найти другое решение. Заместитель главного механика Николай Андреевич Рыженко в разгар спора на совещании у директора вдруг заявил:

— Я уверен, что мы можем гораздо быстрее и в больших количествах получать броневой лист… Будем броневой лист катать на блюминге.

Это предложение было неожиданным. В металлургии такого прежде не было. И вот назначили день прокатки. На переходном мостике блюминга собрались руководители завода. Ждали с нетерпением. Но еще не кончилась прокатка первого листа, как блюминг встал, произошла авария мотора. Через некоторое время испытания повторились. Броневой лист был получен. Так ровно через месяц после начала войны комбинат дал первую плавку броневой стали. Металл пошел большим потоком на производство различных видов вооружения. Танкостроители получили магнитогорскую броню на полтора месяца раньше срока, установленного правительством.

А мариупольский стан продолжали готовить к пуску. Он тоже стал давать броню. На Магнитку прибывали и другие эвакуированные заводы из Запорожья, Днепропетровска, Подмосковья.

С самых первых дней войны Магнитогорский металлургический комбинат стал одним из крупнейших арсеналов по снабжению армии боеприпасами и вооружением. В основном механическом цехе, ранее выполнявшем заказы для проведения ремонтных работ, теперь около двух третей станков изготавливали снаряды. В фасонно-сталелитейном цехе стали отливать башни для танков, в кузнечном — делали детали для мин, в электроремонтном — изготовляли ручные гранаты, в бытовках мартеновских цехов разместились станки новотокарного цеха, на небольшой площадке рядом с котельно-ремонтным работал тарный цех.

Нелегкой была проблема с рабочими кадрами. Только за второе полугодие 1941 года с комбината ушли около 8 тысяч человек, из них почти 5 тысяч — на фронт. С 33 эвакуированными предприятиями к 1 января 1942 года прибыло около 2 тысяч рабочих разных профессий, но большинство из них не имели специальной подготовки для работы на крупном металлургическом предприятии. Не хватало слесарей, токарей, подручных, грузчиков и других рабочих. Была ускорена подготовка молодежи в ремесленных училищах. Женщины-домохозяйки осваивали мужские профессии сталеваров, помощников машинистов паровозов, машинистов коксовых машин, турбин, вырубщиков металла.

Вспоминая те годы, мне особенно хотелось бы рассказать о Григории Ивановиче Носове, возглавлявшем комбинат в годы Великой Отечественной войны.

Прибыл он на комбинат из Кузнецка. Сначала работал главным инженером, потом директором комбината. Внес большой вклад в развитие металлургического комбината, в совершенствование технологии производства.

Бывший первый секретарь Челябинского обкома КПСС Н. С. Патоличев писал:

«Чем больше я узнавал Г. И. Носова, тем глубже проникался к нему уважением. Это был человек выдающихся качеств. Строгость характера в нем хорошо сочеталась с душевностью и простотой русского человека. У Носова не получишь поддержки, уважения, дружбы, если ты этого не заслуживаешь».

Магнитка в дни войны была уникальной строительной площадкой. Труженики треста «Магнитострой», комбината непрерывно вводили в строй новые объекты. Был смонтирован новый прокатный стан из эвакуированного из Запорожья оборудования, появились агломерационные ленты, мартеновские печи, паровоздушная, кислородная станции. Замечательное достижение магнитогорцев — введение в строй пятой, а вскоре и шестой доменных печей.

С каждым годом в Магнитке выпускали больше металла для фронта. Магнитогорцы вправе гордиться, что выпустили броневой металл для десятков тысяч танков, что почти каждый третий снаряд, выпущенный по врагу, был сделан из их стали.

Н. Горшенев

Броневой лист прокатан. Г. Носов

Первая военная задача завода сводилась к следующему: в кратчайший срок смонтировать эвакуированный с юга броневой стан и начать катать броню. Весь технический персонал был мобилизован. Появилось несколько проектов, где установить стан. Оказывалось, всюду стан будет мешать нормальному производству.

В моем кабинете разгорелся горячий спор, на каком варианте остановиться. В разгар дискуссии появляется озабоченный заместитель главного механика Николай Андреевич Рыженко. Он, один из наших старых кадровиков, знает каждый угол завода, каждый кран и стан. Рыженко всегда там, где больше всего нужен. Он находил самые неожиданные выходы из трудных положений.

— А вы как думаете, где поставить стан? — спрашиваю я его. Он будто собирается с духом и говорит:

— Где бы мы ни поставили его, он будет не на месте… На монтаж стана уйдет слишком много времени, а его у нас нет. Вы слышали сводку?

Этого я от Рыженко не ожидал. Не думал я, что он впадет в панику, мне хотелось его оборвать, даже накричать на него. Но на какой-то миг я сдержал накипавшую во мне ярость, и хорошо сделал.

Рыженко продолжал излагать свои мысли:

— Я уверен, что мы можем гораздо быстрее и в большем количестве получать броневой лист.

— Каким образом? — почти кричу я.

— Будем броневой лист катать на блюминге.

Минутное молчание. Все были поражены: бронь — и на обычном блюминге! Долго спорили, а вариант Рыженко все же приняли.

…Настал день, когда предстояло на практике мощным валкам блюминга проверить все теоретические расчеты. Решено было первые испытания провести не с броневой, а с более мягкой сталью…

Наступил час испытаний. У перил поста управления блюмингом собрались почти все, кто так или иначе был причастен к этому делу. Рыженко в последний раз проверил механизмы. Команда отдана. Кран поднял раскаленную болванку и перенес ее на рольганг. Старший оператор блюминга Василий Спиридонов взялся за рукоятки контроллеров. Вот уже болванку захватили валки. Слиток идет вперед-назад, вниз в зал, где установлены моторы. Через несколько минут докладывают:

«Авария — мотор…»

Двадцать восемь часов ремонтировали мотор. За это время многое было передумано. Поломка мотора — плохое предзнаменование. Не отступить ли? Ведь рискуем блюмингом! И все же решили не отступать. Как только мотор был отремонтирован, электрическая часть проверена, мы снова собрались на мостике.

На этот раз решили провести эксперимент полностью. В нагревательные колодцы были погружены два слитка мягкой стали и несколько слитков брони.

Слитки легкой стали прошли отлично, приспособление Рыженко работало безотказно. На стеллаже лежал первый в мире стальной лист, прокатанный на блюминге. Вновь команда. Теперь слиток броневой стали идет к валкам. Оператор работает внимательно, осторожно. Первый пропуск через валки, миллиметр обжатия. Второй, третий… Двадцатый, тридцатый, сороковой. Последние проходы, и вот лист убран с блюминга.

Затем пошли второй и третий слитки. Блюминг выдержал. Мощности хватило. Так и стала Магнитка «бронь» производить.

Г. Носов, директор Магнитогорского металлургического комбината в годы войны

«Дни и ночи у мартеновских печей…». И. Пайвин

В мартеновском цехе, одном из самых старых на нашем метзаводе, висячие садочные машины с облизанными огнем хоботами, словно мамонты, ворочаются над площадками, суют мульды с шихтой в огненные зевы печей.

На дворе морозная ночь, а у печи жарко: одежда дымится, пот — ручьем. Сталевар Иван Стругов машет рукой, останавливая подручных: «Порядок!»

Постоял в задумчивости, покусывая пшеничный ус, и подошел к плите, над которой первый подручный уже выливал в чугунный стаканчик из длинной стальной ложки взятую из печи пробу.

— Ну, голубушка, живо присылай анализ! — командует тихо, но жестковато Стругов пирометристке Ане Игольниковой, девочке в синем халатике.

Лаборантка щипцами подхватила стаканчик с застывающим в нем металлом и упорхнула, будто ее тут и не было.

Иван Савельевич нервничал, войлочную шляпу с синими очками отбросил, полотенцем обтирал лицо, посматривая на мастера Бубнова, который, иронически улыбаясь, вышагивал по площадке, ожидая вестей из лаборатории. Тот держится с достоинством человека, знающего себе цену. Всем своим видом демонстрирует спокойствие, как бы говоря: суетиться нечего, все будет в порядке.

А ночь плывет над цехом. Отсветы плавок зарницами бегут ввысь, поджигая кромки туч. В разливочном пролете горячка: там, где слитки поостыли, их выбивают из изложниц. Потом набрасывают цепи, и краны, подхватив их, осторожно кладут на тележки рядком. На второй канаве все готово к выпуску плавки. Женщины, которых называют канавщицами, уже отошли в сторонку. Канава еще не успевает толком остыть, когда они спускаются в нее. Работают в наклон, потом в раздевалке будут долго растирать занемевшие поясницы.

Все собрались за печью. Здесь душно и жарко, как в парилке. У желоба подручные с маху бьют кувалдой по ломику, пытаясь пробить летку. Но, видно, намертво спекло утрамбованный магнезит.

Начальник цеха Малышев пулей вылетел на площадку и, сложив руки рупором, закричал в сторону первой печи:

— Молодцова сюда! Сию минуту!

Федя Молодцов, подручный на первой печи, в это время пил холодную газировку. Услышав, что его зовет начальник цеха, осторожно поставил кружку и зашагал по площадке.

— Быстрее! Бегом! — кричат ему уже все, кто поблизости. — Шевелишься, как карась в тине.

Наконец подошел он к летке, где уже все ослабли от неимоверных усилий, скинул суконную робу и, взяв кувалду, медленно, будто нехотя, размахнулся. Подручные замерли. У Молодцова в руках силища страшная, бил он в ломик точно, и часто одного его удара было достаточно. Сейчас тоже так вышло. В летке сверкнуло, пламя метнулось вдоль желоба, и металл, искрясь, набирая скорость, рванулся в ковш.

Федя Молодцов отбросил кувалду, сказал с хрипотцой подручным: «Слабаки!» — и, накинув на плечи спецовку, удалился.

Все вздохнули свободно: плавка удалась. Мастер Бубнов вынул из кармашка часы, постучал ногтем по циферблату:

— За семь часов и пятнадцать минут сварганили плавку. Скоростная, как ни крути…

И только взялись заправлять заднюю стенку, откосы и пороги печи, бросая лопатами магнезит, как тут же все приостановилось на миг: взоры обратились на человека, поднявшегося по лестнице на верхнюю площадку. Темно-синее пальто с каракулевым воротником, аккуратная шапка чуть сдвинута на лоб, черные усы делают лицо строгим и неулыбчивым. Многие давно знали его.

— Нарком в цехе! — передавалось с площадки на площадку, и слова эти облетели весь цех. И всюду люди, работая, урывками бросали взгляды на верхнюю площадку, где у третьего мартена остановились И. Ф. Тевосян и начальник цеха С. И. Малышев. Оба невысокие, только Иван Федорович грузноват, в движениях медлителен, а Сергей Иванович с виду легкий, как перышко. Начальник цеха — в неизменной синей куртке, брюках, заправленных в сапоги, — горячо говорил что-то наркому.

Тевосян посмотрел сквозь синее стекло в деревянной оправе в печь, кивнул удовлетворенно и направился к желобу.

Мы, два недавних фэзэушника — Мишка Яговитин и я, измазанные белой огнеупорной глиной, мокрые, как мыши, только-только заправили желоб и отошли от него, чтобы глотнуть свежего воздуха.

— Ого! Да у вас все готово! — сказал Тевосян, глянув на желоб, замытый жидким стеклом.

— Бригады каменщиков у нас сильные, — отозвался Малышев и продолжил, видно, прерванный на площадке разговор: — На днях третью печь на капитальный ремонт остановим.

— Вижу, на ладан дышит. — И Тевосян вернулся на площадку, которую побрызгали водой, — парок над ней поднимался, как над росной луговиной. Чувствовалось, нарком доволен. Цех действительно не заслуживал упреков. Тогда с гордостью говорили: из наших мартенов впервые в стране начали выпускать марки стали, которые раньше варили только в электропечах, а они в ту пору были невелики, горшками их окрестили. Двенадцать тонн одна плавка, а две наши печи давали по 60 тонн, еще две — по 120. Но дело даже не в этом. Оборонные заводы требовали металл самых прочных марок и как можно больше. Перейти на выпуск легированной электростали в мартенах — смелый по тому времени шаг. Увеличение выпуска этого металла после того, как он стал выплавляться в мартенах, и не только в Златоусте, сразу двинуло дело вперед. Эта инициатива была высоко оценена: группе работников завода, в том числе и начальнику нашего цеха С. И. Малышеву, присвоили звание лауреатов Государственной премии СССР.

Как только цех перешел на выпуск электростали, мастер Иван Архипов взял ценный почин. Он заверил, что намерен каждую плавку выдавать по заданному химическому составу. Это означало: весь металл пойдет только по заказам.

Иван Архипов на оперативках объяснял:

— Как у нас до сих пор было? Надо добавить в расплав триста килограммов марганца, а где он? Его приготовленного нет. А плавка не ждет. Вот я и говорю, надо заранее, кучками от ста до пятисот килограммов заготовлять марганец, титан, хром, никель. Скажем, требуется добавить хрома или марганца, а он у вас уже взвешенный, рядышком лежит, бери — и в печь. И еще: ферросплавы будем загодя прогревать, чего тоже раньше не делали. Хлопотно? Но зато надежно — попадание в химический анализ обеспечено.

Хорошо отладил мастер эти операции. Сталеварские бригады оценили его предложение и уже не отступали от заведенного порядка, а это улучшило качество металла. А Иван Архипов на фронт ушел: был он знатным металлургом, стал артиллеристом высокого класса.

Нельзя не вспомнить и сталевара Ивана Панкова. Он нашел простой, но эффективный способ скачивания первичного шлака из печи. Операция эта изнурительна: на длинный стальной прут насаживается деревянная плаха, и три-четыре человека выгребают — «скачивают» шлак в приставленные к окнам печи чугунные коробки.

Иван Панков все переиначил. Он «наводил» шлак после расплава, давал в печь руду и несколько минут держал ванну под факелом, а затем выключал. Шлак, поднявшись, как опара, шел самотеком в коробки.

— Для меня лично выпал один тяжелейший месяц, — рассказывал бывший начальник смены М. Г. Брюнеткин. — Тогда я еще мастером был. Случилось так, что один за другим свалились от переутомления и болезней многие наши ребята. Остались только Георгий Волков, богатырь, чуть ли не самый высокий в цехе, и я. Двенадцать часов один на четырех печах отработаешь — в глазах темнеет. Сменит меня Волков и тоже двенадцать часов ведет плавки. Обеды нам прямо на площадку приносили. Как мы с ним выдержали — и сейчас чудом кажется. Ну, а потом к нам сталевары из Сталинграда приехали, с других южных заводов. Эта подмога оказалась кстати.

И. Пайвин, рабочий Златоустовского металлургического завода в годы войны

Саткинский чугун. П. Минеев

С первых дней войны с Саткинского металлургического завода ушли в Красную Армию несколько сот рабочих. К нам вернулись пенсионеры, пришли женщины и подростки. Перед нами стояла задача: обеспечить предприятия оборонной промышленности высококачественным малосернистым и малофосфористым чугуном из бакальских руд, выплавленных на древесном угле…

А тут доменную печь № 2 пришлось поставить на капитальный ремонт. Стране нужен чугун, а домна не может его дать. Как быть? Инженеры А. П. Кузнецов и М. Ф. Шаров предложили необычное решение — домну № 2-бис поставить рядом со старой, а потом последнюю убрать… Когда же пустили новую домну, а старую отремонтировали, получилось три домны, и все три стали плавить наш, особый, саткинский чугун.

А как строили новую печь! Не было не только специализированных строительных организаций, но даже механизмов. На базе ремонтно-строительного цеха организовали отдел капитального строительства и всем коллективом завода начали строить… Не было такого цеха или отдела, такого человека, который бы не строил эту доменную печь. А зима выдалась на редкость холодная.

Служащие городских учреждений, женщины-общественницы и домохозяйки, школьники старших классов — все, кто мог держать в руках носилки и лопату, участвовали в строительстве домны: копали землю, подносили камни и кирпичи. Дорога была каждая минута, и зачастую работали круглосуточно. Часть рабочих и инженерно-технических работников была переведена на казарменное положение. В сентябре 1944 года строительство печи закончили. 16 сентября был получен первый чугун. Пока новая домна строилась, старая плавила металл.

Высококачественный чугун Саткинского метзавода на протяжении всей войны эшелонами шел на заводы оборонной промышленности, чтобы превратиться в танки, пушки, пулеметы и другие грозные орудия.

П. Минеев, директор Саткинского металлургического завода в годы войны

Металл Победы. Н. Карпенко-Мошарова

Этот день 1942 года я никогда не забуду. Жили мы тогда в Сталинграде, работала я с отцом на металлургическом заводе «Красный Октябрь». 19 сентября нам объявили об эвакуации на Урал.

Медленно тащился наш эшелон. В Челябинск прибыли 25 октября. Оказалось, что завода, где мы должны работать, еще нет, его надо строить.

Ни до, ни после я не видывала строительства таких масштабов. А какие темпы!

В отделе кадров меня оформили табельщицей в доменный цех. Не об этом, конечно, я мечтала.

Меньше месяца проработала в доменном цехе, упросила отпустить в электроплавильный. Доменный цех когда еще вступит в строй, а электроплавильный — вот он, еще немного — будет выпускать так нужную фронту сталь.

И этот день наступил! Памятный, поистине исторический день.

19 апреля 1943 года. Вечер. Гудит наша печь № 1, кипит в ней сталь.

В цехе работало три электропечи. По службе мне приходилось наведываться к сталеварам, выяснять с ними различные вопросы. Но даже когда не было такой необходимости, какая-то сила направляла меня к электропечам. Огонь манил, завораживал. Могла часами любоваться отблесками пламени, бушевавшего за печной заслонкой, следить за четкими движениями сталеваров. И вот однажды подумала: «А я разве бы не сумела?»

В ту далекую пору все операции, связанные с выплавкой металла, требовали тяжкого труда. Но это меня не пугало, физических нагрузок я не боялась. Была я здоровой, крепкого сложения.

Пошла я начальнику цеха И. Я. Айзенштоку, сказала: хочу работать подручным сталевара.

— Почему именно подручным? — удивился он.

Я начала объяснять:

— Во-первых, я крепкая. Во-вторых, сейчас мужчины уходят на фронт. Кто их заменит?

Глаза у начальника потеплели, говорит:

— Давай свое заявление, подпишу…

Сталевар Михаил Зимин первым увидел меня в сталеварской робе.

— С каких это пор табельщицы стали носить спецовку? — спросил он иронически.

Я объяснила, что теперь буду работать на его печи. Зимин был настолько поражен, что протянул:

— Так ты же баба…

Пришлось действовать решительно.

— Говорите, что делать! Шутить будем потом…

На заводе быстро узнали, что на первой электропечи подручным сталевара работает девушка. Но всерьез очень немногие к этому отнеслись. Шло время, а я не только не думала уходить, а даже продвигалась по служебной лестнице: была назначена вторым подручным, потом первым.

На заводе гремела слава комсомольско-молодежных фронтовых бригад. Отличилась и наша сталеварская бригада. В первый день работы в качестве комсомольско-молодежной она выполнила сменное задание на 143 процента. А к 26-й годовщине Октября мы выдали скоростную плавку — металл был сварен за семь часов, вместо 10 часов по норме. Так что не была я обузой у электропечи.

Н. Карпенко-Мошарова, член сталеварской фронтовой бригады ЧМЗ

«Витамины» для стали. В. Гусаров

В первые месяцы войны половину плавильщиков, мастеров, начальников смен призвали в армию. Бывало, спрашиваешь: «Где старший плавильщик и горновой?» — и слышишь в ответ: «Их ночью в военкомат вызвали».

Плавильщиков заменили молодежь и женщины. Советские законы о труде и во время войны запрещали женщинам работать плавильщиками. Но женщины все же настаивали на своем, и некоторым разрешили выплавлять ферросплавы. В то грозное время к печам встали Мухина, Панкратова, Ахметова, Соколова, Андреева, Березовская, Смолина и многие другие. И как они работали!

Оборонной промышленности требовалась не простая углеродистая сталь, а качественная и в значительных количествах. Для ее выплавки нужны ферросплавы, которые называют «витаминами» для стали. К концу 1941 года в стране в числе действующих остался только один выпускающий их завод — наш Челябинский завод ферросплавов. Государственный Комитет Обороны потребовал от нас удвоить их выпуск на действующих мощностях.

Уже в сентябре 1941 года мы одержали первую победу на электропечах № 11, 12, 13 при выплавке углеродистого феррохрома. Проведенные исследования подтвердили наши предположения, что выплавку его можно производить и под закрытым колошником. Производительность электропечей возросла на 25 процентов. Намного снизился и расход электроэнергии. Этой технологией выплавки углеродистого феррохрома под закрытым колошником с тех пор пользуются в цехе № 2.

В конце августа сорок первого года на наш завод поступило оборудование электропечи для выплавки карбида кальция одного из украинских заводов. Решили использовать этот агрегат для выплавки ферросилиция. Проектировщики института «Гипросталь» через неделю сделали первые чертежи, как расширить здание цеха № 2 для установки новой электропечи, которой присвоили номер 19.

Сооружение фундаментов под здание и оборудование началось в середине сентября. Тогда не было башенных кранов и другой строительной техники, все земляные работы выполнялись вручную. Строительство велось круглосуточно, выходных дней и в помине не было. На строительной площадке в основном трудились женщины. К зиме здание было построено, а 8 марта 1942 года электропечь № 19 уже была подготовлена к включению. Утром загрузили кокс и с нетерпением ожидали, когда монтажники закончат последние работы. Такую возможность строительный трест предоставил нам только вечером.

Как только металлурги освоили увеличенную мощность этой электропечи, электрики приступили к реконструкции еще трех трансформаторов для печей № 6, 7, 8.

Трудно сказать, когда отдыхал С. И. Земсков, самый опытный мастер электроцеха по реконструкции трансформаторов. Когда бы я ни приходил в трансформаторную башню, непременно видел там этого талантливого мастера своего дела.

В 1944 году коллектив завода одержал большую трудовую победу. Производство ферросплавов по сравнению с 1940 годом мы увеличили в 2,1 раза. Большой вклад в это внесли фронтовые бригады, особенно бригада старшего плавильщика печи № 1 Левкина.

За выполнение задания Государственного Комитета Обороны по увеличению производства и обеспечению оборонной промышленности ферросплавами коллектив завода в марте 1945 года был удостоен высшей награды Родины — ордена Ленина. Орденами и медалями наградили и большую группу рабочих, инженерно-технических работников предприятия.

В. Гусаров, главный инженер Челябинского ферросплавного завода (ЧЭМК) в годы войны

Колонна имени ГКО. П. А. Агафонов. А. Павлов

Петр Агафонов пришел в депо станции Челябинск в 1917 году. Около десяти лет он работал слесарем, потом стал водить паровозы. Во второй половине тридцатых был участником стахановского движения, возглавил стахановскую колонну паровозов. На железных дорогах лучших рабочих называли тогда кривоносовцами (по имени инициатора движения Петра Кривоноса). Петр Агафонов на Южном Урале был в числе первых из них. Первым в челябинском депо он был награжден орденом Трудового Красного Знамени, перед войной его избирали в состав ВЦИК, делегатом XVIII съезда ВКП(б).

В ноябре 1941 года Агафонов организовал колонну имени Государственного Комитета Обороны (ГКО). Она работала по особому, почти воинскому уставу. Воинская дисциплина, каждый паровоз — боевой агрегат, все паровозы на хозрасчете, строгое соблюдение графика. Обязательства — значительно увеличить пробег между обслуживанием и ремонтом, основной ремонт вести силами паровозной бригады, водить тяжеловесы.

В колонну входило до 15-ти паровозных бригад: Спиридонова и Тришина, Киселева и Трошина, Агарышева и Логинова и других. Возглавил колонну инициатор почина П. А. Агафонов. Ее бригады бросали на самые трудные участки. Зимой 1943 года на участке Челябинск — Синарская создалось катастрофическое положение, поезда задерживались в пути на трое-четверо суток. Агафонов провел свой состав за 12 часов, в среднем же оборот локомотивов колонны ГКО составил сутки. В марте 1943 года с помощью агафоновцев положение на участке было нормализовано. За время войны они провели около двух тысяч тяжеловесов, перевезли сверх заданий более 1,5 млн грузов, сэкономили до пяти тысяч тонн топлива.

Патриотический почин челябинского машиниста был подхвачен на всей сети железных дорог страны. По уставу колонн им. ГКО работали многие десятки подразделений железнодорожников.

Паровоз Агафонова был признан лучшим в стране. К маю 1951 года он прошел 1 млн километров без капремонта.

П. А. Агафонов за доблестный труд в годы войны был награжден орденом страны — Ленина. Вторым орденом Ленина он был отмечен после войны. До выхода на пенсию Петр Александрович трудился ударно, был отмечен Государственной премией, тремя наградными знаками «Почетный железнодорожник», трижды избирался депутатом Верховного Совета ССР.

А. Павлов

В забой, как в бой! Н. Токунов

Нас, мальчишек, недоучившихся ремесленников из Донбасса, везут на неведомый Урал. Паровоз, уступая дорогу эшелонам, идущим на фронт, медленно тащил и тащил нас за тысячи километров от родных мест. Наконец-то прибыли в Челябинск, а отсюда — в Копейск. Всех нас определили в школу фабрично-заводского обучения (Ф3О) и ускоренными темпами стали доучивать шахтерскому труду.

Мы знали, что начинаем большое, важное и очень нужное для победы дело. Об этом напоминали многочисленные лозунги, плакаты. Тексты врезались в память, живут в ней до сих пор:

— В войне участвуют и штык красноармейца, и отбойный молоток шахтера!

— Каждая лопата угля — это тоже пуля по врагу!

— Много угля нарубишь — скорее фашистов погубишь.

— Лодырь в забое, что трус в бою, — оба позорят Отчизну свою.

Нас направили на одну из старейших в городе шахту «Красная горнячка». С первого же дня норма была установлена немалая — нарубить за смену 110 тонн угля. Такая же, как и для взрослых опытных шахтеров. И мы работали по 14–15 часов, до тех пор, пока не выдавали свои 110 тонн.

К концу смены буквально валились от усталости, нередко не могли подняться на-гора и засыпали прямо там, в шахте, приткнувшись где-нибудь в теплом закутке. И так изо дня в день, порой месяцами без выходных.

Среди военных лет память особо отмечает 1943 год. Несмотря на то, что в 1942 году добыча угля в Челябинском угольном бассейне значительно увеличилась, проблема топлива обострилась, так как увеличилось число предприятий, наращивались их мощности, рос грузопоток на железнодорожном транспорте.

Тогда и родился шахтерский девиз: «В забой, как в бой!»

Секретарь обкома партии в годы войны Н. С. Патоличев пишет в своих воспоминаниях:

«21 апреля 1943 года мы получили телеграмму Сталина. Из нее видно, насколько остро стояли вопросы обеспечения бесперебойной работы предприятий черной металлургии.

В телеграмме говорилось: «Обязать «Челябснабуголь» (т. Кучерова) при всех условиях, при любых регулированных графиках, независимо от общего уровня погрузки по бассейну, обеспечить отгрузку ежесуточно заводам черной металлургии 3333 тонны челябинских углей. Отгрузку производить впереди всех потребителей».

С конца 1942 года широко развернулось движение за создание фронтовых бригад. Каждое такое производственное звено приравнивалось к боевому подразделению и действовало как на передовой. Почетного звания фронтовой бригады в 1943 году был удостоен и наш коллектив, где я был уже бригадиром.

В 1943 году по всей стране прозвучал призыв копейчанки Кати Подорвановой: «Девушки, в забой!» Катины подруги-комсомолки первыми поддержали ее почин. Катя возглавила первую в стране шахтерскую комсомольско-молодежную бригаду девушек.

В первый раз в лаву бригаду Подорвановой провожали с музыкой. На шахтном дворе собрались горняки. Конечно, все понимали, что совсем это не женское дело — уголь рубить. А девчата, одетые в шахтерские спецовки, чувствуя всеобщее внимание, смущались. И вдруг запели: «Синенький, скромный платочек…» Так с песней и спустились в шахту.

В первый же день бригада выполнила план. По всему Челябинскому угольному бассейну, а затем и далеко за его пределами гремела заслуженная слава о бригаде девушек-забойщиц. За три месяца они дали сверх плана полторы тысячи тонн угля, заняли первое место во Всесоюзном соревновании комсомольско-молодежных бригад и завоевали переходящее Красное знамя ЦК ВЛКСМ, которое позднее было оставлено бригаде на вечное хранение.

Все знали Катю Подорванову и ее подруг. Их портреты публиковались в газетах и журналах. На центральной площади Копейска висел большой плакат: на коне девушка, очень похожая на Катю, с черными косами. И большими буквами: «Дочь богатыря».

У Подорвановой нашлось немало последователей. Одними из первых создали и возглавили женские бригады Александра Солдатова, Надежда Лоза, Оксана Бывакина, Клавдия Григорьева и Анна Рябкова, Клавдия Бондаренко и Анна Распопова. К 1945 году на шахтах Копейска насчитывалось 20 женских добычных комсомольско-молодежных бригад. За годы Отечественной войны женские бригады добыли 45 тысяч тонн сверхпланового угля.

На нашей шахте «Красная горнячка» женские бригады возглавляли Фрося Курочкина и Ольга Махтиенко. Вот что писала о бригаде Махтиенко в те дни газета «Копейский рабочий»:

«Бригада Ольги Махтиенко крепко держала свое слово. В четвертом квартале 1944 года по итогам Всесоюзного социалистического соревнования она завоевала первенство, получив переходящее Красное знамя ЦК ВЛКСМ и Наркомугля».

Можно вспомнить немало и других имен. Анна Сафронова с шахты № 12/16, например, освоив профессию навалоотбойщика, обучила ей шестерых молодых рабочих-узбеков.

Мария Худякова, бухгалтер шахты № 201, из служащих создала бригаду по добыче угля. Члены бригады, овладев профессией навалоотбойщика, только за два месяца 17 раз спускались в шахту в свободное от своей основной работы время и добыли 1563 тонны угля. По примеру Марии Худяковой стали создаваться из служащих добычные бригады и на других шахтах, а в аппаратах трестов работники решили один день каждой недели трудиться на добыче угля в шахтах.

Хорошо сработала в 1943 году угольная промышленность Копейска. На-гора было выдано на 216 тысяч тонн топлива больше, чем в 1942 году. Большая группа шахтеров за самоотверженный труд была удостоена орденов и медалей.

Когда пришел долгожданный и радостный День Победы, каждый понимал, что в ней частичка и нашего труда, из которого сложились 16 миллионов тонн угля, добытого в шахтах Копейска за годы войны.

Н. Токунов, бригадир фронтовой бригады шахты «Красная горнячка»

Запас прочности. Е. Агарков

Тяжелые сентябрьские дни сорок первого. Эвакуация Харьковского тракторного (я работал там электросварщиком) в Челябинск. Одновременно начали прибывать эшелоны с оборудованием и людьми с Московского завода имени Ленина, из Донбасса, Брянска, Николаева, с Ижорского завода… Челябинский станкостроительный завод принимает эту технику, людей, в короткий срок сплачивает боевой коллектив, работающий на оборону. Девиз один: «Все — для фронта, все — для победы!»

Мне доверена молодежная бригада сварщиков.

Мы трудились на конечной операции. От нас башня танка шла на сборку. И чтобы добиться бесперебойной, высокопроизводительной работы всей технологической цепочки, мы — молодежь, комсомольцы — решили организовать соревнование фронтовых бригад.

Когда наша бригада выполнила план на 200 процентов, горком ВЛКСМ присудил ей звание фронтовой.

В апреле 1943 года заместитель начальника цеха Л. А. Винокуров обратился к нам:

— Нужны хорошие сварщики на расшивку монтажа. Они есть у вас в бригаде. Думаю привлечь сварщиков шестого разряда Бухарова и Павлова. Опыт у вас достаточный, нужно приложить усилия, чтобы бригада осталась передовой. Я пришлю пополнение, а вы обучите этих рабочих.

В новом составе наша молодежная бригада сформировалась, в основном, из девушек. Мужчин осталось только двое — Яша Синицын и я.

Анализируя нашу работу, мы убеждались, что много сил затрачиваем напрасно. Задумались над тем, как лучше организовать труд. Заметили, что при правильной расстановке сил можно намного сократить время. На своем производственном совещании сделали расчеты затрат времени на каждую операцию и распределили силы наиболее рационально. Вскоре это позволило нам делать корпуса в три-четыре раза быстрее. Рекорд был установлен при изготовлении корпуса танка «Генерал Рокоссовский». Он был сварен за 2 часа 40 минут.

Опыт бригады стал широко известен на предприятии. Правительство высоко оценило мой труд, наградив орденом Ленина.

Примененные нами приспособления, внедренные рационализаторские предложения дали возможность в несколько раз повысить производительность труда. Однако останавливаться на этом было нельзя. С каждым месяцем увеличивались задания по выпуску бронекорпусов. А людей не хватало.

Танковые башни обрабатывались у нас на двух участках. Было внесено предложение — объединить наши бригады. Укрупнение позволило создать единый поток с полным завершением всех операций на одном участке. Бригада стала комплексной. В нее вошли огнерезы, слесари, сварщики, крановщики. Теперь мы своими силами могли смонтировать, заварить и сдать готовую башню.

В результате лучшей организации работ производительность труда выросла в два-три раза, выпуск продукции увеличился на 166 процентов. Высвободились квалифицированные специалисты, которые стали работать на других участках.

Выступая на Всесоюзном совещании танкостроителей, нарком В. А. Малышев сказал о нашем начинании:

«Да вы знаете, что это значит? Агарков нам почти целый танковый завод подарил… Нет сомнения, что работа по укрупнению бригад, участков и цехов позволит нам не только укомплектовать квалифицированными рабочими «узкие» места на действующих заводах, но и направить значительное число квалифицированных работников на восстанавливаемые заводы.

Наркомат танковой промышленности поддерживает инициативу, проявленную бригадиром товарищем Агарковым. Всем заводам дано указание о распространении его опыта».

За первые четыре месяца после того, как нарком принял это решение, только в танковой промышленности было расформировано более 600 бригад, 513 участков и 115 цехов, высвобождено более двух тысяч инженерно-технических работников и служащих, около четырех тысяч рабочих было направлено на другие предприятия.

Государство высоко оценило труд членов бригады. Все мои товарищи были отмечены правительственными наградами. За предложенный метод усовершенствования организации производства мне было присвоено звание лауреата Государственной премии СССР.

Е. Агарков, бригадир фронтовой бригады

Трудовой подвиг. С. Гинзбург

Рассказы о героическом труде советских строителей в годы войны могли бы составить многие тома. Что ни стройка, то трудовой подвиг.

…Прежде всего на память приходит Чебаркуль.

В последних числах декабря 1941 года перед нами была поставлена задача на базе эвакуированного из Подмосковья оборудования завода «Электросталь» построить на Урале, в Чебаркуле, крупное предприятие черной металлургии и ввести его в действие не позднее 15 марта 1942 года, то есть построить завод за 75 дней. Непосредственное руководство строительством было возложено лично на меня, как на народного комиссара. Сюда, в Чебаркуль, был направлен коллектив эвакуированной с Украины особой строительно-монтажной части «Запорожстрой», располагавшей квалифицированными кадрами.

О масштабах задачи свидетельствуют цифры: в пусковой комплекс завода входили 7 основных производственных цехов, 11 вспомогательных сооружений, железнодорожные пути, водовод с двумя насосными станциями и водозабором, воздухопроводы высокого и низкого давления, паропровод и другие инженерные сооружения и коммуникации.

Предстояло выполнить большой объем земляных, бетонных и железобетонных работ, изготовить и смонтировать металлические конструкции, возвести промышленные печи, произвести монтаж 6 тысяч тонн сложного технологического оборудования…

И все это нужно было осуществить в условиях суровой уральской зимы, при 45-градусном морозе.

В самые первые дни в Чебаркуле я встретил на строительной площадке первого секретаря Челябинского обкома партии Н. С. Патоличева. Он был недавно переведен сюда из Ярославля и рассказал мне, о чем беседовали с ним в ЦК партии и ГКО перед отъездом на Урал. Руководители партии и государства подчеркивали, что строительство Чебаркульского завода по срочности и важности несравнимо ни с чем. Именно поэтому буквально через два-три дня после избрания на пост первого секретаря Челябинского обкома Николай Семенович поехал в Чебаркуль…

Конечно, по привычным меркам построить крупный завод тяжелой промышленности за 75 дней невозможно. Естественно, что даже некоторые опытные строители сомневались в этом. Но жизнь показала, что даже при крайне сжатом графике строительства можно отыскать резервы и сделать то, что казалось невозможным…

Прораб Алексей Подлепа со своим отрядом построил здание насосной станции в неслыханно короткий срок — всего за 22 часа вместо 5 дней по графику. Подлепа был награжден орденом Ленина.

Бетонщики бригады Никитченко за одну ночь уложили в фундамент 630 кубических метров бетона, перевыполнив норму в 3 раза.

Соревнуясь, плотники, арматурщики, бетонщики соорудили первый фундамент под самый мощный агрегат «201-5» на 46 часов раньше срока.

До сих пор храню заметку, напечатанную 10 января 1942 года в газете, изданной на стройке выездной редакцией «Челябинского рабочего»:

«Бригадир тов. Сергиенко организовал бригаду из учеников ФЗО. Инициативный бригадир сумел быстро обучить молодых рабочих, и теперь эта бригада прославилась на весь участок как передовая.

Укладывая арматуру в фундамент одного ответственного агрегата, тов. Сергиенко не сходит с рабочей площадки уже трое суток».

Еще газета — за 15 января:

«Вчера бригада монтажников стальконструкции тов. Кильдишева получила задание приступить к монтажу пролета Б-В цеха № 4.

Не сходя с рабочего места, бригада проработала 24 часа, смонтировала пролет и выполнила норму на 600 процентов.

Вот имена стахановцев, самоотверженно работавших на монтаже конструкции пролета Б-В. Это товарищи Кильдишев, Ефремов, Болтов, Назимкин, Менашкеев…»

На Чебаркульстрое трудились замечательные люди. Среди них нельзя не назвать опытных инженеров и организаторов А. Н. Комара, С. П. Кильдишева, Л. М. Пестрова, А. К. Хворостянского, А. П. Подлепу.

Выделялся своим задором молодой инженер А. Н. Комар… В послевоенные годы А. Н. Комар стал главным инженером Днепропромстроя и Главприднепровстроя, а в августе 1957 года был избран президентом Академии строительства и архитектуры УССР.

После завершения работ в Чебаркуле я вернулся в Москву, отчитался в правительстве о выполнении задания. Труд строителей был высоко оценен, но я вынужден был доложить, что построенный завод пока не эксплуатируется: Наркомчермет еще не подготовил рабочих для укомплектования завода. Мы поставили здесь опытных монтажников, которые запустили молоты и пресс кузнечного цеха, но это не было выходом из положения.

Конечно, положение было исправлено, и завод заработал как следует.

С. Гинзбург, нарком строительства в годы войны

Генерал строек. А. Н. Комаровский. А. Моисеев

Герой Социалистического Труда генерал А Н. Комаровский руководил строительством Челябинского металлургического завода

Строитель Комаровский был генералом. Далеко не все его стройки были военными, но по важности для страны они приравнивались к оборонным. Взять хотя бы челябинскую. Для обороны она значила так много, что ГКО в марте 1942 года перебросил сюда с оборонительных рубежей Сталинграда целую саперную армию. Ею командовал Комаровский, тогда бригадный инженер. Потом уже, на склоне лет, подводя итог своим трудам, Александр Николаевич писал: «Вспоминая сейчас все стройки, на которых мне до и после этого приходилось участвовать, не могу назвать более сложной обстановки, если не считать, конечно, строительства оборонительных рубежей в прифронтовой полосе».

А уж ему-то было с чем сравнивать. Потомственный строитель, после окончания Института инженеров транспорта он до войны прокладывал канал имени Москвы. Разве не трудная была стройка? В первые месяцы войны — оборонительные рубежи Южного, Юго-Западного фронтов, под Сталинградом. После Урала — металлургический завод в Рустави. Первенцы атомной индустрии и ядерного оружия, в том числе и челябинские атомграды. Первая в мире атомная электростанция в Обнинске. Московский университет. Каждая стройка в особинку. И все-таки труднее всего было в Челябинске.

Самой невезучей в городе была стройплощадка металлургического завода, которую вел Бакалстрой, — она превратилась в пустырь. В месяцы отступления наша страна лишилась основной металлургической базы на Украине, и было решено: в кратчайший срок построить в Челябинске завод по выпуску качественных сталей. В помощь Бакалстрою перебросили Запорожстрой, Куйбышевособстрой, отдельные стройбаты и, наконец, 5-ю саперную армию. В марте 1942 года армейские эшелоны стали прибывать в Челябинск, а в августе все организации были объединены в Челябметаллургстрой, который возглавил Комаровский.

ГКО поставил задачу: пустить первую очередь завода в 1944 году — крупнейший в Европе электросталеплавильный цех, прокатный (длиной около 500 м), доменный, коксохим и вспомогательные службы. Сталь для боевых машин — вопрос жизни и смерти страны.

Особенно трудно, страшно трудно было зимой. Ведь люди работали на морозе, по полсуток, впроголодь, а после им и согреться было негде, стояли только землянки и продувные бараки. Разделяли трудности рядовых строителей и руководители. Строили завод, в основном, репрессированные, трудармейцы. Надо было не только их быт наладить (уж им-то выделялось совсем ничего в то голодное время), но и организовать их так, чтобы эти люди трудились героически. Комаровский сумел это сделать.

«На руководимых им стройках, — писала газета «Красная звезда», — всегда применялись наиболее передовые и прогрессивные методы работ, способствующие быстрому и экономичному их осуществлению. Вся его деятельность отличалась четкостью, оперативностью, необыкновенной доброжелательностью и уважительностью к товарищам по труду, своим подчиненным».

7 февраля 1943 года «Правда» опубликовала сообщение об окончании строительства первой очереди ЧМЗ и сдаче его в эксплуатацию. После наладки и опробования оборудования 19 апреля 1943 года челябинские металлурги получили первую плавку качественной стали.

Высокую оценку героическому труду строителей и металлургов завода дал в своей книге «Записки строителя» генерал армии Комаровский: «Может быть, это звучит парадоксально, но даже сейчас, в дни мирного строительства, при неизмеримо лучшем снабжении, более высокой механизации работ, было бы очень трудно в такие сроки создать на голом месте комплекс металлургических цехов, реально выдающих качественную продукцию».

Челябинская качественная сталь пошла на авиамоторы и танковые двигатели — последние собирались по соседству, в цехах танкового завода. Через год дала плавку первая домна. Завод еще строился (впереди — пуск Коксохима и 2-й домны), но главное уже сделано, и Комаровского с его «штабом» перебрасывают в Закавказье. Здесь, в Рустави, тоже нужно было в кратчайший срок пустить метзавод.

А после Рустави и после войны генералу Комаровскому снова пришлось работать с челябинцами. Его назначили заместителем министра внутренних дел по строительству. Под его началом оказалось строительство секретных объектов, в том числе и ядерных, — первенца атомной индустрии — химкомбината «Маяк» и первого атомграда — Челябинск-40 (ныне Озерск). «Сороковку» строили бывшие подчиненные генерала строек по Челябметаллургстрою.

В мирное время Александру Николаевичу за специальные исследования присвоили ученую степень доктора технических наук, он автор нескольких научных работ и книг. Занимая ответственные, нелегкие посты, он находил время читать лекции студентам, заведовал строительной кафедрой.

Улица А. Н. Комаровского находится в Металлургическом районе Челябинска, который зарождался под его началом.

Мемориальный музей военного строителя создан в металлургическом техникуме.

А. Моисеев

Никогда не забудется. А. Крыгин

Война застала меня в Донбассе, в родном Краматорске. Я работал на строительстве одного из предприятий начальником строительной конторы.

2 сентября 1941 года всех мужчин, работавших под моим началом, а также экскаваторы и другую технику, двадцать лошадей отправили в район Кременчуга. Мы были приписаны к 5-й саперной армии. Строили различные оборонительные сооружения — противотанковые рвы, окопы, доты, дзоты, наблюдательные пункты. Делали из стволов противотанковые надолбы, возводили и взрывали мосты.

Под натиском превосходящих сил врага наши войска отступали. Вместе с ними отступали и мы. Шли по таким родным и знакомым донецким степям до станицы Суровкино, что под самым Сталинградом. Отсюда я и был командирован на строительство Челябинского металлургического завода.

…Прокатный цех предстояло пустить в мае 1943 года. Однако в самом начале строительства случилась непредвиденная задержка. Мы уже возвели фундаменты под колонны цеха, и вдруг оказалось, что цех должен быть на 50–80 метров севернее. Надо было наверстывать упущенное. Возможно, такое случилось потому, что проектирование шло спешно. Бывало так, что утром конструкторы выдают чертежи, а во второй половине дня по ним уже ведутся работы. Таковы были темпы строительства, не терпевшего промедления.

В конце концов отставание мы наверстали. Помог энтузиазм людей, которые объединялись в каком-то едином порыве. Память сохранила примеры поистине героической работы. Вспоминаю каменщика Бахмайера. Мастерок в его руках так и играл. Казалось, все рабочие приемы доведены до совершенства, а он все находил и находил возможности для увеличения выработки. В иные дни выполнял по пять норм.

Все понимали, что недодать металл — значит, недодать оружия защитникам Родины, значит, сделать более долгим путь к победе.

Готов один пролет — начинали монтаж оборудования, подготовлен даже небольшой участок — начинали установку. Вспоминаю, как действовал наш мастер на монтаже оборудования Нейман. Он был грамотным специалистом, хорошо разбирался во всех тонкостях монтажа, знал условия эксплуатации механизмов, их назначение в технологическом процессе. С ним было легко работать. Он быстро находил нужные решения, помогал устранять все неувязки.

В мае 1943 года были прокатаны первые слитки. Тут уж мы ходили именинниками.

После пуска прокатного цеха меня отправили на строительство доменного. Работал я там начальником участка. Руководил работами на строительстве важных участков первой доменной печи — рудной эстакады, загрузочного устройства, скиповой ямы. Трудностей пришлось преодолеть немало. В канун Первомая 1944 года первая доменная печь Челябинского металлургического выдала первый чугун. Горновые разделали летку, тугая струя металла устремилась по литейной канаве и тяжело ударила в дно ковша. Это была крупная победа!

А на заводе вступали в строй все новые и новые сооружения. 2 августа 1944 года выдала кокс первая коксовая батарея, и с этого момента доменный цех стал работать на топливе, изготовленном непосредственно на заводе, перестал зависеть от поставщиков.

Вместе с заводом росли и жилые кварталы района. 29 августа 1942 года был сдан первый дом. В дальнейшем жилье строилось интенсивно. Материалов на стройке не хватало, поэтому использовались все возможности, все подручные средства.

Когда я прохожу по территории комбината, не перестаю удивляться тому, как он разросся, какую силу набрал. И самые дорогие воспоминания — о том времени, когда он зарождался.

А. Крыгин, первостроитель Челябинского металлургического завода

Первая фронтовая. А. Пальна-Пашнина

В июне 1941 года я окончила семь классов школы № 18 Челябинска. Мечтала стать учительницей. Но отец, Андрей Филиппович Пашнин, рабочий опытного корпуса ЧТЗ, сказал: «О педучилище думать не время, пойдешь на завод». И привел меня в ремесленное училище. Спустя несколько месяцев, закончив училище, я пришла в цех нормалей.

Второй матерью стала мне мастер Люся Костромитина. Тогда, в горестные военные годы, под началом Люси были одни неопытные девчонки.

Сколько нужно было иметь душевной доброты, чуткости и такта, чтобы ни о ком не забыть, каждому помочь. Добрая, трудолюбивая, простая русская женщина, она болела за всех нас. Так и слышишь ее слова: «Девчонки, задание на смену получила. А ну, налетайте…»

Я чувствовала себя взрослым человеком, потому что в цехе рядом работали совсем еще девчонки четырнадцати-пятнадцати лет — Нина Никитина, Тоня Сизганова, Васса Томилова… Они приехали в Челябинск с Украины, из Москвы, Куйбышева, Ленинграда.

Многим из нас делали подставки к станкам, настолько мы были маленького росточка. Меня, например, так и называли «маленькая Аня». Прямо из детства мы шагнули во взрослый мир, такой тревожный, сложный и трудный, на смену детским пришли заботы государственные.

Летом 1942 года на участке, где я работала, создалось очень тяжелое положение — программа выполнялась только на 57 процентов. Помню, как переживали мы. «Что делать?» Этот вопрос мучил меня постоянно.

3 октября 1942 года состоялось первое организационное собрание будущей комсомольско-молодежной фронтовой бригады.

— Работать в тылу по-фронтовому, — решили девчата. — Мы должны быть достойны наших фронтовых подруг. Так родился боевой клич: станок — орудие, участок — поле боя. Обязались не уходить из цеха, пока задание не будет выполнено. Мы дали слово, что будем обходиться без наладчиков, освоим смежные специальности.

Результаты сказались очень скоро: в октябре бригада выполнила план на 101 процент, в ноябре — на 116,6, причем на четыре дня раньше, в декабре — на 117 процентов. В результате уплотнения рабочего дня и лучшей организации труда постепенно стали перевыполнять задание и до 210 процентов. Свое слово мы сдержали, ведь при создании бригады оговаривалось: звание «фронтовой» присваивается только тому коллективу, который из месяца в месяц выполняет план не менее чем на 200 процентов.

Наша бригада стала первой фронтовой бригадой на заводе, ей присвоили имя Героя Советского Союза летчика Николая Гастелло, а бригаде Шуры Садиковой — появилась вслед за нашей — имя Зои Космодемьянской.

Помню, в конце октября 1942 года мастер X. Беспечанский дал мне задание сделать за смену 1150 моторных деталей. Цифра показалась невероятной, потому что в самые удачные дни я добивалась выработки 700–800 деталей при норме 320.

— Не сумею, — сказала я мастеру. — Не смогу.

— Сможешь и сделаешь, — настаивал он. Мастер почему- то был уверен, что задание мне по силам. И возражать ему я больше не стала. Пошла к своему станку, тщательно подготовила рабочее место, проверила и отрегулировала станок. С особым вниманием, собранно и сосредоточенно принялась за работу. Все свое умение и силу воли вложила. Хотелось доказать, что смогу.

Подруги по участку чувствовали мое настроение, никто не мешал мне, не отвлекал. Все с нетерпением ждали моего вечернего рапорта. И я доложила:

— Задание выполнено. 1150 деталей отфрезеровано.

Говорят, успех окрыляет. И верно, сил как будто намного прибавилось. Уже на другой день я выдала 1200 деталей, а затем и 1300. И темпов не снижала.

В январе 1943 года большая группа работников завода была награждена орденами и медалями. В их числе я была удостоена высшей награды Родины — ордена Ленина.

Почин нашей фронтовой комсомольско-молодежной бригады подхватила молодежь завода. Уже в декабре 1942 года было создано 67 фронтовых бригад, объединивших 526 человек, в феврале 1944 года их число увеличилось до 974. К концу войны на заводе действовало более 1700 бригад — около 10 тысяч молодых рабочих. Имена 68 лучших бригадиров занесены в Книгу почета завода. Есть в этой книге и мое имя.

А. Пальна-Пашнина, бригадир фронтовой бригады

Трудный хлеб. М. Нестеров

Линия фронта в годы Великой Отечественной войны проходила не только по полям военных сражений, она продолжалась в цехах фабрик и заводов. Она продолжалась и на хлебных полях, где борьба за каждый пуд, каждый килограмм зерна расценивалась как конкретный вклад в приближение нашей Победы. И хотя житница страны — Украина, Северный Кавказ, Центр России — была охвачена огнем, наши солдаты неизменно получали положенное ему довольствие. Его давали земля и самоотверженный труд земледельцев, работавших в тылу. С большим трудом доставался хлеб военных лет. Вся тяжесть хлеборобского труда легла на плечи женщин, подростков, стариков. В деревне военной поры редкостью были машина, трактор, комбайн, не хватало лошадей, пахали и сеяли на быках и коровах, работали от зари до зари.

Мы воздали должное воинам, возведя на местах сражений величественные мемориалы и более скромные памятники и обелиски. Мы воздали должное героям индустриального тыла, подняв на пьедесталы танки и «катюши». Но мы пока в долгу перед сельскими тружениками, а вернее, труженицами военной поры.

Вклад селян военного лихолетья в победу измерялся хлебом. Не было бы хлеба — погасли бы мартеновские печи, остановились бы станки, поезда. Аукнулось бы и на фронте: голодный — не воин. И потому тот, кто помнит вкус хлеба военной поры, кто помнит сладость полученного на карточки пайка, тот и сегодня низко поклонится хлеборобам, в труднейших условиях делавших свое нелегкое дело.

В первый год войны более 40 тысяч работников сельского хозяйства нашей области ушли на фронт — 75 процентов от общего числа работающих на селе. На фронт было отправлено большинство исправных автомобилей, треть тракторов, около 15 тысяч лошадей.

Первая военная осень выдалась тяжелой. Уборочная из-за ненастья началась на три недели позже. Люди на полях работали сутками. И все же часть посевов осталась под снегом. Уже на ледяном ветру продолжались скирдовка и обмолот хлеба. И тем не менее в области было заготовлено 47 миллионов пудов зерна. Удалось сохранить, в основном, поголовье скота.

Все заботы о хлебе насущном легли на плечи женщин, подростков, стариков. В 1940 году среди механизаторов было 9 процентов женщин, в 1942-м — более 55. В сельскохозяйственных работах участвовало все трудоспособное население деревни, на полях ежегодно работало около 100 тысяч горожан. И тем не менее уже в 1942 году положение на селе резко ухудшилось. Ни один район области не выполнил план хлебозаготовок, сократилось поголовье крупного рогатого скота.

Весна 1943-го началась с того, что уменьшились посевные площади, сократились посевы пшеницы. До угрожающих размеров выросла засоренность полей, упала их урожайность. Снизилась продуктивность животноводства. И все же труженики села вырастили хлеб. 7,7 миллиона пудов зерна южноуральские земледельцы дали для фронта.

А 1944 год стал переломным. Наверное, потому, что трудности заставили лучше организоваться, мобилизовать свои силы и возможности. А еще потому, что на село стали возвращаться получившие ранения фронтовики. Передовые хозяйства вырастили хороший урожай. Колхозы «Новая жизнь» Брединского, им. Буденного Бродокалмакского, им. Калинина Троицкого районов и многие другие собрали по 12–15 центнеров с гектара. Государство получило на 43 тысячи тонн зерна больше, чем в сорок третьем году.

Шла последняя военная весна. Наши войска вели бои в Германии. Уже по всему чувствовалось: победа близка, рядом. И год выдался на радость людям — урожайный. Передовые хозяйства собрали 15–18 центнеров зерновых с гектара. Область заняла второе место во Всесоюзном соревновании за получение высокого урожая. Ей вручили переходящее Красное знамя Союзного Совнаркома.

М. Нестеров

Хлебное поле — поле боя. Г. И. Гусев. М. Полозков

…Шла зима 1941 года. Немцы угрожали Москве. На Урале в эту пору стояли морозы. Однажды в зимний студеный день разыгралась пурга. Гусева она застала в дороге. Ледяная крупа секла лицо. Засыпанный снегом трактор еле двигался, с трудом преодолевая заносы. И вот мотор зафыркал, машина вздрогнула и встала.

Григорий Гусев соскочил с трактора. Не было смысла заводить машину, ведь все равно, пока не кончится пурга, трактор не сдвинуть с места. «Сколько же времени она продлится?» — тревожило Гусева. Он внимательно осмотрел транспорт. На больших санях, прицепленных к трактору, стояли огромные ящики, доверху наполненные пшеницей. Сотни пудов совхозного хлеба, столь необходимого сейчас государству!

Григорий вышел на дорогу. Впереди трактора уже намело сугроб метровой высоты. И этот сугроб увеличивался, задерживая несущийся по степи снег. «Уйти на усадьбу, согреться и вернуться к машине после бури», — решил было тракторист. — «Но как же оставить государственный хлеб, машину?» — и вернулся к трактору. Затем, достав лопату, он начал подготавливать себе «убежище».

Степь окутывали сумерки. Мучительно тянулось время, суровая уральская пурга не унималась. За первыми сутками пошли вторые, третьи… Лишь наутро четвертого дня, когда буря стихла, утомленный борьбой со стихией Григорий Иванович с трудом расчистил снежные заносы и начал вызволять машину. Затем, разогрев и запустив мотор, он сел за руль и стал прокладывать через сугробы семидесятикилометровый путь к элеватору.

…В 1941 году, когда из совхоза ушли на фронт комбайнеры, Григорий Иванович к своему агрегату из двух комбайнов прицепил третью машину. Почти тридцатиметровый захват стал делать его сцеп. И Гусев, успевая за всем доглядеть, работал без простоев, зерно поступало потоком, отвозить его еле успевал обоз из 10 бричек.

После следующего призыва в армию механизаторов в совхозе стало еще меньше. Гусев и тут нашел выход из положения. Его штурвальные стали работать комбайнерами, а на свою машину он взял девушек, раньше не работавших на жатве. Александра Старикова и Мария Сычева быстро обучились штурвальному делу.

…В 1943 году из совхоза на фронт снова ушли механизаторы. Случилось это перед уборочной страдой. В совхозе спешно начали готовить новых водителей машин. Время не ждало. Созревали хлеба. Казалось, если совхозу не будет оказана помощь, зерно осыплется, останется неубранным. И Гусев решил: не менее 100 гектаров в день убирать на каждом агрегате! Его машины работали круглосуточно. Сам он и девушки-штурвальные, похудевшие от напряженного труда, с опухшими от бессонницы глазами, сутками не покидали комбайнов. В том году агрегат Гусева убрал 2650 гектаров — 66 процентов всей площади зерновых культур совхоза!

М. Полозков

Двадцать гектаров. В. Ланских

Была весенняя ночь сорок второго. Длинная, черная, душная. Бригадир тракторной бригады Семен Устинович Сотников, растолкав нас, спящих в передвижном вагончике, сказал: «Ребята, семена подвезли! Быки пасутся рядом с бричками. Идите работать».

В разгаре была первая военная посевная. С прицепщицей Зиной Шуровой, шестнадцатилетней, но для своих лет рослой девушкой, мы пошли к своему тракторному агрегату.

Этот 60-сильный «стальной коняга» тащил за собой столько прицепных машин, сколько сейчас даже 220-й богатырь «Кировец» вряд ли отважился бы потянуть. К трактору, который, казалось, поник, сгорбился от непосильной работы, были прицеплены два пятикорпусных плуга, шесть борон и сеялка с сошниками. Современному агроному или механизатору покажется невероятным такой набор машин в одном прицепе. Но иначе тогда было нельзя.

Да, мы сразу пахали, боронили и сеяли. Зяби в нашем колхозе не было: некому было пахать — большинство трактористов ушли на фронт. «На броне», как тогда говорили, оставался лишь один бригадир Семен Устинович.

Нелегко приходилось нам с Зиной. Зерно в бричках стояло рядом с нашим агрегатом. Тут же паслись быки. Мы должны были сами засыпать семена. Потом впрягли быков, чтобы подвозить зерно ближе к сеялке. Агрегат был «слепой». Не было в МТС электролампочек, и фары без стекол стали ненужным украшением трактора. Спичек тоже не было. Запалив факел и подогрев коллектор (трактор в то время работал на неочищенном керосине), мы завели двигатель.

Резкий, с отсечкой, как бы утробный выхлоп работающего двигателя разбудил ночную тишину. Надо сказать, что в последующие за эти годы немало пришлось мне слышать работающих моторов различных машин, но «С-60» невозможно было спутать ни с каким другим. Что-то богатырское, уверенное чувствовалось в его «голосе».

Оранжевый язычок пламени, вырывавшийся из выхлопной трубы, подтвердил, что трактор ожил. В темноте, проверив на ощупь агрегаты, Зина встала на подножку сеялки. Агрегат медленно, на первой скорости двинулся вокруг поля. Двигатель работал на полную мощность.

Поле, кстати, самое большое в колхозе имени Чапаева, все с давних пор называли «у Гусинки». Сейчас на краю его построен один из лучших машинных дворов в Октябрьском районе. Здесь всегда было приятно работать. Норму, если агрегат действовал исправно, можно было выполнить сравнительно легко.

В ту памятную ночь нам везло. Ни одной помехи! После каждого круга — засыпка семян. И снова, и снова бороздил поле наш агрегат, вспахивая его и засеивая зерном землю-кормилицу. Знали мы, что от нашего труда зависит многое. Таких мощных по тому времени тракторов было в колхозе лишь два. Остальные — колесные с 30-сильными двигателями.

Бригадир не раз выходил из вагончика, чтобы проверить, работаем или нет. В случае остановки, в любую погоду, он всегда появлялся у агрегата, и помогал определить, какая произошла поломка и как ее ликвидировать. Та ночь прошла без «ЧП». Черная лента вспаханной земли все шире опоясывала поле. Мы с Зиной понимали, что значительно перекрыли норму. За эти часы мы как бы слились с агрегатом, и казалось, что он движется без нашего участия.

К утру, когда воздух посвежел, Зина часто на ходу забиралась на трактор, чтобы хоть немножко согреться от дышавшего жаром двигателя (кабин тогда не было). Проехав до поворота, она вновь возвращалась на свое место, включала автоматы плугов и сеялки, по работе двигателя определяя глубину вспашки, по расходу семян — качество сева.

На рассвете работать стало веселей. С Гусиного озера прилетели, истошно крича, грачи. Выше чаек в воздухе висели, вздрагивая, два серых коршуна.

За десять часов почти непрерывной работы мы покрылись серым слоем пыли. Лишь зубы и глаза видны на лице. Но как мы, два подростка, были горды и счастливы! Мы считали себя фронтовиками!

В конце смены учетчик объявил нам, что мы вспахали двадцать гектаров. Две нормы! По тем временам это было здорово.

В. Ланских, тракторист Чудиновской МТС в годы войны, Октябрьский район

Трактористка Паша. А. Торопов

Всю зиму девчат знакомили с премудростями техники. Учили их механизаторы, которых еще на фронт не взяли, как заводить мотор, какие нажимать педали, как пахать…

Трактор — гора железа. Огромные, с шипами, задние колеса. Страшно подойти, а еще страшнее — садиться за руль. Практику Паша проходила не на тракторе — поставили мотористом в ремонтную мастерскую. Не так страшно, но тот же двигатель от трактора, приводные ремни к токарным и другим обрабатывающим станкам. Каждое утро приходила она в мастерскую и заводила мотор.

— Главное, следи, чтобы не заглох и шкивы не слетели, — напутствовал ее токарь.

Следила как могла. А мотор старый: то свечи засорятся, то шкив слетит… Вот и возилась. Зато на пользу: каждую детальку в моторе изучила.

И вот наступила пора пахать и сеять. Впервые без опытных трактористов, без подсказки. Волнующее чувство: она сидит за рулем трактора! Сцепление, газ… И тронулась стальная махина. Оглянулась: за спиной тянется черная борозда, а на свежевспаханную землю с гортанным криком садятся птицы. Все длиннее и длиннее становится борозда — глубокая, бесконечная. В лицо бьет горячий ветер, пахнет травой, цветами и полем. Но почему же заглох мотор? Паша слезает с трактора, берет рукоятку. Тяжело крутить, не слушается двигатель слабых девичьих рук. Что-то хрустнуло. Это кусок материи оторвался от юбки, зацепившейся за рукоятку. На глазах слезы.

— Этого еще не хватало! — к трактору уже бежит заспанный сменщик, худенький паренек со светлым пушком на верхней губе. Свою смену он отработал ночью, а сейчас отсыпался прямо в поле и сквозь сон почувствовал, что в поле тихо стало.

— Заглох и не заводится, — беспомощно развела руками Паша.

— Сейчас посмотрим…

Он яростно крутил ручку, копался в моторе и снова крутил. Трактор, утробно урча, наконец-то завелся.

— Ну вот, и слезы ни к чему. Пойду досыпать…

Отпахались кое-как, отсеялись.

А осенью ушел на войну и сменщик…

Осенью 1943 года вызвал девушку директор МТС и сказал: «Ты хорошо работаешь, Паша, поэтому мы решили послать тебя на курсы механиков. Поедешь?» Конечно, она сразу согласилась.

Зимой училась, а весной ее направили на практику в колхоз «Маяк» Уйского района. Здесь прикрепили ее к трем тракторным бригадам, разбросанным в разных местах — в Высоком хуторе, в Захаровке и в Свободном. Между деревнями — по 10–12 километров. Паша ходила от одной бригады к другой. Где поможет трактор подремотировать, где посоветует, как лучше пахать.

Пришлось Паше и на комбайне поработать в колхозе «Путь к коммунизму». Приглянулся тут парень — Петр. И работник-то хороший, и собой пригож — высокий, широкоплечий. Поженились в феврале сорок пятого: несмотря на войну, жизнь продолжалась.

Работали вместе: он — на тракторе, она — штурвальной на прицепном комбайне. Крепко держала в руках большое, как на пароходе, колесо и зорко смотрела под жатку: не дай бог камень попадется — сломается комбайн.

— Заботливый такой, — кивает головой Прасковья Ивановна на мужа, сидящего, как и мы, за столом и внимательно слушавшего воспоминания жены. — И телогрейку-то свою отдавал, и сапоги свои заставлял одевать, чтоб не замерзала. Берег… Маленького ждали уже.

В ноябре Паша уже с трудом поднималась на комбайн, тогда ведь декретного отпуска не было — до самых родов работали. Вот и родила дочку чуть ли не на комбайне.

На этом закончилась Пашина «война» на трудовом фронте. А муж дальше пошел — заработал два ордена Ленина, получил звание заслуженного механизатора РСФСР. Но и труд Прасковьи Ивановны тоже отмечен наградами, хотя и не так щедро, как Петра Яковлевича.

А. Торопов